- Любава, бежим быстрее, днесь последний день ярмарки, купец уедет, а он нам быличку обещался!
Балемила торопила подружку, таща ее за собой сквозь толпу.
На ярмарке людно было, несмотря на ранний час. Их знакомец, купец, ужо раскладывал вещи на прилавке. Завидев подружек, заулыбался.
- Вижу, пришли вы послушать последнюю быличку, об яйце Алконоста.
Жил-поживал шиша Изяслав в Белоземье нашем. Так себе мужичонка был - окаём да огуряла. Не было для него ничего святого! Над всеми зубы скалил. Да чужое брать оченно любил. Так и прозвали его шишей.
И вот раз, лежал он под деревом яблоневым, да вдруг пение услыхал дивное... глянул ввысь, а на ветке Алконост птица сидит, заливается.
Мальцом был, бабка рассказывала ему, птица эта дивной красы в Ирии живет - в краю, где медовые реки текут, да деревья плодами полны.
Лик и руки аки у девы, глас соловьиный, а крыла огромадные, летит и полму неба закрывает.
Поет она летом, абы урожай поспевал. А зимой яйцо сносит да прячет на дно морское. И там седьмицу дней зреет яйцо, в глуби. А как созревает, да подымается на волюшку, так по всему морю волна идет, всё на пути своём смывает.
Никому докамест не удавалось яйцо достать. Да и Алконоста не видывал никто из живых - або птица эта волшебная...
Ну, а Изяслав увидал! Знамо, удача!
Подскочил резво да за крыла ее ухватил.
Закричала птица жалобно:
- Проси, чего желаешь, отпусти токмо, на свободу хочу.
- Слыхивал я, в Ирии живешь. Хочу там очутиться!
- Не можно живым там находиться, - вздохнув, Алконост ответила.- Место то для душ чистых, кто путь земной прошел.
- А я в перьях твоих спрячусь!
Тут, надобно сказать, Изяслав наш был не остолбень. Хитер был да изворотлив, аки вьюн.
Ухватился за хвост птичий, да так и прилетел в Ирий.
Светло было там да благостно. Птицы пели. Цветы дивные цвели багрянцем.
Река синяя бежала полоскою средь травы смарагдовой.
Стряхнула Алконост его с хвоста да улетела. А Изяслав наш остался блаженствовать в Ирии. Кажный день мед пил из ручья, закусывал зрелками да спал.
Душ светлых множество было там. Летали они, переговариваясь, на Изяслава дивились.
Недолго продлилось блаженство Изяславово.
В утро раннее Алконост прилетела печальная да говорит:
- Сварог послал меня сюда, к тебе. Гневается бог наш. Прознал, что обманом ты здесь сидишь. И приказал возвернуть тебя к людям живым. А иначе осерчает и меня накажет. И тебя живота лишит.
А Изяславу хоть бы хны.
- Не боюсь я твоего Сварога, - хорохорится, - но возвернуться не откажусь. Скучно тут у вас. Но возвернусь с одним условием - дай мне яйцо свое!
Закричала Алконост жалобно, слезы брызнули. Да делать нечего!
Взяла в руки яйцо свое, подхватила Изяслава на хвост свой и полетела. А как долетела до Белоземья, опустилась и сказала печально:
- Отдаю я тебе самое ценное, что есть у меня. Береги яйцо, как око своё.
И улетела.
Пустился шиша наш в пляс.
Пляшет да приговаривает:
- Птица Алконост!
Видел я твой хвост.
Вот продам яйцо -
Куплю себе винцо,
А затем кольцо.
Изяслав прохвост!
Сплясав, прихватил яйцо подмышку да в селение вернулся. И на ярмарке его продал.
- И неужто все с рук ему сошло? - возмутилась Любава.
- В зиму ту же сгинул Изяслав. Наказал его Сварог, забрал в кузню свою небесную, грехи отмаливать да железо ковать в огне багряном. А яйцо это - единственное подтверждение, что быличка эта правдива, - ответил купец. - А вы, девы красавицы, за то, что слушали, подарки держите.
И с теми словами протянул купец подружкам гривны, из королька сделанные, червленые, блестящие.
Вот такие деяния были, детушки. Было это все в самом деле, в год тот, когда баскак Казатул войной ходил на племя чудей. Но об том в другой раз...