Аннотация: Жил да был на свете студент Ерофей, жил - почти не тужил, да вот захотелось ему поискать приключений, отдохнуть от сессии мучений, и поиски это завели его не просто Куда-то там... А совсем в другие места...
Все о' кей!
Двадцатилетний студент Ерофей Горюнов, лежа на постели в общежитии, читал газету, переваривая не очень сытный и совсем неаппетитный ужин в студенческой столовой. Он лениво пробегал глазами газетный лист, что называется, по диагонали: начинал с первой строки страницы и, не вникая в смысл, тут же прочитывал последнюю. Вдруг его внимание привлекла статья, в которой описывались жуткие вещи: из одной пещеры на Кавказе часто неслись леденящие душу вопли. Это было так страшно и непонятно, что жители боялись бывать в окрестностях, и в конце концов перебрались всем селением в другое место. А когда любопытные спелеологи полезли в пещеру, чтобы разгадать её феномен, то одного из смельчаков чуть было не умыкнуло нечто, похожее на шамана-колдуна. И если бы друзья вовремя не вытянули его из пещеры - парень бы погиб.
"А что? - размечтался Горюнов. - Вот бы спуститься туда и посмотреть, правда ли существует ад, или моя бабуля просто пугает, когда я с ребятами чуток дребалызну? Всё грозится, добренькая наша: "Вот ужо попадешь в ад, греховодник, кипеть тебе в котле!" Да мало ли что в той пещере? Люди там кричат, видно, мучаются. Им помочь бы надо", - в груди Ерофея билось отзывчивое сердце.
Впереди - месяц отдыха, а потом предстояла работа в студенческом отряде. Все зачёты Ерофей сдал, и потому этот месяц мог посвятить себе. Он прикинул, сколько у него денег в наличии: стипендию выдали вовремя, да родители недавно подкинули немного. Выходило, что хватит на билет туда-обратно, купить кой-чего в дорогу и прожить "там" дня три. Не заметит ничего такого особенного, так хоть отдохнет малость от трудов умственных, праведных. А вернётся - в студотряде жратва бесплатная, до получки дотянет за милую душу. И одежда - стройотрядовская.
- Еду! - решил Ерофей.
Сказано - сделано. Через два дня Горюнов был уже в опустевшем посёлке-ауле. И так как некому было объяснить, где страшная пещера, он два дня бродил по окрестностям, пока не набрёл на совершенно круглое отверстие в одной из скал, откуда тянуло холодом и чем-то кислым. Он заглянул в отверстие и увидел, что спуск в пещеру круто уходит вниз.
Горюнов зацепил трос, который одолжил у приятеля-альпиниста, и стал спускаться. Тесновато было: мешал рюкзак, но Горюнов упорно проталкивался вниз, пока ноги не зависли в пустоте. Горюнов, отчаянно извиваясь, сделал последнее усилие и закачался на тросе под потолком какой-то обширной пещеры. Он посмотрел вниз и удивленно присвистнул: пещерка-то обитаемая!
Почти под ним - огромный особняк, сразу видно - не простого смертного. От этого особняка вдаль уходила прямая дорога, перегороженная полосатым шлагбаумом, возле которого стоял красочный, весь в бегущих неоновых огоньках, указатель. На нём было высвечено: "Дорога в Ад". Чуть поодаль - здание поскромнее. От него куда-то вверх стремились серебристые опоры то ли подъёмника, то ли ещё чего. На одной из опор - простая доска с надписью: "Служба вознесения".
Горюнов плавно заскользил вниз, тормозя ногами, чтобы не обжечь при спуске руки о трос.
До тверди осталось метра два, он готов был уже соскочить, как вдруг из-за усадьбы вылетели два здоровенных пса - то ли бульдоги, то ли доги, то ли собаки-водолазы. Псы вздыбились и едва не вцепились Ерофею в кроссовки, но Ерофей успел подтянуться на руках выше и завис, качаясь над беснующимися страшилищами.
- Бер! Цер! - послышался приятный голос, и из ворот вышла молодая черноволосая женщина, чем-то похожая на Изольду с параллельного курса, которую Ерофей неделю назад осмелился позвать в кино, оставшись без ужина: билеты в кинотеатре стали стоить недёшево.
- Цер, на место! Бер, фу! На место! - и шлёпнула собак по макушкам.
Собаки, яростно глядя на Ерофея и приглушенно рыча, отступили, а женщина сказала:
- Ну что же вы, молодой человек? Спускайтесь! Милости прошу к моему шалашу.
- Да уж, шалашик у вас превосходный, - ухмыльнулся Ерофей, спрыгивая вниз. - Здрасте!
- Земля пухом, - ответила женщина.
- Чего? - воззрился на неё Ерофей.
- У нас такое приветствие. Разве не знаете, что когда хоронят человека, то говорят: "Пусть ему земля будет пухом", - терпеливо, с еле приметной усмешкой разъяснила женщина.
- А-а... - Ерофей помолчал, соображая, не снится ли ему все это? А то, может, заснул? После хлебных чуть-чуть с мясом котлет запросто приснится всякая дребедень. Он украдкой ущипнул себя за мягкое место. Стало больно. Значит, не спит.
- Конечно. Но не загробная, правильнее - жизнь вечная. И каждому, кто попадет сюда, или прямая дорога в Ад, или вознесение на Небеси. Ну, идёмте.
Ерофей пошёл за женщиной в дом, не переставая удивляться роскоши, с которой он был оборудован и обставлен: видимо, хозяйка ни в чём себе не отказывала. Ерофей спросил:
- Извините, а вы кто?
- Я - Смерть! - ответила просто женщина.
Ерофей споткнулся, ощутив, как шевельнулись волосы под шапочкой-жокейкой, однако сказал:
- Хм... Я думал, вы.... это... ну, пожилая женщина - в возрасте, значит. А вы - молодая и красивая.
Смерть кокетливо глянула на Ерофея:
- А я могу быть такой, какой захочу. Но вообще-то поддерживаю форму. Аэробикой занимаюсь, плаванием, у меня и бассейн есть.
Горюнов изумлённо вытаращился на нее: во, дела!
- Впрочем, - Смерть усмехнулась, - если хотите, я могу стать и такой, как вы меня представляли: безобразной, костлявой и с косой...
- А как вас звать? - осведомился он. - А то Смерть уж больно мрачно.
- Ну, поскольку я женщина, то предпочитаю иметь женское имя, а какое - это уж кому как нравится. Вам, например, какое по душе?
- Изольда.
- Ну, так и зовите - Изольда.
- А это что? - Горюнов ткнул пальцем в огромную книгу на столе, в которой беспрерывно то вспыхивали, то гасли строки.
- Это, скажем так - приходная книга. Здесь указан срок кончины каждого человека. Все вы там, наверху, словно в командировке, а здесь обретаете вечное местожительство. Я однажды читала на надгробии: "Остановись, прохожий, и не топчи мой прах. Я - дома, а ты - в гостях". Очень правильные слова. Между прочим, это удобно для тех, у кого там нет квартиры, здесь-то всем жилплощадь найдётся.
- Ну и у нас так будет, - уверенно заявил Ерофей. - У каждой семьи к двухтысячному году будет отдельная квартира, - и тут же брякнул: - А мой срок когда?
Конечно, не очень уж приятно знать дату своей смерти: будешь потом думать об этом и дни считать. Но любопытство преодолело страх, к тому же Горюнову говаривали не раз, что его язык - его же собственный враг, он выбалтывает все, о чём Ерофей думает.
- Сейчас, - Изольда полистала книгу и ответила. - Тринадцатого месяца, тринадцатого числа, в тринадцать часов и тринадцать минут.
- Ха-ха-ха! - облегчённо рассмеялся Ерофей. - Тринадцатого месяца не бывает!
- Как это не бывает? Сейчас, по-земному, какой месяц?
- Июнь, шестой, - глянул Ерофей на свои электронные часы, где светилась цифра шесть.
- А следующий?
- Июль, седьмой.
- А шесть плюс семь - сколько?
Горюнов сосчитал и пролепетал:
- Тринадцать...
- Во-во. Это как раз по-нашему сейчас идет тринадцатый месяц.
Горюнов машинально посмотрел вновь на часы. Там нахально подмигивала цифра тринадцать. Горюнов похолодев, постучал по циферблату, потряс головой, закрыл и открыл глаза: коварная цифра не исчезла.
- А... дни? Они у вас как? - холодные струйки потекли по спине Горюнова.
- А так же, как и у вас. Вот, по-земному, сегодня какое число?
- Первое.
- Во-во, и у нас первое. Только у вас - 1 июня, а у нас - первое тринваря.
- И ничего сделать нельзя? - с надеждой поинтересовался Ерофей. Голос его предательски дрогнул: - Отодвинуть срок смерти моей никак нельзя?
- Нельзя. У нас документация ведется строго, не то, что у вас. Так что, милок, иди обратно, и возвращайся, как положено, законным образом, с оформленной визой, - и Смерть-Изольда широко улыбнулась, показав ослепительную улыбку.
Горюнов немного поразмышлял. Потом философски произнес:
- Ну ладно! Чему быть, того не миновать. Уж коли я сюда попал, то хоть осмотрюсь, место себе подыщу перед тем, как на вечное поселение перееду. И ребятам расскажу, что к чему.
Изольда опять лучезарно улыбнулась:
- Посмотри, милок, посмотри, касатик. Вот сейчас очередной мертвячок к нам пожалует, - она указала на книгу, где вдруг одна из строк помигала и погасла. - По всем данным, ему прямо в Ад отправляться.
- Откуда знаешь, Изольда? - перешел на "ты" и Ерофей. - А может, в Рай?
- Он-то, может быть, и рад бы в Рай, да грехи не пускают. Да и не попасть сейчас в Рай, что-то там у них заело, с вознесением-то. Только ты сделай так: там, у шлагбаума, двое чертей дежурят - Ван и Бол, оба - дурни бестолковые. Тебе, живому, в столицу Ада, она Тихгор называется, нельзя. Ван и Бол не пропустят. Так ты старайся у обоих за спиной держаться. Они не заметят, потому что один - кривой, а другой - косой. Понял? А сейчас спрячься.
Горюнов кивнул и спрятался за углом дома.
Вновь прибывший был полный и рыхлый, лысоватый, с небольшими усиками под мясистым носом "а-ля Гитлер", весь в "фирме" и золоте - на пальцах массивные перстни-печатки, на шее - цепь. Ерофей попробовал сосчитать, сколько всего на Толстяке, и сбился со счёта, который пошел на тысячи.
Изольда, премило улыбаясь, сказал Толстяку:
- Внесите в кассу тысячу долларов и следуйте в Тихгор, - она показала на светящиеся вдали огни большого мегаполиса.
Толстяк игриво улыбнулся и придвинулся к Изольде поближе:
- А рублями нельзя?
- Что вы! У нас все давно оплачивается валютой, - Изольда поставила штамп на удостоверение личности Толстяка, и тот, оглядев похотливо Изольду с ног до головы, ущипнул её за плечо.
- Ой, баловник, - хихикнула Изольда.
- Позвольте ваш телефончик, - Толстяк своим плечом уже касался плеча Изольды.
- Ах, - зажеманничала Изольда, - потом, потом... Ну, идите, - и она вновь махнула рукой вдоль дороги.
Толстяк подошел к шлагбауму и обратился к двум чертям, что лениво развалились на траве:
- Получите по счету тысячу долларов, - Толстяк вытащил из кармана пачку зелененьких бумажек и вручил её одному из чертей. Тот долго что-то считал в уме и, наконец, проскрипел:
- Извольте доплатить пятьдесят долларов.
- Это ещё зачем? - возмутился Толстяк.
- А налог. За услуги. Таков приказ, - и чёрт кивнул на особняк.
Толстяк хмыкнул, но ничего не возразил, вынул требуемое и отдал. Один из чертей, маленький и толстый, весь покрытый рыжей шерстью, кривой на один глаз, открывая шлагбаум, повернулся к особняку спиной. Так же стоял и другой, косоглазый, длинный, тонкий и чёрный, воровато оглянувшись на особняк, он сунул несколько купюр под камень.
Горюнов в два прыжка оказался у них за спиной, и когда они, опустив шлагбаум, стали поворачиваться личинами к особняку, неслышно шагнул и, вновь оказавшись за спинами чертей, юркнул под перекладину и пустился вдогонку за Толстяком. Когда Ерофей поровнялся с ним, Толстяк недовольно покосился, однако ничего не произнёс. Молчал и Ерофей, пока не дошли до города, над воротами которого было начертано: "Тихгор (Ад). Посторонним и праведникам вход воспрещён".
Толстяк требовательно постучал в ворота, и в них открылось окошечко, незаметное издали:
- Ну, кто там ещё? - неприветливо спросил Лысый чёрт с одним обломанным рогом. - Носит вас нелёгкая, ходют и ходют...
Толстяк показал ему пропуск, выписанный Изольдой, и Лысый буркнул:
- А! Это к Степану Антоновичу Сатане. Прямо и налево, потом опять прямо, потом налево, направо... - Лысый долго-долго перечислял повороты, пока Толстяк догадливо не спросил:
- Сколько?
- Десять долларов!
- Господи, и здесь взятки берут, - вздохнул сокрушённо Толстяк.
Лысый чёрт покраснел и визгливо закричал:
- Па-а-а-пра-а-шу не выражаться и Господа не упоминать! А плату вы вносите за услуги! - приняв деньги, благосклонно и торжественно возвестил: - Ведомство Сатаны - напротив.
Толстяк вошёл в Тихгор, следом шагнул и Ерофей. Лысый глянул презрительно на его разбитые кроссовки, на потёртую ветровку, тощий рюкзак и, сморщившись, кивнул головой:
- Студент? Небось с горы чебурахнулся? Чего с тебя возьмёшь? Проходи!
Степан Антонович был очень элегантный и подтянутый, с бородкой клинышком и подбритыми усиками. Его рожки, как и когти, были аккуратно подпилены и покрыты лаком.
- О! Пополнение! Слышал, слышал, мне с проходной звонили. Что пожелаете? - учтиво обратился он к Толстяку. Ерофея же словно и не заметил.
- "Люкс" в гостинице, пока не осмотрюсь, и желательно девочек, - ответствовал солидно Толстяк.
- О, у нас положены котлы, сковородки и, так сказать, общие номера - геенна огненная. Куда пожелаете?
Толстяк оказался сметливым человеком:
- Ну, тогда индивидуальный котел с водяным охлаждением. За ценой не постою.
- О'кей! - и Степан Антонович, по-прежнему не обращая внимания на Ерофея, повел Толстяка в зал, где гудело пламя, и в пламени том стояли котлы. - Вот и ваш котелочек. Можете устраиваться.
- Он же сварится! - ужаснулся Ерофей, взглянув на кипящую воду в котле.
Степан Антонович прикинулся удивлённым, дескать, и не подозревал, что в комнате ещё кто-то есть, хихикнул и подвёл Ерофея поближе к котлу:
- Посмотрите, юноша: чудо моего технического гения, - он вздёрнул крючковатый нос вверх. - Всего за сто долларов в месяц. Снаружи адово пламя, а внутри прохладно, тридцать шесть градусов. А почему? Благодаря системе охлаждения, - и показал на двойные стенки котла: - Вот включаю вентиль, и, пожалуйста, прохлаждайтесь. Это у вас там, наверху, ищут местечко, где потеплее, а у нас, где прохладнее.
Толстяк уже залез в котёл, блаженно жмурясь, читал местную газету "Кривда", на ушах чернели наушники от плейера, который ему за пару баксов продал Степан Антонович.
- Ну как, голубчик? - осведомился вкрадчиво Сатана.
- Ты что? Сдурел? - высокомерно отозвался Толстяк. - Я за что деньги плачу?
- Вы поглядите, юноша, получил он прохладное местечко и сразу преобразился. Сам чёрт ему не брат! - саркастично сказал Степан Антонович, потихоньку заворачивая вентиль. Над котлом заклубился пар.
- Ой! - вскричал дурным голосом Толстяк. - Не отключайте ради Бога!
- Ради кого? - недоумённо приподнял брови Сатана.
- Уважаемый Степан Антонович, - заискивающе обратился Толстяк к Сатане, - у меня случайно завалялась тысчонка зелененьких, не примете ли как презент?
- С удовольствием! - осклабился Сатана и принял на лапу, одновременно открывая холодную воду, лицемерно произнеся при этом: - Как не услужить хорошему человеку?
- А знаешь ли ты, Ерофей, - рядом с Горюновым неожиданно возник полненький розовощёкий старичок в венчике седых волос, над которыми светилось фосфорным зеленоватым светом кольцо-нимб, - знаешь ли ты, что за котёл без охлаждения тоже надо платить пятьдесят долларов? - и он показал на соседний котел, где, выпучив глаза, сидел человек.
- Как? За кипяток? - поразился Ерофей.
- За кипяток. А этот платит пять долларов в месяц и терпит, - старец подвел Ерофея к другому котлу.
- Он же в пустом котле жарится! - обомлел Ерофей, увидев, как приплясывал и извивался, вздымая руки вверх, очередной грешник.
- Вот именно. А там - у кого и пяти долларов нет, - и он выкинул руку с короткими, как сардельки, пальцами по направлению огромного кипяще-бурлящего котла, над которым то поднимались, то пропадали руки, и без конца раздавались голоса, умоляющие о пощаде.
Степан Антонович, онемевший в момент появления старца, пришёл в себя и презрительно бросил:
- Не берите в голову, юноша, там варятся бездельники и лентяи, которые не способны заработать на хороший котёл!
- Выходит, и у вас всё продаётся и покупается? - задумчиво спросил Ерофей. - Даже дружба?
- Естественно. А у вас разве не так?
- Не так! - запальчиво воскликнул Ерофей. - Дружба всего дороже, и я, например, за друга - в огонь и воду!
- Хе-хе... - скорчил омерзительно-насмешливую рожу Сатана. - В тепленькую водичку, а, Ероша? - он фамильярно похлопал Горюнова по плечу. - А насчёт дружбы... Пойдём, покажу, - и они направились в зал, где вдоль стен были установлены какие-то аппараты, похожие на телевизоры.
Сатана подошёл к одному из них и включил.
- Сейчас в телеящике всё увидишь, хе-хе-хе, - пообещал он с довольным видом.
Экран засветился зеленовато, по нему пробежали искры, и появилось изображение: у шлагбаума сидели трое - двое знакомых уже Ерофею чертей и какой-то горбоносый человек, одетый в короткую тунику, точь-в-точь, как на картинках в книге древнегреческих мифов. Троица играла в карты.
Грек смачно хлопнул свои карты на землю и захихикал:
- Ваша карта бита! Гоните по сорок золотых!
- Бол! - воскликнул рыжий, кривой на один глаз, чёрт-толстяк. - Он опять нас надул!
- Да, Ван. А денег у нас больше нет, - печально констатировал сей факт чёрный чёрт, очень худой и косивший на оба глаза, которые то сбегались к носу, то укатывались к ушам. И тогда чёрт легонько хлопал себя по ушам, и глаза возвращались на место.
- А, может, забрать у него выигранные деньги? Нас же двое, одолеем. И расплатиться, - воинственно заявил Кривой.
Но его приятель был настроен ещё воинственнее. Он схватил грека за руку и прорычал:
- Давай, Ван, лучше посадим его на осиновый кол и вообще платить не будем! - его глаза сурово свелись к носу.
- Ой-ой-ой, косенький, - запричитал грек, - мы так не договаривались! Мы же друзья, а вы то ограбить меня собираетесь, то на кол посадить. Так с друзьями не поступают!
- А как поступают с друзьями? - тряхнул его за шею Косой чёрт. - Как ты? Ты обобрал нас до последней шерстинки, Сизиф, своим плутовством. Не только месячное жалование забрал, но и весь навар с налогов, - и нижней конечностью он отпихнул в сторону камень, под которым раньше хранились утаённые деньги.
- Но ведь по вашим чёртовым понятиям, кто больше нагадит, тот и друг, - пожал плечами Сизиф. - Чего же вы хотите от меня?
- Ну, что ты нам друг, это мы поняли, но и мы тебе друзья. Ван, тащи кол, да покрепче, - приказал, показав жёлтые крупные зубы, косой Бол.
- Вы что?! - возопил Сизиф. - Вы не имеете права заставлять меня нарушать инструкцию, согласно которой я должен таскать этот камень на гору, - и он пнул ногой, обутой в сандалию, по камню. Пнул так, что зашиб ногу и запрыгал на другой. - В инструкции для меня иного истязания не значится. Вы что? Хотите, чтобы меня строго покарали?!
- Дружище, нам для тебя ничего не жалко, - Бол снова осклабился, потрогав пальцем кол: остро ли затёсан, а мускулистый толстяк Ван схватил Сизифа в охапку и приготовился опустить его на кол.
"Думай, думай... - пронеслось в голове у Сизифа, - ведь не зря говорят, что хитрее тебя в Аиде нет", - и громко закричал:
- Друзья, мне перед смертью полагается последнее желание, а вы его должны исполнить!
- Ну, какое же, говори! - нетерпеливо потребовал Бол.
- Уберите этот чёртов камень с моих глаз, я буду видеть его, сидя на колу, и терзаться, что некому его тащить на гору, и большего терзания для моей души нет. В инструкции начертано, что этот камень обязательно должен тащить я, иначе буду испытывать страшные муки, если потащит этот камень кто-нибудь другой! - рыдал Сизиф, по его лицу катились крупные, с горошину, слезы. - Я прошу: уберите его с глаз моих! Уж лучше сидеть на колу, чем испытывать невообразимые душевные мучения, как сказано в инструкции!!!
Бол поковырял пальцем в носу, о чём-то сосредоточенно подумал, наморщив лоб, потом подозвал Вана и прошептал:
- Слушай, давай, я потащу этот камень, а ты заставляй его смотреть, - и решительно взвалил на плечо камень, отчего глаза его от натуги тут же разбежались в стороны.
- Ой, - взвыл Сизиф, - не делай этого, ведь ты мне друг! Мне будет казаться, что меня посадили на вертел и жарят на медленном огне, содрав шкуру, посыпав раны солью и перцем!!! Ой, не надо, я же просил камень убрать с моих глаз, а не тащить! - он брыкался в руках Вана, отворачивался, но рыжий Кривой держал его крепко и не позволял отворачиваться.
- Во! Видал? Я тащу! - злорадно ответил ему Бол, усилием воли сведя непослушные глаза к носу, и поволок камень в гору.
Косой чёрт обливался потом, согнувшись в три погибели от тяжеленной ноши, но улыбался, слыша, как за спиной истошно вопит Сизиф: "Ой, не надо! По моим жилам бежит расплавленный свинец!"
Едва Бол дотащил камень до вершины горы, как что-то заворочалось в ней, загудело, и с громким рёвом гора выплюнула из себя поток лавы вместе с Сизифовым камнем. Камень полетел вниз, набирая скорость, вслед за Болом, догнал его и поддал сзади, прокатился по нему и спокойненько улёгся у ног Сизифа, как послушная собака. Успокоилась и гора.
Охая и проклиная гору вместе с камнем, Бол встал, шатаясь, подошел к Вану и Сизифу:
- Ну, как, мучился он тут? - спросил Бол у Кривого чёрта.
- О! - воскликнул Ван. - Еще как! Выл так, что мне даже стало его жалко.
- Друзья мои, спасибо вам, что вы не вдвоём потащили этот проклятый камень, - всхлипнул Сизиф, вытирая ладонью глаза, - иначе мои муки удвоились бы.
- Удвоились бы, говоришь? - Бол вновь задумался. - Так-так... А ну-ка, Ван, потащим вместе этот булыжник наверх. Жаль только, что не увидим, как он тут будет мучиться, - и черти усердно покатили камень в гору.
А Сизиф приплясывал:
- Ну, камешек сбагрил, пора и дёру, - он скорчил рожу, состроил спинам чертей пальцами "нос" и побежал прочь, сгребя в подол туники все деньги, что были на кону.
- Ну? - спросил у Ерофея Сатана, выключив телеящик. - Как ты теперь смотришь на дружбу? Уж Бол, Ван и Сизиф - друзья, водой не разольёшь. А он их надул да ещё вместо себя подставил камень тащить. Слыхал про Сизифов труд?
- Слышал... - вздохнул Горюнов.
- Не внимай ему, Ерофей, - сказал седовласый. - Не в деньгах счастье.
- А в чём? - возразил Сатана. - Пошли, покажу одно местечко, - и он быстро повёл обоих собеседников в другой зал, где блестели, словно хрустальные, окна, под потолком сияли светильники, а во всю длину и ширину зала голубел отделанный серебряной плиткой бассейн (всем известно, что ионы серебра имеют дезинфицирующее свойство). А вокруг полусидели-полулежали на мягких подушках люди.
- Глянь, Ероша, чем этот котёл отличается от бассейна? Плати тысячу в месяц и существуй себе припеваючи! Конечно, это дороговато, и нам пришлось немало побегать, чтобы собрать и обложить налогом в Тихгоре все охладители, но зато котёл вышел классным.
- Да уж, простому человеку не по карману, - съязвил старец.
- Да кто мешает деньги иметь? Копи и существуй потом вечно.
- Но и плати - вечно! С трудовых доходов много не накопишь, тем более на такой котёл.
- Зато есть не трудовые, - отпарировал Сатана. - А иные и льготами пользуются. Грешники - такой народ: горбатиться особенно не привыкли. Верно, Ероша?
- За упорный труд на земле праведники вознаграждаются отдыхом на небе! - возопил старец. - И могут получить из наших рук всё, что захотят!
- Га! А на земле ничего не хотят и без штанов ходят! - заржал Сатана.
- Штаны - это от лукавого, а мы о душах праведных заботимся. Душе в Раю и без штанов тепло. Но за особые заслуги праведник может получить индивидуальную "спасибу".
- Ага, значит, есть и у вас денежки? - ехидно сощурился Сатана.
- "Спасиба" - это не деньги, на нее ничего купить нельзя, ею можно только гордиться, как орденом! - старец назидательно поднял палец.
- Н-да... За "спасибу", выходит, шубу не сошьёшь, - почесал бородку Степан Антонович, - она даже не булькает.
- А это как посмотреть! - гордо выпрямился старец, щёлкнул пальцами, и на Ерофея упало нечто шуршащее. Он глянул: это была шуба, вся сплошь из листков бумаги, на каждой стояло: "Спасибо". - Ну как? Неплохо получилось, а? - у старца блестели от удовольствия глаза.
- Ха-ха! Ероша, милок! Ангелы - идиоты, я ещё раз в этом убедился, а Рай - сумасшедший дом! - Степан Антонович еле выговорил это, сложившись почти вдвое от хохота.
Ангел-старец приосанился и с достоинством изрёк:
- Когда кончаются аргументы, то переходят к личным оскорблениям.
- Вот мой аргумент! - и Сатана с маху двинул Ангела в челюсть. Тот шустро взвился вверх и прокричал:
- Когда не могут доказать словами, доказывают кулаками! Это привычка всех дураков. Ерофей, когда напаришься здесь, поднимайся на небо, там и поговорим!
- Вали, вали! - свистнул снизу Сатана. - Не забудь: Сатана здесь правит бал, люди бьются за металл! - и погрозил кулаком, злясь, что ему, бескрылому, летучего Ангела не догнать.
Горюнов задумчиво почесал в затылке: "Да... И впрямь здесь надо разобраться, что к чему".
Ерофей вышел из дворца Сатаны и, задумавшись, медленно пошёл по Тихгору. Дойдя до небольшого, очень странного сквера, в котором росли совершенно безлистые деревья и кусты, чёрные, словно обгорелые, Ерофей сел на первую, попавшуюся на глаза, скамью. Неподалеку от него остановились двое зелёных взъерошенных и тощих чертей. У одного в руках - захватанный грязный стакан, у другого - точно такая же бутылка, которую на Земле звали "огнетушителем". Черти так пристально разглядывали Ерофея, что он заёрзал беспокойно на скамье.
- Он? - спросил один чёрт у другого.
- Не-а... Не похож, тот - постарше, помужее.
- А где же тот?
- А бес его знает...
Вдруг невесть откуда появился голый человек с взлохмаченной головой, опутанный резиновыми трубками. Под мышкой у него торчала стойка капельницы, оранжевый шланг от колбы тянулся к левому забинтованному запястью, а в правой руке он держал мензурку.
- Вот он! - обрадованно вскричал первый чёрт.
Они бросились к человеку, но тот вновь исчез. Черти забористо выругались, но не успели успокоиться, как человек появился вновь.
- Эй, приятель! - схватил его за руку второй чёрт. - Ты шутки с нами шутишь? То появляешься, то исчезаешь, а нам без третьего выпить никак не возможно. Ты хоть где?
- В ре-а-а-ни-ма-ци-и... - еле слышно выговорил полумёртвый человек.
- Ну, ясно! - авторитетно заявил первый чёрт. - Дохтура тебя то вытаскивают отсюдова, то ты сюды летишь.
- Не трепись! - оборвал его другой. - Пока он здесь, давайте скорее выпьем, - и налил вино в стакан и мензурку.
- Ну, вздрогнем, - произнёс полумёртвый и опрокинул содержимое в себя.
Черти тоже выпили: один из стакана, другой прямо из горлышка бутылки.
- Эх, пошла хорошо! - довольно крякнул полумёртвый. - Прямо-таки душа за... - и исчез.
- Во! Опять его отсюдова утянули! - воскликнул чёрт со стаканом, утирая губы и нюхая свой кулак.
- А, - махнул беспечно лапой его приятель, - скоро вернётся. У них там, наверху, ни таблеток от головы, ни валерьянки, ни аллилчепа. Сам видел. Просил как-то валерьянки на опохмелку в аптеке, не дали, заразы, без рецепту. Эй! - крикнул он Ерофею. - У тебя закуси не найдется? Только смотри, если кукуруза, то она мне не нужна. Терпеть не могу. А то был тут у нас один чудак, всех кукурузой угощал. Сейчас он в Соврае, из грешников в праведники недавно его перевели.
Ерофей стыдливо пожал плечами: он съел недавно последний кусок колбасы.
Черти отошли от Ерофея, и он вдруг услышал за ухом:
- Ерофей, ты давай к нам. Ну их, чертей зелёных. Перепились, теперь пойдут наверх казаться вашим алкоголикам. Слыхал, небось: допились до чёртиков? Это они, черти зелёные, балуют.
- Куда это - к вам? - недоверчиво поинтересовался Ерофей у стоящего за спиной Ангела.
- В Соврай. Так называется столица Рая небесного.
Бесприютному Ерофею было всё равно, куда идти, и он согласился. Вместе с Ангелом они миновали ворота Тихгора, Лысый чёрт при том истово перекрестился лохматой лапой и явственно прошептал: "Чур меня, чур!" - сплюнув им вслед. Вскоре они подошли к заставе, охраняемой Болом и Ваном.
Оба черта, высунув языки, сидели на камне, который никак не могли затащить на гору: она обязательно плевалась лавой и сбрасывала злополучный камень вниз, причём часто чертям на их бестолковые головы, потому у Кривого был обломан левый рог.
- Куда?! - грозно вскричали обозленные на весь свет и ад черти, преградив Ерофею дорогу.
- Со мной! - ответил важно Ангел, выпятив живот и отодвигая чертей в сторону, которые отскочили от него словно от прокажённого
Подойдя к странному сооружению, которое видел Ерофей сверху, Ангел открыл дверь небольшой обшарпанной кабины и гостеприимно пригласил Ерофея внутрь.
Горюнов с опаской ступил вслед за Ангелом: уж больно всё какое-то ненадёжное на вид.
Ангел нажал на кнопку "пуск". Кабина затряслась, что-то заскрипело снаружи, однако не сдвинулась с места.
- Ох, опять сломалось! - горестно развёл руками Ангел. - Придётся к проклятому Сатане обратиться, - и лицо его страдальчески сморщилось.
Ангел вышел из кабины, направился к аппарату, похожему на земной телефон, ободранному, как и кабина, снял рожок, долго щёлкал пальцами по мембране, дул на неё, крутил заводную ручку, пока из аппарата не раздалось:
- Это ты, Ангелочек? - голос у Сатаны был развесёлый.
- Он видит нас, - шепнул Ангел Ерофею, и заискивающе улыбнувшись, ответил. - Я, я, Степан Антонович! Я к тебе с просьбочкой небольшой: не повелишь ли Бабе Яге дать нам метлолёт, чтобы до Соврая добраться?
Сатана истинно по-мефистофельски расхохотался:
- Опять колымага твоя сломалась? Давно тебе предлагаю: гони валюту, и я тебе дам лучших специалистов! - Ангел при этом печальнейше вздохнул, а Сатана продолжал: - И поставь, наконец, видеофон, ни черта не видно и не слышно, когда ты на связи. А Бабе Яге, так и быть, звякну. Ждите чёртомобиль, - и он опять захохотал.
- Садись, Ерофей, - предложил Ангел, опускаясь на шаткую скамеечку возле аппарата. - Скоро прибудет экипаж, у них сервис на высоте, проклятый Сатана слово умеет держать, если его какой-нибудь чёрт не попутает.
И, правда, минут через пять к ним подкатил роскошный, но странный лимузин: спереди - как "Форд", сбоку похож на "Тойоту", а сзади - неизвестно на что, причём автомобиль постоянно менял свои очертания.
- Садись, садись, - подтолкнул Ангел Ерофея к машине. - С ветерком доедем до метлодрома. Эх, какой русский не любит быстрой езды! Трогай, милейший, - и махнул небрежно вперёд рукой, словно какой-либо князь своему лакею. Выглядел он заносчиво и высокомерно.
Сидевший за рулем чёрт в форменной фуражке опасливо глянул на Ангела, плюнул трижды через левое плечо и плавно тронул чёртомобиль с места. Вскоре они подкатили к огромному, из стекла и бетона, зданию. У входа аккуратными рядами стояли в специальных держалках мётлы - большие и маленькие, с сёдлами и без сёдел. Рядом со зданием прикорнула, отдыхая, избушка на курьих ножках. Она спала и сладко похрапывала. Ангел шепнул, почтительно указав на избушку: "Личный транспорт Бабы Яги", - и они, войдя в здание метлопорта, направившись к стойке с надписью "Администратор", где за стеклянной перегородкой сидела неприступного вида, сильно загримированная, мало сказать - пожилая, вернее, древняя женщина, явно желавшая выглядеть помоложе, что, вообще-то, присуще всем женщинам.
- Баба Яга, она недавно сделала пластическую операцию, - опять шепнул Ангел Ерофею и, отгородив рот ладошкой, таинственно сообщил администратору. - Мы от Степана Антоновича...
Неприступность мигом слетела с Бабы Яги, она заулыбалась, показав золотые зубы:
- Слушаю вас, слушаю...
- Нам бы метлолёт до Соврая.
Баба Яга звучно щёлкнула пальцами - тут же откуда-то возник юркий зелёнощёкий лешачонок в рубахе изумрудного цвета, такого же цвета брюках и сапогах. Он вытянулся перед Бабой Ягой по стойке "смирно". Ерофей, глядя на него, подумал: "Ишь, как вышколен!"
- Дашь дорогим гостенёчкам двухместный метлолёт-экспресс, - пропела елейно Баба Яга, а когда они отошли от стойки, выругалась. - Чтоб вы с метлы свалились.
Ангел и Ерофей очень удобно устроились в сёдлах. Лешачонок велел пристегнуть ремни безопасности: с него-то в случае аварии взыщут строго, и Баба Яга - в первую очередь, потому он вовсе не желал, чтобы пассажиры сверзились с метлы. Потом он оглушительно свистнул, и метлолёт взмыл вверх так стремительно, что Ерофей испугался: как бы головой о свод пещеры не треснуться. Но, к его удивлению, через минуту они оказались в месте, залитом солнечным светом. Над головой был голубой купол, по которому туда-сюда в одиночку и парами гуляли звезды. Им с одной стороны улыбалось добродушное солнце, а с другой надменно усмехался месяц, похожий на кусок серебристой фольги от шоколадки.
Метлолёт заложил такой резкий вираж, что Ерофей испуганно ухватился за плечи Ангела, сидевшего впереди. Но посадка прошла благополучно, метла не катилась по полю, как обычный самолет, а плавно спланировала и встала, как вкопанная, мягко коснувшись тверди разлохмаченным хвостом. Они слезли с метлы, разминая затекшие ноги. Ерофей с любопытством огляделся вокруг. Оказалось, что метлолёт сделал посадку на платформе, похожей на те, что устраивают возле железной дороги с самым незатейливым названием, вроде "Ост. 5 км". На платформе стояла убогая будочка с покосившейся скамейкой.
- Ой, какой красавчик, ой, какой упокойничек молоденький, - вдруг певуче кто-то сказал за спиной.
Ерофей оглянулся и увидел женщину, худую, плоскогрудую, в обтрёпанном, видимо, давно не стираном платье, в стоптанных туфлях. В руках она держала метлу, явно предназначенную для дворницкой работы, которую когда-то связали из длинных стеблей полыни, и хотя сейчас метла была растрёпана до невозможности, от неё до сих пор тянуло слабым полынным запахом. Женщина подошла поближе, и от неё пахнуло винным перегаром.
- У! Опять Никшна дребалызнула. И где только достаёт чёртово зелье? - недовольно пробурчал румянощёкий и упитанный старичок в строгом чёрном костюме-тройке и новых туфлях на тонкой подошве. Он степенно прохаживался по платформе, заложив руки за спину, и всматривался во всё острым, цепким взглядом.
- А твоё какое дело? - подбоченилась женщина. - Сгинь с глаз моих, а то как тресну по башке! - и взмахнула воинственно метлой.
Старичок тут же сгинул неизвестно куда, словно растворился.
- Куда это он? - поинтересовался Ерофей у Ангела.
- Докладывать Всевышнему, что Никшна выпивши. У нас ведь сухой закон, объявлена жестокая война Зелёному Змию. Змия-то мы пока не победили, а вот Эдемские виноградники особливо ретивые ангелы-столоначальники повырубили. Вот и готовят сатанинское зелье из дурман-травы, что из Тихгора доставляют.
- А как же Никшна в Соврай попала? - осведомился Ерофей. - Она вроде как пьющая женщина, значит, грешница.
- Эх, телом грешна и духом слаба, а душой - праведна. И она была пригожа, звали её Мария Никитишна, да судьба вот повернулась к ней таким чёрным боком, что не стерпела душа, затосковала, вином стала утешаться.
- Ну, а Всевышний ваш куда глядел? Подправил бы её судьбу.
- Всевышний всемогущ. Однако много вреда люди сами себе приносят. У Никшны любовь была необыкновенная, да предмет её любви - подлец и обманщик. Я его, кстати, видел где-то в Тихгоре. Дочушку, дитятко её малое, отцом непризнанное, Бог как дал, так и взял. Вот Мария Никитишна и запивала горькое горе горьким зельем, тут и стали её звать кто как, а чаще - Никшна. Легко и просто. К нам попала так: зимней порой в парке спать на скамье улеглась, вот и отправили сюда, в чем была. Так что Всевышний ни при чём, подлость и равнодушие людское сделали её такой.
- А этот, как его, ну, который сгинул? По всему видать - фискал, он-то как попал к вам?
- Милый Ерофей, такие, как он, всюду нужны, чтобы знать, где что происходит, чтобы вовремя нежелательные явления предотвратить. А этот у нас по контракту работает, по специальности. Наверху-то он на мно-о-гих донес.
- Ага, сексот, значит, - догадался Ерофей.
Так, разговаривая, Ангел с Ерофеем незаметно дошли до светлого города, только удивительным показалось Ерофею, что безлюдно в нём: нет занавесок на окнах, не выглядывают оттуда жители.
- Что это у вас так пусто? - спросил Ерофей. - И дома есть, а жить там некому, что ли?
- Понимаешь, Ерофей, у нас это, ну, по-вашему - приватизация. Всякий может купить, что угодно, даже целый дом. Но проклятый Сатана решил подорвать нашу экономику и наводнил Соврай таким количеством "спасибов", настоящая девальвация произошла. И теперь, пока расплатишься - язык смозолишь, столько надо "спасибов" сказать. У каждого язык ведь свой, как и рубашка, ближе к своему телу, жалко его. Впрочем, часть жилых помещений за валюту продается богатым тихгорцам, они к нам ездят отдыхать, климат у нас изумительный и очень пользительный. Кстати, ты есть хочешь?
- Хочу, - чистосердечно признался Ерофей, ощутив бурчание в животе. - Только как же вы? Вам полагается, кажется, святым духом питаться?
- Так-то оно так, но при моей дородной комплекции этого мало.
Впереди что-то сияло огнями, переливалось. И была толпа народа.
- О! - воскликнул Ерофей. - Там, случайно, не найдется перекусить чего? Что это?
- Ресторан "Шамдональдс". Это у нас забугорное предприятие. Заморские купцы открыли. Но понимаешь, Ерофей, там за обед валюту спрашивают. Она у тебя есть? Один "биг-мак", бутерброд с двумя котлетками, двадцать целковых стоит. Хотдог, ну, который "горячая собака", он дешевле десятки.
Ерофей ощупал в кармане свои неконвертируемые рубли, выгреб на ладонь мелочь и увидел смятую десятку. Ерофей вздохнул: купюра эта, конечно, далеко не доллар.
- Ладно, - сказал Ерофей Ангелу, - давай поищем кафешку либо столовку какую. А у этих, в очереди, у всех валюта есть?
- Нет у них никакой валюты, одни "спасибы" в кармане.