Рощектаев Андрей Владимирович : другие произведения.

Плачущий милитарист

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
   Плачущий милитарист
  
  
  
  
  
   Все на свете могло быть другим, но иметь тот же смысл.
   Из фильма "Господин Никто"
  
  Часть I
  
   Да не в том чудо, что дом укрывает нас и греет. Чудо в том,
   что незаметно он передаёт нам запасы нежности - и она
   образует в сердце, в самой его глубине, неведомые пласты.
   А де Сент - Экзюпери "Планета людей"
  
   Радостный опыт семьи, её реальности, её красоты, её
   "доброты". Ни о чём серьезном и важном не говорили...
   А вот всем хорошо. И это "хорошо" совершенно бескорыстно.
   Семья не имеет "цели", она не "прагматична". Она источник,
   она - та жизнь, из которой вырастают цели.
   о. Александр Шмеман
  
  Глава 1
  
  Однажды в консерватории мой препод по специальности Арсений Петрович ненароком полюбопытствовал, почему я хожу с пацификом.
  - Я брата потеряла! - коротко ответила я. - Имею право быть пацифисткой.
  - Прости, я не знал... - смешался он. - Где-то на войне? В горячей точке?
  - В горячей... очень горячей, но не на войне.
  ***
  Мишка в детстве был живым ураганом. Но таким весёлым, что если б только такие ураганы бывали на Земле, это была бы самая лучшая погода, какую можно пожелать нашей планете.
  Если шустрый, как вихрь, мальчик увлечённо дубасит подушку, не спешите его обвинять в агрессивности: скорее всего, он, рискуя жизнью, героически защищает вас от зверского нападения видимых ему одному врагов. Это только в ваших глазах - обманчиво простая подушка, а для него - целая вражеская армия или огромная, коварная, безжалостная банда. И он рискует в заведомо неравном бою, только потому что вас любит. А братишка очень меня любил. И всегда меня защищал. От кого? Ну уж он-то придумает, от кого.
  - От тараканов, которые обиделись, что ты их не боишься и поэтому решили устроить термоядерную войну... от арбузов, которые превращаются в черно-зеленые дыры и едят галактики... от подушек с ножами, которые делают харакири, но сначала гоняются за тобой, чтоб зарезать, задушить и защекотать одновременно... от учебников-маньяков, которые ловят, связывают и заставляют до смерти себя учить... от потолка, который вчера мне по секрету сказал, что ты плохо ему молилась и поэтому он в наказание станет полом...
  Я уставала слушать бесконечные скороговорки Мишки (точнее, уставала от них хохотать) и начинала кидать в него те самые подушки, которые делают харакири, но сначала...
  Приёмы каратэ применялись Мишкой мастерски. Злобные подушки, враз забыв от удара все свои коварные планы, улетали, даже не пытаясь оказывать дальнейшее сопротивление. Благодаря героизму Миши, мы прорывались через все засады врагов, как бы много их ни было.
  Иногда ему приходилось фехтовать самодельным (кстати, великолепным!) мечом и даже изнемогать в неравной борьбе, но всё же в конце выходить победителем. Иногда - преодолевая невидимые пропасти и ловушки, - совершать прыжки и сальто, достойные "Принца Персии". Иногда он пытался взбегать на стену, как ниндзя... и "понарошку" даже взбегал - хотя "в реале" плюхался на диван. Но по условиям его игры, диван был уже по другую сторону успешно преодолённой стены.
  Я тоже "понарошку" всюду следовала за Мишей - хотя в реальности делала раз в десять меньше движений, чем он. Зато он делал всё за двоих! Он всегда был локомотивом наших игр, а я - уютным вагончиком.
  Апогей, зенит, Эверест детского счастья - вовсе не раннее детство, которое обычно плохо помнится, а именно десять-двенадцать лет. Я старше брата всего-то на год, и когда ему было десять, мне было одиннадцать. Ну, а когда ему стукнуло (крепко стукнуло!) одиннадцать... об этом потом тоже придётся рассказывать. Хотя очень не хочется! Но наш самый "золотой год" я, наверное, буду помнить всегда, сколько б лет ни прошло.
  - А если б ты была моим папой, ты бы меня как воспитывала? - спросил однажды Мишка.
  Я долго не могла отсмеяться:
  - Но я не твой папа. Я вообще ничей. Я вообще - не папа! Я даже не мама.
  - Ну, а если бы? - продолжал настаивать Мишка
  - Ну-у... - я несколько секунд осматривалась, чем бы ответить, наконец, увидела всё ту же подушку и весело огрела его по голове.
  А вопрос был совсем не риторический. Папу мы видели гораздо реже, чем хотелось бы. Он то и дело бывал в поездках по своим коммерческим делам. Мы только друг друга видели часто. Каждый день. Почти круглые сутки (за исключением уроков в разных классах одной школы). Несмотря на это, Мишка придумывал дружеские приветствия и прощания - всё новые и новые смешные ритуалы. "Просто сказать привет или пока - это же ни разу не круто: так все делают. А у своих людей должны быть свои ритуалы. Типа - мы не как все. Мы друг другу - именно что друг-друг".
  "Надо хлопнуть вот так... потом вот так... потом плечом о плечо, та-ак... потом этим плечом об это плечо... потом вот так вот локтем о локоть крест-накрест... и вторым, и ..." (был бы третий, он сказал бы "третьим"). "Потом еще ... коленом о колено... потом развернуться, стать спина к спине и громко-громко прокричать "друзья-а-а-а" ... только длинно-длинно, ты слишком коротко кричишь!"
  - Как это всё запомнить? Что после чего? - смеялась я.
  - Ну я же запомнил! - урезонивал меня Мишка.
  Каждый вечер после школы комнату оживлял тайфун из его рук-ног (это почти одно и то же), живописно разлетающихся во все стороны предметов, циклоны и антициклоны, вихри вертикальные, горизонтальные - сальто, кувырки, "солнышки", фляки... И всё это был мой брат! Несмотря на маленький рост, его всегда было невероятно много. Он распространялся вокруг через окружающие вещи. Могла тапка виртуозно влететь на люстру и стать дополнительным элегантным абажуром. Могла подушка, как ледник на Эвересте, неожиданно для нас обоих оказаться на высоком шкафу (и потом с новыми приключениями, с элементами альпинизма, приходилось её оттуда добывать). Мог из кресел и стульев вырасти, по обстоятельствам, или танк, или танкер - в зависимости от того, на море или суше в тот вечер проходили боевые действия: полководцы и флотоводцы на сегодня были актуальней. Могла быть живописно разбросана всевозможных видов одежда - в пропорциях, зависимых от количества и "уровня" поражённых монстров. Она этих побеждённых монстров изображала. Эта же одежда могла непредсказуемо оказаться и на самом Мишке. От вывернутого наизнанку пальто посреди лета до одной туземной набедренной повязки посреди зимы. От мятого кимоно, похожего на пижаму, до пижамы, похожей на кимоно.
  - Я бы хотел, как Джеки Чан, научиться драться тарелками, ложками, горшками... книгами, телевизорами, компом, тапками, носками (газовая атака!), штанами.
  - Штанами??? - переспросив, засмеялась я.
  - А ты чё! - Из штанов можно сделать двухголового дракона... и научить его кусаться. Мир надо защищать от злых сил. Я бы этому жизнь посвятил!
  Да, он защищал мир от злых сил. И этому жизнь посвятил.
  - Смотри, как я научился бить маваши.
  Над словами "маваши" я смеялась, хотя Миша изо всех сил пытался быть серьёзным. Когда я первый раз услышала это слово, мне послышалась "малаша". Каша-малаша! Из стишков для самых маленьких. А ведь кажется, какой-то рэпер, если не ошибаюсь, взял себе такой псевдоним... даже не додумался, что по ослышке будет звучать нелепо и ассоциироваться в русском языке вовсе не с грозной силой, а с размазнёй. "Крутизна" всегда смешна! Но самое смешное, что она этого за собой не замечает.
  Правда, по чувству юмора Миши я всегда была уверена, что у него полный иммунитет от "крутизны". Что настоящий "крутой" из него никак не вырастет... иначе это было бы уже не смешно, а очень-очень грустно.
  Несмотря на всю свою воинственность, Мишка был ужасно добрый человек! В раннем детстве он всегда плакал над мультиком "Мама для мамонтёнка". Плакать-то плакал, но снова и снова пересматривал: очень уж этот старый мультик любил. Больше всех новых! А в четыре года возмутился над "Гадким Утёнком":
  - Гады! С-суки!
  - Сынок! Не надо такие слова говорить! - ужаснулась мама, услышав.
  - А зачем они с ним так, мама!?
  Мишка был настолько искренним в своих проявлениях, что однажды написал в чате учительнице, чтоб её поддержать: "Вера Петровна! Выздоравливайте, слишком много болеющих учителей, даже нам уже не нравится". Веру Петровну это настолько умилило, что... через пару дней она, действительно, выздоровела.
  Все кошки и собаки на свете были его кошками и собаками. Они буквально, слетались к нему со всех концов, как голуби на корм. Он мог запросто подойти на улице к огромной незнакомой собаке, гулявшей на поводке, и собака, на время вообще забыв о существовании хозяина, бурно ласкалась к мальчишке, которого видела первый раз в жизни. "Укусить может!" - иногда с явной угрозой предупреждали хозяева. Мочь-то они, конечно, могли - да вот ни разу не укусили.
  Отношения с полосатой братией у Мишки складывались ничуть не хуже:
  - Кошку можно заводить, как машину. Заведёшь её - и она затарахтит.
  ВСЁ живое к Мишке тянулось. В этом своём (а вернее, нашем с ним!) мире он был - настоящий Адам до потери рая.
  
  А в вацапе он, без всяких изысков, взял себе ник "Я человек". Просто и понятно.
  Одна наша высокообразованная тётя, буквально сыпавшая научными словечками, как-то выразилась про Мишу:
  - Он у вас такой витальный!
  - Как это, тёть Галь? - удивилась я. - Он же не Витя, он - Миша!
  Но оказалось, "витальный" - вовсе не про Витю: это от латинского "вита" - "жизнь". Ну, значит, переполненный жизненной энергией. По-простому - умеющий радоваться и радовать других. По-современному - позитивный. А по-нашему - просто прикольный.
  А мама в ответ сказала тёте Гале:
  - Да он, по-моему, живёт в состоянии коммунизма! Его друзья носят его одежду. Когда он был маленький, мы жили ещё в другом городе, он как-то дружил с местными мальчиками, которые потом украли его велосипед... и он говорил, что они всё равно хорошие. Они его обокрали - но они хоро-ошие! Чудно! Ну, легко же жить при коммунизме... за чужой счёт.
  - Это всё ничего: когда-нибудь ты ещё будешь ностальгировать по этому его возрасту и по этому настроению! - напророчествовала тётя. - Он Божий. Про таких в народе говорят: "Его в детстве Бог поцеловал". Он внутри очень светлый. Будет очень горько, если он это не реализует.
  Пока ещё очень трудно было сказать, что же именно он должен реализовать... но у братишки всегда было такое выражение лица, будто на нём написано: неужели мир не такой счастливый, как я? Тогда откуда же я мог в нём взяться?
  
  Вечер. Поднимешь глаза к потолку. Фантазии кружат где-то вокруг выключенной, но слабо мерцающей люстры, как вокруг новогодней ёлки. Потом медленно, как снег в тихую-тихую погоду, сходят на все остальные предметы комнаты, делая их похожими... мы ещё не придумали, на что, но сейчас придумаем... верней, оно само за нас как-то придумается. И будет всё во всём - одна Игра.
  Мы дружим с братом, мы дружим с этой комнатой, мы дружим с этим вечером. Здесь всё наше: мы это знаем. Всё в любую минуту охотно делается ровно таким, каким мы хотим. И весь мир наш. Мы всё-всё о нём знаем. Всё, что знать хотим. Он не агрессивен, а радостно покорен - он играет в наши игры, причем, явно любит это делать. Бог (о котором мы пока не решили, есть ли Он... да Он-то давно решил) передал нам часть Своего всемогущества.
  Пока всё наше!
  Пока...
  Нет большей радости на свете, чем это чувствовать.
  Эти вечера с братом - почему-то самое радостное, что запомнилось из детства. Когда ты ещё не спишь (и спать не хочется), а хочется играть, болтать и беситься, вечер - твой лучший друг. Нас с ним трое: я, Мишка и вечер. А вернее, если по значимости, то даже так: Мишка, я и вечер. Или: вечер, Мишка и я - дружная семья.
  - Темнота - друг молодёжи! - любил говорить братишка.
  Мы с ним и есть - вся молодёжь нашей семьи: единственная в нашей квартире молодёжь! Можно даже сказать - юниорская делегация на данном пятачке Земли.
  Несколько фосфорных звёздочек, наклеенных на обои, таинственными глазами наблюдали за нами в темноте. Наблюдали, но не шпионили: они тоже были наши. Мишка их обожал - сам расклеивал в каком-то ему ведомом порядке, как Творец мира (долго примерялся, "прицеливался", пыхтел над каждой), и от него эта любовь передалась мне. Теперь мы без этих звёзд комнату себе уже не представляли. Если бы всю жизнь освещали только такие звёзды. Только мирные и зеленовато-уютные. И никаких других! Никогда.
  Само собой разумеется, они помогали нам фантазировать. Настраивали мысли на нужный лад... да это было и несложно. Чего там особо настраивать: всё ещё до них уже настроено!
  "Мальчик поднимает руки на фоне чёрного фона" - как было подписано в одном мамином любимом "стоковом фото". Я всегда вспоминала эту смешную и магическую фразу, когда мы играли, дурачились, прятались, бегали, "пугали", устраивали засады, хохотали, сражались на бумажных дубинках-рулонах и тому подобное. В потёмках, в "экстриме" - в нашей не такой уж большой квартире, которую мы втроём с темнотой делали огромной, почти безграничной, вершилась самая обычная, обыденная, - то есть ежедневная, - магия детства. И всё было хорошо - даже то, что "страшно". Если в темноте раздается коротеньких визг на самой высокой ноте, одно из двух: или поросёнок прощается с жизнью, или ребёнок жизни радуется.
  Взрослым этот визг почему-то не очень нравится.
  Даже не знаю, почему?
  Во что мы только ни играли! Склеив несколько катышков из тряпок, мы могли устраивать "снежные бои" даже летом. А "снежные крепости", если уж так захочется, возвести в разных концах комнаты из стульев, одеял, подушек и прочего белья. Потом долго перестреливаться меж двумя твердынями.
  Правда, попасть в Мишку хоть раз было так же трудно, как "подвзорвать" гранатой... скажем, тень от вьющегося по ветру флага. Ловкость делает человека тенью либо солнечным зайчиком. Всё попадаешь "прямо" - и всё косо.
  - Меткий глаз - косые руки! - хихикал Мишка.
  По ходу боя он выполнял такие сальто, махи и "ножницы", что очередной "снежок" вдруг пролетал у него под ногой: нёсся неотразимо в цель, но Мишка его в последний миг перепрыгивал - "высший пилотаж", как он сам говорил. Шик и блеск!
  Если я, как девочка, и стала хоть когда-то в жизни восхищаться мальчишками, как особыми существами - не чета нам! - то только благодаря брату. Он мне наглядно показал, что он - особенный! Вот такой особенный, что ты в него почти попадаешь... но "почти" не считается!
  Ещё Мишка обожал ходить на руках, напоминая при этом какое-то почти "марсианское" существо с двумя выставленными над собой смешными антеннами.
  - Жаль, что у нас комната маленькая. Я бы так тыщу километров прошёл!
  - Не пройдёшь, - серьезно возражала я.
  - Ну... не тыщу, так сто. Ну не сто километров, так сто метров! - "чуть-чуть" снижал планку Миша и подумав добавлял - ... Пятьдесят! Двадцать.
  И продолжал шагать. Потом вдруг начинал хохотать - без всякой щекотки с моей стороны:
  - Зачем вы все по потолку ходите?! Ну, зачем!? Неудобно же! - звонко смеясь, "возмущался" он. А может, потолок, и вправду, в наказание всем нам стал полом?
  Да, многие люди ходят по потолку и не замечают этого. Или замечают слишком поздно, когда уже ничего не исправишь... Ничего! Скоро и с нами это случится... но мы пока не знаем...
  До сих пор у меня перед глазами самый весёлый на свете мальчишка с одним солнышком-лицом и двумя солнышками-ногами. Да, в процессе буйных игр солнышки менялись местами и тогда ноги улыбались не хуже лица, победно оглядывая перевернувшуюся вверх дном квартиру... иронично подмигивая пальцами то мне, то потолку.
  Есть на Земле такие ясные люди, которые, пока их не погасят, умеют улыбаться миру не одними губами, а СОБОЙ целиком - во весь рост - во весь мир, что в них поместится. В них всё улыбается - и им всё улыбается. Да и невозможно не улыбнуться! Что посылаешь в белый свет, то к тебе и приходит.
  В мишкином рукотворном, а точнее, ноготворном небе редко бывало пасмурно. Тучек, заслонявших всё солнечное, братишка не любил. Вот не любил и всё тут. Обычно они по целым дням валялись скомканные в углу: синтетические, ситцевые, бамбуковые. Сколько их накупили - он не носил. Тучки - они только для школы, принуждения, неволи... а для дома, творчества, игр - всегда ясная погода. "Творчеством" его была вся жизнь. А "домом" - все, кто его понимают и любят.
  Когда же тайфун по имени Михон немного успокаивался, то неизменно оседал рисунками на первой попавшейся бумаге на столе. И во всех рисунках выходила та же вихревая динамика, что и в нём самом.
  Все ребята в классе (точнее во всей параллели!) знали, что Мишка "супер-мега-круто" рисует. Его роботы, рыцари, самураи и герои были страшно востребованы. Однажды, когда он разместил в вацапе фото каких-то роботов, завязалась шутливая переписка:
  - Где такие классные фото нашёл?
  - Он не искал. Он нарисовал их в 3D на коленке.
  Когда у Мишки получался очередной рисунок или приём... или вообще что бы то ни было на свете, - он всегда выдавал крылатую фразу:
  - Йес минус три!!!
  - Вот ты мне скажи: что такое "йес минус три"? - иронично интересовалась мама. - Это какая-то математическая формула, что ли?
  Мы с Мишкой одновременно засмеялись.
  - Нет, мам! Йес минус три - это... это йес минус три!
  - Но есть же какое-то объяснение?
  - Йес! - скаламбурил Мишка. Больше ни я, ни он ничего не могли сказать. Но мы крепко задумались над объяснением. Мы сами его не знали. Нас обоих охватил задор.
  - Ну, "йес" - это же всегда хорошо... йес он и есть йес. А "минус"? Минус - это, наверное, плохо. Ну, например, отряд прорвался через вражескую засаду - о, "йес!" - но троих потерял... это уже значит, минус три.
  -Нет-нет! Это, наоборот, враги потеряли троих.
  - Всего троих? - удивилась я. - Но тогда чему тут особо радоваться.
  - А может, он их с одного удара убил - ты же не знаешь. Он типа махнул мечом... йес! Минус три башки сразу. Или бревном их зашиб вообще ненароком - просто нечаянно так повернулся... а потом смотрит: ё-моё! Йес минус три!
  - А кто он? - засмеялась я.
  - Я!!! - скромно сказал Мишка. Я и не сомневалась, что он так ответит.
  Потом я узнала. "Йес минус три!" - это мальчик-игроман в популярном видео застрелил сразу трёх врагов из "снайперки". Видео смотрели не все, но фраза приклеилась ко многим и, конечно, стала крылатой. Значит, мы с Мишкой мыслили в совершенно правильном направлении и практически угадали. Различия в деталях вышли несущественные, доказав, что мы гении!
  Но я немного отвлеклась. Я же говорила о творчестве Мишки. Если Бог - действительно, Любовь, то Он же не мог не создать человека? Не мог! Любовь не может не проявляться хоть как-то. Человек тоже... не может не творить хоть что-то. Потому что и в нём - любовь.
  Творчество - это изумление миром. Способность изумляться и открывать. В этом смысле, творчески одарены с детства все люди без исключения. Но эта способность, как и всякая другая, если её не развивать, обязательно атрофируется.
  Очень интересное выражение митрополита Антония о природе творчества: человек, когда впитывает в себя опыт, с какого-то момента "ненамеренно начинает творить". Пусть это даже опыт детских игр. Которые потом прелагаются в рисунки и сказочные тексты.
  Но Мишка бывал очень самокритичен:
  - Вот как нарисовать или сочинить что-то умное, когда ты сам - как все!?
  Потом, долго думая, он всё же нашёл философское утешение:
  - Художник имеет право на несовершенство.
  - Художник не имеет права на несовершенство! - возразила я с чисто женской категоричностью.
  - Нет, имеет! - уже с несомненностью сказал Миша: мол, не спорь с очевидностью.
  - Почему?
  - Потому что только о-очень гордые могут думать, что сотворят что-то совершенное! Это самообман. А право на несовершенство - это право любого живого существа быть самим собой. Это я долго-долго думал и придумал.
  - Блин, какой ты умный! Даже не знаю, что-о с тобой делать! И откуда на меня свалился такой философ?
  Потом я поняла, что насчёт несовершенства он полностью прав. Все детское "раздолбайство", - бриллиант нашей жизни. Это самое неотъемлемое звено в короне человеческой свободы. Мы есть, пока способны не слишком-то серьёзно относиться насыщенно-пафосной житейской игре. И даже... к собственному творчеству, которое вообще-то у Мишки было очень и очень стоящим.
  Вот я просматриваю всё, что рисовал брат и думаю: а может, детство это просто комикс всей нашей будущей жизни. Всё, что потом будет банальным и даже больным , пока - один великолепный сюжет. Причём, сюжет, который мы до поры до времени пишем и рисуем САМИ... - роскошь, в основном уже напрочь забытая "взрослыми" людьми. Хотя какие же они взрослые, если САМИ, без шаблонов, не способны писать свою же жизнь: это она нас кое-как, на автомате, пишет и малюет... где и когда потерялась наша хвалёная "самостоятельность", о которой так мечтают дети!?
  Всё осмысление жизни происходит в детстве... потом уж так - одна шлифовка.
  Правда, у наших родителей тоже было своего рода "творчество". Мама как-то вдруг принялась усиленно искать в сети "стоковые фото счастливой семьи" и "стоковые фото счастливых детей" - чтоб уж всей семьёй профессионально, со знанием этих самых "стоков", сфотографироваться на обои для компьютера. Она всегда, во всех случаях жизни, очень любила подражать - всему, что считала хорошим. Себя она считала талантливым дизайнером и очень талантливым фотохудожником... только, к сожалению, без диплома.
  Мама всячески подчёркивала, что у нас образцовая семья. Самая хорошая, самая красивая, самая замечательная... Я тоже до поры до времени так считала. Правда, одно было не совсем понятно - зачем жить напоказ, да ещё и по чьим-то образцам... но тогда это казалось вполне приемлемым, безобидным пустяком.
  (Казалось пустяком, оказалось - катастрофой. Но это будет потом.)
  Мама очень хотела разместить серию фотографий нашей семьи. А пока находила в "Депозитфото" многочисленные чужие. С великолепно переведёнными подписями.
  А мы-то хохотали:
  "Молодой десятилетний мальчик ребёнок".
  "Мужской ребёнок".
  "Расстроенный ребёнок с головой в руках".
  - Ой, а это вообще страшно: "Мускулистая боль". Блин, не дай Бог!
  - Не-не, ещё страшнее: "Ребёнок, чья депрессия сидит на полу".
  - "Плохой мальчик с синяком под глазом".
  Потом под фото детей со смартфонами попалась надпись, которую мы запомнили на всю жизнь.
  - Михон! Мы с тобой "цифровые близнецы". Поздравляю!
  "Ребёнок в своей зоне комфорта" - это уже чуть посерьезнее. (Все, что не "зона комфорта" для ребёнка - зона, - поняла я позже.) Или даже так развёрнуто: "Закройте серьёзного мальчика, сидящего на полу с перекрещенными ногами, читая за планшетным компьютером, опираясь на руку".
  "Ребёнок держит в руках и смотрит на свою яичную скорлупу".
  "Ребёнок кричит с руками на ушах".
  "Молодой художник позирует со своим современным искусством" (при этом он просто перемазан красками в головы до ног).
  "Братья и сёстры играют в игры на вашем телефоне" (похоже на донос: берегите ваш телефон).
  "Отец катается на сыне" (хотя на фото, к счастью, наоборот).
  "Ручной мальчик, опирающийся руками на заднюю часть волос".
  "Многонациональный мальчик".
  А вот для людоедов:
  "Сладкий ребёнок, сиди на берегу с кокосом, наслаждайся".
  "Портрет молодого моряка и девушки возле яхты", - а это мальчик в костюме, похожем на матроску, держит на руках годовалую сестрёнку. Маму такие вещи просто умиляли.
  "Красивый молодой человек применяет дезодорант и веселье".
  - Наркоман! - хихикали мы.
  - Токсикоман.
  - Какие у вас фантазии нехорошие! - ворчала мама.
  "Школьники дошкольного возраста", - читали мы дальше.
  "Портрет полного лица смайлика девушки и мальчика".
  "Братья, сёстры и гаджеты!" Ну, это вообще похоже на самое торжественное обращение, какое можно придумать.
  - А вот это, смотри, Миша, ну прям совсем про тебя! - весело звала мама. - "Мальчик делает вид, что делает домашнюю работу".
  - Не смешно, - легонько фыркал Мишка, взглянув вполглаза на "стокового" ровесника.
  - Но похоже! - возражала мама.
  Случайно открывались спортивные фотографии: "Прямой удар ногой избил спортсмена в кимоно" - тут уж Мишка, занимавшийся каратэ, покатывался со смеху.
  А вот что-то уж совсем непонятное: "Кукуруза рядом пешком на фото"
  - Хрущёв, наверное, смог бы объяснить... жаль, он до времён интернета не дожил! - громко смеялся вместе с нами папа.
  Иногда мама прямо-таки срочно звала нас "посоветоваться" - совсем срочно, даже во время приготовления уроков.
  - По-моему, вот это вот - о-очень красивое фото... и прямо про нашу семью! А? Как вы считаете, Миш? Надь?
  - Раз-два-три! - весело отвечал Миша на одном дыхании.
  - Причём здесь "раз-два-три"?
  - Ну, я считаю: раз-два-три... я всегда правильно считаю, мама! Я ещё до школы считать научился! Между прочим, благодаря тебе! - И обнимал маму.
  - Да ну тебя, выдумщик!
  - Раз-два-три - это не я выдумал! - честно сознавался Мишка. - Я даже не знаю, кто... но это о-очень-очень давно до меня придумали! Наверное, в Индии, где цифры изобрели.
  - Боже мой, какой ты у меня ещё маленький и несерьёзный! Сколько из тебя чепухи лезет!
  - Я не знаю, сколько, мам? Я не взвешивал.
  
  Глава 2
  
   Смотри скорей, пока не погасло! Кто это тут?
   Есть ли среди них тот, кто тебе нужен?
   Т. Толстая
  
  А ещё Мишка - общепризнанно! - был самый начитанный из всех своих одноклассников... и я так подозреваю - не только одноклассников.
  Он до того "обчитался" всего на свете, что лучше меня знал историю, которую вообще-то начинают учить в пятом классе, а он пока был в четвертом. Хотя я тоже по его примеру много читала и всё больше вслед за ним узнавала. Я же говорю - он был моим локомотивом. Хотя сам свято верил, что локомотив из нас двоих - именно я.
  История представилась и мне, и Мишке огромной толпой, в которой есть несколько знакомых, любимых людей. Без них в ней было бы совсем скучно и одиноко. Стада "классов", быдло "производительных сил" - не на ком остановить взгляд: много поднятой толпой пыли, мало лиц. Ещё меньше - ликов. "Мыло рыльное", - так говорят в одном заведении. "Ищу человека!" - как говорил Диоген.
  Нескольких человек мы нашли.
  Обоих нас раз и навсегда "пленила" Жанна д"Арк. Когда Мишка впервые узнал, что её сожгли, он плакал. Почему мы можем плакать над теми, кого предали (мы?...) много веков назад?
  Однажды он вдруг серьёзно сказал про неё то, за что на уроке, наверное, поставили бы "два":
  - Жанна д"Арк была пацифисткой.
  - Почему?
  - Она ненавидела войну. Она, по-моему, воевала вообще, чтобы не было войны.
  И может, как ни странно, это были самые правдивые слова, когда-либо сказанные о Жанне д"Арк... и о пацифизме.
  У меня сейчас такое ощущение, что и сам Мишка (по своим играм - отчаянный милитарист!) был таким же полнейшим и искренним пацифистом... как Жанна.
  Однажды я его обрадовала.
  - А мы как раз проходили по истории Жанну д"Арк. Глеб Викторович очень интересно рассказывал, и когда он спрашивал в конце урока, Женька (ну, ты её знаешь!) сказала: "Она СЛИШКОМ хорошая, чтобы быть здоровой".
  - А мне как раз такие и нравятся! - серьёзно сказал вдруг Мишка и покраснел. И после паузы добавил:
  - В смысле не как Женька - а как Жанна.
  - Ну да уж, Женю д"Арк представить было бы о-о-очень трудно! - протянула я.
  Женьку Мишка знал. Она, давно наслышанная от меня про его увлечения, как-то совершенно искренне прислала ему в вацапе скачанную откуда-то кровавую картину битвы... точнее, побоища, мясорубки, месива. Кажется, крестоносцев против сарацин. "Грандиозно. И жестоко! Добивают раненых и упавших", - прокомментировал Мишка.
  "Мне понравился этот контраст!" - ответила Женька.
  Потом добавила: "Люблю всё страшное, жуткое и мистическое".
  Много воевавшая Жанна НЕ любила "всё страшное и жуткое". А не воевавшая Женька - любила. Поэтому Женька НЕ любила Жанну. А Мишка любил.
  Я думаю, вечный образ девочки-воительницы занимал его постольку, поскольку я всё время была с ним. Требовалось же и для меня выдумать какую-то игровую роль. Да нет, не "какую-то", а ключевую. Я бы довольствовалась и второстепенной, но чувство справедливости не позволяло Мише даже думать о таком варианте. Уж героиня - так настоящая.
  Мы перебрали несколько вариантов.
  Просмотрев "Властелина Колец", Мишка вдруг сказал, что мы с ним - Арагорн и Арвен.
  - Эй, ты ничего не перепутал? Мы с тобой - брат и сестра, а не муж и жена! - напомнив, засмеялась я.
  Но потом подумала, что ведь всё равно любимей его у меня никого нет. И уверена, что то же самое он думал про меня. Хотелось всю жизнь быть вдвоём. В детстве сказать: "всю жизнь" - легко. И словами сказать, и мыслями. Ещё и поэтому в детстве так сильно умеешь любить, как не умеют взрослые! Живёшь почти свободно от рабства Времени - и любовь тоже не привязана к нему. Всё - вечно. И ты - вечна, и вы - вечны. Ничего не кончается, как не кончается жизнь.
  Потом Мишка случайно "попал" на передачу, посвящённую Надежде Дуровой, знаменитой кавалерист-девице. Сидел и смотрел, не отрываясь, забыв всё на свете. Ему разом понравилось в ней ВСЁ, и после этого он всегда говорил, что она даже внешне на меня похожа - "сто пудов". Или скорее, я на неё похожа? (если уж соблюдать хронологическую последовательность, то так). Не представляю, чем женщина, от которой остались лишь взрослые портреты, может быть похожа на одиннадцатилетнюю девочку (кроме имени)... но Мишке, наверное, видней. Разубеждать его в таких принципиальных вещах - себе дороже! Поэтому я как Надя согласилась быть Надеждой.
  Потом как-то на даче он случайно узнал про королеву Викторию. Вкусная еда предрасполагает к философии:
  - Интересно... одни называют "клубника", другие - "виктория". Ну, "клубника" - это потому что она ходит по клубам и слушает "клубняк"! По ночам, когда никто из людей не видит. А почему "виктория"?
  - Виктория - это победа.
  - Победа? - переспросил Мишка. - А-а, я понял: значит в честь меня. Ну, я же её съел - под ней победу одержал! Викторию над викторией!
  - Виктория - это в честь королевы Виктории... - уточнила тётя. - Самая знаменитая королева в XIX веке.
  - Ого! Значит, я... съел королеву? - с виноватым видом сказал Миша. - Но я, честное слово, не хотел.
  Зато потом он нашёл статью в википедии и узнал о Виктории гораздо больше. Хотя эта королева лично, в отличие от Жанны или Надежды, ни с кем не сражалась, но раз её имя означало "Победа", он тоже включил её в свой весело-воинственный женский пантеон.
  Материалы в его голове все собирались, и вот однажды он подошёл ко мне:
  - Есть имя Энже, а я тебе придумал новое имя - Энвеже.
  - Почему?
  - НВЖ - Надежда-Виктория-Жанна. Всё в одном флаконе. Или как вариант Жвен - если тебе так больше нравится?
  - Лучше уж Жвен! - воскликнула я. - Энвеже?.. - это вообще, фу! Стремно звучит! Кем ты свою сестру считаешь!
  - А это был просто тест! - засмеялся вдруг Мишка. - Поздравляю, Жвенчик! Ты его успешно прошла. Ты сама выбрала человеческое имя. Я так и думал! Я даже не сомневался в тебе! Если б ты выбрала НВЖ, тебе бы, хочешь не хочешь, пришлось сражаться за машин - это только у них такие имена! Получается, Жвен... ты ещё не вступив в войну, уже одержала первую победу! Прямо сейчас, представляешь!
  Братишка так искренне ликовал, будто это была действительно наша с ним первая большая победа... А может, так оно и было? С тех пор я и стала Жвеном.
  Насчёт имён у него было ещё несколько прозрений:
  - Я сделал открытие.
  - Какое?
  - Берёшь вообще от балды любое фейковое имя какого-нибудь древнего героя: ну, сочиняешь прям совсем с потолка, что первое в голову взбредёт... например, рыцарь Жан-Бар Мишель какой-нибудь... и обязательно, вот спорим, окажется, что такой человек действительно когда-то был - в реальности был!... даже если ты совсем-совсем странное десятиэтажное имя для него придумал.
  - Значит, всё что мы придумываем - либо было, либо есть, либо будет! - осенило вдруг меня. - Мы только думаем, что придумываем... а жизнь это вперёд нас уже придумала.
  - Во-во, я как раз это и хотел сказать!!! Бли-ин, какая ты умная - сама меня опередила.
  "А жизнь нас ещё больше опережает", - подумала я. Мы оба на несколько секунд даже растерялись. Жизнь заставила растеряться. И немножко даже испугаться.
  Немного о Жвене...
  В братишкиной мифологии мне была отведена роль: скакать в атаку на белом коне, рубить японской катаной поработивших людей роботов, стрелять им "по лампочкам" из пистолей, которых у меня, кажется, целый пояс, а то и два, как в "Пиратах Карибского моря"... а когда они закончатся, применить прямо на скаку ручной пулемёт и базуку. На серии рисунков Мишка довольно подробно отобразил мою атаку. Он же придумал мне знамя, используя все свои познания в области геральдики. Японское восходящее солнце с пацификом, приделанном сверху так ловко, что оно автоматически превращалось в ягоду викторию, и двумя скрещёнными клинками внизу, что сразу навевало ассоциацию с "Весёлым Роджером".
  Что будет, если смешать все мифологии, касающиеся всех человеческих и нечеловеческих войн: историю, "альтернативную историю", фантастику, фэнтези; героические саги и былины всех народов; современные кинематографические "саги", неожиданно отрастающие всё новыми сериями, даже когда сюжет уже исчерпан до дна; виртуальные миры со своими битвами: наконец, собственное спонтанно творчество, когда сейчас не знаешь, что сочинишь через секунду?...
  Все сражаются и всегда сражаются. И всегда сражались. И всегда будут... к радости всех мальчишек всех времён и народов, всегда "участвующих" в этом с безопасного расстояния и по безопасным правилам.
  Все мальчишки испокон века - наивные милитаристы. Были и будут.
  Мне вспомнилась шуточная песня, популярная у ролевиков, где перечислялись бесчисленные подвиги героя в красивых битвах с разнообразными врагами... но заканчивалась песня строчками:
  Я вечный воитель с бензопилой.
  Санитары, держите меня!
  Да, сколько придуманных битв! В глазах рябит, в ушах звенит. Кстати, общаясь с людьми, давно вывела для себя странную, на первый взгляд, закономерность. Человек, который с детства упоённо сочиняет "исторические" или фантастические битвы, вряд ли когда-нибудь полюбит настоящие.
  Нашими врагами были...
  - Я ро-бот над-смотр-щик! Я-ро-бот, а вы-ра-бы: не пу-тать! От ме-ня не у-бе-жать: вок-руг ме-ня - си-ло-вое по-ле. Меня не вык-лю-чить. Я - не-отк-лю-чае-мый! Вы долж-ны ра-бо-тать! Ра-бо-тать!Ра-бо-тать! Кто пло-хо бу-дет ра-бо-тать, бу-ду взбад-ри-вать э-лектро-шоком! Электро-шоком! Электро-шоком! Бу-ду вас заря-жать! Как ба-та-рейки! Бата-рейки! Вы - бата-рейки!
  Я как всегда, покатывалась от уморительной братишкиной интонации. При попытке скопировать у меня получалось совсем не так. Даже близко не сравнить! В то же время, в "дурацком" тексте вдруг откуда-то брался явный жизненный СМЫСЛ. Именно жизненный. Я его ясно чувствовала уже в том возрасте, хотя словами объяснить бы не смогла. Я думаю, не смог бы это сделать и сам Мишка. Но мне, как настоящему Жвену, после такой тирады, действительно, хотелось с полным правом Человека срубить этому "не-отк-лю-чаемому" роботу башку катаной. Или не башку, а чего у них там есть? Тем более, кого-кого, а мёртвого робота уж точно не жалко! Мёртвого не сделаешь мертвей, чем он есть. Лишь бы "силовое поле" не помешало.
  Возможно, в личной мифологии Мишки перемешались переполненные рабами Самоцветные копи из "Волкодава" и победившие машины из "Матрицы" ("Терминатора" он не любил принципиально, как и я!)
  Вспоминая всё это через несколько лет, я вдруг поняла главную идею всех его сюжетов (которую, может быть, он и сам не понимал): самые злейшие враги людей, самые страшнейшие существа на свете - вовсе не те, которые убивают, а те, которые лишают свободы. Самое страшное - не смерть, а рабство.
  Мишка (не задумываясь о том!) любил Свободу так горячо, что она была его единственной подлинной Родиной... как у всех детей. И был настоящим патриотом этой Родины. Всякое рабство он ненавидел интуитивно, заранее... и на всю жизнь. Наверное, в Америке XIX века он прямо так с детства, с пеленок и стал бы аболиционистом.
  Каждый человек появляется на свет с врождённым чувством Свободы. Конечно, неосознанной. Начинает осознавать её впервые - в играх. Игра - максимально доступная свобода. Мир, где ты царь и бог. У всех гармоничных людей детские игры рано или поздно перерастают во взрослое творчество. И это тоже - Закон Свободы. Может, даже главный. По крайней мере, на Земле лично я ничего главнее не знаю!
  Из сочинений Мишки про фараонов: "Для них цель в жизни была: поработить соседей и сделать себе гробницу". "Древний Египет был рабственным", - пояснял он в том же сочинении. А я понимала: в глазах моего брата это - полный, окончательный, не подлежащий обжалованию приговор. "Вывод: как хорошо жить в наше время. Ни крепостного права, ни казней, ни рабства". В этом творении был весь Миша. Просто весь - со всей своей ясной как день, иерархией ценностей (хотя, боюсь, слова "иерархия" он тогда не знал).
  Основательно изучив мой учебник истории, Мишка выдал целый список "новых" исторических имён и событий в своей интерпретации: Походы Александра Макдональдского, Макдональдская империя, Александрия Фигипетская, Ксеркс - Ксерокс, Антиох - Антилох.
   Римляне с помощью своих гусей прогнали слонов.
   Персики напали на Грецию.
   Терьеры - большие корабли, Триеры - маленькие собачки.
  Потом он охотно "помогал" мне по истории: - Хочешь я тебе сочинений понапишу... или понаписываю? Как правильно.
  Вот ещё про древних египтян и Нил: "Они купаются в этой реке, но они купаться боятся, потому что в реке водятся крокодилы, но так как крокодил - священное животное для египтян, они всё равно купаются".
  А вот уже - про Александра Невского:
  "Шведы решили подрезать земли Русского государства...".
  "Шведы сошли с кораблей. Они сделали привал на пляже".
  "По русским летописям, русских погибло очень, очень, очень мало, а шведов уже побольше".
  "Немцы одержали поражение".
  А вот про кого-то:
  "Они победили. Не помню когда".
  "Так постепенно родная земля становилась снова родной". (Самые лучшие слова, какие я когда-либо слышала про любое освобождение!)
  "Русские войска у деревни Лесной ограбили корпус шведов".
  "Пришёл, увидел, победил... очнулся - гипс!"
  "Их налагали" (в смысле собирали налоги).
  Но сочинения сочинениями, а мечтал Мишка всегда о большом романе, очень большом.
  - Только пока не придумал название! - сокрушался он.
  - А чё там придумывать, роман уже вышел в свет и называется: "Книга амбарная", - засмеялась я, прочитав на обложке.
  - Это священная книга, не смей её осквернять своим кощунственным смехом.
  Но иногда Мишка признавался, до чего же непросто описывать батальные сцены! "В книжках всё всегда выходит лучше, чем у меня". Самокритично, но... всё в жизни можно отточить тренировками. Постепенно мишкины красочные описания битв от нескольких строчек стали доходить до нескольких страниц, "как в книгах". Уже и кони у него ржали (в жизни он их никогда не слышал), и искры от клинков бледно сверкали под солнцем (вариант - под луной).
  - Всё равно получается как-то... Стрёмно! Хоть расшибись! - через некоторое время проницательно заметил Мишка и даже понурился (чутьё на собственное творчество не изменяло ему никогда). - Так же скучно, как мамины "стоковые фото"... только по-другому... ну, ты меня поняла!
  Я поняла! Мишка, пожалуй, сам того не сознавая, интуитивно открыл однообразие войны. Дело - не в его умении описывать, а в предмете. Человечество столько в своей истории воевало (кажется, только тем и занималось), столько этим гордилось, столько само себя прославляло, что теперь любое описание этого "искусства" автоматически становится банальным. При всех вариациях, тактических и стратегических хитростях, битва есть битва, война есть война... и если их описывать много, то однотипно-агрессивную тупость происходящего не сможет не заметить даже самый фанатичный баталист.
  Что ж мне было подсказать писателю? Чем его утешить?
  Вдруг я вспомнила одну страстную мишкину привязанность и от спешки даже оговорилась:
  - Миш, ты опишь... не такую битву!
  - А какую?
  - Ну, пародию! Чтоб было типа всерьёз... а реально - по приколу. Пусть будет "серьёзная" битва кошек и собак. Или, наоборот, кошки и собаки, закончив союз, сражаются с людьми... за свои права и свободы.
  - Опа! Это уже мысль! - тут же подхватил Мишка.
  Вскоре он создал принципиально новый для себя шедевр батального жанра.
  - Это кошки и собаки, объединившись, пытаются освободить Кошкоград, как бы такую столицу, - пояснял он. - Город захватили обнаглевшие, супер-офигевшие люди, в основном разбойники. Они сначала приехали под видом туристов, а потом захватили... Разбойниками командует Рабузат. А на стороне кошек и собак сражается один хороший человек Профессор-по-Путешествиям Бумутунин: он давно уже с ними дружит и ему не хочется, чтобы их поработили. Он даже командует правым флангом объединённой кошачье-собачьеё армии... Ну, в общем, сама разберёшься, а то что я заранее рассказываю.
  ***
  Штурм Кошкограда
  Было утро. Совсем недавно взошло солнце. Бумутунин ожидал сигнала для начала штурма, так как решили штурмовать город одновременно с трёх сторон. Наконец Профессор-по-Путешествиям услышал вой. Это тысячи кошек и собак орали "ура!". Вой доносился даже с противоположной, западной окраины города. Тогда Бумутунин отдал команду идти на приступ. Его кошки тоже дружно завопили "ура!" и, соблюдая строй, ринулись на вал. Однако, когда Бумутунин находился метрах в тридцати от вала, в строй кошек с шумом хлынули струи воды. Люди Рабузата захохотали. Кто-то направил ледяную струю прямо в лицо Бумутунину. Тот хлопнулся посреди лужи, но успел вскочить и заорал во всё горло:
  - Отступаем! Соблюдать строй!
  К великому сожалению рабузатовцев, коты отошли в полном боевом порядке. Потом отряхнулись от воды, пофыркали и приготовились к новой атаке. Битва ещё только начиналась...
  Бумутунин остановил отступающий полк так близко от укреплений, что рабузатовцы всё ещё пытались достать струями кошачьи позиции, но не могли достать и попусту тратили воду. Наконец напор ослаб. Бумутунин перестроил полк, разбив его на несколько отрядов. Каждый отряд должен был проскочить между двумя струями.
  - Ура! - крикнул Бумутунин, - в атаку!
  Коты внезапно бросились вперёд и помчались так быстро, что перегнали Бумутунина. Поднялось облако пыли. Вторая атака оказалась удачной. Коты хлынули на вал волной. Большой рыжий кот вцепился в волосы заместителя Рабузата по восточной окраине, тот завыл и завертелся на одном месте, как ненормальный. Знамя негодяев упало, его полотнище было вмиг изорвано в клочья. Знаменосец скорчил испуганную рожу и поднял руки вверх. Начальник по поливальным установкам удирал. Его шляпа съехала на бок и закрыла один глаз, ботинок с левой ноги слетел, сигарета свалилась под рубашку. Тут за ним бросились все люди до одного, и вал опустел.
  Некоторые люди споткнулись и коты облепили их с ног до головы. Другие, очертя голову, помчались прочь, в центр города. Коты кинулись было за ними, но вдруг увидели, что те сами с воплями несутся им навстречу. Дело в ом, что победа была установлена только на востоке, но и на юге, и на западе. Люди-беглецы вдруг увидели, что другие рабузатовцы несутся со своих укреплений им навстречу, а за ними мчатся собаки и кошки. Люди поняли, что попали в ловушку. Началась паника, суета, толкотня. Люди метались из стороны в сторону и мешали друг-другу сражаться. Вдруг в самой толкучке Бумутунин увидел Рабузата. Негодяй вырвался из толпы, перебежал набережную озера Голубого, перегнулся через перила и прыгнул в воду, чтобы уплыть и спастись. Но Бумутунин послал сотню самых лучших котов-бегунов навстречу Рабузату. Те добежали до противоположного берега, скрылись в густых зарослях кустов и камышей и стали ждать главаря негодяев, чтобы его схватить...
  К месту схватки подоспели Лубудурин и Верховная Собака. Люди, видя, что они окружены, все сдались в плен. Верховная Собака вышла на набережную и вдруг увидела в десяти метрах от дальнего берега плывущего Рабузата.
  - Стой! - Крикнула она, - эй, держите его! Рабузат уходит! Быстрее.
  - Не волнуйтесь, - ответил Бумутунин, - там находятся сто котов, и негодяй не уйдёт на это раз.
  Действительно, едва Рабузат доплыл и ступил в чащу кустов, как на том берегу раздался сильный шум. Ветки кустов заколыхались. Что там происходит, Бумутунину и Верховной собаке не было видно из-за полога ветвей, но, очевидно, Рабузат отчаянно сопротивлялся. Однако на него бросилось сразу столько их котов, что под их тяжестью негодяй плюхнулся на землю, как мешок. Через пятнадцать минут Рабузата привели на набережную со связанными руками. На это раз никто из людей не ушёл. Победа была полная.
  
  Глава 3
  
   Мы помним, что в детстве, когда взрослые считали
   нас "совсем несмышлёнными", мы знали такие высокие
   и чистые духовные реальности, каких потом как будто
   уже не было.
   Клайв Льюис
  
  В жизни каждого человека однажды наступает переломный рубеж. Жаль, он не всегда сразу его замечает. Подошёл день рождения.
  - Это юбилей! - гордо говорил всем Мишка
  - Ну, какой же это юбилей! Десять тебе было в прошлом году.
  - Нет, это юбилей. Бильбо отмечал своё 111-летие. А я уже... на две трети Бильбо. Две из трёх единичек в жизни уже собрал.
  И правда - собрал. Только вот что это магическое число будет значить в его жизни, он тогда ещё не подозревал.
  - Знаете, кем я хочу быть? Я буду ка... Ну-ну? Угадайте!
  - Каратистом!
  - Ну, это-то само собой, я не про это... - досадливо торопил Миша, захлебываясь от нетерпения.
  Чем же таким он будет на ка? "На лугу пасутся ка..." - переделала я про себя известную песенку. Но ничего толкового на ум все равно не приходило.
  - Картошкой, - подразнила его я.
  - Ну это уж совсем! - возмутился Мишка.
  - Нет, совсем - это было бы если бы какашкой, - засмеялась я. - Но я этого не говорила!
  - Какая ты по-ошлая! - надулся Миша. Но надулся всего на пару секунд - дольше он не умел. Сам засмеялся и от нетерпения взорвался подсказкой:
  - Ну, доскажу уж ещё одну букву: кас...
  - Каской! - совсем уж глупо предположила мама.
  - Каскадёром! - воскликнул он наконец обличительным и снисходительным голосом, удивляясь нашему невежеству.
  Но в других случаях - гораздо чаще! - Мишка уверенно говорил, что будет художником. Или художником-мультипликатором. Или автором комиксов - всё это, действительно, стояло куда ближе к его главному увлечению и главному таланту. Несомненному - потому как все взрослые, разбиравшиеся в искусстве, восхищались его рисунками и набросками ничуть не меньше меня и одноклассников.
  А насчёт каскадёра он, пожалуй, просто мимолётно шутил. Сам над собой "прикалывался", инстинктивно боясь возгордиться! Слишком уж многие хвалили его рисунки. И тексты. А сам-то Мишка лучшим "рисунком" любого настоящего мальчишки считал ловкость и полную победу над страхом.
  Иногда я иронично думаю, что его подвижные игры были всё теми же рисунками и комиксами - только смастерёнными исключительно из себя. Не красками и карандашами, а собой нарисованные. А может, он снимал приключенческий фильм - всего для двух зрителей: себя и меня. Фильм был длинный, но как-то незаметно для нас приближался к развязке. К той самой развязке, когда, увы, уже ничего не надо угадывать.
  
  Время шло. Как-то "вдруг" наступило лето. Самое лучшее лето нашего детства! И только комары на даче немного донимали - в том году их почему-то оказалось больше обычного. А в остальном всё классно. Просто... "Класснее не бывает!" - говорил Мишка.
  Из позднейших записей в моём дневнике: "Комары - самый точный показатель того, что наш мир - никакой не наш. То есть в нашем мире они были б совсем не нужны - но они в него откуда-то лезут. Как всё подлое в жизни. До поры до времени их ещё легко терпеть. Кто же не терпел комаров в детстве? Но потом мы вырастаем, и "комары" вырастают... И это самое худшее, что только бывает в жизни".
  А пока... пока Мишка отсылал папе восторженные сообщения с дачи (если бы он знал, чем папа занимается!):
  "Тут таааааааак много звёзд!!!!!! Просто огромное количесьво. И самое главное, чем дальше смотришь, тем больше увидишь!!! И они натурально плывууууут. И это реально бомба!"
  Так протяжённо он говорил и писал всегда, когда ему что-то очень нравилось. Ну просто о-о-о-о-очень!
  Он мог запросто послать сообщение типа:
  "Абота ииии та лааа
  Мадара итоо ито итаааа.
  Ну это так, отсылочка.
  Просто ворота кричат.
  Ничего страшного".
  Наконец папа вернулся из командировки. Но на даче мы всё равно видели его разве что по вечерам: дни напролёт он пропадал в городе по делам. Мы давно уже привыкли к такому графику. Развлекались и гуляли "с приключениями" по всем окрестностям - вдвоём или с дачными друзьями. Однажды отправились в самую дальнюю исследовательскую экспедицию, которую распланировали, взяв с собой "хавчик", на целый день. Вольные птицы! До вечера настроение стояло чудесное, а юмор Мишки был, как всегда, неистощим - и, как всегда, обращён на всё сущее.
  - Ну вот что ты тут стоишь, берёза, иди домой уроки делай!
  - Вот, мусорка, ты тут правильно стоишь, ты хороший человек!
  - Пошли вон туда, - показала я. - Там классно. Там такое глухое место, что я видела один раз, как лиса дорогу перебегает.
  - Леса дорогу перебегают, - переделал Мишка.
  А может, леса и вправду живые и умеют бегать?
  Проходя мимо соседского дома, мы всегда любовались воздушными шариками. Давным-давно, в честь какого-то уже забытого семейного торжества, дядя Юра украсил калитку целой гроздью. Постепенно шарики лопались, их оставалось меньше и меньше... но мы продолжали любоваться и любоваться тем, чего мало: чем меньше - тем дороже. Наконец, все последние недели нас радовал один-единственный долгожитель... он сделался уже не просто красивым, а родным - именно потому что последний. Подсознательно нам хотелось, чтоб он остался навсегда... И он порхал так долго, что, казалось, уже оправдывал нашу надежду. Надежду на бессмертие. На отсутствие разлук. На полную стабильность Неба и Земли.
  Но вот сегодня, когда мы проходили, его уже не было. Впервые не было. Висело на его месте что-то едва заметное, лопнутое, сдувшееся...
  Мишка замер. Потом, переводя дух, сказал:
  - Знаешь... Я почему-то с детства не люблю, когда лопают шарики! Как будто... была душа, осталась - тряпка.
  Но за исключением этой маленькой "трагедии", всё наше путешествие было чудесным. От начала и... почти до конца.
  Вот со следующего участка донёсся обрывок разговора (будто каждый дом именно сегодня хотел с нами хоть чем-то поделиться!).
  - Конечно!.. столько удобрений завезёшь - всё на свете вырастет! Даже папа с мамой.
  - Вот не знал, что папа с мамой в огороде растут! - сказал Мика.
  И уже грустно добавил:
  - Жалко, что папа так редко с нами бывает. Вечно его нет!
  - Папы - они такие, - вздохнула я. - Они всегда есть и их всегда нет. Наверное, почти у всех так.
  - Ещё не выросли! - грустно пошутил Мишка.
  - Да, наш папа просто ещё не вырос.
  Мы миновали дачный посёлок с огородами, где не выросли папы, и вступили наконец в лес. Тот самый, который перебегает. На опушке приостановились. Вдруг я услышала над собой странное журчанье воды и с недоумением вскинула голову. Журчали листья осины, совершенно имитируя по звуку ручей.
  - Водопад! - воскликнула я с преувеличенной "паникой" в голосе.
  - Погнали - а то смоет!!! - мигом подхватил фантазию Мишка и, мы, в ту же секунду сорвавшись со спокойнейшего на свете места, "погнали" с максимально доступной скоростью куда-то всё дальше и дальше, в чертоги леса. Настоящие антилопы, которых спугнул лев.
  
   Вихрь подхватил его; ему стало ясно, что начались
   чудеса, как в сказке или эпосе, и всё земное -
   их ничтожный знак.
  Т. К. Честертон
  Через несколько минут мы весело, обессиленно, восторженно свалились на какой-то поляне. Тут осталось только небо - уже без всяких водопадов и "опасностей". И в нём - лишь цепочка крохотных облачков: ни дать ни взять, Курильские острова. Или Гавайские. А всё остальное - видимо, Тихий океан. Кто-то разрезал прозрачный глобус, и мы глазеем изнутри на его Западное полушарие: почти целиком океанское. Утонуть от одного вида можно! И мы на какие-то секунды утонули.
  - Мне кажется, люди Бога видели, - сказал вдруг ни с того ни с сего Мишка, лёжа и глядя в небо. - Когда-то видели. Но... наверное, люди тогда ещё говорить не умели.
  - Наверное...
  Долго говорить о серьёзном Мишка не умел. Он повис вниз головой на какой-то ветке, похожей на турник. Футболка тут же живописно задралась, полностью задрапировав голову. Но, возможно... Бога видно даже в таком состоянии?
  - Привет, я обезьяна!.. Ой, нет, ошибся. Я банан! У меня вся кожура снялась. Сейчас меня съедят!
  Он качнулся, весело болтнув под кожурой руками.
  - Ну, съедят же, Жвен, спасай!!!
  Я спасла его щекоткой. Я всегда его спасала. Всю жизнь!
  А на нас все смотрело и смотрело Небо. Перламутровые радуги-гало, размытые, как на мыльных пузырях, играли по разные стороны солнца на искрящихся пупырчатых облачках. Я вспомнила сказку "Семь подземных королей" - семибашенный, семицветный дворец. А здесь, пожалуй, семь надземных королей строили дворец из облаков. А то, что с них приземляется - весь этот пух, жемчужно-перламутровый от солнца ?- наверное, просто крошки от стройматериалов.
  А потом мы пошли ещё дальше и вдруг вступили в самый фантастический лес, какой только можно увидеть "в реале". Да лес ли это? Лес, конечно, был (этот глагол для него вполне подходил) - но вот как это назвать в настоящем времени?
  - Секретная фабрика! - воскликнул восхищенный Мишка.
  Действительно, сухие стволы торчали, как трубы какого-то таинственного подземного предприятия... впрочем давно уже накрывшегося, судя по тому, что трубы не дымили.
  - Экономический кризис! - пояснила я.
  Миша привалился к одному стволу, а тот вдруг с коротеньким треском мигом надломился, как спичка. Брат едва не свалился вместе с ним. Нельзя опираться на то, что само еле держится!
  - Это же кла-а-а-ас! - воскликнул Мишка, сообразив. - Смотри, я те щас покажу богатырские подвиги! Смотри и учись!
  Падение трухлявого гиганта вдохновило его почище любой компьютерной игры. Он уже понял, что здесь можно сыграть наяву: без всякой "прокачки", без всех кодов, явить могущество героя последнего уровня.
  Он взялся за дело.
  Каждый ствол от его ударов стремительно разваливался на три-четыре части, словно подгибаясь в невидимых коленях, и Мишка еле успевал ловко отскакивать от падающих дубинок. Впрочем, дубинки были настолько трухлявые, что, наверное, развалились бы ещё и от соприкосновения с ним.
  - Отведай-ка силушки богатырской! - весело и громко цитировал Мишка каждый раз крылатую фразу из мультфильма "Алёша Попович".
  Со стороны, действительно, казалось, что непомерный силач (только почему-то маленького роста!) крушит настоящий могучий лес. Только треск да тяжкий гул стоит! Некоторые очень сырые столбы ловко пружинили и упруго вздрагивали, как резиновые - не поддавались с первого раза, чем только сильнее задорили героя.
  - Э-это что ещё такое? - театрально возмущался он. - Меня-я - не слушаться!?
  Со второго или третьего удара столбы всё же "слушались".
  - Вот так-то оно лучше! - почти дружески соглашался с ним Мишка. - Это я вас могу ронять - а вы мой имидж не роняйте.
  Всё это он озвучивал с такой уморительной интонацией, что странно ещё, как весь лес вокруг до сих пор не расхохотался.
  - Это они от смеха перед тобой падают, - предположила я.
  А ещё бывшие деревья напоминали гигантские сигареты - метров по пятнадцать: серовато-белые снаружи, рыхло-коричневые внутри - и они так же легко крошились и надламывались.
  Битва шла долго... и победоносно. Поразительно, как огромное, но мёртвое, разлеталось от маленького, но живого Мишки! Господи, до чего же легко одерживать победы в играх! Победы над тем, что не представляет никакой опасности. Что даже не думает о тебе... поскольку не способно думать. Мы и даже не знали, что в то же самое время кто-то уже думал о нас. Вернее, о Мишке. И уже придумал...
  Вдруг из-за края совершенно ясного неба стала лезть и лезть вверх неряшливым земляным валом (не иначе как ремонтники траншею раскопали!) цепочка сизых туч. Своими неровными экскаваторными очертаниями она почти наполовину скрыла роскошную вечернюю зарю. Правда, назло этой диверсии, заря стала даже ещё роскошней, жёлтыми веерными соцветиями и любимой мишкиной "викторией" пробиваясь поверх непрошеной бугристой грядки!
  Стало ясно, что пора домой. Уже совсем! Даже слишком...
  - Холмистый закат! - сказала я, не зная, как ещё это зрелище обозначить.
  - Ага! Как наша жизнь, - подтвердил Мишка, на которого неожиданно напало философское настроение.
  - Вот смотри, Жвен: как мало нужно человеку для счастья! - говорил он на обратном пути. - Я серьезно! Ты не замечала: счастлив всегда бываешь от какой-то мелочи. Что-то вкусное съешь, что-то красивое увидишь - и готово. И готово счастье! А взрослым нужно так много, а нам - так мало. Ну, хотя мы-то с тобой уже не совсем дети.
  Мы всё шли и шли, а он всё рассуждал, как мало нужно человеку... Жаль, невозможно всю жизнь помнить то, что мы помним в лучшие моменты. Есть какое-то знание, которое даёт только счастье - но оно и живёт в нас ровно столько, сколько живёт само счастье. Лишь в том мире, где счастье вечное, вечным, наверное, станет и знание.
  А счастье - это "сейчас" плюс "всегда".
  Сиюминутность плюс стабильность.
  "Что нам вечер да на это ответит?" - сам собой переделались в голове строчки Шевчука. А был уже вечер. Уже СОВСЕМ. Даже слишком...
  
  
  Часть II
  
   А я в Россию, домой хочу,
   Я так давно не видел маму...
  Михаил Ножкин
  
  Глава 1
  
  Когда мы, усталые и счастливые сверх всякой меры, вернулись домой (точнее на дачу), то застали родителей с каким-то непривычно торжественными лицами. Последние секунды скрывая волнение, они прямо-таки явно хотели нам что-то важное сообщить. Именно не "сказать", а сообщить. По их виду было ясно... что уже не только Аннушка разлила масло, но и кое-какие документы подписаны.
  - Миш! - подозвал отец. - Вот мы тут с мамой как раз посоветовались и решили отдать тебя в кадетскую школу. Мы ведь как-то давно об этом с тобой уже говорили, ты был не против... Вот и как раз. В общем, как раз подошёл пятый класс, а пятый класс - как раз время приёма в "кадетку"... Тебе там будет хорошо! Продолжишь нашу семейную традицию, станешь со временем, как я, офицером... Самая мужская профессия! Самая как раз "рыцарская", - папа чуть улыбнулся. - Самая... вот как раз для тебя.
  Папа, когда сильно волновался, много раз говорил "как раз". Мишка и не знал, что и ответить.
  - Не скрою, - продолжал своё торжественное выступление отец, - я-то сам как раз хотел отдать тебя в кадетский корпус в Подмосковье: он один из лучших и там у меня как раз очень хорошие знакомые... я там всё выяснял как раз недавно: во время командировки заехал как раз специально для тебя, между прочим, выкроил время... хотя времени было в обрез!
  Мы с Мишкой совсем оторопели.
  - Но мама всё-таки уговорила оставить тебя в нашем городе: в общем, пойдешь ты в нашу кадетскую школу, тоже очень хорошую... - переглянулся папа с мамой. Та кивнула.
  Мишка чуть-чуть, совсем чуть-чуть, успокоился и выдохнул наконец:
  - Да уж-ж... Что б я там в Подмосковье делал! Как бы я там жил без вас!?
  - Ну, Миш, ты и здесь будешь жить как раз, как бы это сказать... шесть дней в неделю без нас и один с нами, - приземлил его отец. - Так уж полагается, такие там порядки.
  - Почему-у-у!? - аж весь вытянулся вперёд Миша и округлил глаза.
  - Потому что ты кадет. У кадета - кадетская жизнь.
  - То есть... проще... в-вы в-в-в интернат меня отдаёте? - даже стал чуть заикаться Миша, белый как мел. Он не верил в то, что слышит. И я не верила.
  - Ну, если уж ты как раз сам так называешь, то да. Но только это не в том смысле интернат, как ты их себе представляешь. Не в плохом смысле интернат. Это как раз в хорошем смысле интернат. Хотя могли бы назвать и по-другому. Но уж как-то раз, как раз и назвали: Кадетская школа-интернат имени *. Ну, или просто КШИ ?*.
  И это говорили... тому самому Мише, который задолго до сегодняшего вечера так боялся слова "интернат", что нарочно заменял его на "институт". Он говорил, что его так же нельзя произносить, как в "Гарри Поттере" - имя Волан де Морта... только оно ещё в миллион раз хуже! Самое худшее слово на Земле. И вот это худшее слово прописали даже в документе - даже в самом названии... того, к чему Мишу приговорили.
  Ему предстояло жить в интернате семь лет.
  Цифра семь, как молния, ударила в его жизнь. Рядом с двумя молниями его одиннадцатилетнего возраста: "как раз", между прочим, рокового возраста для многих мальчиков из офицерских семей.
  - Миш, ну, ты же всегда сто-олько всяких сражений фантазировал! Так обожал военную тему. Вот будешь офицером: исполнится твоя мечта. - сказала мама.
  Миша горько, даже как-то ступенчато-прерывисто вздохнул. Мечты всегда исполняются не так, как мы хотим. Вот он описал недавно сражение кошек и собак. К сожалению, в КШИ, несмотря на шипящее созвучие, не оказалось совсем ничего от кошки! Прежнее, более грубое КК, было хотя бы "честнее".
  - Это КШИ - да это же, блин, как ЭНВЭЖЭ: вот бы уж никогда не выбрала такое имя! Не только для себя, а для школы... потому что даже школу нельзя обижать... такими словами! - говорила я.
  - Ага! - соглашался Мишка. - Не то кашляет, не то "кыш" говорит.
  - А правильно говорит! Правильно! Когда кыш говорят, значит, шугают... значит, надо подальше от этого места сматываться. Как услышал КШИ - сразу беги за километр!
  - Да... только как бы это маме с папой объяснить! - мрачнел Мишка.
  Мы с Мишкой были убиты вдвоем одним снайперским выстрелом. Прежде что ни день - какая-нибудь победа, а тут - впервые за столько лет, - поражение. Причем, не в игровой жизни, а в самой реальной. Сколько лет она была наша - теперь вдруг станет не наша. Это всё равно, как если б она закончилась. Да не по правилам весёлой детской войнушки: "Бах-бах, ты убит!" - а совсем закончилась. Сами-то мы остались - да она у нас закончилась. Папа дал - папа взял. Отец большой - Мишка маленький. Но интернат ещё больше, а Мишка по сравнению с ним ещё меньше. Стало быть, где-где, а в интернате "отцовства" больше всего на Земле. Видно, с тех пор у Миши интернат, отцом обеспеченный, с отцом навеки и стал ассоциироваться.
  Интересно, что сам-то папа в детстве учился в обычной школе. Не в суворовском, не в нахимовском (кадетских в советское время просто не было!) -а сыну своему уготовал "как раз" ту чашу, которая миновала его. Хотя и подчёркивал, и гордо повторял, что Мишка должен идти по его стопам. В этом уже заключалась вопиющая нечестность, которую даже я в своём возрасте не могла не почувствовать. С одной стороны - "по стопам", а с другой... добро пожаловать в интернат! Где я не был, там ты будешь - я так решил.
  Офицер-коммерсант вдруг захотел, чтоб его сын стал офицером... - что в нашей жизни и нашей стране может быть проще и тривиальней!? От всей несостоявшейся военной карьеры осталось одно-единственное умение - в день и час Х отдать приказ собственному сыну: "К месту назначения шагом марш".
  Мы с Мишкой уже настолько забыли, что "вроде, папа, когда-то был военным", что поначалу очень удивились. Видно, Мишка просто своим существованием и своим роковым одиннадцатилетним возрастом ему об этом напомнил. Так иногда бывает! Если уж ты сын бывшего военного, будь готов, что отец вдруг захочет увидеть в тебе какого-то небывалого себя. И проявит небывалую настойчивость. И небывалое "мужество" ... за твой счёт. Чтоб все трудности, которые "надо терпеть, сынок" - тебе, а все разговоры о терпении - ему. Ну, он же тебя любит, неужели ты не понимаешь!
  Он же без тебя - как без Родины! А о Родине нужно заботиться... вовсе не спрашивая, нужно ли ей это. Потому-то и любимые сыновья, и любимая Родина так часто оказываются у нас за колючей проволокой. Так уж проявляется наша любовь! Наш патриотизм!
  Ну а как же мама? Наша мама!!? Наша любимая мама!!? А она тоже, оказывается, всё для себя решила:
  - Так, Мишенька, будет лучше. Ну, ты же и сам хотел! Представляешь, Миш: на свете ровно миллиард обычных детей, которые учатся в обычных школах и только четыреста - которые учатся в * кадетской школе имени *. Ты у меня такой умница, что... как же можно было выбрать для тебя что-то другое? Пусть обычные учатся с обычными, серые с серыми, а ты у нас будешь - в числе четырех сотен самых лучших!
  (Позже я узнала, что мама полностью вычитала это замечательное обоснование в рекламном проспекте, и от него так захватило её дух, что она слово в слово его воспроизвела).
  - Это вроде трёхсот спартанцев? - наивно спросил Миша.
  - Ну, можно и так сказать, сынок.
  Мама всегда и во всём была о-очень искренней. Даже если в разные моменты жизни делала прямо противоположные вещи. Все её благие познания о кадетстве были почерпнуты из одноимённого сериала. Очень хороший сериал - очень хорошее кадетство. Иначе и быть не может! Из Мишки вырастят настоящего мужчину и настоящего патриота. Тем более... он и сам этого хочет. Ну, конечно же, хочет. Кому, как не матери, лучше всего знать, чего хочет её сын!
  Тут она вдруг вспомнила и улыбнулась:
  - Миш, будешь ты у нас "ка..."? Правильно - кадетом!
  Меня буквально затошнило. Я тоже вспомнила мишкину угадайку:
  - Я буду ...
  Почти напророчил! Но сам до конца не угадал.
  Будет он никаким не каскадёром!
  "На лугу пасутся ка..." Да нет, все на свете луга останутся теперь для Миши по другую сторону забора. И каким бы он не мнил себя каскадёром, а забор этот не перескочит.
  ВСЁ в жизни гораздо прозаичней, чем детские фантазии. ВСЁ - даже само детство.
  Сколько родителей обожают говорить, что их дети сами захотели в кадетский корпус или в суворовское. На примере Миши я прекрасно поняла, что значит "сам захотел". На какое-то о-очень короткое время он "захотел" то, что ему разрекламировали. На этом построена любая пиар компания: чтоб человек "хотел" ровно то, что ему преподносят.
  Миша "хотел" то, чего совсем не знал. Как все мальчишки, искренне хотел романтики... Дружная семейная и государственная реклама ввела его в заблуждение. Да и то совсем-совсем ненадолго - всё-таки он был очень сообразительный мальчик... А когда опомнился, спохватился, оказалось, что уже поздно. Поздно отыгрывать: "Сам захотел!" - с энтузиазмом подхватили мама, папа, бабушки, дедушки...
  В общем... кто "сам", а кого "самого" - в таком деле и в таком возрасте это одно и то же!
  "Ну, кадетские корпуса, кадетское воспитание - это же сейчас тренд!" - как наукообразно, но точно выразилась наша тётя Галя (та самая, что говорила про "витальность").
  И видно, всегда есть люди, которые прямо-таки улавливают в атмосфере любой "тренд", любой "мейнстрим" (даже не обязательно зная эти слова!) и во всех случаях жизни за ними, следуют. Да что там следуют... - гоняются, наращивают темп, бегут! Он ведёт их на уровне инстинкта. Именно такими людьми, как я лично понимаю, были и остались наши родители. Особенно мама со своими вечными "стоковыми" симпатиями. Я её нисколько не осуждаю и по-прежнему люблю... но на практике это всегда очень больно. Не больно это не бывает!
  Сначала Миша ещё пытался свести всё к шутке. К её "стоку":
  - Мам, я не хочу в кадетку. Я же - "симпатичный школьник дошкольного возраста"!
  - Нет, Миш, ты именно шко-о-ольного возраста! - проигнорировала шутку непривычно серьёзная мама. - Подошёл, хочешь не хочешь, пятый класс. А пятый - это начало кадетства.
  - Не у всех.
  - Не у всех. Но у тебя!
  - Почему?
  - Потому что мы с папой так решили. Для твоей же пользы.
  - ... Мам, это первый раз в жизни, когда мне что-то перестали нравиться пятёрки!.. и ваши с папой решения...
  Пока Мишка держался предельно дипломатично. Может, потому что в душе ещё не до конца верил в окончательность этих "решений".
  - Если б это была историческая реконструкция и там всем дали и старую форму, и шпаги, я бы в такой школе очень даже согласился учиться! - сказал он. - Каждый день бы фехтовали... что-нибудь штурмовали... но только вечером всё равно домой приходили. Или даже так: одну бы ночь там ночевали, чтоб и страшно, и интересно... и другую ночь дома... и опять - одну ночь там, одну дома... И так - всегда.
  - Выдумщик ты у меня! - вздохнула мать и ласково потрепала его по голове.
  - Мне кажется, никто на свете не любит школу... а уж жить в школе - это вообще какое-то извращение! - сказала я с детским максимализмом.
  - Я же не бомж - у меня дом есть! - вторил Мишка. - Не хочу и не буду жить нигде, кроме дома.
  - Завтра как раз экзамен! - опять приземлил его с небес папа. - Чем болтать и мечтать, лучше как раз готовься. Впрочем, экзамен для тебя формальность: я как раз там уже обо всём договорился.
  Действительно, вступительный экзамен оказался полной профанацией. Одиннадцатилетние "абитуриенты" заполнили какие-то тесты... Мишка потом по секрету с надеждой шепнул мне и усмехнулся, что его, конечно, не примут: он там нарочно все ответы написал неправильно - "чтоб завалить". Наивный! Зачислили как миленького! Другие, набравшие куда больше баллов (но не имевшие таких пап!) "не прошли по конкурсу" - вот не прошли и всё. Хотя некоторые очень даже хотели - плакали в три ручья, что их не взяли. А Мишка, который плакал, когда узнал, что его взяли... - заваливший всё что можно, - Мишка вдруг "прошёл по конкурсу"!!! Вот прошёл и всё! И вообще, все кто не хотели - прошли. В полном составе. Зачислили всех, КОГО НАДО. И "тётенька психолог" на так называемом "собеседовании" - на котором Мишку ни о чём не спросили! - справку подмахнула.
  - Судьба! - подмигнул отец. Хотя во всей этой истории единственной "судьбой" от начала до конца был он сам.
  - Зачем вы за меня всё решили!? - воскликнул Мишка.
  - Доживёшь до наших лет - будешь сам принимать решения! - буркнул отец.
  - Я-то до ваших лет доживу, а вот вы до моих - уже нет - сказал вдруг Мишка. Ироничная парадоксальность его мышления хоть на несколько секунд да разрядила обстановку и заставила родителей улыбнуться. Он это умел! Даже в критической ситуации.
  - Смотри, Миш, веди себя там хорошо, и тогда всё будет хорошо, - наставляла-утешала мама.
  "Блин, логика века. Самому ему слабо догадаться!?" - подумала я.
  Это то же самое, что человеку, лезущему по-твоему же требованию на опасную высоту, говорить: "Ты только не упади, милый!" - а он от этого предупреждения, конечно же, не упадёт!
  
  Вечером, накануне самой "сдачи", Мишка, взмолился, буквально взвыл! - уже без всяких шуток и "стоков":
  - Мам, оставь меня дома! Ну, пожалуйста! Ну, оставь меня в обычной школе! Знаешь, как я буду хорошо себя вести! Обещаю!
  - Да причём тут хорошо. Разве дело в этом?
  "Причём тут хорошо, когда дело как раз в том, что делают плохо" - подумала я.
  Неужели исполняется ВСЁ, что мы фантазировали!? Машины берут в плен людей? Ну да, брали и всегда будут брать. Жизнь это за нас "уже придумала" - прежде, чем мы придумали. Только мы не придумывали, что в числе этих людей будет сам Мишка.
  - Если б я была твоей мамой, я бы тебя в кадетку ни за что не отдала - серьёзно пообещала я.
  - Спасибо! - серьёзно поблагодарил Мишка.
  
  Глава 2
  
  Настал День. День с большой буквы.
  - Не хочу в интернат! - в который раз повторял Миша уже по дороге.
  - А чего ж ты вообще хочешь?
  - Жить хочу!
  - Какой же ты безответственный и как же ты несерьёзно рассуждаешь! - покачала головой мама.
  Меня испугало само количество собравшихся кадетов. Неужели столько родителей способны на такое!? Или не у всех есть родители? Что-то переворачивалось в моём маленьком, уютном, понятном мирке. Он переставал быть уютным и понятным. Он переставал быть детским. Но если даже я так растеряна, то, как же они все растеряны, что их так много! Родители скоро растворятся за забором, и каждый окончательно останется "один на один" с этой толпой... хотя каждый эту толпу и составляет.
  Зачем ИХ столько! Зачем!!? Мы готовимся к войне? К очень большой войне!? А если не готовимся... или к не очень большой, то зачем СТОЛЬКО кадетов!? И столько кадетских корпусов по всей стране, куда ни кинь.
  Мальчишек в форме - видимо-невидимо, и все такого цвета, будто из них решили салат приготовить. И прямо сейчас, не отлагая, за эту процедуру взялись. И мне казалось кощунственным, что нашего Мишку тоже смешали... и из него тоже готовили. Он не хотел - а из него готовили.
  Ещё запомнилось, что у маленьких кадетов - бессмысленно большие сумки со всем тем, что будет отобрано и заперто в ящики в специальной комнате: здесь всё домашнее всегда под замком. Это не другое здание в том же городе, это другая жизнь. Здесь положено сдавать на хранение и сумки, и мальчиков. Что-то творилось с ними. Будто все разом заболели особым типом ветрянки, при которой зелёнкой им намазали не только тело с головы до пят, но и душу. От обстановки веяло до того казённым духом, будто здешняя зелёнка пропитала бывших свободных ребят насквозь, до последних глубин, до самой сути человеческой личности. Парадную чёрно-красную кадетскую форму по типу суворовской им должны были выдать сразу после присяги. После "Клятвы кадета". А пока вся толпа... ещё "недокадетов", но уже и не домашних мальчиков, просто слитно зеленела десятками метров беспросветной камуфляжной плесени на разлинованном плацу, унылом, как труп футбольного поля.
  Бывают вещи совсем не страшные по виду, но бесконечно страшные по духу. Я изо всех сил зажмурилась. Но это не помогло. Бледная зелень в глазах от плотно сжатых век точно повторила ту наружную зелень, от которой я их сжала. Ещё более бессмысленно было бы сейчас зажмуриваться Мишке.
  Началось зачитывание каждым по очереди "Торжественной клятвы кадета". Устный тираж - но до того большой, что, казалось, он просто никогда не кончится. От этих клятв было так тошно, как будто мальчишек на глазах родителей морально лишали де... детства - да ещё и заставляли торжественно благодарить за это.
  Директор корпуса был очень толстый, и подходившие по очереди мальчики смотрелись особенно маленькими и беспомощными по сравнению с этим корпусом. Они выдавливали из себя клятвы, и казалось, от этого он, раз за разом подпитываясь, толстеет всё больше и больше.
  Сейчас я понимаю, что это было очень похоже на языческое жертвоприношение. Настоящего ребёнка, - Человека - в жертву искусственному культу.
  Смотреть на это было совершенно невыносимо. Мне хотелось провалиться... или просто оказаться далеко-далеко... а лучше всего - взять и проснуться!
  Ну это же сон! Сон! Такое может только сниться.
  Самое страшное, что все взрослые вокруг, включая наших родителей, были переполнены каким-то истерическим пафосом. Стали сами на себя непохожи. Таких людей, в таком состоянии, я ещё никогда не видела. Казалось... ну, хоть кто-нибудь один из многочисленных мам и пап вдруг очнётся, проснётся схватит своего любимого сынишку за руку - и в последний момент уведёт, унесёт, убежит с ним в тот другой, прежний, здоровый мир, где всего этого нет.
  Но никто не опомнился. Кто бы чего про себя ни думал, но внешне все были, как зачарованные. И зачарованно снимали все на видео. Зачарованно-бесконечно фотографировали. Щёлкали и щёлкали. Иногда просили друг друга чуть подвинуться. Мистерия покорила всех.
  Если люди врут себе в самом "священном", то в чём же они тогда вообще не врут. До сих пор, когда я вспоминаю те расстрелянные фотоаппаратами минуты, мне становится не по себе. Все наши детские игры-сражения разом кончились здесь капитуляцией. Исчез весь прежний мир.
  Всё длился и длился Праздник насильственного разлучения с домом! Сама торжественность, в которую обряжалось это таинство, подавляла мальчишек сильнее, чем, если бы их вели на казнь. "Утро кадетской казни". Сурикова не хватает! Может ли казнимый сам себе громко, с энтузиазмом, "с выражением" зачитывать приговор?.. Некоторые могли! Но не все. Многие бубнили - тихими, подавленными, какими-то не своими голосами: будто даже тембр и интонации им успели выдать казённые, как форму.
  Я пожирала глазами Мишку. Он на нас не смотрел. Долго не смотрел. Очень долго вообще непонятно куда смотрел... Сейчас и до него дойдёт очередь. И ему, как всем, тоже нужно будет зачитать "Клятву кадета". Это магическое действо. Подходит - личность, отходит - муравей, планктон... И тогда логично, что теперь с ним не будет родителей. Семье нет и не может быть места в муравейнике!
  Мне хотелось крикнуть брату: "Ну, не подходи! Не подходи к этому толстому! Убегай!" - но я, конечно, не посмела. Я вдруг вспомнила мишкины приколы в лесу и послала ему отчаянный мысленный импульс: "Ну вот что ты тут стоишь, как берёза, иди домой... Йес минус один! Хотя бы один, если три не получается!"
  Но тут очередь в конвейере наконец-то дошла до Мишки... и он потерял своё имя. Приобрёл взамен устную бирку: "кадет какой-то".
  Я никак не могла вместить в сознание дикую перемену: раньше Мишка играл, теперь Мишкой играют. И будут это делать ещё семь лет. Когда играют дети - это здорово, когда играют детьми - это худшее из всего, что придумало человечество.
  Играют на моих глазах моим братом! Как солдатиком, как вещью. Играют всей этой построенной толпой ребят.
  Думаете, это недетские мысли? Нет, именно тогда и именно так я всё это ощутила. На всю жизнь. Вспомнилось из глупых надписей к маминым "стоковым" фото:
  "Мужчина раздаёт своего счастливого сына на улице".
  Мы Мишку - раздали. Всё!!!
  ***
  Мы возвращались втроём - мама, папа и я, оставив его, как вещь на складе. Мы шли домой, а у него дома больше не было. Наверное, у меня был настолько убитый вид, что папа не выдержал и потрепав по голове, решил "поддержать":
  - Ну, ничего-ничего! Интернат, дочка - это тоже полезная школа жизни! Для мальчиков.
  - Ага, полезная, пап... Точно, как дядя Петя, сосед-алкоголик, всегда говорит, что водка - это лекарство. Все уж от него сто раз слышали, что это лекарство. И он не пьёт, а лечится. Вот такая вот польза, пап! Вот такая!
  Я показала большой палец... И разревелась, уже не стесняясь никого на свете - ни родителей, ни прохожих.
  А мама в тот же вечер разместила на чатах целую кучу свеженьких мишкиных фотографий в кадетской форме. Несколько дней приходили лайки и комментарии типа: "Какой хорошенький!", "Няшный защитник Отечества" или "Люблю кадетов - они все такие красавчики!".
  ***
  Зеленели в темноте звёзды, которые Мишка когда-то расклеил по стенам - а самого Мишки больше не было. Комната опустела. Я её в упор не узнавала. Мишку сейчас без спроса окружили совсем другие звёзды, а эти, когда-то родные, были мне без Мишки не нужны. Я даже всерьёз рассердилась на них... но в последний момент решила не отдирать! Всё-таки хоть на субботу-воскресенье он придёт сюда. Только б ещё дожить до этих субботы-воскресенья!
  Я выглянула в окно. Смотрела на луну и думала, что всего в нескольких минутах ходьбы, по другую сторону звёздчатого забора, на ту же луну смотрит Мишка.
  У него даже телефона сейчас нет (выдадут на десять минут лишь послезавтра). Ни позвонить, ни написать. Разве что если бы небо со своим гигантским монитором согласилось сыграть роль смартфона... но я ещё ни разу ни от кого не слыхала, чтоб оно в таких ситуациях согласилось. И луна, к сожалению - не смайлик: даже её не пошлёшь. А если и пошлёшь, то странный это вышел бы смайлик - даже не грустный, а совсем без выражения. Без ничего. Смайлик - ноль! Как в ноль превратились все наши игры, без которых я не представляла себе ни одного вечера.
  Я воображала себе Мишку там. Никакой Куинджи не напишет "Лунную ночь в интернате". А напишет какой-нибудь бюрократ, что кадеты такой-то роты такого-то взвода нарушали дисциплину, что выразилось, в частности в нарушении предписанной уставом тишины после отбоя и таких-то действиях такого-то и такого-то кадетов, к которым следует применить дисциплинарные меры в виде...
  Ну, этих "видов" мы потом ещё навидались. А в первую ночь мы ещё ничегошеньки не знали о будущем. Нам просто обоим было как-то дико от всего, и мы это чётко ощущали друг в друге на расстоянии: единственная система связи, которую у нас никто не отрубил. И никто не в силах бы обрубить.
  И всё-таки - как же ИХ много! Я же сама видела днём. Ночью их не меньше. Я вдруг представила и подумала: чем больше кроватей, тем сильней кошмар разлуки с домом. Меня передёрнуло.
  Мы с Мишкой - в параллельных мирах.
  На эти параллельные миры внутри нашего можно совсем не обращать внимания... пока с ними не столкнёшься. Бесчисленные места заключения детей "для их же пользы". Они - не плохие и не хорошие: они просто есть... и это уже само по себе дико! В галлюцинациях чаще всего пугает даже не их содержание, а сам факт, что они появились: для того, кто их видит, они есть. Всё, чего нет и не может быть - именно то и есть.
  Это не я утрирую, а жизнь утрирует. Невозможное стало возможным... С тех пор я, наверное, уже ничто не буду считать невозможным или преувеличенным.
  
  Глава 3
  
  Наконец первая неделя прошла. Суббота. Проходная КПП КШИ - дикая аббревиатура. Первое увольнение. Сначала всё тянулись и тянулись другие кадеты, всё другие, всё другие... потом, когда мне уже стало страшно, что до Мишки очередь никогда не дойдёт, и он никогда не покажется, она наконец дошла и он показался. Мама к нему кинулась:
  - Мишенька, ну как ты? Как?
  Да и так по нему видно, как... Хотя для кого-то, наверное, "ничего страшного": покрасневшие глаза - это просто дополнение к красным кадетским погонам, красному околышу фуражки, красным лампасикам на штанах: неотъемлемый элемент парадной формы "первокурсника" на свидании с родными. Всё же заранее запланировано! Такая жизнь и такой дизайн формы и лица. Ничего экстраординарного. Всё - по плану, по расписанию, по предписанию, по инструкции. Это - как обязательный увольнительный билет, в котором чётко и безжалостно указаны часы от и до. Где родители только по билетам: где роковые жирные циферки на бумажке, как два глаза, там и красные глаза...
  "Молодой мальчик со стрессом", - вдруг ни к селу ни к городу вспомнила я ещё одну надпись под "стоковым фото", которое когда-то в изобилии находила наша мама. "Мальчик, чья депрессия сидит на полу".
  Сейчас это звучало как издевательство. Потому что худшее в мире издевательство - это правда. Та правда, которая от наших стараний уже никак не зависит.
  Вдобавок, Мишка основательно хромал. "Ранение в ногу" в виде сильнейшей мозоли он получил в первый же день - от непривычной обуви и бесконечной муштры. "Ничего не поделаешь! Многие кадеты с этого начинают!" - сочувственно поделилась с нами на ходу "бывалая" мать кадета-третьекурсника.
  -... И кончают! - мрачно изрёк Мишка. - Мам, я больше не могу! Пора с этой кадеткой кончать!
  - Как это, сынок?
  - А та-ак! Что хотите со мной делайте, завтра я дома останусь - хоть убейте, сюда не вернусь!
  - Мишенька, ну ты что, ну, год ещё только начался... Всё еще впереди!
  - Вот именно, что всё впереди! А я не хочу этого "впереди". Меня за одну неделю вот так тут всё достало! Мама, забери меня насовсем... не пойду больше туда! Забери у них документы прямо сейчас, скажи им...
  - Миш, ну что я им скажу!? Ну, что на тебя сегодня такое нашло, ты же сам хотел!.. И потом, как я сегодня заберу - вечером в субботу, наверное, давно уж ни начальства нет, никого в канцелярии!
  - Ну тогда в понедельник забери!
  - Миш, давай мы об этом дома поговорим...
  "Дома поговорим", - это уж такой известный способ не говорить.
  О чём с мальчиком, лишённым дома, можно поговорить дома? Только о том, что он хочет домой. А вот об этом... А вот об этом говорить как раз и нельзя!
  А о чём?..
  Ну, можно хотя бы о мозоли.
  - Мне на неё ещё и наступили. Представляешь, как больно!
  - Ужас! - поёжилась я, а мама так порывисто обняла Мишку, словно у неё была машина времени, и она сейчас реально спасала его от всего, что вчера случилось. А от того, что случится завтра, она его не станет спасать ни за что!
  - Слёзы катились, как реактивные! - буркнул Мишка. - Формула-1, блин!
  Это у него была давняя поговорка: если уж признавался, что плакал, то по инерции превращал даже это в подобие прикола. Хотя сейчас Мишке было совсем не до приколов.
  - Мне этот интернат, блин... уже не пятку, а глаза намозолил!!! -перевёл он разговор на главную тему.
  Но мама этой главной темы не хотела... лучше уж про пятку.
  - Ну, Миш, ты столько представлял себя рыцарем... ведь рыцарю не положено плакать!
  - А мамам... - всхлипнул Миша. - А мамам... не положено отдавать своих детей в интернат!
  Да, Мишка, конечно же, был рыцарем, но... "мужество" без мамы и папы оказалось не для него! "Терпеть" не пытки врагов, а издевательства самой славной системы, "для его же пользы" разлучившей его с родителями и сестрой - это было сверх его сил. Он этого не понимал! (И я, кстати, не понимаю!) В его голове не вмещалось, что его "надо" разлучить. Не вмещалось, что надо жить не дома, если дом рядом. Не вмещалось, что спальня - не его спальня, а кучи пацанов. Причём, совсем не героев. И вовсе не друзей. Где тут место и время для "мужества", если своего места и свободного времени нет вообще ни на что!? Даже на рисование. Если б его поймали враги, он бы, может, не выдал тайну... да вся беда в том, что здесь никаких тайн нет. И места для них нет. Здесь видать или не видать могут только его самого... на воскресение родителям. Как выдают на почте посылку... или НЕ выдают - если документы неправильно оформлены, ошибочка хоть в одной циферке. Одна тройка за неделю в его дневнике - и уже не выдают.
  Какое же "мужество", если ты вещь! Причём, не единственная, а поточного производства. Разве у вещей на конвейере бывает мужество?
  Мальчик, очень буйный в играх, чаще всего бывает абсолютно не агрессивен в жизни. Врагов в реальном мире у него просто нет, поскольку все они - только в фантазии. Он живёт так, что все на свете люди - либо друзья, либо, в худшем случае - "нейтралы". К дружбе он готов гораздо больше, чем к хамству. Его мир его любит, а точнее, сказать - отвечает взаимностью. Им хорошо вместе: ему и миру! Если его изъять из мира и поместить в искусственно созданное гетто, ему будет очень плохо. Просто невыносимо! Но даже такой ценой он познает вовсе не "реальный мир", а именно гетто. И рыцарем не станет. Даже если получит ранение.
  Мише бережно бинтовали пятку и одновременно мягко-мягко спорили с ним, что всё будет хорошо. Картина, достойная художника Федотова... кстати, тоже бывшего кадета (впоследствии, увы, сошедшего с ума). Если б мне не было, как и Мишке, совсем-совсем не до шуток, я бы придумала даже название картины: "Вечерняя беседа при забинтованной пятке". Покорно выставленная ступня в белом - это просто диктофон для записи милых маминых аргументов.
  Мальчишка, у которого недавно и ноги-то улыбались, а не то что лицо, теперь мог лишь подслеповато смотреть на мир, которого его лишили сквозь белый бинт... ну и ещё белый увольнительный листок.
  Мы чувствовали: он дома... но не дома! Его только как бы "отпустили". Но на поводке. Он не БЫЛ с нами, он временно выглядывал на нас... из КПП, оставшегося за несколько сот метров. Но он очень хотел этот поводок порвать! Очень!
  - Ну, как там у вас? - встревоженно, но очень неопределённо спросила мама, закончив медицинскую процедуру.
  - Не у нас, а у них! - поправил Мишка и упрямо повторил. - Я больше туда не вернусь!
  Будто очень боялся, что его слова, единожды сказанные, для родителей ничего не значат... И правильно боялся: ничего не значат. И сто раз сказанные - не значат. И тысячу.
  - Миша, ну все же терпят. Все в одинаковых условиях. И ты потерпи. Как все!
  И тут помудревший Миша вдруг выдал такое:
  - А всем так говорят, мам! Каждому так говорят! А получается враньё! Потому что если каждому говорят "как все", то никаких "всех" нет. Их не было бы... если б каждому так не говорили.
  И после паузы, когда вся наша семья ошеломлённо затихла, "добил":
  - И вообще вы всё врёте! Всегда врёте, потому что взрослым не западло врать детям.
  - Это где ты таких слов набрался!? Миш!!?
  - Сами знаете где! Опять ведь врёте... сами себе врёте, что не знаете.
  - Миш, не говори со мной таким тоном! Боже, как ты испортился!
  - Сами знаете, где я испортился... и отчего.
  И продолжил:
  - На нас там орут, мама! Всё время орут! Всё время! Без передышки! Каждую минуту орут-командуют! Там без этого вообще ничего нет! Без этого ни одного шага сделать нельзя! Только орут! Только орут!
  - Что ты орёшь, Миша?
  - Я не ору.
  - Я все слышу. Глухих нет! Убавь громкость!
  - Мам, - сказала вдруг я. - Ты слышишь... А попробовала бы ты им так сказать на месте Миши.
  Вечная история: отдаваемые в интернат дети спорят с отдающими их родителями. Конечно, "яйца курицу не учат". Но если яйца отнимают от курицы, разбивают и готовят из них один огромный омлет... для съедения непонятно кем? А я не хочу, чтоб моего брата смешали с другими и съели. И он не хочет. И мы никаких куриц не учим - мы просто не хотим. Но, видно, уж так устроен мир-омлет, что нас не спрашивают.
  - Нас там зачем-то заставляют жить вместо дома. А я этого не могу понять. А если я не могу понять, то я не могу и учиться! - логично говорил Миша.
  - Вы живёте там для того, чтоб вас ничто не отвлекало... от учёбы, от дисциплины, - маловразумительно лепетала мама.
  - А если меня интернат отвлекает... от учёбы и дисциплины!? Дом ни капельки не отвлекает, а интернат - отвлекает. Зачем я там должен жить как сирота!?
  - Какой ты сирота! Ну, что ты говоришь, сынок! - испуганно обняла его мать. - Мы всегда с тобой!
  - Вы не "всегда", вы один день в неделю! - безжалостно возразил сын.
  - Но мы же всё равно всегда рядом.
  - А я не хочу так "рядом" - я хочу домой. Совсем домой! Все люди как люди - дома живут, а мы, как дураки - в интернате.
  - Ну, Миш! Ну, какие же вы дураки? Вы совсем не дураки, - погладила его мама. "Ещё б сказала, что совсем не в интернате", - подумала я.
  - Дураками нас сделали - вот и дураки! - безжалостно к себе и ко всем сказал Миша.
  Он повзрослел за считанные дни, но совсем не в том смысле, как хотелось родителям. Много позже он мне как-то сказал: "Я тогда всё про них понял, а они про меня - ничего".
  Я давно заметила, что взрослые как правило ничего не могут возразить детям! Как ни странно, если уж дети осмеливаются спорить со взрослыми, то они в этом принципиальном споре обычно оказываются и убедительней, и правдивей. Абсолютная правда, была на стороне Миши. Но... "прав не тот, кто прав, а у кого больше прав". У Миши была только правда, а прав - не было.
  Я как могла, вступалась за брата.
  - Но есть же всё-таки какое-то объяснение? - допытывались мы вдвоём у мамы... вспоминая, что она сама всегда любила всему на свете искать объяснения.
  Но точно, как мы когда-то не могли объяснить ей, что значит "йес минус три", она никак не могла вразумительно объяснить, зачем кадетов надо держать без всяких "йес" минус шесть дней в неделю. НЕТ никаких объяснений! НЕТ и быть не может. И даже "йес" нет.
  
  А потом прошла ночь, и прошло воскресенье. И наступил час, когда ему надо идти обратно. И он пошёл...
  В этом возрасте мальчишки на деле всегда более покорны, чем на словах. Потому их отчаянные "умру, но не пойду!" в искусном, профессиональном переводе с детского на родительский означает: пойдёшь, куда ты денешься. Сутки - вполне достаточное время, чтоб составить такой перевод. И Мишка "пошёл, никуда не делся".
  Воскресение кончается за день, а "кадетка" - за семь лет. Теперь всё терпение на ближайшую семилетку придётся разбить порциями по семь дней. Но даже и это, к сожалению, не точно, так как некоторые порции получатся больше. В кадетской школе бывают "недели"... по две-три недели. Там своя математика и свой календарь.
  
  
  Глава 4
  
   Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает.
  Мк. 10; 9
  
  Вторая неделя поначалу показалась лучше первой. Но лишь на один день! Просто Мишке понравилось, что "ребята подобрались клёвые" и в ту ночь они классно тапками пулялись. О чём он радостно и простодушно по телефону сообщил. Потом, когда их за эти же тапки всех без исключений, скопом... В следующее телефонное включение он как-то разом, одним мокрым взрывом сорвавшись на полуслове, сообщил:
  - А воскресения не будет!..
  До сих пор, по прошествии лет, у меня в ушах звучит самая чудовищная на небе и на земле фраза: ВОСКРЕСЕНИЯ НЕ БУДЕТ. Отменяется! Запрещается! Как у Волошина: "Но в ту весну Христос не воскресал".
  Там - своё начальство, которое решает, будет или не будет.
  "Не для меня придёт Пасха...".
  Кадеты, что ли, песню придумали?
  Не для Миши.
  И не для меня... потому что я тоже о-о-очень его ждала. Дни, часы и даже минуты считала.
  - Ка-ак!!! А как это так его кто-то отпускает или не отпускает!? - задохнулась я. - Какой-то чужой дядя! Какое они имеют право!!! Он же не раб, не пленник, не зэк...
  - Нет, конечно. Но он кадет, - пролепетала мама.
  Никогда ещё я не чувствовала так остро и невыносимо, аж до перехвата дыхания, до спазма, неволю моего брата - примерно как чувствуют перелом со смещением - эту противоестественную, насильственную волю над ним чужих людей. Именно чужих и именно волю. Неотменяемую. Назвать схватившее меня за горло ощущение возмущением или отчаянием было бы слишком мягко. Они и меня наказали тоже! И всю нашу семью! Танком по живому проехались.
   Но кто дал им право так изгаляться... кроме нас? Значит, на нас - вся вина. И мы могли бы всё это в одну минуту исправить! Взять и самим отпустить его, без них... только насовсем! Насовсем отпустить его от них. Но я уже чувствовала, что у взрослых есть какая-то страшная солидарность. Непонятная солидарность против нас. И именно она, вопреки всей логике, не даёт освободить Мишу. Не даст! Хоть расшибись. И от этого дыхание перехватывало ещё сильней.
  Знаете... будто всемирный садизм (сейчас задним числом подставляю адекватное слово), собравшись в воронку со всей планеты, обрушился на моего братишку. И растёр его. Потому что... "он кадет". А "кадет", кстати, и переводится как "братишка". И вот над ним осуществили самую высшую форму самой безграничной власти, какую только можно придумать. Наказали тем, что "не разрешили" самое главное. Кощунственно надругались над теми отношениями, без которых нет личности... самого Мишки нет! И быть не может!
  И, наверное, прежнего Мишки как раз с тех пор и не стало.
  С того самого дня.
  Просто не стало - и всё.
  Я, еле сознавая, что делаю, машинально разбила на кухне первую попавшуюся банку и даже нечаянно порезалась.
  - Что с тобой, Надя! Да что ты какая психованная! - воскликнула мама, никогда в жизни не видевшая от нас с Мишей ничего подобного. - Вот уж от тебя никак не ожидала! И Миша-то нас так огорчил, так огорчил, что его не отпускают... а тут ещё ты. Да что ж вы оба как!
  А я вдруг подумала - но только на секунду, - что не буду с ней разговаривать. И с папой... А потом подумала: если Миши нет, а с мамой и папой не разговаривать... так что же тогда вообще останется от нашей семьи! Нет, Семью надо сохранить! ИМ назло. Как бы ОНИ ни бесились, ни вредили, ни мучили... А мы сохраним. А мы останемся...
  И Мишка с нами ещё будет.
  Обязательно будет!
  Так я впервые в жизни узнала: условие, что кадетов отпускают раз в неделю - это как страховые договоры: крупным шрифтом одно, а мелким, малозаметным - другое: то, что полностью меняет весь смысл. Условия и оговорки всегда важнее деклараций. То есть вообще-то увольнения, конечно - раз в неделю... не беспокойтесь, дорогие родители, милые братья и сёстры! Но на деле они - совсем не каждую неделю!
  Мне это напоминает графики редких церковных служб в отдельных храмах, принадлежащих музейным комплексам: "Вообще-то ВСЁ юридически наше, а не ваше, но мы вам иногда разрешаем... по большим праздникам". Так и тут. "Вообще-то он теперь наш, а не ваш... но мы вам иногда разрешаем... просто из снисхождения к Семье... должны же быть иногда семейные праздники. Но - хорошенького помаленьку!"
  Самая обидная из всех разлук - искусственная. Вас ничто не разлучает, кроме... Не знаю даже, как обозвать это "кроме"? На маленького человека, как ярмо, навесили статус, из-за которого видеться с тобой он может только по какому-то ненормальному графику. Так ему теперь по статусу полагается. Точнее, не полагается никак иначе. "Кадет" - это приговор нормальным родственным отношениям (конечно, если он учится не в обычной, вполне приемлемой и даже уютной КШ, а именно в КШИ, как Мишка).
  Телефон, чтоб позвонить домой, выдают два раза в неделю на десять минут. А дом - в десяти минутах ходьбы! Это надо очень сильно постараться, чтоб такое придумать. "Психологическая служба" в таких заведениях - пародия на саму себя. Если коротко, весь смысл их инструкций для родителей: ему плохо - а вы на это положите. В их брошюрах так и прямо раздел и называется: "Плач по телефону". Во! Я бы десять лайков поставила тому, кто первый это придумал - прямо целый строй, как кадеты у них в строю стоят. Виртуальная услуга, которую регулярно и бесплатно оказывают моему братишке и всем ему подобным.
  В следующее воскресение Мишку всё же отпустили, а потом... массовые репрессии по принципу круговой поруки всё продолжались и всё крепчали.
  Вот двое шустрых ребятишек на спор закрыли изнутри кабинки туалета, а сами перелезли через верх. Наказать за это решили показательно ВСЕХ. Всех младших (старшие-то жили на других этажах). И хотя виновники потом благородно признались, чтоб не подводить остальных, на изначальный вынесенный приговор это уже никак не повлияло: в увольнение опять не отпустили НИКОГО.
  Начальство потом само говорило: "Это - кадетское братство! У нас такие традиции!" Ничего не скажешь: хорошее название для массового террора в отношении невинных по принципу: "все за одного". Оказывается, издевательства - и есть братство... если из них не забывают исключить никого. Вот если бы хоть кого-то забыли, это было бы уже не братство. Исключений быть не должно. И невинных быть не может! Наконец-то со времён Великой французской революции на практике нашли самое точное, самое верное определение равенства и братства!
  А что касается двух благородно признавшихся "рыцарей"... Сейчас, по прошествии времени, я бы пожалуй назвала людей, подобных этим туалетным акробатам, антинахалами. Самые незаменимые личности - изнутри заражают любой стадный, агрессивный коллектив нормальным смехом, а через него - хоть какой-то человечностью.
  Но ненадолго.
  И ценой наказаний-наказаний-наказаний.
  Кар-кар-кар...
  Вообще-то многие ребятишки поначалу, ещё не до конца отвыкнув от нормального мира и нормальных отношений, пытались дурачиться и проявлять обычный, солнечный, насквозь домашний юмор. "Какой ещё Артём? Вы не туда попали. Я такого не знаю. Это не Артём, это тётя Валя! Не разыгрывайте меня! Не хулиганьте!" - хихикал один замечательный мишкин приятель во время одного из первых "сеансов" телефонной связи с домом. Заодно и бравировал перед товарищами, повышал свой рейтинг. До него ещё не дошло, что Дом - это теперь другой мир.
  Потом жизнь становилась всё жёстче и жёстче. "Трава, примятая сапогом" .
  А ведь ещё недавно, считанные дни назад, это были свободные Люди. Полностью свободные личности. Жуткое слово - "недавно"! Нет ничего более досадного. Как-то в звуковом сообщении телефон "не расслышал" и перевёл "не дано". То, что недавно - то не дано. Прошлое - значит, прошло насовсем. Мечтать о прошлом - то же самое, что мечтать об увольнении после только что полученной двойки и тройки. Не дано! Тут расстояние не играет роли. И дом может стоять совсем рядом, и прошлое может быть совсем недавним. А вот не дают увольнительный билет и всё!
  У жизни - свой КПП. Своя КШИ. Всё невозвратно.
  Следующая неприятность, на следующей неделе, случилась на истории. На самом любимом мишкином предмете! В учебнике всех заинтересовали "увлекательные" древнеегипетские картинки, изображающие наказание палками должников.
  - Прокомментируйте, что вы здесь видите? - обратилась учительница (какая высокая педагогическая мудрость!)
  - ОМОН, Росгвардия! - мигом "узнал" сценку один из тех шутников, без которых не обходится ни один класс. Ребята буквально грохнули (Миша, разумеется, тоже - разве он чем-то "тормознее" других!)
  Но учительница шутки совсем не поняла. Здесь вообще все шутки приводили к нешуточным последствиям... что мальчишки первого года, на свою беду, ещё не успели за столь короткое время усвоить. Буквы С буквально посыпались из неё с оглушительным, зловещим свистом:
  - Ка-ак!? Вы ещё смеете смеяться смехом своим дебильным над силовыми структурами России, притом что сами - будущие офицеры! Такие шутки непростительны! Тем более для кадетов! Я такого никогда не потерплю - ни на своём уроке, на вообще в нашем корпусе! Всё! Все "юмористы" будут наказаны.
  И она конвейером наставила двоек, а потом написала докладную на имя директора, где назвала не только шутника, но и не поленилась перечислить пофамильно, длиннейшим списком, "всех, кто смеялся". А каждого отдельного в этом перечне, видимо, надлежало называть: "Человек, который смеётся". Но Гюго она не читала. Стоит ли добавлять, что никто из этого списка в субботу домой не пошёл.
  Увольнения могли лишить за ВСЁ. Буквально не находилось такого пустяка, который не мог бы обернуться для ребёнка дополнительной неделей разлуки. Воскресения здесь произвольно двигали, как фишку на доске - на неделю вперёд... и ещё на неделю.
  Правда, родителям всё же не возбранялось навестить приговорённых детей на несколько минут на КПП, в специальной комнате для свиданий. Но эти дозированные минуты были... ещё одним издевательством. В тесной комнатке, густо переполненной родителями и детьми, под большущими часами красовалась оригинальная надпись (видно, кто-то из администрации обладал чувством "юмора"): "Уже позже, чем вы думаете!"
  - Кажется, всё бы на свете отдал, чтоб только отпустили! - выдохнул Миша. - Весь облом, что отдать нечего!
  - Отдавай старание, - сказала мама. - Тогда и будут отпускать.
  - Какая разница. Старайся, не старайся! Если ВСЕХ решили не отпускать, то кто же меня отпустит!
  - Учись хорошо, будут выпускать! - говорила тоже порядком обескураженная мама.
  - Здесь, чтоб так учиться хорошо, надо быть зубром.
  - Почему?
  - Зубрить хорошо - потому и зубром.
  - Ну, может быть, Миш... везде отчасти так? Зубрить-то надо везде. Где-то больше, где-то меньше.
  - Может, и везде... а только везде домой отпускают... а у нас не зубров - не отпускают! Рога себе отращу, так: "Му-у-у!", рогами на ворота, на дежурного - тогда, может и отпустят.
  - Ты, действительно, здесь хуже стал учиться, - посетовала мама. - "Съехал", что называется. Миш! А ведь сам знаешь, что от этого зависят твои увольнения.
  - А мне здесь кислорода не хватает! - крикнул хорошо знавший биологию Мишка. - Кислорода сердцу... и мозгам тоже! Сами нам весь кислород перекрыли, а сами же наказывают, что плохо учимся! А от этого мы ещё хуже учимся.
  Мама оглянулась. Все стояли и сидели вплотную, как сельди в бочке. Кислорода и вправду не хватало.
  - А почему Петю не отпускают!? - недоумевала крохотная сестрёнка другого кадетика всего в метре от нас.
  - Понимаешь, Настёна, у Пети здесь... ну, как бы работа такая. Очень сложная и важная, - старалась объяснить мама. - И вот чтоб он лучше к этой работе привык, его и не отпускают. Вернее, отпускают немного отдохнуть - но только если он её о-очень хорошо сделал. А он сегодня, к сожалению, что-то там немножко недостарался, да? Подкачал! Вот ему и сказали: рано пока тебе отдыхать. Мама и сестрёнка подождут, а работа - не подождёт. Родина на тебя надеется!
  - А почему у Пети вот тут вот - синяк? - бесхитростно показала всё замечающая Настя.
  - А это я так работаю! - в тон матери ответил мальчик. - Работа у меня такая. Родина надеется.
  И бегло посмотрев на Мишу и остальных, поправился:
  - ... На нас!
  А наша мама повернулась от нечаянно отвлёкшей её на минуту петиной мамы к Мише:
  - Я думала, ты на занятиях каратэ уже привык к дисциплине, - сказала она, гордясь, что вспомнила очень хороший аргумент. - Там же тоже было по-своему строго.
  - Строго... но это была ВОЛЯ! - одной фразой ответил Мишка. Кратко и исчерпывающе.
  - Мам! - вмешалась я. - А вот если б тренер взял да запер Мишку в зале на много-много дней... ты бы, наверное, первая побежала выяснять, что это такое и как он смеет!?
  - Ну... это уж совсем другое дело... как тут можно сравнивать!
  Но для нас-то с Мишкой это было совсем не "другое дело". Либо человек живёт в доме, либо нет - третьего не дано.
  Мишка чем дальше, тем больше, как сам говорил, "офигевал" и заболевал от всего этого. У детей бывает замечательное чутьё на учебные заведения - гораздо лучше, чем у родителей. Ещё не переступив порог, не проучившись, не промучившись ни дня, человек всё главное об этом заведении уже знает. Чисто инстинктивно, "на нюх". То, что он познает потом на практике, окажется просто деталями, которые лишь подтвердят изначальную суть.
  Я давно догадывалась: в нашем мире детей наказывают... за то, что они дети. Никакой другой вины на них нет!
  Вот, например, здесь их наказывают тем, что они... уже не дети своих родителей, а полная собственность заведения. Дети, которые не дети: дико звучит!
  А ещё одну причину мне Мишка подсказал.
  - Да за что вас так!? - воскликнула я однажды. - За что!?
  - Известно за что. За то, что мы мальчики! Был бы я девчонкой, неужели бы меня отдали в эту зону. Хорошо блин вам, женщинам!
  Это-то я тоже усвоила не хуже Мишки. В нашей стране лучше быть девочкой, чем мальчиком! У той Системы, которая у нас сложилась... как бы это помягче сказать... уж очень нездоровый интерес к мальчикам!
  Беда, когда если дети понимают что-то важное слишком рано... а изменить ничего не могут!
  Неужели мы стремительно превращаемся в Спарту, где дети вообще не воспринимались как дети, а только - как будущие воины? И ни в другом каком качестве не были нужны никому, с самого рождения! Идол так называемого "военно-патриотического воспитания" требует жертв. Идолы всегда требуют жертв. А ещё все идолы всегда - страшно ревнивы! Раз несознательные дети любят родителей больше, чем Идола... значит, позволять им видеться с родителями надо как можно реже. Хотелось бы вовсе запретить, но... идол не выжил бы без первоначального решения самих родителей. Поэтому от них он, вроде бы, пока зависим. По крайней мере, до поры до времени. Ведь одиннадцать лет ребёнку, а не восемнадцать.
  Как-то один "старый" кадет решил на этот счёт тоже просветить первогодок - просто "по доброте душевной":
  - Все думаете, за что вас увольнения лишили? Типа, дело в полученных парах и всякой такой х-не?.. Да ни х.. , ломают вас, салажат! А то вы всё не въезжаете. Шесть дней вас здесь держат - зачем!? Чтоб сломать. Вот и седьмой на х... отняли - чтоб сломать. Была бы их воля - они бы и каникулы отняли. Всё лето бы отняли... Вообще бы навсегда вас здесь закрыли! А вы всё: и за что нас так? И за что?.. Мозги себе отрастите: а вот ни с х... ни за что! Просто за то, что вы пока не ломанные. Не нагнутые! Догоняете!? Надо бы помочь вас нагнуть, для вашей же пользы... да что-то я пока слишком добрый, сам себе удивляюсь. Скажите спасибо! Какие-то вы в этом году слишком прикольные салажата попались. Таких даже гнобить не в кайф.
  При такой версии событий всё разом становилось на свои места. Никакого абсурда устройстве КШИ не оставалось - одна сплошная логика. Да, извращённая - но логика! А благородный "просветитель", отвесив двум-трём малявкам утешительные подзатыльники, "чтоб не плакали", пошёл вразвалочку, разболтанным шагом, по своим делам-делишкам.
  - Это я из доброты к вам, - успел он на ходу объяснить свои действия оторопевшему от затрещины Мишке... который, действительно, от удивления перестал плакать.
  Мишка потом мне этот диалог пересказал, и я сразу всё "догнала". Для них постулат: "Кадет должен жить в интернате" сродни знаменитому: "Вор должен сидеть в тюрьме". Вслух это повторяют не часто, но в уме держат, пожалуй, не менее прочно. На этом устроена вся Система.
  Какое же это воспитание "мужества", если с самого детства людей только и приучают бояться! Главный здесь прививаемый навык! Бояться всего! Каждый день и час. Сделаешь или скажешь что-то не то - ещё лишнюю неделю проживёшь натуральным детдомовцем. Парадокс: останешься самим собой - не пойдёшь домой! Только безнадёжно утратив что-то самое важное в себе и лицемерно "приспособившись", можешь выторговать один день в неделю... якобы "свободы". Словно вообще может быть на свете свобода на день. Свобода - ценой утраты свободы. Только растеряв внутри себя всё светлое, позитивное, домашнее, можно рассчитывать, как на милость, на "одну седьмую дома". Вот такое вот здесь "мужество" и такая "самостоятельность" ...
  
  Глава 5
  
   А дикая беспредельная власть - хоть над мухой -
   ведь тоже своего рода наслаждение.
  Ф.М. Достоевский "Игрок"
  
  
  Шантажировали первогодок всё больше и больше. Всё изощрённей.
  Как-то в одну из редкостно удачных "увольнительных" суббот мы забирали Мишку домой, и нечаянно услышали у КПП диалог его ровесника со своей мамой:
  - Я не детдомовец!!! Я им не детдомовец!.. чтоб жить в таком режиме! Если они ЭТО введут, я вообще сбегу!
  И это был тот самый весёлый, искристый Артём, который ещё недавно говорил, что он не Артём, а тётя Валя! К слезам и нервным срывам у кадетской проходной все давно привыкли. Но тут явно было что-то новое - какая-то особая угроза того "этого", что "введут".
  Мишка тоже смотрелся бледней и "пришибленней" обычного. Такое впечатление, что от неведомого нам недавнего потрясения он еле держался на ногах. И вообще еле держался.
  Всё выяснилось быстро.
  Недавно офицер-воспитатель собрал всех кадет младшей группы.
  - Вам ещё везёт, что вы в нашей кадетской школе учитесь - и того не цените, что увольнения пока раз в неделю прописаны... ведь не везде так! Это вам пока лафа! Но не всё коту масленица! Вот наш директор Виктор Иванович сейчас очень активно и плотно изучает уставы других корпусов. Есть такие, где увольнения только два раза в месяц, есть - где "не более чем на четыре часа": догоняете, что это такое? А вы примерьте на себя! Фантазия у вас есть? Наверное, у всех есть - при всей вашей тупости. А вот в Севастопольском кадетском - там вообще чёрным по белому: "не чаще, чем один раз в месяц...". Да не на полные сутки, как у нас, а "в течение светового дня". На ус мотаете!? А наш директор, я вам скажу, о-очень любит Севастопольский корпус, часто там бывает. Вот скоро возьмёт Виктор Иванович и перепишет наш устав по образцу Севастопольского - он уж об этом говорил. И вы будете ходить домой "не чаще чем раз в месяц..." - догоняете? Ударение! "не чаще"! То есть реже можно - чаще запрещено. И никаких больше ночёвок дома: вот днём, скажем, с мамашей отпустили погулять, а вечером, как штык, должен доложить о прибытии... и не дай бог опоздать на минуту!
  ...Мишку после этого сообщения поспешно отвели в медпункт, дали какую-то таблетку. "Впечатлительный-то какой!" - вздохнула медсестра.
  А это просто почернел в глазах тот самый упомянутый "световой день"!
  Лишь несколько дней спустя запаниковавшим ребятам разъяснили, что всё это пока только отдалённые проекты и что, вероятней всего, так вовсе даже и не будет... Что-то там по статусу, юридически "не выходит".
  Проекты проектами, а я в ужасе залезла в интернет, проверила. Действительно, есть кое-где такие уставы. Не верится - но есть! "Реально", как у нас говорят! В XXI веке! У кого-то ничуть не дрогнула рука "чёрным по белому" начертать такое... в отношении одиннадцатилетних детей. Человек - не "машина" из наших с Мишкой игр, - такое взяла и написала! Не чаще, чем раз в месяц.
  Не в бредовой, пугливо-скрытной фантазии современного Свидригайлова, а в реальной жизни над реальными почти малышами такое реализовали... учинили... учредили... учудили!
  Над детьми, для которых МАМА ВСЁ.
  И Мишке... ЭТИМ... угрожали!?
  Да не только угрожали, а уже сейчас лишением увольнений продлевали разлуку на две-три недели вместо "положенной" одной.
   "По дому скучаешь? Значит, учиться не любишь!.. и как это педагоги до сих пор ещё не додумались наказывать детей за любовь к родителям", - прочитала я позже у Помяловского (цитирую по памяти). Ещё как додумались! Ещё как наказывают! В наше "гуманное" время.
  Кадеты - НЕ дети, и ничто нормальное, человеческое на них уже не может распространяться!?
  Их шесть дней в неделю не пускают домой, могут где-то и на месяц не отпустить, и этому не ни одного нормального объяснения... кроме того, что "Плюк - чатланская планета, и мы, пацаки, должны цак носить!" Кстати, в фильме "Кин-дза-дза" ни разу не показаны маленькие пацаки. Да и зачем? Жизнь сама их показывает.
  Правда, говорят, что они ещё ничего не понимают. Да всё они понимают! Вот готовят уроки вместе:
  - Слушай, а как правильно называлось то, в чём спартанцы учились: школы или училища?
  - Спартанская КШИ.
  И Мишка маме прямо говорил:
  - Если интернат не для иногородних, то это зона! Нас не отпускают не потому, что родители далеко, а потому, что не хотят. Значит, это зона, а мы зэки!
  - Ну что ты такое говоришь, сынок! Такие ужасные вещи!
  - Что вижу, то и говорю. Неужели, если мне там нельзя говорить, что я думаю, то и здесь тоже нельзя? А где ж тогда вообще можно говорить правду?
  - Это - не правда! Это только так кажется!
  - А я не наркоман, чтобы мне казалось. Ты там не была и говоришь о том, чего не видела. А я видел и говорю. Почему вы, взрослые никогда нам не верите!? Даже если нас убьют, не поверите! Скажете: "показалось".
  Маму пугали такие слова. К сожалению, только слова, а не та жизнь, которая их породила. Которая вовсе не "показалась".
  - Эта школа хорошая, Миш. Она очень хорошая... Ты пока ещё этого просто не понимаешь, - говорила мама.
  - Ага! Интернат Добрый! - идеально спародировал Мишка рекламу известного сока.
  - Интернат интернату рознь! - с выражением сказала мама. - Так что пусть тебя не пугает слово...
  - Меня не слово пугает! Меня ихняя "доброта" уже задолбала!
  - Ми-иш! Ну, я же узнавала... я же выбирала специально для тебя. Эта кадетская школа - в топе самых лучших.
  - В чём? - переспросил ошарашенный необычным словом Мишка.
  - В топе.
  - В попе! - переделал брат.
  - Какой ты, Миша, стал... недобрый, - вздыхала мама. - Раньше совсем другой был.
  - Собаку на цепь посади - тоже злая станет!
  - Никто тебя, Миш, на цепь не сажал, - "терпеливо" возражала мама.
  А я вдруг стала её понимать! Мифология определяет всю нашу жизнь. Мифы, которые у нас в головах, всегда в тыщу раз сильней настоящей жизни. Взрослые играют - и не понимают, что это игра. Разве миф когда-нибудь можно опровергнуть!? Плачь не плачь, спорь не спорь: правила игры такие, миф такой. Если все - игрушки друг друга (и самих себя!), то разве игрушка когда-нибудь опровергнет правила игры? Что тут не понять. Если сын страдает, маме это, конечно, очень не нравится. Очень! А раз не нравится, то... Нас больше всего возмущает та правда, которая совпадает с нашими сомнениями. Что смущает, то и возмущает. Нам "нельзя" знать то, что мы не хотим знать. И если уж мы даже себе это запретили, то тем более, запрещаем окружающим, в том числе самым близким, покушаться на наш покой - нежелательной информацией.
  Жалующиеся на жизнь дети предстают в таком раскладе чуть ли не обманщиками - хотя в действительности жестоко и бессмысленно обманывают сами себя родители. "Всё хорошо, прекрасная маркиза... ведь в противном случае мы - плохие родители! А такого мы и в мыслях допустить не можем".
  Чем больше Миша жаловался, тем больше мама "закрывалась" от этого всевозможными успокаивающими словами. Чем хуже ему было, тем меньше оставалось шансов это доказать. Мама хотела сделать его счастливым. Для неё это означало - уже сделала! Значит, он уже счастлив... только пока сам этого не понимает. Потом поймёт. Оценит.
  На этом держались и век будут держаться все кадетские и все не кадетские школы-интернаты. К логике взывать бесполезно! Просто интернат - это ужасно, кадетский интернат - хорошо. Куприн что-то там сто лет назад писал... Куприн - хороший писатель, но кадетский интернат - всё равно хорошо. Детей так же, как сто лет назад, не пускают домой, и они от этого становятся сами не свои - но это всё равно хорошо.
  Если дети плачут - это плохо. Но если они плачут в "кадетке" - это хорошо!
  Разлука - это плохо, но разлука в "кадетке" - хорошо! Если сирота живёт в четырёх стенах и под замком - это так ужасно, что мало кто может спокойно об этом говорить (хотя там, у ужаса хотя бы есть объяснение - отсутствие родителей). Если не сирота живёт в четырёх стенах и под замком - это хорошо! И объяснений опять никаких не надо.
  Издевательства подростков друг над другом в обычной школе, где учатся шесть-семь часов - позор и бич нашего времени! Издевательств в школе, где мальчишки все вместе, в тесноте, живут двадцать четыре часа в сутки... их просто нет! Вот нет и всё! Кадетская школа - она же настолько хорошая, что даже если они есть... их всё равно не может быть. Если что-то на свете есть, но этого "не может быть" - то этого нет!
  Так зачем нужны в конечном счёте все эти кадетские интернаты? "Вернёмся на первое, как говаривал протопоп Аввакум, и посмотрим, почему же сие важно в пятых, и увидим, что в пятых сие вовсе и не важно". (Д. Гранин "Зубр") Шутки шутками, а никто никогда так и не объяснил вразумительно, без штампов, почему же сие важно "в пятых".
  Наверное, это как у Ленина: "Диктатура пролетариата - высшая форма демократии". "Кадетский интернат - высшая форма семейной любви и заботы".
  ***
  Мишка однажды в увольнении (бывали и такие!) рассказал нам ещё одну интересную штуку. Всех наказывают за одного - соответственно, одному достаётся от всех... и это называется "кадетское братство"!
  - У нас один мальчик был, Ванёк - десять лет, на год младше всех (ну, раньше в школу пошёл, раньше в "кадетку" попал). Он сначала вообще не делал разворот кругом, представляете. Даже это у него и то не получалось! А за него мы все стояли по два часа в одних трусах. Или отжимались. И потом все, кого наказали, собирались и давали ему люлей. Ну, я не давал люлей, я жалел... и ещё один мальчик, нет, два... а остальные люлей давали. Он каждый вечер получал. Каждый Божий день! Ни одного дня без люлей не проходило. У нас даже специально для него девиз придумали: "Ни дня без люлей". И полтора месяца так было. Но недавно его бабушка всё-таки забрала. Насовсем забрала! С документами. У него мамы с папой нет, а бабушка есть... В обычную школу перевела - где он раньше учился. Так что - всё... конец кадету, конец люлям!
  - Ну, тебе это не грозит! - веско сказал отец.
  С двояким смыслом сказал - так что оба значения стали ясны сразу. Мишка-то поведал нам эту историю, как бы подсказывая готовый вариант действий. Мол, пример уже есть - это совсем не сложно. Даже нет ничего проще!
  Но наши мама и папа - совсем не ванина бабушка!
  А мама тут же сказала, что "люли" - очень нехорошее слово... очень!.. Она его первый раз слышит и, надеется, что последний! Что уж её-то Миша больше не будет говорить таких гадких слов.
  - Мам! Но ведь мальчика-то би-ли! - воскликнула я.
  - Это другой разговор, Надь! Били, но люлей не давали. То, что били - это тоже нехорошо... но, я думаю, администрация уж теперь-то примет меры и больше такого не будет...
  - Да за них уже приняли меры, - пробормотала я, имея в виду сердобольную бабушку.
  - Если бьют, но не убивают... значит, жизнь идёт! - подмигнув, весело сказал папа. И мне как-то впервые в жизни его "юмор" совсем не понравился.
  - А наверное, он просто не захотел быть "Плохим мальчиком с синяками под глазом". А захотел быть хорошим и без синяков! - сказала я. - Странное, конечно, желание, недостойное будущего мужчины, я всё понимаю - но бабушка его почему-то исполнила. Потому что родная! Не чужая!
  Я почти никогда ещё не говорила так зло и по-взрослому, но меня тоже всё это уже достало!
  Мишка, конечно, вернулся в "кадетку", а я всё думала и думала о том мальчике и удивлялась: почему когда дети говорят: "Не могу больше!" - им не верят. До какой же степени "не мочь" должен ребёнок, чтоб до взрослых это наконец дошло? И сколько же должно оказаться непрошенных "помогающих" - каждый день, каждый час! - чтоб он уж совсем "не мог", без вариантов!?
  Чем больше и отчаянней Миша повторял, что сил у него больше нет, тем меньше родители в это верили. Раз он так долго говорит, что сил нет, и так долго от этого ничего не меняется - значит... силы есть.
  - Сил у меня больше нет! - в очередной раз повторил Мишка.
  - Аппетит приходит во время еды, а силы во время дела! - усмехнулся отец.
  Сам-то он становился всё "сильней" и "сильней"... за счёт сына.
  Мишка снова пытался хотя бы шуткой смягчить сердца родителей.
  - А у нас Тёмка написал в сочинении: "У первобытных людей были дома: пещеры или под деревом". Представляете: даже у первобытных людей были дома... а у нас дома нет. Кроме "кадетки"... а я бы лучше в пещере жил, чем там!
  - Но разве в кадетке нет романтики? - сказала вдруг мама.
  - Там нет романтики, там только ТИКИ. Нервный так там можно получить, а романтики ни фига!
  - Сынок, забудь, пожалуйста, свои "фиги" и "люли"... тогда, может быть, и увидишь романтику. Без грубостей всегда есть романтика в жизни. А если кто-то грубый, то и он глядя на тебя, какой ты не грубый... он тоже начнёт меняться в лучшую сторону и всё будет хорошо. Как в песне: "Поделись улыбкою своей".
  "И она будет ещё и ещё произносить какие-то утешительные слова и это будет так странно, так грустно, как если вдруг мама, возвращаясь с базара, повернёт в другой двор и каждый раз будет поворачивать в другой двор и никогда не будет поворачивать к себе домой, к нам домой" .
  - Мишка! Заруби себе на носу! - пресёк однажды отец все эти бесплодные дискуссии. - Обратного пути из кадетского у тебя нет! Понял? Нет и не будет. Понял? Как говорится, приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Я тебе - как раз не бабушка...
  
  Глава 6
  
   Можно точно сказать: Чик любил людей.
   Но иногда они ему здорово надоедали.
   И тогда Чик замечал, что люди сами
   мешают себя любить.
  Ф. Искандер
  
  Короткие увольнения, если они всё-таки выпадали, Мишка старался целиком проводить дома. Казалось, больше всего он боялся хоть одну из драгоценных минут (купленных слишком долгим ожиданием) посеять, прошляпить, разбазарить - провести где-то вне единственного священного для него места. Даже со старыми друзьями не рвался общаться - видно, уж чего-чего, а "общения" хватало с переизбытком.
  - Хочется побыть без людей! - говорил он.
  - А мы что тебе - не люди?
  - Вы? люди, конечно. Но вы - свои, а не свои меня уже все достали!
  - Какой ты стал замкнутый и эгоистичный! - опять сетовала мать. - На себя не похожий.
  - Я стал? Меня сделали! - как всегда чётко формулировал мысли Мишка. Видать, их там, как в Спарте, научили лаконичным ответам.
  - Мне надо отдыхать, иначе я буду подыхать! - говорил он, плюхаясь на диван.
  Я замечала: с ним всё сложнее общаться. Всё меньше общих тем. Странное дело: вроде, все дни заключения он дико скучал по нам, а приходил - и общаться было "не про что". А ведь скучал! А ведь сам становился скучным!
  Будто там отформатировали его. Был витальный, стал брутальный. Так бы, наверное, теперь тётя Галя выразилась. Но она уехала в любезную её сердцу латиноязычную Италию, и мы её давно не видели.
  Разом отмерла сама собой традиция всех наших сложных приветствий и прощаний. Странное дело: пока мы были друг с другом всё время, "расставаясь" максимум на несколько часов, она соблюдалась. А в условиях реальных расставаний и ему, и мне стало совершенно не до неё. Целая прошлая жизнь отмирала на глазах, причём безвозвратно. Казалось, сам характер Мишки остригли так же коротко, как его волосы. Сделали не только внешнего, но и внутреннего ёжика. Вот кадетская стрижка. Кто не знает, как выглядят "ежовые рукавицы", посмотрите: в них в первую очередь крепко-накрепко берут мозги, а потом уже всё остальное.
  То, что мельком рассказывал (проговаривался) о своём житье-бытие Мишка, было обыденным... и при этом, если вдуматься, до запредельности, до холодного пота, до паники жутким: "Ад под названием чужие".
  Даже на вечерних прогулках по огороженному двору они ходили только строем и только под неизменный ор военно-патриотических песен: ни слуха, ни голоса не было ни у кого, потому песни не пелись, а именно орались - одышливыми от тяжкого берцового шага, хриплыми голосами. У некоторых одышка выходила от спазма в горле - так хотелось или плакать, или материться. Но ни того, ни другого при воспитателях делать было нельзя - только петь. Получалась жесточайшая пародия на прогулку. Какая-то антипрогулка. "Отдых", придуманный для ещё большей усталости и... большего отвыкания от свободы.
  Привыкший к СВОЕМУ неотъемлемому "месту под солнцем", творческий до мозга костей Мишка отчаянно мечтал хоть секундочку побыть одному (святое место, святое время, святое понятие - НАЕДИНЕ!) - здесь это было совершенно невозможно. Главного паломничества к самому себе Человека лишили. И он пытался это компенсировать хотя бы в короткие домашние часы. Вот - настоящая улитка, которая рада, что ракушка - маленькая и своя, а не огромная и чужая. Хоть на день да можно спрятаться от ВСЕХ. Боже, до чего же страшные эти ВСЕ! Те роковые ВСЕ, к которым ты принадлежишь: нет ничего на свете хуже ВСЕХ...
  Получалось, что нормальным в жизни Мишки можно было назвать даже не дни, а лишь отдельные часы без всех. Вечер субботы и чуть больше половины воскресения.
  - А почему нельзя сделать так, чтоб вы возвращались не в воскресение в четыре, а утром в понедельник? Вы же в воскресение всё равно не учитесь.
  - Не учимся, но мучимся! ИМ не в кайф!
  - Что не в кайф?
  - Мучить нас на целых полдня меньше!!!
  Есть какая-то неуловимая грань, за которой ранняя осень плавно переходит в позднюю - и никогда не успеваешь уследить, как именно это произошло. В интернате тоже есть грань, за которой человек начинает внутренне отдаляться от Семьи - сбрасывать всю "листву", оставшуюся от прежней жизни: может, чтоб не тронуться умом от постоянных переживаний. И там, и тут срабатывает защитная реакция - деревьев... людей... Всегда приходится что-то сбросить, чтобы выжить. Мишка начал - "выживать". То есть "сбрасывать". Потому-то так мало от него осталось.
  Да ведь и было с кого, а точнее, с чего брать пример.
  Прямо перед кадеткой тянулся сад, ставший по осени таким пышным, будто кто-то нарочно сконструировал для детей самую красивую в мире галерею расставаний. Галерею, где каждый шаг хочется сделать короче, ещё короче... сократить до размеров самого маленького валяющегося на асфальте листика... и чтоб этих последних шагов до КПП, сколько не делай, всегда оставалось ещё ровно столько, сколько этих листьев. И вообще... чтоб вот так идти-идти в кадетку - и так до неё и не дойти: чтоб Ахиллес никогда не догнал черепаху. Листья шагали за компанию с кадетами. Но только до проходной - дальше, как и родители, никогда не заходили. Только провожали. Громче всех топали кленовые ступни. Почти как звук подошв. Остальные журчали гораздо тише, подражая по звуку воде. Иногда какой-нибудь последний роскошный лист на самой верхушке длинной и острой ветки, расправив крылья, оглядывал окрестности - точь-в-точь петербургский Ангел на шпиле Петропавловского собора. Только видел он прямо под собой не Алексеевский равелин, а кадетскую школу: кому что дано.
  Ни мне, ни Мишке не было дела ни до этой красоты. Именно в этом чудном скверике я успела повидать столько встреч и расставаний мальчишек с родителями, что, мне кажется, за много лет "от сотворения кадетки" здесь зарёваны, засыпаны бедой, как свалка мусором, все прилегающие кварталы. Не по себе становится уже за сотни метров... Каково же проходить здесь Мишке - вовсе не провожающему, как мы, а провожаемому. Каждый раз - на целую вечность.
  Даже покорёженный скворечник, свернутый набок и приведённый в горизонтальное положение - и тот указывал, как стрелка, точно на КПП. Такой предкадетской, предневольный, предтюремный сад.
  А маленькие ребятишки детсадовского возраста, знать не зная про беды старших, с увлечением охотились за порхающими листьями, пытаясь поймать их прямо в воздухе. Миша посматривал на них с равнодушным презрением - тот, кого поймали самого, уже никого и ничего в жизни не ловит.
  Мама всё-таки однажды не выдержала:
  - Смотри, сынок, какие деревья красивые! Какие листья!!!
  - Ага! Петушатся-петушатся, потом всё равно все лягут, - проворчал Мишка. - Зима их всех... вам, для ваших милых ушек, не буду говорить, что сделает.
  И себе под нос добормотал, чтоб мама не дослышала: "... Ниже плинтуса". Какой-то совсем не своей интонацией, явно кого-то смачно копируя.
  - А что-что она делает? - наивно переспросила мама.
  - Ну, что ты, мам, совсем как маленькая. Ты же сама знаешь, что ты меня о-очень хорошо воспитала. Я здесь, по эту сторону заборчика, на такие некультурные разговоры не способен! Каждому разговорчику - своё место. Свои ушки.
  А ведь в прошлые годы Мишка про подобную красотищу говорил:
  - Жвен, смотри, кажется, эти листья можно собрать, положить в кастрюльку и покрасить пасхальные яйца. Вместо луковой шелухи. Жаль, осень - это осень, весна - это весна, и их никак не соединить. Правда жаль, да?
  "Правда жаль, Мишк! - ответил бы я сейчас. - Если б мы с тобой раньше знали, до чего же это жаль!" Но сейчас мир переставал быть волшебным и от этого стремительно становился пошлым. Потому что третьего состояния у него не бывает...
  Раньше всё, что мы только ни видели, разом делалось частью нашего мира. Теперь целый мир у нас конфисковали. Первая в жизни осень, которая не наша. И нашей уже не будет. Оборваны были ВСЕ игры. А с ними за ненадобностью исчезла и вся наблюдательность. Та творческая наблюдательность, которая разом одушевляла вещи и норовила во всём найти и разгадать какую-нибудь тайну. Сейчас если в жизни и осталась хоть какая-то "тайна", то только одна - отпустят ли Мишку в следующие выходные домой.
  А больше в целом мире нет совсем никаких тайн.
  Или всё же есть?..
  Однажды в этом крохотном саду, совершенно не обращая внимания на нас с мамой, к Мишке вдруг подошёл какой-то подвыпивший мужичок:
  - Ты - кадет? - выставив палец, спросил он таким тоном, каким фашисты в старых советских фильмах спрашивали: "Коммунист!?".
  - Да...
  "А по нему не видно?", - подумала я, но не сказала.
  - А вам-то что? - морщась, вмешалась мама.
  - Да ничего, мамаша... просто я жилец соседнего дома... И зна-аете, к пятидесяти года понял в жизни одно: х-во жить рядом с вокзалом, стадионом и кадетским, мать его, корпусом! Ваши там ка-ак начинают каждый Божий день в 6:30 утра орать в громкоговоритель - да на весь квартал! - а потом ещё барабаны! Барабаны! Э-э-это про-о-осто п-дец!
  - Согласен, - неожиданно для мамы подтвердил Мишка.
  - Он ни в чём не виноват, - наивно вступилась я за брата.
  - Не винова-ат?.. Это он ПОКА не виноват! Типа не виноват! А вырастет - сам будет таким же оралом!
  - Не вырасту!!! - решительно сказал Мишка. И поправился: - То есть не стану.
  - Точно?
  - Точнее не бывает!
  - Ну смотри у меня... - прищурился и покачал головой мужик. - Тогда, может, прощаю! - И побрёл своей дорогой: видимо, домой.
  А я подумала: "Хорошо всем, у кого есть Дом... даже если рядом орут. Рядом - но не на вас! Счастливые вы, люди! Счастливый ты, мужичок, хоть сам об этом не знаешь! Всё слышишь, но снаружи".
  А вот горячее обещание брата "не стать" я, конечно, запомнила-застолбила навсегда - ничуть не хуже того мужичка.
  
  Глава 7
  
  В мизерные осенние каникулы родители постарались устроить Мише максимум развлечений ("отвлечений", - как метко выразился он сам). Зоопарк, аквапарк... от цирка пришлось отказаться: "Устал!". Самое главное - цирк ещё целый вечер украл бы у дома... а и так уже много украдено. Много - от немногого! Раньше Миша не мелочился, не дрожал так над каждой минутой. И гулять любил куда больше, чем "торчать дома". Дефицитное домашнее время! Ни на какие деньги его не купишь.
  Вообще время - дефицит. Люди так же не любят приближающийся конец жизни, как кадеты - конец каникул. Только масштаб разный: одному дню соответствует примерно десять лет. "Не воруйте меня у меня", - как сказал недавно один мой знакомый, когда его звали на какое-то мероприятие.
  А Мишка сказал:
  - Хочешь не думать о чём-то, а мысли орут! У тебя так бывает?
  - Ещё как! - ответила я, удивившись, что он выразил мои "орущие мысли".
  - Хочешь не думать, что каникулы кончатся... а ведь они всё равно, блин, кончатся, думай не думай!
  Он произнёс вслух приговор, который внутри него давно уже был озвучен.
  Нет, это просто настоящая ловушка: как начало может переходить в конец без всякого рубежа!? Например, если каникулы - ровно неделя, то ещё вчера бОльшая их часть была впереди - целых четыре огро-омных дня, а сегодня - меньшая: всего три маленьких. А завтра не останется вообще ничего... кроме двух как бы "дней" тоски, маеты и безысходности. Конец всегда приходит в середине! Или даже раньше. А если так считать, то вообще ничего нет. Всё, что кончается, можно считать, что и не начиналось. Между однодневным увольнением, каникулами и жизнью нет почти никакой разницы. Каникулы кадета - это просто маленькая жизнь атеиста.
  Впрочем, несмотря на каникулы, кадетов обязали в полном составе и в парадной форме прийти на мероприятия в День Народного Единства. Было холодно, ребятишки с покрасневшими под цвет погончиков ушами и носами терпеливо стояли. Непосредственно в параде участвовали лишь старшие, а младших ещё недостаточно вымуштровали, но пригнать пригнали. Чтоб они смотрели - и на них смотрели: тут тебе и "военно-патриотическое воспитание", и наглядная реклама заведения. А некоторых зрителей (особенно - таких же, но пока беспогонных мальчишек) реклама очень даже вдохновила. Один из них - пожалуй, года на два младше Мишки, - с заблестевшими глазками что-то возбуждённо спросил у своей мамы, и та, не стесняясь, отчётливо, восторженно-громко сказала: "А это - кадеты, Родиончик!..". И с восхищением давай ему рассказывать, кто такие кадеты.
  И вдруг Мишка, мой Мишка, звонким от волнения и ветра голоском сказал ей:
  - Мама! Ни за что не отдавайте сына в кадеты!
  Тут и другие ребята из класса, словно проснувшись, горячо закивали, поддакивая и поддерживая.
  Мишка! Ты всё-таки был первым! Первым, кто победил в себе трусость. Дело сделано! Дальше уже не так страшно. В этот великолепный момент никто из кадетов не думал о себе: произошло маленькое чудо "переселения душ" в этого мальчика: пусть неосознанно, пусть на минутку! - Но больше всего на свете сейчас они не хотели, чтоб Родион стал одним из них. Да минует его чаша сия. Пусть их жизнь исправится хотя бы в нём... Раз по-другому она не хочет и не может исправляться. Они сделали в этот миг всё, что могли в своём положении!
  Обычно у мальчишек редко так в открытую проявляется возрастная солидарность... тем более - горячее сочувствие к тем, кто ещё младше. Но тут что-то вдруг самым удивительным образом сработало, состоялось, совершилось. Выстрелило. Именно совершилось (в самом глубоком смысле слова). Что-то очень мужественное и человечное. Что-то настоящее. Какая-то мгновенная любовь-сострадание к тому, кого видишь первый (и последний) раз в жизни.
  А ведь рисковали! Крепко! Если б кто-то из начальства вдруг услышал их антиагитацию, строгое наказание (или даже долговременное, многоразовое мщение) было бы обеспечено. Тут уж можно даже не сомневаться. Но правда всё равно перевесила. Как всегда, "нахально" и бескорыстно. И мама Родиончика осеклась.
  - Наверное, вам виднее... - полностью сменив восторженный тон, растерянно пробормотала она и со смесью уважения и сочувствия посмотрела на ребят. - Спасибо вам, мальчики... спасибо... за честность.
  У неё голос чуть дрогнул.
  Что-то она, похоже, поняла.
  Вот если бы наши родители...
  - Это я понимаю - настоящий кадетский поступок! - хлопнула я брата по плечу, когда мы наконец возвращались домой.
  Мишка чуть улыбнулся и подмигнул.
  - "Настоящий кадет", блин! - иронически проворчал он. То ли про себя, то ли про чересчур восторженного несостоявшегося кадетика Родиона.
  ***
  В подобных заведениях любые каникулы, какие не делай - ноль с хвостиком: свобода либо есть, либо нет - третьего не дано. Мишке нужны были только одни "каникулы": навсегда!
  - Сынок, ты повторяешься тысячный раз. Мы уже всё с тобой решили.
  - Не мы, а вы! - возражал Миша.
  - Это одно и то же.
  Тысячный по счёту разговор происходил на этот раз в автобусе, везущем нашу семью в зоопарк: последнее каникулярное развлечение. Завтра всем развлечениям конец.
  В салоне периодически включалась не сменявшаяся много месяцев аудиозапись: "Уважаемые граждане, в связи с наступлением весеннего периода просим вас обратить особое внимание на своё здоровье".
  - Ноябрь, а у кого-то до сих пор весна! - засмеялась мама.
  - Мам-пап, а можно я обращу осо-о-обое внимание на своё здоровье: не пойду завтра в "кадетку". Она та-ак плохо на моё здоровье действует!
  - Вот весной и не пойдёшь... - решил "пошутить" и папа. - В весенние каникулы!
  - А в южном полушарии на самом деле сейчас весна-а! - глубоко-глубоко и шумно-шумно вздохнул Миша. И казалось, самое большое горе в жизни - то, что у нас не южное полушарие! А ведь там, наверное, и "кадеток"-то нет - в южном-то полушарии? В Антарктиде - точно нет. Там только пингвины.
  
  Итак, мы с семьёй и Мишкой (теперь это приходится разделять!) последний раз в зоопарке. (Последний раз в жизни: больше с тех пор мы туда не ходили).
  Предпоследний день каникул - последний из полных. У зверей - последние дни перед спячкой. Последние жёлтые листья проекцией лимонов начерчены на белом листе неба. Я задрала голову: даже этот самый бесконечный и самый пустой в мире лист напомнил ту крошечную увольнительную записку, на которой стояла несмываемая завтрашняя дата. Всё последнее (и записка - главнее всех небес!).
  Мама горячо, выразительно и многословно жалела всех животных.
  - Бедненькие мои! Томитесь здесь круглый год! Вот глазки-то какие жалкие - кажется, сейчас заплачут... И что с вами злые люди сделали!
  При этом смотреть она всё-таки смотрела. С интересом. И умилялась.
  Мне никогда не забыть этой всеобъемлющей жалости мамы, этих сострадательных глаз, которыми она глядела на всех без исключения бедных зверюшек. Будто ей всех-всех-всех хотелось выпустить и освободить навеки. Прямо сейчас.
  Мама, мама, ты самый добрый человек на свете!!! Я вспомнила диалог двух ребят в нашем классе после прочтения подряд "Муму" и "Детей подземелья":
  "Девочку, конечно, жалко... Но собачку больше жалко!".
  "Ага, собачку - больше!" - поддакнул другой.
  Да, Мишку, конечно, жалко. Но мишек в зоопарке - жаль больше. Хотя жалей не жалей - и тот, и другие останутся там же, где сейчас. Без изменений. Жалость жалостью, а жизнь жизнью. Для мишуток - клетка, для Мишеньки - кадетка.
  - Волч-чары! - с непередаваемой интонацией сказал Мишка, увидав клетку с серыми хищниками.
  - Офигеть, и у них тоже - режим! - с ходу заметил он до оскомины знакомое слово в надписи: "Волков не кормить. У них режим".
  - Режимные волчары! - подытожил он, многозначительно качнув головой.
  - Даже прутья одинаковые! - уставился он на знакомую решётку. - На одном заводе, наверно, делали. Зоопарк, блин! КШИ для зверей.
  - Сколько раз тебе говорила, Миш - не говори "блин"! - сделала замечание мама.
  - Есть не говорить "блин"! Буду говорить, как у нас говорят. Только тебе это, мам... ещё меньше понравится.
  И всё же постепенно Мишка развеивался. Детство есть детство, зоопарк есть зоопарк. Можно почти забыться.
  - "Люди поняли, что если размножить животное, то будет больше еды". - хихикнул вдруг он. - Это у нас так Тёмка написал по истории - про первобытно-общинный строй. "Кто-то принёс маленького скотёнка и сказал: "Давайте его вырастим, будем кормить, поить, а потом, когда он вырастит, вот мы его и съедим". Таким образом, из одного животного выросло целое стадо. Люди стадо выращивали и съедали. Люди превзошли стадо количеством человек".
  Мама обрадовалась:
  - Ну вот видишь, Миш, значит, и в кадетке бывает что-то весёлое! И друзья у тебя там уже есть. Я рада за тебя, что ты понемногу привыкаешь.
  Миша помрачнел и умолк. Разом! Будто его выключили. И больше уж ничего весёлого за целый день не рассказывал.
  Хотя нет... ещё нас всех развеселила рекламная надпись на новой, суперсовременной клетке для белок: "Белкам - нефть". Видно, имелось в виду, что это подарок белкам от местной нефтяной компании.
  - "Мир - народам, фабрики - рабочим, земля - крестьянам, белкам - нефть!" - засмеялся папа, вспомнив советское прошлое.
  Белок лишили свободы - и дали им нефть. Она им очень нужна! Ровно как мальчишкам - интернат. Белки и кадеты - самые богатые существа на свете, если посчитать, сколько денег выделяется на их заключение. Наверное, все должны завидовать этим маленьких олигархам. Все мы - белки, которым зачем-то "очень нужна" нефть. Как величайший подарок! Искусственная "жизнь" - эта надпись на решётке, а настоящая - все, кто за решеткой. Искусственная царит и побеждает, как "единственно верная", а настоящая жмётся в уголке, как десятилетний мальчик, которого только что разлучили с домом. Похоже, вся наша цивилизация - такая.
  Я повзрослела. Теперь-то я понимаю, что шокирующая своей фантастической, астрономической, запредельной численностью система кадетских корпусов России тоже имеет своё лобби. Пожалуй, ничуть не менее мощное, чем нефтяное. Ведь на создание любого интерната отстёгивается из бюджета, разумеется, во много раз больше средств, чем на обычную школу. В нашей области, например, на все КШИ расходуется почти миллиард в год. Сколько ж можно по дороге "освоить"! Какое шикарное месторождение! Нет сомнений: если б не поистине выдающиеся государственные шарлатаны, кадетских интернатов в России было бы во много раз меньше. (Если б они вообще были...) Но самое забавное, что на качество вооружённых сил это не сказалось бы никак. Военные вузы в любом случае выпускали бы ровно столько же офицеров, сколько сейчас... только поступающих на учёбу после обычной школы. Как говорила тётя Галя: "Хорошая армия уж как-нибудь может обойтись без издевательств над детьми..." Но что-то пока не обходится.
  ***
  А в последний день каникул весь мир вдруг побледнел.
  Утром, подскочив к окну, я невольно закричала от этого долгожданного волшебства:
  - Мишка! Первый снег! Смотри-смотри! Мишк...
  - Ну и фиг с ним! Хоть дождь ссыт, хоть снег срёт, а нам, кадетам, любая погода по барабану. Сёдня опять в эту проклятую кадетку идти.
  И - пошёл. По первому-первому снегу.
  Самому-самому первому...
  
  Глава 8
  
  Кое-как прошла короткая вторая четверть и зимние каникулы. А потом сразу наступил бесконечно долгий карантин из-за какой-то очередной эпидемии, и ИХ вообще перестали выпускать. Совсем! Держали как настоящих сирот в настоящем детдоме. Даже свидания с родителями запретили. Даже передачу вещей и продуктов.
  В обычной школе карантин - это когда в неё никого не впускают. А в кадетке - когда из неё никого не выпускают. И там, и там заведение закрывается, но смысл "закрывания" выходит прямо противоположный. Наверное, карантин - от слова "кара"... только непонятно за что. Не приведи Бог никому - даже за самые страшные грехи! - быть кадетами-первогодками в условиях карантина! Это я вам как сестра кадета говорю.
  Вот тебе и "Мальчик правильно заслоняет лицо локтем, когда чихает, чтобы не распространять вирус" (из маминых "стоковых фото"). А может, он совсем по другой причине заслоняет лицо?
  Как всегда, всё объявили в самый последний момент, когда родители в субботу уже пришли за детьми и увидели на дверях КПП записку. С тех пор я стала побаиваться любых объявлений, которые начинаются словами "В целях безопасности..." - всё читается невольно: "В цепях безопасности".
  Помню, из полуоткрытого окна вдруг вылетел маленький бумажный самолётик, перемахнул недоступный для нас забор и тихо ткнулся в снег в голом саду. Я зачем-то подбежала, подобрала его и невольно развернула. Это был чей-то увольнительный листок на сегодняшний день. Видимо, выдали накануне - а потом объявили карантин, и он разом утратил силу. Самый важный в жизни любого кадета освободительный документ осталось теперь только запустить по ветру. В свободный мир. В сторону пап и мам. Самолётик вылетел из кадетского корпуса, а его владелец - нет.
  До сих пор у меня перед глазами этот коротенький и безнадёжный полёт. Самолётик несостоявшейся свободы. Символ того карантина жизни... когда детей от родителей отделяли считанные метры - но именно они-то и оставались непреодолимыми.
  - Тут тюрьма! Тюрьма!... Зачем вы меня отдали!? - регулярно-однообразно рыдал братишка в телефон. Может, им и телефоны-то выдают, чтоб ещё сильней травить душу? Регулярный плач строго по расписанию о недостижимом, как другая галактика, доме. Доме - практически в соседнем квартале от плачущего. Как при пытке жаждой перед самыми глазами связанного человека непременно ставили полный стакан воды. Люди вообще очень изобретательны на подобные трюки!
  Вообще-то во многих других корпусах детей на всё время карантина распустили по домам, переведя на дистанционное обучение... чему те были несказанно рады и только мечтали, чтоб карантин продлился как можно больше. Но в той КШИ, которую родители умудрились выбрать для Мишки, амбициозный директор страшно гордился, что "у нас всё как в суворовском": именно по примеру суворовских училищ здесь в период пандемии воспитанников держали на замке. Хотя и учителя, и сам директор, разумеется, в корпусе не жили: домой ездили исправно, так что заразить своих подопечных могли ничуть не меньше, чем родители. Но, похоже, самый главный карантин здесь раз и навсегда объявили по отношению к здравому смыслу. Удивляться уже ничему не приходилось. "Жизни, не запрещённая циркулярно, но и не разрешённая вполне...", - как говорил Чехов. Уж проще что бы то ни было запретить, чем разрешить, "а то как бы чего не вышло". Это же так патриотично: не отпускать детей к родителям. Это самый большой показатель любви к Родине.
  Я всё смотрела и смотрела на КПП. Разлука - радиоактивная зона, наподобие Чернобыльской. У неё всегда есть своя география - большая или маленькая. Можно смотреть издали на будто бы безобидный реактор, не видеть ровно ничего, кроме его внешних стен - и понимать, что именно ОН облучает тебя чем-то страшным и непоправимым. Как раз, если б было видно, то не было бы радиации. Если б Мишка остался видим, не было бы разлуки.
   "Мир никогда не будет прежним. Никогда!" - почувствовала я. И вправду, прежним он для меня уже никогда не стал.
  "Хорошо там, где нас нет!" - для всех интернатских эта поговорка особенно актуальна. Миши в нашем мире больше не было. Совсем. "Меня здесь нет, и нет меня надолго...". А мы-то его по привычке всё ждали. И он - ждал. А карантин всё не кончался, и он в этом мире всё не появлялся.
  Ветер дул, хлопья падали, голуби гадили... - всё в мире шло обычным чередом, самым-самым обычным!.. только Мишку, как "собаку" в электронном адресе обвели кружочком.
  Несколько лет спустя я пела в церковном хоре и даже вздрогнула, впервые встретив древнее слово "НЕКЛЮЧИМЫЕ". Кадеты его, конечно, не знают. Но сколько же времени таким "неключимым", неотпускаемым был мой маленький братишка.
  И ведь по злой иронии судьбы это был тот самый герой, что в играх и книжках освобождал рабов от роботов!
  А его самого некому было освободить...
  Между тем дети дичали и дурели от нескончаемой разлуки, возведённой в квадрат. В закупоренном заведении начинался моральный "заворот кишок". Стремительно рос травматизм и все "сопутствующие радости" беспросветной интернатской жизни. Одного мальчика, всего-то на год постарше Мишки, после истерического припадка увезли в больницу: говорят, он голой рукой разбил стекло и осколками порезал вены... Такую нашёл единственную для себя возможность выйти!?
  Понемногу родители начинали ворчать. Ведь сдавая детей в такие заведения, они, конечно, были готовы к разлуке... но до определённых "разумных пределов". Когда эти пределы безбожно перешагиваются, даже самые "терпеливые" родители вдруг начинают болеть за своих маленьких зэков. И запоздало ворчать, что такой "режимный режим" немыслим и недопустим.
  Кто-то - видать, из родственников или друзей "заключённых", - в конце концов не выдержав, написал баллончиком на заборе самодельный рекламный слоган: "КШИ - спасёт вас от ОРВИ и от семьи!"
  Но не считая этой надписи (которую кадеты изнутри всё равно не видели), не изменилось ровно ничего. И не менялось неделями. И не собиралось меняться. Только в интернете стала популярна шутка: "До н.э." теперь означает не "до нашей эры", а "до начала эпидемии"".
  А я однажды вечером отпросилась "погулять", сама пошла с баллончиком и тоже написала - только уже на заборе напротив: так, чтоб хорошо-хорошо было видно из окон их неприступной школы-крепости:
  Пусть всегда будет мама!
  Пусть всегда буду я!
  И пониже: "ОТПУСТИТЕ ДЕТЕЙ, СВОЛОЧИ!!!"
  Это был мой первый в жизни слабенький протест: что сумела, то сделала. Я до сих пор свято верю (почти по мотивам знаменитой песенки):
  У мальчишки должна быть Мама.
  У мальчишки должен быть Дом.
  У мальчишки должна быть Фантазия.
  Если какое-то заведение лишает ребёнка хоть одного из трёх, то... на мыло такое заведение!
  А ведь Мишку и его "сокамерников" умудрились лишить всех трёх разом. И самое жуткое - никто не мог толком сказать, насколько. Поговаривали, что, вроде бы, пропущенные за пару месяцев выходные "компенсируют" более длинными каникулами (только о каких каникулах шла речь? Отпустят ли их в весенние или уж сразу до летних продержат?). Это звучало примерно так же утешительно, как обещание блокадникам, доведённым до истощения, накормить их до отвала когда-то в далёком будущем. Вывалить разом на стол всё, что они не съели.
  - Всё только "будет-будет-будет" - "бу-бу-бу..."! - кричал в телефон Мишка. - Не верю ни во что на свете, что "будет"! Никогда ничего в мире вообще не будет!!! Никогда!
  Это для него наступил апокалипсис по-интернатски.
  - Мишенька, мы всё понимаем. Но это же для того, чтоб вы не заразились, не заболели...
  - Я уже давно болею, ма-ма! Давно!!! А вам всё равно! Вам всё по барабану!
  - Ой, а чем ты болеешь, сынок? - встревожилась мать.
  - Тем,... что не могу здесь больше жить!
  - Ой, Миш! Как же ты меня напугал! Я думала - действительно, что-то серьёзное...
  И вот тогда... Мишка решил устроить себе карантин от разлуки. Карантин от самого карантина.
  
  Это был первый мишкин самостоятельный поступок за всё время жизни в заведении, которое будто бы к "самостоятельности" приучает. Тот, кто до упаду бегал километрами каждый день, наконец решился бежать единственный раз в жизни. Зато навсегда. Уж бегать-то его научили. КШИ научила. Жизнь научила.
  - Отсюда убежать невозможно, - обречённо выдохнул один мишкин одноклассник.
  - Невозможно!? Неизбежно! - ответил ему Мишка знаменитейшими на все времена словами Смита из нашей с ним любимой "Матрицы".
  И бесстрашно пошёл на прорыв. Это была самая большая битва Миши с начала его жизни. За всю его историю. Битва с собственным страхом. А вдруг поймают?.. "Ну и что!.." Хуже-то всё равно не будет. Хуже уже не бывает. "А даже если поймают... я тогда что-нибудь сделаю..." Он даже в мыслях не договорил "с собой" - но от отчаяния был готов на всё. Ровно как тот мальчик, резавший вены и тем невольно показавший всем пример.
  Сбежал Мишка той же ночью через туалет - "смылся" почти в полном смысле. Для бесстрашного мальчугана, насмотревшегося фильмов о ниндзя, сигануть в окно со второго этажа (тем более - снег внизу!) было делом техники. К мишкиной удаче, именно здесь от здания до внешнего забора было всего несколько метров. Суперкороткая дистанция! Даже не спринт, а один прыжок кенгуру. Видеокамеры, возможно, и работали - но Мишка уже чётко рассчитал, что преодолеет эти вязкие, важнейшие в его жизни метры прежде, чем успеет среагировать кто-либо на вахте, расположенной в противоположной стороне. А дальше?.. дальше - мчаться, нестись, лететь "на первой скорости" до дома, ни на секунду, ни на долю секунды не останавливаясь до самого порога!.. и всё дворами, дворами, дворами. Как партизан! Как подпольщик в оккупированном врагами городе.
  Слава Богу, колючую проволоку не протянули - видно, хоть немного постеснялись родителей и обычных горожан: не зона всё-таки! Красивую репутацию надо беречь хотя бы для рекламы. Внешняя репутация важней и уязвимей внешнего периметра! Сам же старательно возведённый забор без колючки не стал особо сложной помехой для мальчика, на воле где только не лазившего и даже дружившего с паркурщиками.
  А вот верхней одежды у Мишки не было: хранилась она отдельно и, разумеется, никак не подлежала выдаче кадетам, отправляющимся ночью по нужде в другой конец коридора. Но это-то как раз ерунда! "Добегу! У нас не Северный полюс! Добегу, долечу... а сдохну - так хоть дома!"
  Полураздетый Мишка перелез магическую черту заколдованного сна, продолжавшегося несколько месяцев. Ветер задувал так, что флагштоки кадетского корпуса со стоном качались, и вьюга казалась продолжением флагов. Бесконечным, как сама кадетская жизнь.
  Это был штурм наоборот. Не чтоб ворваться, а чтобы вырваться. Не взять чужое, а освободить своё. Своё человеческое существо! Бескровный штурм Дома. Штурм - за право быть с Мамой.
  В переулке, уже за роковым забором, позёмка рисовала что-то, как на сенсорном экране. Сама же его создавала, сдувая снег с отдельных пятачков асфальта, и сама же выводила на нём меняющиеся каждую секунду иероглифы. Всё слишком быстрое, и бежать надо тоже слишком быстро, чтобы попасть в Жизнь. Иначе конфигурация иероглифов может запросто смениться - и не пропустить! Потому что за всяким убегающим всегда кто-то гонится... даже если не гонится. А впереди убегающего всегда - Мама и Дом.
  А между Мамой и Погоней отчаянно мечется маленькая, растерянная душа.
  Так всегда было и так всегда будет...
  А иначе... вышел бы вечный Карантин.
  Пока всё продолжалось как во сне. Побег - просто самая важная в жизни попытка проснуться. Но окончательно проснуться можно лишь дома. А пока ты только бежишь к нему, длится всё тот же кошмар - только новая его фаза. Просто Мишка, выпрыгнув из туалета, похоже, попал в предутренний "быстрый сон". Самый тревожный, с дико сменяющимися картинками... Прежде-то в его жизни полгода ничего не менялось.
  Порывы мокрой вьюги неслись и неслись навстречу, волна за волной, словно это и не воздух, а океан в десятибалльный шторм. И снег, как пузыри, клубится.
  Плыву я сквозь волны и ветер...
  К единственной...
  Гимн всех на свете сирот, реальных и "искусственных". Особенно - искусственных.
  Меня не пугают ни волны, ни ветер -
  Спешу я к единственной маме на свете! -
  Это на бегу сама собой начала навязчиво "играть" в голове у Мишки мелодия из любимейшего в раннем детстве мультика "Мама для мамонтёнка" ... А он-то думал, что напрочь забыл её!
  Мамонтёнок в заснеженной гимнастёрке мчался сейчас сквозь вьюгу, сквозь весь враждебный для беглеца мир, сквозь какой-то нечисто-пустой, ночной, совсем нечеловеческий город...
  Скорей до земли я добраться хочу.
  "Я здесь, я приехал!" - я ей закричу,
  Я маме своей закричу,
  Я маме своей закричу!
  И мама услышит, и мама поймёт,
  И мама меня непременно возьмёт,
  Ведь так не бывает на свете,
  Чтоб были потеряны дети!
  Два слова из всей песни почему-то сами переделались без всякого участия мишкиного ума.
  А метель всё крепчала. И всё - навстречу. Никак не по маршруту и никак не поперёк - только против. Все против. Может, это и было мощнейшее "силовое поле" для удержания рабов. И было страшно. Даже мне сейчас страшно это за Мишку вспоминать.
  Вся злоба мира - против одного маленького ребёнка-рабёнка, который бежит к маме.
  И это - было!
  И это - не предусмотреть. Ни в каких наших прежних с Мишкой играх и историях.
  Наверное, нет, если вдуматься, ничего страшнее на белом свете. И захотели бы придумать, не смогли бы! Мальчик из последних сил бежит к той самой маме... которая отдала его в то самое заведение... где этой самой мамы нет и быть не может. Иногда мне хочется крикнуть: "Мир, если ты такой... разбей себе голову об стенку от этого абсурда!" Наверное, я вечный неисправимый подросток, вечный Жвен... но я почему-то так и не научилась чувствовать по-другому!
  ***
  Никакими словами не передать смесь радости и испуга (испуга в гораздо большей степени!) от ночного визита сбежавшего кадета. Нелегальная радость всегда граничит с паникой. С истерикой. Со скандалом. С возвращением всего "на круги своя" - но только на худшем, чем прежде, уровне. Будто ворованная встреча с семьёй - самое страшное преступление, какое только способен совершить мальчик такого возраста. Мальчик-террорист!
  Мать, хоть и обняла резко, уже на пороге разревевшегося Мишку, оторопела как никогда в жизни. Даже я, буквально прыгая вокруг них от испуганного восторга и уже чувствуя в себе, что совершилось нечто великое, другой частью "опытного" сознания буквально выдохнула:
  - Ну-у... папа тебя за это убьёт!
  Мишка вместо ответа просто рванул с себя через голову ненавистную кадетскую гимнастёрку, уже насквозь промокшую от снега, всю чуть ли не в сосульках, и шваркнул-поверг её на пол, как трофейное знамя.
  - Так ты всё-таки сбежал?.. Ты всё-таки сбежал?.. - бестолково-растерянно повторяла мама, словно пластинку заело. И вдруг пластинку как-то разом, броском сменило от самого простого "озарения". - Да надо же тебя скорее вернуть! Надо же тебя скорее вернуть! Пока голову не оторвали! И тебе, и нам. Что ж ты наделал-то, Ми-ишка!? Мишка! Быстрее! Бегом!!! Пока у вас утренний обход не начался.
  Я сжалась в шоке. В моём представлении это выглядело так, как если бы сбежавшего пленного свои спешно, в ту же ночь, выдали обратно в плен тем, от кого он сбежал.
  И тут у Мишки наконец случилась полная... не истерика, а колоссальный взрыв, подобный ядерному, назревавший несколько месяцев и невесть каким чудом, каким невероятным мишкиным терпением, не грянувший до сих пор.
  - Не пойду!!! Убивайте - не пойду!!! - закричал он диким голосом и так же дико вцепился обеими руками в первую же попавшуюся надёжную "держалку" Дома, от которой его уже не оторвать - в газовую трубу на кухне. В самую надёжную.
  - Сынок, да ты что?
  - Лучше убейте сразу! Лучше сразу! Убейте - так лучше будет! Всё равно не отцеплюсь. Пусть хоть взрыв будет - не отцеплюсь! Пускай все вместе взорвёмся... зато - дома! Зато дома!!! И вместе!!!
  Мать, не зная, что ещё делать, осторожно взялась за него и ... вдруг тоже вскрикнула:
  - Ой, сынок, да ты же весь горишь! Ми-ша!
  Обняв его первый раз на пороге, она ещё не почувствовала сквозь заледенелую гимнастёрку, что обхватила... живую раскалённую батарейку.
  Приговор был отложен. Неожиданная болезнь если не совсем спасла Мишку, то, по крайней мере, дала ему избавление, как минимум, на многие ближайшие дни. Словно это был главный сегодняшний приём моего брата - "маваши" против всех невидимых врагов, как-то припасенный под самый конец великого ночного боя с бесчисленными силами зла. Страшно подумать: если б это случилось не под конец, а хоть чуть-чуть раньше, приём сработал бы против самого Мишки и побег бы не состоялся. Видно, организм со своими таинственными защитными силами подсознательно хотел болезни, основательно настраивался, ждал её как избавления ... и вдруг выложил, как козырную карту, в самый отчаянный момент... не позже и не раньше, а ровно тогда, когда надо.
  Если не война, так хотя бы одна битва была на сегодня выиграна.
  Мать как-то умудрялась упорно не верить в гораздо более страшную "болезнь", о которой кричал Мишка по телефону, - ту, которую не пощупаешь! Но эту болезнь она наконец-то осязала сама, своими руками... и её собственный организм вдруг напомнил ей, что она - всего лишь милая, любящая, плачущая мама, которая сейчас уже никуда не отправит от себя сына.
  Рано утром она позвонила в КШИ и непривычно решительным голосом сообщила, что сама, под свою ответственность, забрала домой больного Мишу Соловьева... и пусть хоть исключают - но она его ни за что обратно в таком состоянии не повезёт.
  Разумеется, это спровоцировало большой скандал. Ещё несколько родителей, у которых лопнуло терпение, воспользовавшись прецедентом, буквально под ультиматум забрали своих измученных детей. Так Мишка - может, единственный раз в жизни, - не по игре, а наяву освободил несколько человек. Хотя в момент побега он сознательно об этом, конечно, не думал. Просто во всех случаях жизни кто-то рано или поздно становится первым. Такова жизнь!
  Попутно мать узнала, что в КШИ даже "скорую" можно вызвать только с разрешения директора. Администрация страшно боится любых утечек информации о драках, травмах учеников и т.п. - вообще любых сведений о состоянии их здоровья. Видимо, закрытое заведение и для "посторонних" врачей должно быть закрытым.
  А мамы и папы, от растерянности и гнева собираясь вместе, гудели, как потревоженный улей.
  Тут только, из общения с другими родителями, мама как-то "вдруг" (это для неё вдруг!) впервые (хотя Мишка всегда говорил то же самое и никогда ничего другого не говорил!) узнала шокирующие её вещи.
  Оказывается, воспитатели орут на детей матом ("матом!!!" - в ужасе переспросила мама).
  Оказывается, сами дети тоже матерятся (матерятся!!!). Для мамы - самый большой шок.
  Оказывается, детей заставляли стоять на кулаках чуть не по полчаса в наказание Бог знает за что.
  Оказывается, угрожали однажды оставить стоять в строю целый класс всю ночь, пока один виновный не сознается, что "стырил" что-то там из душа (а что можно стырить из душа?)
  Оказывается, некоторым родителям (а наша-то "недогадливая" мама ни сном, ни духом не чуяла) с самого начала прозрачно намекнули: хотите, чтоб ваш ребёнок не имел плохих оценок, то есть, проще говоря, каждую неделю виделся с вами... ну, сами люди не глупые и небедные, сами догадываетесь, как можно легко решить вопрос. Нашу честную маму столь чудовищный "бизнес" на разлуке особенно шокировал. Тут только она начала с опозданием понимать, для чего вообще существует и кому выгодно это несусветное по извращенной жестокости "право" не пускать детей домой. "Так во-о-от оно что-то-о!!?" Впрочем, как всегда на свете, бывают и бескорыстные истязатели. Действительно, совершенно бескорыстные. Они в этой КШИ тоже в изобилии водились. Боже, как же обо всём этом невыносимо тошно и слушать, и говорить - не то что пережить, как Мишка!
  "Не думать, не думать, не думать!.." - говорит себе в этом случае среднестатистический обыватель. А тут не думать, к счастью, уже не получалось. Мамы маме сказали - тут уж не поверить невозможно.
  А ещё - оказалось, что в закрытой школе всё же началась эпидемия. Мишка стал далеко не единственным заболевшим. Преграда для родителей не стала преградой для вируса. Сейчас это особенно возмущало вдруг начавших запоздало "прозревать" мам и пап.
  - Что? Проиграли? Проиграли конкуренцию даже вирусу! Даже вот такому вот махонькому вирусу - и то проиграли! Эх, мамы-папы, мамы-папы! - на домашнем ложе обрёл наконец свой "докадетский" юмор Мишка.
  - А почему это мы проиграли? - удивилась мама.
  - А вы-то к нам - не прорвались и не забрали... даже когда мы просили! А он вот как-то прорвался, и забрал без всякого спроса. Значит, он нас больше любит!
  Мама засмеялась... и всплакнула. И опять засмеялась. И потрепала лежащего Мишу по горячей, как радиатор, голове.
  А что ещё "оказалось"?
  А оказалось, что старшие в этой КШИ на официальной основе (!) помогали офицерам "воспитывать" младших. Что, например, вместо команды "В строй!" первогодки запросто получали от них сразу всё объясняющий пинок под зад. Так ведь быстрее. А "выровнять строй" могли и пинком по ноге, берцами прямо в голень - и кулаком в живот, и ... много всяких способов.
  Оказалось...
   Но, тут мне, как и маме, надо перевести дух...
  Оказалось (как бы это помягче сказать?), что начиная примерно с третьего курса у тринадцатилетних подростков в период гиперсексуальности в однополом коллективе появляется проблема, о которой жутко не принято говорить, но которую по месту и причине её возникновения можно назвать: общая спальня. Вот что значит ночевать не дома!
  Ну, мы-то до третьего курса не дожили...
  Тут во всём - такие заурядные, обыденные "тайны", от которых челюсть отвисает!
  Но самое "таинственное": КАК можно было об этом не догадываться!!? Я тринадцатилетняя, догадывалась, а мама?.. КАК можно умудриться забыть, что дважды два четыре... что интернат - это интернат.
  А мамы всё продолжали делиться с мамами. Всё продолжали и продолжали. Всё делились и делились. Я услышала обрывок разговора: "Некоторые учителя здесь бьют моего ребёнка. И мой ребёнок из-за этого на меня обиделся и теперь не разговаривает со мной. Вот то мне теперь делать, что делать, а ну, подскажите. Ведь каникулы начались, я думала, он обрадуется, а он..."
  - Забирайте не на каникулы, а насовсем! - подсказала бы я, если б меня послушали. Меня так поразила эта обида мамы на обиду сына! Родители, милые ... да какие же вы ещё дети: кто же из вас больше ребёнок? Тогда я не знала такого слова, но сейчас бы сказала: меня - без двух месяцев тринадцатилетнюю девочку! - поразил страшный инфантилизм родителей. Я не столько поняла, сколько почувствовала, ПОЧЕМУ они изначально отдали детей в интернат. Почему вообще ребята вдруг оказываются в ТАКИХ заведениях. В тот день я получила на всю жизнь исчерпывающий ответ на этот вопрос. На инфантилизме держится весь наш "добрый" милитаризм.
  А ещё... приехавший по случаю скандала крепкий мужик, по виду "настоящий отец", как принято говорить (только он был в разводе и потому не имел права помешать своей бывшей отдать сынишку в КШИ) вдруг урезонил одну из кумушек: "Вот вы говорите: "Мой сын станет настоящим мужчиной"!? - а что вы вкладываете в понятие - "настоящий мужчина"?.. А!? Что они уже в пятом классе матерятся так, что у меня, взрослого мужика, уши вянут? Или что понятие "бабы дуры" вбивается там сразу же, и первая же из "дур" - именно мать, то есть вы, и незачем её слушать и не дай бог ей что-то рассказывать. Почему-то вы ничего и не знали... а узнали с опозданием, когда уже поздно стало! Поздняк метаться!"
  В общем, скандал все ширился. Тут только, сообразив, что началась "ядерная реакция", которую уже не остановить, администрация наконец-то объявила долгожданные долгосрочные "внеочередные" каникулы.
  В таких заведениях всегда больше всего боятся разоблачений...
  Ну и что ж! Если мальчик боится кадетского корпуса, пусть хотя бы иногда кадетский корпус побоится мальчика.
  Но "поздняк метаться", как сказал тот папа. Спасти лицо уже никак не удалось. Многие родители - после череды унижений и хамства, испытанных в общении с администрацией, - твёрдо решили забрать своих детей навсегда. И забрали. А с Мишей получилось ещё проще: директор нашёл в нём "козла отпущения" за весь нежданно грянувший взрыв и сам, своим приказом, его отчислил. Вот так-то вот! У нас с этим строго!!!
  - Правда? Чё, правда отчислили!? Нет, реально!? Правда? - восторженно переспрашивал Мишка и прыгал в своей кровати, радостный и на глазах выздоравливающий.
  - Я больше - не каде-е-ет!!! - от переизбытка чувств завопил-заорал-зазвенел он на весь дом.
  - Ты - "настоящий кадет"! - иронически сказала я.
  - Почему это!?
  - Сам догадайся...
  Действительно, по проявленной решимости и смелости, по тому, как он невольно выручил не только себя, но и товарищей, Мишка сам того не сознавая, оказался наделён набором как раз всех тех качеств, которые обычно приписывают "настоящему кадету".
  Настоящий кадет, который... не кадет!
  - Вот бы всегда были на свете только такие "наказания"! - подвёл Мишка итог величайшему из великих Празднику Отчисления. - Всё-таки не зря сбежал!
  Освободится один человек - и свободы в мире хоть на капельку станет больше!" Вот она, тайна мира. "И нет демократии, кроме любви..."
  А я?... Я носилась с освободившимся братом, как с раненым героем после его славной битвы и только и знала, что спрашивала типа:
  - Михон! Да как ты не побоялся сбежать-то, а!? А если б поймали!?
  - Кукуруза рядом пешком на фото! - ответил Мишка кодовыми "стоковыми" словами, и мы оба расхохотались.
  Вся эта история на всю жизнь показала мне, что слишком многое зависит от нас. Разрешим ли мы и дальше над живыми детьми ставить опыты? Выходит, что пока до сих пор разрешаем... за редчайшими исключениями, когда ситуация становится уж слишком невыносимой. Сколько же у нас потрясающе "мужественных", "героически терпеливых" людей... в отношении чужой боли!
  И самая-самая тяжкая встреча с самым-самым "мужественным" ещё предстояла. Оставался ведь ещё папа, который пока не приехал.
  Пока...
  Боже, как же всё сложно!
  И пока ещё ничего не решено... К сожалению, ровным счётом ничего.
  Говорят, будто мы образцовая зона,
   В пищеблоке исправно дают макароны,
   Весь периметр держат отряды ОМОНа:
   Замполит горделиво сказал.
   Только ночью, когда вертухаи в отключке,
   Я подошёл и потрогал руками колючку,
   И никто не стрелял...
   А потом улетели на юг самолеты,
   А потом оказались открыты ворота
   И я понял: случилось нежданное что-то,
   И отныне преграды нет.
   Я, как раненый суслик,
   Из капкана рванулся
   И уже на бегу назад оглянулся:
  Все стояли и смотрели мне вслед...
  Все молчали и смотрели мне вслед!
  
  Глава 9
  
  Мишка сбежал. Жизнь стронулась с мёртвой точки и быстро побежала тоже. Нужно было что-то делать. Я не знала, что... но делала.
  "Харе уже Мишку куда-нибудь отдавать!" - думала я.
  Стоп машина!
  Финиш!
  Хватит!..
  Именно машина. И именно стоп! Уже не по игре!!!
  Где там моя самая пацифистская в мире катана?"
  - Господи... с Божьей помощью помоги! - помню, именно так вышло моё самое первое в жизни молитвенное обращение. Только потом дошло, что неведомо откуда прилетевшая фраза в связи с тавтологией нуждается в исправлении. Но полагаю, что Бог и до "исправлений" всё понял. Он всё исправляет - это мы неуклюжи всегда и везде: во всей своей жизни, которую и молим исправить.
  Эх, Мишка-Мишка, авва-братишка, благодаря тебе я как-никак стала верующей - а ты об этом не узнал. Наверное? А может, и догадался. Ты всегда обо всём важном догадывался без слов.
  Никогда ещё я не молилась так горячо! Да, именно в те волнительные дни я стала верующей.
  Главное было - основательно "подготовиться к бою" до приезда папы! Мишка пока болел... а я за него болела. Придумывала всевозможные планы окончательного освобождения. Неокончательное и для него, и для меня было бы самым страшным на свете: уж лучше бы он в таком случае вовсе не сбегал.
  Так в тринадцать лет я впервые в жизни невольно, по необходимости, сделалась и стратегом, и психологом. Просто иногда взрослеешь гораздо раньше, чем ожидаешь. Даже - чем мечтаешь. Как-то вышло, что мишкина кадетка досрочно "повзрослила" не столько его, сколько меня. Иногда открываешь что-то такое, что определяет на много лет твою уже вполне взрослую жизнь. Не хочешь - а открываешь. И уже не можешь жить как прежде! Я отчётливо понимала, что кадетские корпуса - просто рекламный бренд, на который в наше время многие клюют. И мне страшно захотелось его развенчать... хотя бы в нашей семье. Камня на камне от него не оставить! Наивная попытка... но что же ещё оставалось делать.
  Ну, вот что может быть убедительным для папы? Какие доводы растопят его сердце?.. или хотя бы заставят крепко задуматься. Вот именно это и надо найти! Очень сложно, потому что человек он страшно упрямый - но надо. Как-то, где-то?.. не знаю где. К счастью, мама сейчас на нашей стороне. Это здорово! Но... Но у неё семь пятниц на неделе. Потому, кроме мамы, и я как-то должна стать весомой "группой поддержки. Ах, как же я жалела, что я - не взрослая! Что я - не мама! И тем более, не папа!
  Потом вдруг подумала, что мам и пап (и бабушек, и дедушек) кадетов полным полно на разных интернет-форумах. Надо посмотреть, что они-то пишут - какие доводы обычно приводят. Я стала участвовать во множестве специфических родительских форумов за и против кадетского воспитания, так что многие форумчане вполне логично приняли меня за маму кадета - или, ещё точнее, за суперактивную "маму будущего кадета" - этакую "блондинку", которая ровно ничего не знает, но всё дотошно хочет узнать и не стесняется задавать самые "дурацкие" вопросы. Я даже своеобразно прославилась. Хотя нет, некоторые мамочки прославились круче. Вот такие, например: "Моему сыну восемь лет, но мы уже с рождения приняли решение отдать его учиться в кадетскую школу". "Жаль, что прямо с рождения не берут!" - оставила я комментарий.
  Но, адекватные люди, по-моему, несмотря ни на что, всё же преобладали.
  "Если ваш ребёнок явно по развитию вырос из кадетского корпуса, как из детского сада, значит, просто пора его забирать и переводить в более интеллектуальную школу. И относиться к этому нужно спокойно - вы же не держите ваших детей всё время в яслях!" На мою маму, которая всегда считала Мишу ярко одарённым и творческим мальчиком, эти простые слова (может, именно потому что простые!) произвели неизгладимое впечатление. Ей коротко и тактично подсказали иной алгоритм, чем тот, по которому она жила последние несколько месяцев. Вот если б ещё на папу хоть что-нибудь смогло произвести такое же впечатление!
  Только что?
  Вот, например: "КК - один из способов освободить маму и папу от необходимости воспитывать чадо в семье. Некогда сейчас мамам и папам: деньги надо делать! Это современное явление имеет не те корни, что и "пожилой маме будет лучше в доме престарелых". Нет-нет, так папа только ещё больше обидится!!! Может, тогда мнения именно офицеров его тронут. Никогда не забуду отзыв некой Тамары Васильевны, капитана I ранга: "Несмотря на мой преклонный возраст для меня до сих пор остаётся непонятен вопрос: почему и для чего? Корпуса создавали для детей-сирот, много ли там сейчас этих сирот? Почему родители отдают своих мальчиков на воспитание чужим дядям как раз в том возрасте, когда им больше всего нужна забота и ласка родителей, их положительный пример в жизни. Разве многие становятся потом профессиональными военными? Наверное, вкусив с детства казарменной жизни, как раз очень многие не захотят ими стать!". Спасибо, Тамара Васильевна, спасибо за этот комментарий на всю жизнь!!! Так вот оно что! Значит, изначально ВСЁ ЭТО - для сирот. Прав Мишка: "Почему я должен жить как сирота?". Это всё равно, как если бы живых заставляли жить в гробах - на том основании, что да, конечно, гробы изначально создавались для мёртвых, но теперь-то это другие гробы: мы их уже переделали, комфортно приспособили для живых... и вот уже сложилась хорошая традиция, когда живых кладут в гробы. Полезно для здоровья! Для воспитания мужества! Живые в гробах становятся ещё живее и здоровее. Главное, не выпускать. Или выпускать как можно реже.
  Из злых комментариев бывшего кадета:
  "Часто отпускать домой нельзя, иначе рабы забудут, что они рабы! Возомнят, будто они вполне себе нормальные дети, которых всего на несколько дней, как в пионерлагерь, отвозят ночевать в "кадетку". Главное, не будет того острого, до кишок, чувства заключения, полной зековской беспомощности перед воспитателями, которые одни, как божки, решают, лишить их самого главного в жизни или не лишить. Лишить, непременно лишить - а то человеческое достоинство так с детства на всю жизнь и останется!!!"
  Много чего ещё я навидалась и начиталась - много того, что... Нет, совсем не в тринадцать лет это читать! Оказывается, судьба детей - самая недетская из всех на свете тем. Вопрос детства - это почти всегда "18+". Вот только некоторые мои самые краткие выписки:
  М-ский кад. корпус г. В.: побег сразу пятидесяти четырёх воспитанников, изнасилование пятерыми одноклассниками тринадцатилетнего подростка, избиение одиннадцатилетнего, после чего - сотрясение мозга.
  Скандалы в С-ском корпусе МВД: частые избиения, травмы, шесть родителей собрались забрать детей.
  К-ский казачий кад. корпус: четырнадцатилетний курсант погиб от избиений, старшие младших шантажировали, требовали денег, прижигали зажигалками.
  Е-ский, Н-ский КК: примеры наркомании.
  Т-ский КК: Новый директор раньше заведовал детской колонией, принёс новые порядки. Старшие с его ведома "воспитывали" младших, избивая их (множество заявлений шестиклассников).
  У-ская кадетская школа: старшие отбили селезёнку тринадцатилетнему подростку.
  А вот опять печально прославившийся г. В. - скандал не только в М-ском корпусе: Г-ский казачий закрыли в 2018 году из-за множества избиений старшими младших, "посягательств на половую свободу" и т.д.
  Ч-ский КК: скандал с изнасилованием одноклассников.
  Д-ская КШИ: воспитательница била детей головой об стену и таскала за волосы.
  Меня уже мутило... К большому изумлению, я вдруг встретила в этом лесу дремучем комментарий мамы Родиончика - несомненно, это была она, кто же ещё, - о встрече с кадетами в праздник, об их фразе: "Мама, ни за что не отдавайте..." "Наверное, им виднее", - полностью воспроизвела она свой тогдашний ответ. А я подумала с горячей волной уважения к Мишке: оказывается, все наши настоящие поступки (даже самые-самые мгновенные), имеют долгоиграющие последствия. Мы-то думали, они уже закончились - а они сами без нас живут себе и живут. Даже если мы о них давно забыли.
  
  А в общем, что бы я ни искала, ни находила, ни выписывала... - а в реальном диалоге с вернувшимся папой всё будет решать... настроение.
  
  
  Глава 10
  
   Он боялся, что из тебя не выйдет ничего серьёзного.
   Вот чего он хотел - серьёзности. Просто так иметь
   сына он не хотел. Просто сына ему всегда было
   мало. Ты должен был стать таким же, как он.
   Нормальная мания величия. Даже у самого
   глупого, самого неудачливого, самого
   неталантливого мужчины её всегда хоть отбавляй.
   Вторичный половой признак. Прилагается к
   адамовому яблоку и волосяному покрову на
   лице. Мужчинам не нужны сыновья. Им нужно
   большое зеркало...
  А. Геласимов
  
  - Ах ты, собакин кот! - от сильного раздражения у отца обычно вырывалось это глуповатое ругательство. - Щ-щегол! Бегун как раз нашёлся! Марку поддержать решил: "В семье не без урода"!?
  Он страшно злился, когда под угрозой срыва оказывались какие бы то ни было его планы, когда обстоятельства, вещи или люди неожиданно выходили из-под контроля. Естественно, чем больше сил и времени было вложено в тот или иной проектище, тем меньше был шанс, что он от него откажется. "Не люблю форс-мажорные обстоятельства и мажорных людей", - была его поговорка. Скорее мир перевернётся, чем он этим обстоятельствам или людям добровольно уступит. Тем более, если "люди" - собственный сын. Сын - это не люди. Тут уж вообще не может быть разговоров!
  - Есть мужья-импотенты, а есть отцы-импотенты! - горячился он. - Я как раз ни тот, ни другой. Если гвоздь не хочет, чтоб его забили в стенку, надо по гвоздю ударить сильнее!
  Говорят, в старину сорвавшегося с виселицы второй раз уже не вешали: кого Бог спас, человек да не казнит. Но отец решил казнить Мишку второй раз - причём показательно. И выбрать верёвку покрепче, понадёжней. То есть, простите, не верёвку, а кадетскую школу. С забором повыше, с расстоянием от дома подальше. Выбирать было из чего. Ой, было! Невероятное изобилие подобных заведений в реальном мире сравнимо только с изобилием спама в виртуальном...
  - Я как раз с самого начала думал отдать тебя в Подмосковье, в *, где у меня лучшие знакомые. Но мать тогда упросила оставить тебя в родном городе... А вот что оно значит - родном-то городе! Побег это значит! Не-ет! Теперь-то как раз всё-ё! Отправлю как раз туда, куда с самого начала хотел - оттуда как раз не убежишь! Так что мотай на ус,сынок: сбежал ты вовсе не домой, а как раз подальше от дома. Так подальше, что ты у меня ещё взвоешь.
  Отец уже произнёс свой приговор, но всё никак не мог успокоиться. И всё произносил... по пятому, по десятому разу. По сотому. Нахальный сын своим побегом "подвёл его", "испортил ему репутацию". "Что про меня теперь знакомые скажут?"
  - Через туалет, говорят, смылся?.. ну что ж: вот как раз дальнего тебе плавания, сынок! Очень дальнего! Куда Макар телят не гонял.
  Нет, он ничуть не понимал и не хотел понять, что сыну больно. Что реальная боль и мифическая, им самим вымышленная "репутация" не соизмеримы ни на каких весях.
  (Кстати, насчёт "репутации", как выяснилось, боялся он совершенно зря! Просто абсолютно! Директор прежней КШИ был сейчас уж совсем не в том положении, чтоб портить чью-то репутацию, а отчаянно и безуспешно пытался спасти свою: после скандала в его деятельности вскрылось столько злоупотреблений, что им основательно занялась прокуратура. Для меня до сих пор дико, что папа, которого я, несмотря ни на что, люблю, боялся "плохой репутации" в глазах таких людей - и не боялся плохой репутации в собственной семье!)
  - Да не плачь. Не плачь, Мишок! Вон Пётр I своего сына в Петропавловскую крепость отправил, а я тебя - всего лишь в кадетскую. От этого-то как раз ещё никто не умирал.
  (Прошлым летом, перед самой "кадеткой", мы всей семьёй ездили в Питер и были на экскурсии в печально знаменитой Петропавловке - видно, отец и запомнил.)
  В общем, он уже всё решил.
  Всё-всё...
  Совсем всё.
  И окончательно...
  И повторил это много-много раз. Очень много.
  И тут...
  - Только через мой труп! - сказала вдруг мать. - Пока я жива, никуда ты больше моего Мишку не отдашь! Хватит! Накомандовался!!! Самоутвердился ценой болезни сына! Не ты, а я его выхаживала полуживого. Я - мать, и я решаю!
  Отец оторопел. Сценарий был сломан! Вместо короткого судилища над Мишкой (а вернее объявления ему приговора без всякого суда!) вышел семейный скандал, в котором "как раз" он, а не сын, очутился в полной изоляции... и сам как-то нежданно оказался в роли обвиняемого. Причём в глубине души, подозреваю, совесть его тоже в чём-то смутно-смутно, неопределённо, неясно, но обвиняла. Ведь как ни крути, у разбитого-то корыта оказались все. Вся наша семья. А с чьей же идеи всё это началось?
  И пое-ехало... Слово за слово! Боже, как же я ненавидела скандалы родителей. А ещё - пуще всего боялась, что решимости матери хватит на день-другой: переубедить её в чём-либо проще простого.
  И тут меня осенила блестящая примирительная идея. Я вдруг сказала, что хоть я и девочка, но вообще-то ничуть не хуже Мишки, и очень хочу вместе с ним учиться. В кадетской школе. Да! Всю жизнь мечтаю! Но только, разумеется, в той, куда девочек берут - не той "чисто пацанской", из которой Мишка, ну... типа ушёл. Есть же у нас в городе нормальный кадетский корпус, где и мальчики, и девочки - у меня там подружка * учится, а у неё родители-то, между прочим, офицеры! Папа подполковник. И там - всё то же, что Мишка делал и даже круче, гораздо круче (даже с парашютом прыгают!) и занимаются они весь продлённый день, а вечером возвращаются домой. И там даже ещё время будет оставаться для моей музыкальной школы (при этих словах мама просияла!). И, например, для мишкиной художественной школы (тут мама просияла ещё больше!). И даже для каратэ (ведь в КШИ его совсем не было... забросил, запустил Михон - а какое же это "мужество"!? Да какой же он мальчик, если он даже маваши забыл!?).
  В общем я, как любимая сестра и дочь, отстаивала своё священное право вместе с братом подвергаться муштре и вместе с ним стать офицером. "Пусть хоть куда отдают! - думала я. - Только бы вместе и только бы каждый день домой..."
  Папу, конечно, больше всего поразило, что в кои-то веки мы выступили против него единым фронтом: Мишка, мама и я! Что же это такое? Он не привык чувствовать себя в полном одиночестве. От этого у него как-то... сразу терялась решительность. Вот брала и прямо на глазах - терялась. Сдувалась, как шарик. Что делать!? Орать, скандалить и биться головой об стенку? Или уж бить "как раз" всех сразу - и жену, и детей. Но он на такое не способен. А тут я ему "как раз" подсказала достойный выход: никакой капитуляции - вроде, выходит даже его победа... и даже двойная победа: и сын, и дочь прямо-таки рвутся в КШ... но только не в КШИ.
  Вот только одной буквой пожертвуй - и будут тебе два кадета вместо одного! Как удвоение урожая. Ну, он и пожертвовал... Что же ему ещё оставалось-то.
  
  Глава 11
  
  Мы шли с Мишкой в новую "кадетку", и весенняя земля густо, празднично искрилась под нами, как разноцветная мозаика, от вытавших из-под снега новогодних конфетти. Наверное, только сейчас с огромным опозданием и до нас дошёл Новый год.
  И действительно, дошёл. Мишка вновь, как в старой доброй школе, стал "почти отличником". Вот что значит Дом - лучше всякого "кислорода" влияет на мыслительную деятельность!
  - Ну и как тебе? - спросила я Мишку после первой недели.
  - Весело!
  - Серьёзно весело?
  - Серьёзней некуда и веселее некуда... даже когда дерёмся! На воле всё всегда весело.
  
  
  - Вот никогда раньше не думал, что девчонки тоже зачем-то нужны в школе! - открыл он ещё через какое-то время. - Что с ними как-то... лучше, что ли (Меня-то он воспринимал не "девчонкой", а сестрой - а это, конечно, совсем другое дело!).
  - Ты так скоро договоришься до того, что Школа вообще -клёвая штука! - засмеялась я.
  - Клёвая! - вдруг горячо согласился Мишка. - Если в ней не держат круглые сутки, то чего же в ней не клёвого!
  А что я? Не скажу, что кадетка вызвала у меня полный восторг, но... по крайней мере, она была ничуть не хуже любой другой школы (хотя бы в одном - в нашем праве приходить и уходить домой). Ношение формы несколько часов в день было не только вполне терпимо, но даже вызывало вполне романтические чувства с примесью гордости. Вообще, любая игра безобидна, приемлема и даже чем-то полезна, если во имя её не ломают человека. Уже говорила и, пожалуй, ещё раз повторюсь: не имею абсолютно ничего против тех кадетских корпусов, которые НЕ интернаты!
  И всё же что-то было потеряно, наверное, уже навсегда. Рисовать Мишка больше не хотел. Сочинять интересные истории - тем более. Жизнь сама сочинила-учинила над ним такое, что теперь он говорил: "Не могу ничего придумывать. Не в кайф!". "А рисовать?" - настойчиво спрашивала я. "А рисовать я разучился... И некогда".
  "Да вообще всё не в кайф и всё некогда! - сказал он как-то в припадке раздражения. - Всё в лом! Всё! Оставьте меня хоть раз в покое. Буду просто жить как живу". Теперь он никем не хотел быть. Разве что, наверное, "ребёнком, чья депрессия сидит на полу"? Правда, ко мне он относился... по-прежнему хорошо. Только теперь его "хорошо" - это было вот так. Кому же он ещё так честно "всё" о жизни скажет? Правда, через несколько месяцев Мишка вроде бы, начал оттаивать и снова чем-то интересоваться, но... наша семейная история, шедшая теперь от переворота к перевороту, отвела на это слишком мало времени.
  Интернат буквально гнался за нами: километровыми шагами, как великан. Через некоторое время и нашу вполне себе неплохую КШ вдруг было решено "сверху" в духе времени переформировать в КШИ - с обязательным пребыванием всех учащихся в интернате со следующего года. То есть для Мишки - с седьмого класса, а для меня, если б я там осталась - с восьмого. Стало быть, после полутора лет воли пришлось, хочешь не хочешь, принимать новые решения. Я к тому времени уже полностью определилась в предпочтениях и перевелась (точнее, поступила по конкурсу) в специальную музыкальную школу при Консерватории. Отец, перестраховываясь от повторного побега Мишки и повторного "позора", вдруг реанимировал давние-давние мечты о Хорошем Интернате в Другом Городе. Именно так это надо писать - все четыре слова с большой буквы! Мать, видя, что Мишке уже четырнадцатый год и он теперь совсем не тот зарёванный до икоты несчастный малыш, который в прямом смысле заболел от разлуки с ней, вдруг в очередной раз переменила своё мнение и дала согласие. Мишку снова сдали.
  Всё как в известной старинной песне про насильственное замужество: мать несколько раз рефреном повторяет: "Дитятко, милое, я тебя не выдам!" - и выдаёт...
  - Меня насильно женили уже на третьей "кадетке" подряд! - в духе чёрного юмора шутил Мишка много позже.
  ***
  А что же вышло "много позже"?..
  Описывать ЭТО тяжелей всего, так что я буду краткой.
  Родители всегда ждут (а психологические службы КШИ их в том укрепляют!), что после первого года сплошных слёз кадет всё же адаптируется, привыкнет, впишется в коллектив... Не он первый, не он последний! И вот это долгожданное, чудесное "вписывание" наконец сбывается. Ура, адаптация состоялась!!! Величайшее событие - как стыковка ракет в космосе! Или (что гораздо актуальней) - стыковка чьего-то кулака с чьей-то мордой.
  Тайна Великого События очень проста.
  - А старшие у вас не издеваются над младшими? - наивно спросила я Мишку во время каникул, классе уже в десятом.
  - Надюх, запомни навек. Старшие над младшими не издеваются, они их тюнингуют! Апгрейд делают, - усмехнулся Мишка.
  Сам-то он сейчас был - старший. И вот в рассказиках его, как в песенке, зазвучали... ой, люли, люли.
  - Ну мы ему вломили...
  - Ну, он у нас заработал...
  - Ну, мы ему за это навешали.
  - Ну, он у нас схлопотал...
  В общем, тили-ли тили-ли, получай от нас люли!
  И всё это рассказывалось с непередаваемым юморком. Ни тени той мрачности, с которой когда-то маленький Мишка начинал свою разнесчастную кадетскую карьеру. Ни малейших остатков былой жалости к тому десятилетнему однокашнику, в рассказе о котором "люли" впервые всплыли, шокировав когда-то нашу маму. Вот уж, действительно, вписался человек! Да так, что лучше не придумаешь.
  Второй любимой мишкиной темой стало: кто кого как приколол. У меня язык не поворачивается назвать это шутками.
  Пробуя перевести тему, я пыталась что-то рассказывать про свои дела в музыкальной школе...
  - А у нас своя музыка! - хохотнув, подмигнул Мишка. - Ох, тебя бы познакомить: тако-ой у нас певун есть: музыкальный просто жесть, по фамилии Ворона. Прикинь, это не кликуха такая, это реально фамилия такая. Ты чо, самая музыкальная - с такой фамилией только петь! Ну, мы и прикалываемся всю дорогу - в натуре, как в басне Крылова: "Спой, светик, не стыдись!". И он - по-ё-от!!! Такой талант прорезается... только помогать каждый раз надо! В натуре же талантам надо помогать?
  - Ну да... - пробормотала я. - Надо.
  - Во-во! Мы ему и помогаем! - сиял Мишка. - Загибаешь вот так руку за спину и два пальца в разные стороны: "Спой, цветик!" И у Вороны, прикинь - "музыкальный" голос прорезается: "А б... А ка-азёл! А п-рас!". Мы все ржём, угораем, под тумбочкой лежим: "О-о, Ворона запела!.." Так вот и занимаемся музыкой - у нас даже вороны поют!
  "Мишка, во что-о тебя превратили!" - думала я, узнавая и не узнавая брата. Хотелось ущипнуть себя и проснуться... Я бы даже согласилась, чтоб мне точно так же развели два пальца в стороны - если б хоть от этой процедуры удалось проснуться. И увидеть настоящего Мишку.
  А пока что передо мной хохотал и паясничал какой-то ходячий гроб-саркофаг, в котором похоронили - видимо, живьём - моего братишку: моё второе Я, по которому я страшно соскучилась. "Отжали", "раскулачили", "делиться надо!.." - то была ещё одна, мелко-побочная тема. Некоторым приходилось её "популярно объяснять". Младшие со старшими, местные с иногородними - все всегда делиться должны. В этом смысле быть иногородним - хорошо. Старшим быть - ещё лучше! "Кадетское братство" в денежно-продуктовом эквиваленте.
  Мне стало невыразимо тошно. Вспомнилось, как, кажется, Салтыков-Щедрин говорил: "есть те, кто в физиономии ближнего видит не образ Божий, а место, куда можно тыкать кулаком". То, что мой брат оказался с ними, было, конечно, очень даже объяснимо долгими годами его "заключения"... но оттого не менее пошло.
  Что они из тебя сделали, Мишка!?
  Я опять наивно и неумело пыталась перевести тему - ну, вот, хотя бы на обсуждение книг, фильмов (раньше-то Мишка ско-олько читал!), но очень скоро поняла, что это всё равно что разговоры с иностранцем, не знающем языка. Или вернее, со старичком-эмигрантом, основательно забывшим родной язык.
  Однажды я не выдержала:
  - Михон! Неужели ты таким пошляком стал?
  - Без пошлости там делать нех..! - сказал Миша. - Пошляк - от слова "пошёл". Значит, пошли они все на ... ! Ты там не была и не знаешь. А я знаю.
  Потом вдруг сказал уже совсем серьёзно:
  - Прикинь, один у нас нарочно ломал себе руку, ногу, с разбега врезался головой в стену, чтобы сотрясение мозга получить. Потом счастливый лежал дома - месяцами в гипсе. Родаки удивлялись, какой он типа невезучий, а нам он признавался: "Вот поправлюсь, вторую руку сломаю или палец на ноге. Да что угодно - лишь бы сюда не возвращаться!"
  "Значит, Мишка - там, внутри саркофага, ещё жив!.. жив!" - загорелась я от этих слов. От этого... впервые за весь разговор зазвучавшего человеческого тона.
  Каникулы кончились. Мишка уехал. Я по привычке, приобретённой ещё в прошлой битве за брата, взяла да разыскала в интернете всё, какие смогла, отзывы про * кадетский корпус. Неужели там всё так жутко и запущенно, при таком-то высоком рейтинге (кстати, а кто эти рейтинги составляет?). По какому-то там исследованию, он - третий среди лучших КК России!!! Несмотря на большое количество явно рекламных - писанных, как под копирку, жутко-канцелярским стилем положительных отзывов, отрицательные перевешивали их раза в два-три. Шила в мешке не утаишь!
  Вот немножко из переписки: "Мой ребёнок учился несколько лет назад - ужасное место. Больше всего похоже на малолетнюю зону. Рукоприкладство офицеров, "блатные" порядки в общежитии, полное самоуправство руководства корпуса и многое другое. Деление курсантов на "блатных", "стукачей" и т.д. ... Контингент учащихся - соответствующий, одной ногой, как говорится, на зоне. В общем, если вам дорога психика своего сына - никогда не отправляйте его учиться сюда".
  "Согласна. Откуда берутся хорошие отзывы, непонятно. Хотя очень понятно. Угодничество у учителей процветает, как и пропаганда ябедничества в этом корпусе. Страшно за наше будущее: ребёнку за три с половиной года сломали психику. Дети там воруют, и на это закрывают глаза. Убеждают всегда, что виноват Ваш ребёнок, если он умеет отстаивать свои права. Скорые дежурят в этой школе бесперебойно, все калечатся и калечат друг друга. Страшное место. Не могли долго потом в обычную школу пойти, но пойдя, мы сравнили и поняли, что это кошмарное место, где губят детей".
  А вот уж сами кадеты - бывшие и нынешние: "Недавно в столовой была фасоль с тараканами, потом зелёные макароны и сосиски. МММММ. Приятного аппетита. Всякие мамочки и папочки пусть поживут тут пару недель (...). День открытых дверей - сплошная показуха."
  Аноним из той же школы: "Я к сожалению не могу назвать своё настоящее имя, наверно, я боюсь, что же вы сделаете со мной... Извините, но ваше заведение даже не соответствует стандартам колонии, дай Бог, чтобы после проверки вам не выдали аккредитацию... ибо добро Господне восторжествует, а демоны КК будут наказаны. С лучшими пожеланиями, Ричард Львиное Сердце".
  Что-то странно знакомое. Очень знакомое! По стилю и оборотам это похоже... Меня вдруг пронзило с потолка взятое предложение, что это... написал Мишка? Да нет, не он... А вдруг! Но это так расходилось с его же бравурными "ржачными" рассказами, которые я слышала только что! Ему же там весело! Даже слишком! Нет, не он... Нет, он? Ричард Львиное Сердце? Ироничные обороты, совсем не похожие на его нынешний "юмор": "Капитаны типа воспитателей просто невоспитаны"; "психопатичный психолог"... Я посмотрела дату комментария. Это было, когда Мишка "доживал" там первый год и ему только исполнилось четырнадцать. Тогда он ещё мог быть "Ричардом Львиное Сердце". Ещё как мог! Но мог этим же Ричардом быть и любой из сотен других кадетов.
  Неужели я случайно встретила комментарий брата!? Прежнего брата!
  При следующей встрече, в следующие каникулы, я ему этот отзыв показала.
  - Опа, да я уж и забыл! - удивился и хмыкнул он. - Где это ты такое раскопала?
  - Так это всё-таки был ты? - сама не знаю почему, употребила я странный глагол "был".
  - Нет, блин, техасский рейнджер!
  - Это был ты! - обняла я его, сама не сознавая в ту минуту, чего это я вдруг так обрадовалась.
  - А кстати, про вкусных тараканов и зелёные макароны - тоже я! - похвастался Мишка. - Мы из-за этого там даже голодовку объявили, прикинь. На первом курсе. В реале! Пипец что было!!! А самое-то прикольное, что - помогло!!! В натуре помогло, прикинь!? Они там реально перепугались - реально в штаны наклали! - и кормить нас с тех пор стали как людей.
  Потом опять изумив меня он вдруг, как в старые добрые времена выразился в своём прежнем образно-творческом стиле: "Первый интернат - это первая мировая война, а второй - вторая... Вторая - хуже!"
  - Иес - минус два! - сказала я, а он улыбнулся.
  И снова я думаю в сотый раз: интернат для НЕ сирот - это что-то такое же дикое, как искусственное превращение людей в инвалидов ради "жертвенной" идеи, описанное Пелевиным в его жутковатом "Омоне - Ра". Открыв его для себя недавно, я просто поразилась, до чего же ВСЁ похоже. Будто я раньше книги уже прочитала всё это в жизни.
  Похоже, все мы - "космонавты"... в метро!
  
  Глава 12
  
   Мироздание - бешено скачущий взмыленный конь,
   у которого всадник (человек) просто пьян.
  Преп. Феодор Студит
  
   Вот одна из великих загадок человеческой души.
   Утратив главное, человек даже не подозревает об
   утрате (...). На прежних местах дома, овцы, козы,
   горы, но они уже не царство. Не ощущая себя
   частичкой царства, люди, сами того не замечая,
   понемногу ссыхаются и пустеют, потому что
   всё вокруг обессмыслилось. Твой ребёнок -
   он больше не подарок царству, не драгоценность.
   Но ты пока не знаешь об этом, ты держишь его
   в руках, а он тебе улыбается... Тот, в ком умерло
   царство, похож на разлюбившего.
  Сент-Экзюпери "Цитадель"
  
  Недавно я пересматривала мамину коллекцию фото "счастливой семьи". И мне вдруг стало... невыразимо страшно от всех этих стоковых фотографий, трендового "патриотического воспитания" и гламурного "мужества". От всех бесчисленных убийственных штампов: и про то, что "человек - это звучит гордо", и про то, что "кадет - это звучит круто!" От всего, что ради игры и мифа испокон века калечит реальную жизнь. От того, до какой же степени мы - рабы... собственных трендовых глюков. Мишку лишили свободы любящие родители... ничуть не более свободные, чем он! Он потерял себя - из благих побуждений тех, кто потерял себя ещё раньше.
  Рабство и крепостничество САМО воспроизводится из поколения в поколение, и никакому Аврааму Линкольну или Александру II вовек его не отменить, потому что ОНО - это мы.
  Всё и всегда у нас - топовое, стоковое, трендовое, мейнстримное... или как ещё там? Ничего своего. Ничего настоящего. Жизнь "в топе" и жизнь в интернате сходны тем, что и там, и там человек лишается всего своего.
  Вот опять, как заворожённая, я гляжу и гляжу на мамины "стоковые фото": "Пара сияющих помогает сыну делать домашнее задание". (Ну, сияющие - это родители в "стоковом" переводе.) А продолжение написала сама Жизнь. Вот "пара сияющих помогает сыну о доме только мечтать". "Пара сияющих сдаёт сына на под замок на семь лет". "Пара сияющих отправляет его после побега ещё дальше". "Пара сияющих долго не может понять, что же произошло". А что же произошло? Наверное, они просто думали:
  "Столько времени прошло, столько сил и терпения потрачено... обидно не довести всё до конца - свернуть на полдороги!" Даже если реально пройдено совсем не полдороги, а... десятая часть, двадцатая... Но ведь главное, какая-то часть прошла - и чем более страшной ценой, тем обидней отступать". Так доверчивые люди пытаются дозвониться на ток-шоу: вежливый голос автоответчика просит подождать, и ещё подождать, и ещё... потом ещё вежливей благодарит за терпение, а средства с каждой минутой со счёта утекают - но ведь так же с каждой минутой, с каждой секундой всё очевидней психологическая невозможность "бросить трубку" прямо сейчас, когда всё уже вот-вот... А что вот-вот-то!?
  Отец после ряда болезней преждевременно состарился, и сейчас, глядя на него, я уже едва верю, что это тот самый "железный" папа, что не моргнув глазом, отправил Мишку сначала в один интернат, потом в другой - "куда Макар телят не гонял". Никто не стал счастливей от принятых им несколько лет назад решений. Вообще, с высоты времени всё очень походило на долгий дурной сон... но, видно, из разряда тех, последствия которых почему-то остаются наяву, просыпайся - ни просыпайся. Всё нереальное - реально.
  Я знаю уже несколько "странных" случаев, когда родители, сдавшие детей в закрытые учебные заведения, через недолгое время вдруг начинали серьёзно болеть. Не знаю, не гадаю... но, может, это - от невыполненной главной функции жизни? Наверное, здоровье никогда не бывает само для себя? Наверное, оно всегда для кого-то. (Или для чего-то.) И если этого "кого-то" рядом больше нет, всякий смысл у здоровья отпадает. По-моему, так. Хотя я могу и ошибаться. Но папу всё равно жаль.
  Однажды он разрыдался при мне, как ребёнок, когда в машине по "Дорожному радио" вдруг передали старую, полузабытую, малоизвестную сейчас песню Макаревича "У ломбарда":
   У ломбарда по утрам людно,
   У прилавка толчея, давка:
   Это те, кому совсем трудно,
   На последний кон ставят ставки,
   А я себе не вру - дохлый номер,
   И надежды - чепуха, гнать их,
   Я вчера, еще б чуть-чуть, помер,
   Да похмелили кореша, мать их.
   Ох, кривая ты моя тропка,
   Я и Бога, и себя трушу,
   Я к окошечку встаю робко,
   Я прошу принять в заклад душу
   Объявляют, слышу, мне цену
   И тишина такая, мух слышно.
   Я гляжу в квиток, словно в стену,
   Что ж так дешево у вас вышло?
   Чтоль из бревен у нее нервы?
   Иль глаза у ней свело с жиру?
   Раз не может разглядеть, стерва,
   Золотой моей души жилу!
   Только слышу: "Гражданин - тише!
   Так шумите, аж с лица спали,
   Прейскурант теперь такой вышел
   Значит, души дешевей стали"
   Я зажму в кулак пятак медный
   Выйду в...
  - Люди отдают детей, как душу! - закричал отец "перебив" песню, - и ещё, б..., удивляются, получив "пятак медный": что никто в ломбарде ни их, ни их детей не ценит - ни х... не ценит и не собирается с ними обращаться как ты хотел. А всё потому что самому это надо было делать! Самому! А я сдал душу: сдал Мишку и ни х... не вышло. "В душу плюнули - нет сил драться".
  - Папа! Папа! - попробовала успокоить я.
  - Да что там "папа"! Хреновый из меня папа, - отмахнулся он.
  Я заметила, что в слове "взрослые", торопясь, довольно часто допускаю описку, вполне по Фрейду, и получается "врослые". А врослые - они врослые и есть! И ничего с ними уже не поделаешь. И они сами ничего с собой уже не поделают. Настолько глубоко вросли в искусственную жизнь, что не только сами не хотят вылезать, но ещё и детей своих с удовольствием "вращивают". Нет! Они не победители, они - побеждённые. Пленные. И детей своих по какому-то неистребимому инстинкту сдают в плен... чтоб уж был Плен наследственный, из поколения в поколение, без вариантов. Плен с большой буквы. Плен во весь мир.
  До какого-то возраста каждый из нас - властитель мира, а с какого-то - его пленник. Просто у Мишки этот переход произошёл особенно резко и наглядно. Может наше детство до КШИ было сплошной сказкой, а потом резко началась "реальная жизнь". Но теперь я всё чаще думаю, что всё наоборот: это та жизнь была самая реальная, а потом началась искусственная. Совсем искусственная! Без капельки настоящего. И то, что искусственной жизнью в разных вариациях живёт подавляющее большинство людей, нисколько не оправдывает её и не делает более приемлемой. Болезнь не становится нормой от того, что заразились слишком многие.
  Нет, карантин в своё время объявили неправильно: болезнь - внутри того, в чём оказался Миша. Когда я прочитала у Арсения Петровича его "Историю Интерната", то поняла смысл болезни человечества... хотя и прежде уже несколько лет думала примерно в том же духе.
  "Интернат кончится, когда будет Бог всё во всём..." Да, Бог был с нами неразлучно до КШИ - только мы не знали, что Он так называется.
  В нашей жизни есть добрый Сказочник и есть жестокий. Тех, кто верят доброму, обычно называют идеалистами. Но и у жестокого всегда выходит полный "идеализм", только наоборот. Реализма у него ничуть не больше, а гораздо меньше, чем у доброго. Интернат - это злая сказка жизни. А если мы сделали её для кого-то правдой, то это наш и только наш выбор.
  Страшно жить в мире, где ребёнок может принадлежать кому-то ещё, кроме родителей.
  Значит, и взрослые могут принадлежать кому-то ещё, кроме Отца...
  
  Наконец, Мишка выпустился из кадетского корпуса и... тут же у него как-то нашли обострившуюся хроническую болезнь почек (которую непонятно как умудрялись проглядеть на всех регулярных кадетских медосмотрах), а также последствия давнего сотрясения мозга (о котором Мишка до сих пор молчит, как именно его получил... хотя пару раз намекал). В общем, и к службе курсантом военного ВУЗа, и к обычной службе его признали негодным. И на всей военной карьере, о которой так мечтал отец, пришлось поставить жирный крест! К огромной радости Мишки, который любую муштру, форму и вообще "ваш патриотизм" возненавидел до тошноты, до аллергии, до битья бутылкой об стол... Ни в какой обычный ВУЗ он поступить тоже не смог - образование в последнем "топовом" кадетском корпусе давали ужасное. Так что пока два года мечется, не может определиться в жизни: вообще не представляет никакой своей профессии, "вынужденно" нигде не работает и не учится. От его горячей детской любви к книгам, рисункам (которые до сих пор меня восхищают, когда пересматриваю!), от всех творческих увлечений остался пшик. Единственное, что у него, к сожалению, получается хорошо, даже очень хорошо, даже на пять с плюсом - это пить. В многочисленных компаниях таких же (нет, всё-таки не хочу верить, что таких же!) не работающих, не поступивших и не состоявшихся...
  Отсутствие любимого дела - почти то же что отсутствие любимых людей. То же чувство безысходности и одиночества, но уже во внутреннем интернате. Мы не мы... пока нет чего-то больше и важнее нас. Только откуда же этому Большему взяться?
  Самая поразительная часть Великого Мифа - то, что кадетское воспитание будто бы приучает оторванного от семьи мальчика к "самостоятельной жизни". Вот как раз чему-чему, а самостоятельности там не учат и в помине - ровно наоборот! Закрытое заведение, в котором за тебя абсолютно всё решают, а собственное мнение вообще противопоказано, быстро отупляет и отбивает всякую инициативу. В реальной жизни (многие бывшие кадеты из мишкиных знакомых мне потом признавались) очень трудно становится принимать хоть какие-то самостоятельные решения.
  Так что Мишке оставалось только плыть по течению. Наконец - через столько-то лет! - он дождался тех самых бессрочных каникул, о которых мечтал ещё в детстве.
  - Это я на заслуженной пенсии, б... !!! После всей кадетской службы-дружбы! - шутил он, празднуя "свободу" со стаканом в руке. - А вы чё... типа не того хотели!? Ну, извиняюсь, если ваши хотелки к моей не подошли.
  Когда его уговаривали не пить, а заняться... ну, хоть чем-нибудь, он мрачно хмыкал:
  - Бли-и-ин! Сколько лет я вас всё просил и просил, всё об одном, только об одном - и всегда облом... А теперь вы меня попросите, попросите... может, чего допроситесь!
  - Утешайтесь! - сказал он в другой раз. - Я же продолжил вашу династию! От обломщиков обломщик вырос.
  - Ну кто же знал, что так оно всё выйдет? - сказала недавно мама (не при Мишке).
  - Да, мам! - не выдержала я. - Ну кто же знал, что дважды два четыре? Как это можно было предположить! Мы все та-ак надеялись, что будет пять... а пять не получилось. Мы та-ак надеялись, что будем сплавляться по Волге и выйдем без проблем в Мировой океан - а вышли почему-то в Каспийское море, которое с океаном вообще не связано! Нет, как мы могли предусмотреть в жизни таки-ие сложные вещи!!?
  Мама расплакалась. Мне пришлось изо всех сил её утешать и просить прощения.
  Но я сама не верила в то, чем её утешала...
  Брата я потеряла.
  А она - сына.
  Несмотря на разницу в возрасте, мы вдруг оказались равноправными, полноценными, стопроцентными сёстрами по несчастью.
  
  
   Эпилог
  
   - Как будто мир качнётся вправо,
   Качнувшись влево...
   И. Бродский
  
  Вот и сказочке конец...
  Я не была героиней. У меня совсем не было ни белого коня, ни катаны. Я никого не спасла и не освободила. Я не была Жанной. Мало того! Я не была Гердой: я не смогла спасти даже собственного брата... который придумал, что я героиня. У меня не было "викторий". Я не знала и до сих пор не знаю, с кем сражаться. С чем - теперь знаю, а с кем - нет. Я "сражаюсь" тем, что всё это вспоминаю. Другого способа у меня нет. Это ужасно слабый и, главное, запоздалый способ. Но ведь я только сейчас стала взрослой. Я не могла не опоздать. Как все дети! Кто же нас в детстве-то слушает?
  Вот сейчас меня слушает хотя бы Арсений Петрович. И... что ещё сказать? Даже когда проблема, вроде, и не решается, но о ней можно поговорить с хорошим человеком... кажется, что она уже наполовину решилась. Или это только кажется?
  - Я всё понимаю! Вечная история! - вздохнул Арсений Петрович. - Наша общая. И моя тоже. Человек из солнышка превратили в одну из бесчисленных лампочек... причём, даже не метро, а никому не нужного бомбоубежища. Да, нас всех с детства страшно любят сажать под замок. И мы сами страшно любим это делать.
  Но кто-то должен стать дверью,
  А кто-то - замком,
  А кто-то - ключом от замка.
  - Да вот не получилось у меня стать ключом от замка! - воскликнула я. - У родителей и дверью, и замком стать получилось. У всей нашей Системы получилось. А у меня - не получилось.
  - Если не получилось... то получится, - уверенно сказал Арсений Петрович.
  - Арсений Петрович! Если б вы - с вашим-то пониманием, - были нашим с Мишкой папой! Но почему, у нас столько самого "благонамеренного" и самого пошлого, непоправимого деспотизма... в мире, в стране, в школе... в семье!?
  - Знаешь, Надя... Чтобы не стать ненароком деспотом, надо на любой свой проект, какой бы ни был, смотреть с долей здоровой иронии, а на любого человека - как на образ Божий. А у нас, наоборот, на человека смотрят с долей НЕздоровой иронии, а на свои проекты - как на Бога. Да, система кадетских корпусов у нас действительно, гипертрофирована сверх всякой меры... Тоже по какому-то "божественному" проекту! Из неё у нас тоже сделали "бога". Даже в советское время, в условиях тотальной "холодной войны", на всю страну было несколько суворовских и, по-моему, три нахимовских - и этого вполне хватало! Причём, принимали в большинство из них не с четвёртого-пятого, а с девятого класса - так что собственно детей, за редкими исключениями, тогдашняя дикая милитаризация почти не затрагивала: хотя бы это среди всеобщей истерии было разумно! Если раньше суворовец - вполне способный пожить вдали от родителей молодой человек, то сейчас - зареванный пятиклашка. Возрастная планка всё снижается. Появились уже кадетские школы, принимающие с первого класса, представляешь! Да чего там вообще мелочиться: лучше уж тогда сразу принимать с грудного возраста. Нынешняя система по количеству военных школ превосходит, по-моему, все "предельно допустимые нормы" здравого смысла. Найдись какой-нибудь дозиметр, его бы просто зашкалило от этих бесчисленных кадетских школ, кадетских классов, казачьих школ, казачьих классов... "президентских", "губернаторских" и обычных... столичных, городских и чуть ли не деревенских. Они растут, как грибы.
  А знаешь, Надя, ведь за весь XVIII век в России было создано четыре кадетских корпуса. Четыре! А за весь XIX-й - ещё двадцать два. То есть к началу XX века всех их насчитывалось двадцать шесть: вдвое меньше, чем было тогда губерний в России. И это притом, что страна и по населению, и по территории была больше, чем сейчас... а войны вела чаще и масштабней - так что в хороших-то офицерах нуждалась уж никак не меньше! И тем не менее... - вот так: в среднем один корпус на две губернии!!! А сейчас?.. на любую самую маленькую область приходится их, как минимум, несколько.
  - Да, знаю, в нашей, например, их пятнадцать! - вставила я. - И ещё плюс два суворовских. И число всё растёт. Скоро одна область "перекроет по кадетам" всю Российскую империю.
  - Вот именно. И даже то, что профессиональными военными из кадетов становятся единицы, никого не смущает! Система работает почти вхолостую - но ведь работает! Перемалывает десятки тысяч ребят, а у многих дальнейшая судьба - ровно как у Мишки. Вот специально недавно смотрел статистику как раз по тем пятнадцати нашим, о которых ты говоришь. В двух из них число выпускников, поступивших в военные вузы -ноль! Представляешь! Ноль процентов за последние три года. Ещё в нескольких по шесть-семь процентов. В "лидерах" три-четыре корпуса, где продолжают военную карьеру хотя бы процентов тридцать. И всё! Гора родила мышь! Хотя... если рассматривать обычные кадетские школы и кадетские классы как безобидную игрушку, то ничего плохого в них нет... а от некоторых даже, наверное, есть какая-то польза. Самая жуть начинается когда к Ш прилепляется И: словно удлиняется фамилия - и простоватая Школа вдруг, как за Синюю Бороду, выскакивает замуж за элегантно-зловещих Интернат. Не знаю, за что уж они так любят друг друга: что это их так часто и страстно бросает во взаимные объятия... но для детей их брак - первая и главная трагедия жизни: Интернат почти всегда - самый скверный отчим из всех возможных. Кого больше всего боятся дети? Чужих. Чего больше всего боятся дети? Что будут принадлежать чужим. "Бабайка заберёт!" Интернат и есть коллективный "бабайка". "Мы чужие среди чужих" . А для ребёнка Свобода и Мама - синонимы. Значит, мы уже с детства знаем единственное точное определение Свободы. Но если детское "мама" когда-нибудь с возрастом перерастёт в "Отец Небесный"... значит, с этого момента человек понял ВСЁ - уже не в детстве, а в вечности. Но Интернат всегда будет делать своё любимое дело - разлучать. Интернаты спортивные, военные, творческие, религиозные (знаешь, есть и такие) держат на замке и воспитывают миллионы детей Отца. Всех возрастов. Точнее, это разные факультеты одного заведения, а Интернат - один на всех. Да и какая разница: взрослые - дети... - если все мы в разных классах одной школы. Только дети лучше помнят и маму, и Отца, а взрослые уже так привыкли к разлуке, что почти забыли. Стали "бывалыми". Как Мишка.
  Но всё может измениться. Всё! Твой братишка - хороший человек, он может очухаться даже и после семи лет... хотя, конечно, не сразу. Сразу от такого не отойдёшь! Надежда, не теряй надежду. И никогда не спеши никого "хоронить". Я-то уж по твоим первым словам подумал было, что брата и вовсе в живых нет. А оказывается, ты его "потеряла"... как мы все и всегда друг друга теряем. А потом находим. Знаешь, бывает, летаргических сон продолжается и дольше семи лет - а потом люди всё равно просыпаются и как-то входят в нормальную жизнь. Детство Мишке убили - но жизнь, она вообще штука страшно живучая: "Жизнь житействует".
  Борьба всегда идёт с переменным успехом: то мы побеждаем Интернат, то он нас... И так - всю жизнь. Но что же ты хочешь: было бы слишком неправдоподобно взять да победить его одним дуновением. "Йес минус три!.." - это работает, пожалуй, только в детстве!
  - Ну почему же? - наконец улыбнулась и я. - Йес минус три у нас и вышло: Мишка в жизни был как раз в трёх кадетских корпусах. В одном из них - вместе со мной.
  - Вот это-то как раз самое лучшее, что ты сделала, - серьёзно сказал Арсений Петрович. - Получилось тогда - получится и сейчас! Надя! Есть такое правило жизни: если ты "не победила", но не сдалась... значит, уже победила. Так всегда бывает! Брат недаром всегда видел в тебе воительницу. Освободительницу. От роботов. Вот и держи марку! Ты - тот редкий человек, который всё главное понял в детстве. Вы оба с братом поняли. Просто он сейчас уснул наяву, как Кай... надо его пойти и разбудить. Потому что он тоже всё знает. Может, он со временем станет тем новым Куприным, который напишет современных "Кадетов". И тогда вся жизнь будет прожита не зря, как это ни банально звучит. Россия сейчас страшно нуждается в такой книге. Просто страшно! Как в лекарстве. Да и в том "старом" Куприне, по правде говоря - тоже. Вовсе не "Гранатовый браслет" в школах надо изучать (да простит меня Александр Иванович, самое дурацкое его произведение! Глупейшая пропаганда суицида под соусом "великой любви"!), а именно "Кадетов". "На переломе" надо читать, "На переломе"! И "Поединок", конечно, тоже. Ну, а ты свой поединок ещё выиграешь. Есть одна тайна жизни. Почему-то её мало кто знает. Прошлое невозможно изменить, но можно... описать. Но как только ты начинаешь это делать, совершается чудо: оно именно от этого меняется. ПОКА ты его описываешь оно делается настоящим... а менять настоящее уже можно. Именно так. Раз ты описываешь ошибку, она уже... не совсем ошибка. В Боге мы все - Одно. Значит, тот, кто прочтёт, изменит: за себя и за нас. Хотя бы в нём оно изменится (ну, как в том мальчике, маме которого Мишка когда-то сказал... всё, что должен был сказать). Это точно такая же "магия", как в детской сказке: "Ой, и меня сосчитали!" Сосчитали или описали. Знаешь, только от этого мир и меняется. От нашей молитвы к Богу под названием Книга. Молитвы под названием Правда. Только так мы меняем разом и прошлое, и настоящее, и будущее. С этим чудом не остаётся ничего ПОТЕРЯНОГО. Только так "потерянный" человек может не потеряться. Уже "потерял" себя - а оказывается, нашёл. Видишь, карьера Мишки как писателя не только не закончилась в детстве, а пожалуй, только началась. Он должен всё, что видел, описать. Это и будет его реванш. Это и будет единственный настоящий поединок с "роботами". Поработившими людей. А "роботы" - они все до единого у нас в головах: других нет! "Как красота, так и уродство требуют от нас величия: мы не можем смотреть в лицо уродства, пока не дорастём до его уровня, пока не будем готовы посмотреть на него с дерзновением, с готовностью бороться не на жизнь, а на смерть, но не мириться с поражением и унижением" .
  Честно говоря, у меня вдруг брызнули слёзы, потому что я ПОНЯЛА. И по какому-то родству душ с братом, без слов, без аргументов, поняла, что и ОН ПОЙМЁТ. Это было - самое главное. Это и было... то самое "чудо", которое уже свершилось, пока Арсений Петрович о нём говорил. Мне даже стало страшно от этой Тайны. От того, что она есть... и оттого, что и я к ней прикоснулась. "Как будто жизнь качнётся вправо, качнувшись влево".
  Как поражение превратить в победу? Вопрос вопросов в нашем мире. Как жизнь качнуть вправо? Это под силу, наверное, только самому талантливому жизненному "полководцу". Арсению Петровичу, пожалуй - под силу. Нет, даже не ему, конечно, а Тому, кто над ним. Слава Ему за встречу с таким человеком! А ещё... слава, что Мишка, несмотря на все мои похоронные речи о нём, всё-таки жив... Жив! "Живому всё хорошо" . И ВСЁ, что ни казалось в жизни жутко, непоправимо, неостановимо бессмысленным, от одного этого чуда вмиг превращается в НЕ ЗРЯ.
  
  
  
  Сентябрь - декабрь 2020 г.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"