Вскоре после вышеописанных событий, в один из неслужащих дней, батюшка Виктор приехал домой вечером; этот день для него сложился удачно,-батюшка провел обряд развенчания, который не проводился уже давно, и получил свои честно заработанные 10 000 рублей.
Матушка Ольга тем временем ждала его дома, и занималась с детьми. Когда батюшка Виктор зашел в дом, разделся, и прошел в комнату, она обратилась к нему, и с нескрываемым волнением сказала: "Витя, сегодня днем звонила секретутка Левы,-Алина,-и велела тебе передать, что господь тебя требует: ждет завтра в два часа дня."
-Так прямо и сказала, что господь требует ?,-ответил батюшка.
-Да, прямо так и сказала,-подтвердила матушка Ольга.
-Вот видишь, Оля, я же тебе говорил, что это не будет тет-а-тет, как Лева мне обещал, а очень скоро об этом узнают все.
-Да-а-а-а, конечно все это мало приятно,-сказала матушка,-но а что поделаешь? Жизнь у нас с тобой такая: не прогнешься,-бабло не получишь. Ведь ты, Витя, когда хотел священником стать, и в семинарию шел учиться, знал об этом. Знал, что придется подобным людям угождать, дифирамбы им петь, медальки на костюмы вешать. Знал же, ответь мне?
-Да, знал,-ответил батюшка,-знал, но не мог подумать, что это может дойти до такой степени, как у нас.
-Это еще, Витя, ничего,-продолжила матушка,-ты радуйся, что Лева не гей, радуйся, что дрючит он свою секретутку на работе, и ему этого хватает! А то было бы тебе...вспомни-ка отца Никона, как проткнуть тебя хотел! -при этих словах матушки Ольги о. Виктор неприятно поморщился, и вздрогнул- Вот, если бы подобная ситуация возникла сейчас с Левой, что-бы ты тогда делал, а? Вот бы где был действительно настоящий позор! И делать было бы нечего: пришлось бы тебе или свою задницу ему подставить, или уходить с прихода, а может быть даже и с епархии. И если уходить, то куда? Лева бы на тебя тогда точно архиерею пожаловался, нашел бы какой-нибудь предлог, и поверили бы именно ему, а не тебе. И что тогда, Витя, делать? Как жить, как детей поднимать? Так что пришлось бы тебе тогда, мой благоверный, становиться раком, и подставлять свое очко: иного выхода бы не было!
-Оля, неужели бы ты тогда смогла иметь со мной супружеские отношения, неужели тебе не было бы противно?,-спросил ее о. Виктор.
-А что тут противного: ведь ты бы не с женщиной трахался, а с мужиком. И даже не ты бы трахал, а трахали бы тебя. Так что ничего противного, и никакой супружеской измены тут нет: лишь бы эта услуга достойно была оплачиваема. Знаешь, Витя, даже и поговорка такая есть: бабло, побеждает зло! Вот так было бы и здесь. Так что будь доволен своей ситуацией, и не ропщи.
-А ведь она действительно права,-подумал батюшка,-не буду-ка я забивать голову разной ерундой, пусть себе говорит что хочет, наше дело маленькое: лишь бы деньги заплатил, и не развел, и все тут.
-Да, Оля,-сказал он жене,-твоя правда: пусть себе болтает, что возомнил,-это вовсе не означает, что на самом деле все это так. Чем бы дитя не тешилось...
Ну, вот, Витя, и хорошо,-сказала матушка,- не бери себе дурного в голову; пойдем-ка лучше чай пить.
На следующий день, где-то около 2-х часов дня, о. Виктор уже был в городской мэрии, у дверей в приемную Льва Борисовича. Вскоре дверь в приемную открылась, и в открытом проеме показалась секретарша Алина. Увидев батюшку Виктора, она состроила гримаску, презрительно фыркнула, и закрыла дверь.
Впрочем, скоро дверь опять открылась, и секретарша, обратившись к батюшке, и давясь от смеха сказала: "Святой отец Бабло, господь ждет вас, проходите".
При этих ее словах о. Виктор густо покраснел, и хотел было ответить Алине, что он вовсе не отец Бабло, а батюшка Виктор, и что к священнику нужно иметь должное уважение, но вовремя сдержался. Ведь Алина была не просто секретаршей Льва Борисовича, а еще исправно выполняла роль его любовницы, за что тот ее с избытком вознаграждал деньгами и подарками. Алина же в свою очередь очень умело использовала это свое положение, и имела сильное влияние на мэра. Порой от ее мнения зависело очень многое, поэтому ссориться с ней никто не решался. Так же и батюшка Виктор, вскипел было, но вовремя одумался, покраснел, промолчал, и опустив голову с потупленными очами, прошел в кабинет мэра.
Лев Борисович прохаживался по кабинету взад-вперед, и был в прекрасном настроении. Вся обстановка в кабинете говорила о том, что совсем недавно, на рабочем месте этого славного государственного мужа, был совершен грех прелюбодеяния между ним и секретаршей. Об этом свидетельствовал и немного примятый кожаный диван, и слабый запах спермы, смешанный с запахом дорогих духов, витавший в воздухе, и окно, которое открыли для того, чтобы поскорее улетучился этот запах. Впрочем, батюшка Виктор конечно же сделал вид, что не заметил ничего этого. Но войдя в кабинет, затворил за собой дверь, низко поклонился мэру и сказал: "Здравствуйте господин мой, Лев Борисович, по вашему указанию я явился".
-Сразу видно, что ты, Витяй, в армии не служил,-ответил мэр, свысока посмотрев на батюшку,-ну, во-первых: не поясной поклон ты должен мне ложить, а земной,-ведь я бог для тебя, а перед Богом кладут поклоны земные. А во-вторых,-не "явился", а "прибыл" надо говорить. Это черти являются, а ты же, Витя, пока еще не черт. Понял меня?
-Да, понял, господь мой,-ответил батюшка.
-Ну, а раз понял,-продолжил мэр,-тогда повторим. Выйди за дверь, и войди как положенно.
Пришлось батюшке выходить из кабинета, и снова входить, учтя все замечания мэра. Но вот, наконец, весь этот этикет был исполнен, и Лев Борисович обратился к батюшке собственно с тем, зачем его вызвал.
Ну, отец Бабло,-начал он,-радуйся и веселись! Настал твой звездный час! Завтра, в это же время тут соберутся все частные предприниматели города и района; я их вызвал всех для того, что бы они раскошелились на нужда храма. Ты, Витяй, выступишь перед ними с пламенной речью о том, что тебе необходимо оплатить работу мастеров за роспись церкви, и попросишь ни много, ни мало, а семьдесят штук баксов.
-Семьдесят штук?-удивленно переспросил батюшка.
-Да, да, семьдесят, ты не ослышался. Ведь именно такую сумму ты мне первоначально назвал, не так ли? А потом еще и сказал, что уговорил мастеров с семидесяти на пятьдесят. Помнишь это?
-Да, помню конечно,-сказал о. Виктор,-но ведь тогда я соврал вам, господь мой, за что вами же был и справедливо наказан; но потом вы по великой своей милости простили меня.
-Соврал, не соврал, сейчас это значения не имеет,-ответил мэр,-а речь идет о том, что эта работа того стоит. То есть даже не сама эта работа, а мои труды по воплощении ее в жизнь. Именно семьдесят штук баксов..., из которых двадцать ты отдашь мастерам за работу, пятнадцать, как я тебе уже говорил, возьмешь себе, ну а остальные,-господу богу твоему,-то есть мне. Ну, что скажешь? Согласен с таким раскладом?
-Да, да, конечно же согласен,-заикаясь от волнения проговорил батюшка,-как господу моему изволится, так тому и быть.
-Вот и прекрасно, что мы с этим поладили,-довольно потирая руки произнес мэр,-значит завтра, в это же время, что бы ты был тут, как штык! Дома же обдумаешь, что будешь говорить. И чтоб все складно тут у меня было, понял? Необходимо, чтоб они поверили, что сумма действительно такая. Так что ты уж постарайся; блесни своим красноречием. И смотри, что бы было все без сбоев; а иначе ожидает тебя такая кара земная, по-сравнению с которой любая кара небесная покажется детской игрой. Надеюсь ты понял меня?
-Конечно же, я все понял,-так же все заикаясь пролепетал о. Виктор,-я все сделаю именно так, как вы мне сказали. Только вот что: а если мастера проболтаются?
-Не проболтаются. Я имел с ними разговор, и они предупреждены обо всем. И о тех последствиях, которые могут быть с ними, если они что-нибудь по своей дурости ляпнут. Так что не бойся, раб мой, ведь я, господь твой, все заранее продумал, и о всем позаботился. Ну, а теперь кланяйся, целуй мне туфлю, и дуй домой. До завтра.
Батюшка Виктор положил земной поклон Льву Борисовичу, поцеловал его туфлю, попрощался, и пятясь вышел из кабинета. Весь остаток дня он провел дома, вместе с матушкой сочиняя речь для своего завтрашнего визита, заучивая и репетируя ее.
глава_2
На следующий день, без четверти два дня, батюшка Виктор был в городской мэрии, под дверями приемной Льва Борисовича. К этому моменту времени там уже собралось человек десять городских и районных предпринимателей, а остальные продолжали подходить. Судя по количеству приглашенных, встреча с мэром предстояла многолюдной. Где-то минуты три спустя, из приемной вышла секретарша Алина, поздоровалась со всеми, и обратилась к о. Виктору: "Вас, святой отец, просили подойти на второй этаж в кабинет землеустроителя".
-Вот еще, зачем это,-подумал батюшка Виктор,-ведь я еще ни по каким вопросам не обращался к землеустроителю. Впрочем, слава Богу, что она еще не назвала меня рабом, а то не избежать бы мне позора. Людей то сейчас ишь сколько.
Батюшка поднялся на второй этаж, нашел кабинет землеустроителя, постучал в дверь, но никто не ответил. Он тихонько толкнул дверь, но она оказалась заперта.
-Черт бы его побрал, этого землеустроителя,-подумал он,-так еще простоишь тут, и к Леве опоздаешь. А он этого не любит, тем-более сегодня и день такой ответственный: не было бы беды. Постою тут пару минут, подожду, может кто и придет. А если не придет, то пойду вниз к Леве. А сюда зайду уже после совещания.
Однако не прошло и минуты, как послышался дробный стук женских шпилек, и в коридоре появилась Алина. Она молча подошла к запертой двери, достала ключ, открыла ее, и жестом пригласила о. Виктора войти внутрь.
-Господь велел передать тебе, святой о. Бабло,-сказала она закрыв за собой дверь,-что бы ты его при этих людях так не называл; и не кланялся ему, а вел бы себя, как раньше. Это все нужно для того, что бы не было подозрений, что, мол, Лев Борисович хочет присвоить деньги себе, а тебя взял в сговор с собой. Ведь если ты начнешь его так называть, и кланяться ему, то все подумают, что вы оба в сговоре, и хотите присвоить пожертвованные деньги себе. Да и честно говоря, мало кто из этих людей правильно все поймет. Поэтому разговаривать будете так, как и раньше. Но это вовсе не повод, чтобы борзеть, святой отец. Понятно?
Конечно же, я все понял,-ответил ей батюшка Виктор,-все сделаю так, как просил Лев Борисович.
-Не Лев Борисович, а господь,-мило усмехнувшись поправила его Алина,-ну, давай, спускайся вниз, и жди когда он вас всех пригласит в кабинет.
Когда батюшка спустился на первый этаж, предприниматели уже заходили в приемную Льва Борисовича. Отец Виктор ускорил шаг, насколько это было для него возможным, что-бы не быть последним. Однако волновался он напрасно, так как во входную дверь с улицы только что вошли представители азербайджанской диаспоры. Тем не менее батюшка спешно прошел в кабинет, и сел в самом конце длинного стола.
Льва Борисовича в кабинете еще не было, и приглашенные шумно беседовали между собой, гадая и обсуждая причину этого собрания.
-Смотри-ка,-сказал один из бизнесменов своему другу,-и поп здесь. Его то зачем позвали?
-А сейчас без попов никуда,-ответил его друг,-сейчас везде попы. Раньше парторги и райкомовские инструктора были, а теперь попы. И Путин с попами, и губернаторы, и мэры, и херы, и все с попами. Видите-ли, на все теперь благословение просят. Скоро посрать пойти,-и то, надо будет благословение у них брать, а иначе,-никак! При этих словах оба засмеялись, и посмотрели на батюшку Виктора, который густо покраснел, и уставился в стол.
Но вот, наконец, в дверях появилась фигура мэра, следом за которым показалась складненькая фигурка Алины, и гвал начал постепенно затихать. Войдя в кабинет Лев Борисович со всеми поздоровался, и уселся за стол. С боку его стола, придвинув стул, уселась Алина, с блокнотом и ручкой.
-Ну, дорогие наши предприниматели,-начал мэр,-наши Рокфеллеры и Ротшильды, на плечах которых держится вся экономика района, позвольте вам объяснить причину по которой вы здесь. Впрочем, лучше это сделать не мне, а виновнику этого собрания, которого, надеюсь вы все знаете,-отцу Ба... простите, отцу Виктору. Вам слово, святой отец.
При этих словах мэра взгляды всех дружно устремились на батюшку. Отец Виктор встал из-за стола, и запинаясь в словах, сбиваясь с мысли, и останавливаясь, начал рассказывать про значение веры в Бога для каждого человека, про храм, храмовое благолепие, и постепенно подошел к тому, что для полноты восприятия и ощущения Божественной благодати, храм нужно расписать изнутри. Рассказал батюшка и о том, что мастера для этого наняты и работают; что сделана уже огромная часть работы, и о том, что для оплаты всего этого нужна кругленькая сумма,-ни много, ни мало, а $70 000; и о том, что верующие собрать такие деньги не в состоянии, и поэтому он попросил Льва Борисовича помочь в этом благом начинании.
-По-моему все тут ясно и понятно,-произнес мэр, когда батюшка закончил,-у кого есть какие вопросы, прошу задавать святому отцу.
-А почему такая большая сумма,-спросил один из коммерсантов,-не ужели нельзя было найти работников подешевле?
-Это очень хорошие мастера,-ответил батюшка,-они работают в Почаевской Лавре, соблюдают древние технологии, и пишут иконы согласно древним православным канонам.
-А что это за такие каноны, которые стоят столько денег?-задал вопрос другой предприниматель.
-Каноны, Павел Михайлович,-вмешался тут Лев Борисович,-это такая штука...ну представь себе, что ты зашел в общественный сортир, и вокруг тебя разные, там, надписи на стенках, рисунки, и все такое прочее. А потом ты пошел в Третьяковку,-а там Врубель, Рембрант, Васнецов, и другие знаменитости. Так где тебе приятнее находиться, в сортире, или в Третьяковке?
-Конечно же в Третьяковке,-ответил мэру Павел Михайлович.
-Вот то-то и оно,-продолжил сравнение мэр,-в иную церковь зайдешь, например, как к нашему второму батюшке,-отцу Николаю,-и скорее хочется оттуда выйти: тот же сортир, только унитаза не хватает; а в нашу придешь,-так и уходить не хочется,-такая красота кругом! Да вы, что-бы мне не быть голословным, сходите туда сами, и посмотрите, как работают эти чудо-мастера, и какие шедевры они создают. За такую красоту и денег никаких не жалко! Скажу вам всем еще и то, что сначала они просили больше,- $100 000, но нам с о. Виктором удалось их уговорить на меньшую сумму, и они согласились. Да, наш Глухов городок небольшой, но я считаю, что наш храм должен быть не хуже, чем, например, Княженский, или Ильинские соборы. Ведь даже не для себя, для потомства строим. Потом вы все и сами знаете, в какой стране мы живем: сегодня $ 70 000,-это о-го-го! А завтра инфляция тебе, и тьфу! За эту сумму, простите меня за сравнение, и посрать не сходишь; я конечно утрирую, но суть такова.
-А разве нельзя было найти своих, Российских мастеров?-спросил один из присутствующих,-что, обязательно надо было из Почаева гостербайтеров приглашать?
-Да я никого и не приглашал,-сказал о. Виктор,-промыслом Божиим они сами как-то объявились тут, и предложили свои услуги. Вот я и подумал, если это промысл Божий, то зачем отказываться, или еще кого-то искать? Ведь от добра добра не ищут. Для верности я позвонил и в Почаевскую Лавру, и там мне все про них подтвердили,-дали самые положительные отзывы. Зачем же еще искать непонятно кого?
-Тут я полностью поддерживаю святого отца,-вмешался опять мэр,-своих то мастеров нет. Посмотрите вокруг себя: народ наш в основном спился, скурился, скололся, в церковь их на аркане не затащишь-откуда же тут будут мастера? А на Западной Украине, в Бендерстане, уж что-что, а в Бога верят все. Я как-то отдыхал в Трускавце, в санатории, так скажу вам, видел там, среди местных, и пьяных, и сраных, и матерщинников,-хватает всех, как и у нас. Но в воскресенье, или в христианские праздники,-все в церковь идут, как один! У нас молитву "Отче наш" наверное знает то один из ста, а там, кого ни спроси,-тебе сразу же ответят. Поэтому и с мастерами там не такой дефицит, как у нас. Да, конечно можно было бы пригласить мастеров из Москвы, или из Питера. Но те знаете какие дорогие? Знаете сколько бы загилили? Поэтому я решил, что это для нашего города самый оптимальный, так сказать, бюджетный вариант.
Тут взял слово представитель азербайджанцев Кадыр Джафаров: "Нам тут в обшем все понатно, и вапросов нэт. То ест одын вопрос ест: в Глуховэ азербаджан уже много, и как вы всэ знаетэ, мы исповэдуэм ислам. Мачет пора строит, а мы должны жертвоват на христыанскый храм. Как это понимат, и как это объяснит моим землакам?
-Если вы решите, конечно-же, мы обязательно займемся и постройкой мечети,-ответил Лев Борисович,-я с радостью, с большим удовольствием поддержу это начинание. И землю выделим, и средства всем миром будем собирать, и домик для муллы построим...в общем, я двумя руками за. А как же, ведь ислам,-это одна из традиционных религий России.
-Я нэ о том,-продолжил Джафаров,-я о том, будут ли христыанский предпринымател жертвоват на мачет?
-Отец Виктор,-обратился к батюшке Лев Борисович,-ответьте на этот вопрос нашему многоуважаемому Кадыру Расуловичу. Что вы, как духовный отец и православный пастырь на это скажите?
-Я скажу то,-запинаясь начал батюшка, не ожидав такого поворота дел,-что мы все чада Божии,-всех Господь сотворил, всех любит, и дал каждому народу свою религию, которые все ведут к Нему, к Творцу. Ведь и в исламе, и в христианстве, и в иудаизме,-одни и те же заповеди, и молимся мы одному и тому же Всевышнему. Для меня, например, все равно, какую религию исповедует человек, лишь бы он был верующим, а так, спасительны все религии. Поэтому я с радостью поддержу строительство мечети, и даже более того, на проповеди буду призывать своих прихожан материально поддержать это дело Божие.
-Батюшка Виктор у нас...как это называется...такое слово иностранное...,-тут Лев Борисович задумался.
-Экуменист,-вставила Алина.
-Вот, вот,-радостно повторил мэр,-экуменист! Ведь правда, о. Виктор?
-Да,-ответил тот,-я всегда был экуменистом, всегда слушал, и слушаю "Слово пастыря", которое ведет митрополит Кирилл Гундяев. Он для меня образец святителя и проповедника,-мой кумир!
-Не сотвори себе кумира,- ведь так кажется сказано в заповеди, не так ли?-обратился к батюшке один из бизнесменов,-а вы говорите,-мой кумир. Как это сочитаеться с заповедью, поясните нам, святой отец?
-Кумир в положительном смысле этого слова, то есть пример для подражания,-ответил батюшка,-но не более того.
-Харашо,-Кадыр Расулович прервал этот диалог, чем избавил о. Виктора от неприятной ситуации,-повэрим вам на слово. Еслы сам Лэв Борысович поддэрживает это дэло, поддэржим и мы.
-Вот и прекрасно, господа,-сказал мэр,-я думаю, что вопросов больше нет. Будем же расходиться. Как говориться,-время-деньги, а у меня сегодня столько неотложных дел! Да и у вас, я думаю, то-же. Пожертвования просьба вносить на банковский счет Благовещенской церкви. Сейчас Алина раздаст каждому из вас карточку с банковскими реквизитами. Я же прощаюсь с вами, и желаю вам удачи. До свидания, до новых встреч.
Попрощавшись с каждым за руку, мэр вышел из кабинета. Вслед за ним постепенно начали расходиться и предприниматели. Батюшка Виктор тоже поспешил на выход: сердцем этот ревностный пастырь божий (тут слово "божий" я нарочно пишу с маленькой буквы, поскольку надеюсь, что каждому понятно, какому богу так ревностно служил этот батюшка) предчувствовал, что именно сейчас ему могут начать задавать вопросы, на которые отвечать вовсе не хотелось. Поэтому он решил в данной ситуации спасаться бегством; да и в церкви его ждали неотложные дела: на половина четвертого дня он назначил совершение требы,-чин вознесения души в рай,-а было уже где-то около четырех, поэтому надо было поспешить.
глава_3
Вскорости после этих событий, на банковский счет Благовещенской церкви, стали поступать первые пожертвования; потом еще, и еще. И так, где-то в течении месяца, собралась необходимая сумма,- $70 000. Батюшка просто ликовал от счастья! Частенько, собравшись с матушкой вечером за рюмочкой водки, они предавались мечтам,-что можно будет сделать на полученную ими, честным трудом заработанную долю. Конечно же в голове частенько возникала мысль: "А что, если этот пройдоха Лев Борисович возьмет, и кинет их на деньги?" Но эту мысль они всячески старались гнать от себя, придумывая множество причин, которые железным заслоном становились на пути этого страшного греха. Батюшка Виктор периодически звонил мэру, и ставил его в известность о сумме пожертвований, хотя, конечно это было излишним, поскольку тот и так прекрасно знал от директора банка истинное положение дела. Но вот, наконец о. Виктору позвонил сам Лев Борисович, и сказал, что бы он на следующий день снял все деньги со счета, и в три часа дня прибыл с деньгами к нему. Батюшка так и поступил; и на следующий день, без четверти три дня, уже стоял в городской мэрии под дверьми в приемную Льва Борисовича. К своей широкой груди он прижимал небольшой портфельчик, в котором находилась великая святыня, можно сказать вся его жизнь,-семь тугих пачек с новенькими стодолларовыми купюрами, по сто баксов в каждой.
Но вот, наконец дверь в приемную открылась, и на пороге появилась Алина. Сегодня она была в новой сильно декольтированной блузе, кожаной мини-юбке,-едва прикрывающей зад,-ботфортах на высокой шпильке, и ажурных чулках. Пахнуло сильными и дорогими духами. Батюшка Виктор невольно залюбовался ее видом и подумал, что его матушке конечно же и рядом не стоять с такой красавицей, и что не плохо было бы и ему иметь такую секретаршу, но ...сейчас для него это не возможно, и остается только мечтать, поскольку для мечты нет предела,-ей возможно все.
-Батюшка Бабло,-певучем голосом произнесла Алина,-входите же, мы вас уже давно ждем. Почему вы позволяете себе опаздывать? Ваш господь уже места себе не находит, уже собрался посылать за вами, а вы где-то прохлаждаетесь!
-Да я во время,-запинаясь проговорил батюшка,-как договорились, на три часа дня.
-Объяснять будете не мне,-возмущенно продолжила секретарша,-вместо извинений он еще и оправдывается, а еще священник! Чему же вы прихожан то своих можете научить? Где же ваши кротость и смирение? Где же ваша духовность?
Тут о. Виктор решил, что лучше ему будет вообще не вступать ни в какие дебаты с Алиной.
-Вот тебе и начало, очень многообещающее,-пулей пронеслось у него в голове,- интересно, что же дальше то будет? Неужели это развод? Неужели он придумал причину, что бы отобрать у меня мою долю?
Но тут мысль его прервалась, так как открылась дверь в кабинет, и показался сам ОН,-Лев Борисович. Лицо мэра было суровым, а глаза метали громы и молнии. Ни поздоровавшись с батюшкой, и вообще, ничего не сказав ему, мэр пальцем поманил его к себе. В голове у батюшки все поплыло, ноги сделались, как ватные, и собрав последние силы, что-бы не упасть, он прошел в кабинет, после чего дверь за ним закрылась.
-Ты что-ж это себе позволяешь?-побагровев в лице рявкнул на батюшку мэр,-тебе было сказано прийти в два часа, а ты пришел в три, на час позже! Ты что, в конец оборзел, бунтовать решил? Так я тебя сейчас быстро поставлю на место!
-Но господь мой,-срывающимся от волнения голосом пролепетал о. Виктор,-вы назначили мне на три часа дня, вот я и пришел, как мы договорились.
-Ты еще смеешь мне возражать? Более того, обвиняешь меня во вранье?-топнув ногой закричал на батюшку мэр. Он подошел к столу и нажал на кнопку вызова секретарши. Через мгновение дверь кабинета открылась, и вошла Алина.
-Алинка,-изменив тон обратился к ней мэр,-вот ты живой свидетель; скажи нам, в какое время я назначил моему рабу прийти?
-Сегодня, в два часа дня,-ответила секретарша,-вы при мне ему звонили и говорили. Я сама, лично слышала.
-А он имеет наглость утверждать, что в три,-сделав удивленное лицо сказал мэр.
-Вот видишь, отец Бабло,-обратился он к батюшке,-твой господь, и его верная помощница,-кстати, твоя госпожа,-говорят тебе, что ты не прав, и обличают тебя в неправдоглаголании,-во грехе,-а ты имеешь наглость отпираться, и более того, пытаешься переложить свой грех на нас. Но ничего у тебя не выйдет! Алинка, как ты думаешь, что мне сделать с ним за его вранье?
-Наказать,-ответила секретарша,-но только не здесь, Лев Борисович. А то еще обосрется, как в тот раз, и потом кабинет и приемную не выветришь. Ведь вы помните, сколько я тогда духов и дезедорантов вылила, прежде чем этот запах ушел?
-Конечно помню, тогда от вони еле сдыхались,-мэр состроил брезгливое выражение на лице,-хорошо, Алина, иди к себе в приемную, я тут с ним сам разберусь.
Тут батюшка понял, что хитрый и коварный Лев Борисович придумал предлог, что бы развести его но деньги, и что это у него получилось.
-Сейчас заберет все,-подумал он,-вот это и будет наказание. Однако попробую же сделать все возможное, что только от меня зависит, и смягчить его гнев. Может все таки он смилостивится?
Поэтому, когда Алина закрыла за собою дверь, о. Виктор упал на колени, стал целовать ноги Льву Борисовичу, и просить, что бы тот помиловал его: как господь явил бы на нем свое милосердие. Эта сцена продолжалась где-то минут пять: батюшка Виктор плакал и завывал, а мэр был неприступен, как скала. Но вот, наконец, усилия о. Виктора возымели свое действие, и мэр смягчился.
-Ладно,-произнес он,-я помилую тебя, своего раба. Но с тем, что ты впредь не будешь мне ни в чем перечить. Однако наказать тебя все-таки надо. Выбирай сам себе наказание: либо я накажу тебя деньгами, либо ты исполнишь два желания,-мое, и Алины. Что ты выбираешь, а?
-Конечно же исполнение желаний,-ответил батюшка,-ведь деньги мне так нужны! Мы уже и домик с матушкой присмотрели, и задаток уже дали...если вы, господь мой, накажите меня на деньги, то мне лучше тогда и не жить!
Видимо, такой поворот дела очень пришелся мэру по душе: все его существо выражало это,-он самодовольно поглаживал свой галстук, и улыбался.
-Хорошо, Витяй,-сказал он,-давай сейчас разберемся с баблом, а потом уже будешь исполнять желания. Ты, надеюсь, бабло принес?
-Да,-ответил батюшка,-оно у меня здесь, в портфеле.
-Так давай его сюда,-мэр протянул руку, и забрал портфель у батюшки.
Лев Борисович открыл портфель, и достал оттуда главное сокровище,-то, из-за чего собственно батюшка Виктор согласился на добровольное рабство, и страшные унижения, а именно,-семь новеньких, туго перетянутых бумажными лентами, пачек стодолларовых купюр,-по сто штук в каждой.
Лев Борисович внимательно осмотрел каждую из них, а потом, обращаясь к о. Виктору сказал: "Ну что-ж, деньги любят счет, а заодно проверим и тебя, Витяй, на фу-фу".
После этого мэр вскрывал каждую пачку, и внимательно, по два раза пересчитывал деньги. Батюшка Виктор в это время стоял в углу кабинета, внимательно следил за руками мэра, и был ни жив, ни мертв. Пересчитав деньги, и оставшись довольным результатом, мэр отсчитал 150 стодолларовых купюр, сложил их стопкой, перевязал резинкой, и положил в портфель о. Виктора. Остальные же деньги он разложил по стопкам на глаз, так же перевязал, и убрал в ящик своего рабочего стола.
-Ну что, Витяй,-сказал довольно мэр, потирая руки,-все бабло в целости и сохранности; ты ничего от меня не утаил, и принес все. Ну, а если бы я не досчитался хотя-бы одной бумажки, то был бы тебе пиндык! Надеюсь, мои слова не требуют пояснения?
-Конечно же,-ответил батюшка,-не требуют. Да я даже и мысли не допускал что-либо оттуда взять. Все вам, господь мой и бог, все до единого цента принес!
Тут батюшка явно лукавил: ох, как не хотелось ему нести деньги мэру; как хотелось забрать все себе! Но он очень хорошо понимал, чем может закончиться такой его поступок; понимал, что тут уже пенделями не отделаешься, а расплачиваться придется по полной,-всем своим имуществом, и собственной свободой.
-Да, действительно, довольно произнес мэр,-Господь Бог видит все с неба, а я,-с земли. О каждом твоем шаге, Витяй, мне сегодня докладывали, и ты поступил абсолютно правильно, что принес мне все. За это, как я тебе и обещал, ты получишь свою долю,-пятнадцать штук баксов, которые уже дожидаются тебя в твоем портфеле,-но сперва я должен тебя наказать, как и говорил недавно тебе. Наказание же ты выбрал для себя сам,-исполнение двух желаний: одного моего, и одного Алинкиного. Вот с последнего мы сейчас и начнем; будем джентельменами, и уступим даме.
С этими словами Лев Борисович нажал на кнопку вызова секретаря, дверь в кабинет открылась, и зашла Алина.
-Алина,-обратился к ней мэр,-наш раб готов, и горит желанием исполнить любую твою просьбу. Надеюсь, ты уже придумала какую?
-Да,-ответила секретарша,-думала я, думала,-и придумала вот что: я хочу, что-бы этот поп одел на меня сапожки, застегнул на них молнии, и поцеловал концы их каблучков, то-есть шпилек. А потом лег бы на пол мордой вниз, и я наступила бы ему одной ногой на шею. Вот такое мое желание. Этот перформанс будет называться,- "поп у меня под каблуком".
-Алинка, я же буду сильно ревновать, когда он будет снимать и одевать на тебя сапоги, прикасаться к этим божественным ножкам; пожалей меня, так не честно,-смеясь сказал ей мэр.
-А вы не ревнуйте, Лев Борисович,-усмехнулась секретарша,-во-первых, я думаю, он не сделает лишних движений, а во-вторых, вам нечего меня ревновать, поскольку на работе я всецело принадлежу вам.
При этих ее словах они оба рассмеялись.
-Смотри мне,-с угрозой в голосе сказал мэр батюшке,-что-б было все чинно и без шуток.
Алина села на стул, сняла ботфорты, и отдала их батюшке Виктору; а сама вытянула вперед ноги. Батюшка сделал все, что ему полагалось: одел на секретаршу ботфорты, застегнул молнии, поцеловал кончики каблуков,-причем делал все это стоя на коленях,-а потом лег на пол вниз лицом. Алина встала со стула, и одной ногой наступила о. Виктору на загривок. Шпилька с силой вдавилась в тучный затылок батюшки, ему стало больно, и он закряхтел.
-Терпи казак, атаманом станешь,-смеясь сказал мэр,-жизнь подкаблучника, брат, штука страшная. Алинка тебя тут азам семейной жизни немного поучит, глядишь, дома тебе этот урок пригодится,-легче под каблуком матушки будет.
Так продолжалось где-то с полминуты, и неизвестно, что-бы еще придумала Алина, как бы еще издевалась над батюшкой, но в это время в дверь кабинета постучали, и раздался женский голос: "Алина, ты здесь?"
Услышав это Алина убрала ногу с загривка о. Виктора, и сказала: "Лев Борисович, с него хватит, он мое желание исполнил. Я пойду, ко мне в гости Юля пришла; мы с ней тут будем, в приемной."
-Ну, иди, иди,-мэр улыбнулся,-а мы с батюшкой тут еще останемся на пару минут: он должен еще и мое желание исполнить. Только вот что: под дверью мне не стойте, а идите к окну,-там курите и болтайте себе, сколько хотите.
-Ну а теперь,-мэр взял со стола батюшкин портфельчик с деньгами, и обратился к нему,-становись, Витяй, на четыре кости.
Батюшка послушно встал на карачки, и поднял кверху задницу для пенделя.
-Что, пендель будете давать?-спросил он.
-Подожди,-мэр вдруг принял серьезное выражение лица,-пенделя получишь чуть позже, а пока надо получить бабло. Ты видел когда-нибудь, как собаки служат?
Отец Виктор послушно стал на колени, согнул руки в локтях, и залаял: "Гав-гав, гав-гав, у-у-у-у-у, гав-гав".
-Голос, Витяй, голос,-не унимался мэр, сквозь слезы давясь от смеха,-служи! Ну, а теперь открой рот, бери в зубы портфель за ручку, и малость постой так! Да...вот это так перформанс!!! Даже о таком и не мечтал никогда, что поп будет, как барбос, мне служить! Ну, молоток: так рассмешил, так рассмешил! А теперь, становись напротив двери раком, а портфель в зубах держи. Вот так! Этот перформанс будет называться: "первая космическая ступень".
Батюшка Виктор уже догадался, что хочет от него мэр, и приготовился к тому, что бы руками толкнуть дверь и вылететь в приемную, когда получит поджопник. Однако волновался он напрасно; ибо когда этот чудный государственный муж с разгона влепил ему пендель, он еле успел выставить руки впереди себя. У батюшки было такое впечатление, что в задницу ему приложили огромной кувалдой: его ноги оторвались от пола, и он, как ракета, полетел в приемную, едва не сорвав дверь с петель, и растянулся на полу.
Алина, и ее подруга Юля, в это время стояли около приоткрытого окна, и курили. Увидев вылетевшего, как ракета, из кабинета мэра батюшку с портфелем в зубах, они застыли от удивления, и стояли с открытыми ртами.
Через пару секунд из открытой двери появился Лев Борисович, все существо которого выражало неописуемую радость и ликование.
-Ну, что, святой отец, ты не ушибся?-поинтересовался он у батюшки,-готов ко второй ступени? Если не готов, то перенесем на следующий раз.
-Нет уж, давайте сейчас,-с трудом поднимаясь с пола жалобно произнес о. Виктор,-не будем уж откладывать, я не хочу быть перед вами должником.
-А ты и так мой должник,-ответил ему мэр,-должник, до гробовой доски. Ведь если бы не я, кем бы ты был сейчас, а?
-Лев Борисович,-вдруг вмешалась в этот разговор Юля,-пожалейте его, не надо его больше наказывать! Он все понял, и больше так вести себя не будет! Нам с Алиной его жалко!
-Да, действительно, пожалейте его,-вторила ей Алина,-он уже искупил свою вину, пусть идет себе домой. Нам его стало жалко! А потом, вдруг еще обосрется? Тогда действительно, не оберешься проблем.
-Говорите пожалеть его?-переспросил девушек мэр,-ну ладно, если вы уж так просите, то пожалею. День сегодня очень удачный, и настроение у меня прекрасное: молодость вспомнил...такие пендели провинившимся комсомольцам раздавал! Как торпеды у меня летали!
-Да мы уж видим,-сказала Юля затягиваясь сигаретой,-что в этом деле вы мастер! Равных вам нету.
-Сейчас уж годы не те,-постарел я,-а все равно, силу еще чувствую. Ну хорошо, Витяй, благодари милых дам, что они избавили тебя от справедливой кары. Давай, одевайся, забирай свой портфель, и иди домой,-отдыхай. А мы тут с девчатами немного посидим, за жизнь поговорим. Если же ты мне будешь нужен, то я сам тебя наберу,-с этими словами мэр пошел к себе в кабинет, и закрыл за собой дверь.
-Благодарю вас,-сказал батюшка, отряхиваясь, и обращаясь к девушкам,-если бы не ваша помощь, не знаю, вытерпел бы я, или нет,-уж слишком сильно он бьет, как кувалдой! Такого еще со мной никогда не приключалось. А ведь, как я понимаю, меня ожидало еще два пенделя.
-Вы, святой прелат, правильно все поняли,-заметила Алина,-этот перформанс назывался: "три космические ступени". Первая, которую вам посчастливилось пройти, была в кабинете господа бога вашего; вторая должна была состояться тут,-в приемной; ну а третья, самая главная, в коридоре мэрии,-перед входной дверью на улицу. Так что одними благодарностями вы не отделаетесь,-их в карман не положишь. Сегодня уже ладно, не будем вас напрягать, о вот в следующий раз, когда придете, то принесете четыре пачки "НАТ ШЕРМАН", коробку шоколадных конфет, баночку растворимого кофе, и пару пачек хорошего чаю. Ну, и два букетика роз, разумеется. А сейчас я вам советую поскорее убраться отсюда, пока ваш господь из кабинета не вышел. А то увидит вас тут, и передумает,-придумает с вами еще чего-нибудь.
-Торопило, торопись!-поддержала подругу Юля, обращаясь к батюшке.
-И действительно, чего это я еще жду? Не нарваться бы на новые приключения,-подумал о. Виктор,-надо скорее отсюда линять.
Батюшка поспешно снял с вешалки свое пальто, попрощался, и вышел из приемной.
-Алина, что тут у вас происходит?-спросила Юля свою подругу,-мне совершенно непонятно. Что, этот поп у вас тут оформлен, раз Лева его пинком под зад из кабинета выпроваживал? Расскажи мне! Правда, это очень интересно! Я еще в своей жизни подобного ни разу не видела, что бы поп ходил в мэрию, и получал от мэра пинком под зад. Ведь это самая настоящая комедия!
-Я толком и сама не знаю, Юль,-ответила Алина подруге,-он и раньше ходил сюда, к Леве, но ничего подобного не было. Отношения между ними были нормальные, а этой осенью все изменилось. Сначала пришли азера, и пожаловались на него, что он что-то в своих "Пастырских беседах" отморозил,- обвинили его в межнациональной розне. Но это Лева вроде бы все уладил. Потом какие-то мастера приходили,-церковь собирались расписывать. Вот после этого все и началось. Видимо, наш прелат захотел на этом наварить, а Лева его поймал, что называется на живую, улики имеет против него. После этого-то батюшка Виктор и признал Леву за господа бога своего. Леве, видимо, так захотелось. Он мне как-то рассказывал, что всю жизнь мечтал над попами поиздеваться, но случая такого ему не предоставлялось. А вот тут наш батюшка провинился, и предоставилось...видимо, Лева его на крючке крепко держит! Ну а тут, наверное, еще что-нибудь отморозил, раз такую экзекуцию поимел. Я если что-нибудь новое узнаю, обязательно тебе расскажу.
-Алина, если я правильно тебя поняла, то он что, Леву считает самим Господом Богом?
-Ну да...то есть, конечно, он так не считает, но признает, что сейчас он для него является как Господь Бог.
-Вот это да!-Юля явно была в недоумении,-чтоб священник признавал человека за Бога? Такого я еще в своей жизни не слышала, и не видела!!! Чему ж такой поп людей то может научить? Это очень хорошо, что я сегодня про него такое узнала, теперь я в его церковь больше никогда не пойду!
-А куда же ты тогда пойдешь, уж не к Николаю ли? Смотри, Юля, дело конечно твое, куда ходить, и ходить ли в церковь вообще. Но не забывай, подруга, где ты работаешь, и где живешь. Ведь Колян сюда не вхож: не почитают его тут, и не уважают. Да и нас, то-есть властные структуры, он просто ненавидит, и более того, доходят слухи, что он призывает свою паству к сопротивлению и свержению этой власти, и восстановлении монархии, то-есть царизма. Если ты туда пойдешь, то на тебя сразу же донесут,-ведь Глухов это большая деревня,-и тогда прощай, подруга, насиженное местечко, хорошая зарплата, интересная работа, и много, много, всего хорошего. Я бы на твоем месте не рисковала. Наоборот, теперь к нему в церковь можно ходить, как в театр: один вид этого шута чего стоит! А если знаешь еще что он тут творил,-то позитивчик, как минимум на день, тебе обеспечен. И еще, Юлька, прошу тебя, о том, что ты здесь сегодня видела, и что я тебе рассказала,-никому ни слова! Подставишь и Леву, и меня.
-Естественно, Алинка, ведь мы с тобой не первый год знакомы. Не скажу никому, и ни гу-гу об этом. Считай, что я ничего не видела, и ты мне ничего не говорила. А теперь прошу тебя, ответь мне на один вопрос: ты говоришь, что Николая тут не уважают, а что, разве это чучело в рясе достойно уважения? Я не представляю, как его жена, зная все это, с ним живет! Как можно ложиться в постель с человеком, которого только что пинками выпроваживали из горсовета, причем который сам, добровольно, подставил свою жопу? С человеком, который за деньги и Господа Бога, и Мать родную продаст?
-Насчет матери не знаю, а то, что Господа Бога он уже продал,-это факт,-Алина засмеялась,-ну что-ж, я думаю, что он относится к такому типу людей, которые за деньги готовы на все. И жена его, наверное, точно такая,-далеко от него не ушла. Ты наверное слышала изречение, что Бог парует, то-есть каждому определяет пару по его характеру,-вот так и тут. Что же касается уважения, то этого рясоносца тут у нас не уважает никто. Просто, он Леве полезен: тявкает себе, как пес, когда Леве надо. Ну и на людей влияние оказывает: слушают его многие,- как-никак, все таки, с понтом, батюшка. Слушают, и ведутся на наш развод. Короче, Юля, я тебе скажу, что он такой же, как и мы,-только в рясе! Он вовсе никому не опасен, и будет при делах при любой власти: ему все равно кто, лишь бы бабло в кармане клацало. А вот Николай,-это совсем другой человек, тот очень опасен,-это волк, да и не просто волк, а целый волчище! Если вдруг что не так, если наша власть пошатнется, он первый организует людей чтобы нас стреляли и вешали; от него пощады не жди никто!
-Алина, а ты знаешь, мне в последнее время очень стали нравиться волки,-то-есть люди, способные на поступок. А Николай именно такой.
Алина затянулась сигаретой, и с недоумением посмотрела на подругу.
В это время отворилась дверь кабинета, и на пороге появился Лев Борисович. Он был явно в приподнятом настроении, улыбался, и на свой собственный мотив пел стихи Ивана Семеновича Баркова, поэзию которого очень любил, и многие стихи которого знал наизусть:
...У изголовья милой пары
Стоял Амур мой в стороне,
И напевал он страсти чары
Моей возлюбленной чете.
Амур, Амур немой свидетель
Неописуемых картин,
Скажи, не ты ли сцены эти
Нам навеваешь ? Ты один.
У всех времен, у всех народов
Любви поэзия одна,
И для красавцев и уродов
Она понятна и родна.
И штукатур простой, и зодчий
И светский барин, и босяк,
Перед амуром равен всяк,
И среди дня и среди ночи.
Перед Амуром нет различий,
Санов и рангов - все равны.
Ни этикетов, ни приличий,
Есть только юбки и штаны...
-Что это вас, Лев Борисович, на песни вдруг потянуло?-улыбаясь промурлыкала Алина.
-Да и не только на песни; мне надо с тобой кое о чем поговорить. Так что жду тебя в кабинете. Накурились, наговорились вы с Юлей, а теперь пора приступать к работе. Так что прощайтесь, и по местам.
Алина многозначительно посмотрела на Юлю, подруги попрощались, и Юля вышла из приемной, дверь которой за ней закрылась на ключ.
глава_4
Батюшка Виктор, после того, как поспешно покинул приемную мэра, первым делом проверил на месте ли деньги. Он расстегнул портфель дрожащими от волнения руками, засунул туда руку, и к великой своей радости нащупал пачку с долларами. Но и этого ему показалось мало: батюшка достал деньги из портфеля на свет Божий, конечно не полностью,-вдруг кто-нибудь в это время появится в коридоре,- а так, что деньги были видны только ему. Да, действительно, это были настоящие баксы, перевязанные той самой резинкой, которой совсем недавно их связал Лев Борисович. Батюшка, при виде денег, затрясся от радости, застегнул портфель, и поспешил на выход, на улицу. Там он быстро нырнул в машину старосты, которая поджидала его, и поехал домой.
В этот вечер, в доме о. Виктора, радости не было предела: они вместе с матушкой Ольгой пять раз вместе пересчитывали деньги. Все было точно,-мэр не обманул. После того, как, наконец, деньги были убраны в укромное место, батюшка Виктор рассказал подробно все, что ему пришлось сегодня пережить у мэра. Умолчал он только о Алине,-об исполнении ее желания. Он боялся, что Ольга могла правильно эту ситуацию не понять, и заподозрить его в измене. Но даже, если-бы и не заподозрила, то все равно, это было бы ей неприятно, и легло бы тенью на их отношения. А зачем огорчать человека? Ведь сегодня такой счастливый день! Да, ему конечно же пришлось унизиться и пострадать, ну так не безплатно же!
-Витя, ты самый настоящий мученик,-сказала матушка, обращаясь к нему,-такое претерпеть не всякий сможет. И все это ты терпел ради семьи, ради нашего с тобой благополучия. Вот это действительно подвиг! Давай же выпьем с тобой за удачу, за осуществление наших планов, за то, что-бы ты и дальше проявлял терпение в достижении наших целей, и за то, что-бы у нас с тобой всегда водились деньги. Ведь это самое главное в жизни: если они есть,-есть все! А если нет, то и жить нет никакого смысла.
Вскорости после этого батюшка Виктор купил двухэтажный домик в центре Глухова, сделал там прекрасный ремонт, и переехал с семьей жить туда.
Матушка Ольга на следующий день купила все то, что просила батюшку принести Алина за оказанное заступничество, и сама отнесла все это ей в мэрию.
Лев Борисович вскорости обзавелся новой иномаркой, а Алина приобрела себе на зиму очень красивую короткую норковую шубку и чудесные зимние сапожки из княженского бутика.
Мастера-художники тоже получили свои честно заработанные деньги: правда вместо двадцати тысяч они получили только восемнадцать: Лев Борисович популярно объяснил им, что две тысячи они проели и прожили. Мастера стали было возмущаться, но всесильный мэр посоветовал им забрать деньги, и ехать подобру-поздорову домой. В противном случае, намекнул он им, они рискуют остаться и без денег, и без здоровья, а может быть даже и без свободы.
Скажу вам, почтенные читатели, по секрету, что эти две штуки кровно заработанных мастерами баксов, все пошли на оплату Алининых покупок: Ведь не из своего же собственного кармана должен был этот образцовый Российский чиновник оплачивать прихоти своей секретарши? Я думаю, что каждому из нас известно, как не равнодушны женщины, тем более молодые, к красивым, дорогим, и модным вещам; тем более, если эта девушка вдобавок ко всему еще и секретарша мэра. Тут уж без фартовых прикидиков, и интимных принадлежностей никак не обойтись. А все это стоит денег, и не малых!
И если сей почтенный государственный муж возьмет на свои плечи тяжкий груз капризов собственной секретарши, то что же останется ему самому? Как видный государственный чиновник может урезать свои расходы, которые из года в год только растут? Ведь стоящему на высоте и надо много, а находящимся внизу, тем более гасторбайтерам-мастерам, хватит и малого для полного счастья. Именно так рассуждал Лев Борисович, и поэтому в своем таком поступке не видел никакого греха.
Вот так закончился этот эпизод жизни батюшки Виктора. Некоторое время все было тихо, и никто его после происшедших событий никуда не вызывал, и не трогал, но потом...впрочем, все по порядку.
Так в домашней суете летело быстро время; вот прошел Рождественский пост, и наступил великий Праздник Рождества Христова, который сие святое и праведное семейство встретило в новом собственном доме. Батюшка Виктор и матушка Ольга радовались жизни: постепенно начинали сбываться их заветные мечты, и жизнь поворачивала свой ход в нужном направлении. Правда было нечто, что омрачало радость бытия этой "богобоязненной" четы,-отсутствие собственного похоронного бизнеса, который мог бы принести нашим образцовым супругам немалый, и причем очень стабильный доход.
Ведь как известно, смерти еще никто избежать не смог: она общий удел всех живущих на земле человеков; даже Сам Господь наш, Иисус Христос, будучи совершенным Богом и совершенным человеком, однажды прошел ее врата. Но прошел для того, чтобы потом воскреснуть, и сообщить это свойство всем живущим на земле. Но воскреснем мы при Втором Страшном Пришествии Его, для Страшного Суда, для метаистории, которая будет для одних блаженна, а для других ужасна, как о том свидетельствуют нам Священное Писание и Отцы. Пока же мы живем здесь, на грешной земле, и Царствие Небесное, по словам нашего главного героя,-батюшки Виктора,-"то ли будет, то ли нет", а вот смерть,-штука реальная. Да не просто реальная, а очень выгодная и прибыльная, особенно после развала Советского Союза и перестройки, когда многие наши граждане лишились элементарных человеческих условий существования, и стали умирать сотнями тысяч.
Можно купить продукты и одежду подешевле, можно экономить на собственном здоровье,-не посещать врачей, и лечиться самому,-можно экономить газ, электричество, воду, но на похоронах особо не сэкономишь.
Во всяком случае яма, гроб, катафалк, поминальный обед и памятник,-обязательные атрибуты любого погребения.
В Глухове похоронным бизнесом занимался некто Валентин Михайлович Силаев. Этот гражданин держал похоронный дом под названием "ОБЕЛИСК", и оказывал жителям города и района ритуальные услуги. Причем брал за это не особо дорого: как говориться, три шкуры не драл. Глядя на Силаева батюшка Виктор думал, что такой расклад вовсе не справедлив: он, как священник, отпевает покойников, совершает обряд "вознесение души в рай", служит панихиды,- то-есть исполняет духовную часть погребального дела; так не пора ли взяться и за материальную составляющую? Тем более, что она оплачивается гораздо более выгоднее, чем духовная.
Короче говоря, о. Виктор задумал организовать свой собственный похоронный бизнес, и создать здоровую конкуренцию этому Силаеву: пусть, мол, все видят, что священники могут не только молитвы читать, и кадилом махать, а могут еще и проявлять деловые качества,-например заниматься бизнесом, и причем как заниматься! А для того, чтобы конкурировать с Силаевым можно было успешно, матушка Ольга придумала открыть похоронный дом в самом морге: дескать, преставился человек,-обязательно повезут его на вскрытие в морг. А тут все тебе под рукой, все готово: и похоронная атрибутика, и похоронные услуги, и услуги священника. И все-бы себе ничего, но вот только есть одна загвоздка: главврач центральной районной больницы ни как не желал сдать комнату в морге, под похоронный дом в аренду, по сходной цене, а заломил такую сумму, что батюшка Виктор хоть и не умел свистеть, но тут невольно присвиснул. Короче говоря, без вмешательства Льва Борисовича начинать это дело не имело смысла, и о. Виктор давно уже подумывал, как лучше к нему с этим вопросом подойти, но тут случай предоставился сам.
Праздником Рождества Христова открывается череда веселых праздничных дней,-вплоть да праздника Богоявления,-именуемая в народе-святки. В эти дни прославляется Богомладенец Иисус Христос, пришедший в мир для того, чтобы искупить человека от греха, проклятия и смерти. И прославляется не только в церковных Богослужебных гимнах, но и в народных песнопениях, именуемых колядками. К сожалению у нас в России этот добрый обычай почти утрачен, а вот в Западной Украине, откуда родом был батюшка Виктор, он сохранился.
Ходит там священник с певчими по селу, несут на высоких шестах изображения Вифлиемской звезды, козла, смерти, ну и конечно же икону Спасителя. Заходят в каждую хату, и поют колядки. Конечно же, хозяева жертвуют на церковь, кто что может, и так порой собирается значительная сумма, которая делится между священником и его причтом. В общем, плохого ничего в этом нет, поскольку таким образом как-бы радость приходит в каждый дом. Решил возродить этот благочестивый обычай и батюшка Виктор. Только для посещения избрал он не своих простых прихожан, а людей состоятельных,-крутьков,-которые и пожертвовать могли изрядно. К обычным же людям батюшка не ходил,-не пристало, дескать, ему по мелочам размениваться.
Ну а для того, чтобы колядки звучали умилительней, решил батюшка привлечь детей из местной музыкальной школы, пообещав им за эту работу деньги и различные сладости. Репетировали колядки где-то с месяц, и вот теперь, на второй день Рождества, эта команда во главе с батюшкой двинулась по улицам Глухова, неся радость тем, у кого ее и так в избытке. По этому поводу о. Виктор любил шутить, приводя Евангельские слова: "...Имущему еще дано будет, и преизбудет, а у неимущего, даже то, что он думает что имеет, отъимется от него..."
Конечно же, первым домом, который посетил батюшка, был дом господа бога его,-Льва Борисовича. Мэр жил в огромном двухэтажном замке, под видеонаблюдением и охраной. Когда батюшка с детьми подошел к его дому, из ворот вышел охранник, который узнав причину посещения попросил их подождать, а сам пошел в дом докладывать. Минут десять никто не выходил, но вот ворота открылись, и охранник пригласил их войти во двор.
-Лев Борисович ждет вас, проходите,-сказал он, закрыв за ними ворота.
Батюшка с матушкой Ольгой и с детьми прошли во двор, и направились к дому, где в открытой распахнутой входной двери, улыбаясь, встречал их мэр.
-Ну, проходите, проходите; а я уже жду, не дождусь вас; когда же вы придете, и принесете к нам в дом Рождественскую радость?! Что-то очень долго пришлось вас ждать. Наверное, уже заходили к кому нибудь?-при этих словах мэр сверлящим взглядом посмотрел на батюшку, которому от этого стало не по себе.
-Нет, Лев Борисович,-ответил батюшка,-вы первый.
-Ну, хороше, первый, так первый,-мэр улыбнулся,-ну, давайте, приступайте.
Дети во главе с о. Виктором и матушкой пропели четыре колядки, мэр достал заранее приготовленные деньги, конфеты, и роздал детям; батюшке же не дал ничего, объяснив это тем, что во-первых: поскольку прославляется Богомладенец, то Рождество,-праздник больше детский, а батюшка давно уже не ребенок; а во-вторых,-все лучшее в нашей стране всегда принадлежало детям, и поэтому он, мэр, хочет, чтобы эти дети впоследствии были такими же богатыми, как и он. А поскольку батюшка Виктор, будучи попом, представляет собой духовность, с которой, мол, богатство не совместимо, то и плата за исполнение колядок ему ни к чему: достаточно с него будет того, что ему сподобилось побывать в доме у него,-мэра,-господа бога его. Это и есть самая высшая для него честь, и плата за пение колядок. При этом Лев Борисович добавил, что святые ничего не просили у Бога,-только прощение грехов. Так и батюшка Виктор: достаточно с него и того, что побывал в его доме,-это и есть для него самая совершенная мзда, и доказательство того, что все его грехи, которые он совершил перед ним, мэром, в прошлом году, ему прощены.
Отец Виктор конечно же возмутился таким поступком мэра, но виду не подал.
Когда они уже пошли на выход, мэр попросил его немного задержаться, и сказал: "Дело к тебе у меня есть, Витяй, серьезное. Переговорить нужно, но не сегодня. Приходи ко мне в мэрию послезавтра в час дня; только смотри, не вздумай опоздать, сам знаешь, что тогда уже тебе не спущу: пройдешь вторую и третью космические ступени".
-Хорошо,-сердце у батюшки екнуло,-обязательно буду. А о чем разговор-то?
-А вот тогда и узнаешь,-ответил мэр,-да не ссы ты, я тебе очень хорошее дело хочу предложить; подработаешь! И смотри не забудь: принеси мне для Алины Рождественский подарок от деда мороза.
-А какой?-поинтересовался батюшка.
-Крестик золотой она хочет, большой только...ну и с цепочкой конечно вместе. Смотри мне, не забудь. Ну, а сейчас давай, покедова, а то тебя уже ждут, да и меня тоже заждались. Удачи, тебе, Витя; побольше бабла собрать, ну и конечно же веселых святок.
С этими словами мэр распрощался с батюшкой, проводил его, и закрыл за ним дверь.
глава_5
После Льва Борисовича о. Виктор с детьми еще долго ходил по Глухову, посещая состоятельных людей, неся каждому из них в дом Рождественскую радость, и получаю от них истинную радость,-материальную. Наконец, уже поздно вечером, дети устали, и стали проситься по домам. Но перед тем, как их отпустить, батюшка пригласил их к себе в дом, напоил чаем с конфетами, дал каждому по пятьсот рублей, и попросил старосту развести их на машине, каждого в свой дом.
-Не забудьте же,-сказала им матушка напоследок,-завтра в девять утра собираемся в церкви и опять идем колядовать. Сегодня мы обошли далеко не всех.
После того, как дети уехали, супруги высыпали из сумки деньги, и стали считать барыш.
-Примерно двадцать семь штук наколядовали,-сказала Ольга,-и двадцать один дом обошли. Хотелось бы конечно больше..., но да ничего, слава Богу и за это.
-Завтра продолжим,-ответил батюшка, убирая деньги в сейф,-там еще примерно так двадцать серьезных клиентов осталось. Глядишь, еще что-то наберем.
-А ты обратил внимание, Витя, как они живут? Какое изобилие в их домах? Ведь там бабла немерено! А дают-то очень скупо; тут с каждой хаты надо не меньше пяти штук брать..., но не скажешь ведь, неправильно поймут, да еще и скандал поднимут. А этот лысый хер, Лева, вообще нам ничего не дал! А какую отговорку сочинил про детей и про духовность...это надо же еще и придумать такое!
-А он, Оля, всю жизнь на этом сидит: работа у него такая,-людей разводить. Тут еще и не то придумаешь. А если не сможешь придумать и убедить, в том, что придумал, то на таком посту и не удержишься. Тоже ведь, непросто: надо и придумать что-то правдоподобное, что-бы в это поверили, и сказать так, что-бы выглядело убедительно. Короче, нужно быть актером в своем роде.
-А ведь мы с тобой, Витя, тоже в своем роде актеры, тоже маски одеваем. Ведь ты, например, даже и в Бога то не веришь.
-Нет, Оль, в Бога я то верю, а вот в то, что в Писании написано,-нет. Сама подумай, ведь там ублажаются кроткие, смиренные сердцем, нищие, скорбящие, болящие, и прочие страждущие. А где этому доказательства? Ведь за истину можно считать лишь то, что подтверждается жизнью. А что в жизни мы видим?
Такие люди, как страдали так и страдают! И нет им никакой отрады и утешения..., и так до самой смерти. И наоборот: те, кто при деньгах и при власти, ничего подобного не испытывают; все у них получается и ладится, и ни кто их за это не наказывает, а наоборот, еще боятся и пресмыкаются перед ними.
-Это ты, Витя, про себя что-ли?
-Да хоть бы и про себя. Ведь ты посмотри: я, священник, представляю собой как-бы Бога, то-есть я Его слуга. А Лева представитель мирской власти, то-есть определенного круга людей, но не Бога. Так вот, попробуй-ка причини ему какую-нибудь обиду; ну, например, дай ему поджопник, как он мне давал..., и сразу же увидишь, что из этого получится. Надеюсь, последствий объяснять не надо. То-есть, те круги, интересы которых он отбивает, сразу-же вступятся за него. А за меня, когда он меня прилюдно унижал, Бог вступился? Нет!!! Я поверил бы в то, что написано, если-бы, например, Лева после поджопника под землю провалился, или бы замертво упал. Но ничего подобного не произошло. А наоборот,-он еще больше стал унижать меня. Так где же Бог, ответь мне?
-Так ты же сам, добровольно на эти экзекуции согласился,-возразила ему матушка.
-Добровольно говоришь? Да нет, Оля, не добровольно, а как говорится-принудительно.
-Так кто-ж тебя, дорогой мой, принудил-то?-сказала Ольга, злобно посмотрев на своего супруга,-или ты теперь на меня все хочешь свалить? Обзавелся семьей, детей наплодил, а теперь во всех своих неудачах обвиняешь меня? Надо было-бы сидеть тебе в нашем селе, на родине, и не рыпаться. Крутил бы себе баранку, воровал бы лес, и все было бы тихо и спокойно; и не надо было-бы никому свою жопу подставлять. Ведь нет же, захотелось ему в попы податься...а ты знал, как попы живут? Знал, что они в полном рабстве у архиереев и властей? Что эти господа захотят, то с вами и сотворят: они феодалы, а вы,-вассалы. Да если-бы еще и вассалы, а то самые настоящие рабы! Я тебя в попы не посылала, сам пошел: баранку ему, видите-ли крутить надоело! Так надо было-бы тебе учиться в свое время, что-бы с папкой то потом ходить! Впрочем, как учиться то? Ведь Господь тебе ума не дал...
Видя, что матушка не на шутку разошлась, о. Виктор, что-бы немного сбить ее пыл, решил тоже напомнить ей о ее прошлом.
-Послушай, мать,-начал он,-вот ты меня обвиняешь во всех смертных грехах, во всех неудачах. А ты сама не задавалась вопросом: кем бы ты была, если бы я не стал попом? Ведь ты еле школу то сама закончила! Вспомни, как ты училась? Кто бы взял тебя на работу, ведь ты и двух слов связать то не можешь! А так ты у всех на виду: во всех районных мероприятиях участие принимаешь, в местной газете твои интервью печатают, даже по телеку несколько раз выступала. Уж не тебе, Оля, роптать! А то, что я сказал, что не добровольно жопу подставил, а принудительно,-так это так и есть. Жизнь меня вынудила на этот шаг пойти.
Хотел бабла срубить, так ведь не получилось! Лева меня расколол! И если бы я тогда жопу не подставил, то сидеть бы мне сейчас в тюрьме, а тебе бы, Оля, ехать обратно в село с тремя детьми. И кому бы ты была там нужна, скажи мне?
Ольга на это ничего не сказала, и супруги несколько минут сидели молча, и смотрели друг на друга.
Первой нарушила молчание матушка: "Ладно, Витя, давай закончим этот базар; до хорошего он не доведет. Не будем ссориться: раз уж так сложилось, значит судьба у нас такая. Лучше ты скажи мне, что Лева тебе говорил, когда мы ушли во двор, а вы с ним вдвоем остались?"
-Сказал, что дело ко мне у него есть, причем очень важное. Назначил на послезавтра к нему прийти, да еще заставляет подарок этой шлюхе, Алине принести.