И как это меня угораздило послушать новую знакомую по переписке в соцсетях?
Узнав о том, что я в состоянии ставить все знаки препинания в нужных местах, и что я даже знаю, что слова 'покласть' в русском языке не существует, она поведала свою заветную мечту:
- Я хочу написать какую-нибудь очень грустную песню. Чтобы за душу брало!
- Чтобы душа сначала развернулась, а потом свернулась? Хорошая идея! А у тебя есть хоть какие-нибудь намётки? Например, Ромео узнал об измене Джульетты с местным капелланом!
- Нет! Не издевайся! Там и без этого невероятно печально! - ответила она. - И я хочу, чтобы в моём произведении была и трагедия, и скорбь, и всё такое!
Тут я задумался.
Если соглашусь ей помочь, я буду вынужден отложить в сторону сочинение нового политического детектива, в котором я ещё окончательно не решил, кто будет главным убийцей: министр внутренних дел или спикер парламента.
Но эта идея меня всерьёз заинтересовала.
- А у тебя есть хоть какой-нибудь 'скелет' этой истории?
Под словом 'скелет' я имел в виду общий набросок сюжета.
Например, девушка любит парня, а его забирают на войну, и естественно, он оттуда не возвращается.
Или её похищает разбойник, насилует, но вслед за этим не убивает, а ведёт к алтарю. А зародившийся вследствие этого в её чреве младенец, в соответствии со всеми человеческими законами, должен быть выношен и появиться на свет. И она, беременная от пока нелюбимого человека, во время осады их логова вооружённым отрядом её жениха сама берёт в руки лук и пускает стрелы в сторону нападающих.
И одна из этих стрел попадает прямо в сердце её возлюбленного!
Но моя корреспондентка такого термина не знала.
- Фу, как некрасиво! Скелеты должны лежать на кладбищах! В крайнем случае, мирно стоять в шкафу у неверных жён! Я хочу написать грустную песню, а не ужастик про 'восставших мертвецов'! Но чтобы, всё-таки, там был какой-то позитив!
Наконец-то я понял, чего она хочет.
Ну что же, я решил ей помочь.
Но что сделать, если я специализируюсь на прозе, а стишки последний раз писал в далёкой юности?
И как натравить на себя вдохновение?
Я позвонил популярному поэту-песеннику, и он посоветовал:
- Вот я как делаю, если чего-то не пишется: возьму какой-нибудь шедевр из классика, напишу две его первые строчки, а дальше что-нибудь изменю от себя. Вторую строфу пишу уже сам. Третья уже лезет откуда-то изнутри. А потом - как поехало! Как только ставлю последнюю точку, возвращаюсь к первой строфе, меняю её наизнанку - и получайте новый хит!
Я недоумённо спросил:
- А это как?
Он стал меня вразумлять, непутёвого:
- Например: ткну пальцем в Рубцова. 'Я буду долго гнать велосипед. В глухих лесах его остановлю. Нарву цветов и наберу букет Той девушке, которую люблю'. А я могу начать так: 'Я буду долго гнать свой 'Кадиллак'. А у развилки мой любимый бар! Я наплюю на этот чёртов знак. Зайду туда, где жизненный кошмар!' А дальше буду описывать жизненные трагедии всех тех бедняг, которые там собрались. Потом уберу 'Кадиллак', заменю его нашей 'Ладой' - и вот вам наш истинно русский шансон!
Я опешил:
- А ты это.... Ты это что, серьёзно?
- Абсолютно! Издатели в очереди стоят! Но я предпочитаю всё это продавать музыкантам. Они и деньги сразу выкладывают, и ещё заказы на год вперёд размещают! А потом и 'авторские' капают.
Я прикинул: похоже, он был прав, судя по его шикарному образу жизни.
И его 'авторские' ему не просто капали, а текли, и даже не ручейками, а бурными потоками.
А почему бы и мне не испробовать этот метод?
Я взял 'Антологию русских поэтов XIX века' и раскрыл её наугад.
Константин Константинович Романов.
'Растворил я окно, стало душно невмочь,
Опустился пред ним на колени.
И в лицо мне пахнула весенняя ночь
Благовонным дыханьем сирени'.
Совсем неплохо!
Первое четверостишие у меня родилось спонтанно:
'Растворил я окно, стало трудно дышать.
Был вчера кучеряв - а сегодня я лысый!
И в углу стали громко газетой шуршать
Два мышонка и толстая крыса'.
Так, строчка за строчкой, у меня стала рождаться поэма в стиле 'Ворона' Эдгара Алана По.
Ко мне первоначально явилась какая-то старуха в тёмном капюшоне, которая почему-то погрозила мне пальчиком и показала на настенные электронные часы за моей спиной.
Я вежливо выпроводил её за дверь и вывесил снаружи табличку: 'Перерыв на обед'.
Но вскоре в дверь позвонили трое мужиков.
Все они были в белых халатах, что выдавало их благородную профессию.
Они неторопливо прошли в мой дом и поставили на пол носилки с колёсиками, показывая жестами, что их они принесли персонально для меня.
Признаться, я был бы совсем не против отдохнуть ото всей этой суеты пару-тройку дней где-нибудь в местном пансионе, на берегу озера.
И мне на самом деле нездоровилось уже несколько дней после бурного празднования дня рождения собрата по перу.
Но меня смущали две вещи: во-первых, сам я их не вызывал. А во-вторых, меня смутил огромный рюкзак за спиной у одного из этих санитаров. Уж слишком много острых предметов оттуда выглядывало! Похоже, там были и топор, и секира, и даже, как я понял, механическая пила.
На вопрос: 'Зачем всё это здесь?' мне было отвечено не менее поэтически: 'А вы превысили свой срок, что отведён был вам в процессе мирозданья!'.
Я громко всхлипнул: 'Я этого не знал!', и попросил об отсрочке приговора, хотя бы на часик. Тогда я успею закончить главный роман своей жизни!
Они любезно согласились и вышли, вместе со своими носилками-тележкой.
А я ринулся к часам, переведя их на два часа назад, и возвратился к своему бессмертному роману о победе Добра над Злом.
Когда я дописывал последнюю главу, они вернулись.
Но в этот раз они принесли уже гроб, с которого аккуратно сняли крышку.
Кому всё это предназначалось, было ясно и без пояснений.
И на пороге появилась та старушка в капюшоне:
- 'Как ваш обед? Надеюсь, ваше тело сыто. У нас придется долго подождать. И вы должны быть чисты и умыты, чтобы пред нашим Герцогом предстать!'
Но я ответил гордо:
- 'Послушай, ведьма, ты, исчадье лести! С тобой я договор не заключал! Оставь меня, я кончу свою песню! Оставь, пока петух не прокричал!'
Ведьма оценила мой поэтический призыв и милостиво поклонилась.
Вся эта нечисть покинула меня всего на несколько минут, но только для того, чтобы я закончил своё творение и принял все гигиенические процедуры для перемещения в их владения.
Я дописал последнюю главу, но перед тем, как поставить заключительную точку, подошёл к часам, которые показывали уже 23-59, и вытащил из них батарейку.
Они погасли.
Так я и сижу там до сих пор.
За входной дверью: сама Смерть со своими прислужниками, а на столе лежит моя рукопись
Она полностью закончена, не хватает только одного знака препинания.
Я взял ручку, думая какой он будет: простая точка или восклицательный знак. А может, вопросительный?
И вот уже пятьсот лет я так сижу, а они всё ещё не заходят.
Ждут меня.
А я жду последнего озарения.
Я восторгался своим творением минут сорок, пока не понял: это же совсем не то, что я планировал! И где же тут 'позитив'?
Я тут же порвал всё это в клочья и решил испробовать другой вариант: надо пойти на природу!
Там на меня обязательно нахлынут сентенции: 'Клён ты мой опавший!' или 'Малиновки услышав голосок'.
Ни велосипеда, ни 'Кадиллака' под рукой не оказалось.
Впрочем, так даже лучше: ни у Пушкина, ни у Лермонтова ничего подобного не было.
Правда, Лермонтов наверняка прекрасно ездил на коне, но это только по делам службы.
Хорошо им было: 'сел на извозчика' или просто пошёл пешком.
Три шага - и ты на природе, а не в пригороде мегаполиса!
Птички поют, пчёлки летают, рыбки в пруду плещутся.
Выбирай любую понравившуюся тебе натуру - и описывай.
Только не забывай хлопать комаров, мешающих твоему творчеству!
А мне пришлось искать источник вдохновения, просидя в общественном транспорте вдвое больше, чем 'Путешествие из Петербурга в Москву' великого Радищева.
И вот она: Природа!
Я вдохнул воздух полной грудью. Пора творить!
Но вот одна закавыка: меня попросили 'о грустном', а тут - один 'позитив'!
Ждать осени, когда 'упал последний лист с раскидистого дуба'?
Нет, пожалуй, я сам к этому времени 'дам дуба'!
Да и наслаждение зеленью листочков и синевой неба омрачалось созерцанием попадавшихся то тут, то там пивных бутылок и неубранных кострищ.
Ну и где ты, мой Пегас?
Тут я понял, что ему будет совершенно неудобно приземляться среди высоких деревьев.
Надо выйти на какую-нибудь поляну, чтобы он не поранил о них свои крылья, а ещё лучше - на берег речки.
Взлётно-посадочное пространство для моего ушастого друга было там идеально: никаких посторонних объектов, да и травки вокруг было море.
Но почему-то он всё-таки не прилетал.
Я присел на какую-то брошенную лодку, перевёрнутую вверх дном.
И тут я с радостью услышал чьё-то ржание. Но, к моему глубокому сожалению, это были не кони, а люди. Четверо молодых людей наперебой рассказывали друг другу анекдоты, один пошлее другого.
Приблизившись, они стрельнули у меня пару сигарет, зато взамен предложили пива.
Похоже, я занял их излюбленное место.
От их пива я отказался и решил уединиться теперь где-нибудь подальше.
Сегодня явно нелётная погода для моего непарнокопытного приятеля!
Пора возвращаться к цивилизации.
Сходить, быть может, в церковь? Или на концерт симфонического оркестра?
Ведь это тоже так просветляет!
Но и то, и другое оказалось закрытым.
Возле какого-то кафе на маленьком стульчике расположился волосатый гитарист.
Он тихо напевал обыкновенные популярные шлягеры.
Мимо него проходили люди, но мало кто кидал монеты в его кепку.
И вдруг, откуда ни возьмись, возле него присел какой-то котёнок.
Он был похож на маленького рыже-белого тигрёнка. Через пару минут к нему присоединился точно такой же, явно его братик.
А кто-то говорит, что животные не понимают музыки!
Они явно наслаждались его бренчанием. И когда к этой компании присоединились ещё два их собрата, совершенно неотличимые друг от друга, музыкант перестал 'бацать на струнах'.
Он стал 'играть'!
Вместо обыкновенной попсы вдруг зазвучали и 'Неаполитанская мелодия', и 'Воспоминания об Альгамбре'.
Теперь он играл не ради заработка.
Ради души - и наслаждения этих хвостатых слушателей!
Именно в этот момент я понял, что это - новый хозяин моей поэтической лошади.
И её не перекупить даже той купюрой, что я кинул в кепку этого 'мариачи'.
Уже дома я сел за стол и взял ручку. И ничего мне так в голову и не приходило.
Вдруг я кинул взгляд на фотографию.
Она улыбалась с неё так, словно ещё любила меня.
Два года уже прошло, а я всё не мог её забыть.
И на белом листе появились строчки.
'Прости меня, прости за все утраты!
Хоть невозможно, всё-таки, прости!
Два года минуло с той даты,
Как ты решила от меня уйти.
Прости за то, что я цветы не в вазе,
А просто в чистой банке подарил.
За то, что это понял я не сразу,
Что кто-то лучший в твоей жизни был.
За то, что прошлой ночью не про тело
Твоё прекрасное поэму написал.
За то, что днями занимался делом
И 'правду' вместо истины искал.
Прости! Но всё же, дай надежду.
Я помню: ключ взяла с собой!
И я уверен: как и прежде,
Мы вновь обнимемся с тобой!'
Я тут же позвонил той приятельнице по Интернету.
- Я выполнил твой заказ. Он даже с 'позитивом'!
Лениво выслушав моё излияние души, она зевнула. Я это почувствовал даже в трубке телефона!
- Ничего, ничего. Даже неплохо. Но ты меня извини. Я же говорила тебе, что живу в деревне.
- Да, я это хорошо помню. А к чему ты это?
- Да вот тут к нам в огород приплелась какая-то странная лошадь. Мало того, что она необычной окраски. Мне кажется, что у неё даже есть крылышки! Но явно голодная. Жрёт всю траву подряд, даже чеснок!