Цвет - алый.

  

Род проходит и род приходит, а земля пребывает во веки.    Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит...    Все реки текут в море, но море не переполняется: к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь...    Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем...    Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после.       Книга Екклезиаста. I, 4-11          Придёт смерть, и у неё будут твои глаза.       Чезаре Павезе

  

  

  

   1275 - 1276 годы.

   Приграничные земли Англии и Уэльса.

  

   Глава 1.

  

  Первородный грех несла на себе Ева, а расплачивались за него её многочисленные потомки, которым богословы отказывали в наличии души, зато не переставали повторять, что красота их - от дьявола. С другой стороны, Богоматерь тоже родилась женщиной и почиталась самыми суровыми канониками. Вот и получалось, что женщины постоянно балансировали между сточной канавой и небесным пьедесталом. Последний, как и всякий камень, скользок, посему шансы оказаться в сточной канаве возрастали. Один неверный шаг - и зловонье сомкнётся над головой.

  Жанне не повезло родиться женщиной, но до этого дня ей удавалось балансировать на краю пропасти. Теперь же она оступилась, рискуя упасть на самое дно, где ей, Евиной дочери, и место.

  Неважно, ребёнок ты или нет, суть твоя неизменно порочна.

  Скрючившись, Жанна, девочка лет одиннадцати, сидела в тёмной каморке у караульного помещения. Прислушиваясь к голосам людей за стеной, она гадала, сумеет ли незаметно проскользнуть в часовню и преклонить колени перед Заступницей человечества. Только Дева Марии убережёт от ненавистного брака, только она убережёт от гнева отца!

  Даже здесь, посреди сырости, грязи, разбитых черепков, прелых овечьих шкур и зловония выгребной ямы, ощущался божественный запах свежеиспеченного хлеба. При мысли о хрустящей горбушке с латуком у Жанны засосала под ложечкой, но она не поддалась соблазну. Женщина должна обладать завидным терпением и осторожностью, чтобы не испробовать закона палки.

  Наконец голоса стихли, и Жанна решилась покинуть убежище. Она на цыпочках прокралась в зал и убедилась, что гость уехал. Он приезжал просить руки Жанны, но теперь точно не посватается. Она об этом не жалела: жених ей не нравился. Как и не понравилось её поведение отцу, лорду Уоршелу.

  Вела себя Жанна действительно не лучшим образом, совсем не так, как положено благовоспитанной девушке, но бес не раз толкал её на путь греха, имя которому упрямство, дерзость и гордыня. Отпускавший Жанне грехи капеллан вздыхал, что той престало родиться мальчиком, раз уж в ней воплотились все отличительные черты предков по мужской линии, но Господь решил иначе. А раз так, то леди Уоршел надлежало учиться покорности и смирению, только, вот беда, не уживались они с Жанной.

  С чего начался разговор, леди Уоршел не знала. Она тихо сидела наверху, вышивала приданое: выводила ровные стежки на глади сорочек и подушек. Под ловкими пальцами рождались причудливые растительные узоры, оживали диковинные звери, расцветали пышные заморские розы и скромные маргаритки.

  Главный и единственный смысл жизни женщины - замужество, начинать готовиться к нему надлежало сызмальства, готовя приданое. Именно по нему судят о невесте, и Жанна тщательно выверяла каждый стежок, чтобы не прослыть неумехой.

  Вышиванию и шитью леди Уоршел посвящала полдня. Зимой - и того больше. Остальные часы уходили на молитвы, обучение кухонным премудростям и всякую женскую работу.

  Иногда, с согласия отца, Жанне дозволялось покидать пределы замки. Разумеется, не одной и с благой целью: в церковь. На обратном пути Жанна неизменно задерживалась, чтобы нарвать в поле цветов или прогуляться по берегу реки, посмотреть на работу мельницы. Другими развлечениями судьба леди Уоршел баловала редко.

  Жанна взялась за зелёную нитку, чтобы вышить траву, когда отец через слугу велел спуститься и принести гостю вина. Лорду Уоршелу хотелось показать товар лицом, поэтому тот и выдумал поручение для дочери.

  Сгорая от любопытства, Жанна расспросила слуг о таинственном госте. К сожалению, им оказался не красивый волоокий блондин, а ещё один жених, приголубленный отцом.

  Перед тем, как войти, леди Уоршел взглянула на гостя через щелку в занавесе, отделявшим зал от соседних помещений. Увы, слуги не солгали: жених оказался обрюзгшим мужчиной в летах, вдобавок остриженным 'под горшок'. Сидел он, чуть наклонившись вперед, широко расставив ноги. Одежда, хоть и из дорогой ткани, была изрядно засалена. Тронутая сединой, некогда рыжая борода торчала в разные стороны.

  Жених сразу не понравился Жанне, и она решила, что замуж за него не выйдет. Пусть её волоком волокут в церковь, ни за что не произнесет свадебной клятвы. Лучше в монастырь!

  Жанна вошла, но глаз не потупила, а, надув щеки, вперила глаза в потолок. Старательно шаркая по полу, она припадала на левую ногу, изображая хромоту.

  Отец представил её. Жанна глупо захихикала, поковыряла пальцем в носу, вытащила козявку и принялась внимательно рассматривать.

  - Налей гостю вина и перестань паясничать!

  Жанна наполнила кубки. Кладя специи, она будто нечаянно рассыпала их по полу, неуклюже собрала и всыпала обратно в кубок. Подав вино, леди Уоршел отошла в сторону, смело, в упор, рассматривая гостя. Он в свою очередь изучал её: симпатичная медоволосая девочка с чистыми, как небо, глазами. Но красота - дело проходящее, гораздо важнее физическая крепость и плодовитость.

  - Всё бы ничего, но она хромая, - поджав губы, протянул 'рыжебородый'.

  - Вам показалось. Жанна, повернись! - лорд махнул дочери рукой.

  Жанна с каменным лицом подчинилась, повертелась, давая себя рассмотреть.

  - Пусть она что-нибудь скажет, - гость продолжал привередничать.

  Лорд кивнул Жанне - говори. На свою беду, как выяснилось, потому как она решила разыгрывать сумасшедшую: их в жены не берут:

  - У нас под крышей свили гнездо сороки. Не знаете, можно ли отучить воровок таскать с кухни ножи?

  Отец нахмурился, бросив на дочь красноречивый взгляд: 'Лучше бы, дура, держала язык за зубами!'. Жанна опустила глаза и мысленно хихикнула: удалось.

  Однако она всё ещё боялась, что отец выдаст её за этого рыжего. Нет, Жанна, конечно, знала, что её мнение ничего не значит, что её возражения - пустое сотрясение воздуха, но все же надеялась на прекрасного юного принца, а не лысеющего неопрятного соседа.

  - Умом не блещет, - констатировал гость. - Это нынче редкость, девицы так и норовят сказать что-то поперёк. Повезло вам с дочерью! Она у вас одна?

  - Одна, - подтвердил лорд.

  - Это хорошо. Плохо, когда много дочек. Покойная супруга, упокой Господь её душу, рожала только девок. А когда Бог наконец осчастливил нас наследником, она умудрилась помереть. Что и говорить, пустая женская порода!

  Лорд сочувственно кивнул и, заметив, что кубок гостя опустел, велел дочери вновь наполнить его. Для нее это был последний шанс показаться жениху недостойной, то есть неуклюжей, недалекой неряхой. Но, играя выбранную роль, Жанна перестаралась и пролила на гостя вино.

  - Что ты наделала, чертова кукла!

  Реакция отца последовала незамедлительно и выразилась в увесистом тумаке. Покачнувшись, Жанна выронила кувшин. Злосчастное вино окатило ноги гостя.

  Лицо лорда Уоршела побагровело:

  - Вон отсюда, дрянь!

  Он замахнулся, чтобы еще раз ударить дочь, на этот раз кулаком по лицу. Жанна сумела увернуться, убежала и спряталась в той самой каморке у караульной.

  Глотая слёзы, Жанна утешала себя тем, что после такого позора брачный договор не заключат. Но дорого же это будет ей стоить!

  Убедившись, что страсти улеглись, леди Уоршел выбралась из укрытия. В зале она заметила служанку, которая оттирала пол от пятен - последствий дурного поступка госпожи.

  - Где милорд? - к Жанне вернулось былое самообладание.

  - Ушел гостя провожать. Злой как чёрт! - служанка отложила тряпку и провела рукой по лбу. - Нездоровиться мне, госпожа, можно потом воды натаскаю?

  Жанна пожала плечами и мельком оглядела свою одежду: винные пятна живописно смешались на верхнему платью-блио(1) с пятнами жира. Хорошо, если отстираются, а если нет, придётся новое шить. Опять расходы, опять отцовское недовольство.

  Разрешив служанке отдохнуть, Жанна направилась к капелле: у лорда Уоршела тяжелая рука, заступничество свыше не помешает.

  Худшие опасения не сбылись: вернувшись, лорд немного остыл и ограничился тем, что оттаскал дочь за уши и пару раз прошёлся поясом по мягкому месту. Так что уже завтра Жанна сошла вниз королевой, вновь взойдя на домашний пьедестал.

  Жизнь Жанны Уоршел была не так уж тяжела, как могло показаться. Она росла в покое и сытости и пребывала в том счастливом возрасте, когда не приходится торопиться с замужеством. Лорд пока только присматривался к потенциальным женихам, чтобы выбрать лучшего. Вероятно, давешний рыжий бородач не произвёл на него должного впечатления, во всяком случае, проступок дочери не упомянули ни перед утренней молитвой, ни за трапезой.

  Несмотря на принадлежность к убыточной и ненадежной женской породе, Жанна сумела завоевать любовь отца и занять место покойной матери.

  Несмотря на возраст, юная леди не давала спуску многочисленной дворне, строго следила за тем, чтобы лень и пустые разговоры не подменяли работу. За это, наверное, ее и ценил лорд Уоршел. В ней проступали фамильные черты предков, которые, по мнению отца, со временем превратят Жанну в надёжную супругу, на которую можно смело оставить поместье. Увы, несмотря на окончание Крестовых походов, междоусобные войны не прекращались, и мужья порой месяцами находились вдали от жен и детей.

  

  

  Взяв сито, Жанна отворила дверь кухни и вместе с двумя служанками села на солнышке просеивать муку. Через открытую дверь она видела, как девочка-птичница вывела подопечных на прогулку, оберегая от взрослых кур и петухов.

  Неподалёку переваливались с бока на бок шумные гуси.

  Хлопнула калитка, и во двор вошла темноволосая девушка с полным подолом лука и моркови. Приглядевшись, Жанна признала в ней дочку Перрин - той самой служанки, которой вчера нездоровилось.

  Жанна отодвинула мешок с мукой, чтобы, проходя, девушка случайно не задела его.

  За спиной жужжали ножи, и тихо переговаривались служанки.

  - Послушай, Перрин, - Жанна обернулась, прервав на мгновенье гомон голосов, - а не проветрить ли платье? Сегодня солнце, но боюсь, как бы потом не зарядили дожди. Ты бы занялась этим, а в помощницы взяла дочку.

  Служанка не привыкла спорить, приняла из рук госпожи связку ключей и отправилась наверх.

  После кухни, согретой теплым солнцем, внутренние покои замка показались холодными и сырыми.

  Покашливая в кулак, Перрин сказала дочери:

  - Я просмотрю платье, а ты, на что укажу, отнесешь и развесишь. Смотри, глаза разевай, чтобы не упало и не испачкалось!

  Дочь кивнула и с любопытством покосилась на окованный железом сундук. Когда мать открыла его и извлекла наружу тонкое полотно, глаза её загорелись.

  - Завистью ты только беса питаешь, - покачала головой Перрин. - Думать об этих тряпках забудь!

  Она снова залилась хриплым кашлем, прикрывая рот рукой. Когда Перрин отняла ее, на рукаве остались капельки крови.

  - Матушка, давайте я к священнику схожу? - Джуди в беспокойстве склонилась над матерью.

  - Пустое, не ходи, - улыбнулась Перрин.

  - Тогда я хозяйке скажу, пусть даст что-нибудь.

  - Не беспокой её по пустякам. Приложу к груди мешочек с прокаленным зерном - и всё как рукой снимет. Ты ступай, не стой столбом, а то госпожа осерчает.

  Выпроводив дочь, Перрин села на пол, прислонилась к открытому сундуку и принялась рассматривать пятна крови на рукаве. В последнее время ей все чаще нездоровилось. Порой накатывала такая слабость, что она не могла сделать ни шагу. Приступы кашля становились всё более продолжительными. Время от времени на щеках проступали красные пятна, будто от лихорадки, но жара не было. Спала Перрин теперь в углу, подальше ото всех, чтобы не беспокоить кашлем.

  Началось всё ранней весной, когда она выкинула ребенка. Срок не вышел и на две трети, а ребенок взял - и появился на свет. Перрин и до этого кашляла, хотя ума не могла приложить, где могла так простыть, а уж после хворь её не отпускала.

  Опершись о край сундука, Перрин присела на корточки и продолжила разбирать одежду.

  Она верила, что болезнь отступит, а если нет, спасёт верное средство - настойка на змеиных головах. Уж после этого ни одна хворь в теле не удержится!

  

  

  Жанна рассматривала Джуди, которую лорд Уоршел назначил ей в служанки. Вроде бы хорошая девушка, бойкая, понятливая и на лицо приятная, найдут общий язык.

  В потупленном взоре Джуди читалось самодовольство. Ещё бы, в её возрасте подняться на одну ступень со старым слугой лорда! Это не за птицей присматривать, не полы мыть. При господах - значит, при деньгах и в почёте.

  Жанна служанку одобрила, и тем же вечером она приступила к выполнению новых обязанностей.

  Конечно, не всё пошло гладко, учитывая характер обеих девушек, случались и ссоры, и хлестанье по щекам. Однажды Жанна даже в сердцах запустила в Джуди подсвечником. Однако служанка быстро поняла, что приступы ярости госпожи мимолетны и, проявив сноровку, можно ей угодить.

  

  

  Как-то по осени, сопровождая госпожу в церковь, Жанна заметила, что госпожа нервничала и высматривала кого-то в толпе прихожан. Проследив за её взглядом, Джуди поняла: разум Жанны занимала не проповедь священника, а хорошенький безбородый юноша в возрасте то ли пажа, то ли уже оруженосца (2).

  - Ранняя пташка! - подумала Джуди, размышляя, какую можно извлечь выгоду из чужих взглядов.

  Юноша не подошёл к леди Уоршел, так скромно и простоял всю проповедь у дверей, но Жанна теперь была само спокойствие. После службы она немного задержалась в церкви, чтобы переговорить со священником, и отослала слуг.

  Женское любопытство и мысль о выгоде, которую можно извлечь их чужой тайны, заставили Джуди притаиться возле церкви и проследить, куда пойдет госпожа.

  Выйдя из церкви, Жанна не направилась к лошадям, а, раздавая милостыню, медленно отошла за угол, к церковной ограде, где буйно разросся боярышник. Отпустив пажа и бросив настороженный взгляд на двух солдат, неизменно сопровождавших её в подобных поездках, леди поспешила скрыться из их поля зрения.

  Джуди прокралась к боярышнику и заметила того самого юношу, которого приветила госпожа в церкви.

  Леди Уоршел перебросилась с ним парой слов, что-то протянула - может, платок, может, другую вышитую ею вещицу. Юноша прижал подарок к груди, поцеловал и спрятал за воротом блио. Он о чём-то пылко умолял Жанну. Та, потупив взор, качала головой. Юноша хотел коснуться её руки - она отдернула руку и жестом приказала следовать за собой.

  Рядом, но не касаясь друг друга одеждой, они шли вдоль ограды.

  Ветер донёс до Джуди обрывки разговора: баронесса за что-то укоряла спутника: 'Но вы обещали, Бриан, а слово нужно держать'.

  Потом юноша спросил:

  - Когда снова увижу вас? Видит Бог, я смогу загладить свою вину и сочиню в вашу честь новую хвалебную песнь.

  - Право, не знаю, - задумалась Жанна. - Это так трудно. Я не хочу возбуждать подозрений... Ничего не обещаю, но время от времени наведывайтесь на постоялый двор: я обязательно оставлю там весточку. А теперь прощайте!

  - Но вы простили меня? - юноша не сводил с неё глаз.

  - Может быть, - улыбнулась Жанна. - Может быть, если докажите, что достойны прощения.

  Подозрения Джуди подтвердились: у леди Уоршел был возлюбленный. Увлеченная собственными мыслями, служанка совсем забыла, где ей положено находиться, и лицом к лицу столкнулась с госпожой.

  - Это ещё что такое? - нахмурилась Жанна. - Что ты тут делаешь?

  - Я ничего, а вот вы... - быстро придя в себя от мимолетного испуга, смело парировала служанка.

  - Я разговаривала со священником, - она нахмурилась еще больше.

  - Ну, если бы наш священник стал таким молодым да красивым, я бы сама не отказалась придти к нему на исповедь.

  Ответом на дерзкие слова стала пощёчина. Потирая лицо, Джуди обиженно пробормотала:

  - За что ж вы меня, я ведь не согрешила.

  Последовала вторая пощечина и злобный шепот Жанны:

  - Деревенская дура! Ослепни и держи язык за зубами.

  - А что, если лорду нечаянно скажу? - намекнула Джуди. - Нехорошо, госпожа, в церкви-то такими делами заниматься.

  - Я тебя придушу, дрянь, собственными руками придушу, если ты хоть слово кому-то скажешь! - Жанна схватила её за волосы и толкнуть служанку в заросли боярышника, позаботившись, что та серьезно оцарапалась.

  - А если барон спросит, не смогу же я солгать? - Джуди не отнимала руки от кровоточащего лба.

  - Сможешь, - скривилась в улыбке Жанна. - Какая ты раззява, упала и разбилась!

  И Джуди промолчала.

  

  

  В конце октября умерла Перрин. У нее вдруг пошла горлом кровь, и даже священник не смог остановить её. Джуди две ночи проплакала над телом матери. На третью Жанна увела её к себе. Она знала, каково это - потерять мать, понимала, Джуди сейчас нужно человеческое тепло, внимание и сочувствие. У служанки ведь не было брата, который, пусть по-своему, скупо, по-мужски, мог бы утешить.

  С тех пор они стали неразлучны.

  

  ***

  

  - Снега, снега-то навалило! - приговаривала крестьянка в грязном шерстяном платке, с опаской посматривая на тёмную полосу леса - стоит ли вязанка хвороста опасности встречи с волками? - Помоги, святой Христофор,(3) не оставь без матери десять голодных ртов!

  Сгибаясь под тяжестью ноши, она брела по рыхлому снегу, проклиная дырявые башмаки. Платок сполз на плечи, но поправить его крестьянка не хотела - много мороки.

  Она остановилась у дороги, чтобы, низко поклонившись, пропустить всадников.

  - Им-то тепло, окаянным! - в сердцах подумала крестьянка, разминая затекшие руки. - К камельку скачут, а у меня под стропилами ветер гуляет. Эх, несладкое у нас Рождество, не то, что у хозяйского сыночка!

  Холодное низкое зимнее солнце искрами полыхало на хлопьях снега на её одежде, озером света разлилось по бескрайним полям. Вечерело. Крестьянка снова взвалила на плечи вязанку и, чтобы хоть немного облегчить задачу уставшим ногам, зашагала по проторенной лошадьми тропе. Голые пальцы замерзли, приходилось, замедляя шаг, по очереди отогревать их дыханием.

  Глухо ударил колокол.

  Опустив вязанку на землю, крестьянка повернулась лицом к далекой церкви и, опустив голову, сложив руки на груди, замерла в вечерней молитве.

  Всадники тоже остановились, чтобы отдали дань благочестию. Юный наследник баронства мечтал, что утреннюю службу он выслушает вместе с семьёй.

  Герберту Уоршелу казалось, он не был дома целую вечность. Граф задержал его, и, чтобы сократить дорогу, он старался скакать напрямик, по пустынным полям, благо они принадлежали лорду Уоршелу.

  В последние тягостные часы перед встречей с родными Герберт припомнил одну из своих поездок в Уорш, выпавшую на Пасху, вспомнил до мелочей, не забыв даже о разговоре с сестрой. Она такая славная, его Жанна, но вот характер... Не приведи господь такой супруги! Если уж отец ничего с ней не смог сделать, тут уж сам чёрт не сладит. Вся в лорда Уоршела пошла, всеми повадками, и ведет себя смело, как мальчишка.

  

  

  В комнате тускло горела свеча. На постели, поджав под себя ноги, сидела девочка и не спускала глаз со старшего брата.

  - Герберт, Герберт, как же ты вырос! - быстро шептала она, прижимаясь к нему щекой. - Мне так много нужно рассказать! Ты ведь к нам надолго?

  Жанна заглянула ему в глаза.

  - Нет, скоро я уезжаю.

  Он ласково потрепал её по щеке.

  - Опять? - Жанна не пыталась скрыть разочарование.

  Герберт теперь редко появлялся в Уорше, а если приезжал, то почти всё время проводил с отцом.

  - Так нужно, понимаешь, - попытался объяснить брат. - Мне осталось всего два лета и одна зима.

  Он обнял её и поцеловал в лоб.

  - И ты станешь настоящим рыцарем, да? - её глаза блеснули.

  - А я сейчас ненастоящий? - обиделся Герберт.

  - Не сердись, пожалуйста! Ты у нас смелый, лучше всех, но быть смелым рыцарем всё же лучше, чем просто моим смелым братом, - рассмеялась девочка. - Расскажи о невесте. Какая она? Красивая? Жутко богатая? Отец не говорит, а я хочу знать.

  - Зачем тебе? - удивился Герберт.

  - Чтобы понять, подходит ли она моему брату.

  - Её зовут Констанция Беркли. Я видел её всего один раз, во время обручения, - признался Герберт.

  Отец выбрал именно эту девушку, и сын безропотно принял невесту, понимая, что лорд Уоршел заботится о благе рода, и суженая достойная.

  - Так она хорошенькая или уродина? - не унималась Жанна.

  - Ни рыба, ни мясо, - пожал плечами Герберт. - Да какая разница, если она из уважаемого семейства? Если так интересно, волосы у неё темнее твоих, а глаза водянистые.

  - Ну хоть что-нибудь в ней хорошее есть? - с надеждой спросила Жанна.

  - Она... - Герберт задумался. - Она богатая. И молчаливая. Ну, и лоб у неё высокий, кожа белая, как слоновая кость.

  - Она младше тебя?

  - Да, немногим старше тебя. Мы поженимся, когда минет следующая зима.

  - А свадьба когда? До или после Великого Поста? Отец говорил, что это будет здесь, в Уорше. Как же я хочу на неё посмотреть!

  - Было бы на что смотреть! - хмыкнул брат. - У Беркли все дочери бесцветные, разве что младшая куда ни шло. А уж Констанция... Ладно, женюсь, а там посмотрим.

  - А ты не бери её в жёны, - робко предложила Жанна.

  - Вот ещё! За ней дают тысячу фунтов! А знаешь ли ты, Жанна, что такое тысяча фунтов?(5)

  - Не знаю и знать не хочу, - насупилась девочка. - Из-за тысячи фунтов глаза у Констанции Беркли лучше не станут.

  - Зато у твоего Бриана они больно хороши! - усмехнулся Герберт. - Послушай, брось ты эти дела! Только перед людьми опозоришься. Да и было бы ради кого рисковать добрым именем! Он размазня и метит на твои деньги. Ещё бы, если сам без фартинга(4) за душой.

  - Но он меня любит...

  - Ты с любовью-то осторожнее! Смотри, сестренка, честь береги! - нахмурился Гербер. - Любовь уйдёт, а потерянной чести не вернёшь. Стоит только кому слух пустить - и пропала ты, не видать женихов. Так что, пока отец не узнал, бросай Бриана. Мне тебя за такие дела, конечно, выпороть надо, но, так и быть, помилую и отцу не скажу.

  - А если я люблю Бриана? - настаивала Жанна. На глазах навернулись слёзы.

  - Ты - любишь? - он расхохотался. - Мала ещё!

  - Зато вполне взрослая, чтобы отец донимал женихами. Герберт, прошу, - взмолилась девочка, - скажи ему, что я не выйду за очередную образину! Да он же одной ногой в могиле!

  - И кто же к тебе сватается? - брат укутал её плечи одеялом.

  - Один вдовец с тремя маленькими ребятишками. Герберт, меня тошнит от мысли, что он будет целовать меня!

  - А ты закрой глаза, - посоветовал Герберт. - Старый, говоришь? Значит, скоро умрёт.

  - Да он меня переживёт! - Жанна сжала его руку и заглянула в глаза: - Поговори с отцом, не то я сбегу.

  - Куда, дурочка? - рассмеялся брат.

  - Да хоть в монастырь! Всё лучше, чем идти под венец с живыми мощами.

  - Ты сказала об этом отцу? - он слишком хорошо знал сестру, чтобы не спросить об этом.

  Жанна кивнула.

  - Беда с тобой! Отец побил?

  - Немного. А когда ты вернёшься?

  - На Рождество. И привезу любимой сестрёнке хороший подарок.

  Они немного помолчали, прислушиваясь к завыванию ветра в трубах.

  - А тебе уже дали меч? - вдруг спросила Жанна.

  - Что?

  Мысли Герберта снова вернулись в комнату с затянутым паутиной потолком. Холодную, с пахнущими сыростью соломенными циновками на полу.

  - Меч у тебя есть? Настоящий меч?

  - Есть, я ведь оруженосец, - с гордостью ответил Герберт.

  - Покажи.

  - Завтра. Уже поздно, ложись спать.

  - А не забудешь?

  - Не забуду. Ступай! - он осторожно столкнул сестру с жесткой постели.

  - А благословить? - насупилась она.

  - Господь благословит, спи спокойно, сестрёнка.

  - Покойной ночи, Герберт! - Жанна поцеловала его в лоб и выскользнула в темноту. Свеча медленно догорала...

  

  

  Впереди, припорошённая снегом, блестела полоска реки. Разгулявшийся ночью ветер украсил её замысловатыми узорами. Мост был выше по течению, милях в трёх к юго-западу.

  Остановившись у кромки берега, Герберт задумался. Если перебираться через Северн по мосту, придётся заночевав в Мерроу. Тогда до Уорша Герберт доберётся только к обеду. Если рискнуть, можно успеть к завтраку, а то и вовсе до утренней стражи или, в крайнем случае. И он решился.

  - Может, не стоит, сеньор? - попытался воззвать к благоразумию один из спутников, с опаской покосившись на реку.

  - Не распускай нюни, Джек, - улыбнулся Герберт.

  Он смело спустился на лёд и развернул лошадь:

  - Ну, смелей! Не отставай, ребята!

  Один за другим слуги съехали на блестящую гладь реки.

  - Первый и главный урок: никогда ничего не бояться, - назидательно заметил Герберт и поспешил вниз по течению, к Уоршу.

  После поворота река стала шире. По нетронутому ветром снежному насту ехать было легче.

  Скользя взглядом по противоположному берегу, Герберт искал, где бы выбраться на твёрдую землю. Наконец он определился с выбором и пришпорил коня.

  До берега оставалось совсем немного, совсем рядом торчали пучки замёршей травы, когда лёд затрещал и раскололся. Испуганно заржав, лошадь отчаянно пыталась выбраться из полыньи. Высвободив ноги из стремян, Герберт ухватился за край полыньи - неудачно, лёд не выдержал тяжести.

  Слуги уже спешили на помощь. Кто-то бросил утопающему верёвку, но она оказалась слишком короткой, пришлось ползти по льду. А минуты утекали безвозвратно... Когда ему вторично кинули верёвку, Герберта уже не смог ею воспользоваться.

  Обвязавшись верёвкой, Джек смело прыгнул в ледяную воду. Его подвиг не был вознаграждён: слуга вытащить безжизненное тело.

  

  

  Лорд Уоршел узнал о смерти сына на следующее утро. Выйдя во двор, он долго-долго смотрел на затянутое облаками небо. В воздухе разлилось предвкушение праздника, но в душе у лорда поселилась тьма. Он хотел бы, чтобы ни этого Сочельника, ни предстоящего Рождества не было, но пути господни неисповедимы, и сына уже не вернуть. А ведь какие на него возлагались надежды... И до чего нелепая смерть! Зачем его понесло на этот лёд? Почему никто не удержал его? Да разве удержишь восемнадцатилетнего мальчишку, он ведь сам был таким в его годы...

  Две скупые слезинки, вторые слёзы в его жизни, стекли по щекам. Лорд торопливо утёр их - лишь бы никто не видел в минуту слабости! - и задумался. Наверное, нужно обговорить детали похорон со священником. Пожалуй, он сам это сделает, но сначала помолится о Царствии небесном для представившегося без покаяния и отпущения грехов Герберта Уоршела.

  

   Глава 2.

  

  

  Посуда была начищена до блеска. Глиняные горшки, медные и серебряные блюда, кубки - предмет гордости и зависти соседок графини Норинстан. Она держала хозяйство в образцовом порядке, особенно под Рождество.

  Графиню тревожило лишь то, в этом году сын мог не приехать, остаться в Хоствиле. Рождество - праздник святой и семейный, но слишком много дел выдалось у шерифа, (6), а дороги совсем плохи, занесло пургой. К тому же, его давно звал в гости один из графов Глостерских, а это не тот человек, которому можно отказать. Поэтому Розмари Норинстан не ждала сына в канун Сочельника, что, впрочем, не умерило её пыла по приведению дома в 'божеский вид'. Циновки на полу заменили на новые, омела красовалась там, где ей положено.

  Графиня наблюдала за служанками, выбивавшими пыль из ковров - благо Бог в тот год не поскупился на снег. Она поторапливала их, ругала за лень и пустые разговоры: Рождество на носу, а ещё столько всего нужно переделать! Вдруг сын всё же приедет? Что он скажет, что подумает о матери и сёстрах? Не выдержав, графиня опустилась на колени и принялась сама выскребать грязь из ворса. Потом, когда служанки водрузили ковер на деревянную балку, выступавшую из стены амбара - свидетельство несостоявшейся перестройки замка предыдущими хозяевами, она выбила его толстой палкой. Ковёр - вещь дорогая, редкая, а смешливые девицы могли его испортить.

  - Матушка, боюсь, без вас не обойтись на кухне!

  Раскрасневшаяся девушка остановилась напротив графини и, незаметно от неё, дала пинка служанке.

  - Ни минуты покоя! Дадут мне в этом доме когда-нибудь отдохнуть? - в сердцах вскричала Розмари. - А ты, срамница, не позорилась бы перед людьми. Волосы прикрой - замужем, как-никак! Да и накинь что-нибудь. Учти, заболеешь, мне с тобой сидеть некогда.

  Маргарет равнодушно пожала плечами. По ней лучше заболеть и умереть, чем прозябать в браке с этим мерзавцем, её мужем. Родятся же такие образины на свете! Чтоб он сдох в канаве и всю семейку с собой прихватил. Прости, Господи, с языка сорвалось! Маргарет перекрестилась и прочитала молитву. Он ведь муж, нехорошо так о муже. Вот, к матери на Рождество отпустил. 'Ничего, - мысленно усмехнулась Маргарет, - в последний раз праздник под одной крышей с братьями и сёстрами встречаешь. Уладит свои дела, вернется домой - будешь всю жизнь вертеться ужом на сковородке, носа не высунешь. А, тут тоже не слаще!'.

  Отыскав оброненный головной убор, Маргарет убрала под него волосы и спустилась на кухню, где в чаду и пару ловко орудовала Розмари. Для кого она так старается? Для отца Гедеона? Интересно, обойдется у них хоть одно Рождество без отца Гедеона? Или матушка успела пригласить к себе всю округу? Вряд ли, без Роланда она и шагу ступить не может. Он ведь глава семьи, хозяин и замку, и матушкиных денег. Так для кого же эта изумительная рыба?

  - Напрасный труд, Роланд не приедет. - Маргарет взяла нож и принялась нарубать крупными кольцами лук.

  - Только бы найти оправдание безделью! Запомни: если когда-нибудь у Норинстанов не будет ломиться стол, значит в роду не осталось женщин. Да я повешусь на шнурке от плаща, если люди скажут, что у нас беден стол на светлый праздник! А ты, чем даром болтать, занялась бы сладкой кашей - помнится, раньше хорошо готовила.

  - Муж её тоже хвалит, - апатично согласилась Маргарет и передала нож кухарке.

  Глянув на дверь, она нахмурилась:

  - Фло, где ты бегаешь, негодница?!

  Девочка с двумя длинными косами по плечам тут же возникла на пороге. Старшая сестра погрозила ей пальцем, а мать дала указание:

  - За яйцами сходи. Не разгневается же на нас Господь из-за пары яиц.

  У двери на хозяйственный двор, хлопавшей в тот день чаще, чем в любой другой день в году, кроме Пасхи, Флоренс столкнулась со встрёпанной служанкой.

  - Хозяин приехал! - выпалила она и прошмыгнула на кухню.

  Укутавшись в тёплый платок, Фло поспешила к широкой каменной лестнице парадного входа. И, вправду, брат вернулся!

  Роланд успел спешиться и, занеся ногу на первую ступеньку, выслушивал торопливый доклад управляющего.

  - Мать здорова? - заметив сестру, спросил Роланд и перекрестил её.

  - Здорова. Мэгги здесь, - тихо добавила девочка и коснулась губами холодных пальцев брата.

  - Маргарет? Что она тут делает? - нахмурился граф и, подхватив Флоренс подмышки, поставил на ступеньку выше себя. - Только не говори, что с минуты на минуту сюда явится её разгневанный муж! Так какого черта, Фло?

  - Не знаю. Она сказала, он отпустил её до Водосвятия.

  - Ладно, сам всю правду выбью. А ты, разиня, чем пялиться на меня, сказала бы матери, что приехал.

  - Она уже знает, - ответила Флоренс и, пятясь, бочком проскользнула к хозяйственным постройкам.

  Брат, кажется, в хорошем настроении, но лучше отсидеться от греха подальше в курятнике.

  Когда Флоренс вернулась на кухню, мать рвала и метала.

  - Где ты шляешься, лентяйка? - Розмари дала ей звучную пощёчину и отобрала яйца.

  - Куда пошла? - крикнула она, заметив, что дочь попыталась незаметно улизнуть из кухни. - Поможешь Мадолене с пирогом. Потом сделаешь закуску из свёклы, только не переборщи с чесноком и перцем! И обязательно попробуй соус к рыбе перед тем, как его подать.

  

  Роланд, положив ноги на низкую скамеечку, сидел перед очагом и гладил собаку.

  - Эй, долго ещё будешь мелькать перед глазами? - недовольно спросил он Маргарет, суетившуюся у стола. - Или сядь, или уйди совсем. Кстати, что это за обычай встречать Рождество вдали от мужа? Твоё место возле него.

  - Это в последний раз, брат, больше я вас не обеспокою.

  - Уже обеспокоила. Выгнал?

  - Нет, - сквозь зубы ответила сестра.

  Да, отношения у них не складывались, но не до такой степени, чтобы супруг открыто отказался от жены. Просто велел до Водосвятия не появляться, намекнув, что и сам дома не появится. Какие такие дела его задержали, муж не сообщал, а Маргарет не спрашивала. Чем меньше его видишь, тем лучше.

  - Пошли Фло за вином. Пусть нальет из бочки, помеченной крестом.

  - Как прикажете, брат. Что-нибудь ещё?

  - Пусть мать поторопится с едой. С голоду подохнешь, пока она смешивает все корешки.

  Крайней, как всегда, оказалась Флоренс. Выманив её из кухни, Маргарет тут же отчитала сестру за неряшливость, дала подзатыльник и отправила в подвал. Флоренс боялась спускаться туда, где хозяйствовали длиннохвостые крысы, но выбора не было. По нескольким выразительным взглядам Маргарет она поняла, что лучше не спорить.

  Досталось младшей сестре и от брата. Всё его благостное настроение сошло на нет после общения с Маргарет. Он понимал, что та чего-то не договаривала, и поэтому злился. Сколько сил потрачено, чтобы выдать эту дуру замуж - и всё напрасно! Мало её драли, не всю дурь выбили.

  - Что ты мне принесла?! - Роланд скривился и выплеснул содержимое поданного сестрой кубка на пол. - Что стоишь, подотри.

  Флоренс покорно опустилась на колени и вытерла доски засаленным подолом.

  - Теперь ступай обратно и подогрей вино. И переоденься, замарашка.

  

  За обедом вся семья Норинстанов, за исключением приболевшей Гвендолин, собралась в зале. Пока раскладывали куски хлеба и носили туда-сюда горшки и тарелки, за столом сидели только трое: граф, его мать и капеллан. Маргарет тоже могла бы, потому что не принадлежала больше к дому Норинстанов, но, жалея Фло и Дэсмонда, она помогала расставлять кушанья.

  После короткой молитвы и благословления пищи все заняли свои места. Потягивая из кубка вино с пряностями, Роланд расспрашивал мать о состоянии дел в Рединге и шутил над излишним, по его мнению, благочестием Флоренс.

  После обеда, пока сестры помогали слугам убирать со стола и гадали, можно ли вывести жирное пятно с платья Маргарет, мать со старшим сыном устроились у очага.

  Разморенный сытной едой, вином и долгой дорогой Роланд дремал, а Розмари Норинстан, устроившись так, чтобы одновременно видеть сына и ход на кухню, вышивала. Все-таки она оказалась права, и медь в доме вычищена не зря. Зато всё вокруг блестело и сияло, а в зале так приятно пахло смолой от веток, которые Розмари догадалась положить на пол. Жаль, что неловкая Фло пролила вино. И в кого только она такая неуклюжая?

  

   * * *

  

  Минуло полтора года со смерти отца, но Леменор до сих пор не мог вызывать у Артура иных чувств, кроме скорби по безвременной утрате. Действительно безвременной: по мнению сына, Уилтор Леменор спокойно дожил бы до рождения внуков. Да, говорили, что в последнее время он сильно сдал, но по-прежнему сам занимался делами, не полагаясь на управляющего, который, надо отдать ему должное, был честным малым. Когда Артур видел его в последний раз, на свадьбе Каролины, он и не думал, что уже через полгода придется присутствовать на его похоронах.

  Изменился ли родной дом, в котором он не был столько лет? Тогда, полтора года назад, Артур не успел толком этого понять. Он прискакал, загнав коня, вступил во владение замком и землей, передал надзор над тем и другим управляющему и ускакал обратно: срок службы ещё не истек. Окончился он только теперь, когда, вопреки всему, Артур получил рыцарское звание и смог почувствовать себя полновластным хозяином Леменора.

  Увы, замок походил на убогую развалину, земля оказалась скудна и изрезана холмами. Полей, на которых можно было выращивать пшеницу, мало, скота и овец тоже. Зато много коз. Они, в купе с проходившей по земле Артура дорогой, лесами и пригодной для рыболовства речушкой и составляли большую часть его богатства.

  Сэр Леменор бросил косой взгляд на слугу, выполнявшего обязанности оруженосца - молодого, пышущего здоровьем парня, присланного отцом с очередной скупой весточкой из дома пару лет назад. Звали его Метью. Увы, тот не происходил из благородной семьи, оказавшись сыном сокмена(7). Даже в этом судьба посмеялась над Артуром, дав в оруженосцы простолюдина. Однако Леменор не терял надежды и верил, что судьба пошлёт ему юношу, еще более бедного, чем он сам. Таких было не мало, но им необходимо платить, а Артуру самому не хватало денег. Пока же сэр Леменор представлял Метью мальчиком, следившим за оружием и лошадьми. Правда, 'мальчик' давно уже вырос, но не мог же Артур дать ему в руки меч! А у всякого оруженосца должен был быть меч. Поэтому Метью и прибывал в столь странном положении: с одной стороны, исполнял обязанности оруженосца, а, с другой, официально им не считался. Но он не переживал, понимая, что родился в рубашке: росчерк пера покойного сэра Леменора сделал его домовладельцем.

  Глядя на сметливого Метью, сразу по возвращению посмевшего завести посреди земель Леменоров свою мельницу, Артур не мог отделаться от мысли, что здесь что-то нечисто. Не мог отец так великодушно одарить какого-то крестьянина, будучи сам стеснен в средствах. А если мог, не сделал ли он этого потому, что прижил Метью вне брака? Доподлинно Артур этого не знал, поэтому подспудно испытывал к оруженосцу неприязнь. Ещё и потому, что Леменор был рыцарем, а Метью - всего лишь выбравшейся наверх деревенщиной.

  Замок, каким Артур увидел его по приезду, пребывал в ужасном состоянии. Доход поместья и его вид всегда тесно взаимосвязаны. Тем не менее, замок оказался пригодным для жилья, и Леменор принял бразды правления в свои руки. Первым делом он объехал свои земли, выяснил, какой доход они могут принести. Увы, даже вместе с его жалованием Артура он не превосходил семидесяти фунтов в год и не мог удовлетворить потребностей молодого человека, мечтавшего о шумных попойках и дорогой одежде. Пришлось на время расстаться с мечтой прослыть гостеприимным хозяином, с легкостью сорящим деньгами. Решение далось нелегко: при дворе графа Леменор привык к роскоши, да и его друзья не отличались бережливостью. Отныне визиты к ним вызывали в Артуре зависть. Его тянуло к деньгам, к той власти и почестям, которые они давали, и, несмотря на стеснённое финансовое положение, Артур время от времени тратился на понравившуюся лошадь, золотую пряжку для плаща или гончую. Охотничьи собаки были его слабостью. Будь его воля, Леменор спустил бы на своих любимиц последние деньги, но угрожающе нависавшие над головой балки и содержимое миски с обедом ежедневно напоминали Артуру, что деньги нужно всё-таки поберечь. Но, сколько он ни пытался, Леменор не мог отложить и дюжины фунтов.

  Каждую неделю, чтобы побороть скуку и насладиться слаженной работой своры, без хвастовства, лучшей гончей своры графства, Леменор прочёсывал леса в поисках добычи. Она, к слову, существенно обогащала его рацион, позволяя не жевать целыми днями бобы и кашу. Охотился Артур и по снегу, и по весенней распутице, предпочитая лишний час не проводить в каменном мешке унылого жилища.

  Артур выехал на охоту и в тот день, когда размеренную жизнь соседнего фьёфа(8) нарушило, с одной стороны, привычное, а, с другой стороны, чрезвычайно важное событие. По его поводу на постоялом дворе в Мерроу царило небывалое оживление. Служанка вместе с пухленькой хозяйкой и двумя её дочерьми, поднимая клубы пыли, выметала сор из сдаваемых внаём путешественникам комнатушек, распахивала оконца, впуская внутрь майское солнце, меняла половики, перестилала постели.

  На кухне столбом стоял пар. Вспотевшая кухарка, незамужняя сестра хозяйки, не знала, за что ей браться: все кушанья, как назло, подоспели одновременно.

  Хозяин с руганью выгонял засидевшихся посетителей, всовывая им кружки эля за счёт заведения, торопливо переселял двух заезжих монахов на чердак, к голубям, и поминутно посылал конюха смотреть на дорогу.

  Создавалось впечатление, что на постоялом дворе 'Драконий зуб' ожидали, как минимум, королевского судью, однако сыр-бор разгорелся из-за приезда паломников из Кентербери. Туда ежегодно тянулись десятки людей, чтобы приложиться к святым мощам невинно убиенного архиепископа Беккета,(9) исцелявшим больных и помогавшим страждущим.

  - Едут! - завопил конюх при виде всадников, показавшихся из-за поворота дороги.

  Его крик решил судьбу последнего пьянчужки, выставленного в лужу помоев пинком под зад. Его, в прочем, это нисколько не расстроило, и, отлежавшись немного, он спокойно побрёл к ближайшей харчевне - слава богу, Мерроу не какая-то там дыра!

  Хлопнуло оконце на втором этаже, и истеричный голос хозяйки прокричал:

  - Смотри, чтобы не было, как в прошлый раз!

  - Спускайся, дура! - бросил в ответ муж и начал репетировать приветливую улыбку, которая могла стоить ему полугодового дохода.

  На постоялый двор под громкое квохтанье кур въехали долгожданные гости. Впереди - лорд Уоршел, за ним, тоже верхом, на подушках позади оруженосца отца, - юная леди, затем - слуги с увесистыми тюками и охрана. Хозяин поспешил придержать стремя господину, заметив, что для него большая честь принимать такую сиятельную особу. Лорд проигнорировал его слова и проследил за тем, как оруженосец помог сойти на землю дочери. Забрав дорожную казну, Уоршел вместе с Жанной прошёл в дом. Хозяин подобострастно семенил рядом.

  Улыбающаяся хозяйка, пару раз почтительно поклонившись, пригласила гостей к столу.

  Жанна села, сняла плащ и вопросительно взглянула на отца. Тот недоверчиво понюхал свиной окорок, откусил кусочек и признал его съедобным. Потребовав самого лучшего эля, лорд принялся за еду. Дочь последовала его примеру.

  Наскоро перекусив и, за не имением полотенца, вытерев руки о скатерть, барон распорядился провести дочь в комнату, где она могла бы немного отдохнуть.

  - Жди моего возвращения здесь, - отобедав, велел Уоршел и уехал к одному из арендаторов.

  Едва дождавшись, пока отец сотоварищи скроются из виду, Жанна позвала конюха и в волнении спросила, не появлялся ли человек, назвавшийся Печальным рыцарем. Тот ответил, что был, велел передать, что в эту пору Клевдерское озеро особенно хорошо, и искренне сожалел, что немногие могут им любоваться. Леди бросила конюху мелкую монету за услуги и, прикинув, что отец вернётся вечером, отправилась на озеро. Они с Брианом не виделись больше полугода, да и то в тот раз мельком, на людях, где и поговорить было нельзя, стоило рискнуть.

  В долине Северна цвела весна. Деревья покрылись нежной, полупрозрачной листвой. Воздух был так чист, что казалось, будто его вовсе нет. После череды привычных дождей выдалось затишье, и дороги успели немного просохнуть. Склоны холмов, походившие на гигантские волны, застывшие над безлесной равниной, покрылись жёлтым кружевом неброских цветов, облепивших выветренные валуны.

  По редким островкам зелени, разбросанным у подножья холмов, скользили причудливые пятна тени и света.

  Возле холмов равнина была не распахана, зато дальше, ближе к горизонту, там, где земля переставала горбиться, и кончались древние валуны, темнели ровные квадраты полей. По ним медленно двигались чёрные точки пахарей. По другую сторону пашен, за полосой луга и каменистой пустоши, пролегла узкая полоса леса.

  Из-под сводов деревьев гулким эхом разносился звук охотничьего рога: Артур Леменор, владелец этих земель, по дороге домой со скуки загонял зайца. Он бы не разменивал силы на такую мелочь, если бы оленя, за которым Леменор гонялся битых два часа, изведя и собак, и себя, не вспугнула эта зверушка.

  Сэр Леменор недавно получил рыцарское звание - с тех пор не прошло и полугода. Он был высок, сух в кости и по-своему красив, во всяком случае, задорные карие глаза, пышные кудри и мальчишеский курносый нос находили отклик в девичьих сердцах. Артур снискал благосклонность дам и на турнирных полях, надеясь пожать её плоды и в родном графстве.

  Последним в скупом списке достоинств молодого человека числилось получение звания баннерета(10). Поговаривали, что этому немало поспособствовал покойный сэр Леменор, замолвивший за сына словечко перед графом Вулвергемптонским, во всяком случае, Артур Леменор стал самым молодым баннеретом окрестных земель.

  Заяц выскочил из леса, прижал уши, на мгновение застыл, принюхался и помчался к холмам. Он петлял, изводя охотников и собак, но деваться ему было некуда. Баннерету же хотелось окончить его жизнь ещё быстрее. Подстегнув взмыленного коня, он поскакал напрямик, через хаотично нагромождения камней.

  Заяц скрылся в зарослях кустарника. Не раздумывая, Леменор направил туда коня и угодил в канаву. Оступившись, жеребец потерял равновесие и завалился на бок. Потирая ушибленное колено, Артур поднялся на ноги и, грубо дёрнув за повод, огрел коня плетью. Пару раз чертыхнувшись, он прислушался к удаляющемуся лаю собак. А ведь и к лучшему, что эта скотина упала именно здесь: никто не увидит позора Леменора. Двойного позора. Докатиться до травли зайца! Узнают соседи - подымут на смех.

  Сев в седло, Артур свернул к роднику, бившему у подножья одного из холмов. Ему нравилось укромное местечко возле источника, со всех сторон закрытое каменистыми уступами и дикой акацией. Тут можно было беспрепятственно переговорить с нужными людьми или переждать опасность. В первый и, к счастью, в последний раз Артур просидел тут неделю с отцовскими сундуками, пока сосед топтал поля Леменоров. Повод для ссоры выдался пустяковый, но вылилась в то, что Артур целый год просидел на голодном пайке, полагаясь лишь на Господа Бога и милость патрона, Сомерсета Оснея, графа Вулвергемптонского. Но этот долг был уплачен, причём с процентами.

  Утолив жажду, Артур подумал, что неплохо бы перекусить. До Леменора далековато, так что оставалось только Мерроу. Однако заезжать туда не хотелось - лишние деньги,(11) и Леменор решил воспользоваться кухней единственной харчевни на его земле. Спустившись в долину, он звуком рога подозвал оруженосца и, велев ждать себя с добычей в 'Зубе Святого Антония', поскакал к дороге, пересекавшей равнину с северо-запада на северо-восток.

  Клевдерское озеро - неприметное, покрытое ряской, заросшее камышом - раскинулось на границе фьёфа Леменора, Филдхауза, неподалеку от подножья холмов. Дорога огибала его слева, по землям Артура, проходя через деревеньку, жившую не своими трудами, а доходами харчевни 'Зуб Святого Антония', с хозяином которого все жители состояли в том или ином родстве.

  Решив проверить, не ловят ли в озере рыбу без разрешения, Леменор спешился и спустился к зарослям камыша. За ними, на прогалине, стоял шалаш. В тёплое время года им пользовались пастухи, пригонявшие скотину на водопой. Сначала Артур не обратил на него внимания, но потом заметил свежие следы от костра. За пользование землёй надо платить, и Леменор решительно направился к шалашу. И тут он увидел девушку. Хорошенькую, настолько может быть хороша девочка-подросток, чьи округлые, женственные очертания только-только начали оформляться. Однако угловатая красота незнакомки полностью отвечали вкусу своего времени.

  У девушки было очаровательное живое личико. Из-под светлой шапочки, украшенной шапелем,(12) выбивалась прядка русых волос.

  Артур неосторожно поменял положение тела. Под сапогами зашуршал сухой камыш.

  Девушка вздрогнула и обернулась. В серых глазах мелькнула радость, которая тут же сменилась страхом и досадой. Она ждала другого человека. Досадуя на себя, Жанна беспокойно огляделась по сторонам. Что-то слуги запропастились. Или они поехали за лордом Уоршелом? До Бригеса не так уж далеко. Ах, лучше бы здесь появился отец, всё, что угодно, только не позор! Тогда останется всего один выход - Клевдерское озеро.

  Леменор шагнул к Жанне. Она переменилась в лице, попятилась, подобрала юбки и побежала, цепляясь подолом за камыши.

  - Стойте! Я ничего вам не сделаю! - кричал Артур, но Жанна даже не обернулась.

  Перескакивая с бугра на бугор, Леменор быстро оказался возле коня, вскочил в седло и погнался за беглянкой. Однако Жанна оказалась проворной. Не обращая внимания на состояние сапожек и юбок, облепленных сором и грязью, не внимания призывам Леменора остановиться, она бежала в сторону деревни, виляя, не хуже зайца. Наконец Артур догнал её.

  - Оставьте меня в покое! - Жанна гневно сверкнула глазами и, пятясь от наступавшего на неё коня Леменора, громко закричала: - Требоди!

  Артур попытался подхватить леди на руки, но Жанна увернулась и снова кинулась в бега. Леменор поскакал за ней, но дорогу ему преградил решительно настроенный слуга с арбалетом в руках. Тяжело дышавшая Жанна, спряталась за его спиной, бросая на Леменора гневные взгляды.

  - Сеньора, поверьте, я не хотел ничего дурного! Скажите своему молодчику, чтобы опустил арбалет.

  - И не подумаю! - щёки её пылали, грудь вздымалась от частого дыхания.

  - Как вы сюда попали? - воспользовавшись ситуацией, Артур пытался рассмотреть незнакомку.

  - А сами вы как сюда попали? - парировала Жанна. - Это наша земля.

  - Ошибаетесь, - покачал головой Артур, - это моя земля.

  - Как бы ни так! - хмыкнула леди, гордо вскинув подбородок. Осмелев, она вышла из-за своего укрытия, в упор, как не подобало женщине, глядя в глаза Леменору. - Лес, может быть и ваш, а равнина и озеро точно не ваши. Крестьяне Уоршелов издавна пасут здесь скот и ловят рыбу.

  - Так вот кто меня обворовывает! Надо примерно наказать парочку паршивцев. Так ваш отец лорд Уоршел?

  - Какая разница! Это наша земля.

  - Ваша начинается за тем земляным валом, за озером. Если угодно, поедем в Леменор, и я покажу купчую на землю.

  - Вот ещё! Никуда я с вами не поеду! Но если вы утверждаете, что земля ваша, отец заплатит за каждый мой шаг.

  Чёртов Бриан, куда он делся?! Обещал придти и не пришёл. Теперь из-за него у неё будут неприятности.

  - Честь рыцаря не позволяет требовать плату с девушки, - галантно заметил Леменор. - Но все же, как ваше имя?

  - Я не разговариваю с дерзкими незнакомцами.

  - Владелец этих мест, баннерет Артур Леменор, - он истолковал её поведение как знак согласия продолжить знакомство.

  - Дочь лорда Уоршела.

  Жанна свысока осмотрела Артура с головы до ног. Этот взгляд свидетельствовал о том, что она, женщина, существо изначально ущербное, не считала Леменора ровней себе. И у неё были на то основания.

  Леди Уоршел происходила из одной из богатейших семей Шропшира. Фамильный родовой замок, Уорш, сейчас принадлежал Джеральду Уоршелу. Его четыреста фунтов в год многим не давали покоя. Лорду чертовски с деревней Мерроу, ставшей центом местной торговли и грозившей в ближайшее время превратиться в бойкий торговый городок. Леменор, с его семьюдесятью фунтами, всегда завидовал Уоршеду, чьи крестьяне охотно выкупали свои наделы и вскладчину арендовали землю и мельницы.

  Лорд был вдов. Его супруга, дочь родовитой француженки, женщина привлекательная во всех отношениях, умерла, когда Жанне минуло семь лет. На похоронах жены Джеральд Уоршел умудрился поссориться с её отцом.

  Тесть уже умер, но отношения между двумя семействами по-прежнему оставались натянутыми. Этому немало способствовали характер и личные пристрастия лорда Уоршела. Он никогда не питал любви к жителям континента и в своё время с удовольствием принял посильное участие в событиях пятьдесят девятого года, когда английские лорды выступили против засилья иностранцев на высших должностях. Только Сомерсеты, Уилморы и незамужняя взбалмошная кузина Жанны, леди Джоанна, поддерживали с Уоршелами постоянные отношения; остальные родственники ограничивались редкими приглашениями на свадьбы и похороны.

  Всё это припомнил Леменор, когда узнал, кто перед ним. Жанна показалась ему премиленькой, к тому же, леди была богата. 'С такой женой мне все дороги открыты. Лишь бы только её уже не помолвили с кем-нибудь!' - промелькнуло в голове Артура.

  Жанна же наконец заметила Бриана. Прижав руки к груди, он смотрел на неё с пригорка за озером. Он не принадлежал Леменору, поэтому Бриану не следовало опасаться гнева Артура, но молодой человек медлил и не спешил выдавать своего присутствия.

  - Прощайте, сеньор!

  Подобрав юбки, Жанна зашагала прочь, сердито поддевая сапожками слипшиеся комья земли.

  - Постойте!

  - Чего вам ещё?

  Леди обернулась и сердито глянула на него из-под нахмуренных бровей. Она ясно дала понять, что разговор окончен, но он сделал вид, что не услышал.

  - Позвольте проводить вас.

  - Как видите, - Жанна указала на Требоди, - я под надёжной охраной. И она не ограничивается одним слугой.

  'До чего же он настырен! - со злостью подумала леди. - А бедный Бриан ждёт. Мы так редко видимся... И дёрнул же чёрт (прости, Господи!) этого сеньора заехать в такую глушь! Нашёл место для охоты! Земля, конечно, его, но ведь ни он, ни его люди никогда здесь не появлялись'.

  - Хороши же у вас слуги, бросили госпожу одну! - усмехнулся Артур. - Нужно чаще сечь их, миледи, от этого они становятся услужливее.

  - Уж как-нибудь сама разберусь! Требоди, мою лошадь! - распорядилась Жанна. - Она там, на берегу.

  - Позвольте мне, миледи, - Леменор изо всех сил старался заслужить благосклонность леди, но она даже не удостоила его взглядом.

  - Стой, стой, мерзавец!

  Артур внезапно пришпорил коня и поскакал к озеру. Разумеется, тот заметил Бриана.

  Надежды на счастливое свидание были потеряны, и всё из-за этого баннерета!

  - Вот ваша лошадь. - Леменор привёл её кобылку - Какой-то мошенник пытался украсть её.

  - Это мой паж, - сквозь зубы процедила леди и с помощью Требоди села в седло. - Прощайте!

  - Но я не могу отпустить вас! Вам угрожает опасность.

  - Не большая, чем в вашем обществе.

  Её иноходец неторопливо затрусил прочь. Леменор слышал, как леди отчитала Требоди, подождала, пока тот заберется на мула и понеслась прочь, стремясь оказаться на постоялом дворе до возвращения отца. Лишь бы Бригес подольше задержал его!

  Чуть позже к Жанне присоединились ребята Требоди. Мерзавцы пропустили-таки кружечку в харчевне, бросили госпожу одну. А если бы на месте Леменора оказались валлийцы? Мало ли случаев, когда они совершали набеги посреди белого дня? Да и рыцарям верить нельзя. Словом, Жанне очень повезло, за что надлежало поблагодарить Бога и слугу его, Николая.(13)

  

  

  Глава 3.

  

  - Ох, неспокойно на сердце, Нетти! - пробормотала девушка с каштановыми волосами, на скорую руку перехваченными плетёным шнуром. - Только лорд за ворота - и леди сразу шасть, Требоди в Мерроу послала. Опять послала!

  - Что значит 'опять'? - нахмурилась её собеседница.

  - То и значит. Как леди из святых мест вернулась, всё туда кого-то шлёт. Говорит, о здоровье малютки харчевницы беспокоится, но я не верю. При лорде-то тихая, а без него - словно бес вселился. Как бы не сбежала миледи! По секрету скажу, видели её по весне с одним красавчиком.

  - Где? - оживилась Нетти.

  - Да возле холмов.

  - А лорд знает?

  - Вот ещё, своя шкура дороже! Один свое возьмет кулаками, другая - ногтями да палкой. Что лорд, что дочурка - одна сатана. Но леди-то... Даром, что благородная, никакого разумения. Виданное ли дело по холмам бродить, смерть дразнить! Что, если кимры(14) спустятся с гор и перережут им глотки? Недавно по соседству шестерых прирезали. Да и леди ведь - что ангелочек Божий, по ней, дети из огорода берутся. Парень позабавится - и поминай как звали, а она, не приведи Господи, в подоле принесёт! Да тут ведь убийство будет, Нетти, лорд дочь убьёт, а позора не допустит. А заодно и меня порешит за то, что ничего не рассказала про дочкины грешки.

  - Ну так расскажи.

  - Боюсь! Говорила же, у обоих рука тяжёлая.

  - Тогда помалкивай и глаза закрой.

  Подруга Нетти подложила ещё немного грязного белья в деревянную лохань с мыльной водой и ловко заработала руками.

  Нетти тихо вздохнула и тоже погрузила огрубевшие красные руки в воду.

  Жанна действительно не просто так посылала нарочных в Мерроу: с некоторых пор они с Брианом назначали свидания через конюха 'Зуба дракона'. Сегодня была её очередь.

  Копаясь в огороде, Жанна то и дело прислушивалась: не вернулся ли Требоди? Работа от этого не спорилась, но корнеплоды интересовали леди куда меньше Бриана. Сидеть в праздности не дозволялось, вот Жанна и нашла себе занятие, скрасившее бы её ожидание.

  Наконец леди различила среди привычного будничного шума голос Требоди. Отряхнув руки от земли, она поспешила к конюшне и нетеперпеливо набросилась на слугу с вопросами. Услышав нужный, Жанна просияла и запричитала:

  - Что-то у нас рыбы мало, надо прикупить. Да и свечей я бы взяла. В Мерроу хорошие продают, не стыдно перед ликом Пречистой Девы зажечь. Послушай, Требоди, есть завтра в Мерроу рынок?

  - Есть, сеньора, только народу там будет! Давайте я съезжу и куплю, что надобно?

  - Да самой нужно ехать, а то опять вместо рыбы одни хвосты привезёшь! Заодно к священнику зайду, за помин души Герберта молитву закажу.

  

  На следующее утро Жанна отправилась в Мерроу.

  В сопровождении слуг, прокладывавших дорогу в толпе, леди неспешно прогуливалась по рынку, приценивалась то к одному, то к другому товару. Если ей что-то нравилось, Жанна поручала кому-нибудь из спутников расплатиться и забрать товар.

  - Ступай, я к священнику, - закончив с покупками леди поспешила избавиться от Требоди, следовавшим за ней, словно тень. - Проследи, чтобы эти олухи ничего не просыпали и не разбили. Когда вернусь, чтобы все было погружено!

  Убедившись, что Требоди ушёл, Жанна выбралась из людской сутолоки и зашагала к домику священника. На полпути она свернула к кладбищу.

  Вопреки опасениям, переодетый монахом Бриан ждал леди в условленном месте.

  - Святая Варвара, думала, вы не приедете! - радостно выдохнула Жанна. - Я так давно не получала от вас вестей...

  - Виной всему дядя, - печально пробормотал Бриан, поправив выбившиеся из-под капюшона волосы. Они были длинными, мягкими и чистыми. Каждый раз отправляясь на свидание, Бриан тщательно мыл их в бочке с дождевой водой. - Он стал таким подозрительным.

  - Почему бы вам ни поступить на службу? - предложила Жанна. - Вы прославитесь.

  В качестве укрытия влюблённые выбрали два высоких надгробия в дальнем конце кладбища и беседовали свободно, не боясь, что их увидят или услышат.

  - Вы не знаете людей! - с чувством пробормотал Бриан. - Моё искусство нужно вам, потому что я научил вас понимать, потому что вы умны, а они... Свиньи, погрязшие в распутстве и пьянстве, что для них поэзия!

  - Тогда наймитесь в солдаты.

  - Мои руки привыкли перебирать струны, они не для грязной работы.

  - С каких пор служение долгу предков стало грязной работой? - нахмурилась Жанна. - Я гордилась бы вашими подвигами и, быть может, дала рукав платья, чтобы вы повязали его на руку.

  - О, дайте мне его сейчас! - взмолился Бриан, молитвенно прижав руки к груди.

  - Не заслужили, - неожиданно резко ответила леди. - Говоря о любви, вы так и не удосужились её доказать. Ну же, Бриан, ради меня, поезжайте в Вустер и покройте своё имя славой! Вы разбогатеете, вернётесь ко мне, попросите моей руки...

  Бриану идея Жанны не понравилась. Она ждала ответа, но он упорно молчал.

  Служить кому бы то ни было Бриану не хотелось. Одно дело прельстить неискушенную в любви девушку, во время коротких встреч купаться в лучах восхищения, с которым она внимает его посредственным творениям, а совсем другое - взяться ради неё за трудное ремесло воина. Да, сначала Жанна нравилась Бриану, особенно на расстоянии, но потом он пресытился 'дальней любовью' и отвечал на весточки только ради выгодной женитьбы.

  Теперь же Бриан задумался о том, что с годами девичья красота поблекнет, а жену с сопливыми детьми на руках нужно содержать. А на что содержать? Наведя справки, Бриан понял, что лорд Уоршел ни за что не выдаст за него дочь. Оставалось только жениться тайно и понадеяться на милость лорда.

  - Да любите ли вы меня, Бриан? - в сердцах спросила Жанна, заметив отстраненность и холодность возлюбленного.

  - Люблю ли я вас, прекраснейшая из смертных? - патетично переспросил Бриан. - Ни один человек не любил так, как люблю я! Вы для меня солнце, та путеводная звезда, что помогает мореходу не сбиться с пути... Вы моя повелительница, я Ваш вечный раб!-

  Он говорил страстно и, казалось, искренне. Чтобы усилить эффект своих слов, Бриан даже упал перед Жанной на колени.

  - А у раба дырка на плаще, - хихикнула Жанна. - Не позорьтесь, купите новый.

  - Опять деньги! - скривился Бриан, поднявшись с земли. - Это суета сует, а наша любовь...

  - И всё же, Вустер - подходящее решение. Ваш отец, несомненно, одобрит ваш выбор и даст необходимые рекомендации.

  - Я не поеду в Вустер, - с раздражением возразил Бриан. - Не желаю быть посмешищем.

  - Но как же... - опешила Жанна. - Бриан, вы же говорили, что все хвалят ваше мастерство. Даже ваш отец признал, что был посрамлён в стрельбе из лука. Отбросьте скромность, не вы ли в одиночку справились с пятью злодеями, напавшими на вас, когда вы ехали ко мне? Вы тогда опоздали, я очень сердилась...

  - Я солгал. Я самый худший из стрелков во всей округе, - Бриан покраснел и опустил глаза.

  - Тогда нам не о чем больше разговаривать.

  Презрительно поджав губы, Жанна в расстроенных чувствах зашагала прочь, оставив кладбище далеко позади. Она не думала, куда идёт, не заботилась о том, что её могут увидеть. Жанна просто шла и думала, думала, думала, пока не уколола руку о кустарник. Осознав, что забралась в глушь, леди решила спуститься к реке и по берегу вернуться в Мерроу.

  Неподалеку от моста, Жанну поджидал неприятный сюрприз: у воды расположились на отдых бродяги. От одного вида никогда не мытых лиц, рубцов, бельм глаз, струпьев и язв на теле бросало в дрожь.

  - Фью, какая пташка!

  Взгляды бродяг тут же устремились на Жанну. Та попятилась, творя молитву и гадая, сумеет ли добежать до моста, где дежурили солдаты.

  - Пошли прочь, вонючие крысы!

  Заметив поползновения бродяг, Жанна подняла плотный комок земли и бросила его в лицо одноглазому горбуну. Он ближе всех подобрался к леди.

  - Братья, она нас не уважает! - завыл горбун, погрозив Жанне кулаком.

  - Зато мы её сейчас уважим, - зашумели бродяги. - А ну, вали её, ребята!

  Жанну вздрогнула, вытащила из-за лифа кинжал и обвела глазами толпу. Дюжина алчущих женского тела глаз, дюжина тянущихся к леди похотливых рук. Бродяги наступали, стремясь окружить жертву.

  - На помощь, именем Уоршелов, на помощь! - завопила Жанна, отчаянно отбиваясь от бродяг. - Веру и честь - никому!

  Услышав девиз господина, пара конников поспешила на помощь. Признав дочь лорда, они быстро загнали бродяг к реке. Парочке, несмотря на увечья, умевших плавать, удалось уйти. Трупы других порадовали вороньё.

  Зачинщику оказали особую честь: его затоптали лошадьми.

  Сдержанно поблагодарив за помощь, Жанна вслед за солдатами дошла до моста. Немного отдохнув, спросила дорогу до Мерроу.

  Жанна собиралась пуститься в обратный путь, когда её внимание привлёк топот копыт на том берегу. Когда всадники придержали лошадей у моста, Жанна узнала в одном из них молодого баннерета, который расстроил её свидание с Брианом.

  Любопытство пересилило. Жанна осталась посмотреть, как баннерет уплатит мостовой сбор. Леменор заинтересовал её ещё в первую встречу, даже несмотря на то, что безумно рассердил. Он был хорош собой и, судя по всему, неглуп. Этих качеств оказалось достаточно для того, чтобы воображение Жанны достроило образ. Теперь же, когда Бриан остался в прошлом, Артур Леменор мог бы занять его место в сердце леди.

  Привыкнув целыми днями руководить замковым хозяйством, лишь изредка, издалека, видя мужчин равных ей по происхождению, Жанна мечтала о любви. Увы, подходящей кандидатуры на роль возлюбленного долго не находилось. Потом появился Бриан, который так проникновенно пел и сочинял стихи.. Слушая его, Жанна плакала и искренне верила, что все песни посвящены ей. Но Бриана обладал существенным недостатком - в нём не хватало мужественности. Пока не с кем было сравнивать, это не бросалось в глаза, но стоило появиться баннерету Леменору, как бедному Бриану пришлось потесниться.

  - Прелестница, что кручинишься?

  Баннерет заметил Жанну и на всякий случай решил предложить свои услуги: помогать хорошеньким девушкам всегда приятно.

  - Вы разговариваете с дамой, - поджала губы леди.

  Перепутать её с безродной девицей! Жанна надеялась, Леменор понял, какую ошибку только что совершил.

  - В таком случае, не нуждаетесь ли вы в помощи, сеньора? - перефразировал вопрос баннерет.

  - Благодарю, но в помощи я не нуждаюсь. Тем более, в вашей.

  - Мне кажется, я вас где-то видел, - нахмурился Леменор, пропустив колкое замечание Жанны мимо ушей. - Вы не из Уорша?

  - Оттуда.

  - Значит, это вы. Помнится, мы уже встречались при схожих обстоятельствах.

  Жанна покраснела и обернулась к стражникам. Один из них с готовностью заявил, что проводит леди, и на всякий случай проверил боеготовность оружия.

  Леменор не сдавался, пытаясь навязаться в спутники к Жанне в ущерб поручению графа Вулвергемптонского.

  - Я порядочная девушка, а вы не мой муж, - отрезала леди и направилась к лошадям стражников. - Оставьте меня в покое! Я и так потворствую греху.

  - В чём же грех?

  - Разве девушка не потворствует греху, разговаривая наедине с мужчиной?

  - Но мы же не наедине! - возразил Леменор.

  - Этого еще не хватало! Езжайте, куда ехали.

  - А если моя лошадь нуждается в отдыхе?

  - Вы переходите все границы! - возмущенно ответила Жанна и гордо отвернулась

  - Прошу прощения, сеньора, у меня и в мыслях не было оскорбить вас! Просто ваша красота столь пленительна, что лишала разума.

  Краска залила лицо Жанны. Она в который раз пожалела о том, что заговорила с Леменором.

  Баннерет задумчиво наблюдая за Жанной, подумывая о том, что пришло время жениться.

  Леменор не был новичком в куртуазных сердечных делах. Некогда граф Вулвергемптонский представил его очаровательной маркграфине Кетрин де Ландфрей. Баннерет некоторое время был влюблён в неё, но без взаимности, зато выучил азы любовного этикета. И вот, после ряда мимолётных увлечений, достойных и не достойных рыцаря, на его пути возникла леди Уоршел.

  Увы, чувства баннерета были корыстны: привлекательность юной Жанны Уоршел заключалась не только в её красоте, но и в размерах приданого.

  Нарушив затянувшееся двусмысленное молчание, Жанна снова, на этот раз вежливо дала баннерету понять, что не нуждается в провожатых. Не слушая возражений, леди потребовала коня. Готовый услужить госпоже солдат помог Жанне взобраться в седло видавшего виды мерина и взобрался на свою кобылу.

  - Прощайте, сеньор! - леди обернулась к раздосадованному баннерету. - Да сопутствуют вам в пути Господь и все его ангелы!

  Тронув поводья, Жанна вслед за солдатом рысью поехала вдоль Северна.

  Леменор для приличия проехал немного по дороге и, скрывшись из поля зрения стражников, галопом, по тропе через выпасы, вернулся к реке. Его надежды оправдались: возле мельницы леди Уоршел отпустила солдата.

  После нескольких минут пререканий Жанна отступила перед красноречивой настойчивостью баннерета. Сначала она вела себя осторожно, ограничивалась односложными ответами, но потом, поняв, что намерения рыцаря серьёзны и, главное, не выходят за рамки приличий, разговорилась.

  Жанне нравился статус возлюбленной, ведь этот рыцарь, несомненно, влюбился в неё, иначе зачем так упорно добивался знаков внимания?

  Неспешную беседу о разных мелочах, которые не могли бросить тень на доброе имя леди Уоршел, нарушил спутник баннерета. Он привлёк внимание Леменора к девушке, прятавшейся за кустами боярышника.

  - Пошёл, Метью, не мешай! - цыкнул на него баннерет.

  - Кто там? - заволновалась Жанна.

  - Да слуга подцепил какую-то юбку, - сквозь зубы процедил Леменор.

  Вопреки его заверениям, что это 'не стоит её драгоценного внимания', леди всё же взглянула и признала в 'хорошенькой девушке' свою служанку. Нахмурившись, Жанна отчитала Джуди.

  - Тебя отец послал?

  - Нет, госпожа, - запинаясь, ответила служанка. - Я, госпожа, раз уж вы уехали, тоже решилась на рынок сходить, а тут знакомый один подвернулся... Встретила я по дороге Требоди, узнала, что они найти вас не могут...

  - Погоди у меня, лгунья, я тебе всыплю! - пообещала Жанна и отослала Джуди прочь.

  Однако служанка не ушла, а пристроилась рядом с Метью, с которым не преминула завести разговор.

  - Что госпожа делает рядом с этим сеньором?

  - Понятия не имею, ей лучше знать, - хмыкнул оруженосец.

  - Хороша овечка! - пробормотала Джуди и вслух возмущённо добавила: - Моя госпожа - сама добродетель, так что помалкивай.

  - Ну, так и господин тоже набожен. К тому же, благородный рыцарь.

  - От благородных тоже дети бывают, - съязвила служанка.

  - А у тебя богатый опыт? Не поделишься? - подмигнул Метью.

  - Да пошёл ты!

  Джуди гордо отвернулась и прибавила шагу. Попытки Метью продолжить прерванную беседу служанка нарочито игнорировала. Болтовня оруженосца раздражала её, мешала следить за господами. Больше говорил Леменор, Жанна же слушала, изредка поощряя его улыбкой.

  Осмелев, баннерет коснулся руки леди Уоршел. Жанна тут же отдёрнула её, одарила Леменора гневным взглядом и заявила, что уезжает, пригрозив позвать на помощь, если он последует за ней.

  - Вы не так меня поняли, - баннерет ругал себя за то, что, поддавшись минутной слабости, испортил будущее. - Умоляю, останьтесь!

  Но Жанна не слушала и, подозвав Джуди, громко заявила, что дальше желает ехать одна. Не удержавшись, служанка состроила рожу самодовольному Метью.

  Чувствуя, что четыреста фунтов уплывают безвозвратно, Леменор прибегнул к последнему средству - страстному признанию:

  - Если вы уедете, прекраснейшее из творений Божьих, то сделаете меня несчастнейшим из смертных. Когда я вижу вас, радость моя столь велика, будто я узрел Бога. Вы, только вы одна можете спасти меня от смерти. Сжальтесь же!

  - Баннерет, - сменив гнев на милость, пробормотала смущённая леди, - мне очень жаль, но не в моей власти...

  - В вашей! - с жаром возразил баннерет. - Для меня существуете только вы, только ваша божественная красота. Я брошу вызов всякому, кто посмеет оспаривать её! Моё сердце навеки отдано вам, вам я вручаю ключи от него. Примите ли их?

  - Быть может, - уклончиво ответила Жанна.

  - Смею ли я надеяться?

  - В моих ли силах дарить или отнимать надежду? - улыбнулась она. - А теперь прощайте. Здесь мои слуги, и я не хочу, чтобы они подумали нечто дурное.

  Леменор неохотно развернул коня и ускакал прочь. Как раз вовремя: среди покрытых робкой зеленью полей показались люди. До Жанны долетели голоса, и она быстро поняла - искали её.

  Когда подъехали слуги, леди превратилась в саму суровость, сделав их виноватыми. Жанна понимала, что если откроется, что она сбежала, отец запрёт в четырёх стенах и навсегда запретит любые прогулки. И по-своему будет прав: неподалёку от валлийской границы всегда неспокойно. Но, любя свою дочь так, как некогда любил жену Беатрис, лорд Уоршел делал Жанне поблажки. Хотя ему ли не помнить набегов, которые терзали эти края на протяжении многих лет!

  Более менее спокойно здесь стало только десять лет назад, после того, как опустошив приграничные области, валлийцы подписали мир с англичанами. До этого нескончаемой чередой шли поджоги, убийства, убытки и кровавые баронские войны, почти полностью уничтожившие запасы золота в сундуках Уоршела и, казалось, поставившие крест на его процветании.

  Но Джеральду Уоршелу сопутствовала удача: изначально стоя на позициях Монфора, предводителя восставших против короля баронов, он вовремя перешёл на сторону монарха, тем самым избежав изгнания и конфискации земель.

  В то время, как муж воевал, Беатрис мужественно боролась за жизнь детей и поддерживала боевой дух защитников Уорша. Особенно тяжёлым выдался шестьдесят четвёртый год, когда лорд Уоршел больше месяца просидел с семьёй в донжоне(15), отбивая атаки врагов на замок. Всё закончилось сожжением Мерроу, потерей урожая - и появлением на свет Жанны.

  Когда фьёф снова мог прокормить большую семью, её у Уоршела уже не было: из восьми детей в живых остались только трое.

  Сына лорд лишился пару лет назад, Жанна же до сих пор жила с ним. Другая, замужняя, дочь, уехала вслед за мужем на юг и к этому времени уже умерла, не сумев родить мужу наследника.

  Судьба Эрменграды выдалась трагичной. Умная, одаренная от природы, она сначала никак не могла забеременеть. После паломничества по святым местам Эрменграда, наконец зачала ребенка, но не выносила. Через год у нее родилась дочка.

  Жизнь Эрменграды оборвалась неожиданно и трагически. Вместе с малолетней дочерью она попала в заложницы к промышлявшему разбоем безземельному рыцарю, у которого были старые счеты с семьей мужа Эрменграды. Супруг согласился заплатить выкуп, но, получив деньги, рыцарь не сдержал слова и обрёк женщину и ее дочку на смерть, бросив посреди пустоши вдалеке от жилья, без еды и средств передвижения.

  После гибели дочери Уоршел раз и навсегда порвал всякие отношения с зятем. По словам лорда, его дочь была не из тех, кто умирает без покаяния в чистом поле, будто безродное отродье.

  А ведь этим браком Уоршел хотел многого достичь. Муж Эрменграды, конечно, был ничтожеством, зато его внуки и внучки стали бы первоклассным товаром на брачном рынке. Оставалось надеяться, что Эрменграда гордо держала голову перед смертью.

  В первые месяцы после кончины дочери, когда он изредка думал о ней, Уоршел живо представлял, как Эрменграда презрительно процедила вслед удаляющимся всадникам: 'Дьявол уже пометил вас. Покайтесь же, грешники!'. Лорд не сомневался, что уста её не промолвили ни слова пощады.

  Эрменграда была первым ребенком в бесконечной череде детей Джеральда Уоршела и его супруги Беатрис. Плодовитость миледи свидетельствовала о любви мужа, делившего ложе с женой при любой возможности даже в годины воин.

  Долгожданный сын родился на следующий год. Лорд возлагал на Герберта большие надежды. Он устроил его в обучение к одному из могущественных графов. Мальчик рос смелым и сильным, его всегда хвалили, но, к сожалению, он нелепо закончил жизненный путь оруженосцем.

  Второй сын Уоршелов появился на свет в канун чумного года. Он родился здоровым, но по недосмотру кормилицы заболел, покрылся сыпью, и умер.

  Не менее трагичная судьба постигла одну из старших сестер Жанны: очаровательная пятилетняя Клэр чем-то отравилась.

  Герберт слыл любимчиком отца. Беатрис же делила любовь между Жанной и Найджелом, бывшим на три года старше сестры. Уоршел не отдал его в обучение, занимался с ним сам, надеясь потом пристроить на военную службу.

  В один из первых летних дней девятилетний Найджел вместе с деревенскими мальчишками сбежал в лес искать птичьи гнёзда. Оступившись, слезая с дерева, он упал и сломал ногу. Пока мальчишки мастерили носилки и тащили Найджела к замку, разразилась гроза; они промокли до нитки. Неправильно залеченный перелом и не долеченное воспаление лёгких закончилось тем, что через пару недель юный барон преставился.

  Известие о смерти любимого сына спровоцировало выкидыш леди Уоршел. Тот год выжался поистине несчастным: от кори умерли двухлетняя Алисия и ухаживавшая за ней десятилетняя Тереза.

  Через год, ещё не полностью отправившись от очередных родов (ребенок родился мёртвым), Беатрис скончалась, и Уоршел остался один с пятнадцатилетним сыном и семилетней дочерью. Кроме них из наследников у лорда оставался племянник, сын младшей сестры Изабеллы. Она была совсем маленькой девочкой, когда брат женился.

  По соображениям экономии: при наличии молодой супруги, рожавшей всё новых детей, лорд не нуждался в лишнем рте, - её рано выдали замуж, сразу вслед за старшей сестрой. Так Уоршелы породнились с Уилморами.

  Известие о кончине Изабо, пришедшее восемь лет назад, родные восприняли холодно, как, в прочем, и отсутствие всяких вестей от Бланки. В отличие от Эрменграды, она почила, как и положено христианке. Большего и не требовалось.

  Похоронив супругу, Уоршел не женился вторично и посвятил себя устройству судьбы Герберта и поиску достойного супруга для Жанны. Правда, сейчас он всерьёз подумывал о браке с Каролиной Дрейер - одной из юных свойственниц.

  Над донжоном Уорша, сеньориального замка баронства Уоршел, трепетал флаг - чёрный орёл на жёлтом поле. Не спущен: владелец фьёфа в своих землях. Глядя на него, Жанна гадала, вернулся ли отец. Пока всё было тихо.

  Въехав на опущенный в дневное время подъемный мост, леди подала условный знак стражникам. Заскрипела и медленно поднялась решётка.

  Жанна надеялась, что никто не обмолвится об её пропаже. Даром, что ли, она прикармливала слуг золотом?

  Миновав шумный первый двор, леди въехала во внутреннее кольцо стен, пропитанное запахами кухни, отдала поводья подоспевшему груму и взошла по крутым ступеням. Усталая, она поднялась к себе, помолилась, покаявшись в грехах и дав Господу слово, что никогда больше не станет искать встречи с Брианом.

  После просьб укрепить её на пути добродетели, Жанна занялась вышиванием. За этим занятием госпожу и застала Джуди. Она рассказала всё, что вызнала об Артуре Леменоре у солдат, дав ему нелестную характеристику:

  - У него землица дрянная. Говорят, Леменоры когда-то не здесь жили, и полей у них было меньше. И за душой имели не больше амбарной мыши. Потом дела пошли на лад, только по-прежнему кому-то служат. Теперешний Леменор тоже.

  - Кому? - заинтересовавшись, Жанна забыла отчитать служанку за любопытство.

  - Не знаю. Я вот ещё узнала...

  - Хватит! Ты жуткая сплетница.

  - Бог простит, грех невелик.

  - Как из камней возводят дом, так из невеликих грехов возводит человек себе могилу, - нравоучительно заметила леди. - Зачем ты вообще расспрашивала о баннерете?

  - На всякий случай, госпожа.

  - На всякий случай, пустоголовая дура, вытряси циновки.

  - Солнце же скоро сядет, - заканючила Джуди, которой хотелось побездельничать.

  - Ничего, тебе полезно трудиться.

  Спровадив не в меру любопытную служанку, Жанна спустилась на кухню: кухарка Элсбет давно хотела научить её печь пирог с телячьей печёнкой. Он был сытным и вполне мог заменить обед.

  Элсбет безраздельно властвовала над несколькими помощницами у белёной, только что затопленной печи и закопченного очага среди пучков порея, связок чеснока и корзин с яйцами. Стоя у огня, она пробовала суп со свиными шкварками.

  В кухне удушающе пахло дымом, свиным жиром, чесноком и майораном.

  - Боюсь, пирог сегодня будет не из говяжьей печёнки, - покачав головой, указала на разделочный стол кухарка. - У нас только свиная.

   - Хорошо. Элсбет, ты мне поможешь?

  - Отчего не помочь? Перво-наперво повяжите себе платье передником - кажись, я его на столе оставила. Теперь достаньте яиц, сколько в руки влезет. Чем больше, тем лучше. Разбейте в миску так, чтобы только желтки остались. Теперь возьмите нож, мелко нарубите печёнку и налейте в котёл воды. Угли ещё не остыли, так что она мигом сготовится. Пока печёнка варится, отыщите корицу и имбирь. Только с ними надо осторожно, чтобы понапрасну не бросать деньги на ветер. Давайте лучше я займусь пирогом, а вы посмотрите. Так быстрее будет!

  Пристыженная Жанна с восхищением наблюдала за тем, как ловко кухарка перемалывает имбирь, одновременно следя за печёнкой, скворчащими сковородками и супом, и понимала, что ей никогда не достичь подобного мастерства.

  - Жанна, где тебя черти носят! - загремел голос отца.

  Леди встрепенулась и метнулась из кухни, забыв снять передник.

  Уоршел, как был в грязных сапогах и пыльной одежде, развалился у очага в любимом кресле.

  - Во дворе - бардак, почище чем в Преисподней. Чтобы к обеду этого не было! И принеси эля.

  Жанна кивнула и снова поспешила на кухню.

  Наскоро вытерев руки о передник, леди убедилась, что еда посмеет в срок, и открыла шкаф для посуды. Заметив Нетти, притащившую на кухню бадью с водой, Жанна поманила её:

  - Сбегай, налей в кувшин элю и подай милорду. Скажи, я занята по хозяйству.

  Во дворе Харриет развешивала бельё. Под ногами служанки сновали пискливые цыплята, опекаемые встревоженной наседкой.

  Тряся передником и громко хлопая в ладоши, Жанна загнала цыплят в птичник и отругала задремавшую девочку:

  - Сколько раз говорила: чтобы у крыльца никаких кур! Следи лучше, а то птицы весь огород разрыли.

  Досталось и Харриет:

  - Чтобы я тебя в последний раз здесь с бельём видела! Нашла, где вешать - над навозной жижей! Смотай верёвку и ступай за мной.

  Ловко подхватив корзину с бельём, Жанна зашагала к конюшне, щёлкнула задвижкой и распахнула калитку, ведущую в огород. Обогнув цветник и, заодно проверив, всё ли перекопано, унавожено и посажено в срок, леди направилась к двум старым яблоням. Поставив корзину на землю, Жанна указала на деревья:

  - Вот тут и вешай. Если нужно, помогу.

  - Что вы, - запротестовала Харриет, - вы и так слишком много для меня сделали!

  - Как хочешь. Замуж-то скоро выйдешь?

  - Это как Бог даст! - вздохнула служанка, закрепив верёвку на одной из веток.

  - Так Джон не думает жениться? - нахмурилась Жанна. - Сегодня же попрошу капеллана прилюдно усовестить его. Ты ведь хорошая девушка, порядочная, набожная... А мать твоя как?

  - Всё так же, - вздохнула Харриет.

  - Отец бросил ту женщину?

  - Нет, - угрюмо ответила служанка. - Вся округа болтает, настолько эта Берта бесстыжая. Она ведь, сеньора, и в церкви грудями народ смущает. Придёт в синем платье, чепец наденет, глаза потупит - да что толку, если всё из платья торчит!

  - Не беспокойся, - заверила Жанна, - завтра же эту девку выпорют и выгонят на большую дорогу. А твой отец и вероломный жених заплатят за пренебрежение добродетелью.

  - Что вы, госпожа, не нужно! - испугалась Харриет и, побросав бельё, упала на колени.

  - Как решу, так и будет.

  Жанна зашла в коровник, чтобы проведать недавно отелившуюся корову. Найдя мать и дитя довольными жизнью, леди сама задала им корма и продолжила обход замкового хозяйства, проверяя, все ли поросята, телята, цыплята и прочая птица целы и здоровы. Попутно Жанна прикидывала, какие закупки необходимо произвести в городе. Элсбет говорила, у них мало перца и шафрана. Пожалуй, понадобится ещё соль, но она так подорожала, что стала на вес золота.

  На крыльцо, потягиваясь, вышел лорд Уоршел. Бросив одобрительный взгляд на деловитую дочь, он указал на потупившего лукавый взор крестьянина:

  - Разберись, что нужно этому висельнику.

  - Самую малость, сеньора, - тут же оживился проситель. - Я долг принёс, за меня, мою семью и детишек.

  - Быстро же ты разбогател! - усмехнулась Жанна.

  - Дык я теперь человек торговый...

  - Надолго ли? - покачала головой леди. - Ладно, ступай к управляющему. Скажешь, милорд разрешает выкупить землю. Отдашь деньги, Гарбаг составит новый договор.

  

  Глава 4.

  

  Храня в сердце напутствия святых отцов, Гумберт де Фарден, а ныне просто отец Бертран вступал в мир. Мир встретил его помоями, вылитыми на дорогу неряшливо одетой крестьянкой. То, что часть содержимого ведра попало на всадника, было в порядке вещей, не стоило извиняться. Сам виноват, раззява!

  - Бриджкросс далеко? - поинтересовался Бертран, проверяя, не промокли ли бумаги, которые он вёз в Форрестер.

  Состояние собственной одежды отца не заботило: дороги славной Англии давно отучили от щепетильности в вопросах чистоты.

  - Чего? - вылупилась крестьянка.

  - Бриджкросс. Я новый приходской священник.

  - Тогда добро пожаловать, святой отец. Заждались мы вас! - она наконец поставила злополучное ведро и гаркнула возившимся в грязи вместе с поросятами детям: - Эй, голодранцы, проводите святого отца до харчевни! И папашу своего, кровопийцу, оттуда заберите.

  - И не стыдно тебе, христианке, посылать детей в логово разврата и греха, коими являются все питейные заведения? - с укором спросил Бертран.

  - Ничего, пущай привыкают! - хмыкнула крестьянка.

  -Да, сложно будет наставить заблудших овец на путь истинный, - вздохнул Бертран, последовав за чумазыми провожатыми.

  Бриджкросс растянулся на милю по унылой, поросшей вереском долине, упираясь одним концом в мутные воды реки.

  Будущая вотчина отца Бертрана - церковь и местный погост - располагалась на отшибе. Увитая плющом четырехугольная башня-звонница, казалось, нависала над крышами ветхих домишек.

  Дом священника с обширным старым яблоневым садом приютился неподалеку, но в день приезда Бертрана юные провожатые сначала ответили его не туда, а в харчевню.

  Осенившись крестным знамением, священник переступил порог и чуть не упал, споткнувшись о распростершегося на земляном полу человека. Он был мертвецки пьян. Бертран хотел уйти, но пересилил себя.

  - Что-то хотели, святой отец? - обратился к нему хозяин заведения. - Может, кружечку эля? Специально для вас самого свежего.

  - Я пью только воду, но не откажусь от постного обеда, - с улыбкой ответил священник. - И пусть позаботятся о моём осле, сын мой.

  - Ой, какой хорошенький! Жалко, что в рясе, - вздохнула сидевшая на коленях у одного из посетителей женщина с оголенными плечами.

  - А мне ряса не помеха, - захихикала её соседка, осушив вместо кавалера кружку эля. - Идите сюда, святой отец, выпейте с нами!

  - И не стыдно тебе, дочь моя? - укоризненно покачал головой Бертран. - Покайся в грехах и посвяти жизнь служению Всевышнему! Спаситель милосерден, он примет в своё стадо ещё одну заблудшую овцу.

  В ответ проститутка рассмеялась ему в лицо:

  - Молитвами сыт не будешь!

  - Пропащая душа, да смилуется над тобой Господь! - вздохнул священник.

  Хозяин заведения очистил для него уголок и подал незамысловатый обед.

  - Каким ветром вас сюда занесло, святой отец? - харчевник оказался любопытен.

  - Милостью Божьей я прибыл сюда, чтобы врачевать души мирян. Вижу, это будет нелегко.

  - Да уж, народец здесь дрянной! - поддакнул хозяин. - Отец Джозеф говорит, что их гиена огненная не исправит. Каждый раз переступая порог моего убогого жилища, чтобы отведать эля, а он, смею уверить, самый лучший в округе, сплевывает и осеняет себя крестным знамением.

  - Так здесь есть ещё один священник? - оживился Бертран. Неужели судьба послала ему ученого собрата для душеспасительных бесед?

  - Да, капеллан. Бывает у меня иногда. Но вы не подумайте, что он охотник до пития, - поспешил добавить хозяин, решив не портить отношений не с одним из священников.

  Стараясь не обращать внимания на других посетителей: он слишком устал с дороги, чтобы читать им проповеди, - Бертран занялся содержимым тарелки. Привыкший к суровым постам и скудной монастырской еде желудок был рад любой пище.

  Удовлетворив голод и возблагодарив Господа за незамысловатую трапезу, Бертран навел справки о величине прихода. Он оказался обширен, состоял из нескольких деревушек и многочисленных домов арендаторов, разбросанных по обе стороны холмов.

  За возвышенностями находился замок патронов Бертрана - лордов Форрестеров.

  Полагая, что уже слишком поздно для того, чтобы нанести визит вежливости, священник решил заночевать в Бриджкроссе.

  Священники прихода Форрестеров жили в старом доме неподалёку от заброшенного постоялого двора, чей хозяин насмерть замерз в поле двенадцать лет назад. Хозяйство пришло в запустение, и вдова трактирщика нанялась служанкой к священнику. Когда предшественник Бертрана умер, она ушла доживать век к родне.

  Новую служанку звали Люси. Это была дородная крестьянка, вдова, давно миновавшая пору расцвета, так что её пребывание в доме одинокого, пусть и принявшего сан мужчины не вызывало пересудов. Набожная, она не пропускала ни одной службы и по праздникам надевала белый чепец с оборками.

  Приезд нового хозяина Люси восприняла с радостью и поспешила развести огонь в большой комнате, разделенной перегородкой на две половины.

  Опустившись на колени перед огнем, Бертран обогрел руки и, заодно обвел взором комнату. Она ему понравилась: скромная и чистая. Может, Бриджкросс не так уж и плох, и ему удастся найти благодатную почву для проповедей.

  На следующее утро, кое-как обустроившись на новом месте, отец Бертран нанес визит в Форрестер.

  Во дворе, перед самым крыльцом, на куче грязной соломы лежала большая свинья. Рядом сидел на ступеньках чумазый мальчик и время от времени торкал её прутом. Свинья взвизгивала, но не двигалась с места: наверное, вследствие дородности.

  - Милрд дома? - спросил священник, оглядевшись по сторонам. Похоже, хозяйство большое, значит можно рассчитывать на пожертвования.

  - Дома, - буркнул мальчик и посторонился, давая гостю пройти.

  Бертран помедлил, прокручивая в голове приветственные слова. От первого впечатления зависело многое, он знал это по собственному опыту.

  Из господского каменного дома-палаты донесся звук битой посуды, сопровождаемый руганью. Мужской голос кричал:

  - Чертова баба, я тебя научу уму-разуму! Я тебе покажу, как всякую мразь моим хлебом кормить! Ты свои деньги давно проела, ничего твоего здесь нет.

  Видимо, женщина что-то ответила, то ли попыталась оправдаться, то ли вступилась за себя, во всяком случае мужчина отреагировал очень бурно:

  - Заткнись, потаскуха! На кого пасть раскрыла? Знал бы, твоему отцу пришлось вдвое больше раскошелиться! И, ладно, если б толк от тебя был - а то остался на старости лет без наследника. Всё девок рожала, сукина дочь, работать толком не работала. Растратила все деньги, безмозглая баба! Что, о сыновьях вспомнила? Да ты мне только двоих родила, нечем гордиться! А уж ела и одевалась так, будто десятерых подарила. Нарожала бы больше, со спокойной душой предстал бы пред Создателем. А так не будет моей душе покоя, и всему ты виной. Двоих сыновей она мне родила!

  Голоса в палате затихли, но священник, не желая попасть под горячую руку лорду (несомненно, именно он обрушил упреки на голову нерадивой супруги), не спешил заходить.

  Мальчик ушёл, Бертран остался на крыльце один. Наконец он решился и толкнул тяжелую дверь.

  Первым существом, которое Бертран увидел, оказалась девочка. Скорчившись в уголке, она тихо, протяжно всхлипывала, закрыв лицо грязными ладошками. Острые ключицы выпирали из-под старого, много раз штопаного платья, которое, вдобавок, было ей мало. В давно немытых волосах запутались листья кустарника и паутина.

  - Что с тобой, дитя мое? Кто тебя обидел? - Бертран с сочувствием склонился над девочкой.

  Она подняла голову и испуганно посмотрела на него раскрасневшимися от слез глазами. На щеках остались темные полоски - наверное, от сажи. Теперь он видел, что руки её выпачканы в саже.

  - Так кто же обидел тебя? - Бертран присел на корточки и ласково провел рукой по волосам.

  Девочка вздрогнула, словно дикий зверек.

  - Никто, - тихо ответила она и шмыгнула носом.

  - Тогда почему ты плачешь?

  Девочка молчала и в упор смотрела на него недоверчивыми глазами. Но Бертран был настойчив, ему во что бы то ни стало хотелось утешить её. Не могла же эта девочка сделать что-то дурное, а раз так, слезами своими она давно искупила свой мелкий проступок.

  Поняв, что перед ней друг, девочка успокоилась, но упорно не хотела говорить, почему плакала.

  Предоставив тайне оставаться тайной, священник спросил, как найти лорда.

  Девочка испуганно вздрогнула и пробормотала:

  - Он наверх пошёл.

  - Да, не самое лучшее начало, - подумал Бертран, проводив взглядом юркнувшую на кухню девочку. - Стоило бы переждать бурю, но как бы осторожность не переросла в малодушие. Гнев нужно врачевать словом, и кому, если мне, усмирять людские пороки? К тому же, может, та женщина, его жена, была виновата. Тогда она повинна в том, что лорд поддался одному из грехов, коими искушается душа человеческая?

  

   * * *

  

  Нет ничего хуже семидесяти фунтов в год, если твой друг получает в два с половиной раза больше и живет в своё удовольствие, а ты вынужден разрываться между потребностями, желаниями и возможностями. Артуру еще повезло, что мать (царствие ей небесное!) умерла достаточно давно, чтобы не оставить сыну маленьких братьев и сестер. Но от этого наследство Леменора не возросло.

  Каждый раз возвращаясь после буйной пирушки у Фардена, Артур Леменор погружался в убогий быт своего существования. Он тяготился бедностью, тем, что вместе со слугами вынужден ютиться в тёмных, примыкающих к главному залу каморках нижнего этажа донжона пропитанного сыростью замка, чьи стены в один прекрасный миг могли похоронить обитателей под тяжестью перекрытий. При отце Артур с братьями ещё бегал по винтовой лестнице, а теперь он трижды бы подумал перед тем, как подняться наверх. Да и зачем собственно? Там не было ничего, кроме хлама, пыли и грязи.

  На ремонт Леменора требовались деньги, но где же их взять? От службы было мало проку, помочь могла только выгодная женитьба.

  На роль невесты Артур выбрал Жанну Уоршел - очаровательную девушку с не менее очаровательным приданым. Думая о ней после первой встречи у озера, баннерет с сожалением подметил, что ей уготовлена участь осчастливить не бедного соседа, а обладателя тяжелых сундуков.

  - Отец наверняка подыскал ей жениха, и через год-два она станет женой старого хрыча с большим брюхом или прыщавого юноши, словно девчонка, пекущегося о своих кудрях. Жаль девчушку, загубит попусту красоту! Её здесь и оценить-то некому, - Леменор в задумчивости посмотрел на затянутый паутиной потолок. - Хорошо бы к ней посвататься. Может, Уоршел не откажет? А ведь чем черт не шутит! С Уоршелом я не знаком, так что есть повод для визита. Если я женюсь на его дочке, даже Клиффорд позавидует моему счастью. Красивая родовитая жена, плодородные земли, населёнными умеющими добывать деньги крестьянами...

  После второй встречи деньги отступили на второй план: Артур понял, что влюбился. И не просто влюбился, а по-настоящему любит. Он был рассеян, на чем свет стоит клял слуг за то, на что обычно не обращал внимания. Порой, настроение баннерета менялось по несколько раз на дню. И вот после нечаянного намёка Метью по поводу того, что 'сеньор никак не забудет ту сеньору', за что получил от господина пинок в живот, Леменор понял, что слуга прав.

  Артур постоянно думал о Жанне, вновь и вновь восстанавливал в памяти черты её лица. Он не узнавал себя, не понимал, что именно привлекло его в леди Уоршел. Будто до этого не было в его жизни таких девиц! Были, еще более прекрасные, еще более недоступные, но ни одна не задержалась в сердце. Любовь хороша, когда тебе отвечают взаимностью, без неё же превращается в пустую муку. И баннерет влюблялся, а потом остывал.

  Леменор решил вновь увидеться с Жанной Уоршел, чтобы проверить чувства. И не только увидеть, но и поговорить с ней.

  Обычный визит ничего не даст: Жанна вряд ли выйдет к гостю, а если и выйдет, будет молчать под суровым отцовским взором. Значит, надлежало увидеться за стенами Уорша. Но согласится ли леди на такое свидание, пусть даже в церкви, захочет ли видеть баннерета? А если и дозволит издали взглянуть на себя, то доверится ли честному слову рыцаря, подвергнет ли опасности девичью честь, согласившись заговорить с ним? Одна, наедине с мужчиной - какие пересуды пойдут! Не придут ли вместо девушки люди лорда Уоршела?

  Однако баннерет рискнул. Переодев слугу монахом, Леменор отправил его вместе с Метью в Уорш. Оруженосец проследит за тем, чтобы мнимый монах попал в замок, а, заодно, справится, не сможет ли лорд Уоршел продать несколько мешков зерна для осеннего сева. Правда, Леменор надеялся, что лорда не окажется дома.

  

  Весь день Жанна кружилась как белка в колесе, развешивая на крышках сундуков платье, командуя служанками, вычищавшими стены и пол, вместе с ними выбивала ковры и штопала вещи, потравленные молью.

  Когда выдалась свободная минутка, Жанна вышла в огород. Поправив подпорки яблонь, она поднялась к увитой плющом стене и присела на скамью. Слева от неё была калитка во двор, наполовину скрытая бурно разросшимся крыжовником.

  Вокруг зеленело разнотравье, пестрели купы тысячелистника, пижмы и других лекарственных растений, красовались маки и левкои, готовились вскоре предстать во всей красе фиалки.

  Глядя поверх покатых соломенных крыш, Жанна думала о том, что неплохо бы посадить на пригорке куст роз. Скромный цветник был её слабостью, единственным местом, где Жанна чувствовала себя полноправной хозяйкой.

  Скрипнула калитка.

  - Кто здесь? - обернувшись, устало спросила леди.

  Взору предстал человек в монашеской рясе. Она не знала. Что ж, всех пилигримов не упомнишь! Но кто пустил его сюда, и почему он не снимал капюшона, упорно пряча лицо?

  - Не бойтесь, сеньора, я всего лишь слуга Божий, - тихо ответил незнакомец и осторожно скользнул за куст крыжовника. - Поверьте, только спешная необходимость вынудила обеспокоить вас.

  - Что тебе нужно? - Жанна встала. Пилигрим ей не нравился. - Уходи, иначе позову слуг.

  - Не нужно, сеньора! - испуганно замахал руками пилигрим. - Но прежде выслушайте. Господин велел передать кое-что на словах.

  - Что передать? Какой господин? - леди недоверчиво осмотрела его с головы до ног.

  - Он ждёт весточки на мерроуйском постоялом дворе.

  - Кто тебя послал? - нахмурилась Жанна.

  - Мой господин. Вы его знаете, сеньора.

  - Я не знаю и знать не желаю твоего господина. Передай, что он напрасно теряет время.

  - Вы некогда встречались у моста, сеньора.

  Странный пилигрим поклонился и выскользнул во двор. Жанна проводила его недоумённым взглядом.

  Кто же тот человек, что так дерзко искал свидания с ней?

  Догадавшись, леди залилась краской и огляделась по сторонам - никого, никто их не видел и не слышал.

  Выйдя во двор, Жанна увидела, как отец садится в седло. Лорд ехал инспектировать дальние поля. По его словам, ленивые крестьяне и не думали работать, грозя оставить без урожая.

  Вернувшись под тяжёлые своды замка, Жанна долго не находила себе места, по нескольку раз преклоняла колени перед Святой Девой, прося совета, и, наконец, решилась.

  Но баннерет не Бриан, его могут узнать. Да и она всё время на виду... Что ж, Жанна позволит лишь посмотреть на себя, ему и этого достаточно.

  Жанна позвала Джуди, велела съездить на постоялый двор 'Зуб дракона' и дождаться человека благородной наружности.

  - Наверняка с ним будет пилигрим. Скажешь, что я буду в старой церкви на воскресной мессе, но пусть тот человек переоденется слугой.

  - А как же милорд? - служанка мигом раскусила задумку госпожи. - Он ведь с вами поедет.

  - Не поедет, точно знаю. А если поедет, беды не случится.

  Джуди вздохнула и побежала выполнять поручение Жанны. А леди осталась сидеть и в красках представлять будущее свидание.

  Все девушки мечтают о любви. Мечтала и Жанна Уоршел, хотя толком не знала, что это такое. Ей казалось, что любовь - приятное времяпрепровождение, сопровождаемое томными взглядами и глубокими вздохами.

  Ещё в шесть лет, наслушавшись от матери и тётки пересказов рыцарских романов, Жанна решила, что выйдет замуж за храброго рыцаря с вьющимися золотистыми волосами. Он будет слагать в её честь канцоны и любить до последнего вздоха.

  Покойная Беатрис Уоршел о любви не задумывалась. На мечты и душевные томления не хватало времени: его отнимали хлопоты по хозяйству, забота о муже и дети. Она готова была часами стоять над спящим Гербертом, носить на руках болезненную Алисию, играть с Жанной... Муж ворчал, что она балует детей, и запретил ей 'нянчиться' с сыновьями.

  Лорд Уоршел, безусловно, любил супругу, но его чувства больше походили на крепкую привязанность, разбавленную редкими ласковыми словами, чем на то страстное чувство, о котором слагали стихи. Так что образцом будущего мужа он для дочери не стал.

  После смерти матери Жанна забыла о рыцарских романах, но через пару лет вновь погрузилась в сладкие грёзы.

  И, наконец, она влюбилась. Объект её чувства - хорошенький, словно херувим, Бриан, с длинными, до плеч, завитыми крашенными золотистыми волосами, одним прекрасным днем возникший вместе с отцом на пороге залы. Он очаровал Жанну тем, что умел говорить комплименты, музицировал и был несчастен. Незавидное положение младшего графского сына добавляло Бриану привлекательности глазах девочки, только-только вступившей в нежный возраст любви.

  Бриан, бывшим вовсе не таким несчастным и невинным, как могло показаться со стороны, тем не менее, полгода полагал, что влюблён в леди Уоршел.

  Кто знает, может, и Жанна быстрее разлюбила бы сочинителя бездарных стишков, если бы виделась с ним больше четырех раз. Так что любовь подпитывало богатое воображение.

  Новый объект воздыханий Жанны отказался облачиться в недостойное одеяние простолюдина и свысока глянул на 'немытую деревенщину', назвавшуюся служанкой леди Уоршел.

  - Ну, сеньор, не подстрелишь, не ощиплешь! - усмехнулась Джуди. - Воля, конечно, ваша, но другого способа увидеться не представится.

  Ради прекрасных глаз возлюбленной пришлось согласиться.

  

  Церковь, в которую поехала молиться Жанна, находилась в Бресдоке, примерно посредине между Уоршем и Мерроу. Её традиционно называли старой, в противовес новой в развивавшемся торговом местечке. Построенная в романском стиле, церковь с высокими башнями и толстыми стенами, суровая, аскетичная, использовалась также для оборонительных целей: в ней укрывались жители Бресдока во время войн и мелких конфликтов. Некогда она была частью цистарцианского монастыря, но сто лет назад набег валлийцев положил конец его существованию. Хозяева Уорша, уцелевшего в то неспокойное время, присоединили земли монастыря к своим угодьям, превратили остатки стен в строительный материал. Церковь же, чтобы окончательно не испортить отношения с епископом, отремонтировали и передали клиру вместе со щедрыми подарками.

  Там, в мареве удушающего ладана и мирры переодетый баннерет снова увидел леди Уоршел, старательно возносившею мольбы Богу. Их разделяли десятки молитвенно склонённых голов, но по тем едва заметным косым взглядам, которыми Жанна временами окидывала прихожан, Леменор понимал, что леди ждёт его.

  Баннерет вышел до окончания службы и встал по правую сторону от массивных дверей.

  Прихожане медленно, один за другим покидали церковь. Жанна вышла одной из последних. Заметив Леменора, она толкнула локтем Джуди и, покосившись на лорда Уоршела, приказала:

  - Человек леди Гвуиллит. Ступай, узнай, что нужно.

  Джуди отвела баннерета в сторону, к церковной ограде, за которой покоились самые уважаемые люди прихода.

  - Ну, говорите, сеньор, я всё передам госпоже.

  - Я хочу говорить с ней, а не с тобой! - раздражённо бросил Леменор.

  - Да разве сами не видите, нельзя! Тут её батюшка, ей не отойти. Быстрее говорите, а то мне идти надо.

  - Тогда передай, что я... что она... Нет, чёрт, я так не могу!

  Баннерет заготовил целую речь, но она не предназначалась для ушей служанки. Да и честь дамы нельзя уронить: станут на кухне судачить всякое, до лорда Уоршела дойдёт.

  Джуди пожалела приглянувшегося ей Леменора и посоветовала на той неделе поехать в монастырь святой Ирины. Ему надлежало поселиться по соседству и ждать вестей.

  Служанка убежала. Леменор видел, как она подошла к госпоже и что-то ей сказала. Улыбка Жанны показалась залогом благосклонности.

  

  За вечерней трапезой леди Уоршел с поверхностным интересом внимала наставлениям отца.

  Дав кухарке указания на завтра, леди достала шахматы, и отец с дочерью удобно расположились у камина. Жанна играла плохо, а сегодня и вовсе была невнимательна. Лорд поминутно называл её дурой, однажды даже чуть не запустил в неё ферзём, которым дочь только что безалаберно пожертвовала.

  Разумеется, игра завершилась торжеством опытности над молодостью, хотя победа не доставила лорду былого удовольствия. Он помянул добрым словом покойницу-жену, с которой игра доставляла удовольствие, и отправил Жанну спать, напомнив, что завтра она должна встать пораньше, чтобы всё подготовить к приезду Гвуиллитов.

  Леди заверила, что не ударит в грязь лицом, и поднялась к себе.

  Спальню Жанны отгородили от унылого полупустого зала. Холодный пол, как и в других жилых помещениях, устилали соломенные циновки. Узкое оконце на ночь заставлялось деревянным ставнем. На пузатом сундучке под высоким узким окном, единственном окне во всём зале, валялись шерстяные чулки.

  На специальной полке под днищем кровати, стопкой лежала повседневная одежда.

  На полу валялись набитые травой и конским волосом подушки.

  Жанна пыталась настроиться на благочестивые мысли, достойные предстоявшего паломничества в монастырь, но не могла.

  Сердце бешено колотилось, едва не выпрыгивая из груди.

  Из-за сундука выбежала мышь. Жанна с визгом бросила в неё башмак. Мышь убежала, спряталась за ещё одним сундуком. В нём, на самом дне хранились драгоценности: две резных шкатулки с инкрустацией. В одной, полукруглой, лежало металлическое зеркало, во второй - драгоценности женской половины семьи Уоршелов. Ключ от сундука Жанна всегда носила с собой.

  Скромным уютом комната, да и замок в целом были обязаны Беатрис Уоршел. Нашлось бы немного девушек, которых лучше танцевали, пленительнее улыбались и одевались с большим вкусом, чем графиня Беатрис и её старшая сестра. На их руку претендовал не один десяток рыцарей, не один рыцарь преломлял в их честь копьё на ристалище.

  Замужество Беатрис у многих вызвало недоумение. Ей прочили блестящую партию - крестника отца, но по настоянию родных она вышла за Джеральда Уоршела. Он сумел отличиться в многочисленных стычках с валлийцами, ценой безрассудной храбрости приостановив движение кланов с гор в долины центрального Шропшира.

  Элджернон Уоршел, отец Джеральда сделал всё, чтобы помолвка с дочерью сиятельного графа состоялась как можно скорее, делая различные мелкие подарки тётке будущей невестки. Он знал, что делал: Элеонора имела большое влияние на брата.

  Впервые жених и невеста увиделись во время помолвки. Беатрис встретила наречённого с мужественными чертами лица, по словам тётки, бесстрашно громивший язычников, молчаливым безразличием, но, по крайней мере, он не был ей противен. Разница в возрасте оказалась не так велика, и Беатрис надеялась, что поладить с ним окажется не сложнее, чем с братьями и кузенами.

  Женское самолюбие грело смущение Джеральда Уоршела: красота невесты не оставила жениха равнодушным.

  Несмотря на то, что сын рано женился, Элджернон Уоршел не пожал плоды своих трудов. Он погиб во время бесславного крестового похода принца Эдуарда.(16) После его кончины на руках сына, помимо молодой жены, троих детей и двух маленьких сестер, осталась мачеха. Женщина веселая, склонная к полноте, Маргарита больше всего на свете обожала грызть орехи, из-за чего ее одежда вечно была в шелухе. Она отлично ужилась с невесткой и даже взяла на себя заботы о поиске подходящей кормилицы для маленьких Уоршелов.

  Маргарита пережила мужа на четыре года. Неведомая болезнь в последний год жизни раздула её тело до неимоверных размеров, Маргарите было тяжело не только ходить, но и дышать. А потом она вдруг усохла и, испросив духовника, скончалась на руках у невестки.

  Джеральд Уоршел не присутствовал на похоронах, огнем и мечом отбивавая атаки хлынувшего с гор потока валлийцев.

  Кое-как окончив молитву, Жанна позвала служанку.

  Джуди помогла госпоже раздеться и развесила по местам одежду. Пожелав Жанне спокойной ночи, она удалилась.

  Леди, подложив руки под голову, уставилась в потолок. Глаза слипались, но засыпать не хотелось. Да и как же она могла заснуть после того, что с ней случилось сегодня!

  

   * * *

  

  Сумрачный монастырь с крестовыми сводами трехнефного(17) собора, самого большого в графстве, издавна привлекал паоломников. Они стекались сюда, чтобы приложиться к частице мощей святой милосердной Ирины, с радостью перекладывая на её хрупкие плечи часть земных забот.

  Углы длинного фасада храма венчали зубчатые крепостные башни. Но их величие меркло по сравнению с грандиозной многоярусной башней над средокрестьем.

  Собор при всей своей суровости и прагматичности: в первую очередь любая церковь - крепость, - полнился тонким узором скульптуры. Подобно диковинному узору, он вился по камню, уподобляя его живому, пугающему и таинственному существу.

  Картина Страшного суда в полукруглой арке-тимпане, символизировавшей небесный свод, встречала богобоязненных прихожан при входе в Храм Господень.

  Грозен и беспощаден Судия, восседавший на троне над землей. Он нес не мир, но меч. 'Я есмь дверь: кто войдем Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и нажить найдет...' И люди входили, преисполнившись верой и страхом.

  Мягкий свет лился через хоры и окна среднего нефа, преломляясь о причудливые фигуры химер на колоннах. Диковинные существа были повсюду: на окнах, на стенах, дверях гнездились кентавры, львы, трубящие в рога полулюди. Они, силы вездесущего дьявола, возникали повсюду, не чураясь затесаться в компанию святых.

  На Жанну падал золотистый луч теплого, животворящего солнца, пробившегося сквозь преграду толстых каменных стен. Она не сводила взора с того, кто своими страданиями искупил грехи всех живущих - скорбную фигуру распятого Христа. Жанна боялась прогневать его и который раз задавалась вопросом, не согрешила ли она, не отяготил ли ещё один грех душу, с самого начала отмеченную печатью первородного греха.

  Монотонное пение служек и полная обличения гордыни, самого страшного из всех сметных грехов, проповедь священника сливались в нескончаемый гул.

  Жанна пыталась сосредоточиться, молиться вместе со всеми, но не могла. Теребя в руках деревянные чётки, леди время от времени посматривала на Гвуиллитов, вместе с которыми совершала ежегодное краткое паломничество. Обычно с ними ездил и лорд Уоршел, но в этот раз он отложил поездку из-за заботы об урожае. Мысли его дочери сейчас тоже были далеки от благочестия, пожалуй, даже слишком далеки.

  Мелисса Гвуиллит, унаследовавшая от отца-валлийца умение подмечать всё вокруг, заметила странное поведение подруги. Она спиной чувствовала беспокойный взгляд леди Уоршел. Он мешал ей сосредоточиться на молитве, и Мелисса решила выяснить, в чём дело.

  - Что с вами, Жанна? - она незаметно толкнула Жанну, сверкнув тёмными глазами. - Похоже, ваши мысли сейчас не с Богом.

  Леди вспыхнула и ещё ниже опустила голову.

  - Так что же отрывает вашу душу от Бога? - шёпотом спросила Мелисса, мельком взглянув на мать, погруженную в молитву.

  - Мирские мысли, - вздохнула Жанна. - Мирские мысли и мирские тревоги. И грех.

  - В чём же грех?

  - В сердце. Сердце моё оказалось бессильным перед искушением Дьявола.

  - Могу ли я чем-то помочь?

  - Можете. Отец не должен узнать, что завтра я проведу пару часов за пределами монастыря.

  - А где же? - оживилась Мелисса.

  - Даже думая об этом, я чувствую на себе печать греха. Она, словно клеймо, горит у меня на лбу, - Жанна теребила четки, не зная, куда деться со стыда. - Я преступница пред глазами Божьими, ибо осмелилась думать не о нём, а о человеке. Самой заветной мечтой было бы заключить союз с ним, но отец не одобрит его. Он хочет выдать меня замуж по своему усмотрению.

  - За кого? - беседуя с Жанной, Мелисса искусно делала вид, что молится.

  - Не знаю. Ещё не решил. Милая Мелисса, помогите свидеться с властителем моих мыслей!

  - Хорошо. Если подадите весточку, увидитесь. Сославшись на внезапный недуг, мы останемся в монастырской гостинице, а после навестим одну благочестивую особу. Я позабочусь о том, чтобы все клятвенно подтвердили, что мы всё время были одни и говорили только о Боге. Это несложно, учитывая, что мать будет целыми днями молиться, а отец не любит сидеть в четырёх стенах. Но сначала, - подмигнула Мелисса, - расскажите мне о нём.

  - Расскажу. Уж и не знаю, как отблагодарить вас!

  Валлийка промолчала и благочестиво опустила глаза.

  Служба кончилась, прихожане медленно потянулись к выходу.

  Задержавшись вместе с леди Гвуиллит у входа в храм под предлогом осмотра рельефов, Жанна поведала подруге нехитрую историю любви. Мелисса одобрила выбор подруги и поспешила исполнить обещание. Она подозвала послушника и попросила передать кое-что на словах одному человеку. Разумеется, не безвозмездно: свидетельство признательности Мелиссы тут же опустилось в его ладонь.

  Заверив благодетельницу, что поручение будет выполнено со всей возможной поспешностью, послушник задумался, как это сделать, не навлекая подозрений в сводничестве. Поразмыслив, он решил передать весточку через одного из паломников: всё равно тому проезжать через нужное место.

  

  Даже здесь, на деревенском постоялом дворе, ум баннерета Леменора занимали деньги: он размышлял о покупке новой своры и ремонте замка. Последним надлежало заняться в первую очередь: в караульной частично осыпалась кладка, засорился дымоход, а обходная галерея грозила обвалиться.

  Со двора донесся хриплый лай.

  Леменор послал слугу выяснить, что происходит. Вернувшись, тот рассказал, что баннерета разыскивал какой-то пилигрим. Тот сообщил, что некая госпожа из Бресдока велела Леменору повязать руку красным и с утра отправиться поклониться мощам святой Ирины.

  - Она хочет меня видеть, - радостно повторял баннерет, - Бог услышал мои молитвы!

  Леменор представлял, как шепчет Жанне Уоршел нежные слова, держит за руку или даже целует тёплую девичью щёчку. Но в реальности свидание превратилось в скучнейшую светскую беседу.

  Жанна была не одна и смущённо молчала. Зато её подруга говорила чересчур много. Мелисса Гвуиллит строго следила за тем, чтобы всё оставалось в рамках приличий. Леменор ума не приложил, как от неё избавиться. Чёртова валлийка болтала всякую чепуху, жеманничала и будто нарочно обрывала признания, готовые сорваться с его губ.

  Испробовав всё, баннерет завёл разговор о поэзии. Выбор темы был неслучаен: неподалёку от монастыря Леменор повстречал бродячего певца и в порыве любовного безумия предложил ему звонкую монету за услаждение слуха возлюбленной. Вовремя вставленная песня с успехом заменила бы словесное признание.

  - Прекрасно, когда дамам посвящают стихи, - вздохнула Мелисса. - Они свидетельства истинной и непорочной любви. Ей не позорно служить никому. Не правда ли, баннерет, ничего не может быть лучше служения любви?

  Жанна покраснела и опустила глаза.

  - Служение даме - честь для любого рыцаря, сеньора, - галантно ответил Леменор. - Тоже говорил мне друг, безнадёжно влюблённый в прекрасную Донну, взаимности которой не чаял добиться.

  - И что же ваш друг?

  - Он по-прежнему верен звезде и клянётся не посрамить доверия, которым облекла его любовь.

  - Так дама ответила ему взаимностью? - разочаровано спросила леди Гвуиллит.

  - Любовь всегда воздаёт по заслугам, - улыбнулся баннерет.

  - Я вижу, вы привели певца... Не попросите ли его продекламировать что-нибудь во славу любви? - подала голос Жанна.

  - Охотно, сеньора, - встрепенулся Леменор, - я готов бросить к вашим ногам сотни песен!

  - Для начала порадуйте нас хотя бы одной, - усмехнулась Мелисса.

  Посовещавшись с бродячим певцом, баннерет понял, что большинство песен не предназначено для ушей невинных девушек. Однако менестрель, соблазнённый звоном монет, на ходу сложил новую любовную оду.

  

  Своей красотой она сердце тревожит,

  Словно шипами, ранит его.

  Ни меч, ни проклятие мне не поможет

  Забыть свою пылкую к розе любовь.

  

  Смогу ли сказать я розе, расцветшей

  Среди сорных трав в далёком саду,

  О тайной тропинке, меня к ней приведшей,

  О том, что лишь розу свою я люблю?

  

  Так жаль же шипами, коли моё сердце,

  Как ранил умело копьём я в бою!

  Я рад бы бежать - но куда же мне деться,

  Когда я так сильно розу люблю?

  

  Одна королева царит в моём сердце,

  Одну я поклялся мечом защищать -

  Так дай же, Господь, мне живому вернуться,

  Чтобы к груди свою розу прижать.

  

  Когда смолкли звуки музыки, Мелисса с сожалением заметила, что баннерету пора уезжать. Он бросил на неё недовольный взгляд, но подчинился, понимая, что бесправен в чужом доме. Благословение судьбе, что она позволила очутиться так близко от леди Уоршел и выказать свои чувства.

  На прощание Жанна решилась одарить возлюбленного робкой улыбкой. Леменор просиял, осознав, что его усилия не напрасны.

  

  Вечером леди Уоршел поджидал сюрприз: в тиши монастырского сада раздалась тихая песня.

  

  Приди, любимая, приди,

  Как сердце, ты мне дорога,

  Приди в ту комнату, что я

  Готовил только для тебя.

  

  Расставил здесь диваны я

  И гобелены натянул.

  Ходить ты сможешь по цветам

  И ароматы трав вдыхать.

  

  Бродил один я по лесам,

  Любил пустынные места,

  Бежал от суеты людской

  И не хотел глядеть в глаза.

  

  К сожалению, певцу не дали допеть, дабы не смущать неокрепшие сердца, и позорно изгнали.

  Жанна предполагала, что в сад пробрался приглашённый Леменором менестрель. От мысли об этом сердце билось в сладостной истоме, а к щекам приливал жар. Ворочаясь на постели рядом с Мелиссой, она представляла черты баннерета и благодарила Господа за то, что тот наконец услышал её молитвы.

  

  

  

  

  

   Примечания

  

  1.Блио - женская и мужская верхняя одежда эпохи Средневековья XI-XIII вв. Женское блио близко античной и византийской тунике - далматике, длинное, с широкими рукавами, перехваченное поясом. Мужское блио было узким, с короткими рукавами.

  2.Пажеский возраст заканчивался, а возраст оруженосца, соответственно, начинался в 14 лет.

  3.Святой Христофор - покровитель и защитник против внезапной смерти без покаяния.

  4.Фартинг - четверть пенни.

  5.Фунт - крупная денежная единица Средневековой Европы. Годовой доход обеспеченного рыцаря в мирное время колебался около 200 фунтов; доходы графов были на порядок выше.

  6.Шериф - высшее административное и судебное должностное лицо графства.

  7.Сокмен - свободный крестьянин, выплачивающий твердую ренту.

  8.Фьеф (также- фео́д, лен, лат. feudum, от древненемец. fe- 'верность' и od - 'владение') - земли (реже - фиксированный доход или право на получение дохода), пожалование вассалу сеньором в наследственное владение, пользование и распоряжение на условиях несения вассалом военной, административной или придворной службы в пользу сеньора. Этот вид земельного держания практиковался во времена Средневековья в Европе.

  9.Томас Беккет - архиепископ и канцлер Кентерберийский, убитый по приказу Генриха II зимой тысяча сто семидесятого года. Спустя три года Томас Беккет был канонизирован как святой и мученик.

  10.Баннерет ('рыцарь со знаменем') - вторая ступень рыцарства, позволявшая командовать отрядом.

  11.За пересечение границ своих феодов рыцари брали плату; взималась плата и за проезд по мосту.

  12.Матерчатый или металлический неширокий головной обруч, иногда сплетенный из натуральных или искусственных цветов.

  13.Имеется в виду Николай Мирликийский, покровитель детей и девушек брачного возраста.

  14.Кимры - так англичане называли валлийцев.

  15.Донжон - главная укреплённая башня замка, его 'сердце'. В отличие от башен на стенах замка, донжон находится внутри крепостных стен, обычно в самом недоступном и защищённом месте.

  16.В 1271-1272 гг. принц Эдуард (будущий Эдуард I) участвовал в крестовом походе, во время которого получил тяжелое ранение отравленным кинжалом, но выжил. Получив известие о смерти отца, Эдуард отправился домой по суше, подолгу останавливаясь у каждого короля и проводя переговоры. В Англию он прибыл только в 1274 г.

  17.Неф (лат. navis - корабль) - вытянутое по оси запад-восток прямоугольное в плане помещение храма.