"Мы выбрали этот остров, потому что о нем давно ходили легенды. Будто побывавшие на нем - перерождаются. Или что-то в этом роде.
Весь островной мирок располагался в слиянии трех рек, за которыми шло широкое пустое водохранилище, открытое всем ветрам и оттого постоянно штормящее. Из-за отдаленности и отсутствия рейсовых маршрутов заезжали сюда редко, в основном рыбаки-любители или же какая-нибудь отчаянная семья, решившая отдохнуть от городских дел на дикой природе. Но далее прибрежной полосы они обычно не заходили, и яркие палатки их в окружении медленно тянущегося сизого дымка приятно, хотя и кратковременно оживляли дикий пейзаж.
Остров перемежался цветистыми опушками, напротив него распластался сплюснутый с двух сторон узкими каналами сосновый бор. Именно на нем довелось нам видеть утренние, еще в тумане, пробежки лосей. С северной стороны располагался Лысый Мыс - совершенно пустой, без единой растительности, покрытый слоем песка, камня и многочисленных пещер, результата размыва пород. Почти вплотную к нему, разделенный лишь узкой полоской воды, прилегал Заячий Угол, затем - Волчья Губа, названный так из-за странной раздвоенной формы, далее шел Пестун, Грибной След, Копыто Дьявола, Болотный Чад. Нет смысла описывать их - вся суть островов отображалась в названии. Всего их было около двух десятков.
Выгрузив провиант, катер отчалил, мы же, определив постоянной стоянкой место недалеко от реки, отправились на разведку. Остров был небольшой, в нескольких местах покрытый обманчивой ряской болота. Посередине его перерезал канал, делящий его на две неравные, как бы отдельные части. Впрочем, канал в ширину был не больше десяти саженей, так что считать отделенную часть вторым островом представлялось неправомочным. С северной стороны остров повышался, на нем рос уже смешанный, а местами чисто сосновый лес, с этой стороны расстояние до соседнего островка было наиболее большим, из-за постоянно дующего ветра поверхность воды раскатисто и темно бурлила. К югу картина выглядела иной. Прибрежная зона была похожа на маленькую уютную бухточку, защищенную от непогоды близким сосновым островом, тихим нешироким каналом, многочисленными ложбинками, природными навесами в виде огромных обнаженных корней деревьев и укрытиями. Этот остров мы выбрали еще и потому, что с него было удобно вести наблюдения и выезжать на то место, которое подлежало первейшему изучению - тонущий остров. Хотя, возможно, он вовсе и не тонул, а по какой-то причине вода вышла из грунтовых вод, затопив его поверхность. Лес, произраставший там, уже несколько лет стоял в воде. Причину этого нам и предстояло выяснить и по возможности найти способ ликвидировать.
Забравшись в самую гущу, наконец, выбрали подходящее место, на котором решили разбить временный запасной лагерь, на случай случившегося вдруг половодья или же бури. Наскоро разложили костер и после многочасовых неудачных попыток установить палатки, попросту расстелили их возле костра вместо подстилки. Мужская часть отправилась за хворостом, хотя, надо признаться, большей частью бесцельно бродила по лесу.
Прекрасный тишайший день клонился к закату. Золотисто отблескивали на фоне сиренево-палевого неба верхушки вековечных деревьев. Вяз, дуб, граб, ясень сплетали вверху многолистые ветви. Всю поверхность внутреннего канала оплетали кувшинки, кубышки, водокрасы с плавучими огромными овальными листьями в виде рисованных сердечек, мелкая разноцветная ряска, облепляющая каждое свободное пространство, меж нею местами проглядывал водный папоротник, иногда сквозь растительную толщу простреливали высокие тугие стебли стрелолиста. Узкой полоской вдоль самого канала мостились узколистый кожистый багульник, серебристая таволга, кое-где виднелись тугие стрелы осоки или камыша. Ближе к каналу почва становилась вязкой, неприятно податливой, так что подойти к воде было трудно.
Тревожное сосущее чувство, неожиданно разбуженное природой, росло и пухло в душе, рвясь наружу. Возникло кратковременное ощущение несогласованности, разлаженности, разъятости всего со всем, как будто все предметы были закинуты сюда случайно, бессвязно, совершенно несовместные не только друг с другом, но даже плоскостями своего существования. Как если бы в облаке, плывущем высоко в небе и никак несовместимого с землей, я увидел пробоину от ржавого гвоздя.
Первый тревожный звоночек прозвенел, когда из леса не вернулись двое. Их ждали сутки. Заблудиться на малом островке казалось невозможным. Потом Раечка обнаружила болото, и на нем - странные следы. Кто-то вспомнил, что постоянно слышал в лесу какой-то треск, шорох, словно кто-то двигался в нем, ломая ветки и судорожно храпя.
Тогда и вызрело решение перебраться, от греха подальше, на противоположный берег.
Мы наскоро собрали вещи. Чужов, развернув карту, изучал местность в районе ближайших островов.
- Есть какие-нибудь соображения? - поинтересовался я.
- Соображений много, толку нет, - хмуро отозвался Чужов, проставляя на карте какие-то кружки. Мы помолчали.
- Полагаешь, на острове в самом деле кто-то есть?
- Кто-то? Да тут животных куча, - Чужов рассмеялся и ткнул в испещренную значками карту. - Мы в зоне нестабильности. Возможно, она и действует на психологию. Тогда мы просто похожи на китов, добровольно выбрасывающихся на сушу.
- Не пори чепуху. Ты сам в это не веришь.
- Не верю. Но рассматриваю.
- Бесполезно уходить, - неожиданно подала голос Мамалыга, выгибая шею и болезненно взмахивая рукой. - От себя еще никому не удавалось...
Она стояла, чуть согнув одно колено и отставив в сторону ногу.
- Я лично остаюсь.
- Дело хозяйское.
- Просто не могу больше.
- Вполне возможно. Но это не такая страшная беда.
- Оставьте меня, - немного присев от напряжения, неожиданно зычно закричала Мамалыга. - Чужая я, чу-жа-я...
- Что с ней? - зашептались вокруг.
- Никто, ни один человек..., - продолжала бормотать Мамалыга, уже тише. - Я - тень. Это надо когда-то признать. Я живу не в пространстве, господа, я живу на плоскости, мой мир - однообразная прямая. Если бы я верила, я бы не простила создателю, я бы его не поняла.
Лицо Мамалыги во время монолога постепенно обретало землистый оттенок, она все медленнее крутила рукой, растягивая слова в какие-то невозможно длинные замедленные цепочки, пока, наконец, не рухнула вперед лицом, нелепо раскинув руки. Первые мгновения никто не двинулся с места. Это казалось невозможным. Первым опомнился Ступов. Он подбежал к лежавшей и, перевернув на спину, принялся массировать грудь.
- У нее что-то вроде грудной жабы, а, может быть, по сердечной части, - вспомнила Величко. - Такие приступы случались и раньше, хоть и редко, она говорила. Ей волноваться нельзя. И еще у нее таблетки были, пока отец присылал. А потом кончились.
- На ладан, значит, дышала, - сделал вывод Чужов.
- Кто-нибудь, дыхание! - крикнул Ступов.
Я подбежал и как мог, заработал ртом. Дыхание не восстанавливалось. Все казалось фантастическим.
- Похоже на астму, только странную, - пробормотал Ступов, не оставляя попыток.
- Тогда вполне хватило багульника, - подбил итог Чужов.
Я выпрямился и оглянулся. Солнце стояло в зените. Редкие, однако низкие тучи, налитые фиолетовой тяжестью, придвигались к земле, обещая дождь. Слегка парило, и тяжелый запах болотных растений разливался по воздуху, все более прибиваемому подходящими тучами к паркой лиственной земле.
Как ни странно, случившееся не вызвало паники, а, напротив, внесло временное успокоение, когда каждый, замкнувшись в себе, пытался примириться с ожидаемым и казавшимся всем почти неизбежным концом. Ступов нес Мамалыгу на руках, голова ее была беспомощно и расслабленно закинута назад, и в уголках раскрытого рта виднелись пенные сгустки. Мы старались подальше отойти от гибельного места, но теперь воздух всюду был тяжелым, едким. Связав хлипкий плот, несколько человек через канал перебрались на другой берег, за ними последовали остальные. Ступов вел плот туда и обратно и, по-видимому, серьезно взял бразды правления в свои руки.
- Земля не принимает нас, - произнесла Раечка, когда мы, наконец, выбрали место и, скинув поклажу, расположились кое-как, раздумывая над дальнейшими действиями.
- Еще одна версия, - хмыкнув, вяло отозвался Чужов.
Прислонившись к поваленному стволу, он, не мигая, смотрел в небо, в середине которого постепенно смыкались вызревшие чернью тучи.
- Я читала: нечто вроде разумного ландшафта, - продолжала предполагать Раечка. - Все объединяется, все биоценозы вооружаются против приятия чужого. Своеобразная форма защиты. Это же нетрудно. Усилить запах, увеличить ядовитость прежде безвредных растений и так далее.
- Умно, - похвалил ее Чужов, не отрывая от неба глаз. - Секция фантастов у нас работает по четвергам. Привези им что-нибудь на память от разумного острова, и, я думаю, они тебя примут.
- Как же ты тогда иначе объяснишь? - надула губы Раечка.
- Испугом, - ответила Величко. - Она всегда боялась жизни. Я говорила ей. Нельзя быть комнатным растением. Все равно когда-то пришлось бы. Ей просто не повезло. Мы все были готовы к испытаниям, а она - нет.
- Как просто, - поддел и ее Чужов. - Самоубийственный психоз? Кто следующий?
- Я не про то. Я про жизнь, к ней надо готовиться постепенно, а на нее сразу свалился кошмар.
- Мы не будем больше ничего выяснять, - прервал ее Ступов. - Мы просто переживем время до прихода катера. Нам хватит забот.
- Ладно. Пусть так.
- Тогда я разожгу костер, а вы чего-нибудь состряпайте. Это первое. Во-вторых, надо чем-то обезопасить себя на ночь, оградить пространство. И, в-третьих, поставить палатки.
- План ясен, а чем ограждать?
- Можно по кругу разложить костры, и еще соорудить заграждения из веток.
- Сильно поможет, - буркнул Чужов.
- Поможет, если сделать, как надо, - уверенно возразил Ступов, более для поддержания духа, нежели действительно веря сказанному.
Тем не менее, принялись за работу. Наломали веток, притащили хвороста, расчистили пространство под палатки. Когда созданная полянка окуталась струями сизого дыма, исходящими от зажженного костра, зарядил дождь. Он был несильным, легко сдерживаемым ярусами веток, так что до нас доставали только отдельные капли. Однако же к ночи грозил усилиться. Когда все было готово, мы сели на обрубки принесенных пней, готовясь вкусить сочиненную Величко и Раечкой трапезу. Нашим взорам был явлен суп из консервов, запеченный картофель с воткнутыми в него палочками, банка тушенки, огурцы и салат, приготовленный из разных местных трав с приправами. На десерт шли ранние ягоды, неожиданно и весьма кстати найденные Величко в лесу.
- А вдруг злоумышленник среди нас? - с яростью жуя салат, вновь повела Деденко.
- Тебе же сказали: хватит, - обрубила ее Величко.
- А я в рядовые не записывалась, - разом вспылила Деденко.
- Что ж, так и будем?
- А как иначе?
- Тогда лучше я расскажу, - предложила Величко. - По радио ничего нет, а так скучно.
- Рассказывай, - разрешил Ступов, усаживаясь поближе и упирая подбородок в сдвинутые колени.
- Это сказка, - предупредила Величко, кокетливо подмигивая Ступову. - Но со смыслом. Однажды жил-был некий султан. И была у него дочь, которая никак не могла никого полюбить. Шли годы, султан объявлял ежегодные состязания за обладание сердцем гордой красавицы, ставкой в которых была жизнь - в том случае, если визирь влюблялся сам, но ответной любви не добивался. В случае же, если оба оставались холодны, если и дочь не могла разжечь в визире любовь, она обязана была провести с ним ночь. Поэтому задача у обоих была одинаковой: самим оставаясь холодными, разжечь любовь в другом. Поклонники стекались, но никто не мог завоевать любовь неприступной женщины. Они оставляли ей сердца, которые она складывала в специальный стеклянный сосуд, опущенный в глубокую ледяную трещину, а тела сбрасывали в бездонный колодец, и никто не знал, что происходит с ними дальше. Наконец красавица заметила, что молодость ее начинает меркнуть, а того, в кого она могла бы влюбиться, все нет. Уже и морщинки залегли возле глаз, и румянец начал тускнеть, и тогда дочь султана велела позвать к себе проезжавшую через страну известную ворожею. Ворожея была старой и совсем черной. Она нагадала, что влюбиться ей суждено только через пятьдесят лет в одного молодого заезжего музыканта, которого вместе с иными пригласят ублажать слух султанской дочери на церемонии ее семидесятилетия. Это будет великолепный праздник, сказала ворожея, на голове султанши будет ослепительный царский убор, а на лице - маска юной девушки, сделанная из бычьего пузыря. Музыкант ничем не примечателен, глаза его будут янтарного цвета, а волосы пепельно-русые, но дочь султана потеряет от него рассудок. "Ты захочешь оставить его у себя, - ворковала ворожея, прикрыв глаза, - ты предложишь ему хорошее место, и он останется, но тебе будет стыдно появляться перед ним в своем истинном виде, и ты будешь разговаривать с ним только через шторку. Вот эта шторка, - ворожея вынула из-за пазухи кусок шелка и протянула дочери султана. - Возьми". Ворожею отпустили, а подаренный кусок шелка дочь сожгла.
И тогда султан велел лучшим умам двора придумать средство, которое бы на нужный срок остановило для его дочери время, чтобы она могла дождаться и вкусить сладость счастья с нагаданным ей суженным. Мудрецы думали долго и наконец смогли с помощью сложных расчетов построить капсулу, в которой топология пространства становилась независимой от времени, то есть в которой в принципе не могли происходить никакие изменения. Красавицу поместили в эту капсулу, а капсулу спрятали в башне. Поскольку времени в капсуле не существовало, не надо было заботиться ни о еде, ни о питье, и само ее ожидание там, хоть бы она просидела в капсуле тысячу лет, было всего лишь мигом. Осталась только проблема охраны. Надо было придумать такой способ, чтобы и после смерти султана капсула оставалась в неприкосновенности, а была бы вскрыта только после того, как во дворе объявится предсказанный музыкант. Охранниками капсулы должны были быть люди, не поддающиеся никаким соблазнам и могущие существовать только вблизи капсулы. Только это обеспечило бы полную надежность затеи.
Султан думал долго. Он перемещал капсулу из одного места в другое, ибо каждое пристанище казалось ему недостаточно надежным. У него было много врагов и куча наследников. Но дочь была одна. Чтобы ввести в заблуждение придворных, он велел изготовить множество капсул-двойников и растыкал их по всей стране. Настоящую же капсулу в конце концов отвез в безводную пустыню и спрятал среди камней и песков. Мудрецы султана при транспортировке ее обнаружили, что вблизи капсулы время изменяется, оно течет медленнее, с большим запаздыванием. И, значит, люди, живущие возле нее, могли бы жить долго, может быть, бесконечно, но при условии отсутствия иных страстей. И тогда султан вспомнил о лишенных сердец поклонниках. Вернее, об образе, подсказанном самой дочерью. Он велел собрать отряд молодых сильных воинов, отвезти в пустыню и вырвать сердца. Они умерли для мира, но возле капсулы продолжали существовать, ибо процесс их умирания растянулся на века.
Никто не знал об истинном местоположении капсулы, султан умер, и умерли его дети, и внуки, и правнуки. Многие авантюристы не раз делали попытки отыскать истинную капсулу, они отправлялись в рискованные путешествия, но каждый раз след приводил их лишь к очередной капсуле-двойнику, где они обретали смерть. Капсула вечной жизни оставалась недоступной. Ее охраняли лишенные сердец вечно-умирающие воины. В ней таилась красавица, ожидающая своего пробуждения для великой всепоглощающей любви. Возможно, то была уже вовсе и не красавица. Возможно, она давно переродилась в монстра, никто не знал. Воины по-прежнему охраняли ее, ибо не могли умереть. Хотя не исключено, что султан сам перепутал капсулу, и они охраняли пустоту.
- Я бы не стал искать, - покачал головой Ступов.
- Почему? Струсил?
- Кому нужна какая-то старая принцесса, пусть и перескочившая через время? Может быть, ищут драгоценности, тогда другое дело. Но главное в ином: когда рядом с тобой сидит такая прекрасная рассказчица и, полагаю, девушка, никакие принцессы уже не нужны, - Ступов склонился к Величко и, взяв ее руку, слегка коснулся губами шершавой ладони. - И другие не менее прекрасные девушки, - добавил, оглядываясь на остальных.
- Однако ты и льстец, - укоризненно заметила та.
- Нисколько. Лесть - это обман, выражение кажущегося восхищения, которого на самом деле нет. Мне же все нравятся, я всех хочу, и это искренно. Ничего в этом плохого нет.
- Следовало несколько раньше распространить свое желание и на несчастную Мамалыгу, - резко вмешалась почему-то раздраженная рассказом подруги Хвостова, - именно отсутствие такового, кажется, ее окончательно и доконало.
- Она была неплохой. Жаль, конечно, - покачал головой Ступов. - Если б я хоть немного догадался, я бы, конечно, уделил ей внимание. Без ограничения. Жалость к женщине - дело святое. Всякую женщину, которая просит, любой мужчина обязан...
- Философия потребителя, - пренебрежительно отчеканила Раечка.
- У-дов-лет-во-рить, - по слогам докончил Ступов.
- У тебя это вышло, как "удавить".
- Кажется, ты сейчас собираешься воспользоваться древним правом, подруга? - тонко подметила Величко.
- Не выйдет, - тотчас отвел подозрение Ступов.
- А как же обязанность всех мужчин? - поддела и его рассказчица.
- Так ведь я - человек необязательный. Я говорил в идеале.
- Бедная Мамалыга, - вздохнула Раечка.
* * *
Кто-то огромный, не увидеть, ходил по острову, задевая макушки сосен, сбивая жесткую тонколистую хвою. В темноте, казалось, было слышно его дыхание, отдающее болотной нездоровой гнилью, багульником, вязким илистым мхом, покрывающим снизу стволы деревьев.
- Ветер, - убежденно, даже заинтересованно внушал Чужов на каждый новый, производимый во тьме шорох.
- Ветер, - подтверждала Деденко, обхватив ладонями колени и сжавшись в почти круглый, правильной формы шар. Она верила в самогипноз.
Спать опасались. Дождь то усиливался, нагружая тяжестью ветки, силясь проломить ажурную лиственную завесу, то ослабевал, вселяя надежду на прояснение. Однако к ночи тучи совсем прилипли к земле, прогремел первый сигнал битвы, и разразилась гроза, от которой пришлось укрыться в палатках. Под напором воды костры дымили, грозя потухнуть окончательно, однако, пользуясь мимолетными передышками, вновь возгорались; пахло свежезарезанным кисло-сладким арбузом. В блеске молний, пронзавших воздух острыми копьями, мне показалось, что я наконец увидел исполина. Облик его был жуток. Лицо совершенно не животное, не человеческое, впереди - какой-то длинный хоботообразный отросток, делающий его похожим на огромное хищное насекомое. Я замер, не в силах исторгнуть ни звука, боясь обратить на себя внимание чудовища и в то же время спугнуть его. Роговые пластинки, прикрывающие рот, или ротовое отверстие, раздвинулись, обнажив огромную, по размерам намного превосходящую лицо (или же пасть) яму рта, и оттуда раздался зычный, невозможной мощи рык. Вскочив, я ринулся из палатки, огромное животное, ибо я почему-то не сомневался в том, что это именно неразумная, однако же чрезвычайно зловредная тварь, кинулось навстречу. Я ощутил на своих плечах холодную склизкую лапу, услышал крики и два выстрела сбоку, и в следующий миг увидел над собой встревоженное лицо Чужова.
- Так это ты? - бессмысленно вскричал я, пытаясь вырваться.
- Что-то привиделось? - удостоверившись в моем нормальном самочувствии, позволил усмехнуться Чужов.
Я увидел себя полулежащим в палатке, Деденко, сидя на корточках, давала волю потревоженному воображению.
- Господа, - призвала она в конце провозглашенной тирады к благоразумию, - давайте даже во сне держать себя в руках. Если каждый начнет бог весть что воображать, мы все закончим в психушке.
Удостоверившись в иллюзорной природе явления, вызванного неожиданным, но вполне обычным погружением в сон, я успокоился. Между тем, как стало ясно чуть позже, причиной подобных видений, не оставлявших меня (да и многих) до самого утра, был вовсе не сон, а мозговая горячка, вызванная различными исключительными обстоятельствами (общим переохлаждением, утомлением, нервной возбудимостью), но своим истоком имевшая, по-видимому, какие-то растительные флюиды. К утру каждый из нас плохо понимал происходящее и был начисто лишен возможности отличить реальность от мелькавших в голове туманных и фантастических образов. Я видел непривычно вытянутые вперед, рылообразные лица, цепочки нанизанных на длинные переносицы глаз, вереницу запутанных темных коридоров, обрывающихся в бездны, по которым я напрасно бродил в поисках выхода. Хуже всего было то, что реальность постоянно менялась, только найденные было ориентиры исчезали, топология коридоров перестраивалась..."
Из сообщения службы МЧС:
"15 июля поступило сообщение от выехавшей на природу группы (в район днепровских островов) о неожиданном исчезновении двоих ребят (Баринова и Аланова) и гибели девушки (Мамалыги). Состав группы - 9 человек: С. Чужов, руководитель; девушки, младшие научные сотрудницы - К. Величко, С. Мамалыга, Р. Ус, В. Деденко; мужчины - А. Ступов, Б. Баринов, А. Аланов, М. Гром. Сигнал был зарегистрирован связным Федищенко. Больше сообщений не появилось. На связь с группой выйти не удалось. Через день в район была выслана группа спасателей. В результате поисков на о.Быстрец были обнаружены вещи, которые были опознаны родственниками пропавших (кроме двоих пропавших в самом начале). Куда делись сами тела, определить не удалось. На вещах отсутствовали какие-либо следы борьбы и порчи. В одной из рубашек была найдена записная книжка... Все вещдоки переданы в следственные органы".