Такие крохотные городки как Семёнов очаровывают если не глубокой древностью, то, по крайней мере, заповедной стариной позапрошлого века.
Замечательно сохранившаяся деревянная и "полукаменная" застройка; два храма в прямой видимости уже с привокзальной площади - старообрядческий и "наш"; знаменитый музей хохломы... - всё это придает неформальной столице Нижегородского Заволжья незабываемый колорит. Я бы сказал: по красоте простой бытовой архитектуры Семёнов - это настоящий Городец без Волги. Без Волги, но с матрёшкой.
И до этого матрёшечного 25-тысячного городка всего час езды от Нижнего на электричке (последний пункт особенно важен, учитывая гигантские пробки на нижегородских автодорогах).
Семёнов - это окружение сплошных ветлужско-керженецких лесов. Это пение петухов в центре города и колодцы на улицах. Это оригинальные скворечники (один - в виде избушки на курьих ножках) и как-то сохранившиеся на некоторых домах старые-престарые почтовые ящики (например, с гербом, где два странных львиноподобных существа держат щит с крестом). И конечно - наличники, наличники, наличники...
Музей наличников под открытым небом!
Резные и пропильные, крашенные и некрашеные, с растительным и геометрическим узором. Бледно-голубые на зеленом фоне, бело-голубые ("морозный узор") на лаково-красном, белые на зелёном, зелёные с желто-кремовыми вкраплениями в два этажа на фоне простых бревен (пожалуй, самый красивый в городе "пряничный" домик - в углу центральной площади). А вот наиболее запоминающийся по фотографиям голубой дом с бесподобной белой резьбой находится в соседнем Городце - и является его символом. Обычно поисковые системы ошибочно выдают его снимки в серии "Семёнов".
К сожалению, не всё что вы найдёте в интернете по одноимённому запросу, действительно, находится в Семёнове... но и того, что есть, вполне хватит всем любителям старины.
Перед вами почти четырехвековой город с историей села. Или село с историей города. Кому как удобно назвать. За свою жизнь Семёнов успел побыть и "селишком" (так впервые и упомянут в 1644 г), и уездным городом (с 1779 г.). Часто можно встретить "исторические" утверждения, будто его основали старообрядцы... Но простите, какие старообрядцы в 1644 г. за 10 лет до реформы Никона и за 22 года до Собора, анафематствовавшего раскол?!
Заволжье, действительно, стало местом массового притока старообрядцев, уходивших в леса подальше от властей. Но люди из двух разных волн "колонизации" (до Никона и после Никона) соседствовали в одних и тех же селах. К тому же, постепенно старообрядчество деградировало, размывалось (как это великолепно показал лучший во всей русской литературе писатель народного быта Мельников - Печерский), лишалось умнейших людей - сначала единично, потом всё больше и больше возвращавшихся в каноническую Церковь. Даже в самом облике Семёнова это подчеркнуто близким соседством православного Всехсвятского храма 1863 г. и "древлеправославного" Никольского 1911-12 г.г. - ни тот, ни другой не пустовали ни до революции ни сейчас. То есть полностью старообрядческим, какие бы мифы об этом ни бытовали, регион не был никогда.
Прянично-красный Никольский храм с высокой шатровой колокольней производит большее впечатление снаружи, а простенький белый Всехсвятский - внутри.
Всехсвятский был кладбищенским: кирпичная ограда 1914 года, объединившая церковный двор и кладбище, выходит своей северной частью прямо на вокзальную площадь. Сразу видна тройная арка ворот с куполами, но без крестов. В советское время кладбище разорили и превратили в маленький парк. Сейчас в нём стоят лишь два памятника: жертвам политических репрессий и ликвидаторам Чернобыльской катастрофы. Сам храм чуть южнее. Он очень простой, без украшений, с одним большим куполом. И у него столь же простая, в виде отвесного столба, колокольня над западным входом. Считается, что он построен "в византийском стиле", но византийскую бесстолпную полусферу - "небо", - можно увидеть лишь внутри. Снаружи храм лишен каких-либо определённых стилевых признаков (тем сильнее контраст-восхищение, когда в него входишь!)
История церкви тесно связана с историей всего Семёнова. Деревянный храм на кладбище стоял давно, но к XIX веку он уже не вмещал всех молящихся (вот тебе и "старообрядческий город"!), так что протоиерей Иоанн Райковский ходатайствовал о постройке большого каменного. По решению городского главы Бочкарева были выделены средства, и в 1859-63 гг. возвели храм "вчерне". Отделка и обустройство двух пределов (св. Георгия и св. Александра Невского) заняла еще некоторое время - наконец в 1866 году всю трехпрестольную церковь освятили.
Она была закрыта и разорена в 1930-е года, использовалась как водокачка, возвращена в начале 90-х годов и с тех пор великолепно отреставрирована. На территории двора возвели даже отдельный маленький крестильный храм св. князя Владимира. Сейчас это единственный действующий приход РПЦ в Семёнове (не считая пригородных сел) - с воскресной школой и просветительским семейным клубом "Очаг".
В интерьере тебя встречает буквально взрыв красок, очень похожий на Палех (на самом деле - на Хохлому: выполняли росписи, конечно, местные мастера... но ведь и Палех, и Хохлома начинались с иконописания, о чём мы еще скажем). Росписи были "обновлены" в наше время по старинным калькам. Это настоящее Евангелие в красках. А также максимально вместимый на большом архитектурном "небе" Собор Всех Святых - соответственно посвящению храма.
Это тот пример, когда церковь несравненно красивее внутри, чем снаружи. Росписи преобразили ее: всяк входящий в небольшой подкупольный объем входит как бы и в этот безграничный нарисованный мир. Мир, где все чудесное - реально, а все нечудесное - невозможно. Обычно мне нравятся гораздо более древние фрески... но к Семёнову вообще не подходит слово "обычно".
Как историку мне в виде исключения дали благословение фотографировать в храме... И вот тут я очень хотел бы сказать в скобках, как важно вообще свободное право на фото, уже давно прижившиеся во многих церквах России (и отчего-то упорно отвергаемое в других!) Речь, разумеется, о съемке НЕ во время службы, а тогда, когда она никому не мешает. В относительном полумраке высокого храма многие сюжеты росписей (а главное, надписи при них) я только и сумел разглядеть с увеличением на фото. Одни большие, многометровые композиции были видны и узнаваемы сразу и в скрупулезном рассматривании не нуждались - чего не скажешь о более мелких, более высоких или "растворяющихся" против света. А ведь любые церковные росписи - это не просто фон, а продуманная богословская композиция, которую желательно знать и понимать. Причём, чем старше храм, тем эта композиция может быть сложнее, символичней, многообразней и глубже.
Итак, сюжеты всехсвятских росписей. На западной стене, конечно - Страшный Суд. Но вот связанные с ним композиции уже нуждаются в пояснении, так как из Апокалипсиса художники могли взять на выбор совершенно разные фрагменты. Обычно по правую руку от входа изображается либо сам рай, либо шествие в него праведных. Здесь же - построенная на замечательном контрасте ярко-розовых, как вспышка, ангелов и ярко-голубого, как небо, фона композиция "Снятие седьмой печати". Слева (где обычно изображается геенна огненная) - редкая "Победа Архангела Михаила над драконом": полуапокрифический сюжет. Вверху как апофеоз всего Апокалипсиса: "Агнец открывает Книгу".
Обе боковых стены посвящены важнейшим евангельским событиям, но и тут большое богатство в выборе сюжетов.
С южной стеной всё понятно: тут апофеоз всего - Рождество Христово, а ниже - "подготовительные" к нему сюжеты. Прямо под "Рождеством" - "Встреча Марии и Елизаветы" (так и написано на русском, а не церковнославянском). По бокам от "Встречи": "Гавриил предсказывает Захарии рождение Иоанна" и, конечно, рифмующийся по смыслу, но гораздо более важный сюжет Благовещения. В арочной дуге по верху всей стены большая надпись: "Кто хочет идти за Мной, отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за Мною".
Северная стена храмов обычно посвящается Страстям и Воскресению Христову, но здесь полное отличие от традиций: всё основное внимание перенесено на создание Христом Церкви. О чем и гласит евангельская надпись на дуге под всей стеной: "И создам Церковь Мою и врата ада не одолеют Её". Соответственно, самый высокий и самый большой сюжет прямо под дугой - не Пасха, как обычно бывает, а праздник Троицы Пятидесятницы: "Сошествие Святого Духа". Прямо под ним: "Напутствие Иисуса Христа двенадцати апостолам". Слева от него - "Крещение Иисуса Христа", справа, насколько можно разглядеть (но изображение чуть размыто), кажется, Несение Креста Иисусом.
Наконец, прямо над головой - Господь Вседержитель в малом куполе в центре, а вокруг по всему большому своду - целый "хоровод" святых, замыкаемый на востоке, прямо над иконостасом, еще одним изображением Господа, но уже на троне и с раскрытой Книгой со словами: "Аз Свет есть миру" (пожалуй, единственная в храме надпись на церковнославянском).
То, как мастерски все эти многообразные сюжеты размещены по сложной поверхности большого купольного интерьера - с учетом рельефа и расстояний, - позволяет говорить о настоящем совершенстве. Вот уж действительно - "ансамбль монументальной живописи".
Иконостасов в храме два и оба современные. Большой - из натурального, некрашеного дерева в главном престоле и маленький, но очень красивый в приделе Александра Невского - в правой части трапезной...
Маленький иконостас, далеко отстоящий от стены, очень необычен пирамидальным уменьшением ярусов - чем выше, тем уже. Словно это плоская проекция ступенчатой башни. Несмотря на очень малые размеры, здесь поместилось пять ярусов икон, выполненных полностью в древнерусском стиле, на фоне, которой в старину назывался "празеленью".
Слева от главного иконостаса невозможно не заметить большую икону явно местный святой, поскольку она изображена вместе с хорошо узнаваемым Всехсвятским храмом. Я спросил. Это оказалось новомученица Елисавета Самосская, расстреленная в 1937 г. Пока единственная прославленная святая города Семёнова.
Позже я нашел ее краткое житие. Мученичество старице довелось принять в 77 лет. Елизавета Николаевна родилась в 1860 г. в Нижнем в дворянской семье. Окончила Московский Мариинский институт благородных девиц, где впоследствии некоторое время преподавала. Позже вернулась в Нижний, стала давать частные уроки французского и немецкого языка. Вышла замуж за земского врача Евгения Ивановича Самосского и переехала в его дом в Семёнове. Супружеская чета много занималась благотворительностью, а Евгений Иванович, не прекращая врачебной практики, был назначен директором детского приюта.
В 1927 г. Елизавета Николаевна овдовела. После чего распродала и раздала почти все имущество, погрузилась в пост и молитву. Вскоре она стала председателем церковного совета (проще говоря, церковным старостой) Всехсвятского храма - и это в годы массовых гонений на веру!
В 1935 г. в Семёнов приехал Нижегородский митрополит Феофан (Туляков), которому власти не разрешили проживать в самом Нижнем. Будущая мученица стала фактически помощницей опального архиерея. В 1937 г. Митрополит Феофан был арестован и под пытками оговорил себя и других: подписал бредовые обвинения в создании "церковно-фашистской организации". Начались массовые аресты её "активистов". 2 ноября 1937 г. арестовали и престарелую Елизавету Николаевну. На 4-дневных допросах в Горьковской тюрьме она виновной себя так и не признала. 6 ноября её приговорили к расстрелу, а 14-го привели приговор в исполнение. Место захоронения мученицы неизвестно (как и в большинстве подобных случаев, когда массовый террор был поставлен на поток).
В родном Всехсвятском приходе очень почитают эту святую. Несколько лет назад местный иконописец Ольга Шашкова написала её икону - ту самую, которую я увидел.
Святая мученица Елисавета, моли Бога о нас! И упроси Христа простить наш народ и страну за всё то великое и непрощаемое, что мы натворили.
***
Буквально на соседней улице, через пару кварталов от Всехсвятского, стоит храм старообрядческий. Возвели его в ту эпоху, когда прекратились всякие гонения, а знаменитый Манифест 17 октября гарантировал полную религиозную свободу.
В 1911-12 гг. строительство прошло на средства местного старообрядческого мецената, купца II гильдии Афанасия Павловича Носова. Примечательно, что это было последнее дело его жизни, и умер он в год освящения храма в 80-летнем возрасте.
Никольский старообрядческий храм стал одним из самых узнаваемых символов Семёнова: он наиболее часто фигурирует на всех фото. Это довольно яркий пример неорусского стиля - с кокошниками под куполом и другими узорами из фигурного кирпича, с высоким, тонким шатром колокольни, который виден издалека и потому стал архитектурной доминантой старого города. Современная окраска храма - бордово-красная, а узоры - белые. Тем не менее, по площади он значительно уступает Всехсвятскому, а община его в наше время, видимо, довольно невелика. Всё-таки в XXI веке "Древлеправославная церковь" - это скорее, экзотика и своеобразная "машина времени", чем живая реальность, преображающая душу благодатью (впрочем, есть исключения, и я лично знаю семью очень искренних, открытых, светлых душой старообрядцев в Казани).
Внутри маленький храм поражает таинственным - я б даже сказал, каким-то насыщенным, - полумраком и множеством свечек в нем. Электричество не используется вообще: большое паникадило перед иконостасом мерцает не лампочками, а лампадками. В трапезной же маленькое, но еще более изысканное паникадило горит свечами, как медный вариант рождественской ёлки. Очень красиво!
* * *
Главная (всемирно известная) достопримечательность Семёнова - фабрика "Хохломская роспись" и музей при ней "Золотая Хохлома".
Если идти со стороны вокзала и храмов, то уже через несколько сот метров будет Центральная площадь (она же - Центральный сквер): великолепная "звезда" из восьми улиц спланирована так ещё более двух веков назад. Здесь надо под прямым углом свернуть влево, на ул. Свердлова, и идти до ул. Чкалова, на которой и расположен музей. Саму площадь украшает ДК с большими часами на фасаде, красиво обрамленными хохломской росписью.
Мало кто сейчас догадается, что ДК - перестроенный до неузнаваемости Вознесенский собор 1819-1822 гг., когда-то главный в городе: духовная и архитектурная доминанта, к которой и сходилсь все улицы. Когда-то даже Всехсвятская церковь считалась приписной к нему. Только полукруглый выступ на востоке указывает, что здесь раньше находился алтарь.
До музея я дошел довольно быстро.
Уверяю: кто не видел настоящей хохломы, а довольствовался одними сувенирами, имеет крайне искажённое о ней представление. Этот фантастический контраст я бы сравнил, например, с классической музыкой и "попсой": вроде, по формальному признаку и то, и другое музыка... но именно по формальному! Вкусив настоящего, "популярного" уже не хочется. Красоту музейной коллекции не знаю даже, с чем сравнить! Позже опишу отдельные шедевры, а пока, пожалуй, скажу пару слов про сам этот стиль.
Возникает, вроде бы, некая несообразность: "Семёнов - центр хохломы"? Действительно, центр гжели - Гжель, центр палеха - Палех. А тут - Семёнов и хохлома?
Небольшой экскурс: промысел существовал в здешних краях с XVII века и, действительно, изначально был связан с селом Хохлома Семёновской волости (правда, всего в него было вовлечено, как считается, до 80 сел). Изделия поступали на Макарьевскую ярмарку, стекаясь предварительно в Ковернино. Но с постройкой железной дороги и перевалочный пункт, и "столица" промысла окончательно и бесповоротно перешли в Семёнов. Именно здесь в 1916 г. мастер Георгий Петрович Матвеев (1875-1960) основал единственную Школу хохломской росписи, а в 1934 г. - музей. В XX веке хохлома из ручного ремесла превратилась в фабричное производство, так что семёновская фабрика "Хохломская роспись" заменила все те десятки сел, где на протяжении трех веков в прямом смысле резали баклуши.
В Семёнове же впервые начали делать и матрёшки.
Так что два особо узнаваемых символа России - два мема, как сейчас говорят, - связаны с Семёновым.
Если же погрузиться в самые глубины, то есть две версии происхождения хохломских росписей. Одна теория почти всё приписывает старообрядцам. Среди переселенцев в заволжские леса было немало иконописцев, работавших в технике "под золото", мастеров каллиграфии и растительного орнамента. Они бежали "от антихриста", но ведь что-то делать, чем-то зарабатывать было надо. Встретившись с местными мастерами токарного дела, они придумали расписывать "под золото" деревянные чашки, ложки, плошки и братины. То есть разработали как бы мирской вариант иконописного стиля.
Другая часть исследователей уверенно доказывает, что данный народный промысел в основе своей сложился еще ДО старообрядцев. В I половине XVII века в Семёнове и Лысково крестьяне уже изготовляли деревянные братины и ковши под "оловянное дело" - то есть с применением оловянного порошка, который и дает росписям "золотой" оттенок. Оловянный порошок был дорогой, но села работали на Троице-Сергиеву Лавру и получали его оттуда.
В "старообрядческой версии" известна даже красивая и жестокая легенда, объясняющая происхождение хохломы. Переселился в Заволжье "от антихриста" чудесный иконописец Андрей Лоскут. Писал он святые образа по старым канонам (не то, что "студные собаки никониане"!) и одновременно радовал людей красивой посудой, чтоб уж не впали совсем в уныние от скорого конца света. Но нашли его и здесь "антихристовы слуги". Чтоб не даться Зверю живым, покончил Андрей, как заведено у людей "истинной старой веры", самосожжением. Рассыпался весь золотыми искрами, точно, как те узоры, что творил... но успел передать мастерство ученикам и завещал продолжить дело. Вот оно и продолжается. И горит хохлома в память о его костре...
Легенды легендами, но лично мне куда более достоверной кажется вторая версия. О дораскольном происхождении промысла, рожденного "под крылом" Троице-Сергиевой лавры.
Что представляет собой хохломская роспись как стиль? Это красные и золотые растительные узоры по черному фону. В очень редких случаях черный цвет заменяется зеленым или голубым - либо зеленый добавляется вкраплениями в общую гамму, но чаще это всё-таки сочетание только трех цветов. Стиль полностью построен на цветовой триаде - предельно просто, предельно контрастно и предельно ярко! Парадокс в том, что при этом возникает иллюзия необыкновенной многоцветности. А красный и золотой оттенки буквально нейтрализуют черный, как огонь темноту. Поэтому настоящие шедевры хохломы (еще раз подчеркну - не дешевые сувениры!) полыхают как пожар. Как металл в горне. Как жар-птица, как Феникс...
Возникло устойчивое словосочетание "золотая хохлома". Не черная, а именно золотая. По смыслу это почти то же чудо, что мы видим на примерах церковных иконостасов: "превращение" дерева в золото...только в другом масштабе. Давняя мечта простых людей - жить в убогой избе и иметь "царскую" посуду. "Золотая посуда без применения золота" - такое самое лаконичное определение хохломы можно дать.
Но кроме бытового, есть и духовный смысл. Возможно, он едва осознавался самими творцами. Как и почти все народные промыслы, хохлома "волшебна" - она прорывает унылую (а иногда даже мерзкую и предельно жестокую) обыденность. Невиданные птицы и деревья... - чем тебе не "народный вариант рая"!? Многовековая фантазия, никогда не оставлявшая людей, больше похожа на сказку, чем на осмысленную евангельскую веру. Но... "сказка ложь, да в ней намёк". В этом смысле хохлома - вечный околоцерковный промысел. Полностью светский - но при этом всегда околоцерковный.
Если традиционные хохломские сюжеты - стилизованные листья и гроздочки ягод (в основном рябины и земляники), а также нацелившиеся на них мелкие птички, то в здешней коллекции узоры несравненно богаче и разнообразней. Возникало ощущение сокровищницы, сказочного дворца, а название одной из музейных зал "Царская комната" максимально соответствовало эффекту от всего увиденного.
Многие изделия здесь были огромными, испещренными полыхающим орнаментом. Мне уже, наверное, никогда не забыть ни золотисто-красного оленя в натуральную величину, встречающую всех еще в прихожей (Нижегородский герб!), ни братину в виде утки, но размером с лодку, ни расправившего крылья лебедя посреди одного из роскошных сервированных всё той же хохломой "царских" столов, ни переливающийся всеми красками макет Покровского собора в Москве...
Все столы, стулья и скамьи тоже покрыты богатейшим узором. Есть даже трон. Один стол полностью сервирован редчайшей зелёной хохломой (посуда кажется малахитово-золотой), другой - голубой, как бы самоцветной. По степени оригинальности больше всего запоминается гигантский глобус со всей океанической частью в виде футбольного мяча (очевидно, выполнен к чемпионату) и материками из хохломских узоров. Но самое сильное впечатление лично на меня произвело изысканное, витое, расписное Древо Жизни: больше человеческого роста, с множеством сидящих на нем птиц. Мне показалось, что это самый неземной, самый мистический уголок выставки.
Рядом с музеем "Золотая Хохлома", уже прямо на территории фабрики расположен музей "Дом Семёна ложкаря" (мифологического персонажа, именем которого, конечно, обыгрывается название города). Это чисто туристическая стилизация под крестьянскую усадьбу XVII века. Изба, калитка, колодец, хозяйственные постройки. Внутри - попытка воссоздания быта одного из первых мастеров хохломского промысла. Любителям подобных современных стилизаций музей может быть интересен.
Напоминания о хохломе встречаются в Семёнове на каждом шагу. Можно сказать, они определили весь облик новых микрорайонов города и ключевых уголков старого - площадей, скверов. Здесь даже водонапорная башня у вокзала встречает всех хохломскими узорами. В хохломском стиле оформлены фонтаны, автобусные остановки и даже... мусорные урны. На самом деле, смотрится очень эстетично! Немножко даже сказочно. Поскольку Семёнов считается ещё и родиной матрёшки, матрёшек на улицах и бульварах города - целая толпа. В основном они в человеческий рост или больше - как полноправные граждане. Есть обычные расписные, есть и в виде растительных скульптур. Справедливости ради надо сказать, что это - эстетика всего нового в Семёнове. Историческую застройку города очень грамотно оставили без искажений и вкраплений.
Я возвращался из музея, любовался рябиной - и через призму всего увиденного, даже рябина казалась похожей на хохлому. Стояла вторая половина жаркого, засушливого лета, и узор, как положено, был трехцветным, перетекающим. Тонкое зелёное оперение ближе к концам веток неуловимо желтело, а в центре желтизна взрывалась оранжеватой краснотой самих ягод. В этом городе роскошных фонтанов и колодцев, музеев мирового уровня и деревенских домиков начинаешь какими-то другими глазами смотреть даже на самые простые и привычные вещи.
***
Мне довелось возвращаться из Семёнова в день и час колоссального урагана, прокатившегося по всему Поволжью и ставшего даже своего рода историческим событием. Я ехал в электричке в Нижний. За стеклами лило такими сплошными потоками, что кто-то сказал: "Аквапарк!" Мы еще не знали, что ураган оборвет провода и электричка простоит примерно полчаса. Но ощущение чего-то большего, чем просто "рядовая" гроза, было у всех. Мне вспомнилось, как в прошлое путешествие в Нижний я ездил по канатной дороге в заволжский Бор. Тогда на обратной пути тоже разразилась гроза, ураган, и канатную дорогу, по соображениям безопасности, на несколько часов закрыли - возвращаться пришлось вкруговую на автобусе. Словно Волга - некая мистическая черта, и по одну ее сторону всегда одна погода, по другую - непременно другая: ситуация с незначительными вариациями повторяется уже который раз. А может, дремучее, языческое Заволжье - это "особая территория", которая согласна выпустить тебя на остальную Землю только с ураганом и аварией?
Правда, в этот раз всё кончилось очень быстро - ураган был сильный, но стремительный, как налёт. Выглянуло солнце, и мы увидели потрясающую картину. Вся здешняя земля - а это болота и болота на многие километры, - дымилась невероятно густыми парами после ливня. Каждая поляна - как чаша с киселём. Под ним вообще ничего не видать, но весь его слой - максимум два-три метра над землей, а выше - кристально чистый, словно дождем омытый воздух. Обычно такую картину можно увидеть поздно вечером или рано утром, а тут - самая середина длинного летнего дня! Дымка выглядела картинной - почти театральной в своей нереальности. Деревья плавали в молоке; призраки прошедшего ливня вставали над каждой поляной. Но совсем не грозные, а тихо провожающие тебя... Ах, Нижегородское Заволжье! Что за странный регион! Пожалуй, одному Мельникову-Печерскому удалось прикоснуться к его полной загадок, ни на что не похожей атмосфере.