Неважно где, неважно с кем, главное, чтобы все вовремя успеть и успеть без последствий. Ну, там, без порванного платья, и без натертостей всяких. Плащик на голое тело набрасывала, выбирала место побезлюднее, и ждала жертву свою, мужского пола преимущественно. Ждала, значит, потом поближе подпускала, плащик раскрывала, и, опля - жертва сразу моей становилась.
Сама. Без всяких уговоров или намеков.
Однажды поймала мужичка одного, прямо около своего дома.
Он роста невысокого, щуплый, глаза испуганные, я как перед ним плащ свой распахнула, он чуть в обморок не брякнулся. Стоит, губы трясутся, руками себя по карманам хлопает, словно потерял чего.
"Уйди, - говорит, - от греха подальше. Извращенка. Эксгибиционистка проклятая".
Я плащ на землю скинула и к нему ближе подхожу, бедрами покачиваю. Тут он руку из заднего кармана, где до этого елозил, вытащил, а в руке у него оказывается - мать честная - пистолет. Огромный такой, черный.
Дуло прямо мне в переносицу направил.
Я остановилась, жду, что дальше будет.
"Знаю я, - говорит он, - тебя. Знаю и давно за тобой охочусь. Ты, - говорит, - друга моего чуть до смерти не заездила".
Я ему: "И что же, - говорю, - друг твой? Недоволен остался?"
Он смутился и отвечает, что это здесь ни при чем, доволен он, мол, или нет. Дело не в этом. А в том что у друга его вся жизнь после того случая наперекосяк пошла.
Я рукой по груди своей провела, легонько так, чтобы соски в боевое положение поставить. Они у меня сразу вздулись и на две лампочки похожи стали. Мужик, смотрю, сглотнул так, судорожно, кадык у него вверх-вниз дернулся.
Я опять спрашиваю: "Ну и что твой друг-то? Помер что ли? Раз ты мне месть свою принес в дуле черном?"
Он мне: "Да нет, живой. Пить с тех пор бросил, на работу устроился, женился и двое детей уже у него".
"Так это же, - говорю, - хорошо", и сама потихоньку еще ближе придвигаюсь.
У него взгляд так и забегал. С правой моей груди на левую.
"Чего же, - говорит он, - хорошего? Раньше мы с ним не разлей вода были. Куда я туда и он. Пили вместе, отсидели вместе за одно и то же дело. Провода со столбов тоже вместе сматывали. Ты, - говорит, - друга лучшего у меня отняла, ведьма наглая, глаза твои бесстыжие. Мне теперь и жизнь не в радость. Вот сейчас тебя пристрелю, и пойду сразу сдаваться, пусть меня сажают. Лучше уж так, чем как сейчас я, бедный, живу"
Ну, я мысленно перекрестилась, и совсем вплотную к нему подошла. Медленно так. Ствол мне в лоб и уперся.
Груди мои налитые прямо перед ним оказались. Я думала, что он косоглазым после этого на всю жизнь останется.
"Стреляй, - говорю ему, - раз за этим сюда пришел. Не томи, а то мочи моей больше нет, рядом с красавцем таким находиться. Или, - говорю, - сейчас и тебя изнасилую".
Пистолет тут его задрожал, вниз скользнул, и по носу меня стукнул, да больно так, я аж застонала. Он, видать, это по-своему понял, потому что через мгновение я уже лежала на траве, глаза закатив, а мужичок этот на мне сверху пыхтел, да громко так, будто он паровоз, а не человек.
Вскоре поженились мы, детей я ему родила.
Троих.
Пить он бросил.
Плащик свой я выкинула от греха подальше, а пистолет его мы на ковре в гостиной повесили. Чтобы, значит, не забывать, с чего счастье наше началось, ну и чтобы соблазнов ни у кого больше никаких не возникало.
В плащах расхаживать, или провода со столбов скручивать.