Романец Андрей Владимирович : другие произведения.

Интервью с безумным Гамлетом

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   Интервью с безумным Гамлетом или Грани Существования.
  
   Введение.
  
   Литература как известно есть зеркало жизни. Одна из интерпретаций этой
   сентенции состоит в том, что меняется жизнь (бытие) - меняется и литература.
   Утверждение несомненно верное, однако пользуясь диалектикой, мы можем
   его развить. Именно, то, что в литературе остается неизменным со временем, вероятно и составляет суть жизни (бытия).
   В настоящей работе сделана попытка выявить такого рода "инварианты" на основе аналитического сравнения текстов разных авторов, относящихся к различным эпохам и литературным направлениям. Для удобства восприятия изложение ведется в форме диалога-обсуждения между автором и его собеседником.
  
   О методе анализа.
  
   Говорят, что компьютер может научиться распознавать авторство текста, например отличить Пушкина от Некрасова. Процедура эта длительная и сложная, она требует не только создания изощренного математического алгоритма, но и научения его (компьютера) большому числу текстов разных авторов посредством введения этих текстов в память машины в специальной (компьютеризированной) форме.
   Я верю, что человек неизмеримо совершеннее компьютера. И мы, люди, можем сравнивать между собой тексты разных авторов, не столько с тем, чтобы утвердить различия между ними, но с тем, чтобы выявить то общее, что пронизывает их все.
   Разумеется, индивидуальное мнение субъективно. Отдельно взятый кусок авторского текста может подтвердить любую идею. Более глубокий и беспристрастный анализ невозможен без всестороннего обзора авторского творчества. Создатель настоящей работы не может претендовать на достаточный уровень знаний такого рода. Однако он рискнул сделать шаг в таком направлении, готовый к критическому разбору и полемической дискуссии.
  
   Интервью с безумным Гамлетом.
  
   Я клевал носом в блокнот для записи важных высказываний и на словах Дэнниса
   "У меня степень по физике, почему я должен заниматься сваркой двери реактора?"
   окончательно заснул.
  
   Я оказался на крутом морском берегу. Шум внизу извещал об извечной борьбе волны и скал. Ветер пас в небе облака, море было раскрашено буро-серо - зелено-синим.
  
   Невысокий пухлый человек в черном, расшитом серебром камзоле стоял на самом краю обрыва и смотрел вдаль.
  
   Затем он повернулся ко мне и сказал:
  
   - Я - Гамлет, принц датский. Изволите ли спросить, безумен я или нет?
  -- Что Вы, принц, я готов придумать вопросы более интересные.
  -- Так Вы от Лондонского Театрального общества? Я давно Вас ждал, и пришли Вы кажется вовремя. Видите ли, Лаэрт и король уже в пути, и времени остается совсем немного. Извольте начать спрашивать, и я буду Вам отвечать по мере моего ума, или вернее сказать, безумия.
  
   Тема первая. Отец.
  
  -- Скажите, принц, справедливо ли то мнение, что природа вашего безумия и вашей мрачности имеет причины иные, нежели тайна, открытая Вам Призраком вашего покойного родителя?
  -- Разумеется Вы правы, судите сами, еще до встречи с Призраком я произнес:
  
   "О, если б этот плотный сгусток мяса
   Растаял, сгинул, изошел росой!
   Иль если бы предвечный не уставил
   Запрет самоубийству! Боже! Боже!
   Каким докучным, тусклым и ненужным
   Мне кажется все, что ни есть на свете!
   О, мерзость! Это буйный сад, плодящий
   Одно лишь семя; дикое и злое
   В нем властвует. До этого дойти!
   Два месяца, как умер! Меньше даже.
   Такой достойнейший король! Сравнить их
   Феб и сатир. Он мать мою так нежил,
   Что ветрам неба не дал бы коснуться
   Ее лица. О небо и земля!
   Мне ль вспоминать? Она к нему тянулась,
   Как если б голод только возрастал
   От насыщения. А через месяц -
   Не думать бы об этом! Бренность, ты
   Зовешься: женщина! - и башмаков
   Не износив, в которых шла за гробом,
   Как Ниобея, вся в слезах, она -
   О боже, зверь, лишенный разуменья,
   Скучал бы дольше! - замужем за дядей,
   Который на отца похож не боле,
   Чем я на Геркулеса. Через месяц!
   Еще и соль ее бесчестных слез
   На покрасневших веках не исчезла,
   Как вышла замуж. Гнусная поспешность -
   Так броситься на одр кровосмешенья!
   Нет и не может в этом быть добра. -
   Но смолкни, сердце, скован мой язык!"(27)
  
   Однако ж смерть отца уже присутствует тут главным мотивом. Но нет, она лишь повод, последняя капля, переполнившая чашу сознания.
   - Хотите ли Вы сказать, принц, что краски мира померкли для Вас еще до всех этих событий?
   - Что мир, и что все его краски? Жизнь сера и безрадостна, а в конце всех нас ждет смерть! Но пока был жив мой отец, что-то оставалось для меня - некий смысл. Сказать по правде, мне он не уделял много внимания - его все время занимали государственные дела. И все же он был для меня как могучий непоколебимый утес посреди бурного моря. Увы, с его смертью все, кажется, рассеялось в прах, и лишь отчаяние и никчемность расцвели бурным цветом на пустыре жизни.
   Поверьте мне, мой друг, человек счастлив до тех пор, пока живы его родители. Нежная и любящая мать сотрет любую слезу с глаз ребенка. А отец... Отец - это центр всего мира. Никакие бури не могут его поколебать. Он будет тебе маяком в штормах ранней юности. Он даст тебе опору в разочарованиях молодости. И в первую пору зрелости, когда ты поймешь, что в мире есть смерть, а жизнь, вероятно, бессмысленна, ты посмотришь на твоего отца, который старше тебя, пережил несомненно и не такие сомнения, но все еще спокойно и мудро взирает на мир. И живет. Будешь жить и ты. А потом создашь свое потомство. И будешь отцом для своих детей. Таков цикл жизни. И он для человека - верная дорога.
   Одиссей - сын Лаэрта - отец Телемаха .
  
   "Вовсе не бог я. Зачем меня хочешь равнять ты с богами?
   Я твой отец, за которого ты в воздыханиях тяжких
   Муки несешь, подчиняясь насильям людей обнаглевших".
   Сына он стал целовать. Покатились со щек его слезы
   На землю. Он их упорно все время удерживал раньше.
   Но Телемах не поверил, что это отец его. Снова
   Он Одиссею в ответ слова окрыленные молвил:
   "Не Одиссей ты, о нет, не отец мой! Меня обольщает
   Бог какой-то, чтоб после я больше скорбел и крушился.
   Смертному мужу никак не возможно все это проделать
   Собственным разумом! Бог лишь один, появившись пред смертным,
   Может сделать себя молодым или старым, как хочет.
   Только что здесь ты сидел стариком в неопрятных лохмотьях,
   Нынче ж похож на богов, владеющих небом широким!"
   Так Телемаху в ответ сказал Одиссей многоумный:
   "Не подобало б тебе, Телемах, раз отец пред тобою,
   Больно много дивиться и в сердце своем сомневаться.
   К вам Одиссея сюда никакого другого не будет:
   Это сам я таким - исстрадавшийся, много блуждавший -
   В землю родную сюда на десятом году возвращаюсь.
   А превращенье мое - Афины-добычницы дело.
   Было на это желанье ее. Ведь все она может.
   То меня сделала вдруг похожим на нищего, то вдруг
   На молодого и крепкого мужа в прекрасной одежде.
   Очень легко для богов, владеющих небом широким,
   Сделать смертного видным иль сделать его безобразным".
   Так произнес он и сел. Телемах, заливаясь слезами,
   Сердцем печалясь, отца обнимать благородного начал.
   И у обоих у них поднялося желание плакать.
   Плакали громко они, еще непрерывней, чем птица,
   Коршун иль кривокогтый орел, из гнезда у которых
   Взяли крестьяне птенцов, не успевших еще опериться.
   Так же жалостно слезы струились из глаз у обоих."(9)
  
  -- То-то, друг мой принц, Вы призывали прекрасную Офелию уйти в монастырь.
  
   "Уйди в монастырь; к чему тебе плодить грешников? Сам я скорее честен; и все же я мог бы обвинить себя в таких вещах, что лучше бы моя мать не родила меня на свет; я очень горд, мстителен, честолюбив; к моим услугам столько прегрешений, что мне не хватает мыслей, чтобы о них подумать, воображения, чтобы придать им облик, и времени, чтобы их совершить. К чему таким молодцам, как я, пресмыкаться между небом и землей? Все мы - отпетые плуты, никому из нас не верь. Ступай в монастырь. Где ваш отец?
   Офелия
   Дома, принц.
   Гамлет
   Пусть за ним запирают двери, чтобы он разыгрывал дурака только у себя.
   Прощайте." (27)
  
  -- Что взять с меня, я безумен.
  -- Сейчас или тогда?
   - "Я безумен только при норд-норд-весте; когда ветер с юга, я отличаю сокола от цапли." (27)
  
  -- Итак, мы с Вами достоверно установили, что отец для человека - это твердь в океане хаоса Бытия.
  -- Да, такими уж мы созданы.
  -- Но что Вы можете сказать про тех людей, у кого отцов не было?
  -- Возможно ли такое?
  -- Извольте.
   "Что касается меня, я знал своего отца около шести лет, но я ничего не помню. Мой отец заводил новую семью в новом городе каждые шесть лет. Это было похоже не столько на семью, сколько на демократические выборы.
   То, что ты видишь в бойцовском клубе - это поколение мужчин, взращенных женщинами."(20)
  -- Ужасающе. Ничто не может оградить их от Вселенского Хаоса. С малых лет они познают сумасбродство окружающего нас мира, и нет им защиты.
  -- Вы правы, они превращаются в настоящих психов.
   "Три недели и ни минуты сна. Три недели без сна и жизнь превращается в опыт "выхода из тела". Мой врач говорит: "Бессонница - это только симптом чего-то большего. Найди, что на самом деле не так. Слушайся своего тела." (20)
   "Мой врач сказал мне жевать корень Валерианы и побольше заниматься. Возможно, мне удавалось уснуть.
   Синяки под глазами, мое лицо, увядающее, как старый фрукт - вы бы решили, что я уже мертв."(20)
   - Друг мой, возможно, чтобы постичь нечто, надо стать безумным с неизбежностью. А для начала хотя бы, как вы изволили выразиться, психом. И ты увидишь стены темницы, в которую заключен.
  
  
   Тема вторая. Тюрьма.
  
   "В тюрьму, принц?
   Гамлет
   Дания - тюрьма.
   Розенкранц
  
   Тогда весь мир - тюрьма.
   Гамлет
   И превосходная: со множеством затворов, темниц и подземелий, причем Дания - одна из худших.
   Розенкранц
   Мы этого не думаем, принц.
   Гамлет
   Ну, так для вас это не так; ибо нет ничего ни хорошего, ни плохого; это размышление делает все таковым; для меня она - тюрьма.
   Розенкранц
   Ну, так это ваше честолюбие делает ее тюрьмою: она слишком тесна для вашего духа.
   Гамлет
   О боже, я бы мог замкнуться в ореховой скорлупе и считать себя царем бесконечного пространства, если бы мне не снились дурные сны.
   Гильденстерн
   А эти сны и суть честолюбие; ибо самая сущность честолюбца всего лишь тень сна.
   Гамлет
   И самый сон всего лишь тень.
   Розенкранц
   Верно, и я считаю честолюбие по-своему таким воздушным и легким, что оно не более нежели тень тени.
   Гамлет
   Тогда наши нищие суть тела, а наши монархи и напыщенные герои суть тени нищих. Не пойти ли нам ко двору? Потому что, честное слово, я не в силах рассуждать." (27)
  -- Вы, принц, утверждаете, что весь мир - тюрьма. Но при этом признаете сами, что таковым ее делает ваше воображение. И ваше честолюбие. Честолюбие быть может в ином, высшем смысле. Вы не хотите смириться с тем, чтобы быть обычным человеком. Обычным датским принцем, а затем и датским королем. В конечном счете, устранение вашего дяди - вопрос технический...
  -- Не имеет никакого значения, друг мой, хочу я быть обычным или не обычным. В известном смысле все люди равны между собой, вовлеченные в круговорот мирозданья.
  
   "Да что ж, если он не сгнил раньше смерти - ведь нынче много таких гнилых покойников, которые и похороны едва выдерживают, - так он вам протянет лет восемь, а то и девять лет; кожевник, тот вам протянет девять лет.
   Гамлет
   Почему же он дольше остальных?
   Первый могильщик
   Да шкура у него, сударь, от ремесла такая дубленая, что долго не пропускает воду; а вода, сударь, великий разрушитель для такого собачьего мертвеца." (27)
  
   "Увы, бедный Йорик! Я знал его, Горацио;
   человек бесконечно остроумный, чудеснейший выдумщик; он тысячу раз носил меня на спине; а теперь - как отвратительно мне это себе представить! У меня к горлу подступает при одной мысли. Здесь были эти губы, которые я целовал сам не знаю сколько раз. - Где теперь твои шутки? Твои дурачества? Твои песни? Твои вспышки веселья, от которых всякий раз хохотал весь стол? Ничего не осталось, чтобы подтрунить над собственной ужимкой? Совсем отвисла челюсть? Ступай теперь в комнату к какой-нибудь даме и скажи ей, что, хотя бы она накрасилась на целый дюйм, она все равно кончит таким лицом; посмеши ее этим."(27)
  
   "На какую низменную потребу можем мы пойти, Горацио! Почему бы воображению не проследить благородный прах Александра, пока оно не найдет его затыкающим бочечную дыру?
   Горацио
   Рассматривать так - значило бы рассматривать слишком пристально.
   Гамлет
   Нет, право же, ничуть; это значило бы следовать за ним с должной скромностью и притом руководясь вероятностью; например, так: Александр умер, Александра похоронили, Александр превращается в прах; прах есть земля; из земли делают глину, и почему этой глиной, в которую он обратился, не могут заткнуть пивную бочку?
  
   Державный Цезарь, обращенный в тлен,
   Пошел, быть может, на обмазку стен.
   Персть, целый мир страшившая вокруг,
   Платает щели против зимних вьюг!"(27)
  
  -- Вот что происходит с человеком, как только он умер. Пока же он жив - он волен идти куда угодно. Но нет различия - везде одно и то же.
  -- Позвольте, я готов предположить, что Дания может надоесть своим однооборазием, но ведь есть же еще Париж, Лондон. Хорошо, Вы бывали и там. Но бывали в качестве принца. Можно избрать для себя и другой опыт. Мир столь разнообразен, столь безграничен...
  -- Мой друг, перемещения тела разнообразны. По своей или чужой воле, Вы можете обнаружить свое тело в различных местах и положениях. Но истинные движения происходят в душе. Внешние перемены при всем своем разнообразии отражаются там единообразно. И очень скоро душа ваша начинает различать неразличимость того, что происходит и находится вокруг Вас. И в какой-то момент, когда душа ваша не может увидеть ничего нового, Вы осознаете, что Вы - в тюрьме. Вы в тюрьме потому, что душа ваша не может увидеть уже ничего нового.
  -- Ужасно, но что следует за этим?
  -- О, каждый ведет себя по разному. Есть люди, я называю их дуракми, однако возможно они счастливцы. Они и близко не подходят к стенам. И гонят от себя саму эту мысль. С головой уходят в водоворот жизни, заводят семью, растят детей, строят города, занимаются политикой, изнуряют себя удовольствиями, рассуждают обо всем цинично, ставят воздержание от излишеств главной добродетелью, пьют вино безо всякой меры. Если бы их не было, то думаю, сам род человеческий давно бы прекратил свое существование.
   " Офелия
   О, помоги ему, всеблагое небо!
   Гамлет
   Если ты выйдешь замуж, то вот какое проклятие я тебе дам в приданое: будь ты целомудренна, как лед, чиста, как снег, ты не избегнешь клеветы. Уходи в монастырь; прощай. Или, если уж ты непременно хочешь замуж, выходи замуж за дурака; потому что умные люди хорошо знают, каких чудовищ вы из них делаете. В монастырь - и поскорее. Прощай." (27)
  
  -- Какова же иная категория людей?
  -- Другие, будучи от природы наделены известными способностями, довольно быстро достигают стен темницы, но их слабый дух не в силах дать им тут поддержку. И они как бы тоже сходят с ума, хотя безумие их отлично от моего. Они начинают скрести ногтями стену, рассматривать ее мелкие детали.
  
   "Со мной что-то случилось, сомнений больше нет. Эта штука выявилась как болезнь, а не так, как выявляется нечто бесспорное, очевидное. Она проникла в меня исподтишка, капля по капле: мне было как-то не по себе, как-то неуютно - вот и все. А угнездившись во мне, она затаилась, присмирела, и мне удалось убедить себя, что ничего у меня нет, что тревога ложная. И вот теперь это расцвело пышным цветом.<...>
   <...> Могу сказать только, что ни в том, ни в другом случае не было того, что обыкновенно называют "событием". В субботу мальчишки бросали в море гальку - "пекли блины", - мне захотелось тоже по их примеру бросить гальку в море. И вдруг я замер, выронил камень и ушел. Вид у меня, наверно, был странный, потому что мальчишки смеялись мне вслед.
   Такова сторона внешняя. То, что произошло во мне самом, четких следов не оставило. Я увидел нечто, от чего мне стало противно, но теперь я уже не знаю, смотрел ли я на море или на камень."(23)
  
   - Их ощущение мира и себя в мире претерпевает изменения. И это неудивительно: ты думал, что ты свободен, на самом же деле ты в тюрьме.
  
   "Например, что-то новое появилось в моих руках - в том, как я, скажем, беру трубку или держу вилку. А может, кто его знает, сама вилка теперь как-то иначе дается в руки. Вот недавно я собирался войти в свой номер и вдруг замер - я почувствовал в руке холодный предмет, он приковал мое внимание какой-то своей необычностью, что ли. Я разжал руку, посмотрел - я держал всего-навсего дверную ручку." (23)
  
  -- Да, друг мой принц, Вы склонны связывать такого рода изменения с осознанием темницы. Но мне доказательства ваши представляются не вполне убедительными.
  -- Извольте, доказательств хоть отбавляй.
  
   "Это было трудно найти.
   Геликон. Что именно?
   Калигула. То, что я хотел.
   Геликон. Что же ты хотел?
   Калигула(так же просто). Луну.
   Геликон. Что?
   Калигула. Я хотел луну.
   Геликон. А.
  
   Молчание. Геликон подходит к Калигуле.
  
   Зачем она тебе?
   Калигула. Зачем? Это одна из тех вещей, которых у меня нет.
   Геликон. Само собой. А теперь что ж - все в порядке?
   Калигула. Нет. Я не смог овладеть ею.
   Геликон. Это печально.
   Калигула. Да, и именно из-за этого я так устал.
  
   Пауза.
  
   Калигула. Геликон!
   Геликон. Да, Кай.
   Калигула. Ты думаешь, что я сумасшедший.
   Геликон. Ты же знаешь, я никогда не думаю. Для этого я слишком умен.
   Калигула. Да. И все же. Но я не сумасшедший, более того, я никогда не был так разумен, как сейчас. Просто я вдруг почувствовал потребность в невозможном. (Пауза.) Вещи, такие, как они есть, не устраивают меня.
   Геликон. Это довольно распространенная точка зрения.
   Калигула. Верно. Но я не знал этого раньше. Теперь знаю. (Так же просто.) Этот мир, такой, как он есть, невыносим. Следовательно, мне нужна луна, или счастье, или бессмертие, что угодно, пусть даже безумие - но не от мира сего."(11)
  
   - И они принимаются все это рассматривать в подробностях, да потом еще и описывают плоды своих изысканий. Сколько листов бумаги употребил господин Хайдегер на описание "чашечности чаши"!
  
   "Пожалуй, лучше всего делать записи изо дня в день. Вести дневник, чтобы докопаться до сути. Не упускать оттенков, мелких фактов, даже если кажется, что они несущественны, и, главное, привести их в систему. Описывать, как я вижу этот стол, улицу, людей, мой кисет, потому что ЭТО-ТО и изменилось."(23)
  
   "Я поскоблил каблуком черный коготь: мне хотелось слегка его ободрать. Просто так, из вызова, чтобы на дубленой коже появилась абсурдная розоватость ссадины, чтобы ПОИГРАТЬ с абсурдностью мира. Но, убрав ногу, я увидел, что кора осталась черной.
   Черной? Я почувствовал, как слово выдыхается, как оно стремительно теряет смысл. Черный? Корень НЕ был черным, не чернота была на этом куске дерева, на нем было... было что-то другое. Черное, так же как круг, не существовало." (23)
  
  
  -- Но, быть может, мы имеем здесь дело с неким потрясающим откровением?
  -- Несомненно, хотя откровение это не приносит радости. Будучи изначально уверенным, по меньшей мере, в свободе своего духа, человек вдруг понимает, что дух то его как раз и заточен.
  
   "Какая гнусность! Какая гнусность!" - закричал я и встряхнулся, стараясь освободиться от этой липучей гнусности, но справиться с ней было нелегко, ее было слишком много, тонны и тонны существований, без конца и края, и я задыхался в глубине этой неохватной тоски." (23)
  
  -- Глубокие истоки этой драмы состоят в том, что человек привык размышлять о себе, как о центре Вселенной. Все для него в этом мире! Он рожден, чтобы жить! Он живет прежде всего сам по себе, сам для себя, он сам - своя главнейшая ценность! Он - хозяин мирозданья!
  -- Это то, что мы можем назвать эгоцентризмом...
  -- Слово мне незнакомо, но с точки зрения языкознания я могу разобрать его смысл, и, пожалуй, Вы правы. Так вот, человек был в центре Вселенной, теперь же он оказался между многочисленными и не имеющими к нему отношения вещами, само существование которых необъяснимо.
  
   "Как правило, существование прячется от глаз. Оно тут, оно вокруг нас, в нас, оно МЫ САМИ, нельзя произнести двух слов, не говоря о нем, но прикоснуться к нему нельзя. Когда я считал, что думаю о нем, пожалуй, я не думал ни о чем, голова моя была пуста, а может, в ней было всего одно слово - "существовать". Или я мыслил... как бы это выразиться? Я мыслил категорией ПРИНАДЛЕЖНОСТИ. Я говорил себе: "Море принадлежит к группе предметов зеленого цвета, или зеленый цвет - одна из характеристик моря". Даже когда я смотрел на вещи, я
   был далек от мысли, что они существуют, - они представали передо мной как некая декорация.<...>
   И вдруг на тебе - вот оно, все стало ясно как день; существование вдруг сбросило с себя свои покровы. Оно утратило безобидность абстрактной категории: это была сама плоть вещей, корень состоял из существования. Или, вернее, корень, решетка парка, скамейка, жиденький газон лужайки -- все исчезло; разнообразие вещей, пестрота индивидуальности были всего лишь видимостью, лакировкой. Лак облез, остались чудовищные, вязкие и беспорядочные массы -- голые бесстыдной и жуткой наготой." (23)
  
   "А если все не так? Если имитировать нечего? Если мир - не разложенная перед нами головоломка, а всего лишь бульон, где в хаотическом беспорядке плавают кусочки, иногда, по воле случая, слипающиеся в нечто единое? Если все сущее фрагментарно, едоношено, ущербно, и события имеют либо конец без начала, либо середину, либо начало? А мы-то классифицируем, вылавливаем и реконструируем, складываем это в любовь, измену, поражение, хотя на деле мы и сами-то существуем только частично, неполно. Наши лица, наши судьбы формируются статистикой, мы случайный результат броуновского движения, люди - это незавершенные наброски, случайно запечатленные проекты. Совершенство, полнота, завершенность - редкое исключение, возникающее только потому, что всего неслыханно, невообразимо много! Грандиозность мира, неисчислимое его многообразие служат автоматическим регулятором будничного бытия, из-за этого заполняются пробелы и бреши, мысль ради собственного спасения находит и объединяет разрозненные фрагменты. Религия, философия - это клей, мы постоянно собираем и склеиваем разбегающиеся клочки статистики, придаем им смысл, лепим из них колокол нашего тщеславия, чтобы он прозвучал одним-единственным голосом! А на деле это всего лишь бульон..." (16)
  
   - Более того, человек понимает, что его пребывание в этой темнице так же лишено всякого смысла. Будто некто оставил его там и забыл, а быть может никогда и не знал о его, человека, существовании.
  
   "Удивительная минута. Неподвижный, застывший, я погрузился в зловещий экстаз. Но в самый разгар экстаза возникло нечто новое: я понял Тошноту, овладел ею. По правде сказать, я не пытался сформулировать свое открытие. Но думаю, что отныне мне будет нетрудно облечь его в слова. Суть его - случайность. Я хочу сказать, что - по определению - существование не является необходимостью. Существовать - это значит БЫТЬ ЗДЕСЬ, только и
   всего; существования вдруг оказываются перед тобой, на них можно НАТКНУТЬСЯ, но в них нет ЗАКОНОМЕРНОСТИ."(23)
  
   "Статистика стоит на пороге нашего зачатия, она вытягивает жребий
   конгломерата генов, творящих наши тела, она разыгрывает нашу смерть. Встречу с женщиной, которую я полюблю, продолжительность моей жизни - все решит нормальный статистический распорядок."(16)
  
  -- Того, что ты в заточении, оказывается совершенно недостаточно, вдобавок ко всему ты еще никому и не нужен.
  --
   "<...> И Я САМ - вялый, расслабленный, непристойный, переваривающий съеденный обед и прокручивающий мрачные мысли, - Я ТОЖЕ БЫЛ ЛИШНИМ."(23)
  
   - После этого каждый все ж таки пытается встать на некую твердую почву, какой бы зыбкой она не была.
  
   "Сейчас под моим пером рождается слово Абсурдность совсем недавно в парке я его не нашел, но я его и не искал, оно мне было ник чему: я думал без слов о вещах, вместе с вещами. Абсурдность - это была не мысль, родившаяся в моей голове, не звук голоса, а вот эта длинная мертвая змея у моих ног, деревянная змея. Змея или звериный коготь, корень или коготь грифа - не все ли равно. И, не пытаясь ничего отчетливо сформулировать, я понял тогда, что нашел ключ к Существованию, ключ к моей Тошноте, к моей собственной жизни. В самом деле, все, что я смог уяснить потом, сводится к этой основополагающей абсурдности."(23)
  
  -- Другие будут сопротивляться, взращивая в себе необъяснимое, почти истерическое, противодействие, сдобренное зачастую изрядной долей философских рассуждений.
  
   "Скажите ему: мы победим, потому что мы самые сильные. Долгий поход.
   Мы проиграли сражение, но не войну. В мире копятся огромные силы, которые пока еще в запасе. Один китаец, два китайца, три китайца. Александр Македонский, Ницше, Че Гевара, Маркс, де Голль, Мао. Израильтяне пошлют свои отряды. Тех солдат, с вершин пирамид. К оружию, собратья. Кровавые стяги тирании поднялись против нас. Мы победим. Мы устраним даже метастазы. Бог справедливости и добра, два уха и хвост. Оле, оле! Три миллиарда спартанцев. Свобода ведет нас. Спиной к стене. No pasaran. Это наш последний бой. До последней капли крови. И припев: мы победим, потому что мы самые сильные. Долгий поход. Один китаец, два китайца, три китайца..." (4)
  
   - Да, добрый француз известен своим героическим подходом (11, 12, 13). И хотя, считатется, что он с господином Рокантеном(23) одного поля ягода, он отличается искренним вниманием к человеку и его проблемам, хотя и остается с ним, человеком, весьма строг.
  
  -- Это в известном смысле портит все дело. Если римский император выведен вполне хорошо(11), то в этой самой истории о чуме (12) действуют не люди, а заводные куклы, наделенные по воле автора всяческими выгодными ему добродетелями. Сочетание философии и обыденности - вот хорошее средство. Если Вы вобьете крепко какую-либо идею себе в голову, то под этим соусом сможете бесконечно рассматривать бар, пивную кружку, пепельницу. И Вас совершенно не затошнит, как это было с бедным Антуаном Рокантеном (23). Более того, Вы сможете перейти к рассмотрению посетителей бара - дело воистину неисчерпаемое.
  
   "К нам подошел официант.
  -- Два кофе со сливками, - заказал я и повернулся к ней: - Ну вот, теперь у нас есть повод остаться."(4)
  
   "В баре было людно. Сэнди Весткот выпил пару коктейлей и теперь почувствовал, что хочет есть." (18)
  
   "Старик, что сидел в тени, постучал рюмкой о блюдце. Официант помоложе вышел к нему.
   - Вам чего?
   Старик посмотрел на него.
   - Еще бренди, - сказал он." (26)
  
  -- Вы, принц, будто желаете причесать под одну гребенку все великое разнообразие сочинителей и мыслителей, обвинив их в недалеком уме, и в том, что они копошатся внутри темницы, даже боясь взглянуть на стены.
  -- Что Вы, нисколько ни бывало! Разве возьмется кто-то отрицать разнооборазие произведений художников на том лишь основании, что все картины написаны на холстах с помощью красок и кистей? Ровно таким же образом достоинтсва и заслуги всего великого сборища мыслителей и сочинителей не могут быть принижены. Все это разнообразие просто великолепно. Антуан же Рокантен и наш добрый француз, а также некоторые их друзья (хорошо всем известные) выполнили важную миссию. Они дошли до стен, поскреблись о них, и следом крикнули всем остальным - "Мы нашли стены! Вот они!" Хорошо, сказали остальные, и принялись рассматривать и изучать то, что же эти стены внутри себя заключают.
  -- А они заключают в себя бар...
  -- И не один, а также штат Техас, Париж, Бруклинский мост, кучу всевозможных и невозможных вещей... Но самое главное, стены заключают в себе узников, и особенно того самого, самого главного Узника, имя которому "ты", или "я", уж как Вам будет угодно, так и назовите.
  
   Тема третья. Узники и Герои. Надежда и вера.
  
   "Новая жизнь начинается для меня на вилле Боргезе. Сейчас только десять часов, а мы уже позавтракали и даже прогулялись." (17)
  
   "Летом 1960 года, будучи студентом антропологии Калифорнийского
   университета, что в Лос-Анжелесе, я совершил несколько поездок на юго-запад, чтобы собрать сведения о лекарственных растениях, используемых индейцами тех мест." (14)
  
   "Я сидел в своем кабинете, аренда кончилась, и Маккелви уже начал
   процедуру выселения." (1)
  
  -- Важный момент состоит здесь в том, что читатель чувствует себя как лицо, непосредственно участвующее во всех этих событиях, непосредственно их переживающее. А когда будет встречаться нечто, что он и в действительности сам пережил (или подобное этому), то будет он вскривать, и восклицать:" Вот это да! Как точно все это описано, упади я со стула!"
  -- Здесь есть странный парадокс - люди рады читать о том, что им каждый день и так надоедает.
   - Вы не вполне правы, друг мой. Мир, созданный автором, отличается от Мира реального. Главное отличие состоит в том, что неизвестно доподлинно, имеет ли смысл наш большой Мир. Согласно нашим предыдущим рассуждениям есть все основания в этом усомниться. Но вот маленький мирок, созданный самими человеком, может быть наделен некой правильной структурой и неким смыслом. Пространство литературного произведения - это сцена. По сцене движутся герои. Их движение подчинено смыслу. Мир театра имеет смысл. Мы любим героев. Не только хитроумного Одиссея, но и Бриджит Джонс, воистину героиню "Дневника Бриджит Джонс" - творения госпожи Хелен Филдинг(25).
   "Урра! Совершенно новый, положительный взгляд на день рожденья. Мы с Джуд обсуждали книжку, которую она читает, про фестивали и похоронные обряды у первобытных племен и теперь я счастлива и спокойна.
   Теперь вижу, что рассуждала мелочно и неправильно - моя квартира вовсе не слишком мала, чтобы пригласить девятнадцать человек, и ничего со мной не случится, если в свой день рожденья я сама приготовлю ужин. Вместо того, чтобы мечтать о походе в шикарный ресторан в сопровождении некоего секс-бога с огромной, золотой кредитной карточкой, буду думать о своих друзьях, как о большой, дружной, африканской, или, может быть, турецкой семье." (25)
  
   - Разве возможно поставить такого рода героиню на одну ступень с Одиссеем?
  
   - Лишь в том смысле, что они стоят по одну сторону, а мы по другую. Они- герои, мы - узники. И вот те из нас, которые скребут стены ногтями, оборачиваются назад и принимаются изумляться тому, в каком же неведении, невольном, а возможно и вольном, пребывает большинство остальных узников.
  
   "Беспричинно все - этот парк, этот город и я сам. Когда это
   до тебя доходит, тебя начинает мутить и все плывет, как было в тот вечер в "Приюте путейцев", - вот что такое Тошнота, вот что подонки с Зеленого Холма и им подобные пытаются скрыть с помощью своей идеи права. Жалкая ложь -- ни у кого никакого права нет; существование этих людей так же беспричинно, как и существование всех остальных, им не удается перестать чувствовать себя лишними. В глубине души, втайне, они ЛИШНИЕ, то есть бесформенные, расплывчатые, унылые."(23)
  
   - Итак, путь Антуана Рокантена и его единомышленников (если можно назвать таким образом всю эту пеструю компанию - не вполне уверен, что говорить о них, как об единомышленниках, правомерно вполне)состоит в том,чтобы увидеть темницу, заглянув внутрь себя. Есть же среди узников люди, которые обнаруживают окружающую нас преграду, всматриваясь в других. Цена их открытию та же - безумие. Я сам скорее отношусь ко второму типу.
  
   "День прошел, как и вообще-то проходят дни, я убил, я тихо
   сгубил его своим примитивным и робким способом жить;<...>
   Кто знает другие дни, скверные, с приступами подагры или с
   ужасной головной болью, гнездящейся за глазными яблоками и
   своим дьявольским колдовством превращающей из радости в муку
   всякую деятельность, для которой нужны зренье и слух, или те
   дни духовного умирания, те черные дни пустоты и отчаяния, когда
   среди разоренной и высосанной акционерными обществами земли
   человеческий мир и так называемая культура с их лживым,
   дешевым, мишурным блеском то и дело вызывают у нас тошноту, а
   самым несносным их средоточием становится наша собственная
   больная душа, - кто знает эти адские дни, тот очень доволен
   такими нормальными, половинчатыми днями, как сегодняшний;<...>" (5)
  
  -- Думается мне, такой путь познания более предпочтителен. Хотя вывод прежний - мы заключены в темницу.
  -- По мне, так Степной Волк несомненно более привлекательный персонаж, чем Антуан. Быть может потому, что он обозначает некую надежду где-то вдали.
  
   "<...> Слава существует лишь так, для образования, это забота школьных учителей. Не славу, о нет! А то, что я называю вечностью. Верующие называют это Царством Божьим. Мне думается, мы, люди, мы все, более требовательные, знающие тоску, наделенные одним лишним измерением, мы и вовсе не могли бы жить, если бы, кроме воздуха этого мира, не было
   для дыханья еще и другого воздуха, если бы, кроме времени, не
   существовало еще и вечности, а она-то и есть царство истинного.
   В нее входят музыка Моцарта и стихи твоих великих поэтов, в нее
   входят святые, творившие чудеса, претерпевшие мученическую
   смерть и давшие людям великий пример. Но точно так же входит в
   вечность образ каждого, настоящего подвига, сила каждого
   настоящего чувства, даже если никто не знает о них, не видит
   их, не запишет и не сохранит для потомства. В вечности нет
   потомства, а есть только современники." (5)
  
   - И надежда эта есть следствие веры, пусть утекающей, тающей, не столь абсолютной, как была она во времена Святого Грааля и Круглого Стола. Да, Вера внушала человеку, что, пусть он даже в темнице, но пребывание его там не бессмысленно. Нет более веры, измельчали герои. Мы остались одиноки и покинуты. У нас возникает мысль о побеге.
  
   Тема четвертая. Побег.
  
   "Быть или не быть - таков вопрос;
   Что благородней духом - покоряться
   Пращам и стрелам яростной судьбы
   Иль, ополчась на море смут, сразить их
   Противоборством? Умереть, уснуть -
   И только; и сказать, что сном кончаешь
   Тоску и тысячу природных мук,
   Наследье плоти, - как такой развязки
   Не жаждать? Умереть, уснуть. - Уснуть!
   И видеть сны, быть может? Вот в чем трудность;
   Какие сны приснятся в смертном сне,
   Когда мы сбросим этот бренный шум, -
   Вот что сбивает нас; вот где причина
   Того, что бедствия так долговечны;
   Кто снес бы плети и глумленье века,
   Гнет сильного, насмешку гордеца,
   Боль презренной любви, судей медливость,
   Заносчивость властей и оскорбленья,
   Чинимые безропотной заслуге,
   Когда б он сам мог дать себе расчет
   Простым кинжалом? Кто бы плелся с ношей,
   Чтоб охать и потеть под нудной жизнью,
   Когда бы страх чего-то после смерти -
   Безвестный край, откуда нет возврата
   Земным скитальцам, - волю не смущал,
   Внушая нам терпеть невзгоды наши
   И не спешить к другим, от нас сокрытым?
   Так трусами нас делает раздумье,
   И так решимости природный цвет
   Хиреет под налетом мысли бледным,
   И начинанья, взнесшиеся мощно,
   Сворачивая в сторону свой ход,
   Теряют имя действия. Но тише!
   Офелия? - В твоих молитвах, нимфа,
   Все, чем я грешен, помяни."(27)
  
   - Возможно, что безумие и мучение узников неразрывно связано с физическим существованием и исчезнет с прерыванием оного. Но возможно так же, что это лишь переход в новый отдел темницы.
  
   "Это было непредставимо: чтобы вообразить небытие, надо уже оказаться здесь, в гуще этого мира, живым, с открытыми глазами; небытие - это была всего лишь мысль в моей голове, мысль,
   существующая и парящая в этой огромности: небытие не могло ПРЕДШЕСТВОВАТЬ существованию, оно было таким же существованием, как и все прочее, и появилось позднее многого другого." (23)
  
   - Да, тема самоубийства - одна из излюбленных тем для экзистенциалистов. И не только для них. Их великий отец Гете посвятил этому вопросу одни из лучших страниц своего творчества.
  
   "Неужто я преступен оттого, что для меня блаженство - со всей полнотой вновь переживать те жгучие радости? Лотта! Лотта! Я погибший человек! Ум мой мутится, уже неделю я сам не свой, глаза полны слез. Мне повсюду одинаково плохо и одинаково хорошо. Я ничего не хочу, ничего не прошу. Мне лучше уйти совсем." (7)
  
   - Я согласен с вами, принц. Не каждый способен решиться на побег. Как только приходит время сделать решительный шаг, мы готовы уж пойти на попятную и цепляемся за всякие мелочи.
  
   "Мышь раздвинула усы кота и просунула голову между его
   острыми зубами. И тотчас высунула ее обратно.
   - Ну и ну, - сказала она, - ты что, сегодня утром акулу
   ел?
   - Послушай, - сказал кот, - если тебе не нравится,
   можешь идти прочь. Мне эти шуточки надоели. Выпутывайся сама
   как знаешь.
   Казалось, он рассердился.
   - Не обижайся, - сказала мышь.
   Она закрыла маленькие черные глазки и вернула голову в
   исходное положение. Кот с предосторожностями упокоил свои
   острые клыки на нежной серой шейке. Черные усы мыши
   перепутались с его собственными. Он развернул свой густой хвост
   и распушил его по тротуару.
   И шло, напевая, одиннадцать маленьких слепеньких девочек
   из приюта папы Юлия Заступника."(3)
  
   - Коль скоро мы не решаемся на побег, то что нам остается?
  
  
   Тема пятая. Действие и созерцание.
  
   - Что можем мы сделать, чтобы избавиться от участи узника в темнице мирозданья или хотя бы на время забыться? Действие! Мы, узники, любим действие. Это отвлекает и развлекает нас. Это придает смысл нашему существованию. Действуя, ты способен из узника превратиться в героя.
  
   "- Стой, Томас, или сейчас тут будет больше красного, чем на всех
   футболках стенфордской команды!
   - Э, - сказал мистер Маккелви, - откуда у тебя эта штука?
   - Сыщик без машинки все равно что кот с презервативом. Или часы без стрелок.
   - Билейн, - сказал Маккелви, - ты чушь порешь.
   - Мне уже говорили. А теперь скажи своему парню "тпру", или я проделаю в нем такое окошко, что арбуз пройдет!
   - Томми, - сказал Маккелви, - отойди назад и встань передо мной.
   Томми повиновался. Теперь надо было решить, что с ними делать. Это было непросто. В Оксфорде мне стипендию не платили.
   Биологию я проспал и в математике не отличался. Но до сих пор умудрялся остаться в живых. Кажется.
   А пока что я сдал себе некоего туза из некоей заряженной колоды. Ход был за мной. Сейчас или никогда. Приближался сентябрь. Вороны держали совет.
   Солнце исходило кровью.
   - А ну-ка, Томми, - сказал я, - на четвереньки! Живо!
   Он посмотрел на меня так, как будто не очень хорошо слышал.
   Я холодно улыбнулся ему и щелкнул предохранителем.
   Томми был глуп, но не окончательно.
   Он упал на четвереньки, встряхнув весь 6-й этаж, как землетрясение в 5,9 балла. Мой фальшивый Дали упал на пол. Тот что с подтаявшими часами.
   Глыбясь как Большой Каньон, Томми глядел на меня снизу.
   - А теперь, Томми, - сказал я, - ты будешь слоном, а Маккелви будет погонщиком!" (1)
  
   - Герой действует, а не созерцает. И мир меняется, мир превращается в сцену. И вы не только исполнитель, но и уже в известном смысле режиссер.
  
   "После ночи в бойцовском клубе все в реальном мире проходит на
   пониженной громкости. Ничто не может выбить тебя из колеи. Твое слово - закон, и даже если люди нарушают законы, или задают тебе вопросы, это не может выбить тебя из колеи."(20)
  
   "Тайлер стоит под единственной лампой в полуночной темноте в подвале, забитом мужчинами, и прогоняет остальные правила: два человека на один бой, один бой одновременно, без рубашек и обуви, бой продолжается столько, сколько нужно.
   - И седьмое правило, - выкрикивает Тайлер, - если это твоя первая ночь в бойцовском клубе, ты должен драться." (20)
  
   - Действие, как можно больше действия! Мне мало одного героя, я готов разместить внутри себя столько, сколько поместится.
  
   "То, что происходит в бойцовском клубе, невыразимо словами. Некоторым парням бойцовский клуб нужен каждую неделю. На этой неделе Тайлер сказал - пропускаем первых пятьдесят человек и хватит. Ни одного больше.
   На прошлой неделе я вызвал парня и мы с ним попали в список дерущихся. У парня должно быть была плохая неделя, он заломил мне обе руки за голову в полном нельсоне, и лупил меня лицом о бетонный пол, пока мои зубы не стали видны сквозь дыру в щеке, и мой глаз не заплыл и не начал кровоточить, и после того, как я сказал "хватит", я увидел на полу кровавый отпечаток доброй половины моего лица.
   Тайлер стоял рядом со мной и мы оба смотрели на огромное кровавое "О" моего рта, и маленькая кровавая щелочка моего глаза смотрела с пола на нас,
   и Тайлер сказал:
   - Круто.
   Я пожал парню руку и сказал:
   - Хороший бой." (20)
  
   - Но и здесь не обходится без ловушки. В самом пике действия мы невольно погружаемся в отстраненное созерцание. Наблюдаем все как бы со стороны. И бурные события, происходящие вокруг нас и с нами самими, видятся нам происходящими помимо нас. Не мы их источник. Не мы их управители. Они лишь окутывают пеленой нашу отчужденность.
  
   "Прибыли поутру, а встретили нас хуже некуда: на берегу -
   ни души, только куча трупов да разбросанные куски людей, танков
   и грузовиков. Пули летели отовсюду сразу - тоже мне
   удовольствие. Попрыгали в воду, но там оказалось глубже, чем
   представлялось, а я еще и поскользнулся на консервной банке.
   Тут парню как раз позади меня подоспевшей пулей на три четверти
   смазало физиономию, так что банку я оставил на память. Выловил,
   что сумел, из этих трех четвертей своей каской и отдал ему
   обратно; <...>" (2)
  
  
   Тема шестая. Страдание. Любовь. Смерть.
  
   -Да, действие походит на верное лекарство, хотя оно и не вылечит, но может принести облегчение. Однако, принц, не каждый способен на действие.
   - Вы правы, друг мой. Но есть сорт действий, доступный каждому. Любой из нас, даже тот, кто не способен участвовать в сражении или плести тайные заговоры, способен любить, страдать и умереть. О, как неразрывно связаны между собой эти три слова - притягательнейшие для поэтов и сочинителей и для всех остальных - страдание, любовь, смерть.
   В любви мы забываем себя, или быть может обретаем себя. Мы уже не одиноки в темнице. Миг счастья.
  
   "Душа моя озарена неземной радостью, как эти чудесные весенние утра, которыми я наслаждаюсь от всего сердца. Я совсем один и блаженствую в здешнем краю, словно созданном для таких, как я.<...>
   <...> - тогда, дорогой друг, меня часто томит мысль: "Ах! Как бы выразить, как бы вдохнуть в рисунок то, что так полно, так трепетно живет во мне, запечатлеть отражение моей души, как душа моя - отражение предвечного бога!" (7)
  
   "Не знаю, удастся ли мне описать по порядку, каким образом я познакомился с одним из прелестнейших в мире созданий. Я счастлив и доволен, а значит, не гожусь в трезвые повествователи.
   Это ангел! <...>" (7)
  
   На смену ему приходит минута скорби, горечь утраты, страдание.
  
   "Все проходит, но и вечность не охладит тот живительный пламень, который я выпил вчера с твоих губ и неизменно ощущаю в себе! Она меня любит! Мои руки обнимали ее, мои губы трепетали на ее губах, шепча из уст в уста бессвязные слова. Она моя! Да, Лотта, ты моя навеки.
   Пусть Альберт твой муж! Что мне в том? Он муж лишь в здешнем мире, и значит, в здешнем мире грех, что я люблю тебя и жажду вырвать из его объятий и прижать к себе. <...>" (7)
  
   " - Можно тебя обнять? - сказал Колен.
   - Да, - сказала Ализа, - я тебя очень люблю.
   - Ты замерзнешь, - сказал Колен.
   Ализа подошла к нему. Она села к Колену на колени, и глаза
   ее принялись беззвучно плакать.
   - Почему он больше меня не хочет?
   Колен тихо укачивал ее.
   - Он не понимает. Ты знаешь, Ализа, он все-таки хороший
   парень.
   - Он очень любил меня, - сказала Ализа. - Он верил, что
   книги согласятся поделиться им со мною. Но это невозможно.
   - Ты замерзнешь, - сказал Колен.
   Он целовал и гладил ее волосы.
   - Почему я не встретила сначала тебя? - сказала Ализа.
   - Тогда я так любила бы тебя, а теперь не могу. Я люблю его.
   - Я это отлично знаю, - сказал Колен. - Я тоже теперь
   больше люблю Хлою." (3)
  
   - И все же внутри любви и внутри страдания содержится все то же зерно отчужденности, как и во всяком действии.
  
   "Только я закрою глаза - они уже тут! Как море, как бездна, открываются
   они передо мной, во мне, заполняют все мои чувства, весь мозг.
   Чего стоит человек, этот хваленый полубог! Именно там, где силы всего
   нужнее ему, они ему изменяют. И когда он окрылен восторгом или погружен в скорбь, что-то останавливает его и возвращает к трезвому, холодному сознанию именно в тот миг, когда он мечтал раствориться в бесконечности." (7)
  
   - Я воспринимаю ваши рассуждения, принц, в отношении страдания и любви. Но вот что касается смерти... Позвольте мне усомниться в том, что в смерти есть отчужденность. Мне думается, это вещь в высшей степени конкретная.
   - Это верно в отношении вашей личной смерти, да и то лишь отчасти. Но в отношении смерти вообще...
  
   "Я как-то смешался, стал глядеть ей на ноги. Ноги для меня - первое дело. Это первое, что я увидел, когда родился. Но тогда я пытался вылезти. С тех пор я стремлюсь в обратную сторону, но без большого успеха.
   Она щелкнула пальцами.
   - Эй, очнитесь!
   - А? - Я поднял глаза.
   - Речь о Селине. Помните?
   - Ну конечно. <...>
   <...> Таких денег я не видел с тех пор, как угадал в экспрессе в Голливудском парке в 1988 году.
   - Спасибо, леди...
   - ...Смерть, - сказала она.
   - Да, - сказал я. - А теперь чуть-чуть подробнее об этом так называемом Селине. Вы что-то говорили про книжный магазин?" (1)
  
   "Это была свобода. Утрата всех надежд была свободой. Если я ничего не говорил, люди в группе всегда подозревали худшее. Они плакали сильнее. Я плакал сильнее. Посмотри вверх, на звезды, и ты улетаешь.
   Возвращаясь домой после групп поддержки, я чувствовал себя более живым, чем когда бы то ни было ранее в своей жизни. У меня не было ни рака, ни кровяных паразитов; я был маленьким теплым центром, вокруг которого вращалась жизнь на этой Земле.
   И я спал. Дети не спят так сладко.
   Каждый вечер я умирал и каждое утро я рождался." (20)
  
   - И все же, я не могу согласиться, что и в смерти присутствует то самое отчуждение. Даже в смерти другого, не говоря уже о смерти собственной.
  
   "В счастье и несчастье, в нужде и достатке я постоянно боялся только одного - смерти. Я трепетал перед ней; при мысли о расставании с этим драгоценным существованием проливал слезы; при мысли об уничтожении проклинал себя и все творение. О! я терзался от ужасного страха и ужасающих мучений, но все еще на что-то надеялся." (10)
  
   - Нет, мой друг, должен вас разочаровать. Феномен смерти не может претендовать на средство разрушения темницы жизни. Он - явление слишком распространенное.
  
   "Я эскортировал раковых больных. Возил их на побережье, чтобы они смогли хоть раз в жизни увидеть море. Я доставлял умирающих от СПИДа на вершину горы Худ, чтобы они смогли увидеть оттуда весь мир, пока у них еще оставалось время для этого. <...>
   <...> совершенно белый немигающий взгляд. Ты можешь держать его остывающую руку до тех пор, пока тебя не сменит другой волонтер, или пока происходящее не станет тебе полностью безразлично.
   Его мама прислала мне из Висконсина теплый шерстяной платок, который она связала сама. Пурпурно-красный." (22)
  
   - Мы обсуждали с вами ранее, что люди потому любят сочинения всевозможных авторов, что мир произведения, мир театра имеет смысл и цель, его населяют герои, а не никчемные узники. По этой же самой причине литературные описания действия, страдания, любви и смерти гораздо более притягательны для нас, нежели их образы в нашей жизни. Но творение творению рознь. До сих пор мы с вами рассуждали о сюжетах. Теперь же настало время сказать немного о кистях и красках, о языке и слоге авторов.
  
  
   Тема седьмая. Гармония прекрасного и ужасного.
  
   Следует заметить, что творения авторов можно разделить на два вида, или, говоря вернее, в каждом творении эти вещи сочетаются, в одних в большей степени преобладает одно, в других - другое. Первое, когда автор посредством слов, вложенных в уста героев, или слов, призванных описать происходящее, прямо и стройно выражает те мысли, которые он хотел бы выразить. Для второго нет столь прямого обозначения идей и мыслей, ни автор ни герои не говорят напрямую, повествование идет о вещах вроде бы отвлеченных, но постепенно, исподволь создается нечто, подобное туману, аромату, сиянию, сквозь которое проступает суть. Для первого важна стройность мысли, для второго - поэтичность слога. Хотя успех и того и другого подхода определяется талантом автора, это несомненно, авторы второго вида в большей степени имеют успех у публики как поэты и творцы. Это неудивительно. Сердце воспринимает все живее и ярче, чем голова. Гармония красок приятней глазу, чем строгость форм. Тот же, кто умеет сочетать первое и второе в правильном соотношении, может претендовать на звание гения или что-то в этом роде.
   - Я согласен с вами, принц, когда мы говорим о Гете, о Гомере, о Байроне. Но что же прекрасного и поэтического в той же "Макулатуре" (1), а ведь это произведение господина Буковски никак нельзя отнести к первому типу?
   - Мой друг, как вам известно, все прекрасное может быть представлено в виде совокупности гладких и плавных волн, подобных волнам моря, причем гребни одних часты, а других - редки. Но посмотрите на скалы. С виду они далеки от гармонии, однако она в них присутствует. И мы также можем выделить некие основные элементы этой иной, неплавной гармонии. Подобно этому и в творчестве, некоторые прибегают к гармонии прекрасного, некоторые - к гармонии ужасного. И та, и другая имеют свои прообразы в жизни и в мире. К чему расположена в большей степени наша душа. То мы и выбираем.
  
   "Со всего маху он нанес зверский удар коньком ему под подбородок, и
   голова подручного скатилась с плеч в одну из вентиляционных
   труб машинного отделения;<...>" (3)
  
   "- Посмотри. Я отыскал ее вчера. Ну разве не прелесть?
   Это была "Цветочная отрыгниль" в переливчатом сафьяне с
   вклеенным приложением Кьеркегора." (3)
  
   "Селина читали? - спросил женский голос. Он звучал чувственно. У
   меня давно никого не было." (1)
  
   "Она шла, как пьяный калека, ковыляла по комнате. Головокружительная роскошь тела.
   -- Садитесь, леди, - сказал я.
   Она села и закинула ногу на ногу, черт-те куда, чуть не вышибла мне глаз. <...>
   <...>Можно узнать ваше имя?
   - Леди Смерть." (1)
  
   "Билейн, ты спятил?
   - Как знать? Безумие относительно. Кто определяет норму?" (1)
  
   "Взять кинозвезд: они снимают кожу с зада и приживляют к лицу. На заду кожа морщится позже всего." (1)
  
   "- Залезай, жопа!
   Маккелви вскарабкался на Томми. Но свесить ноги ему было трудно. Он чуть вдоль не разорвался.
   - Хорошо, - сказал я. - Теперь, Томми, ты слон, и ты повезешь
   Маккелви по коридору к лифту. Приступай!
   Томми пополз из кабинета." (1)
  
   "Но тут его вдруг подбросило ногами вперед, и он приземлился прямо на меня - за спиной у него шмякнулась, оказывается, граната." (2)
  
   "Та, что в постели, пробыла еще четыре дня и четыре ночи, выпила все мое пиво и без конца говорила о своих двух детях в восточном Канзас-Сити." (1)
  
   "Все это - какое-то сумасшествие. Леди Смерть сумасшедшая. Я
   сумасшедший. Пилоты авиалайнеров сумасшедшие. Никогда не смотри на пилота. Поднимайся на борт и заказывай выпивку." (1)
  
   "- У них только одна проблема.
   - Какая?
   - Они просто не умеют писать. Ни один из них." (1)
  
   - Гармония, будь она прекрасна или ужасна, завлекает нас. Мы следуем за ней. Движение по страницам происходит как бы само по себе. Это подобно путешествию в экипаже. Мы наблюдаем из окна новые виды, созерцаем перемены.
  
  
   Тема восьмая. Путешествие.
  
   - Жизнь наша подобна путешествию. Неудивительно, что отправить героев в путешествие - один из излюбленных приемов авторов. Путешествие сочетает в себе и действие, и созерцание, тут возможно и страдание, и любовь, и даже смерть. И непременно элемент театра. Ведь путешественник - всегда зритель. И время от времени участник. Он может взойти на сцену, перевоплотившись в героя, а затем сойти с нее, сесть в карету или на корабль, и отправиться к следующей остановке. Воистину, путешествие дает нам множество притягательных возможностей.
   Путешествие Одиссея - величайшее путешествие. То, что пережил доктор Фауст, то, что происходило в городе, осажденном чумой (12) - на все это можно смотреть с подобной точки зрения, ибо путешествие протекает не только в пространстве, но и во времени.
   Каждое путешествие имеет свою цель, состоящую в достижении определенного места ил состояния. Познавательное же и развлекательное путешествие завершается как правило там, где оно началось.
  
   "Колен с трудом брел вдоль дороги. Она наискосок уходила
   между земляными насыпями, над которыми возвышались отливавшие
   при свете дня мутной морской водой стеклянные купола.
   Время от времени он поднимал голову и читал таблички,
   чтобы проверить, в нужном ли направлении идет, и тогда ему
   становилось видно небо, разлинованное вдоль и поперек голубым и
   тускло-каштановым. <...>" (3)
  
   "Мы в Далласе, Техас, рассматриваем половину Виллы Уилмингтонов со столешницами, выложенными кафелем, и биде в хозяйской ванной. Хозяйской спальни в ней нет, но есть прачечная с разъемами для подключения стиральной машины и сушилки. <...>
   <...>Я хотел ехать в доме, у которого отдельные спальни для каждого из нас, но нет кухни. Адам хотел дом, в котором только две спальни, кухня, но нет ванной. <...>
   Мы сидим на заднем крыльце, свесив ноги с края, к пролетающей внизу дороге. Дизельная вонь вихрем проносится мимо нас." (21)
  
   - Поначалу путешествие развлекает нас. Но затем, как и прежде, мы начинаем видеть, что передвижение наше не выявляет ничего нового, а лишь подтверждает цикличность, замкнутость.
  
   "А теперь мне все равно; страны, города, которые Анни повидала,
   мужчины, которые за ней ухаживали и которых, может статься, она любила, - все это не захватывало ее, в глубине души она оставалась совершенно равнодушной: мимолетные солнечные блики на поверхности темного, холодного моря." (23)
  
   - Мы снова преобразуемся в отрешенного созерцателя. Смена декораций снова лишь шлифует отчужденность. Стены темницы проступают все более явно.
  
   "Растений не было видно. Только земля, одинаковыми глыбами
   нагроможденная с двух сторон, в неустойчивом равновесии
   застывшая крутыми насыпями; <...>
   Он прибавил шагу, вырывая ноги из продавливаемых в почве
   дыр. <...>
   Трубы приближались. <...>
   <...> Строения начинались чуть дальше. Там была всего одна дверь." (3)
  
  
  
   Тема девятая. Бунт против себя и бунт против общества.
  
   - Картина мира, принц, становится все мрачнее. Я чувствую нестерпимую подавленность, вполне реальное удушье. Я хочу вырваться.
   - И значит, вы созрели для бунта, друг мой.
   Подобно безумию, о чем мы говорили выше, бунт бывает направлен внутрь себя или вовне. Бывает и сочетание этих двух возможностей.
  
   "ИЗМУЧЕННЫЙ ОФИЦИАНТ ЗАНИМАЕТСЯ ОСКВЕРНЕНИЕМ ЕДЫ".
   "Конечно", - говорю, - "Я могу попасть в тюрьму. Меня могут повесить, оторвать мне хозяйство, протащить по улицам, живьем содрать кожу и сжечь меня щелоком, но Прессмен-Отель навсегда останется в истории, как отель, где богатейшие люди страны ели блюда, заправленные мочой". (20)
  
   "В офисе профсоюза киномехаников Тайлер расхохотался, когда заведующий
   союзом ударил его. Один удар сбил Тайлера со стула, и Тайлер сел у стены, сотрясаясь от хохота." (20)
  
   "Тебе слишком много чего терять".
  
   "А мне - нечего".
  
   "А тебе - все, что можно". (20)
  
   "- Я отбросы, - говорил Тайлер. - Я отбросы, дерьмо и псих с твоей точки зрения и с точки зрения всего этого долбаного мира, - сказал Тайлер заведующему профсоюзом, - Тебе плевать - где я живу, как я себя чувствую; что я буду есть или чем накормлю детей; чем я оплачу визит к доктору, если заболею, - и да, я тупой, уставший и слабый, - но я по-прежнему на твоей ответственности." (20)
  
   "Здравствуйте", - сказал я, - "Я совершил ужасное преступление против
   человечества как часть политического протеста. Я протестую против
   эксплуатации рабочих в сфере обслуживания". (20)
  
   "Если я попаду в тюрьму - я не стану еще одним неуравновешенным
   чернорабочим, пускающим пузыри в баланде. Мое заключение будет иметь
   героический размах." (20)
  
   "РОБИН-ГУДЫ-ОФИЦИАНТЫ, ГЕРОИ-НЕИМУЩИЕ".
  
   "Я стою во главе стола менеджера и говорю - "Что?"
   Вам не понравится третья часть задумки.
   И без колебаний, по-прежнему глядя на менеджера, я бью боковым ударом, сосредоточив центробежную силу на конце руки, и в кровь разбиваю хрустнувшие хрящи собственного носа." (20)
  
   "Битое стекло, рама и картина с композицией из цветов и крови летят на пол, пока я продолжаю дурачиться. Как полнейший болван. Кровь капает на ковер, я дотягиваюсь до стола менеджера и, оставляя на столешнице жуткие кровавые отпечатки ладоней, пытаюсь провыть - "Пожалуйста, спасите!", но начинаю хихикать." (20)
  
   "Поджигатели, собираются по понедельникам.
  
   Штурмовики, - по вторникам.
  
   Подрывники, собираются по средам.
  
   Дезинформаторы, собираются по четвергам.
  
   Организованный Хаос. Анархическая Бюрократия. Сами видите.
  
   Группы психологической поддержки. Что-то вроде." (20)
  
   "Тайлер находит мне работу официанта, потом он же су?т мне в рот пистолет и говорит: "Первый шаг к бессмертию - это смерть". (20)
  
   "Ствол пушки уперся мне в глотку, Тайлер говорит:
   - На самом деле мы не умрем." (20)
  
   "Первичный заряд взорвет основной, опоры фундамента рухнут, и серия фотографий Паркер-Морри с Билдинг попадет во все учебники истории." (20)
  
   "- Сейчас это наш мир, и только наш, - говорит Тайлер. - А все эти
   древние - мертвы." (20)
  
   "- Мы скучаем по вас, мистер Дарден.
  
   Или кто-то со сломанным носом толкает швабру по полу около меня и шепчет:
  
   - Все идет в соответствии с планами.
  
   Шепот.
  
   - Мы разобьем цивилизацию, и сможем сделать из этого мира что-нибудь получше." (20)
  
  
   Тема десятая. Поиски Истины и Новые Герои.
  
   - Кто-то бунтует, а кто-то хочет бежать, но не посредством самоубийства. Я, принц, должен упомянуть о новом веянии. Сейчас объявилось много тех, кто утверждает, что знает истинную природу вещей. Они готовы провести нас за стены темницы, к новым мирам, неизведанным и прекрасным. Сами они представляются новыми героями.
  
   " Затем дон Хуан сказал, что результатом сдвига вниз является не восприятие другого мира, а измененное восприятие нашего обычного мира. Он виден в несколько иной перспективе. Чтобы увидеть другой мир, необходимо воспринять другую большую полосу эманаций Орла" (15)
  
   - О, в этом веянии нет ничего нового. Поклонников магии и мистики было хоть отбавляй во все времена. Но это всего лишь сладкие леденцы, подобные тем, что продаются детям на ярмарке. Некоторые из них сладки для ума, некоторые для сердца. Такого рода авторы с успехом используют все те принципы. Что мы обсуждали выше. Твердая же основа, на которую нанизан леденец, суть продукт авторского ума, продукт отвлеченного размышления. Но существование, друг мой, это не то, о чем можно размышлять со стороны.
  
  
   Тема одиннадцатая. Экзистенция.
  
   "Существование - это не то, о чем можно размышлять со стороны: нужно, чтобы оно вдруг нахлынуло, навалилось на тебя, всей тяжестью легло
   тебе на сердце, как громадный недвижный зверь, - или же ничего этого просто-напросто нет." (23)
  
   - Так кто же он, тот, кто всеми силами своего существа и своей души пытается постичь природу и смысл своего существования. Он - тот, кто хочет быть героем, страдать, любить, путешествовать, умирать, действовать, учинять бунты. Каждый миг стремится он подтверждать свое существование и каждый миг бежит от него прочь.
  
   "-По-моему, он слишком ангажирован, - сказала Ализа. -
   Я вот тоже сделала свой выбор, но свободна, потому что он
   больше не хочет, чтобы я жила с ним, ну так вот я вас и убью,
   раз вы не хотите задержать публикацию.
   - Вы лишите меня средств к экзистенции, - сказал Жан-Соль. - Как, по вашему, смогу я защищать свои авторские права, коли буду мертв?" (3)
  
  
   Тема двенадцатая. Смирение.
  
   - Быть может, выход в смирении.
  
   "Все еще стою на мине. Сегодня утром отправился
   патрулировать, и, как обычно, шел последним. Остальные прошли
   мимо, а я услышал под ногой щелчок и замер на месте. Эти штуки
   взрываются только после того, как убираешь с них ногу.
   Перекидал ребятам все, что оставалось в карманах, и сказал,
   чтобы уходили! Я тут совсем один. Мог бы дождаться, когда они
   вернутся, но сказал им, чтобы не возвращались. Можно попытаться
   отпрыгнуть в сторону и упасть плашмя на землю, но до чего
   ужасно - жить без ног... Оставил только блокнот и карандаш.
   Отброшу их как можно дальше, перед тем как поменять ногу, а
   сделать это пора, потому что мне осточертела война и потому что
   у меня в ноге мурашки." (2)
  
   - Если постичь смирение, то проживешь все, сколько тебе отпущено с миром, смиренно, мирно. Смирение - вот истинный образ небытия. Не тот ли это путь из темницы, к которому мы стремимся? Но нет, мы жаждем быть, а не не быть. И подтверждать свое существование страданьями, любовь тоже часть страдания, и еще смерть. Смерть особенно притягательна. Смерть это вспышка, в противоположность смиренному небытию. Экзистенция и смирение пребывают в противоборстве. Но неизбежного не избежишь. Вихрь мирозданья проносит все мимо. Тебя же самого неуклонно перемещает в центр. И вот все исчезает. И ты осознаешь, что нет ничего, нет даже темницы с ее стенами.
  
  
   Тема тринадцатая. Пустота.
  
   "Какая гнусность! Какая гнусность!" - закричал я и встряхнулся, стараясь освободиться от этой липучей гнусности, но справиться с ней было нелегко, ее было слишком много, тонны и тонны существований, без конца и края, и я задыхался в глубине этой неохватной тоски. И вдруг парк опустел, словно все провалилось в какую-то бездонную
   дыру, мир исчез так же, как появился, а может, я проснулся - так или иначе, я его больше не видел; вокруг меня была только желтая земля, из которой во все стороны торчали мертвые, сухие ветви."(23)
  
   - Суть мира - пустота. Ты увидишь ее, если пройдешь весь жизненный круг целиком. Пустота, это больше, чем смерть, это больше чем жизнь.
  
   " Путь Стратегии Ни То Ити записан в этой "Книге Пустоты".
   То, что зовут духом Пустоты, находится там, где нет
   ничего. Этот тезис не укладывается в человеческое понимание.
   Пустота - это ничто. Только познав то, что существует, ты
   сможешь узнать то, что не существует. Это Пустота.
   Люди в нашем мире ошибочно смотрят на вещи, полагая, что
   все, чего они не понимают, должно быть пустотой. Это не
   истинная пустота. Это заблуждение. И на Пути Стратегии воины,
   обучающиеся военному делу, считают, что все, чего они не
   понимают в своем ремесле, - пустота. Это не истинная пустота.
   Чтобы обрести Путь Стратегии в качестве воина, ты должен
   полностью изучить прочие боевые искусства, ни на йоту не
   отклоняясь от истинного Пути. С установившимся духом,
   накапливай опыт день за днем, час за часом. Полируй
   обоюдоострые сердце и ум, оттачивай обоюдоострые восприятие и
   зрение. Когда твой дух не будет омрачен ни в малейшей степени,
   когда последние тени заблуждений исчезнут, тебе откроется
   истинная Пустота.
   Пока ты не осознаешь истинный Путь - в буддизме или в
   здравом рассуждении, - ты можешь полагать, что все вещи
   правильны и находятся в гармонии. Однако, если взглянешь на
   вещи объективно, с точки зрения законов мироздания, ты увидишь
   различные течения, отклоняющиеся от истинного Пути. Постарайся
   впитать этот дух, с прямотой в качестве основания и истиной в
   качестве Пути. Применяй Стратегию широко, корректно и открыто.
   Тогда ты начнешь думать о вещах в широкой перспективе и,
   приняв Пустоту как Путь, увидишь Путь как Пустоту.
   В пустоте - достоинство, и никакого зла. Мудрость
   обладает существованием, принцип имеет существование. Путь
   обладает существованием, дух есть ничто." (19)
  
   - Увольте, принц. От этого всего веет чем-то ужасным. Уж лучше мне посидеть в темнице.
  
   "- Большое спасибо, Темпл, -- выдавил я.
   Они ушли.
   Не знаю, я, наверное, потерял сознание. Потом очнулся. Я понимал, что мне осталось недолго. Кровь вытекала из моего тела.
   Потом мне почудилась музыка - музыка неслыханная. А потом совершилось.
   Что-то стало вырисовываться передо мной, приобретать очертания. Оно было красное-красное - подобно музыке, невиданно красное. Это был он:
   КРАСНЫЙ ВОРОБЕЙ.
   Гигантский, сияющий. Красавец, живой, невиданной величины, невиданного великолепия.
   Он стоял передо мной. А потом... возникла Леди Смерть. Она стояла рядом с Воробьем. И никогда еще не выглядела такой прекрасной.
   - Билейн, -- сказала она, -- ты влип в нехорошую историю.
   - Мне трудно говорить, Леди... Разъясните мне все обстоятельства.
   - Твой Джон Бартон очень проницательный человек. Он чувствовал, что Красный Воробей реален... как-то, где-то существует. И что ты его найдешь. Ты нашел. Большинство остальных - Дежа Фаунтен, Сандерсон, Джонни Темпл - были аферисты, они хотели тебя обмануть, вытянуть из тебя деньги. Поскольку ты и Муссо - последние могикане старого Голливуда, подлинного Голливуда, они решили, что у тебя много денег.
   Я улыбнулся.<...>
   - Что теперь, Леди?
   - Я оставляю тебя с Красным Воробьем. Ты в хороших руках. Прощай, Билейн, я была рада знакомству.
   - Да...
   И я остался с гигантской сияющей птицей. Она стояла надо мной. Этого не может быть, подумал я. Такое не должно происходить с людьми. Нет, такое не должно происходить.
   А потом, глядя на меня, Воробей медленно раскрыл клюв. Страшная пустота дохнула на меня. А в клюве возник громадный желтый вихрь, невероятный, кусок солнца.
   Это не так должно происходить, снова подумал я. Клюв раскрылся широко, голова Воробья надвинулась, и ослепительное желтое солнце разлилось вокруг и поглотило меня." (1)
  
   Не стоит чрезмерно все это драматизировать, друг мой. Ведь Пустота - отдых для уставших героев. И если вы герой, а вы герой несомненно, то вы будете с ней друзьями. В должное время это произойдет легко и естественно.
  
   " Издали раздался гудок буксирного парохода; его зов перешел мост, еще одну арку и еще одну, шлюзы, еще один мост, далеко, еще дальше... Он звал к себе все баржи реки, все, и весь город, и все небо, всю деревню и нас, он все увозил с собой, и Сену тоже, все, чтобы и разговору больше не было о них." (24)
  
   Неподалеку раздался звук трубы. Принца нигде не было. Я кинулся по тропинке прочь от обрыва.
  
   Я спешил. Но все было окончено. Тощий, похожий на журавля, молодой человек в шлеме с пером читал монотонно по бумажке, время от времени вскидывая голову с завыванием, долженствующим означать проникновенную интонацию.
  
   " Фортинбрас
  
   Пусть Гамлета поднимут на помост,
   Как воина, четыре капитана;
   Будь призван он, пример бы он явил
   Высокоцарственный; и в час отхода
   Пусть музыка и бранные обряды
   Гремят о нем. -
   Возьмите прочь тела. - Подобный вид
   Пристоен в поле, здесь он тяготит. -
   Войскам открыть пальбу." (27)
  
   Зазвучал похоронный марш и раздался пушечный залп. Оставшиеся в живых уносили тела усопших.
  
  
   На этом я очнулся, совещанье
   Закончилось - все люди расходились
  -- А ты, - сказал мне Босс, - без промедленья
   Составь письмо для дяди Фортинбраса,
   Он может отвратить его безумства!
  -- Мой добрый Босс, в своем ли Вы уме?!
   Причем здесь Фортинбрас, причем здесь дядя?
  -- Когда был жив папаша Фортинбраса,
   К нему бы мог я тотчас обратиться,
   Но новые настали времена...
   Да, и еще, от этих разгильдяев
   Приказ мой в тайне сохранить ты должен!
   Им не к чему знать о переговорах,
   Пускай они готовятся к сраженью, - и вышел.
   Я в пустом остался зале и так сидел, в башке перебирая
   Процессы сварки, Фортинбраса с дядей,
   Безумье Гамлета, экзистенциалистов,
   Гомера с Одисеем и Платона,
   И скрытые страницы Мирозданья...
   Часы пробили полдень - это время,
   Чтоб пищей подкрепить мятежный дух,
   В мятежном скрытый теле,
   Я прощаюсь...
  
  
   Заключение. Слово и Вечность.
  
   Что есть "истинная" литература, литература вне времени?
   Пользуясь изложенным выше, рискнем ответить на этот вопрос.
   Грани существования образуют веер в том пространстве, где живет мысль. Каждое авторское творение занимает в этом пространстве свое место.
   И видно есть в мыслепространстве такие области, которые притягательны для людей всех эпох, ибо концентрируют, содержат в себе слепок с глубинной сути мирозданья.
   И если автор данным ему талантом проник в одну из таких областей, время будет не властно над его творением.
  
  
   Список литературы.
  
      -- Буковски Чарльз. Макулатура.
      -- Виан Борис. Мурашки.
      -- Виан Борис. Пена дней.
      -- Гари Ромэн. Свет женщины.
      -- Гессе. Трактат о степном волке.
      -- Гессе. Игра в бисер.
      -- Гете. Страдания юного Вертера.
      -- Гомер. Одиссея.
      -- Гомер. Илиада.
      -- Зохер-мазох Леопольд фон. Странник.
      -- Камю Альбер. Калигула.
      -- Камю Альбер. Чума.
      -- Камю Альбер. Падение.
      -- Кастанеда Карлос. Учение дона Хуана.
      -- Кастанеда Карлос. Огонь изнутри.
      -- Лем Станислав. Расследование.
      -- Миллер Генри. Тропик Рака.
      -- Моэм Соммерсет. Жиголло и жиголлета.
      -- Мусаси Миямото. Книга Пустоты.
      -- Паланик Чак. Бойцовский клуб.
      -- Паланик Чак. Уцелевший.
      -- Паланик Чак. Эскорт.
      -- Сартр Жан-Поль. Тошнота.
      -- Селин Луи-Фердинанд. Путешествие на край ночи.
      -- Филдинг Хелен. Дневник Бриджит Джонс.
      -- Хэммингуэй Эрнст. Там где чисто и светло.
      -- Шекспир Уильям. Гамлет, принц датский.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"