Рощектаев Андрей Владимирович : другие произведения.

Женские монастыри Казанской епархии в Xvi - Xx веках

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   Женские монастыри Казанской епархии в XVI - XX веках
  
   Введение
  
   I. Древнейшие женские монастыри Казанской епархии
  
   Казанский Богородицкий
   Свияжский Иоанно-Предтеченский
   Спасский Симбирский (ныне относится к Ульяновской епархии)
   Древние монастыри, упразднённые в 1764 г.
  
   II. Женские монастыри, образованные в XIX - начале ХХ вв.
   (в нынешних границах Казанской епархии)
  
   Ильинский Мензелинский
   Казанский Богородицкий в Елабуге
   Тихвинский Цивильский
   Владимирский Чебоксарский
   Фёдоровский Казанский
  
  
   Введение
  
   Женское монашество...
   1917 год. Старая Россия уже рухнула, но статистика ещё отражала последние цифры, с которыми она вошла в новую эпоху. В Казанской епархии во всех мужских монастырях - 202 чел. братии(1), в женских - 1601 монахиня и послушница... Разница численности женского и мужского монашества кажется тем более поразительной, что число самих монастырей было равным: 14 женских и 14 мужских, считая Архиерейский дом.
   Была ли Казанская епархия в этом смысле уникальной? Нет. По всей России ещё в конце XIX в. женское монашество почти в 2,5 раза превзошло по численности мужское (27574 и 12712 чел. соответственно - на 1890 год), а в начале ХХ в. этот разрыв увеличился - до 4 раз.
   Вот наглядное выражение значения женского монашества в истории Русской Православной Церкви. Конечно, цифры - не главное, а духовную жизнь не измеришь вообще никакими земными показателями. Тем не менее, цифры дают картину повседневной, обыденной жизни сотен монастырей России. При примерно равном количестве мужских и женских монастырей, насельниц в последних, как правило, в несколько раз больше. Так, в крупнейшем по числу братии мужском монастыре Казанской епархии - Михаило-Архангельском Козьмодемьянском (ныне - территория Марий-Эл) в начале ХХ в. было чуть более 100 братьев, считая послушников, в крупнейшем женском, Казанском Богородицком - более 500 сестёр.
   Почему так сложилось? О духовных основах не будем гадать, тайна эта не наша - Божия... заметим только, что ведь и на богослужениях в любой церкви мы как правило видим примерно такое же соотношение молящихся: женщин - всегда в несколько раз больше.
   О причинах земных можно рассуждать много. Всякий, кто изучал историю дореволюционной России, сам их видит на поверхности. Крестьянство - основа населения страны и главный источник поступления в монашество, - было связано тотальной зависимостью: от государства, от помещика, от своей же общины. Для ухода в монастырь требовалось столько официальных разрешений, что лишь единицы могли их получить. Община не желала отпускать тяглового человека, так как все налоги и подати платились коллективно - и с уходом одного, его "тягло" перераспределялось на всех оставшихся. Государство зорко следило, не уклоняется ли кто от рекрутской повинности: уход в монастырь рассматривался бюрократией как способ уклонения. Наконец, сами родители не желали "терять" сына-наследника: на кого же оставить хозяйство!..
   Всех этих трудностей не стояло перед женщиной: и родители охотней благословляли на монашество дочь, чем сына, и рекрутский набор ей уж точно не грозил... Вот и возрождалось русское монашество в XIX - начале ХХ вв. - после тяжкого "разгрома" времён Петра I и Екатерины II, - всё больше за счёт женщин.
   На этом фоне становится понятно, почему столько древних мужских монастырей, запустевших от нехватки братии, преобразовывались в ту эпоху в женские и именно таким образом возрождались. В нашей епархии это были: Фёдоровский монастырь в Казани, Тихвинский в Цивильске, Владимирский (бывший Спасо-Геронтиев, формально упразднённый в 1764 г.) под Чебоксарами. В соседней Нижегородской епархии, совсем неподалёку от нас - знаменитый на всю Россию Макарьевский Желтоводский. Много таких примеров насчитывалось по всей России в XIX - начале ХХ вв.
   Символично, что и в наше время многие монастыри, бывшие до революции много веков мужскими, возрождаются как женские. Кто из паломников не знает таких великих всероссийских святынь, как Толгская обитель под Ярославлем и Боголюбская под Владимиром, кто из жителей нашего региона не слышал про древний Зилантов Успенский монастырь Казани или Мироносицкую пустынь близ Йошкар-Олы, когда-то тоже относившуюся к Казанской епархии (ныне это самый большой и почитаемый монастырь Марийской епархии). Все они, ранее мужские, возрождены после советского разорения как женские.
   Если же рассматривать древнюю историю женского монашества в нашем регионе, то она начинается со II половины XVI в. Казанский край в этом смысле имеет особенности. Епархия образована в 1555 г. на территории, присоединённой к Русскому государству. Это бывшее Казанское ханство (или "царство", как оно именовалось во всех русских летописях): его ядро составляли татары-мусульмане, а на периферии жили сотни тысяч язычников - чуваши, марийцы, удмурты, мордва. Со взятием Казани в 1552 г. война не кончилась и продолжалась ещё несколько лет. Даже в 1570-х - 80-х годах периодически вспыхивали военные столкновения. Поэтому первые русские монастыри в краю возникали лишь под прикрытием надёжных стен Казани, Свияжска и других крепостей и, разумеется, были пока только мужскими. С первых же лет они начали выполнять миссионерскую роль и стали малыми островками-оплотами Православия, а заодно - символом русской государственной власти в новоприсоединённом краю.
   Поэтому женское монашество в регионе появилось чуть позже мужского - когда ситуация уже в значительной мере стабилизировалась. Само возникновение женских обителей стало одним из главных знамений наступления мирного времени. В этом отчасти и заключался духовный смысл явления Казанской иконы Божией Матери 10-летней девочке Матроне в 1579 г. Божия Матерь благословила новую землю - и теперь уверенность в мирном будущем, с упованием на Бога, стала уже непреложной.
   В том же году на месте чудесного обретения был основан Богородицкий девичий монастырь, ставший впоследствии не только самым большим монастырём нашей епархии, но и одним из нескольких крупнейших женских в России.
   К концу XVI в. в Казанском крае было уже несколько молодых женских обителей.
   XVII век стал веком наибольшего расцвета казанского монашества - и мужского, и женского. Возникали повсеместно не только городские обители, но и пустыни. Казанская епархия была огромна, она включала всё Среднее и почти всё Нижнее Поволжье. На этой территории, превосходящей по размерам любую западноевропейскую страну, возникли десятки монастырей (к середине следующего, XVIII века всего их числилось 45 - больших и малых, самостоятельных и приписных к другим монастырям). Женских из них было 12.
   По отношению к той эпохе ещё можно говорить о явном преобладании мужского монашества.
   Тяжёлая для Церкви эпоха, начавшаяся с Петра I, отразилась на всей России - и на нашей епархии, разумеется, тоже. В XVIII в. почти перестали возникать новые монастыри, сократилась братия во многих старых. В 1764 г. правительство Екатерины II провело печально известную секуляризацию - конфискацию в пользу казны всех церковных земель с миллионом крестьянских душ, и упразднение более половины всех монастырей России "за бедностью и малочисленностью братии".
   В Казанской епархии из 45 обителей осталось лишь 18. В течение 1780-х - 1830-х годов территорию епархии не раз сокращали, выделяя новые епархии как самостоятельные. Поэтому к XIX веку в её новых границах осталось не 18, а 15 монастырей. Причём, женских из них уцелело всего два: Казанский Богородицкий и Свияжский Иоанно-Предтеченский. Женские монастыри, как более бедные, "сокращались" по реформе Екатерины II в первую очередь. Даже через полвека после секуляризации, когда положение начало частично выправляться, женского монашества по всей России числилось лишь 1698 человек (данные 1815 г.) вместо 6,5 тысяч до реформы.
   Есть о чём задуматься, когда сравниваешь некоторые цифры. К моменту революции, как мы уже знаем, в одной только Казанской епархии в женских монастырях оказалось почти столько же сестёр, сколько век назад во всей России!
   Какова была Казанская епархия к XIX веку? Пределы её в тот период не совпадали ни с древними (почти всё Поволжье), ни с современными (только Татарстан).
   В 1832 г. была образована отдельная Симбирская епархия, и границы Казанской епархии с этого года окончательно совпали с границами губернии. Губерния же включала всю западную половину современного Татарстана - до реки Вятки на востоке, - а также основную часть нынешних Марийской и Чувашской республик. 7 из 12 уездов, заглядывая вперёд, можно назвать "татарстанскими" (Казанский, Свияжский, Тетюшский, Спасский, Лаишевский, Чистопольский, Мамадышский), 3 - "чувашскими" (Чебоксарский, Цивильский, Ядринский) и 2 - "марийскими" (Царёвококшайский и Козьмодемьянский).
   Такое несовпадение современных границ с дореволюционными расширяет наше исследование. В книгу включены Елабужский и Мензелинский женские монастыри, которые ранее не входили в Казанскую епархию, а относились, соответственно, к Вятской и Уфимской.
   В современной Казанской епархии - пока лишь 2 действующих женских монастыря: Казанский Богородицкий в Елабуге и Свято-Успенский Зилантов в Казани. История последнего не отражена в данном исследовании, так как ему посвящена отдельная монография: http://samlib.ru/r/roshektaew_a_w/zilant.shtml
  
   (1). Данные о послушникам приведены в отчётах не по всем мужским монастырям. С учётом послушников, опираясь на данные предыдущих лет, можно сделать вывод, что было приблизительно 500 братьев во всех мужских монастырях.
  
  
   I. Древнейшие женские монастыри Казанской епархии
  
  

Казанский Богородицкий монастырь

   1. Казанская чудотворная икона Божией Матери
  
   8 (21) июля 1579 года состоялось одно из величайших событий не только в жизни Казани, но и во всей истории Русской Православной Церкви. Была обретена чудотворная икона Божией Матери Одигитрии, получившая чуть позже имя в честь нашего города, из земли которого его извлекла 10-летняя девочка Матрона. Отныне со словом "Казань" у простого человека возникала ассоциация, которая очень удивила бы все предыдущие поколения русских: до 1552 года это слово вызывало неизменный страх, как обозначение источника постоянных набегов, место томления в рабстве десятков тысяч "полонянников". После 1579 года - это святое место Руси, где сама Матерь Божия вдруг явила величайшую милость.
   Казанская икона... Кто же не знал ее в России? Люди могли жить в глухой деревне, оставаться неграмотными, никогда не быть в Казани и даже не представлять, где она находится, но Пресвятую Владычицу "Казанскую" знали все и ежедневно перед ней молились. Много ли нашлось бы таких изб по всей огромной стране, где в "красном углу" не стояла бы Казанская икона? Много ли было таких малых городков, не говоря уж о больших городах, где не соорудили бы в честь нее хотя бы один храм. А всего таких храмов в России были сотни. И не только в России.
   Казанской иконе Божией Матери оказался посвящен крупнейший русский монастырь на Святой Земле - женская Горненская обитель в Иерусалиме, на месте встречи Приснодевы Марии с праведной Елизаветой. Есть храмы во имя "Богородицы Казанской" и на Афоне - собор в большом скиту Кромица и отдельная Казанская обитель ("келья", по святогорской терминологии) при Ставроникитском монастыре.
   Один из почитаемых списков Казанской иконы хранится в Дамаске (Сирия), а так называемый Римский или Ватиканский список признала в ХХ веке своей величайшей святыней Католическая церковь. Именно этот образ из Ватикана был передан в 2004 году представителями Папы Римского предстоятелю Русской Православной Церкви Патриарху Алексию II, а 21 июля 2005 года - на празднование 450-летия Казанской епархии, - список привезен Святейшим Патриархом в Казань. Состоялся многотысячный крестный ход, величайший в современной истории нашей епархии, к месту обретения чудотворного образа - туда, где ныне вновь возрождается святая Богородицкая обитель, некогда одна из крупнейших женских в России.
   О том, что произошло здесь более 4 веков назад, подробно повествует очевидец, святой патриарх Гермоген, в то время еще бывший простым казанским приходским священником Ермолаем:
   "Итак, Богородичная икона явила себя таковым образом: Владычица не открыла образа Своего ни святителю города, ни властному начальнику, ни вельможе, ни богатому и не мудрому старцу, но явило свое честное сокровище и неисчерпаемый источник всем приходящим с верою - чудный свой образ - юной дочери простого, искусного в военной стрельбе воина, имеющей десять лет от роду, по имени - Матроне; сей-то девице и явилась оная чудная и пресветлая Богородичная икона. После пожара, в то же лето и в том же месяце, вот начала являться оной девице, имя которой мы уже раньше назвали, пресветлая икона Божией Матери и велела ей пойти в город и рассказать о Богородичной иконе, которую видела, архиепископу и воеводам, чтобы они пошли и вынули из недр земли образ Пречистой Богородицы, причем указала и место, где могут обрести честное сокровище необычайного бисера - чудную икону Богородицыну. Девица же, по юности и недомыслию, побоялась поведать о видении и рассказала только матери своей, та же не обратила внимания на ее слова. После же, опять в видении, и не один раз, являлась ей (девице) пресвятая и чудная оная икона и велела ей непременно рассказать о сем видении (властям), девица же не один, а много раз говорила матери своей о явлении той чудной Божественной иконы и просила ее без колебания поведать об этом видении (и властям). В один же день случилось девице оной, имя которой мы уже выше написали, спать в полдень, и внезапно девица очутилась посреди своего двора, в котором она жила, и тотчас явилась ей чудная и пресветлая Богородицына икона в страшном - огненном виде, испуская пресветлые и очень страшные огненные лучи, так что думалось ей, что от пресветлых тех сияющих от иконы лучей она сама будет сожжена, и голос страшный был к девице от образа, говорящий: "Если не поведаешь слов Моих и не пойдешь вынуть образ Мой из недр земли, то Я явлюсь в другой улице и в ином городе, ты же сделаешься больной до тех пор, пока не кончишь зле жизни своей". Девица же от этого страшного видения зело ужаснулась, пала на землю, была как мертвая и лежала на земле много часов, и (как только очнулась) возопила сильным голосом к матери своей, чтобы она, шедши, поведала Архиепископу и правителям того города о чудной и пресветлой иконе Преблагословенной Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии, и передала (девица) ей все слова, слышанные ею от пресветлой иконы, указавши ей и место (нахождения иконы). Мать же девицы поспешно пошла в город к воеводам, привела к ним и девицу и велела ей самой рассказать все, что с нею содеялось; девица же поведала им все глаголы, слышанные от пречудной и великолепной Богородичной иконы, указывая и место (нахождения иконы); они же, одержимые неверием ко пречестной иконе Пречистой, о которой поведала им девица, не обратила на это никакого внимания. Тогда мать, прослезившись и взяв дочь, пошла к Архиепископу и поведала ему те же прежде сказанные слова, указывая и место (нахождения иконы), указанное ей (девице), дабы повелел вынуть (из земли) святую Богородичную икону; архиепископ же не внял речам ее и отослал ее без дела. Был же приход их (к воеводам и архиепископу) в 7-ой час дня, а обретение чудного пресветлого образа Богородицына - в двенадцатом часу дня, после пожара в тот же год, месяца июля в восьмой день, на память святого великомученика Прокопия. Было же дело так: пошла та жена к своему дому, рассказывая всем людям о чудной иконе, какое видение видела дочь ее, люди же, дивясь словам ее, отходили не внимая (как должно) речам их; она же, взявши заступ и пришедши к показанному месту, начала долго копать и не обретала искомого; спустя немного времени начали и другие копать и вскопали уже все место то, но ничего не нашли, вышеупомянутая же девица оная начала копать на другом месте, где прежде была печь, также (копали) с ней и прочие. И когда выкопали немного более двух локтей, о чудо! Явилась чудотворная икона Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии, честного ее Одигитрия, вместе с предвечным Младенцем Господом и Богом Иисусом Христом; на чудной же иконе той был ветхий рукав одежды из вишневого сукна: самый же чудотворный образ чудно сиял светлостью, как будто вновь был написан красками, тогда как земной прах нисколько не коснулся того чудного образа, как сами мы видели. Девица же, взявши образ Пречистой со страхом и трепетом и радостью, поставила его на том же месте. Люди же, бывшие тут, возопили, проповедая неумолкаемо о явлении той Божественной иконы, и вскоре стеклось бесчисленное множество благочестивых из народа, вопиюще со слезами; "Владычица, спаси нас!" И послали весть к архиепископу и к правителям города, что обрели святой образ Богородицы; архиепископ же вскоре приказал звонить в колокол и пошел с крестами и со всем освященным собором, с воеводами и со множеством народа, на то место, где обрели чудную икону Пречистой, и видел образ Пречистой, как бы новый дар, пречудно светящийся, и очень дивился и недоумевал, что такого начертания образ никогда и нигде не видал прежде; одержимый же радостию и страхом за свое неверие, с плачем молился и просил милости и прощения за свой грех. Также и воеводы с плачем просили милостивого (прощения) за то нерадение и неверие, которым согрешили пред чудотворным образом Пречистой. И весь народ городской стекался на то дивное божественное чудо".
   В том же 1579 году, указом царя Иоанна IV, на месте явления чудотворной иконы был основан Богородицкий женский монастырь, впоследствии ставший главным объектом всероссийского паломничества в наш город - особенно в начале ХVIII - начале ХХ вв. Девица Матрона, обретшая икону, приняла в нем постриг с наречением имени Мавра. В 1595 году было установлено местное празднование в день обретения Казанского образа Божией Матери - 8 июля по ст. ст. (с 1649 года оно стало всероссийским).
   Второй праздник в честь Казанской иконы (22 октября /4 ноября) установлен Церковью в воспоминание событий грозного 1612 года, когда в Смутное время решалась судьба России. Уже заточенный поляками в темнице священномученик патриарх Гермоген (свидетель обретения иконы в 1579 году) сумел передать последнее письмо нижегородцам: "Пишите в Казань к митрополиту Ефрему. Пусть пошлет в полки к боярам и к казанскому войску учительную грамоту, чтобы они стояли крепко за веру..."
   Святитель Казанский Ефрем († 1613 г. мощи его ныне в Петропавловском соборе Казани) оказался первым по старшинству архиереем Русской Православной Церкви после заточения, а затем и мученической кончины св. Гермогена. Он послал к войску не только грамоту, как завещал из темницы патриарх мученик, но и Казанскую икону - как благословение "всему миру" в освободительный поход на Москву. Поход состоялся в 1612 году.
   В истории столицы еще никогда не было периода столь долгого пребывания ее во вражеских руках. Уже два года Кремль, со всеми его святынями, занимали поляки. Остального города просто не существовало. Он весь сгорел в пожаре 1611 года. Первому Ополчению тогда, после упорных боев, так и не удалось освободить столицу. Поляки укрылись в Кремле и Китай-городе и сожгли все вокруг. Ополченцам достались лишь развалины и полностью разоренные окрестности. Гораздо страшнее то, что развалилось тогда из-за внутренних противоречий само Первое Ополчение. Раздрай в тогдашнем российском обществе полностью, как в зеркале, отразился во всей его структуре. Разделенная и разоренная Москва тоже, в свою очередь, представляла собой как бы портрет России в миниатюре: часть принадлежит оккупантам, часть... вообще никому не принадлежит, кроме банд мародеров.
   Второе Ополчение было благословлено Матерью Божией - через Ее чудотворную Казанскую икону. Может быть поэтому дела его пошли совсем по иному?... Впрочем, опасность повторить судьбу Первого Ополчения оставалась. Именно поэтому капитуляции польского гарнизона Кремля ждали с таким волнением. Что произойдет раньше - поляки сдадутся от голода или... Это тревожное "или" было тогда главной проблемой спасения России. И чем больше росла тревога, тем больше оставалось уповать на небесные, а не на земные силы. Опыт предыдущих лет Смутного времени показывал, что одних только военных побед какого бы то ни было талантливого полководца (например, Скопина-Шуйского в 1609-10 гг.) совершенно недостаточно для спасения. Нужно единство страны, а для единства был только один цемент - вера. И настоящим олицетворением этой веры - знамением грядущего воскрешения страны "из мертвых", - стала именно Казанская икона.
   Первые успехи в боях в Москве в августе 1612 года - отражение атак пана Ходкевича, так и не сумевшего прорваться с подкреплением к своему гарнизону, - еще не означали победы. Блокада Кремля ополченцами растянулась на два месяца, до октября. В случае дальнейшего затягивания осады и неизбежной из-за этого деморализации, Второе Ополчение могло просто распасться и разбрестись, точно как и первое.
   В условиях этого опасного соревнования со временем, исход которого никто не мог предсказать, и был проведен общий молебен перед Казанской иконой - под самыми стенами осажденного Китай-города. Три дня все войско постилось и молилось. В это время, греческий епископ Арсений, находившийся в Кремле в плену у поляков (как и скончавшийся чуть раньше свт. Патриарх Гермоген) сподобился видения: "Среди полночной тишины вдруг келья его наполнилась светом, и он увидел перед собой святого Сергия Радонежского. "Арсений", - сказал преподобный Сергий, - "ваши и наши молитвы услышаны; предстательством Богоматери суд Божий об отечестве преложен на милость: завтра Москва будет в руках осаждающих и Россия будет спасена". Это "Завтра" случилось 22 октября 1612 года (по ст. стилю). Казаки, после выноса иконы перед войском, стремительной атакой взяли Китай-город. Через 4 дня сдался победителям и Кремль...
   В конце 2004 года, решением Государственной Думы, 4 ноября (22 октября) объявлено государственным праздником России. Восстановлена историческая традиция - ибо всероссийским торжеством был этот день и до 1917 года. "9 мая дореволюционной России" иногда называют его в наше время, пытаясь найти подходящую аналогию тому великому событию 400-летней давности.
   Таким образом, Казанская икона - особая в истории России, даже по сравнению с другими величайшими святынями: Владимирской, Смоленской, Донской, Иверской... Те не раз спасали страну, и особенно Москву, от набегов ордынских, крымских и казанских ханов - в честь этих событий также установлены соответствующие церковные праздники. Но ни при одном из этих набегов не стояло под угрозой само историческое существование России - как государства, как цивилизации... То, что мы празднуем в день Казанской иконы - это разрешение исторического вопроса: быть или не быть России.
   Через 20 лет, в 1632 году, на месте, где перед станом была выставлена святая икона, на средства князя Пожарского, был построен Казанский собор. Он на века стал местом пребывания Московского чудотворного списка Казанской иконы - одного из трех самых почитаемых, наряду с Казанским первоявленным образом и более поздним Петербургским списком. Интересно, что Красная площадь - сердце не только Москвы, а всей России, с двух сторон оказалась окаймлена соборами, тесно связанными с историей Казани. Ведь Покровский собор был построен в честь победы Ивана Грозного в 1552 году. А ровно через 60 лет чудотворный образ из Казани, вместе с отрядом ополченцев, отправился в обратном направлении - на взятие Москвы...
   Еще многие важнейшие события русской истории связаны с Казанской иконой. Прибытием ее списка было освящено основание Санкт-Петербурга. И 300 лет северная столица живет под Ее благодатной сенью. "Казанская икона будет покровом города и народа твоего, - предсказал свт. Митрофан Воронежский Петру I. - До тех пор, пока она будет в столице, и перед ней будут молиться православные, в город не ступит вражеская нога". И действительно - город на Неве никогда не был взят врагами. Петербургский список Казанской иконы, или как его еще называют - Северная Казанская икона, и поныне находится в нем. Большинство петербуржцев свято верят, что это и есть подлинник 1579 года... так же, как свято верили москвичи, что, наоборот, подлинник у них и только у них (до 1918 г., когда Казанский собор на Красной площади был разграблен и икона исчезла). В действительности, Петербургский список в 2 с лишним раза превосходит размерами первоявленную Казанскую икону ХVI века (13,5 на 12 вершков против 6 на 5 у подлинника) - и выполнен он был в конце ХVII века, по заказу Прасковьи Федоровны - вдовы скончавшегося в молодости царя Иоанна Алексеевича, брата Петра I. Но... чудеса всегда даются по вере, и от Петербургского списка истекало и истекает огромное количество чудес и исцелений. А построенный в начале ХIХ века Казанский собор на Невском проспекте стал не только одной из "визитных карточек" Петербурга, но и одним из нескольких величайших храмов России - и по размерам, и по духовно-историческому значению.
   Другие вехи русской истории также тесно связаны с Казанской иконой. Вспоминали о ней и в грозном 1812 году, и в 1941-45-м... Все это не раз описано в огромном количестве самых разнообразных публикаций. В то же время, следует предостеречь от некоторого ажиотажа последнего времени - от духа "сенсационности", вряд ли подобающего такой святой теме. К сожалению, немало в современном Татарстане, да и в целом по России, озвучивается слухов - весьма малодостоверных - связанных с историей чудотворной иконы. Так, например, что бы ни утверждали сейчас, в действительности, в "день Бородина" при ставке Кутузова находился Смоленский, а не Казанский чудотворный образ. Легендой, не подтвержденной источниками, остается и то, что Кутузов лично вынес "завернутую в шинель" Казанскую икону из оставляемой Москвы. В действительности, икона была эвакуирована заранее. Ещё больше вопросов - в связи с Великой Отечественной войной.
   Во многих публикациях приводится послание митрополита Гор Ливанских Илии Сталину (1941 г.): "Успеха в войне не будет, доколе не отворят все храмы, монастыри и не выпустят из тюрем священство для богослужений... Пусть вынесут чудотворную икону Казанскую в Ленинграде и обнесут вокруг города, а также под Москвой, Сталинградом..." Есть утверждения, что такие крестные ходы вокруг названных городов были проведены... однако ни в дневниках будущего патриарха Алексия (Симанского), пережившего ленинградскую блокаду, ни в других серьёзных источниках свидетельств об этом нет. Вопрос остаётся открытым.
   Эти и другие как бы "мелочи" вкупе создают мифологизированную картинку - в центре которой, к сожалению, не столько Господь и Его Пречистая Матерь, сколько сама "реликвия", очень нужная властям республики для создания "международного паломнического центра". Но если не задаваться политическими задачами, то легко можно отделить зерна от плевел...
   Все эти исторические примеры - выражение в экстренные моменты той веры, которая составляет суть многовековой мирной жизни миллионов людей. Перед святыней молились в годины бедствий, но кроме этих вспышек было и ровное пламя, которое не угасало никогда... и это ничуть не менее, а пожалуй, даже более важно.
   Начиная с ХVI века, множество списков Казанской иконы разошлось по всем уголкам России. Десятки из них прославились многочисленными чудесами. Энциклопедия "Христианство" (1993-95 гг.) называет 42 чудотворных списка - и это лишь наиболее почитаемые их всех. Римская икона и некоторые другие, прославившиеся в наше время, не входят в этот каталог, составленный уже довольно давно.
   Самые древние чудотворные списки: Ярославский (1588 г., чуть подробнее см. в главе "Тетюши" нашего путеводителя) и Табынский (1597 г., Южный Урал). Как и первообраз, обретенный в Казани, они были явленными - то есть найденными чудесным образом по Божьему указанию.
   Из имеющих особое значение икон-хранителей великих городов следует отметить обычно редко вспоминаемую в литературе Казанскую икону хранительницу Киева: тот ее список, что с ХVII века висел над главными, Золотыми вратами этой "матери городов русских". Список так и вошел в историю под названием Златовратского. Другой прославленный образ дал название одному из пещерных храмов Киево-Печерской лавры. Так Казанская икона оказалась покровительницей не только Москвы и Петербурга, но и первой столицы Руси - богоспасаемого града Киева.
   Тысячи иноков и инокинь по всей России подвизались под покровом Царицы Небесной - чудотворной Ее иконы Казанской. Именно этой иконе было посвящено в нашей стране больше монастырей, чем любой другой. 26 Казанских Богородицких обителей существовало в Российской империи в начале ХХ века. Для сравнения: на тот момент было 14 обителей Знаменских, 9 Владимирских, 7 Тихвинских, 5 Смоленских - в честь других величайших чудотворных икон Русской Православной Церкви.
   Количество же храмов в честь Казанской иконы и вовсе не поддается исчислению. В одной только Москве сохранилось до нашего времени 10 (!) Казанских церквей - только приходских, не считая еще монастырских. Кроме того, 5 Казанских храмов Москвы были разрушены советской властью. В числе их - хорошо памятный ценителями русской классической литературы храм на Большой Якиманке, "у Калужских ворот": он неразрывно связан с детством Ивана Шмелева и много раз с любовью описан в разных главах его "Лета Господня", пожалуй, самого значительного православного художественного произведения ХХ века. Описан - как ни один другой храм в истории русской литературы. Под сенью Казанской иконы прошло все детство писателя: "Теперь, ложась спать, я молюсь Богородице Казанской, темная у нас икона в детской. Молюсь и щурюсь... Вижу лучики - лучики лампадки, будто это на небе звездочки, и там, высоко, за звездами - сверкающим омофор-Покров. И мне ничего не страшно..." (И. Шмелев. "Лето Господне").
  
   2. Архитектурный ансамбль монастыря. История строительства и хозяйства
  
   Как ни знаменит был монастырь благодаря чудотворной иконе уже в ХVI-ХVIII веках, но все же почти весь его архитектурный ансамбль, в виде, дошедшем до революции, был возведен в течение ХIХ века. До этого времени тут стоял лишь каменный собор конца ХVI века, а также колокольня и Софийская подвратная церковь (обе - ХVII века). Большинство других сооружений оставались деревянными.
   К настоящему времени от упомянутых наиболее старинных построек уцелела лишь Софийская церковь. Колокольня была безжалостно снесена в советское время; главный собор конца ХVI века заменен новым в 1798 - 1808 гг., а в 1930-е годы также разрушен.
   Прежде чем мы приступим к описанию великолепного ансамбля в стиле классицизма, возникшего в ХIХ веке, стоит сказать пару слов про древнюю Софийскую церковь. Она первая из всего разоренного ансамбля была возрождена и освящена - еще в 1994 году. Эта самая маленькая действующая церковь не только Богородицкого монастыря, но и всей Казани. Второй ее этаж (собственно храм) - это, по сути, одна комнатка, несколько метров длины и ширины. На месте первого этажа когда-то была арка ворот, а сейчас обустроена келья. Снаружи Софийская церковь более всего интересна своими наличниками окон. Выложенные из тесаного кирпича, они лучше всего сохранили изначальный облик ХVII века. И это - несмотря на капитальное "обновление" храма в 1825-26 гг. на средства "господ Пушкиных". Сейчас церковь напоминает издали лампадку с маленьким позолоченным куполом.
   Невозможно без горького сожаления думать о потере великолепной 6-ярусной колокольни того же ХVII века! Ее обновление тоже относилось к ХIХ столетию (1853 г.), но даже и после него она, почти не изменившись в своих основных чертах, продолжала оставаться шедевром древнерусского зодчества. Большинство колоколен Руси того времени - традиционной шатровой формы. Но она, предвосхищая позднейшие архитектурные формы, уже была ступенчатой: из уменьшающихся "восьмериков", поставленных друг на друга (как и звонница кафедрального Благовещенского собора, также несохранившаяся). В высоту звонница достигала 26 саженей - более 55 метров. С ХVII по ХIХ век она оставалась самой высокой колокольней Казани. И благовест ее был самым мощным в городе. 17 колоколов составляли её "ансамбль звона". Самый большой из них весил 737 пудов (почти 12 тонн), а высота его составляла 4 аршина - почти 3 м. Его отлили в 1849 г. на средства купца Михаила Усова и купчихи Мавры Пискуновой. Второй по величине колокол был старше: его перелили в 1816 г. на средства купца Ильи Астраханцева из более древнего, разбившегося при пожаре 1815 года. Вес его после переливки составил 290 пудов 4 фунта (более 4,6 т). Эти главные колокола назывались, соответственно - Большой Праздничный и Воскресный. На щедрые купеческие пожертвования были отлиты и прочие колокола, ибо во все времена благочестивые люди Казани и гости города старались благоукрашать "дом Пресвятой Богородицы" - первоклассную(1) обитель России.
   Все остальное в Казанском Богородицком монастыре относится к 1800-1880-м годам постройки.
   Ансамбль Казанского монастыря, в том виде, как он сложился в ХIХ веке, мог поспорить с лучшими петербургскими образцами - даже с Александро-Невской лаврой. Его сходство с петербургской архитектурой классицизма вполне заметно, а если учесть, что автором проекта главного собора был один из основоположников классицизма в русской архитектуре И.А. Старов, построивший ранее огромный Троицкий собор Александро-Невского монастыря, то можно сказать, что столичная Лавра и наша знаменитая обитель - как бы архитектурные "брат" и "сестра".
   К сожалению, искусствоведы практически игнорировали изучение этого интереснейшего и по всем параметрам "столичного" ансамбля - одного из лучших памятников классицизма в Поволжье, на 30 лет более старого, чем знаменитый комплекс Казанского университета. Да и сам ансамбль в цельном виде не сохранился: постройка в советское время жилых домов и табачной фабрики буквально "утопила" останки великого монастыря в трущобах. Искусствоведы лишь упоминали и упоминают его сохранившиеся и несохранившиеся памятники, но так и не дали им достойной оценки.
   Итак, началась волна строительства ХIХ века с проекта великого И.А. Старова, составленного еще в 1791 году, а воплощенного в 1798 - 1808 гг. В соответствии с ним, за 10 лет был возведен самый большой в городе 5-купольный храм (23 на 20 саженей площади и 20 саженей 2 аршина высоты - это примерно 49 на 43 м в плане и более 44 м высоты). Собор имел три фронтона по 6 мощных ионических столпов под каждым. Лес из 18 колонн окружил его со всех сторон, кроме алтаря. Ближайший аналог этого, к сожалению, не сохранившегося величественного храма - Воскресенский собор Арзамаса (1814 - 1842 гг.), построенный по проекту казанского архитектора М. П. Коринфского, правда, с ещё большим количеством колонн (по 12 на фронтоне).
   Казанский храм встал в самом центре монастырского ансамбля, и все более поздние сооружения как бы "обволакивали" его, постепенно образуя единый комплекс. Интерьер этого собора, освященного в честь Казанской иконы Божией Матери, также поражал величавостью и великолепием: например, облачение алтарного престола было отлито из более чем 2 пудов серебра; почитаемая икона Спаса Нерукотворного (справа от Царских врат) имела серебряную ризу более 1 пуда - с 17 алмазами, 34 аметистами и 32 топазами, а уж на главной святыне монастыря и всего нашего края - Казанской иконе Богоматери, - одна только корона, пожертвованная Екатериной II, насчитывала более 500 бриллиантов и алмазов и более 1100 жемчужин.
   Неудивительно, что только сооружение собора (даже не считая его благоукрашения и стоимости риз тех чудотворных икон, что он хранил) стоило 57142 рубля (в ценах начала ХIХ века). По суммам, затраченным Казанским Богородицким монастырем на строительство, можно изучать его историю ХIХ - нач. ХХ вв. Своеобразная летопись его строительства так красноречиво свидетельствует о ярком расцвете ХIХ века, что если бы представить невозможное - что не сохранилось бы никаких других данных - сами масштабы возведенного в те годы дали бы историку неопровержимое свидетельство об абсолютном "золотом веке" обители. Масштабы сравнимы, опять-таки, только с Александро-Невской лаврой Петербурга. Там "старовский" собор равнялся казанскому по ширине (20 саженей), по высоте(22 сажени) и только по длине превосходил его примерно в 1,5 раза (35 саженей). А "Великая Успенская церковь" еще более знаменитой Киево-Печерской лавры и вовсе чуть уступала нашему монастырскому храму по площади (45 на 43 м).
   Едва успели достроить главный собор, как к северу от него на выделенные из царской казны еще 50 000 рублей начали возведение теплого Никольского собора (1810-16 гг.) - тоже огромного, с 4 приделами. Именно возведение этих двух храмов открыло формирование удивительного по единству ансамбля. Внешний облик Никольского храма очень гармонировал с главным собором. Только фронтоны с колоннами здесь размещались с двух, а не с трех сторон. И византийский купол был только один - зато почти такой же огромный. Интерьер по роскоши тоже почти не уступал главному собору: 3-ярусный иконостас с колоннами и позолотой, более 1 пуда серебра на алтарном престоле и знаменитые иконы (ХVI века) в дорогих ризах: храмовая Николы Тульского, а также почитаемые образа Господа Вседержителя, Божьей Матери "Смоленской" и два чудотворных древних списка Казанской иконы.
   Через несколько десятилетий у Никольского храма появился "двойник". Удивительно похожий по архитектуре Крестовоздвиженский храм 1882-84 гг. (настолько похожий, что москвичка М.В. Фехнер даже называет его по ошибке Никольским в своем путеводителе) самой этой похожестью доказывает, что весь процесс строительства шел примерно одинаково, не замедляясь, на протяжении всего ХIХ века. И на протяжении десятков лет соблюдалось единство стиля. Так два храма - начала и конца ХIХ века, - даже трудно отличить. По наружным размерам они равны и симметричны друг другу (к северу и к югу от Казанского собора Божьей Матери). Хотя внутри Крестовоздвиженская церковь меньше: кроме, собственно, храмового зала, в ее стенах размещались кельи и другие помещения.
   Сами разночтения в том, где и какое сооружение находилось и кем было построено, еще раз говорят о крайне малой степени изученности исчезнувшего в 1930-е гг. уникального ансамбля монастыря. И все же, во многих исследованиях упоминается целое "созвездие" имен лучших архитекторов, возводивших этот ансамбль.
   Проект Старова (главный собор) воплощал лично выбранный им для этой роли казанский архитектор Емельянов, а с 1804 г. довершил строительство Шелковников. Последнему приписывают и проект Никольского собора (но воплотил проект уже 4-й по счету знаменитый архитектор - Бажанов, так как Шелковников умер в 1809 г.). Шелковникову же М.В. Фехнер приписывает и постройку величественных главных ворот с тремя арками; но по другим данным они были построены в 1810 г. (т.е. после его смерти) - видимо, великим местным "классицистом" Пятницким (кстати, они выполнены по одному образцу с воротами Казанского университета, хотя и превосходят их по размерам, как и весь ансамбль монастыря превосходил ансамбль университета). Разночтения не прекращаются: фигурирует в версии об авторстве ворот и Емельянов, хотя он еще в 1804 г. был отстранен по ходатайству игуменьи.
   Помимо названных выше 3 храмов ХIХ века монастырь имел еще целый городок жилых и хозяйственных корпусов 1800-1840-х гг., ценных в архитектурном плане как составные части единого ансамбля. Любопытно отметить, что еще в ХVIII веке все кельи, кроме богадельни, были деревянными - т.е. в ХIХ веке рост благосостояния обители поразителен. Например, только здание школы 1896 г. (одно из самых малых помещений в ансамбле) стоило почти 14 тыс. руб. А ведь были корпуса, размерами превосходящие его в несколько раз. Наиболее велики по размерам и интересны по замыслу Настоятельский (1810-32 гг.) и Никольский (1832-43 гг.) корпуса, образующие обширный полукруг - вместе с Никольским храмом замыкающие ансамбль с севера. Длина их внутренних, вогнутых фасадов - по 28 саженей (почти 60 м), внешних - по 34 (72,5 м). Даже сейчас, находясь в обветшавшем, аварийном состоянии, они производят грандиозное впечатление. Таким образом, если Александро-Невская лавра была спланирована в виде "каре", самой широкой частью (с Троицким собором) обращенного к Неве, то Казанский Богородицкий монастырь - в виде полукруга, выпуклой стороной (с Никольским собором) обращенного к Казанке. Редкий другой монастырь в России славится таким замечательным единством планировки и грандиозностью ансамбля ХIХ века. Зодчим, воплотившим замысел этого полукруга, считают знаменитого Петонди, но возможно, на проект оказал влияние не менее знаменитый Пятницкий - очень уж похож план двух изогнутых корпусов на аналогичные корпуса-дуги во дворе Казанского университета. Хотя, надо признать, в монастыре этот полукруг выглядит значительно более впечатляющим, чем отдалённый университетский аналог. Может быть, сама задача любой православной обители - отгораживание от мира страстей, - нашла символическое воплощение в этом плотно замкнутом со всех сторон ансамбле. Замыкали его и мощные стены 1803 г., перестроенные в 1820 г. зодчим Петонди. Стены эти не сохранились - стоят лишь развалины отдельных башен. А вот полукруг корпусов цел до сих пор. Когда-то, перед самой революцией, в нем размещалось более 500 монахинь и послушниц. Казанская обитель Пресвятой Богородицы была одной из нескольких крупнейших в России.
   К началу ХХ века монастырь процветал как никогда прежде. Казань невозможно было представить себе без этой обители, а уж тем более - без её главной святыни. Далеко за пределами города славились монастырские мастерские: иконописная, вышивальная, золотошвейная. На щедрые пожертвования был не только отстроен великолепный ансамбль, но и отлажено полноценное монастырское хозяйство.
   Земельные владения обители расширялись в течение всего XIX века. В 1822 г. Казанским Обществом было пожертвовано 4 дес. 500 кв. саж. земли на Кабане, в Архиерейской слободе. В 1836 г. - по Высочайшему повелению отмежевано больше 73 дес. пашни в Спасском уезде (за отдалённостью, монастырь сдал эти земли в аренду местным крестьянам).
   Можно перечислить другие владения монастыря:
   32 дес. сенокоса при Займище.
   105,5 дес. - рыбные ловли близ Свияжска в местечке "Большой Затон" (сдавались в аренду).
   48 дес. 1600 кв. саж. леса - Матюшинская дача.
   244 дес. 1536 кв. саж. земли "с разными угодьями" в Чебоксарском уезде (Пожертвованы купцом Прибытковым и тоже в основном сдавались в аренду).
  
   (1). При учреждении штатов в 1764 году Казанский Богородицкий монастырь был отнесен ко II классу, а в 1809 году возведен в высший I класс.
  
   3. Монастырь в ХХ веке: от трагедии до начала возрождения.
  
   В ночь на 29 июня 1904 г., в год 325-летия обретения, явленная Казанская икона Божией Матери была дерзко похищена из собора Богородицкого монастыря. Вор Чайкин, вместе со своими подельниками, был быстро пойман, но показал на следствии, что изрубил и сжег икону в печи, так как ему нужны были лишь драгоценности, украшавшие ее. "Смутилась и поражена тяжкой печалью Казань. Весть о невероятно гнусном, ужасном преступлении глубокой скорбью отозвалась во всей православной России, - сказал тогда в своей проповеди архиепископ Казанский Димитрий. - Попущением Божиим злой человек похитил у нас наше сокровище и, быть может, истребил. Но мы крепко надеемся, что Пресвятая Дева не лишила нас своей милости".
   Многое в этой трагической истории 1904 года было и остается неясным. Есть люди, которые до сих пор верят, что подлинная явленная икона 1579 года уцелела и где-то сокрыта... Ясно одно: чудотворный образ Божией Матери Одигитрии, таинственно явившись, также таинственно исчез - в самую годину страшных бедствий, надвигавшихся на нашу страну. Грозным знамением новой эпохи стало это похищение величайшей святыни России.
   Через считанные месяцы вспыхнула первая русская революция, через 13 лет - революция Октябрьская. Приближалось и окончательное закрытие Богородицкого монастыря, хотя в 1918 - 1929 гг. ему еще довелось послужить центром всей православной жизни Казани: после закрытия в сентябре 18-го Кремля и его храмов, именно сюда были перенесены главные уцелевшие святыни нашей епархии - мощи свв. Гурия и Варсонофия Казанских. Сохранилось свидетельство очевидца этих событий, имя которого, к сожалению, осталось безызвестным:
   "Под покровом темноты, в темную осеннюю ночь печальное шествие двинулось из Кремля к Казанскому монастырю. В глубоком молчании, без колокольного звона, без священных песнопений, двигалось шествие по пустынным улицам города: военное положение запрещало жителям выходить на улицы после 7 вечера. Так, не видимые никем, шествовали святители Гурий и Варсонофий по улицам своего града, изгнанные из своих обителей, чтобы найти приют под покровом Божией Матери.
   Согбенные под тяжестью серебряных гробниц, медленно двигались грустные фигуры, храня безмолвие в сердцах, переживавших момент величайшего потрясения. Скорбь смешивалась с бодрым мужеством и решимостью...В Казанском монастыре духовенство с игуменией ждали приближения шествия в зимнем храме, где в то время совершались ежедневные службы (в тот год, еще в августе при белых, службы были перенесены из летнего храма в зимний, ввиду опасности, грозившей от бомбардировки - А.Е.).
   Шествие долго не появлялось. Наконец, оно достигло святых ворот монастыря. Ворота тотчас закрылись за шествием, и мощи были внесены в храм и поставлены на приготовленное место - у южной стены. Двери храма были заперты, и началось трогательное ночное служение - молебствие. Мощи святителей были спасены в стенах обители Казанской Божией Матери...". После этого перенесения каждую среду епископ Анатолий (Грисюк) служил в монастыре акафист свт. Гурию, каждую пятницу - свт. Варсонофию. В обители оказались и другие святыни - из других храмов: образ св. Николы из Николо-Ратской церкви Спасского монастыря; образ Спаса Нерукотворного от Спасской башни кремля...
   Сохранялись здесь вплоть до закрытия монастыря и те великие святыни из Константинополя и Иерусалима, которыми осиротевшая Казань была утешена после похищения своей главной Иконы. Весть о преступлении 1904 г. всколыхнула тогда, без преувеличения, весь православный мир. Патриарх Константинопольский Иоаким II прислал в 1905 г. в благословение Казанской обители икону Божией Матери Паммакристы ("Всеблаженнейшей") - точный список с древней иконы, хранящейся в Георгиевской церкви при патриарших покоях. В 1908 г. он же прислал в монастырь икону Иверскую ("Вратарницу"). В том же 1908 г. Патриарх Иерусалимский Дамиан подарил обители Св. Крест (с частицей камня от Голгофы), освящённый на Святом Гробе Господнем... Четверть века эти святыни утешали обитель и всю православную Казань (дальнейшая их судьба тоже таит загадки: в наше время в Никольском соборе Казани хранится икона Божией Матери "Всеблаженнейшей" - но есть версия, что это лишь список с той, патриаршей).
   В течение всех 20-х годов в монастыре действовала православная община, официально зарегистрированная в 1921 г., а в 1925 г. переименованная в "коллективное товарищество". Как могла, она содержала храмы, однако власть медленно, но неуклонно наступала на святыню: в жилых корпусах разместили общежитие студентов, с соборе - зернохранилище. В марте 1929 г. была закрыта Крестовоздвиженская церковь, в ноябре окончательно изъят из ведения общины собор, в феврале 1930 г. с колокольни сняты все колокола... Наконец, в 1931 г. общину перевели в Петропавловский собор, и, почти сразу же после этого, большая часть ансамбля обители была варварски разрушена.
   В 1942 г. основную территорию бывшего монастыря заняла табачная фабрика, сформированная на базе двух эвакуированных фабрик: из Москвы и Выборга. В 60-х годах здесь происходило и жилое строительство - на месте колокольни и всей западной части обители выросли пятиэтажки-"хрущевки", что стоят до сих пор. Помещения Крестовоздвиженского храма и корпуса занял филфак пединститута.
   В 1994 г., как уже отмечалось, открылась для богослужений отреставрированная силами группы верующих маленькая Софийская церковь. 10 лет спустя, в 2004 г., началась капитальная реставрация Крестовоздвиженского храма - уже для полноценного возрождения монашеской жизни. 21 июля 2005 г. именно здесь, при участии Святейшего Патриарха Алексия II и 12 архиереев, состоялось великое торжество передачи в дар епархии списка Казанской иконы Божией Матери.
   С этого момента начинается новая история Богородицкого монастыря - только теперь уже не девичьего, как до революции, а мужского.
  
  
   4. Настоятельницы, сестры и священнослужители
   Казанского Богородицкого монастыря
  
   Как уже отмечалось, Богородицкий монастырь был крупнейшим в Казанской епархии и одним из самых больших (во всяком случае, на рубеже XIX - XX вв.) в России. Количество сестёр его постоянно росло - от нескольких десятков до нескольких сот человек. Он один из немногих монастырей, численность насельниц которого в XIX в. была даже выше, чем до реформы Екатерины II (1764 г.). По последней дореформенной описи (1739-41 гг.) в обители числилось 87 сестёр. При учреждении штатов в 1762 г. - 17 монахинь, считая игуменью (число послушниц не указано). Быстрый рост начался после возведения монастыря из II класса в I в 1809 г. Данные за некоторые годы:
   1809 г. - 52 монахини
   1826 г. - 33 монахини, 93 послушницы
   1846 г. - 46 монахинь, 44 послушницы, 37 воспитанниц монастырской школы
   1850 г. - 46 монахинь, 82 послушницы, 13 воспитанниц
   1867 г. - 48 монахинь, 191 послушница (в т. ч. 119 белиц)
   1881 г. - 48 монахинь, 249 послушниц (в т. ч. 194 белицы)
   1892 г. - 51 монахиня, 309 послушниц (в т. ч. 123 белицы)
   1904 г. - 56 монахинь, 326 послушниц (в т. ч. 147 белиц)
   1910 г. - 60 монахинь, 345 послушниц (в т. ч. 108 белиц)
   В последний предреволюционный год (1916 г.) в обители состояло уже 479 насельниц: 65 монахинь, 238 рясофорных послушниц и 176 послушниц-белиц. В послереволюционные 20-е годы численность сестёр в обители колебалась в районе 350-370 человек.
   Интересно проследить источники пополнения монашествующих из разных сословий. Например, в 1892 г. из 51 монахини 26 были - крестьянского происхождения, 10 - мещанского, 7 - из семей духовенства, 3 - из дворян, 2 из купеческого сословия, 2 - дочери солдат, 1 - дочь чиновника. Как видим, чуть больше 50 % было - из крестьян. Но в других обителях крестьянки составляли - 70 и более процентов (7 из 10 сестёр в Успенском Чистопольском монастыре, 10 из 17 - в Тихвинском Цивильском, почти все сёстры Царёвококшайской и Лаишевской обителей). Таким образом, хотя крестьяне были главным источником пополнения всего - и мужского, и женского, - монашества России, в главном городском монастыре Казанской губернии процент поступающих из городских сословий был всё же чуть больше, чем в среднем.
   Сведения о настоятельницах до конца XVIII в. обрывочны - по немногим сохранившимся документам, известны имена лишь некоторых из них.
   По преданию, первой инокиней, а затем и настоятельницей монашеской общины, возникшей сразу после обретения иконы, была обретшая её девочка Матрона, в монашестве Мавра, но достоверных данных об этом не сохранилось.
   Точно известно, что настоятельницей с 1582 по 1584 год была игуменья Петронилла. О ней упоминается в грамоте, данной Казанскому монастырю на деревню Кузьмино-Займище.
   При царе Феодоре Иоанновиче, когда монастырь обрёл официальный статус, в 1588 - 1593 гг. им руководила игуменья Мария.
   1631 г. - игуменья Феодосия.
   1643 - 1646 гг. - игуменья Анфиса (Левашева).
   1652 г. - игуменья Ольга.
   1654 - 1656 гг. - игуменья Марфа (Киреевская).
   1680 - 1681 гг. - игуменья Иулия.
   1699 - 1704 гг. - игуменья Марфа (Воронова).
   1735 - 1742 гг. - игуменья Марфа (Соловцова).
   Игумения Евдокия (1764 - 1778 гг.).
   Подробных сведений о её жизни не осталось, известно лишь, что именно в её настоятельство монастырь и весь город пережили страшное нападение пугачёвцев (12 - 14 июля 1774 г.) - но саму игуменью Бог сохранил "от напрасныя смерти".
   Составитель путеводителя по Казани (1899 г.) М. В. Казанский писал: "Особенно тяжёлая участь выпала на долю тех казанцев, которые укрылись во дворе и церкви Казанского женского монастыря. Пугачёвцы ворвались во двор монастыря, и... стоны в монастырской ограде заглушили службу в церкви. Борьба перешла на паперть и под окна запертой церкви. Дребезг стёкол... и пули засвистали в церкви через окна... стон, вопли, крики ужаса и смерти! Наконец, тяжёлая железная дверь церкви под ударами мятежников заскрипела, и половина, сорванная с петель, с грохотом упала внутрь храма, давя народ. Залпы рассвирепевшей толпы пугачёвцев беспощадно убивали укрывшихся в храме". Отметим, что головорезы Пугачёва, разоряя обитель, не посмели посягнуть на чудотворную икону.
   Выстрелом в упор был добит, как писал П. М. Дульский, изрубленный до того саблями и исколотый пиками вице-губернатор Нефёд Никитич Кудрявцев, 98-летний старик, один из "птенцов гнезда Петрова", служивший первому императору в чине поручика Преображенского полка. Незадолго до нападения пугачёвцев о трогательной встрече с ним вспоминала Екатерина II в письме Н. И. Панину: "у ворот [Казанского монастыря] встретил меня Кудрявцев и так мне обрадовался, что почти говорить не мог; я остановилась и с ним начала говорить, и он мне сказывал, что он очень слаб и почти слеп, и как он головою всё подвигался, чтобы меня видеть, то я гораздо к нему подвинулась, чем он казался весьма доволен: он уже ни ходить, ни одеваться не может, его водят". Тело невинноубиенного страдальца после трагических событий было погребено у алтаря главного монастырского храма.
   Разграбив монастырь, Минаев, сподвижник Пугачёва, беглый офицер, выгнал прочь из его стен игуменью Евдокию и монахинь и, поставив одну пушку на паперти, а другую на монастырских воротах, открыл пальбу по крепости.
   Однако с ходу взять кремль не удалось, и тогда началась дикая оргия грабежей и расправ: было разорено и разграблено около трёх десятков казанских церквей и монастырей; в городе, подожжённом со всех концов, сгорело около 2200 домов. "Огненное море разлилось по всему городу, - писал Пушкин. - Искры и головни летели в крепость и зажгли несколько деревянных кровель... Преосвященный Вениамин (митрополит Казанский) во всё время приступа находился в крепости, в Благовещенском соборе, и на коленях со всем народом молил Бога о спасении христиан... К вечеру буря утихла. Настала ночь, ужасная для жителей! Казань, обращённая в груды горящих углей, дымилась и рдела во мраке".
   По нескольку лет настоятельствовали после матери Евдокии игумении Александра (1778 - 1787) и Павла (1788 - 1795), сведения о которых традиционно для XVIII в. кратки и обрывочны. Первая была переведена из Симбирского монастыря - куда и возвращена обратно под надзор после конфликта с архиепископом; вторая - вдова священника из Лаишевского уезда, приняла постриг в Крестовоздвиженском монастыре Крутицкой епархии, в 1785-88 гг. - казначея Казанского монастыря.
   С XIX века можно проследить по источникам уже куда более полные биографии.
   1795 - 1807 гг. - игумения София.
   Яркий след в истории обители оставило настоятельство игумении Софии (в миру - княгини Любови Борисовны Болховской). Княгиня, представительница одного из знатнейших дворянских родов России, поступила в монастырь с разрешения Екатерины II в 1785 г. в 49-летнем возрасте, несколько лет проходила послушания, а 22 февраля 1794 г. была пострижена в монахини ректором Казанской семинарии архимандритом Амвросием.
   7 декабря 1795 г. м. София была возведена в сан игумении Казанского Богородицкого монастыря.
   12 лет её настоятельства - это годы процветания обители и активного строительства. Игуменья София привлекла немало благотворителей - и знатных, и простых, - успешно ходатайствовала о нуждах монастыря в различных учреждениях, жертвовала и многочисленные собственные средства. Так уже на второй год настоятельства, в 1796 г., она на свои личные сбережения перестроила старую каменную монастырскую богадельню, где проживало 24 старицы - в основном, вдовы духовного звания. Новый каменный корпус для монахинь, у Пятницких ворот, был построен на собранные от благодетелей 1125 рублей; другой корпус, тоже каменный, двухэтажный, площадью 10 х 6 саженей (21 х 13 м), возвели на собственные средства игуменьи Софии. Внесла она от себя и более тысячи рублей на церковную ризницу, за что от архиепископа Казанского Серапиона получила письменную благодарность. Впоследствии деятельная игумения была награждена за усердие орденом Св. Екатерины II класса.
   Главное событие в жизни монастыря в годы её настоятельства - закладка Казанского собора 30 мая 1798 г. (см. раздел "Архитектурный ансамбль..."). При этом торжественном акте присутствовал сам император Павел I с сыновьями - цесаревичем Александром (будущим Александром I) и великим князем Константином. Вся эпопея строительства, со всеми хлопотами и трудностями, в том числе личного, человеческого плана (смена нескольких архитекторов, невольные "трения" с ними, столкновения амбиций - неизбежные при нашей общей гордыне...) проходили при настоятельстве м. Софии. Но до освящения великого храма в 1808 г. игумения не дожила год - скончалась в апреле 1807 г., в возрасте 71 года. У алтаря новопостроенного собора она и была погребена. Мир её праху.
   Две её родных, старших сестры - Вера и Надежда, - подвизались в этом же монастыре и сподобились редчайшего в то время в России пострига в великую схиму с именами Варвара и Нектария. Обе скончались раньше младшей сестры и упокоились здесь же, во обители. Так одна семья дала сразу трёх подвижниц, отрекшихся от мира и избравших пострижение "во ангельский образ".
   1807 - 1822 гг. - игумения Назарета.
   Она - одна из немногих настоятельниц, присланных к нам издалека: из тверского Рождественского монастыря.
   Долгое настоятельство м. Назареты (Шванвичевой) ознаменовалось продолжением активного строительства, освящением главного собора в 1808 г., возведением Никольского храма в 1810-16 гг. - но, одновременно, и великими испытаниями лично для игумении и для всего монастыря.
   Сильнейшее общегородское бедствие, пожар 3 сентября 1815 г., уничтожил 1,5 тысячи домов в Казани, разорил 4 собора и 4 монастыря - в том числе и Казанский Богородицкий, в котором сгорели все деревянные и частично пострадали каменные здания.
   Казань так же долго оправлялась от этой исторической катастрофы, как Москва - от пожара 1812 года. Современники и потомки точно так же делили всю жизнь города на "до Пожара" и "после Пожара". Император Александр I выделил из казны 100000 руб. на восстановление Казани. Из них 15 тыс. сразу же пошли на ремонт Казанского монастыря (как раз незадолго до этого, в 1809 г., возведённого Государем в высший, I класс), а ещё 3300 руб. - на "вспомоществование потерпевшим от пожара сёстрам". Забегая вперёд, скажем, что ещё 20000 руб. было выделено из казны при следующей игумении Евфрасии (1822 - 1826 гг.). На эти средства обитель обновила обгоревшие церкви, колокольню, главный монастырский комплекс и другие кельи. Колокола были вновь отлиты на средства купца Ильи Ефимовича Астраханцева. Продолжалось и начатое ещё до пожара масштабное строительство - т.н. Настоятельский (с десятками келий для сестёр) корпус 1810 - 1832 гг.
   Всякий приток больших средств порождает искушения и различные пересуды со стороны. При предельной бюрократизации жизни, любое "своевольное" использование средств (по современной терминологии, "нецелевое") порождает доносы и создание всевозможных проверяющих комиссий. При этом, всё "своеволие" игумении Назареты выразилось лишь в некоторых ошибках в оформлении приходно-расходных книг... ошибках, практически неизбежных при таком количестве неожиданных, незапланированных трат. Создавались комиссии, проводились многочисленные ревизии, игумению временно отрешали от настоятельской должности - и вновь восстанавливали в ней... Окончательное слово осталось за Св. Синодом. Мать Назарета была наконец оправдана от всех обвинений. За неё вступился сам архиепископ, экзарх Грузии Иона - и подготовленный им оправдательный акт утвердил на своём заседании Св. Синод.
   Всё же искушения такого рода заставили м. Назарету просить перевода в более спокойное место, где у неё не было стольких недоброжелателей. 20 сентября 1822 г. она была переведена, по собственному прошению, в московский Алексеевский монастырь (до 1836 г. находился на месте нынешнего храма Христа Спасителя) - вместо игумении Евфрасии, которую, напротив, перевели настоятельницей в Казанский Богородицкий монастырь.
   1822 - 1826 гг. - игумения Евфрасия, прибыла в Казань 12 ноября 1822 г. и на следующий же день приступила к своим обязанностям. Настоятельствовать ей выпало всего 3 года. Отправившись по монастырским надобностям в Москву в декабре 1825 г., она остановилась в доме своего брата надворного советника Ф. С. Чаплина и, неожиданно заболев, скоропостижно скончалась 4 января 1826 г., почти в канун Крещения Господня. Отпета была в Рождественском монастыре Москвы, в котором когда-то, 20 лет назад, приняла постриг, а погребена на Новодевичьем кладбище.
   До мая 1826 г. монастырём временно управляла казначея м. Аркадия.
   1826 - 1846 гг. - игумения Евпраксия: была переведена из настоятельниц Свияжского Иоанно-Предтеченского монастыря "яко способнейшая быть настоятельницей, пред другими настоятельницами Казанской епархии" (из приказа архиепископа Казанского Амвросия).
   Это была прирождённая подвижница, "монахиня с детства". В 14-летнем возрасте она поступила в Алексеевский Арзамасский монастырь. В дальнейшем подвизалась в Нижегородском Крестовоздвиженском и Спасском Симбирском монастырях (в последнем была казначеей). В 1818 - 1826 гг. была игуменией в Свияжском монастыре, где именно при ней началось масштабное строительство новых сестринских корпусов (см. соответствующую главу).
   В Казанском монастыре при м. Евпраксии было наконец завершено долгое строительство Настоятельского корпуса (в 1832 г.), возведён в пару к нему аналогичный по размерам и форме Никольский корпус (1832 - 1843 гг.). Строительство последнего стоило 102675 руб. ассигнациями (особым благотворителем монастыря в эти годы стал граф Апраксин, глубоко почитавший чудотворную Казанскую икону). Эти полукруглые 3-этажные корпуса завершили собой формирование цельного величественного монастырского ансамбля. Они сохранились и до наших дней.
   В 1836 г. обители из казны были выделены большие земельные угодья. Сформировалось полноценное монастырское хозяйство. Кроме того, игумения Евпраксия, будучи с детских лет обучена золотошвейному и др. рукоделиям, и в Казанском монастыре обучала сестёр этим художествам.
   И духовная жизнь во обители стояла в эти годы на высоком уровне. Автор крупнейшей дореволюционной книги о монастыре прот. Александр Зеленецкий особо отметил, что при игумении Евпраксии благочинная м. Илиодора в 68 лет сподобилась пострига в великую схиму. Явление это, как мы уже отмечали, было в то время очень редким в России.
   В марте 1846 г. игумения Евпраксия подаёт прошение об увольнении по состоянию здоровья. Она была переведена на покой в Спасский Симбирский монастырь, где немало лет подвизалась прежде - и там окончился её земной путь.
   1846 - 1847 гг. - игумения Маргарита, назначенная на должность 9 июня 1846 г., скончалась от холеры 6 октября следующего года, в 55-летнем возрасте. Погребена в монастыре.
   1847 - 1849 гг. - игумения Аркадия, настоятельствовала почти так же недолго. Ушла на покой по старости и болезни, прожила в обители ещё 11 лет и скончалась 16 декабря 1860 г., на 80-м году от рождения. Когда-то, 37 лет назад, здесь же, в Казанском монастыре, она приняла постриг. В 1831 - 1845 гг. была игуменией Спасского Симбирского монастыря (см. о ней в главе про этот монастырь).
   1849 - 1865 гг. - игумения Досифея, переведена из тверского Христорождественского монастыря, где 22 года (1827 - 1849 гг.) была настоятельницей. Сама - из рода тверских дворян Верёвкиных.
   При ней продолжалось благоустройство Никольского храма, прошёл частичный ремонт колокольни.
   За усердие дважды награждалась золотыми наперсными крестами - в 1846 и 1851 гг.
   Скончалась 23 августа 1865 г., погребена у алтаря Казанского монастырского собора.
   1865 - 1867 гг. - игумения Каллиста.
   Удивительную её биографию, в которой яркой звездой сияет судьбоносная встреча с преп. Серафимом Саровским, смотрите в главе про Свияжский Иоанно-Предтеченский монастырь. 24 года (1841 - 1865 гг.) она была его настоятельницей.
   После 2 лет настоятельства в Казанском монастыре, м. Каллиста, имея уже сильно подорванное здоровье, подала прошение перевести её на покой снова в Свияжский монастырь, ставший ей поистине родным. Казанский архиепископ Антоний (Амфитеатров) написал: "С сожалением соглашаюсь на сию просьбу".
   1867 - 1880 гг. - игумения Анфия.
   До настоятельства подвизалась в Казанском монастыре всю сознательную жизнь, с детства. Приняла здесь постриг в 1840 г. Была несколько лет благочинной, затем казначеей; утверждена в должности настоятельницы и возведена в сан игумении 21 ноября 1867 г. Была известна как выдающаяся вышивальщица риз, до настоятельства много лет руководила вышивальной мастерской. При ней в монастыре большое внимание уделялось ремёслам.
   Торжественно отмеченный при ней 300-летний юбилей монастыря (1879 г.) привлёк в обитель новые пожертвования, на которые был проведён капитальный ремонт старых зданий и заложены некоторые новые.
   Имела награды: золотой наперсный крест (1870 г.) и золотой наперсный крест с драгоценными камнями (1879 г., к 300-летию обретения Казанской иконы). Скончалась 18 ноября 1880 г., похоронена у стен Казанского собора.
   1881 - 1889 гг. - игумения Дорофея.
   Родившись в купеческой семье Тамбовской губернии, она пришла в Нижегородский Крестовоздвиженский монастырь в 1845 г. и подвизалась там 36 лет. Там и сподобилась монашеского пострига 8 декабря 1859 г. Перед переводом в Казань работала казначеей этой обители. Указом Синода 7 мая 1881 г. была назначена настоятельницей Казанского монастыря, а 21 мая того же года возведена в сан игумении.
   Именно при м. Дорофее в монастыре был построен огромный комплекс Крестовоздвиженского храма с жилым корпусом и новые св. врата обители (1886 г., архитектор В. К. Бечко-Друзин).
   За усердие и личные большие пожертвования в пользу обители игуменья была награждена в 1886 г. "золотым наперсным крестом из Кабинета Его Императорского Величества", а в 1887 г. грамотой Св. Синода. Но осенью 1889 г. очередная особая комиссия по проверке хозяйственной деятельности монастыря (сколько их было в жизни обители в XIX веке!) вновь выявила нарушения в отчётности, и игуменья Дорофея была уволена от должности настоятельницы 29 декабря 1889 г. Возможно, её старость и болезни были одной из причин так называемой "запущенности" в документации. Мать Дорофея вернулась в тот же Нижегородский монастырь, откуда 8 лет назад была вызвана.
   1890 - 1903 гг. - игумения Серафима.
   В миру - Анна Петровна Воскресенская, дочь псаломщика. Воспитывалась в Казанском монастыре с 9 лет. Приняв постриг в нём же в 1876 г., она много лет состояла в должности его казначеи, а с 26 ноября 1889 г. исполняла обязанности настоятельницы в период разбирательства вышеупомянутой комиссии. 4 месяца спустя (26 марта 1890 г.), она была официально назначена настоятельницей, а 15 апреля того же года, в Неделю Жён Мироносиц, возведена в сан игумении архиепископом Казанским Павлом.
   Помимо дел Казанского Богородицкого монастыря, вскоре была вынуждена вести дела по благоустройству новооткрытого Фёдоровского монастыря (подробнее см. в главе об этом монастыре). Имела многочисленные награды: золотые наперсные кресты (1894 и 1903 гг.), благословение с грамотой от Св. Синода (1901 г.).
   При ней особо процветала и славилась монастырская рукодельная школа с отделениями: золотошвейным (13 девиц), белошвейным (23 девицы) и живописным (37). Школа эта получила серебряную медаль на Промышленной выставке 1890 г.
   7 ноября 1903 г. игуменья Серафима скончалась в 71 год от рака желудка и была погребена на территории монастыря.
   1904 - 1910 гг. - игумения Маргарита.
   В миру - Мария Михайловна Максорова, дочь сельского дьякона из Царёвококшайского уезда (территория современной Марий Эл). Пострижена 15 декабря 1881 г., была казначеей Казанского Богородицкого монастыря. В 1894 - 1898 гг. настоятельствовала в Троицком Козьмодемьянском "Черемисском" монастыре, но по собственной просьбе уволена на покой снова в Казанскую обитель.
   После кончины игумении Серафимы сёстры единогласно избрали м. Маргариту настоятельницей, а 16 января 1904 г. она была утверждена в должности Синодом (в сан игумении была возведена ещё 10 лет назад).
   При ней обители выпало тяжкое испытание - похищение Казанской иконы Божией Матери (29 июня 1904 г.). Очевидцы пишут, с каким истинно монашеским спокойствием и мужеством держалась игуменья Маргарита в те дни, как перенесла она этот тяжкий удар в самом начале своего настоятельства. Возможно, от этого превратно понятого мирянами "спокойствия" и родилась позднейшая легенда, будто настоятельница успела заменить икону накануне похищения, и вор украл лишь копию, а подлинник остался укрытым в келье игумении. Но если бы это было так, м. Маргарита, конечно, утешила бы всю осиротевшую Казань (да что там Казань - Россию, весь православный мир!), объявив радостную весть о спасённой Иконе. Видимо, люди всё же склонны выдавать желаемое за действительное. Хотя... один Бог ведает эту тайну. Одну из величайших духовных тайн ХХ века.
   24 марта 1910 г. игуменья Маргарита по болезни, согласно собственной просьбе, была уволена с должности настоятельницы.
   1910 - 1917 гг. - игумения Варвара.
   Трудные времена на долю обители (да и всей России) выпали при игуменье Варваре. В первую мировую войну, как и все монастыри страны, Казанский Богородицкий оказывал посильную помощь раненым. Были случаи, когда Казанскую икону (уцелевшую после похищения копию) приносили в городской госпиталь - и по молитвам пред ней "безнадёжные" раненые и больные шли на поправку. Один такой случай засвидетельствован в "Известиях по Казанской епархии":
   "На имя настоятельницы Казанского Богородицкого женского монастыря игуменьи Варвары было получено письмо от княгини Александры Артуровны Урусовой, попечительницы городского госпиталя N 67. В письме княгиня рассказала про милость Божию, явленную через Казанский образ Божией Матери.
   В госпитале долгое время лежал "нижний чин Никифор Рудин", раненый разрывной пулей в живот и доставленный в ужасном состоянии при постоянной температуре около 40Њ С. Положение Рудина с каждым часом всё ухудшалось, и решено было делать операцию, впрочем, без надежды на благополучный исход. Накануне же операции, в субботу, в госпитале служил всенощную о. Феодор Гидаспов (тогда ещё священник Казанского Богородицкого монастыря), принесший Чудотворную икону и осенивший ею раненого Никифора Рудина. Солдат, человек очень верующий, попросил княгиню во время службы поставить свечу и горячо за него помолиться. И вот каково же было всеобщее удивление и радость, когда в ночь с субботы на воскресение состояние больного резко улучшилось, температура спала, ужасные боли стихли и всё так благополучно разрешилось, что даже операция не понадобилась.
   "И ещё много действительно внезапных, чудесных исцелений происходило по горячей молитве и вере самих больных и тех священников Казанского монастыря, что носили по госпиталям Чудотворный Образ Заступницы рода христианского и служили молебны".
   Заканчивается жн письмо княгини Урусовой словами:
   "Я всецело приписываю многие исцеления в нашем госпитале горячей вере и молитве, возносимой ранеными непосредственно к св. иконе Казанской Божией Матери, и я тем более счастлива выразить Вам, высокочтимая Матушка, и всем священникам нашу общую глубокую благодарность за доставление в госпиталь св. иконы и прекрасные службы и слова утешения, которые приходится слышать от священников..." "
   Тяжелая доля безвременья, хаоса и уничтожения монастыря досталась последней настоятельнице святой обители, монахине Рахили (Ершовой Анне Гавриловне). Она была дочерью крестьянина из починка Поташева Уржумского уезда Вятской губернии. В 1882 году была определена в Покровский женский монастырь Нижегородской губернии. Через два года ее переводят в Казанско-Богородицкий монастырь, где и постригают в монахини 5 мая 1906 года.
   11 марта 1917 года указом Казанской Духовной Консистории утверждена в должности казначеи. 18 мая 1917 года была уволена по болезни, согласно прошению, настоятельница игуменья Варвара, и поэтому вся ответственность за дела монастырские в сложное и неопределенное время легла на плечи монахини Рахили. Бывшая игуменья монастыря монахиня Варвара осталась жить в монастыре и упокоилась 20 февраля 1922 года.
   Указом Святейшего Патриарха Тихона от 4 марта 1918 г. монахиня Рахиль была утверждена в должности настоятельницы святой обители.
   За свою подвижническую деятельность игуменья Рахиль указом Святейшего Патриарха и Священного Синода 24 апреля (7 мая) 1920 года награждена крестом, а 12 (25) апреля 1926 года - золотым наперсным крестом с украшениями. В дальнейшем следы ее жизни теряются.
   * * *
   Казанский Богородицкий монастырь - как особая, исключительная по значению обитель епархии, - имел необыкновенно большой штат священников. Например, в XVIII в. их было 11 (опись 1739 - 1741 гг.). В 1764 г. монастырю при учреждении штатов был присвоен II класс, и число священников сократилось до пяти. Но уже в 1809 г. Александр I возвёл обитель в высший, первый класс. Штат был увеличен до 12 священников.
   Назначение в Богородицкий монастырь считалось очень почётным: кандидатуры тщательно отбирались среди священников, служивших много лет и имевших безупречную репутацию. Практически все имели академическое образование, многие - учёные степени.
   Назовём лишь нескольких иереев и протоиереев, оставивших след в истории монастыря и в целом - епархии.
   Протопоп Иоанн Филиппов в середине XVIII в. активно участвовал в миссионерской деятельности знаменитой Новокрещенской конторы.
   Прот. Флегонт Талантов († 1869) был одним из самых известных казанских священников XIX в., его имя можно встретить во многих документах и воспоминаниях, посвящённых разным сторонам церковной и культурной жизни нашего города. Выпускник Московской Духовной Академии (1820 г.), он более 30 лет преподавал в Казани историю - как в семинарии, так и в университете. Будучи протоиереем кафедрального собора, "первенствовал" на многих городских крестных ходах. В Богородицком монастыре служил последние 15 лет своей жизни - с 1854 г.
   Из наиболее известных священников Казанского монастыря можно назвать также прот. Алексия Иорданского (служил в обители в 1869 - 1887 гг.), магистра богословия, профессора семинарии, действительного члена Конференции Казанской Духовной академии; прот. Василия Братолюбова († 1909), удостоившегося редчайшей для священника награды - его жене и детям было пожаловано потомственное дворянство; иерея Петра Воскресенского († 1873), 41 год бессменно служившего в монастыре (с 1832 г.), иерея Александра Нелидова († 1909), и конечно протоиерея Александра Зеленецкого († 1912) - автора самой известной и наиболее подробной монографии о Казанском Богородицком монастыре.
   Нельзя не отметить здесь удивительную судьбу - точнее, удивительную кончину, которую послал Господь священнику Петру Масловскому. Этот батюшка, бывший учитель и инспектор Чистопольского духовного училища, был переведён в Казанский монастырь в 1847 г. и 27 лет смиренно нёс здесь своё служение. 9 (22) декабря 1874 г., в праздник Зачатия Пресвятой Богородицы после литургии он, как пишет прот. А. Зеленецкий, возгласил "С миром изыдем" и, вышедши из Царских врат, упал и мирно скончался.
   Мученического венца сподобился иерей Феодор Гидаспов, служивший в монастыре в 1913 - 1916 гг., а позже переведённый в Пятницкую церковь. На его жизнеописании мы остановимся подробнее.
   О. Феодор Гидаспов родился в 1877 г. в Бузулукском уезде Самарской губернии в семье священника. Он окончил Самарское духовное училище и семинарию. В 1896 г. (в 19 лет - что уникально!) был рукоположен в сан священника. До 1907 г. служил в разных сельских приходах Самарской епархии. В 1907 - 1911 гг. учился в Казанской Духовной Академии, окончил её кандидатом богословия. После этого служил в Екатеринбурге, в Алатыре (Симбирская епархия), в 1913 г. по собственному прошению был переведён в Казанскую епархию в Богородицкий монастырь на место 2-го священника. Одновременно был законоучителем монастырской школы. Состоял лектором особо популярных в народе религиозно-нравственных чтений во Владимирской читальне при Покровской церкви г. Казани.
   С 7 апреля 1916 г. о. Феодор - настоятель Пятницкой церкви, что близ Казанского Богородицкого монастыря. Это его последняя должность - в ней он и был арестован спустя 2 с небольшим года.
   Первые гонения за свои убеждения о. Феодору пришлось претерпеть ещё между Февральской и Октбярьской революцией. Он вступил в Союз пастырей г. Казани и Казанской епархии, который был создан "для согласованного стояния за заветы Христа и Его Церкви". Союз издавал и распространял листки и брошюры: "Что такое настоящая свобода?", "Уроки прошлого - назидание настоящему", "В чём наша сила?", "Предстоящий всероссийский собор". Особенно "контрреволюционным" считался листок "Что значит отделение Церкви от Государства?" (об опасностях такового отделения). При распространении этой листовки во время крестного хода с Седмиозерной иконой (27 июля 1917 г.) о. Феодор был арестован - и прямо в епитрахили, под конвоем двух военных, под негодующие возгласы мирян, препровождён в Казанский Совет рабочих и крестьянских депутатов.
   Листок отобрали, сам о. Феодор был вскоре отпущен. На общем собрании духовенства и выборных мирян I казанского благочинного округа было принято официальное решение: "За листок пастыри заслуживают не порицания, а благодарности - каковую миряне просили от их имени передать {...} Союзу пастырей, по инициативе которого листок был составлен и распространялся в народе". Отцу Феодору как потерпевшему было выражено "глубокое сочувствие по поводу совершённого над ним насилия".
   Сам о. Феодор реагировал на всё истинно по-христиански. В его записной книжке есть замечательные слова:
   "Если кто-либо гневается (на тебя), то вспомни, что это одно из тех настроений, часто переживаемых и тобою. Если ты на гнев отвечаешь гневом, то это будет так же смешно, как если бы человек начал гневаться на самого себя, находящегося в гневе".
   После прихода к власти большевиков, в частых проповедях о. Феодора появился евангельский образ безумца, дающего камень вместо хлеба (Мф. 7,9) - реакция на развращающую народ идеологию, на лживые и коварные обещания всех земных благ (позже в обвинительных свидетельствах одной безграмотной женщины это преломится в нелепую фразу, что о. Феодор говорил, будто большевики заставляют людей есть камни).
   Строительство коммунизма мужественный исповедник называл Вавилонским строительством, а строящих этот "рай без Бога" - антихристовым воинством.
   Во время короткого занятия Казани белочехами (6 августа - 10 сентября 1918 г.) о. Феодор переправил всю свою семью на родину - в ещё не взятую красными, казавшуюся надёжным оплотом Самару. У него было семь детей, двое старших вступили добровольцами в Народную (белую) армию. Проводив семью, мученик вернулся в свой Пятницкий приход - в октябре 1918 г., когда красные уже безраздельно хозяйничали в Казани, а ЧК свирепствовала, расстреливая людей по малейшему подозрению. Неудивительно, что почти сразу по возвращении, 31 октября, о. Феодор был арестован. Все обвинения строились на двух показаниях - начальника тюрьмы, находившейся как раз рядом с Пятницкой церковью (прежде не знавшего о. Феодора лично и даже путавшего его фамилию: "Гидраспов"), и неграмотной вдовы одного большевика, пылавшей жаждой мести всем "контрреволюционерам" за смерть мужа. Вот эти показания:
   "не только на улице, но и в церкви проклинал Советскую Власть и большевиков, называя их грабителями, Красную Армию -- антихристовым войском, а Народную армию -- Божией и призывал всех в нее записываться и защищать Россию и Учредительное Собрание от проклятых большевиков..." Тут же, уже от себя, "свидетель" добавил, что "еще в прошлом году около собора Гидаспов раздавал прокламации против отделения Церкви от государства до издания декрета" {...} "... священник Гидаспов в своих проповедях с амвона проклинал большевиков и агитировал против Советской, власти открыто. Во время чехословаков я была арестована, но потом освобождена... 3-го сентября Гидаспов кропил "святой водой" три орудия, которые везли против рабочих (т. е. миноносцев Раскольникова. -- А. Ж.) и установили на лугах между дровами. Вместе с тем, Гидаспов говорил, что эти орудия против большевиков, которые заставляют нас есть камни и их необходимо уничтожить. Призывал в своих проповедях записываться всех в "народную армию", добавляя, что он жертвует двух своих сыновей. Прочитано. Неграмотная. Следователь Бабкевич".
   Глядя с высоты нашего времени, эти обвинения (несколько искажённые в деталях и в безграмотных формулировках, но верные по сути) - похвала о. Феодору Гидаспову перед Богом и пред историей.
   12 ноября 1918 г. мужественный воин Христов был расстрелян.
  
   Свияжский Иоанно-Предтеченский монастырь
  
   1. Иоанно-Предтеченский монастырь от основания до переноса на новое место (кон. XVI в. - 1779 г.)
   2. Расцвет монастыря в XIX - начале ХХ вв.
   3. Архитектура монастыря:
   а). Троицкая деревянная церковь 1551 года
   б). Сергиевская трапезная церковь 1604 года.
   в). Скорбященско-Богородицкий собор.
   4. Святыни Иоанно-Предтеченского монастыря.
   5. Настоятельницы монастыря в XIX - начале ХХ вв.
  
  
   1.
   Иоанно-Предтеченский монастырь от основани до переноса на новое место (кон. XVI в. - 1779г.)
  
   Иоанно-Предтеченский женский монастырь возник чуть позже обоих мужских свияжских - и Троице-Сергиева, и Успенского Богородицкого. В первые годы существования Свияжска как крепости, его население вообще было в основном мужским. Да и все первые монастыри, возникавшие в Казанском краю, тоже были мужские: они выживали в суровых условиях полувоенного времени. Лишь позже стали появляться обители женские - своеобразный знак начинающейся стабильности в Среднем Поволжье, после подавления основных сил партизанского движения.
   Особой для нашего края стала священная дата - 1579 год: обретение чудотворной Казанской иконы Божией Матери и основание в честь неё девичьего Казанского Богородицкого монастыря. Позже возникло ещё несколько женских обителей на территории бывшего Казанского ханства. Иоанно-Предтеченская стала одной из них.
   Так Свияжск оказался на века одним из важнейших центров не только мужского, но и женского монашества в Среднем Поволжье.
   Изначально монастырь возник как бедная община при приходской церкви Рождества Христова. Инокини, как пишет Яблоков, селились "в отдельных келиях, сооружённых на собственный счёт". Никаких документов об основании монастыря не осталось - все они сгорели в печально знаменитом пожаре Свияжска 1795 года. Лишь в одной монографии XIX века ("История Российской Иерархии" архимандрита Амвросия, 1813г.) указано, что обитель основана в конце XVI века.
   Сама церковь Рождества Христова известна по описям с 1567 года. Она стояла рядом с собором Рождества Богородицы, главным храмом Свияжска ("видимо, левее его, где ныне торговая площадь", - уточняет П. Л. Юдин). Это - юго-восточная часть Круглой горы, примерно на 100-150 метров восточнее Троице-Сергиева монастыря.
   Почему же монастырь стал называться не Рождественским, а Иоанно-Предтеченским? Ясно по самому названию, что рядом существовал и Иоанно-Предтеченский храм. Но опять-таки о нём - никаких документов! Поэтому, например, у П. Юдина и А. Яблокова - совершенно разные версии событий. И если бы это касалось только происхождения названия! Нет, это именно - совершенно разные картины всей ранней истории монастыря.
   По описанию Юдина, изначально при обители стояли 2 храма: Иоанна Предтечи (холодный) и Рождества Христова (тёплый). Обычная и привычная картина: два храма при монастыре.
   По Яблокову, был лишь один храм Рождества Христова. С XVI века он стоял деревянный, в 1701 г. стал каменным. И будто бы лишь тогда, в начале XVIII века, при нём впервые (!?) появился придел Иоанна Предтечи. И только тогда (от придела, а не от основного храма!?) монастырь получил своё нынешнее название... А до этого что - стоял безымянным?
   Картина, честно говоря, получается не очень убедительная. От одного маленького (и так поздно возникшего) придела вряд ли могло произойти название древнего монастыря. Скорей уж, оно указывает на XVI век - на эпоху Ивана Грозного, ведь во славу его небесного покровителя (Иоанна Предтечи) было построено тогда множество храмов и монастырей. Особенно это касается нашего Среднего Поволжья, где русские особо почитали царя Ивана как покорителя и крестителя целого края. Да и не только в имени царя дело. Святой пророк Иоанн Предтеча, проведший большую часть жизни в Иорданской пустыне, издавна считался одним из покровителей вообще всех иноков и инокинь.
   Община не была такой уж и "небольшой", как называет её А. Яблоков. Он сам, противореча себе, приводит данные: в 1739 г. в ней было 59 инокинь, в 1756 г. - 100 (в обоих случаях - не считая послушниц). А послушниц в женских монастырях обычно бывало - несколько десятков. Таким образом, в "небольшой" женской обители было, как минимум, раза в 2 больше монашествующих, чем в первоклассной Успенской мужской. Из известных исторических лиц в Иоанновской обители в 1718 - 1726 гг. жила в ссылке Варвара Головкина, позже переведённая в один из московских монастырей. Это говорит о известности обители за пределами Среднего Поволжья. В самом же Поволжье в XVIII веке это вообще был один из крупнейших женских монастырей. Недаром по реформе 1764 г. во всей огромной Казанской епархии остались "в штате" лишь 2 женских обители: Казанская Богородицкая (второклассная) и Свияжская Иоанно-Предтеченская (третьеклассная).
   При таком количестве подвизающихся, очень сомнительно, чтобы в монастыре был всего один храм.
   Описание Юдина, на наш взгляд, более убедительно. С XVI века, видимо, стояли два деревянных храма, с начала XVIII они оба стали каменными. Над папертью новой каменной Иоанно-Предтеченской церкви вознеслась небольшая колокольня. Главный колокол на ней весил 55 пудов (880 кг). О том, что было именно два самостоятельных храма, а не один с малым приделом, свидетельствует и донесение о пожаре 1795 г.: "На церквах, холодной и тёплой, крыши тесовые сгорели, и большой колокол весом в 55 пудов, упал и прошиб над папертью свод, где и остановился...".
   Да, как это ни печально, о внешнем виде монастыря до 1795 года мы узнаём лишь из донесения о пожаре, полностью его уничтожившем. Донесение составила игуменья Мария.
   До этого, в 1753 году, был ещё один опустошительный пожар. О нём тоже осталось одно донесение - игуменьи Александры. Но тогда монастырь удалось восстановить на прежнем месте - за счёт пожертвований, собранных в Казани "от доброхотных дателей". Пришлось буквально собирать по крохам милостыню "за крайним неимуществом".
   Не раз подобные трагедии случались с обителями в ту эпоху. Особенно - с бедными женскими монастырями (на Руси до XVIII века женские монастыри, как правило, намного беднее мужских). И восстанавливали их на пепелище те немногие истинные подвижницы, которые, будучи привязанными к месту своих постоянных молитв, отказывались переселиться в другие монастыри.
   Очень похожая история про Елецкую Знаменскую обитель - из тех же лет, - описывается в житии великого святителя Тихона Задонского (настолько похожая, что мы можем её привести для аналогии):
   "Святителю Тихону обязана своим возрождением и женская Знаменская обитель в г. Ельце. Случился большой пожар в 1769 г., от которого сгорел девичий монастырь, и все монахини были переведены в Воронеж. Одна только послушница решилась, по благословению святителя, водвориться на пепелище бывшей обители, ибо он предсказал, что по молитве усопших стариц опять возродится обитель. Послушница нашла там убогую старицу, которая устроила себе келлию из каменного погреба, и мало-помалу собралось к ним несколько сестёр. При пособии святителя и одного из благочестивых граждан елецких, соорудилась небольшая деревянная церковь во имя Знамения Богоматери, и образовалась при ней община, которая и возведена была в женский монастырь".
   Свияжская обитель, как и Елецкая, была в XVIII веке очень бедной: земельных угодий не имела, а получала только "ругу" (жалованье). Формально - 327 рублей в год, реально - 10 рублей 10 копеек... Разница разительная и, как говорится, свидетельствует сама за себя. Все строения, кроме 2 церквей, были деревянные - что и предопределило катастрофический исход огненной бури.
   Да, 11 мая 1795 года "по неизвестной причине" вспыхнул всеобщий пожар Свияжска, в котором сгорело 140 жилых домов. В Иоанновской обители одним падением колокола дело, конечно, не обошлось: "Ограда, кельи деревянные и сколько в оном разного деревянного строения - всё без остатку сгорело ж, и никакого для жительства покоя не осталось" (из того же донесения). "Покоя" - то есть "дома, строения". Но и в современном смысле слова, покоя тоже не осталось. Одни хлопоты и расселение инокинь по другим обителям. Казалось бы, монастырь исчез уже навсегда!
   Но нет, наоборот - это оказалось его второе рождение. Священным залогом его стало явное Божие чудо: все до единой иконы сохранились.
   Крыши в церквах сгорели, а образа в них уцелели! Все они оказались в возрождённом заново монастыре.
   Из храма Рождества Христова были перенесены уцелевшие иконы:
   Спасителя;
   Рождества Христова;
  
   муч. Феодора Стратилата;
   Иоанна Предтечи;
   свт. Николая;
   Смоленская икона Божией Матери.
   Из Иоанно-Предтеченского храма:
   Казанская,
   Тихвинская,
   Грузинская,
   Знаменская иконы Божией Матери;
   свт. Николая;
   Иоанна Предтечи;
   Усекновения Главы Иоанна Предтечи;
   мчц. Параскевы;
   Рождества Христова;
   Воскресения Христова.
   В этом же храме хранилась и тоже, к счастью, уцелела в пожаре главная святыня последующего времени - чудотворная икона Божией Матери "Всех Скорбящих Радосте". Именно в честь неё уже в начале ХХ века был возведён самый большой собор монастыря (да и всего Свияжска).
   Уцелевшие иконы стали залогом возрождения обители - как спасённое в бою знамя становится знаком того, что армия жива.
  
   Когда в том же XVIII веке (только в начале его) не менее страшный пожар уничтожил почти все здания Киево-Печерской лавры, Пётр I, говорят, спросил только: "Цела ли чудотворная икона Успения?" Ответили: "Цела". "Ну, слава Богу! Значит, и лавра цела... А здания мы отстроим заново, ещё красивее".
   Очень похожий пример.
   Но с возрождением Иоанновского монастыря на прежнем месте на этот раз возникли сложности. Когда через несколько месяцев после пожара губернский архитектор приехал делать "съёмку места", то оказалось, что часть его уже застроена обывательскими домами или отошла под улицу. Под монастырь осталось лишь пространство 60 на 38 саженей (примерно 128 на 81 м.) "в самой середине города". Мир надвинулся на святое место со всех сторон. И в этом не было чьей-то вины. После пожара многочисленные погорельцы селились где придётся.
   Владыка Амвросий, архиепископ Казанский, признал старое место неудобным для монастыря. Игуменья Мария ходатайствовала перед ним о передаче женской обители всех уцелевших строений упразднённого в 1764 г. Троицкого монастыря. Площадь его была примерно в 2 раза больше. От пожара он пострадал меньше. Сохранились обе церкви и часть ограды с воротами. Эти церкви 30 лет после упразднения считались приходскими, но фактически пришли в запустение от бедности и требовали серьёзного ремонта. Но, как бы то ни было, это всё равно оказалось намного лучше погорелого места. И решение было принято.
   Так женский Иоанно-Предтеченский монастырь в самом конце XVIII века занял место мужского Троице-Сергиева.
   Именно наследием Троице-Сергиева монастыря объясняется тот необычайный факт, что новый Иоанно-Предтеченский монастырь не имел храма, соответствующего своему названию. Это редчайший случай. Главный собор любого монастыря почти всегда является одноимённым самому монастырю. Он называется обязательно в честь того же святого или того же праздника, которому посвящена обитель. Здесь же, как видим, архитектурное наследие составили Троицкий и Сергиевский храмы. Переименовывать эти древнейшие в Свияжске (да и в Среднем Поволжье) церкви было бы кощунством. Так и стоял новый Иоанно-Предтеченский монастырь с храмами, посвящёнными Пресвятой Троице и преподобному Сергию. Если не знать его историю, это может вызвать удивление. Мы же сейчас постараемся поподробнее описать это замечательное архитектурное наследие XVI века, с которым обновлённая обитель вошла в XIX век.
  
  
   2.
   Расцвет обители в XIX - начале ХХ вв.
  
   Монастырь на новом месте удивительно быстро оправился от бедствий II половины XVIII в. Расцвет - экономический и духовный, - не заставил себя долго ждать. Православная обитель обычно - как птица Феникс. Чем большие бедствия, пожары, разорения ей выпадают, тем больше находится потом благочестивых жертвователей, готовых отдать свои средства именно ей. Иногда такие бедствия даже помогают благотворителям проснуться от "духовной спячки": лучше всяких призывов напоминают им, что в них, оказывается, очень нуждаются. Недаром все знают русскую поговорку: не было бы счастья, да несчастье помогло.
   В XVIII-XIX веках (да и раньше) часто бывало, что те обители, с которыми вроде бы "ничего страшного не случалось", так и влачили убогое существование, всеми подзабытые, а те, что пережили пожары, потопы или другие подобные несчастья, вдруг восставали из забытья и через 10-20 лет становились крупнейшими светочами Православия в своих регионах, а иногда и в масштабах России. И потом, задним числом, людям уже казалось, как будто так всегда и было...
   Самое настоящее воскресение Иоанно-Предтеченского монастыря в точности совпало с временем возрождения и расцвета целого ряда ещё более знаменитых духовных центров России. Многие из них пребывали в "небытии" гораздо дольше. Святогорская Донецкая пустынь - по некоторым сказаниям, почти ровесница Киево-Печерской лавры, - стояла в запустении после страшной чумы середины XVII века и лишь через полтора столетия обрела новую жизнь. Та же эпидемия опустошила Оптину пустынь - и опять-таки XIX век оказался временем не только возрождения, но и небывалой всероссийской славы этой обители. В том же XVII столетии, только не от чумы, а от шведского нападения 1611 года, казалось бы, окончательно погиб Валаам со всеми своими скитами. На рубеже XVIII-XIX веков старец Назарий Саровский возродил в нём иноческую жизнь, дал новый устав и заново обустроил скиты.
   Начало XIX века - символический рубеж для них. Начиналась вообще новая эпоха в истории русских монастырей. И Иоанно-Предтеченский не стал исключением.
   Женские монастыри в этот период развивались намного быстрее. Как правило, они очень быстро становились более многолюдными, чем мужские. Одна из особенностей XIX века: многие мужские обители, разорившиеся и обезлюдевшие, преобразовывались епархиальными властями в женские. Иоанно-Предтеченский монастырь как бы предвосхитил эту тенденцию ещё в конце XVIII века: бывшая Троице-Сергиева обитель поменяла название и стала женской раньше всех вышеперечисленных.
   Почему женские монастыри развивались быстрее? Довольно многие девицы из крестьян и мещан мечтали об иночестве - именно эти самые "низкие" и непривилегированные сословия стали основным пополнением монашества на Руси. Для мужчин из этих же сословий существовало куда больше формальных и неформальных ограничений для ухода в иночество. Государство и сама крестьянская община (и мещанские общества, соответственно) строго следили за своими людьми, часто рассматривая желание постричься в монахи как попытку уклониться от рекрутской повинности, от общинных работ и т. п. Кроме того, родители гораздо более охотно благословляли на иночество дочерей, чем сыновей - "продолжателей рода", наследников хозяйства, главную свою опору... Наконец, по издавна заведённой в народе традиции, вдовы гораздо чаще уходили в монастырь, чем вдовцы.
   Вот и Иоанно-Предтеченская обитель оказалась по преимуществу "крестьянской", народной. Вдовы и девицы соседствовали здесь (были в России монастыри только девичьи, но Свияжский к ним не относился). Численность насельниц, по всем вышеописанным причинам, росла довольно быстро и вскоре вывела обитель на второе место в епархии (да и во всём Среднем Поволжье) после Казанского Богородицкого монастыря. В I половине XIX века численность в основном ещё не переваливала за 100 (как и в предыдущем столетии, до пожара), но к рубежу XIX-ХХ веков целый "монашеский город" занял юго-западную часть Свияжска. В этом "городе"
   в 1878 г. было 158 насельниц,
   в 1883 г. - 120,
   в 1892 г. - ровно 200,
   в 1897 г. - 275,
   в 1900 г. - 360,
   в 1906 г. - ровно 400,
   в 1917 г. - 387.
   Из них численность самих монахинь колебалась от 23 до 26 (огромный, многолетний испытательный опыт существовал для послушниц перед их пострижением), остальные - рясофорные (обычно - несколько десятков) и белицы (как правило - более ста, а в начале ХХ века - более двухсот).
   400 насельниц в начале ХХ века. Почти полтысячи. Попробуем только вдуматься! Население самого Свияжска к тому времени едва превышало 2 тысячи мужчин и женщин всех сословий. Поистине город в городе...
   Ненамного уступал Иоанно-Предтеченский монастырь даже и Казанскому Богородицкому, хотя последний был прославлен на всю Россию чудотворной иконой Божией Матери, а в Свияжском имелись только местночтимые святыни. Лишь перед самой революцией число насельниц Казанского монастыря достигло полутысячи. 500 в Казани и 400 в Свияжске. Разница не очень большая.
   Всё женское монашество России (с послушницами) насчитывало к концу XIX века 27,5 тыс. человек. В крупнейшем Серафимо-Дивеевском монастыре - "девичьей Лавре", - было около тысячи насельниц.
   Так или иначе, Свияжская обитель относилась к числу крупнейших в России.
   "Крестьянской" по преимуществу называют обитель в своих книгах и П. Юдин, и А. Яблоков. Как мы уже отмечали, в основном это так и было. Но определённые уточнения всё же можно внести. Архивные документы рубежа XIX-ХХ вв. позволяют установить социальное происхождение инокинь более точно, а не только "в общем". Например, в 1892 г. из 23 монахинь крестьянского происхождения было 10,
   духовного (потомственного) - 5,
   мещанского - 4.
   Лишь по одной монахине было - из дворян, из чиновного сословия, из купцов и из солдат.
   Таким образом, хотя бывших крестьянок насчитывалось очень много, однако всё же не абсолютное большинство, а чуть более 40 %. Мещане и потомственное духовенство также составляли довольно важный источник пополнения инокинь Свияжского монастыря.
   Как же обстояло дело с хозяйством, которое призвано было обеспечивать всем необходимым столь большое количество насельниц?
   Хозяйство любого монастыря обеспечивается пожертвованиями: частными и государственными, денежными и земельными. Особенно важным было для безземельного в XVI-XVIII веках Свияжского монастыря, что в XIX веке за счёт покупок (опять-таки на деньги благотворителей), а также прямых актов дарения земли, он обзавёлся следующими угодьями, описанными в Справочной книге Казанской епархии:
   "1) пахотная земля в количестве 26 дес. 317 саж. при Фёдоровском, Свияж. у.; 2) около г. Свияжска несколько пожней в разных местах в количестве 42 дес. 1698 саж.; 3) пахотная земля при с. Морквашах, Свияж. у., в количестве 204 дес. 304 саж.; 4) лесной участок в 95 дес. 105 саж. в том же уезде; 5) рыбные ловли близ г. Свияжска; 6) взамен мельницы, бывшей на р. Сулице, монастырю выдаётся из казны 100 р. в год; 7) при самом монастыре - фруктовый сад".
   В общей сложности, по нашим подсчётам, это более 368 десятин (ещё не считая фруктового сада), что составляет округлённо примерно 400 га. Или, что то же самое, 4 квадратных километра. Причём (и это довольно редко для провинциальных монастырей) 2/3 этих земель составляли не леса, пустоши и прочие второстепенные по полезности угодья, а пашня, основа основ.
   Особенно важным в этом плане стало, конечно, приобретение 204 десятин при Морквашах в г., при знаменитой игуменье Каллисте. Именно этот единый участок составил сердцевину сельского хозяйства всего возрождённого Иоанно-Предтеченского монастыря.
   Редко когда обителям в XIX веке перепадали такие большие цельные участки - обычно у других шла сплошная "чересполосица": мелкие владения оказывались разбросанными порой на многие десятки километров друг от друга. Это сильно затрудняло управление монастырским хозяйством, но Свияжская обитель, как видим, от такой трудности была избавлена.
   С самого начала XIX века велики были и денежные пожертвования на святую обитель. Причём мы можем выделить здесь несколько этапов. На первом основную роль играли государственные пожертвования. Только из консистории и только на строительство в 1819 - 1826 гг. были выделены 32 тысячи рублей (более подробно об этом см. в ї3). Но всё больше появлялось и частных благотворителей.
   В середине XIX века, при игуменье Каллисте, менее чем за 20 лет (1841 - 1858 гг.) пожертвования из банков составили 6000 руб., из Казанского приказа общественного призрения - 5100 руб. Кроме того, в рапорте игуменьи перечисляются благотворители:
   купец Арский - 150 руб.,
   коллежская советница Чемисова - 1000 руб.,
   чиновница Воронцова - 1250 руб.,
   дворянка Солонина - 250 руб.,
   мещанка Смирнова - 250 руб.,
   дворянка Аристова - 286 руб.,
   подпоручица Михайлова - 200 руб.,
   дворянские девицы Миллер и Клапшова - по 300 руб.,
   подполковница Михайловская - 200 руб.,
   купчиха Сухопарова - 2000 руб.,
   мещанка Басова - 1250 руб.,
   дворянские девицы Тейсовы - 2000 руб.
   Как видим, благотворители находились - из практически всех городских сословий. А вернее сказать - в основном, благотворительницы. Особенности древнего и почитаемого женского монастыря: вклады в него делали тоже, по преимуществу, благочестивые женщины. Девицы, семейные и вдовы...
   Были и благотворители, пожелавшие остаться неизвестными - согласно евангельскому завету: "Пусть ваша левая рука не знает, что творит правая". Эти безвестные благочестивые люди вызывают наше особое уважение. Так, в 1865 г. "неизвестный" пожертвовал обители 2500 руб. ценными бумагами, чтобы годовые проценты постоянно шли на содержание всё увеличивающегося количества сестёр.
   Частные благотворители сыграли решающую роль и в строительстве монастырских зданий: почти все они возведены на частные деньги - во всяком случае, те, что появились во II половине XIX - начале ХХ вв. Дом на упомянутом участке в Морквашах (1880 г.) стоил 1500 руб., дома причта возле обители (1883 г.) - 4500 руб. Всё это - деньги благотворителей. А Наталья Ивановна Иванова подарила в 1902 г. уже готовый 2-этажный каменный дом в самом центре Казани, на Университетской улице. Так провинциальный монастырь обрёл подворье в губернском центре. А известная своей благотворительностью баронесса Жомини в 1890 г. построила 2-этажный корпус сестринской трапезной, стоивший около 30 тысяч рублей. Если мы сравним это с тем, что выделялось из казны, согласно штату монастыря (337 руб. 43 коп. в год), то разница будет поразительной - и конечно, не в пользу государства. Таким образом, наступил III период, когда уже именно частные пожертвования преобладали во всём. Именно за счёт них капитал монастыря вырос во II половине века с 10936 руб. в 1862 г. (по донесению одной знаменитой игуменьи - матери Каллисты) до 26165 руб. в 1900 г. (по докладу другой, не менее знаменитой игуменьи - матери Апфии). И постройка собора при матери Апфии, стоившая 100000 руб., также прошла в основном на частные деньги, собранные за несколько лет. Подробнее об этом читайте в соответствующем параграфе.
   К моменту революции 1917 года обитель подошла в состоянии одной из самых процветающих в Среднем Поволжье. Таков был итог её 120-летней жизни на новом месте. И само это место по красоте и величественности ансамбля преобразовалось почти до неузнаваемости.
   Что касается формального престижа монастыря (об этом стоит говорить по значимости лишь в последнюю очередь, что мы и делаем - в завершение параграфа), то в 1865 г. - через 100 лет после реформы Екатерины II и через 70 лет после пожара, - его возвели из III класса в более высокий II. Из 27 монастырей Казанской епархии первоклассных было лишь 2, второклассных - 3. Свияжский Иоанно-Предтеченский монастырь оказался одним из них.
  
  
   3.
   Архитектура монастыря.
  
   Две главных архитектурных жемчужины достались Иоанно-Предтеченскому монастырю от Троице-Сергиева. И поныне они составляют то историческое достояние, ценность которого касается не одной обители и даже не одного Свияжска, а Русской Церкви и русской культуры в целом. Троицкий собор (именно так официально именовалась маленькая бревенчатая церковь 1551 года) является одним из древнейших в России памятников деревянного зодчества. Хотя бы уже одним этим он уникален. А Сергиевская каменная церковь с трапезной и колокольней представляет собой целый архитектурный комплекс рубежа XVI- XVII веков: интереснейшего периода, ибо наступило Смутное время, зодчество по всей Руси "уснуло" на 20 лет, и потому всё, что было построено накануне, приобретает особую историческую ценность - в качестве последних по времени памятников канувшей в небытие эпохи.
  
   а). Троицкая деревянная церковь.
   Многое было написано про этот уникальный по древности храм - ровесник самого Свияжска. Кто бы и когда ни писал про Свияжск, конечно, не мог не отметить то единственное, что осталось от всего деревянного града. Время полностью "съело" великий бревенчатый кремль "Нова города" 1551 года, превосходивший по размерам кремль московский; ничего не осталось ни от 18 башен, ни от грозных стен между ними, тянувшихся на 2,5 километра по краю страшного обрыва. Но уцелел первый храм, построенный одновременно с ними - освящённый тогда же: своеобразный дар от великой подмосковной "обители Пресвятыя Троицы" новоприобретённому для России и Церкви месту. Время освящения известно по летописям точно - 17 мая 1551 г. (ст. ст.): именно на 17 мая приходился праздник Св. Троицы в том году.
   Первый храм первого монастыря во всём Среднем и Нижнем Поволжье! Потому и назвали его почтенно - собор, - невзирая на крошечные размеры.
   Да, это был монастырский собор, то есть главная церковь обители. Когда-то и в будущей Троице-Сергиевой лавре (до 1422 г.) собор был деревянный и совсем небольшой. Заменённый великолепным каменным, он не сохранился, как и келья преподобного Сергия.
   Может быть, деревянная церковь Свияжска является подобием той первоначальной Троицкой, которую лично соорудил из брёвен преподобный Сергий на месте своей будущей Лавры?
   Вообще связь этого удивительного места с памятью святого Сергия поразительна.
   Летопись свидетельствует о рассказе "черемисских" (марийских) старейшин русским воеводам о том, что было здесь незадолго до их прихода:
   "... слышахом ту часто по руски звоняще церковный звон; нам же во страсе бывшим и недоумеющимся и чюдящимся. И послахом неких юнош лехких, многажды, доскочити до места того и видети, что есть бывающее. И слышахуся гласы прекрасно поющих во время церьковнаго пения, а поющих не видеша ни единого же, но токмо видеша стара калурятуна, вышее [по-вашему -- А.Р.] рекша калугера [старого инока -- А. Р.], ходяща со крестом и на вся страны благословляющего, и водою кропяща, и с образом яко любующа, место разумеюща, идеже поставитися граду... Наши же юноши посланы жива яти его покусишася, егда в Казань сведут на испытание, откуду приходит на место, и невидим бываше от них; они же стрелы своя из луков своих пущаху на него, да уязвише поне тако изымут его, стрелы же их ни блиско к нему прихожаху, ни уязвляху его, но вверх восходяще на высоту и сокрушахуся тамо на полы, и падаху на землю. И устрашившеся юноша тыя, и прочь отбегаху".
   Позже эти же старейшины узнали на иконе преп. Сергия являвшегося им "калугера".
   Можем ли мы эту церковь считать исторической в масштабах России, с точки зрения не только её архитектурной ценности, но и тех великих событий, с которыми она так или иначе оказалась связана? Здесь был преподобный Сергий... через два века после своей земной кончины. Кто был здесь ещё?
   В 1551 году основал её князь Серебряный, позже ставший в нашей отечественной истории человеком-легендой: о романе Алексея Константиновича Толстого "Князь Серебряный" слышали даже те, кто его не читал.
   В 1552 году здесь молились перед последним переходом на пути к Казани сам 22-летний царь Иван Грозный и все его знаменитые воеводы, герои Казанского похода: и Горбатый-Шуйский, и Курбский...
   В 1555 году здесь, несомненно, служил свт. Гурий, первый архиепископ Казанский - когда останавливался в Свияжске на пути из Москвы в Казань...
   И всех-то их повидала эта маленькая деревянная церковь! Как одноимённая ей лесная церквушка, срубленная преподобным Сергием на месте будущей Лавры, успела повидать и князей, и бояр, и епископов... даже одного греческого.
   А вообще много ли осталось в России до нашего времени бревенчатых церквей столь почтенного возраста - хотя бы примерно ровесников свияжской?
   Знаменитый деревянный ансамбль Кижей - младше почти на 2 века (Преображенская церковь - 1714 года, Покровская - 1764). Его всемирно известные храмы замечательно иллюстрируют собой русское деревянное зодчество XVIII века, но никак не XVI. К тому же Север есть Север: у него свои архитектурный традиции, а у Средней полосы России - немного иные. То же можно сказать и про знаменитую церковь Кондопоги - 1774 года.
   Обратимся к лучшим музеям деревянного зодчества Средней полосы: новгородскому, костромскому, суздальскому, вологодскому... В первом есть церковь Успения из села Курицко 1595 года. В Вологде сохранилась Успенская церковь Александро-Кушаского монастыря - тоже XVI века, но точный год постройки неизвестен. В Суздале стоит Никольская церковь из села Глотово - 1766 года, намного моложе вышеупомянутых.
   Наконец, много деревянных древностей сохраняется в музее-заповеднике Костромы. Церкви там - все без исключения сельские, в отличие от монастырско-городской свияжской. Самые древние и знаменитые: церковь Собора Богородицы из села Холм 1552 г. (на 1 год моложе свияжской) и Преображения из села Спас-Вежи 1628 г. (последняя, по трагическому стечению обстоятельств, сгорела несколько месяцев назад).
   Таким образом, всего сейчас в России - несколько деревянных храмов XVI века. Свияжский Троицкий - один из них. Во всей России древнее его, пожалуй, лишь одна Лазаревская церковь 1390 г. из Муромского монастыря (ныне, перенесённая, находится в Кижах).
   Что же касается собственно его архитектурной ценности, то, к сожалению, приходится отметить, что облик его от позднейших перестроек исказился значительно больше, чем у всех вышеперечисленных церквей. Изначально он был шатровой формы - как и, пожалуй, большинство русских деревянных храмов. Шатровый стиль, ещё довольно единично представленный в XVI веке в каменном зодчестве России, уже вовсю господствовал в деревянном.
   За счёт шатра, храм был, по-видимому, почти вдвое выше, чем сейчас. Для тогдашнего Свияжска - XVI века, - это вообще довольно высокое и заметное сооружение. По площади оно мало походило на собор, а вот "по росту"... Для сравнения: главная из крепостных башен - Рождественская, - была в высоту всего 6 саженей (менее 13 м). Троицкий храм, имеющий сейчас как раз примерно такую высоту (вместе с куполом), тогда, вероятно, достигал метров 20-и. То есть, в сплошь деревянном, "избяном", городе он был весьма заметным сооружением, видным из-за всех стен и башен.
   Площадь его протоиерей А. Яблоков, на основе писцовых книг XVI века, называет: 10 на 4 сажени, то есть тоже чуть больше 20 м в длину (21,3 м) и 8 с небольшим метров в ширину. Длина всего храма - вместе с алтарём и крыльцом, - примерно равнялась высоте шатра.
   Это довольно классическое сочетание. Таково, например, большинство часовен и малых церквушек в Кижах: высота шатра над восточной частью равна длине всего сооружения. Лишь в редких случаях шатёр оказывается намного выше. При этом, высота интерьера в подобных храмах была, как правило раза в два меньше внешней конструкции. Весь верхний объём (шатёр или форма, его заменяющая) оказывался "ложным" и отделялся от интерьера потолком. Он - своеобразная "шапка" над деревянной церковью. Зимой в таком храме с низким дощатым потолком было тепло, как в избе.
   Конструкция подобных храмов также мало отличалась от избы-пятистенки: внутренняя неглухая стена отделяла трапезную (притвор) от основного объёма. Простой секрет сруба - когда брёвна вдеваются одно в другое, - позволял строить церкви, действительно, "без единого гвоздя", в чём нет ничего удивительного.
   Интересно замечание М. В. Фехнер о строительном материале Троицкой церкви: "Казанские учёные считают, что это древнейшее деревянное строение Свияжска собрано из брёвен, привезённых в 1551 г. из Углича. Согласно летописным данным, в здешних местах росли только лиственные деревья и небольшой сосняк, а храм срублен из прекрасного леса хвойной породы. Специалистам-хронодендрологам ещё предстоит определить подлинный возраст и породу дерева, из которого он был построен". В последующих справочниках порода дерева определяется как лиственница.
   Таким образом, храм, видимо, был сначала собран на Верхней Волге, а затем в разобранном виде сплавлен почти на 1,5 тысячи км вниз - точно как и сама Свияжская крепость. Угличские мастера деревянного зодчества стали его архитекторами, но имена их, конечно, не сохранились.
   Как уже выше отмечалось, не повезло храму с дальнейшими многочисленными перестройками и переделками. Облик его снаружи сильно исказился и утратил многие изначальные черты XVI века. Потому, вероятно, он и оказался гораздо менее известен в искусствоведческой литературе в масштабах России, чем более молодые церкви Кижей или хотя бы более близкой к нам Костромы. Возможно, когда-нибудь, с Божьей помощью, он будет реконструирован (как и вышеназванные) и вернёт свой изначальный вид.
   Главные искажения храма в XVIII - XIX вв.: замена шатра низкой железной кровлей, с железным же куполом, и обивка всего корпуса тёсом. И то, и другое диктовалось своеобразной заботой о сохранности храма. Действительно, опыт реставрации уже в ХХ веке кижских церквей показывает, что лишённые тесового покрытия бревенчатые сооружения гораздо быстрее "деградируют" и приходят в аварийное состояние. Доски - грубая и некрасивая, но действенная защита от дождей, снега и ветров для древних церковных срубов.
   То же можно сказать и о железной кровле: деревянный шатёр, в отличие от неё, гораздо быстрее портится, чернеет и даёт течь, а то и вовсе может накрениться и развалиться.
   Удивительно, как вообще (явно особым Божьим промыслом) Троицкая церковь не была разобрана "за ветхостью и ненадобностью" в XVIII или XIX веке: видимо, особое почтение к этой "матери всех церквей земли Казанской" спасло её даже в ту эпоху, когда историческую старину особо не ценили и обычно вовсе не пытались сохранить её любой ценой, а заменяли новостроем.
   1742 год, вероятно, открыл серию перестроек Троицкого храма - именно тогда он был заново освящён, как это следует из надписи на хранящемся в его алтаре деревянном кресте. Впрочем, гравюры Свияжска XVIII века свидетельствуют, что тогда храм всё ещё оставался шатровым, причём шатёр виднелся издалека.
   Единственная деталь, как будто соответствующая духу старины: яблоко креста, над чуть вытянутой вверх луковкой купола - прорезное, что является элементом, довольно редким в архитектуре. Когда-то ещё одно такое же, прорезное, выделялось над не сохранившимся доныне чешуйчатым куполом Никольской церкви Успенского монастыря. Оно хорошо заметно даже на мелких, чёрно-белых дореволюционных фотографиях. Два храма, почти ровесники - самый древний в Свияжске каменный (1556 г.) и самый древний деревянный (1551 г.), - хоть этим одним единственным элементом походили друг на друга.
   Радикальная перестройка относится уже, по-видимому, к началу XIX века, когда начался хозяйственный подъём и, соответственно, строительный расцвет в Иоанно-Предтеченском монастыре (которому как раз незадолго до того храм передали).
   В 1819 г. крытую галерею на столбиках, опоясавшую церковь с трёх сторон, разобрали и заменили крылечками - также с трёх сторон. Благодаря им, церковь стала строго крестообразной в плане. Зато из-за обилия стекла в стенах этих крылечек, она начала напоминать дачный домик, а вовсе не древний храм.
   В 1821 г. её полностью обшили тёсом и покрасили масляной краской (с тех пор много раз перекрашивали, но чаще всего - синей и зелёной краской). Не очень подходящее для храма сходство с дачным домиком ещё усилилось. Впрочем, церковь знаменитого Иоанно-Предтеченского скита при Оптиной пустыни весьма похожа на то, как стал выглядеть с XIX века наш Троицкий храм (сама она - XIX века), а ведь эту церковь знает вся православная Россия. Про неё также говорили, что она похожа на изящный домик, стоящий в самом центре фруктового сада и цветочных клумб. Несмотря на отсутствие какого-либо "древнего духа" в её облике, это - одно из самых благодатных мест, какие только известны русским паломникам.
   Процесс частичной перестройки церкви продолжался и во II половине XIX века. В 1882 г. она получила новый каменный фундамент. Тогда же все три крыльца и были застеклены. В 1885 г. восьмигранный барабан ("фонарик") под куполом искусно расписали. Поскольку эта живопись не сохранилась до наших дней, мы считаем особенно важным перечислить эти изображения (возможно, когда-нибудь они и будут восстановлены). Их 8 - по числу граней: Спаситель, Божия Матерь, Иоанн Предтеча, свт. Герман, преп. Сергий, свт. Николай Чудотворец, Архангел Михаил, мученица Юлия.
   На старых фотографиях можно разглядеть эти изображения.
   Таким образом, "омоложение" Троицкой церкви привело к тому, что она, как справедливо отмечает М. В. Фехнер, "в современном своём виде кажется построенной не ранее XVIII века". Или даже - "не ранее начала XIX", - добавили бы мы от себя.
   Но это лишь то, что касается внешнего облика. Внутри же "избяной" интерьер, уже благодаря самой своей простоте, мало в чём мог измениться. Он никогда не был особенно пышным - соответственно не поражает пышностью и сейчас. Удачные слова нашла М. В. Фехнер в 1970-х гг. для его описания: "Почти лишённый убранства, интерьер церкви поражает своей предельной лаконичностью, удивительной красотой самого материала - брёвен стен и широких половиц. Изначально, когда высокий шатёр был световым, храм внутри, естественно, производил большее впечатление". Был ли шатёр "световым" (т.е. с окнами, освещавшими интерьер) или "ложным" (т.е. отделённым потолком, как чердак) - этого мы не знаем, так что последнее утверждение М. В. Фехнер - лишь её предположение.
   Особенность интерьера Троицкой церкви, ещё усиливающая её сходство с деревенской избой - это длинные лавки, стоящие вдоль стен. Стоящие, видимо, изначально. Они ещё в старину были намертво прибиты к полу и таким образом стали неотъемлемой частью интерьера. Две лавки были прибиты даже в алтаре. Что-то очень простонародное, добротное, практичное чувствуется в этом. В храме создаётся какой-то особый уют и теплота душевная. Мы видим, что это был, действительно, братский храм - там, где маленькая братия Троице-Сергиева монастыря ежедневно собиралась на очень долгие, по уставу, молитвы... В древнерусских церквах обычно и стояли такие скамьи, чтобы уставшие от стояния могли немного отдохнуть.
   Кажется, что вообще всё в этой церкви - деревянное. Даже семисвечник в алтаре, и тот стоял - деревянный.
   Единственное, что выделяется из этого царства брёвен, тёса и дощатой резьбы - потемневшее от старости висячее медное паникадило. Да раньше ещё тускло сверкали древние ризы на некоторых иконах.
   Главным украшением церкви был, конечно, иконостас - также деревянный и первоначально 4-ярусный. Поразительно наличие 4-ярусного иконостаса в таком маленьком храме. Это явно наводит на мысль о возможном переносе его сюда из другой церкви. Такие предположения высказывались ещё в XIX веке.
   Из всех вместе взятых источников о древнем Свияжске можно буквально наскрести лишь несколько слов о Вячесловском монастыре, просуществовавшем считанные годы в XVII веке. Но есть версия, что иконостас был перенесён в Троицкую церковь именно из него: "По предположению А. П. Яблокова, его перенесли сюда из Вячесловского монастыря, расположенного когда-то на Большой улице в городе. Эта обитель, построенная в первой половине XVII века воеводой Львом Шляковским, поляком по происхождению, принявшим православие, был превращена в 1661 году в подворье казанского митрополита", - пишет об этом М. В. Фехнер.
   Узоры иконостаса сохранились лишь частично, часть накладной резьбы обломана, но видно, что он выполнен в стиле украинского барокко, что как будто подтверждает выдвинутую версию (Л. Шляковский приехал с Западной Украины). Другое косвенное подтверждение: латинские надписи под изображениями Благовещения и Евангелистов на Царских вратах.
   Эти врата - пожалуй, самая роскошная часть иконостаса, да и всего интерьера храма. "Полукружие арки с резной золочёной имитацией завесы и её нарядной бахромы; увенчанная короной пышная гирлянда, спадающая по нащельнику Царских врат - контрастируют с предельно скромным обликом церкви".
   Все иконы праздничного чина из иконостаса Троицкой церкви хранятся ныне в древнерусском отделе Музея изобразительных искусств РТ в Казани. Искусствоведческая их ценность общепризнанна. Это образцовые памятники живописи XVI века, но написанные в традициях более древней, "рублёвской школы". Их часто можно увидеть на репродукциях, а на 1995 год был даже выпущен настенный календарь с довольно качественными их изображениями - тиражом целых 30 тысяч экземпляров, то есть огромным по нашим сегодняшним меркам. Популяризация памятников свияжской живописи идёт довольно активно, и всё же вопрос о принадлежности любых икон Церкви вряд ли будет где-либо и когда-либо окончательно закрыт до их передачи. Впрочем, пока что и сам Троицкий храм остаётся музейным достоянием.
  
  
   б). Сергиевская трапезная церковь.
  
   Каменная церковь во имя преподобного Сергия Радонежского стала центром формирования ансамбля всего монастыря. Троицкий деревянный "собор" оказался на окраине, у ворот, каменная же "трапезная церковь" - в самой середине, в тесном обрамлении построенных позже сооружений. По размерам она тоже невелика (хотя снаружи всё-таки больше Троицкой), но это не помешало ей стать главным образующим звеном всего ансамбля.
   Чтобы дать архитектурную характеристику этого довольно сложного 2-этажного сооружения, придётся вспомнить Никольскую церковь Успенского монастыря. В сущности, их назначение и конструкция похожи. Только здешняя, Сергиевская церковь, по официальным данным помоложе на полвека. И поменьше размерами. А самое главное отличие: звонница сбоку от входа в Сергиевскую церковь так и осталась маленькой и одноярусной, а не была надстроена позже - не превратилась в высотную колокольню, подобную той, что мы видим в Успенском монастыре. Правда, изначально она венчалась шатром, а не округлым куполом, как сейчас. Таким образом, она была выше основного храма, а весь ансамбль Троице-Сергиева монастыря представал двухшатровым. Первый шатёр, как уже говорилось, венчал Троицкую церковь. К сожалению, оба не сохранились - ансамбль много потерял из-за этого.
   Более всего удивительно то, что датировка храма вызывает вопросы у некоторых специалистов, хотя, казалось бы, надпись на закладном камне свидетельствует о времени его постройки однозначно и с редкостной точностью: "В лето 7112 (1604) месяца сентября в 25 день". Это был предпоследний год царствования Бориса Годунова, а точная дата означает, видимо, время освящения храма - день памяти преп. Сергия Радонежского. Последняя осень в истории России перед почти 15-летним Смутным временем - когда Лжедмитрий только-только выступил в поход, а все бои, осады, разорения и грабежи были ещё впереди. Если бы храм не успели завершить строить к этому году, то неизвестно, когда бы потом сумели завершить и завершили ли вообще? Ведь поволжские монастыри (хоть напрямую и не затронутые бесконечными нашествиями) тоже очень сильно обеднели от Смуты, как и вся страна.
   Но 1604 - это именно лишь завершение постройки. Специалисты задаются вопросом: могла ли хоть какая-то отдельная часть сложного комплекса (храма-трапезной-колокольни) быть построенной раньше, в XVI веке? Ещё П. Л. Юдин в XIX веке выражал удивление, что церковь построена в камне "так поздно", а не во времена св. Германа.
   В 1551 г., одновременно с Троицкой церковью, была освящена и Сергиевская деревянная. Это известно и по летописям, и по описям. Когда же именно её заменили ныне существующей каменной? В писцовой книге 1565 - 1567 гг. она ещё значится как деревянная. По предположениям реставраторов Г. П. Рылова, В. В. Мальковской, С. С. Айдарова, каменный храм мог быть построен в 1570-х гг. - не раньше их, это точно, но, вероятно, и не позже. М. В. Фехнер мотивирует это так: "Двухэтажное здание <...> из тёсанных белокаменных блоков, с одной большой одностолпной палатой в подклете и другой - в верхнем этаже, совершенно очевидно, возводили те же псковские мастера, которые работали в Казани, направленные туда по приказу Ивана IV". Они же построили в похожем стиле (стиле Грановитой палаты) и Никольскую трапезную церковь Успенского монастыря (1550-е гг.). Если предположение верно, то 1604 год - это, видимо, лишь капитальное обновление храма, его "второе рождение".
   Впрочем, аналогии стиля с какими-то другими постройками сами по себе ещё ни о чём не говорят - в зодчестве есть множество примеров, когда храмы XVII века возводились в типичных формах XV-XVI веков (например, несохранившийся Успенский собор 1625 г. географически недалёкого от Свияжска Зилантова монастыря). Так что, вопреки уверенности М. В. Фехнер, постройка Сергиевской каменной церкви во времена Ивана Грозного вовсе не "совершенно очевидна". Это лишь гипотеза, пока документально не подтверждённая. Принимая её к сведению, мы всё-таки повторяем, что официальным временем "рождения" храма был чётко зафиксированный 1604 год.
   В любом случае, Сергиевская церковь - самое древнее каменное сооружение на территории Иоанно-Предтеченского монастыря и третье по древности из сохранившихся на территории Свияжска (после Успенского и Никольского храмов Успенского монастыря). Это сооружение, заключающее в себе много архитектурных и исторических загадок, не разрешённых полностью и до сих пор
   Поразительно, например, отсутствие апсид в алтарной части церкви: храм обрывается на востоке совершенно ровной стеной без всяких выступов. Очень редкий случай для русского зодчества! Алтарь расположен в той части храма, которая, из-за её возвышения над крышей выглядит как традиционный основной объём - над кубом её возносится купол. По виду кажется, что это - самая древняя часть храма. Под кровлей её видны классические "ложные" закомары, по три с каждой стороны.
   Вся церковь построена из хорошо отёсанного белого камня: в XIX веке были проведены даже замеры блоков. Они все - 5 вершков высоты (22,25 см) и от 6 до 12 вершков длины (от 26,7 до 53,4 см).
   Мы от себя добавим, что церковь интересна ещё и тем, что относится к концу эпохи собственно каменного строительства, перед самым началом эпохи "кирпичного узорочья" (XVII век). Но её-то позднейшие кирпичные перестройки практически не коснулись. Из-за этого по виду она кажется даже древнее собора Успенского монастыря (с его приделанными позже узорными кокошниками и накладными наличниками). Её стены - гладкие, декоративных украшений она совсем лишена. Единственным украшением являются сами каменные блоки стен: их строгое, аскетичное изящество. Глядя на них, охотно веришь, что в этом году храму исполняется ровно 400 лет!
   Впрочем, кое-какие изменения внешнего облика за эти 4 века всё-таки были. Про колокольню мы уже упомянули. Её тёсовое шатровое навершие заменим на округлый железный купол с маленькой главкой - в 1836 г. была эпоха самого активного строительства и ремонта в Иоанно-Предтеченском монастыре. Кровлю также сменили с деревянной на железную. Это было не сознательное изменение форм и стиля, а просто ремонт самых обветшавших деталей. Церковь лишилась всего деревянного, что её покрывало. Изменился, по мнению Фехнер, и сам подъём в церковь, находящуюся на втором этаже. Как он выглядел изначально - точно не известно. Но, вероятно, с запада на втором этаже (там сейчас лестничная площадка) располагалась открытая галерея-гульбище. Когда её заложили и сделали закрытой, было ли крыльцо и как выглядела лестница (сейчас она деревянная, современная) - никаких данных об этом не осталось.
   Первый этаж с 3-мя большими помещениями (главное из них - со столпом в центре, как и церковь наверху) при Иоанно-Предтеченском монастыре стал использоваться как склад для различных вещей - или "рухлядная", на монастырском языке того времени. А вот при Троице-Сергиевом, в XVII-XVIII веках, возможно здесь были и жилые кельи, как предполагал П. Л. Юдин, видя следы печей.
   Сам храм - это только второй этаж. Здесь всегда было и главное помещение, и ещё - придел слева (в северной части, за столпом "грановитой палаты"). Только при Троице-Сергиевом монастыре придел назвался - во имя преподобного Никона Радонежского (ученика и преемника св. Сергия), а предтеченском - во имя самого Иоанна Предтечи (должен же был иметься хоть один престол, одноимённый монастырю!). Главный престол не переименовывали никогда. Самая древняя в Среднем Поволжье из всех церквей, посвящённых преп. Сергию Радонежскому, именовалась Сергиевской и в XVI веке, и сейчас.
   Изображение великого "игумена Земли Русской" встречало и встречает каждого входящего в храм. Это - единственная сохранившаяся в Сергиевской церкви фреска: Ветхозаветная Троица (точная, но увеличенная копия великой иконы Андрея Рублёва) с предстоящими свв. Сергием Радонежским и Александром Свирским, преподобными служителями Пресвятой Троицы. Фреска, очевидно - 1604 года, как и сам храм, как и закладной камень, вделанный в стену рядом. И фреска, и камень - справа от роскошного арочного входа. Краски изумительны по своей яркости, учитывая их четырёхвековой возраст. Сразу вспоминается собор соседнего Успенского монастыря.
   Если росписи Успенского собора Свияжска справедливо называют уникальными хотя бы уже потому, что фресок середины XVI века в России больше практически не осталось, то надо добавить, что и фресок начала XVII века - тоже исключительно мало. Этим они - тоже уникальны.
  
   Интересное наблюдение. Портал Сергиевской церкви (арочный вход) по пышности совсем не соответствует её скромным размерам и бедному декору. Кажется, что этот портал принадлежит богатому роскошному собору. Церковь с совершенно гладкими, аскетичными, лишёнными узоров, стенами имеет целые пучки изящнейших полуколонн у входа. Будто бы вход - от совсем другого храма (какого-нибудь московского кремлёвского). Особенно красиво смотрятся "мастерски выполненные белокаменные узорные дыньки", перехватывающие полуколонны. Нет сомнений, что тройная арка портала была тоже расписана, по всем этим колонкам и "дынькам", многоцветными фресками - в виде народных узоров, напоминающих детали убранства Покровского собора в Москве.
   Если бы все фрески Сергиевской церкви сохранились, она выглядела бы гораздо более роскошной: вполне в духе того времени, когда по всей Руси возводились нарядные, "праздничные" храмы со сказочно-народными многоцветными узорами. Белыми и потому скромными они выглядят лишь сейчас.
   Внутри самой церкви древние фрески не сохранились. Не сохранились до наших дней и масляные росписи XIX века, пришедшие им на смену. В 1829 г. храм был расписан внутри на средства графа Павла Ивановича Апраксина. Потом, второй раз за столетие, его расписали в 1884 г. - в стиле, напоминающем сохранившуюся живопись трапезной Успенского собора. В советское время весь интерьер церкви был загублен - осталась лишь одна столбовая конструкция. Сейчас, при возрождении, храм просто выкрасили внутри в светло-голубой, небесный цвет и поставили новый иконостас взамен уничтоженного старого.
   Самый древний иконостас Сергиевской церкви был заменён ещё в XIX веке. В 1842 г. соорудили новый, а в 1864 г. его позолотили. Он не отличался роскошью, был гладкий - без колонн и сени. Своды церкви очень низкие, и поэтому иконостас был всего лишь 1-ярусный. Правда, вместо 2-го яруса (где обычно устанавливают иконы Праздников), висела икона Успения Богородицы над Царскими вратами, а над ней ещё - "арка с 5-ю иконами", видимо, малыми. Это довольно необычно: над Царскими вратами обычно изображается Тайная вечеря, а не образ Успения (как известно, и в Успенском монастырском соборе этот сюжет занял не совсем соответствующее позднейшим канонам место: во фресках прямо под сводом алтаря). Над иконой Успения ещё - икона Божией Матери с Предвечным Младенцем, а венчало весь иконостас Распятие с двумя предстоящими коленопреклонёнными ангелами.
   Вот как размещались иконы в единственном ярусе иконостаса:
  
   1 2 3 4 5
  
   1). св. Николая
   2). Смоленская икона Божией Матери
   3). Царские врата
   4). Пресвятая Троица
   5). преп. Сергия (храмовый образ)
   Все иконы были в серебряных ризах, так что интерьер церкви выглядел в XIX веке довольно богато.
   Особая древнерусская традиция - вешать на икону кресты. Далеко не везде она встречается, но в Сергиевской церкви Иоанновского монастыря, как увидим, много таких икон, увешанных крестами. Причём, в кресты вкладывались частицы святых мощей.
   На Смоленской иконе Божией Матери висело 3 креста. Из них один - кипарисовый, посеребрённый, с мощами четырёх Киево-Печерских угодников:
   Григория Иконописца,
   Прохора и Еразма,
   еписк. Нифонта (бывшего печерского монаха, мощи которого и поныне почивают в киевских пещерах).
  
   На образ Пресвятой Троицы был возложен 1 крест, серебряный, с мощами:
   Иоанна Предтечи,
   Иоанна Римлянина,
   великомуч. Варлаамия.
   Но ещё более интересен был иконостас Иоанно-Предтеченского придела, обустроенного в 1796 г. в северной части единой палаты. В то же время упоминавшийся придел преп. Никона был обращён в ризницу, рядом с алтарём Сергиевского престола.
   Иконостас Иоанно-Предтеченского придела современен самому приделу. В 1796 г. его собрали из сосны (заметим, что это редкий случай - чаще иконостасы вырезали из липы). Он был тоже - без колонн и сени, но только 2-ярусный. Зато настолько узкий, под стать самому приделу, что южных дверей у него вообще нет, а всего икон в местном чине поместилось лишь 4, считая изображение на крошечных северных дверях.
  
   1 2 3 4 5
  
   1). Архангел Гавриил, писанный на северных дверях
   2). Рождество Христово
   3). Царские врата
   4). Господь Вседержитель
   5). храмовый образ Иоанна Предтечи.
   Об удивительных Царских вратах этого придела - более древних, чем сам иконостас! - мы ещё напишем ниже. Они были главным украшением придела...
   Из перечисленных же икон стоит особо отметить "очень старинный", как называет его Юдин, образ Господа Вседержителя. На образе, над головой Христа - накладной серебряный венец и корона. И также - крест с мощами. В нём - части мощей Гурия, Варсонофия и Германа Казанских Чудотворцев и часть Ризы Господней (великой святыни, с XVII века хранившейся в Москве, а прежде - в Грузии: по преданию, туда её привёз один из воинов, охранявших распятого Христа и деливших по жребию его одежды - грузин, "ивериец", по национальности).
   На иконе Рождества Христова также были серебряные венцы - над Богоматерью и Младенцем, - к тому же, унизанные мелким жемчугом. А у иконы Иоанна Предтечи серебряным был весь оклад...
   Ничего из всего этого не сохранилось до наших дней, кроме... кроме Царских врат. Они были старше иконостаса (перенесены с прежнего места Иоанно-Предтеченского монастыря) - и они, видимо, пережили иконостас.
   Впрочем, ещё остаются незначительные сомнения в идентификации: врата, которые мы видим сейчас - это те самые?.. Искусствоведы говорят, что - да.
   Где мы можем их увидеть сейчас? В советские годы, как музейный экспонат, они одно время стояли в соседней Троицкой церкви, прислонённые к стенке, а сейчас уже много лет стоят в Музее изобразительных искусств в Казани. Они очень невелики - чуть больше человеческого роста в высоту, а в ширину тоже достаточны лишь для того, чтобы пропустить одного иерея. Они резные (но не сквозные, а барельефные), из дерева и папье-маше, расписаны очень яркими натуральными красками и позолотой, датируются специалистами XVIII веком (более точной датировки нигде не встречается). М. В. Фехнер, осмотрев их в 1970-е гг. в Троицкой церкви, однозначно считает их Царскими вратами именно из Сергиевской церкви и ниоткуда больше: "Совершенно очевидно, что именно их при описании Сергиевской церкви упоминает академик Н. Покрышкин, посетивший Свияжск в 1915 году: "... в приделе иконостас XVIII века с рельефным изображением Благовещения и Тайной Вечери на Царских вратах"".
   Правда, где именно - изображение "Тайной вечери на царских вратах" (по канонам, оно бывает не на, а над вратами!), остаётся загадкой! Очевидно, это опечатка или недоразумение. На тех Царских вратах, которые стоят сейчас в музее, всё соответствует канонам: кроме Благовещения - как и положено, не Тайная вечеря, а четыре Евангелиста.
   Сергиевский храм как вместилище главных святынь Иоанно-Предтеченского монастыря (о некоторых из них мы ещё скажем особо, в отдельной главе) являлся, по своему духовному смыслу, без преувеличения, одной из величайших церквей Среднего Поволжья. И это - совершенно независимо от его размеров, очень и очень скромных... Хочется верить, что, может быть, и в наше время он сможет ещё играть такую важную духовную роль. Да помогут в этом возрождении молитвы преподобного отца нашего Сергия и всех святых. Аминь.
  
   в. Скорбященско-Богородицкий собор.
  
   Поистине венцом расцвета Иоанно-Предтеченского монастыря (венцом зримым и осязаемым) стало построение в последние предреволюционные годы огромного собора во имя иконы Божией Матери "Всех Скорбящих Радосте". Совсем недолгое существование в качестве действующего храма уготовал ему Господь: впереди была буря 1917 года. Вспоминается предсказание преп. Серафима Саровского про освящение великого Дивеевского собора: "А там вскоре и конец всему..." Как и в Дивеево, здесь был расцвет перед гибелью. Пасхально-красный, цвета жертвенной крови, Скорбященский собор, разорённый внутри, всё же стоит и поныне - памятником эпохи, памятником последнего расцвета. И нет ему в Свияжске равных по размерам - не было тогда, нет и сейчас.
   Очень символично название собора. Это редчайший случай, когда главный храм монастыря называют не так, как сам монастырь.
   В Иоанно-Предтеченской обители собор освятили не во имя Иоанна Предтечи, не во имя его Рождества или Усекновения Честной Главы. Редкое на Руси для большого собора название - во имя чудотворной Богородичной иконы "Всех Скорбящих Радосте", - звучит сокращённо и "по-народному" как просто Скорбященский собор. Видимо, на то был особый Божий промысел - перед всеми грядущими скорбями ХХ века. Век начинался, когда храм строили. Век и храм стали ровесниками. Скольким миллионам "скорбящих" через несколько лет предстояло одно упование: на чудесное заступничество Божией Матери, ибо никаких земных надежд ни у них, ни у всей страны не осталось.
   Удивительное совпадение, что и соседняя Сергиевская церковь в своё время была построена тоже перед самой годиной бедствий - перед великой Смутой начала XVII в. И память о преподобном Сергии сыграла в ту Смуту, как мы знаем, огромную спасительную роль.
   За время строительства Скорбященского собора (1898 - 1906 гг.) на Руси был канонизирован (1903 г.) другой святой угодник и заступник - преподобный Серафим. Глубокая народная вера в него и его небесные молитвы также помогла пережить наступившую тяжкую годину ХХ века. И опять-таки неслучайно, что один из боковых приделов Скорбященского собора был освящён как раз во имя преподобного Серафима: он стал одним из первых в России храмов, посвящённых этому новопрославленному угоднику.
   Интересно, что в книге П. Л. Юдина, написанной в 1897 г. (т.е. за год до начала строительства), свидетельствуется, что придел в будущем храме "планируется освятить во имя святителей Тихона Задонского и Митрофана Воронежского". Дело в том, что за весь 2-вековой Синодальный период было канонизировано лишь несколько святых, а XIX век ознаменовался в основном всероссийским прославлением Митрофана Воронежского (1832 г.) и Тихона Задонского (1861 г.). Естественно, именно новопрославленным святым посвящались многие храмы - народ особенно радовался обретению новых угодников Божиих. Очень много на Свияжске было изображений святителей Митрофана и Тихона! Но в 1903 г. долгий неофициальный "мораторий" на какие-либо канонизации был прерван вмешательством самого императора Николая II - и состоялись, пожалуй, небывалые ещё в истории России по масштабам всенародные торжества: праздник прославления Саровского Чудотворца.
   В монастыре сразу вспомнили о невидимой духовной связи обители со святым Серафимом - через историю игумении Каллисты (о ней мы уже подробно рассказывали). И будто сёстры только и дожидались официального общецерковного прославления св. Серафима Саровского, чтобы посвятить ему престол.
   Так преп. Сергий и преп. Серафим накануне самой революции словно бы встретились в Свияжской Иоанно-Предтеченской обители. В честь того и в честь другого здесь теперь имелись престолы.
   Да, огромный духовный смысл имела постройка нового собора. Но и собственно архитектурная его ценность оказалась очень велика. Весь Свияжск с изумлением наблюдал, как за считанные годы на его земле вдруг вырос огромный, небывалый собор. Многие века здесь уже ничего подобного не строилось!
   И не только в размерах дело. Знаменитый в Казанской епархии архитектор Фёдор Малиновский (автор проектов огромных Троицких соборов в Раифском и Лаишевском монастырях, Всехсвятского храма - в Зилантовом, Евфимиевского - в Седмиозёрном, новой Варваринской церкви с колокольней - в Казани и др.) возвёл самое настоящее кирпичное узорочное чудо.
   Малиновский творил в распространённом русско-византийском стиле. Главный купол собора получился полусферическим, византийским, с кольцом из 16 окон под ним - и вообще в конструкции своей и планировке собор перенял многие принципы постройки храма Св. Софии в Константинополе. Но только этот "константинопольский" храм видоизменили до такой степени, что он стал ступенчато-возвышенным, как многогранная и многоярусная башня, а не приземистым и очень широким, как собор Св. Софии. 4-столпная 8-лепестковая структура создаёт особый простор внутри храма и кажущуюся лёгкость конструкции. Она же формирует и какое-то особенное, праздничное настроение. Недаром собор с округлым куполом похож на гигантское пасхальное яйцо фирмы "Фаберже": именно такие яйца как раз стали тогда знамениты на всю Россию да и на весь мир.
   Только размеры этой "пасхальной игрушки" очень внушительны: 18 х 13 х 15 саженей, то есть примерно 38 на 28 метров площади и 32 м в высоту. Конструкция храма так удивительна, что создаётся оптический обман устремлённости ввысь: высота кажется больше длины, хотя, как видим, на самом деле всё наоборот.
   Скорбященский собор - второе по высоте сооружение Свияжска, после Успенской колокольни (43 м); по площади же он не имеет себе равных не только в этом древнем граде, но и в окрестностях. Конечно, если сравнивать его со Св. Софией Константинополя, то он намного скромнее: там, стоит напомнить, высота собора 54, а длина 68 метров. Но ведь ни один другой из монастырских соборов Руси (включая самый большой - Успенский в Троице-Сергиевой лавре) также не смог её превзойти. Здесь такая задача и не ставилась - просто был создан один из самых монументальных храмов Среднего Поволжья предреволюционной эпохи. И один из самых нарядных по декору, в котором не было уже абсолютно ничего "византийского" - одно "древнерусское кирпичное узорочье" (настолько, насколько его можно было воссоздать в условиях начала ХХ в., то есть при фабричном, поставленном на поток, производстве кирпича).
   Декор стен включает в себя много выложенных из фигурного кирпича крестов - в том числе восьмиконечных распятий выше человеческого роста (со стороны алтаря).
   Они не очень бросаются в глаза, но, если приглядеться, плоскости стен буквально изрезаны крестами разной формы и размера.
   Более простыми формами кирпичного рельефа также буквально испещрён собор. Полуколонны между окнами, арки, рисунки из сплетённых геометрических фигур (в основном мелких треугольников), просто зубчатые пояски... всё это стало великолепным украшением собора, который не стали красить снаружи, чтобы не испортить впечатление от этого "живого" декора. Большое количество окон на разных уровнях - также одна из особенностей сооружения: особенность не только его освещения, но и фигурного оформления. Стекло - полноправное дополнение к кирпичу: принцип архитектуры начавшегося ХХ века. Особенно становится ясен декоративный смысл такого количества окон на закате - когда многие стёкла отражают, как слюда, уходящее солнце, и красный цвет кирпича дополняется красноватыми бликами.
   Собор очень красив в любое время суток и года.
   Внутри он также поражает монументальностью и изысканностью. Даже сейчас - когда стенная живопись сохранилась лишь потускневшими фрагментами. От этого она, кстати, ещё больше стала напоминать византийские и древнекиевские мозаики.
   Образ Господа Саваофа по-прежнему смотрит на всех вошедших в глубь храма с более чем 30-метровой высоты, из огромного купола. От этого же купола и от закругляющихся сводов эхо любых шагов звонко отдаётся в пустоте: акустика в соборе, как и во всех храмах Ф. Малиновского, великолепна.
   По боковым сводам и в алтаре - священные сюжеты. Полукупольный свод слева ("раковина"): явление Пресвятой Троицы Аврааму; справа такой же - Успение Пресвятой Богородицы. Покров Богородицы - на своде перед иконостасом. Новозаветная Троица - на сводах алтаря. Все перечисленные сюжеты росписей относительно неплохо сохранились до наших дней. Вероятно, от советского разорения их спасла большая высота. Ниже стены - почти сплошь бело-серые, облупленные и полузакрашенные. Сохранились в приделах фрагменты голубого "неба" с маленькими ангелочками вместо звёзд (тип живописи - сильно европеизированный; ангелочки похожи на купидонов).
   Остатки прихотливого растительного и геометрического орнамента уже прерывисто, "пунктирно", вьются по столпам и всем выступающим деталям храмового интерьера.
   Здесь преобладают нежные, неяркие тона: тонкие ленточки позолоты и серебра, синий, зелёный, светло-коричневый и кремовый цвета. Узоры выполнены со вкусом - с большим изяществом, без всякой аляповатости и излишеств.
   Очень красив восстанавливаемый ныне 4-ярусный иконостас основного престола. Но 3-ярусные иконостасы боковых приделов, к сожалению, не сохранились. (Как уже говорилось, один придел был освящён в честь преп. Серафима Саровского, другой - в честь Анны Пророчицы, о которой повествуется в гл. 2 Евангелия от Луки.
   По описаниям А. Яблокова, мы можем установить расположение святых образов в иконостасе век назад (ныне стоит лишь полупустой, но резной 4-ярусный каркас, который постепенно заполняется иконами современного письма).
   Итак, примерная схема, составленная нами на основе описаний протоиерея Андрея Яблокова (кроме традиционных икон праздничного и пророческого чина, которые во всех православных храмах стандартны):
  
  
   I.Местный чин:
   ЦВ - Царские врата
   1). великомучениц Варвары и Екатерины
   2). св. мученицы Анфии
   3). Архангела Гавриила (на северных вратах)
   4). преп. Сергия Радонежского
   5). Божией Матери "Всех Скорбящих Радосте"
   6). Спаса Вседержителя
   7). Иоанна Предтечи
   8). Архангела Михаила (на южных вратах)
   9). Иоанна Златоуста и Григория Богослова
   10). преп. Антония и Феодосия Киево-Печерских
   II.Праздничный чин:
   11). Тайная вечеря
   III.Деисусный чин:
   12-13). свв. Гурия и Варсонофия Казанских Чудотворцев
   14). Апостола Петра
   15). Божией Матери
   16). Господа Вседержителя
   17). Иоанна Предтечи
   18). Апостола Павла
   19). св. Германа Казанского Чудотворца
   20). мученика Авраамия Болгарского
   IV.Пророческий чин:
   21). Ветхозаветной Троицы
  
   22). Воскресения Христова.
  
   Несмотря на свою высоту в 4 яруса, иконостас занимал и занимает менее половины высоты огромного храма. Он помещается как бы за аркой, образуемой двумя огромными восточными столпами.
   Напротив иконостаса, на западной стороне - огромный балкон хора (также между двумя столпами, сходящимися вверху аркой). На него ведёт узенькая витая лесенка - настоящее чудо кружевного чугунного литья. Для современных посетителей она - безусловно, одна из самых запоминающихся деталей соборного интерьера. Четырьмя крутыми витками она восходит к отверстию, прорезающему пол хора. С высоты балкона обзор огромного интерьера особенно незабываем. Не хочется уходить из этого великого храма Божьего.
  
   Напоследок - ещё небольшая историческая справка о возведении собора. Стоило его строительство более 100 тысяч рублей. Инициатором постройки и кампании по сбору средств была игуменья Апфия. Заложен собор 17 апреля 1898 г. архиепископом Казанским Арсением. Освящён - 24 сентября 1906 г. архиепископом Димитрием (тем самым, пребывание которого на Казанской кафедре омрачилось в 1904 г. трагедией исчезновения Казанской чудотворной иконы). В освящении участвовал и ещё один архиерей - настоятель соседнего Успенского монастыря епископ Иннокентий (будущий великий святой Иннокентий Херсонский, †1919 г.). Все даты названы - по старому стилю. Освящение собора, таким образом, произошло в канун праздника преп. Сергия Радонежского (25 сентября/8 октября), особо чтимого в монастыре.
   Ещё одно добавление.
   Почти одновременно с собором (1897 г.) была построена и подобная ему по декору маленькая часовня: краснокирпичная башенка с округлым куполом - в северо-восточном углу монастыря, буквально в нескольких метрах от алтаря собора. Они очень красиво выглядят вместе, когда охватываешь их одним взором. Красная громада собора и скромная "пасхальная игрушка" башенки-часовни. Оба - творения зодчего Фёдора Малиновского.
   Как и собор, часовня очень хорошо сохранилась снаружи и очень плохо - внутри. Идеально круглый купол свода (настоящее небо!) сейчас весь чёрный изнутри от копоти пожара. Но сквозь это грозно-чёрное кое-где просвечивают останки масляных росписей, проглядывают светлые нимбы святых. Смутно видны образы четырёх Евангелистов на угловых "парусах" под куполом.
   Маленькая часовня производит большое впечатление на находящегося внутри человека. Хотя в настоящее время она используется как жилая келья.
  
  
   4.
   Святыни Иоанно-Предтеченского монастыря.
  
   В Иоанновском монастыре не было ни мощей святых угодников, ни всероссийски почитаемых чудотворных икон. Зато немало в нём хранилось до революции древних местночтимых икон.
   Из всего его наследия "главной святыней Иоанно-Предтеченской обители" стала, конечно, икона преп. Сергия Радонежского.
   Время написания этого образа в Лавре неизвестно, но прислана она была в Свияжск при самом его основании - в 1551 г. Этой иконой Свияжск был благословлён при его закладке. Естественно, для населения Свияжска на протяжении веков она оставалась главной святыней - наряду с мощами свт. Германа.
   Размер иконы: 1 аршин 9,5 вершков на 5,5 четвертей (- 114 на 98 см). Это довольно большой храмовый образ с поясным изображением св. Сергия. В левой руке преподобный держит хартию со словами: "Ревнуя, поревновах о Господе Бозе Вседержителе, яко оставиша завет Твой". Это точная копия особо почитаемой иконы преп. Сергия, хранящейся и поныне в Троице-Сергиевой лавре. В Свияжске же такая икона всё время до революции хранилась в Сергиевской трапезной церкви.
   Икона прославилась чудесами и исцелениями, которые стали известны даже в Москве. В XIX веке свт. Филарет (Дроздов), митрополит Московский (вообще много писавший о св. Сергии, как о своём самом любимом святом) описывал эти исцеления от свияжского образа-списка в работе "Некоторые черты жития преподобного Сергия после смерти".
   Местное же почитание иконы выразилось в многочисленных крестных ходах с ней. Ежегодно крестный ход по Казанской губернии длился по 2 месяца (!), начиная с Фоминой недели. Первое документальное упоминание о нём - 1811 года, но со ссылкой на "старозаведённое обыкновение, возможно, со времён Троице-Сергиева монастыря". С 1822 г. крестный ход с иконой посещал даже Симбирскую губернию, а в 1830 г. - Царевококшайский уезд (территория нынешней Марийской республики). Но с 1840 г. епархиальными властями было разрешено ходить лишь по Свияжскому уезду, а с 1855 г. - только "по специальному разрешению епархиального начальства" каждый раз.
   Кроме крестного хода, массовое поклонение паломников перед иконой совершалось ещё 2 раза в год, в самой церкви. Это были дни чествования преп. Сергия:
   5/18 июля - день обретения его святых мощей
   25 сентября/8 октября - день памяти (†1392 г.)
   XIX век, век расцвета монастыря, ознаменовался новым "благоукрашением" иконы. В московской фирме И. П. Хлебникова была выполнена серебряная риза (84-й пробы) - позолоченная, чеканной работы, "с гладкими крестами и мелкими цветами". Особенно необычным было рельефное изображение Св. Троицы на венце преподобного. Редко когда на венцах святых ещё что-то изображалось, кроме простых узоров. А тут - сама Пресвятая Троица! 25 аметистов украшали этот же венец: 3 - в середине, а 22 - двумя рядами вдоль венца.
   Тогда же, в XIX веке, на икону, вместе с ризой, возложили три серебряных креста с мощами, а также вериги в медной оправе с частью мощей преп. Сергия. Создание крестов с частичками мощей - давняя русская благочестивая традиция. Паломники привозили эти частички из разных святых мест, а потом либо они сами, либо благочестивые жертвователи оплачивали ковку крестов (как правило, серебряных), в которые эти мощи вделывались.
   3 креста XIX века содержали:
   1). часть мантии и часть гроба преп. Сергия;
   2). часть мощей великомученицы Варвары (как известно, мощи этой самой почитаемой в народе из всех жён-великомучениц издревле покоились в Киеве - в Златоверхом Михайловском монастыре);
   3). "неизвестно какие мощи" (так и указано в описи).
   Другой святыней Иоанновской обители стала необычайно малая икона св. Николая, обретённая уже в XIX веке, в самом его начале. Но эта икона оказалась - много древнее, чем весь Свияжск.
   Как только и где только не находили благочестивые люди древние святые образа! Обнаруживали на дереве (Знаменская Коренная икона под Курском), откапывали под землёй (Казанская чудотворная), видели явившимися ночью в небесном сиянии (Толгская Ярославская), подбирали плавающими в море (Иверская) или даже в болоте, притом красками вниз (Смоленская икона в селе Аркатово под Казанью). А вот образ св. Николая в Иоанно-Предтеченский монастырь принесла... корова на копыте. Монастырская корова паслась в окрестных лугах, набрала много грязи на копыта, и когда вечером её стали чистить в хлеву, то обнаружили вместе с комком земли икону всего в вершок высотой (1 вершок = 4,45 см).
   Икона была высечена из чёрного камня, что само по себе является довольно большой редкостью. В глубокой древности выдалбливали подобные образочки. В домонгольский период долблёные каменные иконы соседствовали с писанными деревянными.
   По меркам XIX века это была - чистой воды "археология" (в тогдашнем понимании этого слова, когда под археологией подразумевалась не только соответствующая наука, но и вообще всё древнее). Икона была обретена ещё при игумении Аполлинарии (1806 - 1814 гг., точный год обретения в описях не указан), а значительно позже, в 1877 г., Свияжск посетил 4-й археологический съезд. И известный академик И. И. Срезневский отнёс тогда происхождение образа к XIII или даже XII веку. То есть он - самый древний из всех известных образов в Среднем Поволжье! Тогда не было ещё даже и Золотой Орды, не говоря уж о Казанском ханстве. Территория будущего Свияжского уезда относилась к Волжской Булгарии, в которой наряду с мусульманами проживали и христиане. Недаром первый святой земли Казанской жил примерно в ту же эпоху, к которой Срезневский отнёс икону: св. мученик Авраамий Болгарский (†1229 г.)
   Находка столь древнего образа св. Николая стала благодатным чудом Божиим, в глазах всего местного верующего населения, и сенсацией, в глазах "учёного мира". Каждый воспринял это событие, что называется, "со своей колокольни".
   Уже на следующий год после археологического съезда, в 1878 г., икона на средства благочестивых жертвователей была врезана в серебряный позолоченный крест, устроенный в виде ковчега и помещённый под стеклянным колпаком "на левой стороне Сергиевской церкви, около Иоанно-Предтеченского придела".
  
   Сам по себе этот крест, даже не считая вделанной в него иконы, стал ещё одной великой святыней монастыря как уникальный мощевик. Поскольку сделан он был ради образа св. Николая, то и частицу мощей св. Николая(!) из итальянского Бари привезли для него благочестивые люди... Много ли во всей России найдётся церквей и монастырей, в которых есть мощи самого Николая Чудотворца - самого почитаемого святого не только на Руси, но и во всём мире! А вот в "скромном", всего лишь второклассном Иоанно-Предтеченском монастыре они в 1878 году появились. Поистине чудо!
   Кроме этого, в кресте находились ещё частицы мощей:
   свт. Василия Великого;
   преп. Сергия (уже 3-я по счёту частица его мощей в Иоанновском монастыре);
   первомученика архидиакона Стефана;
   мучеников Фрола, Лавра, Власия, Харлампия, Трифона, а также -
   кровь Вифлеемских младенцев.
   Стоит добавить от себя, что в народной традиции свв. Фрол, Лавр и Власий считаются покровителями домашнего скота... что, возможно, должно было напоминать об удивительном обретении образа св. Николая благодаря "несмысленной твари" - корове.
  
   По нашим наблюдениям, свияжский крест-мощевик 1878 года - последний по времени из подобных святынь Казанской епархии. Все великие мощевики нашего края с частицами мощей (от 15 святых - в Зилантовом монастыре до 56(!) - в Седмиозёрном) были созданы ещё в XVII - XVIII веках. И лишь Свияжский Иоанно-Предтеченский крест-икона - всего за 40 лет до революции...
   Были в Свияжске и напрестольные кресты с мощами, а не только те, что висели на иконах. Серебряный, хранившийся в алтаре Сергиевской церкви, был создан, как указано в надписи на нём, "в 1708 году, марта в 25 день" [т. е. к празднику Благовещения Пресвятой Богородицы]. Размеры его, в нашем переводе на метрическую систему: 35,5 х 24,5 см. Для напрестольного креста он довольно большой. По форме он четырёхконечный, с овалами на концах. Чеканкой выполнено Распятие. Господь Саваоф и Дух Святой "в виде голубине" - в верхнем овале, над ним; предстоящие Божия Матерь и Мария Магдалина - с одной стороны Распятия, Иоанн Богослов и Лонгин Сотник - с другой. В крест были вложены, судя по надписям:
   часть Гроба Господня;
   часть "древа трапезы" от Тайной вечери;
   частицы мощей:
   св. Анны (матери Богородицы),
   пророка Захарии,
   преп. Ильи Муромца, из киевских пещер,
   свт. Иоанна Новгородского,
   свтт. Гурия, Варсонофия и Германа Казанских,
   преп. Варлаама Хутынского,
   преп. Арсения Тверского,
   преп. Иеремия Прозорливого,
   убиенного царевича Димитрия, -
   всего, таким образом, части мощей 11 святых, а также "миро св. Николая" и частицы гробов препп. Зосимы и Савватия Соловецких.
   Другой крест-мощевик не был датирован. Но он - абсолютно "аналогичной работы". Размером только поменьше (в нашем пересчёте: 22,5 х 11 см), но мощей, судя по надписям, он содержал ещё больше - 32 частицы (!).
   Среди них - части мощей таких величайших святых Вселенской Церкви как: Иоанн Предтеча, пророк Даниил, св. Анна, Апостол Андрей Первозванный, Марк (Евангелист), Варнава и Тит, первомученик Стефан; великомученики Георгий Победоносец и Феодор Стратилат; святители Василий Великий и Иоанн Златоуст; преподобные Иоанн Дамаскин, Ефрем Сирин, Пимен Великий и другие...
   Но судя по тому, что среди частиц мощей указана св. княгиня Анна Кашинская, крест был создан, скорее всего, либо ранее 1677 года (благоверную княгиню прославили в 1649 г., но в 1677 г., при патриархе Иоакиме, было запрещено её почитание, так как старообрядцы, видя двуперстное сложение десницы её мощей, толковали это знамение в свою пользу), либо после 1909 г. (вторичное её всероссийское прославление). Последнее - сомнительно, так как крест по виду и стилю был явно гораздо древнее начала ХХ века.
   Все вышеперечисленные иконы и мощевики находились в маленькой Сергиевской церкви - даже удивительно, какое поистине бесценное собрание хранил в себе этот тесный и скромный храм... И лишь одна глубоко чтимая икона в начале ХХ века "перешла" из него в новопостроенный собор - построенный как раз в честь неё: в честь образа Божией Матери "Всех Скорбящих Радосте". Первое упоминание о свияжском списке этой иконы - в описи того, что в XVIII веке досталось женской обители от упразднённой мужской. О времени и месте его создания ничего нигде не говорится - но это явно копия известной московской святыни, прославившейся в XVII веке. По времени происхождение самого иконописного типа Божией Матери "Всех Скорбящих Радосте" точно не известно. Возможно, это именно XVI век, век великих Соборов, когда на Руси стали появляться подобные "условные" сюжеты церковной живописи (о которых на Соборах шло много споров, но которые были признаны абсолютно каноничными!). На этом образе: все нищие, больные, убогие, обиженные - весь мир! - приникают к помощи Богоматери, изображённой в полный рост в центре.
   Как я уже сказал, неизвестно лишь время изначального написания такого образа, но известно начало его почитания. В 1688 г. от него получила исцеление сестра патриарха Иоакима Евфимия (правда, в издании "Чудотворные иконы Божией Матери в истории России" называется 1648 год, но это очевидная опечатка, так как патриарх Иоаким занимал всероссийскую кафедру в 1674 - 1690 гг., да и в описании чуда дополнительно поясняется, что это было в царствование Иоанна и Петра Алексеевичей). После этого было установлено общероссийское почитание иконы и празднование в честь неё - 24 октября (ст. ст.).
   Ровно 200 лет спустя, уже в новой столице России, в Санкт-Петербурге, совершилось другое чудо, "обновившее" почитание иконы и сделавшее её одной из самых любимых в народе (трогательное простонародное название: "Богоматерь с грошиками"). 23 июля 1888 г. в часовню при Стекольном заводе во время сильной грозы ударила молния. Все иконы были опалены, кроме "Всех Скорбящих Радосте". Мало того, что образ не пострадал - он даже просветлел и обновился (прежде был тёмным от времени), а 12 монет из разбитой церковной кружки каким-то образом прилепились в разных местах к иконе, словно их нарисовали и словно это Божия Матерь так символично рассыпала всем изображённым страждущим свои милости (отсюда и - "Богоматерь с грошиками").
   Появился второй праздник в году в честь этого образа - 23 июля (ст. ст.). Несомненно, второе чудо, ставшее известным всей России, усилило народное почитание и свияжского списка: думаем, неслучайно, что Скорбященский собор здесь начали строить всего-то ровно через 10 лет после петербургского чуда: соответственно 1888 и 1898 гг. История Свияжска неотделимо от всего того святого, что происходило за эти века в истории России. История Свияжска - часть истории того, что мы называем Святой Русью, то есть Русью всех угодников Божиих и чудотворных икон.
   В Петербурге, промыслом Божиим, ударила молния - а в Свияжске вырос огромный собор.
  
   В завершение стоит заметить, что "Всех Скорбящих Радосте" - пожалуй, единственная Богородичная из тех свияжских икон, что почитались чудотворными. Все остальные особо чтимые образа в Свияжске посвящены святым: свт. Герману (в Успенском монастыре), свт. Николаю, преп. Сергию...
   И всё же город (а стало быть, и Иоанно-Предтеченскую обитель) посещала каждый год ещё одна чудотворная икона Божией Матери - Грузинская Раифская. Эта одна из величайших святынь Казанской епархии ежегодно прибывала на пароме с крестным ходом из Раифского монастыря и оставалась на Свияжске 3 недели: с 31 мая по 21 июня (по старому стилю). Так Божия Матерь не оставляла Своим благодатным посещением Иоанно-Предтеченскую обитель и весь богоспасаемый град Свияжск. Ей же слава во веки. Аминь.
  
   5.
   Настоятельницы монастыря в XIX - начале ХХ вв.
  
   Всякий расцвет имеет проявление внешнее, экономическое, и внутреннее, духовное. Второе гораздо важнее. И ещё всякий расцвет монастыря имеет прямую связь с личностями его настоятелей (или настоятельниц).
   В XIX веке духовные возродители появились сразу у целого ряда древних и знаменитых обителей России. Игумен Дамаскин - на Валааме, преп. Моисей - в Оптиной пустыни, архимандрит Фотий - в Новгородском Юрьевом монастыре... Их стараниями обители восставали из запустения и иногда даже забвения, из нищенского состояния, из духовного нестроения - где как...
   В Иоанно-Предтеченском монастыре после пожара требовались поистине самоотверженные настоятельницы. Да и прочие насельницы должны были стать настоящими подвижницами, чтобы перенести, с Божьей помощью, такие трудности. И к началу ХIХ века уже можно было уверенно сказать, что раз они их пережили, то и монастырь выжил. Судьба монастыря и их судьба стали одним целым.
   Мы уже упоминали о замечательной подвижнице игумении Марии (управляла обителью в 1792 - 1802 гг.), при которой произошёл пожар и переселение на новое место. 7 лет после пожара она самоотверженно боролась с трудностями и поддерживала в этом делании оставшихся сестёр, не давая ни себе, ни им впасть в уныние и отчаяние. Ей и другим подвижницам тех лет монастырь обязан своим выживанием. Сделав всё, что могла, и "поставив обитель на ноги" на новом месте, уже престарелая и больная настоятельница была наконец уволена на покой в Казанский Богородицкий монастырь - 14 февраля 1802 г. Низкий поклон ей и вечная память!
   После неё быстро сменилось несколько настоятельниц, в основном пожилых и слабых здоровьем, управлявших монастырём очень недолго. Это игуменьи: Валентина (1802 - 1803 гг., из Казанского Богородицкого монастыря), Вирсавия (1803 - 1805, из Спасского Симбирского), временно управляющие казначеи Асенефа и Евпраксия (1806 г. - одна за другой), игуменья Аполлинария (1806 - 1814 гг., из Алатырского монастыря). Последняя, хоть и управляла обителью дольше других, 8 лет, но тоже была уволена, как сказано в документах, "по слабости здоровья и не молодости лет". При ней возрождение монастыря только наметилось: была построена новая деревянная ограда (1808 г.) и первый раз заменена глава Троицкой церкви - крыта железом (1810 г.).
   Как духовное знамение робко начавшегося расцвета, именно при игумении Аполлинарии удивительным образом явилась древнейшая из известных в Казанской земле икона свт. Николая Мирликийского - корова на копыте занесла святыню на монастырский скотный двор (подробнее об этом читайте в разделе "Святыни монастыря").
   Ещё 4 года управляла обителью игуменья Павла (1814 - 1818), постриженная в своё время на месте явления Казанской иконы Божией Матери.
   Настоящее возрождение началось при игумении Евпраксии (1818 - 1826), бывшей казначее Спасского Симбирского монастыря. Она очень хорошо разбиралась не только в духовных, но и в хозяйственно-финансовых вопросах - и при ней Ивановская обитель пережила обширный приток средств и первую волну большого строительства и ремонта. Её стараниями и прошениями, из Казанской духовной консистории выделили на строительство огромную по тем временам сумму - 32 тысячи рублей! "Вспомнили" о монастыре и частные благотворители. На все эти средства в те годы деревянная ограда впервые была заменена кирпичной, впервые же в кирпичный 2-этажный корпус переселились из деревянной "ветоши" сёстры монастыря. Интересно, что сестринский корпус перестроили в 1820 г., а игуменский - только 10 лет спустя, уже при другой настоятельнице. Матушка Евпраксия заботилась в первую очередь не о своих удобствах, а о благе обители и всех насельниц. Многие из них впервые за свою долгую жизнь оказались в каменных покоях - ведь почти все они были родом из крестьян. Интересно, что и великий Валаам возродила в XIX веке практически полностью "крестьянская" братия. Сотни безвестных подвижников из простого народа (а за век их "прошли" многие тысячи). Настоящей матерью огромной духовной семьи стала игуменья Евпраксия.
   Дело её продолжила игуменья Надежда (1826 - 1830 гг.), бывшая ризничая Казанского Богородицкого монастыря. Вообще почти все настоятельницы в XIX в., за редким исключением, были либо постриженницами самого Иоанно-Предтеченского монастыря, либо - знаменитого Казанского Богородицкого.
   При ней, в 1829 г., на средства графа Павла Ивановича Апраксина, была расписана масляными красками древняя Сергиевская церковь. Был построен второй большой жилой корпус (1830 г.), ставший игуменским, но только вот сама мать Надежда не жила в нём: в том же 1830 году она была уволена по болезни, разделив судьбу многих предшествующих настоятельниц.
   Целых 11 лет настоятельствовала игуменья Анфия (1830 - 1841 гг., не путать с игуменьей Апфией, управлявшей монастырём гораздо позже - на рубеже XIX - ХХ вв.). Она также была из Казанского Богородицкого монастыря. При ней кровлю Троицкой церкви покрыли железом (1832 г.), главы Сергиевской церкви также заменили железными (1836 г., раньше были черепичные), а сестринский корпус 1820 года отремонтировали и покрасили.
   После всех своих многолетних трудов игуменья Анфия была уволена на покой по старости.
   Так мы постепенно подошли в нашем повествовании к целой эпохе игуменьи Каллисты (1841 - 1865 гг.). 24 года - никто больше за всю историю не управлял огромным Иоанно-Предтеченским монастырём так долго. И пожалуй, никто больше из этого монастыря не сподобился упоминания своего имени во всероссийской истории подвижничества... Сам преп. Серафим Саровский предсказал пришедшей к нему наивной молодой девушке её будущее призвание.
  
   Игуменья Каллиста.
   Во многих книгах о преп. Серафиме рассказывается эта история. Между тем, как ни странно, ни в одной из ранее выходивших книг, брошюр или статей о Свияжском Иоанно-Предтеченском монастыре о ней почему-то не говорилось ни слова.
   Процитируем описание этого необыкновенного случая по одному из самых подробных и обстоятельных жизнеописаний святого Серафима - по его житию в изложении митрополита Вениамина (Федченкова):
   "Пришла к нему другой раз одна девица, чтобы попросить от святого старца наставление: как ей спасти свою душу? Но не успела она ещё и уста открыть, как о. Серафим начал уже сам говорить ей:
   - Много-то не смущайся: живи так, как живёшь. А в большем Сам Бог тебя научит.
   Потом, поклонившись ей до земли, сказал:
   - Только об одном прошу тебя: пожалуйста, во все распоряжения входи сама и суди справедливо. Этим и спасёшься.
   Девушка никогда не думала о монашестве, не могла и понять, о каком распоряжении предсказывал ей старец, поклонившись до земли. А он, прозрев эти тайные мысли её, прибавил:
   - Когда придёт это время, тогда вспомните меня.
   Собеседница спросила: не приведёт ли Бог ей ещё свидеться с батюшкой?
   - Нет, - ответил он, - мы уже прощаемся навсегда, а потому прошу не забывать меня в своих святых молитвах.
   Девушка в свою очередь попросила молиться за неё.
   - Я буду молиться. А ты теперь гряди с миром: на тебя уже сильно ропщут.
   Действительно, в монастырской гостинице спутницы встретили её с сильным ропотом за замедление у батюшки. Впоследствии она приняла монашество с именем Каллисты и была игуменьей в Свияжском монастыре Казанской губернии: ей-то и поклонился в ноги батюшка и, как уже игуменье, сказал на "вы": "вспомните"; до этого же и после говорил с девушкой на "ты".
   Когда, в каком именно году произошёл этот знаменательный и незабываемый разговор - нигде не указано. Но мы знаем, что преподобный Серафим лишь последние 7 лет земной жизни принимал посетителей, то есть могло это быть в 1825 - 1832 гг.: предсказание было сделано, таким образом, за 10-15 лет до начала настоятельства игуменьи Каллисты. Видимо, Бог предызбрал её настоятельницей древней святой обители и дал об этом знак через своего великого угодника, причём ещё тогда, когда она пребывала в миру... Ну, что ж... В житии свт. Амвросия Медиоланского († 397 г.) свидетельствуется, что он был предуготован Богом в епископы... задолго до того как вообще сподобился святого крещения.
   Игуменья Варсонофия также управляла монастырём 8 лет (1873 - 1881 гг.). Основные события её биографии хорошо известны нам по монастырским ведомостям тех лет (хранящимся ныне в архиве). В миру - Евдокия Васильевна Благонадеждина, 1815 года рождения. В то время по подобным удивительным, светлым фамилиям сразу можно было определить церковное происхождение человека. Действительно, происхождением она отличалась от подавляющего большинства других игумений и сестёр Свияжского монастыря - не крестьянская, а дьяческая дочь. В 1835 г., в 20 лет, пришла в Казанский Богородицкий монастырь, где и пребывала без перерыва ("безысходно", как тогда говорили) 38 лет. В рясофорные послушницы её приняли лишь на 11-й год пребывания в обители - в 1846 г. Постриг в мантию состоялся ещё через 13 лет - 8 марта 1859 г., в Великий пост. Основную часть жизни она трудилась простой послушницей и монахиней. Только в 1871 г. получила должность ризничей Казанского монастыря. И пребывала в ней всего 2 года. 25 апреля 1873 г., подчиняясь решению консистории, ей пришлось оставить ставшую ей родной Богородичную обитель и принять освободившуюся должность настоятельницы в Свияжске. 3 июня того же года она была возведена в сан игуменьи (в почти 60-летнем возрасте). Её предшественницы и преемницы так же в основном получали этот сан уже после назначения настоятельницами.
   Из событий в жизни монастыря в период управления матери Варсонофии можно отметить постройку очередного 2-этажного сестринского корпуса в 1879 году. Ведь надо же было как-то обустроить быт 25 монахинь и 133 послушниц! В том же 1879 году мать Варсонофия за все свои труды и заслуги получила наградной наперсный крест... хотя вряд ли эти 2 события - строительство и награждение, - были так уж напрямую связаны.
   Два года спустя, 21 февраля 1881 г., её сменила 58-летняя монахиня Досифея (игуменья с 10 января 1882 г.). Она была не из Казанского Богородицкого монастыря, а местная: 28 лет до назначения подвизалась в Свияжской обители. Пришла туда из крестьянского сословия в 1853 г., в 30 лет не быв замужем и сохранив девство. В миру её звали - Зиновия Васильевна Веселовская. В рясофор её облекли через 3 года, в 1856-м, а вот до пострига в монашеский ангельский образ пришлось ждать 10 лет. Её постригли здесь в 1866 году. Трудно сказать, тяжесть ли жизни в одном месте и связанные с этим духовные искушения или какая иная причина подвигла монахиню Досифею просить о переводе её в Тихвинский Цивильский монастырь той же Казанской губернии (ныне - территория Чувашской республики). Просьба была исполнена: в 1872 г. её перевели и... тут же от неё последовала новая просьба - перевести обратно. И она также была удовлетворена: в 1873 г. мать Досифея вернулась на прежнее место и больше его уже не покидала. Так нелегко проходил её подвижнический путь.
   При игуменстве матери Досифеи продолжалось активное благоустроение монастыря. Строились дома для причта (1883 г.), вновь была расписана внутри Сергиевская церковь (1884 г.), Троицкая также претерпела ряд изменений (см. соответствующий раздел).
   Сельское хозяйство обители достигло практически пика своего развития. Именно при игуменье Досифее были приобретены сенные покосы: Минские, Копыриха, Папиха.
   А при её преемнице игуменье Фотинии (1889 - 1893 гг.) баронессой Жомини монастырю был подарен лесной надел. Та же баронесса Жомини пожертвовала обители деньги на постройку большой 2-этажной трапезной (1890 г.).
   Но поистине "золотым веком" для Свияжского женского монастыря стал период 12-летнего игуменства матери Апфии.
   С 1893 по 1905 год монастырём управляла игуменья Апфия. Она стала, пожалуй, самой выдающейся, наравне с матерью Каллистой, настоятельницей в истории Иоанно-Предтеченской обители. Её главный след в этой истории, след видимый сейчас для всех - великолепный собор во имя иконы Божией Матери "Всех Скорбящих Радосте".
   В миру будущую игуменью звали - Анна Константиновна Юнина. Она - дочь священника, из Вятской губернии. Родилась в 1846 г. Образование получила домашнее. В довольно юном возрасте стала мечтать о монашестве и в 23 года пришла в Иоанно-Предтеченский монастырь (1869 г.). Даже до Вятской земли докатилась духовная слава этого крупнейшего к тому времени женского монастыря в Среднем Поволжье (после, разумеется, Казанского Богородицкого). После 14 лет обычного послушания - "трудничества", - Анна сподобилась принять рясофор 11 августа 1883 г., за 4 дня до Успения Пресвятой Богородицы.
   Очень долго, как видим, приходилось ждать рясофора и, тем более, пострига в мантию почти всем сёстрам Иоанно-Предтеченского монастыря! Таковы были святые традиции: в этом обитель по строгости не уступала Серафимо-Дивеевской. Она была могучим духовным центром земли Казанской, и большинство монахинь здесь, как видно по всем архивным документам - жены лет 60-и и даже больше... редко-редко можно увидеть в списке кого-то моложе 50-и. А вот послушницы, конечно - в основном значительно моложе, начиная лет с 18-20-и. Огромным, что и говорить, был испытательный срок! Иногда он занимал большую часть жизни...
   21 год послушания в обители до монашеского пострига - таков подвижнический путь будущей игуменьи Апфии. 44-х лет от роду, 6 октября 1890 г., она сподобилась наконец пострига и получила такое редкое имя в память мученицы Апфии, супруги Филимона (к которому обращено соответствующее Послание Св. Апостола Павла), принявшей муки и смерть за Христа при императоре Нероне.
   А вот от пострига до возведения в должность настоятельницы прошло менее 3 лет. Всё это время монахиня Апфия была казначеей монастыря, т. е. вторым лицом обители, ведавшим всем хозяйством и финансами.
   10 августа 1893 г. началось настоятельство матери Апфии, а 13 апреля следующего года она получила сан игуменьи. В 1898 г. её наградили наперсным крестом. По совпадению, это был год начала строительства огромного Скорбященского собора.
   К этому времени под управлением матери Апфии собралось 275 монахинь и послушниц (к концу же строительства собора их число достигло ровно 400-т).
   Интересно, что впервые за много лет в монастыре при ней появилась и схимница - причём, не просто схимница, а схиигуменья Антония (66 лет на момент принятия великой схимы 7 февраля 1899 г.). Это оказалось, действительно, событием в жизни монастыря. Схимников и схимниц в Церкви во все времена бывало очень немного. Достаточно сказать, что во всех вместе взятых скитах Валаама в те годы жило лишь 10 схимников. К полной "смерти для мира" готовы единицы на поколение. Переведённая в Свияжск в 1896 г. монахиня Суздальской Покровской обители (одной из величайших женских в России) оказалась готова, и была пострижена в великую схиму именно в Иоанно-Предтеченской обители.
   Итак, число насельниц на 1897 г. составляло 275 человек.
   Ещё работая казначеей, монахиня Апфия знала, что среди главных нужд обители, пожалуй, на первом месте - отсутствие места для храмовой молитвы. Общей молитвы столь большого числа насельниц, не говоря уж о паломниках. Сергиевская церковь их не вмещала, Троицкая - тем более.
   Всё своё настоятельство новая игуменья посвятила решению этой задачи - возведению большого собора. Усердие, с которым она взялась за это, можно сравнить разве только... с подвижническим трудом сестёр Серафимо-Дивеевской обители по возведению огромного Троицкого собора - на месте колышков, вбитых самим преподобным Серафимом. Строительство такого собора, хоть в монастыре, хоть в городе - это всегда громадное духовное событие.
   И событие свершилось. За 8 лет собор был построен. Только присутствовать при его освящении в 1906 г. сподобилась уже другая настоятельница - игуменья Павла. Всего год не дожила матушка Апфия до исполнения своей мечты: она погребена в соборе, ставшем поистине памятником её подвижнической ревности и усердию. И сейчас, видя этот великолепный храм, украшение всего Свияжска и окрестностей, люди, хоть немного знающие его историю, вспоминают матушку Апфию. Упокой, Господи, её душу в селениях праведных.
   Последней настоятельницей святой обители перед её закрытием стала игуменья Павла (1905 - 1919 гг.). Очень много схожего в её биографии с биографией предшественницы. Она тоже - из Вятской губернии, только из крестьян (впрочем, и жизнь деревенского дьячка почти не отличалась от жизни простого крестьянина). Тоже - домашнего образования.
   В миру - Параскева Петровна Фролова. 1859 года рождения. Поступила в Иоанно-Предтеченский монастырь даже в ещё более молодом возрасте - в 19 лет (1878 г.). Удивительное совпадение, что рясофора они сподобились с будущей игуменьей Апфией в один день - 11 августа 1883 года. Послушнице Параскеве было тогда 24 года, послушнице Анне - 37.
   22 года прожила Параскева рясофорной послушницей, и так получилось, по воле Божьей, что лишь за 2,5 месяца до вступления в настоятельскую должность она сподобилась монашеского пострига. Это произошло 17 сентября 1905 г., а 5 декабря того же года, в канун празднования памяти свт. Николая Чудотворца ("день Николы Зимнего") приняла управление монастырём после кончины игуменьи Апфии.
   Впереди было 12 лет настоятельства, вплоть до самой революции, а ещё 2 года - после революции, в самую страшную пору. Символично, что началось управление монастырём матушки Павлы в самый разгар I русской революции (в декабре 1905 г. как раз шли самые жестокие бои в Москве, на Красной Пресне, а в Казани накануне только-только был подавлен мятеж и погромы...), а закончилось закрытием монастыря в разгар гражданской войны.
   В игуменский сан мать Павлу посвятил архиепископ Казанский Димитрий 3 июня 1907 г. В 1909 году её наградили наперсным крестом.
   Последний расцвет перед трагедией 1917 года пережил Иоанно-Предтеченский монастырь при игуменье Павле. 24 октября 1906 г. был наконец освящён так долго строившийся Скорбященский собор. В 1914 г. он был полностью расписан внутри на деньги московского фабриканта С. С. Мешкова.
   В 1911 г. был построен новый 2-этажный странноприимный дом взамен старого небольшого. В 1908 г. над одним из самых маленьких келейных корпусов самой обители был надстроен второй этаж (сам корпус - 1897 года). Другой дом - деревянный, 1895 года, - был обложен в 1910 г. кирпичом. Ремонтировались и благоустраивались прочие жилые и хозяйственные здания обители. Кто же знал, в какое ужасающее состояние они придут через считанные годы!..
   В 1919 г. монастырь ликвидировали, все его здания и многочисленные угодья передали совхозу, а последние ещё оставшиеся насельницы, по словам О. И. Романовой, "побрели с узелочками, кто куда". Дальнейшая их судьба по документам не известна.
  
  
   Спасский Симбирский монастырь.
  
  
   Симбирск до 1832 г. входил в состав Казанской губернии и Казанской епархии. Основанный в 1648 г. как крепость "Синбирской черты" на высоком правом берегу Волги (холм Венец, ставший колыбелью города, достигает 120 м высоты), он стал одним из крупнейших городов Среднего Поволжья. К XIX веку в нём насчитывалось 29 церквей и 2 монастыря: Покровский мужской и Спасский женский. Оба возникли ещё в XVII веке, причём Спасский был основан одновременно с самим городом (по другим версиям - даже на несколько лет раньше: в 1633 или 1640 гг.).
   Он находился на главной городской площади. Его можно отнести к числу тех монастырских "кремлей", что обозначают собой сакральное, историческое сердце города, его колыбель. Таков, например, Троицкий монастырь в Чебоксарах - к счастью, хорошо сохранившийся. В отличие от него, Спасской Симбирской обители не повезло: весь её ансамбль был варварски разрушен после революции.
   Это был один из крупнейших женских монастырей Казанской епархии, позже - самый крупный и известный в Симбирской епархии. В нём были собраны главные святыни города: чудотворные образы Христа в терновом венце ("Страстный Спаситель"), свт. Николая и особо чтимый список Иверской иконы Божией Матери.
   Изначальное число монахинь нам неизвестно, но в 1663 г. игуменья Иулия в челобитной просила у царя Алексея Михайловича прибавки к "ружному жалованию" уже не на 80 "странниц" (т.е. насельниц), а на 100 - из-за умножения желающих пострига. К 1739 году в Спасском Симбирском монастыре подвизались: игуменья, казначея и 76 монахинь. В штате состояли, по описи: 1 протопоп, 1 поп, 1 ключарь, 2 дьякона, 1 дьячок, 1 псаломщик, 1 пономарь, 1 сторож, 1 просвирница. Угодий у монастыря до конца XVIII в. не имелось, но жалованье из казны составляло 103 руб. 30 коп. в год.
   По реформе 1764 г. монастырь был отнесён к III классу.
   Размеры монастыря были довольно велики, по меркам обители, находящейся в самом центре города и потому стеснённой со всех сторон. Площадь её составляла почти 2,7 га (26558 кв. м. по обмерам 1927 г.). Стена конца XVIII века (около 3 с половиной метров высоты) вытянулась по периметру на 314 саженей (~667 м). Обитель имела форму неправильного четырёхугольника - длиной почти 200 метров с востока на запад, а шириной от 100 с небольшим (восточная стена) до 200 метров (западная стена). В одной из башен монастыря, в северо-восточном углу, была устроена часовня с Распятием и иконами XVII века: Божией Матери "Живоносный Источник", Воскресения Христова и Плача Пресвятой Богородицы. Врата, ведущие в обитель, располагались с юга и востока. Монастырский комплекс к началу ХХ в. состоял из 30 жилых и хозяйственных построек, в том числе 9 каменных. Ограду и старейшие из корпусов построил в конце XVIII в. архитектор Иван Петрович Тоскани.
   Храмовый же ансамбль Спасского монастыря сформировался в камне уже к рубежу XVII - XVIII веков (после пожара 1685 г., уничтожившего прежние деревянные строения). Он состоял из соборного храма Спаса Нерукотворного 1691-1696 гг., церкви св. Алексия Митрополита 1696-1698 гг. и каменной колокольни при ней 1709-1710 гг. Всё это возводилось в основном на средства промышленника Ивана Андреева и помещика (а впоследствии - симбирского воеводы) Ивана Немкова. Ещё раньше, до пожара 1685 г., большие пожертвования на монастырь поступили от крупного промышленника Стефана Трофимовича Протопопова ("Стефана Трофимова", как именуется он в документах XVII в.).
   Соборная церковь была "довольно обширна и величественна": 25,5 м длины (включая алтарь и паперть), 15 м ширины и более 23 м высоты до креста. Это пример типичного для XVII века пятиглавого, четырёхстолпного храма "посадского" типа. Внешний вид церкви за всю её историю до ХХ века менялся очень незначительно: все переделки XIX века были косметическими. Интерьер же, к сожалению, не раз искажался "обновлениями", так как по-настоящему реставрировать росписи в ту эпоху не умели, предпочитая в случае обветшания переписывать их заново. Так, "стенное письмо" полностью обновлялось в 1770, в 1817 и в 1865 гг. Иконостас, вместо обветшавшего старого, поставлен новый - в 1801 г. Впрочем, многие иконы в нём сохранялись прежние - в первую очередь, это касалось древних, особо чтимых образов.
   Конечно, особая забота во все времена проявлялась о главных святынях обители: храмовом образе Спаса Нерукотворного (справа от Царских врат) и чудотворной Иверской иконе Божией Матери (слева).
   Большой Спасов образ (2 аршина высоты, т.е. почти 1,5 метра) был вложен в "доску с изображением чудес от него... в сребропозлащенной, кованой ризе".
   Маленькая же Иверская икона (7 на 6,5 вершков) была также вложена в большую "доску с изображением чудес" - размерами под стать высоте местного чина иконостаса. Оклад иконы украшался топазами, аметистами, жемчугом и бирюзой, а ризы Богоматери, Младенца и кованые венцы "унизаны алмазами, яхонтами и изумрудами", двумя "звёздами с крупными бриллиантами". Богоматерь увенчана "короной из крупных бриллиантов, группированных алмазами". Основная часть этого роскошного убранства Иверской иконы была выполнена в 1791 г. Как писал в XIX в. краевед Невоструев: "О сем образе есть предание, что его дала в состоявшую при монастырской стене часовню какая-то приезжая старушка на время, под сохранение, доколе она приищет себе квартиру; но потом за ним не приходила". Иверская Симбирская икона особо прославилась во время холеры 1847 г. - тогда её носили с крестным ходом вокруг города и по домам болящих. После прекращения эпидемии пред ней был отслужен благодарственный молебен.
   Другие иконы местного чина: Пресвятая Троица справа от храмового образа Спаса; Успение Божией Матери слева от Иверской иконы; по краям, за клиросами - ещё один образ Спаса Нерукотворного и редкая икона Богоматери "Неисчерпаемый Кладезь". Все они были в дорогих ризах - в основном устроенных в XVIII веке на средства госпожи Натальи Кузьминишны Твердышевой, крупной благотворительницы Симбирского монастыря.
   На остаток её же пожертвований, уже после её кончины, и был устроен в 1801 г. сам иконостас: "двухъярусный, столярной работы, окрашен зелёной краской, по местам с резьбой, вызолочен и посеребрён".
   Ещё одни благотворители монастыря - Ферапонт Суровцев († 1762) с супругой Натальей Логиновой († 1769), - были погребены в юго-западном углу церкви.
   Второй, Алексеевский храм имел в длину вместе с трапезной 26,5 м, в ширину 11 м, в высоту - около 15 м. Этот храм был одноглавый и бесстолпный. Его иконостас также имел всего два яруса и был выполнен почти одновременно с иконостасом Спасской церкви: изначально - в 1799 г., потом - в 1827 г. "по обветшании прежнего". В местном его чине стояли иконы: по правую сторону - Господа Вседержителя и свт. Алексия, митрополита Московского, по левую - Господа Саваофа и Божией Матери "Всех Скорбящих Радость". Но главная святыня храма была установлена в трапезной: ещё один образ Спаса Нерукотворного - "древнейший из всех существующих в монастыре".
   При Алексеевском храме имелась ещё церковь-придел во имя Трёх Святителей - XVIII века, с одноярусным иконостасом 1784 года, обновлённым в 1828 году.
   Колокольня начала XVIII века при Алексеевском храме долгое время была самым высоким сооружением в монастыре - 32 м. Восьмигранная, трёхъярусная, она отличалась удивительным изяществом пропорций: высота её в 7 с половиной раз превосходила ширину основания. Если бы она сохранилась, то наряду со знаменитой колокольней ярославской церкви Иоанна Предтечи в Толчкове, по праву считалась бы одним из лучших произведений этого "ступенчатого" стиля во всём Поволжье.
   В XIX веке на колокольне висело 9 колоколов. Главный из них, 1814 года, весил 277 пудов 28 фунтов (ок. 4,5 т). Колокол 1826 года имел вес 47 пудов 23 фунта (почти 700 кг). Эти колокола называет К. И. Невоструев в своей работе 1852 года.
   Кроме того, в описи изъятого у монастыря имущества в 1930 г. упоминается ещё колокол в 437 пудов (почти 7 т), очевидно, отлитый позднее.
   Большие изменения претерпел ансамбль во II половине XIX в. - уже в период, когда монастырь относился не к Казанской, а к Симбирской епархии (основанной в 1832 г.). Алексеевская церковь в 1861 г. по ветхости была разобрана, как и примыкавшая к ней Трёхсвятительская. На их месте в том же году заложили трёхпрестольный храм Иверской иконы Божией Матери, ставший самым большим в монастыре. Строительство осложнилось пожаром 19 августа 1864 г., когда сгорели все деревянные кельи и обгорели каменные церкви. На "залечивание ран" потребовалось два года. Почти 3 тысячи рублей пожертвовал на восстановление монастыря свт. Филарет Московский - это было одно из последних земных благодеяний великого святителя, скончавшегося в 1867 г.
   Пострадавшая от огня Спасская церковь была вновь освящена 11 февраля 1865 г., а в 1870 г. завершено строительство большой Иверской церкви. Она напоминала московский храм Христа Спасителя в уменьшенном и чуть упрощённом виде - многие церкви той эпохи по всей России возводились как его подобие. Боковые приделы Иверского храма были освящены: в честь свт. Алексия и в честь Успения Божией Матери.
   Третья церковь монастыря, при больничном корпусе, была устроена и освящена в 1866 г. в честь свт. Николая Чудотворца.
   Монастырь был очень богат старинной утварью. В его ризнице хранились Евангелия 1678, 1688, 1735, 1750 и 1801 годов, напрестольные кресты с мощами XVII - XVIII вв. (вклады от уже упоминавшихся Стефана Трофимова, Натальи Твердышевой, а также Василия Сухарева, Ивана Андреева), потиры XVIII века, дорогие ризы. Имелись среди них даже царские дары XVII в. - от государя Алексея Михайловича. Из книг, хранившихся в библиотеке, древнейшей была Минея праздничная 1660 года печати.
   * * *
   Знаменитый своими святынями, содержа сокровища нетленные, монастырь никогда не обладал большими земными богатствами, не владел крупным хозяйством. Основным источником существования всегда были частные пожертвования.
   Реформой 1764 г. монастырь был отнесён к III классу - получая соответствующее жалование в 375 р. 60 коп. в год. Когда Павел I в 1797 г. прибавил жалования всем штатным монастырям, Спасская обитель стала получать ежегодно по 840 р. 63 к. Как писал в середине XIX в. Невоструев:
   "В силу того же Высочайшего указа [1797 г.] Симбирскому Спасскому монастырю даны в 1799 г. угодья: а) против села Грязнухи вверх по р. Свияге в 12 верстах от Симбирска, где прежде были луга Спасских священнослужителей, 30 десятин сенокосной земли; б) в 1803 г. о 4-х поставах мельница Ардатовского уезда на р. Штырме при селе Черной Промзе; в) в 1804 г. для рыбных ловель в Алатырском уезде, бывшие до штатов в ведении Алатырского Троицкого монастыря, озера в так называемой Башкирской ватаге: 1) Осиновое, 2) Башкирское, 3) Поково, 4) Мелково с Терховской заводью и 5) Стрежень р. Суры от Прорвы вниз по течению до озера Терхова 120 саж. Ныне сии ловли по причине насыхания и занесения песками озер находятся в худом состоянии. По Всемилостивейшему указу Государя Императора Николая Павловича о даче монастырям лесных участков с правом пользоваться от них валежником, Спасскому монастырю в 1838 г. таковой участок в 200 дес. дан при селе Ясашной Ташле в 56 верстах от Симбирска. Все сии владения доныне состоят за монастырем и отдаются в оброчное содержание.
   Сверх сего монахини и священно-церковнослужители Спасского монастыря пользуются процентами положенной на имя его в 1783 г., вышеупомянутой коллежской ассесоршей Наталией Кузминишной Твердышевой в сохранную казну Московского Воспитального Дома 4,000 р. ассигнациями. Из двухсот руб. процентных священнослужители, по ее завещанию, ежегодно получают 100 р., игуменья 50 р., монахини 50 р.. По таковому же разделу получается по четыре процента с 2000 р. положенных в 1836 г. на имя монастыря в Симбирский Приказ Общественного Призрения помещицей вдовой подпоручицей Анной Степановной Суховой, в октябре 1821 г. поступившей в монастырь и постриженой под именем Доримедонты.
   Наконец порядочный доход монастырю приносит каменная часовня в стене, при коей учреждена свечная продажа".
  
   При большинстве монастырей той эпохи имелись благотворительные учреждения. Не стал исключением и Спасский Симбирский: в 1847 г. при нём был учреждён приют и училище для девочек-сирот духовного звания.
   При монастыре имелись больница и богадельня.
   В 1818-33 гг. Спасская обитель служила ещё и временным местопребыванием Симбирского духовного училища.
  
  
   Настоятельницы Спасского монастыря.
  
   "Какие были настоятельницы монастыря в первые времена или сколько иные настоятельствовали, неизвестно по утрате актов", - писал ещё в XIX в. Капитон Невоструев (в наше время утрачены и некоторые из тех материалов, которыми пользовался Невоструев). Первой известной по имени настоятельницей была игуменья Иулия (упомянута в 1663 г.). В XVIII веке упоминаются игумении: Капитолина I, Мария (Космина), Маргарита, Капитолина II (Свиридова), Елена (Травина). О последней известно, что она - бывшая игуменья Казанского Николаевского монастыря (см. след. главу), после его упразднения переведённая в Симбирск: здесь, в Спасском монастыре, настоятельствовала в 1771 - 1774 гг., здесь и скончалась. После неё известны игумении:
   Александра (1775 - 1778 и 1788 - 1795 гг.: в перерыве настоятельствовала в Казанском Богородицком монастыре);
   Екатерина (1778 - 1788, † 1788);
   Павла (1795 - 1801 гг.; бывшая казначея Казанского Богородицкого монастыря, вступила в управление Спасским монастырём уже в 69-летнем возрасте и вскоре была уволена на покой; скончалась в 84 года в 1810 г.);
   Аркадия (1801 - 1805 гг.; постриженница Воскресенского Смольного монастыря в Санкт-Петербурге, стараниями её значительно улучшилось хозяйственное положение Спасского монастыря; † 10 октября 1805 г.);
   Вирсавия (1805 - 1809 гг.; † 1809; бывшая игумения Свияжского Иоанно-Предтеченского монастыря);
   Смарагда (1809 - 1811 гг.; из Казанского Богородицкого монастыря; как написано о ней: "к крайнему сожалению сестёр, после 10-дневной горячки скончалась 26 сентября 1811 г. на 58 году жизни");
   Елизавета (1811 - 1831 гг.; †1834 г.; тоже из Казанского Богородицкого монастыря; в 1831 г. уволена на покой по болезни);
   Аркадия II (1831 - 1845 гг.; тоже постриженница Казанского Богородицкого монастыря, туда и переведена обратно в 1845 г.);
   Серафима (с 1845 г.; из Орловской епархии, бывшая казначея Рязанского Казанского монастыря; "тщанием и трудами сей настоятельницы обитель совершенно обновлена и благоустроена", как писал К. И. Невоструев в 1852 г.).
  
   Закрытие и разорение монастыря
  
   Спасский монастырь стал Симбирской Голгофой. В родном городе Ульянова-Ленина большевики были особо безжалостны к монастырям и храмам.
   Спасский монастырь был закрыт и превращён в концентрационный лагерь раньше многих других в России - в 1920 г. (в отдельных монастырях Казанской епархии, как мы знаем, ещё до конца 20-х годов теплилась жизнь за счёт регистрации "религиозных общин" и "трудовых артелей"). Десятки монахинь и послушниц, выселенных из родной обители в 1920-м, были затем расстреляны по делу о "контрреволюционной организации" - в 1937-38 гг.
   Ульяновские краеведы в наши дни опубликовали многие ранее засекреченные документы тех страшных лет. Позволю себе процитировать историка-краеведа В. Гуркина (статья "Последние годы старейшей обители Симбирска" - "Московский журнал", 2004 г.):
   "В архиве Ульяновской области обнаружены документы, проливающие свет на драматическую историю закрытия Спасского женского монастыря.
   В марте 1920 года губисполком (председатель М. Гимов) предписал его настоятельнице в срочном порядке освободить занимаемые помещения. В ответ из обители последовало прошение:
   "29-го марта сего года нам объявлено, что согласно постановлению губисполкома мы должны очистить в 3-дневный срок занимаемыя нами кельи. Не смея ослушиваться требований исполкома, мы обращаемся с просьбою, не имея возможности очистить кельи в такой короткий срок, а равно ввиду того, что теперь настала полнейшая распутица, кроме этаго неимения из многих сестер ни родных, ни знакомых, куда бы можно было перейти жить или хотя поставить имеющиеся у нас вещи, многих сестер, преклонныя лета имеющих, придется самих перевозить, мы убедительно просим не отказать отсрочить нам выезд из монастыря в течение двух недель, дабы дать нам возможность подыскать себе каждой убежище, так как нам исполкомом вовсе не указано, куда именно переселиться. Из всего этаго можно заключить, что нас совсем хотят оставить безприютными; чем же мы так провинились, что в нас никто не хочет принять участие, как в прочих гражданах. Несмотря на то, что мы уже уплотнились, теперь еще желаем идти навстречу не имущим квартир - уплотнимся до последней крайности, обязуемся отдать все помещения более годныя и большие к жилью, просим оставить нам самые маленькие и неудобные кельи. Мы и этим будем довольны, что оставят нас хотя временно в родных углах, в которых мы и [хотим] прожить время самой весенней бездорожицы. Считаем долгом присовокупить, что мы вовсе не считаем себя врагами пролетарской Советской власти, идем с радостью ей на помощь: нужно было шить белье для армии - шили, появилась эпидемия тифа - мы также работали, ухаживали за больными красноармейцами в госпиталях - многия умерли от тифа, вследствие чего надеемся, что нам не откажут в столь малой и скромной просьбе и посчитают нас хотя за наши труды наравне с другими гражданами.
   Марта 30 дня 1920 года.
   Настоятельница игуменья Анфия, казначея монахиня Надежда, монахиня Лидия, монахиня Аркадия, монахиня Евстолия, монахиня Эсфирь, Ксения Матвеева, Екатерина Хваткова, Евдокия Благова, Анастасия Фокина, и за всех остальных сестер монастыря, коих прозьбы, расписалась Евдокия Благова".
   Председатель губисполкома Гимов милостиво продлевает срок выселения до двух недель, но в категорической форме настаивает на полном оставлении монастыря его насельницами.
   "В оставлении в монастыре отказать всем. Престарелых монашек, не могущих работать, предлагает губисполком социального обеспечения освидетельствовать и распределить по домам престарелых. Всех трудоспособных предлагает поставить на учет.
   Монастырь фактически должен быть оставлен к указанному сроку.
   8.04.1920 Гимов".
   С последней надеждой сестры пишут письмо на имя своего земляка, председателя Совнаркома В. И. Ленина:
   "Председателю Совета Народных Комиссаров тов. Ленину сестер монахинь Спасского женского в г. Симбирске монастыря
   Прошение
   В начале апреля сего года Симбирский губисполком объявил нам через нашу настоятельницу о нашем выселении из женского монастыря, ибо таковой должен быть по декрету Совета Народных Комиссаров совершенно упразднен. Мы, сестры, этого декрета не знали и не знаем, не думаем, чтобы таковой декрет был издан и применялся, безусловно, ко всем монастырям. Срок на выселение из монастыря был нам дан самый короткий. 15 апреля сего года, когда нас окончательно выселяли и выдворяли, не дав никому квартиры, говоря, что, кто откуда пришел, туда и идите, несмотря на то, что это было в самую распутицу. По обету смирения мы подчинились безропотно приказанию губисполкома, которому мы неоднократно подавали просьбы об оставлении нас в монастыре, но наши ходатайства были оставлены без последствия, в виду чего мы решили обратиться к Вам, как председателю Народных Комиссаров, с ходатайством об отмене распоряжения Симбирского губисполкома об упразднении монастыря [и выселении] нас, ибо мы считаем такое распоряжение <>глубоко несправедливым и ни на чем не основанным.
   Наш женский монастырь существует в Симбирске 360 лет. За этот срок <...> монастырь слишком сроднился с городом, как и город с ним, никаких споров, а равно и разногласий или прений между городом и монастырем не было, и монастырь всегда шел и идет навстречу запросам или нуждам города. Так было, например, и в прошлом году осенью, когда был город Симбирск охвачен эпидемией сыпного тифа. По предписанию чрезвычайного уполномочного по борьбе с тифом тов. Драгомирецкого 50 сестер были мобилизованы и 20 сестер пошли добровольно для ухода за больными, и все сестры были закрепощены так, что никуда из города не могли отлучаться. Тогда же во время чтения лекции об уходе за больными сестрам представителем губисполкома прямо было заявлено, что так как они работали безплатно и исполняли свой долг аккуратно и добросовестно, их с квартирами не уплотнять, не говоря уже о выселении. Между тем нас выселили, несмотря на то, что мы безропотно выполняли свой долг. Из 130 монахинь 50 человек умерли вследствие заражения тифом на эпидемии. Кроме этого сестры сшили для Красной Армии около 3000 пар белья, сколько очистили сестры разных грязных в казармах, чтобы, где не случилось идут для очистки и уборки в монастырь за сестрами, и мы все делали безропотно, словом шли и будем идти с распростертыми объятиями пролетарскому правительству, твердо помня, что все мы сестры тоже из самых беднейших крестьян. Мы верили и вправе были ожидать, что свои обещания губисполком выполнит, а между тем нас с начала осени уплотнили больше некуда, а теперь в недельный срок выселили и просто, в праве можно сказать, не выселили, а [выгнали и] следовательно, нарушили то и другое обещание и без всякой вины с нашей стороны, не дав нам возможности как следует собраться трое суток пропускали нас сначала из ворот монастырских с собственными пожитками до тех пор, пока им не запретила комиссия нас задерж[али] в воротах с нашим скарбом, объявив нам, что кто не пойдет из монастыря, то нас принудительным порядком или под арест, чему мы опять-таки покорились, не один раз подавали прошения в губисполком об оставлении нас в монастыре, но все наши прошения оставались без последствий. Многих сестер монахинь не просто вывозить из монастыря, так как они имели преклонные лета. На это тоже никакого внимания не было обращено со стороны губисполкома. Считаем долгом довести до Вашего сведения, что мы за все время ничем казенным не пользовались, жили исключительно на свои личные труды. Так как у нас монастырь своекошный, общего ничего нет и не было. Если были какие доходности, то жили на это одни лишь начальницы монастыря, но сестры монастыря многие жили в собственных кельях построенные на собственные средства. Мы заявили губисполкому, что, если это нужно, мы еще уплотнимся или в крайнем случае просим поместить нас хотя в один флигель, т. е. сделать хотя общежитие, но все наши просьбы остались тщетными. Чем же мы так провинились, почему к нам применили такие суровые меры, или видели в нас каких либо врагов советской власти, но из всего видно, что мы ими не были и не зачем быть, так как сами в полном смысле пролетарии и почти все неграмотные, и поэтому что мы для советской России являемся совершенно безопасными людьми.
   Ввиду всего вышеизложенного мы убедительно просим не отказать сделать распоряжение об отмене распоряжения Симбирского губисполкома водворить нас обратно в монастырь, дать нам этим возможность дожить наши старческие [годы] в дорогих стенах нашего монастыря, в котором веками мы трудились и будем трудиться по мере сил и возможности. Прилагаем при сем копию Устава утвердительного Симбирского отделом Народного хозяйства на устроение нами трудовой артели монахинь за N 321, еще раз просим и надеемся, что наша просьба будет услышана и дана будет возможность нам продолжить у ней свою работу.
   При сем доверяем сестрам монахиням Симбирского Спасского женского монастыря Екатерине Хватковой и Ксении Мотаевой, мы, насельницы Симбирского Спасского женского монастыря, вверяем им подать наше прошение и подписываемся собственноручно. [далее следуют десятки подписей]".
   Послание, похоже, растрогало управделами Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевича и председателя ВЦИК М. И. Калинина, во всяком случае, на нем есть их резолюция от 11 мая 1920 года, содержащая предложение: внимательно разобравшись в вопросе, поддержать просьбу монахинь об организации в монастыре трудовой артели. Внимательно разбираться предстояло все тому же Гимову, поскольку письмо вернулось к нему. Но пересмотра решения президиума губисполкома так и не последовало, тем более что монастырь уже использовался по другому назначению - на его территории устроили концентрационный лагерь. В воспоминаниях священника А. П. Смирнова, некоторое время содержавшегося в этом лагере, а впоследствии ставшего ректором Московской духовной академии, читаем:
   "Эти узы лишили меня радости богослужения Страстной недели и Светлой Пасхи. Приходилось лишь только из-за проволочных заграждений краешком уха слышать богослужение через раскрытую входную дверь монастырского храма. <...> В великие дни Страстей Христовых я был на принудительных работах: рыл канавы, поднимал тяжелые камни для памятника Карлу Марксу, чистил паровозы, облепленные грязным мазутом и т. д. и т. д. <...> Вся квинтэссенция моей христианской настроенности и моих пастырских сил и способностей проявлялась в Пасху - за Светлой Утреней. Я всегда жил от Пасхи до Пасхи. В часы литургийной молитвы пред Престолом при открытых Царских вратах испытывалось великое огромное счастье. <...> И боязно было подумать, что когда-нибудь в эту святую ночь придется быть вне храма. Но это сбылось... Пасху я встретил вне храма. Видел крестный ход, слышал начало утрени, а затем очутился в запертом здании и у открытого окна воспринимал поэзию пасхальной ночи в еле долетающих до слуха песнопениях, в мерцающих звездах, в звоне колоколов, в возглашении петела и в умной молитве к Победоносно Воскресшему Страдальцу Христу".
   В конце 1920 года президиум губисполкома разрешил использовать "малую церковь женского монастыря (очевидно, Спасский собор. - В. Г.) <...> для заключения арестованных на срок не менее 5 лет". Однако на этом процесс ликвидации монастыря не закончился, поскольку на территории обители продолжала действовать Иверская церковь. До нее очередь дошла в 1926 году. Письмо ГубОНО в президиум горсовета от 22 июля 1926 года:
   "Ульяновское ГубОНО просит предоставить помещение главной церкви бывшего женского монастыря под центральный физкультурный клуб "Спартак", т. к. в настоящее время производится концентрация всех школ города по физкультуре и старое помещение клуба - бывшее духовное училище - является совсем непригодным по техническим соображениям. <...>
   Зав. ГубОНО по Городу Караковский
   Руководитель физкультуры Сидоров".
   Однако прихожанам Иверской церкви удалось на первых порах отстоять храм, считавшийся "по величине и благолепию" одним из лучших в Симбирске. Возможно, успеху способствовало приходское собрание, в протоколе которого значится:
   "Выслушав по этому вопросу и имея в виду:
   1) что Иверская церковь, переданная Обществу верующих по договору с советской властью в бесплатное и бессрочное пользование, когда-то принадлежащая женскому монастырю <...> а потому своего прихода не имела и не имеет, а потому по вековой традиции обслуживает не только своих постоянных членов Общества, но и верующих граждан всех районов г. Ульяновского <...> причем членов Общества числящихся к настоящему времени 84 чел., а прихожан от г. Ульяновского насчитывается 1243 чел.;
   2) у нашей группы Советской властью еще в 1922 году была ликвидирована принадлежащая нам вторая церковь (Спасская в 5 саженях от Иверской) и передана губмузею под церковный музей, но до сих пор эта церковь стоит без употребления, без назначения и, будучи без надлежащего призора, все более и более разрушается, да кроме того невдалеке от нашей церкви стоит совершенно тоже пустая и уж была приспособлена под физкультуру бывшая семинарская церковь.
   Общее собрание постановляет:
   1) поручить церковному совету представить требуемые губернским административным отделом сведения о численном составе группы верующих Иверской церкви <...>
   2) <...> Общее собрание не изъявляет согласия на ликвидацию нашей церкви, уполномочивает Церковный Совет возбудить ходатайство перед Советской властью об оставлении Иверской церкви в нашем пользовании.
   Председатель собрания П. А. Смирнов
   Секретарь собрания В. Лебедев".
   И все же монастырь был обречен. В 1928 г. в Спасской церкви хотели устроить музей церковной старины, в 1929 г. вместо церкви (какой - неизвестно) хотели строить клуб металлистов. В июне 1930 г. с церквей монастыря уже были сняты и изъяты колокола, а решением малого президиума горисполкома от 14.04.1932 г. обе церкви были переданы школе им. Ленина "как строительный материал для разборки". Разборка продолжалась до 1936 года. В 1930-м в помещение биржи труда, находившейся в бывшем монастыре, переехала горстрахкасса. В 1932 году в монастыре размещалось общежитие индустриально-педагогического техникума, а в 1930-1949 годах это был "Рабочий городок", в котором жили рабочие патронного завода. В 1965-м начались работы по закладке здания межсоюзного клуба (Дворец профсоюзов), и остатки Спасского монастыря в основном были снесены. Остатки стен обители просуществовали до 1968 года.
   К настоящему времени сохранились только 4 здания бывшего монастыря: 1). игуменский корпус 1908 г.; 2-3). примыкающие друг к другу корпуса: сестринский и трапезный (1880 - 1892); 4). бывший гостиничный дом (1780-х гг.), в XIX веке перестроенный в баню.
   Некоторые из этих построек возвращены Церкви, и с 2001 г. на территории обители обустраивается подворье Михаило-Архангельского монастыря села Комаровка Ульяновской области.
  
   * * *
  
   В заключение скажем несколько слов о судьбе монахинь Спасской обители после её разорения. Последней настоятельницей была избрана в конце 1917 года казначея Анфия. Сохранилось свидетельство о днях ее пребывания в тюрьме6. Там же можно прочитать и рассказ об одной из последних насельниц - инокини Матроны Никифоровны Беловой, поступившей сюда послушницей в 1913 году. После закрытия монастыря она жила в селе Вышки. Ее племянница вспоминает, что "ежедневно после утреннего правила она читала 17-ю кафизму и поминание. А поминание у нее было огромное: она со слезами вычитывала более двух тысяч имен. И особенно усердно поминала двух игумений: Феофанию и Анфию. Дожила инокиня Матрона до 1984 года. Перед смертью ходила на то место в центре Ульяновска, где стоял разрушенный Спасский монастырь. В то время еще можно было различить руины храмов. Матрона нашла место, где был алтарь, и показала его племяннице: там новые власти построили туалет. Перед смертью говорила: "Все ушли, одна я осталась колосом на несжатой полосе". Умерла она 11 ноября 1984 года".
   Другая трагическая судьба, другой пример крестного пути - пожилая насельница Екатерина Дмитриевна Декалина. Уже процитированный историк-краевед В. Гуркин пишет:
   "Недавно, будучи в гостях у родственников, я обратил внимание на старинную икону святителя Николая. Оказалось, тетя Лида хранит ее как память о своей двоюродной бабушке Екатерине Дмитриевне Декалиной, одной из последних насельниц Симбирского Спасского женского монастыря, которая после закрытия обители в 1920 году вместе с другой монахиней, Анастасией Степановной Фокиной, купила небольшой домик на улице Степана Разина, где и жила тихой уединенной жизнью, посвятив себя заботам о племянниках и племянницах. Для всех, кто был с ней знаком, арест этой пожилой женщины в декабре 1937 года явился полнейшей неожиданностью. Попытки узнать что-либо о судьбе Екатерины Дмитриевны тогда ни к чему не привели, и лишь теперь стало известно: ее в составе группы представителей местного духовенства и верующих мирян обвинили в создании "областной контрреволюционной организации". По этому делу семьдесят человек приговорили к расстрелу, а восьмерых - к 10 годам заключения. В книге протоиерея В. Дмитриева "Симбирская Голгофа" можно прочитать, что пятнадцать осужденных расстреляли в Ульяновске 21 января 1938 года, а спустя почти месяц, 17 февраля, казнили остальных, в том числе и бабушку Катю..."
   Сохранилось несколько могил монахинь Симбирского Спасского монастыря - игуменьи Феофании, инокинь Афанасии и Ираиды, а также игуменьи Екатерины - на старом городском кладбище у Воскресенской церкви. "Сначала игуменью (Феофанию) похоронили на кладбище у реки Свияги. Когда монахини вернулись в город (видимо те, кто отбыл ссылку), кладбища уже не было. С молитвою стали искать место захоронения своей игуменьи, и нашли его. Когда стали поднимать гроб, из него шло явное благоухание. Перезахоронение совершили на кладбище у церкви Воскресения Христова. <...> По промыслу Божию, могила игуменьи Феофании и двух монахинь, Афанасии и Ираиды (на одном кресте написаны сразу три имени), оказалась рядом с могилами архиепископа Иоанна (Братолюбова) и игуменьи Екатерины. Очевидно, двух последних и хоронили во второй половине XX века рядом с уже почитаемой и известной могилой игумении Феофании".
   Сегодня благодаря усилиям монахинь Комаровского Михаило-Архангельского женского монастыря и их добровольных помощниц происходит постепенное возрождение бывшего игуменского корпуса старейшей в городе обители.
  
  
   Древние монастыри, упразднённые в 1764 г.
  
  
   Кроме трёх вышеописанных обителей, в ведомостях 1739-41 гг. значатся ещё 9 женских монастырей Казанской епархии. Все они были упразднены по реформе 1764 г., то есть уже через считанные годы после составления описи.
   Два из девяти находились в самой Казани: Николаевский и Успенский девичьи. Нельзя сказать, что они не оставили по себе никаких следов после упразднения: Николо-Ляпуновская церковь и Успенский собор (один из 5 соборов дореволюционной Казани) - бывшие храмы именно этих монастырей. Снесены они были лишь в советское время и потому местонахождение их известно доподлинно: на месте Николо-Ляпуновской церкви сейчас - президиум Академии Наук РТ (ул. Баумана, 20), на месте Успенского собора - "Пирамида". Таким образом, два девичьих монастыря стояли практически вплотную друг к другу, по Булаку.
   Николаевская или Николо-Девичья обитель в 1739 г. описана так: "Монастырь девичий близ Булаку, в нём церковь Илии, освящена в 1736 г.; другая церковь, тёплая Николая Чудотворца, называемая Ляпуновской, при ней придел Архистратига Михаила (освящена в 1695 г.)". Кроме этих каменных церквей, всё остальное в обители было деревянным - ограда, две богадельни и все кельи общей протяжённостью 121 сажень (ок. 258 м). Здесь жила игуменья, 72 монахини; в штате обители числились: "поп 1, дьякон 1, псаломщик 1, сторож 1". Вотчин и угодий за монастырём никаких не имелось, но так называемого ружного жалованья на сестёр выделялось 105 руб. 12,5 коп. в год. По тем временам, это была довольно большая обитель со средним для женских монастырей показателем жалованья.
   История основания Николо-Девичьего монастыря уходит корнями в XVI век, когда на средства Истомы Ляпунова, головы местного стрелецкого приказа, на этом месте была построена первая Никольская церковь (упомянута уже в писцовой книге 1566 г.). Как именно при ней сформировалась женская община, история молчит. О жизни Николаевского монастыря нам почти ничего не известно - кроме того, что в 1764 г. он был упразднён и обращён в приходской храм. Пожар 1815 г. разорил обе церкви бывшей обители. Никольская церковь была восстановлена в 1818 г., Ильинская - в 1832 г. (заново освящена в честь Обновления храма Воскресения Христова). Последняя, перетерпевшая при реставрации меньше всего изменений, являлась характерным памятником архитектуры русского барокко I половины XVIII в.: восьмерик на четверике, низкая трапезная и примыкающая с запада колокольня - два уменьшающихся арочных восьмерика на четверике. Так выглядели почти все казанские храмы той эпохи. Никольская же церковь представляла небольшой куб с тремя закомарами над каждой из сторон. Обновление 1818 года коснулось в первую очередь её навершия: пирамидальный купол на фигурной шейке, в стиле ампир, заменил традиционные русские луковичные купола. Обе церкви стояли под небольшим обрывом, ниже уровня ул. Б. Проломной (ныне - Баумана). Волна разрушений храмов в 30-е годы ХХ века и повторная волна "хрущёвских гонений" 60-х годов не оставила от этого красивого ансамбля в центре города никакого следа. Не осталось даже фундаментов.
   Поразительно похожа судьба соседней Успенской обители: её история с XVI по XVIII век и жизнь после упразднения в 1764 г., совпадают с Николаевской почти во всём, вплоть до отдельных деталей. При Успенской церкви, известной ещё по Писцовой книге 1566 г., было построено 11 келий - возник женский монастырь. К 1739 г. в нём, кроме игуменьи, насчитывалось 77 монахинь. Деревянные кельи вытянулись на 22 сажени (ок. 47 м). Крупнейшим благодетелем девичьей обители в начале XVIII в. был купец Иван Михляев, строитель Петропавловского собора, Пятницкой, Евдокиинской и др. церквей нашего города. По его завещанию, монастырь получал 100 рублей в год (значительная по тем временам сумма). Всё ежегодное жалованье обители составляло 101 руб. 62,5 коп. Но пожар 1749 года уничтожил монастырь, а последующая екатерининская реформа окончательно его упразднила.
   Приходской Успенский храм на его месте вновь сгорел при взятии Казани пугачёвцами в 1774 г. Восстановлен в 1799 г. купцом Иваном Степановичем Жарковым - а спустя 16 лет снова сгорел в пожаре 1815 года. На этот раз его восстановила вдова Жаркова (умер в 1813 г.) - в 1822 г. Многострадальный собор ждал ещё один пожар - 1859 года, - и ещё одно восстановление - 1863-го.
   В окончательном виде он выглядел как классический храм XIX века с одним огромным полусферическим куполом и двумя шестиколонными портиками по бокам. Он имел форму корабля, вытянувшись с запада на восток. Над западным крыльцом возвышалась двухъярусная классическая колокольня 1860-х годов.
   Несмотря на столь частые разорения и перестройки, храм очень почитался казанцами. Статус собора он получил в г.
   В советское время долго стоял заброшенным, окончательно разобран был лишь в начале 1970-х годов.
  
   Женские монастыри XVI-XVIII веков находились и в других городах Среднего Поволжья, входивших в состав огромной Казанской епархии: в Чебоксарах, Козьмодемьянске, Яранске, Уфе, Симбирске, Сызрани.
   В Чебоксарах было даже 2 женских обители: Николаевская и Благовещенская. Первая прославилась своей великой святыней - чудотворной резной иконой-скульптурой Николая Чудотворца, по преданию, приплывшей в Чебоксары по Волге в XVI веке (по другой версии, её привезли в город в 1584 г. в только что основанную женскую обитель). Так или иначе, именно в честь святителя Николая этот монастырь 1584 года назвали Николаевским или Никольским. Перед чудотворной иконой благоговели не только русские, но и язычники-чуваши, и татары-мусульмане. Веруя, что пред ликом Николы-Чудотворца невозможно соврать и не упасть при этом замертво, чуваши даже приходили перед ним судиться.
   Так атмосферой чудес и благоговения с самого начала была овеяна одна из самых древних женских обителей Среднего Поволжья (всего на 5 лет моложе Казанской Богородицкой).
   В 1601 г. в Никольском Чебоксарском монастыре по приказу Бориса Годунова была насильственно пострижена княгиня Мария Шестова - тёща будущего патриарха Филарета и бабушка будущего первого государя из династии Романовых - Михаила Фёдоровича. Как известно, род Романовых попал в опалу при Борисе Годунове - и почти все его представители были сосланы в различные удалённые от Москвы города: Марии Шестовой достались Чебоксары. В 1913 г., в год празднования 300-летия Дома Романовых, специальная комиссия установила: "инокиня Мария Шестова, находясь в ссылке, жила, скончалась, погребена и покоится {...} в склепе под придельным храмом Святого Николая" (т.е. в приходском храме, оставшемся после упразднения монастыря). Есть предположение, что икона "Житие царевича Димитрия Угличского" (хранящаяся ныне в Троицком Чебоксарском монастыре, как и упомянутая чудотворная икона св. Николая) могла могла принадлежать ссыльной княгине-инокине, почитавшей убиенного в Угличе царевича ещё до его общецерковного прославления в 1606 г.
   Так знаменита была эта небольшая чебоксарская обитель - всего с одним каменным храмом, в честь св. Николая.
   К 1739 г. в монастыре числилась игуменья, казначея и 27 монахинь. Деревянные кельи имели общую протяжённость 134 сажени (ок. 285 м). Об угодьях и доходах в описи нет никаких данных.
   Благовещенский монастырь в Чебоксарах был похож на Никольский: одна каменная трёхпрестольная церковь и малый городок деревянных келий общей протяжённостью 110 саженей (ок. 234 м). К 1739 году в нём подвизались, помимо игуменьи, 37 монахинь.
   В Яранске, позже отошедшем к Вятской епархии, существовал Владимирский Новодевичий монастырь, маленький, всего с несколькими сёстрами (в 1739 г. - игуменья и 3 монахини). Правда, в его владениях числилось 70 душ крестьян и бобылей - что являлось большой редкостью для женских монастырей нашего региона: за Казанским Богородицким числилось 86 душ, остальные вотчин не имели вообще. К владениям Яранского монастыря относилось и 12 четвертей земли. Тем не менее, земли, видимо, не приносили практически никакого дохода, поскольку в описи значится традиционное для той эпохи: сёстры "питаются мирским подаянием" (основной источник существования многих монастырей). Вряд ли в маленьком Яранске, затерянном средь бескрайних вятско-марийских лесов, в двухстах с лишним километрах как от Казани, так и от Вятки, пожертвования мирян могли быть хоть сколько-нибудь существенными.
   Время возникновения Владимирского монастыря в точности неизвестно. С самого основания Яранска (1584 г.) в нём существовал хорошо укреплённый Вознесенский мужской монастырь - его стены входили в общую систему оборонительных сооружений города-крепости. Но Вознесенский монастырь существовал недолго - он был упразднён за бедностью предположительно ещё в XVII в. Наверное, примерно тогда, в XVII в., и был основан Владимирский.
   Ещё меньше был Успенский девичий монастырь на реке Пижме, относительно недалеко от Яранска (р. Пижма - правый приток Вятки, протекает среди лесов чуть севернее Яранска). По сути, к моменту составления описи 1739-41 гг. монастырём его можно было назвать уже лишь формально: в деревянных кельях-избах жила только монахиня-настоятельница (вместо положенной по штату игуменьи) и ещё две монахини. "Никаких угодий нет, питаются своим рукоделием", - кратко обозначен источник существования женской пустыньки.
  
   II. Женские монастыри, образованные в XIX - начале ХХ вв.
   (в нынешних границах Казанской епархии)
  
   Пророко-Ильинский Мензелинский монастырь
  
   Мензелинск - районный центр в восточной части Татарстана, почти в 300 км от Казани. Город старинный, за советское время он вырос довольно незначительно: если в 1897 г. в нём числилось 7,5 тыс. человек, то сто лет спустя - 15 тыс. В XVIII - начале ХХ вв. он входил в состав Уфимской губернии (и соответственно, Уфимской епархии). Сейчас это Казанская епархия. Пророко-Ильинский монастырь в черте города пока не возрождён, но история его является составной частью истории женского монашества нашего края.
   Как и многие другие города Среднего Поволжья, Мензелинск был основан во II половине XVI века как опорный пункт русской власти на недавно покорённой территории. Постепенно из крепости он превратился в крупный торговый центр, знаменитый на весь регион благодаря Мензелинской ярмарке. На пожертвования торговых и посадских людей строились церкви (к концу XIX века в городе их было 6). С середины XIX века мензелинцы стали составлять ходатайства об учреждении в городе монастыря.
   "Основание ему было положено приглашёнными протоиереем Александром Шильновым вдовами и сиротами, поселившимися у кладбищенской церкви прор. Илии около 1840 г.", - как отмечается в справочнике "Православные русские обители" 1910 г. Как видим, и здесь, подобно большинству монастырей, основанных в ту эпоху, в основе общины была церковная богадельня. В 1855 году община "была принята под покровительство духовного и гражданского начальства", а в 1860 г. указом Александра II официально преобразована в женский заштатный общежительный монастырь (почти одновременно с Казанским Богородицким в соседней Елабуге). Позже обитель получила статус третьеклассной.
   Основание Пророко-Ильинского монастыря стало заметным событием в жизни региона, где сходились рубежи трёх епархий: Казанской, Вятской и Уфимской. В огромной Уфимской епархии это был второй на тот момент монастырь - о нём сразу стало известно далеко за пределами Мензелинска.
   Ежегодно большие пожертвования в пользу обители поступали от гостей ярмарки. Елабужский предприниматель Иван Стахеев пожертвовал на только что основанный монастырь 4000 рублей. Мензелинские мещанки Ефросиния Фёдоровна Собина и Доминика Александровна Реутова, приняв постриг в обители, внесли в качестве вклада участок земли в 150 десятин. Обе впоследствии стали игуменьями. Игуменья Евгения (Собина) настоятельствовала в монастыре в 1860 - 1880 гг., а Филарета (Реутова) - в 1880 - 1905 гг.
   Для обителей, основанных в эту эпоху, вообще характерен стремительный расцвет. Иногда от бедности и полной неизвестности до пика процветания проходило всего несколько лет. Такова была судьба и Пророко-Ильинского монастыря. Он стал одним из самых больших в Прикамье, наряду с Елабужским и Чистопольским, а в некоторые годы по числу сестёр (более 300 монахинь и послушниц) даже превосходил их. Приют для вдов и сирот, давший начало общине, действовал теперь уже в качестве монастырского. В нём жили на призрении десятки убогих.
   В обители широко развернулось строительство. Кроме уже существовавшей Ильинской церкви, были возведены храмы Вознесения Господня и Святителя Николая (к сожалению, ни одна из этих трёх монастырских церквей не пережила советской эпохи). Ансамбль монастыря представлял из себя целый городок из почти двух десятков жилых и хозяйственных построек, обнесённых оградой. К настоящему времени сохранилась лишь часть ограды и немногие хозяйственные здания.
   Крупнейшее подворье возникло в 5 км от монастыря, за рекой Мензелёй (ныне посёлок совхоза им. Воровского). Здесь был центр хозяйственной жизни обители. Построенная на подворье в конце XIX в. каменная церковь Преображения Господня сохранилась до наших дней, хотя и с сильными искажениями, с разрушенной колокольней. Это типичный для эпохи XIX века храм в стиле провинциального классицизма, с кубовидным основным объёмом, пристроенной с запада трапезной и одной полукруглой алтарной апсидой на востоке.
   Монастырское хозяйство было хорошо отлажено. Имелись фруктовые сады, огороды, пасеки.
   Широкую известность приобрели многочисленные мастерские при монастыре: иконописная, золотошвейная, столярная, портняжная, чеботарская, переплётная и даже фотографическая, что являлось большой редкостью.
   К 1917 г. в обители проживали 50 монахинь и 248 послушниц. Таким застала монастырь буря революции.
   18 января 1917 г. настоятельницей Пророко-Ильинского монастыря стала игуменья Маргарита (Гунаронуло), которой всего через полтора года предстояло стать преподобномученицей.
   Об этой удивительной подвижнице, сподобившейся мученического венца, стоит рассказать подробно.
   Мария Михайловна Гунаронуло, гречанка по происхождению, родилась около 1865 г. и почти всю свою домонашескую жизнь провела в Киеве. Она была прихожанкой Георгиевской церкви, и протоиерей этой церкви о. Александр Корсаковский стал её духовником.
   "Протоиерей о. Александр Корсаковский понимал настроение Марии Михайловны, страдавшей и тосковавшей в миру, - писал в своих воспоминаниях знаменитый князь Н. Д. Жевахов, близко знавший подвижницу. - У неё не было половинчатости, не было никаких компромиссов с совестью... По каждому вопросу она обращалась за советом к своему духовнику. Ее безмерная, рвавшаяся наружу любовь к ближнему, искавшая случая проявить себя, ее безграничная снисходительность к человеческим немощам не рождали компромиссов с совестью, не рождали двойственности, ни всего того, что обычно прикрывается благочестием, а в действительности выражает только равнодушие к христианскому долгу... Такие люди, все отдающие другим и ничем не пользующиеся со стороны других, всегда одиноки... Никто никогда не спросит у них - может быть и им что-нибудь нужно, может быть, и они нуждаются в поддержке и в том, чтобы получить ответную ласку. К ним шли, когда было нужно, но не замечали, когда нужда в них проходила... "
   После иноческого пострига монахиня Маргарита стала насельницей женской монашеской общины в честь иконы Божией Матери "Отрада и Утешение" (ст.Лопасня, Серпуховский уезд Московской губернии), где игуменией была престарелая графиня Орлова-Давыдова. Этот период жизни явился для нее тяжелым испытанием, потребовавшим большого мужества, терпения и смирения.
   Указом Св. Синода от 18 января 1917 г. за N685, монахиня Маргарита была назначена на вакансию настоятельницы Мензелинского Пророко-Ильинского женского монастыря Уфимской губернии, с возведением ее в сан игумении. Это назначение состоялось благодаря стараниям упомянутого князя Н.Д.Жевахова, бывшего к тому времени Товарищем обер-прокурора Св. Синода. Возведение в игуменский сан происходило в Москве, в присутствии Великой Княгини Елизаветы Феодоровны, чрезвычайно (по воспоминаниям князя) полюбившей матушку Маргариту.
   Переезд в Мензелинск был длителен и чрезвычайно труден. Прибыла настоятельница игумения в обитель в феврале 1917г., в дни крушения царской власти и всей Российской империи. Символично, что она выехала из Лопасни в одну эпоху, а прибыла в Мензелинск - фактически в другую.
   К 1917г. в монастыре проживало почти 300 насельниц. Умная и образованная, игумения славилась своей строгой аскетической жизнью и устроением жизни монастырской в духе древнего благочестия. Она равно заботилась и о внешнем благоустроении обители, и о внутреннем духовном мире насельниц. Но времени ей было отведено чрезвычайно мало.
   Служение матушки Маргариты началось в смутное время. В апреле 1917г. революционная волна докатилась до Ильинского монастыря. По постановлению Временного правительства, церковно-приходские школы должны были перейти в ведение Министерства народного просвещения. Игумении Маргарите удалось защитить монастырскую школу от этой передачи.
   Из "Уфимских епархиальных ведомостей" (декабрь 1917 г.): "Настоятельница Мензелинского Пророко-Ильинского монастыря игумения Маргарита на приглашение городского головы явиться на собрание по поводу передачи городу церковно-приходских школ, - письменно ответила, что монастырская школа должна остаться при монастыре, так как имущество и здание школы принадлежат монастырю, и учительницами состоят послушницы монастыря. Игумения заявила, что содержание школы впредь будет производиться на монастырские средства (до того жалованье учителям платило государство). Непоколебимая воля игумении сохранить связь школьного образования с воспитанием детей в Православной вере привела к неожиданному результату: монастырская школа была городом оставлена за монастырем, причем ввиду того, что в этой школе учатся городские девочки, город решил платить учительницам... и выдавать требуемые при обучении пособия... ".
   18 апреля 1918г. игумения Маргарита была избрана в состав Епархиального совета. В мае 1918г. Начался так называемый чехословацкий мятеж. К середине июля вся Уфимская губерния была освобождена от власти большевиков. Однако на западных границах губернии бои продолжались, и г.Мензелинск неоднократно переходил из рук в руки.
   По рассказу бывшей насельницы Пророко-Ильинского монастыря монахини Алевтины, игумения Маргарита в какой-то момент решила уйти с белыми и не оставаться при власти большевиков: "Она уже была на пристани, когда ей явился образ Святителя Николая, произнесший: "Зачем ты бежишь от своего венца?". Потрясенная видением, игумения вернулась в монастырь и поведала о происшедшем монастырскому священнику. Она попросила этого священника заранее заготовить для нее гроб, а после отпевания похоронить ее в тот же день".
   В ночь с 10-го на 11-е августа 1918 г. (н.ст.) большевики внезапно покинули г. Мензелинск. Жители создали добровольческий отряд по охране города и установили связь с отрядами Народной (Белой) армии. 21 августа большевики снова повели наступление на Мензелинск. Отряд Народной Армии и отряд по охране города в течение 4-х часов выдерживали натиск противника, но большевики ворвались в город и устроили форменную резню... Число расстрелянных в Мензелинске 21-22 августа достигало 150-200 человек. В той кровавой расправе погибла и игумения Маргарита. По некоторым сведениям, игумения Маргарита была арестована во время службы.
   По свидетельству участника гражданской войны (на стороне красных) Я.Ф.Остроумова, поводом к убийству игумении явилась попытка монахинь защитить от расправы кого-то из офицеров (вероятно, раненых, не имевших сил уйти из города): " ...Несколько белых офицеров, оставшихся в монастыре, скрылись в кельях женского монастыря и были... расстреляны во дворе монастыря, также была расстреляна игумения монастыря... за укрывательство белых офицеров в кельях монастыря".
   Через линии фронтов Гражданской войны до князя Н.Жевахова дошли следующие подробности убийства матушки: "В начале октября(?) 1918г. ворвавшись в монастырскую ограду, большевики пожелали осквернить храм, но игумения не пустила их туда. Матушка безбоязненно вышла к толпе пьяных и вооруженных до зубов большевиков и кротко сказала им: "Смерти я не боюсь, ибо только после смерти я явлюсь ко Господу Иисусу Христу, к Которому всю жизнь свою стремилась. Вы только ускорите мою встречу с Господом... Но я хочу терпеть и страдать в этой жизни без конца, лишь бы только вы спасли свои души... Убивая мое тело, вы убиваете свою душу... Подумайте над этим".
   В ответ на эти слова посыпались площадная брань и требования открыть храм. Игумения наотрез отказала, а большевики сказали ей: "Так смотри же: завтра, рано утром, мы убьем тебя"... С этими словами они ушли. После их ухода, заперев на запоры церковную ограду, игумения Маргарита вместе с сестрами отправилась в храм Божий, где провела всю ночь в молитве, а за ранней обедней причастилась. Не успела игумения выйти из храма, как большевики, видя матушку сходящей с амвона, взяли ее на прицел и в упор выстрелили. "Слава Тебе, Боже!" - громко сказала игумения Маргарита, увидя большевиков с установленными против нее ружьями, и... замертво упала на пол, пронзенная ружейными пулями извергов".
   Игумения Маргарита была расстреляна 9/22 августа 1918г.
   Сохранилось свидетельство о мученической кончине игумении Маргариты из уст насельницы монастыря монахини Алевтины: "На следующий день [после оставления Мензелинска белыми] игумению Маргариту как якобы "контрреволюционерку" арестовали прямо во время службы, вывели на паперть соборного храма и, не дав ей приобщиться Св.Таин, несмотря на ее об этом просьбы, расстреляли".
   Как видим, описания чуть разнятся в деталях (что понятно, так как кн. Жевахов не был очевидцем), но сам мученический подвиг не подлежит сомнению.
   Сестры монастыря, после отпевания, похоронили игумению-мученицу подле алтаря соборного Вознесенского храма, где она была казнена.
   Из воспоминаний М.В.Михайловой, дочери мензелинского священника: "Рассказывали, что в 1970-е годы, около закрытого тогда собора Мензелинского монастыря решили копать яму за самым алтарем и внезапно натолкнулись на гроб. В нем оказались нетленные останки монахини с крестом на груди. Гроб сей не потревожили, зарыв эту могилу, а для ямы нашли другое место. По-видимому, это и была игумения Маргарита. Говорят еще, что было предсказание одного великого русского святого [кажется, Амвросия Оптинского] о Мензелинском монастыре, что при одной настоятельнице храм поставят, другая будет мученицей, а при третьей - колокола падут. Так и случилось. Игумения Маргарита стала мученицей, а при последней настоятельнице сняли с церкви колокола и монастырь закрыли... "
   26.10.1999 года игумения Маргарита была канонизирован как местночтимая святая Уфимской епархии. По представлению Архиепископа Уфимского и Стерлитамакского Никона Юбилейным Архиерейским Собором Русской Православной Церкви (в августе 2000г.) игумения Маргарита была причислен к Собору новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания. Дата её памяти установлена в первое воскресение после 25 января/07 февраля.
  
  
   Казанский Богородицкий монастырь в Елабуге
  
   Так уж сложилось, что все ныне действующие монастыри епархии расположились в радиусе не больше 30 км от Казани. Кроме одного. Елабужский Казанский Богородицкий монастырь - единственный действующий в восточной части Татарстана. 215 км - расстояние от него до Казани. Поэтому нечасто паломники из столицы Татарстана навещают эту обитель. Но вообще Елабуга - интереснейший в историческом плане город, в том числе и как православный центр (подробнее смотрите в следующей главе). И мы советуем всем, кто посетит Елабугу, по возможности побывать и в этой святой обители.
   В 1995 - 1998 гг., до возрождения иноческой жизни на Зилантовой горе, она была единственной женской в Казанской епархии. В отличие от Зилантова монастыря, она являлась женской и до революции.
   Обитель относительно молода. История ее насчитывает менее 1,5 веков. Все другие действующие монастыри епархии старше в 2-3 раза. Но, разумеется, это нисколько не умаляет ее духовного значения. Просто событий в жизни монастыря было не так уж много, и потому описание его истории займет совсем немного места.
   Основание обители связано с именем всероссийски известного елабужского предпринимателя и благотворителя XIX века Ивана Ивановича Стахеева. Многие церкви и монастыри двух соседних епархий - Вятской (к которой тогда относилась Елабуга) и Казанской, благоукрашались на его средства. Например, в Спасском монастыре казанского кремля одно из строений так и именовали в документах: "стахеевский пристрой".
   Но если на церковные постройки в Казани от этого благочестивого семейства выпадали хотя и больше суммы, но все же в пределах нескольких тысяч, то на Елабужский монастырь И.И.Стахеев выделил - поразительно! - более миллиона рублей. Больше никаких примеров в истории Среднего Поволжья привести невозможно, а во всей России?.. если что-то подобное было, то - единичные случаи. Почти невероятным кажется, что один благотворитель (правда за несколько лет 1850-60-х гг.) выделил такую сумму... в 10 раз превышающую, например, стоимость постройки огромного Скорбященского собора в Свияжске. Только на содержание сестер открывающегося монастыря было выделено 142 тысячи рублей, а строительство масштабного архитектурного ансамбля обители по проекту известного зодчего Г.А.Боссе, стоило, конечно, еще в несколько раз дороже.
   В 1856 г. была создана женская община, положившая начало монастырю. Этому предшествовало ходатайство епископа Вятского Елпидифора в Святейший Синод Российской империи, положительная революция Синода в 1855 г. и - Высочайшее разрешение императора Александра II 15 июля 1856 г. Только что закончилась тяжелая для России Крымская война; и создание монастыря стало одним из первых знамений мирного времени и начавшегося нового царствования.
   Большая часть ансамбля обители была построена в 1857 - 1868 гг. 9 сентября 1868 г. новый архиепископ Вятский Аполлос освятил собор во имя Казанской иконы Божией Матери, и тогда же обитель была формально преобразована в монастырь.
   Ансамбль был очень крупный. Кроме собора - это церкви Иоанна Предтечи и Параскевы Пятницы, а также домовая церковь при монастырской больнице. Итого - 4 храма.
   6 каменных корпусов - жилых и хозяйственных: таков был монастырский городок, разместившийся вокруг этих храмов. Весь комплекс окружила красивая белая ограда: вообще ансамбль был белокаменным, как казанский кремль. Отдаленно напоминала кремлевскую Спасскую башню высокая островерхая колокольня при соборе, увенчанная шатром поверх 4-го яруса. Шатрами был увенчан и сам собор, что встречается довольно нечасто: пять шатров вместо пяти куполов. Только-только "русский стиль" стал возвращаться в парадную и храмовую архитектуру Российской империи - на смену долгому господству классицизма. И вот - монастырский собор в Елабуге стал одним из первых в стране. Лишь незадолго до него подобный же пятишатровый храм Благовещения Пресвятой Богородицы (1844-49 гг.) был возведен великим зодчим Н.Тоном в Петербурге - но то был военный "полковой" храм. Были похожие церкви и в скитах Валаама, но они очень сильно уступали Елабужскому по размерам.
   К сожалению, великолепный Казанский Богородицкий собор был варварски разрушен - как и большая часть монастырского ансамбля.
   В конце XIX - начале ХХ вв. Елабужская женская обитель была крупнейшей в Вятской епархии. Изначально, при открытии, в ней собралось 106 насельниц. Запланированной Иваном Стахеевым численности в 25 монахинь и послушниц обитель достигла к 1893 году. А в 1900 г. в ней числилось 273 насельницы (правда, из них монахинь и рясофорных - только 94). В основном это были крестьянские девицы, но порой до четверти всех сестер составляли мещанки из города Елабуги. Для обучения послушниц, совсем не знавших грамоты, уже в 1869 г. была открыта школа. Славился Елабужский монастырь своими мастерскими: золотошвейной и живописной.
   Революция и гражданская война ознаменовались в Елабуге особенно кровавыми событиями - даже по сравнению с другими окрестными городами. Здесь была и "красная" и "белая" власть, и при сменах властей сотни людей гибли в массовых расстрелах. "Дореволюционная Елабуга была сильно заражена религиозным дурманом", - писали красные палачи. "Исключительно купеческо-торгашеское местечко" нуждалось в особо жестких чистках. "В 1918 году карательными органами пролетариата была вскрыта контрреволюционная организация, куда входило все духовенство в Елабуге...". Ни много, ни мало - "все"! В чем же заключалась эта контрреволюционность? Так же как и в Раифском Богородицком монастыре - в попытке противостоять произволу: битье в набат в момент, когда красноармейцы врывались в святую обитель (народ в 1918 г. еще не был так до смерти запуган, как впоследствии):
   "Когда в марте месяце 1918 года начальником красноармейского отряда совместно с заместителем начальника штаба проводилась операция в бывшем Елабужском женском монастыре, аресту подлежала бывшая игуменья монастыря [м. Ангелина - прим. А.Р.], то все монашество открыто выступало на защиту своей игуменьи, преграждали путь лицам, проводившим операцию, бросали в них стульями и другими предметами <...> Помимо всего этого, монашество под руководством дьякона Зыкова Дмитрия Михайловича с целью также оказать сопротивление аресту игуменьи монастыря и вызвать волнение среди массы, начало бить в набат..."
   Что ж, мы можем сейчас только лишь низко поклониться памяти всех этих мужественных людей, которые, прекрасно зная, на что идут, "открыто вступили на защиту" своей последней настоятельницы. Не судьба оказалась матушке Ангелине принять мученический венец в том кровавом 1918-м году: воля Божия вручила ей на попечение "бывший" (как писали власти), но еще действующий монастырь - действующий, вопреки всему, до 1928 года.
   Многие участники "контрреволюционной организации" были расстреляны еще в 1918 г.; с другими, "припомнив старое", расправились в 1930-х годах. Последний священник, служивший в монастыре в 1920-х годах, о.Василий Головин, в 1939 году был приговорен к 8 годам лишения свободы.
   В 20-х годах жизнь в бывшей обители еще теплилась за счет регистрации "Казанско-Богородицкого православно-христианского религиозного общества". В нем состояло 243 человека, в том числе 173 бывших монахини и послушницы во главе с той же игуменьей м. Ангелиной.
   Но в 1928 г. общество было ликвидировано, а монастырь окончательно разорен.
   ***
   В июле 1995 г. началось восстановление обители. Вот уже 10 лет как в ней возрождена иноческая жизнь. Все это время настоятельницей монастыря является игуменья Вера (Шевченко). В обители около 20 насельниц. Службы проводятся ежедневно в единственном уцелевшем храме - во имя великомученицы Варвары (1887 г. постройки). При монастыре имеется скит в с.Анзирка - с также с восстановленной ныне церковью во имя Казанской иконы Божией Матери. В скиту ведется собственное хозяйство для нужд обители.
  
  
   Тихвинский Цивильский монастырь
  
   Цивильский монастырь, основанный в 1675 г., был мужским почти два века, но в XIX в. пришёл в запустение и в 1870 г. был возрождён как женский. Конечно, в данной книге нас в первую очередь интересует та часть его истории, когда он был женским (причём, одним из крупнейших женских монастырей Казанской епархии). Однако преемственность молитвенной жизни на месте, освящённом Самой Божией Матерью, указывает на то, что при всех изменениях, это был один монастырь - с XVII века до наших дней. А история его началась настолько чудесным образом, что об этом невозможно не сказать.
   Шла Крестьянская война под предводительством Степана Разина. Нижнее Поволжье было всё захвачено повстанцами, Среднее пребывало в панике. Дрожали все хоть сколько-нибудь состоятельные жители больших и малых городов. К обороне готовились и Чебоксары, и Цивильск, отстоящий в 37 км от него.
   Жителям торгово-ремесленного Цивильска было чего бояться. Степан Разин лишь в советских учебниках истории представал в радужном свете. В действительности, судьба Астрахани и многих других взятых разинцами городов говорит сама за себя. Повсеместные грабежи и расправы сопровождались разгульной, поистине бессмысленной жестокостью: так, в Астрахани был не только убит воевода, но и жестоко замучен его малолетний сын, а о судьбе прославленного Церковью лишь в ХХ веке священномученика Иосифа Астраханского, сброшенного с крыши собора после страшных пыток, знают все, кто читал его житие. Сам Разин с войском к Цивильску никогда не приближался - он был остановлен и разбит под Симбирском, в сотнях километров к югу, - но банды его приспешников рассыпались по всему Поволжью и вгоняли жителей даже в больший страх, чем главное войско: их жестокость при грабежах не ограничивалась уже совсем никакой дисциплиной и потому намного превосходила жестокость даже самого легендарного "Стеньки".
   Весь гарнизон Цивильска, которому предстояло защищаться от многократно превосходящих казаков-мародёров, насчитывал 250 стрельцов и несколько иностранных наёмников. Жители были в панике, многие хотели бросить всё и бежать в более надёжные крепости... рискуя при этом попасть в засаду по дороге, где их бы уж точно никто не смог спасти.
   1 октября 1670 года повстанцы осадили город. 17 октября вдове Иулиании Васильевой явилась во сне икона Пресвятой Богородицы, и она услышала повеление Божией Матери "дабы люди во граде сидели крепко: казаки город не возьмут, а когда город получит спасение, то жители построили бы монастырь позади града, между реками Большого и Малого Цивиля и между болот и Стрелецких лугов". Таким образом, Тихвинский монастырь - это одна их тех редких обителей, место основания которой было непосредственно указано - причём, с такой точностью, - Самой Божией Матерью.
   Ободрённые небесным заступничеством, жители города отказались от бегства, вместе со стрельцами успешно выдержали осаду и в конце концов полностью отбили мятежников. В результате этой мужественной обороны не только Цивильск, но и многие лежащие за ним к северу и западу города были спасены от полного разорения. (Интересно, что история с Тихвинской иконой почти в точности повторилась во время другой крестьянской войны, уже пугачёвской, и в другом осаждённом городе - Кунгуре. В 1774 г. его жители так же успешно отразили все атаки мятежников, ободрённые чудесным заступничеством Богоматери, явленным через кунгурский список Её Тихвинской иконы. И точно так же именно Тихвинская икона стала почитаться там главной святыней-хранительницей города. Видимо, Тихвинская икона, помимо прочих бесчисленных чудес, является особой заступницей именно во время мятежей и массового разбоя).
   Интересен вопрос датировки происходивших в Цивильске событий. В дореволюционных путеводителях и справочниках из книги в книгу кочует ошибка, ныне установленная нами.
   Явление Тихвинской иконы могло произойти только в 1670 г., хотя во многих путеводителях и брошюрах указывается 1671 г. Эта ошибка очень характерна при переводе дат с древнерусского календаря "от сотворения мира" (притом, с началом года 1 сентября, а не 1 января) на современное летоисчисление. Когда речь идёт об осенних датах (после 1 сентября), то из года, указанного в летописях, следует вычитать не 5508, как обычно, а 5509. Авторы текстов XIX века далеко не всегда это знали - и ошибались буквально в каждом втором случае. Очевидно, что именно такая классическая ошибка и произошла с историей Тихвинского Цивильского монастыря и его чудотворной иконы.
   Осада Цивильска разинцами никак не могла происходить в октябре 1671 г., поскольку ещё за год до этого разинцы были наголову разбиты под Симбирском, к весне 1671 г. восстание было окончательно подавлено и 6 июня 1671 г. сам Разин был казнён на лобном месте в Москве. Про события на территории современной Чувашии во всей исторической литературе однозначно свидетельствуется, что они происходили осенью 1670 г., когда восстание имело наибольшую силу. Здесь действовала шайка так называемого "царевича Алексея" (казака Максима Осипова), который через чувашские земли шёл на Нижний Новгород, но, к счастью, не смог к нему пробиться.
   Таким образом, героическая оборона Цивильска (как и некоторых других крепостей) "прикрыла" один из важнейших городов России Нижний Новгород и не дала мятежу распространиться дальше. Время было выиграно, власть оправилась от растерянности, и свежие войска, подоспев, погнали повстанцев до самого Дона.
   Многие из "сидельцев" в осаде дали тогда обет исполнить волю Богоматери. К 1675 году на средства стрельца С. Рязанова со товарищи была построена обетная деревянная Вознесенская церковь с приделом в честь Тихвинской иконы Божией Матери. Тогда же при церкви поселились первые иноки и возникла мужская обитель. Вознесенской официально именовали её - по названию главного престола. Но фактически уже тогда в просторечии её часто называли Тихвинской (позже это название стало официальным, а в новом храме 1744 г. был оставлен всего один престол - во имя Тихвинской иконы).
   Так началась многовековая жизнь знаменитого Цивильского монастыря. "На протяжении всей своей истории он оставил значительный след в развитии культуры чувашского народа, так как только с распространением христианства у чувашей появиилсь свой алфавит, свои просветители, свои книги", - как отмечается в одном из современных путеводителей.
   А Тихвинская икона Божией Матери стала по сути такой же святыней для всей Чувашской земли, какой Казанская икона является для Казани. О явлении её можно сказать евангельскими словами "Печаль ваша в радость ": трагическое событие, послужившее поводом для молитвенного обращения к Божией Матери (разинское нашествие), как и трагическое событие, предшествовавшее явлению Казанской иконы (опустошительный пожар) померкли перед поистине вневременным значением того, что свершилось. Ибо всякий пример заступничества Божией Матери оказывает влияние не только на современников и свидетелей самого явления, а на все последующие поколения, на века вперёд.
   В этом смысле то, что свершилось на чувашской земле в 1670 г., можно поставить в ряд великих событий церковной истории.
   Но жизнь самого монастыря протекала непросто.
   Божия Матерь указала святое место, которое, как оказалось, испытывало насельников на прочность: насколько сильна их верность и упование? Дело в том, что по человеческому разумению, место это оказалось одним из самых неудобных - речки Большой и Малый Цивиль, разливаясь по весне, затопляли его практически ежегодно. Тем не менее, храмы и здания стояли, и монастырь так и не был перенесён. Но в конце XVIII - I половине XIX в. он стал приходить в запустение. Печально знаменитая реформа 1764 г. хотя и не упразднила его, но оставила за штатом - то есть "на своём содержании". Иноков оставалось всё меньше - бедность и постоянная борьба с трудностями отпугивали теперь многих неготовых. Ветшали постройки. Вода их постепенно подмывала, а ремонтировать и укреплять фундаменты было не на что.
   Дошло до того, что к 1867 г. в некогда большом монастыре осталось 13 насельников, из которых 8 были послушниками.
   Тогда в 1869 г. архиепископ Казанский Антоний решил упразднить монастырь. От местных жителей стали поступать многочисленные просьбы сохранить святую обитель. Казанская консистория приняла решение возродить монастырь как женский. Мотивировалось это тем, что женские обители отличаются лучшим благоустройством, чем мужские, да и женщин, желающих принять монашество, больше, чем мужчин.
   18 января 1871 г. женский монастырь официально открылся (фактически община формировалась ещё в 1870 г.). Как рассказывается о тех событиях в статье современного историка-краеведа Е. Новикова: "Безрадостное зрелище представляла собой полученная женщинами обитель. Почти все здания несли на себе следы сильного разрушения: в келиях нижнего этажа все полы были сгнившими и выдранными, печи развалены, в стенах были большие трещины, штукатурка обвалилась. Одним словом, постройки требовали капитального ремонта {...} Через несколько дней после того, как новая настоятельница (м. Херувима) вступила в обитель, начался разлив реки Цивиль. Во время литургии ледяная мутная вода хлынула в самый храм. Пришлось заканчивать службу, стоя на скамьях. Поскольку почти каждую весну вода заливала всю территорию монастыря, было решено укрепить и отремонтировать постройки".
   Все эти заботы выпали на плечи игумении Херувимы (1870 - 1896 гг. настоятельства) и сестёр. При ней обитель поистине пережила второе рождение.
   Огромную роль в возрождении монастыря в этот период сыграли частные пожертвования. Крупнейшим благодетелем обители стал казанский купец I гильдии В. Н. Никитин. Почти все постройки 1870-х - 80-х годов, включая новый собор, выполнены на его средства. Он лично позаботился о том, чтобы закупленные им огромные плоты строевого леса поднять по реке к самым стенам монастыря. Доставлены были миллионы штук кирпича. Глубокие канавы и земляной вал устранили опасность наводнений. В короткий срок построили новые кельи и каменную ограду со Святыми вратами. Каменный храм 1836 года, доставшийся от мужского монастыря, капитально отремонтировали, но он уже не удовлетворял своими размерами нужд разросшейся обители: и сестёр становилось всё больше, и паломники по праздникам массами стекались к чудотворной иконе. Тогда решено было разобрать старый и построить обширный новый храм - соборного типа.
   Уже через 10 лет после возрождения монастыря, в 1880 г., был заложен этот новый собор. В июле 1886 г. состоялось его освящение. Он стал одним из крупнейших монастырских соборов Среднего Поволжья: 34 м в длину, 23,5 - в ширину, 38,5 - в высоту до крестов.
   Автором проекта был П. Е. Аникин - один из самых известных казанских архитекторов той эпохи. Десятки домов, спланированных им, доныне украшают центр Казани, сохранилось и несколько церквей епархии его постройки (например, Петропавловский храм села Гари, Грузинский в Осиново).
   Большой пятиглавый собор был выполнен в самых традиционных для той эпохи формах неорусского стиля, которые искусствоведы обычно называют устоявшимся словосочетанием: "чуть упрощённая вариация на тему храма Христа Спасителя". Главные соборы десятков монастырей и уездных городов XIX - начала ХХ вв. были выполнены в довольно похожих формах.
   Монастырский храм и колокольня определили облик всего уездного города Цивильска, их запоминающийся силуэт стал его архитектурной доминантой.
   Храм был трёхпрестольный. Главный престол - во имя Тихвинской иконы Божией Матери, правый - Воскресения Христова, левый - Всех Святых. Все три алтаря размещались на одной линии, и боковые приделы ничем не отделялись от основного объёма. Интерьер выглядел просторным и величественным. Резной деревянный иконостас был пятиярусным в центре. По бокам его как бы раздвигали в ширину трёхъярусные иконостасы приделов. Главная святыня - Тихвинская чудотворная икона Божией Матери, - размещалась у левого клироса (как указывается во всех справочниках XIX - начала ХХ вв., это была точная и самая почитаемая копия, а подлинная явленная Тихвинская икона находилась в городском соборе Цивильска).
   Весь храм был расписан: в большом центральном куполе изображён Господь Саваоф с благословляющей рукой, меж окон купольного барабана - Архангелы, по стенам и аркам - огромные фигуры святых, значительно больше человеческого роста. Так было принято в монументальной соборной живописи той эпохи.
   Храм отличался и замечательной акустикой. Хоры для певчих традиционно размещались на высоком балконе над западным входом, а крестовокупольная планировка собора с закругляющимися сводами создавала могучее эхо.
   Кроме большого каменного собора в монастыре имелся и маленький деревянный храм св. мученика Харалампия. Он был освящён в 1880 г. - одновременно с закладкой каменного собора. Эту церковь построили полностью на средства известного чебоксарского купца П. Е. Ефремова.
   Священномученик Харалампий (II в. н. э.) был епископом г. Магнезии в Фессалии. От одного вида его терпения и смирения при муках многие обратились ко Христу, в том числе дочь самого императора, гонителя христиан Септимия Севера - Галина (именно она с честью погребла тело мученика, когда он был обезглавлен). Потому к молитвам св. Харалампию не раз прибегали миссионеры и просветители. Устроение церкви св. Харалампия в Цивильском монастыре, думается, было глубоко символичным событием.
   При Харалампиевом храме 1880 года был устроен придел св. великомученицы Варвары (1893 г.).
   Шедевром архитектуры монастыря являлась и высокая ажурная колокольня 1775 года с 4-мя ярусами арок под шатром - редчайший, если не единственный пример в русском колокольном зодчестве.
  
   Владимирский Чебоксарский монастырь
  
   История древнего чебоксарского монастыря "на Владимирской горке" распадается на три периода. В XVII - XVIII вв. здесь существовал Сретенский мужской монастырь; в конце XIX - начале ХХ вв. - Владимирский женский. В 1991 г. женская обитель возрождена уже под названием Спасо-Преображенской. Ныне она входит в черту Чебоксар, до революции же считалась пригородной, возвышаясь на холме в 1 км от города - при речке Чебоксарке, в 2 км от впадения её в Волгу.
   По преданию, именно здесь останавливался в 1555 г. свт. Гурий по пути в Казань. Корабли тогда входили в устье Чебоксарки, потому что на низком болотистом берегу Волги не было удобного места для причала. Высадившись в городе, где закладывалась новая русская крепость, св. Гурий благословил "град и место сие" Владимирской иконой Божией Матери (Чебоксары ведут отсчёт своей истории формально с 1469 г., но фактически в 1550-е годы родился новый город). Это и было то Сретение Божией Матери, в честь которого назвали основанный позже монастырь. Сама же возвышенность на века осталась в народной памяти как Владимирская горка, место святое, особое для Чебоксар.
   Документов по ранней истории монастыря не сохранилось. В дореволюционных путеводителях стандартно указывалось: "основан в половине [т.е. в середине] XVII века". Другая дата, на основе упоминания первого деревянного храма в описях - 1625 г.
   Ещё одна дата основания, которая фигурирует в скупых сведениях об обители - 1716 г. Вероятно, до этого здесь была обычная пустынька, какие возникали тысячами на просторах Руси, пока уход подвижников от мира никто не регламентировал. С начала XVIII в. монастырь уже существовал официально. Тогда же начинается каменное строительство. Подробнее о сохранившемся с XVIII века Спасо-Преображенском храме мы ещё расскажем.
   Почти исчерпывающую картину того, что представляла из себя обитель в XVIII в., дают скупые канцелярские строки описи 1739-41 гг.: "Строитель [т. е. настоятель] - 1, рядовых монахов - 1" (плюс один белый дьячок). Обители принадлежали 4 двора с 4 душами крестьян и 2 сдаваемые в оброк мельницы, дохода от которых вместо 10 рублей в год "надлежащих" получалось 8,5 руб. (причём, из них 3,5 руб. "платится в Чебоксарскую воеводскую канцелярию").
   Беднейшая в городе обитель вскоре была приписана к Троицкому Чебоксарскому монастырю, находящемуся в самом центре города - одному из самых богатых монастырей Казанской епархии (более 500 крестьянских душ во владениях к середине XVIII в.). Реформа 1764 г. тяжело отразилась на судьбе Троицкого монастыря, который, сам обеднев, уже не мог поддерживать жизнь в маленькой приписной пустыни.
   Владимирская горка к XIX веку, казалось, запустела окончательно. Но свято место пусто не бывает.
   В 1899 г. архиепископ Казанский и Свияжский Арсений благословил устроение Владимирской женской общины на месте древнего мужского монастыря. Возрождённый монастырь опять-таки считался не самостоятельным, а приписным к Троицкому Козьмодемьянскому женскому (см. соответствующую главу). Даже настоятельницей его была игуменья Козьмодемьянского монастыря Варвара (Блохина), совмещавшая руководство двумя монастырями. Её усилиями и стараниями благотворителей были восстановлены старые обветшавшие здания и построены 3 новых корпуса, при настоятельском корпусе появился деревянный домовой храм - в честь апостола Иакова и муч. Евгения (ныне это храм преп. Сергия Радонежского).
   Община накануне революции разрослась до 100 насельниц, а святую Владимирскую горку увенчал целый городок строений, как бы спускающихся по склонам каскадами. В центре по-прежнему высился чудесной красоты храм XVIII в. В этот период его главный престол был посвящён Владимирской иконе Божией Матери, а имя Сретенского (от прежнего монастыря) носил лишь правый придел (левый - преп. Варлаама и царевича Иоасафа).
   Про хозяйственное положение Владимирского Чебоксарского монастыря в Справочной книге 1909 г. говорится одной фразой: "Угодий никаких нет" - но мы должны помнить, что формально это был приписной монастырь, и угодья, таким образом, принадлежали не ему, а Троицкой Козьмодемьянской обители, к которой он был приписан. Из более чем 500 десятин земли, которыми владела Козьмодемьянская обитель, 24,5 десятин пашни находилось в Чебоксарском уезде и обрабатывались, очевидно, сёстрами и трудницами близлежащего Владимирского монастыря.
   Игумения Варвара (Блохина) скончалась в 1915 г., оставив оба монастыря - Козьмодемьянский и Чебоксарский, - в процветающем состоянии. К сожалению, грозные события революции и последующих гонений на Церковь оборвали это краткое благополучие. Старшей сестрой в обители после смерти игумении Варвары была монахиня Арсения. Она стала, по новой терминологии, "заведующей религиозной общиной" в революционные годы.
   Мать Арсения тяжело болела и поэтому фактически обязанности руководства общиной исполняла казначея монахиня Тамара (св. преподобномученица - её житие прилагается далее). В 1920 г. мать Арсения скончалась. С этого времени монахиня Тамара официально руководила общиной.
   Положение полуразграбленного монастыря, находившегося под постоянной угрозой закрытия, усугублялось всеобщей разрухой и голодом в стране. Средств у обители в эти годы было крайне мало. В описи имущества от 5 июля 1920 г. приводятся данные: если на январь 1918 г. монастырь имел 7950 руб. ценными бумагами (и всего 100 руб. наличными), то к 1920 г. и этот небольшой капитал сократился до 3450 руб. бумагами... притом, совершенно обесценившимися в ходе страшной инфляции.
   Но тяжелейшие первые годы советской власти и гражданскую войну монастырь всё же пережил - главное, удалось отстоять от закрытия и изъятия храм.
   2 октября 1920 г. с новыми властями был заключён договор "об использовании зданий бывшего монастыря религиозной общиной".
   В 1924 г. викарий Казанской епархии епископ Чебоксарский Афанасий официально преобразовал бывшую до революции приписной обитель в самостоятельный женский монастырь.
   Мать Тамара стала в нём настоятельницей и была возведена в сан игумении. Она руководила монастырём до его окончательного закрытия в январе 1930 г. Таким образом, вся история женской Владимирской Чебоксарской обители (в конце XIX - начале ХХ вв.) насчитывает 31 год. Но и этой трети века хватило, чтобы Господь воспитал целое поколение будущих мужественных исповедниц - "искушая их, яко злато в горниле".
   В советское время большая часть территории монастыря была занята под жильё (стала называться Коммунальная Слобода). В обезглавленном храме оборудовали авторемонтную мастерскую. В игуменском корпусе разместился садово-огородный техникум. Где-то помещались склады, где-то - цех мясокомбината. Древнее кладбище на Владимирской горке - пожалуй, самое почитаемое в Чебоксарах, - по сути было превращено в свалку. Сохранилась на нём лишь знаменитая усыпальница Ефремовых - известнейших чувашских купцов, меценатов XIX - начала ХХ века.
   Третье возрождение монастыря состоялось в наши дни. В 1988 г. жители Коммунальной слободы подали прошение об открытии прихода. Храм был передан Церкви. Первое богослужение в нём состоялось уже на Рождество 1989 г. Некоторое время он действовал как приходской.
   Уже в 1991 г., по благословению митрополита Чебоксарского и Чувашского Варнавы, была возрождена женская обитель - наименованная уже не Владимирской, а Спасо-Преображенской. Возможно, это новое посвящение дано в память о находившемся поблизости древнем, но упразднённом ещё в XIX в. Спасо-Геронтиевом монастыре (в литературе можно встретить путаницу: многие авторы по ошибке отождествляют Спасо-Геронтиеву пустынь с обителью на Владимирской горке, хотя описи, приводимые, например, И. М. Покровским доказывают, что это были два разных монастыря). В июле 1991 г. из Рижского Троице-Сергиева монастыря сюда прибыли и заселились монахиня Сергия (21 сентября того же года возведена в сан игуменьи), инокиня Нина и ещё несколько сестёр. Сейчас, спустя годы, в обители уже около 60 насельниц и несколько воспитанниц детского приюта. Крест настоятельства в возрождённом монастыре продолжает нести игуменья Сергия.
   После долгих восстановительных работ обитель вновь обрела благолепный вид. Отреставрированный храм XVIII века - бывший Владимирский, ныне Спасо-Преображенский, - является одним из самых замечательных памятников русского барокко не только в Чебоксарах, но и в Среднем Поволжье.
   Церковь имеет форму "восьмерик на четверике" - самую распространённую в XVIII веке. Лёгкое кирпичное кружево украшает стройную, устремлённую в небо башню с шатровой кровлей и изящным небольшим куполом. Каждую из восьми плоскостей венчает волнистый фигурный фронтон - "петушиный гребешок", как назывался этот элемент в русском зодчестве. Ниже вкруг всего храма проходит поясок кирпичной "бахромы", ещё ниже такие же "петушиные гребешки" (только чуть меньших размеров) на наличниках окон.
   Размещение такой почти "летящей" церкви на вершине холма оказалось самым удачным: она короновала гору своим белым венцом в тёмно-золотистом кружеве.
   Над западным входом в храм возвышается шатровая колокольня 33 метра высотой (по описи 1920 г., на ней было 6 колоколов, самый большой из которых весил 49 пудов 16 фунтов - почти 800 кг). Сам храм имеет почти такую же высоту.
   Монастырский собор изначально был трёхпрестольным. Основная его часть "строена полукораблём", по терминологии древних зодчих, наличие же двух боковых приделов превратило "корабль" в крест. Сочетание Креста как орудия Спасения и Корабля-Ковчега как символа Церкви Христовой было обычным для старинных храмов. Символика же трёхпрестольности была призвана возводить мысли верующих ко Святой Троице. В здешнем храме менялось посвящение престолов, но не их число. Сейчас Владимирским именуется не сам собор, а лишь его правый придел (бывший Сретенский). Левый освящён в честь преп. Серафима Саровского (раньше - в честь свв. Варлаама и Иоасафа). Главный престол, как уже говорилось - Спасо-Преображенский.
   Размеры храма, согласно "Описи церковного имущества" за 1920 г.: 11,5 саженей в длину (это 24,5 м); 9 саженей 1 аршин в ширину, с приделами (почти 20 м). Поскольку основной объём составляет лишь около трети общей ширины, церковь внутри выглядит довольно тесной, но очень высокой. Пространство её уходит вверх - "колодцем в небеса". Ярко золотится в нём барочный иконостас. Старинный был уничтожен, это - современный, но очень удачно передающий дух XVIII века. Впрочем, он содержит немало икон XVIII века, подаренных возрождённой обители Преосвященнейшим митрополитом Варнавой. Они размещены в третьем и четвёртом ярусах иконостаса. Нижние ярусы включают иконы, писанные в 1990 - 1991 гг. мастером Геннадием Яковлевым.
   Также "под старину" и тем же мастером выполнены иконостасы боковых приделов.
   Работы по росписи стен храма только начались (2009 г.). Но на сводах правого придела хорошо сохранился фрагмент прежней, дореволюционной живописи - Господь Саваоф в окружении Херувимов.
   Главной святыней храма и монастыря в наши дни является чудотворная икона "Моление на камне преп. Серафима Саровского" (находится в Серафимовском приделе). Она - начала ХХ в., писана маслом на холсте. Когда в 2002 г. киот иконы решили обновить, готовясь к предстоящему через год вековому юбилею прославления преп. Серафима, оказалось, что лик святого и все силуэты чудесным образом отпечатались на стекле старого киота (беловатые, но вполне "читаемые" изображения). Сейчас стекло с благодатным отпечатком помещено рядом с иконой. Святыня эта очень почитаема паломниками.
   Другая святыня - Иверская чудотворная икона Божией Матери, писанная на Афоне и подаренная Чебоксарскому Спасо-Преображенскому монастырю весной 2001 г. Памятником благодатной помощи Пресвятой Богородицы многим людям через этот образ стали десятки украшающих его крестов.
   Чудом мироточения в июне 1995 г. прославились иконы Спасителя и Божией Матери "Почаевская". Глубоко почитаются иконы блаженной Матроны Московской и преп. Сергия Радонежского (с мощами).
   Второй храм обители - домовой, во имя преп. Сергия Радонежского, при старинном игуменском корпусе. Здесь совершается ежедневное монашеское правило. Здесь принимают постриг сёстры обители (первый постриг в возрождённой обители состоялся в 1992 г.). Большой ковчег посреди храма хранит великие святыни, привезённые из паломничеств, в том числе камень с Голгофы и из пещеры Рождества Христова, частичка Гробинцы Пресвятой Богородицы из Гефсимании и др.
   На разорённом в советское время монастырском кладбище возведена часовня. Надпись на мемориальной доске гласит, что она "сооружена в лето 1993 года в память всех зде погребенных отец, братии, сестер и благотворителей Святой обители сия".
   Несколько лет спустя рядом с ней появилась значительно большая по размерам, видная издалека часовня-усыпальница, где упокоилась жена одного из современных благотворителей монастыря. Так древнее кладбище постепенно вновь становится местом захоронений.
   Огромная усыпальница Ефремовых (1910-11 гг.) стала в наши дни церковью, освящённой во имя св. прав. Иоанна Кронштадтского. Она является приходской, но зрительно неразрывно связана с монастырским ансамблем, являясь, наряду с Преображенским собором, одной из двух доминант на святой горке.
   Владимирская горка вновь, как и век назад, являет собой живописнейший вид. В одну линию выстроились купола собора и колокольни, двух вышеупомянутых часовен на кладбище и храма св. Иоанна Кронштадтского. Их силуэты - разных размеров и разных эпох, - тем не менее, образуют удивительно целостный ансамбль: маленький кремль на возвышенности. Или священный городок - наподобие тех, что изображаются иногда на "житийных" иконах святых. Зелень фруктовых садов обрамляет склоны. На террасах северо-западного откоса виден старинный игуменский корпус с домовым Сергиевским храмом, рядом - изящная теплица и огороды, чуть пониже - новые сестринские корпуса, деревянные и кирпичные, выполненные в основном в стиле XIX века (изумительные резные наличники-"полотенца"), ещё ниже - похожий на крепостную башню, но тоже современный, дом паломника с гаражом на первом этаже и двумя комнатками на втором. У самого подножия холма, в саду - Дом милосердия, где живут на полном обеспечении монастыря 12 одиноких пожилых людей. За ним - овражек с ручьём, через ручей перекинут изящный мостик, за мостом - Святой источник.
   История благодатного места, как в капле воды, отразилась в новейшей истории этого недавно открывшегося, но уже глубоко почитаемого источника, что в нескольких десятков метров от монастыря. Видимо, в намоленном веками месте даже обычная вода способна творить чудеса и по вере давать исцеления. Источника с более парадоксальной историей трудно встретить! Лет двадцать назад, незадолго до начала возрождения монастыря, местные жители заметили неожиданно выбившуюся на поверхность воду - сильную струю из-под земли. От воды стали происходить многочисленные исцеления, весть о которых разнеслась за пределы не только Чебоксар, но и республики. С возрождением монастыря место было облагорожено, поставлена деревянная часовня-купальня. Здесь порой выстраивались целые очереди паломников из сёл и городов Чувашии, Марий-Эл, Татарстана, Ульяновской области... Среди исцелившихся, как свидетельствует матушка Сергия, был даже один министр.
   Но... городской водоканал неожиданно предъявил свои претензии: "Вода из наших труб без пользы утекает в ручей!" "Неполадку" устранили, и самоточный ключ в прежнем виде перестал существовать (взамен пробурили скважину, откуда вода выкачивается электронасосами - но их включают лишь раз в неделю).
   "Нет худа без добра, - говорит матушка Сергия. - На источник приезжало слишком много людей, постоянная суета мешала жизни монастыря. Бог устроил так, что обители стало намного спокойней. А тот начальник, который "забрал в трубы свою воду", вскоре сильно заболел и сам пришёл к нам каяться".
  
   Св. преподобномученица Тамара (Сатси)
  
   Будущая преподобномученица родилась 9 февраля 1876 г. в эстонской лютеранской семье Георга и Мари Сатси (в хуторе Устало Гапсальского уезда Эстляндской губ.) и была наречена Марией. Рано осталась круглой сиротой. Ей было 10 лет, когда рядом открылся православный приход. Девочка, как и некоторые её односельчане, перешла в Православие. Церковь стала истинной Матерью для чистого душой ребёнка - "одного из малых сих" (Мф. 18,10), в 7 лет потерявшего земную мать. Окончив 4 класса сельской школы, 12-летняя Мария в 1888 г. поступила в школу-приют при женской общине в Иевве, открывшейся как раз в этом году. Через 4 года община была преобразована в Свято-Успенский монастырь. Первой настоятельницей в нём стала игуменья Варвара (Блохина), сыгравшая огромную роль во всём жизненном пути будущей подвижницы.
   В этом монастыре 19-летняя воспитанница Мария Сатси была "облечена в чёрную одежду" (подрясник), через 2 года пострижена в рясофор (1897 г.) Уже на следующий год игуменья Варвара (Блохина) была переведена в Казанскую епархию и предложила нескольким послушницам поехать с ней. В числе 6 насельниц Успенского монастыря поехала со своей игуменьей и Мария.
   В новой епархии игуменья Варвара через некоторое время была назначена настоятельницей Троицкого Козьмодемьянского монастыря. Рясофорная послушница Мария стала в этой обители письмоводительницей. Другим её послушанием было пение на клиросе.
   Как мы знаем, Чебоксарская женская обитель в это время была приписной к Козьмодемьянской - и игуменье Варваре приходилось управлять обоими монастырями. Особенно много внимания требовала только "встававшая на ноги" Чебоксарская обитель. По сути, её становление происходит именно в годы игуменства Варвары (Блохиной): 1902 - 1915 гг.
   Уже после кончины своей духовной матери (1915) Мария (Сатси) принимает монашеский постриг с именем Тамара, 19 июля 1917 г. - на 42-м году жизни, после почти четверти века послушнического искуса.
   Знаменательно, что постриг её совершил последний настоятель Свято-Успенского Зилантова монастыря, благочинный всех монастырей Казанской епархии св. преподобномученик Сергий (Зайцев)... которому оставалось жить в нашем тленном мире чуть больше года.
   Надвигалась новая эпоха - мученичества и исповедничества. В 1918 г. монахиня Тамара была назначена казначеей Владимирской Чебоксарской обители, через 2 года стала её настоятельницей. Мы уже вкратце рассказывали о тяжких испытаниях, выпавших на долю этой обители (как, впрочем, и сотен других) в первые годы советской власти. О подлинном исповедническом мужестве сестёр во главе со своей настоятельницей свидетельствует, в частности, письмо, направленное властям против закрытия монастырского храма:
   "1920 года 28 дня. Мы, нижеподписавшиеся насельницы Владимирской женской общины, узнав о намерении представителей местной власти закрыть церковь Владимирской общины, древнюю святыню существующую с 1625 года, единодушно выражаем свой протест против этого намерения, оскорбляющего наше христианское религиозное чувство. Закрытие общины будет посягательством на ту свободу веры, которая подтверждена самим же советским правительством. При сем объясняется, что со стороны общины уже принесена жертва уступкою деревянного храма и всех прочих жилых помещений, кроме маленького деревянного флигеля, оставленного в пользование сестер, а потому мы насельницы Владимирской общины, ни в коем случае не можем согласиться на уничтожение нашей святыни, каким бы благовидным предлогом это не объяснялось. Посему усердно просим подлежащих властей оставить нам последний каменный храм в неприкосновенности, в чем и подписуемся.
   Заведующая общиной Тамара и другие (всего 56 подписей)".
   Храм тогда удалось отстоять. Закрыт он был лишь 10 лет спустя.
   После окончательного разгрома "религиозной общины" в 1930 г., мать Тамара (игуменья с 1924 г.) поселилась у своей бывшей помощницы по управлению монастырём послушницы Анастасии Тимофеевой, продолжая все оставшиеся годы жизни монашеский молитвенный подвиг. Даже сам дом их находился рядом с бывшей обителью.
   Крестный путь матушки Тамары начался, как это чаще всего бывало в те времена, с клеветнического доноса соседа. Прискорбно, что доносчиком оказался - бывший священник (после краха "обновленческого" раскола одни из его последователей через покаяние воссоединились с Матерью-Церковью, другие открыто расстались с саном и зачастую "пробавлялись" подобным доносительством.
   В мае 1941 года, когда мать Тамара пасла корову, с ней познакомился бывший священник Худов, работавший охранником "Садвинтреста", который и дал следствию ложные показания об антисоветских высказываниях игуменьи Тамары.
   Ночью 25 июня 1941 года сотрудники НКВД провели обыск в доме игуменьи Тамары. Тогда же ночью она была арестована и заключена в Чебоксарскую тюрьму. 27 и 30 июня состоялись допросы игуменьи Тамары. 30 июня тот же бывший священник дал показания об антисоветской агитации игуменьи, которая отвергла обвинения. Следователь тщательно допрашивал о том, как мать Тамара попала из Эстонии в Чувашию, подозревая ее в шпионаже. На третьем допросе, состоявшемся 2 июля, на вопрос следователя "какие причины понудили вас идти в монастырь?" мать Тамара ответила, "что никакие причины меня не понудили идти в монастырь, а я пошла по своему собственному желанию для спасения своей души".
   На 4-ом допросе, состоявшемся 9 июля на вопрос следователя подтверждаете ли вы показания свидетеля Худова о вашей контрреволюционной клевете на жизнь при советской власти мать Тамара ответила, что "не подтверждает, ибо никогда и нигде она никакую контрреволюционную клевету о жизни при советской власти не высказывала и со свидетелем Худовым у нас разговор был только о книге "Добротолюбие", которую он просил отдать ему для чтения".
   11 июля состоялась очная ставка между игуменьей Тамарой и свидетелем Худовым. На этой очной ставке мать Тамара виновной себя в агитации против Советской власти не признала.
   14 июля было объявлено об окончании следствия и предъявлено обвинительное заключение по статье 58 пункта 10 части первой Уголовного Кодекса. Обвиняемая ответила, что дополнить следствие ничем не желает.
   25 июля Судебная Коллегия по уголовным делам Верховного Суда Чувашской АССР определила обвинительное заключение утвердить и игуменью Тамару предать суду.
   31 июля состоялось судебное заседание, на котором свидетель Худов настаивал на своих показаниях об антисоветских высказываниях игуменьи.
   Мать Тамара отвергла эту клевету, добавив ,что при обыске у нее нашли стихотворение, написанное ей в Козьмодемьянске.
   Вот это стихотворение :
  
   Все со временем проходит-
   Горе, счастье пролетит.
   К разрушенью все стремится-
   Кто сей доли избежит?
   Кедр высокий с облаками
   Наравне вчера стоял,
   Ныне ж вниз лежит ветвями
   Бурный ветр его сломал.
   И цветочек сей прекрасный
   Рощу кедров украшал,
   Ветер дунул вдруг ненастный,
   И цветок, увы, завял.
   Так, друзья и мы увянем
   Скоро век наш пробежит;
   Расцветать мы перестанем,
   Когда дух наш отлетит.
   Здесь гуляя ,гость любезный,
   Между кедров и цветов,
   Помни рок свой неизбежный;
   Берегися от грехов;
   И почаще ты молися
   Здесь в обители святой,
   Благо делать не ленися,
   И обрящещь ты покой.
   Ждет тебя страна иная,
   Счастье вечно там живет,
   Там на небе блага рая
   Твое сердце обретет.
  
   В этот же день суд приговорил игуменью Тамару к 10 годам лишения свободы. Кассационная жалоба в Верховный Суд СССР о пересмотре приговора была рассмотрена и приговор признан правильным.
   Игуменья Тамара была этапирована в исправительно-трудовую колонию номер 1 Наркомата Юстиции, находящуюся неподалеку от города Алатырь Чувашской АССР. От линии железной дороги шла ветка вглубь леса на 24 километра, где и располагалась колония. Заключенные занимались лесоразработками и изготовлением изделий из древесины. Мать Тамара пережила суровую зиму 1941-42-х годов, когда в период начавшейся войны с Германией в колонии происходили массовые смерти заключенных из-за голода и болезней, в том числе многих священнослужителей и верующих. Весной,1 мая 1942 года, как гласит запись в акте о смерти, игуменья Тамара скончалась от порока сердца и была погребена в безвестной могиле на кладбище исправительно-трудовой колонии.
   12 октября 2007 года на заседании Священного Синода под председательством Святейшего патриарха Алексия II игуменья Тамара (Сатси) причислена к собору новомучеников и исповедников Российских.
   Небесное заступничество преподобномученицы Тамары не раз проявлялось в наши дни. Особенно хранит она родную обитель на Владимирской горке, в которой подвизалась. Совсем недавно, в Страстную Пятницу 2009 г., она спасла монастырь от пожара.
   Загорелось соседнее здание - большой деревянный частный дом. Сильнейшее пламя разметалось скопом на десятки метров. Ветер дул в сторону монастыря, и в любую минуту мог вспыхнуть деревянный сестринский корпус. Матушка Сергия вышла с иконой новопрославленной мученицы Тамары и перекрестила пожар святым образом. С этого момента пламя вдруг перестало метаться, а сразу сбилось в высокий узкий столб - "казалось, до небес!.." - как вспоминали очевидцы. И этот вертикальный столб держался до самого приезда пожарных, не разбиваясь на языки и уже не угрожая монастырю.
   Икона св. мученицы, написанная сразу после её прославления, уже прославилась многочисленными чудесами и стала одной из наиболее чтимых святынь Спасо-Преображенской обители. Как свидетельствует игуменья Сергия, особенно часто люди по молитвам св. Тамары получают помощь в поисках работы, в устроении своей земной судьбы (бывает - в тот же день, как только помолились у св. образа). Помолимся: да небесным предстательством св. преподобномученицы Тамары помилует нас Господь и в жизни вечной.
  
  
   Фёдоровский Казанский монастырь
  
   Фёдоровский монастырь в Казани, основанный около 1600 года, 300 лет был мужским и лишь в 1900 был преобразован в женский. Поскольку по сути состоялось учреждение нового монастыря на старом месте (мужская обитель к тому времени не просто пришла в упадок, а практически исчезла), мы относим Фёдоровский и другие древние монастыри с подобной судьбой в данный раздел книги.
   Фёдоровский монастырь не раз разорялся пожарами - и локальными, и общегородскими. Древние документы погибли в огне, из-за чего история его основания и первых десятилетий известна лишь в общих чертах, без подробностей.
   1600 год как дата основания обычно называется условно. В других источниках можно встретить: "построен между 1595 и 1607 годом".
   Местом основания монастыря стало "Старое городище" - примерно в километре от кремля, выше по течению Казанки. По-видимому, к тому времени там ещё сохранялись какие-то остатки древнего булгарского городища. Во всяком случае, об этом свидетельствуют дореволюционные краеведы.
   Если версия о существовании городища верна, то основание Фёдоровского монастыря именно здесь - глубоко символично. "Свято место пусто не бывает". Убеждение, что любые древние развалины обязательно должны быть освящены постройкой обители или хотя бы просто храма Божьего, было широко распространено на Руси. Потому на развалинах древнего Булгара был основан Успенский Болгарский монастырь, на месте городища на Среднем Кабане - Воскресенский Новоиерусалимский, на "нечистой" Змеиной горе, овеянной легендами об основании Казани - Успенский Зилантов... И Фёдоровский монастырь - из этого же ряда.
   Название обитель получила в честь Фёдоровской иконы Божией Матери, а также великомученика Феодора Стратилата.
   Фёдоровскую икону Божией Матери чтит вся Россия - но несколько городов были особо освящены её благодатью. В Городце икона явилась впервые; в Костроме её обрели повторно после того, как Владычица пожелала сокрыть Своё сокровище от монголо-татарского нашествия; в Казани же прославился чудесами один из древнейших списков с Фёдоровского Костромского первообраза.
   Со Смутным временем связана одна из важнейших вех в истории прославления Костромского образа: Фёдоровской иконой был благословлён на царство Михаил Романов в 1613 г. Но за несколько лет до этого, в 1607 г., когда Смута была в самом разгаре, воевода князь Иван Иванович Голицын пожертвовал чудотворный список Фёдоровской иконы в казанский монастырь, получивший от неё своё название.
   Главные праздники обители отмечались 14 марта и 16 августа - в дни празднования Фёдоровской иконы Божией Матери. 16 августа - торжество в честь обретения этого образа князем Василием Юрьевичем Костромским (правил в 1246 - 1272 гг., так что называемый обычно год обретения - 1239, - указан в сказании неверно: обретение могло быть на рубеже 1250-х - 60-х годов), а 14 марта - в честь благословения на царство Михаила Фёдоровича Романова в 1613 г.
   Кроме того, ежегодно 20 июля (по ст. стилю) Фёдоровский монастырь торжественно встречал у себя крестный ход из кремля с Казанской и Смоленской Седмиозерной иконами Божией Матери. Иконы переносились из храма в храм в течение месяца, пока Смоленская не возвращалась в Седмиозерную пустынь: даты посещения обителей Казани были строго расписаны ещё с XVII века, и так получилось, что Ильин день (20 июля/2 августа) крестный ход встречал именно в Фёдоровском монастыре.
   В этот день в стенах обители встречались три чудотворных иконы Божией Матери!
   Помимо Фёдоровской иконы, почитаемой святыней монастыря была и икона великомученика Феодора Стратилата (также пожертвованная). Ведь история обретения первообраза Фёдоровской иконы, да и само её наименование, тесно связаны именно с этим святым: он явился в видении гражданам Костромы с иконой Божией Матери в руках. Дни памяти св. Феодора Стратилата - 8 февраля и 8 июня (по ст. стилю), - также были престольными праздниками обители. Есть предположения историков, что монастырь на рубеже XVI - XVII вв. был посвящён этому святому "со смыслом": ведь Феодор Стратилат - небесный покровитель и государя Фёдора Иоанновича († 1598), и сына-наследника Бориса Годунова Фёдора Борисовича († 1605).
   Была и третья глубоко чтимая икона монастыря - список Смоленского образа Божией Матери. Она прославилась тем, что чудесным образом уцелела во время пожара 1829 года.
   Фёдоровский монастырь, как один из древнейших в Казанской епархии, кроме чудотворных икон, хранил и другие святыни. Известный церковный историк XIX века о. Платон Заринский в своей работе "Церковные древности города Казани" особо отмечает Евангелие 1698 года в серебряном, позолоченом, с жемчугом окладе. Оформление оклада относится, по-видимому, уже к 1721 - 1725 годам, так как Пётр I в надписи титулуется: "непобедимейший и августейший Государь император и присноприбавитель православный", а этот титул он получил в 1721 г.
   К середине XVIII в. во владениях Фёдоровского монастыря числилось 114 душ крестьян. Таким образом, нельзя сказать, что обитель всегда была такой маленькой и бедной, как о ней обычно пишут: историки и краеведы XIX века, видя почти полное запустение монастыря и его нищенское состояние в свою эпоху, видимо, по аналогии представляли себе таким и его прошлое. Но до реформы 1764 г., как видим, монастырь был относительно крупным землевладельцем. Немалыми были и его размеры: ограда, по описи 1741 г., протянулась на 225 саженей, то есть почти на полкилометра.
   Реформа 1764 г. подорвала благосостояние древней обители. Лишившись средств к существованию, монастырь (он был объявлен заштатным - "на своём содержании") весь XIX едва сводил концы с концами.
   Братия в XIX в. составляла всего несколько человек (например, в 1840 г. - 9 человек, из них 6 послушников). Ветшали древние здания обители, сокращались пожертвования прихожан.
   Формальный статус монастыря тоже всё время снижался: в XVIII веке им управляли игумены, с 1807 г. - строители (такой статус давали обычно настоятелям либо только что основанных, либо очень бедных обителей). В 1855 г. он перестал существовать как самостоятельный и был приписан к Спасо-Преображенскому монастырю.
   Обедневший монастырь представлял довольно грустное зрелище. Николай Загоскин в 1895 г. писал: "Река Казанка каждую весну немилосердно подмывает обрыв, на котором расположен монастырь, серьёзно угрожая в весьма близкое будущее его незатейливым сооружениям" (эта угроза не оправдалась - монастырю было суждено принять разрушение не от реки, а от рук богоборцев). В другом путеводителе говорится: "В Казани мало кто даже знал о его существовании".
   Знаменательно это как бы мимоходом сделанное печальное наблюдение: немногие горожане в XIX веке знали свою святыню. Самый бедный и, увы, самый забытый монастырь нашего города жил своей сокровенной жизнью, совершенно неинтересной для мира.
   23 сентября 1900 г. вышел указ Синода о создании женского общежительного Фёдоровского монастыря, а 12 ноября того же года состоялось торжество открытия, совершённое архиепископом Казанским Арсением.
   В 1901 г. в Казани появилась первая в истории работа, посвящённая Фёдоровскому монастырю (автор пожелал остаться неизвестным). Интересно, что она называлась "Открытие в городе Казани Фёдоровского женского монастыря 12 ноября 1900 года". Само название говорит, что преобразование вконец запустевшего мужского монастыря в женский воспринималось всеми именно как "открытие". "Смущало нас забвение о нём и почти уничтожение", - говорил архиепископ Арсений. Ещё его предшественник архиепископ Владимир в 1893 г. высказал идею создать самостоятельный женский монастырь вместо приписного к Спасо-Преображенскому мужского. Несколько лет пришлось изыскивать средства. На момент открытия в 1900 г. женскому Фёдоровскому женскому монастырю досталось в наследство от мужского всего 5,5 тыс. рублей ценными бумагами и 500 руб. долга. К счастью, выдающийся елабужский предприниматель и благотворитель Иван Стахеев выделил ещё 2,5 тыс. рублей. На них были построены два новых деревянных корпуса, необходимые для размещения сестёр, в основном переведённых из других монастырей.
   К моменту революции в Фёдоровском монастыре подвизалось 102 насельницы, в том числе 9 монахинь, остальные - послушницы (данные отчёта за 1917 г.).
   Земельные угодья Фёдоровского монастыря можно назвать в числе самых маленьких среди монастырей Казанской епархии: 37 десятин сенокоса около Займища и два лесных участка там же - размером 50 и 30 десятин. Имелся также скотный двор и пчельник.
  
   Архитектурный облик монастыря к рубежу XIX - ХХ вв.
  
   Единственная в монастыре церковь, Троицкая, построенная в камне в 1700 г., являлась выдающимся памятником архитектуры рубежа XVII - XVIII вв. Оригинальность её заключалась в том, что это был трёхкупольный храм - причём, с куполами, поставленными в одну линию: с юга на север. Немногие сохранившиеся в России примеры трёхкупольных храмов относятся к совсем другой эпохе - рубежу XV - XVI вв, - и главный купол у них, как правило, сдвинут к востоку от двух других (собор Спасо-Преображенского монастыря Ярославля, соборы Покровского и Ризположенского монастырей в Суздале, Преображенская надвратная церковь Кирилло-Белозерского монастыря...) Маленькая и скромная Троицкая церковь, не имеющая в своём облике ничего от больших монументальных соборов, казалась изящным трикирием, зажжённым на высоком берегу над Казанкой.
   На высоком, обрывистом берегу Казанки, в окружении низеньких деревянных домиков, стройная белая трёхкупольная церковь смотрелась очень живописно. Пожалуй, это было одно из красивейших мест в нижнем течении Казанки. Без него трудно было представить панораму города со стороны реки.
   При храме имелся придел св. великомученика Феодора Стратилата. Таким образом, в монастыре было всего 2 престола (в источниках смутно упоминается, что некогда существовал ещё храм св. пророка Илии - но когда он был освящён и когда разобран, неизвестно).
   Внутри храм был бесстолпный, но довольно тесный. Из краткого описания иконостаса ("о 4 колоннах") можно судить, насколько узким был основной объём церкви, во всём напоминавшей сельскую.
   Колокольня при храме была возведена в формах, типичных для рубежа XVII - XVIII вв.: восьмигранная, ступенчатая, в стиле раннего русского барокко (ближайшие аналоги в Казани - колокольня Никольского собора и колокольня бывшего храма Московских Чудотворцев, ныне Раифского подворья).
   В Фёдоровском монастыре только храм и примыкавший к нему одноэтажный корпус 1815 года были каменными. Всё остальное даже в начале ХХ в. оставалось деревянным: 2-этажный дом для настоятельницы и сестёр, 3 одноэтажных флигеля с кельями и больницей, отдельное здание просфоропекарни. Небольшой забор опоясывал территорию этого более чем скромного ансамбля. Правда, на территории монастыря размещались 2 маленьких корпуса Епархиального свечного завода (он арендовал у обители землю).
  
   Упразднение и разрушение монастыря
  
   В 1920-е годы Фёдоровский монастырь стал одним из главных оплотов Православия в Казани - перед лицом воинствующей ереси обновленчества, поддерживаемой, а точнее насаждаемой властями. Сёстры обители отказывались признавать так называемое "Казанское епархиальное управление" обновленцев, узурпировавшее власть после ареста свт. Кирилла, митрополита Казанского в 1922 г. Мужественный путь до самого мученического венца прошла последняя настоятельница м. Ангелина (см. следующую главу).
   В 1920-х гг. Фёдоровский монастырь ещё существовал - как и многие другие в те годы, в виде "женской трудовой общины". 6 марта 1925 г. она была официально зарегистрирована. В 1927 г. численность общины составляла 67 человек. В "Фёдоровском религиозном обществе" на 1929 г. состояло 463 человека. Первое число - это только монахини и послушницы, второе - включало в себя также всех прихожан. Любопытно, что советская власть, ведя строжайший учёт, классифицировала всех членов по социальному признаку: рабочих 195, домохозяек 188, служащих 42, безработных 14, ремесленников 8, нетрудоспособных 7, портных 4, художников 2 и даже - "мать служащего" 1. Священник при такой крупной общине был всего один: иерей Аркадий Преображенский. При нём состоял псаломщик (за время существования общины сменились - Михаил Фёдорович Петкевич и Василий Павлович Трусов, первый носил сан диакона, второй не имел духовного сана).
   К концу 20-х годов власти начали массово и методично ликвидировать подобные общины, выискивая самые нелепые поводы. Как правило, констатировалось, что та или иная община "не выполняет условия договора".
   В Фёдоровской общине монахини кормились рукодельем - например, стегали одеяла. Такой "подпольный доход" был признан грубейшим нарушением закона. 5 марта 1929 г. представитель НКВД Таипов и инспектор Угрозыска Закиров в 11 часов ночи прокрались в монастырь и, срочно вызвав священника, в его присутствии "зафиксировали нарушение".
   Впрочем, если бы не было этого повода, нашёлся бы другой: ещё за 2 недели до ночной "внеплановой проверки" поступило ходатайство в Горсовет от одной из организаций (ЖАКТ N 21) передать церковь и здания монастыря под детский сад. По непреложной логике советской бюрократии, такое ходатайство "снизу" означало только то, что "наверху" решение уже негласно принято. 10 апреля того же года оно было лишь официально оформлено решением ТатЦИКа.
   Община ещё пыталась протестовать и даже направила жалобу в Москву, во ВЦИК... но тем временем уже шло изъятие всего имущества. 30-31 мая 1929 г. 8 колоколов и вся церковная утварь были увезены на склады Госфонда. Община была формально слита с общиной соседней Грузинской церкви, куда верующим разрешили перенести иконы, в том числе чудотворную Феодоровскую (переезд дал покой лишь на считанные месяцы, так как в следующем году была закрыта и приговорена к разрушению и Грузинская церковь).
   Верующим всё-таки удалось спасти главную святыню - Фёдоровскую икону. Несколько раз поменяв в советское время своё местопребывание, сейчас она находится в Никольском соборе Казани. Ещё один старинный, чтимый список Фёдоровской иконы из того же монастыря находится в Петропавловском соборе (в нижнем храме Сретения Господня).
   Между тем, древний Троицкий храм Фёдоровского монастыря, ввиду малых размеров (5 на 5 саженей), как и предупреждали члены общины, оказался совершенно непригодным для детского сада. Тогда уже в августе 1929 г. власти санкционировали разборку храма на стройматериалы.
   Ненадолго отсрочил гибель древнего монастырского ансамбля протест Музейного отдела республики, возглавляемого в ту пору видным церковным краеведом Харламповичем.
   Музейные работники в те годы не раз били тревогу по поводу уничтожения храмов. Покушение на уникальный архитектурный памятник рубежа XVII - XVIII веков вызвало их особое возмущение.
   Разборку приостановили, передали храм и другие постройки под общежитие студентов. Но состояние помещений общежития в 1932 г. было признано неудовлетворительным - и разборка храма всё же состоялась: отсрочка, вызванная протестом, заняла таким образом всего 3 года.
   Сейчас на месте бывшего монастыря стоит НКЦ "Казань".
  
   Настоятельницы Фёдоровского монастыря
  
  
   За краткий период истории Фёдоровского монастыря как женского сменилось лишь 3 игуменьи. Две первых скончались незадолго до революции, третья, мать Ангелина, сподобилась мученичества.
   Монахиня (позже возведённая в сан игумении) Иоанна стала устроительницей женской обители и первой её настоятельницей в 1900 - 1906 гг.
   Монахиня Иоанна была переведена из Казанского Богородицкого монастыря (настоятельницами новых обителей епархии, как правило, назначались сёстры именно этого первоклассного монастыря). Для нас особенно важно, что она была духовной дочерью св. Иоанна Кронштадтского.
   Её сменила мать Анфия - бывшая казначея монастыря (с 1905 г.), игумения с 20 мая 1907 г. В миру - Анна Михайловна Бакакина. К началу настоятельства ей было 55 лет, к моменту кончины в 1910 г. не исполнилось и 60-ти. Родом она была из Мамадыша, из семьи мещан. В 1871 г. в 20-летнем возрасте поступила в число сестёр Казанского Богородицкого монастыря. Проходила послушание на монастырском свечном заводе и в живописной мастерской (через несколько лет стала её заведующей). В 1895 г., после 24 лет послушания, пострижена в монашество. Короткий период её настоятельства в Фёдоровском монастыре (1906 - 1910 гг.) ознаменовался хозяйственным расцветом и умножением числа сестёр. В 1910 г. за труды во обители она была награждена наперсным крестом и в том же году, 30 сентября, мирно почила в Господе. Отпевание её совершил сам епископ Алексий в присутствии многочисленного казанского духовенства.
   О последней игумении Ангелине (Анне Степановне Алексеевой) стоит рассказать особо. В настоящее время рассматривается вопрос о её канонизации как святой преподобномученицы († 1937). Вся её жизнь - это подвиг многолетнего стояния за веру Христову.
   Дочь мещанина г. Казани, она родилась в 1884 г. В 1907 г. поступила в послушницы Фёдоровского монастыря, 17 ноября того же года облечена в рясофор. А уже ровно 3 года спустя, 17 ноября 1910 г., утверждена настоятельницей обители после кончины м. Анфии. На тот момент будущей мученице было всего 26 лет.
   Настоятельство м. Ангелины - самое длинное: 1910 - 1929 гг. Революция и последующие гонения разделили его почти ровно пополам: годы благоденственного процветания одного из двух женских монастырей Казани, лишь недавно обустроенного, но уже твёрдо ставшего на ноги - и годы борьбы за существование "женской трудовой религиозной общины", которые мы уже кратко описали выше. В те годы, кроме противостояния насилию безбожных властей, грабежам, голоду, холоду, нищете, разрухе, обители пришлось бороться и за саму чистоту веры Православной перед лицом воинствующего обновленческого раскола. В этот период Фёдоровский монастырь становится одним из важнейших оплотов Православия в Казанской епархии.
   М. Ангелина открыто заявила о непризнании обновленческого ВЦУ (т.н. Высшего Церковного Управления, образованного нео-раскольниками под эгидой властей после ареста св. патриарха Тихона) и Казанского епархиального управления (людей, узурпировавших это самое "управление" после ареста священномученика митрополита Кирилла). В этой неравной борьбе её поддерживал и укреплял духовный отец епископ Иоасаф (Удалов), викарий Казанской епархии, священномученик († 1937), а также мученики и исповедники, настоятели двух других крупнейших епархиальных монастырей, не признавших ВЦУ - оо. Феодосий Раифский и Александр Седимозерный.
   За "контрреволюционную деятельность" игумения уже после закрытия монастыря была арестована 27 июня 1931 г. и осуждена на три года ссылки, отбывала её в Архангельске и Коми (Зырянском) АО. В числе обвинений было: "активное участие в организации снабжения продуктами питания и деньгами ссыльного и заключённого за контрреволюционную деятельность духовенства", выполнение "поручений контрреволюционной организации по связи с епископом Иоасафом" и "распространение контрреволюционных антиколхозных листовок".
   После освобождения м. Ангелина вновь поселилась в Казани. По поручению своего духовного отца епископа Иоасафа посещала в ссылке митрополита Кирилла (Смирнова).
   8 декабря 1937 г. арестована вновь. На этот раз она обвинялась в том, что "среди приезжавших к Удалову верующих крестьян систематически вела антисоветскую клеветническую агитацию, сопровождая её антисоветскими измышлениями о гонениях на религию в СССР, о голоде в колхозах... Вела антисоветскую пораженческую агитацию о необходимости свержения советской власти и о торжестве православия". Виновной в контрреволюционной деятельности себя не признала. Расстреляна в тюрьме НКВД по приговору тройки НКВД ТатАССР от 15 декабря 1937 г.
   В настоящее время отделом канонизации Казанской епархии готовятся документы и материалы к канонизации игумении Ангелины.
  
   (с) Андрей Рощектаев
  
   P.S. В будущем планируется дополнить книгу очерками о следующих монастырях:
  
   Успенский Чистопольский
   Троицкий Лаишевский
   Николаевский Тетюшский
   Покровский Мамадышский
   Казанско-Богородицкий Бугульминский
   Александринский Кошлоушский (Ядринский)
   Богородице-Сергиевский Царёвококшайский
   Троицкий Козьмодемьянский
   Введенский Вершино-Сумский
   Аштавай-Нырская обитель.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"