Сложно быть сердцем, качающим отравленную продолжительной болезнью кровь. Проталкивать, содрогаясь, студенистые комки, закупоривающие сосуды, отправлять в путь с каждым ударом, грозящим стать последним, очередную порцию жизни, насыщенной смертью.
Сердце не размышляет. Его задача - движение. Вечное, мерное, неостановимое... Так кажется всем, и даже ему: что слитное биение сокращений, раскрытия и закрытия клапанов, пульсирующий ток крови - вечны. И так будет всегда, сквозь времена, и пространства, во имя торжествующего звездного пламени Жизни.
Сейчас незримое сердце, когда-то бившееся во всех временах человеческой расы, сбоило. Раны, нанесенные Человеку там, в будущем, были слишком обширны. Вирус, поразивший тело цивилизации, пожирал саму основу основ - людей. Выедал тонкие перегородки душ, растворял столь уязвимые физические оболочки, выбрасывая в кровеносную систему сложный, медленно действующий яд, и, одновременно с тем исторгая вовне, во тьму и безвременье, перерожденные клетки-сознания.
Под завывание ревунов системы оповещения, из потолков большинства уцелевших переходов, помещений и коридоров базы выдвинулись форсунки системы пожаротушения. По задумке создателей, распылители должны были исторгнуть воду, смешанную с множеством компонентов - пенообразующих, пирофорных, и прочих... Но сейчас из их жерл лениво тек серо-лиловый туман, обтекая решетчатые фермы, пластальные балки и пучки энерговодов. Он стелился по потолку, словно живой, запускал тонкие щупальца в вентиляцию, и нехотя распространялся, с ленцой крупного хищника, почувствовавшего добычу, загнанную в угол.
База, укрытая в двадцать первом веке, медленно умирала. И продолжала сражаться. Время текло нелинейно - в одних отсеках люди умирали от старости за долю секунды, в других - замирали, впаянные в тягучие минуты, растянувшиеся на годы. Тысячи солдат, техников, ученых сражались за право жить - со временем, с перерождающимися под действием вируса, с самими собой.
В окружающем пространстве тоже творилось неладное - то и дело выныривали корабли из будущего, вероятного и невероятного, человеческие, инопланетные, и даже один чудовищный автоматический линкор Предтеч почтил присутствием астероидный пояс в прошлом Земли.
Пришельцы, затянутые в этот Мальстрем времени и пространства, тоже сражались. И неважно, кто начал стрельбу первым - пиратский крейсер, парящий воздухом из рваных пробоин, исполосовавших его изъеденные гиперпространством борта, полицейский катер из двадцать пятого века, или рейдер раута. Все новые и новые корабли присоединялись к возникшему хаосу сражения, с упоением расстреливая появляющихся и исчезающих в тусклом мерцании противников, получая ответные залпы и выстрелы от системы обороны близлежащей базы...
Над плоскостью эклиптики, словно венчая собой этот хаос, медленно начали проявляться контуры золотистой пирамиды, уходящей отражениями граней в бесконечность.
В конференц-зале, залитом сиянием лилового и тусклым маревом темноты, сочащейся из замершего портала, тот, кто когда-то был полковником десанта Марком Романовым, открыл глаза. Теперь он видел своего противника так же ясно, как времена - от Большого Взрыва, который случился в начале всего, и до тихого умирания Вселенной в пучинах бесконечного ничто... Сущность, называемая Строителем Пути, стояла на пороге мира, который, разлагаясь в истекающем из его ран лиловом гное Изменения, отдавал все свои силы, и непрожитые жизни своих детей новому Богу. В этой точке, смещая течение времен, и законы физики, столкнулись две воли - сияющее лезвие в руках мечтателя, чья потаенная фантазия замерла в шаге от воплощения, и черный провал, которым обернулась всепоглощающая жажда и неутолимый голод древнего, чуждого самой жизни существа, чье существование было подчинено только одному Пути... И этот Путь пролегал через сотни и тысячи вселенных цепью выжженных в прах и пепел миров, галактик, звездных скоплений, в которых никогда больше не родится разумная жизнь.
Древний уродливый разум, растерявший все сокровища своего рождения, обменявший всё, что имел - на бесконечную жизнь, бескрайние мертвые пространства, и невообразимое одиночество.
Романов сочувствовал Строителю, и понимал тенью своего рассудка, что они, целящиеся друг в друга, использующие последний шанс для удара, похожи до боли. И даже сильнее, чем боль. Марк знал, что переступил черту, и скоро взлет может смениться падением, стремление к могуществу может застить взор, а сила - опьянит новорожденного повелителя изменений... И тогда, чем бы не закончилось сегодняшнее противостояние, новый Строитель начнет творить свой собственный Путь, прикрываясь словесами о Создателе, вере, надежде - ложью, направленной на поглощение и ассимиляцию новых миров, чтобы обратить их в часть себя, и погрузиться в краткую эйфорию сытости... Которая с каждым разом будет все короче и короче.
"Кто первым сделает шаг, тот и проиграет". Нет, это не так. "Убивший дракона - сам становится драконом". Чушь. "Для силы, воли и знания - нет предела". Предел каждый из нас устанавливает себе сам.
Они двинулись одновременно. Черное-на-черном, и лилово-стальное. Романов распахнул объятия, собирая воедино все, что щедро отдавали миру родившиеся Измененные - жизнь, смерть, время, судьбы, души... Строитель Пути ударил ненавистью и болью, собранными с десятков иных миров - наотмашь, бездумно, стараясь смахнуть помеху. Незначительную песчинку, попавшую в жернова слепой мощи, перемалывавших и не такое...
Марк не стал отражать рвущие его на части ощущения неизбывной потери, последней - край перед ликом смерти - ярости и небывалой жути. Они были несущественны. Важнее было остановить медленно сочившуюся в мир тварь, уже протягивавшую жадные невидимые щупальца к ближайшим островкам жизни. Полковник метнул сквозь застилавшую все его взоры кровавую муть свою силу, как его первобытные предки когда-то отправляли в полет деревяшку с примотанным звериными жилами обломком кремня...
Строитель остановился, словно упершись в невидимую стену. Ему и так было непросто втискивать свое многомерное тело в узость немногочисленных и крайне простых измерений человеческой реальности, а яркий болезненны поток энергии выжег значительную часть его крайне уязвимого вместилища на данный момент. Он потянулся сильнее, забрасывая якоря в реальность, стремясь захватить как можно больше живого - которое еще могло жить, и сделать частью себя. Впервые за много эпох и вселенных практически всемогущее существо почувствовало нечто, отдаленно похожее на боль. Отголоски этого странного, давно забытого чувства прокатились по всем составляющим длинной цепи Пути... Где-то там, в серых пустошах пепла, зажглись искорки новых звезд.
Память, память... Простая человеческая память - о сделанном, и о том, что не успел, о мечтах и желаниях, о первом вздохе и последнем ударе сердца... Что может быть страшнее этого слабого, разбавленного, но такого эффективного, яда? Только он же, сконцентрированный, собранный и сжатый в трепещущий отблесками нездешнего пламени шар. Воспоминания тех, кто перестал быть людьми, о том, как они ими были.
Это пламя сейчас разливалось по стремительно растворявшимся частям Строителя, очищающим потоком проносясь по нему, давно забывшему о том, что значит жить.
Отшельник, скрипя старыми суставами экзоскелета, присел, наклоняясь к огню, и стал подбрасывать смолистые ветки в трещащее и плюющееся искрами оранжевое пламя. Морщинистые руки с расплывшимися татуировками ловко ломали сухие побеги на мелкие куски, падавшие в жадную пасть очага, успевая при этом отвлечься на закопченный кувшин с чем-то хмельным. Прихлебывая и отдуваясь, старик кормил огонь, поблескивая глазами из-под спутанных волос, почесывался, хитро щерясь улыбкой с необычно белыми блестящими зубами в старческом рту.
Ричард аккуратно переменил позу, перенеся вес на другую сторону тела. Кривой, как жизнь капитана, табурет, сколоченный из горбыля, протестующее заскрипел.
- Нетерпеливый капитан, хе-хе-хе, - тихонько засмеялся хозяин этого места. - Погоди, сейчас, накормлю его, и займусь тобой...
Он приподнял извивавшуюся ветку, украшенную короткими щупальцами и присосками, причмокнул от удовольствия, и бросил ее в яростное взвившееся пламя.
Морган, щурясь от дыма, внимательно осматривал скудную обстановку хижины. Грубые стены из бревен, покрытых мхом и подсохшими лишайниками. Наспех прорубленное треугольное окно, задернутое шкурой какого-то зверя. Сейчас в прорехи занавески лезла ночная тьма, усыпанная крупными звездами, и мошкара... Очаг в середине, из раскаленных камней, окатанных рекой, над ним - дыра в дощатой крыше, и пара бревен-стропил, увешанных связками трав, сморщенных плодов, и тушками мелких животных, смахивавших на крыс. "Им, положительно, стоит смахивать в другую сторону", - пошутил Рик, и улыбнулся этому образчику нехитрого армейского юмора. Почему-то вспомнился боцман... "Интересно, как он сейчас? Заперся в башне, и листает, матерясь на двадцати языках, древние книги? Или, запасшись зарядами к плазмомету, снова ушел в лес? Надо бы навестить старика..."
Он снова скрипнул табуретом. Теперь уже специально.
- Слышу, слышу! Не глухой... - отшельник, закашлявшись, отхлебнул из кувшина, и клацнул зубами. - Всё! Давай сюда свой вопрос, и про плату не забудь...
- Жадный ты, дядюшка Богу, - Ричард развязал заплечный мешок, и, зацепив кончиками пальцев объемистый сверток, рывком отправил его в полет, завершившийся на грязных, едва не трескающихся от времени штанах сидящего у костра старика. Следом отправился глухо звякнувший мешочек, - И как ты с такими аппетитами жив-то еще?
Отшельник, хихикая, развернул перепачканную тряпицу, и удовлетворенно хмыкнул:
- Уж не твоими молитвами, отрок. Язви тебя в душу...
Округлый сверток скрывал тщательно вываренный череп странной яйцевидной формы, с отверстиями глазниц по всей поверхности, и треугольными челюстями, смыкавшимися в костяной венчик. От него веяло чуждым иным разумом, ненавистью... и угрозой.
Старик пробежал заскорузлыми пальцами по молочно-белой с фиолетовыми прожилками кости, прикоснулся к одной из глазниц, где блеснул опаловый отсвет, и замер. В воздухе с легким звоном раскрывалась карта галактики, залитая лиловым и серебристым цветами. Рукав Ориона, в котором находилась Солнечная система, светился особенно ярко. Солнце, обозначенное желтым кружком, подрагивало и периодически исчезало с изображения...
- Твое место сейчас там и тогда, - отшельник ткнул грязным ногтем в пятнышко Солнца, - Пока сражаются две силы - возможно всё, и даже невозможное... Но, если одна из сил возьмет верх - не спасется никто.
- Капитан, что вы тут делаете? - проекция Гая дрожала, и искажалась полосами помех, - Немедленно вернитесь в тело, это место опасно... Для непрофессионалов. Возвращайтесь. Искин держит канал, но связь может прерваться...
Рик медленно привстал с исчезнувшего табурета, и повернулся к очагу, над которым плавал образ Травкина. Стены хижины расплылись туманом, и медленно провалились сами в себя, открывая темноту, пронизанную звездами и полосами разноцветных пылевых туманностей. Далеко впереди разливалось зарево сверхновой звезды, и за ним угадывалось ярчайшее пятно центра галактики, сейчас сокрытое слабой дымкой... Крыша хижины растворилась в темноте, лишь несколько засушенных пучков неведомых трав плавали в воздухе. Старик, держащий в руках череп, рассыпался потоками серебряного песка, прошипевшего "до вссссстреччи"...
Морган шагнул к огню, протянувшему навстречу оранжевые щупальца. От очага веяло прохладой, вместо одуряющего жара. Рик мысленно поблагодарил хозяев этого странного места, хмыкнул своим мыслям о Кацмане, посетившим его чуть раньше, и вошел в ласково сомкнувшиеся двери пламени.
Картинка, которая вспомнилась капитану, расползлась клочьями тумана, обнажая темный остов открытого космоса. Рик стряхнул с себя воспоминания о посещении дядюшки Богу в далеком прошлом Земли.
Он пришел в себя, и перехватил руку, собиравшуюся ударить его по щеке. Не в первый раз, судя по горевшим тонкой болью нервным окончаниям... Он открыл глаза, и обнаружил себя лежащим на пластали пола медицинского сектора базы Протектората. Капитан четко знал, что вокруг, в основном, двадцать первый век, а снаружи базы до сих пор продолжается круговерть невидимого водоворота времен, стягивавшегося к точке парой уровней выше и километром севернее того место, где находился сейчас экипаж "Астарты".
Зрение, наконец, перестало выдавать изображения сплетенного клубка энергий на фоне взрывавшихся звезд, и Морган с удивлением и радостью смог разглядеть сидящую рядом с ним Анну, которая до того хлестала его по щекам.
- А ты еще прекраснее, чем я думал, - непослушными потрескавшимися губами прошептал Ричард, отпуская ее руку, - Анна... Майор Штафф. Старпом...
В черепе нарастала давящая боль от запущенных психоблоков.
- Дурак... - тихо сказала Анна, пряча лицо в ладонях, и всхлипывая.
- Кэп, вставай. Хрена ты разлегся? - Джек, ворча, помог капитану встать на ноги. - Ну вот, довел девочку до слез...
Ноги Рика дрожали, и стоять ровно он мог только благодаря экзоскелету скафандра. Сознание было чистым, прозрачным, и абсолютно пустым, в ушах звенело, и окружающий мир опасно покачивался, как и его прошлые психоблоки, не позволявшие говорить даже самому себе ни о том, что он чувствует, ни о том, к кому он это чувствует. Краткое выпадение в нирвану выморозило из искалеченного сознания капитана все установки, блоки, запреты и страхи.
Кацман, на всякий случай вколов капитану стимулятор, сейчас помогал встать Анне. Рваный комбинезон, заляпанный какой-то пакостью, висел на ней, как на вешалке, но лишь подчеркивал красоту лица тонкой лепки... Штафф повисла на боцмане, цепляясь за щитки бронекостюма, и Рик ощутил странный укол в сердце. Словно это все уже было, и не раз. И руки Штафф на плечах боцмана, и теплота в его взгляде по-кошачьи зеленых глаз, и тихие слова Джека, успокаивающего Анну, и ревность, тонкой иглой пронзившая сердце Ричарда...
Травкин, матерясь и шипя от боли, сползал с распотрошенного бронекостюма искина. Отсоединяя от своего тела энерговоды, тонкие волоконца информационных линий и вытаскивая длинные иглы, доктор походил на худого дикобраза, всадившего свои иголки себе же в задницу. Искин закрывал секции бронекостюма по мере отключения их от доктора.
- Доктор, вы сильно рисковали, идя на прямое подключение, - синтезированный голос дрожал. - Вы могли выжечь себе нервные волокна по всему телу...
- М-мать... Не выжег же... - Травкин отбросил очередной оптокабель, немедленно уползший в чрево брони, - ты-то себе ничего не повредил, малыш? Блин...
- Повреждения системы в пределах нормы, восстановление не требуется, - откликнулся искин.
Капитан почувствовал глубоко внутри себя растущий горький комок, перекрывший дыхание, и стиснувший сердце. В другое время и в другом месте он назвал бы это чувство "любовью"... Не той страстью, которая опаляет и сжигает, толкая на безумства, ведя в Бездну. И не тонким романтичным переживанием, которое наделяет человека способностью творить и созидать, нет. Ричард понимал, что он готов, черт возьми, умереть ради этих людей и нелюдей. Ради того, чтобы они жили, и были счастливы... И чтобы жила мечта.
Но наивысшим крещендо, звучавшим в истерзанной душе капитана, было осознание того, что ему хочется жить ради своих людей. Ради Анны, Джека, Гая, Ульриха... Ради искина. Ради Уискер, безжизненно лежащей в полураскрытой капсуле. Ради Елены, которая, сгорбившись, сидела на каком-то развороченном устройстве.
Ему хотелось жить, как никогда ранее. А еще Ричард понимал, что выжить он может, как и все человечество во всех временах, только если будет уничтожен прорыв изменения. Он видел, что нужно сделать, и знал - как. Кусочки мозаики с хрустом становились на свои места: замедление времени, способность создавать вещи, возможность выходить Вовне... И видеть немного больше, чем это возможно для обычного человека. "Если в созидание сложить любовь к людям, которые нас окружают, и ненависть к тем, кто желает нам зла, то... - думал Морган, и рука, сжимавшая его сердце, медленно разжимала пальцы, - я могу уничтожить базу изнутри, выбросить центр этого гребаного циклона Изменения в небытие. Словно удар в сердце, после которого больше нет ничего... Я знаю, что со стиранием этого центра процесс должен остановиться... Следовательно, я должен."
Он отдал броне команду на сброс. Металлопластовые щитки осыпались, замирая в воздухе, когда Рик проверял свое чувство времени... Покрывались изморозью, когда он на миг погружался туда, откуда появлялась материя, которую его учили создавать Кардиналы... и изменялись, когда он этого хотел. Вместо металлопласта у его ног сейчас лежали части боевой брони, выполненные из стали, серебра, платины, алюминия, титана.
Вытянувшиеся лица команды порадовали его, как никогда. Он улыбнулся.
- Дорогие мои... - Ричарда переполняло звенящее чувство правильности происходящего, - вы даже не знаете, как сильно я вас всех люблю...
- Кэп, вы же не из этих... - выдавил опешивший Кацман, - были... Вроде...
Анна блеснула глазами, и, уткнувшись в наплечник боцмана, заплакала. Она поняла.
- Именно потому вы сейчас возьмете с собой капсулу с Уискер, найдете скафандр без дырок для кардинала Логана, который сейчас к нам присоединится, - Рик сделал приглашающий жест в сторону приоткрытого саркофага в глубине помещения. - И быстро покинете базу. Отведите "Астарту" в сторону, в бой не ввязывайтесь. Я вас догоню, как только закончу одно важное дело...
Логан, выбравшийся из анабиозного саркофага, прихрамывая подошел ближе.
- Ты уверен, Ричард? - спросил кардинал, внимательно вглядываясь в глаза капитана. - Может быть, пойдешь с нами?
- Нет, Мэт... - спокойно ответил Морган, - если я не остановлю это мудачество, возвращаться нам будет некуда. Да, мы можем прожить жизнь в Атлантиде, или в глубоком прошлом, до которого Волна не дотянется еще долго... Но разве же это будет жизнь? Знать, что ты мог спасти хоть что-то, и не стал?
- Благослови тебя Творец, Рик, - Логан отвел взгляд и нервно провел пальцами по застежкам комбинезона.
- Вернись, - Анна, с трудом передвигая непослушные ноги, смотрела ему прямо в глаза, сжав ладонь капитана холодными пальцами. - Я буду ждать...
И было в этом жесте куда больше, чем она могла сказать или сделать. Ричард привлек ее к себе, погладил по растрепанным волосам, чувствуя, как жар от прикосновения Анны наполняет его мускулы решимостью и покоем. Теперь он понимал - ему есть за что умирать, ради чего жить, и к кому возвращаться.
- Я вернусь, - шепнул он ей на ухо, стараясь скрыть за охрипшим голосом ложь.
Потом он долго смотрел им вслед - нелепый силуэт, словно вырезанный из черной бумаги, на фоне серых стен в лиловых пятнах и потеках... Когда окружившие капсулу с андроидом люди скрылись за поворотом коридора, капитан тихонько вздохнул, и медленно двинулся к своей цели.
Там, где он шел, в воздух взвивались фонтанчики тонкой серой пыли. Пол, потолок, стены истончались и оседали, растворялись, открывая переборки и внутренности помещений. Искрили разряды рваных энерговодов...
"Если я могу вытащить из Бездны меч, что мне мешает отправить туда меч противника? Или самого противника..."