Аннотация: Очерк из цикла "Знаменитые монастыри Руси"
Никольский монастырь (Переславль-Залесский)
Переславское Городище с заснеженным валом нежилось в лучах вечерней зари. Солнце, которое только что рисовало полуденные узоры гжели в тенистом саду Горицкого монастыря, теперь спешило где-то там, за крышами, приземлиться на лёд Плещеева озера. Короткий световой день стремительно близился к развязке, а красота древнего города -- к кульминации. Здесь, в кольце могучего вала ("девятого вала"!) открылся её эпицентр.
Ни с чем не сравнимое таинство раннего зимнего заката -- памятное ещё с детства и вызывающее чувство неизбывного счастья. Здесь стояла крепость, словно нарочно охраняющая, оберегающая это чувство.
Когда видишь длинные, таинственные, словно бы вспученные земляные укрепления в древних городах -- особенно зимой, когда они белы, - почему-то припоминаешь повторяющуюся у разных народов легенду о покупке кем-нибудь участка "размером со шкуру". Потом эта шкура разрезалась на тонкие верёвки, и неожиданно для продавца, участок, окаймлённый ими, оказывался достаточным для основания целого города или замка (Карфагена, цитадели "Старца горы" и т. д.). Здешнее кольцо валов, если смотреть издали -- как разложенная по земле верёвка. Мистический, ограждающий рубеж... причём, город, развиваясь, конечно же, давным-давно перерос его во все стороны -- оттого он кажется ещё более сакральным. По какой-то загадочной логике, теперь рубеж просто "обороняет" одни городские дома от других.
Вал XII века сохранился в уникальной цельности -- по всей окружности овальной крепости. Разве что на месте бывших ворот он был разрезан в XVIII веке улицами. Причём, сам вал, с точки зрения почтового адреса, тоже имеет статус улицы под названием Валовое кольцо. Длина его -- 2 км 350 м. Площадь опоясанной земли -- 28 га. Это куда больше почти всех окрестных городов того времени. Размах строительного замысла Юрия Долгорукого просто поражает! Равную площадь имеет только Московский кремль. Но не надо забывать, что Москва обрела такие размеры крепости значительно позже, в XV веке. А изначально Переславль-Залесский был куда больше и богаче её! И главный собор его воздвигся в камне почти на два века раньше первых московских -- в 1152-57 годах. Редко какой древний город может похвастаться, что в нём прекрасно сохранился до наших дней памятник, современный его основателю!
Блюдце Городища было заполнено закатным светом. Огромным клином расходилась тень от высокого Спасо-Преображенского собора: 34 метра -- немало для XII века! Синевато-серый с теневой стороны, с запада он прямо-таки горел и из белого постепенно становился густо-золотым. Даже -- золотисто-рдеющим, как угли.
Мало найдётся на Земле мест, сравнимых по красоте с центром Переславля-Залесского! Соцветие церквей максимально сгустилось в земляной цитадели, а уж отсюда, чуть редея, рассыпалось по всему городку. По контрасту с бескрайним снегом они смотрятся особенно разноцветными. Иногда кажется, что церкви сами произрастают здесь из бугристой почвы, взборонённой валами. Она настолько древняя и намоленная, что благодать восходит из неё куполами и крестами.
Буквально по краю вала выросла Знаменская церковь... чуть-чуть не на склоне, у самого подножия. На закате она пронзительно-нежно мерцала -- сама как знамение. Розовая на снегу. Ещё более ярким видением восставала из-за Трубежа возвышенно-пламенная Покровская церковь. Алая, как ягода. Контраст посреди белых сугробов и коричневых крыш -- просто ошеломляющий! Специально что ли для зимы её здесь "придумали" и так раскрасили?
Вал тянулся сине-розовый: огненный с одной стороны, остывающий -- с другой. Бежала поверх него тропинка. Похожий на дорожную насыпь, он был проложен будто нарочно, чтоб созерцать храмы "с воздуха" - практически с уровня их куполов и крыш. Сейчас, сверкающий ото льда, он уходил светлой магистралью прямо в солнце. Там, в центре закатного зарева, чуть заслонённого деревцами, как горящим хворостом, волшебно вырисовывалось необычайное скопление куполов -- беспримерное по густоте даже по меркам Переславля. Почему-то сразу вспомнился образ Неопалимой Купины. Закат сам написал новый извод этой иконы.
Ошибиться было трудно: именно в той части города, к юго-западу от Городища, издревле стоит Никольский монастырь -- одна из пяти великих обителей Переславля. Сама красота заставляет свернуть к этим куполам, даже если изначально ты шёл в другую сторону.
Если Успенский монастырь был поставлен "на Горице", то Никольский -- "на Болоте" (под таким названием и известен в исторической литературе). Действительно, это низинное местечко по ландшафту являет полную противоположность Горицкой обители.
Здешний монастырь основал около 1348 г. выходец из Гориц преп. Димитрий Прилуцкий († 1392 г.). И более 20 лет, до своего переселения в Вологду, он был здесь игуменом. Заложил духовные традиции, очень близкие к общежительному уставу преп. Сергия Радонежского. Здешний монастырь является почти ровесником Троице-Сергиевой лавры! А его основатель был современником и другом преп. Сергия. Не раз они встречались и здесь, и в Троице-Сергиевом монастыре.
Шли века. В 1898 г. обедневший мужской Никольский монастырь был обращён в женский: в то время это была очень распространённая практика, как бы оживлявшая многие древние обители. Но в новом качестве монастырь просуществовал лишь четверть века, и в 1923 г. новые власти его закрыли. В 30-е годы взорвали собор и колокольню, разобрали большую часть стен, сровняли с землёй кладбище. В разное время здесь размещались: скотобаза, приют для глухонемых детей, гаражи, конторы.
В 1993 г. монастырь был возрождён и вот уже третье десятилетие вновь действует как женский.
От всего, что было прежде, сохранилась лишь привратная церковь Петра и Павла и зимняя Благовещенская (обе 1748 г.). Две маленьких хрупких церквушки XVIII века в стиле "переславского барокко" - со свечечками-куполами на тоненьких и высоких, словно бы восковых, барабанах.
Несохранившийся главный собор монастыря -- Никольский (1721 г.) -- был похож по стилю, но гораздо крупнее.
В наше время, помня о древности монастыря, решили воссоздать его не в формах XVIII века, а в традициях более близких к эпохе свв. Сергия Радонежского и Димитрия Прилуцкого. Основу взяли пятиглавую, но из-за двух боковых приделов могучий храм получился семиглавым. С одной стороны это соответствует традициям местной школы зодчества, с другой -- не имеет ничего общего ни с барокко, ни даже с поздним посадским стилем конца XVII века: действительно, мастерски воспроизведены приёмы древнерусских зодчих XV - XVI веков.
Венец из семи золотых луковок над белокаменными стенами -- это нечто радикально выделяющееся во всём городском пейзаже! Переславль не избалован золочёными куполами. Современные зодчие умудрились в низинной по расположению обители воздвигнуть абсолютную архитектурную доминанту, видную издалека.
Солнце с запада насквозь просвечивало Никольский собор и выглядывало из алтарного окна на востоке. Когда мы с Ильёй обошли могучий храм, открылась роскошная мозаика над главным входом: Николай Чудотворец в парадной святительской одежде на фоне монастыря -- все башенки и церкви игрушечно раскинулись у его ног. Фон мозаики всегда был золотой, но особенно ярко она горела сейчас, отражая закат словно бы в огромном сетчатом зеркале из тысяч склеенных осколков.
Трёхкупольная звонница -- второе большое сооружение в монастыре. Вместе с собором загорелось десять золотых свеч! Прообразом для современной колокольни послужила, видимо, всемирно знаменитая звонница в соседнем Ростове Великом -- только здесь она заметно уменьшена.
В тот год Никольский собор был уже полностью отделан, но ещё не освящён. Службы пока шли в Благовещенской церкви. В этом маленьком храме почивают мощи сразу двух святых: благоверного князя Андрея Смоленского и преп. Корнилия Переяславского. К сожалению, малоизвестные за пределами города, они удивительны по своему в чём-то схожему жизненному пути -- оба явили пример максимального смирения.
"Град твой Смоленск яко чужд имея, водворился еси во град Переяславль, и в дому святителя Николая жестоким житием временную жизнь совершив, востекл еси в горняя предстоять Христу..." -- поётся о нём в тропаре ("Жестокое [к себе] житие" -- распространённый в церковных текстах синоним "аскетичного жития").
Св. Андрей -- скромный, малозаметный при жизни человек, служивший пономарём при Никольской церкви примерно в 1360-1390 годах. Когда он преставился, на теле его неожиданно нашли золотую цепь и перстень -- знаки княжеского достоинства, тяжёлые вериги -- знак его подвижничества, а также малую хартию, на которой рукой почившего было написано: "Аз есмь Андрей, един от смоленских князей. Зависти ради и крамолы от братий моих оставих княжение мое и дом и прочее". По-видимому, имеется в виду не само Смоленское княжение, а "един от" его уделов. Память о князе-пономаре, и проживавшем, и похороненном в глубочайшей нищете -- даже не в гробу, а просто обёрнутым в бересту, -- осталась в Переславле на века, несмотря на скудость каких-либо сведений о подвижнике. Преп. Даниил Переяславский в XVI веке горячо ходатайствовал перед митрополитом Иоасафом о его прославлении. К сожалению, ему так и не удалось добиться общецерковной канонизации святого, но он много сделал для распространения местного почитания князя (кстати, митрополиту за непочтение к святому преп. Даниил предсказал лишение кафедры -- и оно быстро сбылось: владыка Иоасаф после всего трёх лет управления Церковью в 1542 г. был в прямом смысле слова свергнут господствовавшими при дворе Шуйскими -- грубо схвачен, чуть не убит при этом и заточён в Кирилло-Белозерский монастырь).
Прошли века. Как ни удивительно, в послепетровскую эпоху борьбы с "суеверствами", когда какие-либо канонизации стали вообще почти невозможными, в 1749 г. Синод официально утвердил местное празднование памяти св. Андрея.
Не стоит путать упомянутый в житии одноимённый храм с Никольским монастырём, хотя находились они совсем близко. Никольский храм (полностью перестроенный в XVIII веке и называвшийся с тех пор Князь-Андреевским) был взорван в 30-е годы. Но поскольку мощи святого находились под спудом, в 2000 году они были обретены специалистами на глубине около 2,5 м совершенно неповреждёнными. И были перенесены в Никольский монастырь.
Совсем в другую эпоху, в XVII веке, жил преп. Корнилий. По совпадению, он тоже служил пономарём, тоже пришёл в здешний край издалека, тоже ничего о себе не рассказывал -- мало того, 30 лет был молчальником, так что всё это время его даже считали немым. В Переславль-Залесский он переселился из Переславля-Рязанского (нынешней Рязани). Подвизался в Борисоглебском монастыре, что на Песках. Кроме пономарства, проходил послушание в трапезе, пекарне, на огороде. Как говорят, "выращивал лучшие во всей округе яблоки и раздавал их всем приходящим". Сподобился прозорливости и каким-то образом, не нарушая подвига молчания, умел знаками и жестами предсказывать будущее. Скончался в великой схиме в 1693 г., а уже в 1702-м при перестройке церкви были обретены его мощи. Об их нетлении свидетельствует сам свт. Димитрий, как раз незадолго до того поставленный Ростовским митрополитом. К 1717 г. в монастырской книге было записано уже 17 его посмертных чудес. Многочисленные чудеса происходят и доныне, и говорят, самое частое из них -- исцеление больных младенцев. Память преп. Корнилия -- 22 июля/4 августа.
Упомянутый Борисоглебский Песоцкий монастырь находился не просто рядом, а буквально метрах в 20 от Никольского. Таковы уж древнерусские города: многочисленные монастыри могли стоять в них почти впритык, как обычные кварталы, разделённые лишь улочками. Сама Борисоглебская обитель была упразднена в 1764 г., но от неё осталась Смоленско-Корнилиевская церковь, в которой почивали мощи подвижника. В 1994 году его захоронение в развалинах было осквернено неизвестными лицами, останки разбросаны по всему храму... но через некоторое время подобраны верующими людьми и перенесены в Никольский монастырь.
Что ещё можно сказать о святых обители сей? Так уж получилось, что из древнего монастыря вышло немало святых мучеников ХХ века. Здесь служили будущий епископ Орехово-Зуевский Никита и протоиерей Евгений Елховский (оба расстреляны в 1937 г.). Погиб в дальневосточных лагерях настоятель соседней Смоленско-Корнилиевской церкви Василий Малинин.
Вообще этот монастырь, которому, к сожалению, очень мало места уделяется в путеводителях, исключительно богат святынями.
Не знаю, как сейчас, но когда я ездил в 2008 г., знаменитый храм в Годеново под Ростовом был подворьем именно Переяславского Никольского монастыря. В наше время прямо-таки "аптечного" отношения многих людей к паломничеству -- когда очень уж выборочно и прагматично едут к отдельным святыням, снисходительно пропуская при этом множество других на пути, -- маленькое, затерянное в лесах Годеново как центр паломничества стало более популярным, чем сам Ростов Великий и многие другие города Золотого Кольца. Со всей России едут к знаменитому Животворящему Кресту XV века. Конечно, правы те, кто говорят, что "к пустому колодцу люди не идут". Новейших примеров Божьей помощи, явленной через эту святыню -- великое множество. И всё же можно посоветовать таким паломникам... ну, хоть иногда не забывать заехать и к соседним, переполненным благодатью "колодцам" -- в том числе, к древнейшим обителям Переславля Залесского. Хуже точно не будет!
Когда мы с Ильёй вышли из Благовещенского храма, солнце уже зашло. Стоял тот короткий рубежный час светлых сумерек, когда небо, снег и стены обретают один цвет -- словно из одной материи сотворены. Только перламутрово-розовый пояс вдоль горизонта отделяет верхний окоём от нижнего.
Тень на земле -- такая же глубокая и голубая, как сам небосвод. И странными сосульками продолжают её вверх декоративные монастырские башенки. Странно видеть лежащее на земле небо да ещё и прорезное по краям, вклинившееся аппликацией в угасающий закат.
Монастырь -- самая таинственная часть этого и без того таинственного мира.
Сейчас видно, что молитва -- понятие вечное, и язык её состоит в не меньшей степени из света, чем из слов. Мягкие святочные сумерки, медленно тускнеющие в холодном воздухе золочёные купола, мерцающий вертеп... Да, рождественский вертеп с осликом, ягнятами и огромным верблюдом снаружи -- таким большим, что не поместился внутри!
А сквозь венки берёз на западе проглядывали последние яркие мазки охристой зари. Бледными светлячками зажглись под ними первые фонари, ещё ничего пока не освещая.
Всё-таки удивительный контраст после недействующего Горицкого монастыря -- насколько здесь больше жизни!
В маленьких городках-то и так суеты меньше -- а к вечеру она и вовсе засыпает. Так и видно, как отражается в соборных куполах огромное небо, и сами эти золочёные купола в сумерках -- символ небесного покоя. Всё дневное, торопливое, букашечье -- как вода с них стекает. Тайна вечной новогодней ночи высвечивает из их глубин и мерцает под крестами. Никак человеку нельзя без этой красоты и этой тайны! Живём мы, только общаясь с ней.
После посещения монастыря ноги сами подводят к развалинам Смоленской церкви. Именно в ней когда-то находились мощи преп. Корнилия Переяславского. Раньше это был целый комплекс: высокая церковь в форме восьмерик на четверике, слитый с ней двухэтажный братский корпус, а над его крышей -- ступенчатая барочная колокольня. Последняя обрушилась в 1988 г. (в год 1000-летия Крещения Руси!), развалилось и почти всё остальное -- уцелел по сути лишь остов. Памятник архитектуры более чем трёхвековой давности: 1698 -- 1705 годов. Он темнеет метрах в двадцати от монастыря, по другую сторону крохотного замёрзшего болотца. Широкой приземистой башней тёмные руины возносятся над снегом, снег лежит и внутри, в разверстых проломах. Заблудились в пустых окнах зимние звёзды. И только единственная главка-луковка с нарисованными звёздами царит высоко в небе.
Таинственны в сумерках любые руины, но когда над ними висит, рядом с месяцем, один-единственный будто не тронутый разрухой, иноприродный им купол -- чувство чего-то буквально сверхъестественного становится неотразимым! Этот бледный звёздчатый купол на фоне луны -- просто какое-то видение!
Снег, луна, развалины церкви... а напротив -- действующий, мерцающий, полностью воскресший монастырь. Одна ночь, одна зима, но в ней -- два противоположных мира!
Есть красота абсолютная. Она в сущности уже -- Царство Божие на земле. Если её старательно изо всех сил опоганить (потому что стра-ашно же нам жить с ней, с такой-то абсолютной), то вот это, похоже, и будет -- наша Россия.