Пришла зима, и как-то вдруг все притворились художниками..., нет! Стали ими, да только никто об этом не знает. Почему не знает? Я размышлял по этому поводу, мне не сложно, не волнуйтесь. Человеку, которому не нужно топтать круг, не составляет особого труда думать о всякой великолепной чепухе, пускай за это никто даже не угостит сигаретой. Не угостит и ладно. Так же как прохожим плевать на мои рассуждения, так и мне безразличны похвалы. Однако, мне не плевать на ваше творчество.
Лечу след в след не касаясь земли, на всякий случай перебираю ногами, чтобы не вызывать подозрений. Специально не оставляю следов, я не вправе допустить такую страшную ошибку и случайно опошлить шедевр. Только вам позволено, ибо невинны в своём коллективном акте, как дети, а мне - нет. Моё прикосновение к полотну в любом случае будет осознанным, значит не чистым и это испортит всю картину.
Здраво подумать - так глупости. Ну что, в самом деле, такое? На чёрный асфальтовый грунт нанесен белый, насквозь промокший лист снега, в нем отпечатаны ваши вензеля - и всё.... Всё! А красиво. Несказанно красиво. И вкусно. В каждом вдохе запах чистоты. Той чистоты, которая обратила грязь в искусство. Вдох, м-м-м, - наслаждение. Я могу так дышать часами. Или днями. Не скажу что столетиями, вряд ли у меня в запасе столько восхищения, но долго, очень долго. Я так и делаю. Приветствую вас, господа художники, вы мне нравитесь!
Так можно писать только по чистейшему, прозрачнейшему вдохновению, когда разум не смущен ни малейшим всполохом дурного намерения, ни единой крохой пошлой меркантильности. Так можно писать только в полном неведении, что творишь, - как это делаете вы, даже не догадываясь, что вовлечены в фантастическую игру - печатанье рисунка по тонкому снегу.
Подошвы сапог, ботинок, туфель, кроссовок, кед, калош за одну ночь превратились в волшебные кисти, каждая со своим неповторимым почерком, непередаваемым стилем, каждая ведет свой неповторимый след. Собаки и кошки вам в помощь, они вплетают цветы, и птицы роняют ветки в загадочную вязь, гармоничную и манящую, как узоры на морозном стекле.
Знаете что? Я тут подумал... а ведь мне нет цены. Я ваш единственный ценитель, тот, что тихонько сидит на крыше, любуется полотнами и смеётся. Смеётся сухими, печальными слезами. Мне некому выразить восхищение. Спустись я сейчас на ваш уровень, останови хоть вон ту полную тётеньку с сумками, или вон того паренька в дутой куртке, и выскажи им свой восторг по поводу последнего шедевра, так сразу распознают кретина, признают сумасшедшим и лишь покрутят у виска. И то ваша правда и ваше право. Вы художники вам чинить суд на своим единственным почитателем.
Поэтому я тихо прячусь за трубой и любуюсь чуть тронувшимся от снега городом.
Я не хочу быть как вы. Жалко что вы не хотите того же. Мне это непонятно. Вот мне не нужно, чтобы все вдруг стали уродами и начали летать. Не летайте, кто-то должен создавать узоры на почве. Пускай мне этого не дано, но кто-то должен быть ценителем ваших художеств, иначе всё обессмысливается. Мы комплиментарны, понимаете?! По-моему, мы подходим друг-другу, по-вашему - не подходим. И вы, конечно, правы. Это святая правда неосознанных художников, абсолютная правда подавляющего большинства.
Господи, спасибо, что какой-то дурак придумал гравитацию! Я могу плыть над бесподобным черно-белым узором не разрушая его, и не пачкаясь от прикосновения к вашим божественным следам.