Аннотация: Реквием об утерянном и вновь обретенном.
- Я скоро вернусь домой, - выдохнула она и, обессиленная, навалилась всем телом на лошадь. Путь, обещавший привести её обратно, выпил последние жизненные соки, а голод и усталость - погрузили в тёмную пучину забытья.
Пусть она помнила своё имя, возраст и внешний облик, но все, что касалось близких людей - оставалось под непроницаемым покровом тайны. Возможно именно поэтому желание вновь оказаться среди знакомых стен разжигало угли решимости.
Оставалось совсем немного. Во всяком случае, если расчёты верны, дома она должна была оказаться ближе к вечеру. Но на её пути, точно из небытия, вырос лес. Древние, высокие исполины деревьев тянули свои заскорузлые ветви к небесам, словно в исступленной молитве древнему божеству. Если прислушаться, мерный гул, точно набат, распространялся по всему лесу; этот беспощадный гул поглощал все на своём пути, отчего не было слышно птиц, да и она совершенно не обратила на это внимание. Стоило остановиться и подумать, какая опасность могла поджидать в чаще причудливого леса, но благоразумие, казалось, покинуло её. Впрочем, не её верного друга. Лошадь, учуяв опасность, замерла и никакие уговоры не могли сдвинуть её с места. Мгновение спустя она, встав на дыбы, сбросила свою хозяйку и скрылась из виду.
Девушка неудачно приземлилась на спину: острые иглы боли пронзили все её существо, но она упрямо стиснула зубы и поднялась на ноги. Плотная накидка смягчила падение, насколько это было возможно, чего нельзя сказать о затылке. В этой области она нащупала небольшую рану. Глядя на алый след на своей ладони, девушка судорожно соображала, как промыть рану. Поблизости ни реки, ни ручья не было и неизвестно встретятся ли они по дороге, а оставлять все, как есть было рискованно. Во всяком случае, так ей твердили с детства. Правда, она не помнила кто.
Только сейчас, укутавшись в накидку, она поняла, насколько похолодало. С запада наползал туман, а недавнее гудение умолкло.
Девушка осталась одна. Даже мысли не вторгались в её разум, а туман, как в насмешку, все сгущался и сгущался, пока не отрезал её своими мертвыми белоснежными потоками от внешнего мира. Тропа терялась на расстоянии вытянутой руки. Приходилось идти медленно, на ощупь, то прерываясь, то спотыкаясь об острые валуны. Откуда им было взяться, если недавно самый большой камень, встретившийся по дороге, едва превышал своим размером ладони? Однако не только это заводило в тупик: то тут, то там зловещие отметины испещряли гладкую поверхность валунов, которые, к слову, своим окрасом напоминали базальт. Девушке эти отметины не нравились, равно как и проклятый туман.
Тем временем, он подкрался ещё ближе, коснувшись своими призрачными меандрическими щупальцами кожи. Она поморщилась. Впервые в жизни туман казался ей таким осязаемым и, что самое жуткое, она никак не могла от него отмахнуться, поскольку он обступил её плотным кольцом, как будто приставил к стенке и ожидал признания.
Девушка была рада признаться, но не знала в чем. Быть может, её разум, который застали врасплох, отчаянно сопротивлялся и прятал память гнусных поступков под своим невидимым покровом или напротив пытался говорить на языке правды, пусть путано и сбивчиво, но уверенно. Впрочем, туман не хотел отступать и вскоре достиг своего апогея - пространство абсолютно побелело.
Тогда возникла первая её тень или демон, тут уж кто как привык называть тёмные грани своей души.
Она не любила называть вещи своими именами, потому "тень" пришлась ей по вкусу. С виду идентичная ей, но стоило заглянуть в темные провалы глазниц, и невыразимый трепет вместе с первозданным ужасом оглушали, настолько бездонную пустоту умещали в себе эти глазницы. Девушка вспомнила, как ей пришлось лишить жизни нескольких разбойников, вторгнувшихся в её дом поздней осенней ночью. Вспомнила, как ни угрызения совести, ни тем более чувство вины не тревожили её покой в то время, потому что она понимала - это во имя защиты. Через несколько дней эйфория улетучилась и вот, упомянутое чувство вины бесцеремонно вошло в её жизнь, испепелив светлые чувства. Уродливая, немая пустошь. Девушка замерла.
Явилась вторая тень и прогнала первую. Она также не была словоохотлива - лишь ретроспектировала обрывки воспоминаний, но делала это с пристрастием, намеренно сгущая краски. Взору девушки предстал случай, когда она, будучи ребёнком, наивным и беспечным, потеряла единственного друга и в этом событии тоже крылась её вина; она не подозревала о том, как невинная выходка может привести к чудовищным последствиям. Соседский мальчик решил помочь ей украсть несколько груш у отшельника, жившего на краю деревни. Кто мог знать о ловушках, какими он привык наказывать непрошенных гостей. В одну из таких и угодил мальчик, хотя на его месте должна была быть она. Если бы не шум в доме, донесшийся до их ушей столь нежданно, то её бы хрупкое тельце зажали мощные челюсти железного зверя и её бы кровь окропила огород отшельника.
Но все это ни шло ни в какое сравнение с недавним её поступком, о котором вызвалась поведать третья тень.
Вопреки доводам рассудка, лютой ненавистью она прониклась к спутнику своей сестры, Милинды. Для других он являл собой добродетель, для нее и сестры - алчущее крови чудовище. Во всяком случае, так богатое воображение девушки рисовало мужчину. С каждым днём все больше синяков и ссадин расцветало ядовитыми цветками на нежной коже Милинды. Несчастные случаи, так трактовали увечья Милинды местные жители. Не задумывались они и о том, что ее муж был родом из других краев. О его семье лишний раз не говорили, хотя, как ни странно, подобные маленькие городки только и жили сплетнями и пересудами. Причастен ли к этому мужчина, никто не ведал, но для нее увиденного было вполне достаточно. Более того, однажды ей представилась возможность подсмотреть за "тихим" семейным ужином Милинды. Мужчина методично ее избивал, а потом, словно вынырнув из глубоких вод транса, столкнулся с содеянным лицом к лицу и раскаялся, также методично и искусно. Она ненавидела его и не понимала, почему сестра не разделяла её чувств. На самом деле, никто не разделял её чувств, поэтому она решилась на отчаянный поступок - отравление. Перед этим, однако, испробовала пару "заклинаний" из ветхой книги на чердаке - единственным уцелевшим доказательством существования предков. К сожалению, заклинания эти, как и сама книга, сыграли с ней злую шутку и лишь сорная трава, произраставшая у забора того самого отшельника, смогла бы избавить и ее, и сестру от черной ненависти...
Третья тень не успела показать историю до конца, однако этого хватило для настороженного тумана. Он нашёл то, что хотел - её слабое место - глубокие раны от тяжкого бремени.
Нашёл и рассеялся.
Девушка не сразу смирилась с переменой, уж слишком неожиданно прервался внутренний монолог. С другой стороны, именно эта перемена спасла её от падения - в шаге от нее находился обрыв. Открывшийся взору пейзаж околдовывал: лилейные облака расступились, обнажив стройный, могучий ряд гор. Убаюканные западным ветром, они дремали и видели дивные сны. Глаза жадно всматривались в бескрайний простор, пытаясь ухватить каждую деталь, запечатлеть и навеки замуровать в сознании. Ни звериный голод, ни усталость не могли прервать её.
Как это напоминало дом.
Она понимала, что дом сам нашёл её - стоило шагнуть, и фантомы её предков мягко спустят изможденную телесную оболочку вниз, научив летать наяву, как во сне.
Последнее исполненное неуверенности мгновение, и она шагнула.
За спиной, словно в ответ, раздался шум - это иней сыпался с ветвей, создавая знакомый гул, как будто реквием об утерянном и вновь обретенном, да и невозможно было с уверенностью сказать блуждала ли здесь девушка, разговаривая сама с собой, или это только призрак, однажды сошедший с тропы и, наконец, нашедший свой личный и вечный покой?