Аннотация: Под этим названием собраны очерки о Радонеже, Карачарово, Жигулях и Аркатово.
Легендарные сёла
Радонеж
Карачарово
Жигули
Аркатово
Радонеж
Этот посёлок, когда-то город-крепость, известен с XI века -- он древнее Москвы! Есть предположение, что его назвали в честь некого князя Радонега -- было у славян такое имя. Но так ли важен вопрос, откуда произошло название, если оно созвучно слову "радость" - и со времён преподобного Сергия, видно уж, навсегда избрано Богом пробуждать её в душе.
Место это сыграло такую роль в истории Церкви, что его имя звучит сейчас на каждом шагу. Есть радио "Радонеж", многочисленные паломнические службы, благотворительные и просветительские организации. Это светлое слово -- как благословение на всякое доброе дело.
История Радонежа в "досергиевскую" эпоху малоизвестна. В начале XIV века он стал владением серпуховских удельных князей, которые возвели могучие земляные валы в излучине речки Пажи. До сих пор напротив села, через небольшое поле, стоит (именно стоит, как крепость!) самое необычное кладбище, какое только можно себе представить. Оно окружено мощными валами и представляет собой древний земляной кремль Городца Радонежского.
Хорошо сохранившиеся земляные валы в древних городах -- дело совершенно обычное... но чтобы в селе, да ещё и на кладбище! Такое может быть, только если село когда-то было городом. "Градом зело крепким" -- из тех, что не всякому противнику по зубам.
Вероятно, если б не появился Троице-Сергиев монастырь, Радонеж, стоявший на важнейшем тракте Москва -- Ярославль, развился бы в крупный по тем временам город, сопоставимый с соседним Переславлем-Залесским. Но новый духовный центр Руси притянул к себе, за 10 вёрст, и дорогу, и население: со временем городом стал Сергиев Посад вокруг лавры, а оставшийся чуть в стороне Радонеж умалился до села. Так бывает -- великий святой, сам того не желая, меняет даже географию!
В 1616 г. Радонеж, ставший к тому времени государевым селом, был подарен Михаилом Фёдоровичем Троице-Сергиеву монастырю. Так бывший город, "в веси" которого находился монастырь, сам стал его владением.
Неисповедимы пути Господни. Есть города, которые превращаются в сёла, и сёла, которые превращаются в большие города. Есть сёла, более знаменитые, чем некоторые мегаполисы. Есть знаковые места всей русской истории и культуры, которые, ввиду их крохотных размеров, невозможно нанести на карту страны: они проявляются только на подробных картах районов, в лучшем случае -- областей. Радонеж -- один из ярчайших примеров того, как масштабы духовные несопоставимы с земными.
В советское время здешнее село называлось Городок. В 1989 г. ему было возвращено историческое название.
Как это обычно для Подмосковья, железнодорожная станция Радонеж и посёлок Радонеж находятся в нескольких километрах друг от друга (это относится и к Абрамцево, и к некоторым другим знаменитым сёлам). Так что, если путешествуете самостоятельно, не перепутайте два пункта с одинаковым названием -- в настоящий сергиевский Радонеж вы на поезде не попадёте. Разве что будете ловить на станции попутные машины. Удобнее всего добираться из Хотьково.
Сам посёлок невелик и состоит из одной улицы. В западном её конце (или скорее, начале), на берегу крохотной речки Пажи, паломников встречает Преображенская церковь 1840 г. - единственный здешний храм. К счастью, действующий(1). По преданию, он стоит на месте дома, где жила семья будущего Игумена Земли Русской -- уникальная семья, в которой почти все прославлены в лике святых. И преподобные Кирилл и Мария, родители Варфоломея-Сергия (их мощи -- в Хотьковом монастыре), и его гордый, своевольный, но под конец жизни смирившийся старший брат преп. Стефан. И сын Стефана, любимый племянник Сергия, свт. Феодор Ростовский -- в 12 лет постриженный дядей в монахи.
Многие, с кем я потом делился впечатлениями, отмечали, что этот скромный посёлок, эта малая церквушка на фоне полевых и лесных далей, как-будто даже больше "соответствуют" духу ходившего в заплатах Сергия Радонежского, чем великолепие лаврских шедевров. Слов нет, Лавра прекрасна, как небо на земле, но иногда хочется на пару часов покинуть её ради этого сельского уголка... до сих пор ещё сохранившего черты того, каким видел его преподобный Сергий.
Мне посчастливилось побывать в Радонеже как раз в ту пору осени, которую изобразил Нестеров. В самом конце сентября, в тёплую и тихую погоду.
Будто и от самого слова "Радонеж" веет чем-то золотистым, как от светлой сентябрьской рощи.
Да, многие уверены, что именно здесь Нестеров писал "Видение отроку Варфоломею". Хотя само чудесное видение было под Ростовом, а Нестерова, по его воспоминаниям, вдохновил пейзаж в Абрамцево: "Как-то с террасы абрамцевского дома моим глазам представилась такая русская, русская красота... Там где-то розоватые осенние дали, поднимается дымок, ближе -- капустные малахитовые огороды, справа -- золотистая роща. Кое-что изменить, кое-что добавить, и фон для моего Варфоломея такой, что лучше не выдумать". Впрочем, от Абрамцево до Радонежа -- всего каких-нибудь 6 километров. Так что можно смело сказать, что картина написана в окрестностях Радонежа.
Пейзаж, действительно, очень похож на тот, что отражён в "Видении отроку Варфоломею". Такое ощущение, будто находясь здесь, и ты сам -- участник чего-то священного. Главным даром Нестерова было умение отразить в видимом пейзаже то, что проявилось из мир невидимого.
К сожалению, мы так плохо знаем жития своих святых, что для многих Сергий Радонежский, действительно, "родился в Радонеже". Ошибка, конечно, простительная, потому что не в земной географии тут дело. В конце концов, и Христос родился в Вифлееме, но жил в Назарете. И потому все современники звали Его "Иисусом из Назарета". Примерно в таком же смысле можно сказать, что преподобный Сергий "из Радонежа".
И всё-таки стоит уточнить, что будущий св. Сергий -- тогда ещё Варфоломей, -- жил в Радонеже с 16 до 23 лет (около 1330 -- 1337 гг.): то есть от переселения из Ростова до ухода в монашество. Поскольку основанный им Троице-Сергиев монастырь находился, как сказали бы сейчас, "на административной территории Радонежского района", то и в церковные святцы он навеки вошёл как Сергий Радонежский. Родился же будущий преподобный в Варницкой слободе под Ростовом, где сейчас действует Троице-Варницкий монастырь.
Отчего же семья Варфоломея вдруг, бросив всё, переселилась из-под Ростова в Радонеж? От того, что московские наместники грабили и лютовали в недавно присоединённом Ростовском княжестве. "Они возложили великую тягость на всех, живущих в городе. Немалое число ростовцев отдавали имение по нужде, сами же взамен получали только оскорбления и уходили с праздными руками и в последней нищете; нельзя высказать всё, что они терпели. Столь велико было дерзновение воевод московских, что даже и самого начальника градского, старейшего боярина ростовского Аверкия, поставленного от прежних князей, стремглав [т. е. вниз головой] повесили и так оставили на поругание..." А в Радонежской веси, где правил сын Великого князя Андрей Серпуховской, "дана была льгота и ослаба людям" -- туда и потянулись многие из ростовских изгнанников.
Упуская такие "мелочи", легко сделать поверхностный вывод о "благочестивых временах Сергия Радонежского". Какие это были времена и нравы в действительности, великолепно передал Тарковский в фильме "Андрей Рублёв".
Нет, это не времена "благочестивые", это личности -- исключительные. Как исключительны в ХХ веке Силуан Афонский или Серафим Вырицкий.
Святые -- звёзды на тёмном небе. Созерцая их свет, нам ни в коем случае не стоит идеализировать их эпоху, их "фон", иначе мы так ничего и не поймём. Православие -- это не наивное восхищение "светлым прошлым". Вера в спасение невозможна без признания всеобщего грехопадения -- иначе от чего нас было бы спасать? У нас, слава Богу, нет догмата: "Русь непорочна -- она одна свободна от первородного греха". Или: "В отдельные, сугубо благочестивые времена, догмат о грехопадении недействителен".
Святые -- это люди, которые всегда спасались не благодаря, а вопреки. Вопреки своей бесчеловечной эпохе. Вопреки всем условностям. Проще всего сказать: вопреки времени -- благодаря вечности. Христос и вчера, и сегодня -- один и тот же.
Если преп. Сергий жил в Радонеже только несколько лет, то другой святой, Гурий Казанский, здесь именно родился! Да, первый архиепископ Казанской епархии (1555 -- 1563 гг.), первый просветитель Поволжья... вот он-то по-настоящему Радонежский. Всё очень символично. Как будто от одного святого благодать век с лишним спустя непостижимо передалась другому(2).
Тут поистине совершенно особое место в истории и Церкви, и страны. Пересечение многих судеб.
Напротив входа в храм стоит крест, перенесённый сюда с могилы блаженной Матроны Московской. В 1952 г. св. Матрона была погребена на Даниловском кладбище в Москве, а в 1998 г., захоронение её открыли и мощи торжественно перенесли в Покровский монастырь. Могильный крест же вскоре был перевезён в Радонеж. Почему именно сюда -- не знаю. Святыня, связанная с великой подвижницей ХХ века, оказалась в "вотчине" преподобного Сергия, Игумена Земли Русской. Вероятно, есть какая-то духовная связь, внешне не очевидная для нас: очередная тайна промысла Божьего.
Что ещё особо запоминается в Радонеже? Наверное, святой источник. Вот деревянная лесенка от храма круто сбегает в живописный овражек, в заросли тальника вдоль Пажи. Сама Пажа -- скорее, ручеёк в полтора-два метра шириной, чем река. И вот на мосту через этот ручей, как бы оседлав его, стоит деревянная часовенка-купальня. У входа в неё -- образ Сергия Радонежского в рост. Сама купальня -- большое отверстие в полу часовни: люди окунаются прямо в быстрые струи. А ведь действительно, река, веками протекающая через святую местность -- наверное, сама становится святой? Разве может быть иначе!
Много интересных мыслей приходит в голову в таких особых, вечных, ни на что не похожих местах. В наше время написано множество книг, брошюрок и статей об исторической, государственной роли Сергия Радонежского. Можно подумать, будто этим его "роль" и исчерпывается! Как сказал в похожем случае Честертон: "Можно писать историю святого, обходя Бога. Это всё равно, что писать о Нансене, ни словом не упоминая Северный полюс".
Главное значение преп. Сергия в том, что он -- "молитвенный столп от земли до Неба". "Взыщите прежде Царствия Божия, и всё остальное приложится вам". Таким образом, в точности по словам Христа, "приложились" Сергию Радонежскому и его деятельность миротворца, и окормление тысяч душ, и основание вместе с учениками десятков монастырей... -- и в целом тот величайший духовный подъём в истории Руси, который он своим примером и молитвой пробудил. Он стал человеком-эпохой -- но сам жил вовсе не для того мира, где есть время.
Мы живём по другому принципу: земной человек и о небесном рассуждает по-земному. Оценивает всё с прикладной точки зрения. Как известно, Сергий Радонежский способствовал объединению русских земель и благословил Дмитрия Донского на Куликовскую битву. О последнем факте слышали даже чрезвычайно далёкие от Церкви люди. Соответственно, в светской литературе можно встретить такие чеканные формулировки: "Сергий Радонежский -- церковный и политический деятель, вдохновитель Куликовской битвы". В общественном сознании это тоже вполне закрепилось.
Правда, если бы люди воспринимали факты, а не то, что им хочется, они увидели бы из подробного жития (кстати, многие ли его читали?), что Сергий Радонежский отговаривал Дмитрия Донского от войны с Мамаем. То, что он "вдохновительКуликовской битвы" -- такой же штамп, как то, что он "родился в Радонеже". И то, и другое опровергается просто внимательным чтением текста -- без игры в "испорченный телефон". Читайте лучше само житие, а не пересказывающие его политические агитки.
"Между тем Преподобный распорядился приготовить освященную воду и по окончании трапезы окропил ею великого князя и всех бывших с ним князей, воевод и христолюбивых воинов. Беседуя с великим князем, святой старец советовал ему почтить дарами и честью злочестивого Мамая. "Тебе, господине княже, - говорил он, - следует заботиться и крепко стоять за своих подданных, и душу свою за них положить, и кровь свою пролить, по образу Самого Христа, Который Кровь Свою за нас пролил. Но прежде, господине, пойди к ним с правдой и покорностью, как следует твоему положению покоряться ордынскому царю. Ведь и Василий Великий утолил дарами нечестивого царя Иулиана, и Господь призрел на смирение Василия и низложил нечестивого Иулиана. И Писание учит нас, что если такие враги хотят от нас чести и славы, дадим им; если хотят злата и серебра, дадим и это; но за имя Христово, за веру Православную нам подобает душу свою положить и кровь свою пролить. И ты, господине, отдай им честь и злато, и сребро, и Бог не попустит им одолеть нас: Он вознесет тебя, видя твое смирение, и низложит их непреклонную гордыню".
- Все это я уже сделал, - отвечал ему великий князь, - но враг мой возносится еще более.
- Если так, - сказал угодник Божий, - то его ожидает конечная гибель, а тебя, великий княже, помощь, милость и слава от Господа. Уповаем на Господа и на Пречистую Богородицу, что они не оставят тебя.
И, осеняя преклонившегося пред ним великого князя святым крестом, Богоносный Сергий воодушевленно произнес: "Иди, господине, небоязненно! Господь поможет тебе на безбожных врагов!" А затем, понизив голос, сказал тихо одному великому князю: "Победиши враги твоя".
С сердечным умилением внимал великий князь пророческому слову святого игумена: он прослезился от душевного волнения и стал просить себе у Преподобного особого дара в благословение своему воинству и как бы в залог обещанной ему милости Божией".
Тут уж настолько всё исчерпывающе сказано, что комментарии почти излишни.
Совет отдать врагу "честь и славу, злато и серебро", чтоб избежать напрасных жертв -- это же просто нечто непростительное в глазах наших ура-патриотов! Только вот исходил он не от пресловутой "пятой колонны", а от величайшего из великих русских святых. Ну, а то, что в конце концов всё-таки благословил великого князя -- тут уж на память приходят слова более близкого к нам по времени святого (но очень сходного по духу!) Амвросия Оптинского, универсальный совет духовным чадам: вы слушайте и исполняйте то, что я сначала вам сказал -- это от Бога.
Дальнейшие события показали, что Куликовская битва, несмотря на всю заслуженную славу и легендарность, была крайне преждевременной -- она стала "фальстартом" освобождения Руси от ига. По своим реальным последствиям, как это ни прискорбно, она не только не приблизила, а может быть, даже существенно отдалила это освобождение. Оно совершилось лишь 100 лет спустя. И стало вовсе не результатом военной победы Руси, а результатом полного распада Орды из-за внутренней грызни за власть. Такая грызня на момент Куликовской битвы как раз шла между Мамаем и Тохтамышем.
В интересах Руси было, чтоб она тянулась как можно дольше, к взаимному истощению противников. И чтобы самой Руси ни в коем случае напрямую в неё не вмешиваться. Если бы удалось заранее откупиться от Мамая, не доводя дело до его похода (а в августе 1380 г., когда состоялся разговор с преподобным Сергием, было, действительно, уже слишком поздно!), Москва и союзные ей княжества заняли бы самую удобную позицию. Наблюдали бы со стороны, как буквально на глазах трещит и распадается Золотая Орда.
К сожалению, в реальности всё произошло иначе: самая удобная позиция неожиданно досталась Тохтамышу. Именно он -- единственный, кто по-настоящему воспользовался плодами Куликовской битвы. Русские за него разгромили его злейшего врага Мамая. И сами оказались предельно истощены гигантскими потерями. Тохтамыш легко добил Мамая, объединил Орду, а уже в 1382 г. сжёг Москву, "смирил" Русь и заставил её вновь платить дань.
И всё-таки именно Куликовская битва -- самая великая, самая знаковая, самая показательная. Она нам показывает, каковы мы. В ней, как в капле воды -- наши вековые стереотипы. Бедная наша страна -- слишком часто выбиравшая скоротечный внешний успех и соответственно, блистательную славу того или иного вождя, а не терпение и медленный путь. К сожалению, до сих пор мы, сами того не зная, живём противоположно заветам преподобного Сергия. И на каждом историческом развилке, увы, как-то "безошибочно" выбираем очередное пиррово Куликово поле. Почти всегда -- самое быстрое и самое трагическое решение. Любим рубить сплеча.
К счастью, Бог потом всегда исправлял подобные ошибки -- с течением о-очень долгого времени, -- иначе Россия бы просто не выжила. Но даже и веря в эту помощь, стоит ли искушать Его и каждый раз упорно наступать на одни и те же грабли.
Скольких войн и бедствий России удалось бы избежать, если б мы умели во всех случаях соблюдать две вещи: осторожность и смирение.
Сергий Радонежский -- воплощение мирного, а не воинственного духа Руси. Как будто вовсе ничего "не смысля" в политике, он оказался прав абсолютно во всём, потому что его устами говорил Сам Бог. "Кто такие святые? -- Они ничего не говорят от себя", -- с изумительной точностью определил преп. Силуан Афонский.
Только надо бы ещё уметь их слышать!
(1). После революции в храме было зернохранилище, с 70-х годов -- музей "Древний Радонеж". Возвращён Церкви в 1991 г.
(2). Да, такие совпадения бывают. Если это совпадение! Детство и юность преп. Феодосия Печерского (XI век) прошли в Курске. А несколько веков спустя там же родился Прохор Мошнин -- будущий преп. Серафим Саровский... Так пересеклась судьба величайшего святого Киевской Руси -- и величайшего святого Нового времени.
Карачарово
Как из славного из города из Мурома
Из того ли из села из Карачарова...
Начало былины
Когда переезжаешь Оку по муромскому железнодорожному мосту, внимание обычно полностью занимает роскошный многокупольный городской пейзаж вниз по течению. Ночью прибрежные церкви подсвечены прожекторами, а если доведётся ехать утром, то лес крестов сверкает, как золотисто-розовый фейерверк.
Всё же, если отвлечься и посмотреть в противоположные окна, можно разглядеть на прибрежных холмах древнейшее Карачарово -- легендарную родину Ильи Муромца. От моста до посёлка -- километра три... но однажды, когда я ехал в поезде, произошло не то оптическое, не то психологическое чудо. До сих пор не понимаю, как это получилось... Я вдруг увидел Троицкую церковь Карачарово невероятно близкой и огромной: кажется, она стояла совсем рядом! Исключительно высокая колокольня в закате мерцала макушкой, как свеча. Такое ощущение, будто невидимая лупа приблизила легендарное место.
Да, малое по размерам Карачарово, действительно, велико по своему значению.
Не так уж много найдётся на карте мест, связанных с историей ещё домонгольской эпохи. С ключевыми именами и вехами нашего самого начального -- даже почти предначального! - самосознания. Былинные богатыри -- первые, кого запомнил народ... как только у него появилась сама историческая память. Как с легендарного Роланда начиналась французское национальное самосознание, с короля Артура и рыцарей его Круглого стола -- английское... так с князя Владимира и его богатырей-дружинников Ильи Муромца, Добрыни Никитича и Алёши Поповича -- русское. Пусть реальный Илья жил чуть попозже св. Владимира, в XI веке (а Алёша Попович и вовсе в начале XIII-го), народная память их всё равно соединила. И если Киев был столицей, а "самый главный богатырь" приехал в него из невероятно далёкого Мурома -- это лучший показатель, что единая страна к тому времени уже сложилась.
Значит, Карачарово -- одно из ключевых мест нашей исторической памяти. Пусть даже в этой памяти, как у всякого народа, мифы неразрывно перемешаны с реальностью.
Но название былинного села, как это ни покажется кому-то странным, имеет очевидные татарские корни. "Карачар" - пост, дозор. Это логично и по смыслу (холмы тут настолько "крепостные" по облику, что на вершину так и просится сторожевой пост), и по географии. Ока издревле -- порубежная река славянских, финно-угорских и тюркских народов. Волжская Булгария, а позже Орда и Казанское ханство веками находились под боком.
В письменных источниках Карачарово упоминается значительно позже, чем в устных народных. Нигде не указывается, когда оно было основано. По крайней мере, в XVII веке это уже большое помещичье село. Им последовательно владели Черкасские, Шереметевы, Разумовские, Уваровы. Из последних особенно известен министр народного просвещения Сергей Семёнович Уваров (сформулировавший при Николае I идеологию "Православия, Самодержавия, Народности") и его сын археолог Алексей Сергеевич, один из основателей Московского археологического общества и Исторического музея в Москве. Кстати, именно в здешнем имении "Красная гора" он открыл стоянку людей каменного века, вошедшую в историю как Карачаровская (вот парадокс: и на раскопки никуда не надо ехать -- они у тебя дома!). Древность здесь буквально под ногами.
Накануне революции в Карачарово, центре крупной волости, числилось 2134 жителя (на 1897 г.). Это село было сравнимо с некоторыми городами: например, равнялось по населению тогдашнему Свияжску и немного превосходило Царёвококшайск (нынешнюю Йошкар-Олу). Сейчас древнее село слилось с разросшимся Муромом и стало его южным пригородом. Но сохранило при этом поселковый вид. Из центра города туда регулярно ходят рейсовые автобусы N 10а, 17 и 19.
Я побывал в Карачарово во второй свой приезд в Муром, в 2010 году.
Стоял ноябрь, и самым ярким, что только может быть на Земле, казались рябины -- как знак неведомого наступающего праздника. Символ каких-то больших и светлых жизненных перемен. Салют чему-то грядущему... Я до сих пор вспоминаю их с непонятным удивлением. Ассоциативно они кажутся такими огромными, что в памяти занимают полпейзажа. Словно Карачарово -- это такая живая икона, и её украсили по краям гроздьями рябин.
Как потом оказалось, настоящая зима установилась через двое суток. Я успел побывать в "богатырском краю" в последние дни до снега. В чудесную погоду -- конечно, по меркам ноября. В прохладный, прозрачный, солнечный денёк.
Архитектурных древностей эпохи самого Ильи Муромца здесь, конечно, не сохранилось (во всей России от XI века уцелел лишь один-единственный Софийский собор в Новгороде). В Карачарово сейчас стоят два храма куда более поздней эпохи. Первым, у самой остановки автобуса, встречает приезжих совсем маленький, одноглавый кладбищенский - свв. Гурия, Самона и Авива. В 1845 г. его возвёл на свои средства мещанин Гурий Синцов в честь своего небесного покровителя. Храм -- обетный: в благодарность за спасение всего семейства от эпидемии холеры. Символично, что рядом с городом, где почивают мощи Петра и Февронии, появился храм в честь других небесных покровителей семьи.
Мученики Гурий и Самон были родными братьями и пострадали за Христа в Эдессе в конце III века, во время диоклетиановых гонений. 16 лет спустя в том же городе после долгих мук был казнён на костре диакон Авив (хотя тело его чудесным образом сохранилось в огне). Вскоре гонения закончились. В Эдессе возвели храм в честь трёх мучеников и мощи их положили вместе, в одной раке. Память их -- 15/28 ноября.
Покровителями семьи и заступниками замужних женщин от произвола они считаются после самого известного посмертного чуда. Один гот обманом женился на жительнице Эдессы Евфимии, хотя уже был женат. Привезя доверчивую женщину к себе на родину, он фактически првератил её в рабыню. По горячим молитвам Гурию, Самону и Авиву, Евфимия однажды ночью была чудесно перенесена в родной город -- и проснулась уже у раки святых во время утрени.
В России было немало храмов, посвящённых этим святым мученикам -- либо приделов при больших церквях (например, при церкви Ильи Пророка в Ярославле). Но большинство из них не сохранились до наших дней. Сейчас такое посвящение церквей, наоборот -- очень редкое. В местной краеведческой литературе даже утверждается, что карачаровский храм "единственный в России" в честь Гурия, Самона и Авива -- но, насколько я знаю, это не так: точнее сказать, один из немногих.
Разорённая в советское время, Гурьевская церковь была отреставрирована и освящена 1 января 1993 г. - в день памяти преп. Илии Муромца.
Я зашёл, поставил свечи.
Иконостас тут маленький, двухъярусный -- современный, но в древнем стиле. Слева от Царских врат -- Державная икона Божьей Матери: особая хранительница России с 1917 года. По другую сторону от Спасителя -- конечно, храмовый образ свв. Гурия, Самона и Авива. В киотах перед иконостасами справа -- Муромская икона Божьей Матери (современный список с образа из Благовещенского монастыря), слева -- икона преп. Илии Муромца с частицей его мощей. Обе почитаются чудотворными.
Особенно интересно, что образ Илии Муромца заказали люди, которые, по семейным преданиям, считаются его потомками. Удивительно, но... всё может быть! Недавно я прочитал воспоминания вдовы знаменитого православного писателя, богослова ХХ века о. Александра Шмемана -- Иулиании Осоргиной, - из которых следует, что она достоверно, по дворянской родословной, является не только полной тёзкой, но и родственницей по материнской линии св. Иулиании Лазаревской, жившей под Муромом в XVI веке. Да уж, благословенны муромские края: к истории прикасаешься прямо "здесь и сейчас"! Д. С. Лихачёв отмечал, что русские былины вообще не знают вымышленных имён. У всех героев были реальные исторические прототипы. Тем более, это относится к преп. Илие Муромцу -- у которого даже мощи в Киево-Печерской лавре сохранились в уникальном нетлении. Знаменитый воин княжеской дружины ушёл в монахи и в схиме окончил свои дни. Муромские краеведы считают, что даже фамилия его достоверно известна -- Гущин.
Необычное ощущение, когда ходишь по былинной земле. Вроде, полно современных дач, но все они кажутся какой-то необходимой условностью, почти декорацией. Карачарово! Дома молодые -- да земля древняя. Земля помнит...
Обычно думается, что святое или историческое место зрительно должно как-то сразу отличаться от всего остального мира. Святое -- оно и есть святое, а будничное -- это будничное. А вот и ничего подобного! Родина Ильи Муромца, оказывается, внешне ничем не отличается от родины какого-нибудь дяди Васи, от моей или твоей. Древняя и особенная она -- только в нашей памяти.
Отчего тут всё так красиво и таинственно? От этой памяти?..
Сюда бы художника, равного по таланту Нестерову!
Чем-то место неуловимо похоже на Радонеж! Тихий посёлок, а вокруг всё холмы, овраги... и церковка, куда более поздняя, чем сами эти края... святой источник под обрывом -- и там, и здесь. Простота былинного -- или житийного, -- пейзажа. Преподобный Сергий, преподобный Илия... оба упокоились не там, где жили в молодости -- но разве их дух когда-нибудь из этих мест выветрится!
Иду от Гурьевского храма дальше в сторону Оки. Поселковая улочка подводит к большой четырёхъярусной колокольне, из-за которой выглядывают руины Троицкой церкви: самой главной святыни, которая хоть частично да сохранилась в Карачарово.
Когда-то именно на это место, по преданию, сам Илья Муромец носил брёвна из цельного дуба. И быстро, по-богатырски, воздвиг из них "обыденный" храм во имя Пресвятой Троицы на высокой площадке над рекой. Если сведения легенды верны, то получается, Илья Муромец выступил косвенным миссионером -- воздвиг первую церковь в почти сплошь языческом краю! Ведь жители самого Мурома ещё до конца XI века яростно отказывались принимать христианство. Что ж, недаром само слово "богатырь" происходит от "Бога".
В нынешнем виде большая кирпичная церковь на месте деревянной была возведена лишь в 1811-28 гг. (хотя по виду кажется типичной для XVIII века: в провинции смена стилей всегда задерживается, так что в эпоху ампира здесь всё ещё строили восьмериковые церкви в стиле барокко). Но, в духовном смысле, важнее всего, когда был поставлен первый престол: с какого момента совершается литургия на месте сем. Поэтому многие приходы справедливо ведут отсчёт своей истории не с постройки нынешнего храма, а с освящения самого первого. Если так считать, то мало найдётся по всей России более древних намоленных мест, чем Троицкий карачаровский храм!
Но даже легендарность места не спасла церковь от разрушения. В центре Мурома богатырю Илье поставили памятник -- зато единственный истинный памятник, храм, разорили. Не половцы, не печенеги, не Каин-царь и не другие былинные злодеи... Советская власть -- это уже, к сожалению, не былина.
Разрушенная, обезглавленная церковь теперь похожа на пасхальный кулич. Колокольня стоит как бы сама по себе -- большая белая свеча. Рассыпчатые руины церкви -- сами по себе. Высокий пригорок над рекой вознёс их. Далеко видать. Как Христос про Своё распятие говорил: "Вознесён буду..." Подхожу ближе -- руины напоминают уже не кулич, а голову. "Голгофа" -- это же Голова! Округлый череп подкупольной кровли, пустые глазницы, провалы... Если заглянуть сквозь грубо заколоченные проёмы, в недрах высокого храма смутно видны изображения Двунадесятых Праздников на лепестках под сводами. А на месте трапезной -- просто травяная поляна, окружённая зубчиками стен.
Обычно стараются сначала восстановить саму церковь, потом колокольню. Здесь (наверное, потому, что поблизости уже действует Гурьевский храм) поступили наоборот. Колокольня стала маяком, издали обозначающим святое место. В нижнем её этаже действует часовня в честь преп. Илии Муромца.
Сразу за церковью неожиданно открылась с пригорка великолепная панорама. Густо-гуашевой синевой выделялась под солнцем Ока. Высокий берег был настолько изрезан ветвистыми оврагами, что казалось, кто-то специально, вручную создавал этот земляной лабиринт: рыл маленькие ущелья и лепил прибрежные куличики... проявив при этом большую фантазию и художественный вкус.
Наверное, если смотреть сверху, всё это похоже на рельефный рисунок разлапистой ели. Или густого колючего кустарника. Или чьих-то многопальчатых лап. Драконов, сползшихся к реке.
В самой местности чувствуется что-то богатырское. Прибрежные холмы не слишком высоки -- но, может, именно поэтому они и кажутся рукотворными. Особенно тот курган, на котором стоит Троицкая церковь. Будто богатырь в пригоршнях землю натаскал. Конечно, это иллюзия -- в действительности, здешний ландшафт вполне обычный для карстового, -- но эта иллюзия преложилась в многочисленные народные легенды.
К северу от церкви, в глубокой ладони оврага, сложенной в лодочку, лежит крохотный игрушечный домик с куполком -- и ты рассматриваешь его сверху, как только что подобранную неожиданную находку. Так выглядит знаменитый источник преподобного Илии Муромца. По народному преданию, он забил, когда богатырский конь Ильи ударил копытом, перескакивая одним махом через Оку.
Край родников и былин -- такое ощущение оставляет Муром с окрестностями. От воды живой, по молитвам калик перехожих, восстал "сиднем сидевший 30 лет и 3 года" Илья Муромец. В краю, где "вода живая" струится из-под холмов на каждом шагу, такое сказание кажется естественным. А ещё говорят, здешние ручьи в древности славились речным жемчугом! Немало русских украшений делалось из него -- моря-то были далеко.
А я всё любуюсь простым пейзажем -- не могу оторваться! Трудно быть апологетом самой поздней осени -- не все любят ноябрь! Но есть в этом предзимнем рубеже что-то удивительное, незабываемое с детства -- чувство перехода, обновления, почти неземной свежести. Всё меняется в жизни! Будто ступаешь на самую первую ступеньку перед Рождеством. Ничего нет -- но всё будет. Этот предельно обнищавший пейзаж напоминает евангельских "нищих духом". От всего ветхого надо освободиться, чтобы пришло новое.
В выцветшем, истончавшем земном мире уже ничто не отвлекает от мира неземного. И как видение того мира, стоит церковь. Она стоит веками, и "точно такой же ветер дул и при Рюрике, и при Иоанне Грозном, и при Петре..." (1)
И всё таинственно, как и тогда, ждёт чего-то. Подмёрзшая земля с отлитыми в гипсе узорами былой слякоти; совсем уж потемневшие жестянки палых листьев, звонко и дружно скачущие куда-то на лёгком ветру -- манящий цокот конницы без коней. Неправдоподобно синяя река за несколько дней до укладывания в спячку... -- всё это манит как-то по-своему.
Прошло несколько лет, но до сих пор тот судьбоносный ноябрь светит в душе. И Карачарово, как наяву, стоит перед глазами. Нет, это -- совсем не ослепительная красота, это -- что-то ровное, тихое, умиротворяющее. Благодать сама воссоздаёт недостающие детали обстановки: дубовый храм XI века, богатырский край, сменяющиеся картинки прошедших столетий... Чувство, что у Бога нет ничего непоправимого, ничего потерянного. И ты можешь увидеть если не Его Самого, то что-то очень и очень близкое...
И если вокруг -- одно лихо,
И привычное нам -- слишком тонко,
Люби всех нас, Господи, тихо,
Люби всех нас, Господи, громко. (2)
(1). А. П. Чехов "Студент"
(2). Ю. Шевчук
Жигули
Одно из самых легендарных мест на Волге -- Жигули. Есть такие горы и есть такое село. Над ним возвышается живописнейший Молодецкий курган -- а дальше на восток километров на 75 тянется могучая гряда: "самая высокая в средней полосе европейской России".
Район этого села -- далеко не высшая точка в Жигулёвских горах, зато является как бы их "началом" (если в таких случаях правомерно говорить о начале!) -- северо-западным "углом" Самарской луки. Соответственно, все сказания о том, почему Волга вдруг круто свернула со своего пути и что делают здесь неожиданно взявшиеся горы -- концентрируются именно вокруг этого знакового места. Вдобавок, и само название гор, возможно, произошло от древнего села -- хотя на этот счёт имеются разные версии.
Жигулёвские горы -- очень позднее название. Впервые оно встречается лишь в работе академика Палласа "Путешествие по разным провинциям Российской империи" (1768-1773 гг.), причём, автор никак не поясняет его происхождение. Зато село с аналогичным именем существовало к тому времени уже целый век. Считается, что оно было основано в 1660 г. переселенцем из Великого Устюга Семёном Григорьевичем Жегулём (Есть, правда, другое объяснение названия гор и местности: от татарского "джигули" -- "запряжённый, гужевой". Вероятно, имелись в виду бурлаки, которые "впрягались" в корабли).
Как же назывался этот край прежде? Неизвестный арабский историк Х именует здешние горы Печенежскими. "Казанский летописец" XVI века -- Девичьими (сейчас это -- легендарное название 150-метровой вершины, примыкающей к Молодецкому кургану). На одной из карт XV века местность отмечена как "Амазония" (американской Амазонии тогда ещё никто не знал!): край, где водятся воинственные амазонки.
Кстати, народные сказания упоминают о здешних сёстрах-богатыршах, к которым издалека приезжали померяться силой "добры молодцы и калики перехожие". По другим легендам, это уже никакие не богатырши, а самые настоящие ведьмы: они то летают в ступах над Волгой, то впадают в долгую спячку в глубинах земли под Молодецким курганом. Довольно часто, как и на Урале, фигурирует в местных сказах "Хозяйка гор". Этнографы считают, что это преломившийся культ Матери-Земли, известный в языческих верованиях почти всех народов. Такая "женственность" мифологии, видимо, отчасти объясняет, почему горы назывались Девичьими или Девьими. Впрочем, логично предположить, при такой-то грозности персонажей, что никакие они не девы, а дивы -- по-тюркски (да и по-славянски) чудовища, страшилища.
Но в некоторых мифах горы обретают всё же мужскую персонификацию. Недаром название самой знаменитой вершины -- Молодецкий курган. Волга в нашем языке -- безусловно, женского рода. А вставшие на её пути утёсы -- мужского. На этом и основана легенда о появлении Самарской луки.
Когда-то в красавицу Волгу был влюблён могучий и гордый Молодец. Да вот неразделённой оказалась его страсть: пленил сердце красавицы далёкий Каспий. Поджидал Молодец Волгу с целой дружиной -- был он кем-то вроде атамана. Разве кто проскользнёт мимо такой дружины? Но усыпила волшебница Волга и Молодца, и всю его ораву, преграждавшую путь. А сама ловко проскользнула в обход и слилась-таки с Каспием. Молодец же со всей дружиной от долгого сна окаменел: за века поросли заколдованные богатыри дремучими лесами и превратились в Жигулёвские горы.
Другая легенда (а вернее, целая группа легенд) связывает узами любви Молодецкий круган и Девью гору, уже без всякого участия персонифицированной Волги. Горы умеют превращаться в простых парня и девушку, или же наоборот, парень и девушка -- в горы. Один раз на этом обманулись разбойники. Плывут на стругах, смотрят -- влюблённая парочка на берегу стоит. Хотели их схватить, свернули с курса, глядь -- нет парня и девушки, а высятся неприступные горы. Дальше... вариации судьбы разбойников зависят от фантазии рассказчика: может, просто испугались и уплыли, может, стремнина понесла их прямо на эти скалы и разбила струги... Главная мысль -- с Жигулями шутки плохи!
Разумеется, одно дело читать все эти сказания, другое -- увидеть хоть раз местность, их породившую. Сам пейзаж здесь настолько красив и ни на что не похож, что с первого же взгляда понимаешь: легенды и сказки -- естественное, как воздух, выражение этой ошеломляющей красоты! Фантастические виды переносят в фантастическую реальность. Посреди равнины вдруг -- безо всяких предупреждений, без перехода, -- возникает маленькая Швейцария... и ты не знаешь, что с этим делать! Понимаешь только, что мировоззрение твоё в секунду переключили с прозы на поэзию, и пока ты здесь, поэма не кончится. Это -- эпос самой природы. Загадка-притча, без слов рассказанная Творцом.
Не раз приезжали в эти края знаменитые художники: Иванов, Айвазовский, Репин, Фёдор Васильев, братья Чернецовы... -- многих вдохновляли здешние пейзажи. Не так давно, чтобы сохранить всю красоту в первозданном виде, был создан Национальный парк "Самарская Лука". Он включает в себя территорию в 1340 кв. километров и граничит на северо-востоке с охраняемым ещё строже Жигулёвским заповедником.
И всё же именно окрестности села Жигули -- одно из самых посещаемых мест на Самарской луке. Маршрут "Лепёшка -- Девья гора -- Молодецкий курган" -- популярная туристическая тропа, рассчитанная на пару часов. Она платная, но цена чисто символическая: что-то, если я правильно помню, около 50 рублей.
В Жигули мы заехали с друзьями в один из самых жарких, чудесных дней золотой осени. Сначала миновали само село -- довольно крупное: примерно в полторы тысячи жителей (накануне революции их было более 2000). Мелькнули на обочине остатки имения графа Орлова-Давыдова -- руины паровой мельницы XIX века, ещё каких-то строений(1).
Потом дорогу перед нами чинно перешли гуси. Наконец сельская застройка оборвалась перед роскошным зеркалом залива, обрамлённого с двух сторон лесистыми горами. Дальше начиналась безбрежная синь Куйбышевского водохранилища, называемого в этой части Жигулёвским морем. Прямо по курсу, у выхода из залива, полого расплылся Молодецкий курган -- именно курган по форме, правильно его назвали!
Сочетание осенних пейзажей с летней жарой создавало потрясающе праздничное настроение. Признаюсь, "бабье лето" я люблю гораздо больше, чем настоящее. Такой свет, такой цвет и такие хрустально-дымчатые дали можно увидеть только в конце сентября!
А горы делали осенний пейзаж ещё более объёмным... Даже не трёхмерным, а как сейчас модно выражаться (абсурдно с точки зрения геометрии) -- 4D. Разноцветный лес на скатах напоминал складки ворсистого ковра. Он пышно курчавился по склонам. Хвойные пятна на пламени листвы рождали самые неожиданные орнаменты и рисунки.
Горы лобастыми уступами вдавались в Волгу, как динозавры на водопое: ближе, дальше -- высовывались приплюснутые головы, округлые верхние челюсти, плавно переходящие в макушку. Устье Усы разделило вдали грузные, сползшиеся туши... Кстати, "устье Усы" -- хорошо звучит! География иногда сама лепит каламбуры.
Залив лежал под горами зеркальцем. Рама его пушилась деревьями, кустами и камышами. Причём, полусквозные заросли забрели прямо в воду и распустились солнечно-жёлтыми букетами в нескольких метрах от берега. Всё было таким ажурным и ярким, что в глазах надолго оставались блики: не только от сверкания воды -- от всего пламенеющего пейзажа.
Впереди земля вспучилась широкой горой конической формы -- ровной, как кучка песка, высыпанного из ладони. По крайней мере, издали очертания казались ровно-пологими, а высота -- небольшой. Действительно, чем не курган? Правда, возвышался он, как оказалось, на четверть километра. Да и пологим выглядел только снизу.
Мы решили взойти сначала на 50-метровую Лепёшку -- самый западный уступ у его основания, потом, на Девью гору (тоже не самостоятельную, а являвшуюся следующим узлом его западного отрога).
Когда поднимаешься на Лепёшку по относительно пологому южному склону, от залива, трудно вообразить, что противоположная её сторона так сразу и отвесно обрывается в рукотворное море. Это уж не лепёшка, а гигантский трамплин; каменная волна с неожиданно застывшим гребнем -- над многими километрами настоящих волн. Жигулёвские горы полны таких сюрпризов -- когда весь пейзаж вдруг враз меняется от того, что ты сделал всего несколько шагов.
Застываешь над обрывом. Простор -- грандиозен, как море в штиль. В солнечной дымке дальний противоположный берег почти не виден. Обрыв завис над ультрамариновой гладью. Полное ощущение, что это приморские скалы где-нибудь на юге. Что здесь вполне могло бы стоять "Ласточкино гнездо" или Форосский маяк.
С опаской заглядываешь вниз. Местами торосы образуют как бы балкончики над пропастью: выступающая плита под ногами, выступающая плита над головой... но лучше по таким не ходить! Там и сям по краю обрыва предостерегающие надписи.
В Жигулях много таких опасных мест: горы есть горы. Равнинным жителям трудно себе представить, что в средней полосе России можно встретить отвесные пропасти, но на побережье Самарской луки их более чем достаточно! И к сожалению, они регулярно собирают страшный урожай жертв. Не так давно разбился известный своими замечательными пейзажными сериями священник-фотограф о. Владимир: выбирая лучший ракурс, оступился и упал в пропасть. Правда, случилось это не на Лепёшке, а в более "диком" месте. Но и здесь были свои жертвы... и даже свои герои, ценой жизни спасшие людей -- о чём напоминает соответствующая мемориальная доска.
Оставив обрыв по левую руку, мы продолжили восхождение. Светло-серый склон под ногами выглядел так, будто раскрошили ореховую халву. Можно было назвать это крошево осыпью, но только... не очень сыпучей. Камни держались крепко и взбираться было относительно удобно.
Вот и следующая остановка...
Всё познаётся в сравнении! Когда стоишь на Лепёшке, она кажется гигантским утёсом головокружительной высоты. А когда поднимаешься на вершину Девьей горы, смотреть на неё приходится далеко вниз. Да, действительно лепёшка, только каменная и с резко надломленным краем. Если бы не крохотные точки людей на её плоской белой вершине, вообще трудно было бы с такого расстояния оценить масштаб. Всё -- маленькое на фоне безбрежного рукотворного моря. И утёсы -- как куличики на пляже.
Ещё возникает ощущение лестницы -- со сглаженными, но всё же заметными ступеньками. Или гигантскими зарубками на скалах. Очень уж здесь "правильные" переходы высот: около 50 м -- Лепёшка, примерно 150 -- Девья гора, почти 250 (точнее, 243) -- Молодецкий курган. То есть каждая следующая вершина -- плюс 100 метров. Для Жигулёвских гор это совсем не предел высоты. Стрельная гора, до которой отсюда несколько десятков километров, вздымается на 351 м, а гора Наблюдатель -- на 381 м. Последняя является высшей точкой и Жигулей, и всего Поволжья.
В необычном месте -- необычные встречи. Смотришь под ноги: жёлтый листик на сухой траве лежит. Ну, лежит себе и лежит: кого осенью палыми листьями удивишь! Вдруг он побежал, уклоняясь от твоей ноги... сам собой, без всякого ветра! Останавливаешься, как вкопанный. В чём дело, понимаешь только через пару секунд: это же богомол. Настоящий! Не из научно-популярного фильма, не с картинки в Красной книге... самый что ни на есть реальный, живой. Мой друг Никита даже своеобразно пообщался с богомолом. Тот уморительно боксировал передними лапами по подставленному пальцу. Он казался совершенно фантастическим существом: чем-то средним между насекомым и маленьким человечком.
Было полное ощущение, что мы попали в сказочный край, где кажется, уже ничему не удивишься!
Взобравшись наконец на вершину, я подумал, что здешние утёсы и обрывы своими очертаниями напоминают странное архитектурное сооружение -- то ли недостроенное, то ли полуразрушенное. Башни, бастионы, Великая Китайская стена, зодческие изыскания циклопов? Это сюрреалистическое видение крепости, построенной непонятно кем и непонятно от кого, само по себе способно породить множество мифов и сказаний. Чем необычней пейзаж, тем более легендарное преломление он находит в умах и душах людей, даже совсем далёких от романтики.
Всякая легенда будоражит в нас какую-то романтическую струнку, будит давно уснувшее детское восприятие мира: мира, где полно тайн. Всё -- не то, что кажется; всё -- гораздо интересней. Кроме того, что видят глаза, всегда есть то, что видит фантазия. Внешняя красота -- только надводная часть айсберга. То, чего не увидишь глазами -- всегда больше её.
Если Карачарово помнит Илью Муромца, то здешние горы -- Стеньку Разина. Из богатырства есть дорога в святость... или в разбой. Как в мультфильме про Алёшу Поповича: "Отведай-ка силушки богатырской!" А уж куда эта силушка вывезет, зависит от личности. Может, в монахи, может, в бунтари.
Если судить по фольклору, Стенька Разин -- наш отечественный Робин Гуд. Только его Шервудский лес привольно вырос чуть ли не вполовину всей европейской России. А Жигули -- северная опушка.
Поволжье можно разделить на две почти идеально равных части: та половинка, где Стенька Разин побывал и та, куда он -- к счастью для современников, к сожалению для фольклористов! -- не дошёл. Жигули находятся очень близко к "границе": чуть севернее казачий полководец нашёл своё Ватерлоо -- Симбирск, -- а уж оттуда бежал до самого Дона. Легендарные победы порождают удалые песни и былины, а легендарные поражения -- сказания о кладах. В самом деле -- бежать-то бежал, да ведь не со всем же тяжким скарбом: а вдруг где-то что-то из награбленного успел припрятать!? Припрятать и "заговорить": клад -- дело серьёзное, надо, чтоб он ещё не всякому "давался". О том, какими колдовскими чарами обладал, по мнению народа, неуловимый и неуязвимый Стенька, говорит тот факт, что... оказывается, никто его не казнил, а жив он и до сих пор охраняет свои клады:
"В тюрьме стоило лишь Стеньке коснуться рукой своих цепей, как они распались. Куском угля он нарисовал на стене своей камеры барку, вёсла, воду и -- вмиг очутился на Волге. Но проклятие тяготело на нём (в Астрахани он, оказывается, сбросил с колокольни исповедавшего его архиерея!). Не мог он продолжать своих подвигов, не мог и умереть. Его не хотели принять ни воды, ни земля. Он живёт вечно..."
Да, судя по местным преданиям, Стенька в своей "жизни после жизни" -- уже не удалой молодец, а злобный, пакостный старикашка-колдун, который вредит и сбивает с дороги путников (правда, может помочь, например, беглым каторжникам). Но главная его задача -- охранять собственные клады. Он поистине как "царь Кощей над златом чахнет". В сущности, достаточно мудрое народное представление о деградации "бессмертного" существа, выбравшего единожды путь зла.
Его клады с XVII века ищут от Астрахани до Симбирска, от Дона до Мордовии. И всё же именно Жигулёвские горы -- эпицентр этих поисков: стог сена, в котором скрылась иголка... а может, и не одна!
Прославились не только несметные сокровища Стеньки, которые так никто и не нашёл! -- но даже его люлька (курительная трубка). Предмет, как мы помним из "Тараса Бульбы", особенный для каждого казака: тот, что уж никак нельзя оставить врагам! По легенде, Степан Разин, отступая от Симбирска, специально остановился у села Жигули и старательно закопал на горе свою трубку. Оглянулись потом казаки -- а из горы, как из огромной трубки, дым до неба валит!
От таких легенд можно вообразить, что находишься в каком-нибудь вулканическом краю. Что это не Жигули, а Камчатка... Ведь как раз в XVII веке первые русские землепроходцы (тоже казаки!) достигли Дальнего Востока -- и там могли если не сами видеть, то хотя бы вдоволь наслушаться рассказов про дымящиеся горы. А всё диковинное передаётся из уст в уста очень быстро. Так что как знать: может быть, "источником" этого сказания, и вправду, послужили далёкие вулканы?
Суммируя свои впечатления и от благодатной красоты Жигулей, и от всех этих легенд, хочется напоследок сказать несколько слов уже совершенно серьёзно.
Красота о многом может нам поведать -- и не только о хорошем... Когда творение отделяют от Творца -- это и есть язычество. Забвение о Боге порождает мелких божков. Тех божков, у которых рожки. Пейзажи становятся "волшебными" -- но, к сожалению, уже совсем не в переносном смысле. Сладкое привлекает не только пчёл. Экстрасенсы, уфологи, оккультисты всех мастей слетаются на красоту, как мухи на варенье. Для них она -- "энергия". Прекрасные места оборачиваются "аномальными зонами". Не исключение и Жигулёвские горы.
Вывод самый простой. Ни из чего нельзя сотворить себе кумира, даже из красоты! Природа -- это просто природа. Только пока мы твёрдо помним, что она не Бог, она способна привести нас к Богу.
К сожалению, не сохранилась до наших дней старинная церковь. Действует современный храм Вознесения Христова.
(1). До XVIII в. село Жигули принадлежало Саввино-Сторожевскому монастырю -- одному из самых богатых в России. Затем Екатерина II подарила его Ивану Григорьевичу Орлову -- старшему из пяти знаменитых братьев. Последним перед революцией владельцем села был Алексей Орлов-Давыдов.
Аркатово
Из всех русских сел Татарстана наибольшее количество паломников привлекало и привлекает старинное Аркатово в Пестречинском районе - и это несмотря на то, что расстояние до него от Казани около 50 километров (вдвое больше, чем, например, до Раифской пустыни). Смоленско-Богородицкая церковь 1746 года с находящейся в ней одноименной чудотворной иконой, а также три святых источника - вот сокровища этого села, его духовное богатство. Оно не дало ему полностью исчезнуть с лица земли даже в ХХ веке, хотя население за годы советской власти сократилось во много раз и на 2000 год составляло всего 28 человек (перед революцией было несколько сотен). Это гораздо меньше, чем в обычных деревнях, однако, как известно, поселок все же называется не деревней, а селом, если в нем есть церковь. Жители Аркатово и окрестностей сумели отстоять свою удивительную по красоте церковь от разрушения, и даже интерьер в ней сохранился почти неприкосновенно, что воспринимается уж совсем как чудо. Для нашей сельской местности - случай почти небывалый. Церковь закрывалась в 1930-е года, вновь стала действующей в 90-е, но даже пока была формально закрыта, ее убранство в основном отстояли от расхищения, а чудотворную икону сокрыли у себя благочестивые люди. Сейчас она снова в храме.
Когда-то Аркатово было крупным и процветающим русским селом. Основанное во II половине XVII века помещиком Федором Аркатовым, оно прославилось в следующем веке при его сыне Демиде.
Позже оно стало центром большой волости, а в огромный приход Смоленской церкви входило на 1908 год 2265 (!) человек. То был один из крупнейших сельских приходов епархии - и один из богатейших в ней (34 десятины церковной земли и 400 руб. капитала - в несколько раз больше, чем у других церквей).
Как уникальное святое место Аркатово известно с XVIII века. Это - совсем иная эпоха епархиальной "священной истории", чем Большие Кабаны или, тем более, Булгары! Что не значит, будто почитание этого села православными жителями чем-нибудь уступает более древним святыням. Место это овеяно многими легендами и сказаниями. Все здесь буквально дышит воспоминаниями о чудесах. И то, что масштабы происходивших здесь событий кажутся не относящимися к "большой" истории Церкви, не значит, будто они "малы" для искренне верующих. Божий промысел все расставляет по своим местам. Рассказы о чудесах в Сарове и Дивеево тоже когда-то представлялись малодостоверными народными сказаниями сугубо местного значения (до всероссийского прославления Серафима Саровского в 1903 г.). Про любимую в народе "рабу Божию Ксению" до поры до времени никто не писал ни в одной книге по истории Русской Православной Церкви. А чудо в Аркатово относится примерно к той же эпохе. Но с XVIII века многое из "малого" давно уже перестало быть таковым. Все общецерковные святыни когда-то были местночтимыми. Не стоит об этом забывать.
Шли 40-е годы XVIII века. Мальчики-пастухи из имения помещика Демида Аркатова нашли в небольшом болотце - каких много в здешних лугах, - плавающую "дощечку", которая оказалась иконой Божией Матери. Икона плавала ликом вниз, но изображение нисколько не пострадало от воды.
Образ принесли в дом Аркатова. Каково же было удивление, когда на следующее же утро он пропал. Нашли его на том же самом месте - в том же болотце. Снова принесли - и снова, в третий раз, он непостижимым образом вернулся на прежнее место.
Разумеется, это было воспринято всеми как знамение. Божия Матерь явила Свою икону - но не желала, чтобы она стала простой домашней иконой в усадьбе Аркатова. Подобными чудесами - неоднократными возвращениями одного и того же святого образа на место его явления, - изобилует вся история Святой Руси. Феодоровская Костромская, Курская Коренная иконы и многие другие.
Демид Аркатов понял знак и решил построить на свои средства монастырь, подобающий такой святыне. Но до основания монастыря дело не дошло. Шел, как мы уже говорили, XVIII век. Страшные бюрократические препоны со времен Петра I мешали основанию каких-либо новых обителей. Недалеко было и до упразднения многих из тех, что существовали. Благочестивый помещик ограничился постройкой крупной по сельским меркам каменной церкви - в 1746 году. Здесь и нашла свое место чудотворная икона - Божья Матерь Одигитрия Смоленская, Седмиозерный ее список. Церковь в честь нее также получила наименование Смоленской.
Чудеса от самой храмовой иконы и от некоторых других почитаемых образов не прекращаются от эпохи обретения до наших дней. Например, другая икона Божией Матери Неопалимая Купина несколько раз спасала храм и село от пожара. Почитается и очень редкая икона Божией Матери Трех Радостей - многие, вероятно, даже не слышали такого названия, между тем, в честь этой иконы установлен общецерковный праздник 26 декабря/8 января (на второй день Рождения Христова). Кроме Божией Матери и Богомладенца Христа, на ней изображен и младенец Иоанн Предтеча, так что общая радость трех лиц и дала название иконе. Такой же точно образ находится в Москве, в церкви Троицкой на Грязях, а в Аркатово хранится почитаемый список.
Среди чудесных случаев, рассказываемых в народе об аркатовской церкви, самое известное и легендарное - несостоявшееся венчание двух круглых сирот, которые оказались родными братом и сестрой, но не знали об этом: венцы, согласно легенде, слетели с них и вознеслись на крест церкви, где и повисли надолго. Так был предотвращен грех инцеста.
Церковь очень красива и снаружи, и внутри. Казалось бы, она ничем особенно не отличается от традиционных храмов того времени (так что даже в некоторых путеводителях под статьей "Аркатово" печатают по ошибке фотографию одной из соседних похожих церквей). В XVIII веке в селах и городах выросло-расцвело множество "восьмериков на четверике", словно белых сложенных бутонов. Немало и шатровых колоколен... правда, в нашем регионе их все же заметно меньше, чем в Центральной России. Колокольня аркатовской церкви, над ее западным входом, чуть накренена - она стала "падающей башней"... но и это, как мы уже писали, не такая уж огромная редкость. Купола и кресты самого храма и колокольни очень красивы и изящны. Но и не в это дело... Тайна скромной, сокровенной красоты аркатовскй церкви - в удивительно благодатном духе, который здесь присутствует... которым невольно проникаются даже атеисты и маловеры. Стоит увидеть ее еще издали, за несколько километров (вокруг все поля, поля...) - сразу будто распахивается что-то в душе, а тяжкие мысли отступают. Будто подъезжаешь к какому-то очень родному месту.
Еще лучше чувствуешь себя внутри храма. Уникальность аркатовской церкви - замечательная ее сохранность. Редкий, очень редкий случай, когда мы можем любоваться сельским храмом так, как если бы никакой революции и не было. Узорные иконостасы основного престола и Никольского придела, прихотливо-резные киоты - все деревянно-позолоченное убранство каменного храма... все - налицо. Чем-то интерьер отдаленно похож на церковь Ярославских Чудотворцев в Казани... только здесь храм - древнее ровно на полвека. Множество старинных, потемневших от времени икон, тусклые завитки позолоты - вся древнерусская сельская старина словно воплотилась воочию в этом маленьком "соборе", как его называют иногда. Вся вера, все упование верующего народа - тех "нищих духом", о которых говорит Христос. И очень символично живописное изображение, во всю западную стену основного восьмерика копии картины Нестерова "Видение отроку Варфоломею"... Этот известнейший сюжет из жития преп. Сергия Радонежского, из его детских лет, как ни один другой являет картину простой и чистой веры - той веры, по которой даются чудеса. Той, которая веками не оскудевала на Руси. И то, что отрок Варфоломей пас стадо в момент явления ему дивного старца, наводит на аналогию с аркатовским чудом: ведь Смоленская икона тоже явилась мальчикам-пастухам.
Благодатная атмосфера Смоленской Богородицкой церкви поистине незабываема...
На окраинах села, в пределах видимости церкви - святые источники (один из них - с купальней). Удивительно такое их количество в одном месте! Кажется, будто вся земля здесь, по воле Матери Божией, освященная Ее невидимым присутствием, источает целительную влагу. Как источает ее знаменитая Почаевская Богородичная стопа... только здесь - в нескольких местах сразу.
Главный источник, как и церковь, называется Смоленским, в честь той же иконы. Как отмечается в литературе об Аркатово (обычно это маленькие статьи), "вода из Смоленского источника лечит головные боли, воспалительные процессы, внутренние боли".
Поблизости - ключи "глазной" и "солдатский". Поскольку Смоленская икона Богоматери иначе именуется Одигитрией ("Путеводительницей" или, дословно, "Прозрительницей", то есть Той, через Которую приходит прозрение), то особенно много исцелений от иконы и от святой воды связано с глазными болезнями. В наше время на "глазном" источнике зафиксированы многочисленные случаи исцеления людей, страдающих слабым зрением. Люди регулярно пьют воду, промывают глаза, и через некоторое время это помогает. С одним из таких исцелившихся автор книги знаком.
К "солдатскому" источнику приезжают люди, потерявшие здоровье на войне, в многочисленных "горячих точках" или просто во время воинской службы...
Разумеется, по вере, на всех этих источниках даются исцеления или частичные облегчения и от многих других недугов.
"Никто да не уедет отсюда опечаленным..." - эта фраза, которую однажды сказал преп. Сергий Радонежский про Троицкую обитель, наверное, вполне может быть отнесена и к Аркатово.