Опускаю подробности тех лет, с разными "пунктами", но мореходка тоже не удалась.
Ох, Казимир! Может и правда, ты ревниво следишь за мной и держишь о т т у д а? Ладно, без мистики.
Общежитие литинститута - как плоский женский зад. Этакий семиэтажный жилой Парнас без единого выступа, словно архитектор максимально стремился приблизить сооружение к башне из слоновой кости...
В вестибюле у телефона южанин: "Девушка, "Юность" редакция? Костя работает? Фамилию? Нету. В Сочи приехал в прошлом году. Из себя высокий... Ну, как нет? Как нет, слушай!"
Зло бросил трубку и качнулся ко мне, случайному свидетелю разговора: "Костя, а говорил в "Юности" работаю, обманул, понимаешь"...
"Привет, старик, это Финкель. По-омнишь... Спасибо. Да, хочу попробовать. Ты получил мою повесть?" - Финкель прогуливается, насколько позволяет ему шнур, словно конь на привязи.
Финкель громко говорит о повести, которую он сочинил - пусть все знают, что Финкель пишет повести...
- Евгений Фомин? На четвёртый этаж.
В номере семьдесят шесть уже обитал Носиков. Там же горбился высокий Володя Казанец; его друг Петя Борудкин - коротконогий крепыш.
По случаю завершения комплектации личного состава "каюты" взяли "счастливого" портвейшку "три семерки". Заходили соседи... Стало шумно и накурено, как в прорабской в день получки.
Володя читает свои стихи, а Петя божится, что "сексофонит саксофон", а "либидо терпко пахнет лебедой", это у Володьки гениально!..
Носиков доказывает и не думающему возражать вежливому эстонцу: Толстой - ясновидец плоти, Достоевский - ясновидец духа. Бедный эстонец плохо владеет русским, кивает согласно и уважительно, полагая, очевидно, что Носиков это сам придумал...
Вдруг выясняется, Петя Борудкин ныне пятый - пятый! - раз пытается в литинститут, по такому поводу срочно и непременно выпить отдельно!
Советуем Петруше не отчаиваться, если и нынче пролетит. Пять раз пройти конкурс и держать вступительные - само по себе равно пяти годам высшего "образумления", сострил кто-то. А кроме прочего - подвиг, гражданский и абитуриентский. Также всесоюзный - если не мировой - рекорд. Борудкину просто обязаны будут сразу выписать диплом писателя, коль снова кинет его этот, пять раз клятый, литинститут.
Шумной компанией двинули к студенткам, землячкам Володи. Хмельной глаз ловит зеркальный блеск окон вагона метро, трассирующие встреч летящему поезду огни тоннелей, или профиль загадочной, как вселенная, незнакомки, которая навеки вышла лишь одной остановкой раньше...
Комната общежития больше походит на гостиничный номер, где искусственные "блондинки энд шатенки", сигареты в длинных пальцах, а в студенческом танцзале веселый негр - сам-твист с разбитной партнершей - сам-секс...
...И были экзамены - день первый, второй, и, вот, последний.
Побалтывая ножками с кровати, Петя листает конспекты и учебники.
Володя возвращается утром, тянет пятки сквозь прутья спинки, кладет раскрытую книгу на лицо и похрапывает.
Я родил неплохой, кажется, юмористический рассказ, да юмор все-таки изменил - поддался искушению его куда-нибудь пристроить.
Но экзамены благополучно сдали и настал день "икс" - оставаться под сенью девяти муз, что на фронтоне литинститута, или выметаться вон.
"И вот нашли большое поле"... в читальном зале второго этажа. Комиссия пятый час безмолвствует в угловой комнате. Читальня, как переполненный вокзал. Сидим на столах и тумбочках, подоконниках и дипломатах, на цветочных кадках, на полу. Курим и переговариваемся тихо, будто в угловой комнате покойник...
Наконец, дверь заветная отверзлась:
- Дзусов есть?
В дальнем углу упало и треснуло, скрежетнул двинутый грубо стул. К дверям вырвался южанин, искавший Костю из "Юности".
Зашумели, задвигались, заговорили. Судьба решена, остаётся пустяк - узнать её...
"Время это коршун, мы его еда, нынче или завтра - наша череда"... - уныло декламирует Володя.
"Чего мурыжите? Давайте документы!" - Крики, когда отворяется дверь.
Распахнуты окна, но духота и дым, может нервы наши горят, как тормоза...
Наконец, все члены приемной комиссии - так выходят актеры к зрителям на авансцену.
- Товарищи! Те, кто не прошел, не переживайте. Литература есть литература...
- Мягко стелете!.. - Обиженный вопль из задних рядов обступившей комиссию толпы. Одинокие каблуки, как по театральной лестнице, за пять минут до окончания спектакля: торопливо и словно сожалея, о зря потерянном времени.
И завязал я с высшим "образумлением": в писатели тормознули, в мореходку не взяли. Один университет прошёл - палубного матроса, Казимир точно уж теперь доволен...