Если мой боевой путь описать коротко, то и тогда он растянется на несколько строк. Действительно: 7 июля 1941 года призыв - Великие Луки - Вязьма - Калуга - Серпухов - учёба на зенитчика - Воронежский фронт - Курская битва - форсирование Днепра - Корсунь-Шевченковская операция - Ясско-Кишенёвская операция - Сандомирский плацдарм - Германия - Австрия - Прага 12 мая 1945 года. За каждым звеном этой цепочки множество событий, встреч, потерь, переживаний.
Июль 1941 года...Рязанская область, Данковский район, призывной пункт... И вот нас, новобранцев, в гражданской одежде, без оружия везут в теплушках в Великие Луки... Воздушный налёт...Эшелон разбит...Живые прячутся в лесочке, но по ним фашисты с бреющего полёта бьют из пулемётов...Улетели...Сбор оставшихся...Освобождение пути от сгоревших вагонов и не взорвавшихся бомб...Наконец мы в Великих Луках...Получаем обмундирование, продукты и маршем на 60 километров к Невелю...Навстречу прорвавшиеся немецкие танки...На подвернувшихся машинах от них назад...А фронта уже нет - немцы прорываются то тут, то там...Продвигаемся к своим за немцами следом...Мосты через реки уже все взорваны...Машины пришлось оставить...Переправляемся на чём попало...Руководит выводом политрук...По дорогам днём и ночью бегут на восток люди с детьми, вещами, скотиной...Налёты фашистских стервятников...Взрывы бомб, дым, пыль, крики ужаса, стоны раненых, плач детей, рёв скотины...Передвигаемся только ночами...Идём не одну неделю...Наконец, политрук, опытный военный лет тридцати пяти, выводит нас к своим у самого Серпухова...Из двух сотен нас осталось около двадцати человек.
Так закончился, без преувеличения, самый трудный этап моего боевого пути. Дальше я был зачислен в формирующуюся зенитную дивизию. После учёбы, в составе батареи 37-мм зениток оказался на Воронежском фронте. Фронт этот весь 1942 год был сравнительно спокойным. Но летом 1943 года началась Курская битва.
Трудно словами передать, что там было. Всюду разбитые танки, машины, пушки - и наши, и немецкие. Трупы танкистов на броне. Стрельба, взрывы, вой снарядов, бомб, дым, пыль, жара. Одно слово - ад! Мы из своих зениток били по самолётам, а 85-миллиметровые зенитки стреляли по танкам, так как 45-миллиметровые противотанковые пушки с "тиграми" и "пантерами" не справлялись. От непрерывной стрельбы стволы пушек так нагревались, что не могли удерживать пороховые газы, и снаряды плюхались на землю, пролетев метров сто.
Наша батарея получила приказ выдвинуться на новую огневую позицию. Поехали туда на машинах с пушками на прицепе. Наш "студебеккер" зачихал и остановился. В передней машине были командир батареи, десяток бойцов и медсестра Катя Литвинова. Они поднялись на пригорок, а за пригорком притаились немецкие "пантеры". Машина не успела развернуться, как с прямой наводки была расстреляна. Командир и водитель сгорели, а тех, кто был в кузове, разнесло в клочья. Нас даже не пустили туда. Потом мы перешли в наступление. Лавиной хлынули танки, самоходки, а самолёты, как тучи, заслонили солнце. Они шли в три эшелона - на бреющем полёте штурмовики Ил-2, выше них бомбардировщики Пе-2, а сверху от "мессершмитов" их прикрывали "лавочкины" и "яки".
После Курска было форсирование Днепра. Наша часть форсировала его южнее Кременчуга. Тоже очень тяжело было. Сапёры под плотным огнём и бомбёжкой противника навели понтонную переправу, причём специально её притопили, чтобы с воздуха не было видно. А над водой только флажки, указывающие путь. Бомбы сыпались днём и ночью. Зенитки стреляли без перерыва. Наводили без прицела, по трассерам - не до того было! А на переправу шла техника. Из лесочка выскакивали и летели на полном ходу танки, самоходки, машины с орудиями. Случалось, промахивались мимо флажков и срывались в реку. За всё отвечал начальник переправы. Раз приехал командующий фронтом маршал Конев. Увидел затор перед переправой и за это начальника переправы начал "охаживать" палкой, с которой, как говорили, не расставался. Помогло. С потерями, но преодолели эту водную преграду. Наш командир полка за эту операцию получил звезду Героя, а я орден Славы.
Когда мы шли по Украине, то на освобождённой территории разворачивались полевые военкоматы, которые для пополнения пехоты призывали в армию местных мужиков. Обмундирования им не выдавали, только оружие. Вояки они были никакие. Однажды мы начали занимать огневую позицию позади такой пехоты. Установили две пушки, и надо было возвращаться за оставшимися двумя, так как на тот момент у нас была только одна машина. Тут со стороны противника послышался гул танков. Услышав его, пехота запаниковала и побежала плотными рядами назад, вовлекая в свой поток и нас. Пушки пришлось оставить. Танки начали обстрел, причём не снарядами, а для создания большей паники - болванками. Они с шипением шныряли по заснеженной земле, то и дело меняя направление, как какие-то живые существа - только увёртывайся от них. Заградотряды не в состоянии были остановить этот панический бег. Добежали до тыловых позиций. Тем временем другими частями танки были остановлены, и мы с двумя оставшимися пушками вернулись назад. Смотрим, а наши первые пушки стоят целёхонькие! Повезло! А могли попасть под трибунал, если бы их потеряли. Тогда в лучшем случае попали бы в штрафную роту.
Немцы часто применяли разные приёмы для создания паники в наших войсках. Особенно жутко было, когда "юнкерсы-87", прозванные "лаптёжниками" из-за неубирающихся шасси, во время пикирования включали сирены, да ещё сбрасывали дырявую бочку, которая при падении издавала душераздирающий вой. Не лучше были и звуки, которые издавали немецкие шестиствольные миномёты, прозванные нами "ванюшами" - по аналогии с нашими "катюшами". Бывало, подъедет к нашей позиции наблюдатель от батареи "катюш", зафиксирует расположение немецких войск, а через короткое время подъезжают "катюши", разворачиваются, дают залп и тут же уезжают, даже не опустив направляющие, делая это на ходу. Только они отъедут, как немцы по этому месту, а значит по нам, обрушивают огонь своих "ванюш". Тут уж держись! В другой раз упрашиваем: "Ребята, вы хоть рядом с нами-то не располагайтесь - нам же за вас потом достанется!"
В Корсунь-Шевченковском котле в начале 1944 года наши два фронта окружили большое количество фрицев. А были сильные морозы, метели. Даже лошади замерзали. Много немцев замёрзло. Из окружения в сильную пургу удалось вырваться лишь нескольким танкам и бронетранспортёрам с генералами и высшими офицерами. Там наш полк вёл бои у населённого пункта Пятихатки.
В Ясско-Кишенёвской операции надо было форсировать Днестр. С Днепром его не сравнишь, но и там пришлось не сладко. Жуткие обстрелы были. Думали, что нам конец там будет. Днестр запомнился одним печальным для батареи эпизодом.
На фронте мы больше всего боялись попасть в плен. И хотя умирать никто не хотел, но был общий настрой -- "Лучше смерть, чем плен!". Поэтому очень боялись ночных вылазок немецких разведчиков, когда они тихо забирали зазевавшегося бойца в качестве "языка". Но однажды у Кременчуга нам в руки попал щенок. Вскоре он вырос в большого умного пса по кличке Волчок, который никого чужого к батарее не подпускал. И мы стали спать спокойно. К слову сказать, за все четыре года войны, будучи на фронте, я ни разу не спал в помещении. Волчок, как только комбат произносил слова "Отбой - поход!", ждал подцепления пушки и сразу вскакивал на лафет, с него в кузов машины и там засыпал. При движении вдоль Днестра попали под жуткий обстрел. Все быстро спрыгнули с машин и залегли, а Волчок не успел и был убит осколком. Хоронили его с воинскими почестями, с салютом.
Из Молдавии нашу 5-ю Гвардейскую армию перебросили на Сандомирский плацдарм. Там почти три месяца готовились к наступлению. Ведь предстояло воевать уже на территории врага. Начальник политотдела часто проводил собрания, подчёркивая ответственность момента. Наказывал вести себя в Германии достойно. Но многие бойцы, особенно те, у которых фашисты сожгли дома, а семьи расстреляли, не могли этого принять. Ненависть и жажда мщения были нестерпимы. Не скрою, бывало и срывались. Поэтому-то и вышел известный приказ Верховного о расстреле за мародёрство и насилия.
Но вот закончились бои на Сандомирском плацдарме, сходу прошли Польшу и очутились в Германии - в Силезии. Километров сто прошли, но никаких немецких войск не встретили. Потом стали появляться разрозненные части. Сплошного фронта не было. Однажды наша батарея на 7 - 8 машинах ехала по шоссе. Впереди показалась деревня. Встретили нашего офицера, который что-то показывал руками. Но мы, не останавливаясь, помчались дальше. Вдруг сбоку из леса ударила немецкая пушка. Передняя машина, объятая пламенем, полетела в кювет. Тогда только мы поняли, что хотел сказать нам тот офицер. Однако, дорогу подбитая машина не загородила, и мы, прибавив газу, на полном ходу ворвались в деревню. Увидев это, немцы из деревни побежали. Тут подоспела наша часть на амфибиях и погнала их дальше.
В апреле мы были в Дрездене, а в мае получили приказ как можно быстрее идти спасать Прагу, где восставший народ погибал под ударами эсэсовских частей. И только 12 апреля в Праге война для нас закончилась. За всё время наша батарея потеряла половину личного состава, прямыми попаданиями были разбиты 3 пушки. Мы, в свою очередь, немало самолётов сбили. Однажды, благодаря удачному расположению у леса под местом, где, разворачиваясь, фашистские самолёты подставляли свой "живот", нашему полку удалось сбить их 8 штук!
После войны продолжал служить в Австрии в нашей оккупационной зоне. Там, после учёбы на курсах, получил офицерское звание. Как же хорошо относилось к нам население Австрии! Там пробыл вплоть до 1954 года, когда Австрия была провозглашена нейтральной страной, и все 4 страны-победительницы вывели оттуда свои войска. Нашу армию перевели в Клайпеду. Там, не в пример Австрии, одному в городе появляться было опасно. В 1956 году довелось участвовать в подавлении венгерского мятежа. Затем была служба в ракетных войсках в Казахстане. Награждён, кроме ордена Славы, орденом Отечественной войны 1 степени, тремя медалями "За боевые заслуги" и множеством других - всего более 20. Демобилизовался в 1962 году. В 1966 году начал работать в ОКБ КП, где продолжаю трудиться и сейчас.
Александр Иванович Сграбилов, 2005 г.
Рассказ публиковался в районной газете Мытищ в 2005 году. Александр Иванович умер несколько лет спустя.