Розанов Вадим Вадимович : другие произведения.

Один год из жизни профессора

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 1.00*2  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Конец 30-х в Мире НКР. Дело происходит в Балтийской федерации и вообще в Европе. Персонажи, конечно, вымышлены, любые совпадения случайны. Одно пояснение: я ни в коем случае не являюсь поклонником Маннергейма и история с памятной доской меня крайне удивила. Но я считаю, что в иных обстоятельствах и его судьба могла бы быть иной. Как и любого из нас.

   Один год из жизни профессора

Мир Новой Киевской Руси

  
   Те, кто читал "Повесть о приключениях бископа в мире Новой Киевской Руси", могут пропустить несколько страниц (Общая часть). Для остальных я все же решил еще раз пояснить, как мог бы возникнуть этот мир.
   Общая часть
   Развилка произошла в конце 1916 года. Одновременно наложились друг на друга несколько событий, которые в РИ не имели фатальных последствий. Скончался престарелый император Австро-Венгерской империи Франц-Иосиф, на русско-австрийском фронте в ходе достаточно локальных боев Чешская стрелковая бригада, действовавшая в составе русской армии, разгромила один из гонведских (венгерских) полков, и этот факт получил не просто широкую огласку в Австро-Венгрии, а стал основной темой разговоров в казармах и окопах. И до этого-то не отличавшиеся особой любовью к товарищам по оружию из славянских областей империи венгры - как и другие, впрочем, ее безумно уставшие от войны солдаты - восприняли эту новость особенно болезненно. И, последнее, несколько германских частей, игравших роль корсета, поддерживающего устойчивость австрийско-русского фронта после страшного поражения в результате брусиловского прорыва летом того же 16 года, оказались переброшенными на западный фронт в преддверии ожидавшегося там наступления армии кайзера. С оперативной точки зрения концентрация всех резервов на Западе была оправдана, поскольку никто не ждал новых наступательных порывов от русских раньше весны 17 года, а к этому моменту германцы предполагали опрокинуть западный фронт и вывести Францию из войны.
   Все это сложилось вместе, и двуединая империя рухнула. События предсказуемо начались в Будапеште. Провозглашение независимости, формирование временного правительства с перспективой последующих выборов взорвали фронт австро-венгерской армии. И если на Венгерской равнине гонведские части сразу не бросили окопы - все же родина за спиной, то на других участках они просто оставляли позиции и достаточно организованно двигались в сторону Венгрии. На итальянском и сербском фронтах это движении было не столь стремительно, там венгры сначала скорее обособились, перестали выполнять приказы из имперских штабов и взаимодействовать с соседними невенгерскими частями. Сил и инструментов противодействовать этому у империи не было. Более того, вслед за венгерскими частями на родину потянулись полки и батальоны, сформированные собственно в Австрии. Чешские части преимущественно митинговали, братались с русскими, росло число дезертиров. Все это происходило настолько быстро, что противники Австро-Венгрии даже не успевали реагировать, не вели решительных действий, занимая лишь откровенно опустевшие позиции противника.
   Два месяца и южная часть общего фронта центральных держав на Востоке оказалась разрушенной. Германцы спешили спасти хотя бы то, что еще можно было спасти - эвакуировали свои отдельные части, материальные запасы, оружие и, особенно, продовольствие. Сил занять зияющие дыры в линии фронта или заставить воевать оказавшегося таким ненадежным союзника у них явно не было, тем более, что в кипении политических страстей в Будапеште, Вене и Праге все чаще звучала тема "справедливых границ", и было ясно, что очень скоро главным мерилом справедливости станет количество штыков. Котел в виде двуединой империи взорвался, и германцам предстояло продолжать борьбу в одиночку. Падение других союзников - турок и болгар - было лишь вопросом времени и, скорее всего, достаточно короткого. Так оно вскоре и произошло.
   Последствия этих событий для другой стороны были тоже далеко не однозначны. Совершенно неожиданная фактическая победа над одним из противников сыграла дурную службу русской армии. Почти половина фронта оказалась в странных условиях - ни войны, ни мира. Первый радостный пропагандистский всплеск: "Ура, мы победили!" был воспринят всеми как предвестник скорого окончания войны и демобилизации. 90% личного состава 9-миллионной армии военного времени были готовы немедленно отправиться по домам. Так что антивоенный настрой РИ оказался еще и усилен нежданной победой. Совершенно безумно с точки зрения дисциплины и армейской морали было различие в положении частей на собственно германском фронте и линии соприкосновения с бывшей Австро-Венгрией. Так что февральские события в Петрограде если чем и отличались от РИ, то немногим. Более того, именно на таком резком повороте истории особенно очевидны были неспособность Ставки и правительства адекватно реагировать на меняющуюся ситуацию - Николай просто не знал, что делать: то ли спасать Австро-Венгрию исходя из принципа монархической солидарности, как это сделал в свое время его тезка-предшественник, то ли добивать врага, с которым уже два с лишним года шла война. Так что империя рухнула.
   В промежутке от февраля до октября вектор развития ушел еще дальше от РИ. Наследники Австро-Венгерской империи делили имущество и территории, что позволило России демобилизовать часть призванных запасных. Но напряжения в армии и в тылу это не сняло: германский фронт приходилось держать, союзники стали еще требовательней в отношении новых наступлений русской армии, ни один из ключевых для страны внутренних вопросов решен в этой ситуации быть не мог. Так что октябрь состоялся. В стратегическом плане отличался, пожалуй, масштаб возможной германской угрозы. Немцам в последние полгода было уже не до наступлений, поэтому ситуация на Балтике было явно спокойнее, а Украина вообще воспринималась как глубокий тыл. Да и триумфальное шествие советской власти было не таким очевидным. Особенно отличилась в этом отношении Москва, где бои красной гвардии с юнкерами продолжались вдвое дольше и завершились с минимальным преимуществом красных.
   Россия ведет переговоры о мире с Германией. Позиция левых - "ни войны, ни мира" - еще более усиливается, т.к. размер германской угрозы представляется незначительным. Срыв переговоров, немцы переходят в наступление на узком участке фронта, рвутся к Питеру (почти как в РИ) и направляют несколько линкоров в Финский залив. К Питеру их флот не проходит (лед и мины), но обстреляли Ригу и Хельсинки и напугали реально. Балтийский флот в революционном состоянии, митингует и воевать просто не способен. На сухопутном фронте немцев с колоссальным трудом останавливают. Впрочем, резервы у них исчерпаны. Подписывается сепаратный мир без больших территориальных потерь (в основном Германии переходят польские районы), но с обязательством поставок продовольствия и сырья. Для Германии это важно, иначе ей не продолжить войну. Нет положений о флоте на Балтике и Финляндии. Про Украину и Черноморский флот в договоре вообще нет ни слова. И, вообще, самым главным своим достижением германская сторона считает обязательство Советской России не вмешиваться в дела бывшей Австро-Венгрии. В Питере при подписании этой статьи ехидно посмеивались: мы-то не будем вмешиваться, но за Коминтерн мы не отвечаем! Впоследствии обязательства о поставках продовольствия фактически не выполняются, но немцам уже не до этого - в начале 18-го года под ударами союзников на Западном фронте Германия быстро рухнет, и уже в ноябре в Версале после долгих переговоров будет подписан мирный Договор.
   Но еще до этого правительство большевиков все же решает переехать из Петрограда, поскольку город слишком уязвим с моря. Но куда ехать? Москва ненадежна, там у большевиков вообще нет очевидного большинства. К моменту переворота в городе было много военных училищ. Юнкера распущены, но они никуда не делись, а в городе сильно влияние правых эсеров. К тому же, Москва - традиционная монархическая столица России, там венчались цари. Возникает вариант Киева. Прямой угрозы с запада и моря (германские линкоры оставили по себе сильную память) нет, с северо-запада от Германии Киев прикрыт Припятскими болотами, ситуация с продовольствием там намного легче, чем в Москве и Питере. На Украине много демобилизованных, на которых предполагают опираться большевики, да и Черноморский флот вроде бы вполне боеспособен (морякам Балтфлота после истории с германскими кораблями доверия нет).
   Совнарком и другие советские учреждения приезжают в Киев. В результате большевистское правительство сразу же оказывается отрезано от большей части страны, т.к. главный узел ж.д. коммуникаций в России - Москва, где возникает даже не заговор, а собственная, локальная власть (правые эсеры, опорающиеся на крестьян средней полосы, мещанство в городах и земские структуры). Под видом милиции создаются воинские формирования из бывших юнкеров и офицеров. Погон они пока не носят, но одеть их недолго. Жесткой конфронтации с Киевом у Москвы нет, но указания (особенно военные) саботируются. Военный конфликт у Совнаркома возникает с Доном, казаками, отчасти он носит национальный характер, Совнарком вынужден опираться на украинцев, казаки в ответ проводят частичную мобилизацию и держат границы Войска Донского. К формированию полноценной Красной армии Совнарком так и не приступает, опираясь на отдельные рабочие отряды и части Красной гвардии. Национальное движение на Украине не приобретает характера самостоятельной политической и военной силы - зачем стремиться к независимости, если власть над всей страной формально и так осуществляется из Киева, а, в основном, "украинизирует" Совнарком изнутри.
   Декрет о земле работает по всей стране, становится данностью, но выгоду из него извлекает не только беднота. В деревне происходит консолидация "крепких хозяев". Поволжье и Урал ориентируются на Москву. Особого голода нет, земля возделывается, урожай в 18 году был неплохим. Города и село налаживают товарообменные операции. Наиболее сложная ситуация с продовольствием на северо-западе и в Питере, но это остается локальной проблемой и не определяет линию политического развития всей страны.
   Здесь возникает естественный вопрос, а как же лидеры революции? Те самые легендарные титаны мысли и действия, о которых моему поколению рассказывали в детстве, и те, кому не посчастливилось в силу различных причин войти в советские учебники истории? Люди-то, действительно, были незаурядные. И здесь украду цитату у А.Гайдара: "обыкновенная биография в необыкновенное время". Титаны революции в мире Новой Киевской Руси просто не состоялись, поскольку время оказалось недостаточно необыкновенным. Да, в октябре они совершили переворот - это событие и в РИ называли переворотом, а не революцией, еще лет 10. Но именно переворот, а не революцию! Поскольку и в РИ революция как слом прежней системы общественных отношений и замена ее новой системой продолжалась не одну ночь, а фактически пару десятилетий и завершилась только к концу 30-х, когда строй более-менее устаканился. Так вот, в мире НКР у этих титанов не оказалось площадки приложения усилий. Не состоялась гражданская война - и нет легендарного ПредРевВоенСовета. Нет красного террора - нет его инструмента и Дзержинский не становится именем нарицательным. И так далее. А вождь революции... Массы людей, общественные процессы, текущая жизнь огромной страны не подконтрольны его воле. Основными нервными центрами России все же были Москва и Питер, но никак не провинциальный Киев. В отрыве от этих центров можно было теоретизировать о текущих задачах, но не управлять процессами.
   И вот постепенно происходит коллапс т.н. центральной власти. В принципе, она не очень-то и нужна в этой ситуации. Главный вопрос - о земле - решен, а дальше все устраиваются кто как может. Сильно просела промышленность, большинство крупных предприятий закрыты. Военная продукция не нужна, для перехода на мирные рельсы нет средств. На этом фоне вопрос о национализации промышленности не особенно актуален. Наоборот, если что-то и продолжает "крутиться", то в результате частной инициативы. Начинается эпоха кустарей. На Украине возникает национальное движение, большевики с ним то воюют, то пытаются договариваться. Так проходит примерно весь 18 год, серьезной гражданской войны нет.
   В этих условиях яркие лидеры революции просто не находят сферы применения своим силам. Гражданской войны нет - нет и взлета Троцкого как военного руководителя, без борьбы с внутренней контрреволюцией не поднимается Дзержинский. Работы Ленина носят в основном теоретический характер и не связаны с повседневной практикой управления. Перед властью большевиков просто не стоит острых и ярких задач и в отсутствии поражений и побед она как бы хиреет.
   На Западе наступает поражение Германии. При заключении мира солируют французы (американцы не успели всерьез встрять в войну). В результате Германия разделена на 6 государств, образована независимая Польша, распад Австро-Венгрии тоже оформлен. Колонии Германии поделены. "Обида" союзников на Россию существенно меньше, они заняты оформлением распада Германии.
   Изменения к весне 1919 года.
   На Северо-Западе - симбиоз выживания: русские губернии, прибалты и Финляндия. Главная проблема - снабжение продовольствием, политические и национальные вопросы уходят на второй план. Поскольку немцам было не до Финляндии, они в 18 году не направляли туда подготовленных в Германии финнов-егерей и дивизию фон дер Гольца. Гражданская война не состоялась. В Питере по-прежнему живет 50 тыс финнов, в Финляндии стоят русские войска, которые постепенно демобилизуются. И далеко не все вчерашние солдаты уезжают из Финляндии. И финны, и эстонцы по-прежнему сильно завязаны на работу в Питере. Регион пытается делать упор на свой промышленный потенциал и транзитное положение. Предприятия слегка "дышат", обслуживая местные интересы. Дешевизна производства привлекает шведов и они размещают небольшие заказы на простую технологическую продукцию. Петросовет уже давно потерял связь с центральным правительством в Киеве, существенно обновился и погружен, главным образом, в вопросы выживания города.
   Большевики в Киеве окончательно "сдулись". Людские резервы в основном у националистов, собственно Россия живет "своей жизнью". Очень сильное сокращение населения Москвы и губернских городов - все, кто могут, уходят "на землю" или, по крайней мере, ближе к ней. Резкий промышленный спад, развал финансовой системы. Появление "местных денег", переход к натуральному хозяйству. Самоуправление. Престиж центральной власти крайне низок, за нее никто не борется.
   Лето 19 года - первая польская война. Только что образованная волей победившей Антанты Польша пытается максимально раздвинуть свои границы. Момент для этого Варшаве показался подходящим. Соблазнившись кажущимся безвластием и слабостью России, поляки легко оккупируют западные области Украины и Белоруссии, Литву. В ответ русское общество как будто взрывается. Народ за 1918 год "отошел" от военных тягот. Фактически армии в России нет. Есть отдельные территориальные формирования различной политической направленности. Но внешняя, тем более польская, угроза повсеместно воспринимается как национальное унижение. Возникают добровольческие формирования. Оружия и людей, которые умеют им пользоваться, более, чем достаточно. Есть немало известных генералов, которые формируют из отдельных отрядов целые корпуса. В одном строю оказываются киевская Красная гвардия, донские казачьи полки, сводные дружины отдельных городов и губерний под командованием офицеров. Одна лишь Москва выставляет более 20 тыс человек с артиллерией, бронепоездами и авиаотрядами. Хотя единого командования создать не удается, командующие корпусами налаживают взаимодействие, и русские формирования легко выдавливают поляков примерно до "линии Керзона". Здесь вмешиваются союзники, которые видят в происходящем угрозу своему "польскому проекту". Совнарком легко идет на мирное соглашение с Варшавой, видя в этом возможность укрепить свою власть.
   Активная часть населения и командование армейских формирований реагируют на это крайне негативно. Происходит всплеск общественной жизни в Европейской России и на Украине. Вспоминают про Учредительное собрание и, опираясь на военную силу, проводят в него новые выборы в Европейской части России, на Украине и в Беларуси. Урал и Сибирь польская война не затронула и там на выборы не раскачались. В этих регионах сохраняется власть губернских советов/дум. В Средней Азии - расцвет байства, в Закавказье - мелкобуржуазные националисты.
   В России в губерниях власть массово переходит к правым эсерам и ряду новых мелкобуржуазных партий регионального значения. Большевики отказываются сдать власть. Учредительное собрание проводит свое первое заседание в Москве и провозглашает "поход на Киев". Город взят фактически без боя ополченческими отрядами, защищать Совнарком оказалось практически некому, поскольку Красная гвардия отказалась сражаться против вчерашних братьев по оружию. Осенью 19-го года в Киеве провозглашается новое государство - Новая Киевская Русь. Вопрос о переносе столицы не стоит. Питер ушел своим путем, Москва захирела. К тому же затевать новый переезд просто слишком затратно. Возникает Народная республика. Земля, поделенная по Декрету о земле, законодательно переводится в частную собственность. Принимается Конституция. Проводятся выборы в Государственную думу. Позднее, в течение 20-го года, оформились Балтийская федерация (три республики - Петроградская, Финляндия, Эстляндия), УралСиб как федерация местных губерний, ДВР. Закавказье в результате ряда военных конфликтов окончательно распалось на 3 республики, а Средняя Азия в виде формально независимых государств вошла в зону влияния УралСиба, южная граница которого проходила по линии Аральское море-Сыр-Дарья- Балхаш.
   Подобная государственная конфигурация более чем устраивала союзников, открывая им большие возможности для влияния на новые образования, манипулирования ими, проникновения капиталов и захвата рынков, поэтому они легко пошли на дипломатическое признание новых государств. Одновременно была выдвинута геополитическая теория отмирания по мере развития человеческой цивилизации крупных империй и стран и формирования государственности на национальной основе. Британцы при этом даже пошли на некоторую модификацию своего традиционно имперского мышления, путем придания властям колоний и доминионов большей степени самостоятельности.
   Постепенное восстановление экономики и общественной жизни в НКР. Умеренная рыночная экономика, формирование многопартийной системы. В деревне происходит расслоение, "справные хозяева" становятся оплотом власти. Города, особенно небольшие, возрождаются, а из села вымываются неэффективные производители. В результате заводы и фабрики получают рабочую силу, а сельское хозяйство становится преимущественно фермерским.
   Из последующей истории можно выделить:
   Переселение немцев в НКР и УралСиб в 20-е годы. Крайне тяжелые экономические условия в Германии побудили до 3-х миллионов немцев, преимущественно из числа промышленных рабочих, перебраться в Россию. Расселяясь сравнительно компактно, они сформировали костяк многих трудовых коллективов предприятий металлопромышленности и машиностроения.
   Украинизация власти в НКР - две волны, 30-е и 50-е годы. Одно из последствий - глава государства с 34 года называется Верховным гетманом, а министры - гетманами с соответствующей зоной ответственности. Вообще в государственной бюрократии задержалось некоторое количество украинских терминов и многим это не нравится.
   Вторая и третья польские войны, война с Турцией за свободу плавания в проливах.
   Вторая польская война в 1935 году, отчасти, и была вызвана украинским креном в политике НКР. Тогдашний Верховный гетман практически сразу же после избрания заговорил об "исторической справедливости", необходимости воссоединения с "западно-украинскими братьями, томившимися под гнетом польского режима". Дальше - больше. Провокации на границе, взаимные обвинения, ноты протеста. Обстановка накалялась.
   Решающую роль сыграло то, что доминировавшая в этот момент в Европейской политике Франция рассматривала Польшу как важный инструмент обеспечения собственной безопасности как в отношении германских государств - все же с окончания мировой войны прошло всего 15 лет, так и против возможного усиления русской политики, выразителем которой (вот парадокс!), французы видели в этот момент именно Киев. В результате Польшу накачивали современным оружием и техникой, французские инструкторы готовили польских офицеров и военно-технических специалистов.
   Первый удар нанесли поляки. Раздув один из рядовых пограничных инцидентов, они бросили через границу мобильный корпус из пары кавалерийских дивизий и нескольких полков легкой бронетехники. Удар наносился в Белоруссии. Делалось это скорее по политическим соображениям - в Варшаве считали, что украинское руководство НКР не воспримет такой поворот событий так же остро, как это было бы в случае вторжения на собственно украинские территории. Вот и сошлись под Минском польские легкие танки французского и английского производства с аналогичными русскими бронемашинами, сделанными, правда, в Харькове но по тем же образцам.
   Силы оказались все же неравными. Русский офицерский корпус имел в своем составе немало ветеранов Великой войны, и армия НКР сначала остановила поляков, а затем и отбросила к границе.
   Дальше - по традиции: сначала переговоры при посредничестве Парижа, а затем и очередной мирный договор, в долговечность которого не верила ни одна из сторон. Славяне очередной спор между собой не закончили, а лишь прервали.
   В Киеве из случившегося сделали серьезные выводы. К следующей войне готовились всерьез, развивали военное производство, накапливали оружие, учили войска. Ждали лишь благоприятного момента.
   Он наступил в конце 43 года, когда Франция и Великобритания, наконец, сцепились между собой из-за влияния на Ближнем Востоке. Спор касался контроля над нефтяными месторождениями и маршрутами доставки нефти. Сначала в конфликтах участвовали туземные формирования подконтрольных обеим колониальным державам территорий, но градус напряженности между Парижем и Лондоном резко повысился. Велись реальные военные приготовления, стягивались флоты, командование авиации обеих стран всерьез изучало возможность нанесения бомбовых ударов через Ла-Манш. До Польши ли тут.
   И Киев нанес удар. Основное направление наступления было с польско-украинской границы на северо-запад, вдоль течения основных польских рек с выходом на Варшаву и дальше к Балтике. Вспомогательный удар - от Минска строго на запад. Сначала пал Люблин, за ним и Варшава. На этом пришлось остановиться. Британцы и французы как-то очень быстро забыли о своих противоречиях и совместно надавили на Киев. Тут и корабли пригодились. В Черное море вошел совместный "миротворческий" флот. Вскоре силам "миротворцев" пришлось передать и контроль над польской столицей. Впрочем, вести с поляками натуральную анти-партизанскую войну не очень и хотелось. По условиям окончательного мирного договора НКР перешли территории примерно с 12 млн населения, приобрела независимость Литва, а на Польшу были наложены серьезные военные ограничения. На этом "польский вопрос" в военном плане для НКР был закрыт.
   Вместо Второй мировой войны произошел ряд региональных конфликтов. В отсутствии глобального военного противостояния техническое, экономическое и социальное развитие происходили намного более медленно, чем в РИ. В первую очередь это касается транспорта, электроники, средств связи. Вообще, все в мире происходит как бы медленнее и ровнее, а отношения между людьми и странами сохранили налет патриархальности.
  
   Вступление
   Европа 30-х годов... Как мало она походила на тот мир, который существовал до Великой войны. После Версальского мира 1918 года, казалось, вернулись времена Наполеона, когда Париж мог диктовать приказы всему континенту. Победители Наполеона - три великие империи - разорваны в клочья. И если наследники двух из них сумели сохранить хотя бы формальную независимость, постепенно восстановили, а затем и превзошли довоенный уровень экономического развития, то германцы так и остались в подчиненном состоянии. Ограничения мирного договора, подкрепленные французскими штыками, сначала отбросили экономику шести германских государств, которая и так была не в лучшем состоянии, надорвавшись в годы Великой войны, а затем препятствовали ее развитию и модернизации. Немцы не столько жили, сколько выживали.
   На их фоне жители Балтийской федерации выглядели более чем благополучно. Довольно неожиданный альянс трех составных частей: северных губерний Европейской части России во главе с Петербургом (Псковская, Новгородская, Олонецкая), Финляндии и Восточной Прибалтики (Эстляндия, Лифляндия и Курляндия) оказался вполне успешным.
   В немалой степени этому способствовало то, что этот регион очень мало пострадал от событий первых послереволюционных лет. После отъезда Совнаркома Питер "погрузился в спячку". Киев был слишком далеко и не мог влиять на ситуацию в бывшей столице. А у ее жителей возникло ощущение, что их просто бросили перед угрозой германского вторжения. Массового бегства на Юг представителей "эксплуататоров" не было, а революционный пыл рабочих окраин постепенно сходил на нет - надо было работать и зарабатывать на хлеб насущный. Важным отличием от РИ стало то, что Балтфлот зимой 1917/1918 года так и остался в Ревеле и Гельсингфорсе, ледовый поход не состоялся, и город не получил дополнительную революционную инъекцию в лице балтийских моряков. Напротив, наиболее активные революционные кадры покинули город вслед за Совнаркомом. Город после этого чуть не захлестнула волна анархии и грабежей. Дошло до того, что жители отдельных домов, а затем и улиц начали создавать отряды самообороны. Формировались они совсем не по классовому признаку: часто бок о бок несли ночное дежурство бывший офицер, студенты и только что вернувшийся с фронта простой солдат. Объединяло их желание защитить собственные семьи, жившие на разных этажах, в разных условиях, но в одном доме. Началось все с элементарного поддержания порядка, а затем процесс пошел дальше.
   Никто не отменял и задачи управления городом, снабжения его продовольствием, топливом и прочими необходимыми припасами. А поскольку прежние структуры - частные и государственные - были далеко не до конца разрушены, к весне 1918 года окончательно сформировалась линия на самовосстановление классического буржуазно-демократического строя. То, что орган городской власти назывался Советом, мало что значило. Важно было другое: кто в нем заседал и работал в его аппарате и органах. Фактически именно туда плавно перетекли наиболее опытные и знающие кадры бывших царских министерств, столичных учебных заведений и крупных компаний. Среди управленцев и научно-технической интеллигенции бывшей столицы широкое распространение получила теория местного возрождения: наладим дела в Питере, а затем займемся всей Россией. Знаний, опыта и профессиональных навыков этих людей недооценивать не стоило. Напротив, революционные события 1917 года как бы очистили "правящий класс" от устаревших патриархальных наслоений и элементов, многие из которых к тому же играли уже чисто ритуальную роль. В Питере, таким образом, реально победила буржуазная революция, и к осени 1918 года в Петросовет в основном уже входили представители прежнего правящего класса. Так что переименование его в конце 1918 года в Городскую думу особого удивления у горожан не вызвало. Более того, стало хотя бы понятно, кто и с какой периодичностью выбирает туда депутатов.
   Именно лучшие управленческие кадры прежнего режима фактически спасли город зимой 1918/1919 года, обеспечив его - пусть и по минимуму - продовольствием и топливом. Одной из самых нетривиальных задач при этом было обеспечение судоходства в Финском заливе и расчистка фарватеров от минных заграждений. Тонкие ручейки зарубежных поставок текли в город через порты Риги и Або (Турку) даже после того, как залив окончательно замерз.
   Позднее период до середины 20-года будут называть кто "эпохой выживания", кто - "эрой губерний". И то, и другое будет правильным. Питерские заводы действительно выживали в отсутствие национальной или региональной твердой валюты, при нарушенных внешнеторговых связях, прекращении военных заказов, на которые были переориентированы все основные промышленные предприятия, сокращении внутреннего спроса и почти полной утрате национальной сырьевой базы. Через такое "сито" сумели пройти только наиболее эффективные менеджеры-управленцы и гибкие производства. Ну, и фактор везения тоже никто не отменял.
   Оплаченный заказ, тем более иностранный, стал в это время счастьем для заводчиков, их инженеров и рабочих со всеми чадами и домочадцами. Стоит ли говорить, что соседи-шведы, вечные друзья России - британцы, да и другие попользовались ситуацией. Шведы к тому же еще и выбирали: размещать заказы в Питере или на германских заводах. Для заказчиков из стран Антанты вопрос так не стоял, и хотя бы в этом питерцы получали конкурентное преимущество.
   Компании и заводчики разорялись, но базис, "железо" питерских производств оставалось на месте, и было "корнем" если не новых дворцов северной Венеции, то хотя бы куска хлеба для ее жителей.
   Так что именно Питер с его заводами и фабриками стал как бы "точкой кристаллизации" для всего Восточно-Балтийского региона.
   Антирусская волна, поднявшаяся в Финляндии в 1917-18 годах, быстро схлынула. С одной стороны, она не получила подпитки из Германии, как это было в РИ. С другой, внутреннее развитие в Финляндии все же не перешло рубежа братоубийственной гражданской войны. Социал-демократы и аграрии сумели выстроить хрупкий баланс взаимных отношений, кровь не пролилась и просто не было нужды маскировать внутренние разборки "войной за освобождение". Да и Россия вдруг в одночасье оказалась не та - Питер стал вдруг окраиной прежней державы, столетняя угроза с Востока - когда явная, а когда мнимая - растаяла как дым. Тяготевшие к Питеру 2-3 губернии русского севера и северо-запада по численности населения, правда, раза в два превышали тогдашнюю Финляндию, но с учетом их состояния никакой серьезной угрозы ей нести не могли. Население Питера сократилось с довоенных двух миллионов достаточно существенно, но все же не в три раза как в РИ. А жить как-то было надо, и в этом плане Питер по-прежнему оставался местом, где нескольких десятков тысяч финнов зарабатывали свой хлеб. Здесь стоит пояснить, что до революции именно Санкт-Петербург и Россия в целом были для Финляндии и ее жителей своеобразным аналогом Нового света для их скандинавских соседей. В Норвегии, например, в конце XIX века почти нормальным явлением было решение крестьянской семьи отправить одного из двух сыновей за океан в поиске лучшей доли, исходя из того, что семейный земельный надел прокормить обоих сыновей с их будущими семьями уже не мог. Вот и получилось так, что через 100 лет число потомков выходцев из Норвегии в США сравнялось с населением этой страны. Финнов спасал Питер, русские заказы, строительство в Финляндии на русские деньги и возможность зарабатывать на разнице в таможенном тарифе.
   Ну, а уж если и финны вели себя мирно, то на южном берегу Финского залива тем более никому не приходило в голову вступать на путь конфронтации.
   Но, главное, не было большой крови, вызванной взаимной ненавистью. Совсем без стрельбы не обошлось - слишком дешево стоила в глазах людей человеческая жизнь после такой войны, но до ситуации, когда идеологические споры решаются пулей, дело все же не дошло. Так что большинство конфликтов могли квалифицироваться как борьба бандитов с законной властью без примеси политики.
   Так и сложилась к середине 20-го года странное государственное образование из трех относительно самостоятельных республик: Финляндской, Петроградской и Эстляндско-Лифляндской. Как обычно бывает в таких случаях, каждый из участников рассчитывал приобрести какие-то преимущества от этого союза, и, надо сказать, что эти ожидания в значительной степени сбылись. Одним из самых мудрых шагов отцов-основателей этого странного союза было решение отказаться от каких-либо национальных квот при выборах единого парламента и формировании органов исполнительной власти. Далось это решение очень тяжело, но в дальнейшем именно оно обеспечило успех интеграции, которая проходила в том числе и по политической линии.
   К началу 30-х годов государство уже довольно твердо стояло на ногах. Но общемировой экономический кризис не мог не затронуть и Балтийскую федерацию. Закрывались предприятия, росла безработица. Внутренний спрос на промышленную продукцию сокращался, конкуренция с соседями становилась все более жесткой. Сельское хозяйство пока держалось в основном за счет молочного животноводства, поскольку в зерновом производстве БФ не могла конкурировать ни с НКР, ни с УралСибом - там были намного более благоприятные климатические условия, лучшие земли и не сопоставимые урожаи. Какое-то время фермеры БФ ориентировались на ввоз удобрений из Южной Америки, но стоимость транспортировки слишком задирала цены на прибалтийское зерно. Требования крестьянских союзов о введении заградительных импортных пошлин не поддержали промышленники. Они опасались ответных мер в отношении своих товаров, были заинтересованы в более низких ценах на аграрную продукцию (тогда можно не повышать зарплату промышленным рабочим), да и переток рабочей силы из аграрного сектора в промышленный в целом отвечал их интересам.
   Население прибрежных городов БФ быстро рослот. Вот только большинство приехавших в город вчерашних крестьян работы найти не могло. Среди безработных конкуренцию им составляли недавно уволенные с сокращающих свое производство заводов рабочие. Обстановка в обществе накалялась.
  
  
   Глава первая.
   Министр внутренних дел попрощавшись покинул кабинет, и Канцлер остался наедине со своими размышлениями. Шум традиционного летнего бала "золотых выпускников" почти не достигал его апартаментов в служебном крыле Зимнего дворца. Обязательный проход по залам в начале приема он уже совершил, с иностранными послами коротко раскланялся и дальнейшее его участие в приеме протоколом уже не регламентировалось. Времена, все же теперь, были не прежние - императорские, когда каждый шаг властителя в подобной ситуации был расписан давно и обязательно.
   "- Еще одно преимущество демократии! - горько усмехнулся про себя Канцлер - Других вот только не вижу".
   Доклад министра хоть и не содержал в себе ничего нового, но как бы в концентрированном виде продемонстрировал ему все грядущие неприятности.
   Он долго откладывал этот разговор, и только сегодня утром, повинуясь какому-то непонятному импульсу, назначил министру встречу во дворце во время приема. Даже если это и удивило старого служаку, получившего свой первый полицейский чин еще при Столыпине, тот не только не показал этого в ходе состоявшегося разговора, но даже и вел себя так, как будто нет более удобного и подходящего фона для рассуждений о наступающем кризисе, чем звуки музыки близкого бала.
   Собственно, ничего нового от министра Канцлер не услышал. Слово кризис было на слуху у всех и звучало чуть ли не в каждом разговоре. Только вот если, говоря о кризисе, министр торговли и промышленности оперировал сухими цифрами падения производства в различных отраслях, ростом числа безработных и банкротств, а министр финансов, в свою очередь, сетовал на катастрофическое падение доходов бюджета, то цифры министра внутренних дел касались проблем несколько иного рода.
   Взрывоподобный рост преступности - как мелких грабежей на улице ради куска хлеба, так и крупных экономических преступлений, жертвами которых становились сотни и тысячи людей. Муниципальные биржи труда, прекратившие регистрацию новых безработных, поскольку у местных властей просто нет денег на выплату даже мизерных пособий уже зарегистрированным. Недовольство во всех слоях общества, поскольку ни государство, ни местные органы власти не в состоянии выполнить все свои бюджетные обязательства.
   - В результате в бюджетной сфере жалованье выплачивается с задержкой на 1-2 месяца, в том числе и в полиции! - в этой части своего доклада министр сделал эффектную паузу и продолжил - а, с другой стороны, мы наблюдаем резкую активизацию подпольных организаций левого и анархистского толка. Все же со времен последней революции прошло уже почти 20 лет, что-то подзабылось, да и молодежь радикальная подросла.
   Далее он опустил глаза, помолчал и с явным трудом произнес:
   - Я вспоминаю пятый год, Ваше Высокопревосходительство. Я как раз накануне поступил служить письмоводителем в участок на Пресню. Юн был, не все понимал, но то, что тогда увидел, до конца жизни буду помнить. Даже в 17-ом году по-другому было. Тогда хотя бы было понятно, что война мужиков ожесточила. А в 905-ом такой резкий переход: от спокойной мирной жизни - вдруг баррикады... И вот что я Вам скажу, слава Богу, что у нас сейчас треть страны - чухонцы. Русские мужики уже бы и красного петуха нам пустили. Что-то надо решать. Если мы сейчас не подомнем под себя ситуацию, то нас сметет очередным потопом.
   И замолчал. Про необходимость увеличение штата полиции - общей и тайной, ассигнований на случай беспорядков, ввод в крупные города дополнительных воинских контингентов было сказано ранее. Вот только не знали ни Канцлер, ни министр где им взять эти надежные воинские контингенты. Вооруженные силы БФ были вообще немногочисленны, в военном развитии упор делался на флот, береговую оборону и зарождающуюся авиацию. Соседи на суше - Швеция на крайнем севере, Литва, НКР и УралСиб в качестве угрозы никогда не рассматривались, а армия она денег стоит. Тем более, флот, который и съедал 80% военных расходов. Так что сухопутные силы были в основном представлены кадрированными территориальными бригадами: три в Финляндии, по одной в Эстляндии, Лифляндии и в каждом из русских губернских городов. В Питере, правда, таких бригад было две. Так что, выражаясь языком минувших лет, на усмирение вызывать было фактически некого.
   Оба молчали и явно вспоминали те времена, когда в распоряжении хозяина Зимнего дворца были и гвардейские полки, и казачьи сотни, да и много всего другого. Но это все было в прошлом. Да и пятый год был памятен не только министру. Канцлер вспомнил мятеж флотского экипажа во Владивостоке и забастовку на Транссибе и передернул плечами. И еще раз подумал, как же ему все-таки повезло, что в январе пятого года он оказался на фронте в Маньчжурии, а не в составе своего гвардейского полка в Санкт-Петербурге. Здесь ведь тогда не только казаки отметились...
   Фраза же про чухонцев, произнесенная в этом кабинете, была вопиющим нарушением принятых в обществе норм поведения и сказала Канцлеру намного больше, чем все остальные выкладки министра. Кстати, сам он был потомком обрусевших финских шведов с немецкими корнями, ставших подданными империи лишь в начале ХIХ века после вхождения Финляндии в ее состав. Но на родившегося в Москве министра внутренних дел он вовсе не обиделся - умел ценить искренность и увидел в его словах лишь боль за сложившуюся ситуацию. Да и прав он был по сути, что уж там говорить.
   Намного хуже было то, что министр еще не все знал.
   Еще полгода назад Канцлер переориентировал все службы зарубежной разведки БФ фактически на финансово-промышленный шпионаж. Дело шло туго, далеко не все разведчики и их руководители поняли необходимость такого шага, доходило до откровенного саботажа. Но сейчас первые результаты уже появились. И теперь Канцлер знал, что в ближайшие недели рынки северо-германских государств закроются для металлов и промышленных товаров традиционного экспорта русских государств. Для БФ это означало закрытие ряда питерских заводов и сокращение перевозок транзитных товаров из НКР и УралСиба судами своих пароходств. Падение доходов, банкротства и новые безработные. А если после этого под давлением французов они закроют и свои зерновые рынки? Тогда иссякнет денежный ручеек, который образовывался от транзита зерна из Поволжья и Северного Причерноморья. Суда останутся у причалов, а моряки без зарплаты - на берегу.
   "- Прямо натуральное хозяйство какое-то в Европе воцаряется! - с горечью подумал про себя Канцлер. - как они там с ним будут выкручиваться - их дело. А вот у нас база для такого хозяйства не очень. Уж слишком завязаны на внешние рынки и транзит. Даже прокормить себя хлебом не сможем."
   Он подошел к окну, выпрямился во весь свой гвардейский рост и посмотрел на Неву. Было светло. Белые ночи. По реке мимо дворца как раз проходил караван насыпных речных судов. Пока еще с грузом. Торговое судоходство стало практически визитной карточкой БФ. Причем именно на судах произошло полное стирание национальных границ - в экипажах можно было встретить и русских, и финнов, и эстонцев. Как ни странно, такие смешанные экипажи имели очень высокую репутацию, поскольку сплав различных национальных качеств давал в результате высокую работоспособность и ответственность.
   "- В порт идут. Кто бы мог подумать, что придется столько заниматься финансами, торговлей, мореплаванием. Вот ведь как судьба повернулась!"
   И поймал себя на том, что уже давно думает про себя только на русском языке.
   "- А когда я вообще в последний раз думал на родном-то? Да и вообще, он сейчас язык одного из потенциальных противников. Хорошо бы еще прибить свой герб на воротах Стокгольма!" - Канцлер вновь усмехнулся и вдруг замер. Что-то было в этой мысли такое, что явно стоило обдумать.
   А бал в Зимнем продолжался. Только он очень отличался от прежних. Вместо высших сановников, генералов и знати империи наступление лета во дворце отмечала молодежь - почти 2 тысячи золотых медалистов из гимназий и реальных училищ Питера, Гельсингфорса, Ревеля, Риги, Новгорода и Пскова, других городов и крупных поселков. Такие же балы в этот день проходили и в зданиях ратуш в других университетских центрах страны. Каждый золотой медалист получал право посетить такой бал, а затем и стать студентом одного из университетов. В Питере "золотую молодежь" приветствовал Канцлер, министры и дипкорпус, в других городах - главы местных администраций. Все было очень серьезно - речь шла о будущем страны.
   Обычай "золотых балов", как, впрочем, и многое в государстве, был достаточно юн и его родоначальником был именно нынешний Канцлер. Вообще надо сказать, что именно с его избранием пять лет назад многое в стране стало меняться в лучшую сторону. Более того, сейчас уже мало кто помнил имена двух его предшественников на этом посту. Именно монументальная фигура этого старого кавалерийского офицера, немногословного заслуженного ветерана былых войн, балтийского инородца на службе империи стала как бы символом его должности и не вызывала отторжения или подозрительности у граждан сравнительно небольшой, но многонациональной страны ни по своему происхождению, ни по своим заслугам, ни по очевидным для всех качествам государственного руководителя. Больше того, было непонятно, почему он сразу не стал Канцлером после введения этой должности в середине 20-х годов.
   Канцлер, конечно, имел ответ на этот вопрос, но предпочитал его не афишировать. Тогда он просто не видел себя государственным деятелем. Один из многих генералов бывшей царской армии он стал и одним из создателей объединенных вооруженных сил будущей БФ. Происхождение работало в его пользу, но главное - фантастическая работоспособность и выдержка. Тогда еще в вооруженных силах БФ существовали впоследствии отмененные именно по предложению Канцлера военные округа. Он командовал Финляндским и сделал все, чтобы округ не превратился в собственно финскую армию.
   Канцлер, тогда еще генерал-лейтенант не сразу пришел к подобному решению. Соблазн окончательно отколоть Финляндию и построить независимое государство был велик. На другой чаше весов была возможность создать не в пример более мощное государство, в котором финны были бы не в положении "младших братьев" - как все предшествующие века в истории этой нации, но стали бы фактически одним из государствообразующих народов. Не одна бессонная ночь прошла в мучительных раздумьях, и в конце концов будущий Канцлер выбрал для себя паллиатив: строить новую Финно-Ингрию. Мысль о том, что вторая, "ингерманландская" составляющая такого государства весьма условна и по сути регулярно будет пытаться доминировать в новом государстве и ментально, и физически, он постарался отодвинуть в глубину подсознания. А, может быть, все было намного проще, и он слишком любил Санкт-Петербург, город своей молодости и удачи.
   Но выбор был сделан, и с этого дня будущий Канцлер неустанно шел к первой намеченной цели: стать неформальным лидером финского населения.
   В условиях мирного времени генералу это было непросто. Уж кого-кого, а политиков разного толка в финских провинциях к этому моменту хватало. Часть из них, правда, отсеялась, заняв с самого начала непримиримую позицию в отношении "новой восточной политики" - именно так называли идею объединения ее сторонники.
   Во главу угла, как и следовало ожидать, они поставили соображения реальной выгоды, отставив в сторону эмоциональные аргументы из сферы политики, национальной идентичности и культуры, на которые собственно и делали упор "отцы-основатели" финской нации в конце XIX века. Не отрицая "культа Сампо", Канцлер и его сторонники предложили соотечественникам всерьез задуматься, за счет чего им жить дальше. Идти своим путем? И повторить трудную дорогу соседей-скандинавов, которые еще совсем недавно "сбрасывали" избыток населения за океан? Ну не могла бедная почва Финно-Скандии прокормить растущее население, вот и вынужден был хуторянин-глава семьи делать сложный выбор: кому из сыновей продолжать его дело, а кому искать счастья в Новом Свете. Финны аналогичную проблему решали проще. Под боком был Питер, с его растущими как грибы заводами и массой вакансий в сфере услуг. Не за океаном, а в нескольких сотнях километрах всегда можно было найти работу. Так и стал Питер третьим по численности финского населения городом после Хельсинки и Або.
   А были еще государственные и частные заказы из России, беспошлинный режим зарубежной торговли для финских провинций, огромные перевозки в российских интересах судами финских компаний, и прочая, и прочая, и прочая.
   Конечно, в изменившихся условиях многое из всего этого безвозвратно ушло, но появлялись новые возможности. Финский капитал, который раньше и близко не мог равняться с русским, вдруг понял, что после всех революционных неурядиц он может занять совсем иные позиции на российском рынке. Новые и старые владельцы питерских заводов с удовольствием, например, нанимали управленческий персонал из Финляндии, получая фактически костяк заводских коллективов. Новые масштабы задач, конечно, сначала пугали, но национальное упорство и трудолюбие позволяли справиться с ними и внедрить на производстве трудовую мораль семейного типа. Такой подход не только снижал накал классовой борьбы, но и улучшал чисто экономические показатели производства. И это только один из примеров.
   Так что как глава движения "новой восточной политики" генерал опирался на реальный экономический интерес промышленников. Ну, и деньги естественно. Без них много не сделаешь.
   А тем временем постепенно формировалась новая государственная машина. Коллегия выборщиков - очень интересный инструмент, в котором кроме выбранных путем прямого голосования выборщиков присутствовали представители парламентских политических партий, зарегистрированных союзов предпринимателей и профсоюзов, - уже дважды выбирала канцлеров из числа политических мэтров еще дореволюционного разлива, но все это было что-то не то. Уж слишком много во власти было разговоров о демократии, и слишком медленно происходили реальные изменения в жизни страны. Кто-то потом утверждал, что 20- е годы были потеряны для развития БФ. Но это было не так. Это был подготовительный период. Людям надо было привыкнуть к новой действительности, притереться к ней, чтобы сделать потом шаг вперед.
   Именно в этих условиях генерал и пошел на выборы и стал Канцлером. Несмотря на солидный возраст он не боялся изменений, понимал их необходимость и умел подбирать людей, которые могли бы их осуществить. Это, собственно, и было его самой сильной стороной.
   К числу крупнейших достижений Канцлера следовало бы отнести национальную политику. Выдвинутый им лозунг "Балтика - наш общий дом!" так бы и остался пустым лозунгом, если бы он не был подкреплен реальным равенством граждан федерации. За любой отход от этого принципа Канцлер карал безжалостно, подчеркивая, что речь идет о сугубо конкретной материальной выгоде - "По одиночке нам не выжить! - не уставал повторять он, - Соседи сожрут!"
   Времена в ХХ-м веке вроде бы уже позволяли не бояться откровенного политического каннибализма, и тезис Канцлера кое-кто про себя ставил под сомнение, но брошенный в широкое массовое сознание и подкрепленный историческими примерами он все же встречал понимание у большинства. Финны при этом вспоминали далеко не лучшие в своей истории годы шведского владычества, когда их охотно использовали как пушечное мясо в составе шведских полков, а в случае уж совсем крайней нужды по приказу из Стокгольма просто вывозили из финских соборов всю утварь из драгоценных металлов на нужды очередного шведского короля. Псковичам и новгородцам тоже было чего припомнить грозным московским великим князьям, положившим конец своеобразному и успешному развитию их республик. Латыши и эстонцы, в свою очередь, немцев, конечно, уважали, но предпочитали делать это на расстоянии.
   К середине 30-х годов старая притча о венике, существовавшая, похоже, примерно в одном и том же виде у самых разных народов, опять стала актуальна.
   В Европе опять запахло порохом. Разделенная Германия так и не могла выйти из затянувшегося кризиса. Послевоенные репарации практически раздели немцев, но и с завершением их выплаты намного легче не стало. На рынках доминировали английские, французские и даже американские товары, собственная германская промышленность никак не могла встать с колен. Нужны были инвестиции для обновления производства, внедрения новых технологий, замены оборудования и обучения персонала. Американцы может быть и вложились бы своими средствами, но французы слишком дорого заплатили за прошлую победу, чтобы позволить своему главному конкуренту начать новый этап роста. Их противодействие восстановлению германской экономики становилось все более беспардонным и жестоким. Чуть что - сразу угроза применения силы вплоть до ввода войск. И мало кто сомневался в том, что эта угроза будет выполнена.
   В германских государствах царила беспросветность. Эмиграция нескольких миллионов человек в НКР и УралСиб принципиально ситуации не изменила. Напротив, из писем эмигрантов становилось отчетливо понятно, что дай человеку волю, работу, или просто устрани несправедливые барьеры, и жизнь может сложиться совершенно по-иному. Фактор разделения на отдельные государства мало что менял в психологии немцем - многие из нынешних стариков родились, в конце концов, во времена, когда Германия еще не была объединена гением Бисмарка. И это не помешало ей тогда разбить все тех же французов, которые сейчас диктовали им каждый шаг.
   Заговоры, политические проекты объединения под тем или иным флагом, партии "национального единства" возникали и жестоко пресекались властями по требованию всесильного соседа. В этой мутной воде рыбку пытались выловить многие. Не гнушались и прежние союзники Парижа. В Лондоне, например, прикладывали немало сил для того, чтобы внимание французов было привлечено именно к германским государствам. А тем временем зоны французских колониальных интересов неуклонно сокращались. Прежде всего это происходило на Ближнем Востоке. Правда и на британцев все сильнее поддавливали "кузены" из-за океана.
   Так что нерешенных вопросов было много. Другое дело, что решать их путем глобального столкновения основные игроки все же опасались. Предпочтительным казался путь малых конфликтов и войн, под прикрытием которых можно было бы устроить небольшой передел мира. Этим путем и пошли.
   Первой на призыв "слегка повоевать" откликнулась Польша. Планы польского генштаба были обширными: сначала слегка "подвинуть" Новую Киевскую Русь, затем ликвидировать Литву, ну и напоследок - оттяпать кусок от Восточной Пруссии. В идеале - государство "от можа и до можа". Получилось, однако, как всегда.
   И, как всегда, другая сторона в этой истории была не без греха. Одной из причин этой войны все же был т.н. украинский крен в политике НКР. Тогдашний глава НКР практически сразу же после избрания заговорил об "исторической справедливости", необходимости воссоединения с "западно-украинскими братьями, томившимися под гнетом польского режима". Дальше - больше. Провокации на границе, взаимные обвинения, ноты протеста. Обстановка накалялась.
   Решающую роль сыграло то, что доминировавшая в этот момент в Европейской политике Франция рассматривала Польшу как важный инструмент обеспечения собственной безопасности как в отношении германских государств, так и против возможного усиления русской политики, выразителем которой (вот парадокс!), французы видели в этот момент именно Киев. В результате Польшу накачивали современным оружием и техникой, французские инструкторы готовили польских офицеров и военно-технических специалистов. А французская армия, напомним, была в этот момент действительно сильнейшей в Европе. По аналогии и французское оружие, и тактика, и организация армии - все считалось лучшим.
   Первый удар нанесли поляки. Раздув один из рядовых пограничных инцидентов, они бросили через границу мобильный корпус из пары кавалерийских дивизий и нескольких полков легкой бронетехники. Удар наносился в Белоруссии. Делалось это скорее по политическим соображениям - в Варшаве считали, что украинское руководство НКР не воспримет такой поворот событий так же остро, как это было бы в случае вторжения на собственно украинские территории. Вот и сошлись под Минском польские легкие танки французского и английского производства с аналогичными русскими бронемашинами, сделанными, правда, в Харькове, но по тем же образцам.
   Силы оказались все же неравными. Русский офицерский корпус имел в своем составе немало ветеранов Великой войны. К тому же оказалось, что в Харькове не просто собирали танки по западным образцам, но еще их и модернизировали, и довооружали. Калибр пушек этих танков составлял 45 мм против 37 мм у поляков. Казалось бы пустячок, 8 мм разницы, но даже лобовая броня уже не держит снаряд. Армия НКР сначала остановила поляков, а затем и отбросила к границе.
   Дальше - по традиции: сначала переговоры при посредничестве Парижа, а затем и очередной мирный договор, в долговечность которого не верила ни одна из сторон. Славяне очередной спор между собой не закончили, а лишь прервали.
   На другом конце Европы, в Испании, полыхнуло на следующий год. Для Европы страна была откровенно отсталой, и дело началось как классическая буржуазная революция. Монархисты, однако, уперлись, организовали контрпереворот, подтянули на помощь итальянцев. Обе стороны рассчитывали на быструю кампанию, а в результате война затянулась и еее исход пока был неясен. В конце концов поделили страну примерно пополам, в основном по принципу типа экономического развития. Замирились бы и раньше, если бы доброжелательные соседи не подбрасывали оружие, боеприпасы, советников. Одним из результатов этой войны стал полный контроль Великобритании над Гибралтаром - британские пушки теперь следили за проходящими судами с обеих его берегов. Ну, и зона безопасности вокруг крепости на северном берегу составляла сотню километров.
   Но это все было еще впереди. А сейчас, в мае 36-го года заваруха в далекой Испании еще только началась, а Канцлер стоял у окна Зимнего дворца, смотрел на Неву и почему-то в памяти его всплывали военные марши его далекой офицерской молодости, перед его мысленным взором проходили картины находящегося на противоположном берегу Балтики Стокгольма, а голова пухла от бесчисленного множества вариантов выхода из кризиса, которые ему подбрасывали со всех сторон.
  
   Глава вторая.
   "... таким образом, на современной карте Европы образовалось шесть германских государств. Но их нынешний облик, политика и перспективы дальнейшего развития германского вопроса станут предметом следующей лекции. "
   Последние слова как всегда блестящей лекции по современной европейской истории профессора кафедры международных отношений Санкт-Петербургского университета Германова были произнесены буквально за две минуты до звонка, что оставило возможность слушателям наградить лектора искренними аплодисментами. Профессор был действительно хорош. Он не просто читал свой курс - он разыгрывал на трибуне целое представление. И пусть приводимые им цитаты могли быть не совсем точны, а выводы - не всегда бесспорны, но это было красиво. Настолько красиво, что слушать профессора Германова приходили студенты - и особенно студентки! - даже с других факультетов. Как говорится, заслушивались и засматривались, поскольку и внешне он выглядел вполне импозантно.
   Профессору такое внимание льстило, восхищенные взгляды аудитории каждый раз вдохновляли его на новые метафоры, неожиданные глубокие выводы, парадоксальные суждения. Да и предмет свой, что уж там говорить он знал блестяще.
   В его случае несомненный талант соединился с большой и целеустремленной работой исследователя. Еще до Великой войны студентом он пробовал себя в литературе, причем не в модной тогда поэзии, а в совершенно новом, малоосвоенном жанре фантастики. Но за первыми литературными попытками продолжения не последовало. Затем был фронт. Удача сопутствовала молодому сначала вольноопределяющемуся, а затем и офицеру. Весьма достойный набор наград, ни одного ранения, а после войны - завершение занятий в университете, ассистент на кафедре, диссертация, приват-доцент, профессор. Публикации в научных журналах, соавторство в сборниках, несколько собственных солидных монографий. Поговаривали, что в ближайшее время Германов может возглавить одну из кафедр на факультете всемирной истории.
   Предметом особого интереса Германова была именно послевоенная Европа и особенно Германия в ее нынешнем разобщенном и униженном виде. Профессор как бы всесторонне препарировал германский вопрос, брал в качестве тем для своих исследований не просто экономику и политику новых германских государств, но старался проникнуть в суть подспудных течений их жизни, выявить возможную мотивацию линии поведения и, главное, спрогнозировать, куда, как и зачем будет дальше двигаться ныне разделенная Германия.
   Трудно сказать, что помогало ему: действительно глубокие знания предмета, способность к научному анализу или юношеское увлечение фантастикой, но результаты его прогнозов завораживали. Коллеги случалось ворчали на него, обвиняя в популяризации науки, но читать работы Германова было действительно интересно. К тому же смелые нестандартные прогнозы имели тенденцию сбываться. И одно дело, если речь шла о политических комбинациях в руководстве того или иного германского государства, но совсем по-другому звучало недавнее пророчество Германова: если Антанта не прекратит жесткого давления на немцев, то они не только уже очень скоро опять объединятся, но и попробуют взять силовой реванш за поражение в Великой войне.
   В результате сугубо научная статья, в общем-то скучный материал с большим количеством статистических данных, цитат, отсылок к германским источникам, превратилась в газетную бомбу. Германову, конечно, пришлось, как он сам ехидно замечал, адаптировать ее для просвещенной публики, однако результат принес ему пусть и короткую, но все же славу профессора-пророка.
   Ректор университета, правда, не очень доброжелательно оценил подобную известность и на очередном заседании ректората, куда специально пригласили профессора, попросил его все же стремиться оставаться в рамках традиционной научной деятельности. Впрочем, славы Германову в стенах университета это только прибавило.
   Стоит ли удивляться, что женская часть аудитории неизменно делала стойку на импозантного, стройного и обаятельного, неизменно обходительного с дамами профессора. Наличие супруги и двоих детей не мешало ему достаточно пылко отвечать на наиболее искренние проявления романтических чувств самых ярких представительниц мира университетских дам. Слухи об этом настолько устойчиво циркулировали в стенах университета, что и слухами то собственно уже и не являлись. А была это уже очевидная всем реальность.
   Вот и после нынешней лекции профессор заметил, что в круговороте расходящихся слушателей у выхода из зала явно чего-то ждет доселе неизвестная ему яркая и высокая блондинка.
   "- Студентка с другого факультета? По виду лет 25, если не старше.. Интересная...Одета дорого, но скорее по-офисному. Нет не наша, не университетская. Но это даже и лучше. От последней дурочки с третьего курса еле избавился. Всерьез решила, что станет музой моего научного таланта. После второй встречи на Фонтанке было уже совсем скучно. Чуть не бегал от нее потом две недели... Нет, более зрелый возраст имеет свои преимущества. Жаль, что Ирина уехала со своим капитаном в Або..." - мысли профессора не мешали ему вести параллельно беседу сразу с десятком студентов, отвечая на их уточняющие вопросы.
   Он любил такие легкие разговоры после лекций. С одной стороны, он еще не совсем "остыл" и выдавал им достаточно любопытные сентенции - кое-что стоило запомнить для последующего использования, с другой, он привык на каждом курсе собирать вокруг себя "костяк" - до десятка наиболее активных, целеустремленных и одаренных студентов. Профессор был уверен, что именно такие люди и делают карьеру, а он хотел долгой успешной игры. Кто знает, может кое-кто из его восторженных слушателей через 10-15 лет будет крепко сидеть в МИДе или канцелярии Канцлера. Глядишь, старое знакомство и пригодится. Или, используя пришедшее недавно из-за океана модное слово, инвестиции в людей чаще всего ничего не стоят, но дают наибольшую прибыль.
   Что же касается чисто мужского взгляда на ситуацию... Хотя человеком профессор и был обстоятельным и предпочитал долговременные надежные и проверенные отношения, но иной раз позволял себе увлечься очарованием молодости. С приходом профессорства и связанного с ним материального благополучия он решил более солидно обустроить и эту сторону своей жизни. Семейный очаг профессора на Васильевском острове был несколько может прост не по чину, но имел то преимущество, что был близок к университету. А вот на Фонтанке профессор приобрел блок - на полноценную квартиру денег все же пока не хватило.
   Здесь надо сделать небольшое отступление и рассказать о состоянии дел с жильем в городе.
   Питер середины 30-х годов по составу своего населения, естественно, существенно отличался от довоенного, а по численности и не дотягивал до его уровня. Перестав быть столицей великой империи, город постепенно растерял и большую часть той части своих жителей, которые существовали исключительно за счет использования прибавочной стоимости, производимой на всем пространстве огромной страны. Многие из тех, кто раньше служил власти, кормился вокруг нее, или просто находился в сфере ее притяжения, тоже нашли себе в стране места покомфортнее. Питерский гнилой климат с изменением государственного устройства все же остался неизменным. В результате огромные шикарные квартиры в центре города стояли пустыми и продавались через одну, но покупателей на них почти не было. И тогда в городе придумали блоки. По сути громадную барскую квартиру делили на несколько небольших (как правило из 2-3 комнат) с минимальным набором санитарных удобств (умывальник и душ) и крохотной кухней. Что же касается ванной комнаты и туалета, то они, как правило, оставались общими для всей квартиры, так же, как и огромная кухня, при которой, обычно, проживала и состояла и "квартирная хозяйка" - фактически прислуга, выполнявшая самый широкий набор функций по уборке, стирке, готовке и т.д. - уже по дополнительной договоренности.
   Поскольку новое строительство в городе велось весьма ограниченно - жилья в целом хватало и продавалось оно с трудом, то такие блоки, да еще и в центре города оказались весьма востребованы представителями нижней прослойки среднего класса: невысокого ранга чиновничеством, начинающими и мелкими предпринимателями, техническим составом производств и даже квалифицированными рабочими. Стоимость такого жилья сильно варьировалась в зависимости от местоположения, самих домов, площади и уровня комфорта блоков, но идея была принята в городе, творчески осмысленна и использовалась широко и разнообразно.
   Вот такой небольшой блок из двух смежных комнат с душем и китченетом и приобрел пару лет назад профессор, оборудовав там не только "гнездо порока", но и небольшой кабинет, где он иногда работал. Первоначально кабинет предназначался скорее для того, чтобы произвести впечатление на очередную гостью и не выйти из образа погруженного в свои исследования ученого. Антураж был подобран соответствующий: пара старинных книжных шкафов с фолиантами (этого добра в городе хватало, продавали за сущие копейки), несколько дипломов и фотографий со знаменитостями на стенах, кожаный диван (полезная оказалась вещь, кто бы мог подумать). Но выяснилось, что там действительно хорошо писалось, когда речь шла о срочном и денежном исследовании в частных или государственных интересах. Иной раз было неплохо начинать короткое романтическое свидание именно у заваленного бумагами письменного стола. Почему-то такие декорации не только не обижали его восторженных подруг из числа студенток, но, напротив, производили на них еще более глубокое впечатление. Идея, одним словом, себя оправдала на все сто.
   Вот и сейчас, поглядывая время от времени на таинственную незнакомку, Германов вспоминал, как у него там в блоке наполнен винный погреб. За остальным - чистотой и своевременной уборкой - следила Лииса, финка из Куопио, содержавшая все четыре блока, составлявшие бывшие генеральские хоромы, в образцовом порядке.
   Постепенно народ вокруг профессора рассосался и он не спеша двинулся к выходу, выстроив линию своего движения так, чтобы оказаться как бы нечаянно вблизи симпатичной незнакомки. Ухищрения, впрочем, не понадобились. Она первая обратилась к Германову.
   - Профессор? Вы уже освободились? Благодарю за лекцию. Тот самый редкий случай, когда сам процесс выполнения служебного задания доставляет удовольствие. Правда, когда я училась в Берлине, там несколько иначе трактовали мотивы французов при окончательной нарезке границ между германскими государствами, но здесь надо делать скидку на очевидную обиду немцев - им, действительно, многое порушили и в плане инфраструктуры, и в отношении промышленной кооперации. Собственно, так и было задумано. Французы своего не упустили.
   Германов насторожился и еще раз пригляделся к собеседнице. Все же не 25, а ближе к 30-ти. Но ухожена и очень недешево одета. И уверенность в себе - какая там студентка. Эта особа твердо стоит на ногах, сразу видно. Собственно, в ее замечании ничего особенно оригинального не было, но намек: училась в Берлине. И служебное задание! Это кого же принесло на мою голову? Впрочем, одно не исключает другого. Попробовать не мешает.
   - Совершенно с Вами согласен, - он как бы умышленно пропустил мимо ушей слова девушки о служебном задании, продолжая эксплуатировать образ погруженного сугубо в науку и не замечающего выдающиеся внешние достоинства собеседницы профессора, - в Париже сделали все, чтобы обезопасить себя на многие годы вперед. Пепел Седана, знаете ли... Другое дело, что все хорошо в меру, и сейчас мы стоим перед очевидным вопросом: а не пора ли начинать постепенно отходить от наложенный на немцев жестких ограничений. Ведь они начинают генерировать угрозу послевоенной системе в Европе, подталкивая германцев к новому объединению. Если мы не оставим, да нет, не покажем им иного пути, кроме военного, для восстановления хотя бы довоенного жизненного стандарта, лекарство, как говорится, может оказаться опаснее болезни.
   Здесь Германов почувствовал себя почти что карбонарием. Мало кто в научных и политических кругах Питера даже сейчас, спустя 15 лет после завершения Великой войны, осмеливался вслух произносить слова о каком-то восстановлении применительно к Германии. Повержена в прах! - так тому и быть. Но Германов, хорошо изучивший эту страну, ее народ, неоднократно месяцами работавший в различных германских университетах, слишком хорошо понимал пагубность такого примитивного подхода. Он как будто кончиками пальцев ощущал брожение в недрах немецкого народа, униженного военным поражением и выжатого досуха послевоенными санкциями союзников. И искренне боялся взрыва этого котла.
   Удивляло то, что собеседница, хотя и явно была в теме, воспринимала его рассуждения совершенно спокойно. И предмет знала отлично.
   - Вы, вероятно, еще не слышали о резолюции всегерманской профсоюзной конференции на прошлой неделе в Лейпциге? Они прямо требуют восстановления нормальных торговых связей между германскими государствами, свободы передвижения рабочей силы и много чего еще. У меня даже возникло ощущение, что за одним столом с профсоюзными лидерами у них там сидели и люди из Союзов промышленников отдельных земель и подсказывали, что еще включить в список требований. Да, французы в свое время явно не подумали, допустив возможность общенациональных объединений по профсоюзной линии. Кто же знал, что профсоюзы станут чуть ли не мотором продвижения пангерманской идеи.
   Девушка выдала этот пассаж легко и свободно, как бы между делом. Германов посмотрел на нее с явным интересом. Да, эту дипломчиками на стене не удивишь. Тут нужна тяжелая артиллерия. Но кто она и откуда? Питерских германистов он знал всех и многих учил, да и немного их было.
   - Вы демонстрируете настолько глубокое знание предмета, что я просто не могу не предложить Вам продолжить нашу, не скрою весьма любопытную для меня, научную беседу где-нибудь за столиком кафе. С лекциями я на сегодня уже закончил, срочных дел на кафедре нет, но хотелось бы немного подкрепиться.
   - С удовольствием, профессор, но боюсь, что нам с Вами беседу и более глубокий обмен мнениями придется отложить до другого раза, - собеседница была совершенно серьезна, но глаза ее смеялись, и вообще, у Германова возникло ощущение, что его видят насквозь, - как Вы несомненно обратили внимание, я говорила о служебном задании. Извините, не представилась. Поручик 3-го отдела Исследовательской службы Генерального штаба. Фамилию называть не буду, а зовут меня Ольга. Зная мой особый интерес к германскому вопросу, мой непосредственный начальник, полковник Орлов поручил мне пригласить Вас побеседовать с ним. Ну, а поскольку время обеденное, есть возможность соединить приятное с полезным. Если я не сообщу ему о Вашем отказе - надеюсь не придется, через четверть часа он будет ждать Вас в ресторане буквально в пяти минутах ходьбы отсюда. Если Вы согласны, то я с удовольствием провожу Вас. Полковник хотел бы, чтобы я тоже присутствовала при разговоре.
   Да. Куртуазность можно было отложить до лучших времен. Романтическим свиданием тут и не пахнет. С такой начнешь крутить роман, так она тебя еще и завербует. Военная разведка. Знакомые в военном ведомстве у Германова были и немало, но имя полковника Орлова профессор раньше не слышал. Впрочем, кто сказал, что он действительно Орлов? Эта даже фамилию свою называть не стала. Прямой намек, что настоящей ни в коем случае не назовет, а обманом ни себя, ни меня оскорблять не хочет.
   Но отказываться, конечно, не стоило. Профессор не раз ранее консультировал и МИД, и аппарат Канцлера, работал в составе групп экспертов по различным поручениям государственных органов, но с военной разведкой дел раньше иметь не приходилось. Это был как бы новый уровень, и кто знает, куда может открыться для него сегодня дверь. А шансы профессор упускать не любил. Ни в чем.
   - Поручик Ольга, штабс-капитан запаса Германов в Вашем распоряжении! Приказывайте. Готов послужить Отечеству! - в какую-то минуту уже немолодой - все же 40 недавно стукнуло - и сугубо гражданский профессор вдруг преобразился. Нет, он, конечно, не был уже тем красавцем-офицером, который сводил с ума барышень в послевоенном университете, но было ясно, что службу он не забыл и тонкости ее понимает. - Давайте не будем заставлять ждать полковника.
   И четко подтвердив свою готовность выполнить приказ коротким кивком головы, он предложил собеседнице руку и повел ее к выходу из здания.
   Как ни странно, на улице было сухо и даже солнечно, что для сентябрьского Петрограда уже совсем редкость. Поэтому не спешили, прошли по набережной, подставляя лица солнцу и легкому морскому ветру, и по дороге немного поговорили. О себе Ольга рассказывала очень скупо, отрывочно, но основное Германов для себя уяснил. Явно из остзейских немцев. Скорее всего, и не Ольга вовсе. Лютеранка. Училась в нескольких университетах в Германии, но где заканчивала курс не говорит. На военной службе оказалась неожиданно для себя после окончания университета, но усматривает в этом продолжение семейной традиции - четыре поколения предков служили империи в строю. Старший брат, поручик артиллерии, погиб в Восточно-Прусской операции в первый год войны. В основном всем довольна, но уж слишком много кабинетной работы, хотелось бы больше времени проводить "в поле". Не замужем.
   Впрочем, Германова бы совсем не удивило, если бы все это оказалось лишь хорошо придуманной легендой.
   Ресторан действительно оказался практически рядом, на 2-й линии Васильевского острова. Полковник ожидал германистов в отдельном кабинете. Внешне, тем более в штатском, он был похож на кого угодно, но только не на военного. Даже если когда-то Орлов и служил в строю, он, судя по всему, приложил немало усилий, чтобы полностью избавиться и от военной выправки, и от присущих многим военным поведенческих привычек.
   "- Внешне типичный врач, - подумал про себя Германов, - причем не хирург, и не практикующий терапевт - те ведут себя резче, а скорее из тех, которые никогда никуда не спешат, любят порассуждать о болезнях и их лечении. Это надо уметь такую личину себе создать."
   На фоне Орлова он даже стал как-то острее ощущать свое военное прошлое.
   В целом же их компания выглядела сугубо мирной и очень обыкновенной. Двое мужчин примерно одного возраста и социальной группы, молодая женщина уже в том возрасте, который допускает различные отношения с любым из них - что может быть банальнее в обеденный час в ресторане средней руки. А если уединились в отдельном кабинете, то разговор, скорее всего, о деньгах. Что-то продают, покупают, наследство обсуждают, да мало ли.
   И, как ни странно, на каком-то этапе разговор действительно шел в том числе и о финансах. Правда, европейских. И все были едины в том, что выхода из нынешнего кризиса даже и не наблюдается, а, напротив, дела идут все хуже и хуже.
   К какому-то моменту Орлов и Германов сумели уже найти немало общих знакомых, да и воевали они, как оказалось по соседству. Слегка пощупав друг друга, перешли к серьезному разговору.
   - Нас очень беспокоит происходящее в Германии, - полковник формулировать свои мысли умел, - понимаю, что для Вас это - предмет исследований, Вы как бы плывете за событиями, а нам приходится просчитывать их последствия. Если события будут развиваться так, как Вы рисуете в своих работах, то баланс сил в Европе может кардинально измениться. За последние 15 лет мы привыкли, что Франция определяет политическую картину Европы. Французы реально сильнее всех и в экономическом, и в военном отношении. К тому же ореол победителей в последней войне. Но если завтра немцы встанут на путь объединения... Думаю, могу не продолжать.
   - И не факт, что они сцепятся обязательно между собой, - продолжил за него Германов.
   - Совсем не факт. Более того, мы должны исходить из худшего, а именно из того, что они еще очень долго будут избегать такого столкновения. Но это не значит, что Германия не попытается решать свои внутренние проблемы за счет экспансии на Восток. А здесь мы. Только не Империя, как в 14-м году, а... Извините, не буду продолжать при даме, - полковник виновато улыбнулся Ольге.
   На какое-то время за столом воцарилась тишина. Полковник явно не форсировал разговор.
   - Мне приятно, что в столь уважаемой организации не оставили без внимания мои скромные исследования, - Германову стало просто интересно, зачем его собеседники выбрали такой сложный вариант для вполне банального разговора и он решил форсировать события, - но скажу прямо, я не очень понимаю, чем конкретно могу быть вам полезен.
   - Не скажите, диапазон нашего взаимодействия может быть очень широк. Например, на следующей неделе Вы собираетесь в Лейпциг, читать курс лекций в местном университете. Ольга ведь не случайно рассказала Вам про недавние события в этом городе. Было бы очень интересно послушать, что думает тамошняя профессура о дальнейшем. Не в том смысле, что нас интересуют их творческие планы, а скорее политические, в обсуждении которых люди науки в той или иной степени обязательно участвуют.
   Германову стало даже как-то обидно. Сугубая банальщина. Вы что, хотите, чтобы я вам написал отчет о поездке? И вдруг он обратил внимание, что Ольга, вроде бы поглощенная своим десертом, на самом деле внимательно наблюдает за ним.
   "- Ах так, ребятки! Ни слова по простоте! Хотите посмотреть мою реакцию на почти оскорбительное предложение пошустрить по мелкому. Ну хорошо!" - мысль промелькнула в голове с калейдоскопической быстротой, и он резко сломал ход разговора.
   - Это все неинтересно. Кто там что думает, и даже как быстро они собираются идти по пути объединения. Не мелочитесь, полковник. О другом надо думать. - он многозначительно замолчал.
   - О чем же? - спросил полковник с откровенным интересом. Похоже неожиданности эту публику не очень пугали.
   - Думать, дорогой мой полковник, надо о том, как мы можем повлиять на политику основных участников этой европейской игры, чтобы сохранить в целом устраивающее нас статус-кво или уж во всяком случае не дать развиться такой ситуации, которая создала бы угрозу нашим интересам. Только надо сначала определиться, мы кто: игроки или зрители? Вот Вы кем себя считаете?
   Ольга, забыв про десерт, с интересом смотрела на полковника.
   Тот молчал и выражение его лица, взгляд, поза, осанка и весь внешний образ решительно менялись. Какой там доктор! Теперь перед Германовым сидел игрок, боец, ветеран многих явных и тайных битв.
   - Можете не отвечать, Ваше Высокоблагородие, - титулование прежним порядком официально было отменено, но в данном случае, учитывая последний воинский чин Германова, звучало оно более чем уместно. - Вы мне вот что скажите, есть у Вас наработки по какому-нибудь крайне нестандартному ходу с нашей стороны, чтобы обеспечить достижение этой цели, или надо что-то придумывать с нуля.
   - А если с нуля, возьметесь?
   Теперь задумался профессор. Это был вызов. Готовой идеи у него, конечно, не было. А придумывать надо было нечто такое, что автора подобного политического шага, скорее всего, поместит в учебники истории. Только официальное авторство очевидно будет принадлежать не ему, а совсем другому человеку. Более подходящему для страниц учебника. И никаких "попробую", "постараюсь" тут тоже не пройдет. А вот куда заведет его вся эта затея, как скажется она и на семье, и на том уютном и приятном мирке, который он себе создал... Да и пятый десяток уже, скоро о вечном придет пора думать.
   Неизвестно, как бы ответил Германов на этот вопрос, если бы не встретился вдруг со взглядом Ольги. Многое ему сказал и пообещал этот взгляд. И он ответил:
   - Да.
  
   Глава третья.
   Расставшись с Германовым у выхода из ресторана - тому до семейного очага на Большом проспекте отсюда было минут десять неспешным ходом, "полковник Орлов" - фамилия, как ни странно была настоящая, а вот с чином Орлов поскромничал: на самом деле он был генерал-майором, заместителем начальника военной разведки Балтийской федерации - и один из его лучших сотрудников с псевдонимом "фрейляйн Ольга" тоже решили пройтись пешком. Путь по мосту через Неву был может быть и не столь комфортен, как прогулка по набережным, но день был уж слишком хорош. Да и не подслушает никто здесь наверняка.
   - Вы действительно хотите, чтобы он нам какие-то фантастические планы действий предложил? - с чисто военной субординацией в этой паре дела обстояли не очень, и Ольга сразу решила понять, что она должна получить с этого, немного смешного своей уверенность в неотразимом мужском обаянии, шпака, подчеркивающего свое офицерское прошлое.
   - Знаешь, хотя он нам нужен совершенно для другого - ты сама понимаешь, для чего, но сейчас я уже несколько по-иному отвечу на твой вопрос, чем сделал бы это до нашей с ним беседы.
   - "Беседы"? Вербовки, чего уж там! Классно ты его сделал.
   - Опять спешишь. Куда ты спешишь все время? Вербуют врагов. А он - совсем другое. Он нам с радостью помогать будет, потому что то, что мы ему предлагаем, полностью отвечает и его собственным взглядам на ситуацию. Он же с нами Родину спасать пойдет. И денег никаких за это не попросит. Ну, орденок бросим в случае удачи. И счастлив человек будет. Так что молодец, что нашла такого идейного борца, но будь осторожна. Если обидишь его ролью агента, то потеряешь безвозвратно. Он все время должен ощущать, что стоит с тобою рядом в одном строю. Ну, или личное...
   - Извини, просто мне кажется, что с ним можно было бы попроще, - намек на личные отношения Ольга как бы пропустила мимо ушей, хотя, насколько ее знал "Орлов", это ничего не значило.
   - Да? А ты понимаешь, что на более позднем этапе мы его поднимем на уровень... - генерал кивнул головой вперед и налево, на Зимний дворец, в направлении которого они шли через мост. - Он же может оказаться в роли фактически неофициального посланника Самого к главам германских княжеств. И тогда все будет работать на контакт с ними: и его известность, и взгляды, и даже прошлое. Сейчас, кстати, хорошо бы в прессе его потоптать немного. Надо бы найти подходящих персонажей с патриотическим душком, пусть поругают его за заботу о немцах, к фамилии прицепятся. Ну, это я найду кому поручить. А ты с ним работай. Пусть еще пару раз публично о своих озабоченностях выскажется. Нам надо, чтобы у него была совершенно очевидная репутация. Так что работай, что я тебя учить буду.
   Ольга молча кивнула. Учить ее было не надо. Вопрос о том, нравится ей такое поручение или нет, вообще не стоял. Не та служба. Да и откровенно говоря, не самый паскудный вариант. Бывает и хуже.
   - И все же, что за фантастику мы от него хотим? - она любила четко понимать суть своего задания.
   - Не знаю. Знал бы - сам придумал, - и генерал невольно стал вспоминать некоторые события минувших месяцев.
  
   Доклад министра внутренних дел и последующие размышления Канцлера без последствий не остались. В течение двух недель Канцлер провел серию встреч и совещаний с одной и той же повесткой дня: пути выхода из кризиса. Озадачены были не только соответствующие министры правительства, но и военные, полиция, разведка, близкие к кабинету лидеры промышленных союзов. Дальше эта волна - при соблюдении разных степеней секретности - покатилась вширь, неоднократно разбиваясь по дороге на узкопрофессиональные вопросы. В результате генерировались идеи, которые было просто трудно связать с изначальной постановкой задачи, и даже после их анализа и обобщения Канцлер так и не получил ответа на традиционный национальный вопрос: что делать? Весь этот мозговой штурм съел еще месяц, но, как это часто бывает, гора государственного бюрократизма родила мышь. То есть были вещи очевидные. Сложившийся в Европе порядок и соотношение сил, в целом, более чем устаивало Балтийскую федерацию. Опасность все видели именно в остановке экономического развития, рецессии и вызванных ею экономических потрясениях.
   Мало кто, однако, осмеливался пойти дальше и предложить пути преодоления спада, поскольку парадоксальным образом все они - во всяком случае очевидные - требовали именно изменения сложившегося порядка. Ломать диктат англо-французского блока? А каковы будут последствия? Где гарантии того, что германские государства, освободившись от пут Версаля, пойдут по пути мирного самостоятельного развития, а не объединятся с целью реванша? А уж задача подвинуть французов... Кто и как их будет двигать? Такой силы в Европе просто не было. Так все и зависло.
   А пока каждый тянул в свою сторону. Министры просили денег, промышленники - денег и других форм поддержки, военные - денег и еще возможности повоевать. Канцлер даже пожалел, что в прошлом году, когда Киев схлестнулся с Варшавой, он ограничился только тем, что подтянул к литовской границе несколько отмобилизованных батальонов 1-й Петроградской бригады и разрешил давать желающим поучаствовать в этом веселье военнослужащим отпуска по семейным обстоятельствам. Сотни четыре офицеров и унтеров тогда воспользовались этой возможностью, и кое-кто даже не вернулся. Канцлера тогда остановило историческое чувство солидарности, ему всерьез показалось, что поляки бьются за свою свободу как во времена империи, хотя ничего похожего там и близко не было. Может быть стоило все же откликнуться на призыв киевлян более активно? Все же нет лучшего средства от кризиса, чем небольшая победоносная война.
   Но теперь было уже поздно. Париж, даже не прибегая к помощи Лондона, погасил конфликт. Ясно, что не на долго, но случай для внутренней мобилизации под предлогом внешнего конфликта был упущен.
   Очередь до военной разведки дошла довольно быстро по той простой причине, что структура спецслужб Балтийской федерации была, скажем так, несколько необычна. Вполне естественно, что основные нации федерации - русские, финны и прибалты - не слишком доверяли друг другу. В этой ситуации функции полиции, и особенно тайной полиции, были с самого начала искусственно ограничены для того, чтобы не она не превратилась в орудие укрепления одной из наций за счет других. Фактически полиция была максимально децентрализована, привязана к местным органам власти, а в ведение МВД по традиции были отнесены и почты с телеграфом, и национальная статистика, и религия. Но потребности в аккуратном выяснении различных обстоятельств жизни соседей - и близких, и не очень - все же оставались, и эту деликатную сферу деятельности было решено целиком поручить военным. Так и стала военная разведка практически единственной спецслужбой федерации, чья деятельность была обращена в окружающий мир. В результате ее сотрудники занимались как добыванием перспективных моделей вооружений зарубежного производства, так и намного более скучными для военного человека материями из сферы политики, экономики и идеологии.
   Разведчиков слушали в самом узком кругу. Генерал-майор, отвечавший в Генштабе именно за европейское направление, в своем сообщении сделал упор на двух факторах применительно к основным европейским государствам: намерения и возможности. Картина получилась целостная, но малопривлекательная.
   - Вы обещаете нам новую европейскую войну? И как скоро? Как конкретно она может затронуть наши интересы? - Канцлер знал генерала еще по Юго-Западному фронту как одного из самых толковых разведчиков, и сейчас был рад убедиться, что состоявшаяся смена направления его деятельности не сказалась на качестве работы.
   - Четыре года максимум с момента принятия решения об объединении Германии. И мы совсем не уверены, что первый удар будет нанесен на Западе. Как бы они не ненавидели французов. Возможно германцы попытаются сначала консолидировать вокруг себя все страны, которые могут войти в зону их влияния по национальному признаку и попробуют свои силы, например, на Польше. Им надо будет отработать тактику, определиться с наиболее перспективными видами вооружений, создать их запасы. До нас, скорее всего, очередь если и дойдет, то не скоро. Более вероятным вижу установление контроля экономическими методами. Вообще здесь возникают такие риски, которые сегодня даже трудно представить себе.
   - Кто или что может оттянуть принятие германцами такого решения?
   - По нашей оценке, альтернативой могло бы быть только заметное оживление германской экономики. В принципе, у них сейчас накопилась масса потребностей в мирной сфере, но они не могут их реализовать - платят непосильные репарации, а кредитовать их те же американцы не хотят в силу низкого платежеспособного спроса. - Генерал все дальше уходил от чисто военных аспектов своего первоначального доклада, но то, о чем шел разговор сейчас, было намного важнее. Что же касается политических сил, которые могли бы взять на себя задачу национальной консолидации, то их масса. На любой вкус. Хоть правые, хоть левые. Дело тут не в политической окраске, а в общественном запросе.
   - То есть французы... А, вернее, их гегемония.
   - Да, именно так. Как ни странно, чем жестче они пытаются контролировать все внутренние процессы у германцев, тем хуже на самом деле получается. Им бы отпустить немного, но иногда возникало впечатление, что они усиливали давление даже не для того, чтобы обеспечить выплату репараций. Их цель - унизить германцев, окончательно лишить их собственной воли, навсегда избавиться от возможной угрозы своим границам. Но мы считаем, что результат может быть прямо противоположным. И это - не только наше мнение. Ситуацией озабочены все серьезные европейские политики. Кроме французов. Те как будто ослепли.
   - И что, никто не пытался...? - на этот раз в разговор вмешался военный министр. Как ни странно, при обилии в руководстве Балтийской федерации ветеранов Великой войны, он был инженером, сугубо штатским человеком, и в армии ни дня не служил. Но, как это часто бывает с бывшими штатскими, попав в военное министерство он быстро обзавелся и генеральским званием, полюбил носить мундир и представлять себя этакой военной косточкой. Злые языки уверяли, что Канцлер специально подобрал такого военного министра, чтобы опираться на абсолютную поддержку армии - никому из военных даже не пришло бы и в голову задуматься о том, кому они должны подчиняться в любой ситуации. Недавние события в Литве и Польше, где именно армия по инициативе своего командования легко и быстро меняла государственную власть, не заморачиваясь нормами конституции и выборами, лишний раз подтвердили правильность выбора Канцлера. - Неужели Господь настолько лишил их разума, что фактически сами роют себе яму?
   Генерал даже не позволил себе поморщиться. Истовая религиозность и упоминание Господа и канонов православия были визитной карточкой министра. Главной бедой современных вооруженных сил Балтийской федерации он реально считал их светскость, закрытие полковых и прочих храмов, отказ от регулярных молебнов и других церковных служб. Но разговоры на эту тему он позволял себе только в узком кругу, умом все же понимая, что православные молебны в частях, где половина военнослужащих если и не лютеране, то родом из них, выглядели бы все же странно.
   А что касается сна французского разума... К сожалению, не только в Париже политики оказываются сильны задним умом. Примеров из недавней русской истории генерал тоже мог бы привести достаточно.
   - Полагаю, что только очень серьезные изменения на политической карте Европы могут заставить Париж изменить свой нынешний курс. - Он, как и многие люди его профессии, умел долго сомневаться, по три раза перепроверять полученную информацию, но считал, что задача разведки - давать четкий и ясный прогноз, даже если он и не нравится власти. "А иначе все это - пустая трата сил и денег," - так учил он своих подчиненных.
   - Вот и подумайте над этим как следует, - Канцлер был все же из тех людей своего поколения, которые однажды уже перекроили карту Европы, - только не затягивайте. Времени уже совсем нет. А теперь расскажите нам все же, что там у европейцев конкретно происходит с развитием новых вооружений - самолетами, танками, радио... Какие они выводы, в частности сделали из опыта прошлогодних боев под Минском.
   Совещание продолжилось, но с этого дня генерал думал в основном о том, какие события могут изменить вектор европейского развития. Его встреча с Германовым была всего лишь одним из многих подобных мероприятий. Он как будто ставил одновременно на многих лошадей, надеясь, что хотя бы одна из них приведет его к финишу.
  
   Глава четвертая
   Германов сидел у письменного стола в своем блоке на Фонтанке и наслаждался. В круге света от настольной лампы на зеленом сукне лежали пачка листов бумаги, модный и очень дорогой "паркер"-самописка (подарок одной из его почитательниц), на серебряном овальном подносе стоял стакан чая в серебряном же подстаканнике. В последнее время Германов старался окружать себя вещами с историей, и благородное серебро конца XIX века устраивало его в этом смысле как ничто иное.
   И душа, и тело пребывали в состоянии глубокого внутреннего покоя.
   Ольга недавно ушла. Она вообще никогда не оставалась на ночь, да и самого профессора это вполне устраивало. Где-то к полуночи он и сам собирался отправиться домой. Там, скорее всего, все уже будут спать - к его поздним возвращениям домашние привыкли, и в последнее время он даже воздерживался от объяснений. Жена понимала, что у него есть и какая-то другая жизнь за пределами семьи, но, как многие женщины, предпочитала не обострять и не выяснять отношения, довольствуясь только тем, что эта другая жизнь не мешала главной, семейной. Профессора такое положение тоже более чем устраивало. Он совершенно был не готов что-то менять в своей жизни, и пока просто плыл по течению. К тому же и работал он дома все меньше и меньше. В блоке было удобнее.
   Сейчас же у него было еще часа два времени до возвращения домой, и он собирался посвятить их как бы продолжению свидания с Ольгой.
   Профессор отнюдь не обольщался. Ни о какой любви или даже восторженном восхищении, которое приводило в его постель многих экзальтированных студенток, здесь даже и речи не было. Их отношения прояснились сразу же и окончательно при первом же свидании после памятного обеда втроем, и Ольга не скрывала, что он для нее - даже не столько партнер в любовных играх, сколько коллега, а, скорее, соратник, от которого много ждут в первую очередь в интеллектуальном плане. Но одно, как говорится, не мешало другому, они были достаточно опытными людьми, чтобы быстро понять предпочтения и особенности партнера, и сейчас Германов наслаждался покоем, сочетанием гордости за себя - можем еще, можем! - и удовольствия от недавней близости с молодой и очень красивой женщиной и чувством глубокого внутреннего опустошения.
   Как это с ним часто бывало и раньше, романтическое свидание настраивало его на очередной виток научных размышлений, стимулировало творческие прорывы и взлеты фантазии. Вероятно, именно состояние глубокой внутренней гармонии и позволило ему как бы оторваться от проторенного хода мысли и привычного способа анализировать внутригерманские проблемы в их увязке с вопросами более глобальной европейской политики. В отличие от многих своих предшественниц, Ольга не пыталась внести свой вклад в обстановку и убранство блока за одним исключением - она принесла и повесила на стену напротив стоящего боком к окну письменного стола небольшую и необычную карту современной Европы в старинной серебряной рамке. Скорее всего, раньше в рамке помещался какой-то рисунок или большая фотография, но именно с такой картой рамка прекрасно сочеталась. Столицы государств на ней были обозначены контурными рисунками наиболее значимых зданий или других архитектурных объектов этих городов. Трудно сказать, чем руководствовались в своем выборе этих объектов авторы карты, но им удалось сделать символами столиц именно те объекты, которые лучше всего отражали особенности политического мышления и текущие цели европейских государств. В этом было даже что-то мистическое.
   Германов подарок оценил. Как ни странно, карта одновременно дисциплинировала мышление и делала его более образным. Он смотрел на нее и видел конкретных политических деятелей, понимал, к чему они стремятся и насколько далеко они готовы пойти. Он даже попытался объяснить это Ольге, чем несказанно ее удивил. Она-то никакой мистики в карте не видела, а купила ее для того, чтобы сконцентрировать внимание Германова на предстоящей работе.
   И вот сейчас, прихлебывая остывший чай и глядя на эту карту, Германов неожиданно сформулировал для себя суть задачи: положить конец установившей по итогам Великой войны гегемонии Франции в Европе.
   "- Не ты первый, не ты последний, - подумал он про себя, желающих было немало, какие только заходы не придумывали: и англичан подключить, и создать альтернативный силовой центр в НКР, теперь вот явно немцев пытаются раскачать на это дело. Но не выходит ничего. Что останавливает? Реально военной силы, которая могла бы сравниться с французской, в Европе сегодня нет. Не зря они столько денег в армию вбухивают. Но кто сказал, что воевать надо с ними? Так ли нужно завоевывать Париж - он взглянул на рисунок Эйфелевой башни на карте - чтобы подорвать французское господство? В конце концов они и манипулируют-то европейской политикой в основном за счет непрямых способов воздействия, редко, когда дело доходит до использования силовых инструментов, как в случае с германцами. А если и в отношении них так же действовать?"
   Германов встал и прошелся по кабинету. Хотелось еще чаю. И не из электрического чайника, а из настоящего самовара, который Лииса ставила на общей кухне каждый вечер. Часть сервиса, как сейчас принято говорить и лишний полтинник для нее с каждого блока в неделю. Заварочник был еще наполовину полон. Со стаканом в руке он вышел из блока и прошел по длинному коридору. У кого-то из соседей играло радио. "Утомленное солнце нежно с морем прощалось..." - Германов улыбнулся. Да, уж, в Питере осенью солнце надолго попрощалось с морем и со всеми жителями.
   Самовар, который Лииса уже отсоединила от общедомовой вытяжной трубы, был еще вполне горячим, и новая порция крепкого черного чая стимулировала дальнейший ход мысли.
   "- Что, или вернее, кто, может противопоставить себя сегодня в Европе французам? Да никто, пожалуй. Развал трех великих империй, фактически, лишил их конкурентов. Британцы? Но их интересы традиционно лежат в сфере колониальной политики. Удерживать колонии и доминионы в сфере своего влияния Лондону становится все труднее, это - объективный процесс, связанный с экономическим развитием колоний и формированием там собственных промышленных, финансовых и торговых групп. А за этим следует и формирование политических партий, и главный вопрос для них - независимость. Так что европейские дела англичанам не безразличны, но их интересует стабильность, отсутствие новых угроз с этого направления, а как раз это-то и обеспечивают им французы.
   - Но если нет сильного игрока, то его роль может сыграть нечто другое, а именно....? Что? - профессор задумался. - А, пожалуй, только противоположность упорядоченности и четкого распределения ролей. Значит, деструкция? Хаос? Непредсказуемые конфликты на основе старых, забытых национальных и иных конфликтов? Наверное, только так."
   Мысль была интересная, но жутковатая. Идея ввергнуть Европу в серию мелких пограничных конфликтов была если не совсем людоедской, но где-то близко к этому. И все же она не оставляла профессора. Он как бы представил себе простые аптечные весы: на одной чаше - нынешнее развитие. Германцы доходят до точки, окончательно отвергают навязанную им модель, объединяются и встают на путь реванша. И опять на несколько лет Европу разделит линия фронта, окопы и колючая проволока. И как пойдет эта война, чем она кончится - не знает никто. Кто мог подумать перед Великой войной, что она продлится столько лет и вдребезги расколет основные европейские империи. На другой чаше: серия приграничных конфликтов ограниченного масштаба, которые имеют единственную цель - покончить с французским диктатом в европейской политике. Профессор очень хорошо помнил, что в прошлом, 1935-м году Парижу удалось с невероятным трудом, используя все свое влияние, прекратить конфликт Польши с Новой Киевской Русью. А если бы не удалось? Вряд ли Варшава и Киев стали бы воевать до последнего солдата, они явно не были к этому готовы. Помирились бы и сами. Но после этого уже бы не оглядывались каждый раз на французских друзей.
   Странноватый и не самый гуманный, конечно, способ показать европейцам, что жить можно и без французской гегемонии, но другого что-то пока не видно.
   Германов допил чай, придвинул к себе стопку бумаги и строчки одна за другой стали быстро ложиться на нее, составлять абзацы, пункты, заполнять страницы.
   Обосновав общий подход, он на минуту задумался. Кто первый? Кому предстоит начать то, что в тексте уже приобрело название "неуправляемой реакции деструкции в ответ на затянувшуюся французскую гегемонию"? Ответа пока не было, хотя общий принцип был очевиден: "Мы придумали, нам и начинать".
  
   Глава пятая
   Через пару дней Германова пригласили к ректору. В назначенный час он вошел в его приемную, заранее не ожидая от предстоящей беседы ничего хорошего. Ректор был академиком еще старой, довоенной школы и любил публично порассуждать о классических подходах к науке. К тому же все его основные работы - безусловно весьма и весьма значительные - были посвящены эпохе наполеоновских войн, и своего восхищения гением Наполеона он и не скрывал особенно. А тут Германов с его обличением современной французской политики. Трудно им было понять друг друга.
   Так что перебрав на всякий случай все свои мыслимые и немыслимые грехи, профессор был готов к неприятному разговору.
   "- Хорошо хотя бы с этой Ольгой как-то вся эта мелочь студенческая отошла на второй план," - подумал про себя он, с удивлением вдруг осознав, что, действительно, поручик Ольга сумела положить конец его постоянным легким романчикам со студентками. Она настолько полно вошла в его жизнь, что, отвечая на очередные вопросы восторженных почитательниц после лекций, он совершенно не рассматривал их как перспективные объекты для интимных отношений.
   "- И что это значит? Неужели настолько все серьезно? Или возраст уже сказывается? Надо будет следующим летом с семьей в Ялту съездить и отдохнуть как следует. А то со всеми этими делами и вкус к жизни потеряешь."
   Так что в кабинет к ректору Германов входил погруженный в свои мысли без заметного внешнего трепета.
   - Рад, профессор, видеть Вас в добром здравии. Давно не виделись. Присаживайтесь. Как Ваша монография о Версальской конференции? Если не ошибаюсь, в декабре мы Вас слушаем на Ученом совете? Будете готовы? - ректор, как опытный бюрократ, любил показать, что он держит руку на пульсе университетской жизни, хотя вся профессура прекрасно знала: к каждой такой беседе помощник ректора готовил короткую памятку с парой пунктов. О чем спросить, напомнить или слегка пожурить собеседника. Наиболее опытные из профессоров иногда даже сами подкидывали помощнику темы для разговора. Получался практически разыгранный по ролям деловой и энергичный диалог, жаль только зрителей у него не было. Ну, чем бы барин не тешился.
   - Готовимся. Я счел возможным, учитывая объем работы, привлечь к ней своих аспирантов и даже студентов старших курсов, своего рода небольшое научное общество сложилось. Хорошо, что архивы МИДа нам открыли. Там посидели.
   - Студентов или студенток? Хотите, наверное, скрасить скучную работу над архивами? - ректор уж конечно знал слабости своих основных профессоров и сейчас не преминул слегка уколоть Германова.
   - К сожалению, представительницы лучшей половины человечества как-то не очень интересуются исследовательской работой такого рода, - Германов тоже был не прост, и уж ни за что не включил бы в свою научную группу своих поклонниц. Пару раз пытался, ничего кроме сложностей это не принесло. С тех пор ни-ни. Две разные категории. Или тут, или там. Хотя пару раз были уникальные случаи перехода из одной категории в другу. - Но архивы удалось поднять хорошо. Удалось договориться с Киевским университетом и даже там поработали. Хотя ни мы, ни НКР не принимали участие в конференции, но все же кое-какие контакты с союзниками по поводу раздела Германии в основном у киевлян были. И с учетом этих сведений отслеживается очень интересное развитие в позиции Парижа по поводу границ будущих германских государств. Сначала они вообще мельчить собирались, чуть ли не добисмарковское устройство Германии восстановить.
   - Весьма любопытно. Рекомендую здесь потщательнее посмотреть. Крайне любопытно в деталях разобраться. Французы ведь ничего просто так не делают. Не в первый раз они определяли конфигурацию политической карты Европы, опыт есть.
   " - Неужели сейчас сядет на своего любимого конька, - с тоской подумал Германов, - сейчас еще и Тильзит вспомнит".
   Но обошлось.
   Ректор вдруг резко перешел к другому.
   - Я, собственно, для чего Вас пригласил. В Упсале через месяц состоится научная конференция как раз по Версальской конференции. Они как бы начинают заранее готовиться к ее предстоящему 20-летнему юбилею. Мне прислали приглашение, но мой график уже плотно расписан. Так что хочу предложить Вам туда поехать, послушайте, с коллегами пообщайтесь. Дело хорошее и полезное. И для подготовки к Ученому совету пригодится.
   Подарок был царский. Ректор очень ревниво относился к приглашениям профессоров его университета на международные мероприятия. Получить его согласие на простую поездку было не просто, а уж чтобы он отдал свое приглашение - о таком Германов просто не слышал.
   Он совершенно искренне поблагодарил старика, подумав про себя, что он все же большой ученый, если готов в интересах науки отказаться от приятной и необременительной поездки в симпатичную Упсалу.
   Вечером, по уже сложившейся привычке, Германов поехал на Фонтанку. К поездке в Упсалу надо было подготовиться. Предварительный список участников производил впечатление. Помимо своих коллег из ведущих институтов европейских столиц, Германов увидел в нем и дипломатов-ветеранов, тех, кто непосредственно участвовал в Версальской конференции и делил послевоенную Европу. Побывать на конференции такого уровня было почетно само по себе, но он не оставлял надежду, что ему удастся там выступить, хотя бы в прениях если не в первый, то во второй или в третий день. Надо было готовиться: набросать тезисы, отработать логику переходов от одного к другому, заранее придумать пару изящных шуток - якобы экспромтов. Рабочим языком конференции был, естественно, французский. С ним Германов чувствовал себя не очень уверенно, так что не мешало и посидеть со словарем. Только что изданный в Париже и привезенный в качестве подарка одним из коллег Ларус, к счастью, стоял на полке под рукой.
   Германов настолько увлекся работой, что заметил Ольгу только тогда, когда она, присев напротив него у письменного стола, на манер прилежной гимназистки сложила руки на краю стола и оперлась на них подбородком.
   - Да-а, профессор, совсем заработались. Так у Вас всю мебель из кабинета вынесут, а вы и не заметите. А я-то надеялась... И постель в спальне разобрала, и шампанское на ледник положила. Боюсь, оно там совсем замерзнет. А Вы все в трудах и трудах. И куда бедной девушке податься...
   - Добрый вечер, бедная девушка. Извини, не ждал тебя сегодня. А тут поездка интересная образовалась - надо готовиться.
   - Это в Упсалу? Думаешь, там что-то важное может произойти?
   - А откуда же, интересно, ты про Упсалу знаешь? Мне самому только сегодня предложили там наш университет представлять...
   - Ну, знаешь, у нас такие мероприятия отслеживаются. А ректору вашему давно пора в имении у себя мемуары писать. Замшелый тип. Знал бы ты, кто его просил за тебя. А он еще что-то там про приверженность академической науке объяснять начал. Похоже, ты его хорошо достал.
   Германов был неприятно удивлен. Вот оказывается, что стояло за непривычной душевной широтой ректора. Думал тот, наконец, оценил его научный потенциал, а оказывается его просто двигают по игральной доске как шахматную фигуру.
   Вероятно, эти эмоции отразились на его лице, а уж чем-чем, а недостатком наблюдательности Ольга не страдала.
   - Только не надо обижаться, профессор. Видишь, мы с самого начала ничего от тебя скрывать не стали, хотя могли бы. Понимаешь, к тебе будет пара просьб, и речь идет не только об этой конференции. Ты ведь через Стокгольм туда поедешь? И сможешь там задержаться на несколько дней на обратном пути? Там кое-кому помочь надо бы. И поверь, дело очень серьезным оказаться может. Надо будет помочь одному хорошему человеку. Кстати, нашему офицеру. - Чуткая и проницательная Ольга давно уже поняла, что даже полтора мирных десятилетия, погружение в научную среду и совершенно иные реалии мирных дней не вычеркнули из системы ценностей Германова понятия, которые сформировались у него в годы Великой войны. Выручить своего брата, офицера - против такого возразить ему было трудно.
   - Но могли бы и заранее предупредить, - не хотел сразу сдаваться он, - а вдруг у меня планы были...
   - Поверь, до последней минуты не знали, как этот старый пень поступит. Он вроде и выслушал, и в понимание вошел, но так ничего и не обещал. Наверное, в последнюю минуту ты своим обаянием склонил чашу весов, - и она, в свою очередь, улыбнулась настолько обаятельно и призывно, что разговор о поездке в Швецию был отложен на потом по чисто техническим причинам.
   Часом позже они сидели у журнального стола в кабинете, пили чай с легкой закуской и постепенно вернулись к серьезному разговору.
   - Что-то я плохо представляю, как и чем смогу помочь вашему человеку в Стокгольме через месяц. - в делах разведки Германов не то, чтобы хорошо разбирался, но модные в последние годы детективы все же иногда читал.
   - На самом деле это двойная страховка. Мы рассчитываем, что ему удастся получить к этому моменту ну очень вкусную информацию, а шведы сейчас просто лютуют. Обложили наше посольство, про военного атташе я вообще не говорю - шагу не дают ступить без наблюдения. Опасаемся за каналы связи. Так что может возникнуть нужда срочно перебросить домой несколько пленок.
   - Это я что же, вроде как курьером должен работать?
   - Знал бы ты, о чем речь идет. Помнишь историю, как во время Великой войны немцам подбросили фальшивую карту минных полей в Рижском заливе, и они туда двинули флотилию эсминцев? Об этом еще недавно фильм сняли. Так вот, это похлеще будет. Но главное, ты - вне подозрений. Видный ученый, возвращаешься с конгресса, о котором неделю будет писать вся шведская печать. Надо бы еще твое выступление там устроить. Ну а для полноты картины мы еще добавим в эту историю и лирическую составляющую. Ты, надеюсь, не против, если я в этот момент тоже окажусь в Стокгольме, и мы с тобой пустимся там во все тяжкие? Поверь, шведская контрразведка только плеваться будет, если им кто и скажет, что ты имеешь отношение к их пропавшим секретам. Так не бывает, понимаешь. Полное смешение стилей: с одной стороны, ты - очень публичная фигура, все время на виду, мы еще и интервью какое-нибудь тебе уже в Стокгольме устроим, а, с другой, мы с тобой там тайно любовь крутим, от них особенно не скрываясь. Какая уж тут разведка. Она любит тишину. А здесь мы сами подставляемся. Идеальное прикрытие.
   Германова уже второй раз за этот вечер слегка резануло. Уж очень оригинально и непосредственно Ольга и ее начальники смешивали в одну кучу их отношения, шпионаж и высокую европейскую политику. До сих пор в своей жизни он привык проводить четкие разграничительные линии между семьей, работой, романами на стороне. А тут - винегрет какой-то. Но спорить не хотелось, да и перспектива провести несколько дней в Стокгольме с Ольгой выглядела более чем привлекательно.
  
   Глава шестая
   Дорога в Швецию в памяти Германова как-то особо не отложилась. Вроде и недалеко, а все на перекладных. Ночной поезд до Хельсинки, пересадка там рано утром на теперь уже местный сидячий поезд в Або, который все чаще называли вторым, финским названием Турку. На пароме до Стокгольма профессор взял отдельную каюту - всю дорогу он продолжал штудировать свои записи, готовясь к конференции. Про себя он даже удивлялся этой усидчивости - он и так-то прекрасно владел материалом, а сейчас тексты Версальских договоренностей буквально отскакивали у него от зубов.
   "- Как будто к экзамену готовлюсь", - думал про себя профессор, не подозревая, как он близок к истине.
   Паром шел не спеша, с остановкой на Аландских островах, и профессор успел отдать должное его специалитету - шведскому столу, как его называли в России. Любопытно, что сами шведы называли подобный буфет "бутербродным столом", хотя на столах можно было найти отнюдь не только бутерброды.
   "- Да, есть еще рыбка в балтийских водах!" - подумал про себя Германов, обозревая почти бескрайнее поле стола с различными видами сельди, лосося, салаки и прочего во всех мыслимых видах. За соседний стол к мясным закускам его даже и не потянуло. Уж его-то, урожденного питерца, рыбой было трудно удивить, но тут сумели. Рыба была вкусная и, главное, очень свежая.
   Первая рюмка хорошо пошла под красную икру, смешанную с мелко нарезанным репчатым луком и сметаной. Это странное сочетание Германов как-то попробовал в Хельсинки и с тех пор при возможности всегда отдавал ему должное. Отведал и разных видов сельди, не переставая про себя удивляться финской привычке готовить ее в сладком соусе. Сверху хорошо лег запеченный лосось. Водкой Германов увлекаться не стал - предстояло еще работать. Выкурив после обеда на верхней палубе папиросу, поежился - осенняя Балтика к прогулкам на свежем воздухе не располагает. Дуло на палубе изрядно. Вернулся в каюту и углубился в свои бумаги.
   В Стокгольме Германов не стал задерживаться осознанно и первым поездом - скорее электричкой - отправился в Упсалу. В результате он приехал чуть ли не раньше всех - за два дня до открытия конференции. И очень был этим доволен. Дело даже не в том, что он успел посмотреть город и его достопримечательности. Важнее было другое. Германов довольно быстро познакомился с шведами-организаторами конференции, подбросил им пару полезных идей и сумел забить свою фамилию в список участников прений в третий день. На большее он собственно и не рассчитывал, уж если в первый день в списке выступающих было три бывших министра иностранных дел времен Версаля. А так - и вполне достойно, и по месту.
   За три дня конференции Германов не раз искренне вспомнил добрым словом и ректора, и своих "друзей" из Генштаба. Ему было действительно интересно. Конечно, выступления бывших министров на тему "моя роль в успехе Версаля" практической научной ценности не представляли, но и без них было кого послушать, да и практические результаты были налицо. Еще до выступления в прениях ему удалось пристроить свои статьи в три ученых сборника престижных университетов, что само по себе оправдывало поездку, а уж после выступления Германова число таких договоренностей удвоилось. Бодрый спич питерского профессора на тему последствий версальских ограничений для сегодняшней Европы, причем совсем не в комплиментарном духе, разбудил аудиторию и даже сфокусировал на нем внимание аккредитованной прессы. В ближайшее время можно было ожидать появления его фамилии в газетных репортажах о конференции. Визитки коллег уже не помещались в кармане пиджака.
   Но главный и очень неожиданный результат проявился вечером, после заключительного обеда в местном королевском замке. Обстановка благоприятствовала. Замок, собственно, уже давно не был резиденцией королевской семьи и использовался местными властями и университетом для различных общественных мероприятий. Но стены 17 века, архитектура, атмосфера как-то успокаивали, отсекали проблемы сегодняшнего дня. Тянуло на философствование и откровенность. И вот, уже выйдя из-за стола, выслушав все длинные и скучные тосты, Германов отказался от кофе и прогуливался с рюмкой акевита по холлу. Мысли его собственно наполовину были уже в Стокгольме, где завтра предстояла встреча с Ольгой. И в это момент он услышал обращение: "Молодой человек, не присядите ли Вы рядом со мной?" Сказано это было на немецком. Германов оглянулся и с удивлением увидел сидящего на небольшой вычурной банкетке бывшего в 1918 году статс-секретарем МИДа Германии уже очень пожилого и, похоже, очень больного немецкого барона. В отличие от своих коллег из стран-победительниц он не выступал на конференции и просидел все три дня в первом ряду, внимательно слушая доклады и прения.
   - Да, господин статс-секретарь. Позвольте представиться...
   - Не надо. Я знаю, кто Вы. Читал пару Ваших работ и с интересом выслушал сегодня Ваше сообщение. И как Вам здесь?
   - Очень интересно. Хотя, конечно, хотелось бы подробнее поговорить о современности. Вы, вероятно, знаете, что основная тема моих исследований именно пост-Версальский мир. Мотивация принятых тогда решений в принципе хорошо изучена, а вот последствия...
   - Последствия мы пока еще даже и не можем оценить хотя бы приблизительно. Все еще даже намного хуже, чем многие предполагают. Я заметил в Ваших работах признаки этой озабоченности, выходящей за рамки академического исследования. Похоже, Вы понимаете немного больше, чем другие. И вот, что я Вам скажу: ищите третье приложение.
   - Простите? Третье приложение? Вы имеете в виду к Договору о мире? Но их же было всего два?
   - Два открытых. О новых границах в Европе с картами и о военных ограничениях для германских государств с таблицами цифровых показателей. Нас тогда просто изнасиловали. Но трудно выиграть на поле дипломатических битв после того, как военные вдрызг проиграли войну. Кое-что, однако, мы все же сумели. Так что знайте: было еще и третье, секретное приложение. Это был наш единственный успех. Оно касалось временных параметров действия двух первых. Через 20 лет предполагалось провести их ревизию - по необходимости. Срок приближается. По требованию французов - старый дипломат как будто выплюнул это слово - его засекретили и теперь они делают вид, что его и не было. Ищите его. Это - бомба. Она взорвет европейскую политику или, наоборот, даст шанс на новый этап мирного развития. Не знаю. Ищите. Честь имею. - Бывший статс-секретарь встал, кивнул Германову и пошел к выходу.
   На минуту разговоры в зале затихли и все посмотрели ему вслед. Многие покачали головами: здорово сдал старик. И мало кого на следующее утро удивила быстро распространившаяся среди уже разъезжающихся по домам участников конференции весть о том, что бывший - и последний - статс-секретарь германского МИДа скончался ночью от третьего инфаркта.
  
   Глава седьмая
   Пригородный поезд от Упсалы до Стокгольма - да там и ехать-то меньше часа - доставил погруженного в невеселые мысли Германова в шведскую столицу около 11 утра. Вчерашний разговор не уходил из памяти, но надо было переключаться. Предстояло два дня в Стокгольме, который он почти не знал, встреча с очаровательной и загадочной Ольгой и что-то еще таинственное, а, может быть, и опасное. Страха Германов, впрочем, не испытывал. Шпионские скандалы с разоблачениями, арестами и высылками сотрясали, как правило, Западную и Центральную Европу. А здесь, на Севере, по его мнению, и секретов-то серьезных ни у кого быть не могло. Скорее, что-нибудь из области техники. То ли шведы сплав какой-нибудь придумали, то ли в области судостроения какая-нибудь новинка. Как раз недавно газеты писали, что они построили авианесущий крейсер с артиллерией и самолетами на борту. Авианосцы-то появились еще во время Великой войны и постепенно развивались как самостоятельный класс военных кораблей, но вот скрестить классический артиллерийский крейсер с броней и башенной артиллерией на баке с самолетной палубой на юте... Наверное, это неплохо, если противник на порядок слабее и ответить толком не может. Тогда можно долбать его сначала авиационными торпедами и бомбами, а потом - артиллерией. А вот если у него калибр и дальнобойность не хуже, то пара снарядов в самолетную палубу и ангар и будешь думать только о том, как бы ноги унести. Если сможешь. Все-таки авианосцы всегда держались позади других боевых кораблей и в разборках между "большими дядьками" участвовали своими самолетами, а не пушечными стволами. Впрочем, представления у шведов на этот счет были чисто теоретические - больше ста лет уже ни с кем не воевали.
   Так что Германов предпочел сосредоточиться на приятном, взял такси и двинул в Гранд-отель, где Ольга заранее заказала им номер. Гостиница, конечно, не для профессора в деловой командировке, дороговата, но Ольга в ответ на его аккуратные сомнения только весело махнула рукой и пояснила, что все равно платит "контора", поскольку темнее всего под фонарем.
   "- Ну, вам виднее", - подумал тогда Германов, хотя ситуация его несколько озадачила. Жил он несмотря на свое профессорство все же довольно скромно. Опасения только усилились, когда в гостинице предупредительный портье, найдя подтверждение его резервации, вручил ему ключ от люкса на третьем этаже окнами на королевский дворец. Да и сам отель производил впечатление. Германов слышал, что экономически шведы чувствовали себя очень неплохо, в их столице много строили - и предприятий, и жилья. Но одно дело, когда об этом читаешь, другое, когда буквально ощущаешь вокруг себя запах денег. Германов знал за собой это качество. Он умел как бы видеть, как живут окружающие его люди. Разумного объяснения этому не было. Конечно, навыки ученого-аналитика позволяют вычленять из повседневности массу мелких деталей, на которые большинство окружающий просто не обращают внимания, но дело было не только в этом. Так вот, здесь люди жили богато, или, во всяком случае, намного богаче, чем в тех местах, где ему приходилось бывать раньше. Это было не скороспелое богатство нуворишей, а богатство стабильное, созданное веками. На эти мысли наводила и махина королевского дворца. Здесь ощущалась империя. Но не несколько обветшавшая, как - что греха таить - ощущалось в Питере, а благополучная и даже развивающаяся экономически. И как им это удается?
   Стук в дверь отвлек его от этих мыслей. В Упсале коллеги дали ему пару уроков шведского, но он даже и пытаться не стал. Вокруг Балтийского моря немецкий знали все, а Германов владел этим языком виртуозно.
   -Herein!
   Впрочем, он мог бы и не напрягаться. Это была Ольга. Узнать ее, правда, было трудно. Как-то она выглядела очень местной. Это касалось как гардероба, так и прически, и почти незаметного макияжа. Высокая, стройная, но ее обычная броская красота, совсем не присущая шведкам, как почти сразу заметил Германов, куда-то ушла. А уж когда Ольга сделала книксен и что-то очень уверенно произнесла по-шведски, сомнений никаких не осталось. Во всяком случае, в толпе ее выделить было невозможно.
   - И что это было? - поинтересовался Германов.
   - А я уже забыла. А ты должен бы понимать. Они так же, как немцы, очень любят многосложные существительные. Но оставим языкознание. Ты зачем сюда приехал? Будешь соблазнять меня или пойдем знакомиться с местными достопримечательностями?
   Конечно, пришлось объяснить Ольге - и весьма цветасто - что основная достопримечательность этого города появилась здесь совсем недавно, затмила все остальное и, к счастью для Германова, позднее вместе с ним переместится в Питер. Так что вышли они из номера не скоро.
   Уже темнело. Идти в старый город или Gamla Stan, как уверенно назвала его Ольга, было поздновато, поэтому они прогулялись вокруг Оперы и Парламента и углубились в улочки сравнительно новой - лет 100-150 всего -застройки. Маршрут их выстраивался, казалось бы, хаотично, но когда они собрались наконец пообедать, то Ольга уверенно выбрала совсем небольшой ресторан на почти пустой вечерней улице.
   Еду там подавали вкусную, но простую. Их немецкий совсем не смутил хозяина. Вообще все было как-то очень по-домашнему. Минимум посетителей, спиртное на столах у большинства из них было ограничено кружкой-другой пива. Место для семейного времяпрепровождения.
   Оба явно устали и Германов предложил вызвать такси, но Ольга попросила его все же дойти еще несколько кварталов до центральной Свейявэген и сесть на такси уже там.
   - Так надо, - пояснила она коротко, и Германов понял, что именно в этом ресторанчике они оказались не случайно. Что-то их присутствие здесь для кого-то означало. Но лишних следов оставлять не стоило.
   В номере их ждала бутылка шампанского - комплимент от менеджера отеля, и посещения бара и дансинга было решено перенести на следующий день.
   Когда утром следующего дня Германов вышел из ванной, он застал Ольгу в его рубашке сидящей у открытого окна. В комнате было мягко говоря прохладно.
   - Это ты что делаешь? Надеешься соблазнить короля? Дворец-то напротив.
   Она приложила палец к губам и нахмурилась.
   - Просто воздухом захотелось подышать. А смущать публику снаружи не хотелось, вот и попользовалась твоей одеждой. Собирайся быстрее, пойдем завтракать, а потом по городу погуляем.
   Как-то тоже необычно это выглядело: сидеть перед открытым окном на третьем этаже в мужской рубашке, отметил про себя Германов. Еще один условный знак кому-то?
   Завтрак в ресторане Гранд-отеля был обилен. Посидели хорошо. Германов поймал себя на том, что ему уже давно не было так комфортно и спокойно. Ольга не давила на него, понимала многое без слов, а свои желания умела объяснять спокойно и логично. В конце завтрака она так же ненавязчиво напомнила ему, что небольшая прогулка по городу будет более чем уместна. Сам Германов предпочел бы вернуться в номер.
   Они обошли залив, присоединились к экскурсии в Королевский дворец и лишний раз потешили чувство национальной гордости. Оба не раз посещали Эрмитаж, а здесь все было хоть и помпезно, но намного скромнее. Одни зеркала, составленные ради экономии на налогах из отдельных частей, чего стоили. Кто бы из русских императоров стал платить налоги в казну за свои зеркала? А шведским приходилось, вот и составляли зеркала из кусков меньшего размера. Посетили Ратушу, побродили по улицам Старого города. Ольга привезла с собой фотоаппарат, и они много фотографировали, не раз меняли пленку. В какой-то момент именно на его узких кривых улочках Ольга вдруг изменилась.
   - Нам сюда, - неожиданно сказала она, и без стука открыла старинную деревянную дверь в стене трехэтажного дома без всякой вывески. Она быстро провела Германова по какому-то коридору, они пересекли внутренний двор, спустились в подвал, поднялись из него по другой лестнице - эта гонка продолжалась минут 10 прежде, чем они наконец оказались в каком-то пустом то ли кафе, то ли трактире. В глубине комнаты стоял молодой человек - по виду типичный скандинав, даже с небольшой шкиперской бородкой.
   - Знакомься, это - Георгий, мой коллега. Мы должны завтра помочь ему попасть под арест.
   - Добрый день. Странные у Вас, на мой взгляд, желания.
   - Здравствуйте, профессор. Весьма приятно познакомиться. Поверьте, желания нет совсем, но выхода другого нет. Так что сделаем так...
   Изложенный им план показался Германову абсолютно безумным и по детски наивным, но парень явно многого не договаривал. Остаток дня они провели как заправские туристы. Вынырнув из еще какой-то двери в закоулках Старого города, они перекусили в очередном ресторанчике, покатались на небольшом катере, опять долго гуляли и зашли в пару музеев, а вечером долго танцевали, а потом выпивали в баре отеля. Как шепнула потом в постели Ольга:
   - Мы с тобой образцовые туристы-любовники. Давай уж выполним программу до конца, чтобы не испытывать разочарования.
   И выполнили.
   Паром в Турку уходил на следующий день в два часа. Еще утром в номере Ольга молча положила на стол толстую пачку крон и показала на нее Германову глазами. Расплатившись за номер, они завезли на такси вещи в порт в камеру хранения и сдали их по отдельным квитанциям, а затем вернулись в центр города к Королевскому дворцу, где через час должна была начаться церемония развода караула. Зрителей у этого мероприятия всегда было немало, а уж среди приезжих туристов она пользовалась особой популярностью.
   Оставшееся до церемонии время Ольга и Германов скоротали в небольшом кафе, выходящем на площадь. Минут за 10 до начала они расплатились, и Германов вышел на улицу. Ольга же зашла в дамскую комнату. Публика постепенно стягивалась к западной стороне дворца и внимание ее было сосредоточено на уже появившихся на площади королевских гвардейцах. Никто и не обратил внимание на то, что из дамской комнаты кафе Ольга вышла совершенно в ином виде: парик сделал ее яркой брюнеткой, а двусторонний плащ сменил цвет со светло-серого на темно-синий. Изменив походку, она как будто даже стала выше ростом, а большие черные очки закрыли почти пол-лица.
   Четко следуя полученным накануне инструкциям, Германов подошел к киоскам с сувенирами, вытащил из кармана пальто и смял в руке небольшой бумажный кулек, очень убедительно оглянулся по сторонам, сделал два шага к давно замеченной урне и выбросил в нее ненужную обертку. Затем он опять смешался с публикой, которая все плотнее собиралась вокруг ограждения, рассматривала и живо комментировала перестроения гвардейцев.
   Ровно через три минуты урна полыхнула то ли небольшим взрывом, то ли хлопком петарды. Полыхнула громко и ярко. Одновременно в другом конце площади возникла какая-то суета, но напуганная хлопком толпа колыхнулась и смяла начавшееся там движение. Возникла всеобщая суета, кто-то пробивался к центру заварушки, пытаясь рассмотреть, что там происходит, кто-то наоборот пытался покинуть место происшествия. Все, как говорится, смешалось.
   В этой суете Германов, опять же четко следуя полученным инструкциям, повернул в первый переулок направо, затем налево, пересек канал и уже через пару минут поймал такси на набережной. Ему казалось, что он успел увидеть, как темно-синий плащ и черный парик Ольги скрылись в соседнем переулке. Он успокаивал себя тем, что ей надо было только завернуть за угол и на секунду выпасть из поля зрения преследователей, чтобы успеть опять кардинально сменить внешность.
   "- Господи, чем я занимаюсь! - ученая привычка все анализировать не оставляла его и сейчас, - как в плохом детективе, бегаем по улицам в париках, меняем одежду. Чепуха какая-то. Но чего не сделаешь ради близкого человека."
   Такси не спеша продвигалось в сторону порта, а суета и даже паника в центре города нарастала. Германов был готов поклясться, что между сиренами полицейских машин он слышал даже несколько револьверных выстрелов. Шофер включил радио, но сообщений о происшествии в центре города пока не было.
   В порту особых мер безопасности Германов не заметил. Он получил свой багаж, прошел паспортный и таможенный контроль. Он был готов предъявить служащим таможни несколько пар вязаных шведских носков, купленных для жены и детей. Под ними в чемодане помещалась еще пара пакетов с женским вещами в упаковке дорогих магазинов - эта таким образом Ольга замаскировала свой скромный багаж, сдав в камеру хранения чемодан, в который для веса было положено два телефонных справочника. Сверху в чемодане Дьяконова лежал номер газеты "Дагенс нюхетер" третьего дня с репортажем о конференции в Уппсале, где парой строк упоминалось и его выступление. Фотоаппарат и десяток отснятых пленок он вез в саквояже вместе с научной литературой, набросками и записями с конференции. Такие пассажиры не могли заинтересовать таможенников по определению.
   В каюту к Дьяконову Ольга ворвалась буквально за пять минут до отхода.
   - Кажется получилось. Как они на него бросились, ты бы видел. А он вырвался и вскочил в какой-то подъезд. Еще минут 10 должен был от них убегать, скинув материалы по дороге им под ноги.
   - А ты? Я, когда увидел, что творится в городе, испугался, что они перекроют все дороги в порт.
   - Думаю, они так и сделали вскоре после твоего отъезда. На машине меня уже бы перехватили. Но там в пяти минутах ходьбы центральный вокзал. Я села в пригородный поезд, отъехала три остановки, а оттуда у меня уже была заказана машина до порта.
   - То есть все?
   - Думаю, что еще нет. Остается остановка в Мариехамне. Вполне возможно, что у полиции там будет просто приказ проверить и обыскать всех пассажиров.
   - И что делать?
   - Как что? Разбирай постель немедленно. Паспорта у нас на разные фамилии. Тут всем все сразу ясно станет. Посмеются и уйдут. Так что время до Аландов проводим в постели. Кстати, у меня еще один парик есть. Останусь блондинкой, но прическа короче. Ты как на это смотришь?
   Остановка парома, следовавшего по маршруту Стокгольм-Турку, на Аландских островах в этот раз продолжалась на час дольше, чем обычно. Полиции поручили внимательно проверить пассажиров, но поскольку поручение исходило от военной контрразведки, весьма далекой от текущей полицейской работы, то сформулировано оно было невнятно, а приметы подозреваемых вообще отсутствовали. Подведя итоги осмотра, законопослушные шведские полицейские констатировали, что восточные соседи вовсю используют эту паромную линию для решения своих личных проблем. Из ста с небольшим кают парома пассажиры десяти, причем наиболее комфортабельных, имели разные фамилии. Но законом это не запрещено, а туризм - важная сфера экономики. Это полицейские знали твердо и на прощание пожелали всем путешественникам счастливого пути.
   Так что после Аландов путешественники перебрались в ресторан. Как ни странно, от постели оба уже устали.
   Опрокинули по рюмке молча.
   - А что там все-таки было в толпе? Я так ничего и не видел.
   - Он якобы передавал мне пакет. Они вели его от риксдага, он там работал. Именно сегодня документы - подлинные, заметь - могли теоретически попасть в его руки. И попали. Он извернулся и сумел вынести их на улицу. Но мне отдать не успел. Я убежала. Его половили со стрельбой и поймали, документы вернули. Они все герои - предотвратили важнейшую утечку. Родная Швеция может спать спокойно.
   - А на самом деле?
   - Фотокопии у тебя в саквояже. Он у тебя где?
   - Да вот, как ты и сказала, сюда с собой притащил, ногу с него не убираю.
   - Лучше на колени поставь, мне спокойнее будет.
   - Хочешь - забери.
   - Нет. В Турку. Когда наши встретят. Все же местная полиция ищет женщину, а не мужчину.
   Так оно и произошло. У трапа в Турку их ждал симпатичный молодой человек на штатской машине. Очень быстро они оказались на огороженной части территории Центрального госпиталя флота, в небольшом домике, где Ольга и оказавшийся на поверку лейтенантом молодой человек почти трясущимися руками извлекли из саквояжа Германова все кассеты с пленками. После этого они стремительно выпроводили Германова, которого та же машина доставила на вокзал к поезду на Хельсинки. Путешествие завершалось.
  
   Глава восьмая
   В родном университете Германова встречали как триумфатора. Его стокгольмское интервью корреспонденту "Вестей Санкт-Петербурга" пришлось на момент абсолютного политического затишья. Для подавляющего большинства читателей факт проведения в Упсале - сосед, а не знаете, кстати, где это? - какой-то там то ли научной, то ли политической международной конференции был абсолютно не известен и малоинтересен, а тут вдруг оказалось, что наши там очень даже неплохо выступили и, кажется, даже чего-то добились. Проправительственная пресса, как водится, слегка напустила туману - надо же как-то поддерживать престиж страны, а, значит, и власти.
   Ректор принимал многочисленные поздравления и от коллег из Академии, и из МИДа, и просто от знакомых. При этом он не забывал скромно упомянуть, что в силу занятости сам-то он принять приглашение не смог, но его воспитанник - большие надежды подает, большие, но и внимания постоянно требует немалого - сумел весьма удачно представить европейской общественности - и не менее! - его известные взгляды на европейскую ситуацию. Был даже звонок из Канцелярии Канцлера. Там, правда, пока в оценках были довольно скупы и попросили прислать для более подробного изучения тезисы выступления Германова.
   Так что в целом акции Германова в университете существенно подросли. Довольны были его действиями в Стокгольме и под аркой. Ольга, которая покинула его в Турку вместе с загадочным флотским лейтенантом, телефонировала ему на Фонтанку через пару дней после его возвращения и иносказательно передала искреннюю благодарность своего руководства. Пообещала появиться днями.
   Профессор воспринял ее отсутствие довольно спокойно, понимая, что в отличие от него его подруге и партнерше по столь богатым приключениям в Стокгольме предстоит в ближайшие дни извести не один лист бумаги. Да и устными вопросами наверняка замучают коллеги. Он вдруг подумал про себя, что впервые произнес это слово без той внутренней иронии, которую он вкладывал в него ранее.
   Как раз на эту пару дней ему хватило общения с коллегами, рассказов о конференции и красотах Стокгольма - профессору приходилось особенно осторожно рассказывать о нем жене и детям, и самых срочных дел на кафедре.
   Вечером третьего дня по возвращении он, наконец, смог заняться у себя на Фонтанке тем, что даже в наиболее острые минуты стокгольмских приключений, не оставляло его мысли. Он сидел за столом, буквально заваленным всем, что было у него в личной библиотеке и на кафедре по Версальскому договору. Сборники документов конференции, тома воспоминаний членов французской и британских делегаций, монографии. Германских и русских источников было по понятным причинам меньше.
   Германов прекрасно понимал, что ни в одном из этих томов он не может найти текст таинственного секретного третьего приложения, но допускал, что среди этого обилия бумаг найдется какое-нибудь подтверждение того, что такое приложение действительно существовало.
   Когда знаешь, что ищешь, следы находятся быстро. Первый признак того, что не все, обсуждавшееся на конференции в Версале в ноябре 1918 года, стало достоянием гласности, Германов обнаружил в протоколе вечернего заседания 12 ноября. В начале протокола заседания были указано время его проведения: с 15.00 до 21.40. Однако последнее из включенных в протокол выступлений завершилось в 17.35. Что же происходило потом? Речь, конечно, могла идти об ошибке в хронометраже, но Германов все же сделал первую зарубку в памяти.
   Воспоминания победителей он помнил довольно хорошо, но все полистал их еще раз. Нет, здесь ничего не было.
   Германские источники в его досье были представлены, в основном, публикациями в прессе. Воспоминаний члены германской делегации не оставили - хвастаться было совсем нечем, а с научной периодикой в Германии в конце войны было совсем плохо. Германов листал вырезки чисто машинально - газеты в таком деле не источник - но вдруг зацепился за заголовок: Германия разделена: на 20 лет? Автор статьи в далеко не самой уважаемой берлинской газете на следующий день после подписания договора комментировал его положения. В основном речь, естественно, шла о разделе страны - шок для немцев был колоссальный. И вот в последнем абзаце, подводя итог сказанному, автор патетически восклицал: мы опять разделены, дай Бог, чтобы только на 20 лет! Почему редактор вынес эти 20 лет в заголовок было не ясно, поскольку в тексте статьи эта цифра больше не упоминалась. Но факт оставался фактом, тем более, что автор статьи как раз входил в группу германских журналистов в Версале.
   Надежда на успех заставила профессора забыть о времени. Часы давно пробили полночь, но он продолжал вчитываться в документы и листать книги на разных языках. Вроде бы все. Никаких новых зацепок.
   Он еще раз взял в руки текст Версальского договора - в свое время коллеги-французы подарили ему фотокопию этого документа - и стал машинально листать его. Талмуд будь здоров. Под три сотни статей. Последняя страница. Подписи и печати. Внизу приписка от руки: приложения на 42 листах. Два приложения к договору включали текстовые разделы, а также карты новых границ в Европе и таблицы с дозволенными пределами вооружений для германских государств. Тексты были пронумерованы, карты и таблицы имели собственную нумерацию, а сквозной постраничной нумерации всех приложений не было. Германов машинально листал приложения и считал листы. 36, 37, 38, 39. Стоп. А сколько было указано там, в Договоре? Он перевернул страницы обратно. 42 страницы? А где еще три?
   Следующие полчаса профессор скрупулезно проверял текст приложений, сравнивал их с другими источниками, считал и пересчитывал страницы. Все было правильно. Готовившие текст окончательного договора на подпись главам стран-участниц конференции юристы сброшюровали текст договора с текстами всех (!) приложений и автоматически подсчитали их страницы и написали результат на последней странице договора. В доступном для публики же тексте одно из приложений отсутствовало. Если там был оговорен лишь только вопрос о возможной ревизии проведенных в 1918 году новых государственных границ, скажем, через 20 лет, то с учетом всех юридических формул и списка перечисленных границ, объем документа вполне мог составить три страницы.
   Как случилось, что третий протокол удалось сохранить в секрете? Все же к Версальской мирной конференции участвовали почти 15 государств. Вот только подписали договор всего лишь три из них: Франция, Великобритания и Германия. Остальные участники могли слышать, что вопрос о пересмотре новых границ обсуждался, но окончательное решение "тройка" вполне могла принять в узком составе, а затем и оформить секретным протоколом. У Германова не было сомнений, что инициатором всей этой истории с возможным пересмотром границ через 20 лет была именно Германия, но в положении побежденного довольно трудно диктовать победителям какие-либо условия. Французе же явно настояли на закрытом, секретном характере этой договоренности, оставляя себе тем самым возможность со временем вообще забыть о ней.
   "- Интересно, сколько человек в Европе знают об этом? - профессор не страдал пустым тщеславием, его скорее поразило, что факты лежали практически на поверхности, - и кто из этих знающих настолько свободен, что может вбросить такую информацию, как говорится, "в научный оборот"? И что потом будет в Европе?"
   Мысли отчасти путались - уж слишком было поздно - но общая линия просчитывалась достаточно ясно.
   "- Это как раз то, что нужно сегодня немцам, чтобы потребовать право на объединение. Но они же знают о существовании протокола? Почему не используют? Бояться! За последние 15 лет французы столько раз демонстрировали им свою силу, что сумели подмять под себя руководство германских государств! Ну, ладно, "княжества" на Западе - Эссен и Ганновер, но чего боятся Пруссия и Саксония? До них-то французы не дотянутся? Скорее всего, есть какие-то договоренности с людьми у власти, вот и молчат".
   Германов прошелся по комнате, подошел к скрытому среди книг бару и решительно налил себе бокал коньяка. Заслужил! Коньяк снял напряжение и направил его мысли в другом направлении.
   "- Хорошо, но идет ли там речь только о германских границах, или о других тоже? Договор вообще утверждает новую политическую карту Европы! Значит, и все остальные тоже...Польский коридор? Австро-венгерское наследство? Там одни сплошные споры... Аланды!!!"
   В ночной тишине медленно открывающаяся дверь в комнату в другое время его бы явно неприятно удивила, но сейчас он следил за ней совершенно отсутствующим взглядом. Из тьмы коридора в комнату шагнула Ольга.
   - Что с тобой? - настороженно спросила она, - я ехала и вдруг увидела здесь свет в окне. Ты здоров? У тебя такой вид...
   Она внимательно рассматривала Германова как будто видела его в первый раз.
   - Не волнуйся, все в порядке. Да, нет, какое там в порядке. Похоже я тут нашел такое..
   - Где, здесь? - она удивленно оглядела комнату. Увидев открытую бутылку коньяка, бросила на него быстрый понимающий взгляд, но потом опять нахмурилась: да, видно, человек выпил, но слегка. Возбужден невероятно, чем-то глубоко взволнован, но не пьян, вовсе не пьян.
   - Так что случилось? - она попыталась перевести все в шутку и снять очевидное напряжение, царившее в ночном кабинете, - что такое очередное великое ты мог найти в этих пыльных томах? - Ольга кивнула на заваленный бумагами и книгами стол.
   Германов подошел к ней, взял за плечи, заглянул в глаза. Даже после всего, что уже связывало его с этой женщиной, он не был до конца уверен, что открывшееся ему только что стоило сразу же доверять Ольге. Но сенсация рвалась наружу.
   "- Может это знамение? Неслучайно она оказалась здесь и сейчас? Кстати, а откуда она вдруг появилась так поздно?"
   Этот вопрос он повторил вслух.
   - Поздно? Рано, ты хочешь сказать, - Ольга явно пыталась и дальше снять напряжение за счет легкой иронии, - на часах четыре утра. Ну, мы-то люди служивые, только сейчас кончили подводить итоги нашим с тобой приключениям в Стокгольме. Я двое суток из конторы не выходила. Да и было на каком-то этапе ощущение, что могу уже и никогда не выйти, - теперь уже Ольга явно пыталась разрядить собственное нервное напряжение, - уж слишком трудно было коллегам поверить, что мы с тобой фактически без предварительной проработки, слаживания и поддержки со стороны такое отчебучить можем. Подозревать начали.
   Освободившись из рук Германова, она подошла к бару, налила и себе и одним глотком, как водку опрокинула добрые сто грамм шустовского. Понимала, что говорит лишнее, но удержаться не могла.
   - Хорошо генерал выручил. Поверил. Но и проверил сначала, конечно. Куда же без этого. Душу помотали изрядно. Правда, теперь наградить обещают.
   Она повторила дозу и вернулась к Германову.
   - Вызвала таксомотор ехать домой, а в последнюю минуту решила сюда завернуть. Хотя бы мимо проехать, а вообще-то - тебя увидеть. Даже не пожаловаться, нет, не положено, да и не привыкла я жаловаться. Просто поговорить хотелось. Привыкла я к тебе, - она виновата усмехнулась, прошла в глубину комнату и села в кресло.
   Помолчали. Германов еще раз подумал про себя, что на самом деле он практически ничего не знает про эту женщину, ее жизнь и судьбу. Зачем она полезла в эту разведку? Другого дела себе не нашла? Есть ли у нее семья, родные? Но спрашивать об этом сейчас как-то не хотелось.
   Вместо этого он вернулся за письменный стол, отодвинул от себя текст договора и спросил:
   - А почему они меня ни о чем не спросили? Я бы мог все им подробно объяснить и подтвердить. Почему и зачем такие крайности?
   - Опыт, к сожалению. По сути они правы. Нас - тех, кто работает в соприкосновении с противником, подозревают всегда. Доверяют, конечно, тоже, но и подозревают. И это правильно. Прецеденты были, есть и будут.
   - Каким противником? Мы что, со шведами воюем?
   - И с ними, и со всеми остальными. Всегда и везде. Или ты думаешь, что план развертывания их флота мы сюда из праздного любопытства привезли?
   - Что? План развертывания флота? - хотя службу Германов закончил в чинах невысоких, но что такое план развертывания вооруженных сил на случай войны, он понимал прекрасно. Считай половина успеха в первых сражениях у тебя в кармане. - Я думал, там чертежи какой-то новой турбины...
   - Ага. И Георгий ради чертежей турбины сейчас у них сидит.
   - Так вот за что его взяли...
   - Да. И так было задумано с самого начала. Шведы-то считают, что им удалось вернуть пропавшие документы и ничего - во всяком случае существенного - в своих планах еще пару лет менять не будут.
   Ольга помолчала.
   - Ты только забудь все это. Георгия через год-другой обменяют. К Новому году получишь орден. За успешную научную деятельность. Кстати, я действительно считаю, что ты разработал очень правильное видение современных европейских проблем.
   - Видение? Проблем? - Германова опять захватила волна сделанного им недавно открытия, и он даже не обратил внимание на ее слова о весьма лестном для профессора университета награждении. - Послушай, что я тут нашел.
   Он коротко рассказал Ольге о своем разговоре в Уппсале с бывшим статс-секретарем, показал текст договора быстро у нее на глазах пересчитал страницы приложений.
   - И что это все значит на практике? - Ольга пыталась сосредоточиться, но минувшие два дня видно действительно дались ей слишком тяжело. - Ну проведут они новую конференцию и подтвердят все прежние договоренности...
   - НИКТО! НЕ СОБИРАЕТСЯ! НИЧЕГО! ОБСУЖДАТЬ! - Германов вскочил и практически кричал на нее, отмахивая после каждого слова рукой с зажатым в пальцах договором. - Текст сохраняется в тайне. Французы не намерены вновь обсуждать вопрос о границах. Это же ящик Пандоры. О третьем приложении, скорее всего, знают считанные лица в Париже, Лондоне и, может быть, в Берлине у пруссаков. Ну, может, кто-то еще из немцев. Но они боятся. Или даже если не прямо боятся, то нет у них куража открыто потребовать выполнения этого обязательства. Ты понимаешь, какое поле возможностей открывается при этом для такой страны, как наша? Мы-то в стороне. Нас-то все эти дела если и касаются, то только в плане Аландов! Ну, и в политическом смысле. Мы же получаем возможность манипулировать европейской политикой!
   После этого эмоционального спича Германов устало сел. В отношении манипулирования европейской политикой он, наверное, все же слегка увлекся, но варианты некоторые возникают.
   Ольга молчала. Манипулировать европейской политикой она была сейчас явно не готова.
   - Знаешь, что? А давай-ка обсудим все это с утра на свежую голову. Я сейчас просто плохо понимаю, о чем ты говоришь - так спать хочу. И коньяк твой меня совсем добил.
   - Нет уж, дорогая. Давай по другому. Звони своему полковнику. Пусть сюда немедленно приезжает. Хочу с ним поговорить. А как позвонишь, действительно ложись, а то на тебе лица нет.
   - Умеешь ты девушке сказать комплимент. Ладно. Довели вы все меня. Давай телефон. Но принимать его будешь сам, а я спрячусь в спальне и буду спать! Кстати он не полковник, а генерал. И половины бутылки коньяка вам явно не хватит.
   - Пусть с собой привезет!
   - Об этом мне ему тоже сказать? А что, я сейчас все могу.
  
   Глава девятая
   Тревогами и ночными звонками генерала Орлова удивить было сложно. Не интендант все же. Но этот вызов запомнился ему надолго. Сначала в полпятого звонок от явно пьяной Ольги. Он сам только успел войти в квартиру, как раздался ее звонок.
   "- И когда успела", - генерала удивило даже не состояние его лучшей сотрудницы, а то, как быстро она до него дошла. Предложение захватить бутылку и приехать к Германову было конечно странноватым, но что ни сделаешь для блага Отчизны. Плюнул, переоделся в штатское, взял пару бутылок, вызывать служебную машину не стал - оказалось, что с блоком Германовым он жил почти по-соседству. В начале шестого утра он уже сидел в кресле в кабинете Германова и с интересом оглядывался по сторонам. Хозяин сидел напротив него и разливал коньяк. Ольги не было. Генерал поймал взгляд Германова и вопросительно посмотрел на дверь в соседнюю комнату. Тот только вздохнул и утвердительно кивнул головой и улыбнулся, как бы говоря: "Пусть спит!"
   Посидели. Выпили. Помолчали. Генерал заговорил первый.
   - Да, давненько я не начинал день с рюмки коньяка в полшестого утра. А, знаете, ничего. Что-то в этом даже есть. Какое-то новое видение окружающего появляется. Да и на людей по-иному смотришь. - Он отпил еще коньяка и продолжал, - знаете, я даже не пытаюсь ломать себе голову над причиной нашей столь ранней встречи - все равно не догадаюсь. Но скажу Вам честно: последние пара дней выдались сложноватыми. Поэтому не обижайтесь, но давайте сейчас прямо по делу. Мы обязательно еще встретимся, и я поблагодарю Вас за работу в Стокгольме, но это в другой раз.
   - И не думаю обижаться. Но оно того стоит. Помнится, мы с Вами много говорили о европейских делах. Так вот, случайно я нашел бомбу, которая может действительно взорвать мир в Европе. И это не метафора. Началось это в Упсале... - и буквально в течении пяти минут Германов рассказал о своем открытии.
   Генерал долго молчал. В силу своей профессии и опыта он привык верить в невероятное и всегда предполагать худшее. Невероятным, с его точки зрения, в этой ситуации было то, что третье приложение и факт договоренности о возможности пересмотра границ удавалось столько лет сохранять в тайне, а всплыло все это на поверхность именно таким образом - на окраине Европы, вдали от ее центральных столиц, в кабинете профессора истории. За такими тайнами разведки охотятся годами, кладут лучших агентов, тратятся на подкупы и выстраивают сложнейшие комбинации. Да, его величество случай. Худшее он был склонен видеть в уж слишком своевременной смерти статс-секретаря, и сейчас думал, что Германову и Ольге в Стокгольме кроме шведской контрразведки могли угрожать намного более опасные силы тех, кто, похоже, стремился не допустить утечки информации о третьем приложении. А они все же выскочили. Если и это было везением, то наличие этого качества у Германова, похоже, зашкаливало, а в разведке этот фактор значил очень и очень много.
   Германов несколько неправильно понял молчание генерала - ему показалось, что тот не до конца понимает значение сделанного открытия.
   - Я не берусь сразу изложить все возможные варианты использования нами информации о третьем протоколе, но чувствую, что мы теперь действительно можем выстроить несколько цепочек событий - причем формально даже без нашего участия, которые могут изменить расклад сил и тенденции в европейской политике. Уверен, например, что целый ряд стран, получив формальное основание требовать пересмотра своих границ, им воспользуются и могут не ограничиться только требованиями. Прошу не считать меня кровожадным варваром, но такое развитие разрядит обстановку, устранит зреющие конфликты...
   - И породит основания для новых?
   - Да, но это будет потом. И главное: рухнет французская гегемония. Они не удержат прежнюю систему в существующих рамках. Немцы должны получить возможности развиваться, поднять свое благосостояние мирным путем. Иначе они опять встанут на тропу войны.
   - А Вы уверены, что мирным? У них столько претензий накопилось. Живут в нищете. Народ уезжает. Сколько миллионов уже переселились в НКР и Уралсиб?
   - А здесь нужна тонкая игра. Вздохнуть им дать надо, но и показать, что если в их действиях будет ощущаться угроза, то на них набросятся все и со всех сторон. Послать им такие сигналы - дело техники. Кстати, совсем неплохо, если в рамках пересмотра границ от них что-нибудь потребуют поляки, например, еще кусок Восточной Пруссии. Да и Чехия границы Моравии может захотеть округлить. Ну, и конечно, внутригерманские споры. Надо добиваться, в первую очередь, экономическим путем неравномерности развития германских земель. Поднимать Баварию как вторую Австрию, например, Эссен и Ганновер оттягивать к западу, обострять конкуренцию Пруссии и Саксонии. Они же очень разные, немцы. Не зря ведь последними в Европе объединились в прошлом веке. И ни в коем случае не допускать чрезмерного усиления и доминирования Пруссии. Пусть среди шести германских государств будет 2-3 примерно равноценные силовые центры, а не один, как в конце 19 века.
   - И Вы предлагаете нам этим заняться? Управлять и манипулировать 60-ю миллионами немцев и всей европейской политикой с нашими 12-ю миллионами населения на задворках Балтики?
   - Нет, конечно. Желающих заняться этим делом будет и без нас больше, чем достаточно. Мы только инициируем эти события, а дальше пойдет дело само.
   - Как Вы это себе представляете?
   - Во-первых, - Германов уже забыл, что не собирался в этом разговоре давать развернутую картину возможных действий, - мы подбросим информацию о третьем протоколе тем, кого это больше всего касается. Причем не напрямую, а через третьих лиц. Я думал использовать французскую прессу и научные круги. Там есть люди, которые в погоне за сенсацией проломят любые стены и вытащат из архивов подлинник протокола. Важно только не привлекать к работе с ними немцев, а то это будет выглядеть как национальная измена. А так - восстановление попранных демократических процедур. Нормальное дело. Тем более, у них идет вечная политическая грызня между партиями, и всегда можно найти желающий хорошенько умыть тех, кто у власти. И, во-вторых, - Вы только не пугайтесь - нам надо будет показать другим пример использования открывающихся возможностей. И пойти на силовую акцию.
   Генерал почувствовал, что у него кружится голова. Не от недосыпа и коньяка в шесть утра, нет. Перед ним сидел штатский профессор университета и предлагал развязать войну!
   - И кого же громить будем, батенька? - он вовсе не собирался скрывать откровенной насмешки.
   - Так шведов отсель мы будем громить, шведов. Во всяком случае, начнем с требования вернуть Аланды. Ультимативно. А не согласятся - заберем.
   Генерал молчал долго. Военные планы Балтийской федерации не исключали возможности вооруженного конфликта со Швецией, но рисовали возможное развитие событий несколько по-иному. В Генштабе не исключали, что старые соседи-соперники на Балтике могут в один прекрасный день попытаться вернуть себе свою старую колонию - Финляндию. Да и вообще, если вспомнить историю, то еще два с половиной века назад почти вся территория Балтийской федерации входила в шведские владения. Соседей, конечно, потом хорошо поучили и не раз, но тогда их била империя. Теперь реальности были совсем иные. Так что все планы на этот счет имели сугубо оборонительную направленность. А тут - захват Аландов.
   По итогам пост-версальских конференций об уточнении государственных границ Аландские острова отошли к Швеции. Аргументация Стокгольма была довольно сильной: острова населены шведами (хотя и было их там всего тысяч 20 - человека по три на каждый из 6,5 тыс островов и скал), исторически входили в состав шведского королевства. Да и оспаривать эту аргументацию толком было некому: Российская империя распалась, а Балтийская федерация даже и прав на них не заявила. Злые языки потом утверждали, что Аланды отдали шведам в обмен на жирные шведские заказы питерским машиностроительным предприятиям и финским верфям, но поскольку заказы эти реально позволили сохранить промышленность, то очевидную обиду пришлось проглотить. Да и вряд ли нашлось бы в тот момент в стране много желающих встревать в новую войну из-за островов, где кроме рыбы никогда ничего и не было. Рыбалка, правда, была отменная. Была, правда, еще почтовая станция - самая западная в прежней империи.
   Так что шведы по итогам Великой войны, не сделав в ней ни единого выстрела, оказались еще и с территориальными приобретениями. Для них острова были важны стратегически. По аналогии с Брюсселем, романтики от внешней политики называли их "пистолетом, приставленным к виску Стокгольма", и были недалеки от истины - именно Аланды стали трамплином для броска русских войск под командованием Багратиона через Балтику непосредственно на шведский берег в последнюю русско-шведскую войну. И хоть прошло с тех пор больше ста лет, но опыт этот в Стокгольме не забывали - уж слишком яркие впечатления оставили по себе набеги иррегулярной казачьей конницы в шведских прибрежных городках и селениях. Умели предки произвести впечатление, что уж там.
   Была, правда, оговорочка в договоре, что острова должны сохранять установленный еще по итогам Крымской войны демилитаризованный статус, но это были уже, скорее, британские игры. Выбив германский флот из игры, островитяне не преминули сделать все, чтобы обеспечить себе в случае нужды полный контроль над Балтикой. А Аланды, помимо, прочего еще и контролировали проход в Ботнический залив. Так-то он никому не нужен, но вот из портов на шведском берегу шел поток отменной шведской железной руды, да и готового металла тоже.
   С правовой точки зрения пересмотр прежних соглашений вполне мог вернуть острова балтийцам. Тем более, военная операция по установлению контроля над ними никакой сложности не составляла.
   В свое время Балтийская федерация унаследовала весь имперский Балтийский флот, и оказалась с ним в сложном положении. Кораблей было много, хотя их боеготовность оставляла желать много лучшего. Не зря поздней осенью 1917 года германские линкоры сумели обстрелять не только Ригу, но и Гельсингфорс, где кроме солидных береговых батарей присутствовала и дивизия новейших линкоров. Германцы в ходе этой операции больше опасались мин и торпедных атак эсминцев, чем огня двенадцатидюймовых орудий "Севастополя" и его собратьев.
   И эта история, и, главное, колоссальные расходы на основной флот бывшей империи, которые, конечно, не могла потянуть Балтийская федерация, вызвали уже в начале 20-х годов живейшую дискуссию о судьбе доставшегося наследства и дальнейших путях строительства флота. По численности и составу кораблей после капитуляции Германии бывший Балтийский флот явно не имел себе равных на Балтике. Представить себе, что геополитические интересы Балтийской федерации когда-нибудь выйдут за пределы этого региона, было трудновато, да и здесь на доминирование она явно не претендовала. Проблема была еще и в том, что найти в этот момент покупателей за границей что на действующие корабли, что на стоящие на стапелях - четыре линейных крейсера типа "Измаил" с главным калибром в 356 мм в состоянии менее 50% готовности - было практически невозможно. Более того, даже первые попытки выйти на рынок Латинской Америки, где Чили, Аргентина и Бразилия традиционно стремились поддерживать военно-морской баланс между собой на достаточно высоком уровне, показали, что конкуренции с британцами выдержать не удастся. У них лишних кораблей тоже хватало, к тому же "Севастополи" по мореходности и дальности плавания явно не годились для вод Южной Атлантики. На Новую Киевскую Русь надежды не было никакой. Ей вполне хватало остатков Черноморского флота. Сами думали, а не продать ли один из двух оставшихся линкоров.
   После долгих мучений из тяжелых кораблей продать удалось недостроенные "Измаилы" и то на металл и пару крейсеров типа "Светлана". Да и то покупатели последних - греки и Дальневосточная республика - выторговали себе льготные условия оплаты, но и их не выполняли. Сравнительно легко по третьестепенным морским державам удалось распихать десяток "Новиков" в различных модификациях - и как эсминцы, и как тральщики. Здесь неожиданную активность проявили поляки, и теперь три бывших русских эсминца ходили под бело-красным флагом. Злые языки утверждали, что причиной этого стало то, что польским флотом теперь командовал бывший капитан второго ранга из минной дивизии Колчака. По этой же вероятно причине поляки регулярно, но как-то вяло, начинали интересоваться возможностью покупки одного из двух выведенных из состава действующего флота и переведенных в резерв "Севастополей". Строго говоря, Польше он не был нужен вообще, но идея заиметь свой линкор тешила шляхетское самолюбие.
   Вспомогательные и малые суда флота в начале 20-х не просто массово распродавались, а в ряде случаев фактически раздавались бесплатно. Такая привилегия была предоставлена уже действующим судовладельцам и судоходным кампаниям, и в принципе позволила многим из них выйти из послевоенного кризиса без больших потерь. Особенно неплохо нарастили свои возможности финны, причем не только количественно, но и качественно. У финских судовладельцев до войны значительная часть судов ходила под парусом, теперь же преобладала доля паровых судов. В результате судоходные компании БФ упрочили свое положение на международном рынке морских перевозок. Судоходство успешно потребляло избыток рабочей силы, росли приморские города, ручейки налогов пополняли государственную казну.
   Военно-морская мысль Балтийской федерации собственно ничего нового предложить не могла. Сохранение центральной минно-артиллерийской позиции в горле Финского залива, прикрытие побережья в Рижском заливе преимущественно легкими силами, действия подводных лодок и легких сил в центральной части Балтики - и это было уже запредельно много с учетом людских, финансовых и материальных ресурсов страны. В строю удалось сохранить два линкора - именно для удержания минно-артиллерийской позиции, некоторое количество эсминцев, тральщиков и подводных лодок. Кроме этого в Кронштадте стояли законсервированные тяжелые корабли, а в Хельсинки, Турку и Риге - легкие. Запасные из числа местных жителей могли сравнительно быстро составить для них экипажи. Примерно наполовину были законсервированы и береговые батареи. Промышленные и судостроительные мощности Петербурга, Хельсинки и Турку вполне позволяли осуществлять ремонт кораблей и их регулярную модернизацию. Новые боевые корабли не строились, хотя некоторые проекты - до эсминца включительно - прорабатывались. Верфи работали, в основном, по гражданским заказам.
   Формально морские силы БФ по численности существенно уступали шведскому флоту, имевшему на вооружение аж 8 броненосцев береговой обороны, несколько минных крейсеров и даже один авианесущий крейсер. Однако с уверенностью предсказать, чем бы реально кончилось столкновение этих морских сил, не взялся бы никто. Калибр русских линкоров не оставлял шансов шведам в случае возможной встречи, русское минное оружие было вне конкуренции, да и возможность фактического удвоения сил флота могло резко изменить баланс сил. К тому же на большинстве старших командных позиций в морских силах БФ стояли офицеры и адмиралы с реальным боевым опытом, чего у шведов и близко не было.
   Как любой думающий военный человек генерал не раз рассматривал в уме различные варианты военных конфликтов с соседями и другими потенциальными противниками. Знал он, что в Генштабе лежали про запас несколько вариантов плана действий на случай столкновения со шведами. Наиболее оптимистический из них предусматривал и высадку десанта на Аландские острова. Предполагалось при этом, правда, и то, что часть шведского флота будет вынуждена уйти на юг, прикрывая Гетеборг и Мальме от угрозы со стороны третьей стороны. Как и принято в военном планировании такой вариант рассматривал различные аспекты проблемы, включая и возможную реакцию населения островов на высадку, и моральный дух собственных войск и их готовность бороться именно с этим противником. Достаточно удивительна была рекомендация генштабистов использовать для оккупации Аландов подразделения, сформированные в Финляндии, при чем предпочтительно в прибрежных губерниях, где значительную часть населения составляли финские шведы. Общность языка, культуры и исторической судьбы, по их мнению, должна была смягчить тяжесть возможных конфликтов с местным населением и фактически свести суть перемен лишь к смене администрации. В то же время авторы плана не видели опасности в противопоставлении "истинным шведам" их финских сородичей. Судьбы этих народов разошлись уже достаточно давно, а в исторической памяти финских шведов времена шведского владычества Финляндией особо теплых чувств не вызывали, поскольку именно тогда их новая родина служила Стокгольму неистощимым резервом ресурсов, денег, пушечного мяса для многочисленных войн в Центральной Европе. Мало кто знал, что переход Финляндии во власть русского царя был заранее обсужден с ним и одобрен именно представителями местной знати из числа финских шведов. Уже тогда они четко отделяли свои интересы от стокгольмских. Так что рекомендация была однозначной: никаких подразделений из Пскова и Новгорода, юго-балтийцы тоже нежелательны, без морской пехоты, которая формировалась на экстерриториальной основе, не обойдешься, но сразу же параллельно с ней высаживать развернутые до полного штата кадрированные батальоны из западных и юго-западных провинций Финляндии! И крайне желателен приезд уже в первые дни, если обстановка позволит, Канцлера. Он - абсолютный авторитет для всех финских шведов.
   - То есть Вы видите следующее развитие событий: во Франции становится известно о третьем протоколе, мы сразу же требуем возвращения Аландов и даем шведам короткий срок для ответа - пусть формального - на наш ультиматум, они или отказываются, или его игнорируют, и мы занимаем острова? А дальше следом за нами народ начинает резвиться по всей Европе?
   Ну, хорошо, за счет мелких конфликтов глобальный мир в Европе мы спасем, хотя это вряд ли кто оценит, но зачем нам все это надо? И Аланды в том числе?
   - А Вы думаете, что если события пойдут иным путем, немцы объединятся, начнут вооружаться, вступят на путь реванша и в конце концов сцепятся с французами - с англичанами, наверное, тоже - мы сможем остаться в стороне? Как бы ни так. Чтобы держать фронт на Западе, как это было в ту войну, им придется подгрести под себя все, что можно, на Востоке. И выгребать отсюда все: ресурсы, продовольствие, людей. Вас такой вариант не пугает? А Аланды, если уж так они флоту не нужны, в чем я лично глубоко сомневаюсь, когда все это кончится, можете шведам обратно отдать!
   Генерал задумался.
   "- Ну и утро! Ох уж эта Ольга, получит она у меня. Сама спит, а любовника своего на меня напустила, и я здесь отдуваюсь. Талантливая девушка, ничего не скажешь!"
   Ольга, впрочем, не спала. Дверь в спальню открылась, и она вошла в кабинет.
   - Все! С меня довольно! Все дискуссии прекращаются! Как младшая по званию требую соблюдения положений Устава об отдыхе военнослужащих! Сами замучились и мне спать не даете. Хотите продолжать спорить - пожалуйста, но отправляйтесь куда-нибудь в другое место. В Генштаб, к Канцлеру, в Париж, Стамбул - куда хотите. Только дайте покоя! - повернулась и ушла обратно в спальню, плотно затворив за собой дверь.
   Генерал с профессором были, мягко скажем, удивлены. Генерал поскольку с ним давно так не разговаривали его непосредственные подчиненные, профессор, в свою очередь, не мог припомнить, когда его в последний раз так лихо выставляли из собственного дома. Но спорить не хотелось, да и сил не было. К тому же было совсем не понятно, при чем здесь Стамбул.
   Допили коньяк, договорились встретиться через день за ланчем в том же ресторане и генерал откланялся, а Германов решил не усугублять и так уже имеющихся проблем объяснением супруге, почему он возвращается домой прямо к завтраку, и составил компанию Ольге. Она если и возражала, то недолго.
  
   Глава десятая
   День не задался с самого утра. Накануне после бурной исследовательско-дискуссионной ночи, закончившейся к тому же романтическим свиданием, Германов проспал часов до четырех. Приехал домой, нарвался на скандал и слезы жены, сам расстроился. Как-то плохо сочетались его любовно-шпионские игры со спокойной семейной жизнью. Но и отказываться от нее он был явно не готов. Надо было вырабатывать какую-то новую формулу в отношениях с женой, но сейчас для этого просто не было сил. В результате допоздна сидел над научной текучкой: полистал пару диссертаций, научные сборники, какой-то отзыв даже написал. Под утро, когда совсем сморило, в спальню к жене не пошел, подремал на диване в кабинете и утром отправился читать лекцию в университет в отвратном настроении.
   Общение со студентами несколько оттаяло душу. Читал практически на автомате, смотрел на молодые свежие лица и думал: какие же вы счастливые. Все у вас впереди: и достижения, и открытия, и любовные успехи. Тут опять подумал о своем и даже, что бывало с ним крайне редко, сбился с темы и поймал вдруг себя на том, что, закончив на автомате фразу, не помнит, о чем он вообще говорит.
   Но профессором Германов был опытным, а жизнь у него временами бурлила так сильно, что он вставал с утра за кафедру, вообще не понимая, о чем ему сегодня предстоит рассказывать студентам. Для таких случаев у него была выработана оригинальная метода, которую он сам называл "Вспомним Бисмарка". Великий германский канцлер оставил после себя такое количество ярких цитат и полных глубокого смысла политических высказываний, что на него всегда можно было опереться в трудную минуту и выиграть минут 15 рассуждениями о преемственности европейской политики. Тут главное было не увлекаться, а то потом не вылезешь из этих рассуждений.
   Память на цитаты не подвела Германова и сейчас, и он с успехом - как он считал - выбрался из сложного положения. Студенты дослушали его с несомненным интересом, у Германова даже сложилось впечатление, что он несколько озадачил самых внимательных из них.
   После звонка все быстро разошлись, и Германов увидел, что в заднем ряду спускавшегося амфитеатром к кафедре зала поднялась Ольга и пошла к нему. Вид у нее был тоже несколько озадаченный.
   - Добрый день! Ты как, нормально? А то я никак не пойму, какое отношение имеют слова Бисмарка о выгоде взаимоотношений с Россией к внешнеполитическим аспектам гражданской войны в САСШ? Ты вообще сначала так увлекся различными аспектами проблемы рабства в Южных Штатах, с упором именно на трудную долю молодых и красивых рабынь на примере романа Бичер Стоу... А потом вдруг Бисмарк. Парни явно были разочарованы. Они других примеров ждали. А пара девчонок в начале так вообще не знали, куда себя девать. А я смотрю у тебя тут живенько бывает на лекциях. Надо почаще заходить.
   И ведь главное не поймешь, всерьез она или шутит. И переспрашивать неудобно. Ладно, сделаем вид, что такие мелкие уколы нас не трогают.
   - Рад тебя видеть. Если ты насчет ланча, то рановато - у меня еще одна лекция. Мы ведь договаривались на два?
   - Да ни о чем вы там не договаривались, когда я вас выгнала. Жаль, что не настояла. До сих пор в себя прийти не могу. Разбитая вся. И как ты еще лекции читаешь после всего этого? Какие-то аболиционисты, Бисмарк... У меня ум за разум заходит, а он тут перед своими девицами красуется. Ну, ничего, сейчас и тебя проймет.
   Ольга внимательно осмотрела Германова, что-то прикинула про себя и продолжила.
   - Значит так, ланч отменяется. Следующая лекция у тебя тоже уже отменена - вашему ректору позвонили и все объяснили. Мы с тобой сейчас едем в гидропорт, ты садишься там на гидроплан и летишь в волшебный край тысячи озер. В самолете переоденешься. Я там прихватила тебе комплект офицерской формы егерей, по размеру должно подойти. Ну, а дальше... Охота, рыбалка, сауна, разговоры умные с умными людьми. Тебе понравится. Должно понравиться.
   - Какая еще рыбалка? Какой гидроплан? Вы что, обалдели? Я после Стокгольма еще в себя не пришел, дома черте что, а ты меня на какие-то озера отправляешь.
   - Ты поосторожнее. Особенно там, на месте. Повторяю для непонятливых: волшебный край тысячи озер, дача горного советника Вуористо. Там сейчас отдыхает Главный. Вчера вечером, слегка придя в себя, туда вылетел Орлов. Час назад позвонил, сказал, чтобы я срочно паковала и отправляла тебя. Авиаторы уже предупреждены. У них как раз есть потребность туда что-то забросить из припасов, так что все довольны. По поводу экипировки. В своей тройке ты там будешь выглядеть странновато, да и неудобно в штиблетах по тамошним порогам скакать. Лучше бы, конечно, охотничий костюм, но ты, как я знаю, этим делом не увлекаешься, так что сойдет и форма. А что там ему рассказывать ты и сам лучше меня знаешь. Только с выпивкой поосторожнее, а то знаешь с этими финнами водку пить... Тем более в сауне.
   - В сауне, чтобы ты знала, вообще не пьют. После - случается. А кто там финны-то?
   - Вообще-то там еще начальник Генштаба, но он русский и министр иностранных дел. Тот тоже из финских шведов. А финны - ну егеря, рыбаки какие-нибудь, может быть. Это я так, на всякий случай. Вы, мужики, по любому после бани напьетесь. И национальность роли не играет. Так вот, осторожней, а то как бы от твоих новостей вы все сразу обратно в Питер не полетели. А эти гидро так болтает...
   - Слушай, не морочь мне голову чепухой какой-то. Тут действительно думать надо... - Германов вдруг поймал себя на том, что он так живо представил себе рюмку холодной водки после бани на деревянном крестьянском столе под хорошую рыбную закуску, что новость о предстоящей встрече с руководителями государства как-то даже отошла на второй план.
   "- Умеет же, зараза, умеет - с оттенком гордости подумал он об Ольге, - что-то уж больно много стало всех этих возлияний. так живо отвлекла меня этими разговорами о выпивке от главного, что меня как-то даже особо не волнует предстоящая первая в жизни встреча с Канцлером. Господи, во что я влип!"
   Но заговорил он совсем о другом.
   - Все это замечательно, мне похоже, пора у вас командировочные и прогонные начинать истребовать, но ты мне лучше скажи, как мне объяснять все это семье?
   - А ничего тебе объяснять не надо. Я провожу тебя, посажу на гидро, а потом заеду к твоей жене и объясню, что тебя срочно вызвали на переговоры по линии МИД как эксперта. Чтобы ты знал, я еще недели две назад с ней познакомилась случайно в Пассаже здесь у вас на Васильевском. Она меня знает как сотрудницу европейского департамента с Певческого моста и мы с ней регулярно пьем кофе с пирожными в кофейне "Фацер" у вас на углу. Так что можешь лететь спокойно.
   Ольга обаятельно улыбнулась теперь уже окончательно лишившемуся дара речи Германову и прошла мимо него к выходу из лекционного зала. Вероятно, чтобы усугубить произведенное впечатление она при этом сделал несколько изящных движений ... станом, а затем обернулась, посмотрела на ошарашенного профессора, смешливо фыркнула и призывно махнула рукой:
   - Ну, что же ты поехали. Все тут, понимаешь за него делаешь, а он даже с места сдвинуться не может.
   Дальнейшие события развивались стремительно. У входа в университет их ждал таксомотор с подозрительно молчаливым и строевым водителем. Они сели в машину и к удивлению Германова она быстро двинулась в сторону Петроградской стороны.
   - Мы на Крестовский, - Ольга предвосхитила его вопрос, - гидросамолет летит из Ораниенбаума, или уже даже сел. Там у нас есть своя пристань, и катерок должен нас там уже ждать.
   Так оно все и оказалось. Уже через полчаса Германов, обняв на прощание Ольгу, грузился в небольшой, но какой-то очень ладный и надежный катерок. Команда - рулевой и моторист - доброжелательно поприветствовала его вполне гражданским образом, хотя четкость действий, подтянутый вид и подчеркнутая немногословность явно свидетельствовали о ее негражданской принадлежности. Кроме Германова груз, который быстро и аккуратно поместили в фюзеляж поставленного на поплавки "Фоккера", составляли какие-то завлекательно брякающие стеклом несмотря на обильно проложенную солому корзины и коробки без внешней маркировки, но вполне подходящего габарита. Ну и переданный Ольгой егерский рюкзак со снаряжением.
   "- Неужели они там действительно уже все выпили?" - даже с некоторым содроганием подумал про себя Германов. Он и сам в этом плане был, как говорится, не дурак, но в последнее время что-то уж больно много стало всех этих возлияний.
   Летчик лишь молча кивнул Германову - любопытством тут народ явно не страдал, а бортмеханик устроил его в пассажирской части кабины, снабдил парой пледов. Лету, по его словам, им было около двух часов. Переодеваться в самолете Германов, естественно, не стал, справедливо рассудив, что на какую-то базу его все же первоначально привезут, а городской вид только подтвердит, что он сорвался в эту неожиданную поездку так быстро, что не успел толком ни собраться, ни переодеться. Да и некомфортно это как-то было.
   К счастью залив был довольно спокоен, что для конца октября было просто удивительно. После небольшого разбега самолет оторвался поплавками от воды, повернул на северо-запад и оставив с левой стороны Кронштадт вскоре пересек береговую черту. Минут через сорок опять же слева показался Выборг и свинцовая синева залива, а еще через полчаса зеленый цвет лесов внизу под крыльями самолета сменился преимущественно на серо-синий озер.
   "- Сайменская озерная система," - отметил про себя Германов. Сам он рыбалкой или охотой не увлекался, и был преимущественно городским жителем. Но друзей рыбаков и охотников имел немало и рассказы их любил иногда послушать. Посмотрел еще раз вниз, представил себя в небольшой открытой лодке посередине всего этого великолепия при всего лишь паре градусов выше нуля и понял, что это удовольствие точно не для него.
   Место назначения ему не называли, но судя по направлению и расстоянию они летели куда-то в район Савонлинны.
   "- Вряд ли удастся попасть в город и посмотреть замок, где проводится музыкальный фестиваль, - подумал Германов. - Сейчас сядем на каком-нибудь отдаленном озере и подрулим прямо к пристани. А усадьба наверняка в двух шагах."
   Так оно примерно и произошло. Звук моторов в крыльевых гондолах изменился, самолет сделал круг над большим вытянутым озером, пошел вниз, коснулся воды, пробежал по ее поверхности, погасил скорость и пришвартовался к небольшой пристани. Неподалеку, правда была видна еще одна - около нее покачивались на поднятой гидросамолетом волне несколько весельных лодок и небольшой моторный катер. Моторы стихли, бортмеханик открыл боковую дверцу, и тишина как будто ворвалась в кабину самолета.
   Два финна в егерской форме без знаков различия быстро разгрузили самолет и на неплохом русском пригласили Германова пройти по неширокой ровной дорожке в глубь леса. Сами они занялись багажом и обсуждением с летчиком каких-то технических вопросов. Германов захватил рюкзак, мысленно усмехаясь. Ну и видок: костюм, городские ботинки и пальто, шляпа - и рюкзак на плече. Ну, да ладно. Будем считать себя на военной службе. А там и не такое бывает. Дорожка петляла между огромными елями и была обильно засыпано хвоей, так что он вполне благополучно прошел пару сотен метров и оказался перед невысоким - всего в два этажа - но очень раскидистым бревенчатым строением с огромным, почти во весь фасад, крытым крыльцом. Поднялся на него и встретился с вышедшим из дома Орловым.
   - Добрый день! С благополучным прибытием. Вы уж извините, что так неожиданно пришлось Вас вырвать в эту глушь.
   - Здравствуйте! Да я все понимаю, не извольте беспокоиться. Тем более, в прошлый раз я Вас неплохо потревожил... Не будем считаться.
   - А почему в цивильном? Ольга ведь должна была снабдить Вас необходимой экипировкой? Здесь, знаете, прохладно. Да и сыро.
   - Не волнуйтесь, все здесь, - Германов показал рюкзак, - во всяком случае, Ольга так обещала. А подчиненные у вас лихие. Погрузила меня и отправила как срочную бандероль. Хорошо еще с середины лекции не сорвала.
   - И это она тоже может. Поднимайтесь на второй этаж. Вторая дверь по правую руку - Ваша комната. Следующая моя, так что мы соседи. Переодевайтесь и спускайтесь сюда. Посидим поговорим, пока высокое начальство не появилось.
   - А где они?
   - На лосей охотятся. Стоят на номерах. Загонная охота. Вроде один лось уже есть. Так что после сауны попробуем свежую лосиную печенку в жареном виде. Думаю, будут там, пока совсем не стемнеет. У них еще две позиции в запасе. Так что время у нас есть.
   Германов с удовольствием последовал этому совету. Да и интересно было посмотреть, как нынче отдыхают власть имущие. Конечно, на прежние императорские дворцы все это совсем не походило.
   Первый этаж дачи - если это сооружение можно было так назвать - был оформлен как клуб охотников и рыболовов. В углу огромный открытый камин, посередине комнаты массивный длинный стол и вокруг стулья ему под стать, а стены украшали охотничьи трофеи - лосиные и кабаньи головы и выполненные на прибитых к толстенным бревнам светлых досках карандашные рисунки в натуральную величину наиболее крупных лососей, выловленных в местных водах. Рядом с каждым трофеем дата, вес и размеры добычи и фамилии "автора подвига" и двух свидетелей.
   "- Интересно, что будет, когда у них стены кончатся?" - зависти к подобным достижениям Германов не испытывал, а вот скепсис присутствовал. Впрочем, каждый сходит с ума по-своему. Тем более, что здешние обитатели явно привыкли сочетать приятное с полезным. В глубине зала у стены были видны открытые книжные полки. Судя по корешкам художественной литературы среди стоящих на них книг было немного. Явно преобладали сборники законов, всевозможные справочники. На верхней полке Германов с удивлением заметил подборку научных сборников своего университета. Ясно, что на все вопросы эта мини-библиотека ответы дать не могла, но для начала уже неплохо.
   Широкая удобная лестница с массивными перилами вела на второй этаж. Справа, судя по всему были апартаменты попроще - на эту сторону выходило целых семь дверей. Слева их было всего три, причем один из номеров, похоже, занимал половину длины коридора. В дальнем торце присутствовали три двери явно в помещения с удобствами. А на стенах - свидетельства новых достижений гостей.
   "-Ого, - отметил про себя Германов, прочитав несколько надписей, - интересные компании здесь собираются. Хозяин, Вуористо, в основном известен как лесопромышленник, держит почти половину экспорта древесины, хотя в последнее время занялся изготовлением целлюлозы и бумаги, да и сеть мебельных магазинов открыл. Явно не чужой мебелью торгует. Но при чем туту ребята из Рура и с Урала или судовладелец с Волги... И это только те, кто отметился своими успехами."
   Комната была выше всяких похвал. Из удобств, правда, только умывальник, но мы все же в лесу, господа. А вот наличие умывальных и бритвенных принадлежностей Германова порадовало - он как-то не привык брать с собой несессер на лекции.
   Егерская форма вполне подошла. Утепленные штаны, рубашку и свитер со вставками на локтях и плечах Германов одел сразу, а куртку пока взял на руку. Помня о финских традициях, тяжелые ботинки обувать пока не стал, впрочем, в теплых носках грубой вязки по деревянному полу ходить было вполне комфортно.
   Так что минут через 15 он присоединился к Орлову, который сидел за столом в зале на первом этаже и просматривал какие-то бумаги.
   - Думаю, что после возвращения они пойдут в сауну. Намерзнутся они к этому моменту изрядно. Часов восемь на номерах стоять - не шутка. Мне как-то пришлось, так поверьте, в середине дня присели перекусить, выпиваю рюмку водки - не забирает вообще, как вода пролетела. Только на третьей что-то почувствовал. Тогда, правда, похолоднее было, уже в конце ноября. - Орлов вздохнул. Воспоминание явно было не из легких. Что-то у него на той охоте не заладилось. - Так вот, вряд ли нас в баню позовут. У них все же своя компания. - Он усмехнулся. - Вы как, кстати, не любитель?
   - Абсолютно равнодушен. Привычки нет. Пробовал пару раз, но не забрало. А уж серьезные разговоры предпочитаю вести в комфортной обстановке и не голым.
   - Да, это на любителя. Но тут все такие. С детства привыкли. Кстати, вот именно этой разницей в культурном восприятии местные успешно пользуются. Знали бы Вы, сколько в здешней бане было заключено миллионных сделок. То есть, конечно, договоры там никто не подписывал, но слово этой публики - он кивнул на стены украшенные трофеями - любой подписи стоят. Но это даже и лучше. Будем играть на привычной площадке - и он постучал по столу. - На ужин-то нас уже всяко пригласят. Я вчера прилетел сюда уже к ночи, в темноте. Посидели немного у камина и я им коротко рассказал о результатах Ваших исследований. Хотят все услышать из первых уст теперь.
   - Может бумаги надо было захватить?
   - Зачем? Если бы текст секретного приложения у нас был - другое дело. А второстепенные документы не нужны, они Вам вполне поверят на слово. Главное - другое. Что делать дальше и как действовать, Вы об этом думали?
   И генерал с профессором начали обсуждать различные варианты, большинство из которых вели к конфликтам, войнам, крови. Убитые много лет назад кабаны и лоси смотрели на них равнодушными стеклянными глазами. В этом доме им пришлось видеть и не такое, и они уже ничему не удивлялись.
   Генерал рассчитал все правильно. За окнами было уже совсем темно, когда он постучал в комнату к Германову и пригласил спуститься к ужину. Профессор в принципе был не очень голоден - он с большим аппетитом перекусил несколькими солидными бутербродами в охотничьем стиле, которые таинственным образом появились в его комнате вместе с подносом с напитками пока они с генералом беседовали на первом этаже. Перекус был вполне уместен, тем более он хорошо понимал, что за ужином есть ему возможно и не придется - некогда будет.
   В креслах у камина уже сидели начальник Генерального штаба и министр иностранных дел. Орлов представил им Германова и все четверо на несколько минут молча замерли, глядя в огонь, как бы подзаряжаясь от него перед предстоящим разговором. Канцлер появился снаружи - вероятно он был размещен в каком-то другом помещении. Теперь уже начальник Генерального штаба представил ему Германова, и все заняли места за столом. Официальной рассадки не было, но, похоже, каждый хорошо знал свое место. Канцлер сидел во главе, оба гостя - напротив министра и начальника Генштаба - по левую руку от него.
   Начали с обильных - финских и русских - закусок, про водку тоже не забывали. После первого тоста за удачную охоту Канцлер попросил Германова рассказать подробно и не спеша все, что ему удалось узнать о третьем протоколе.
   Закончил он свой рассказ как раз к тому моменту, когда участники трапезы покончили с закусками и им подали знаменитую лосиную печенку.
   Поскольку больше никто вопросов не задавал, Германов с удовольствием попробовал это новое для него блюдо. Было вкусно. Отличное свежее мясо без присущего печени вкуса. Явно очень сытное. Под горячее тоже выпили. Германов обратил внимание, что Канцлер явно хотел дать своим сотрапезникам спокойно отведать это блюдо.
   Когда обеденная посуда была убрана со стола, и все были готовы приступить к кофе, он возобновил разговор.
   - Можем ли мы считать, что наличие третьего протокола является установленным фактом? - было не очень понятно, задает ли он этот вопрос себе или сотрапезникам, но они сочли необходимым прореагировать.
   - У нас нет в это сомнений - начальник Генштаба был по-военному краток. К тому же все это дело как бы проходило в рамках операции его ведомства, и он явно считал его крупным успехом.
   - Я бы в другой ситуации возможно еще сомневался и продолжил поиски свидетельств, а лучше - самого текста, - министр иностранных дел не зря занимал свою должность и умел пользоваться оговорками, - но недавно у меня был очень любопытный разговор с киевским коллегой. Как-то хорошо посидели и он рассказал о своих переговорах с французами в прошлом году, когда они урегулировали конфликт с Варшавой. Французы изо всех сил давили на киевлян, а те упирались, хотели подвинуть границу с Польшей. Назревал тупик, и как последний аргумент француз сослался на возможность решить вопрос о границе отдельно, позднее, в случае, если тема границ в Европе будет стоять более широко. К словам французов, как Вы понимаете, сейчас все прислушиваются очень внимательно. Киевский коллега тогда не понял, к чему это может быть привязано, но в его полномочия не входило обязательное требование приращения территории. Ему запомнилась эта история именно своей неясностью, все же мы, дипломаты, любим понимать, о чем идет разговор, даже в форме намеков. Так что мы с коллегой констатировали тогда, что в принципе французы такой возможности не исключают, но я не очень понимаю, кто и как сегодня может принудить их к подобному, даже имея текст приложения на руках.
   - Никто и никак, Вы правы, - Канцлер умел ставить точки над "и". - Если мыслить категориями стран и политических деятелей. Но есть такая вещь, которая называется "обстоятельства". Стечение обстоятельств часто заставляет людей совершать поступки, которые их самих потом удивляют. Давайте вернемся к нашим прежним разговорам. Не хочу претендовать на роль вершителя европейской политики, но французам руки укоротить надо. И сейчас нам надо понять, может ли Ваш протокол, - он кивнул в сторону Германова, - оказаться для этого подходящим инструментом, и если да, то кто и как может его использовать.
   - Лучше, чтобы это были все и никто конкретно, - преимущество Германова состояло в том, что он мысленно уже обсосал эту тему буквально со всех сторон.
   - Это как? - похоже он сумел поставить Канцлера в тупик, а это мало кому удавалось.
   - Понимаете, если эту информацию предаст гласности кто-то один, то немедленно начнется спор о ее подлинности. И он подменит собой суть вопроса. Надо чтобы она возникла одновременно в полудюжине столиц и не как сенсация, а как само собой очевидный факт. Кстати, заинтересованных стран для этого достаточно, причем в ряде случаев выстроятся целые цепочки претензий. Например, у поляков есть вопросы к пруссакам и чехам, а к ним, в свою очередь, есть претензии у НКР и Литвы. Италия и Югославия, Румыния и Венгрия, баварцы и австрийцы - у многих найдется, о чем поговорить. А уж про западных немцев и французов я вообще не говорю. И вот представьте себе, что все эти претензии озвучиваются одновременно законным образом. Урегулировать их мирным путем невозможно. Не везде, но кое-где может полыхнуть. И это будет крах версальского мира.
   - Это у Вас, профессор, какой-то большевистский подход: разрушим старый мир. А дальше что?
   - То, что неоднократно уже было. Новая европейская конференция и передел влияния в Европе на максимально равноправной основе. Как эту систему назвать - вопрос вкуса. Я бы даже оставил этот вопрос для европейцев. Надо зафиксировать определенные принципы, правила поведения и даже санкции к нарушителям. Юристам-международникам только намекни, они Вам такую договорную основу нарисуют.
   - Вы во все это верите?
   - Я верю в то, что рано или поздно нечто подобное будет. К этому нас подводит вся история международных отношений. Извините, но по мере развития человеческого общества государства становятся все более ограничены в своем возможном поведении вовне. Иначе и быть не может. Вопрос в другом, созрела ли для этого Европа и хватит ли у ее государственных руководителей мудрости для того, чтобы сделать сегодня, в 1936 году настолько существенный шаг в этом направлении.
   - А если не хватит?
   - Тогда опять война. Не знаю, когда, кого с кем, кто победит, но после нее все равно придем к тому же.
   И еще долго в тот вечер, уже сидя у камина, они вели разговор о судьбах Европы, и только в самом конце Германов вспомнил про Аланды и предложил Канцлеру, если дело пойдет подходящим образом, вернуть острова.
   Канцлер в ответ поморщился:
   - Не можете вы, русские, допустить, чтобы хозяину вернулось то, что хотя бы один раз в вашей бывшей империи побывало! - выпито под разговор было уже изрядно, и он не стеснялся в выражениях. - Зачем нам эти Аланды и ссора со Швецией. Я этих шведов, может быть, люблю еще меньше вас, хотя предки пару столетий там и прожили. Не надо бы нам влезать в распри с соседями в этой ситуации.
   Но тут вмешался начальник Генштаба.
   - Хотел бы только заметить, что если дело ограничится в основном мобилизационными мероприятиями и десантной операцией, то вреда от этого не будет. Парням иногда встряска нужна, Ваше Высокопревосходительство, без этого что за армия. Всерьез в то, что сегодняшние шведы будут с нами воевать, я не верю. А если закроем проход в Ботнический залив от любых случайностей, то тоже неплохо. Начнется заварушка на Балтике, а у нас свой канал через Швецию во внешний мир.
   - Какой канал, генерал? Через какую Швецию? У которой мы к этому моменту Аланды отнимем? Вот они будут счастливы с нами сотрудничать, особенно, если как Вы говорите, "заварушка на Балтике" начнется. Врага приобретем. Ставить вопрос об Аландах имеет смысл только для того, чтобы подогреть "европейский скандал", который тут нам профессор организовать предлагает, - Канцлер хитро усмехнулся, - вот какие профессора у нас. Любых генералов переплюнут.
   Германов почувствовал себя уязвленным. Дело было даже не в том, что о нем говорили в третьем лице. Эти генералы - а сам Канцлер-то кто? - как будто не понимали сути его задумки и выпячивали инструмент, оставляя на заднем плане главное - формирование такой системы в Европе, которая могла бы остановить фатальное, с его точки зрения, развития.
   Судя по всему, Канцлер почувствовал его настроение.
   - Не обижайтесь, профессор. То, что Вы предлагаете, может быть излишне идеалистично, но по сути глубоко правильно. Я пока даже не знаю, как подступиться к предлагаемому Вами решению. Но просто уповать на волю Божию, как это часто делаете вы, православные, не собираюсь. У нас, лютеран, подход обычно несколько другой. Поставил перед собой цель - трудись. Я пока такой цели ставить перед собой не буду, но трудиться обещаю. Посмотрим. Спасибо вам за сегодняшний вечер, господа.
   Он встал, коротко кивнул немедленно вскочившим сотрапезникам и покинул их. У дверей его встретил появившийся казалось бы из воздуха егерь охраны, накинул на плечи бекешу и они как бы растворились в темноте, хотя на самом деле Германов сейчас понимал, что вход в хозяйские апартаменты, где квартировал Канцлер, находился за углом здания.
   Оставшиеся сотрапезники сели и не сговариваясь одновременно взяли в руки бокалы с коньяком. Переглянулись и молча выпили. Общего тоста не было. Очевидного результата этого разговора тоже. Выводы для себя каждый мог делать сам. Вскоре и разошлись.
   На следующее утро встретились снова вчетвером за завтраком около 9-ти. Канцлер завтракал у себя отдельно раньше и сейчас, вроде, работал с какими-то документами. А может быть просто писал дневник. Говорили, что он вел его постоянно и прилежно. Около 10-ти он появился уже в охотничьем снаряжении, поздоровался со всеми и отправился с министром и начальников Генштаба на поиски очередного лося. Погода хмурилась и они хотели отстоять хотя бы два номера, тем более, что во второй половине дня ожидались очередные гости - на этот раз финские лесопромышленники. Ко вчерашнему разговору уже не возвращались, но с Германовым и генералом попрощался тепло. Те, в свою очередь, пожелали ему удачной охоты. Германов обратил внимание на оружие охотников: Канцлеру егерь принес немецкий "маузер", на плече у начальника Генерального штаба висела трехлинейная "драгунка", а министр щеголял штуцером, с которым и в Африку на слонов можно отправляться. Только вот и "маузер" и трехлинейка явно были штучным оружием и подверглись особой отделке и очень мало походили на те рядовые образцы, на которые он в свое время насмотрелся на фронте.
   Проводив охотников, генерал и Германов собрали вещи и спустились к пристани, где вскоре приземлился гидросамолет. Как рассказал Орлов, на соседнем озере был оборудован целый гидродром со слипами, ангарами на берегу, помещениями для персонала. Зимой "Фоккеры" переставляли на лыжи, так что быстрого сообщения с усадьбой не было только в начале зимы, пока не вставал прочный лед, и весной в период ледохода. Туда же подходила и хорошая шоссейная дорога от Миккели, по которой доставлялось топливо, снабжение, персонал. Устроено было удобно: авиатранспорт и рядом, и не нарушает первозданную чистоту и тишину природы.
   Полетели в егерской форме. Генерал любезно подарил комплект Германову, а тот решил не переодеваться до самого дома. Неизвестно, что там Ольга рассказала жене и насколько та ей поверила, но если он сейчас заявится домой в таком виде, то это окончательно запутает дело и даст ему возможность ссылаться на абсолютную секретность событий, в которых принимал участие. Расчет был на то, что жена хорошо знала его привычки и не могла даже представить себе, что он ради банальной интрижки с очередной студенткой будет переодеваться в полевую форму егерей и в таком виде ездить по городу. И уж совсем сбивал с толку пакет с добрым шматом лосятины, бутылкой "Коскенкорвы" и лукошком брусники, который в последнюю минуту вручил ему один из егерей-финнов со словами: "Это Вам сувенир из наших лесов. На здоровье!" Германов заранее представлял, как отдаст его жене - кстати, крайне хозяйственной даме - молча и откажется отвечать под предлогом секретности на все последующие вопросы.
   Что касается дальнейшего участия в операциях разведки, то Германов решил, что будет воздерживаться от каких-либо инициатив. Все, что мог, он им уже предложил. Попросят о чем-то еще - посмотрим. Научную статью о третьем протоколе он, конечно, напишет, но вот только пока положит ее в нижний ящик стола.
   Генерал же всю дорогу молчал или ограничивался короткими репликами в отношении окружающего.
   Гидроплан сел там же, у Крестовского. На пристани их встречала Ольга. Ее вопросительный взгляд оба оставили без внимания, генерал только молча отдал ей свой сверток с лосятиной и прочим.
   И уже прощаясь с Германовым у машины он вернулся к главному.
   - Я не знаю, чем все это кончится и вообще, будет ли какое-то развитие. Этого сейчас и Сам не знает. Нам даже близко не известны факторы, которые он вынужден принимать в расчет. Но я верю, что процесс уже запущен и что-то произойдет. Может быть это сделаем не мы, а другие, кто знает. Однако камушек уже покатился с горы, и его столкнули Вы. Я искренне надеюсь, что нам предстоит еще много встреч, и все свои долги перед Вами помню и исполню. И будьте осторожны. Честь имею.
   Он поприветствовал удивленного Германова кивком головы, сел вместе с так и не проронившей ни слова Ольгой в машину и уехал.
   "- Ну и история, - подумал про себя Германов, - расскажешь кому - ни в жизнь не поверят. Ладно, надо ехать домой, что-то я детей давно не видел".
   Тот же молчаливый подтянутый водитель закрыл за ним дверь таксомотора и, не спрашивая адреса, отвез его домой.
   Объясняться с женой было не просто, но постепенно все наладилось. Как и все мужчины Германов напрасно полагался на то, что непонятное - неизвестно откуда взявшаяся военная форма и лосятина - поставит жену в тупик и тем самым выведет его из под удара. Вопиющая наивность. В результате на него обрушился лишь дополнительный шквал вопросов и самых нелепых предположений, на которые надо было как-то отвечать. Игра, старая, как мир. Только попробуй что-то объяснить, и женщина потянет за это объяснение как за кончик нитки из клубка, а как там перекрестились витки судьбы - кто знает. Но и по старой, как мир, схеме все эти вопросы когда-нибудь кончаются, а жизнь идет дальше.
   Результаты всей этой истории для жизни Германова были несколько неожиданными. Ему удалось легализовать дома (!) блок на Фонтанке как прибежище для сугубо научных занятий, своего рода лабораторию, которая должна быть у каждого крупного ученого. Для этого, правда, пришлось срочно, чтобы успеть до посещения блока женой с целью осуществления там хозяйского пригляда, заменить широченную двуспальную кровать в спальне на узенькую, почти армейскую койку и удвоить ежемесячное добровольное пособие Лиисе в надежде на то, что финская прижимистость возьмет верх над проклятой женской солидарностью. В немалой степени признанию домашними того обстоятельства, что Германов действительно шагнул на очередную ступеньку в своей научной карьере, способствовал полученный к Рождеству - не все имперские традиции были так уж плохи, не все - совершенно неожиданно для окружающих и университетского начальства орден Владимира третьей степени. Четвертую с мечами он получил в 15 году за бои в Мазурских лесах. Орлов, похоже, свои долги привык отдавать.
   Награда была почетной и приятной. Система государственных наград в Балтийской федерации была достаточно сложной. При ее формировании, как и во многих других случаях, когда речь шла о вечах скорее статусных, чем практических, неофициально был применен принцип равного вклада от трех основных частей государства. В результате система включала в себя ордена Белой розы и Льва (от финнов), Святого Георгия и Владимира (русские, но в отличие от имперских, которые в неизменном виде восстановили у себя киевляне, ленты этих орденов вместо красного и желтого цветов имели синий - как бы морская ориентация), Признания и Терра Мариана ( восстановленные исторические ордена южных провинций). Большинство орденов имели 3-4 степени и орденские медали. Теоретически вид награды определялся по месту жительства награжденного или месту его заслуг, но на практике все было намного сложнее. Национальные предпочтения все же никто не отменял, и, награждая того или иного питерского деятеля, Канцлер, как правило, учитывал его происхождение. Исключение составлял, пожалуй, только орден Терра Мариана. Прибалты называли его "крестом земли Марии", а русские - "крестом Богородицы" и очень уважали и ценили. Ну, и Св. Георгий, конечно, у военных был вне конкуренции.
   Коллеги и друзья поздравляли и завидовали, как водится. Как передали Германову, ректор в этой связи обмолвился, что видит в нем основного кандидата на первую вакантную кафедру на факультете. Так что Рождество было праздничным.
  
   Глава одиннадцатая
   Зима шла своим чередом. Сессия, студенческие каникулы, затем опять лекции, семинары, научные статьи и прочее. И вот в один мартовский еще холодный, но уже солнечный день Германов, выйдя на кафедру в начале лекции, вдруг увидел в первом ряду Ольгу. Она явно косила под студентку, на нос нацепила круглые очки с простыми стеклами и даже положила перед собой какую-то дурацкую тетрадь, как бы говоря: "Приступайте, профессор, я готова конспектировать".
   "- Интересно, что будет на этот раз? - подумал про себя Германов, - каждый раз ее появление в аудитории было началом какого-нибудь приключения".
   И он приступил к лекции. Блеснуть на этот раз особенно не удалось. Все же не только его взгляд, но, главное, мысли постоянно обращались в сторону гостьи. На этот раз Ольга, вероятно, никуда не спешила. После лекции она довольно долго стояла у дверей, наблюдая с улыбкой за стайкой студентов, обступивших Германова. Наконец он освободился и подошел к ней. Вблизи он заметил, что за 4 месяца, пока они не виделись, Ольга заметно изменилась. Она не просто похудела, а как-то даже осунулась, но одновременно загорела, что в начале марта в Питере смотрелось уже совсем удивительно. Да и наряд... Что это на ней? Юбка-брюки? В Европе такое сейчас модно, но вот только мода эта родилась за Пиренеями... И глаза. Что-то в них появилось новое, скорее горькое, чем радостное. Как человеку воевавшему Германову такое было знакомо. А двигается несколько с трудом.
   - Рад тебя видеть. Ты куда-то уезжала? Я даже не знал где тебя искать, а генерала твоего беспокоить не решился.
   - Извини, все очень неожиданно получилась. Командировка срочная образовалась. На юг, можно сказать. Связываться с тобой через наших не хотелось, а с почтой там совсем худо. Да еще и приболела слегка.
   - Приболела? Это не свинцовую ли болезнь Вы, барышня, подхватили за Пиренеями?
   - А что, так сразу видно? Вообще такие штаны a la Republika сейчас весь Париж носит. Я, правда, сама не видела на обратном пути, но ребята рассказывали.
   - Послушай, а неужели иначе нельзя? Вот просто некому больше отстаивать в Испании идеалы демократии, как тебе. Ранена-то серьезно?
   - Нет, осколком слегка бок зацепило во время бомбежки Мадрида. Рана зарубцевалась, но болит по-прежнему. Так что я сразу тебя предупреждаю: я не в форме. - Ольга как-то даже вымученно улыбнулась.
   Германов смотрел на нее и понимал, что он безумно рад видеть Ольгу, и замирал от осознания той мысли, что она только недавно была под бомбами, была ранена, и вообще могла не вернуться из раздираемой гражданской войной Испании.
   О событиях в этой стране много писали в газетах. Очередной мятеж генералов против правительства Народного фронта летом прошлого года подавить не удалось, и в Испании развернулась настоящая гражданская война. Существенную роль в событиях играли Франция, поддерживавшая республику по политическим мотивам, но как-то вяло, и Италия, активно вставшая на сторону франкистов. Довольно неожиданным оказалось недавнее выступление англичан. Вероятно, опасаясь чрезмерного усиления Франции, они начали накачивать мятежников своим устаревшим оружием и припасами. Общая конфигурация получалась странной. По ряду признаков Германов понимал, что и Балтийская федерация, и Новая Киевская Русь были склонные взять сторону республиканцев. Он считал это правильным, полагая, что поддержка и влияние "нормальных" европейских стран не позволит крайним левым захватить власть в республиканском руководстве, а режим Франко претил его демократическим убеждениям по определению.
   - Знаешь что, в форме ты или нет - это не важно. Поехали на Фонтанку. Посидим, поговорим по-человечески. Закажем еду в ресторане напротив или сходим туда, если будет настроение.
   И они поехали. На Фонтанке Германов устроил Ольгу на диване в кабинете. Легла она явно с облегчением - сил видно еще было мало. Да и рана болела. Сначала она, правда, заглянула в спальню и захихикала, увидев вместо роскошного двуспального ложа узкую кушетку.
   Лииса обрадовалась Ольге. Обеспечила их самоваром и сервировала богатый набор закусок из ресторана напротив. Ели, пили чай, а потом просто говорили долго, до позднего вечера. Ольга сначала была сдержанна, потом разговорилась. Но, в основном, делилась дорожными наблюдениями. Из ее коротких фраз-намеков Германов понял, что она участвовала, строго говоря, в совместной рекогносцировке спецслужб БФ и НКР. Ехали они в Испанию под видом журналистов. Никто особой опасности в такой поездке в начале и не видел, и кто же знал, что из пяти ее участников домой вернутся трое.
   - Надеюсь, что и наши, и киевляне им помогут, - как заклинание повторяла Ольга. - Там просто ужас. Итальянцы нагнали своих солдат, авиацию, а на стороне Республики царит полный бардак. Но если их опрокинут, то там будет уже не просвещенная монархия, а откровенное средневековье.
   - Не очень понимаю, что мы можем сделать, - Германов размышлял вслух. - У киевлян есть хотя бы военное производство и им есть, что туда послать: танки там, артиллерию. А мы? Крейсер им что ли построить? Долго, да и вряд ли нужен.
   - У нас же огромные склады оружия с той войны остались. Сколько это может храниться? А там даже винтовок простых не хватает для ополчения. И торговый флот у нас будь здоров. Англичане отследить все не сумеют. Если бы еще сибиряков к этому делу подтянуть... Но их надо чем-то заинтересовать. Купцы...
   - Ты вот что, посоветуй своим обратить внимание сибиряков на испанские рудники. Это им как раз может быть очень интересно.
   - Они же конкуренты?
   - Самый эффективный способ конкурентной борьбы, чтобы ты знала, это приобретение активов соперника. После этого он точно выбывает из игры. А сейчас испанские рудники мало чего стоят. И желающие прикупить их явно в очереди не стоят.
   - Спасибо. Главное, понимаешь, там мирное население очень страдает. Бомбят города, защиты от авиации у республиканцев почти нет. И жестокость страшная с обеих сторон. Люди как будто забыли, что много лет жили бок о бок. Соседей расстреливают из-за расхождений в политических взглядах.
   - Особенности будущих войн. Средства борьбы не избирательны, а удары наносятся не только по войскам, но и по полувоенным, и вообще мирным объектам. И это итальянцы. Вояки из последних. Представь себе, что будет, если война охватит всю Европу, и в бой пойдет авиация серьезных стран. А гражданская война - штука страшная. Я иногда думаю, что мы чудом мимо нее проскочили. Был какой-то момент, знаешь, после октября 17-го - я тогда только с фронта вернулся и посмотрел тут на все это - когда вдруг показалось, что надо опять брать в руки оружие и идти против красных. Они же весь уклад жизни начали рушить. А потом вдруг снялись и уехали в Киев. А те, кто остался, оказались в таком меньшинстве, что потрепыхались слегка и сами уступили. Какое-то, знаешь, болотистое время наступило. Война кончилась, а радости нет. Все в практических делах - выживают. А вот если бы у нас полыхнуло...
   - А там, как ты говоришь, как раз и полыхнуло. Причем я даже не знаю, кого эти республиканцы больше ненавидят: монархистов или друг друга. Там половина военных неудач именно и происходит из-за того, что они подставляют друг друга под вражеские удары. В тылу и людей, и оружия больше, чем на фронте. Все ждут какого-то подвоха от своих политических союзников. То ли опасаются переворотов, то ли их сами готовят. А людей жалко.
   - Война-с, а ты как думала. Ладно, ты мне лучше скажи, как мы дальше будем? Ты опять пропадешь или все же будем здесь встречаться?
   - Ни то, ни другое, извини. Через пару недель мы едем в Париж. Порознь, правда. Ничему не удивляйся, пожалуйста, и не отказывайся от предложения, которое тебе на-днях будет сделано. Тебе сейчас, наверное, пора домой? Не возражаешь, если я тут у тебя сегодня останусь? А то что-то совсем меня разморило, нет сил к себе домой ехать.
   Конечно, Германов не возражал. Они еще долго просто разговаривали. На этот раз Ольга как бы приоткрылась, и Германов впервые довольно много узнал о ее прошлом. Самые юные годы девушки пришлись на смутное время после завершения Великой войны. Досталось ей тогда изрядно. Отсюда и странный выбор профессии, и полное отсутствие тяготения к собственному домашнему очагу. Ольга призналась Германову, что после пережитого в юности она до 25 лет не могла даже представить себе близость с мужчиной, да и после воспринимала эту сторону жизни без большого удовольствия.
   - Не столько романы, сколько служебные задания, - грустно пошутила она, - так и к тебе сначала относилась, а в Испании недавно впервые поймала себя на мысли, что думаю о тебе, как-то иначе.
   И резко прервала разговор на эту тему, понимая, что Германов к нему явно не готов.
   Так что позднее он ехал на Васильевский на таксомоторе и размышлял о тех странных отношениях, которые связывали его с Ольгой. Она значила для него с каждой их встречей все больше, и он все меньше видел в ней просто очередную любовницу. А вот кем она для него стала, понять пока не мог. Да и знал в общем-то он Ольгу очень и очень мало.
  
   Глава двенадцатая
   Предупреждение Ольги через пару дней полностью подтвердилось. Германов был приглашен на Певческий мост, где ему, даже особенно не спрашивая его согласия, сообщили, что он назначен одним из трех советников главы делегации Балтийской федерации на международной конференции по невмешательству в испанские дела. Конференцию собирали французы и, определив Париж местом ее проведения, они как бы говорили всем: так уж и быть, мы урегулируем ваши мелкие разногласия, но ехать для этого в традиционную для проведения таких мероприятий Швейцарию нам лень, приезжайте к нам сами. Идея запретить любое иностранное вмешательство в испанские дела тоже принадлежала им. Речь, собственно, шла об установлении преимущественно морской блокады испанских портов и жесткого контроля над грузами, поступающими в порты соседней Португалии. Такой подход отрезал основные каналы помощи Франко со стороны Италии и Великобритании, но позволял самим французам дозированно поддерживать республиканское правительство и влиять и на него, и на ситуацию в целом. Кое-что, конечно, можно было перебросить по воздуху, но авиаперевозки могли обеспечить поступление отдельных тонн груза, а для ведения войны таких тонн требовались десятки и сотни тысяч. Наиболее проницательные умы на Певческом подозревали, что французы решили начать пока с темы невмешательства, а позже, при необходимости, переформатировать переговоры для решения судьбы Испании в целом. Как говорится, не выезжая из Парижа.
   Оставшееся до поездки время было для Германова более, чем насыщенным. Надо было поднять материал, познакомиться с коллегами, освежить в памяти уже забытые с университетских времен принципы международного права. Хорошо былохотя бы то, что уровень его участия в конференции не подразумевал уж слишком официального статуса. Так что срочно обзавестись фраком Германова не попросили. А с обычными костюмами у него все было в порядке.
   Посидев на паре подготовительных встреч в МИДе и пообщавшись с другими экспертами, Германов убедился, что его явно включили в состав делегации с какими-то особыми целями. Два его коллеги-эксперта были признанными знатоками международного права и в его помощи не нуждались. Однако, похоже, опыт работы в МИДе отучил их задавать лишние вопросы, и они воспринимали присутствие Германова как данность, которую не стоит даже и обсуждать. Как говорится, главное - чтобы человек был хороший. А что, почему и зачем - начальству виднее.
   Разговор с Орловым в последний день перед отъездом подтвердил выводы Германова.
   Встреча, как и в первый раз, состоялась в ресторане на Васильевском. Но на этот раз она носила, скорее, характер инструктажа. Орлов сформулировал задачу предельно четко.
   - Все последние дни мы с помощью своих людей в Париже подбирали человека, которому Вам предстоит продать результаты Ваших исследований в отношении секретного протокола. Проблема в том, что интересам Франции обнародование такой информации явно не отвечает, а нам надо, чтобы этот человек практически самостоятельно - ну, может быть, мы ему чуть-чуть поможем - добыл этот документ, обнародовал его и организовал вокруг него максимально широкую кампанию. Даже с учетом острых противоречий между правой оппозицией и правящим во Франции Народным фронтом во главе с социалистами нам трудно найти среди правых человека, который бы пошел на это. Обвинение в предательстве национальных интересов тут напрашивается само собой. Поэтому Вам придется иметь дело совсем с другими персонажами. Это будут крайне левые. Сторонники нашего бывшего соотечественника Троцкого. Этих ничто не остановит. Возможности разоблачить очередной сговор империалистов за спиной народов они никогда не упустят. К тому же они вообще привыкли следовать принципу: чем хуже - тем лучше. Помните еще, наверное, их антивоенную агитацию у нас в армии во время Великой войны. На этом, кстати, им тогда и удалось победить. Хорошо, что временно.
   - А им поверят?
   - Мы немного подстрахуемся. В Пруссии, Саксонии и Ганновере оригинал приложения, как только троцкисты его добудут, будет немедленно напечатан в газетах. Мы связались со своими коллегами там. Кое-что обо всем этом они знали и раньше, но они сейчас не в том положении, чтобы начинать раскручивать это дело самостоятельно. А вот если начнут другие, то поучаствовать в антифранцузской кампании они готовы. И сделают это с удовольствием.
   - Послушайте, как мне сразу не пришло в голову, а у немцев нет своего экземпляра секретного протокола?
   - То-то и оно, что после подписания Версальского договора немцев вынудили сдать какую-то часть их экземпляра на хранение в Банк Швейцарии. Мы получили от пруссаков такую информацию, и она косвенно подтверждает Ваши выкладки. Получить эти документы теоретически может любое германское государство как правонаследник Германской империи, но только с согласия МИДа Франции. Причем те германские дипломаты, которые отвезли и сдали эти документы в Цюрих, пропали после этого бесследно. Время, сами понимаете, было лихое. Германские власти только и успевали подавлять восстания то левых, то националистов, недовольных итогами поганого, как они считали, мира. А тут три дипломата не вернулись из Швейцарии. Первая мысль у всех была, что они там решили просто остаться. Потом уже стали задумываться, но расследования так и не провели. Банк письменно подтвердил германскому МИДу, что пакеты приняты на хранение и все. К тому же и МИД этот в этот момент прекращался в прусский, сокращался, сотрудники искали себе другую службу, многие переехали в столицы других германских государств. Так что сегодня информация о переданных на сохранение пакетах в германских МИДах имеется, но никто реально не знает, что там хранится. И получить не может. Нам и эта-то информация стоила очень дорого. - Орлов вздохнул, и Германов понял, что под словом "дорого" он имел в виду не деньги. - Так что поезжайте с делегацией. Ольга Вас будет ждать уже в Париже и обеспечит контакт с троцкистами. Только будьте, пожалуйста, с ними максимально осторожны. Нам предпочтительнее, чтобы Ваше имя вообще не фигурировало применительно к этой истории. Хотя, конечно, могут быть варианты. И последнее. Конференция по невмешательству явно затянется, а Вам нет никакой нужды там застревать. Главное - сбросить им информацию. Потом возвращайтесь. Руководитель делегации в курсе, можете на него положиться. Так что надеюсь, что поездка у Вас получится не обременительная, а в чем-то даже и приятная.
   Германов тоже на это рассчитывал. Знали бы они оба, насколько ошибались.
   Международный экспресс "Петроград - Париж", ходивший по этому маршруту дважды в неделю, радовал своим комфортом. Для делегации был откуплен целый вагон. Глава ехал в отдельном купе, остальные - по двое. Соседом Германова оказался секретарь делегации. Человек с большим опытом подобных путешествий ненавязчиво дал ему массу полезных советов по поводу особенностей и маленьких хитростей предстоящей жизни в Париже и как сосед совсем его не стеснял. Германов вообще был довольно легок на подъем и быстро сходился с людьми, а сейчас он был просто увлечен причастностью к действительно большой европейской политике. Ему были интересны и люди, для которых она стала профессией.
   Уезжали вечером. Огни вокзала остались позади. В ресторан решили не идти - у всех с собой были домашние гостинцы, спросили у проводника чая, побольше и покрепче, собрались в трех купе, перемещаясь время от времени из одного в другое, и засиделись за полночь. Германов обратил внимание, что спиртного пили его новые коллеги не так уж и много, скорее для настроения, края, как говорится, видели хорошо. Он потом спросил соседа, а как же все эти рассказы о том, что дипломаты дружат с алкоголем. Тот в ответ засмеялся:
   - Если дружат - это уже не дипломаты. У нас считается, что настоящий дипломат должен уметь оставаться совершенно трезвым посреди любой попойки. И при этом никого не обижать отказом вместе выпить. А к нынешней конференции на Певческом мосту отношение самое серьезное. Так что состав делегации сильный. Хотя, что греха таить, люди у нас работают разные. Кто-то срывается. Соблазнов много.
   Так под разговор, рассказ о разных историях из дипломатической жизни и скоротали вечерок. Германова тоже слушали с удовольствием. Он быстро понял, что публика тут собралась знающая, факты им пересказывать не надо, а вот выводы и обобщения они слушали с откровенным интересом. С чем-то соглашались о чем-то - спорили. Хорошо посидели, одним словом.
   На следующий день много смотрели в окно. Затем погуляли и пообедали в Бресте, пока у вагонов меняли колесные тележки. Восточные районы Польши оставили у Германова тягостное впечатление. Народ жил явно бедно. За Варшавой было попривлекательней, а вот вид германских земель каждый раз расстраивал Германова. Казалось бы, бывшие враги, три года воевали, но, когда он видел откровенно нищий немецкий порядок буквально повсюду, его каждый раз потрясала несправедливость происходящего. Былая ненависть к врагу давно прошла, а вот сильные качества этой нации он знал очень хорошо, и ценил ее привычку к порядку и чистоте, глубокую внутреннюю самодисциплину. Возможно, сказывалось и то, что для русского населения Балтийской федерации 15 лет совместной близкой жизни с финнами и прибалтами не прошли бесследно. Германов иногда замечал это, встречаясь с киевлянами и сибиряками. Своим трудом и отношением к жизни немцы явно заслуживали большего. А сейчас же их развитие не просто остановилось, а в чем-то даже повернулось вспять.Поскольку ему достаточно часто приходилось бывать в Германии он постоянно замечал, что там практически не строилось ничего нового, а вчерашние потертости и изношенности сегодня уже почти светились дырами.
   Было видно, что даже через 15 лет после войны немцы по-прежнему здорово недоедают. Германову не раз приходилось наблюдать, как они покупают в магазинах минимальное количество продуктов - впритык на ближайшую трапезу, да и выбор их был крайне ограничен. Все это было похоже на Питер начала 20-х.
   Разговор на эту тему со спутниками получился неожиданно острым. Войну все же многие хорошо помнили и, главное, не могли простить немцам "подлый прием" - экспорт в Россию революции во главе с большевиками. Поскольку основные архивы полиции и контрразведки находились в Питере и по большей части после недолгой диктатуры большевиков сохранились, то в 20-е годы именно эта тема стала очень популярным предметом исследований историков минувшей войны и оказалась известна публике во многих деталях: кто, когда, кому и сколько. Многие, кстати, увидели в этом главную причину столь плачевного результата войны для России. Свалить ответственность за собственные ошибки и неудачи на изменников и предателей - хороший выход. И вообще, люди склонны больше копаться в своем прошлом, чем задумываться о будущем. И большинство при этом считает, что завтра все будет примерно так же, как сегодня.
   У Германова, как мы знаем, на этот счет было несколько иное мнение и опасения, и он с удовольствием увидел, что в ходе спора его оппоненты постепенно начинают проявлять интерес к высказываемым им аргументам. Все же они были не просто чиновники, а профессиональные аналитики, и не видеть очевидного не могли. Так, за разговорами и спорами прошли два дня пути до Парижа.
   Суета размещения в гостинице, решения с ее хозяйкой массы мелких, но важных бытовых вопросов - все же не на пару дней приехали, получение в посольстве денежного содержания, наем транспорта, аккредитация на конференции - все эти дела быстро и умело решил сосед Германова по купе, а он только еще раз порадовался про себя, что оказался под сенью официальной структуры.
   "- Всегда бы так путешествовать", - подумал он про себя, вспомнив свои иные поездки в университеты Германии еще в бытность аспирантом.
   Ольга пока не появлялась. Открытие конференции по невмешательству пока тоже откладывалось. Все ждали испанскую делегацию. Но в Мадриде были опять какие-то интриги в правительстве, и было непонятно, кто станет новым министром иностранных дел - скорее всего, он и приедет на конференцию. Ждали его со дня на день. Тем временем главы делегаций встречались между собой, создавались временные альянсы, вырабатывались возможные платформы. Дипломатическая жизнь в Париже очень оживилась. Послы устраивали почти каждый вечер приемы, обеды и фуршеты, приглашая на них участников будущей конференции, а днем сотрудники посольств усердно готовили отчеты для своих столиц, пытаясь предвосхитить ее решения и результаты.
   Питерская делегация к числу наиболее значительных, конечно, не принадлежала, но работала вовсю. Как подозревал Германов в ее задачу входило максимально отложить введение морской блокады, поскольку, как он понял из некоторых намеков главы делегации, суда Балтийской федерации в настоящее время активно перевозили в республиканские порты оружие и снаряжение, которого на складах еще оставалось в избытке после Великой войны. Судя по материалам прессы, республиканцам не хватало решительно всего. Так что они будут рады и винтовкам Мосина, и пулеметам Максима. А из своего военного опыта Германов помнил, что в 1915-16 годах Российская империя чего только не закупила за границей, стремясь удовлетворить нужды фронта. Вплоть до японских арисак. Он подозревал, что от всего этого изобилия Канцлер избавится сейчас с превеликим удовольствием. Тем более, что республика пока исправно расплачивалась за поставляемое оружие.
   "- Забавно то, что на нас никто и не подумает, - думал он про себя, - все в основном рассуждают о возможных поставках из стран-крупных производителей оружия. Великобритания и Франция - само собой, Чехия, немцы сейчас вне игры, их слишком жестко контролируют. Пишут о Мексике. Своего производства у них нет, но они в силу политических симпатий к Мадриду пытаются посредничать в закупках оружия. САСШ как всегда прикрывается тезисом о невмешательстве, хотя в условиях кризиса их фабриканты эту Испанию завалили бы своими томми-ганами с головой. А про нас даже и не вспоминают".
   Германов даже не подозревал, насколько он был прав. Мало того, что Канцлер дал команду кардинально почистить собственные военные склады от различной некондиции и сплавить все, что можно, в Испанию, через балтийские порты потекли еще и оружейные ручейки из Новой Киевской Руси и УралСиба. Как выяснилось, не зря на харьковских складах в свое время были заложены больше ста тысяч трофейных австрийских винтовок Манлихера. До сих пор их удавалось понемногу продавать в вечно воюющий Китай, а теперь на них нашелся покупатель и в Европе. Любопытно при этом, что более современное и сложное оружие, включая танки и самолеты собственного производства, НКР поставляла испанцам напрямую, через Средиземноморье. Эти поставки гнали в ускоренном порядке, понимая, что они уже засвечены и могут быть использованы на парижской конференции именно для обоснования введения морской блокады. Но уж слишком хорошие деньги платили испанцы, поскольку после прошлогодних боев с поляками репутация у киевской техники была на высоте.
  
   Глава тринадцатая
   Через пару дней вынужденного безделья деятельная натура Германова начала требовать выхода. При других обстоятельствах он бы, конечно, нашел, чем заняться в Париже, но деловая атмосфера делегации как-то не способствовала хождению по музеям и фланированию по Елисейским полям. Заручившись согласием руководителя делегации, он позвонил знакомым профессорам Сорбонны, встретился с ними и даже принял участие в качестве приглашенного гостя в каком-то мини-коллоквиуме, который плавно перетек в вечеринку в одном из близлежащих кабачков. Сдвинули несколько столиков и хорошо посидели. Настроения, как убедился Германов, тут были самые демократические. Студенты спорили с преподавателями, а его приятель профессор вероятно в поиске научного вдохновения весьма вольно обнимал соседку-студентку. В выражениях тоже никто не стеснялся. Послушаешь эту компанию, точно решишь, что к власти каким-то загадочным путем пришло сборище коррумпированных умалишенных нетрадиционной ориентации. И это еще очень мягкий диагноз. Причем состав компании постоянно обновлялся.
   Было уже довольно поздно, и Германов и сам собирался уже потихоньку уйти. Ему хотелось напоследок только шепнуть пару слов благодарности своему приятелю-профессору, но тот так далеко зашел в своих поисках, что его даже было и неудобно отвлекать. Соседка его, судя по всему, ничего против не имела, а остальные просто не обращали на них внимания. Германов, как мы помним, был и сам не прочь, но не на людях же...
   Так что он уже почти встал, когда вдруг увидел Ольгу. Она сидела в противоположном углу кабачка в небольшой компании довольно серьезных молодых людей. Германову показалось, что как минимум двое из них - испанцы.
   "- И как это понимать? Случайная встреча? Предположить, что во всем Латинском квартале это самое популярное место? Да тут такие кабаки на каждом шагу. Подойти к ней или сделать вид, что не знакомы?"
   Как бы отвечая на его молчаливый вопрос, Ольга, лениво оглядывая публику, вдруг остановила свой взгляд на Германове, улыбнулась и призывно помахала рукой. Ему не оставалось ничего другого, как встать и подойти к ней.
   - Добрый вечер! - это она произнесла по-русски, а затем перешла на очень приличный французский, - Знакомьтесь, друзья. Это - профессор Германов, главный возмутитель спокойствия в нашем университете. Говорят, что его специально отправили на конференцию к вам в Париж, чтобы ограничить его влияние на студентов. Он, если и не из наших, то наш человек. Постоянно что-нибудь раскопает такое, что вся замшелая профессура стонет. - И Ольга как-то по-особому посмотрела на профессора, как бы говоря ему: Твой выход!
   - Да, ладно, - небрежно подав руку Германову, протянул сидящий с ней мужчина средних лет, по виду журналист, - Что сейчас можно в вашей науке раскопать такого интересного? Все уже давно все знают.
   И тут Германов почувствовал кураж. Может быть сказалось то, что он уже несколько часов провел в молодой, отвязанной компании, может быть его задели слова этого типа. А может быть он был просто рад опять увидеть Ольгу.
   - Не разговор, - пренебрежительно бросил он, взял стул от соседнего столика, раздвинул двух из компании - точно испанцев - и присел к столу. - Во-первых, что вы тут пьете? Красное? А перно в этом заведении найдется?
   Все удивленно посмотрели на него.
   - Так ведь запретили... - неуверенно заметил журналист. - Пастис есть.
   - Ты бы еще вместо Эйфелевой башни водонапорную поставил, - Германова несло, - такой напиток загубить. И ведь слопали, хотя бы кто возмутился. У нас вон во время Великой войны сухой закон ввели, так народ сразу революцию устроил, царя скинули и все в порядке: водочка вернулась! Вот как надо! А вы все: революция одна, революция другая, а единственный стоящий напиток профукали.
   Испанцы видно не очень понимали происходящее, а пара французов, да и Ольга тоже смотрели на Германова с изумлением. Ай да профессор! Это вам не соседку-студентку щупать. Но журналист легко сдаваться не привык.
   - Ну, пить-то вы можете. Это мы видали. Но наука ваша - хлам один. Нет в ней ничего стоящего. И на пару франков в ней не заработаешь. Народу сейчас что интересно: секс, скандалы, деньги.
   - Да? А если я тебе предложу такое, что ты со своим сексом на последнюю страницу уползешь? А моя сенсация на всех первых будет. Готов ответить?
   Журналист напрягся и внимательно посмотрел на Германова. Не так уж он был и пьян, а профессиональные рефлексы, чувствуется, были не вчера наработаны.
   - Десять тысяч франков?
   Сумма примерно соответствовала полугодовому жалованью Германова, но продешевить было опасно.
   - Пятьдесят и я даю тебе наводку на сенсацию. Но добывать главное доказательство будешь сам. Или рискнешь без него, но дело верное.
   Дальше пошла торговля. Француз торговался как хороший еврей, а для Германова это была чистая игра - никаких денег за сенсацию он и близко в руки брать не собирался. Это было слишком опасно. Сговорились на 30 тысячах.
   - Давай так, - француз уже почти трясся, поверив, что возможно наступил его журналистский звездный час, - половину завтра днем, потом рассказываешь, а вечером остальное.
   - Нет, - Германов продолжал играть, - дело настолько серьезно, что до завтра со мной может что-нибудь случится, а я тебе верю. Показался ты мне. Давай сейчас выйдем отсюда, присядем где-нибудь и я тебе все расскажу. А деньги завтра.
   "- Он совсем идиот?! - радости француза не было предела, сенсация падала в руки бесплатно, - может врет? Зачем? От этих русских и не такого ожидать можно. И Ольга его знает, а она точно из наших, ребята ее видели в Испании. Я же ничего не теряю".
   И француз благополучно отправился за Германовым.
   Они вышли из кабачка и оглянулись.
   - Может быть, пройдем в Люксембургский сад? - предложил француз, - посидеть там сейчас не удастся, мокро, но мешать нам точно никто не будет.
   - С удовольствием, - Германову надо было хотя бы немного собраться с мыслями.
   В саду действительно было пусто и темно. Углубляться как-то не захотелось, просто перешли дорогу, и медленно пошли по круговой дорожке вдоль ограды. За какие-то пять минут Германов изложил главное: к Версальскому договору был третий протокол, секретный. В соответствии с ним заинтересованные стороны вскоре будут иметь право поставить вопрос об изменении границ. Основания, конечно, нужны, но за этим дело не стало бы, если бы французское правительство не скрыло от всех эту договоренность. Германов изложил и весь набор своих доказательств.
   Француз какое-то время шел молча. Затем остановился.
   - Зачем Вам все это? Вы же понимаете, что если завтра кто-то из депутатов Национального собрания потребует у правительства ответа - а это произойдет, у нас там есть свои люди - то дело даже не в том, что случится с правительством. Они сначала будут все отрицать, потом, когда какая-нибудь из крупных газет сумеет купить какого-нибудь архивариуса и текст всплывет, будет скандал и с большой вероятностью правительство рухнет. У правых нет большинства в собрании, и Народный фронт сформирует новое правительство. Но круги по воде пойдут по всей Европе. Сколько обострится конфликтов? Наши будут рады: рост революционных настроений, падение авторитета властей. Но Вам-то это зачем? Вы, похоже, честно все рассказали, а я завтра пропаду, и Вы меня даже и не найдете. А и найдете - не стребуете своих денег. Чего Вы добиваетесь, Вы, русские?
   - Ну, во-первых, про нас принято шутить: "триединая республика", так что не обижайте финнов и прибалтов. И мы тоже считаем, что наши территориальные интересы ущемлены. Вы про Аландские острова слышали?
   - Какие острова?
   - Вот видите, для Вас вся проблема - Эльзас и Лотарингия. Ну еще демилитаризация Рейнской области и реальный контроль над Эссеном и Ганновером. А про остальную Европу вы здесь у себя в Париже и думать забыли. Устроили Франкофонию из всей Европы. Извините, подвинуться придется. Кстати, у нас еще к Литве вопросы имеются. Да Вы и не знаете, где это. А с деньгами не шутите. А то смотрите, опять придем к вам сюда. У вас сейчас один мост имени нашего царя? А у нас теперь и Канцлер очень достойный человек.
   Француз посмотрел на Германова с ужасом. Совсем с ума сошел? Похоже, да. Пугать сейчас Париж с берегов Балтики мог только сумасшедший.
   - Не переживайте, я пошутил. Простите, если не удачно. Завтра обязательно Вас найду и рассчитаемся. Ваша информация несомненно этих денег стоит.
   "- Ага, - подумал про себя Германов, - так свою Сюртэ мне на хвост и приведешь. Только не хватало эксперту дипломатической делегации секретами торговать".
   Но сказал вместо этого совсем другое.
   - Возможно это покажется Вам странным, но я бы предпочел вернуться к финансовому вопросу после того, как копия секретного протокола будет опубликована в газетах. Видите ли, хотя первый импульс моим поискам и дал немец, но все же основные доказательства я практически нашел там, где все было тысячи раз прочитано и исследовано. Можете считать это проявлением моего эго, но публичное подтверждение правильности моих выводов будет для меня своего рода личным триумфом, даже если об этом и буду знать только я.
   Француз усмехнулся.
   - Теперь я до конца уверен, что Вы - русский. У вас совершенно особый менталитет, и проявляется он, как правило, очень неожиданным образом. Конечно, я согласен. Как я смогу Вас найти?
   - Через меня, - неожиданно для обоих Ольга появилась откуда-то сбоку, хотя пустынный сад практически просматривался насквозь, - и имей в виду: я буду вынуждена выступить своего рода гарантом вашего соглашения, так что увильнуть от выполнения своих обязательств тебе не удастся.
   Француз заспешил, попрощался и двинулся, вероятно, к своим товарищам обсуждать дальнейшие действия.
   Германов и Ольга взяли такси и поехали на Монмартр. Там было не так оживленно, как это виделось Германову, но ночная жизнь продолжалась. Они долго бродили по узким кривым улочкам, заходили в еще открытые маленькие кабачки, пили вино. Потом проголодались и съели по тарелке настоящего лукового супа.
   - По крайнем мере, будет, что вспомнить, - подвела итог Ольга этому ночному кулинарному эксперименту. Германов согласился. Других достоинств у этого блюда он не нашел.
   Часа в два ночи Ольга окончательно пришла к выводу, что слежки за ними определенно нет, и они на такси отправились в ее отель в северном пригороде. Утром они пили кофе в соседнем с отелем крошечном кафе на улице, как будто сошедшей со страниц романов Золя. Все было как-то очень просто, по-домашнему и очень по-французски. Они сидели за столиком, макали в кофе куски булки, выпеченной буквально только что тоже где-то по соседству, и наблюдали, как мужчины забегают опрокинуть первый за день стаканчик красного в бар через улицу. Ольга была задумчива.
   - Тебя что-то смущает в отношении нашего вчерашнего знакомого? Бизнес я бы с ним заводить не стал, и на деньги его не рассчитываю, но мне кажется, что предложенная им схема может сработать.
   - Это если ему позволят хотя бы чуть-чуть покопать. Понимаешь, эти левые, что здесь, что у нас так нашпигованы агентами тайной полиции... Ученые все теперь после всех этих революций. И я боюсь, что ему просто не дадут провернуть его план.
   - Что, посадят? А за что? Или у него там что-то за душой есть?
   - Могут и проще. Знаешь, я много кого видела в Мадриде, хотя и была там недолго. У них в контрразведке один тип из бывших наших революционеров работает. Так у него любимая фраза: "Есть человек - есть проблема, а нет человека - и проблемы нету". К счастью, ему воли там особо не дают. И так у меня такое чувство, что они своих расстреливают чуть ли не больше, чем врагов.
   - Неужели так плохо?
   - Ты даже себе не представляешь. Они друг друга боятся больше, чем Франко. Все время воюют между собой, что-то делят. Если бы не эта их внутренняя грызня, давно бы победили. Так вот, я боюсь, что и здесь в Сюртэ или у военных найдутся хваткие ребята, а Сена, она вон - рядом. И бандитизма по ночам в Париже тоже еще хватает. Скажи, а ты сможешь из своей делегации вырваться на время в Мадрид?
   - Куда?! Там же бои на подступах...
   - Сейчас потише. Неужели боишься?
   - А ты сама как думаешь? До сих пор и обнять тебя толком нельзя - сразу кривишься. Хочешь, чтобы теперь моя очередь наступила?
   - Перестань, что ты говоришь. Просто там есть один человек, который может размотать все это дело.
   - Кто такой?
   - Американец. Журналист, писатель. Говорят, хороший. Я не читала. Для многих он там свой. Называет себя на испанский лад Энрике. Он сейчас там пьесу про местную контрразведку сочиняет. Там мы с ним и познакомились. И он с мотором. Если заведется, его никто не остановит.
   У Германова возникли еще вопросы, но предпочел их не задавать. Да и кто он Ольге, чтобы требовать от нее отчета. Тем более, у него все больше возникало ощущение, что в ее жизни работа и личные отношения были настолько тесно переплетены между собой, что часто было не понятно, где кончается одно и начинается другое.
   - Понимаешь, если говорить о моих обязанностях в делегации, то откровенно говоря, коллеги и до сих пор без меня прекрасно обходились. Так что не велика будет потеря. Но вот как мотивировать такую поездку. Может быть, ваши подсуетятся?
   - Им идея с этим американцем не нравится. Понимаешь, он для наших непонятен. Этот левак французский ясен до последнего су у него в кармане. Мы знаем, кто его туда положил и за что. А Энрике - он с собственными идеями. Творческая личность. Совершенно неуправляем. От него не знаешь, что ожидать. Сегодня он с нами, но как повернется завтра - никто не знает. У нас с такими дело иметь опасаются. Так что это - чисто мой проект. На всякий случай.
   - Хорошо бы почитать что-нибудь из его книг.
   - Поищи, но у него все на английском. А у тебя с ним не очень.
   Не очень - это было еще мягко сказано. Германов блестяще владел немецким, похуже - французским, но английский был как-то за пределами сферы его интересов.
   - А ты как с ним общалась?
   - По-французски. Он долго жил в Париже после Великой войны. А на войне служил, кстати, в Красном Кресте.
   - Ладно. Сейчас мы все равно ничего не решим. Давай посмотрим, что сделает твой француз, а я поинтересуюсь у своих, что там на этой конференции реально происходит. Да, извини, но публика у нас в делегации в каких-то вопросах довольно косная, так что у меня тебе появляться не стоит. Не возражаешь, если я вечером приеду?
   - Разве я когда возражала? А про твоих я все понимаю. Кстати, кому надо про меня знают. До вечера!
   Германов приехал в отель, где расположилась делегация, и с некоторой обидой убедился, что его отсутствия и минувшим вечером, и нынешним утром даже никто и не заметил. Взял чашку кофе в буфете и устроился на открытой веранде второго этажа. Днем на солнышке было уже довольно тепло. Пробегавший мимо секретарь делегации - сосед по купе приветливо помахал ему, а затем как будто осененный какой-то мыслью завернул к его столику.
   - Добрый день! Как Ваши дела? В Сорбонне, я слышал, выступали? И как? С успехом?
   - Неплохо в целом получилось. Надо форму поддерживать. А то совсем разленюсь здесь у вас, - Германов хотя и не видел себе места в работе делегации, но неловкость бездельничающего человека в окружении трудящихся коллег ощущал.
   - Не переживайте, у каждого из нас есть свой срок и свое дело. Но сейчас действительно поплотнее будет. Вот думаю, кого можно на две недели от дела оторвать - в Мадрид съездить.
   - Куда? В Мадрид? А зачем?
   - Есть официальное решение конференции: отправить туда группу экспертов - всего человек восемь - из представителей разных стран для объективного освещения ситуации с поступлением и распределением поступающей помощи. Вот нас и попросили поучаствовать. Говорил же в Питере, что надо нам взять в состав делегации кого-то из военных. А у нас как всегда стали экономить. Вот теперь с посольством хочу поговорить, может они кого из военного атташата выделят.
   - Подождите, зачем лишний раз так перед посольством одалживаться, - Германов уже был хорошо в курсе очень непростых отношений между посольством и делегацией, в основе которых лежал вечный как жизнь вопрос: кто главнее? - Давайте я поеду. Честное слово, мне так неловко, что от меня толку мало. Не привык так работать.
   - Но там реально война...
   - А я вообще-то штабс-капитаном Великую войну кончил. И два ордена за нее имею. Два с половиной года в окопах провел. Да и работа у этой группы в основном будет в тылу, не так уж там и опасно. Знаю я как наблюдателей, тем более иностранных, по фронту возят.
   - Я, конечно, должен сначала доложить главе делегации. Но не думаю, что он против будет. Крайне нас всех обяжете. Я сегодня же внесу Вас в списки, снабжу инструкциями и деньгами. Сумму, кстати, весьма изрядную получите с учетом обстоятельств. Всякие там надбавки, прогонные и прочее. А выезд послезавтра. Поездом до Марселя, оттуда морем до Барселоны. Это - самый опасный участок. Но французы обещают чуть ли не крейсер предоставить. А с ними никто связываться не будет. Несколько дней проведете в Барселоне - там главный пункт приема морских грузов, а потом на авто до Мадрида. Впечатлений будет масса.
   "- Как же крейсер, - по ходу разговора подумал про себя Германов, - дадут какую-нибудь лоханку из судов обеспечения. А вот интересно, как Ольга туда доберется? И что вообще происходит: как только в чем-то возникает нужда, сразу же появляются и возможности. Как будто кто-то нам ворожит."
  
   Глава четырнадцатая
   Ольга вечером даже особенно и не удивилась новостям о предстоящей поездке Германова. Сбегала кому-то позвонить, а потом уже ночью, в постели призналась ему, что с момента их знакомства она тоже уже не раз замечала удивительно удачные стечения обстоятельств и неожиданные повороты судьбы. До Мадрида она планировала добраться самостоятельно. Договорились, что по приезде будут по четным дням после 7 часов вечера ждать друг друга в холле отеля "Флорида". Там вроде бы жил и интересующий их американец. Прощаясь утром, Ольга дала Германову "Браунинг Хай Пауер" с парой запасных обойм.
   - Проверять на границе вас не будут, там - тем более, а кто знает, может пригодиться.
   А Германов подумал, что по возвращении в Париж надо бы купить для Ольги что-нибудь из украшений. Отношения их до сих пор складывались настолько странным образом, что он, кажется, и не дарил ей ничего, кроме цветов при первых свиданиях.
   Пистолет же с удовольствием взял. Как-то вокруг стало напряженно. Отправляясь в Париж, он даже и не подумал взять с собой старый еще с фронта наган, пролежавший все эти годы в ящике стола, так что красивый, ухватистый пистолет пришелся очень кстати.
   В поездку его собирали всей делегацией. Снабжали инструкциями, которые, в основном, сводились к тому, что верить никому из зарубежных коллег по поездке нельзя по определению, рассказывать им о нашей внутренней кухне - тем более, а вот выведать об их делах и планах следует как можно больше. Что касается цели поездки, то ему настоятельно рекомендовали обращать основное внимание на ситуацию с гуманитарной помощью. На средства Международного Красного Креста, национальных благотворительных организаций закупалось и отправлялось в Испанию продовольствие, медикаменты, кое-какая одежда и утварь для тех, кто лишился крова. Кое-что шло и по государственной линии. В условиях гражданской войны это была действительно капля в море бед и страданий испанского народа, и Германов плохо понимал, почему группа международных экспертов должна была тщательно проверить, не используется ли эта помощь в военных целях и не попадает ли она на черный рынок. Так ли это важно, в конце концов, кого перевяжут этим бинтом: раненого случайной бомбой крестьянина или ополченца на фронте. Но пришлось пообещать обратить внимание. Одновременно коллеги рекомендовали ему не заморачиваться вопросом происхождении у республиканцев того или иного оружия иностранного производства. Честнее всех был глава делегации:
   - Все равно правды Вам там никто не скажет. Оружие на международных рынках купить всегда можно. Вопрос состоит только в цене и количестве. Кстати, будьте там поосторожнее с нашим генконсульством - посольства мы там не держим, дорого. Кадровых дипломатов там не осталось вообще. Одни вояки. Точно не знаю, но или разведка, или отдел военных поставок. Это такая структура в Военном министерстве, которая все для вооруженных сил закупает и излишки продает. Вот они там сейчас и резвятся. И лучше бы, чтобы члены вашей группы с ними совсем не пересекались, а то еще наболтают эти военные купцы лишнего, а нам потом расхлебывать.
   Выслушав все это, Германов лишний раз убедился, что отдельные структуры власти Балтийской федерации в самых добрых имперских традициях варятся в своем собственном соку. Главу делегации, безусловно, предупредили, что у него, Германова, во всей этой истории есть своя особая роль, но знал бы он, что именно с теми военными разведчиками, от общения с которыми он его только что так однозначно предостерег, Германов так тесно "дружит" все последние месяцы.
   По совету Ольги Германов потратил почти полдня на приобретение необходимой экипировки. Помня о своем официальном статусе он все же захватил с собой один из своих профессорских костюмов, но в качестве повседневной одежды предполагал использовать несколько рубашек темных расцветок и плотные, почти брезентовые брюки с тяжелыми высокими ботинками. За всем этим великолепием ему пришлось обратиться в магазин рабочей одежды, где продавец, очень быстро поняв, куда собрался его необычный клиент, порекомендовал ему еще и суконную куртку на пуговицах, а главное - типичную шоферскую кожаную на молнии.
   - Месье, в Испании Вы будете выглядеть как уважаемый человек! А если бы Вы еще взяли на смену и классический рабочий комбинезон... Там в таких только интербригадовцы и ходят. У нас даже сложности с поставками - все производство с фабрики, откуда мы их получаем, идет в Испанию. Нам достаются лишь отдельные экземпляры.
   "- Ничего себе невмешательство, - подумал про себя Германов, - ты мне еще расскажи, сколько эта ваша фабрика на этом зарабатывает". От комбинезона он решительно отказался, вся его профессорская сущность протестовала против комбинезонов.
   Нарушив все свои прежние правила, Ольга навестила его в гостинице вечером накануне отъезда, пришла в полный восторг от его экипировки и начала цитировать "Трех мушкетеров" почти страницами. На предложение приобрести еще и лошадь Германов обиделся, но обида его длилась недолго. Вечер был уже поздний, а утром они опять расставались. Неподходящее время для обид.
   Дорога на поезде до Марселя, а затем дневной переход на французском эсминце до Барселоны запомнилась Германову как один сплошной кошмар. Похоже, что все остальные участники поездки представляли разведки своих стран и неплохо знали друг друга. Германов в этой компании явно смотрелся "белой вороной" и был непонятен попутчикам. И вот они один за другим в лучших традициях своей профессии пытались прояснить для себя это непонятное явление, подходя к нему чередой с самыми разнообразными вопросами. У него последовательно выпытали всю его биографию - личную, военную и научную, подсовывали фотографии якобы своих родных и пытались выяснить все, что можно, о семье и близких Германова. Он получил три приглашения вместе "весело провести" первый же вечер по прибытию в Мадрид с откровенными намеками на "приятную женскую компанию". Профессор отбивался как мог, пускался в долгие научные рассуждения, поражая собеседников обилием цифр, фактов и прецедентов из истории европейской политики, и в конце концов его оставили в покое.
   Знал бы бедный Германов, что в результате естественно сугубо неофициального обмена мнениями между представителями трех наиболее авторитетных иностранных разведслужб он был признан крайне серьезным и блестяще подготовленным агентом глубокого внедрения, который по какой-то пока непонятной причине был расконсервирован балтийцами и введен в операцию с пока неизвестными целями. Народ решил за ним всерьез понаблюдать.
   К сожалению, в Барселоне как только с эсминца были сброшены сходни на берег эта конспирологическая версия получила мощное подтверждение.
   - Господин Германов? - к профессору практически сразу обратился высокий здоровяк с обветренным лицом настоящего моряка, - позвольте представиться: вице-консул, капитан-лейтенант Петров 15-й. Получил указание оказывать Вам всяческое содействие и необходимую помощь. Готов доставить Вас в Генконсульство сразу после того, как разместитесь в гостинице. А если хотите, то можно жить и у нас. В Генконсульстве есть пара свободных номеров.
   Коллеги-эксперты, возможно, не все поняли из слов этого необычного вице-консула, но типаж, его поведение, выправка и прочее сомнений не вызывали. Три авторитета молча переглянулись и покачали головами: Да, мастерство не пропьешь, а тоже тут мутил воду: профессор, из университета. Видели мы таких профессоров. Нет, конечно, может быть ты и профессор, но главное-то в другом...
   В Генконсульстве Германову прочитали теперь уже развернутую лекцию о том, что любая возможная информация о военных поставках из Балтийской федерации в Испанию, попавшая в распоряжение экспертов, должна быть блокирована любой ценой, а главная задача конференции по невмешательству состоит в том, чтобы максимально отсрочить введение морской блокады.
   - У нас график поставок на полгода вперед составлен, - вещал теперь уже просто консул вероятно в более высоком чине, поскольку Петров 15-й рапортовал ему о доставлении Германова стоя навытяжку. - Три наши судоходные компании из Хельсинки и Риги сейчас почти 80% своих перевозок делают именно на доставке спецгрузов в Испанию. Откуда только не везут! В основном, конечно, наше и сюда, на Юг, но и в страну басков кое-что идет, и чужих грузов перевозим немало. И секретность мы пока обеспечиваем полную.
   Спорить с этими бравыми ребятами Германов не стал, но рассуждения их уже на следующий день счел смешными. Судя по всему, то ли в Балтийской федерации, то ли в НКР уже выгребли с мобилизационных складов все трофейное стрелковое старье и перешли на поставки испанцам собственно русского оружия. Во всяком случае прошедшая через город перед отправлением на фронт одна из интернациональных бригад была сплошь вооружена свеженькими русскими трехлинейками и очень узнаваемыми ручными пулеметами Дегтярева образца 27 года с круглыми дисками. Более тяжелого стрелкового оружия и артиллерии видно, правда, не было, но вряд ли бригаду отправили в бой без него.
   И еще Германов убедился, что эти военно-торговые дипломаты пока не имели никакого представления о его истинной миссии.
   Как ни странно, вынужденное тесное общение с ними привело к тому, что коллеги-эксперты фактически утратили интерес к Германову. Судя по всему, они прекрасно знали, чем на самом деле занимается Генеральное консульство БФ в Барселоне, и большого интереса у них эта деятельность не вызывала. Как опытные разведчики, они реагировали на все непонятное. Германов стал понятен им и потому неинтересен. Гораздо больше их интересовали политические расклады внутри республиканской правящей коалиции, конфликты между входящими в нее силами, слухи о предстоящих отставках и назначениях - т.е. все то, что определяло устойчивость республиканского режима. В этом плане Барселона с ее сильными анархистскими ячейками давала богатую пищу для размышлений и хитрых шпионских комбинаций.
   Трудно сказать, в какой степени возня коллег Германова была связана с последующими событиями, но уже на третий день их пребывания в Барселоне - переезд в Мадрид по непонятным причинам откладывался - эксперты были разбужены ранним утром звуками близкой стрельбы. Она то затухала, то опять возобновлялась, и как бы бродила по городу. Были слышны преимущественно винтовочные и пистолетные выстрелы, пару раз грохали гранатные взрывы, и только однажды где-то ненадолго в дело вступил пулемет.
   Эксперты собрались в холле отеля. Как-то неожиданно у всех членов группы нашлось что-то стреляющее карманного формата, да и испуганными эти ребята совсем не выглядели. Похоже, для всех эта переделка была отнюдь не первой. Глава группы - баварец с артиллерийским люгером в деревянной кобуре - вообще больше всего напоминал сейчас Германову его ротного фельдфебеля. По его команде эксперты быстро и умело забаррикадировали вход в гостиницу, заняли позиции у окон и выставили пост на заднем дворе. Германов со своим браунингом на фоне остальных смотрелся вполне пристойно. Баварец, правда, посетовал, что его друзья из Генконсульства не подбросили ему что-нибудь автоматическое.
   Впрочем, он в них напрасно сомневался. Не прошло и часа как у отеля затормозил грузовик, полный вооруженных людей в форме интербригад. Командовал ими воодушевленный Петров 15-й. Во флотском бушлате, с испанской двадцатизарядной "астрой" через плечо он выглядел для дипломата несколько экзотично.
   - У вас здесь как, спокойно? Это анархисты мятеж подняли. Захватили радиостанцию и мэрию города. Сунулись в порт, но опоздали. Там у причала было два наших судна и капитаны успели подкрепить охрану порта своими экипажами. Пулеметы прямо из ящиков в трюмах достали, чуть смазку сняли и вперед. Хорошо стрелять не пришлось - просто пуганули. Анархисты как увидели наших моряков, сразу назад завернули. Соображают.
   Германов с удивлением увидел, что баварец внимательно вслушивается в слова Петрова 15-го. Перехватив его взгляд, он ухмыльнулся и пояснил:
   - Драй, три год в Самаре. Плен. Кое-что помнить.
   Петров 15-й обрадовался.
   - Вот и хорошо. И командуй тут. Я еще десяток бойцов вам оставлю в прикрытие. Там и немцы, и швед, поляки есть. С ними вам попроще договориться будет.
   - Еще пульемет, - твердо выговорил баварец.
   - Ручной? Да хоть два. Этого добра у нас как грязи.
   - Грязь - не есть карашо. Пульемет - чистить! - лингвистические способности баварца, видимо, все же были ограничены.
   - А я вам еще и ящик гранат дам! - вице-консулу для хороших людей было ничего не жалко, а склады Генконсульства были, похоже, обширны и бездонны.
   - А сами-то вы как? - спохватился Германов, подумав, что Генконсульство тоже может стать объектом атаки.
   - Зачем мы им? Как заложники? Вряд ли захотят с Питером ссориться. Оружие всем здесь нужно. А сунутся дураки какие - так встретим... Готовы. Я бы и вас туда забрал, но в здании уже сейчас слишком много разного народу, а публика у вас специфическая. Не все им можно видеть. Да и тактически правильнее сохранять по городу как можно больше опорных точек, верных правительству. И вообще, к городу уже подходит дивизия Модесто. Там тоже левые, коммунисты, но анархистов они терпеть не могут, так что подавят быстро. Вы хозяину скажите, чтобы нашел флаг Республики и как регулярные части появятся - пусть вывешивает. Чтобы знали, что свои. А как все успокоится я подскочу. А сейчас извините, мне еще две точки прикрыть надо.
   И неугомонный Петров 15-й двинулся по своим делам дальше.
   Осада в гостинице продлилась недолго и больших неудобств экспертам не принесла. Было, правда, голодновато. Подвоза продуктов, естественно, в этот день не было, рынок не работал, а серьезных запасов провианта у хозяина не было, и прокормить всех постояльцев, да еще и десяток интербригадовцев, ему было затруднительно. Повстанцы на их улице появились лишь однажды. Метрах в ста от гостиницы остановились два грузовика с черными знаменами и человек 20 анархистов попытались начать возводить баррикаду. Воспользовавшись тем, что гостиница оказалась как бы в тылу этого укрепления, интербригадовцы открыли по ним частый огонь и заставили анархистов вместе с их грузовиками бежать куда-то в сторону узким переулком. Баварец, постреляв из пулемета Дегтярева, оружие это не одобрил - слишком тяжелое и отдача сильная. Да и дисковый магазин снаряжать неудобно.
   К вечеру мятеж был окончательно подавлен, стрельба в городе прекратилось, по улицам пошли частые патрули, и за интербригадовцами прислали машину. Кое-кто из экспертов двинул в город по своим тайным делам, но баварец, которому интербригадовцы уезжая оставили один пулемет и десяток гранат, составил график несения караульной службы. Так Германов и просидел чертыхаясь у пулемета в холле гостиницы с 12 до 2-х ночи. А до этого сфотографировался с тем же пулеметом в руках у входа в гостиницу. От общей фотографии участники "обороны отеля" единодушно уклонились - их профессия явно не подразумевала фотографирования с теми, кто завтра может оказаться в стане врагов. Германову же было откровенно плевать, в каких досье и архивах осядет его фото, а вот фурор у себя на кафедре от такого свидетельства участия в международной дипломатической конференции он хорошо представлял.
   Обстановка в городе оставалась сложной. Шли аресты анархистов, воинские части переформировывались и выводились в полевые лагеря, действовал комендантский час. Неудивительно поэтому, что через день местное военное командование с облегчением отправило группу экспертов в Мадрид. В принципе они уже на своей шкуре почувствовали, что такое жизнь в военной Испании, но предстояло еще провести серию ритуальных встреч с представителями органов центральной власти. На всякий случай автобус с членами группы должен был сопровождать грузовик с охраной.
   Вечером, накануне отъезда у Германова в номере вдруг появился крайне озабоченный Петров-15-й.
   - Ну, что, завтра едете? И хорошо, и правильно, и очень пора. Вы, вот, пожалуйста, если завтра с утра вдруг какая заминка выйдет и разговоры пойдут: мол, давайте отложим отъезд, давите изо всех сил. Пора, и так уже задержались...
   - Что случилось-то? Говорите прямо.
   - Да это наши братья киевляне. Тихушники проклятые. У нас с ними нечто вроде конкуренции - товар-то часто один и тот же. У нас же сейчас в Лахти ту же самую мосинку собирают. И ручные пулеметы. Вот мы и шифруемся друг от друга в отношении поставок. А тут сами прибежали. У них-то в Вашей группе никого нет. А через два дня оказывается транспорт с их танками приходит. Причем привезут их оригинальную модель, ни на кого другого не свалишь. И частично инструкторские экипажи. Так что Вашим коллегам здесь такое видеть совсем не надо. А еще как назло в город начали местные танкисты прибывать, чтобы получать машины. И рассекают тут по улицам в своей форме. Мы, конечно, меры примем. Самый опасный у вас - этот баварец. Пробили. Как же, в плену он был. Еле поймали в 16 году в тылах Западного фронта. Да и по-русски чешет не хуже нас с Вами. А то дурью мается: карашо, пульемет... Но меры приняты. К нему сейчас один наш техник подошел, типа, земляк - из Самары. Редкой стойкости человек. У нас его никто перепить не может. Даже и не пытаемся уже. Он ему покажет пульемет...Так что, думаю, утром этот Ваш баварец будет пластом. Вы тогда, пока никто другой не вписался, берите командование группой в свои руки и вперед. Очень обяжете.
   Ну, что тут скажешь. Германову оставалось только согласиться. А баварец утром смотрелся, действительно, не очень. Что уж там у них ночью с "земляком из Самары" получилось - кто знает.
   Дорога заняла пару дней с промежуточной ночевкой. Таким образом, к моменту приезда в Мадрид группа провела в поездке уже неделю, и всем было ясно, что уложиться в двухнедельный срок командировки им не удастся. Германов в этом особой проблемы не видел, гораздо больше его занимало, как скоро он встретит Ольгу и дело, собственно, дойдет до главного.
  
   Глава пятнадцатая
   Мадрид произвел на Германова крайне тяжелое впечатление. Дело было даже не следах разрушений от артобстрелов и бомбежек, выбитых стеклах домов и очень заметной нехватке продовольствия. В конце концов он видел войну и примерно нечто подобное себе и представлял. Угнетало очевидное и очень заметное разделение жителей на сторонников и противников республики. Он - в своей типично республиканской экипировке - не раз ловил на себе откровенно недружественные взгляды, слышал непонятные, но явно недобрые слова и фразы, тихо брошенные вслед. Иногда на улицах встречались люди в подчеркнуто "приличной" одежде: мужчины в костюмах с галстуками, женщины в шляпках и с перчатками. Они с презрением смотрели на республиканцев в рабочих комбинезонах. А уж какими взглядами они провожали республиканок в их забавных брюках-штанах... Ольга рассказала Германову еще в Питере, как родилась эта странная мода. В дни первого штурма Мадрида на строительстве баррикад женщинам было неудобно взбираться на них в юбках, и тогда работницы одной из швейных фабрик придумали следующее: они разрезали свои длинные широкие юбки спереди и сзади примерно до середины бедра, а потом сшивали их на манер штанин. Простые брюки, наверное, были бы удобнее, но лишней одежды у простых испанцев было немного, да и от католического воспитания не так просто избавиться. А здесь: внешне - юбка, но на любую баррикаду можно забраться.
   Однако обструкция республике явно не ограничивалась только внешней демонстрацией и не ею была опасна. Разговоры об измене, предателях, воровстве велись повсеместно. Возможно, эти разговоры намного превышали реальные масштабы этих явлений, но уж слишком все получалось у республиканцев неуклюже и неумело.
   "- Не знаю, как тут у них было раньше, - думал Германов, -и как там обстоят дела за линией фронта, но в условиях войны республиканские власти демонстрируют абсолютную недееспособность".
   Он и раньше слышал, что испанская бюрократия привыкла вести дела неспешно, но то, с чем столкнулась его группа, было за гранью фантастики. Через пять дней после приезда Германов для себя условно разделил всех сотрудников испанского МИДа на две большие категории: испанские дипломаты старой школы придерживались мнения, что он сотоварищи должны неспешно пройти по всей местной иерархической лестнице прежде, чем начнется разговор по существу. Правда, непонятно с кем. Левые же политические назначенцы, не обремененные дипломатическим опытом, встречали группу восторженно, были готовы на все и сразу - только непонятно, на что? - и после бурного изъявления чувств куда-то пропадали без продолжения разговора. В результате дело стояло.
   Собственно, переживал от этого один Германов. Его коллеги, похоже, установили неофициальный график и один-два из них по очереди составляли компанию Германова на ежедневных странных беседах ни о чем в испанском МИДе. Остальные тем временем занимались своими делами, и иногда у Германова даже возникало впечатление, что они пропадают из Мадрида на день-другой. Баварец после приключений в Барселоне проникся к Германову глубочайшим уважением, как-то в один из скучных вечеров в Мадриде зашел к нему в номер и попросил от имени всей группы солировать на беседах в МИДе.
   - Вы - профессор, ученый. Для местных это очень важно. У них и премьер сейчас из ученого мира. Так что выступайте от нашего имени. Не стесняйтесь надавить на них, а то мы застрянем здесь очень надолго. Нам пару недель здесь посидеть можно, но потом пора обратно будет. А эти идальго пока еще сами не понимают, чего они от нас хотят. Да и нам, откровенно говоря, все эти разговоры не так уж и нужны.
   - Подождите, но зачем же нас сюда послали? Мы должны как-то ориентировать конференцию о происходящем!
   - Профессор, - баварец вдруг перешел с немецкого, на котором до этого они обычно общались с Германовым, на чистый русский язык, - ну что я Вам объясняю. Представьте себе, что перед Вами сейчас стоит задача, оценить насколько республиканское правительство зависит от военных и иных зарубежных поставок. К цифрам и статистике у нас доступа все равно не будет. Чисто внешние наблюдения и личные впечатления. Скажите, сколько Вам понадобится времени, чтобы подготовить на такой основе сообщение на конференции?
   - Почему мне?
   - А кому еще? Да нас же к трибуне никто никогда и близко не подпустит. А вы - это Вы. Так сколько?
   - Ну, день работы. Но буду благодарен всем за любой вклад...
   - Вложимся, не беспокойтесь. Каждый Вам что-нибудь да принесет. Но доклад можете начинать писать уже сейчас. А с хозяевами нашими давайте решим так. Нам, вернее Вам, нужна одна встреча на официальном уровне. Министр их уехал в Париж и сидит там теперь безвылазно. Так что кто-то из его замов, или как у вас раньше говорили, товарищей. Вам эта встреча для доклада на конференции обязательно нужна. Заодно запросите у них прямо завтра статистику по внешней торговле. Полной у них, конечно, нет, но что-то дадут, пригодится. А не дадут, так еще лучше - сошлемся на их некомпетентность. И еще совет. У Вас же тоже здесь какие-то дела есть, не просто так приехали. Не тяните. И если помощь нужна будет - обращайтесь, не стесняйтесь. Спину всегда прикроем. Здесь без этого нельзя. Одним "браунингом" можете и не отбиться. А теперь давайте-ка с Вами выпьем, я тут с собой бутылочку "корна" захватил. Вам он нравится, я знаю.
   Выпили по паре рюмок, и баварец отправился куда-то в город по своим бесконечным делам. А "корн" действительно был хороший.
   Германов погасил в номере свет, поднял светомаскировочную штору и уставился в темноту мадридских улиц. Город за окном уже совсем затих. Но тишина была тревожная: где-то вдали погромыхивала артиллерия, а на темных улицах изредка стреляли. Кто, в кого - ничего не понятно. Завтра опять идти во "Флориду". Он исправно проводил каждый второй вечер в холле этого отеля, к нему там даже уже привыкли, но Ольга так и не появлялась. И стоило ему подумать об этом, как дверь номера тихонько открылась и она вошла в комнату.
   - Привет, как ты тут устроился? Не стала ждать до завтра. Слышала про ваши приключения.
   - Наконец-то! Я так волновался! С тобой все в порядке?
   - Да, но наша попытка в Париже ничем не кончилась. Вернее, кончилась, но плохо. Так что платы за свой "секрет" ты не получишь. Не с кого. Практически все, что напланировали в Питере, провалилось.
   Ольга произнесла эти слова совершенно спокойно, но Германов видел, что дались они ей тяжело. Да и вообще, откровенно говоря, выглядела она не очень. Он еще раз проклял про себя все эти шпионские игры, жертвами которых становятся посторонние люди, и пожалел, что не может ни сам прекратить в них участвовать, ни вытащить из них Ольгу. Как-то иначе ему все это виделось, когда он рассуждал в Питере о возможностях изменения европейской политики.
   - И что теперь? Сворачиваем эту затею? Или американец?
   - Да. Наши согласились. Как бы последняя ставка. Сейчас пойдем. Он ждет нас. Его отель за углом. Только давай договоримся: ты ему все расскажешь, а дальше пусть уже действует сам. Я не знаю, что он придумает, к кому обратится. А может просто бухнет это все у себя в американской печати. Парень он компанейский и вполне может попытаться втянуть тебя в это доброе дело. Так вот: не надо. Хватит уже. Я и так шла сейчас к тебе и думала: зачем я втянула его в это дело, притащила сюда на край света, где народ уже ведет совершенно ненужную нам войну. А нам этого, как будто, мало, и мы еще пытаемся нечто подобное для всей Европы устроить. Так что прошу: не поддавайся на его уговоры. Ясно, что с тобой в качестве источника информации ему будет гораздо легче продвинуть любую идею. Но риск огромный.
   - А что стало с французом?
   - А никто и не знает. Пропал и все. Удалось только узнать, что он на следующий день пришел в редакцию своей газеты, переговорил с редактором и они вместе куда-то отправились. И больше их никто не видел. И ведь, вроде, не дурак был и в переделках разных бывал. И вот видишь. А еще "хвост" у меня появился в тот же день. Пришлось срочно уезжать в Лондон, а оттуда в Португалию.
   - Куда? Так ты через линию фронта...
   - Какая тут линия фронта. Это еще здесь, под Мадридом она на что-то похожа. А на юге там вообще непонятно что. Там главное на марокканцев не нарваться. С этими вообще невозможно ни о чем договориться. Приходится сразу стрелять... Хорошо, у них патрули обычно небольшие...
   - Подожди, но тебе же нельзя тогда обратно в Париж...
   - А я туда и не поеду. Поговорим с американцем, и я сразу в Барселону. Получила приказ срочно возвращаться. По идее и тебе бы не надо возвращаться в Париж, но это невозможно. Хотя с тобой этого типа почти никто не видел. В любом случае твоя работа в делегации долго не продлится, так что будь готов возвращаться домой. Но вообще у меня главная надежда на американца. Если он сумеет развернуть эту тему как надо, то никто уже не будет за нами охотиться. Никому это будет не нужно. Знаешь, в нашем деле преобладает прагматизм, такими вещами как месть мало кто заморачивается.
   Германову безумно не хотелось расставаться с Ольгой вот так, только встретившись, но опасность, судя по всему, была реальной. Тем более, что жизнь человека здесь, в прифронтовом Мадриде стоила совсем дешево. Он надел кожаную куртку, сунул во внутренний карман "браунинг" и сказал коротко:
   -Пошли.
   Отель американца мало отличался от того, в котором жил Германов. Не смотря на название ничего американского в нем не наблюдалось. Журналист ждал их в пустом баре отеля. Он сидел за угловым столом и время от времени потягивал что-то из карманной металлической фляжки. Бар же был пуст в прямом смысле слова: ни посетителей, ни бармена, ни напитков. Да и весь свет только от пары тусклых лампочек под потолком.
   - Салуд, компаньера! - войдя в зал, Ольга преобразилась. Куда делась грустная морщинка в уголке рта и потухшие усталые глаза. Теперь она лучилась энергией. Дальше она перешла на французский, вставляя иногда отдельные английские слова.
   С американцами Германову раньше иметь дело почти не приходилось и ему было весьма любопытно это новое знакомство. Оказалось, правда, что Энрике, как его здесь все называли на испанский манер, много лет жил после войны в Париже, и каких-либо серьезных различий со своими знакомыми европейцами профессор в нем не заметил.
   Ольга же вела разговор напористо и по-деловому. Представив Германова как одного из ведущих питерских историков, приехавшего в Испанию под предлогом участия в работе наблюдателей конференции по невмешательству, а на самом деле для того, чтобы наблюдать за историческими событиями, она довольно лихо перешла к европейской политике в целом.
   - Местные лидеры не верят в собственную победу. С такими настроениями им войны не выиграть. Они надеются только на помощь Франции и ее Народный фронт. Но сейчас Францию вполне устраивает ослабление Испании, у нее нет резона вмешиваться в конфликт. Германия повержена, а других соперников у французов в Европе нет и не было. Они могут изменить свою позицию только в том случае, если опять возродится фактор угрозы со стороны бошей. Тогда им будет нужен надежный тыл, и они могут быстро прижать Франко, чтобы не оказаться в перспективе зажатыми между двумя, а считая и Италию, - тремя противниками.
   Слушая ее, Германов отметил, что как ни странно такой прямолинейно-упрощенный подход в целом отражал положение дел. Кроме того, Ольга явно апеллировала к чувствам американца - похоже, он действительно сильно болел за дело республиканцев.
   - Мой друг, - Ольга кивнула на Германова, - в ходе своих научных исследований выяснил сенсационную вещь: оказывается, при подписании Мирного договора была договоренность через 20 лет, то есть вскоре, вернуться к территориальному вопросу. Налицо возможность пересмотра границ. Французам это крайне невыгодно, и они скрывают приложение к договору. Немцы доступа к нему не имеют. Но если сейчас об этом станет известно, и начнутся разговоры о границах, в том числе и германских, то тот самый фактор риска для Парижа возникнет, а вся эта испанская заварушка ему станет не нужна и даже опасна. У них возникнет объективная необходимость покончить с Франко и укрепить свои южные границы. Вы же понимаете, что достаточно буквально двух-трех французских дивизий, да самого факта их вмешательства, чтобы республиканцы победили!
   Дослушав ее до конца, американец долго сидел молча. Затем он протянул фляжку Германову и спросил:
   - Это серьезно?
   Усмехнувшись про себя, Германов отхлебнул, не поморщившись, довольно противного виски - русские мы, и не такое пивали! - и, подыгрывая его стилю разговора, коротко ответил:
   -Да!
   Затем, интуитивно чувствуя, что здесь начинать надо с фактов, рассказал о последних словах германского статс-секретаря, нехватающих страницах и прочем. А вдобавок, помолчав, коротко уронил:
   - Эта история уже стоила жизни двум вашим французским коллегам. Смотрите, все это может оказаться очень опасным. В политических играх с такими ставками жизнь человека мало чего стоит.
   И еще раз отхлебнул из фляжки, а затем протянул ее владельцу.
   Позже, уже ночью в номере Ольга восхищенно сказала ему:
   - Ты был великолепен. Но почему ты не дал выпить и мне?
   - А ты прочитала хотя бы один его рассказ? - спросил в ответ Германов, - Он - мужчина с большой буквы. Таких берут только на слабо. И женщины в его игры не играют. А фляжка - это была игра.
   А тогда в баре американец добил оставшийся виски одним глотком и задумался.
   - Вы рассуждаете наивно, но в целом правильно. Для Республики это - шанс. Победить, не веря в победу, невозможно, а они - не верят, тут я с вами абсолютно согласен. Я не очень понимаю, чем кончится французское военное вмешательство. Во времена Наполеона, если помните, оно породило герилью, и французов в конце концов выкинули отсюда. Но, повторюсь, это - шанс. Что касается протокола, то, если все так, как вы говорите, то наверняка его копия имеется в нашем Государственном департаменте. А, значит, ее можно получить, и даже довольно просто. Европа, к сожалению, во многих отношениях отстала от демократии со всеми своими тайными договорами, союзами и прочим. У нас проще. Госдеп никогда не откажет в информации в ответ на запрос одного из членов Сената. А за возможность сделать такой запрос многие из сенаторов еще и приплатят. Так что тут еще и бизнес можно будет сделать. - Энрике грустно усмехнулся.
   - Деньги нас не интересуют, - гордо ответил Германов.
   - Кстати, а что вас интересует? - этому парню палец в рот не клади, подумал про себя Германов, - Зачем вам вообще это нужно? И вообще, кто вы? - вопросы сыпались один за другим.
   - Военная разведка Балтийской федерации, - Ольга неожиданно взяла инициативу в свои руки и откровенность ее была явно совершенно неожиданная для американца. - Все очень просто. Мы действительно хотим поддержать Республику. Несмотря на весь местный бардак, идеалы Республики нам ближе. И мы не просто так помогаем им оружием. Это - не только бизнес. - Это слово она выделила и тоже усмехнулась.
   - Нас откровенно пугает затянувшаяся французская гегемония. Вы вряд ли любите немцев, воевали с ними. Мы тоже с ними воевали. У него, - она кивнула на Германова - два ордена за Великую войну. Но та война давно кончилась, и сейчас надо думать, как избежать новой. А для этого надо, чтобы немцы встали на путь не реванша, но развития. У них должны быть мирные цели. Хватит уже европейцам воевать друг с другом.
   - Прощай оружие? - американец чему-то усмехнулся. - Странные вы люди, русские. И сейчас странно себя ведете, и жизнь свою нормально устроить не можете. Но в данном случае логику вашу я принимаю. Убеждать умеете. Давайте сделаем так...
  
   Глава шестнадцатая
   Следующий день Ольга и Германов провели в Мадриде. Бродили по городу, пару раз укрывались в убежищах во время артобстрелов, с трудом сумели перекусить одном из немногочисленных по-прежнему работающих ресторанов и то только потому, что Германов пообещал расплатиться франками. Хождение иностранной валюты в республиканской Испании было строжайше запрещено и реально каралось, но черный рынок валюты действовал, и за продовольствие и медикаменты спекулянты все чаще просили именно валюту. До сих пор Германов почти не сталкивался с этой проблемой. Питался он, как правило, в отелях, где размещалась группа. В стоимость их номеров входил полный пансион. Пожалуй, единственный раз он столкнулся с черным рынком накануне, когда с помощью баварца покупал подарок Ольге. Торговля драгоценными металлами и изделиями из них так же находилась под запретом, но у баварца были обширные связи, и Германову предложили на выбор перстни, броши, кулоны и какие-то совсем уж экзотические национальные женские украшения. Он выбрал может быть несколько грубоватую в исполнении, но явно очень старинную серебряную брошь с несколькими рубинами, и торжественно вручил ее Ольге в последний вечер перед ее отъездом. Подарок явно пришелся по вкусу.
   Прощание вышло каким-то грустным. Ольга была погружена в свои мысли, говорила мало, да и Германов ощущал странную скованность. Похоже, оба не знали, что и как говорить друг другу в отношении будущего. Было очевидно, что их вторая совместная поездка за границу заканчивается, впереди их ждал Питер, а что будет дальше не знал ни один из них. И ни один из них, похоже, не был готов просто перевернуть страницу их отношений уже как прошлую и двигаться дальше вперед по жизни, постепенно забывая о том, что их связывало. Так и расстались, ничего не сказав об этом друг другу.
   С Энрике Германов встретился еще один раз уже после отъезда Ольги в Барселону. Тот уже сидел на чемоданах. Он связался по телеграфу через Лондон с нужными людьми в Вашингтоне и вечером уезжал в Париж, чтобы еще через день сесть в Гавре на быстроходный лайнер и отправиться за океан.
   - Реально ждите новостей недели через две, - сказал он Германову напоследок. - Дело фактически беспроигрышное. Для американской публики и нашей внутренней ситуации все это крайне маловажно, поэтому я надеюсь, что Белый дом не станет из-за таких мелочей входить в конфронтацию с Сенатом. Ситуация там и так сложная, Администрацию остро критикуют, и скрывать какую-то совершенно неинтересную для нашей публики информацию не в ее интересах. Только подозрения лишние вызывать и обвинения в отходе от норм демократии. А я уже позабочусь о том, чтобы эта информация не пропала в общем вале никому не интересных в Европе американских внутренних новостей и пошлю ее сразу в 5-6 крупных европейских информагентств. Кстати, и в ваше тоже, и в Киев. Да и полякам даже можно бросить. Еще и заработаю на этом. - Увидев похолодевшие глаза Германова, он пояснил, - Куплю на обратном пути в Париже консервов или медикаментов партию и привезу с собой. Сами видите, что тут творится.
   - А таможня? - Германов помнил, что про здешнюю таможню все говорили с разными чувствами, но всегда острыми.
   - За 10 процентов пропустят. А Вы не знали? Ах да, Вы же больше по оружию, а там уже другие дела.
   "- Господи, когда же меня кончат считать тайным торговцем оружием, - подумал про себя Германов, - и не докажешь ничего никому".
   И вместо этого сказал:
   - Ну, что же, будем ждать с нетерпением. А вообще, спасибо Вам. И за книги, и за то, что Вы сейчас здесь делаете.
   - Эх, профессор, попали бы Вы сюда в иные времена. Показал бы я Вам бой быков, посидели бы за бутылкой вина. Вы даже не представляете, какая это была страна. Жалко мне их.
   На этом и расстались.
   А тем временем дела группы постепенно продвигались вперед. Состоялась долгожданная встреча с заместителем министра иностранных дел, все необходимые слова были произнесены с обеих сторон. Баварец без всякого стеснения показал Германову на центральное место главы делегации с ее стороны длинного стола переговоров и затем лишь одобрительно кивал головой по мере того, как разговор двигался вперед. Германов же с удовольствием убедился, что его профессорских навыков вполне достаточно для дипломатической миссии такого рода. Все остались довольны.
   После этой встречи активность членов группы экспертов резко возросла. Похоже, они экстренно завершали последние дела в городе, почти не появлялись в отеле, и у Германова возникло большое опасение, что собрать их в обратную дорогу просто не удастся. Но он напрасно волновался. В назначенный день все собрались с утра в холле отеля, тепло попрощались с хозяином, который олицетворял собою явную мировую скорбь - с платежеспособными приезжими в городе было очень плохо, погрузились в автобус и поехали на аэродром. Было известно, что правительство зарезервировало для них места в "Дугласе", отправляющемся в Марсель. Регулярного авиасообщения у республики с Францией не было, но время от времени отдельные авиарейсы совершались и число желающих воспользоваться ими значительно превышало количество посадочных мест в самолетах.
   Откровенно говоря, Германов был рад отъезду. При всей его очевидной симпатии к идеям демократии то, что он увидел в Барселоне и Мадриде, если и не подорвало его веры в республику, то сделало очевидным следующее: этим симпатичным ребятам предстоит пройти еще очень большой путь, чтобы хотя бы приблизиться в цивилизационном плане к нормальному среднеевропейскому уровню. И война отнюдь не тот способ, который ускоряет этот процесс. Вместе с тем, Германов был готов доказывать всем и каждому, что вопрос о военных поставках в Испанию вообще не имеет большого практического значения: если у этих ребят не будет танков и самолетов они будут продолжать убивать друг друга камнями и палками до тех пор, пока их силой не заставят прекратить это безобразие. Теперь Германов думал о том, как бы облечь эти идеи в более округлые и осторожные выражения, чтобы уж совсем не шокировать участников конференции по невмешательству.
   Самолет еще не был готов, посадка откладывалась и группе предложили выпить по чашке кофе и посидеть в кафе. Погруженный во все эти мысли - а была еще и тема отношений с Ольгой! - Германов снял куртку, сел за столик и стал действительно пить кофе. Вокруг было довольно людно и шумно, и он постарался внутренне отгородиться от окружающих. Так и сидел в задумчивости, пока баварец не встряхнул его за плечо:
   - Герр профессор, нас зовут на посадку! Вещи не забывайте.
   Германов схватил чемодан с вещами и саквояж с бумагами и двинулся за своими попутчиками на поле. У самолета во время проверки документов Германов вдруг понял, что его паспорт остался в кармане кожаной куртки, которую он снял в кафе и повесил на спинку стула, а потом забыл надеть. Пришлось возвращаться обратно в здание, объяснять часовым, кто он и откуда, ждать старшего, который хотя бы что-то понимал по-французски, в его сопровождении идти в кафе, где бармен радостно вручил ему паспорт и портмоне - куртка успела уже куда-то пропасть, возвращаться на летное поле, чтобы убедиться, что самолет благополучно улетел.
   Следующие сутки Германов провел в хлопотах. Объяснение с пассажирским диспетчером на аэродроме ничего не дало. Тот твердо стоял на том, что он отправил самолет, поскольку все места в нем были заняты - подсадил кого-то за мзду, мерзавец! - и ничего не обещал, поскольку просто не знал, когда может случиться следующий рейс. Надо было возвращаться в Мадрид и объясняться с местным МИДом. Но никакого регулярного транспорта в город не было, автобус, который привез группу, давно уехал, и Германову пришлось ждать вечера, когда в Мадрид уезжали летчики-истребители авиационной эскадрильи, прикрывающей аэродром. К счастью, среди них были в том числе и киевляне. Собственно, что-то стало получаться только тогда, когда Германов нашел их в палатке на краю летного поля, где они несли дежурство. Один из них был типичным хохлом из-под Полтавы, другой - волгарем из Нижнего, но оба обрадовались Германову как родному. По-братски поделились с ним обедом, затем уложили прикорнуть на часок, а вечером взяли с собой в город. Койка в их казарме-общежитии тоже нашлась, встречу, как положено, вспрыснули, а утром по дороге на аэродром летчики подбросили Германова к зданию МИДа. Летный день у них начинался почти на рассвете, так что открытия министерства Германову пришлось еще ждать пару часов. К счастью сторож сжалился над странным иностранцем с чемоданом и саквояжем и пустил его в свою каморку. Так вот и предстал Германов перед испанскими дипломатами: в суконной куртке, уже изрядно потертых полевых брюках, с чемоданом и саквояжем. Первый же знакомый чиновник МИДа уставился на Германова как на привидение, затем куда-то убежал докладывать, пропал почти на полчаса, а затем вернулся и повел рассерженного Германова прямо к заместителю министра. К счастью, багаж удалось оставить у него в приемной.
   Заместитель министра долго тряс руку Германову, повторяя: "Какое счастье! Какое счастье!", а затем усадил его на диван, оценивающе посмотрел на гостя и достал из тумбы стола бутылку коньяка. Удивленный таким гостеприимством в 10 часов утра Германов начал что-то подозревать, и даже не особенно удивился, услышав от хозяина кабинета горестную весть: самолет с его группой не прибыл в аэропорт назначения, поиски продолжаются, но есть сильное подозрение, что его перехватили и сбили уже над нейтральными водами то ли итальянцы, то ли истребители мятежников. Если так, то надежды, что кто-то сумел выжить, мало. А, говоря откровенно, нет совсем.
   Тут и коньяк пригодился. Выпили. Помолчали. Затем испанец, надо все же отдать ему должное, профессионал, завел разговор о том, что изменить случившееся уже нельзя, и главное теперь - обеспечить безопасную доставку Германова в Париж. Ни о каких самолетах больше и речи быть не может, так что остается прежний маршрут: на автомобиле в Барселону, а оттуда морем. Сухопутная граница его чем-то смущала, и Германов догадывался в чем дело: в горах на севере было неспокойно, в тылу республиканских войск действовали диверсионные группы и отдельные отряды наварцев, поддержавших в своем большинстве мятежников. Дальше заместитель министра пустился в рассуждения о том, как важно, чтобы Германов дал на международной конференции объективную оценку потребностей республики в иностранной помощи, но это было уже неинтересно и Германов свернул разговор, сославшись на усталость и потрясение от шокирующих новостей.
   Так и получилось, что через сутки после отъезда он вернулся в свой прежний номер в гостинице. Впрочем, он в ней не задержался. Уже на следующий день Германов в составе целого конвоя двинулся в направлении Барселоны. "Ситроен", в котором он ехал, сопровождали пикап с пятью интербригадовцами и легкий броневик харьковского производства. Командир конвоя, испанский капитан ехал вместе с Германовым, но предупредил его, что в случае опасности немедленно пересадит его в броневик. Поскольку май был уже в самом разгаре Германову было даже страшно подумать, как разогреется эта железная банка на теплом испанском солнышке. Но все обошлось, вот только дорога заняла не два дня, как в прошлый раз, а все три.
   В Барселону прибыли к вечеру и колонна сразу подошла к зданию Генконсульства БФ, где капитан с самым серьезным видом и очевидным облегчением передал Германова с рук на руки все тому же Петрову 15-му.
   Тот не скрывал своей радости:
   - Слава Богу, обошлось! Мы так, правда, и не поняли, почему Вы на борт не попали, но прямо скажу: повезло. Позавчера наши катера - "Это чьи, интересно?" - автоматически задал себе вопрос Германов - все же нашли самолет. Уже почти утонул, в последнюю минуту подошли. Кто сбил, так и неясно. Из пассажиров трое в живых, в том числе Ваш баварец, но все ранены. В госпитале и пролежат долго. Так что повезло Вам изрядно. А что случилось-то?
   -Куртку с документами в кафе забыл. Пока возвращался уже улетели.
   - Бывает... А раньше за собой не замечали, чтобы так везло? - вице-консул с интересом смотрел на Германова.
   - Да было несколько раз на фронте.
   - Вы лучше об этом никому не рассказывайте и не хвастайтесь ни в коем случае. Везение вещь такая, что сглазить легко. Ладно, пойдемте размещу Вас, а завтра отправим Вас в Марсель.
   - А что идет туда?
   - Целый караван. Там и наши суда и испанские. А прикрывает их крейсер и эсминцы. Приходится теперь целые караваны отправлять.
   - А что случилось?
   - Судно наше утопили. Оно, собственно, из Ревеля было, но работало здесь челночными рейсами на Одессу. Неделю назад вышло и с концами. Только и успели, что дать радиограмму: атакованы неизвестной подводной лодкой, и все.
   Страшное предчувствие сжало сердце Германова.
   - Послушайте, Вы, наверное, не имеете права отвечать, но не отправляли ли Вы с этим судном молодую девушку из наших? Она приехала из Мадрида...
   Петров удивленно глянул на Германова, но выражение его лица, и тон произнесенных им слов видно сказали ему то, что сам Германов пока оставил за скобками.
   - Вот, значит, как, - медленно протянул он, - кто уж только из наших за ней не пытался ухлестывать... Слышал я, что появился у нее кто-то. Значит Вы.
   Он сначала опустил голову, а потом поднял ее и посмотрел Германову прямо в глаза:
   - С тем судном она ушла. Что там случилось - не знаем. Надежда, конечно, остается. Кто знает, что там было. Может за ней и охотились. А может судно потопили, а экипаж на шлюпках ушел. И выгребают сейчас. Тут все же не Атлантика и не Тихий океан. Вы подождите отчаиваться. В нашем деле чего только не бывает. А она тоже везучая. Слушайте, а пойдемте к нашему полковнику, ну, консулу. Посидите, поговорите с ним. Он через такое прошел, а все орлом. Пойдемте.
   Пошли. Посидели, как водится. Поминать не стали, но выпили изрядно. Германов сидел с консулом и Петровым, пил, о чем-то говорил, но его не оставляло чувство, что все это - сон. И неудавшийся вылет из Мадрида - сон. И вторая попытка выбраться из этого города - сон. И то, что сказал ему Петров, - сон. Надо только проснуться, и, как это обычно бывало, Ольга опять неожиданно появится в его жизни, улыбнется, что расскажет и куда-то позовет за собой. С этим он в конце концов и уснул, а проводивший его в номер Петров вернулся к консулу и мрачно сказал:
   - Кто же знал, что у них так серьезно. Я не знаю, как он там в Париже справится. Совсем никакой мужик.
   - Должен справиться! - консул был офицером старой школы, - и не кори себя, что сказал. Все равно бы узнал. Так мы хотя бы понимаем сейчас, что с ним. Но завтра отправляй его обязательно. И вот что, давай-ка сам с ним до Марселя прошвырнись.
   Знали бы они, что случится завтра.
  
   Глава семнадцатая
   Утром, плохо понимая, где он и что он, Германов двинулся в порт в сопровождении Петрова 15-го.
   День обещал быть очень жарким, но пока над морем клубился плотный туман, над которым были видны только самые верхушки мачт стоящих на рейде кораблей конвоя. Транспорты продолжали грузиться у причалов. Начиналась обычная суета перед уходом каравана: моряки собирались из увольнений на берег, машины доставляли последние грузы, портовые служащие и докеры постепенно подтягивались к своим рабочим местам.
   Первый снаряд ударил в угол пакгауза, и во все стороны брызнули кирпичи, стекла, в воздух поднялось облако пыли и дыма. Затем взрывы последовали один за другим: то по нескольку сразу, то отдельно. Снаряды разрушали портовые сооружения, поражали суда у причалов, иногда взрывались в воздухе, задевая стрелы грузовые краны.
   После первого же взрыва Петров 15-й, до этого непривычно молчаливый и хмурый, преобразился. Он затолкал Германова обратно в машину, из которой они только что вышли, не дожидаясь испанца-шофера, сам прыгнул за руль и рванул с места в направлении выезда из порта.
   - Это корабли! - крикнул он Германову, бросая машину в сторону от очередного разрыва, - не иначе, как итальянцы, у франкистского флота здесь нет орудий такого калибра!
   Вокруг все горело, рушилось, люди разбегались в поисках укрытий. На глазах у Германова один из грузовиков, также направлявшийся к воротам, исчез в пламени взрыва.
   Они, однако, проскочили, и теперь неслись уже по улицам города, где с каждой минутой нарастала паника. Германов вдруг понял, что Петров везет его не в Генеральное консульство, как можно было бы ожидать, а стремится выбраться из города.
   - Куда мы? - только и успел спросить он, когда звуки уже отдаленных взрывов в порту дополнились каким-то новым ровным гулом сверху.
   - Будут бомбить! - только и успел крикнуть ему Петров, а остальное было уже понятно. Гул, казалось, заполнил все небо. Германов опустил боковое стекло, выглянул в окно и увидел, что все небо над городом заполнено ровными ромбическими построениями крупных четырехмоторных самолетов, от которых как раз в эту минуту отделились и полетели вниз какие-то мелкие предметы.
   - Что там? - Петров наконец вырвался из узких улочек центра на недавно проложенную магистраль и резко прибавил скорость, - уже сыпанули?
   - Да! - Германов как-то сразу понял, что означают эти быстро приближающиеся к земле предметы, и попытался направлять движение: - пока не над нами, они куда-то вправо идут.
   - Понятно, там за центром города военные заводы, а дальше - казармы и склады, я поэтому сюда и свернул. Сейчас выскочим из города и подумаем, что дальше делать.
   Они, действительно, миновали последние дома городского предместья, отъехали еще с километр и остановились на небольшом возвышении, откуда была видна панорама Барселоны. Шапки взрывов в городе вспухали то там, то тут, в порту тоже грохотало, и опытный Петров пояснил, что там, похоже, нападавшим начали, наконец, отвечать корабли республиканского флота. Что-то пытались сделать и средства ПВО. В нескольких местах явно били зенитки, и пара четырехмоторных самолетов задымила, потеряли скорость и покинули общий строй.
   - А вот и наши! - воскликнул Петров, когда у них над головами в сторону города промчались три тройки вертких небольших бипланов. - Сейчас еще подойдут, но к такому строю будет сложно прорваться, многих потеряют.
   - Что вообще происходит? - Германов, наконец, решил прояснить ситуацию у человека, который явно больше него понимал во всем этом.
   - Так итальянцы ударили. Были у нас сигналы, что есть у них намерение вмешаться всерьез. Видно все же отважились на прямую интервенцию. Так что, считайте, начинается у нас новая Пуническая война - не помню, какая там по счету.
   Германов, как и все, прекрасно знал о форме и масштабах вмешательства фашистской Италии во внутренний конфликт в Испании: "добровольческий" корпус потомков гордых римлян включал в себя четыре дивизии чернорубашечников, отдельные подразделения легких танков и несколько авиационных эскадрилий. Это, естественно, помимо поставок оружия, снаряжения и продовольствия, которые в значительной степени позволяли мятежникам сохранять боеспособность. Намерения итальянцев были очевидны: проримский режим в Мадриде позволил бы им установить полный контроль над западной частью Средиземного моря. Но то, чему свидетелем он стал сейчас, было уже явно из другой категории.
   - И что теперь будет? А нам что делать? - Германов привык доверять Петрову, а сам пока просто не понимал, что ему делать дальше.
   Тот, в свою очередь, вытащил из кармана комбинезона портсигар, закурил, сел боком на водительское сидение и принялся рассуждать.
   - Если говорить в широком плане, то это даже хорошо. Думаю, французы такого не стерпят и вмешаются всерьез. У них в Тулоне одних линкоров три штуки, да и легких сил достаточно. Море итальянцам они отдать не могут, чтобы не потерять связь со своими колониями. По порту бил универсальный калибр - сотка, скорее всего, а вот по кораблям пару раз восьмидюймовки отметились, значит итальянцы послали сюда только свои тяжелые крейсера типа "Зара". Мощная штука, но все же не линкоры. Испанский "Либертад" со своими шестидюймовками и эсминцы против них не выстоят, но если подойдут французы, то итальянцы сбегут сразу. Но это по уму. А ума у них, если уж они влезли в эту заваруху, похоже, не наблюдается. Поэтому я бы не исключил возможности итальянского десанта сюда и в другие порты. Все же дороги через Пиренеи - это еще та головная боль, и протащить по ним французам хотя бы несколько дивизий со всем снабжением будет трудно. Морем перекинуть быстрее и проще. Так что главное для итальянцев сейчас - занять порты. Тогда шансы на вмешательство французов резко падают. Ну. А наша задача, следовательно, - эти порты удержать. Здесь войск в принципе достаточно, но бардак как всегда может все погубить
   - Да что там осталось от этих войск! - воскликнул Германов и кивнул в сторону города, который закрывало сплошное облако дыма и пыли.
   - Не скажите, то, что они здесь устроили, это, скорее, акция устрашения. Видите, развернулись и на второй заход не пошли. Да и бомбили не прицельно, с горизонтали. Это - "Савойя", бомбовая нагрузка всего тонна. Шума много, разрушений тоже, по гражданским сильно стукнуло, а войска не такие уж большие потери понесут, поверьте. А нашей авиации они боятся.
   Действительно, строй бомбардировщиков уходил в сторону моря. Вокруг него вились небольшие юркие самолетики, число которых все время возрастало.
   - А по аэродромам они явно удар не нанесли, - задумчиво сказал Петров, - похоже, действительно десант хотят бросить, а перед этим просто провели акцию запугивания.
   - Но нам-то что делать? - Германову было интересно послушать рассуждения собеседника, но уж больно время и место для этого плохо подходили. - В Генконсульство поедем?
   Петров задумчиво посмотрел на него.
   - Можно, конечно, и туда. Но я бы предпочел местный штаб интербригад. Они там принимают приезжающих добровольцев и распределяют потом по частям. Расположены на этой окраине, неподалеку, похоже их не накрыло. У них сейчас в городе всего несколько батальонов, тысячи две бойцов, но я бы им порекомендовал срочно собрать вокруг себя всех, кого удастся, и занять оборону на наиболее угрожаемых участках побережья. А испанский комендант города пусть лучше городом и занимается. Ему там работы хватит, если остался жив, конечно. Вы служили-то на фронте где?
   - Сначала в батальоне, а потом штаб дивизии, оперативный отдел.
   - То, что надо. А то эти ребята храбрые, но в штабной работе ничего не понимают. А тут линия обороны будет километров 20, надо создавать отдельные опорные пункты, связывать их между собой, налаживать взаимодействие и снабжение, а без нормального штаба это все посыпется сразу.
   - А Вы?
   - Я больше в десантах понимаю. Так что лучше помогу им грамотно противодесантную оборону построить. Но только, профессор, Вы же понимаете: это дело сугубо добровольное, Вы тут вообще по невмешательству. И если откровенно, то я обязан Вас срочно эвакуировать.
   - Кончилось наше невмешательство. Я с ними еще посчитаться хочу. Поехали.
   Последующие три дня Германов вспоминал потом как один сплошной кошмар. В штабе интербригад к их приезду как раз начали выходить из состояния абсолютного ступора и думать, что делать дальше. Предложение Петрова было принято безоговорочно, и первые смешанные роты из интернационалистов и испанцев отправились занимать позиции уже через час. С расположением на позициях им, как правило, помогал Петров 15-й, а Германов тем временем пытался наладить работу штаба. В городе шок у всех, конечно, был страшный, так что предложенная Петровым схема организовать штаб обороны на базу интербригад оказалась вполне разумной. Ни комендант, ни командиры двух расквартированных в городе испанских бригад об угрозе десанта даже и не думали. Впрочем, дел у них хватало: борьба с пожарами, разбор завалов, сбор раненых и погибших, прекращение возникшей паники. Все это было на виду, действительно требовало массу сил, не оставляя их ни для чего другого. А тем временем штаб интербригад выдвигал на позиции все новые отряды, обеспечивал пехотное прикрытие береговых батарей и даже сформировал мобильный резерв на автомобилях. Германов даже не очень понимал правил и принципов этой мобилизации. В штабе вдруг появлялись командиры каких-то испанских отрядов, сформированных то профсоюзами, то анархистами и заявляли о готовности защищать город. Им нарезали позиции, давали координаты соседей и отправляли на побережье. Приходили еще какие-то люди и предлагали свою помощь транспортом, продовольствием, даже оружием. Как ни странно, помощь эта часто была крайне полезной. Связь с позициями вокруг города, например, была налажена и поддерживалась при помощи добровольцев городского мото-велообщества. Позднее он узнал, что уже через несколько часов после обстрела и бомбежки коммунисты напечатали и засыпали весь город листовками с простым и ясным призывом: все на защиту Барселоны!
   Трудно понять, чем руководствовалось итальянское командование, но первые десантные корабли появились в виду побережья лишь утром следующего дня. В городе были потушены еще далеко не все пожары, над ним продолжал клубиться дым, и гарнизон явно не смог бы оказать десанту серьезное противодействие, если бы не береговая оборона, построенная штабом интербригад.
   Катера и суда десантников горели и тонули, высадившиеся на берег итальянские подразделения фактически остались на уроне береговой черты, по кораблям огневой поддержки десанта очень удачно был нанесен совместный удар батареями береговой обороны, несколькими торпедными катерами и республиканской авиацией. Заскочивший в штаб Петров с гордостью пояснил Германову:
   - Это наш консул поработал!
   В результате один из двух тяжелых крейсеров итальянцев, получив в борт торпеду, а на палубу и в надстройки - пару бомб и несколько снарядов, под конвоем своих эсминцев удалился в сторону берегов Италии. Оставшийся стал поосторожнее.
   Бои продолжались, и до победы над десантом было еще очень далеко, но итальянцам было уже ясно, что легкой высадки ждать не приходится. А им был нужен именно порт, поскольку на необорудованное побережье дивизию не перебросишь.
   На второй день итальянцы нарастили свои силы и сумели в паре мест зацепиться за берег. Авиаразведка сообщала о подходе с востока целого каравана транспортных судов, которые, вероятно, предназначались к разгрузке уже в захваченном порту. Попытки двух республиканских подлодок прорваться к ним окончились неудачей. Подлодки были повреждены и отступили. Авиация слегка пощипала караван, но он не уходил, ожидая захвата порта. В свою очередь, подкрепления подходили и к республиканцам, но обстановка становилась все более напряженной. Франкисты в эти дни усиленно давили и на основном фронте, чтобы не дать республиканцам совершить маневр силами и прикрыть побережье. Снять войсковые резервы с основного фронта не удалось. Ночью накануне третьего дня боев в штабе появился уже дважды легко раненый Петров 15-й и еще раз предложил Германову эвакуироваться. К этому моменту Германов уже был официально назначен заместителем начальника штаба, а возглавлял его бывший майор германской армии, с которым они нашли полное понимание. Он смертельно устал и сам чувствовал, что дошел до такого морального состояния, когда русский человек лучше сдохнет, но не сдастся. Так что обижать хорошего человека - вице-консула Германов не стал, но уходить отказался категорически. Тем более, что и смысла в его работе было все больше и больше: штаб интербригад, в котором работало уже более 20 офицеров, наладил связь, маневрировал силами, подкреплял наиболее угрожающие направления, кое-как снабжал подразделения боеприпасами и продовольствием, вывозил раненых и решал массу других практических вопросов. Пользу работы такого коллективного командующего признавали уже даже наиболее ярые из анархистов и, соответственно, выполняли получаемые указания. Серьезных маневров или наступление защитники города, конечно, не осилили бы, но оборонялись они довольно успешно. Германову, привыкшему на фронте к тому, что основой любой удачной операции является твердое и сильное единоличное командование, такая форма управления войсками казалась странной, но, когда он обратился с этим к немецкому майору, тот ответил: "Тут все не как у людей, но работает. К счастью, против нас итальянцы. Их даже эфиопы били." Сам майор воевал, похоже, всю жизнь и сейчас просто старался делать свою работу как можно лучше. Пока получалось.
   Неизвестно, как долго могла бы работать такая схема, но развязка наступила во второй половине третьего дня. Резервов у защитников Барселоны больше не было. Итальянцы заняли два плацдарма к северу и югу от города и накапливали на них силы, явно готовясь окружить город. Затем должен был последовать штурм. Спасало пока только то, что воевали итальянцы преимущественно пехотой. Артиллерию на берег они высадить не смогли, а связь и, следовательно, взаимодействие с флотом у десанта отсутствовало напрочь. Так что корабли били не прицельно, а больше по площадям, и воздействие этой стрельбы было скорее психологическим. В результате же пехотных боев побеждал не сильные и умелые, а более твердые духом. Германов, однако, к этому моменту уже очень хорошо чувствовал пульс обороны и начинал беспокоиться в отношении стойкости защитников города. Фактически его защищало ополчение. Потери росли, люди просто устали, менять их пока на позициях было не на кого, а итальянский флот давил своим присутствием. Спасало то, что по дальности с итальянской стороны могла действовать только тяжелая бомбардировочная авиация, штурмовики просто не доставали. Пехоте на позициях высотные "Савойи" были не особенно опасны, а порт и город итальянцы больше не бомбили - явно берегли для себя. Но кризис приближался.
   В половине четвертого, однако, на севере в море стали слышны мощные орудийные залпы. Одновременно над судами с десантом появились многочисленные самолеты и с неба на них посыпались бомбы. Один из самолетов явно умышленно снизился и прошел над городом, показав французские эмблемы на крыльях. Самолет был знакомый - "Потезы" такого типа были на вооружении и ВВС Республики. Обстрел позиций оборонявшихся с моря прекратился, и итальянские корабли и суда начали сначала оттягиваться мористее, а затем развернулись и взяли курс на восток, к берегам Италии. В 9 вечера оставшиеся на берегу десантники выкинули белый флаг, а радио Мадрида сообщило о принятом правительством Франции решении способствовать восстановлению законной власти в Испании, в том числе и с применением военной силы.
   Воспрянувший духом, военный комендант города сделал публичное заявление о том, что ситуация находится у него под контролем. С приемом пленных, похоже, он был готов справиться.
   - Надеюсь, хотя бы с приемом пленных он справится, - процедил сквозь зубы немецкий майор и предложил Германову плюнуть на все и отойти от дел. С чистой совестью они отключили телефоны, отправили весь персонал отдыхать и улеглись спать прямо в штабе.
   Первой мыслью, с которой проснулся Германов утром следующего дня, было вполне очевидное: что делать дальше? В штабе никто толком не знал, что происходит в большом мире. Официальных сообщений о положении на фронтах радио не передавало, о действиях французов тоже ничего не сообщалось. Слухи ходили самые разные.
   "- Эх, нет Петрова! - пожалел Германов, - он бы все разъяснил".
   Эта мысль навела его на другую. Он взял одну из машин штаба и попросил отвезти его в Генеральное консульство. Там уж точно должны знать, как ему жить и что делать дальше.
   Он уже садился в машину, когда к штабу подъехал целый кортеж. Три легковых автомобиля, броневик и два грузовика с солдатами. Германов решил подождать и посмотреть, что все это значит.
   К его удивлению из первой машины вышел премьер-министр Республики. К Германову сразу подскочил один из сопровождающих его офицеров и на ломаном французском спросил:
   - Вы кто?
   - Заместитель начальника штаба капитан Германов.
   - Русский?
   - Да.
   Тот догнал премьера и что-то доложил ему. Из штаба в этот момент появился германский майор и представился премьеру. Тот жестом пригласил Германова подойти и заговорил по-испански. Офицер переводил.
   - Мне доложили о том, какую роль в обороне города сыграли части интербригад. Я восхищен. В решающий момент, когда все висело на волоске, вы смогли отразить агрессию итальянцев. Испания этого не забудет. Прошу подготовить списки наиболее отличившихся, а пока я хочу вручить лично вам знак нашего ордена - "Звезду Мадрида".
   После этого премьер прикрепил к комбинезону майора и суконной куртке Германова по ордену. Оба совершенно обалдели, но военная выучка выручила их и на этот раз: майор отдал честь приложив руку к берету, а Германов, у которого не было головного убора, постарался максимально вытянуться по стойке смирно и пристукнул каблуками. Премьер, пожал им руки, величественно кивнул и направился к машине. Кортеж развернулся и уехал.
   Майор и Германов молча переглянулись. За последние дни они неплохо узнали друг друга и поняли, что на многие вещи в жизни смотрят примерно одинаково. Сейчас список этих вещей расширился на одну позицию: отношение к власть имущим.
   - Необычно, но красиво, - майор рассматривал орден на куртке Германова, - правда, зачем-то с коммунистической звездой. Не дай Бог наши в Стальном шлеме узнают - засмеют.
   - А как ты вообще сюда попал? - у Германова было твердое ощущение, что его коллега по штабу по своим идейным взглядам не очень совпадал с большинством контингента бригад. Там все же преобладали откровенно левые.
   - У нас в Саксонии от армии вообще ничего не осталось. В форме разве что полицейские и пожарные ходят. Чем я только в эти годы не занимался. А потом решил зарабатывать все же своей профессией. В Китае повоевал, дома потом с полгода отдохнул и теперь сюда подался. Обещали сделать начальником штаба бригады, а это совсем неплохие деньги. Кстати, а куда это ты собрался?
   - В Генконсульство хотел съездить. Надо как-то определяться, что делать дальше.
   - Постой, а причем здесь дипломаты? Ты же профессор, как я понял?
   Пару дней назад, услышав, как Германов объясняет сотрудникам штаба, что и как надо делать, майор в шутку сказал: "Тебе бы в университете преподавать! Или в Академии Генштаба!" - и был весьма удивлен, услышав в ответ от Германова: "А я и есть профессор университета".
   - Вообще-то я здесь сейчас в качестве эксперта Конференции по невмешательству. Хочешь дипломатический паспорт покажу?
   Майор застыл с открытым ртом, а затем разразился громким хохотом.
   - Ты - эксперт по невмешательству? Вот это, чем ты тут три дня занимался, называется невмешательством? А что тогда вмешательство?
   - Хватит издеваться! А что ты от меня хочешь: по мне лупят с моря восьмидюймовыми снарядами, бомбы мне на голову швыряют, а я буду улыбаться и отчеты писать? Или тебе итальянцев жалко?
   - Извини, просто смешно получается. Конечно отправляйся в свое Генконсульство. Они тебя, наверное, совсем потеряли. Кстати, если они тебя там сразу в оборот возьмут и больше не увидимся, хочу сказать: спасибо тебе, очень было приятно с тобой работать. Если станет скучно на этой твоей Конференции, приезжай, место в штабе всегда тебе обеспечу.
   Подумав, что в словах майора есть определенный резон, Германов нашел под одним из столов в штабе свой чемодан - он заменял сломанную ножку - и захватил его в Генконсульство с собой. Видок у него был еще тот: в куртке с редким в Испании орденом, на ремне пистолет в кобуре и с чемоданом.
   В Генконсульстве, однако, он своим видом никого не удивил. Там в последние дни и не такое видали. Принял его тот самый консул, с которым он беседовал три дня назад.
   - Ого, - кивнул он на орден, - а Вы времени даром не теряли. Мне Петров успел сказать позавчера, что пристроил Вас в штабе, но без подробностей. А потом сам в госпиталь попал. С утра ездили к нему, отвезли кое-что. Состояние тяжелое, но жить будет.
   - А что с ним?
   - Два осколка, но это легко, а потом под очередь из пулемета попал. А все почему? Везде и все сам! Сколько раз говорил ему, ты же уже старший офицер - ему, кстати, капитана второго ранга дали, так командуй! Нет, конечно, он большой молодец. Если бы не эта его идея с обороной побережья, неизвестно еще, где бы мы с Вами сегодня были. Так все же, куда он Вас пристроил?
   - В штаб интербригад. Заместителем начальника штаба.
   - Ого! Тогда заслуженно! А мы здесь еще удивлялись: при вечном местном бардаке кто-то вдруг начинает работать четко. При том, что общего командования так и не было.
   - Там немец заправлял. Майор из Саксонии.
   - Тогда понятно. Немец - начальником штаба, и Вы с ним на пару, профессор. Жаль, французы вмешались, а то мы сейчас бы уже в Генуе высаживались, - консул-полковник балагурил, судя по всему, снимая тем самым огромное напряжение последних дней. - А вообще, слава Богу, что так все кончилось.
   - А что французы-то? Где они?
   - Две дивизии уже перешли границу и идут на Центральный фронт, под Мадрид. Еще одну завтра начнут высаживать здесь, а с моря нас уже прикрывает их флот. Видели бы Вы их линкоры с четырехорудийными башнями! Это они вчера там гремели.
   - Значит, большая война?
   - Думаю, наоборот, это - конец войне. От помощи из Италии Франко теперь отрезан. Скорее всего, сейчас начнутся переговоры о возможных вариантах мира. Как говорится, поделят или страну, или власть. И вопрос теперь только в том, кому и что достанется. Да и хватит уже, навоевались здесь за последний год на многие десятилетия вперед. Так что давайте, дорогой профессор, думать, когда и как Вас отправлять обратно. Хотя прямо скажу, смысла в Вашей миссии в нынешних обстоятельствах нет уже никакой, и вряд ли кого-нибудь там в Париже Ваш отчет заинтересует. А может быть попробуем Вас отправить на одном из судов, которые завтра французов привезут? С третьего раза-то должно получиться!
   И получилось. Не на следующий день, конечно, а через три дня Германов погрузился на борт того же эсминца, который месяц назад доставил их группу из Марселя. За это время он успел навестить Петрова 15-го в госпитале, поздравить и по-тихому оставить ему для скорейшей поправки здоровья бутылку коньяка, которой его снабдили в Генконсульстве. Вторую бутылку он вручил майору-саксонцу с пожеланиями успешной службы. Майор грустил: шли упорные разговоры о роспуске интербригад, и ему надо было думать о новом ангажементе. Германов на всякий случай посоветовал ему побеседовать со своим знакомым консулом. Кто знает... Майор в ответ вздохнул, посетовал, что его постоянно пытается кто-нибудь завербовать, правда, профессора университетов этим добрым делом раньше не занимались, и, к удивлению Германова, вручил ему красивое свидетельство на орден. Фамилию, правда, переврали, написав просто Hermann, но майор посоветовал приписать в конце две буквы и получится похоже. Расстались по-хорошему.
   В городе тем временем налаживалась новая жизнь. Основные силы высадившейся французской дивизии двинулись на юг, но свою комендатуру в Барселоне французы все же оставили. В порту встали два крейсера и эсминцы, на рейде на якорях слегка дымил линкор типа "Дюнкерк". Как всякий уважающий себя питерец, Германов кое-что понимал в военных кораблях, и архитектура французского линкора его искренне удивила. Он разглядывал башни главного калибра, размещенные только в носовой части корабля, и задавался вопросом, неужели французы вообще не допускают, что им придется повернуться к противнику кормой? Нечто подобное, насколько он помнил было и в русском черноморском флоте, но там предполагалось, что броненосцы будут вести бой, прорываясь через черноморские проливы, и поэтому большая часть орудий главного калибра размещалась в носу. А эти куда собрались прорываться? Или это просто очередной французский выпендреж? Германов вообще стал замечать за собой все более критическое отношение к этой нации по мере того, как он глубже и глубже погружался в эту историю. И еще, глядя на корабли в порту, он вдруг подумал, что за минувшие дни ему толком и некогда было вспомнить Ольгу, а пережитое в дни итальянской агрессии как-то отодвинуло в сторону воспоминания о ней и сделало боль утраты не такой острой.
   Да и слишком много горя вокруг он видел в эти дни. Несмотря на очевидную победу, горожане были отнюдь не в праздничном настроении. Продолжали разбирать завалы и находить погибших. Пострадало, как правильно предполагал Петров, в основном гражданское население. На французов смотрели как на союзников, но без особой теплоты. Да и потянувшиеся в увольнения французские матросы вели себя на берегу ... по-разному. Показательно, что спуску им в таких случаях не давали.
   Так что в путь Германов отправился со смешанными чувствами.
  
   Глава восемнадцатая
   Французские офицеры, которым с рук на руки передал Германова один из сотрудников Генконсульства, сначала отнеслись к нему несколько высокомерно. После всех этих приключений его гражданский костюм в чемодане так помялся, что одевать его не стоило, так что он остался в своем полевом наряде, уже изрядно ношенном и очень не первой свежести. Однако при проходе через оцепление у самого трапа эсминца Германову пришлось предъявить дипломатический паспорт, и все сразу же изменилось. Старший помощник уступил ему на время перехода свою каюту, и Германов с удовольствием "добрал" еще несколько часов сна, затем поужинал с офицерами в кают-компании, избегая рассказов о своем участии в защите Барселоны, полюбовался закатом на палубе и опять отправился спать.
   К середине следующего дня они были в Тулоне, откуда французы любезно отправили его на катере в Марсель. У Германова возникло четкое ощущение, что они просто поспешили убрать его с территории своей главной военно-морской базы на Средиземном море. Оживление на базе было заметно даже его не искушенному в таких делах взгляду. Не вызывало сомнения, что флот только что вернулся не из учебного похода. Вокруг кораблей сновали портовые буксиры и суда снабжения. Эсминец с сильным креном на левый борт заводили в док, рядом с одним из крейсеров был виден плавучий кран, а в его надстройках вспыхивали огни сварки. Да и за ужином накануне офицеры тщательно избегали разговоров о действиях флота. Лишь один из них коротко упомянул к слову, что встреча французских и итальянских линкоров в море на подходе к Барселоне не прошла без последствий для обеих сторон, но под строгим взглядом старпома быстро переключился на воспоминания о прошлогоднем заходе в Басру.
   "- Как же вы мне все надоели!" - подумал тогда Германов.
   И вот теперь в Марселе он, наконец, почувствовал атмосферу абсолютно мирного города. Первым делом он направился в магазин готовой одежды и купил себе летний костюм и сразу переоделся в него - уж слишком многие на улицах откровенно глазели на его республиканский наряд. Было приятно затем почувствовать себя частью толпы, посидеть за столиком уличного кафе, почитать газеты, затем нормально поесть в ресторане, послать телеграмму в Париж о своем приезде и ночным поездом отправиться во французскую столицу.
   На вокзале Германова уже встречали. Секретарь делегации смотрел на него как на выходца с того света и, казалось, с трудом сдерживался от того, чтобы ощупать или хотя бы потрогать.
   - Вас срочно вызывает к себе посланник! Впрочем, я бы не удивился, если и бы и сам Посол (так и было произнесено - с большой буквы) захочет на Вас посмотреть. Так что поехали к нам в делегацию, приведете себя в порядок, - он с сомнением покачал головой, окинув взглядом светлый летний костюм Германова, - и повезем Вас в посольство. Господи, зачем мы Вас туда отправили! - это уже был откровенный крик души.
   Германова все это несколько удивило, но не смутило. После итальянских крейсеров и бомбардировщиков посол с посланником его пугали мало. К тому же он вообще относился к своему участию в этой мидовской затее с откровенным сомнением.
   В отеле он действительно быстро побрился, переоделся в свой самый официальный темный костюм с галстуком и спустился в холл. Там к его немалому удивлению его ожидал не только секретарь, но и глава их делегации.
   - Здравствуйте, голубчик! Рад Вас видеть в добром здравии! Что же это Вы, взяли и лишили всех нас работы! Мы тут о невмешательстве толкуем, а Вы успешно обеспечили вмешательство Франции в конфликт. Оставляете нас, дипломатов, без куска хлеба? - Глава делегации, пожалуй, впервые был так многословен, обращаясь в Германову, но довольное и даже веселое выражение его лица явно не соответствовали произнесенным словам. Германов не мог так сходу разобраться во всех этих дипломатических хитросплетениях, но у него сложилось впечатление, что этот высокопоставленный дипломат в личном плане вовсе не был так уж недоволен исходом дела.
   В машине разговор был продолжен.
   - Вы с ними там в посольстве не спорьте, не надо. Пожалейте бедняг. Они, между нами, все время уверяли Питер, что Париж ни в коем случае не вмешается в войну, а тут такой афронт. У нас ведь дома как всегда есть несколько точек зрения на любой вопрос: одни за невмешательство, другие наоборот против. Я, честно вам скажу, с самого начала ко всей этой затее с конференцией очень скептически относился, и все мои контакты с зарубежными коллегами здесь подтверждали, что консенсуса скорее всего достичь будет очень непросто, если вообще возможно. Так и сообщал в Питер. А посольство дудело в свою дуду: обеспечить невмешательство и тогда, мол, наступит там мир! Вот и доигрались. А теперь виноватых ищут. Сейчас прицепятся: почему Вы там задержались, доклад вовремя не представили - как будто этот Ваш доклад мог бы что-то изменить - и вообще, чем там столько времени занимались. Вы уж давайте поубедительнее, не стесняйтесь о трудностях говорить. А то им тут легко рассуждать, как должны наши эксперты вести себя в воюющей стране!
   У Германова от этого инструктажа даже сердце заныло: вот она, родина! Опять виноватых ищут! А глава делегации, похоже, так разошелся, что чуть ли не ощущает себя участником поездки в Испанию.
   Так и приехали в посольство. Тут все было совсем официально.
   Суровый лакей проводил их в кабинет посланника, где, вероятно случайно, оказался и посол. Так просто, стоял у окна и смотрел во двор посольства. Что интересного он там мог увидеть? Сесть не предложили. Разговаривали стоя. Сухо ответив на приветствия гостей, посол кивнул посланнику: мол, спрашивай. И началось. Судя по всему, посланник, озвучил примерный текст сообщения посольства в Питер о причинах провала конференции по невмешательству, главная из которых состояла в несвоевременном представлении Германовым как главой группы экспертов соответствующего доклада. И в результате этого вопреки своим национальным интересам и мнению всего цивилизованного мира бедной Франции пришлось вмешаться в конфликт. Слово Италия при этом произнесено не было. В другой ситуации Германов бы даже почувствовал себя польщенным - не каждому удается сотворить подобное - но воздух в кабинете казалось звенел от напряжения, и на ерничанье его как-то не тянуло.
   Посол - остзейский барон с длиннейшим послужным списком - задумчиво кивал, а после завершения спича посланника вопросительно поднял бровь и презрительно посмотрел на Германова. Вот это он сделал зря.
   Мало склонный к конфликтам по своему характеру Германов в отдельных случаях становился крайне жестким. Сначала ему были смешны эти клоуны со своими попытками перепихнуть вину за свою неумелость на кого-то другого, но перед глазами вдруг встала картина горящей Барселоны и его ум заполнила холодная расчетливая злость. Но стиль надо было выдержать, все же с профессором разговаривают. Он даже не стал озадачиваться каким-то обращением и сразу перешел к делу:
   - Вынужден категорически опровергнуть все, что здесь было сказано. Это - ложь и чушь.
   - Во-первых, я никогда не был главой группы экспертов. Формально все ее участники были равны. Неформально, в чисто бытовом отношении эту роль выполнял баварский представитель до тех пор, пока он не был тяжело ранен. С учетом моего университетского опыта коллеги иногда просили меня формулировать наши вопросы к испанской стороне.
   Во-вторых, я прибыл в Париж при первой возможности. Раньше не мог - самолет, на котором летела наша группа был сбит, предположительно итальянцами. Большинство членов группы погибло. Трое ранены. Я спасся чудом.
   В-третьих, я был вынужден задержаться в Барселоне, ставшей объектом итальянской агрессии. Все пути оттуда были отрезаны. Я принял участие в обороне города и был награжден высшим орденом Республики.
   В-четвертых, как эксперт официально заявляю, что именно политика невмешательства спровоцировала Италию на агрессию и привела к многочисленным жертвам среди гражданского населения.
   В-пятых, утверждаю, что именно сейчас, после вмешательства французских войск, возникла реальная возможность прекращения военного конфликта и гражданской войны в Испании.
   В любой момент готов повторить этот доклад в развернутом виде на Конференции.
   В кабинете установилась тишина.
   - Что Вы делали в Барселоне? - даже не проговорил, а почти прошептал посол, сделав ударение на первом слове.
   - По инициативе нашего Генконсульства вошел в штаб интербригад по обороне города, был назначен заместителем начальника штаба. Трое суток мы руководили действиями войск по отражению итальянской агрессии и удержали город. Награжден лично премьер-министром Испании. Не вижу никаких оснований стыдиться этой награды. - Германов вытащил из кармана орден, который он на всякий случай захватил с собой и продемонстрировал его присутствующим.
   Посол ни слова не говоря повернулся и вышел из кабинета. Посланник растерянно посмотрел ему вслед, вероятно не увидел никакого ответа на традиционный русский вопрос и молча опустил глаза.
   И тут наступил звездный час главы делегации. Его экспромтами восхищались многие.
   - Надеюсь, дорогой коллега, Вы получили все ответы на имеющиеся у Вас вопросы? Со своей стороны, заверяю, что я восхищен действиями своего советника. Впрочем, посылая его в Испанию, мы не сомневались, что он блестяще выполнит свой долг. Хотя признаюсь, он сумел и меня удивить. Испанский премьер! Фактически на поле боя! Награждает за мужество нашего дипломата! Вы понимаете, что это значит? Я немедленно обращусь в секретариат Конференции и рекомендую заслушать отчет профессора Германова о происходящем в Испании. Это будет отчет, написанный кровью! Другие эксперты погибли или ранены, а наш прошел через все испытания и привез необходимую информацию. Да еще и город отстоял! Вот какая у нас делегация! Так что, счастливо оставаться, а у нас еще много дел. Конференция не закончена, и я предполагаю, что она завершится призывом ко всем цивилизованным странам помочь испанскому народу и правительству, а не рассуждать о каком-то аморальном невмешательстве! Честь имею!
   И глава делегации покинул кабинет, увлекая за собой Германова. В коридоре он огляделся с предельно высокомерным и победоносным видом, и несколько сотрудников посольства, оживленно, но осторожно, обсуждавших вполголоса сцену выхода разъяренного посла из кабинета и его дальнейшего прохода по коридору, сопровождавшегося бормотанием невнятных междометий, замерли потрясенные. У них на глазах рушились устои.
   Обратно в машине ехали молча, но в отеле глава делегации пригласил Германова в свой номер.
   - Ну, Вы опять меня удивили, профессор. О Ваших приключениях, похоже, романы писать можно. Но это все лирика. Не беспокойтесь, никакой отчет Вам делать не придется. Думаю, у нас состоится еще одно пленарное заседание, на котором будет решено сделать перерыв в работе конференции. Все разъедемся по домам и на этом конференция фактически закончится. Да и нам уже пора. Жарковато в Париже в середине лета, отпуска начинаются, жизнь замирает. Так что скоро домой. Но поговорить я с Вами хотел о другом. Вы, вероятно, не знаете, что у нас в министерстве все сейчас ждут смены власти. Министр попросился в отставку - возраст, да и здоровье не очень.
   "- Странно, - подумал Германов, - а прошлой осенью был еще вполне ничего. Охотился вовсю."
   - Скорее всего, новый будет из своих. Кандидатов основных два. Ваш новый почитатель, - глава кивнул куда-то в сторону посольства, - и его коллега из Берлина. Именно в этих столицах у нас сидят обычно наиболее сильные дипломатические фигуры. Собственно, сейчас это - не только выбор личности, но и политического вектора. Только что Вы нанесли серьезнейший урон одному из кандидатов. Поверьте, даже если мы оба будем молчать, слухи распространятся моментально. Для них не существует границ и расстояний. Я, как Вы понимаете, принадлежу к другой партии. Строго говоря, Вам в университете на наши игры начхать, но кто знает, жизнь длинная. Я Вас влезать в эти интриги как-то специально не призываю, но рекомендую: придерживайтесь строго той версии, которую изложили в посольстве. Наверняка Вас еще и дома будут расспрашивать, да и вообще, фигура Вы - публичная, и журналисты могут поинтересоваться. Не стесняйтесь. Договорились? А про возможные неприятности забудьте. Я Вас еще и к награде представлю.
   "- Хватит уже с меня ваших наград," - подумал про себя Германов, а вслух поблагодарил, конечно. Он даже не мог себе представить, насколько пророческими уже через пару дней окажутся слова о том, что он - публичная фигура.
   Расставшись с главой делегации, Германов решил заняться каким-нибудь простым житейским делом максимально далеким от политики. Поскольку судя по всему возвращение в Питер было действительно не за горами, остаток дня он ходил по окрестным магазинам, собирая чемодан подарков для жены и детей. Вечером поужинал с делегацией в ресторане отеля, много рассказывал о поездке в Испанию и своих приключениях. Как ни странно, эти рассказы отдаляли его от событий там, воздвигали своеобразную стену между недавним прошлым и сегодняшним днем, переводили все случившееся там в раздел воспоминаний. Много говорили и о происходящем в Европе. А события развивались быстро. Итальянцы явно недооценили возможную реакцию Франции на попытку их высадки на испанское побережье. Практически одновременно с направлением в Рим ноты протеста левое правительство Франции отдало приказ флоту и авиации воспрепятствовать высадке, а пехотным дивизиям - перейти границу. На море произошел ряд столкновений. До настоящих морских сражений дело не дошло, но слегка постреляли. Несколькими залпами обменялись даже эскадры линкоров. Как говорится, не затем, чтобы потопить, а просто попугать. Но кое-кого и потопили. Очевидного преимущества, судя по всему, не было ни у одной из сторон, но было ясно, что поддерживать "морской коридор" к берегам Испании итальянцы больше не смогут. И это был главный вывод, к которому пришли ужинающие дипломаты, и, похоже, еще раньше них важные персоны в Риме. А мир вокруг захлебывался в волнах слухов, непроверенных сообщений, рождавшихся и умиравших сей же час сенсаций. Глубокомысленные комментарии высокопоставленных государственных мужей только усугубляли абсолютных хаос в умах.
   Единственное, что уже было очевидно, так это то, что британцы в своих лучших традициях загребать жар чужими руками решили укрепить свой контроль над "геркулесовыми столбами". Как только французские дивизии приблизились к линии фронта в Испании они выступили с заявлением о введении "зоны безопасности" (немного - километров сто радиусом) вокруг их базы в Гибралтаре и высадили десанты в испанском Марокко, чтобы уж наверняка запечатать Средиземное море. Итальянцы взвыли, но находясь под прицелом пушек французского флота записывать себе в противники еще и флот Ее Величества им было трудновато.
   Так что в Европе было весело. Беседа с коллегами окончательно утомила Германова. За этот насыщенный событиями день он здорово устал и с удовольствием заснул.
   Утро, однако, началось с сюрприза.
   Спускавшегося на завтрак Германова перехватил на лестнице секретарь делегации.
   - Доброе утро, профессор! Вас там уже журналисты с раннего утра ждут! Говорят, ночью информагентства какую-то новость из Вашингтона получили, и Вы там фигурируете. Просят Ваших комментариев. Это что?
   - Неужели получилось... Извините, долго объяснять. Пойдемте к журналистам. Сейчас все услышите.
   Репортеры представляли в основном агентства новостей. Германов поздоровался с ним, дружески кивнул паре членов делегации, с интересом наблюдавших за происходящим, и попросил объяснить причину интереса к его скромной особе.
   - Видите ли, профессор, мы получили сообщение из Вашингтона. Там по запросу сенатора-республиканца Государственный департамент опубликовал текст, который якобы является тайным приложением к Версальскому мирному договору. Речь идет о возможном пересмотре установленных в 1918 году границ между европейским государствами. Указывается, что это именно Вы фактически вычислили сам факт существования такого документа. Вы готовы прокомментировать эту информацию?
   - Конечно. История Версальской конференции является основным содержанием моих научных исследований. И вот при изучении ее документов я обратил внимание на целую серию нестыковок: во времени, числе страниц, а также пробелы в протоколах. Все указывало на наличие еще какого-то документа, скрытого тогда от общественности. Я провел дополнительные исследования и получил подтверждение: такой документ действительно был принят! Суть его мне была неизвестна, и я с удовольствием теперь ознакомлюсь с тем, что опубликовал Государственный департамент.
   - Но Вы понимаете, что наличие такой договоренности может взорвать мир в Европе? Сейчас многие государства могут заявить свои права на пересмотр границ!
   - Простите, но это - вопрос не ко мне. Я - ученый, историк, и проводил научные исследования теперь уже исторического события - Версальской конференции. Мне не до конца понятно, чем руководствовались ее участники, когда они подписали этот протокол, а потом сделали его секретным. На эту тему теперь надо проводить отдельные исследования, и я с удовольствием займусь этим. А ваш вопрос надо адресовать тем, кто занимается сегодня практической политикой - в правительства и министерства иностранных дел. Но позволю высказать свое собственное мнение. Мы считаем себя цивилизованными людьми, Европа почти 20 лет живет в мире, не считая отдельных конфликтов, и мы должны сейчас доказать, что даже если между странами и существуют какие-то споры, то у нас достаточно мудрости, чтобы урегулировать их мирным путем. Иначе чего стоит та цивилизация, которой все мы гордимся.
   - Почему текст протокола был обнародован именно в САСШ? Ведь он касается Европы!
   - Простите, но это вопрос к тем в Европе, кто знал о его существовании, но молчал. Не скрою, я частным образом делился своим "открытием" - хотя установленное мною явно не тянет на это слово, будем объективны - с некоторыми своими друзьями, в том числе и вашими коллегами. Заверяю вас, я не знаком с упомянутым вами американским сенатором, никогда с ним не встречался и не очень понимаю, зачем ему понадобился текст этого документа. Впрочем, мы вообще очень мало знаем об американской политике. Это надо исправлять. Не скрою, я польщен вашим интересом, но сейчас хотел бы все же позавтракать. Благодарю за внимание.
   И Германов проследовал в ресторан. Он справедливо полагал, что силы ему понадобятся уже очень скоро.
   Действительно, он как раз допивал вторую чашку кофе, когда к его столику подошел секретарь делегации и произнес только одно слово:
   - Зовет.
   Журналисты, к счастью, отправились в свои редакции, так что Германов прошел в номер к главе делегации, не привлекая излишнего внимания.
   - Да, дорогой профессор, с Вами не соскучишься! Вы хотя бы предупреждали, что ли, а то мне сейчас на Конференцию ехать, и что говорить коллегам? Вы думаете мы про нераспространение сейчас будем рассуждать? Нет, Вы его окончательно похоронили! Вы хотя бы понимаете, что сейчас начнется? Вы мне только скажите, если уж Вы там такое раскопали - кстати, преклоняюсь, на самом деле это действительно потрясающе - то зачем же так-то смаху, по всем сразу? Вы понимаете, в каком положении сейчас французы оказались? Эти законодатели политической моды и ведущие авторитеты мировой политики? Которые, оказывается, всех почти 20 лет обманывали. А нам отсюда впору вообще бежать, пока разъяренный посол сюда не явился.
   Пророческие слова. Продолжить он не успел. В дверь заглянул секретарь делегации:
   - К Вам Его Превосходительство, Чрезвычайный и Полномочный Посол Балтийской федерации во Французской Республике...
   Отстранив секретаря в номер вошел Посол. На этот раз он даже здороваться не стал:
   - Я требую, чтобы Вы - он кивнул на Германова, - немедленно сделали заявление и опровергли всю эту чушь. Я уже говорил по телефону с Министром иностранных дел Французской Республики, и он выразил мне крайнее неудовольствие тем, что наши официальные лица из делегации - Посол почти выплюнул эти слова - позволяют себе столь безответственные высказывания, которые могут иметь самые серьезные последствия. Со своей стороны, я требую, чтобы после соответствующего заявления Вы немедленно покинули Париж и отбыли в столицу. А там с Вами разберутся.
   На этот раз глава делегации молчал. Но Германову терять уже было нечего.
   - Не буду обсуждать с Вами, Ваше Превосходительство, значение этого, вскрывшегося с моим участием, прискорбного обстоятельства для европейской политики вообще и Французской Республики в частности, хотя на этот счет могут быть высказаны очень разные мнения, но уж поскольку Вы решили ссылаться на авторитеты, то позволю себе упомянуть, что наш Канцлер по итогам моего прошлогоднего доклада ему о результатах этой забавной научной находки, не давал мне каких-либо указаний о сохранении ее в тайне. Напротив, то, что сделано, было сделано вполне осознанно, с учетом ожидаемого результата.
   - Вы докладывали это Канцлеру? - у Посла опять возникли какие-то проблемы с тембром голоса.
   - Да, в присутствии в том числе вашего Министра. Кстати, в Париже я задерживаться не собираюсь. И если в ближайшее время не планируется возвращение домой всей делегации, я просил бы ее руководителя отпустить меня одного, как только во мне минет нужда.
   - Конечно, голубчик, - теперь в разговор вмешался и глава делегации, - я сегодня же выясню, планируется ли на Конференции заслушивать Ваш отчет, и если нет, то можете возвращаться. Вам действительно здорово досталось в последнее время, и, насколько я могу теперь судить, Вы блестяще справились с возложенной на Вас миссией.
   И глава улыбнулся Германову самым дружеским образом.
   Как ни странно, но похоже, что и Посол был рад закончить этот невероятный разговор подобным образом.
   - Да, и не затягивайте, - он сухо кивнул, прощаясь и вышел из номера.
   "- Интересные манеры у наших дипломатов, - подумал Германов, - за два разговора один раз поздоровался и один - попрощался".
   А руководитель делегации как-то странно посмотрел на Германова и только спросил:
   - Простите, а еще что-нибудь будет?
   - Пока нет, - с достоинством ответил ему Германов.
   Все же глава делегации был очень опытным дипломатом. На заседании Конференции, с которого он, кстати, вернулся несколько взъерошенным, действительно было принято решение объявить перерыв. Продолжать рассуждать о нераспространении в сложившихся условиях было бы просто смешно, а закрывать форум совсем - не очень разумно. Представители ведущих стран за чашкой кофе в кулуарах решили, что обстановка вполне может потребовать срочного возобновления переговоров в подобном формате, возможно, по какому-то совсем иному вопросу. И гораздо проще собраться после перерыва, чем начинать согласовывать учреждение какого-то нового форума. И все поспешили домой.
   Германов решил не отрываться от коллектива. Делегация уезжала через четыре дня, а преимущества организованного перемещения в дипломатическом вагоне он уже оценил. Так что дни эти он провел в прогулках по городу и экскурсиях. Даже его малого опыта в таких делах хватало, чтобы засечь за собой постоянный и упорный "хвост". Сначала это Германова слегка нервировало и даже пугало, но потом он решил, что французы следят за ним на всякий случай, и вряд ли пойдут на какие-то крайние меры. Что мог он уже сделал, а для банальной мести он стал в эти дни слишком известной фигурой. К тому же сенсация с секретным протоколом уже ушла с первых страниц газет. Ее заменили новые, связанные на этот раз с резко обострившимися в Европе территориальными спорами. Как выяснилось, претензии к соседям есть почти у всех. Разница состояла только в том, могло ли дело в каждом конкретном случае дойти до войны, или нет.
   Коллеги по делегации были с Германовым подчеркнуто любезны и осторожны. Похоже что-то из его разговора с послом стало им известно. Он, конечно, даже не догадывался, что глава делегации через секретаря передал им четкую инструкцию: "Лишнего не болтать! У него есть выход на Самого!". А народ был понятливый.
   Но все равно, дорога домой - она и есть дорога домой. Мысли и чувства приходят в меридиан, думаешь все больше о вечном. Германов, пожалуй, впервые так много думал о своей жизни, семье, детях. Сын как раз в этом году кончил гимназию и сейчас должен был сдавать экзамены в университет. Хотя он решил поступать на медицинский, но Германов все же надеялся, что гимназическая золотая медаль сына и его фамилия станут достаточной страховкой, и ругал себя, что перед отъездом не поговорил с деканом медицинского факультета. Решил про себя, что именно с этого и начнет в Питере. И вообще, надо поговорить с сыном поддержать его...
  
   Глава девятнадцатая
   В те дни, когда Германов еще был в Испании, и новость о третьем протоколе еще не потрясла европейскую общественность, на родине происходили не менее судьбоносные события. Наступавший Первомай был достаточно сложным периодом для властей Балтийской федерации. В федеративном парламенте социал-демократы имели в отдельные периоды до 40% голосов, а во многих городах - и большинство в городских собраниях. Вместе с профсоюзами они превращали в этот день улицы и площади городов в "вакханалию красных флагов", причем сделать с этим было ничего не возможно. В свою очередь, среди сторонников буржуазных партий набирала популярность отмечать этот праздник как "день грязных рук" - работой в садах, починкой чего-нибудь после длинной зимы, разбором старого барахла на чердаках усадеб и т.д. - одним словом, подчеркнуто непраздничным поведением. Миру в обществе все это не способствовало.
   Канцлер предпочитал в конце апреля уезжать на недельку в свое родовое имение. Помимо всего прочего такой мини-отпуск давал ему возможность не брать на себя ответственность за неизбежные эксцессы. В зависимости от серьезности последствий и прочих обстоятельств в них обвиняли или потерявших чувство меры демонстрантов, или слишком усердную полицию. А власть, мол, ни причем. Хотя всем был известна общая установка полиции: избегать столкновений в крупных городах, а на периферии особенно не стесняться.
   На этот раз, однако, у Канцлера было запланировано совершенно особое мероприятие. Про себя он называл его просто: сбор "золотой десятки". Речь шла о чрезвычайной встрече наиболее авторитетных представителей деловых кругов. Их профессиональную принадлежность к тому или иному бизнесу определить четко было сложно. Среди них не было ни одного просто промышленника, просто банкира или просто судовладельца. Эти люди владели всем, сферы их интересов были безграничны и ограничивали их, фактически, только аналогичные сферы интересов партнеров. Не стоит упоминать, что на национальность коллег участники этой группы давно перестали обращать внимание. Русский заводчик из Питера вполне мог владеть лесными участками в центральной Финляндии и судоходной компанией из Риги. И наоборот, соответственно.
   Около месяца назад один из участников встречи разослал коллегам и в копии Канцлеру, составленный по его заказу прогноз социально-экономического развития Балтийской федерации на ближайшие три года. Вывод был неутешителен. Без принятия чрезвычайных мер страну ждал глубочайший экономический кризис с непредсказуемыми последствиями. Варианты этих чрезвычайных мер и предполагалось обсудить в ходе этой встречи.
   Канцлер с самого начала решил обставить это мероприятие как сугубо частное. Он не стал ставить о нем в известность свою Канцелярию и службу безопасности, и уж тем более кабинет министров. Для соблюдения максимальной дискретности было решено, что гости прибудут морем, не будут брать с собой помощников и секретарей и, в случае необходимости, заночуют на своих яхтах, поскольку старая семейная усадьба Канцлера просто не смогла бы вместить такое количество высокопоставленных гостей. Но все рассчитывали, что сумеют обсудить все вопросы в течение одного дня.
   Все команды управляющему Канцлер переслал еще из Питера, а приехав в усадьбу накануне с обычной охраной из четырех человек, пригласил к себе местного пастора. Поскольку единственная проезжая дорога к усадьбе вела именно мимо его кирхи, Канцлер попросил организовать из нескольких наиболее надежных прихожан своего рода кордон и не пропускать в усадьбу чужих. А уж если не удастся, дать сигнал колоколом. На эту меру предосторожности его навело воспоминание о давнем местном обычае: по воскресеньям колокол кирхи звонил в тот момент, когда в дальнем конце длинной прямой дороги, ведущей в его родовое имение, появлялась баронская коляска. И все припозднившиеся спешили на службу, чтобы проявить уважение, а пастор готовился встретить своих самых знатных прихожан. Патриархально так все выглядело. Материалисты, конечно, могут объяснять такую традицию тем, что часы в прежние времена были только в баронской усадьбе, но и во всем остальном окрестные жители привыкли ориентироваться на ее хозяев. Конечно, в 20-м веке многое уже было по- другому, но услужить хозяину усадьбы многие из них по-прежнему почитали за честь.
   Собственно, эти меры предосторожности Канцлер адресовал журналистам. Даже самым прытким из них через выставленный пастором кордон было не прорваться. А огласка в этом деле была совсем не нужна.
   Гости прибыли утром на четырех яхтах. Пришли с разных направлений и отшвартовались у длинного пирса. Канцлер отметил, что гости его, судя по всему, заранее распределились по группам интересов. На праздных отдыхающих они походили мало: сходили на берег, продолжая что-то обсуждать между собой, приветствовали соседнюю группу и без предисловий и обмена любезностями начинали прощупывать настроения коллег. Денек обещал быть интересным.
   С моря тянуло прохладой. Все же начало мая - не то время, когда хочется наслаждаться свежим балтийским воздухом, и Канцлер распорядился приготовить для переговоров закрытую веранду на втором этаже здания. Вид на залив оттуда был бесподобным, а несколько жаровень с углями, которые предполагалось заменять по ходу дела, должны были поддерживать приемлемую температуру в помещении. Стол с напитками, в том числе и согревающими, присутствовал, но Канцлер не сомневался, что гости пока ограничатся чаем из огромного самовара или кофе, подогревавшимся на одной из жаровень.
   Разместились за большим круглым столом.
   Порядка ради Канцлер поприветствовал гостей первым, предложил слегка закусить с дороги. Обслуга была минимальной. У стола с закусками гостям помогала одна из местных горничных, вторая подавала чай и кофе. Канцлер умышленно не стал привлекать персонал из городских ресторанов для сохранения тайны встречи. В местных он был уверен - эти семьи служили в его доме уже лет сто. Лишних слов на этот счет сказано не было, но гости и так хорошо поняли, что говорить можно открыто.
   И разговор пошел сразу резко.
   Формального лидера у "золотой десятки" не было, но реальный вес капиталов ее членов все же разнился. Начал один из главных тяжеловесов от металлопромышленности.
   - С праздником вас, господа. Хочу отдать дань нашему хозяину. Собрать нас именно в этот день - это действительно позиция. Но глубокий философский смысл пусть в этом ищут другие, а у меня вопрос простой: что будем делать? И когда? Понимаю, что некоторые из нас могут еще какое-то время продержаться, все же портфели у всех разные, и где-то еще что-то шевелится. Поздравляю, кстати, наших мореходов. Похоже, вы неплохо зарабатываете на испанском маршруте, - и он кивнул своему визави по другую сторону стола, типичному молчаливому немолодому финну.
   - Да, держимся сами, и помогаем держаться другим, но это все кратковременный фактор, - финн свободно говорил по-русски, хотя все же с акцентом, - полагаться всерьез на эти перевозки нельзя. Нужно что-то иное...
   И разговор пошел об убытках, процентных ставках, падении спроса, панике на рынках, биржах - слов было сказано много, но суть вопроса была очевидна - экономике нужен какой-то толчок, без этого она не поднимется. Или подпорка - чтобы совсем не рухнула.
   Канцлер не форсировал события. Сначала посидели на веранде. Затем немного прошлись по дорожкам вокруг усадьбы. Пообедали довольно просто. Продолжали обмениваться мнениями, перебирали варианты, сопоставляли, сравнивали и отбрасывали решения. После обеда разбились на несколько групп. Кто-то гулял, другие сидели на открытой террасе и как бы даже не дремали на появившемся и несколько нагревшем воздух солнышке. Часам к пяти все опять собрались на веранде. Пора было принимать решение.
   - Проблема в том, - суммировал начавший дискуссию промышленник, - что мы не можем найти или создать у себя ни одно конкурентного преимущества при том, что положение на мировых рынках только ужесточается, спрос падает и наши товары не продаются. Во всяком случае, такие преимущества не могут быть созданы в условиях, скажем так, мирного времени.
   - Но война нам не нужна, - откликнулся один из "судоходов", - да и с кем нам воевать и за что?
   - Войны бывают разные, - продолжал промышленник, - я не предлагаю рыть окопы на границах. Речь идет о другом. С точки зрения экономики, главное в войне - это внутренняя атмосфера мобилизации. В ней вы можете назначать любые цены, устанавливать нужные расценки на рабочую силу, жестко подавлять протесты и т.д. У вас развязаны руки. И я предлагаю искусственно воссоздать в стране эту атмосферу без реального вооруженного конфликта с соседями или кем-либо еще.
   - "Внутренний враг"? - Канцлер чуть ли не впервые подал свой голос. - Сценарий понятен. А кто им станет?
   - По большому счету это неважно. Кого назначим - тот и станет. Как ни странно, я бы предложил избежать политизации общества - не надо назначать таким врагом левых. Слишком опасно. Да и соседи гарантированно не поддержат. У киевлян тоже положение сложное, но вот народ у них намного более буйный. Там качнешь маятник - такое прилетит в ответ, никому мало не покажется. Насколько я понимаю, они намерены всерьез сцепиться с поляками и турками, и таким образом выпустить пар. Но это - их дело. Важно то, что они как огня боятся нового обострения классовой борьбы. Да и с нас этого тоже хватит. Национальный вопрос в нашем случае не годится - страну расколем. Давайте поищем в другом месте. Любые варианты: религия, культура, не так одеваются, не те книги читают, танцуют не так, да что угодно. Вредят, мол, стране и народу. И слово хорошее - вредитель. Без привязки к какой-либо идеологии. Они во всем и виноваты. Конечно, понадобится несколько примеров такого вредительства. Спишем на него всякие аварии, в крайнем случае, сами что-то устроим. Такая новая категория врагов. Обыватель на такое купится. Так что одной рукой ищем вредителей, а другой - закручиваем гайки и сокращаем расходы. Срежем социальные статьи бюджета - сможем понизить налоги на деловых людей. Церковь подключить надо, она всегда против всяких новшеств, с удовольствием впишется. Более того, можно и менять врага: сегодня он - один, завтра - другой. И все под лозунгом консолидации общества. Так, может, и вывернемся.
   - И кто это будет делать? - опять подал голос Канцлер, как бы намекая, что он этим заниматься не собирается.
   - Тот, кого мы потом спишем по той же статье. И назначим виновным за нарушения законов. Кандидат у меня есть. Полицмейстер в Пскове. Кстати, во многих отношениях удачный. Предрассудков никаких, хороший управленец, огромный апломб и карьерист невероятный, да еще в придачу и не совсем наш - грузин! Все на него потом и свалим! Думаю, пусть он для начала там у себя быстро заговор какой-нибудь раскроет. На этом деле его можно будет выдвинуть, перевести в Питер, а потом и на министерство.
   Канцлер насторожился. Так настойчиво министров ему еще не навязывали. Вероятно, почувствовав это, промышленник слегка сбавил ход:
   - Или товарищем министра. И сразу договоримся, что это - потолок. Как только полегчает, так и спишем его. И Вам давно пора собственную службу безопасности создавать. Не те времена, чтобы только на полицию полагаться.
   - А деньги?
   - На такое найдем. Здесь монет жалеть не стоит, а то как бы все не потерять. Тяжелые времена наступают, готовиться надо.
  
   Глава двадцатая
   Как говорится: хотите рассмешить Бога, расскажите ему о своих планах. Прямо с вокзала Германов отправился домой, настраиваясь на предстоящую встречу с семьей. Квартира удивила его своей тишиной и пустотой. Обычно летом жена с детьми уезжали в Воронежскую губернию, откуда она была родом. В небольшом городке на берегу тихой реки они проводили пару месяцев, заряжаясь солнцем, теплом, объедаясь фруктами и овощами и набираясь сил на слякотную питерскую зиму. Германов навещал их там в течение лета пару раз, но надолго не задерживался. К любителям деревенской жизни он не принадлежал.
   В этом году "воронежские каникулы" решили подсократить и уехать на отдых уже после вступительных экзаменов сына. В начале лета, правда, жена собиралась съездить к родственникам на недельку, но по всем прикидкам, она уже давно должна была вернуться. А тут никого. Больше того, Германов не сразу понял, но в доме как будто стало пустовато, некоторых вещей явно не было на их привычных местах.
   Что самое удивительное - на кухне практически не было видно еды или следов ее недавнего приготовления. Так что квартира явно была нежилая.
   "- И что все это значит?" - Германов вдруг поймал себя на том, что он не испытывает вполне закономерного беспокойства, а скорее чувство тягостного недоумения и раздражения от того, что опять приходится решать какие-то ребусы.
   Ответ он нашел на своем письменном столе. Там лежало письмо от жены, из которого следовало, что во время своей поездки к родным в начале лета она случайно встретила на родине своего старого друга детства, можно сказать первую любовь, и поскольку она понимает, что их брак с Германовым уже давно превратился в пустую формальность, а Арсений - надо же имя! - так трогательно помнил и любил ее все эти годы, то она уходит к нему. Более того, как следовало из письма далее, этот Арсений составил себе состояние, работая в горной отрасли Дальневосточной республики, куда счастливая пара и отправилась еще месяц назад. Ну, и масса всякой женской чепухи про рок: Арсений, мол, впервые за 15 лет приехал на несколько дней на родину предков и тут такая встреча, пара выпадов в адрес Германова - совсем забыл семью со своим университетом и прочая, прочая, прочая. Пообещала по прибытии на место выслать заверенное заявление о разводе. Действительно важных для Германова в этот момент новостей было две: двенадцатилетняя дочь отправилась на Дальний Восток вместе с матерью, а сын так расстроился от всего этого, что решил поступать не в питерский, а в московский университет, чтобы не жить на руинах семьи. Так и написала: "на руинах семьи".
   "- Черте что. Да что же это такое творится-то," - Германов поймал себя на том, что он огорошен - да, но нельзя сказать, чтобы убит или хотя бы даже потрясен этой новостью. Главное, ему совершенно непонятно, как жить дальше и что делать. Он привык как-то отделять свои любовные авантюры и шпионские приключения последних месяцев от тихого и уютного мира семьи, куда можно было вернуться в любой момент. А сейчас в одночасье оказалось, что этого мира просто нет. А что вообще есть? С потерей Ольги он так до конца и не смирился, не смог убедить себя, что все, связанное с ней, в прошлом, и больше уже никогда ничего не будет. А теперь образовалась пустота и здесь, дома.
   Германов потом даже не мог и вспомнить, сколько времени он провел, просто сидя за столом в кабинете и глядя на письмо жены. Теперь уже бывшей.
   По большей части человек действия, а не рефлексии, он раз за разом пытался настроить себя на чисто практический подход к новой ситуации: как-то надо было жить, налаживать быт, узнать, как дела у сына, дать знать о себе в университет и так далее. Но не получалось. И он продолжал просто сидеть за столом, а за окном постепенно сгущались сумерки. Белые ночи уже прошли, но обманчивый полусвет создавал иллюзию дня, хотя на самом деле наступала ночь и город постепенно засыпал.
   Телефонный звонок прозвучал в этой полуночной тишине совершенно неожиданно. Германов автоматически поднял трубку и ответил.
   - Профессор? Извините за поздний звонок. Узнал, что Вы уже вернулись. Очень бы хотелось с Вами увидеться.
   Германов узнал Орлова. Встречаться и говорить о чем-то совершенно не хотелось. А чего хотелось? Непонятно. Пусть будет Орлов. А то иначе вообще нет сил встать.
   - Здравствуйте. Когда, сейчас? Давайте.
   - Вы же у себя на Среднем? А я еще в штабе. Могу подъехать минут через 15.
   - Откровенно говоря, у меня дома никого и ничего. Может быть лучше в ресторане?
   - В каком ресторане, профессор? Времени два часа ночи! С Вами все в порядке?
   - Да, только жена ушла.
   - Вот как. Тогда ждите. Буду через полчаса.
   И, действительно, через полчаса Орлов, сопровождаемый водителем с какими-то свертками, звонил в дверь квартиры Германова. Водителя отпустили, прошли на кухню. В свертках нашлась кое-какая закуска: пара банок рыбных консервов, копченая колбаса, консервированный язык, кусок настоящего украинского сала, хлеб, еще что-то по мелочам, ну и водка, конечно. Куда же без нее. Стол накрыли прямо на кухне.
   - Это у вас паек такой? - поинтересовался Германов.
   - Нет, скорее НЗ. Всегда держим на всякий случай. Разное случается. Иной раз приходится без подготовки сниматься. Тогда хватаем, что есть под рукой.
   - Это Вы меня спасать примчались?
   - Спасать не спасать, но голос у Вас очень так себе был. Расскажете, что случилось?
   - Жена ушла. Уехала в ДВР с другим и дочь с собой забрала. А сын в Москву подался учиться.
   - Бывает. И никогда не знаешь, как к такому относиться. Кому - беда, край, а другим - в радость. Вы то как?
   - А я и сам не знаю. Оглоушило, это есть. А эмоций не чувствую.
   - Тогда переживете. А к чему это все - жизнь покажет. А пока лучше на практических делах сосредоточьтесь. К сыну съездите, посмотрите, как он там устроился. Может помочь чем надо. Вы скажите тогда, у меня там много друзей.
   - Спасибо.
   Так и сидели. Выпивали, говорили даже непонятно о чем - да все о той же жизни, пытались найти ее смысл, чудаки. И не так, чтобы много выпили, но Германова разобрало. Орлов это, похоже, понял, так и не стал говорить о делах, из-за чего, собственно, и приехал, а через пару часов засобирался. Прощаясь сказал:
   - Давайте на-днях увидимся, тогда по делу и поговорим. А утром, как проснетесь, вскройте этот конверт и посмотрите, - и он положил на стол перед Германовым запечатанный конверт обычного формата.
   Германову было любопытно, что там, но сил уже не было. Он проводил Орлова и лег спать.
   Утро после такого добрым быть не могло по определению. Болела голова, жить не хотелось, да и отсутствие привычного комфорта не радовало.
   Германов вскипятил чай, выпил чашку, пожевал без всякого аппетита что-то из оставшегося от ночной трапезы и, наконец, вспомнил про конверт.
   "- Задание мне очередное придумали что ли? Или, наоборот, вознаградить решили?" - мысли текли лениво и оригинальностью не отличались.
   Он взял конверт в руки. Оказывается, на нем был еще какой-то телефон записан. Логично, раньше-то они связывались через Ольгу, а теперь ее нет. Вскрыл конверт и оттуда выпала фотография. Качество снимка было так себе, и Германов сначала даже не понял, что он видит. А когда понял, остатки вчерашнего хмеля из него вышибло сразу.
   Фото первой страницы газеты "Нью-Йорк таймс". А на ней лежала брошь. Та самая. А номер был относительно свежий. С большим заголовком: "Русский профессор откопал главный секрет Франции".
   Телефон, к счастью, работал. Ответил Орлов.
   - Как..., где..., что с ней? - он даже не знал, что спрашивать, но главное было - спросить.
   - Доброе утро, профессор. Давайте сейчас без деталей. Тем более, что и нам, откровенно говоря, не все ясно. Но намек и Вы, и мы понимаем однозначно. К счастью, кое-кто из наших видел у нее эту брошь, и таким образом мы сумели понять, к чему все это. А то получаем фото без каких-либо пояснений. И думай, что хочешь. Так и пошли по цепочке: привязали к Вам, сразу подумали о ней, хорошо была срочная оказия послали копию фото в Испанию, а оттуда уже телеграфом подтвердили: ее. На два дня всего наш запрос разминулся с Вами в Барселоне, а то бы прямо у Вас и спросили. Кстати, Петров просил привет передать. Да и написал про Вас столько всякого разного - хоть в Генштаб Вас назначай.
   - Значит, жива?
   - А кто, кроме нее, мог такой коллаж придумать? Ее работа, нет сомнения. Хуже то, что больше мы ничего не знаем. Получили письмом на наш адрес здесь. Штемпель местный, письмо опущено в Питере на почтамте. Адреса обратного, естественно, нет. Ладно, главное Вы теперь знаете, а искать, думаю, будем вместе. А пока я бы Вам вот что предложил. Мы сейчас кое-что будем проверять сами, займет это пару дней. Поезжайте-ка Вы пока к сыну в Москву уже сегодня вечером. Посмотрите, как он там. Может помочь чем надо в университете или с устройством. А как вернетесь - сразу звоните. Надеюсь, к этому моменту что-то проясним. Честно говоря, все мы этой ее шарадой крепко озадачены. Такое ощущение, что она боится сюда возвращаться. Почему?
   - А точно я не могу сейчас чем-то помочь?
   - Если бы могли, я бы сразу так и сказал. Поезжайте. Хотя бы одно направление проясните, а то так и будете рваться на части.
   Предложение было вполне разумным. Суеты до конца дня хватило. Надо было сразу ехать на вокзал покупать билет - лето, сезон отпусков, на последнюю минуту откладывать не стоит. Затем Германов собрал маленький чемодан, поговорил с управляющим домом по поводу оплаты счетов. Раньше всем этим занималась жена, и он узнал много нового и интересного про водопровод, отопление и уборку двора. Оказывается, все это было невероятно сложно и требовало постоянных новых вложений. Так в хлопотах прошел весь день, а вечером он уже садился в московский поезд.
   Москву Германов не любил. Какой-то промышленный центр, а не город. Странно еще, что они в Кремль какой-нибудь завод не впихнули. И метро это затеяли строить. В результате весь центр города разрыт, половина улиц вскрыта, нигде не проедешь. Остановился в "Метрополе" - привык уже к хорошим гостиницам, да и университет рядом.
   Решил сначала посетить коллег на историческом факультете и не прогадал. Стоило ему назвать себя секретарю, как его сразу провели к декану. Тот собирался на следующий день в отпуск, но обрадовался, усадил, напоил чаем и долго расспрашивал обо всей истории с тайным протоколом. Германов только теперь понял, что среди коллег он стал знаменитостью. С ходу договорились, что в сентябре он приедет прочитать доклад. Пригласили и в очередном сборнике статьей поучаствовать. Так что максимум уважения. На этом фоне просьба узнать в приемной комиссии, как дела у сына и нет ли там его адреса не казалась особенно сложной, но неожиданно возникли препятствия. В московских делах Германов ориентировался слабо, и не мог себе даже представить, что медицинский факультет располагался почти на другом конце города - на Пироговке. Хорошо еще, рассказал декан, что не состоялись планы вообще выделить медиков в отдельный университет. Но телефон работал исправно, и вскоре Германова обрадовали: сын принят, да и адрес нашелся. Так что попрощался с любезным коллегой и через полчаса уже разыскал во дворах на Пречистенке дом, где сын снимал комнату.
   Дома его не оказалось, но соседи по квартире все о сыне подробно рассказали. Испытания сын, действительно, успешно прошел и сейчас подрабатывал в приемном покое одной из больниц при университете. Жил он в студенческой коммуне. Германову понравилось, что там собрались студенты-медики с разных курсов, т.е. не одна зеленая молодежь. Все где-то подрабатывали: кто на скорой помощи, кто у частных врачей, но большинство в больницах. После второго курса самые успешные могли уже рассчитывать на место фельдшера, а это и деньги неплохие, и опыт. Ребята явно были настроены на дело, приобретение профессии и навыков. То, что сын Германова для них был фактически "иностранцем" никакого значения не имело, хотя на стоимости обучения это сказывалось. Германов про себя порадовался: поездка в Париж и особенно командировка в Мадрид очень поправили его финансовые дела. Оплатить обучение сына за первый год он мог безболезненно уже сейчас.
   Сын появился уже к вечеру. Германов успел и в ближайший магазин сходить купить кое-что. Обратил внимание на то, что цены в Москве пониже питерских, но и выбор скромнее. Опять получился какой-то по-мужски скудноватый ужин, но поговорили хорошо. Сидели долго. К отъезду матери сын отнесся довольно спокойно, разумно рассуждая, что если ей так лучше, то что же тут сделаешь. Собирался следующим летом в каникулы съездить во Владивосток посмотреть, как там она с сестренкой. Германов эту идею поддержал и обещал помочь финансами. Договорились и о практических делах. Сын думал взять кредит в банке на учебу. В Москве это было принято, и так учились многие студенты. Медикам и отработать потом кредит было проще, но Германов обещал взять и эти расходы, и небольшое месячное содержание на себя. Профессорская зарплата ему это в принципе позволяла, а связывать сына на будущее не хотелось. Кто знает, как жизнь сложится, а из-за кредитов выпускники иногда не могли выбрать интересное дело после окончания учебы.
   На следующий день погуляли по городу. Германову не понравилось. Пыльно, жарко, чуть отъедешь от центра - заводские трубы. Праздной публики вообще не видно. Все куда-то спешат, все в делах. Грузовиков чуть ли не больше, чем легковых автомобилей. Даже трамваи грузовые к делу приспособили и что-то возят на них туда-сюда. Прямо Чикаго какое-то. Другое дело в Питере. Свежий морской воздух, водные просторы. А дворцов сколько! Сейчас вот пассажирский водный транспорт развивать стали. А здесь под землю закапываются. Как кроты. А дома новые строят - так все из прямых углов и плоских стен состоят. Конструктивно, мол. А красота где? И вообще город какой-то очень низкий. Дома выше пяти этажей в центре - редкость.
   Германов высказал все это сыну, но тот возразил.
   - А как тебе метро в Париже, Берлине и Лондоне? Не мешает? А строят так тоже не от хорошей жизни. Пол центра в особняках да садах. А жить людям где? Промышленность растет. Вот и строят подешевле. Но знаешь, по крайней мере они какое-то пространство между домами оставляют, деревья там сажают, площадки для детей и жителей. А наши дворы? Как колодцы, туда же даже солнце не попадает!
   - А тут что, иначе?
   - Все же посвободнее. Особенно как от центра отойдешь.
   Ну, вот. Уже стал патриотом этой Москвы.
   В банке рядом с университетом Германов оплатил счет за обучение сына, они вместе пообедали и еще немного побродили по большому парку рядом с медицинским факультетом. Сыну было пора на дежурство в больницу, а Германов заехал в гостиницу и отправился на вокзал. В Москве все было в порядке - сын устроился неплохо, а его настрой Германову откровенно понравился. Теперь его больше всего занимало, что удалось выяснить Орлову.
   Тот ответил на звонки только к вечеру и обещал попозже приехать. Что-то новое у него появилось. Германов прождал до самого вечера, но Орлов не появился, и на звонки не отвечал. Рассерженный профессор лег спать. Разбудили его в половине третьего.
   "- Что там еще случилось?" - он не спрашивая открыл дверь, полагая, что в худшем случае это - припозднившийся генерал.
   На площадке, однако, стояли трое, род деятельности которых сомнения не вызывал.
   - Профессор Германов?
   - Да, а вы, собственно, кто и почему среди ночи...
   Продолжить ему не дали. Споро оттеснили в сторону, двое прошли мимо него в квартиру и быстро обежали ее.
   - Вы один?
   - А вы кого тут найти собирались? И, вообще, кто вы такие?
   - Контрразведка Военного министерства. Будьте добры, собирайтесь и поехали с нами.
   Контора ночных пришельцев располагалась тоже под аркой, но вот только вход со двора и какой-то неприметный. Германова поместили в камеру, выяснили личные данные и оставили до утра. Сказать, что он был зол, когда за ним пришли в девять утра, значит ничего не сказать. Но на всякий случай решил пока сдержаться, поскольку все происходящее нравилось ему все меньше.
   Разговор, вернее допрос, получился каким-то странным. Беседовал с ним немолодой ротмистр. Вел он себя даже несколько смущенно. Раздраженный Германов решил не упрощать ему задачу.
   - Вероятно, профессор, Вас удивил наш визит и последующее приглашение к нам?
   - Нет, что Вы, у меня так каждый второй день начинается. Вот теперь жду, что Вы мне на этот раз новенького расскажете.
   - Ценю Вашу иронию, но я бы на Вашем месте задумался, что могло бы стать причиной случившегося.
   - Вот Вы и задумывайтесь, когда за Вами придут, а мне и так все очевидно.
   - И что же Вам очевидно?
   - В шпионов играете, голубчик. Я недавно из Европы вернулся, серьезной работой там занимался. Вот и решили пощупать, чем дышу, о чем думаю. Никак вот не могу понять, что же это ваша контора у меня еще и обыск не учинила? Или лень ночью было?
   - Ну, это никогда не поздно...
   - Это после того, как вы меня сюда забрали? Я ведь право тоже изучал. Грош цена будет вашему обыску. Адвокаты вас... в пыль разотрут. Так вот.
   - Значит, было что искать?
   - Да, уж, каюсь. Пистолет вот привез из Испании и не успел в полиции на учет поставить. С другой стороны, он мне вроде казенным образом выдан был, так что оставить там не мог. А то бы наказали еще за утрату казенного имущества.
   - И кто же это у нас такой смелый, что гражданским профессорам пистолеты раздает?
   - А вот это, голубчик, Вы у своих спросите. Они Вам ответят. Заодно расскажут, как я Барселону защищал.
   - Да на Вас за эту историю из посольства в Париже такая телега пришла. Чуть ли в измене не обвиняют.
   - Старо, любезный, все это уже было. Я, к Вашему сведению, и самого посла с этим делом ... послал. А Вы - всего лишь ротмистр, то есть второй секретарь по их дипломатическому счету. Даже говорить с Вами на эту тему не буду.
   Ротмистр с интересом посмотрел на Германова, и у того возникло ощущение, что вся эта комедия имела единственную цель вывести его из себя. Не вышло - так не вышло. Тон его стал совершенно другим - крайне официальным
   - Профессор, Вы в последнее время много общались с генералом Орловым.
   - Он мне полковником представлялся?
   - Генералом. Несколько раз звонили ему вчера к вечеру. Ваши звонки были зарегистрированы у нас на коммутаторе. Так вот, вчера генерал пропал. И наш интерес ко всем его контактам вполне закономерен.
   - Как пропал? Мы должны были с ним встретиться вечером... Он сам мне так сказал... - удивление Германова было настолько искренним, что ротмистр даже несколько сменил тон.
   - Могу я поинтересоваться, какого рода отношения Вас связывали с генералом?
   Теперь он как будто шел по очень тонкому льду. Дело становилось крайне деликатным.
   - Поинтересоваться можете, и даже, наверное, должны. Вот только я совсем не знаю, в какой степени я могу удовлетворить Ваше любопытство. Но в целом я бы охарактеризовал наши отношения как служебные. С позиции генерала.
   Ротмистр вытащил из кармана платок и вытер проступивший на лбу пот.
   - Именно так Вы можете объяснить совместную поездку с ним прошлой осенью к известному Вам лицу?
   - Именно так. Служебные интересы генерала.
   - И Ваше награждение в прошлом году, и последующая поездка в Париж и Испанию...
   - Да, черт возьми!
   - Скажите, а какие мысли у Вас возникли после моего сообщения о его пропаже?
   "- А ты не прост парень, очень непрост!" - подумал Германов и честно ответил:
   - Глубокая озабоченность. Я ждал, что он сообщит мне что-то новое о судьбе близкого мне человека.
   - Вот это уже теплее. Я могу предположить, что речь идет о поручике Ольге? А что с ней случилось? Где и когда?
   - А вот это, голубчик, пусть Вам расскажут ее непосредственные коллеги. Я не был в курсе выполняемого ею задания. Знаю только, что она должна была отправиться из Барселоны морем домой. А судно в порт назначения не прибыло. - Про брошь Германов решил пока не рассказывать. Что-то ему вся эта история совсем не нравилась. А вот собеседника пора было слегка пощупать.
   - Кстати, Вы выясняете у меня вполне банальные и очевидные вещи. И для этого меня надо было хватать среди ночи, тащить сюда и бросать в тюрьму? Да я бы Вам и дома все это рассказал. У меня интерес в генерале побольше Вашего! Так в чем, собственно, дело?
   - Это Вы, профессор, тюрем не видели. Может мы и погорячились, бывает. Не скрою, опасения возникли, не случилось ли что с генералом. Все следы проверять начали.
   - А если он у любовницы застрял? Или спит просто? А вы тут весь город на голову поставили?
   - Ну, Вы еще не весь город. У любовницы мы были, конечно. А проблема в том, что его срочно требуют туда же, где Вы с ним были. А у нас есть порядок уведомления о своих перемещениях. И получается, что генерал его грубо нарушил. Ладно, извините. Вопросов к Вам, конечно, нет. Сейчас Вас домой отвезем. Только просьба, если генерал вдруг даст о себе знать, или что-то необычное случится, позвоните мне немедленно. Вот телефон. Еще раз извините. Кстати, а в Испании Вы здорово навоевали. Я слышал, наши военные сейчас эту операцию в деталях изучаются и не перестают удивляться, как там у Вас все это получилось. Вопреки всем основам военного искусства.
   - А знали бы Вы, как я сам удивился.
   Так вот и вернулся удивленный, уставший и очень озадаченный Германов домой. Надо было что-то предпринимать, а что - непонятно.
  
   Глава двадцать первая.
   Но жизнь брала свое. Судя по всему, перед отъездом жена Германова рассчитала их прислугу, так что в квартире с момента его возвращения из Европы никто не появлялся. Порядку это, естественно, не шло на пользу. Надо было что-то придумывать. Да и в ресторанах вечно питаться невозможно. Так что уже на следующее утро профессор отправился в контору по найму прислуги, вывеску которой он видел на углу Большого проспекта. Там, как это все чаще бывало в последнее время в различных питерских конторах, всем рулила бойкая дама средних лет, которая за пять минут выяснила все основные обстоятельства нынешнего семейного положения Германова, на секунду задумалась и пообещала все устроить в лучшем виде. По ее словам, уже через пару часов в его квартире появится молодая расторопная девушка, которая быстро возьмет его домашнее хозяйство в свои надежные руки, и он всем будет доволен. Девушка действительно скоро появилась и даже начала как-то хлопотать по хозяйству, но уже к вечеру стало очевидно, что намерения у нее слишком серьезные и далеко идущие, и чтобы не доводить дело до греха Германов выставил ее за дверь. Вечером он созвонился с парой знакомых холостяков и выяснил, что найти хорошую и надежную прислугу в его случае - задача не простая. Кстати, ему порекомендовали и серебряные ложки пересчитать. Ложки он считать не стал, поскольку просто не знал, сколько их было в доме изначально, а совсем загрустил и подумал даже, а не избавиться ли ему от большой профессорской квартиры на Васильевском и не перебраться ли в его убежище-блок. Останавливала, главным образом, необходимость собирать и перевозить все вещи и вообще решать массу практических вопросов.
   Но слово "блок" в памяти всплыло не случайно. В прихожей брякнул звонок, и рассыльный мальчишка в обмен на гривенник отдал Германову клочок бумаги, на котором как раз это слово и было написано.
   - Почему бы свободному холостяку не обойти свои владения? - в последние дни Германов стал замечать за собой новую привычку - разговаривать с самим собой вслух. А то уж слишком в доме было тихо.
   Быстро оделся и вышел. На улице уже стемнело - все же август. Германов подумал, что надо бы завтра заглянуть в университет, посмотреть, как там дела, и подтвердить, что он уже вернулся в город и с сентября готов к нормальной работе.
   Идти на Фонтанку было далековато, но и брать прямо от дома туда такси Германову не хотелось. В результате сел на подвернувшийся трамвай и довольно быстро оказался на Невском. Там прошелся немного и скоро уже поднимался по лестнице к дверям своего блока. Лиису тревожить не стал, открыл своими ключам сначала входную, а потом и дверь в блок. Вошел и с удивлением увидел удобно расположившегося за его письменным столом Орлова.
   - Добрый вечер, и как это понимать прикажете? Вас по всему городу ищут, меня на ночь в холодную даже поместили, чтобы помог найти, а Вы здесь у меня оказывается окопались.
   - Здравствуйте, профессор, Вы уж извините, пришлось воспользоваться Вашим гостеприимством. Я специально эту Вашу берлогу в свое время в формуляр заносить не стал. Не хотел Вас с Ольгой светить, а, видите, самому пригодилось. Надеюсь, Вы не думаете, что я выкрал все наши государственные секреты и теперь с ними здесь у Вас прячусь?
   - Это было бы уж слишком глупо, хотя вопросы у меня, естественно, возникают. Может сами объясните, что вообще происходит?
   - Попробую. Только сначала скажите: Вас ничто не удивляет в последнее время из того, что Вы видите вокруг себя и читаете в газетах?
   Германов задумался. После возвращения из Парижа он как-то мало интересовался чем-то иным, кроме своих собственных дел, но все же и разговоры вокруг слышал, и в газетах проглядывал хотя бы заголовки. Обстановка в обществе как-то действительно изменилась. Внутренняя жизнь Балтийской федерации ранее протекала довольно тихо и стабильно. Что-то, конечно, случалось, но так в рамках допустимого: банкротство банка, пожар на заводе, скандал какой-нибудь. Про артистов любили писать, или вот детективы в последнее время модными стали. А сейчас публика активно обсуждала какие-то судебные процессы, причем политического свойства. Началось все это в период, когда Германов был за границей, и он так до конца и не понял, о чем речь идет. Да и, вроде, разные какие-то дела там были: кто-то теракт готовил (зачем?), а другие шпионили в чью-то пользу. И народ как-то очень всем этим увлекся. Слово какое-то новомодное появилось: вредительство. Звучало оно часто и применялось, похоже, очень широко. Даже вот по дороге сюда слышал Германов разговор в трамвае о каком-то вредительстве: мол, хлеб что-то в последнее время быстро плесневеет, не иначе вредители муку приготовили из прогорклого зерна, а то и рыбьей чешуи(!) в нее добавили. Разговор был настолько глупым, что даже запал Германову в память.
   - Есть что-то такое странное, - согласился он. - Я, правда, не очень вдавался, но кое-что удивляет. Возбужденные все какие-то.
   - Это Вы хорошее слово подобрали, возбужденные. Только вот не сами они возбудились. Боюсь, запомним мы этот год надолго.
   - А в чем дело?
   - Пока Вы на Пиренеях геройствовали, у нас тут дома другие герои - по большей части из внутренних служб - заговоры раскрывали.
   - Какие заговоры? Против кого?
   - Если коротко, то липовые. То есть недовольных-то много. Это правда. Дела идут все хуже и хуже, сами, наверное, заметили. Думаете от хорошей жизни мы весь этот хлам оружейный на другой конец Европы поволокли? Ничего подобного. На вырученные деньги хлеб закупаем и в запас убираем, уж слишком мы зависимы от внешних поставок. Но это на экстренный случай, а в целом экономика сыпется. И сделать с этим правительство ничего не может. И вот нашлись добрые люди, подкинули Канцлеру идейку свалить все собственные провалы на врагов: как внешних, так и внутренних. Он, вроде, долго сомневался, но потом - вот об этом только никому не рассказывайте - в него стреляли. Кто, что, почему - дело очень темное. Вроде бы заговор был. Причем корни в Псков уходят, где их и раскопали. Следствия толком не было, покушавшегося убила охрана. Какие версии ему представило МВД, я не знаю, но отмашку на репрессии он все же после этого дал. Это, вроде как, неофициальная версия для посвященных. Из своих источников знаю, что все это - полная чушь. Не было никакого покушения, но объяснение выдумали хорошее, выстроена достаточно логичная картина. Так что теперь во всех наших бедах виноваты внутренние враги. Ну, и началось: пожар где - значит поджог, судно утонуло - диверсия, тухлой колбасой кто-то отравился - враги яд на фабрике подсыпали. И все называется одним термином - вредительство. Хотя понятно, вредительство, террор и прочее - это лишь средства борьбы. А в основе должна быть идея. Любая: политическая, религиозная, национальная, наконец. С какой идеей вы боретесь? Нет ее. Так что хватают всех, кто под руку подвернется. Доходит до курьезов, поверьте. И еще шпионов стало модно ловить.
   -Чьих?
   - А неважно. Как оказалось, против нас шпионят все. Вот и ловят по схеме: знаешь польский язык - значит, польский шпион. Я пока несколько утрирую, но боюсь, скоро так и будет.
   - Послушайте, но шпионы же реально есть, Вы-то знаете...
   - Конечно знаю. Причем большинство из них пофамильно и в лицо. И они меня знают. И я понимаю, что их реально интересуют, на что и на кого они могут рассчитывать и уж совершенно точно уверен в том, что колбасу они травить никогда не будут. Им такое даже в голову не придет.
   - И что?
   - А ничего. Я слишком уважаю свою профессию, чтобы такими глупостями заниматься, но желающие на подобное всегда найдутся. Вот и нашлись. Есть там один новый товарищ Министра внутренних дел. Из Пскова, кстати. Уж такой ретивый - слов нет. Взлетел в одночасье. Пожалуй, сейчас и поважнее своего министра будет. Приглашал меня намедни. Звал к себе, чего только не обещал. Все про целесообразность мне объяснял. Отказался, конечно. Я, может быть, в Ваших глазах и не слишком чистыми делами занимаюсь, но в такую похабщину лезть никогда не буду. Впрочем, желающие всегда найдутся. Удивляюсь только, как я оттуда вообще вышел. Насколько я понимаю, на меня уже такое дело накатали, что посадить можно сразу и навсегда. Если, конечно, не шлепнут при задержании. Такие, как я, да и начальники мои из Генштаба, сейчас не нужны. Более того - опасны.
   - Но это же дичь какая-то. Люди у нас все же разумные. Да и Канцлер произвел на меня очень хорошее впечатление тогда. Наконец, есть международное общественное мнение...
   - Это Вы про НКР, наверное? А знаете, что половина шпионов, якобы, оттуда? У меня с коллегами из Киева хорошие отношения, видимся регулярно, так они со смеху помирают. Говорят,
   если верить вашим газетам, нас всех награждать должны каждую неделю. Да и не нужно им это. Им поляков и турок хватает выше крыши, наоборот рады, что с севера надежно прикрыты. А Канцлер... Власть - странная штука. Нам иногда трудно понять людей оттуда. У меня вообще складывается впечатление, что власть делает людей своими рабами и полностью лишает индивидуальных, личных качеств, особенностей характера. В результате один и тот же человек под влиянием внешних обстоятельств или потребностей власти может быть героем или чудовищем, утрачивая свой внутренний нравственный стержень. А времена наступают тяжелые. И не только у нас. Так что на эту нашу дурь никто и внимания не обратит, все своей будут заняты. А люди... Знаете, многим это не то, что нравится, но, по крайней мере, позволяет снять с себя ответственность за собственные невзгоды и ошибки, и возложить ее на кого-то еще. Очень хорошо работающая модель. По крайней мере, на какое-то время.
   - И что же делать?
   - Вот об этом я и хотел с Вами поговорить. Сам я сдаваться им не собираюсь. Уйду так, что и концов не сыщут. А вот с Вами сложнее. С одной стороны, трогать им Вас сейчас не с руки. Вы им больше дивидендов принесете, если будете продолжать придерживаться своей антифранцузской линии.
   - Да она не то, чтобы антифранцузская...
   - Ну, прогерманская, если Вам так больше нравится. Я, кстати, тоже считаю, что нам выгоднее с Германией дружить, какой бы она ни была. С соседями вообще дружить предпочтительнее. Ссориться можно с теми, кто подальше. И самое забавное, что в этом вопросе мое мнение полностью идентично взглядам тех, кто меня сейчас ловит. Такой вот парадокс и лишнее доказательство абсолютной надуманности всей этой кампании шпиономании. Но вернемся к Вам. В разум и здравый смысл этих ребят я не верю ни минуты. Могут прицепиться к Вам просто потому, что Вы со мной работали. Поэтому лучше бы, как минимум, на время и Вам уехать.
   - Куда? У меня же тут университет...
   - Университетов и кроме нашего много. Сейчас Вас во многих местах примут с распростертыми объятиями. Во Францию, конечно, не советую. Германские? Подумайте, но там может стать жарко. А вот НКР почему бы не рассмотреть?
   - Все это слишком неожиданно. Да и не главное для меня сейчас. Скажите, а в отношении Ольги что-то удалось выяснить?
   - Извините, профессор, я совсем с этой политикой зарапортовался. Главное упустил. Она в Берлине. Ей там удалось выйти на коллег из НКР, а те уже через Киев сообщили мне. У нее приключения были еще похлеще Ваших. Ее судно остановили итальянцы. Экипажу дали спустить шлюпки, и отпустили, забрали только судовой журнал, а пароход утопили. Зачем они это сделали - никто не понимает, судно шло в балласте. Разгрузились в Барселоне, а потом должны были зайти в Пирей и взять там какой-то груз на Одессу. К счастью, Ольгу внесли в судовую роль как члена экипажа, поэтому разбираться с ней отдельно итальянцы не стали. Два дня они болтались в море и догребли в конце концов до французских вод, где встретили рыбаков. И благополучно попали в руки французской жандармерии. Там разбираться начали вдумчиво и не спеша, но Ольга удрала у них прямо из участка. Как - потом Вам сама расскажет, но я совсем не удивлен. Мы ее неплохо учили, знаете ли. И дальше отправилась через всю Францию в сторону Германии. А французы в этот момент начинали переброску войск в Испанию. То есть патрули, усиленный режим и все прочие радости. К счастью, у нее был с собой совсем левый паспорт, по которому она уже прошла в свое время в Мадрид к Вам через Португалию. Норвежский, если мне память не изменяет. С деньгами вот было совсем туго. Но добралась! А в Берлине у нее старые знакомые еще с университетских времен. Там и затаилась. С нашими связываться побоялась - почитала, видно, тоже наши газеты и сделала выводы. Фотографию нам прислала вообще с какими-то туристами. В общем, все как всегда. Молодец.
   - Ей что-нибудь угрожает?
   - Не думаю. Французам охотиться за ней сейчас резона нет. Наши, если начнут копать, мало что узнают: у французов она в числе спасшихся с потопленного судна зарегистрирована не была. От экипажа - чухонцев этих - тоже мало чего добьешься. Так что следы утеряны. Вроде как погибла в море. Высовываться только не надо, и паспорт свой нигде не показывать. Но для нее это не проблема, еще что-нибудь себе найдет.
   - Я могу к ней съездить?
   - Хотите совет? Назначьте ей лучше встречу где-нибудь в провинции. Берлин, конечно, сейчас тоже еще та столица, но Вы - фигура заметная. Можете к ней кого не надо привести. А Вам нужно какое-нибудь место, где и Вас никто не знает, и она затеряется даже если у нее немецкие документы. А поезжайте-ка Вы, профессор, на Волгу, в Саратов. Там сейчас хорошо, овощи, фрукты, местных немцев после массового переселения - каждый пятый. Нормально будет. А я уж напоследок сослужу Вам службу - дам ей знать через знакомых в Киеве.
   Договорились о дате встречи в Саратове на речном вокзале, выпили на прощанье и разошлись. Орлов был слишком опытным разведчиком, чтобы оставаться на ночь в блоке Германова. Береженого, как говорится....
   Говорили, что кто-то потом якобы видел его в маленьком крымском городке, но то ли это был он, то ли просто похож человек, кто знает. Там любят селиться пенсионеры и отставники, которые предпочитают не распространяться о своем прошлом.
  
   Эпилог
   В том году всю осень Германов провел путешествуя по Волге. И так ему там понравилось, что, объехав несколько крупных городов, он в конце концов поселился в Казани. Стал там преподавать в университете, купил дом, говорят даже заново женился. А почему бы и нет? Среди казанских татарок встречаются очень даже симпатичные блондинки, а уж про климат и говорить не стоит - с питерским не сравнить. Одним из его самых близких друзей стал капитан сухогруза река-море "Волгарь-15". В дни захода этого судна в Казань оба любили посидеть вечерком за бутылочкой-другой. Вроде бы земляки, но вспоминали все больше какие-то совсем далекие страны. Молодая жена Германова этому не препятствовала, а, наоборот, часто присоединялась к этим посиделкам. Со временем профессор получил кафедру, среди студентов и начинающих преподавателей был известен своей строгостью - строить глазки ему на экзаменах было бесполезно, хотя было в нем что-то такое... Коллеги и местные любители порассуждать о политике считали его молчуном, комментировать дела в далекой Европе он не любил и от разговоров на эту тему уходил. Со временем приобрел репутацию если не сухаря, то человека закрытого и осторожного, и только те, кто постарше, вспоминали иной раз, что было что-то там такое в прошлом, и гремело некогда его имя. Но в истории таких героев много, а вот многие ли из них любят вспоминать о давно ушедших днях? Да и кому эти прошлые дела интересны? Награды свои одевал к фраку раз в четыре года, когда в университете по традиции проходил торжественный бал в честь тех, кто за минувший период защитил диссертации, и они добавляли еще больше загадочности его образу.
   Семейная жизнь профессора протекала тихо. Нечастым гостям он любил показывать фотографии сына - уже довольно известного врача в Москве, и дочери, вышедшей замуж за моряка в далеком Владивостоке. Жена его о своем прошлом предпочитала не распространяться, а возникни об этом разговор легко переводила его на совсем иную тему. Со временем она пошла работать преподавателем истории в местную гимназию, крайне удивив ее директора дипломом берлинского университета. С профессором они понимали друг друга с полуслова, предпочитали проводить вместе все свободное время. Так и жили. Вполне счастливо.
   Канцлер Балтийской федерации на своем посту трепыхался еще лет десять. Позднее этот этап его правления вспоминать не любили даже самые ярые поклонники его действительно незаурядной личности. Крови внутри страны в эти годы было пущено изрядно. Как оказалось, этот процесс только начни - не остановишься. Соседи посматривали несколько брезгливо и с удивлением. Но, во-первых, диктатура как способ правления в конце 30-х в Европе рассматривалась как нечто вполне нормальное, а, во-вторых, жесткий внутренний курс позволил Канцлеру не только стабилизировать экономику, но и справиться с внутренней политической оппозицией и с поднимавшими время от времени голову националистами разных толков. Так что кое-кто за рубежом еще ему и завидовал: нам бы так, да не выходит.
   Кстати, контрразведчиков первой волны вырезали под корень всех, так что эпизод с Германовым и вспомнить потом было некому. Народ, флот и армию запугали изрядно. Энтузиасты типа Петрова 15-го повывелись как класс, поэтому, когда через полтора года политический бардак в Европе достиг такого состояния, что Канцлер решил-таки отбить у шведов Аландские острова, то операция флота БФ, к счастью для ее участников, завершилась толком не успев начаться: в условиях строго предписанного радиомолчания боевые корабли прикрытия не встретились в море с караваном десантных судов, а питерское радио уже бодро оповестило мир о предъявленном шведам ультиматуме и начале десантной операции. Шведы заранее заняли береговые укрепления и ждали атаку два дня, мокли и мерзли, так и не дождались, и потом долго плевались: эти русские даже ничего вовремя сделать не могут! И были вдвойне неправы. Во-первых, большую часть десанта и экипажей боевых кораблей составляли финны и прибалты, а, во-вторых, подменила оба (!) приказа кораблям с координатами точки рандеву именно разведка НКР, в качестве внештатного советника которой выступал бывший генерал Орлов. В Киеве уже давно с молчаливым осуждением наблюдали за политическими вывертами северных соседей и с удовольствием воспользовались возможностью сделать им маленькую гадость. Бытует, правда, мнение, что гадость оказалась не такой уж и маленькой.
   Германов с женой и случившийся в это время в Казани капитан "Волгаря-15", узнав об этой истории, засиделись за полночь. Долго спорили о чем-то, вспоминали минувшее, смеялись и пришли в заключение к выводу, что надо благодарить Господа и тех, кто действует по указанию его и своему разумению, за благополучный исход. Война со Швецией теперь, из Казани, смотрелась как абсолютная и ненужная глупость. А то у берегов Восточной Балтики своих камней и островов мало, чтобы еще за какие-то Аланды кровь проливать? Разошлись вполне довольные друг другом.
   Позднее многие рассматривали именно эту неудачу как начало заката карьеры Канцлера. Может они и правы. Но в отличие от многих других диктаторов ему удалось во время передать власть преемникам и благополучно закончить свои дни в Швейцарии. А преемники быстро и без лишних слов перевернули затянувшуюся на доброе десятилетие не самую красивую страницу в истории страны, сделали вид, что ничего тогда особенного и не было, и активно включились в процесс строительства демократической Европы. А Канцлеру со временем и памятники поставили, и центральные улицы в его честь назвали. Все как всегда.
   На общем фоне кипящей европейской истории эпизод несостоявшейся войны БФ со Швецией просто забылся - ну кто сейчас помнит, что британский флот в РИ опоздал с высадкой десанта в 40-м году в портах Норвегии, пропустив вперед немцев?
   В целом 40-е годы в мире НКР запомнились как время крайне турбулентное. Никакой конференции о пересмотре границ, предусмотренной Версальским договором, конечно, не состоялось. Слишком это деликатная тема, чтобы обсуждать ее публично. Где-то надавили и, как говорится, какие-то территории мирно отжали, где-то слегка повоевали. В целом же европейцам удалось пройти по краю новой большой войны и удержаться от нее, так что на континенте тогда кипел не один большой котел, а, если так можно выразиться, несколько маленьких. Все и остыло быстрее. Французам, чье влияние в целом резко пошло на убыль, пришлось ослабить хватку на горле германских государств, и немцы ударились в экономику. На пару десятилетий их девизом стало: "Будем жить лучше французов!". И добились своего. А сытую и благополучную нацию раскачать на какие-либо авантюры трудновато. Наверняка со временем историки придумают всем событиям этого периода вполне пристойные научные объяснения, забыв о том, что за всем происходящим в этом мире стоят конкретные люди. А настоящим героям слава не нужна.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

6

  
  
  
  
Оценка: 1.00*2  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"