Только вчера ярко светило солнце, даже сугробы как будто съежились и пожелтели, вроде как от старости. Звонкая капель падала с крыш, как бы говоря: "Радуйся с нами, ведь это Весна!" Весна, похоже, крепко взяла власть в свои руки, и на душе у каждого было светло и радостно, потому что каждого человека весна возвращает в детство. А ведь весна и есть детство - детство природы. Но ночью зима ударила сзади подло в спину крепким морозцем и обильным снегопадом, который шел, не переставая, всю ночь, и под утро уже опять было слышно, как дворник скребет лопатой и долбит ломом лед у подъезда.
Антон сладко потянулся и открыл глаза, он уже давно не спал, но по привычке проснувшись, лежал еще минут десять с закрытыми глазами, как, впрочем, делают это многие из нас. Он лежал и думал о том, что ему предстоит сделать сегодня, как бы составляя план на день. Хотя какой может быть план у безработного. Да, сегодня он уже смело мог считать себя безработным. Вчера Антон крепко разругался со своим начальником и, как говорится, хлопнул дверью. Хотя именно вчера он не хотел этого делать. Он работал охранником в частном охранном предприятии, и не сказать уж прямо, что работа ему нравилась, но его устраивал оклад. И они со Светкой решили наконец-то расписаться, теперь, когда он вроде бы встал твердо на ноги. И сейчас он старался сам себя успокоить, что работа ему не нравилась и что он давно собирался уходить.
Антон тяжело вздохнул, вставая с дивана, решив про себя не делать сегодня зарядку, и подошел к окну. Под окном во дворе стояла залепленная снегом серая "Волга". Это была его последняя надежда. Сейчас оставшись без работы, он возлагал на нее большие надежды. Он и раньше, случалось, подхалтуривал, ну а теперь решил заняться этим делом всерьез. Были у него уже и постоянные клиенты, почти месяц три раза в неделю он возил двоих молодых парней, которые и времени отнимали немного, и платили хорошо. Хотя, конечно, это не решение всех его проблем, но можно было продержаться на плаву первое время, пока он не подыщет себе подходящую работу.
Антон прошел на кухню, поставил на плиту чайник, сел за стол, закурил сигарету и задумался. Как бы он ни храбрился, дела его в последнее время были не очень хороши, а если сказать прямо- хреновые дела.
Раньше Антон служил в милиции, служил опером уголовного розыска, носил офицерские погоны и был очень доволен жизнью. Но было одно маленькое "но". Работать в милиции и не пить водку невозможно. А если есть возможность пить каждый день, и как говорится, глотка луженая, то и подавно. Вот так и дошел постепенно бывший старший лейтенант до ручки, и его с "почетом" выставили вон.
Антон тяжело вздохнул и потушил в пепельнице окурок. Сейчас-то он уже совсем не пьет, вот именно сейчас бы ему и служить. Но, видимо, его милицейский поезд уже ушел. Антон считал, что он пришел работать в органы по призванию. Все у него получалось, были поощрения, награды, да и работа была в радость. К тому же он пришел в милицию, уже успев повоевать в горячей точке, и имел звание кандидата в мастера спорта по пулевой стрельбе. Антон усмехнулся: "Если бы не его глупость". А так, после увольнения из органов уже столько мест поменял. Даже одно время работал на кладбище могильщиком, но больше четырех месяцев не выдержал, водка там вообще рекой текла.
Ну а вчерашний инцидент давно назревал. Хоть и работал он в последнее время в личной охране одного богатого банкира, и получал солидную зарплату в твердой валюте, но так и не смог себя перебороть, считая эту работу не охраной, а лакейством. Открой дверь, веди его чуть ли не под руку, оглядывайся по сторонам и делай зверское лицо. Хотя если кому-то нужно будет убрать его шефа, то никакая охрана не спасет. "Особенно если наймут стрелка моей квалификации", - думал не без гордости Антон. И вот так постепенно его внутреннее недовольство выросло в открытую форму протеста, и хочешь, не хочешь, ему пришлось уходить.
Антон позавтракал, неторопливо оделся, пристегнул оперативную кобуру с газовым пистолетом под мышку, хоть и не боевое оружие, но, когда занимаешься частным извозом, с ним как-то спокойнее. Конечно, знающего и умелого человека им не испугаешь, но шпану отмороженную пугнуть можно.
Накинув куртку, Антон вышел, позвонил соседке и отдал ключи от квартиры на тот случай, если придет его мать. Выйдя во двор, он сел в машину. Особых планов у него не было. Куда ехать, с чего начинать, решив как обычно, ехать потихоньку до первого пассажира. Антон прогрел машину и выехал со двора.
На шоссе, несмотря на морозец, была жуткая слякоть, "дворники" почти не справлялись с потоками грязи. Видимо, дорожники под самое окончание зимы решили показать, что их служба чего-то стоит, и обильно посыпали дорогу солью.
Остановившись на светофоре, слева от себя Антон увидел "Жигули" с тонированными стеклами, да причем так, что нельзя было понять, кто находится в салоне. Вдруг стекло со стороны пассажира опустилось, и он увидел Игоря Крохалева, все его звали Крохой, своего бывшего однополчанина и сослуживца, который крикнул ему:
- Тоха, за светофором тормозни, побазарить нужно!
Антон улыбнулся и кивнул. Он уважал Кроху за его веселый и безобидный нрав.
Выйдя из машины, Антон подождал пока Игорь подойдет к нему и поздоровался. Кроха широко улыбаясь, тоже крепко ответил на рукопожатие..
- Слушай, Тоха, тебя зачем-то мой шеф разыскивает. Сказал найти и срочно к нему доставить. Может, на работу опять хочет взять? - Кроха гоготнул. - Только разве ты теперь пойдешь с баксов в ментуру, на рубли и водку.
- Хорошо, Игорь, сейчас подъеду,- сказал Антон и пошел к машине.
- Нет, Тоха, тачку здесь оставь, только закрой ее, я тебя потом к ней привезу, ничего за час не случится.
Какое-то нехорошее предчувствие кольнуло душу Антона: "Почему такая спешка? Неужели и впрямь хотят опять на работу позвать? Да нет, вряд ли". Что ж, придется съездить.
Он закрыл машину, перед этим вынув "газовик", бросив его под сиденье и сел к Крохе в "Жигули". За рулем сидел молодой парень, видимо, новый сотрудник, его Антон не знал.
- Слушай, Кроха, а зачем все-таки вызывают? Надолго?
- Да ни черта я не знаю. Уже подъезжаем, сейчас сам все узнаешь.
Они вышли из машины и вошли в здание райотдела. Антону все здесь было знакомо, когда-то он считал это своим вторым домом.
В кабинете начальника уголовного розыска Кроха сказал:
- Посиди здесь, я сейчас. - И вышел из кабинета.
Минут через пять в кабинет вошли начальник райотдела подполковник Скворцов и начальник уголовного розыска Петраченков, за ними следом семенил Кроха. Глядя на Антона тяжелым взглядом, сквозь плотно сжатые зубы Скворцов проговорил:
- Советую говорить только правду и лучше самому, пока не подъехали молодцы из РУОПа. Сам знаешь, они из тебя любое признание выбьют.
- Я не понял, это вы мне? Может, сначала объясните, что происходит?!
Антон даже покраснел от возмущения. У Крохи от удивления вытянулось лицо.
-Ну что ж, дело твое,- Скворцов подошел к нему и протянул руку.
- Документы.
-Да что случилось, товарищ подполковник?
- Скоро все узнаешь. Ну, я жду!
Антон достал права и техпаспорт и отдал ему.
- Сиди здесь и жди. И ты тоже посиди с ним и никуда не выпускай,- сказал он Крохалеву и вместе с Петраченковым, так и не проронившим ни слова, вышел из кабинета.
- Антон, что случилось?- Кроха с напряжением смотрел на него.
- Это я у тебя хотел спросить, Игорек, - в голосе Антона сквозила ирония.
Кроха обиженно засопел и отошел к окну, решив не продолжать разговор. Антон сел на стул у стены и задумался: " Что все это должно значить?"
Он знал, что за ним нет никакой вины. Но тогда почему с ним так обращаются? Он сидел в тягостном раздумье около часа, даже не представляя, что его ждет. Правда, поначалу он еще пытался разговорить Кроху, но тот упорно отмалчивался. Он, правда, разрешил Антону позвонить Светке, выйдя предварительно в коридор, чтобы не застукало начальство. Антон, как мог объяснил невесте, что сегодня задержится. Светка начала засыпать его кучей вопросов, но в это время почти вбежал Кроха, и разговор пришлось прервать. Антон хотел позвонить еще и брату, но Кроха уперся, сказав, что ему и так может влететь.
- Я что, арестованный? - спросил Антон и услышал сзади голос:
- Это я тебе потом объясню, если мы найдем с тобой общий язык.
Антон обернулся, в дверях стоял плотный мужчина с чисто бандитской внешностью. Он подошел к Антону вплотную:
- Я начальник РУОПа майор Никишев.
Антон невольно побледнел, услышав эту фамилию. Еще в бытность свою опером, он слышал об этом человеке и слышал только плохое. В это время в кабинет вошли Скворцов и Петраченков.
- Ну что, мужики, я его у вас забираю? - Никишев смотрел Антону в глаза.
От этого взгляда Антон невольно поежился. Это был взгляд удава, смотрящего на кролика.
- Позвольте хотя бы узнать, что собственно происходит? - спросил Антон.
- Закрой пасть, тебе слова пока не давали! Руки вперед!
Послышался характерный щелчок наручников. Причем руоповец с такой силой сдавил трещотки, что руки сразу заныли.
Кроха подошел к майору и сказал тихо:
- Вы там полегче. Он хороший парень, из наших.
- У нас там все хорошие, - гоготнул майор и толкнул Антона в спину. - Двигай вперед, мразь.
На глазах у бывших коллег его вывели во двор и посадили в воронок. Антон всю недолгую дорогу до прокуратуры, куда, как он понял, его везли, так и не мог осмыслить, что происходит.
В прокуратуре его завели к следователю, это была женщина, причем довольно невзрачная на вид и очень неряшливо одетая. Сразу было видно, что она одинока и обделена мужским вниманием, все это читалось в ее глазах. Глухая тоска и злоба, злоба на весь мир. Она была обделена простым человеческим счастьем, но наделена властью, и это было страшно. Глядя на нее, Антон понял: перед ним враг. Она посмотрела на него и как-то бесцветно сказала:
- Я следователь восемнадцатого отдела РУОПа подполковник милиции Архипова. У меня сразу к тебе вопрос по существу. Мы с тобой хорошо поговорим или ты сразу ваньку начнешь валять?
Вот именно с ней сейчас Антону больше всего не хотелось ни о чем говорить, но сзади стоял Никишев, и он понуро кивнул головой.
- Ну вот и ладненько, значит, пока давай без протокола. Мне нужно знать, где вы с подельниками спрятали деньги и оружие?
Антон, услышав это, обескураженно посмотрел на нее, потом оглянулся на Никишева.
- Это что, шутка или розыгрыш? Я не понимаю, о чем вы говорите.
Внутри Антона уже начинало все кипеть от возмущения. Архипова печально посмотрела на него, поднялась из-за стола и грустно сказала:
- Ну как хочешь, я хотела тебе помочь, сохранить если не свободу, то хотя бы здоровье. Что ж, тебе выбирать. Забирай его пока, - кивнула она Никишеву и отвернулась к окну.
В коридоре Никишев зашипел ему в спину:
- У тебя есть еще время подумать, пока мы едем до РУОПа. Это твой единственный шанс.
Антон в возмущении обернулся к нему:
- Слушай, мужик, ты что, совсем обалдел, нашел преступника, иди лучше бандитов лови!
Никишев ехидно улыбнулся в ответ, сказав многообещающе: - Ну смотри,- вытолкнул его во двор.
Когда они сели в машину, Никишев весело сказал водителю:
- Ну что, поехали в "контору". Человек, по всей видимости, совсем не заботится о своем здоровье.
И под хохот обоих, машина тронулась с места.
Здание РУОПа стояло прямо у дороги, ехать было недолго. Когда-то здесь была поликлиника, но она переехала в новое здание, и многие организации города боролись за право въехать сюда. Но, очевидно, чтобы показать значимость своей структуры, сюда переселилось РУОП - до этого оно занимало несколько кабинетов в ОВД. Причем рядом с этим зданием стоял совсем ветхий барак, где ютилась детская музыкальная школа. Но его все же отдали РУОПу. Видимо, дети не самое главное в нашем полицейском государстве.
В РУОПе Антона провели по коридору и поставили у двери кабинета лицом к стене. Он попросил снять наручники или хотя бы ослабить их. В ответ получил ощутимый удар по почкам. Так он простоял около часа. Сильно затекли руки, гудели ноги, в голове был полнейший сумбур. Он не мог поверить, что все это происходит с ним.
Дверь открылась, вышел Никишев и крикнул вдоль коридора, не смотря на Антона и сотрудника, сидевшего на стуле возле него:
- Серега, почему он еще здесь? Я же сказал, чтобы сходили с ним в спортзал на разминку. Да, и возьми с собой еще кого-нибудь.
К Антону подошел здоровенный парень, похлопал его по плечу и с усмешкой сказал:
- Пойдем, дружище, позанимаемся.
На выходе к ним присоединился еще один, угрюмого вида. Они спустились в подвал, и Антон увидел комнату, оборудованную под "качалку". Его подвели к свисающим кольцам, завели руки назад и вторыми наручниками подвесили на них.
- Что же ты, сучонок, не хочешь правду говорить? Шефу грубишь, а мы его очень уважаем, - прошипел здоровый. - Придется тебя немного поучить.
У Антона от ужаса пересохло в горле, он все же попытался что-то сказать и начал сипеть, но тут второй опер заклеил ему рот скотчем.
Здоровый схватил трос, поднимающий кольца, и, заорав - Ну что, бонивурчик, полетаем! - резко дернул за него.
У Антона захрустело в плечах, было ощущение, что у него отрывают руки. Мыча от страшной боли, он повис на вытянутых руках. Второй опер в это время внезапно ударил резиновой дубинкой по ребрам, потом еще и еще, стараясь попасть по печени и почкам. У Антона потемнело в глазах, он почувствовал, как сознание медленно покидает его. Очнулся он на полу, лежа лицом вниз. Хотел пошевелиться, но страшная боль в вывернутых плечах заставила его застонать.
- Что, падаль, очнулся? Это тебе первый урок, говори правду, когда тебя хорошие люди спрашивают, - услышал он голос здоровенного Сереги. - Сейчас я тебя отведу к шефу, и не дай бог ему что-то опять не понравится. Ты меня понял? - наклонился он к нему. Антон кивнул, слезы ярости и бессилия текли по его щекам.
В кабинете сидели Архипова и Никишев. Архипова, изобразив подобие улыбки на своем лошадином лице, спросила, почему у него такой бледный вид.
- Со стула упал! - заржал сзади Серега.
- Ну что, будем говорить? - спросила Архипова Антона. Он коротко кивнул в ответ.
- Вот и ладненько.
Она открыла папку, лежащую на столе.
-Фамилия, имя, отчество?
-Маркин Антон Николаевич.
Далее пошли знакомые ему вопросы. В свое время он и сам, постоянно задавал их задержанным.
Антон отвечал на вопросы и ждал главного: когда же прояснится, чего от него хотят. И вот прозвучало опять:
- Так где же все-таки деньги и куда дели оружие?
Он недоумевающее посмотрел на Архипову и быстро, будто боясь, что его перебьют, заговорил:
- Ради бога, я не понимаю, о чем вы? Я клянусь вам, вы меня с кем-то путаете! Я очень прошу вас сначала разобраться во всем объективно!
Никишев покраснел как рак и, вскочив со стула, заорал, выпучив глаза:
- Ну, сука, ты опять за свое, а еще бывший офицер милиции. Если напортачил, так умей отвечать за свои поступки. Раз не доходит с первого раза, будешь заниматься спортом пока не сдохнешь!
Он подбежал к двери, приоткрыл ее и закричал:
- Серега, Балобанов, давай забирай его, и построже на этот раз. И по телефону дай ему поговорить, пусть прочувствует.
Антон очнулся опять на полу, лежа в луже. Открыв глаза, он увидел, что лужа красная, и понял, что это его кровь.
Его избивали уже несколько часов; пришлось поговорить и по телефону, как это здесь называли. Опер Серега посадил его на стул, приковал руки и ноги, облил водой, присоединил провода: один на ухо, другой на ногу. В руках у него появился телефонный диск и, сказав Антону, что его вызывают по межгороду, он стал быстро его накручивать. Разряды тока штопором впивались в мозг, все его существо кричало от немыслимой боли, из носа и ушей ручьем лилась кровь, уже не было сил кричать, и он захлебывался в немом крике, как бы издалека слыша злобный хохот оперов. Антон сбился со счета, сколько раз терял сознание и сколько времени это продолжалось. Вот и сейчас, открыв глаза, Антон тут же закрыл их, боясь, что, если увидят, что он очнулся, все начнется сначала.
Рядом с ним стояли несколько человек и говорили о нем.
- Уголовное дело заведено в нашем районе, так как первое заявление от потерпевших поступило нам. Но ничего, я думаю, потом мы все это объединим в одно дело, а пока нам придется забрать его у вас, - говорил не знакомый Антону человек. - А если вам нужно будет, приезжайте и берите, благо районы рядом находятся.
Антона грубо толкнули ногой в бок.
- Ну ты, очнулся или нет? Хватит ваньку валять.
Его подняли с пола, и он увидел Никишева, его оперов и высокого чернявого капитана.
- Так, давайте его в машину, ребята, - сказал капитан и быстро пошел на выход.
Уже сидя в машине, Антон очнулся и увидел, что на дворе стоит глухая ночь. Он подумал о том, что никто из родных и близких не знает, где он и что с ним, что машина его так и осталась стоять на шоссе. Все тело ныло и кричало от боли, его трясло мелкой дрожью, как паралитика, но все же Антон внимательно всматривался в темноту, стараясь определить, куда его везут. Он видел, что они почти выехали из города, увидел он и свою "Волгу", одиноко стоявшую на шоссе. Странно, почему они не отогнали ее на стоянку в милицию? Вообще много было странного и непонятного в происходящем. Он так и не мог понять, что от него хотят и чего добиваются.
Уазик подпрыгнул на переезде, Антон вскрикнул от внезапной боли и, глянув в окно, увидел, что они пересекли границу района. Значит, его везут в другой район. Это действительно было странно. Он закрыл глаза и задумался. Сегодня он не встретил Светку и вечером уже не придет, не придет, по всей видимости, и завтра. Догадается ли она поднять тревогу? И машину его могли увидеть друзья или знакомые, да и брат частенько проезжал по этому маршруту.
Он думал об этом потому, что не один год проработал в уголовном розыске и знал эту кашу отнюдь не понаслышке. Если с ним сразу так круто начали - он ощупал руками свое надувшееся лицо, то легко можно представить, чем все это закончится. Обычно такие методы практикуют, когда твердо уверены в виновности человека и знают, что он в их полной власти и до свободы и адвоката ох как далеко. Но как все это соотнести к нему? Никакое объяснение происходящему никак не могло прийти в голову Антона.
В это время уазик подъехал к зданию, возле которого стояло несколько машин с мигалками, и он понял, что это РУВД соседнего района.
Его завели в кабинет, сняли наручники. Он сразу начал растирать свои синие распухшие руки, на запястьях были страшные рубцы.
Вошел высокий капитан и сел напротив Антона, глядя ему прямо в глаза:
- Я следователь Алешин. Не буду вам объяснять все тонкости Уголовного кодекса, вы сами бывший оперативник и знаете его не хуже меня. Вы подозреваетесь в совершении серии разбойных нападений в составе вооруженной группы лиц. В дальнейшем, возможно, вам предъявят обвинение не только в разбое, но и в бандитизме. Я прошу вас проникнуться всей серьезностью момента и предлагаю свою помощь. Лучше сразу все рассказать, будет намного легче и мне и вам.
Антон поднял на него глаза и сказал:
- Чтобы обвинять меня в этом, нужно иметь хоть какие-нибудь улики против меня.
- Хорошо, я тебе сейчас все представлю, - голос капитана изменился, став из доброжелательного злым. Он открыл папку, лежавшую перед ним на столе: - Вот показания свидетелей, которые видели вашу автомашину во время разбойного нападения на коттедж в поселке Светлячок нашего района. Вот еще показания, аналогичные первым, только уже по другому адресу, это было в центре города и в другое время, и тоже фигурирует ваша автомашина. Или, быть может, вы хотите заявить, что ее у вас угнали?
В голове у Антона шла напряженная работа мысли.
- Думай, опер, думай! Это же полнейший абсурд! Я никого не грабил. Стоп! - сказал он сам себе. - Ведь я же возил этих парней, вдруг это они? Да почему вдруг, это точно они.
И, воспрянув духом, он начал говорить капитану:
-Знаете, я действительно был в этих местах, но только я привозил туда пассажиров.
И он рассказал, как первый раз подвез этих ребят, разговорился и познакомился с ними, как они предложили ему несколько раз в неделю возить их за хорошую плату. Он описал их внешность и даже вспомнил, что один из них заикается.
Все это время капитан молчал и с усмешкой смотрел на него.
- Да, действительно хорошая версия, только вот что ты скажешь на это. - Он взял из папки лист бумаги. - Это показание твоего подельника Сысоева. Так вот, он говорит, что водитель Антон принимал активное участие в разбоях, слышишь, активное. Что ты на это можешь сказать?
- А то и скажу, что если вы его уже взяли, то ему действительно терять нечего и все это с целью потянуть время и запутать следствие, если оно уже ведется. Я имею в виду нормальное следствие с соблюдением всех норм закона. - Антон многозначительно провел рукой по опухшему лицу. - А что говорит другой, которого я тоже возил?
- Ну это ты узнаешь в свое время. А по поводу соблюдения законности, сам понимаешь, ты в моих руках, впрочем, потом, лет этак через пятнадцать, когда выйдешь, можешь на меня пожаловаться. Ишь ты, он будет людей грабить, а его и пальцем не тронь. - Алешин с ненавистью смотрел на Антона. - И, кстати, насчет запутывания, будет идти следствие, будут очные ставки, а это теперь долгая история. Скажу только одно: дела твои плохи, даже очень, можно сказать, совсем никуда. Сейчас ты пойдешь в камеру. Пойдешь в общую к уголовникам, моли бога, чтобы тебя там не узнали, а то, глядишь, и крестник, какой попадется. Я слышал, ты в свое время неплохим опером был. Понимаю, что не положено, только есть такое указание негласное сверху, чтобы, значит, поразговорчивее был. Капитан смотрел на бледнеющего Антона с сочувствием.
- Так я что, уже арестован?
- Сам понимаешь, ордер не проблема. Ну что же, иди, думай.
Алешин крикнул в сторону двери:
- Эй, кто там, уведите его.
Вошли двое и, коротко бросив Антону: "Руки за спину, глаза вниз", повели его по коридору в сторону дежурной части.
У дежурки, один из конвоиров крикнул:
-Саныч, принимай бандюгана, его Алешин только что закрыл, сказал, что бумаги он потом принесет.
Немолодой, с печальными глазами дежурный открыл железную дверь и повел Антона вниз, ворча сзади: "Что же вы, лихоимцы, не угомонитесь никак, ну никак не хотите честно жить".
Антон шел молча, боясь каким-либо неосторожным словом спровоцировать дежурного, ему казалось, что если его опять начнут бить, он больше не выдержит.
Они прошли вдоль ряда камер и зашли в маленькую каморку, где стояли раскладушка, стол и огромный сейф.
- Ну давай, выкладывай из карманов, что у тебя есть, - сказал дежурный.
В это время подошел молоденький сержантик, по всей видимости, помощник дежурного.
- Слышь, Саныч, - сказал он. - Звонил Алешин, сказал, что этого в одиночку до особого распоряжения.
- Он что, офанарел совсем, где я ему найду сейчас свободную одиночку, - заворчал Саныч. - У меня люди в камерах на головах друг у друга сидят, - и прикрикнул уже на Антона: - Что стоишь, доставай все из карманов и раздевайся до трусов.
Сержант сел за стол, взял ручку и, посмотрев на Антона, спросил, по какой статье залетел.
- Предъявляли много чего, да только вряд ли что у них получится.
- Что, грамотный такой или уже сидел?
-Да нет. Просто недавно совсем опером в соседнем районе работал.
В каморке воцарилась тишина, дежурный с помощником переглянулись. Саныч спросил:
- Что же ты, сынок, натворил такого, если тебя закрыли? Да и досталось тебе, судя по всему, здорово.
В это время раздался звонок и стук в дверь КПЗ. Сержант пошел узнать, в чем дело, и через минуту появился вместе с Алешиным.
Капитан протянул дежурному бумаги:
- Вот постановление об аресте. И еще, Саныч, моя личная просьба, чтоб в одиночку его. Понимаешь, он бывший. Кинешь его в общую - до утра не доживет, - и уже к Антону:
- Это все, что я могу для тебя сделать. Так что думай хорошенько, можно ведь и по-другому.
Саныч, обреченно вздохнув, взял у Алешина документы.
Алешин посмотрел на Антона, снявшего в это время куртку и искавшего глазами, куда бы ее положить.
- Постой, постой! Это что у тебя? Оперативная кобура, а где ствол? Тебя что, даже не обыскивали? Почему в протоколе задержания ничего нет?
Антон, глядя в пол, угрюмо сказал, что и про машину ничего не написано, что ключи на столе лежат, а машина брошена без присмотра на дороге, к утру без колес будет стоять.
Алешин, словно ничего не слыша, напористо спросил:
- Так где ствол?
Антон решил промолчать.
- Ох непрост ты, парень, непрост. Но ничего, у нас впереди времени будет много, чтобы разобраться.
Он пошел к выходу и немного отойдя, обернулся:
- А насчет машины зря волнуешься. Светит тебе минимум лет пятнадцать, так что, когда вернешься, она уже, вроде, как и ни к чему тебе.
Громко хмыкнув, он ушел.
Во время всей дальнейшей процедуры обыска и оформления документов Антон затравленно молчал, односложно отвечая на вопросы дежурного. У него отобрали все личные вещи, ремень, вынули шнурки. Правда, сигареты Саныч вернул, только вместо зажигалки дал ему полкоробка спичек и как-то виновато и сочувствующе проговорил:
- Зажигалку, сам знаешь, не положено. Ты посиди здесь чуток, я пойду тебе место подыщу.
Он тяжело вздохнул и, бренча ключами, пошел по коридору.
Вот уже двое суток Антон маялся в одиночке, сначала надеялся, что утром его вызовут на допрос и он сможет хоть как-то повлиять на ход событий. Но утром сменились дежурные, прошли с проверкой по камерам, выдали утренний чай с куском хлеба, и все - больше никаких движений с той стороны железной двери к Антону не было.
Камера, в которой он находился, была два на два метра. Под самым потолком тускло светила закопченная лампочка, забранная решеткой, стены заделаны цементом "под шубу" - то ли чтобы арестанты ничего не писали на них, то ли чтобы легче было разбить себе голову.
Антон не мог смириться с тем, что он, еще вчера свободный человек, строивший планы на будущее, вот так ни с того ни с сего оказался здесь, в узком "пенале". И ничего, как видимо, нельзя сделать. Антон был профессионалом и знал, что так бесцеремонно поступают только с особо опасными преступниками, которым действительно светит впереди много лет заключения. А ведь если завтра он выйдет, что тогда? Неужели все эти люди думают, что он так все просто оставит. И тут его обожгла страшная догадка: а почему он думает, что выйдет? Ведь его чуть не убили на допросе, значит, не боялись ответственности. Да и из родных и близких никто не догадывается, где он. Вот только Светка может забить тревогу да еще Кроха. Хотя Кроха большой начальник, что ли? Всего лишь опер. Передал бы матери или брату, что с ним, и то хорошо. Только бы не забыл, не замотался -передал бы в тот же день.
2.
Нет, Кроха не забыл, Крохалев Игорь Иванович, оперуполномоченный уголовного розыска, бывший коллега и сослуживец Антона, считающий себя к тому же близким другом. Когда за Антоном приехал руоповец, он еще толком не знал, что случилось, но потом Петраченков просветил его.
Две недели назад были ограблены несколько коттеджей и квартир в соседнем районе и одна квартира в их. Банда, совершающая налеты, вооружена огнестрельным оружием. Есть пострадавшие, некоторые из них до сих пор лежат в больнице. Было похищено много ценностей и валюты. И везде свидетели запомнили марку и номер машины, на которой приезжали преступники. И машина эта принадлежит Антону Маркину. Но самое главное - один из коттеджей, ограбленных в соседнем районе, принадлежит близкому родственнику тамошнего прокурора, женатому к тому же на дочке большого чина из областного РУОПа, и поэтому дело получило большой резонанс. Весь РУОП стоял на ушах, все дела забросили, пока эту банду не взяли.
- Так что плохи дела у твоего дружка, - подытожил Петраченков. На что Игорь резонно возразил:
- Ведь еще не ясно, почему он там был. Может, он просто подвозил их? Я слышал, что он последнее время частным извозом занимался.
- Самое главное, - раздраженно перебил его Петраченков, - что по агентурной разработке взяли одного из них. Он уже раскололся и дает показания. Так вот, судя по этим показаниям, твой Антон принимает активное участие в этих налетах, и ты сам понимаешь, что это такое. Тем более что дело ведет соседний район, а их прокурор имеет кровную заинтересованность в этом деле. Так что мне больше нечего тебе сказать.
Петраченков повернулся и пошел по своим делам. Игорь зашел в свой кабинет, подошел к окну и долго смотрел на падающий за стеклом снег. На душе было муторно - он не мог и не хотел верить в то, что Антон причастен к этому. Он знал Антона много лет, не раз видел, как его друг во имя торжества закона лез под бандитские ножи и пули. И ему даже подумать страшно было о том, что Антон Маркин преступник. Потом он встрепенулся и быстро пошел к выходу, вспомнив, что машина Антона так и осталась стоять на перекрестке, где он его остановил. У него сразу появилась идея найти брата Антона и все ему рассказать. Он уже почти вышел из здания, когда услышал сзади:
- Крохалев, подожди! - за ним бежала секретарша начальника отдела. - Иди быстро к начальнику, по всему отделу бегаю - тебя ищу.
Пришлось идти обратно, хотя именно сейчас ему этого не хотелось. Постучав в дверь, он услышал властное "Входите!"
- Разрешите, товарищ подполковник.
- Да, Крохалев, проходи, садись. Нам с тобой надо поговорить.
Скворцов немного замялся.
- Видишь ли, я знаю, что Маркин твой друг, поэтому и вызвал тебя. Хочу предупредить, что не надо пока никому говорить, что он арестован. Делом занимается РУОП. Кто знает, может, все еще прояснится и его выпустят. А так раньше времени пойдут слухи да кривотолки, а он все же бывший наш сотрудник.
- Но, товарищ подполковник, родным-то можно сказать, а то ведь волноваться будут, искать его, и машина стоит на дороге без присмотра, ведь разграбят.
- Ну насчет машины я сейчас позвоню соседям, это их клиент - пусть приезжают и забирают ее к себе. А родным ты пока ничего не говори. Не надо раньше времени пятно на отдел бросать. Уж больно дело громкое, на два района прогремело. Да и не всех взяли пока. Так что понял меня? Можешь идти.
И уже в дверях Игорь услышал:
- Ты это, Крохалев, сам подумай, тебе ведь скоро капитана получать. Так что делай, как я тебе говорю.
Игорь остановился на секунду, как бы собираясь, что-то сказать, затем махнул рукой и вышел.
Он шел по улице, никого не замечая, часто толкая прохожих. Он думал. В этом деле все же было много неясностей. Действительно, одно то, что присутствовала машина Антона, многое значило и играло против него. И показания этого бандита - тоже говорят против Антона. Крохалев знал, что такое закон, он сам стоял на его страже. Но знал он также, что закон можно трактовать в любую сторону, как в той пословице: закон, что дышло - куда повернешь, то и вышло. Любую статью можно рассматривать под любым ракурсом и под любым углом. Все зависит от следователя, а в дальнейшем - от судьи. Будет у судьи с утра хорошее настроение (если у него дома лад и покой), значит, и подсудимый может быть спокоен - не получит срок по верхнему пределу. Как, впрочем, почти всегда и бывало. Сейчас пришло время, когда все решают деньги, порой очень большие деньги. Петраченков говорил, что среди потерпевших какая-то большая шишка. Естественно, ни Антону, ни его родным, у которых никогда не было коттеджей, не выстоять против судебной машины и денег.
Игорь остановился около скамейки и присел. Но ведь родным все же надо сообщить. Да нет, они сразу начнут бить во все колокола, будут обивать пороги. Скворцов сразу поймет, что это он, а ему действительно давно уже пора капитана получать.
Будь что будет, - решил Игорь. - Не будут же его держать долго втихую, да и не убьют же, в конце концов люди, в том числе и я, видели, как его задержали. А с начальством ругаться не след, - усмехнулся он про себя .- И Антон, все может статься, участвовал в этих налетах. Если он окажется виноват, вот тогда я действительно буду дурак.
Он встал и уже с легким сердцем ,как человек, принявший правильное решение, пошел домой.
Шел по улицам города будущий капитан, шел человек, никогда не бравший взяток, считающий себя честным и неподкупным, не раз рисковавший жизнью в борьбе с преступностью. Но именно с этого момента это был другой человек, ради карьеры он продал друга, пошел на сделку со своей совестью.
На город опустилась тьма, опустилась она и на душу Крохалева.
На улицах уже горели фонари, люди включали свет, входя в квартиры. Кто-то спешил к телевизору, уже начинался любимый сериал. Но никто не знал, да и ни к чему было знать, что у пожилой женщины острой болью в сердце отозвалась боль ее сына, висевшего в это время на импровизированной дыбе. Что она заметалась по комнате, не зная, что с ней, но чувствуя большую беду. Что брат этого человека уже несколько часов колесит по городу, объезжая всех знакомых после того, как увидел одиноко стоящую "Волгу" на обочине. Что любимая девушка сидит у окна, с тревогой и надеждой всматриваясь в каждую проходящую машину - "Вдруг это он, любимый! Вдруг подъехал!" Об этом также не думал бывший друг и будущий капитан Крохалев.
Что же все-таки страшнее - совершить преступление против закона или против собственной совести? Человек, получивший сполна от закона, испытывает муки совести только на зоне, выйдя же на свободу, старается все забыть, считая, что полностью искупил свою вину. Но если ты попытаешься обмануть самого себя, то рано или поздно вспомнишь об этом, придет к тебе запоздалое раскаяние, и муки совести будут посещать тебя. Ты не будешь спать по ночам, будешь мучиться, но никто уже не сможет тебе помочь.
3.
Антон только под утро смог забыться тяжелым сном. Уже трое суток он находился в одиночке. Про него забыли, скорее всего это был следовательский прием, Антон знал про это. Когда человека мучает неизвестность и пугает неопределенность, когда гнетуще давят одиночество и отсутствие общения, тогда даже вызов на допрос кажется облегчением. Ну а среди следователей находились такие знатоки человеческих душ, что в доверительной беседе без протокола подводили человек к признанию. Антон все это знал, только ему не в чем было признаваться. Все же, хорошо зная систему, проработав в ней не один год, он отлично представлял, что с ним может быть дальше. Раз его в самом начале пытались так сломать, что, по всей видимости, отбили что-то внутри и ребро, наверное, сломано, то скорее всего, чтобы обелить себя, они постараются хоть что-то на него повесить. По закону ему должны предъявить обвинение по истечении трех суток. А сейчас Антон спал. Спал, боясь пошевелиться во сне, чтобы не проснуться от дикой боли, каждый раз пронзавшей его, когда он неловко шевелился.
За железной дверью послышались негромкие голоса:
- Слушай, у нас тут в одиночке Маркин парится. К нему брат приезжал, передай через дежурного по УВД сигареты, блок "LM". На, после проверки отдашь.
Антон сквозь пелену полуобморочного сна услышал, встрепенулся. Значит, брат нашел его, значит, родные знают. У него запершило в горле от благодарности к брату, он представлял, каково ему и матери в эти дни. И курить хотелось нестерпимо, единственная пачка сигарет кончилась еще в первую ночь заключения.
Через два часа после смены дежурных и проверки, открылась дверь, и маленький, почти карлик, старшина неожиданно для своего роста голосом пробасил:
- Ты Маркин? Тут тебе сигареты передали, - и сунул Антону в руку полупустую пачку "Явы".
"Ну суки!" - чертыхнулся про себя Антон, жадно закуривая сигарету. Он и раньше, работая опером, считал, что в КПЗ и вытрезвителе работают совершенно недалекие люди, которых и выгнать вроде не за что, и доверить что-либо серьезное нельзя. Знал он, что и обирают они арестованных по-черному. И вот теперь пришлось испытать это на себе. За дверью послышались шаги, открылся глазок, и карлик пробасил:
- Собирайся на допрос.
В следственной комнате сидел Алешин. Хмуро взглянув на Антона, не предлагая сесть, он сказал:
- Подойди распишись, что ознакомлен с 51-й статьей Конституции, что имеешь право хранить молчание и не говорить ничего, что может принести вред тебе и твоим близким. И еще, нужен ли тебе адвокат на время ведения следствия?
Антон вызверился на него:
- Ты что же, гад, издеваешься надо мной? Ты мне это должен был предоставить в первый же день, а уж адвоката тем более. И еще, мне нужен врач, и как можно скорее. Боюсь, что, когда у меня появится адвокат, всплывут некоторые детали первых допросов, кровоподтеки явно видны на моем теле.
- Я не понимаю, о чем вы, гражданин Маркин. Если о том, что у вас явные гематомы на теле, так вот рапорт дежурных по КПЗ, из которого следует, что вы в первую же ночь, сидя в одиночке, бились головой и всем телом о стенки, вот справка из травмопункта, которая была выдана перед тем, как вас доставили в КПЗ. То есть вас осматривал врач, и вы были совершенно здоровы. А уж что с вами случилось в камере? Может, вы падучей страдаете, - ухмыльнулся капитан. - Впрочем, сейчас я предъявлю вам по всей форме обвинение в бандитизме, потом мы поедем к прокурору, и там вы можете заявить о своих претензиях еще раз, - издевался Алешин.
В кабинет к прокурору его вели, не снимая наручников, усадили на стул, конвойные так и остались стоять за спиной. Вошел седоватый, чуть-чуть смахивающий на грека мужчина. Он молча прошел за стол, сел в кресло и ненавидящим взглядом посмотрел на Антона. Антон содрогнулся от этого взгляда - так смотрят только на своего злейшего врага. Прокурор махнул конвойным, чтобы те подождали за дверью, и, когда они вышли, глухо заговорил:
- По долгу службы я должен быть беспристрастным в отношении вас, но мне это тяжело. Мало того что вы ограбили, так по вашей милости молодая женщина в тяжелом состоянии до сих пор лежит в реанимации. На что вы надеялись, когда шли на это?
Антон вдруг сразу успокоился, потому что понял, что именно сейчас он должен доказать этому человеку, что не виноват.
- Подождите. Как же можно так сразу обвинять человека без серьезных доказательств? Я сам не один год проработал в органах, и никогда, слышите, никогда, никто не мог упрекнуть меня в том, что я голословно кого-то обвинил!
Прокурор, глядя на бумаги, лежавшие перед ним на столе, сказал:
- Вот именно, что работал. Значит, правильно тебя выгнали. Неизвестно, может, ты и раньше этим занимался. Ладно, все. Не о чем нам с тобой больше разговаривать. Я подписал ордер на твой арест, так что до суда будешь находиться в СИЗО. - Он опять с ненавистью посмотрел на Антона: - Жалобы, заявления есть?
Антон долгим красноречивым взглядом посмотрел на него и отрицательно покачал головой.
Через полчаса он опять был в кабинете у Алешина. Сразу же отказавшись отвечать на какие-либо вопросы, выслушал о себе много нелицеприятных слов и был уведомлен, что завтра ему будет предоставлен адвокат.
Напоследок Алешин ему сказал:
- На основании рапортов дежурных по КПЗ я не могу больше держать тебя в одиночке. Пойдешь в общую к братве. Повезет тебе, парень, если никто про тебя не узнает, но ведь можно и шепнуть кой-кому, как считаешь? - заржал капитан.
Антона подвели к другой камере.
- Лицом к стене, - сказал дежурный по КПЗ, гремя ключами, подбирая нужный.
На душе у Антона было тревожно. Что ждет его за этой дверью? И, как ни храбрись, там, в камере, сидят люди, для которых он был и останется лютым врагом. Он, бывший опер Антон Маркин.
- Заходи, - подтолкнул его в спину дежурный.
Антон глубоко вдохнул, как перед прыжком в воду, и шагнул вперед. В камере у самой двери толпилось несколько человек. Они посторонились, пропуская Антона, и загомонили в один голос:
- Старшой, кипяточку бы принес, почитай, полдня не чифирили, головы уже у всех пухнут. Будь человеком, а!
Дежурный, закрывая дверь с той стороны, проворчал:
- Будет время - занесу, а пока не до вас.
- Ну сука ментовская, волк позорный, с самой проверки несет, блядина! - сказал конопатый мужичок среднего роста, в рваной на локте тельняшке, отвернулся от двери и посмотрел на Антона: - Здоровенько, бродяга. Ты с воли? По какой статье закрыли?
Антон в это время внимательно изучал камеру и ее обитателей. Камера была где-то три на три, у самой двери метровый проход, остальное место занимал деревянный помост, как Антон потом узнал, его называли сценой. В камере было девять человек, трое лежали на помосте и с интересом смотрели на него, еще один лежал, отвернувшись, у самой стены и, по-видимому, спал. Пятеро же зэков теснились у двери, вовсю пялясь на него и ожидая ответа.
- Да уж не знаю, за что. Одно знаю, что не виноват, а предъявили мне бандитизм.
В камере раздался хохот. Мужичок в тельняшке, продолжая смеяться, подошел к нему и хлопнул по плечу:
- Ну ты приколол, паря. Не виноват, а с бандитизмом заехал. Эта статья одна не ходит, по совокупности наберут и впаяют лет так 20 - 25. Ну ладно, проходи, присаживайся. Зовут-то тебя как? Меня Сашок, погоняло Мореман, четвертая ходка у меня.
Антон видел, что обитатели камеры изучающе смотрят на него. Он присел на край помоста, невольно охнув.
- Что, здорово досталось? Ломали? - спросил пожилой мужик с хитрыми глазами.
- Да, в РУОПе был, - ответил Антон, толком еще не зная, что и как ему говорить.
- Здесь, парень, почти всем досталось в свое время, но через руоповскую мясорубку мало кто проходил. Курево есть? Будешь курить? - сказал Сашок, протягивая ему пачку.
- Да нет, мне бы прилечь, - отказался Антон.
- Давай, подваливай сюда, - услышал он сзади голос и вздрогнул, как от удара грома.
Этот голос он узнал бы из тысячи голосов. За какие-то секунды в голове пронеслось все, что было связано с этим голосом...
Тогда он, как гончая, шел по следу, да и не он один. Искали человека, многократно сидевшего, признанного судом рецидивиста. Тот уже несколько месяцев находился в бегах и был объявлен в федеральный розыск. По последним агентурным данным, он появился в их городе. Это был вор-домушник, вор-виртуоз, человек, совершающий кражи на грани фоле и безудержного риска. Его бывало долго и упорно ловили, а он гулял по всей России, оставляя всюду следы своего пребывания.
Попался он тогда по нелепой и глупой случайности. Звали его Комаров Валерий Сергеевич, по кличке Комар. В этот раз он дернулся в бега с зоны строгого режима и раз уж появился в их городе, надо было ждать серии квартирных краж. Стукач, работающий на Антона, на встрече с ним проинформировал, что Комар в городе, где осел, никто не знает, но сегодня он будет брать хату директора магазина стройматериалов. Тот якобы, должен со всей семьей уехать на дачу.
Антону не хотелось на основании информации одного сексота поднимать шум в отделе, и он пошел по адресу один, зная, что Комар никогда не ходит на дело с оружием.
Он сидел в беседке во дворе директорского дома, сидел уже три часа, смоля в темноте одну сигарету за другой. Антон был уверен, что вор не пойдет на дело днем, чтобы не светиться в городе. Уверенный, что директора нет дома, он придет поздно вечером или ночью. Ну а замки для вора такой квалификации, как Комар, сущий пустяк.
Антон чуть привстал, всматриваясь в темноту. В проеме двери показалась фигура и стала подниматься по лестнице на первый этаж. У Антона екнуло сердце, он подбежал к подъезду и потихоньку, стараясь не дышать, стал подниматься наверх. Перед пролетом на третий этаж он остановился - наверху была тишина. Вдруг раздался тихий щелчок открываемого замка. Антон вбежал наверх, на ходу вытаскивая ПМ. Дверь уже закрывалась, но он успел поставить ногу между дверью и порогом и, наставив пистолет человеку за дверью в лицо, спокойно сказал:
- Тихо, Комар, без шума заходим в квартиру.
Комар сидел на диване, скованный наручниками. Антон стоял и смотрел на него. Пора было звонить в отдел и вызывать опергруппу. Антон упивался своей победой - одному взять такого матерого волчару. Сейчас, он был горд собой как никогда.
Комар поднял голову и заговорил:
- Мент, у тебя мать есть? Если есть, то послушай меня.
- И что же ты мне хочешь поведать? Где, когда и сколько квартир взял?
Комар покачал головой и с надрывом сказал:
- О святом хочу сказать! Один я у матери, совсем один. Рос без отца, мать изо всех сил тянула лямку, чтобы поставить на ноги. Потом опять, когда пошел по этой тропе, свиданки, передачки в зону. Думаешь, легко это одинокой женщине? Один я у нее. Один! А тут соседка написала, что рак у матери, сгорает как свечка, нужно срочно операцию, ну я и пошел в бега. Думал, деньги подниму, мать повидаю, помогу с операцией. Уж после с повинной идти, потом любой срок согласен взять. Да мне и недолго осталось, тубик у меня в последней стадии, легких уже почти не осталось. Ты верь мне. Не пощады прошу. О святом говорю!