Аннотация: Он радовался, воркуя вертелся, красиво распушив хвост, и гордо раздуваясь, наступал на свою ненаглядную, а она в ответ....
Голуби
Кто в детстве держал голубей, тот знает, насколько это увлекательное занятие. Но заниматься этим, у меня не было времени. Семья у нас была большая, меньше меня еще трое. На мне висела корова, которую нужно было напасти два раза в день - утром и вечером. Первый голубь попал ко мне чисто случайно. Корову я пас вместе с дядей Колей. Вставали рано, чтобы до обеда успеть накормить коров. Водили их по межам, по краю аэропорта, где рос клевер, а то и в потраву какую-нибудь колхозную. Приведешь ее часам к одиннадцати, наевшуюся до отвала, поставишь в сарай, а сам на улицу к пацанам и пару часов гоняешь в футбол, пока мамка не позовет обедать. Потом смаривал сон. Вроде бы только глаза закрыл, а уже сквозь сон слышны легкие толчки отца, "Сашик вставай, корова уже голодная, и опять бродишь с ней до вечера.
В этот день, когда мы с дядей Колей возвращались домой, я в небе заметил стаю голубей. Они снижались и были уже на небольшой высоте. И вдруг справа я увидел темную точку, которая стремительно приближалась к стае. Это был коршун. Голуби рассыпались в разные стороны. Выбрав жертву, самого обособившегося голубя, копчик направился к нему. Но голубь тоже не дремал и резкими дикими взмахами крыльев набирал скорость, и вдруг сложив крылья, так же как коршун камнем понесся к земле. Хищник шел в десяти метрах от него, сокращая расстояние. Крылья голубь раскрыл, лишь врезавшись в крону огромного тополя и пролетев, ударяясь о ветви, почти до самой середины кроны, сел на ветку. Коршун перед деревом, резко сбросив скорость, как ни в чем не бывало, легко махая крыльями, полетел дальше.
Я попросил напарника подержать корову, а сам полез на тополь. Было очень высоко и страшно, но я старался вниз не смотреть. Это была маленькая беленькая голубка, вся перепуганная, сидела и не шевелилась. Но, зато какая умница, ушла от такого охотника. Я взял ее в руки и сразу размечтался, но когда я спустился, внизу уже стоял хозяин голубки, который, даже не сказав спасибо, забрал ее и ушел. Я был очень расстроен. Я давно мечтал завести себе хотя бы пару голубей, А такую на крыле, это была мечта. И еще была одна преграда, это отец, он был не преклонен, - " Загадят твои голуби крышу, да и зерно таскать будешь, курей то вон нынче сколько, и школу к тому же запустишь. Дядя Коля, увидев, что я так расстроился, говорит,- "Приходи ко мне, я тебе подарю голубя, у меня живет в сарае большой и красивый". Загнав Машку домой, я пулей полетел за голубем. Я увидел его сразу. Это был крупный белый голубь с красным хвостом, красной головой и концами крыльев. Только потом я узнал, что эта порода называлась "крестовый монах".
Голубь бегал между курей, временами взлетал на курицу и, словно, подсмотрев у петуха, топтался у курицы по спине,прижимаясь к ней хвостом. А петух летел к нему на всех парах со своей дурацкой ревностью и диким горлопанием и "звенел всеми своими шпорами". Голубь взлетал и садился высоко на ворота, а петух, оттопырив до земли крыло, делал перед курицей виражи, И объяснял, вероятно, ей ее не скромное, легкое поведение, или предупреждал.
Загнав хозяйство, он вынес мне голубя со словами,- " бери, мне он все равно ни к чему, а тебе пригодится, раз ты их так любишь".
Я летел домой, не чувствуя ног. Бате показывать, было нельзя, но поделиться с кем-нибудь радостью очень хотелось. Спрятав его за спину, я подошел к матери, - "мам я чего-то принес, ругаться не будешь" и показал птицу. Матьлюбила все живое и, увидев красавца голубя, залюбовалась им, забыв про хозяйство. Но вдруг тень промелькнула у нее на лице, и она сказала, - " отец не разрешит". Я начал ее уговаривать, что я его спрячу в сарае на чердаке. А когда он привыкнет, отец его уже не прогонит. Так и состоялся наш заговор.
В течение недели отец так о нем и не узнал. И лишь в воскресенье, выйдя утром во двор, заметил красивую, большую птицу, которая, как ни в чем не бывало, клевала вместе с курами зерно. Пожал отец плечами и сказал, - "ну что ж, жменьки пшеницы не жалко, пусть раз залетел. Вернувшись домой, он сам нам сообщил эту новость Мы конечно с матерью раскололись, все рассказали, и он, махнув рукой, сказал, - "ну и пусть живет"
Уличные голубятники пришли, посмотрели на моего голубя и сказали, что это голубь не летный. Я не сдавался и мы на спор, брали каждый своего голубя и несли далеко к центру города, где их и бросали в воздух. Чей голубь быстрее прилетит домой того и победа, плюс приз с каждого проигравшего баночка зерна. Когда приходили домой, то их голубей еще не было, а мой уже сидел на своем любимом месте, на воротах. Соперники недоумевали как же так, какой-то монах приходит раньше летунов, спорили опять и опять проигрывали. Но потом меня раскусили. У них голуби были летные. Им нужно было высоко подняться ввысь, чтобы увидеть дом. На это уходило много времени. Мой же, словно почтовый, летел прямо по тому маршруту, по которому мы шли. Голубятники, чтобы загладить проигрыш, начали надо мной издеваться, - "он у тебя сейчас летает между проводов, а скоро будет бегать пешком, мол, все равно успеет".
Рядом с домом проходил шлях, по которому с окрестных деревень по воскресным дням ехали подводы на базар.
Однажды к нам заехал крестьянин и спросил, чей это краснокрылый монах?, и предложил обменяться на своего голубя, плюс пол мешка пшеницы. Объяснил он это тем, что разводит таких голубей и что привезет голубя не хуже. Мне было жалко монаха, но очень хотелось завести настоящих, летных голубей и я согласился, с условием, что он привезет и покажет голубя.Через неделю он приехал. На телеге стояла не большая клетка, в которой сидела маленькая, нежная, чистенькая, чернохвостая голубка. Я позвал мать. Она прямо залюбовалась ею и сказала,-" ой правда сынок не знаю, и нашего тоже жалко и эта такая красивая. Но потом сказала, ну поменяйся, раз тебе хочется. Пусть теперь она у нас поживет Оставив голубку у нас, хозяин уехал на базар, сказав, что заберет по возвращению. Голубей я посадил в голубятню. И мой монах, сразу сообразив, что это уже не курица, со страшной силой перешел в наступление. Он схватил ее клювом за загривок и долбил до тех пор, пока голубка не сдалась. Вот уж по истине не знаешь, где найдешь, где потеряешь. По всему было видно, что она не обиделась на него за эту взбучку. Я открыл косяк и выпустил их во двор. Как они друг за другом ухаживали. Он что-то выискивал у нее за ушками, или может, просил прощения за грубое отношение и нашептывал ей, вероятно, что иначе в тот момент было нельзя. Но, скорее всего, все-таки, он ее уговаривал, уже полюбовно. Она ему в ответ кивала, и они целовались клювами, ну совсем как люди. А потом, завершив свою любовную игру, срывались и летали вместе вокруг дома. Мать посмотрев эту трогательную сцену не находила себе места. "Ой, сыночек,- говорила она,- "а как же теперь отдавать, ведь такая пара". Она была натурой очень романтичной, и эта пара была для нее, как молодожены. Но делать было нечего. Вечером подъехала подвода, и нашего монаха увезли. Мать плакала. Надежды, на возвращение не было ни какой, даже если не остеблают, вырвав маховые перья из крыльев, все равно, деревня находилась за двенадцать километров. Несколько дней мы жили с ощущением предательства по отношению к голубю. Даже батя, видя наше горе не засмеялся как обычно, а сказал, - " вот получу зарплату дам тебе трешку, купишь ей любимого."
И вдруг. Через несколько дней, рано утром, входит улыбающийся отец и говорит, - " вставайте, все царство проспали, прилетел ваш ненаглядный". Мы, кто, в чем был, так и вылетели во двор. На воротах, как ни в чем не бывало, сидел наш монах.
Он радовался, воркуя вертелся, красиво распушив хвост, и гордо раздуваясь, наступал на свою ненаглядную, а она в ответ кивала ему головою.