Рожин Павел Степанович. Перестройка 2

Перестройка.

Часть 1.

Сон Горбачёва перед 28

Съездом КПСС.

Властитель слабый и лукавый,

Плешивый щёголь, враг труда,

Нечаянно пригретый славой,

Над нами царствовал тогда.

А.С. Пушкин.

Ум, с рожденья в нас внедрённый,

Хоть и дан для важных дум,

Но простой, непросвещённый,

Есть бессильный, мелкий ум.

Значит, наше населенье

Разум свой, чтоб мудрым быть,

Может только просвещеньем,

Только практикой развить.

Все твердят о пользе знанья,

Но вот как букет идей,

Возникает из незнанья

У значительных людей?

Ведь, чтоб думать, надо время,

А в Кремле у нас живёт

Очень занятое племя -

Политический народ!

В скучном деле управленья

То поездка, то банкет,

И в ЦК, для размышленья,

Ни одной минутки нет.

Раз у них досуга нету,

То вдруг стало ясно мне,

Что великие проекты

К ним являются во сне!

Каждый вождь или мыслитель

Ночью что-то да открыл...

Вот и наш руководитель

Этот тезис подтвердил.

Был в делах он очень бойким,

Разрушал он ложь и зло,

И, в процессе перестройки,

Вот что с ним произошло.

Горбачёв в Кремле трудился,

Но, усталостью сморён,

В угол кресла привалился

И увидел странный сон.

Будто он, в борьбе опасной,

Всеми брошен и забыт

И со скоростью ужасной

В бездну чёрную летит!

Он сперва не испугался,

Но, обдумав сей предмет,

Догадался, что скончался

И покинул белый свет.

И вот он, покойник новый,

Так подумал, встретив смерть:

" Как же я, такой здоровый,

Умудрился умереть?

Вот так штука! А казалось,

Что я крепок, как солдат,

И мне жить ещё осталось

Лет, примерно, пятьдесят!"

Злой судьбой из жизни взятый

Без болезни и без мук,

Он, смятением объятый,

Выход стал искать вокруг.

Смерть не мать и не подруга,

Тяжко всем её встречать,

Потому-то, хоть и туго,

Стал он так соображать:

" Всё, конец... Я пропадаю

И не вижу перспектив....

Но ведь я соображаю,

А раз мыслю, значит, жив!

Ведь меня не разорвало,

Можно думать и дышать,

А раз так, то не пристало

Раньше смерти умирать!

Было б глупо мне, мужчине

Без борьбы уйти во мрак...

Нет, и собственной кончине

Я не сдамся просто так!

Способ есть договориться

И со смертью, говорят...

Так нельзя ли возвратиться

К жизни как-нибудь назад?"

Тут, чтоб лучше разобраться,

Что за жизнь на небеси,

Начал медленно вращаться

Он вокруг своей оси.

Хоть и мёртвый, мог он видеть,

И старался он, как мог,

Иль попутчика увидеть,

Иль жилища огонёк.

Но свой ужас безысходный

Он смягчить не мог никак,

Ведь вокруг был лишь холодный,

Леденящий душу мрак.

И в пучине мирозданья,

Мчась, как камень неживой,

Даже лёгкого мерцанья

Он не встретил пред собой.

Так он долго, безуспешно

На пути искал примет...

Наконец, во тьме кромешной,

Впереди зажёгся свет!

И, невиданным снарядом,

Подлетел он вдруг к двери

Зданья с сумрачным фасадом,

Освещённого внутри.

Вот он мягко приземлился,

Пыль с костюма отряхнул,

Призадумавшись, решился,

Дверь за ручку потянул.

В щёлку видит он, вначале,

Чьи-то люди, трое в ряд,

На скамейке, в мрачном зале,

Свесив головы, сидят.

Тут, прищурившись от света,

В страхе вскрикнул Горбачёв:

" Что за чудо? Да ведь это

Сталин, Брежнев и Хрущов!"

Лишь взглянув, в одно мгновенье,

Он покойников узнал

И в большое затрудненье

Неожиданно попал.

"Как держаться с каждой тенью? -

Горбачёв подумал тут, -

Ведь, по старому мышленью,

Тут, похоже, будет суд!

В этом случае нежданном,

Чтоб не выпустить успех,

Быть грешно политиканом,

Быть политиком - не грех!

Надо мне теперь, конечно,

Осторожность соблюдать,

Чтобы лишнего поспешно,

Ненароком, не сказать!

Если суд тут, всё же, будет,

То встаёт вопрос такой:

Тут сошлись большие люди,

Кто же будет им судьёй?

Их давно взяла могила,

Кто ж их здесь объединил?

Значит, есть такая сила,

Что превыше всяких сил!

Сила свыше правит нами,

Ставит каждому предел...

Ведь не зря ж теперь умами

Дух смиренья завладел!

Нет, не зря на технократов

Новый выступил пророк...

Видно, прав Чингиз Айтматов,

И природой правит Бог!

На суде небесном, строгом,

Прямо с лёта, впопыхах,

Не пришлось бы перед Богом

Мне покаяться в грехах!

А ведь я на власть польстился,

Чем и душу погубил...

Ах, зачем я не молился,

В Церковь Божью не ходил!

Сколько раз, переживая,

Чтоб сберечь моё житьё,

В храм звала супруга Рая,

Я ж - не слушался её!

За грехи, во тьме могилы,

Не замру я в мирном сне,

А, насаженный на вилы,

Буду жариться в огне!

То крича, то извиваясь,

Буду вечно я страдать,

А вокруг меня, кривляясь,

Будут черти танцевать!"

Горбачёв уж стал бояться

За судьбу свою, но тут

Стали гости собираться,

Видно, званные на суд.

Вот в броне, под сенью стягов,

Тот, кого народ призвал,

С группой преданных варягов

Первым Рюрик входит в зал!

А за ним, под звон зловещий

Шпор, кинжалов и кольчуг,

Князь Олег явился вещий

С свитой отроков вокруг.

Вот, чеканя шаг державный,

Входят, головы подняв,

Игорь с Ольгой, сын их славный,

Барс бесстрашный - Святослав!

Вслед, без бранного убранства,

Иисуса убоясь,

Возводитель христианства

Князь Владимир шёл, крестясь.

Вот, согнувшиёся и хмурый,

С крепкой бронью на плечах,

Ярослав заходит Мудрый

С тенью горечи в очах.

Вот, горды и величавы,

Тешась памятью людской,

Как святые, в нимбах славы,

Входят Невский и Донской.

Вот не с славой боевою,

А вошёл с иным добром

Калита Иван, с сумою,

Полной златом, серебром!

А потом степенно, плавно,

Как цари, вошли в покой

Два "могущих" Иоанна,

Рассуждая меж собой.

Горбачёв, как ни старался

Дрожь в душе своей унять,

Но немым столбом остался

Между предками стоять.

Он, средь гордого собранья

Ослепительных особ,

Вдруг дошёл до пониманья,

Что был мелким, как микроб!

Но и сам - властитель новый,

Нервы сжав свои в кулак,

От досады весь багровый,

Горбачёв подумал так:

" Что в загробном, мрачном свете

Так расстраиваюсь я?

Не начальники мне эти

Старорусские князья!

Не в князьях оплот России,

Даже странно, что их чтят!

Все они - тираны злые,

Я ж по духу - демократ!

Тут рабом меня считают

И не смотрят... Ну и пусть!

Раз меня не замечают,

Я спокойно осмотрюсь.

Всё равно, признаться честно,

Царь я, князь иль эрудит,

Мне одно лишь интересно:

Кто здесь всем руководит?

Надо мне не торопиться,

Но и время не терять,

Чтобы всё, как говорится,

Здесь измерить и понять.

В дни былые, для престижа,

Разобрал я много тем,

Но вот что теперь я вижу,

То неслыханно совсем.

Видно, бес меня смущает,

Думал я, прости Господь,

Что лишь дух не умирает,

Но в князьях живёт и плоть!

Жизнью груди их трепещут,

Руки крепко держат щит,

Губы спорят, взоры блещут,

Сталь о сталь вокруг звенит!

Вижу чудо я, и разом,

Боже! я поверил здесь,

Что бессмертный высший разум

Во вселенной нашей есть!

Жаль, что я, чуть не с рожденья,

В атеистах состою,

Но такие представленья

Вбили в голову мою!

Ты прости, Великий Боже!

Был я грешен, нехорош!

По незнанью я, похоже,

Пропаду здесь ни за грош!"

Так смиренно обращался

Он к началу всех начал

И поклоны бить собрался,

Но тут входит... Ленин в зал!

Полный страстного волненья,

Как и прежде, полный сил,

Ленин сразу, без вступленья,

Суд загробный объявил.

Посчитал он, знать, полезным

Взять с собой былых орлов -

Вместе с Феликсом Железным

Входят Киров и Свердлов.

Ленин их, без этикета,

Сразу в кресла пригласил,

После краткого совета

Роли всем распределил.

" Пусть теперь ты не из чтимых,

Но, пожалуйста, Свердлов,

Будь защитой подсудимых,

Если буду я суров.

Сам из старых командиров,

Но познавший произвол,

Ты суда, товарищ Киров,

Сделай точный протокол.

Феликс, слушай порученье:

Лишь мы суд произведём,

Проследи за исполненьем...

Чтоб порядок был во всём!"

Ленин кончил указанья,

Уточил суда расклад

И, как дух негодоваья,

В подсудимых вперил взгляд.

Но, увидев их смятенье,

Видом несколько обмяк

И, ослабив напряженье,

Говорить он начал так:

- " Я просил вас здесь собраться,

Чтоб решить один вопрос:

С каждым лично разобраться,

Что он обществу принёс!

Все вы люди деловые

И должны, конечно, знать,

Что за все дела земные

Всем придётся отвечать.

По порядку, друг за другом,

Суд вас будет разбирать,

Чтобы, точно по заслугам,

Почесть каждому воздать.

В рамках чести и морали,

Не таясь перед судом,

Первым ты, товарищ Сталин,

Похвались своим трудом!

Был ты деятель упорный,

Расскажи-ка, как завёл

Для народа свой позорный,

Беззаконный произвол!

Как суда присвоил право,

Шайку прихвостней собрал

И на жуткую расправу

Лучших граждан ей отдал!

Эта подлость удаётся

От народной темноты -

Море целое нальётся,

Сколько крови выпил ты!

Пали жертвой миллионы,

Ты сумел их всех согнуть,

Но Истории законы

Никому не обмануть!

Этак, Сталин, не годится.

Жизнь, как видишь, не проста,

Новый строй не укрепится

Из-под палки и кнута!

Много строили народы,

Много бились, но постой:

Уж и в те, былые годы

Всё обрёк ты на застой!

Ты себя решил возвысить,

В этом надо зло искать,

Отучил народ ты мыслить

И заставил - исполнять!

Идеалы гуманизма

Ты безнравственно забыл,

А предмет социализма

Изломал и извратил!

Нет, грядущим поколеньям

Не оставил ты завет,

Но ужасным преступленьям

За тобою счёта нет.

Пусть увидит каждый житель

На тебе проклятья знак:

Ты не " вождь" и не "учитель",

А народа злейший враг!

Беззакония создатель,

На себя теперь пеняй -

Ты отступник и предатель,

Уголовник, негодяй!

В счёт заслуг не жди поблажки,

Ты наказан должен быть -

Вместе с Берия в упряжке

Будешь Грозного возить!

Поживи, дружок, с Иваном,

Тяжким посохом своим

Каково житьё с тираном

Он покажет вам двоим!"

Тут, дождавшись заключенья,

Встал Свердлов, чтоб так сказать:

" Сталин, эти преступленья

Невозможно оправдать!

Нам, с Семнадцатого года,

Как известно и тебе,

Много лучшего народа

Потерять пришлось в борьбе!

Нам успех не даром дался -

Много жертв у Октября,

Ты ж - маньяком оказался,

Убивать пустился зря.

Убивал ты, брат, ретиво,

Но без совести ты жил;

Я считаю: справедливо

Ленин дело рассудил".

Сталин дёрнулся с сиденья,

Оправдать себя хотел,

Но гул грозный возмущенья

Меж князьями пролетел.

Увидав, что суд свершился,

Тут Дзержинский подал знак -

Царь свирепый появился,

Стиснув бороду в кулак.

Из-под шапки Мономаха

Бросил молнию он вдруг,

И, не знающие страха,

Так и замерли вокруг.

Взял он вожжи, как возница,

Знаменитый посох - хлоп!

И лихая колесница

С места бросилась в галоп.

Ленин, вроде с сожаленьем,

Посмотрел в притихший зал...

"Да, с высоким положеньем

Трудно справиться, - сказал.

- Жизнь окончил он негоже,

А ведь был борцом не год...

Но отвлёкся я, похоже.

Ну, Никита, твой черёд!

Молодец ты, безусловно,

Раз на Сталина восстал,

Но народ обидел кровно

Тем, что сам таким же стал.

Взял ты власть, да всё без толку,

Ведь народ страны своей,

Ты очистил, под метёлку,

От порядочных людей.

Сам хотел ты созиданья,

Но, однако, без ума,

А без опыта, без знанья

Здесь сплошная кутерьма!

Что, скажи, народу дало

То, что вздумал ты решить

Будто можно, где попало,

Кукурузу разводить?

Захотел ты от природы

Слишком многого, нахал,

Скот извёл да огороды,

Степь без смысла распахал!

Что за дикие решенья?

Разве я тому учил!

За какие прегрешенья

Ты деревню разорил?

С удивительным размахом

Ты пустился всё крушить,

Захотев единым махом

В коммунизм перескочить!

Ты хотел - да труд напрасный!

Расхвалённый до небес,

Ах ты, двоечник несчастный,

Не в своё ты дело влез!

Польза где, что в кукурузе,

В рубашонке ты, бахвал,

С ремешком витым на пузе

Людям на смех шутовал?

Шутовство - твоё призванье,

Хоть тебе не по нутру,

Но, потомкам в назиданье,

Послужи шутом Петру!"

Тут Никита возмутился,

" Было всё, - кричит, - не так!",

Но уже ему свалился

Вдруг на лысину колпак!

Тут вошёл, в простом наряде,

Пётр великий, как живой,

"Рад учить, России ради.

Ты Хрущов? Пойдём со мной!

Мне тебя, для исправленья,

Гений всех времён отдал!"

И Никиту, без стесненья,

Тростью к выходу погнал.

Ленин с мыслями собрался,

Помолчал какой-то миг...

" Так, Ильич ещё остался.

Подойди сюда, старик!

У меня ты, брат, опальный,

Знаю я, какой ты был:

И тебя пример печальный

Ничему не научил!

Ты умело строил планы:

Кто не пел тебе хвалу,

Жили, словно партизаны,

У врагов своих в тылу.

Снова низость стала модной,

Так окреп с тобой обман,

Что съезд партии народной

Превратился в балаган.

Дождались дельцы моментов

Твой порядок восхвалять,

Чтоб, под шум аплодисментов,

Государство разорять.

Долго, ловко воровали

Вы права руководить,

Деньги, должности, медали -

Всё, что можно ухватить!

И, конечно, не для смеха,

Чтоб народ отвлечь от дум,

В честь ничтожного успеха

Вы подняли дикий шум!

Отмечая шумно даты,

Юбилеи каждый год,

Так запутал все дела ты,

Что сам Маркс не разберёт!

Не принёс ты обновленья,

Всюду тот же произвол.

Просто видеть нет терпенья,

До чего страну довёл!

В угол загнана наука,

У печати - рот зажат,

На работе - лень да скука,

Всюду пьянство и разврат!

Отупев за жизнь такую,

Видя дел невпроворот,

Но работая впустую,

Весь изверился народ!

Вот картина положенья...

Отчего же, милый мой,

За какие достиженья

Ты неслыханный герой?

Непонятный в этом плане,

Может, ты, дружок, решил,

Что войной в Афганистане

Мир навеки укрепил?

Что, однако, ты бормочешь?

Может, старый прохиндей,

Оправдаться, всё же, хочешь?

Говори тогда ясней!

Ах, писал воспоминанья...

Да того ли ждёт страна?

Ты достоин наказанья

И получишь всё сполна!

Ты любил почёт, парады,

Был несчётно награждён,

Так вози свои награды

До скончания времён!"

Тут, как туча, появилась,

( Камни, золото блестят),

И на Брежнева свалилась

Куча страшная наград!

Надломился он со стоном,

Но сумел всё превозмочь

И с пустым каким-то стоном

Потащился тихо прочь.

Ленин молвил: " Мы в ответе,

Нам урок суровый дан.

Эх, не пожил я на свете...

Всё проклятая Каплан!

Нынче нас клянут живые...

Что ж, заслужен тот удел,

Раз, начав дела в России,

Мы не кончили тех дел.

Твёрдый путь к народовластью

Не смогли мы протоптать,

И теперь его, к несчастью,

Видно, долго не видать!

Нет, " вожди", что после были,

Все хватили через край,

Дел таких понатворили -

Хоть сначала начинай!

Странно массы положенье:

Над тобой сидит дурак,

Но до смерти от старенья

Не сменить его никак!

Строит выскочек порода,

Как захочет, произвол.

Это что же - власть народа?"

И с досады плюнул в пол.

Так закончив суд законный,

Он хотел покинуть зал,

Но внезапно, удивлённый,

Горбачёва увидал.

Тут к нему он обратился:

" Ты, похоже, должен жить.

Так зачем сюда явился?

Может, помощи просить?

Это даже интересно.

Только что тут говорить?

Дело, в принципе, известно,

Просто честным надо быть.

Вы моё храните тело,

Это - глупость. Вы бы вот

Так моё хранили дело,

Меньше было бы забот!

Не слыхал, разве, в народе

Недурное мненье есть:

Там присутствую я, вроде,

Даже более, чем здесь.

Слух распущен подлецами,

Будто сгинул я во мгле,

Нет, я спорить с мудрецами

Долго буду на земле!

Попрошу не обижаться,

Ты, товарищ, должен знать:

Чтоб со мной посовещаться,

Нет нужды сюда летать!

Знай одно: когда мы жили,

То болели за народ,

Что сумели, - то решили,

А сегодня - ваш черёд!

Чтоб добиться ускоренья

Хода мощного страны,

Надо вам, без промедленья,

Всё понять до глубины.

Ты же сам - не верь невежде,

А серьёзно дело строй,

Чтобы партии, как прежде,

Быть народу - головой!

Надо брать всё дело в руки,

Только схема вам дана,

Суть марксизма, как науки,

Лишь развитием сильна!

Так вперёд, оставив страхи!

В догматизме есть ли прок?

Люди вовсе не монахи,

Маркс - мыслитель, а не бог!"

" Очень верно вы сказали, -

Тут поддакнул Горбачёв, -

Что марксизм не развивали

Сталин, Брежнев и Хрущов.

К вам хочу я обратиться

И такой вопрос задать:

Чтоб совсем не провалиться,

Что нам нужно предпринять?"

Видно, Ленина задело,

Он сказал, как отрубил:

" Это, братцы, ваше дело,

Я своё - давно решил!

Вы, ребята, вот что взвесьте,

Поработав головой:

Строил я на голом месте,

А у вас - всё под рукой!

Не пойму я вашу муку,

Средства власти не новы,

А хозяйство и науку

Контролируете вы!

Что вы мутите там воду?

Пусть задачи нелегки,

Но в ЦеКа полно народу,

Так не все ж там дураки!"

Горбачёв помялся как-то,

Посмотрел куда-то ввысь...

" Нет, - ответил он, - ребята

Там, что надо, собрались.

Наш ЦеКа не без изъянов,

Но оплот в нём мне Рыжков,

Павлов, Яковлев, Лукьянов,

Шеварднадзе, Лигачёв!

С ними я, как говорится,

Думу думал не одну,

На них можно положиться,

Эти вывезут страну!"

Горбачёв во всём открылся,

Всех соратников назвал,

Но Ильич так удивился,

Что, опомнившись, сказал:

" Что ты, Миша, шутишь, что ли?

Что за люди то? Постой!

Я, приятель, не позволю

Издеваться надо мной!"

Ленин, сморщась, повернулся,

Горбачёв за ним, но вдруг...

Встрепенулся и проснулся,

Посмотрел, дивясь, вокруг.

Видит он: на этом свете

Никуда он не летит,

А в просторном кабинете

В кресле, съёжившись, лежит.

Всё вокруг него привычно,

Книги, папки на столе...

Всё привычно и обычно,

Но прекрасно на земле!

За окном уж выступает

Башен древних силуэт...

" Боже мой! Уже светает,

А доклада к съезду - нет!"

Горбачёв прикинул строго:

Что успел он написать?

Успокоившись немного,

Начал сон припоминать.

Тут зовёт супруга Рая:

-- "Ты пошёл бы отдохнуть!"

-- " Нет, не время, дорогая,

Думать надо - вот в чём суть!"

1991 год.

Часть 2.

Деятельность М. С. Горбачёва

после 28 съезда КПСС.

Нет ничего гибельнее для людей и в частной,

и в государственной жизни, как действовать

нерешительно, отталкивая от себя друзей

и робея перед врагом.

Н. Г. Чернышевский.

Вот в Москве золотоглавой,

Между всех других чудес,

Как всегда, с огромной славой

Съезд прошёл КПСС.

На партийном съезде дело

Было связано с борьбой,

Так как там схватились смело

Коммунисты меж собой.

Не напрасно коммунисты

Друг на друга в бой пошли,

Там идейные центристы

Консерваторов секли.

Консерваторы смириться,

Не желали, бились зло,

Потому договориться,

С ними было - тяжело!

Горбачёв, хоть был бывалым,

Тёртым жизнью мужиком,

Но пришлось ему немало

Поработать языком.

Но вот страсти откипели,

И, как водится, опять

Реформаторы сумели

Консерваторов подмять.

Съезд прошёл благополучно,

Горбачёв - не проиграл,

Если выразить научно,

То сместить себя не дал.

Победить приятно было,

Так как только от побед

Прибывает наша сила,

И растёт авторитет.

Все мечты его - свершились,

Не желая плыть ко дну,

Люди молча согласились

Реформировать страну.

Ожидался подвиг новый,

Но для подвига готов

Был в народе лишь толковый

И солидный Горбачёв

Что ж, удел ему достался,

Как Петру когда-то встарь -

За реформы круто взялся

Генеральный секретарь!

Он умело ставил вехи,

И в работе был не плох,

И в делах его успехи

Покатились как горох.

Стало ясно, что он - гений,

И рождён на белый свет,

Для неслыханных свершений

И невиданных побед.

А раз мысли корифеи

Весь прогресс у нас творят,

Горбачёвские идеи

Тоже дали результат.

Оппозиции бездарной

Пораженье он нанёс,

И режим тоталитарный

Тут же рухнул под откос!

Стало искренним и новым

Меж народами родство,

И счастливым Горбачёвым

Овладело торжество.

Стал он жить, воспринимая

Всё как дань его уму,

Слава вечная земная

Уж пригрезилась ему.

Да и как не размечтаться?

Он прославился и стал

Постепенно расширяться,

Раздуваться от похвал.

Видя склонность населенья,

Он поверил, что за год,

Иль за два, без напряженья

Всё в стране перевернёт.

Как герой на поле брани,

Размахнулся он и вот

Целый короб обещаний

Смело выбросил в народ.

Что тут скажешь? Горбачёву

Опасаться было грех,

Так как взял он за основу

Политический успех.

Дело стало лишь за малым:

Чтобы сделать лучше жизнь,

Надо было капиталом

В загранице запастись.

Но, борясь, устал он слишком,

И, чтоб взяться за дела,

Небольшая передышка

Очень нужною была.

Чтоб ума и сил набраться,

Надо было отпуск взять,

В Чёрном море искупаться,

На песочке полежать.

Вскоре он, под солнцем юга,

Начал нежиться, как кот,

Там весь день его супруга

Охраняла от забот.

Горбачёв лежал без дела,

А лишь только пил да ел,

И стал крепким, загорелым

И совсем повеселел.

Отдохнув, набравшись жиру,

Он, чтоб денег попросить,

Начал странствовать по миру

И визиты наносить.

Свой талант, от бога данный,

Он использовал с умом,

И стал всюду гость желанный,

Нужный в обществе любом.

Все его встречают знатно,

Всеми в мире он любим,

Хоть пустяк, а ведь приятно,

Слава, всё-таки, - не дым!

Государственные лица

Ждут генсека, как один,

И он стал менять столицы

Как перчатки дворянин.

Заезжал он, на неделе,

Расторопный, как всегда,

На день - в Лондон, на день - в Дели

И в другие города.

Долго наш герой скитался

И такую честь собрал,

Что, в душе, засомневался

В правомерности похвал.

Он, конечно, сделал много,

Как его не похвалить?

Но вдруг странная тревога

Стала ум его точить.

Стало вдруг ему казаться,

Что не вождь он, а простак,

И, чтоб в этом разобраться,

Рассуждать он начал так:

- " Разберу-ка я детали.

Я, конечно, молодец,

Но меня тут заласкали

И загладили вконец.

Да, приём-то мне отменный,

Но вот я не разберусь:

То ли сам такой я ценный,

То ли любят так Союз?

Говоря крутые речи

И разглядывая зал,

Подозрительные вещи

Уж не раз я замечал.

Мне достаточно почтенья

Оказали господа,

Но вот тень пренебреженья

В них мелькает иногда.

Правду выудишь едва ли

В политической среде,

Ведь и Брежнева встречали

Поцелуями везде!

Стал героем я для прессы

Мировой большой семьи,

Но пока что интересы

У любой страны - свои!

Сам я мастер маскарада,

Сам привык являть добро,

Потому держать мне надо

Ухо с Западом - востро!

Может всякое случиться,

И у власти есть свой срок;

Как бы мне не подцепиться

На заброшенный крючок!

Впрочем, польза от приёма,

Так ли этак, не мала,

Много сделал я, но дома

Тоже копятся дела.

Где умом, где лестью - всяко

Тут радею я за мир,

Но на родине, однако,

Появилось много дыр.

Дыры, штопай, иль не штопай,

Займом их не залатать...

Бог с ней, с этою Европой,

Надо рубль оздоровлять!

Чтоб несчастья не случилось,

Я, как только возвращусь,

Так со всем, что накопилось,

Сам, на месте, разберусь".

Горбачёв в Союз вернулся,

Огляделся там и вот,

Как политик, ужаснулся,

Видя собственный народ.

Был он, с виду-то, обычный,

Но, во всех его делах,

Появился анархичный,

Хаотический размах.

Стали хлипкими законы,

Люди злились и не зря,

Так как жили на талоны,

Горбачёва матеря.

В производстве, скажем прямо,

Кризис только нарастал,

Ведь в труде энтузиазма

Уж никто не проявлял.

В общем, было не до смеха,

Так как видел и слепой,

Что тут пахло не успехом,

А какой-то чепухой.

Горбачёв струхнул отчасти,

Встретив этакий удар,

И его былое счастье

Стало призрачным, как пар.

Стало вдруг ему тоскливо,

И, чтоб в сердце боль унять,

Он пустился торопливо

Обстановку обобщать.

-- " Что с народом? Непонятно...

Вот уж истинно вопрос!

Неужели всё обратно

Покатилось под откос?

Будто дал кто указанье

Безобразничать, и вот

В человеческом сознаньи

Вдруг возник переворот!

Получилось так, что ныне

Кто стремился создавать,

По какой-то злой причине

Научился воровать!

Люди, радостно и бойко,

Тащат группами и врозь,

Зашагала перестройка

Почему-то вкривь и вкось!

Что на съезде намечалось,

То на практике - нейдёт;

Всё хозяйство зашаталось

И развалится вот-вот!

Тут заметить можно смело:

Если я не разберусь,

Не поправлю как-то дела -

Обанкротится Союз!

Но ужасней всех для слуха,

Всех страшнее те дела,

Что в политике разруха

Все прогнозы превзошла!

Нет причины сомневаться,

Что встал целости вопрос,

Ведь прибалты отделяться

Собрались уже всерьёз!

Что б потом ни говорили,

В кровожадности коря,

Но грузины заварили

Кашу с митингом - не зря!

Там, по воле афериста,

Вышли грязные дела;

Там спланирована чисто

Провокация была!

У буржуев шаг начальный

Шагу дьявола сродни,

Раз в борьбе национальный

Козырь выбрали они.

Ведь они хотят бороться

За реванш своих идей...

Это кровью обернётся

И страданьями людей!

Гагаузы нынче в страхе:

Молдаване им грозят,

И армяне в Карабахе

Примиренья не хотят.

Контра новая, толкая

На войну, конечно ждёт,

Что реакция цепная

Наше общество взорвёт.

Но я Ленина читаю

И уж тем всегда хорош,

Что, в теории, всё знаю,

И меня - не проведёшь!

Чтоб война не разрасталась,

Чтоб, дробясь со всех сторон,

Государство не распалось,

Надо в ход пустить закон!

Вес в политике имея,

Стану твёрдо я к рулю,

И противника, как змея,

Интеллектом раздавлю!

Впрочем, что я распалился?

В деле спешка не нужна!

Я давно уж убедился,

Как губительна она!

Что в стране - мне всё понятно,

Но, чтоб промаха не дать,

Надо очень аккуратно

Осторожно поступать!

Раз война уже ведется,

С ней не сладить без солдат,

И без жертв не обойдётся,

В чём меня и обвинят.

Нет, чтоб сердце не болело,

Чтоб не тратить лишних сил,

Надо так обставить дело,

Чтоб везде я - чистым был.

Чтоб не я, а кто-то прочий

Перекрыл бы путь войны,

Попрошу-ка полномочий

Я в парламенте страны!"

Вот, проснувшись утром рано,

Изорвал он пять листов...

Наконец, удачным планом,

Восхитился Горбачёв.

Чтобы взять реванш духовный

А беды лихой - избечь,

Он пошёл в Совет Верховный

И сказал такую речь:

- " Дорогие депутаты!

Мы решили, всей страной,

Взять те ценности, что святы

Для Европы деловой.

Я не царь, у нас - свобода,

Вот поэтому, друзья,

К вам, к избранникам народа,

Обращаюсь с просьбой я.

Но сначала, мимоходом,

Я затрону много тем,

Ведь у нас, пред народом,

Встало множество проблем.

Я проблемы эти знаю,

И в селе, и в городах

Обстановку понимаю

И держу её в руках.

Есть дела, а это значит,

Нам решать сегодня их;

Изложу я вам задачи

В кратких тезисах моих.

Об общем кризисе.

Вот недавно появились

Слухи странные о том,

Что в Союзе развалились

И науки и тяжпром.

Но подумал я, и мненье,

Что в стране у нас - развал,

Я бы просто заблужденьем

И ошибкой бы назвал.

Как для вас, так и для прессы

Должен вот что я сказать:

Негативные процессы

Не стараюсь я замять.

Кризис есть, но это чисто

Мелкий, временный предмет,

Ведь у нас для коммунистов

Не решаемого - нет.

Пусть теперь нам трудно стало,

Но, в срок самый небольшой,

Мы и нынче, как бывало,

Разберёмся со страной.

О продовольствии.

Я всегда с большим вниманьем,

Разбираю злобу дня,

Вот и трудности с питаньем

Не укрылись от меня.

Вскрыта кризиса природа,

Я сумел её раскрыть,

И сумею за два года

Всех в Союзе накормить!

Вы должны понять и сами,

Что, по всем статьям подряд,

В продовольственной программе

Безошибочный расклад!

Тяжёлая

промышленность.

Тут ещё заметить надо,

Что, работая пером,

Я сумел спасти от спада

Знаменитый наш тяжпром.

Пусть вас больше не тревожат

Ни машины, ни металл,

Я в промышленности тоже

Все нюансы просчитал.

Для меня теперь не тайна,

Что построить нам пора

Колоссальные комбайны

И большие трактора.

Метод перестройки.

Вот такое положенье

С перспективами страны,

И упадочные мненья

Просто-напросто смешны.

Мы пока ещё на старте,

На исходном рубеже,

Но дорога, как по карте,

Мной проложена уже.

Перестройка всей державы

Лет потребует, не дней,

Революции - кровавы,

Эволюция - добрей.

Как политик настоящий,

Я отверг переворот

И проделаю щадящий,

Плавный, ровный переход.

Заявляю, что не стану

Повышать в торговле цен...

В общем, всё идёт по плану,

В русле общих перемен.

Средства перестройки.

Путь я выбрал мирный, плавный,

И, в делах ближайших лет,

Не забыт и самый главный -

Политический аспект.

Я указываю снова,

Что советский наш народ

Есть главнейшая основа

Для движения вперёд.

У меня такое мненье,

Что я формулу нашёл,

Где вся сила - единенье,

И губителен раскол.

Если будем мы едины

И сумеем силы слить,

Легче будет вполовину

Перестройку проводить.

Но работать надо тоже,

Труд и нам не повредит,

А уж Запад нам поможет,

Там я выпросил кредит.

Денег много, денег хватит;

Я прошу лишь об одном:

Каждый доллары пусть тратит,

По возможности, с умом.

Верю я, как реформатор,

Что не сгинем мы во мгле,

И пойдёт кооператор,

Как хозяин, по земле!

О результате.

Не везенье и не случай,

А прогнозы нам велят

Ожидать благополучный

Перестройки результат.

Стоит только потрудиться,

Мы решим любой вопрос,

И Союз наш возродится

Как невиданный колосс!

Снова станем мы могучи

И тогда не займы брать,

А народам неимущим

Сами станем помогать.

Станем щедрыми мы с вами,

И могучая страна

Обрастёт вокруг друзьями

Как в былые времена.

Вот тогда-то, в блеске славы,

Мы уменьшим парк ракет,

Чтоб могущество державы

Не пугало целый свет.

Мы возводим, а не рушим,

В том позиция моя,

Оттого-то нынче с Бушем

Мы сердечные друзья.

Я считаю делом чести

Эту дружбу - укрепить,

Чтоб, с Америкою вместе,

Тайны космоса открыть.

Вскроем космос кораблями

Там, где жил один Творец,

Чтоб вселенная пред нами

Вся открылась, наконец!"

Горбачёв разговорился,

Но осекся и спросил:

-- " Извините, но я сбился...

Да о чём я говорил?"

Тут, своей согласно роли,

Тихо, чтоб не слышал зал,

Встал Лукьянов Анатолий

И генсеку подсказал:

-- " Перед тем, как мы вас сбили

Тем, что шум произвели,

Вы, Сергеич, говорили

Про стальные корабли".

-- " Да, конечно, непорядки.

Этак дело не пойдёт,

Что на армию нападки,

Да нападки и на флот.

Раз морская мы держава,

Флотом надо дорожить,

Значит, нет такого права

Корабли переводить!

Не хотел бы повторяться,

Но скажу я и теперь:

Мы согласны сокращаться,

Но взаимно, без потерь.

Что шутить над моряками?

То ведь наши же сыны...

И не хуже, чем мы с вами -

Цвет и молодость страны!

Флот есть флот... Без флота что же?

Ведь спохватимся потом...

Но, товарищи, похоже,

Говорил я не о том?"

Тут Лукьянов приподнялся

И тихонько произнёс:

-- " Если сам я не смешался,

Был о космосе вопрос".

-- " Да, космические войны,

Перехват любых ракет...

Знаю; будьте все спокойны;

И на это есть ответ.

Есть теперь у Штатов СОИ,

Дело Рейгана и ЦРУ,

Но на СОИ мы устроим

Подешевле контригру.

Вообще, мы были б рады

Звёздных войн не начинать,

А оттуда миллиарды

На хозяйство передать.

Долго борются колоссы,

Но пора бы уж кончать...

Если есть у вас вопросы,

То готов я отвечать".

Горбачёв рождён был хватом,

Не терялся он ничуть,

Был искусным дипломатом,

Мог любого обмануть.

К депутатам обращенье

Он запутал так, как мог,

И, увидев их смущенье,

Пригласил на диалог.

Раз к собранью обратились,

То, не зная, что сказать,

Депутаты завозились,

Стали за ухом чесать.

Вот один, ещё не знатный,

Но из тех, что за раскол,

Длинный, скользкий, неприятный

К микрофону подошёл.

Конфронтацию, как видно,

Депутат открыть решил,

Сладким голосом, ехидно

Горбачёва он спросил:

- " Я в ладошки бить не буду,

Пусть в ладошки глупый бьёт...

Вот вы ездили повсюду,

Так пора бы дать отчёт.

Где же отчёт? Мы убедились,

Что вам нечего сказать,

Неужели вы явились

Об успехах помечтать?

Может, будет вам обидно,

Но скажу я без проформ,

Что в стране, пока, не видно

Даже признаков реформ!

Может, стало вам казаться,

Что достаточно вам тут

Реформатором назваться,

И дела у нас пойдут?

Вы, я вижу, лишь мечтая,

Всё хотите превозмочь;

Может, рыбка золотая

Обещала вам помочь?"

Вот оратор смолк, и в зале

Словно ожили все вдруг,

Закрутились, зашептали,

Захихикали вокруг.

И оплывшая от жира

Человечья мелкота

Оплошавшего кумира

Освистала, как шута.

Депутатам было мало

Слово едкое ввернуть,

Им, казалось, не хватало

В Горбачёва пальцем ткнуть.

В зале не было предела

Безобразию смешков...

Увидав такое дело,

Так подумал Горбачёв:

-- " Собрались тут дети, что ли,

А не целых наций цвет?

Ни ума, ни чувств, ни воли,

Ни серьёзности в них нет!

Их коварная повадка

Проявилась нынче вновь.

Это те, что пели сладко...

Где ж их прежняя любовь?

Эта скользкая порода

Не годится на борьбу,

Ведь не надобна свобода

Разжиревшему рабу!

Как всё гадко, как противно!

До чего я смог дожить:

Уж не в силах объективно

Обстановку оценить!

Высшей власти я добился,

Но, купаясь в ней, размяк,

А уж славой обольстился,

Как мальчишка и простак!

Вот, сегодня оказалось,

Что, на радость дуракам,

Я хотел водить их за нос,

Но увы, попался сам!

Оттого мне горько стало,

То ужасней всяких мук,

Что друзей осталось мало,

Всё противники вокруг!

На кого мне положиться?

Ведь вокруг идёт грызня...

Раз я смог так ошибиться,

Значит, проняло меня!

Нынче наши эрудиты

Прищемили мне язык...

Но постойте, паразиты,

Я сдаваться - не привык!"

Зал реакции ответной

От генсека молча ждал,

Стала пауза заметной,

И генсек её прервал:

- " Мне услышать лестно было,

Ваше мненье без прикрас,

Это значит - победила

Демократия у нас.

Думать было бы напрасно,

Что, традиции храня,

Как всегда, единогласно

Вы поддержите меня.

Оппоненты очень ловко

Говорят, но, между тем,

Вижу я, что обстановка

Тут понятна, да не всем!

Тут вещают очень рьяно,

Что реформы не пошли,

И меня политиканом

Очень многие сочли.

Этот взгляд я отвергаю,

В нём нет истины зерна,

И, как прежде, утверждаю,

Что у пропасти страна.

Наш Союз готов распасться,

А ведь он для нас, как мать,

Потому - нельзя смеяться!

Надо Родину спасать!"

Но глупцов проймёшь едва ли,

Так как разума в них нет,

И они захохотали,

Зашушукались в ответ.

Меж шушуканья и смеха,

Даже крик раздался вдруг:

-- " Он нас дурит... Вот потеха!

Он берёт нас на испуг!

Слишком смутно и неясно

Он о деле говорит:

То кричит, что всё прекрасно,

То вдруг гибелью грозит".

Горбачёв на это строго,

Отвечал, повысив тон:

-- "Помолчите-ка немного,

Я, признаться, оскорблён!

Вижу я, не уважают

Здесь ни пост, ни возраст мой,

А меня подозревают

В демагогии сплошной.

Нет, я нынче прямо, смело

Продолжаю утверждать,

Чтоб успешно делать дело,

Надо властью обладать!

Только властный, полный мощи,

Государство бы я спас

И на это полномочий

Просто требую от вас!

Я сказал и жду ответа:

Вы права должны мне дать;

Не дадите, так за это

Вам придётся отвечать!

Вот толкнут народ на муки,

А Союз наш - на распад,

Я тогда умою руки,

Словно в древности Пилат!"

Горбачёв, хоть не ругался,

Но в нём чувствовалась злость,

И, едва он отчитался,

Что тут в зале началось!

В этот раз творцы законов,

Чтоб ответ скорее дать,

Стали ручки микрофонов

Друг у друга вырывать.

Вот один высокий, плотный,

У кого побольше сил,

Наконец бесповоротно

В этой схватке победил.

Он хотел сказать толково,

Но подвёл его язык,

И он, с первого же слова,

Как безумный, начал крик:

-- " Господа, ведь тут нечисто!

Отстоим парламент наш!

Коммунисты - реваншисты

И готовы взять реванш!

Коммунисты в этой смуте

Нас сметут наверняка,

Так что бдительными будьте,

Не забудьте про ЧеКа!"

Был компартии ругатель

И несдержан, и ретив,

И сказал тут председатель,

В колокольчик позвонив:

-- "Повышать не надо тона,

Ведь за этим я слежу.

От второго микрофона

Депутата попрошу".

Там за очередь сражался

Тоже очень длинный ряд,

Но проворней оказался

Самый видный депутат.

Депутат интеллигентно

Стал за честь благодарить,

А потом уж компетентно

И красиво говорить:

-- " Не политик я, быть может,

Но немного знаю жизнь,

И меня тревожит тоже,

Что воскреснет сталинизм.

Разделяя мненье зала,

Я хотел бы вот что знать:

Неужели власти мало,

Чтоб законы исполнять?

Много к этому моменту

Мы отдали в центр и так...

Что же надо президенту?

Может, снять ещё пиджак?" **

Председатель удивился,

Даже бровь одну поднял,

Но, однако, спохватился

И другому слово дал.

Этот был благообразным

И упитанным он был,

Потому-то, слогом ясным,

Он вот так заговорил:

-- " Дорогие депутаты!

Пусть мы нации краса,

Но в решеньях мы - не святы,

Всё решают Небеса!

Уж давно сказал Спаситель,

Наш духовный исполин,

Что у нас руководитель

В мире только лишь один!

Я хочу вам, без утайки,

Божью волю возвестить:

Никакой черезвычайки

Невозможно допустить!"

Горбачёв стал, с виду, строже,

И как будто спал с лица,

Видит он: одно и то же

Повторяют без конца.

Всё ему понятно стало,

И, в упадке полном чувств,

Он склонился перед залом,

В плечи голову втянув.

Стал ненужным он, как видно,

И ему, творцу идей,

Было горько и обидно,

И досадно за людей.

Слабый, полный утомленья,

Он, собрав остаток сил,

Так сказать, для заключенья

Снова слова попросил.

И когда его Лукьянов

Пригласил на монолог,

Горбачёв, как мастер планов,

Вывел вот какой итог:

- " Дорогие депутаты!

Я прошу вас разрешить

Основные результаты

Наших прений обобщить.

Мне сегодня ясно стало

Что не надо лишних слов,

Ведь в парламенте немало

Удивительных голов!

Любо видеть зарожденье

Политических светил,

И приятные мгновенья

Я сегодня пережил.

Вы глубинно осознали,

Чем страна у нас живёт,

Вижу я, что в этом зале

Образованный народ.

Здесь созрела, всем на радость,

Демократия сама,

Ведь парламент - это кладезь

Коллективного ума.

Вместе с вами я упорно

К демократии стремлюсь

И стараюсь плодотворно

Поработать на Союз.

Понял я, что, кто захочет,

Переделает весь свет

И без лишних полномочий

От которых только вред.

Жить нам надо коллективно,

Дружбой с вами я горжусь;

Верьте мне, а я, взаимно,

На парламент положусь.

Нашу общую работу

Я в единстве только зрю;

За поддержку, за заботу

Я вас всех благодарю!"

После этой речи длинной,

Он глазами зал обвёл

И с спокойной, сладкой миной

Повернулся и пошёл.

Отупевший от дебатов,

Видя склоку и обман,

Покидал он депутатов

В полусне, как наркоман.

И как только возвратился,

В свой просторный кабинет,

То за голову схватился

В страшной панике от бед.

Проведённый на мякине,

Сколько было в лёгких сил,

Он, как праведник в пустыне,

Глядя в угол, возопил:

- " Вот теперь мне стало видно,

В чьих руках судьба страны!

Порождения ехидны!

Свиньи! Сукины сыны!

Где их только выбирают?

Что за рожи! Что за вид!

Как они не понимают,

Что нам вскорости грозит?

Вот уж в ком умишка мало.

Проходимцы, дураки!

Я хочу, чтоб разорвало

Их на мелкие куски!"

Горбачёв взмахнул руками,

И, чтоб дать излиться злу,

Вдруг ударил кулаками

С полной силой по столу.

От ударов этих сдвиги

Тут же сделались кругом,

И чернильницы, и книги

Полетели кувырком.

По причине исступленья

Всё вокруг он разгромил

И картиной разрушенья

Успокоен сразу был.

Он остыл, остепенился,

Подобрал клочки бумаг,

Мягко в кресло опустился

И сперва подумал так:

- " Для расстройства есть причина -

Всюду начал я сдавать;

Но, однако, я мужчина,

Хватит сопли распускать!

Оппозиция победу

Одержала, но со мной

Шутки плохи, я объеду

Скоро всех их стороной!

Подожди, Попов, мой милый,

Я, к союзному рулю,

Скоро выйду с новой силой,

А пока - я отступлю".

На парламент ненадёжный

Горбачёв роптать не стал,

А, как прежде, осторожный

Так, примерно, рассуждал:

- "Всем страна у нас богата,

Но казна почти пуста,

И меня без результата

Не поддержит беднота.

Люди денег не имеют,

Так они торгуют пусть,

А когда разбогатеют,

То на них я обопрусь!

Проявлю-ка я уменье

Так хозяйство повести,

Чтоб потом без опасенья

В наступленье перейти.

Пусть я выпустил победу,

Но не буду пасовать,

А немедленно поеду

Экономику спасать!"

Горбачёв заволновался,

Побежал к своей жене,

От неё ума набрался

И поехал по стране.

И в своих лихих походах,

Чтоб рабочих убедить,

Он, как Ленин, на заводах

Начал вот что говорить:

- " Как мне лестно и приятно

С вами встретиться, друзья,

И послушайте, ребята,

Что придумал нынче я.

Стал известным я учёным

И скажу вам, как отец,

Что режимом беззаконным

Вы испорчены вконец.

Чтобы больше не бояться

Рудников и лагерей,

Надо, братцы, исправляться,

По возможности, скорей.

Вы, товарищи, давайте,

Нашу партию любя,

Перестройку начинайте,

Но не с власти, а с себя.**

Надо вам освобождаться

От завода, как от зла,

Чтобы можно было взяться

За серьёзные дела!

Чтобы жить легко, красиво

И при жизни рай найти,

Надо в кооперативы

Всем немедля перейти!

Вот тогда мы все иначе

Заживём наверняка.

Я желаю вам удачи...

До свидания... Пока!"

Горбачёв вскрывал им дали

Самых светлых перспектив,

Но рабочие стояли

Книзу голову склонив.

Смысла нового проекта

Масса их не поняла,

Видно, тайна интеллекта

Недоступна им была.

Президент же сам Емелю

На печи напоминал,

Словно в сказке, за неделю

Весь Союз он обскакал.

А когда он возвратился

Из провинции назад,

То в столице затворился,

Ожидая результат.

Про успех, однако, слуха

Горбачёв не получал,

Лишь Крючков ему на ухо

Неприятности шептал:

" Ох, я чувствую: быть худу!

Ведь, откуда ни возьмись,

В нашем обществе повсюду

Непорядки завелись!

Было мирно всё, так нате:

По Москве молва летит,

Будто Ельцин на Арбате

Был помоями облит! **

Я хотел дать ход закону,

Так опять беда стряслась:

Ельцин вышел к микрофону,

А его столкнули в грязь. **

Раз свершилось преступленье,

То огульно, без вины

Стали стряпать обвиненье

Против нашей стороны.

Чтоб Бориса хулиганы

Перестали обижать,

Может быть, в столицу Ганы

Лет на пять его послать?

Раз того желают люди,

И чтоб польза в том была,

Пусть немного он побудет,

Скажем, в должности посла".

Горбачёв был очень важен,

Но, как это услыхал,

То подпрыгнул как-то даже

И, от злости, закричал:

- " Это ж надо, спохватились!

Мой ответ тебе таков:

Времена переменились,

Поздно, батюшка Крючков!

Ельцин вырос вместе с нами

И всегда двуличным был.

Что ж вы хлопали ушами?

Как его ты не раскрыл?"

Раз Крючкова, напрямую,

Начал шеф критиковать,

Тот конфузию такую

Начал вот как объяснять:

- " Ельцин с нами оказался

Без особенных чудес:

Он под нас маскировался,

А в ЦК - сквозь щель пролез".

Горбачёв тем объясненьем

Озадачен сильно был,

И Крючкова он с сомненьем,

Недоверчиво спросил:

- " В щель пролез он? Неужели?

Нет, он телом нас крупней,

Если б сунулся он к щели,

То застрял бы сразу в ней!"

Без труда и очень скоро,

Был Крючков разоблачён,

Но, привыкший к вечным спорам,

Так парировал шпион:

- " Это опыт комсомольский,

Там не раз он в щель нырял.

Он большой, но очень скользкий,

Потому и не застрял!"

Странно стало Горбачёву,

Головой он покачал,

И уже потом Крючкову

Так, примерно, отвечал:

- " Ладно, хватит между нами

Воду бестолку толочь;

Ты ведь знаешь, что слезами

В жизни горю - не помочь!

Не открыл ты, брат, измены,

И сегодня должен знать:

С политической арены

Экстремиста - не убрать!

Он из старых фармазонов,

Но сперва один он был,

А теперь, из регионов,

Шайку-группу сколотил.

Нет, теперь, как говорится,

Не столкнуть его за борт;

Если трону я Бориса,

Не поймёт меня народ.

Раз реалии такие,

Я на Ельцина - не злюсь,

Пусть работает в России,

Но не лезет на Союз!"

Тут Крючков слегка помялся,

Весь какой-то мрачный стал

И сперва уйти собрался,

Но вернулся и сказал:

- " Нас сегодня проучили,

Но я вижу, что опять

Вы с противником решили

В демократию играть.

А моё о Боре мненье:

Он бездушен, как упырь,

И народ без сожаленья

Подведёт под монастырь.

Дело Ваше, но, в итоге,

Этот Ельцин, я боюсь,

Уберёт и Вас с дороги,

И развалит весь Союз!"

Горбачёв в ответ взорвался

И, надев очки на нос,

С гордым видом отозвался

Очень резко на донос:

- " Что за глупость ты городишь?

Это, знаешь, клевета...

Ты вынюхиваешь ходишь,

А не знаешь ни черта!

Ельцин Ельциным остался,

А вот сам-то ты хорош!

С кем я, господи, связался?

С вами точно пропадёшь!

Вам бы должности да дачи,

Вам бы только отдыхать,

Но никто своей задачи

Не способен выполнять!

Вот и Яковлев, тот тоже

Идеолог, словно бог,

А признаться, так не может

Мыслить этот демагог!

Лигачёв не лучше будет:

Он работает с людьми,

А в верхушке разве люди?

Что за кадры, чёрт возьми!

Взял Рыжкова я в премьеры,

Так сперва он тихим был,

А теперь не знает меры -

Всё хозяйство развалил!"

Председатель Комитета,

В пол уставившись, молчал,

Но, когда услышал это,

То смиренно отвечал:

- " Я согласен, надо строже

И почаще нас учить.

Мы ленивы... Я вот тоже

Позабыл вам доложить.

Мы вот тут руками машем,

Только кто же без греха?

Вот в промышленности нашей

Тоже вышла чепуха.

Я нашёл вчера в отчётах,

Но ещё не разобрал,

Что недавно на заводах

Кто-то кадры подорвал.

Там враги свои призывы

Раструбили, подлецы,

И ушли в коперативы

Наилучшие спецы.

Те враги Союз сумели

Привести в печальный вид:

И заводы захирели,

И рабочий класс разбит.

Преступленье б надо это

В КаГэБэ нам раскрутить,

Я у Вас на то совета

И зашёл-то попросить".

Горбачёв, как пред могилой,

Словно стенка, белый стал,

Помолчал, собрался с силой

И, споткнувшись, отвечал:

- " Ну... Моё об этом мненье,

Что тут нет дурных идей...

И напрасно подозренье

Ты возводишь на людей.

Больше дела нету, что ли...

Экий странный ты, Крючков.

Заниматься хорошо ли

Вечным поиском врагов?"

Тут Крючков, в недоуменье,

Рот открыл, потом закрыл,

Но вот справился с волненьем,

И вот так заговорил:

- " Вам, Сергеич, набрехали,

Что характер мой таков;

Если б не было, едва ли

Я искал себе врагов!

Ну, зачем бы мне шпионы?

Но ловлю их всюду я

Потому, что чту законы -

В том профессия моя!"

Горбачёв, опомнясь, снова

Недоступным, важным стал

И смущённому Крючкову

Поучительно сказал:

- " Ты ведёшь людей к ответу,

Но от этого лишь вред:

Человечности в вас нету -

Вот причина наших бед!

Я вас всех, неблагодарных,

Буду к знанью приобщать,

Как любить врагов коварных

И преступников прощать!"

-- "Как! - воскликнул кагэбэшник, -

Враг - мне друг? Не может быть!

Ну, Сергеич, вы насмешник,

Только время ли шутить?

Раз ведём мы перепалку,

То замечу я, что враг

Признаёт лишь только палку

Да наручники... Вот так!"

Стало весело генсеку,

И одёрнул он шута:

-" Нет, приятель, человеку

Всех важнее - доброта!

Знай, в борьбе немного проку,

И для пользы всей страны,

Всем врагам подставить щёку

Мы немедленно должны!"

Тут Крючков вскричал невольно:

-- "Если щёку подставлять,

То нам могут сделать больно,

А потом - совсем подмять!"

Помня бога Иегову,

Горбачёв не промолчал,

А смущённому Крючкову

Так, примерно, он сказал:

"Что за бестолочь такая?

Весь ты глупостью набит!

Знай, что мне супруга Рая

Про другое говорит!

Рая умная и много

Может дурней просветить...

А ты что, умнее Бога,

Чтобы заповедь не чтить?"

Тут Крючков совсем смутился,

Шага на два отступил

И за дверью растворился,

Словно призраком он был.

Горбачёв же одиноко

Стал по комнате шагать

И, задумавшись глубоко,

Начал вот как размышлять:

" Да, меж деятелей прочих,

Горек, жалок мой удел,

Положившись на рабочих,

Я фиаско потерпел.

Не собрал я дивидендов

На заводах... Может быть

Мне теперь интеллигентов

К перестройке приобщить?

К перестройке я стремился

Без культуры, иногда.

Как я раньше не хватился?

Вот святая простота!"

На лице сменил о мину

И, воспрявший, полный сил,

Вышел, сел в свою машину

И к театру покатил.

Там пошёл он за кулисы

И взглянул из-за кулис,

И увидел, что артисты

В зале тучей собрались.

Горбачёв, политик битый,

Притворился мудрецом,

Чтоб случайно, пред элитой,

Не ударить в грязь лицом.

На лице состроив мину,

Как у нынешних светил,

Он на сцену вышел чинно

И вот так заговорил:

- " Рад, товарищи, я с вами

Побеседовать сейчас.

Пусть священными крылами

Осенит искусство нас.

Ведь искусство выходило

С пор древнейших против зла,

И всегда оно творило

Благородные дела.

Всё течёт, как говорится,

И раз жизнь у нас - борьба,

То и случай отличиться

Снова дарит вам судьба.

Нет путей, прямых и ровных,

Снова сбилась с них страна,

И для подвигов духовных

Наступили времена.

Государства институты

Все разрушены теперь

Но из этой страшной смуты,

Надо выйти без потерь.

Чтобы грозную невзгоду,

Эффективно превозмочь,

Надо вовремя народу

Перестроиться помочь.

Надо звать к патриотизму,

Делать каждого бойцом,

Чтобы быть социализму

С человеческим лицом!"

Как учёный, как учитель,

Осветил он весь предмет,

И театра представитель

Тут же выступил в ответ.

Вышел он, блестя нарядом,

Весь в застёжках и замках,

Сам холёный, с толстым задом

И с румянцем на щеках.

К микрофону он нагнулся,

С рукава пылинку сбил,

Ядовито усмехнулся,

И вот так заговорил:

- " Я вас выслушал и, кстати,

Сразу вынужден сказать:

Надоело, может, хватит,

Нас товарищами звать?

Я рискую повториться,

Но, в российской стороне,

Не напрасно говорится:

Не товарищ гусь свинье!

На заводе иль в колхозе,

Выполняя твёрдый план,

Пусть копается в навозе

Сиволапый наш Иван!

Взяли Ленина идеи,

А по ним и результат,

И из трудностей плебеи

Пусть выходят, как хотят.

Ну, зачем нам эти хамы?

Пусть хоть вымрут - не беда;

А у нас все бабы - дамы,

Мужики же - господа!

Мы упитанны, те - тонки,

Что мы братья - просто смех.

У артистов и ребёнки

Не такие, как у всех!

Нам высокое искусство

Очень много может дать:

Мы живём, что кушать вкусно,

Да шампанским запивать!"

Говорил артист тот чисто,

Горбачёв - подавлен был,

Потому он у артиста,

Сразу вот о чём спросил:

- " Я, как вы, сторонник мненья,

Что пора богато жить;

Но зачем в вас нет стремленья

Светлый подвиг совершить?

Мне запомнилось другое:

Здесь когда-то пьеса шла,

Где играли вы героя,

Славя гордые дела".

Оппонент его нахальный

Ничего скрывать не стал,

И вопрос тот капитальный

Он вот так обосновал:

-- " Да, бывало, призывали

Мы страну идти вперёд,

Потому что заставляли

Вы обманывать народ!

Все мы были под давленьем,

Но мечтали всей душой

Жить культурой, наслажденьем,

А не вечною борьбой.

И скажу я вам по свойски,

Что нам подвиг - не с руки,

Жить и гибнуть по геройски

Могут только дураки.

Мы на сцене гибнем смело,

Но смешон нам наш герой,

Ведь своя рубашка к телу

Ближе мантии чужой!

Вот, я помню, получилось

Происшествие на днях:

Судно на море разбилось,

Пассажирское, в камнях.***

Там детишки да молодки

Все заплакали, моля,

Но матросы сели в лодки

И смотались с корабля!

Не явилось в них желанья

За кого-то погибать -

Вот пример для подражанья,

Вот как нужно поступать!"

Вот оратор уж вернулся

В аплодирующий зал,

Горбачёв же покачнулся,

Но, однако, устоял.

В нём комок образовался,

Начал к горлу подступать,

Но генсек наш отдышался

И пустился размышлять:

- "Может, это не артисты,

Просветители земли,

А случайные статисты,

Прямо с улицы, зашли?

Нет, не мог я ошибиться,

Потому что не слепой,

И знакомые всё лица

В этом зале предо мной.

Вот теперь я сердцем чую,

Что враждебен этот зал,

И в историю дурную,

К сожаленью, я попал.

Чтоб оставить этих дурней

На доступной им волне,

Надо как-то покультурней

Снова выкрутиться мне".

Горбачёв восстановился,

Снова вверился уму

И, с улыбкой, поклонился,

Будто хлопали ему.

А потом умно, толково,

Как привык он выступать,

Заключительное слово

Начал вот как излагать:

- " Я пришёл сюда с тревогой,

Но она прошла, как сон,

И духовностью глубокой

До глубин я потрясён!

Вижу я: изжил вульгарность

Театральный контингент.

Выражаю благодарность

От страны, как президент.

Вами жизнь моя согрета,

В восхищеньи я от вас

И надеюсь, встреча эта

Не последняя у нас".

На лице он скорчил мину,

Будто счастлив всей душой,

Вышел, сел в свою машину

И отправился домой.

Там его от потрясенья

Успокоила семья,

И ушёл он в размышленья

О законах бытия.

Стал искать он, где причина,

Что он стал так уязвим,

И великая картина

Вдруг открылась перед ним.

Ощутил он ясно, зримо,

Что, под прессом тяжких мук,

Всё течёт неумолимо

И меняется вокруг.

Снова общество поплыло,

Но пока, как будто, вспять,

Тем движеньем надо было

Научиться управлять.

Несговорчивого росса

И других народов тьму

Удержать в руках непросто

Нынче было одному.

Чтоб общественному спору

Форму нужную придать,

В чём-то твёрдую опору

Предстояло отыскать.

Чтоб была в реформах сила,

Чтобы сделать лучше жизнь,

Без культуры, ясно было,

Всё равно не обойтись.

Горбачёв опять к подъёму

Батальоны мыслей вёл,

И к решению такому

Постепенно он пришёл:

- " У меня такое чувство,

Что теперь, себе назло,

Театральное искусство

Устарело, отмерло.

Чтобы вновь не ошибиться,

Не разбиться снова в дым,

Надо будет обратиться

К силам новым, молодым.

Поумнел я нынче вдвое

И узнал теперь одно,

Что искусство молодое -

Это, собственно, кино.

Нынче всё не так, как было,

Из театра вышел пар,

А кино - вот это сила,

Не какой-нибудь театр!

Верю я, что разум скоро

Всех к экрану соберёт,

Обращусь-ка к режиссёрам,

Чтобы выйти на народ!"

Поборов своё сомненье,

Вновь решил он выступать

И послал распоряженье

Всех киношников собрать.

И, едва спустился вечер,

Горбачёв уж был одет

И отправился на встречу,

Полный радужных надежд.

В путь он выступил с запалом,

Но решил себя сдержать

И, представши перед залом,

Начал так соображать:

- "Надо скромно и без спору,

С осторожностью, узнать:

Можно ль нужную опору

В этом зале отыскать?

Буду путать я упорно,

И возьму над залом власть,

Чтоб в калошу мне повторно,

Как в театре, не попасть".

Разделивши речь на фазы,

Стал ронять искусно он

Отшлифованные фразы

В поднесённый микрофон:

- " Дорогие режиссёры

Показать и вам пора,

Что вы разума - опора

И для сердца - доктора!

Я к искусству как к святыне

Относился с детских лет

И приветствую вас ныне

От души как президент.

Ваши яркие таланты,

Словно море, глубоки,

Все вы - разума гиганты,

Все вы - жизни знатоки.

Не секрет сегодня это,

Что в стране непросто жить,

Потому у вас совета

Я решился попросить.

Вы - героями бы были,

Я б - награду вам принёс,

Если б вы мне разъяснили

Главный времени вопрос".

Приготовившись к ответу,

К Горбачёву на ковёр

Вышел, признанный по свету,

Самый главный режиссёр.

Знал он истины основу

И не стал о ней молчать,

Президенту Горбачёву

Начал так он отвечать:

- " Я имею жизни знанье,

А вопрос в ней главный вот:

Нынче только покаянье

Наше общество спасёт.

Я хочу, чтоб люди стали

Жить попроще, не мудрить,

Чтобы всё, о чём мечтали,

Покаяньем искупить.

Ведь уже и древним грекам

Было ясно в давний век,

Что жить в мире человеком -

Не способен человек!

Мы хотели ввысь подняться,

Но ведь были не правы,

Значит, нечего пытаться

Прыгнуть выше головы.

Как сегодня оказалось,

Мы преступны, значит, нам,

Только каяться осталось

Как убийцам и ворам".

Был ответ его коротким

И генсека удивил,

Потому тот тоном кротким

У киношника спросил:

- " Признаю совет хорошим.

Но вопрос, однако, в том,

Как раскаемся мы в прошлом,

Что же делать нам потом?"

Режиссёр, без всякой спешки,

Потому что умный был,

С снисходительной усмешкой

Горбачёву пояснил:

- " Что потом? Зачем мечтанье?

Всё подскажет нам рефлекс:

Как закончим покаянье,

Сразу примемся за секс!

Вижу я большие дали

В деле секса, а пока

Мы от Запада отстали,

К сожаленью, на века!

На мужчин и женщин голых

Надо все запреты снять,

Тыщи браков однополых

На Руси распостранять!

В перспективе идеальной,

Наши фильмы, все подряд,

Без картинки сексуальной

Мы не выпустим в прокат!

Верю я, что люди всюду,

Не стесняясь наготы,

Обладать друг другом будут

Так же просто, как скоты!"

Режиссёр разговорился,

Но вот, выбравши момент,

Прямо к залу обратился

Потрясённый президент:

- " Я приехал за советом

К вам как к жителям Москвы.

Интересно, что об этом

Деле думаете вы?"

На вопрос такой с напором,

Словно этого и ждал,

Отозвался дружным хором

Закодированный зал:

- " Мы желаем для народа

Кайфа, денег, секса вновь,

И да здравствует свобода

И свободная любовь!"

Горбачёву трудно было

Этот выдержать урок,

Он почуял, что пронзило,

Словно шилом, левый бок.

Возразить хотел он залу,

Но, одумавшись, не стал,

Лишь махнул рукой он вяло

И домой поковылял.

Он домой пришёл унылый

И, ступив через порог,

Прямо на пол сел без силы,

А потом и вовсе слёг.

Он лежал в своей постели,

Не читал, не пил, не ел...

Так он целых две недели,

Не вставая, проболел.

День и ночь и утром тоже,

Для того, чтоб излечить,

У генсековского ложа

Бились лучшие врачи.

Тьму лекарств они давали...

Но тут был один момент,

Что, пока, они не знали,

Чем болеет президент.

Сверхнаучные разборы

Целый день они вели,

Наконец все эти споры

Чуть до драки не дошли.

Но, по важности момента,

Споры могут навредить,

Ведь, ругаясь, президента

Этим можно уморить.

Медицинские светила

Побоялись отвечать,

Потому их рать решила

Бабку нужную позвать.

Вот они, поверив слуху,

Все отправились толпой

И нашли одну старуху

В чёрном платье и с метлой.

Эта бабушка толково,

Несмотря на жалкий вид,

Лишь взглянула на больного,

Так сейчас же говорит:

- "Хвори вижу я причину:

Это русская хандра.

Вроде аглицкого сплину...

Эх, вы, горе доктора!

У него крепка натура,

Не умрёт от хвори он,

А спасёт его микстура,

Что зовётся: са-мо-гон!

И леченье тут нехитро:

Я оставлю литр у вас,

Вы ж давайте по пол-литра

Той микстуры через час!"

Объяснив подробно дело,

Чтобы дало толк оно,

На метлу та бабка села

И умчалася в окно.

Доктора сперва не знали,

Чем полезна та роса,

Но едва больному дали.

Как свершились чудеса.

Горбачёв, едва напился,

Поправляться сразу стал,

А назавтра исцелился

И совсем с постели встал.

Пусть его слегка тошнило -

Это было ерунда;

Голова зато варила.

Словно в лучшие года.

Горбачёв, без промедленья,

Облачился в свой пиджак,

И отдал распоряженья,

Говоря примерно так:

- " Что вы смотрите? Бегите

В ближний радиоканал

И народу объявите,

Что, мол, книгу я писал.

Вышел я из передряги,

А страна в неё вошла.

Ну-ка, дайте мне бумаги

На текущие дела!"

Тут, толпою беззаветной,

Коммунисты потекли

И бумаги туалетной

Два рулона принесли.

Вот коллеги, ту обнову

Важно выставив на вид,

Подбежали к Горбачёву

И вручили дефицит.

Горбачёв, не понимая,

Две минуты простоял,

Даже рот не открывая,

Но потом вот так сказал:

"Что за шутка, идиоты!

Неуместна тут она!

Мне бумага для работы

Настоящая нужна!"

Тут коллеги уяснили,

Что серчает президент,

И бумагу заменили,

Принесённую, в момент.

Пусть они ошиблись шибко,

Не в тюрьму же их сажать!

Горбачёв, простив ошибку,

Начал вот как размышлять:

-- " Человек у нас, бедняга,

Всякой дрянью дорожит,

Туалетная бумага -

В самом деле дефицит!

В ход идут у нас газеты,

Оттого и результат,

Что народ моим портретом

Подтирает грязный зад.

Чтоб устроить туалеты

Как в Европе в аккурат,

Надо выделить на это

Целлулёзный комбинат.

Надо будет постараться

Не забыть про это мне,

Но сначала разобраться

Надо с кризисом в стране".

Чтобы снять с души сомненья

И понять, что предпринять,

Начал он без промедленья

Обстановку изучать.

Разбирать он начал смело

Жизнь кипучую страны,

Но пред ним открылось дело

С самой худшей стороны.

Был Союз без руководства

Две недели, а так сдал,

Что паденье производства

Стало страшным, как обвал.

Чтоб прервать страны паденье,

И подъём её начать,

Он обязан был решенье

Неотложное принять.

Ведь, как главный, он в упадке

Был виновен, а раз так,

Озаботясь о порядке,

Рассуждать пустился так:

- " Я стране - добра желаю,

Но так вышло, что опять,

Что мне делать, я не знаю.

Кто бы мог мне подсказать?

Я искал уже, но сбился,

Ведь вокруг всё так темно!

Ничего я не добился

Ни в театре, ни в кино.

Я искал себе опоры,

Но коснулся пустоты,

Оказалось, что актёры

Не актёры, а шуты.

Но не кончилась культура

На театре да кино,

Есть ещё литература -

Вот где разума полно!

Мира язвы и пороки,

Наши души веселя,

Лечат гении-пророки,

Всех людей учителя!

Пусть и стали мы другими,

Не поверю я ни в жизнь,

Будто Пушкины с Толстыми
На Руси перевелись!

Раз Толстые существуют,

То должны учить народ,

Потому что сердцем чуют,

В жизни каждый поворот.

В понедельник или среду,

Как доклады допишу,

Я к писателям поеду

И совета попрошу".

Горбачёв тянул, как бремя,

Государственную власть,

Наконец он выбрал время,

Чтоб к писателям попасть.

Подавив в себе желанье

Ехать с шиком, он остыл

И явиться на собранье

Он инкогнито решил.

Распланировав идею

Всю подробно, до конца,

Намотал он шарф на шею,

Чтобы скрыть черты лица.

В куртке, в джинсах и в картузе

Проскользнул он в светлый зал,

Где, в писательском союзе,

Словно в улье, шум стоял.

Там клубился дым летучий,

На полу валялся хлам,

А писатели на кучи

Все разбились по углам.

Тенью лёгкой и тишайшей,

Горбачёв вперёд поплыл

И в толпе, к нему ближайшей,

Сразу уши навострил.

Выступал тут литератор

Крупный, толстый и с прыщом,

А конкретно тот оратор

Распинался вот о чём:

- " Раз явилась к нам свобода,

Мы должны людей учить

И губителей народа

Навсегда разоблачить.

Знайте первого тирана,

Кто испортил нашу жизнь -

Это с Грозного Ивана

Безобразья начались!

Меж царей пустых и лживых

Он подлейшим самым был

И бояр благочестивых

Без причины истребил!

Он лелеял лишь гордыню,

А любил лишь сатану,

И опричники в пустыню

Превратили всю страну.

В том душа его повинна,

Что преступником он был

И своей рукою сына,

Как язычника, убил.

Правил царь Иван сурово,

Только, сколь ни убивал,

Но, как смертного простого,

И его Господь прибрал!

Бог его, за преступленья,

Осудил и бросил в ад,

Где его, без сожаленья,

Черти жарят, кипятят!

Без Ивана, всем на зависть,

Стала Русь опять вольна,

Но недолго продолжались

Золотые времена!

Только русские собрали

Много злата, серебра,

Как всё разом потеряли,

Лишь дожили до Петра!

Пётр был крепкого покроя,

Но испорченным он был

И в Европу для разбоя

Он ворота прорубил!

Этот царь, насколько можно,

Всю разрушил старину,

И со всеми вёл безбожно

Непрерывную войну!

Смерть была ему подруга,

Он людей, как мух, давил

И фундамент Петербурга

Из костей соорудил!

Даже храмы, как игрушки,

Рушил Пётр - посланник зла,

Перелил преступно в пушки

Он с церквей колокола!

Пьём мы горестную чашу,

И вся жизнь у нас горька,

Потому, что веру нашу
Он испортил на века!

Всё крушил он, не жалея,

И настолько гнусным стал,

Что святого Алексея -

Сына гибели предал!

Поступая гадко, мерзко

Он нацелился, видать,

Русский дух из человека,

Весь испортивши, изгнать.

Наш обычай разрушая,

Так велись реформы те,

Что лежала Русь святая

Вся в крови и нищете!

Это делалось по плану,

Чтобы Русь перевести...

Надо этому тирану

С корнем памятник снести!

Эра кончилась лихая

На исходе самом сил:

От Петра, как от Мамая,

Русь Господь освободил!

Царь жестокий и капризный

На грехи потратил жизнь,

И не зря, ещё при жизни,

В нём мученья начались.

Во дворце стенанья были

Дни и месяцы подряд,

Это бесы потащили

Душу грешную во ад!

Сгибла в огненной геенне

Эта дьявольская власть,

И в России постепенно

Жизнь другая началась.

Люди жили, не страдали,

Перед Богом знали страх

Да воров четвертовали

На столичных площадях.

В эту светлую годину,

В этот чисто Божий срок,

Раб был верен господину,

Господин - раба берёг!

Люди пухли лишь от жиру,

Мирно делали дела,

И вся Русь, на зависть миру,

Пышным цветом расцвела.

Стало Западу резоны

Эти видеть не с руки,

Были засланы шпионы,

На царя бунтовщики!

Ленин вышел из острожья,

Но пред ним стал Николай,

Так на ставленника Божья
Руку поднял негодяй!

Над Россией стон раздался,

Власть настала топора,

Ленин хуже оказался

И Ивана, и Петра!

Он, подобно низкой твари,

Всю семью царя убил,

А совместно с государем

Пол-России истребил!

Долго с красною крамолой

Бился батюшка Колчак,

Бил он, вешал, жег их сёла,

А сломить не мог никак!

Он пытался крестьянина

Шомполами исправлять,

Но та серая скотина

Обезумела, видать.

Меры самые благие

Не смягчили дикий нрав,

И спасителя России

Чернь повесила, поймав.

Эта мерзостная сила

Наступала как таран

И господ своих решила

Выгнать вон, за океан!

Кровь и бедствия большие

Принесла нам та беда,

И погибла мать-Россия

Лишь чуть-чуть не навсегда!

Но запил и впал в тревогу

И опомнился народ,

И теперь уж, слава Богу,

Наступает наш черёд!

Господа мы будем снова,

И, чтоб власть обратно взять,

Надо только Горбачёва

Вместе с партией - убрать!"

Горбачёв от злости сжался,

Как услышал тот прикол,

Но отнюдь не заругался,

А сдержался - и ушёл.

Мог, конечно, он ответить,

Но и тут же прогореть,

Чтоб себя не рассекретить,

Надо мужество иметь!

Поступил он очень верно,

Что шумиху не поднял,

А лишь только так, примерно,

Про себя пробормотал:

- " Нашей партии ругатель,

Обнаглел ты, но постой,

Хоть и толстый ты писатель,

Но, однако, не Толстой!

Хочешь партию разрушить

И её расстройству рад,

Ну, а я хочу послушать,

Что другие говорят".

Плюнув в сторону холуя,

Горбачёв его забыл

И, войдя в толпу другую,

Снова уши навострил.

Он вошёл и замечает,

Что стоит тут молодёжь,

И писатель выступает

На не нашего похож.

Был писатель иноземный

С волосами аж до плеч,

Элегантный и надменный,

Он держал такую речь:

- "Вы задумайтесь, ребята,

Что в стране у вас внутри:

В ней лишь тюрки - азиаты,

Да славяне - дикари!

Перед вами перспективы

Я не вижу, кроме мук,

Потому что вы ленивы

И не знаете наук.

Чтобы быт ваш развивался,

Так сказать, со всех сторон,

Гитлер вас учить являлся,

Приходил Наполеон.

Но у вас душа холопа,

Вы не люди, а зверьё:

Приходила к вам Европа,

Вы ж - не приняли её!

К вам приходят как соседи,

Так вы сразу - воевать!

Вот уж истинно медведи...

Это надо исправлять!

Чтоб вам выжить, поначалу,

Надо вот как поступить:

На две части, по Уралу,

Вашу землю разделить!

Заживёте - как индейцы!

Обустроят весь ваш край:

Центр и запад - европейцы,

А с востока - самурай!

Вот уж будет вам веселье!

Ведь Россия заживёт,

Хоть без воли, да при деле,

Без волнений и забот!"

Вот писатель поученья

Завершил свои, и зал,

Как в момент землетрясенья,

От оваций задрожал.

Ловко выступил поганец!

Только смотрит президент:

То совсем не иностранец,

Ванька Жуков - диссидент!

Горбачёв на миг забылся

И к нему, со всей душой,

Прямо тут же обратился:

-- " Здравствуй, Ваня, дорогой!"

Но писатель оглянулся

И, конечно, не узнал,

А напыжился, надулся

И вот так ему сказал:

- "Что ко мне ты привязался?

Дуй отседова, пижон!

Ты, братишка, обознался,

И не Ваня я, а Джон!"

После этого ответа

Он с своей трибуны слез,

Промелькнул как будто где-то

И в густой толпе исчез.

Хоть писатель испарился,

Как в Союзе провиант,

Но вверху ещё носился

Перестройки вариант.

Горбачёв, чтоб люд не мучить,

Тот проект хотел принять,

Но пролез в другую кучу

И прислушался опять.

Тут народ собрался разный

И почтительно внимал,

Как старик благообразный

Громко вот о чём вещал:

- " Я свидетельства имею,

Что доводят до беды

Нас проклятые евреи,

Эти хитрые жиды!

Их судьба - богатство множить,

Красть побольше золотых,

И Россию уничтожить

Создан заговор у них!

Нынче время взять дубину,

И Россию - русским взять,

А евреев в Палестину,

В их прародину, изгнать!

Мы с хоругвями, с крестами

На антихристов пойдём,

А не справимся с жидами,

Значит, сами пропадём!

Из евреев Лейба Троцкий,

( С ним Господь нам помоги!),

Боннэр, Сахаров, Высоцкий -

Вот российские враги!

Все они Талмудом машут,

А задача их проста:

Обесценить веру нашу

В сына Божьего Христа!

Говорят, они не знают,

Что Христос на свете жил,

И преступно утверждают,

Что он к ним не приходил!

Вот уж точно на еврее

От нечистого печать:

Жить с рожденья в Иудее

И Христа не замечать!"

Горбачёв не удержался

И, поднявши кверху нос,

До оратора добрался

Чтоб задать такой вопрос:

- " Расскажи мне, друг, скорее,

(Я колхозник, темнота),

Как случилось, что евреи

Не заметили Христа?"

В тот же миг оратор ловкий,

Так как дело, видно, знал,

Безо всякой остановки

Так пришельцу отвечал:

- " Я историю любую,

За любой прошедший год,

Всю, на совесть, растолкую,

Чтобы знал простой народ!

Про Христа евреи знали,

Несмотря на плутовство,

Но продали и распяли

Эти варвары его!

Вот как дело обстояло!

Лишь жиды повинны тут.

Но потом им стыдно стало,

Оттого они и врут!"

Генеральный притворился,

Будто шок он перенёс,

Но потом остепенился

И ввернул такой вопрос:

- " Всех евреев вы, поэты,

Распекли, как дикарей;

Разве можно делать это?

Ведь Христос и сам еврей!"

Горбачёв собрался слушать

И намеренно стоял,

Как мужик, развесив уши,

Но писатель закричал:

- " Как писатель и оратор,

Говорю я: ты - шпион,

Самый подлый провокатор,

Большевик или масон!

Вижу я, он нас дурачит!

Задержите, то сбежит.

Если лысый, это значит

Перед нами точно жид!"

Но, огласки не желая,

Горбачёв сумел понять,

Что и лысина родная

Может запросто предать.

Испугавшись, он решился

Убежать... Он руки сжал,

Сквозь одну толпу пробился

И к другой перебежал.

Увидав, что оторвался,

Стал он медленней дышать

И, как только отдышался,

То прислушался опять.

Отступленьем с толку сбитый,

Горбачёв вдруг услыхал,

Что писатель знаменитый

Людям вот что излагал:

- "Я, товарищи, прикинул,

Без горячки, хоть горяч,

И открылась мне причина

Наших горьких неудач.

Нас привычка держит стойко,

Но губительна она,

А раз так, то перестройка

Нам в мышлении нужна!

Маркс, конечно, был толковый

Но для прошлых только лет,

Ведь сегодня тех условий

На земле уж больше нет!

Нынче ясного яснее

Для любого мудреца,

Что суть классовой идеи

Устарела до конца.

В наше время все богаты,

И нет разницы меж стран,

Хоть то Конго, хоть то Штаты,

ФРГ или Судан!

Мир спасёт - объединенье,

Так как в нём, уже давно,

Всюду правит просвещенье,

Всюду мудрости полно.

Скоро сдружатся и боги,

Значит, надо просто взять

Сумму всех идеологий

Да за истину принять.

И в общественные храмы

Пусть заходят без борьбы

И философы и ламы,

Коммунисты и попы.

Дружным, любящим семейством,

Всё устроим мы с умом:

Завтра - в доме европейском,

Послезавтра - в мировом.

То, что было идеальным,

Будет азбукой для всех -

Всё становится глобальным,

И проблемы, и успех.

Так давайте же брататься,

Проходя из края в край;

Вот тогда мы, может статься,

На земле построим рай!"

О расцвете человека

Литератор говорил,

И той речью он генсека

Прямо в сердце поразил.

Горбачёв без промедленья

Маскировку с тела снял

И, с слезами умиленья,

Литератора обнял.

Буйной радостью объятый,

Сколько было в лёгких сил,

Как на площади глашатай,

Наш генсек провозгласил:

- " Не погиб народ советский,

Не грозит ему распад!

Найден новый Достоевский!,

Как, товарищи, я рад!

Знал я точно, что в России

Есть мыслители всегда,

Вот вам истинный мессия

На грядущие года!

Ну, а Вы теперь возьмите

Самый лучший из дворцов

Да команду подберите

Из первейших мудрецов!

Верю я, что, в срок кратчайший,

Оградить страну от бед

Сможет самый величайший

Из Советов - мой Совет!"

Вот писатель, к власти взятый,

Зов послал во все концы,

И в кремлёвские палаты

Собралися мудреца.

Мудрецы трудиться стали...

В обстановке же такой,

Можно править без печали

И расслабиться душой.

В ход пустив находку эту,

Горбачёв, чтоб отдохнуть,

Все дела свалил Совету

И уже собрался в путь.

Но, в последнее мгновенье,

Чтоб обхаять мудрецов

Да испортить настроенье,

Заглянул к нему Крючков.

Он, как только появился,

Рожу кислую скривил,

Будто чем-то отравился,

И вот так заговорил:

- " Вас тревожить я не смею,

Но, всё ж, вынужден сказать:

Власть на свете тот имеет,

Кто умеет разделять.

Вот демроссы не мудрили,

Привлекли они народ

Только тем, что разделили

На рабов и на господ.

У меня такое мненье,

Что их действие верно.

А у нас всё единенье...

Но губительно оно!

Чтоб за дело смело взяться

И пахать как муравьи,

Надо прежде разобраться,

Где чужие, где свои.

Нам была уже наука,

Но, однако, мы опять,

Словно лебедь, рак да щука,

Воз готовы разорвать!

Чтоб исправить положенье,

Нам иного не дано,

Как разбиться на теченья

И возглавить лишь одно!

Сущность данного проекта

В том, что нужен нам ревком,

Чтоб бить, полным интеллекта,

Твёрдым, мощным кулаком!"

Не желая лишней крови

И предвидя в том укор,

Генеральный сдвинул брови

И Крючкову дал отпор:

- " Вот ты высунуться любишь

С предложеньем разных мер,

Так и партию погубишь,

Как слепой фракционер!

Мне тебя и слушать дико,

Всё ты рвёшься разделять,

А вот веник ты возьми-ка

Да попробуй-ка сломать!"

Показать желая, видно,

Перевёрнутым предмет,

Тут Крючков сказал ехидно

Генеральному в ответ:

-- " Мы друг друга - понимали,

Но с расстройства, может быть,

Вы со мною нынче стали

Как-то странно говорить.

Честный я, но ощущаю,

Будто в чём-то уличён,

Будто зла я вам желаю,

Как изменник и шпион.

Я, Сергеич, не изменник,

А по должности донёс,

Что компартия - не веник,

А гнилой соломы воз!

Эта куча, мне сдаётся,

Завершила общий путь

И по ветру понесётся,

Если дунет кто-нибудь!"

Горбачёв ответил сразу,

И слова генсека вот:

" Ну, скажи, ты не зараза,

Ну скажи, не идиот!

Не мели, приятель, спьяну,

Наш ещё не кончен срок;

Ты хоронишь слишком рано

Нашу партию, дружок!

В нашей партии броженье,

Но оно совсем не в счёт,

В мире нашим достиженьям

Позавидуют ещё!

Ты вот рядишься в герои,

А на самом деле - псих.

Разве можно лить помои

На товарищей своих?"

Тут Крючков, советник новый,

(Хоть никто его не звал),

От досады весь багровый,

Очень твёрдо отвечал:

- " Я всегда, в процессе спора,

Говорю, а не мелю.

Я для партии - опора

И товарищей - люблю!

У меня друзья-любимцы

Исполнительны, строги,

А не то, что проходимцы

Да коварные враги!

Пусть безумцы не мечтают,

Что я в чём-то изменюсь;

Зло с добром я различаю

И со злом - не примирюсь!

Мы - добро и зло имеем,

И мой главный вывод вот:

Если зло мы не отсеем,

То вся партия - умрёт!"

Горбачёв сверкнул глазами,

Видя, что творит нахал,

И такими вот словами

На шпиона закричал:

-- " Убирайся с этим планом!

Что ты снова мелешь тут?

Назовут ещё тираном,

Да убийцей назовут!

Ты, с своими палачами,

Может, хочешь съезд собрать,

Там разнюхать, кто не с нами,

А потом их расстрелять?!

Нет, живу я для народа

И сегодня не шучу,

Что на партию похода

Ни за что не допущу!

Можешь к делу возвращаться.

Вот что я тебе скажу.

И не смей сюда соваться,

Если я не прикажу!"

Ко всему давно привычный,

Спорить наш Крючков не стал,

Лишь, с печалью необычной,

Горбачёву так сказал:

- "Долгу, чести, благородству

И стране я верен был,

Только, вижу, руководству

Всё равно не угодил.

Вы меня прогнали снова,

Но, когда раздавят нас,

То помяните Крючкова

Вы, Сергеич, и не раз".

Тут Крючков дугой согнулся

И, оскалившись, как бес,

Ядовито усмехнулся,

А потом, ворча, исчез.

На его предупрежденья

Горбачёв махнул рукой

И спокойно, без волненья

Сделал вывод вот какой:

- " Наш Крючков в великом раже,

В беспокойстве он сейчас,

И ведь правды не докажешь,

Так он в глупости погряз!

Вот такое положенье!

И тут вся причина в том,

Что новейшее мышленье

Прививается с трудом.

Не каких-нибудь артистов,

Что желают чисто жить,

Даже лучших коммунистов

Очень трудно убедить!

Но умён я, слава Богу,

И назад не поверну

А спокойно, понемногу

Перестрою всю страну!"

Напугать опять пытался

Горбачёва старый друг,

Только зря, он не поддался,

Как мальчишка, на испуг.

Он ничуть не волновался,

И не стал переживать,

А пошёл домой, собрался

И поехал отдыхать.

Вот явился он на море,

Где сияют небеса,

И несутся на просторе

Яхт летучих паруса.

Как всегда, спокоен, важен,

От семьи невдалеке,

Развалился он на пляже

И стал греться на песке.

Не терял он время даром,

Загорать вошёл во вкус

И устойчивым загаром

Весь покрылся, как индус.

Чтоб не дать набраться весу,

Горбачёв, как патриот,

Ел свои деликатесы -

Дар неласковых широт.

Были дёшевы, в копейку,

Яства... после осетра,

Генеральный ел индейку,

А потом была икра.

Отдыхать полезно было,

Стал он мощным, словно конь,

Забродила снова сила

В каждой клетке, как огонь.

Сила та его сморила,

Сила лишняя была,

И его, от этой силы,

Потянуло на дела.

Он, от этой силы, даже,

Так, без надобности, зря,

Не вставая вовсе с пляжа,

Вызвал вдруг секретаря.

Секретарь тотчас явился,

Будто где-то рядом был,

Он явился, поклонился,

И генсек его спросил:

- " Я на отдыхе, но мнится,

Что пора узнать пришла,

Как дела у нас в столице,

Как в стране у нас дела.

Хоть то вредно для леченья,

Но что было в этот срок,

Так сказать, для развлеченья

Расскажи-ка мне, дружок".

Нам, рабам, сегодня горе,

Ведь начальник - странным стал,

Раз приехал ты на море,

Так лежал бы, отдыхал!

Но, раз надо человеку,

Секретарь, раскрыв тетрадь,

Информацию генсеку

По бумажке стал читать:

- " Ситуация, примерно,

По Союзу нынче вот:

Производство планомерно

К понижению идёт.

В банке - странные явленья:

Курс рубля сегодня - сбит,

И стремятся к пониженью

Поступленья и кредит.

Связи с миром всё слабеют,

Доллар всюду нас зажал,

Наши деньги - дешевеют,

А товар - подорожал.

В рынок сунулась культура,

Но порядки там - не те,

И культура, словно дура,

Оказалась в нищете.

С информацией Советы

Тень наводят на плетень,

И центральные газеты

Нынче ходят через день.

У Совмина, как у скряги,

Есть на всё один ответ:

Для газеты - нет бумаги,

Для бумаги - денег нет!

Сахар, спички, макароны,

Мясо, масло, даже хну -

Всё дают нам по талонам

Как в прошедшую войну".

Горбачёв с песка поднялся,

Долго слушал и молчал,

Но, однако, не сдержался

И, примерно, так сказал:

- " Нет, подобного случиться

Не могло... В конце концов,

У меня Совет в столице

Из первейших мудрецов!

Очень скоро за решётку

Попадёшь ты, так и знай!

Где украл ты эту сводку?

Что ты врёшь мне, негодяй?"

Секретарь от страха сжался,

Словно памятник, застыл,

Но собрался, отдышался,

И вот заговорил:

- " Я давно усвоил прочно,

Что ответственность несу,

И тут всё предельно точно -

Это сводка ЦСУ.**

Горбачёв, услышав это,

Как-то набок сделал крен

И, без всякого ответа,

Замер, будто манекен.

Но несчастью он не сдался,

Потому что сильным был

И, как только отдышался,

То вот так заговорил:

- " На Москве, презрев законы,

Безобразия творят

Щелкопёры, пустозвоны,

Я ж - ни в чём не виноват!

Всё в Совете прочно было,

Так туда, испортив жизнь,

Видно Плюшкин да Манилов

С Хлестаковым пробрались.

Но теперь я это знаю

И нечистый этот сброд

Из Кремля повыгоняю...

Эй, подать мне самолёт!"

Сел он в лайнере в сиденье

И взлетел за облака

И, почувствовав паренье,

Успокоился пока.

Но лишь лайнер приземлился,

Горбачёв уж был одет,

Он немедля в Кремль явился

И вошёл в свой кабинет.

Вот он выгнал окруженье,

Чтоб, без этих дураков,

Дать оценку положенью...

Но к нему вошёл Крючков!

Он, доносчик безобразный

И начальник тёмных сил,

Невоспитанный, развязный,

Вдруг вот так заговорил:

- " Что, прижало? Если честно,

Вам подумать не грешно...

А вот мне - так всё известно

И уже давным-давно!

Я сейчас вам обрисую,

Что в Москве у нас творят:

Все бастуют, митингуют,

А работать - не хотят!

На новейшие движенья

Мы не ставили препон,

Пусть живут... но уваженья

Всё же требует закон!

Нам не надо провокаций

И смятенья на Руси:

Если хочешь демонстраций,

Разрешенья попроси!

Пусть несут культурно флаги

Самых разных из систем,

Но буржуйские деляги

Не гнушаются ничем.

Ведь они, толпой нахальной,

На опасный вышли путь,

Чтоб враждой национальной

Всё в стране перевернуть!

Говорят, нацисты сгнили,

Нет, теперь нацисты тут:

Те рейхстаг тогда спалили,

Эти - весь Союз сожгут!

Вот такая обстановка!

Значит, время не мечтать,

А, напротив, надо ловко

Контр движение начать.

Чтоб вернуть закон обратно,

Вы мне дайте только знак...

Неужели непонятно,

Чем закончится бардак?"

Горбачёв заколебался,

Ведь, от этих грозных слов,

Он чуть было не собрался

В наступленье на врагов.

Но, в пылу душевной муки,

Он дурной приказ не дал,

А зажал характер в руки

И Крючкову так сказал:

- " У меня полно заботы,

Но давить и разгонять

Разве можно? Что ты? Что ты?

Это могут не понять!

Ты оставь, приятель, это,

Я не жертвую людьми,

И не мой насилья метод,

Я не Сталин, чёрт возьми!

Разве можно принужденьем

В деле истину найти?

Я стараюсь убеждньем

Всё в порядок привести!"

Не понравилось Крючкову,

Что из рук уходит власть,

Потому он Горбачёву

Прекословить стал, скривясь.

-- " Ваш язык - как у поэта;

Что ж касается меня,

То я думаю, что это,

Всё пустая болтовня.

Вы прекрасно говорили,

Но вот что-то не слыхать,

Будто волка упросили,

Травку во поле жевать.

Так и ваши демократы,

Если нам придёт конец,

Будут хищностью богаты,

Словно волки меж овец!

Вот кричат они: " Свобода!",

Но свобода воровать,

А на бедствия народа

Этой шайке - наплевать!"

100

Выбрал слог высокопарный,

Для солидности, Крючков,

Но наскок его коварный

Так разрушил Горбачёв:

- " Ты вот снова мне не веришь,

Провоцируешь опять,

Но ведь люди-то - не звери,

Как их можно приравнять!

На людские отношенья

Сделал ставку я не зря,

А твои тут представленья -

Представленья дикаря!"

101

Горбачёв слова ответа

Выдал прямо, не юлил,

Так Крючков ему за это

Без стесненья нагрубил:

- " Что- то всё вы напряжённы,

А пора бы уж понять:

Раз в Союзе есть законы,

То их надо исполнять!

Для народа вы - учитель,

Но зачем учить меня?

Разве вы руководитель?

Так, сырая размазня!"

102

Горбачёв взорвался снова

И, со всех мужицких сил,

В обнаглевшего Крючкова

Томом Маркса запустил!

Хоть внезапно разъярился

И в противника пулял,

Но, когда противник скрылся,

Он ту книжку подобрал.

Он приличия границу

Перешёл и, удручён,

Сел за стол, открыл страницу,

И вот так подумал он:

- " Это, всё-таки, ученье

И возможно, что верно,

Только с ним одно мученье -

Разобраться мудрено!

Маркс закон капитализма

До подробностей раскрыл,

А вот суть социализма

Схематично очертил.

Думал я, что будет можно,

В этой книге путь найти

Как нам жить, но невозможно

Схему в жизнь перенести!

Маркс немало потрудился,

Был он умный человек,

Но ведь мир переменился,

И меж нами - целый век!

Что когда-то вес имело,

Нынче кануло во тьму

Потому, что устарело...

Надо думать самому!"

103

Как в бочонке бродит брага,

Так бродил и ум его;

Думал, думал он, бедняга,

Не придумал ничего!

Он во многом обманулся

Но недолго горевал,

А взбодрился, усмехнулся,

И вот так забормотал:

- "Что печалиться? Быть может,

Всё решится в этот год,

Надо с кадрами быть строже

Да заглядывать вперёд!

Чтоб пошло у нас движенье,

И чтоб стало лучше жить,

Надо просто окруженье,

Президенское, сменить.

Литераторы - обуза,

От себя их нужно гнать,

А политику Союза

Надо практикам отдать!

К чёрту наглых краснобаев!

Им совсем не место тут...

А вот Павлов да Янаев

Уж меня не подведут!

Павлов твёрд и долгу верен

И вынослив как солдат,

У него уж, я уверен,

Сразу будет результат!

Всех демроссов в мирном споре

Одолеем мы вполне...

Эй, вы, кто там в коридоре?

Вызвать Павлова ко мне!"

104

Горбачёв ходил, бодрился,

Бормоча себе под нос,

Но вот Павлов появился

И согнулся как вопрос.

Горбачёв взглянул на двери,

Взглядом Павлова пронзил,

Будто ум его измерил,

А потом вот так спросил:

- " Ты сегодня в дело входишь,

Значит, должен мне сказать,

Как ты, сможешь иль не сможешь

Экономику поднять?"

105

Павлов тут, без промедленья,

Словно всё давно он знал,

Без улыбки, без волненья,

Очень твёрдо отвечал:

- " Что сказать насчёт Госпрома?

Там работать мне пришлось,

Значит, дело мне знакомо

И изучено насквозь!"

106

И такое впечатленье

Произвёл он мощью слов,

Что воскликнул в упоенье

Восхищённый Горбачёв:

- " За все дни моей кручины,

Наградил меня Творец:

Голос твёрдого мужчины

Я услышал, наконец!

Дел теперь у нас - громада!

Ты скорей их разбери,

А уж что для дела надо,

Не стесняйся, говори!"

107

Твёрдых правил и понятий

Павлов точно был мужик,

Он, без всяких дипломатий,

Так отрезал напрямик:

- " На работе предстоящей

Я добьюсь успешных мер

Если буду настоящий,

А не призрачный премьер!

Чтоб работать, всякий знает,

Полномочия нужны,

Ведь без власти не бывает

Ни хозяйства, ни страны!"

108

Горбачёв заколебался,

Весь какой-то грустный стал,

Перед Павловым помялся

И вот так ему сказал:

- " Я согласен тут отчасти...

Но нельзя ли выбрать путь,

Чтобы как-нибудь без власти

Всё в стране перевернуть?"

109

Услыхав такое слово,

Хоть генсеку не грубил,

Но, нахмурившись сурово,

Павлов вот как отрубил:

- " Пост без власти - лишь обуза,

Превращает он в слугу...

Нет, работать для Союза

Я без власти не могу!"

110

Твёрже скал, острей стилета

Был у Павлова язык,

Горбачёв, увидев это,

Опечалился и сник.

Растеряв свой пыл и веру,

Запинаясь, он опять,

Непреклонному премьеру

Начал вот что объяснять:

- "Встал вопрос о власти снова,

Актуальность сохраня,

Но ты что-нибудь дурного.

Не подумай про меня.

Верь, я власти не жалею,

Конкурента - не боюсь,

Власти сам я не имею,

Чем с тобой я поделюсь?

Хоть генсек я, не рабочий,

Но не царь я на Руси,

Ты уж нужных полномочий

У парламента проси.

Там комиссий, слава Богу,

Много разных развелось,

И тихонько, понемногу,

Всё уладится, авось".

111

Павлов мрачно усмехнулся,

Посмотрел куда-то в пол,

По-солдатски повернулся

Плюнул в угол и ушёл.

Горбачёв пренебреженьем

Был немного тем задет,

Но, с невольным уваженьем,

Посмотрел премьеру вслед.

Он не дал прорваться гневу,

А сдержался и опять,

Выпив чаю для согреву,

Начал вот как размышлять:

- " Что судить премьера строго

В наш жестокий, грубый век?

Жестковатый он немного,

Но надёжный человек!

Раз за дело он берётся,

Я уверен, что за год,

С беспорядком разберётся

И порядок наведёт!

Накопили дел мы груду,

Но он в эту груду вник,

Я мешать ему не буду,

Пусть работает мужик!"

112

Горбачёв домой собрался,

Но увы, открылась дверь,

И Крючков в ней показался

Настороженный, как зверь.

Без особенной печали,

Понимая, что не мил,

И его не очень ждали,

Он вот так заговорил:

- " Не по личному я делу,

А по службе к Вам зашёл

И готов заметить смело.

Что открылось зло из зол!

Вот разведки результаты,

И по ним легко судить,

Что решили демократы

Государство развалить!

Шум в республиках... Народу

Там демроссы ум мутят.

Хоть Вы дали им свободу,

Да не той они хотят!

Им такой свободы мало

И, поверьте, я боюсь,

Что они лишь ждут сигнала

Для атаки на Союз!"

113

Горбачёву скучно стало,

Потому что всё он знал,

Не расстроившись нимало,

Он Крючкову так сказал:

- " Ты, своими новостями,

Досадил уж мне не раз;

Знай: над этими делами

Мы и трудимся сейчас.

Пусть о выходе прожекты

Все республики кроят,

Пусть берут сувернитеты,

Если этого хотят.

Всё равно свободно, вольно,

Без влиянья прежних уз,

Без насилья, добровольно

Все войдут они в Союз!

Мы пойдём путём законным,

И тогда любой народ

В Сэсээре обновлённом

Все права приобретёт.

Вновь войдут в Союз все флаги...

Ты об этом должен знать.

Уж готовы все бумаги,

Остаётся - подписать!"

114

Горбачёв, видать, Крючкова

В этот раз не убедил,

Потому что тот сурово

Так генсеку возразил:

- " Хоть меня теперь не слышат,

Я, однако, в корень зрю:

Те бумаги не подпишут,

Я Вам точно говорю!"

115

Тут Крючков заволновался,

Закрутил он головой,

Горбачёв же засмеялся

От наивности такой.

Чтоб текущих дел основу

Популярно объяснить,

Бестолковому Крючкову,

Начал так он говорить:

- " Ты обил мои пороги

И всё хочешь быть умней

Самых умных, самых строгих

И порядочных людей.

А серьёзно разобраться,

Так не знаешь ты вопрос,

Ведь никто разъединяться

И не думает всерьёз!

Разбеганье б нынче было

Перебежчику во зло,

Ведь Союз - для всех светило,

От которого - тепло!

Уж во всей Европе страны

По союзному близки,

Мы же - тоже не профаны,

Не Иваны-дураки!

Демократия - не мода,

Если хочешь, то проверь:

Демократы для народа

Стали слугами теперь!

Мы народу - верно служим,

Доверяют нам пока,

Так неужто мы разрушим,

Что сложилось за века?"

116

Горбачёв-правдоискатель

Объясненье делу дал,

Но разведки председатель

Не поверил и сказал:

- " Оттого я протестую,

Оттого не верю Вам,

Что страну свою родную

Отдаёте Вы ворам!

По какому только праву

Демократы всё крадут?

Эти воры не державу -

Мать родную продадут!

Очень скоро, без сомненья,

Как свинья упавший плод,

Все народа достиженья

Реставрация сожрёт!

Вы уверенны, спокойны,

Но до тех лишь только пор,

С коих бедствия и войны

Вас поставят на позор!"

117

Горбачёв повёл бровями,

Весь от гнева страшным стал

И такими вот словами

На Крючкова закричал:

- " Вижу я, к движеньям новым

Ты враждебен, ну так что ж,

Как родился ты дубовым,

Так дубовым и умрёшь!

Перепутал в жизни всё ты,

Выйди, нервы успокой,

У меня полно работы,

Спорить некогда с тобой!"

118

Оппонент его с ворчаньем

Повернулся и пошёл,

Но таким вот замечаньем

Напоследок уколол:

- " В том Вы сами виноваты.

Перепутал всё не я,

А буржуи-демократы,

Ваши братья-кумовья!

Вы сулили обновленье,

А пустились разрушать,

За такое преступленье

Не пришлось бы отвечать!"

119

Кагэбэшник обнаглевший

Вновь до грубости дошёл,

И, от злости побелевший,

На него генсек пошёл.

Возле самого порога

Он Крючкова чуть не смял,

Но, опомнившись немного,

Так вдогонку закричал:

- " Что трещишь ты, как сорока,

Да ещё и нагло так?

Хватит корчить тут пророка.

Убирайся прочь, дурак!"

120

Горбачёв немного снова

Был расстроен, но опять,

Выгнав наглого Крючкова,

Начал вот как рассуждать:

- " Вот ведь бестия какая,

Так и рвётся оскорбить!

Надо б выгнать негодяя,

Да не знаю, кем сменить.

Всё форсит да задаётся,

А ведь глупый, словно пень...

Впрочем, пусть он остаётся,

Так сказать, на чёрный день".

121

Горбачёв домой вернулся,

И прилёг он отдохнуть,

Но, заснув, тотчас проснулся

И уже не мог заснуть.

Вспомнив общества расстройство.

Снова стал он сам не свой,

Чует он, что беспокойство

Овладело всей душой.

В тёплых тапочках, в халате,

Сел он сбоку на кровать

И вот, сидя на кровати,

Начал так он размышлять:

- " Как устал я от дебатов,

Как устал от простаков!

Но, по делу демократов,

Неужели прав Крючков?

Что ж, на линию такую

Конрдвиженье мы найдём.

Я их всех нейтрализую

Неожиданным путём!

Я возьму в основу право,

Экстремистам на беду,

И за целостность державы

Референдум проведу!

Будет в принципах свободы

Референдум проведён,

Что решат на нём народы,

То и будет наш закон!"

122

Генеральный восхитился,

Что таким он умным стал,

Лёг в кровать и сном забылся,

И так сутки он проспал.

Отдохнув, он укрепился

И в душе и во плоти.

И тотчас распорядился

Референдум провести.

Но тут выгодным моментом

Был и Ельцин привлечён,

Стать в России президентом

Под шумок собрался он.

Горбачёв не упирался,

Не пускался на диктат,

А со всеми соглашался,

Ожидая результат.

Референдум завершился,

И с души свалился груз,

Ведь прогноз генсека сбылся -

Люди выбрали Союз!

Ситуацию такую

Восприняв как добрый знак,

Горбачёв, душой ликуя,

Про себя подумал так:

- " Братец Ельцин, ты постой-ка,

В споре сладил я с тобой,

И теперь уж перестройка

Потечёт сама собой!

Коренной вопрос - решился,

Я сегодня - спас страну,

Но немножко утомился

И поеду, отдохну.

Пользы нет совсем от мази,

А спина моя - болит,

Надо выбраться на грязи,

Полечить радикулит!"

123

Горбачёв ходил героем,

И, без страха за закон,

Словно в год какой застоя,

На леченье отбыл он.

Вот уж он лежит в палате,

И без свиты, налегке,

Врач зашёл к нему в халате

И в больничном колпаке.

Врач порылся в личном деле

И больному говорит:

-- " Чем Вы нынче заболели?

Что и где у Вас болит?"

124

Горбачёв чуть приподнялся,

Но, от смеха, вновь упал:

Врач тот странным оказался:

Перед ним - Крючков стоял!

Вот генсек устал смеяться

И, дивясь на странный вид,

Чтобы в деле разобраться,

Так Крючкову говорит:

- " Вот потеха так потеха!

Хоть видал я много рож,

Но уж тут умру от смеха...

На кого ты, брат, похож?

Это случай очень редкий,

Видно, я тебя довёл,

Что ушёл ты из разведки

И в больницу перешёл!"

125

Но Крючков, нахмурясь грозно,

Шутника не поддержал,

А, как врач, вполне серьёзно

Генеральному сказал:

- " Нет, ничто не изменилось,

И, как прежде, ваш покой

Я храню, чтоб не случилось

Неприятности какой.

Осмеять меня хотели

Вы, конечно, сгоряча,

Я учён, и неужели

Не похож я на врача?

Я хорош и в этой роли,

Если кто-то нездоров,

Излечу любые боли

Лучше всяких докторов!"

130

Горбачёв, от удивленья,

Даже рот свой приоткрыл,

Но, чтоб было настроенье,

Снова вот как пошутил:

- " Раз в врачи ты, братец, метишь,

То, как доктор Айболит,

Может быть, меня полечишь?

У меня - радикулит!"

131

Горбачёв не насмехался,

А шутил, но только вот

Неожиданно попался

В неприятный переплёт.

Ведь, приняв его идею,

На него Крючков скакнул,

И, ногой упёршись в шею,

Руки кверху завернул!

По врачебному толково,

И не думая жалеть,

Стал ломать он Горбачёва,

Как охотника медведь!

Горбачёв, в одно мгновенье,

Изувечен тяжко был,

И, как жертва покушенья,

"Караул!" он возопил.

Тут, немедля, два медбрата

В этот бросились покой,

Под халатами - гранаты,

Автоматы - под рукой!

Истязатель оглянулся,

Бить генсека перестал,

А тот, бедный, встрепенулся

И охране закричал:

- "Что вы стали, два лентяя?

Так и этак вашу мать!

Взять немедля негодяя

И немедля - расстрелять!"

132

Раз в палате были пытки,

И не спрятаны концы,

То Крючкова под микитки

Подхватили молодцы.

Горбачёв освободился

И охране дал он знак;

Уж теперь Крючков взмолился,

Говоря, примерно, так:

- " Я прошу освобожденья!

Не убийца я, не зверь!

Что Вам снятся покушенья,

Словно Ельцину, теперь?

Не убийство здесь, не кража,

Дал я ход своим рукам

Потому, что курс массажа

Показать решился Вам!"

133

Услыхав про ту причину,

Горбачёв, защитник прав,

Постоял, пощупал спину

И сказал он, просияв:

- " Так спина моя разбита,

Что ни охнуть, ни вздохнуть,

Но зато радикулита

Я не чувствую ничуть!

Вы Крючкова отпустите

И, чтоб дело то забыть,

Нам по капле дать велите

Да по крошке - закусить!"

134

Поступив предельно хитро,

Той больницы доктора

Спирта вынесли два литра

Да глюкозы полведра.

Горбачёв с Крючковым были

Рады случай тот смешной

Позабыть, они налили

И вкусили по одной.

Есть вопрос один резонный,

Он решён наверняка,

Что наш спирт не разведённый

Много лучше коньяка.

Спирта водка даже хуже,

Вот какой полезный он!

И сухой закон, к тому же,

Был, как вредный, отменён.

По понятиям, по новым,

Пить - не вредно для людей,

И Крючкову с Горбачёвым

Вскоре стало веселей.

Было шумно, и не диво,

Не умея много пить,

Горбачёв велеречиво

Над Крючковым стал шутить:

- " А признайся, всё же чисто

Я с страной решил вопрос.

Правым, левым и центристам -

Всем утёр я нынче нос!

Все вы куксились потешно,

Все вы лили слёз поток,

Референдум же успешно

Завершился, мой дружок!

План мой всюду побеждает,

Как оно и должно быть...

Кто теперь мне помешает

Перестройку проводить?"

135

Но, однако, с гордой позой,

Всю атаку этих слов,

Закусив питьё глюкозой,

Так парировал Крючков:

- " У меня такое мненье,

Что тут всё наоборот,

И поддержка населенья

Ничего Вам не даёт!"

136

Наглой выходки Крючкова

Горбачёв не ожидал,

И, в припадке нервном, снова,

На безумца закричал:

- " Что за подлая порода!

Так и лезет спорить он!

Но ведь мнение народа

Для политика - закон!"

137

Но Крючков не согласился.

Головой он покачал,

Будто очень удивился,

А потом вот так сказал:

- " Что у Вас за представленья?

Прямо скажем - ерунда!

Ведь за граждан населенье

Не считают господа.

Глупость в обществе засела,

Но генсеку - знать пора:

Референдум людям - дело,

Господам - одна игра.

Для господ - ничто не свято,

На народ они - плюют!

Очень скоро демократы

Всё по-своему загнут.

Видя близкие невзгоды,

Утверждать я вновь берусь,

Что они, предав народы,

Уничтожат их Союз!"

138

Взяв в кулак своё терпенье,

Хоть терзал его Крючков,

На такое обвиненье

Так ответил Горбачёв:

- " Ну, приятель! Это, знаешь,

Не понять и не простить!

Я заметил, ты мечтаешь

Демократию сгубить!"

139

Но Крючков, чтоб оправдаться,

Как пройдоха и нахал,

Начал нагло задираться

И такую чушь сказал:

- "Ни о чём я не мечтаю,

Никуда я не стремлюсь,

Просто-напросто я знаю,

Что Вы сгубите Союз!"

140

" Что?! - воскликнул генеральный, -

Ты ведь трус, чёрт побери!

Да, к тому ж, ещё нахальный...

Что сказал ты? Повтори!"

141

Но Крючков - хулитель пылкий,

Был уж пьян, а, значит, смел,

Вот поэтому, с ухмылкой,

Ляпнул то, что захотел:

- "Что болтать о разной чуши?

Время только лишь терять...

Ведь тому, кто моет уши,

Слов не надо повторять!"

142

Горбачёв вдруг встрепенулся,

Банку с спиртом он схватил,

Этой банкой замахнулся

И в Крючкова запустил.

Увидав, что скрыться надо

От страшнейшего из зол,

Что сочилось из снаряда,

Отступил Крючков под стол.

Горбачёв под стол склонился,

Чтоб пустить ещё предмет,

Но взглянул и убедился,

Что Крючкова там уж нет!

Он сначала не поверил,

Но исследовал весь пол

И следы от тайной двери

Неожиданно нашёл.

Не найдя нигде злодея,

Долго думал он, но вот

Понял вдруг, что здесь имеет

КГБ подземный ход!

Разозлившись, генеральный

Стал стучать руками в пол,

Чтоб дружок его опальный

От расплаты не ушёл!

Но его вдруг необычно

Потянуло сильно спать,

Под столом спать неприлично,

И ушёл он на кровать.

Он уснул совсем не спьяну,

А чтоб телу отдых дать

И, проснувшись утром рано,

Начал вот как размышлять:

- " Если толком осмотреться,

То дела с народом - швах!

На кого ж мне опереться

В перестроечных делах?

Я успеха не имею

Не поэтому ль сейчас,

Что борьба с зелёным змеем

С треском лопнула у нас?

От вина не отступился

Продувной народец наш...

Даже я, и тот напился

Как какой-нибудь алкаш!

Демократские потуги

Потому и сорвались,

Что советские пьянчуги

Испоганили всю жизнь!

Что за подлые натуры?

Им бы пить да дурковать,

А какой-нибудь культуры

В них ни грамма не видать!

Тут холопы на холопе,

Тот - доносчик, тот - дурак,

А вот в Штатах да в Европе -

Там совсем другой табак!

Полечу, пока погода,

И вопрос такой решу:

У культурного народа

Я совета попрошу!"

143

Восхищённый этим планом,

Из больницы он сбежал

И, своим аэропланом,

Прямо в Англию попал.

Как политик очень сильный,

Был он в Англии любим...

Вот уж Лондон щепетильный

Весь открылся перед ним.

Всюду башни и фонтаны

Тут вздымались высоко,

Тихо плавали туманы

Над землёй, как молоко.

Люди жили тут богато,

В гольф играли на траве...

В общем, было сыровато,

Посырее, чем в Москве.

Будто вызнавши заране,

Что гость будет непростой,

На газоны англичане

Вышли из дому толпой.

По законам старым света

Заварилось торжество,

И, согласно этикета,

Тэтчер встретила его.

Сразу с хода, с появленья

Тут нельзя сказать про цель,

Тут улыбки, поздравленья

И другая канитель.

Долго зря они возились,

Соблюдая этикет,

Наконец, уединились

Для беседы в кабинет.

Тэтчер выглядела мило,

Горбачёв был не дурак...

Тут она заговорила

Перед ним примерно так:

144

- " Как я рада! Неужели

Нашей дружбе Вы верны?

Хорошо ли долетели?

Как здоровье у жены?

Как живут сегодня россы

На одной шестой земли,

И какие Вас вопросы

К нам на остров привели?"

145

По российскому манеру

Горбачёв не стал молчать,

А английскому премьеру,

Начал вот как отвечать:

- " Ох! Послушайте, в чём дело:

Взял я в руки всю страну,

Но меня так завертело,

Что забыл я про жену.

Шёл вперёд я, но обратно

Вдруг качнулся весь народ...

Что мне делать - непонятно,

А ведь дело-то - не ждёт!

В заблуждение напрасно

Не введу я никогда,

Всё в Союзе так ужасно,

Так опасно, что беда!

Вы уж мне не откажите,

Хоть и стыдно мне просить,

И от сердца подскажите:

Что нам делать, как нам быть?"

146

Тэтчер мудрствовать не стала,

А, подав генсеку знак,

На окошко показала,

Говоря примерно так:

- " Помогу я Вам немножко

В вашем деле, мой дружок...

Посмотрите за окошко,

Разве там не хорошо?

За окном, как в бронь, одетый

В чистый мрамор и гранит,

На виду у всей планеты

Город царственный стоит!

Лондон строгий, но и яркий,

Как музей, прекрасен он,

В нём и улицы и парки

Для Европы - эталон!

А вот Темза перед нами,

Отливая сталью вод,

Под ажурными мостами

К морю медленно течёт.

В устье Темзы величавой,

Словно лес, торговый флот -

Наша гордость, наша слава,

Нашей нации оплот!

А за гордою столицей

Виллы фермеров стоят

И на солнце черепицей

И краснеют и горят!

В общем, силу нашу видно,

И английский видно класс,

Всё и прочно, и солидно,

И порядочно у нас.

Англичане - люд богатый,

Но живут среди хлопот,

Пусть мы чуть холодноватый,

Но ответственный народ.

Пусть теперь у вас смятенье,

Тут, однако, дело в том,

Что дурное положенье

Выправляют лишь трудом.

Хоть вы тюрки да славяне,

Но я выход вижу тут:

Надо жить как англичане,

И дела у вас - пойдут!"

147

Не сказал генсек ни слова,

Но, от вида той земли,

В этот миг у Горбачёва

Даже слюнки потекли.

Он домой заторопился,

Сделал самый сладкий вид,

К ручке Тэтчер приложился

И закончил свой визит.

Над Атлантикой он взвился,

Океан сей миновал

И, как только приземлился,

То в Америку попал.

Самолёт, с утробным гулом,

На земле затормозил,

И почётным караулом

Генеральный встречен был.

Он приветствие прослушал

Благосклонно, а потом

Отдохнул часок, покушал

И явился на приём.

Горбачёв не стушевался

В Белый дом вошёл как в свой,

Потому что он встречался

С президентом не впервой.

Он прождал совсем немного,

Вышел Буш, сказал "Привет!",

А потом, для диалога,

Пригласил в свой кабинет.

Буш, хоть выглядел сурово,

Но политик мягкий был,

И, встречая Горбачёва,

Он вот так заговорил:

- " Как всё быстро пролетело!

Вновь Вы здесь, и я польщён...

То ли в гости, то ль по делу

Вы явились в Вашингтон?"

148

Горбачёв решил признаться,

Что в Союзе он никак

Не поймёт, за что хвататься

И сказал, примерно, так:

- " Я политик и хороший.

Знаю дело и людей.

Но Союз - такая ноша,

Всяких прочих - тяжелей!

С перестройкой я связался,

А теперь - немного сник,

Потому что оказался

В демократии тупик!

Сделав дела половину,

Я вдруг выдохся, хоть плач...

Не подскажете ль причину

Этих горьких неудач?"

149

Буш задумался глубоко...

Хоть задача непроста,

Он, в одно мгновенье ока,

Всё поставил на места.

- " Знаю я, что в руководстве

Вы работали с душой;

Значит, в вашем производстве

Кризис мелкий, небольшой.

Вы споткнулись средь разбега,

Но мой вывод тут таков:

В демократии, коллега,

Не бывает тупиков!

И на ваши затрудненья

Есть единственный ответ:

Губят вас вооруженья...

Вот причина ваших бед!

Чтоб с вопросом разобраться

Политически мудрей,

Надо вам разоружаться

Эффективней и скорей!

ВПК метёт как веник

Ваши денежки из касс,

Посмотрите, сколько денег

Сэкономится у вас!

На заводы да на стройку

Надо деньги направлять,

Вот тогда-то перестройка

Перестанет буксовать!

Предлагаю сделать ставку

Вам на доменную печь:

Танки все - на переплавку.

А ракеты - просто сжечь!

Чтоб обделать дело чисто,

Чтоб не быть у вас в долгу,

Я пришлю специалистов

И советом помогу!

Лишь сведём мы эти траты

Все к нулю, как тяжкий груз,

Будет сказочно богатым

Обновлённый ваш Союз!

Но тогда не забывайте

Вы соседского добра

И, на бедность, нам подайте

Триллиона полтора".

150

Горбачёв от удивлёнья

Рот немного приоткрыл

И былые возраженья

Тут же начисто забыл.

Дали эти разговоры

Пищу новую уму,

Как во сне, златые горы

Стали грезиться ему.

Он, в своём воображеньи,

На горе златой стоял

И в промышленность вложенья

Горстью щедрою метал.

Не стеснялся он нимало,

Богатырский взял размах,

А вокруг всё расцветало

И росло как на дрожжах!

В тёмном чреве гастронома

Он представил чудеса,

Будто б были там для дома

Сахар, масло, колбаса!

На короткое мгновенье

Горбачёв отключен был,

Наконец от наважденья

Он себя освободил.

Свой чудесный сон наруша,

Чтоб визит свой сократить,

От души он начал Буша

За совет благодарить.

А когда он с ним расстался,

То опять в свой лайнер сел,

Над Атлантикой поднялся

И в Москву перелетел.

Вот в Кремле московском снова,

По-домашнему одет,

Не велев впускать Крючкова,

Он вошёл в свой кабинет.

Тут увидел генеральный,

Что какой-то индивид,

Хоть невзрачный, но нахальный

В кресле, съёжившись, сидит.

Горбачёв заволновался

И, чтоб зря не рисковать,

Он назад, к двери подался,

Чтоб охранников позвать.

Но не вызвал он охраны,

И свой страх он подавил,

Потому что гость незваный

Вдруг вот так заговорил:

- "Вы сегодня, как я знаю,

Возвратились из гостей.

И от Вас я ожидаю

Самых лучших новостей.

Расскажите мне скорее,

Что нам делать, как нам быть,

И какой служить идее,

Чтоб державу сохранить?"

151

Подавив своё волненье

Убедился Горбачёв,

Что не будет покушенья,

Что пред ним стоит Крючков.

Он совсем не разозлился,

Потому что был добряк,

Просто в кресле развалился

И сказал примерно так:

-- " Я б назвал болезнью роста,

Что пришлось нам пережить,

И теперь нам надо просто

Нашу жизнь переменить.

Наши тюрки и славяне

Скоро истину поймут

И везде как англичане

По Союзу заживут.

Всё устроится мгновенно -

Все заводы, и поля,

И, как сад благословенный,

Расцветёт у нас земля!"

152

От такого объясненья

Недоверчивый Крючков

Растерялся на мгновенье,

Хоть и был он не таков.

Но, когда пришла разрядка,

Этот сыщик не смолчал

И генсеку, для порядка,

Заикаясь, так сказал:

- " Нам зажить, как англичане,

Невозможно в этот миг,

Ведь славяне есть славяне,

А калмык - всегда калмык!

Этот взгляд, конечно, модный,

Чтоб по западному жить,

Но то блеф, и дух народный

В год иль два - не изменить!"

153 Горбачёв, однако, снова,

Гнев сдержав, не стал кричать,

А безумного Крючкова

Начал вот как поучать:

- "Брось, Крючков, своё сомненье,

И не делай умный вид,

Не моё об этом мненье -

Это Тэтчер говорит!

Всем известно: мы - медведи,

Нас никто не обтесал,

А вот ум Железной леди

Целый мир уже признал!"

154

На такой ответ резонный,

На дела проливший свет,

Кагэбэшник поражённый

Выдал вот какой ответ:

- " Вы признайтесь, бога ради,

Что хотите предпринять:

Ждать ли помощи от дяди,

Или Родину спасать?

За державу мне обидно,

Так как ей грозит разлом...

Неужели Вам не стыдно

Иностранным жить умом?

Нынче время сбросить маски

И народам наших стран

Предлагать не эти сказки,

А конкретный, твёрдый план!"

155

Горбачёв на миг смутился,

Улыбаться перестал,

Но потом приободрился

И Крючкову так сказал:

- " Ты, я знаю, несогласный,

Но мне нужен только срок,

План обдуманный, прекрасный

Я составил, мой дружок!

Прежде, чем за дело взяться

И устроить жизнь людей,

Надо нам разоружаться

Эффективней и скорей!

Нынче надо сделать ставку

Нам на доменную печь:

Танки все - на переплавку,

А ракеты - просто сжечь!

ВэПэКа метёт как веник

Наши денежки из касс,

Ты подумай, сколько денег

Сэкономится у нас!

Как страна разоружится,

То, в течеьи пары лет,

Перестройка завершится

Самой славной из побед!"

156

Но Крючков неугомонный

Был в душе милитарист,

Поражённый, раздражённый,

Стал кричать он, как артист.

- " Кто придумал эти планы?

Кто сказал Вам эту чушь?

Не дружок ли ваш желанный,

Не в Америке ли Буш?

Раз уж Буш в дела вмешался,

Смысл я вижу тут такой:

Потеснить он нас собрался

На арене мировой!"

157

Спор в политике - основа,

Но, на тратя лишних слов,

На безумного Крючкова

Так отрезал Горбачёв:

- "Вы за лямку не беритесь

Вместо мощного коня,

Так как только и годитесь,

Что в шестёрки для меня!

Вы в политике - плебеи,

Вам меня - не запугать,

Я хочу свои идеи

Твёрдо в практику внедрять!

Демократы в деле стойки,

И судьба у них - одна;

На дороге перестройки

Мне поможет вся страна!"

158

Твёрдой логикой разбитый,

Всё ж Крючков не отступил,

А, с улыбкой ядовитой,

Так генсеку возразил:

- "Вам помогут? Неужели?

Вы задумали не то,

И сегодня в Вашем деле

Не поможет Вам никто!

Вы завязли, как в трясине,

И утратили контроль,

Популярность Ваша ныне

Вышла в обществе на ноль!"

159

Разразился спор опасный

И грозить он дружбе стал,

Горбачёв, от гнева красный,

Так Крючкова оборвал:

- " Успокойся-ка, приятель!

Хоть теперь ты наглым стал,

Но, как варвар и предатель,

Не надейся на провал!

Взял я тяжкую обузу,

Но успешно справлюсь с ней,

Потому что, по Союзу,

У меня полно друзей!

Чтоб мой мудрый план разрушить,

Ты являешься с хулой...

Я тебя не стану слушать,

Убирайся с глаз долой!"

160

Выгнав в шею гидру эту,

Чтоб разрядку гневу дать,

Горбачёв по кабинету

Нервно принялся шагать.

Он в поездке утомился

В нём болело всё нутро,

Но, однако, он решился

Посетить Политбюро.

Он к соратникам явился,

И, как будто у родни,

Начал речь, но убедился,

Что не слушают они.

Будто кем-то подменили

Эту дружную семью,

Все тут лыжи навострили

Каждый - в сторону свою.

Не хотел никто общаться

С Горбачёвым, ведь теперь,

Все нацелились сорваться,

Все смотрели лишь на дверь.

Видя этот безусловный

Неожиданный провал,

Горбачёв в Совет Верховный

В беспокойстве побежал.

Хоть и был он при параде,

Но увидел, с болью, тут,

Что его, при первом взгляде,

Даже здесь не узнают.

Он прошёл насквозь палаты,

Словно гость какой чужой,

Как не видя, депутаты

Препирались меж собой.

Стало вдруг ему противно

Видеть этот произвол,

И один, демонстративно,

Он по улице пошёл.

Было пасмурно и душно,

И прохожих контингент

Шёл навстречу равнодушно,

Будто он - не президент!

Убедившись досконально,

Что к нему вниманья - нет,

Улыбнулся он печально

И вернулся в кабинет.

От борьбы, от тяжких споров,

От наплывших новых тем

Он утратил весь свой норов

И расслабился совсем.

За день так он утомился,

Что, едва присел на стул

И едва к столу склонился,

Как нечаянно заснул.

161

Он уснул с душевной болью,

И неясно, почему,

Но приснилось Ставрополье,

С детства близкое, ему.

Видит он, что, в буйном беге,

В далях призрачных степных,

С громом мчится он в телеге,

Правя тройкой вороных.

Кони мчатся, кони рвутся

Из натянутых вожжей...

Не успел он оглянуться,

Как уж стало шесть коней!

Вёрсты быстро замелькали,

И дивится Горбачёв:

Впереди, храпя, скакали

Уж пятнадцать скакунов!

Средь широких, знойных прерий,

Горбачёва веселя,

Так скакали кони-звери,

Что дрожала вся земля!

Кони-звери подчинялись,

Хоть во весь скакали мах,

Но уже не помещались

Повода в его руках!

Вдруг овраг! У самой кромки

Разделились кони вдруг!

С треском лопнули постромки,

Вожжи выпали из рук!

Увидал он край оврага.

А за краем - чёрный мрак,

И слетела колымага,

Вверх колёсами, в овраг!

Тут, от треска и от гула,

Он в испуге закричал,

Но увидел, что со стула

Просто-напросто упал.

Горбачёв, как убедился,

Что проснулся он и жив,

То невольно подивился,

Головою покрутив:

- " Предсказанье иль науку

Надо видеть в этом сне?

Если он мне будет в руку,

То неладно будет мне!

Я ослаб, хоть, с виду, грузный,

И, чтоб всё не потерять,

Надо договор Союзный

Прямо завтра подписать".

162

Горбачёв своё волненье

Подавив, спокойней стал

И собраться приглашенье

Президентам отослал.

А потом домой явился,

Взял подушку из пера,

Как подкошенный, свалился

И забылся до утра.

Утром, свежий и активный.

Отдохнувший чуть от дел,

Сел он в транспорт реактивный

И на встречу полетел.

Вот он прибыл, отмечая,

Что сошлись в единый круг

Назарбаев и Акаев,

Снегур, Ельцин и Кравчук.

Тут улыбки и презенты

Были несколько минут...

Остальные президенты

Оказались тоже тут.

Горбачёв, без промедленья,

Встречу важную открыл

И вопрос для рассмотренья

Вот какой он изложил:

- " Мы, товарищи, свободу

Утвердили, а раз так,

То пора теперь народу

Совершить дальнейший шаг.

Я державник убеждённый,

И затем вас пригласил,

Чтоб Союз наш обновлённый

Сделать лучше, чем он был.

Мы в стране, с поры недавней,

Собираясь лучше стать,

Всё разбрасывали камни,

Нынче - время собирать!

В нашем прошлом - путь начальный,

Там разминка лишь была,

И пред нами колоссальной

Общей важности дела!

Нам теперь, согласно праву,

Предстоит один вопрос:

Спроектировать державу

Как общественный колосс!

Я прошу объединенье,

Как закон для всех, принять...

Кто за это предложенье?

Попрошу голосовать!"

163

Горбачёв, знаток науки,

Президентов убедил,

Те подняли, было, руки,

Но тут Ельцин возразил:

- " Этот план я отвергаю,

Потому что он - не тот,

И с Союзом предлагаю

Сделать всё наоборот.

Вы права не зажимайте,

А, на новый выйдя путь,

Их республикам отдайте,

А Союзу - лишь чуть-чуть!"

164

Для солидности и лоску,

Ельцин сразу, как сказал,

Очень узкую полоску

Между пальцев показал.

Мол, на новую обузу

Мы польстимся чёрта с два,

Надо дать теперь Союзу,

Только эти, мол, права.

Намекнул он и резонно,

Что от ценрта - толку нет,

И что местному закону

Надо дать приоритет.

165

Горбачёв тем заявленьем

Уязвлён, как ядом , был,

Помолчав, он с удивленьем

Так у Ельцина спросил:

- " Я не очень понимаю,

В чём тут дела новизна,

Это что же за такая

Будет рыхлая страна?

Не припомню что-то наций,

Где б так строили дела...

У каких конфедераций

Мощь когда-нибудь была?"

166

Обстоятельно, без спешки,

Так как спешки не любил,

Ельцин, с лёгкою усмешкой,

Так генсеку пояснил:

- " Вы оставьте подозренья,

Что с Союзом я борюсь,

Я не против единенья,

Но за новый я Союз".

167

Тут, в пылу душевной муки,

И досадуя на сбой,

Горбачёв расставил руки

На полметра пред собой.

Он без лишней истерии

Нападенье перенёс

И посланцу от России

Задал вот какой вопрос:

- " О тебе несётся слава,

Что ты, Ельцин, всех мудрей...

А вот столько хватит права

Для республики твоей?"

168

Ельцин это расстоянье

Долго взглядом измерял,

А потом уж на собранье

Оглянулся и сказал:

- " Я ответить не решаюсь...

Вдруг ошибкой согрешу?

Я с Руцким посовещаюсь,

Да в парламенте спрошу".

169

Ельцин чуть подумал, сидя,

И, в заботы погружён,

Никого вокруг не видя,

Встал и тут же вышел он.

В этот миг в апартаменты

Дали будто бы отбой,

Ведь за ним все президенты

Дружной бросились толпой.

На мгновенье шум поднялся

И, среди безмолвных стен,

Горбачёв один остался

И застыл как манекен.

Этот акт пренебреженья

Чуть генсека не убил,

От такого потрясенья

Целый час он отходил.

А когда восстановился

И осмыслил этот шаг,

То за голову схватился

И подумал он вот так:

- " Я отлично понимаю,

Что окрепли силы зла,

И ошибка роковая

В этот день произошла!

Наш Союз, я вижу, хрупкий

И способен на раскол,

Ах, зачем я на уступки

Оппозиции пошёл?

Нет, что Ельцину по нраву,

То стране моей - во зло,

Развалить - легко державу,

А вот строить - тяжело!

Пусть предателю удался

Беспринципный, подлый шаг,

Но ведь я ещё не сдался

И не сдамся я никак!

Нет, сдаваться я не стану,

Но бороться надо злей,

Как известно, капитану

В бурном море - веселей!

Ельцин - деятель упрямый,

Он упёрся лишь один,

Но мошенник этот самый

Впрыснул мне адреналин!

От него сплошные беды,

Но ему придётся сдать;

Уж теперь-то, для победы,

Буду рвать я и метать!"

170

Горбачёв был твёрд, и вера

В нём сидела глубоко...

Но качнулась вдруг портера

От него недалеко.

Горбачёв посторонился,

Посмотрел поверх очков

И увидел, что явился

Озабоченный Крючков.

Он, нежданным появленьем,

Президента удивил,

Оттого тот, с удивленьем,

Сразу вот о чём спросил:

- " А, Крючков... Вот дурачина!

Ты прогульщик, вижу я;

Где же, братец, дисциплина,

Где ответственность твоя?

Ты в столице оставался,

Так сказать, на случай смут,

Как же здесь ты оказался,

И что делаешь ты тут?"

171

Шеф разведки плутоватый

Добродушным, с виду, стал,

Как ни в чём не виноватый,

Он Генсеку так сказал:

- " Ради местного предмета

Я забросил все дела,

Потому что встреча эта

Слишком важною была.

Я, Сергеич, понимаю:

Что случится - будет срам,

Потому я проверяю

Тут охрану лично сам.

Наши воины достойно

Службу трудную несут,

Чтоб Вы чинно и спокойно

Дискутировали тут.

Вы серьёзный, не горячий,

И, как жить теперь стране,

Чтоб похвастаться удачей,

Может, скажете Вы мне?"

172

Этой наглостью Крючкова

Горбачёв был потрясён,

Но опомнился и снова

Так, в душе, воскликнул он:

- " Вот шпионская работа!

Что мне делать с подлецом?

Он подслушал, оттого-то

И смеётся мне в лицо!

Я не выиграл собранья,

Но, чтоб повода не дать

Самым глупым толкованьям,

Сплетни надо - пресекать!"

173

Чтобы сплетне непристойной

Все дороги перекрыть,

Он, разумно и спокойно,

Начал вот что говорить:

- " Ты, Крючков, простой доселе

И не можешь уяснить,

Что поспешность в нашем деле

Может только навредить.

Только гонщики, дав газу,

Прямо к финишу летят,

А в политике не сразу

Можно видеть результат!

Впереди немало споров

Между наций и культур,

Ведь прошёл переговоров

Только самый первый тур.

Что об этом скажут в Штатах,

Как в ООН начнут судить...

О каких-то результатах

Слишком рано говорить!"

174

Тут Крючков заторопился
За портьеру вновь полез,

Этой тряпкой он прикрылся,

А потом, ворча, исчез.

Проводив Крючкова-лоха,

Горбачёв, скорбя душой,

Понял вдруг, что дело - плохо

И отправился домой.

Вот домой он возвратился

И как конь работать стал,

Но, чем больше он трудился,

Тем ужаснее страдал.

Человеческие нравы

Непостижны, потому

Крах ужасный всей державы

Стал мерещиться ему.

Но, спася Союза зданье,

Он и сам бы был спасён,

И другое совещанье

Стал готовить срочно он.

Выбрав стиль и направленья,

Горбачёв наметил срок

И его приготовленья

Покатились как поток.

Дух судьбы, нахмурясь грозно,

Уж в лицо ему дышал,

Чуя это, он серьёзно

Документы подбирал.

Наконец, чтоб дивидендов

В трудном споре больше взять,

Перед сводом президентов,

Стал он вот как выступать:

- " Мы, товарищи, для дела

Собирались в прошлый раз,

И поэтому заделы

Очень веские у нас.

Но успеха без движенья,

Знаю я, не может быть,

Значит, наши достиженья

Надо вовремя развить.

Нам судьба вручила случай

Возвести, как говорят,

Политически могучий

Экономики гигант.

Так начнём же строить новый

Наш Союз, оставив спор...

Предлагаю вам готовый

Наш Союзный Договор."

175

Речь он начал с головою

И такую мощь развил,

Что, сидящих пред собою,

Всех мгновенно убедил.

Президенты, как родные,

Стали радость выражать

И уж перья золотые,

С чёрной тушью, вынимать.

Горбачёв не удивился,

Он победы ожидал

И, как новый рубль, светился...

Но тут Ельцин слово взял.

Был он хитрым индивидом,

Но и умным тоже был,

Потому-то, с постным видом,

Он вот так заговорил:

- " Господа! У вас, возможно,

Есть решенье, но я вам

Признаюсь, что осторожно

Подхожу к любым делам.

Понимаешь, не насмешка

Не отказ в моих словах,

Нет, я думаю, что спешка

Предвещает только крах.

Мы должны теперь народы

От расстройства сохранить;

Проглотили те свободу,

Надо дать переварить!

Как бы нового тирана

Нам себе не сотворить...

Я считаю: слишком рано

О Союзе говорить!"

176

Чтоб никто не попытался

Этот тезис превозмочь,

Ельцин, только отчитался,

Поспешил из зала прочь!

Президенты остальные

Все покинули тот зал,

Ведь Союза без России

Там никто не представлял!

Горбачёв один остался,

Тихо в кресле он сидел,

Как-то странно улыбался

И загадочно глядел.

Стало вдруг ему казаться,

Что нашёл он свой успех,

Из него стал вырываться

Странный, судорожный смех.

Стал язык его тяжёлым,

Пена пенилась у рта...

Но вот рядом с ним из пола

Поднялась одна плита.

Это тайный ход открылся,

Как в преданиях веков,

И оттуда появился

Озабоченный Крючков.

Он нахмурился сурово,

Но ни слова не сказал,

А взглянул на Горбачёва

И ещё серьёзней стал.

Он смутился и забылся,

Видя этот странный сон,

Но вот к лазу обратился

И тихонько свистнул он.

Тут явились из пещеры,

Те, что всюду сеют страх,

Кагэбисты-изуверы

В чёрных шляпах и плащах.

Увидав кивок Крючкова,

Подошли они толпой,

Подхватили Горбачёва

И отправили домой.

Так он дома оказался,

С виду, вовсе невредим,

Но домашним показался

Окончательно больным.

Но домашние уж знали,

Как с его болезнью быть,

Вновь лекарство отыскали

И давай его лечить!

Выпил он и сном забылся,

А как начало светать,

Снова к жизни возвратился,

Стал предметы узнавать.

Но болезнь его, казалось,

Не исчезла без следа,

У него, внутри, сломалось

Что-то, видно, навсегда.

Что, доселе, не бывало,

Не случалось с ним пока,

За дела он взялся вяло,

Как батрак у кулака.

Но, с надёжностью похвальной,

Хоть растратил столько сил,

От идеи генеральной

Он и тут не отступил.

Несмотря на пораженье,

Помня важность братских уз,

Не утратил он стремленья

Поработать на Союз.

Он, чтоб план свой обеспечить

И спасти страну от бед,

Вызвал Ельцина на встречу,

Чтоб поспорить тэт" а тэт.

Получив его согласье,

Расторопно, как всегда,

Он собрался в одночасье

И отправился туда.

Хоть собрался он проворно,

Но на встрече - оплошал,

Только слушал он покорно

То, что Ельцин диктовал.

Возражать уж он боялся,

Видя ельцинскую прыть,

И лишь только соглашался,

Чтоб Союз не погубить.

Дело начало решаться,

Так сказать, совсем не им,

И уж он хотел прощаться

С собеседником своим.

Но, однако, Ельцин снова,

Тайной думой поражён,

Пригласил вдруг Горбачёва

На минутку на балкон.

В стенах он увидел уши,

Как подпольщик новый наш,

Ведь его могли подслушать,

А потом начать шантаж.

На балкон они вступили,

Не ругались, не дрались,

А спокойно порядили

И спокойно разошлись.

Для генсека боевого

На балконе - финиш был,

Ведь там Ельцин Горбачёва

Окончательно разбил.

177

В этот миг, на это точный,

Из-за кадок и горшков

С разной зеленью цветочной,

Вышел сумрачный Крючков.

Были многие явленья

Для него простой игрой,

Но на это соглашенье

Покачал он головой.

Сжав кулак с ожесточеньем,

Вдруг сказал он: " Дайте срок!",

А потом, как привиденье,

Улетел сквозь потолок.

178

С той поры, на удивленье,

Надломилась быстро жизнь,

И нелёгкие мгновенья

Для народа начались.

Горбачёв, разбитый явно,

Не решился на отпор,

А поехал, как ни странно,

Полечиться на курорт.

А в то время, как на дачу

Он от должности сбежал,

Путч был сделан наудачу,

Будто кто того и ждал.

Без приказа и без права,

В стольный град ввели войска,

Чтоб союзная держава

Успокоилась пока.

Этот путч не получился,

Не принёс он глад и трус,

Так за ним - второй случился

И рассыпал весь Союз.

В пору мрачную, глухую,

В нехороший, страшный год

Заговорщики втихую

Обманули свой народ.

Так погиб Союз могучий,

Самым воровским путём,

В Беловежской тёмной пуще

Крест поставили на нём.

1992 год.

Перестройка

Часть 3.

Воспоминания и размышления

Горбачёва при виде плодов

своей деятельности.

Подлинное поражение - единственно

непоправимое поражение исходит не от

врага, а от самого себя.

Р. Роллан.

Как-то вечером, не рано,

Первый вестник перемен

Сел на краешек дивана

У домашнего экрана,

Чтоб взглянуть на КВН.

Он на эти передачи,

Как и все, любил глядеть,

Чтоб забыть свои задачи,

Достиженья, неудачи

И душой помолодеть.

Вот и нынче он вернулся

К КВН, уйдя от дел,

Весь сияя, встрепенулся

И команде улыбнулся

За которую болел.

К ходу действия привычный,

Смотрит бывший президент,

Как выходит симпатичный,

Беспокойный, динамичный,

Гримированный студент.

Вышел он и начинает

Головой, как сыч, крутить,

Руку кверху поднимает

И народ вдруг приглашает

Перестройку проводить!

На его наивной роже

Отразилась простота,

Был в очках он, в шляпе тоже...

И на чьи-то так похожи

Были действия шута!

Горбачёв вдруг догадался,

Что, слова роняя в зал,

Шут не просто так кривлялся,

А тем вызвать смех старался,

Что его изображал.

В зале все захохотали

От дурацких слов и поз...

Горбачёв же от печали,

Что его так осмеяли

Вдруг обиделся до слёз.

Да, кривлянье негодяя

Рвало сердце как бичом...

Горбачёв, душой страдая,

Как изгнанник бедный рая,

Начал думать вот о чём:

-- " На Руси дела ведутся

И преступны и дики,

Кланы, касты создаются...

Так над чем тогда смеются

В этом зале дураки?

Мной дана была свобода,

Чтоб меня же и смести...

Нет, сменилась нынче мода,

И за службу от народа

Благодарности - не жди!

Я разбил в стране преграды

Для свободного труда...

Ну и что же, люди рады?

Нет, свободы им не надо,

А нужны им - господа!

Все хозяев запросили,

Чтоб работать - не гулять,

Чтоб их толком загрузили,

Чтоб их вовремя кормили

И давали отдыхать!

А измерить сущность дела

Не даёт им пустота;

Пустоте той нет предела,

Слишком прочно в них засела

Психология скота!

Раз решили люди сами

Возвратить страну назад,

Пусть теперь под господами

Добровольными рабами

Существуют, как хотят!

Что я зря переживаю?

Раз не могут жить умом,

Пусть приказы исполняют,

Пусть хозяина узнают,

Пусть походят под ярмом!

Дурни скалятся ехидно,

Этих дурней - миллион;

Пусть сегодня - мне обидно,

Но уж завтра будет видно
Кто глупец, а кто умён!"

Раздражённый и усталый,

На исходе самом сил,

Чтобы сердцу легче стало,

В телевизоре каналы

Горбачёв переключил.

От своей тоски щемящей

Захотел он всё равно:

То ли музыки звенящей,

То ли песни настоящей,

То ль хорошего кино.

Но, увы, с переключеньем,

Не нашёл он, что искал,

А освоим ослабшим зреньем

Он увидел, с сожаленьем,

Что на "Новости" попал.

Признак этакий зловещий

Был у этих новостей,

Оказалось: был он вещий,

Ведь предсказанные вещи

Шли из разных областей.

Как республики расстались,

Так на юге, как волна

В бурном море, показались,

И, день на день, расширялись

Беспорядки и война.

Что война? Она мучений

Вся полна... Там кровь и смерть...

Там, за несколько мгновений,

Труд веков и поколений

Можно начисто стереть!

Как же граждане посмели

Снова ближних убивать?

Чтоб ответ мы все имели,

Горбачёв об этом деле

Начал вот как размышлять:

-- " Может, несколько поспешно

Я вещал, но прав пока:

Страны южные, конечно,

Возрождаются успешно -

Входят в средние века!

Там свистит за миной мина,

Там идёт на брата брат,

И страдают все невинно...

Нет, всему своя причина,

Кто-то в этом виноват!

Если толком разобраться,

Всё давно уж шло к войне,

Люди стали озлобляться,

И стрельба, кой-где, признаться,

Началась ещё при мне.

Да, демроссы уяснили,

Что в Союзе зреет спор,

И момент не упустили:

Как враги, они подлили

Масла в тлеющий костёр!

Я дурным был дипломатом

И войне - дорогу дал,

Но не стал за то проклятым...

Вовсе нет, лауреатом

Вскоре нобелевским стал!

Жил я жизнью беззаботной,

Не умел хранить закон

И, в беде бесповоротной,

Мира премией почётной

Был, в насмешку, награждён!

Низким нравам мещанина

Потакал я, раб молвы,

И душа моя повинна

В том, что долга гражданина

Я не выполнил, увы!

Жил я, жил и, с виду, знатно,

Уж кончается мой век,

Но вот как взгляну обратно,

То, ей-богу, непонятно,

Что же я за человек?

Где мой путь, прямой и верный?

Во Христе ли чей я брат,

Коммунист ли благоверный,

Анархист или примерный

Буржуазный демократ?

Раз вопросы остаются,

Чем за жизнь мне воздадут?

Современники - смеются,

Но потомки - разберутся

И, конечно, проклянут!"

Долго так, народу вторя,

Сам себя он бичевал,

И, со злой судьбой не споря,

Обхватив виски от горя,

Головой своей качал.

Наконец самокритичность.

Породила в нём отпор:

Есть в паденьи неприличность,

И его живая личность

На такой вот вышла спор:

- " Государство развалилось,

Но ведь я тому - не рад!

И с чего мне вдруг приснилось,

Будто в том, что получилось,

Я один лишь виноват?

Мне в Истории зачтутся

Зря потраченные дни...

В этом люди разберутся;

Ну а эти, что смеются?

Что же сделали они?

Простакам ничтожным в уши

Плутократы говорят,

Целый короб разной чуши,

Что "империю" разрушат

И Россию возродят!

Нет, они отнюдь не правы,

Не пойдут они туда:

Их бессмысленны забавы,

Вот уж нету сверхдержавы,

Где ж Россия, "господа"?

Ельцин вышел как мессия,

Как всезнающий мудрец...

Ну и кто же мы такие?

Где теперь страна Россия,

Где начало, где конец?

За всех русских заступиться

Обещался этот псих...

Ну и как определиться,

Где теперь у них столица,

Где правительство у них?

Ельцин ставил на бунтарство,

Стал он нынче президент

И вернул основы барства,

Но у русских государства

И в помине нынче нет!

Снова, в практике реальной,

Так же, как в былые дни,

Кликой гнусной и нахальной

Власти чуждой, федеральной

В службу отданы они!

Нет, демроссы не дремали

И до власти добрались,

Только тем, что ловко лгали

И, на время, оседлали

Дураков патриотизм.

На Москве, по всем приметам,

Утвердится этот сброд,

Обнаглеет он при этом

И любым сувернитетам

Перекроет кислород!

Дураки везли, старались,

И вот власть - в чужих руках,

Дураки же - доигрались

И, естественно, остались,

Как и прежде, в дураках!

Ельцин много куролесил,

Но народы - обманул,

И, как только силы взвесил,

Флаг империи повесил,

Герб империи вернул!

В ослепленьи очень странном,

Направляясь в новый бой,

Из одной любви к обманам,

За нелепым истуканом

Люди бросились толпой.

Много нынче бредней новых,

Много радужных надежд

Развелось у бестолковых,

Но всегда на всё готовых

Политических невежд!

Ельцин ловко направляет

Этих дурней... он игрок!

Словно Мао он вещает

И, надувшись, обещает,

В экономике скачок!

На бесстыдном популизме

Вызрел новый президент,

С каждым днём он всё капризней,

Видно, есть в авантюризме

Притягательный момент.

Что в парламенте творится,

Ельцин этим ободрён:

Он нардепов - не боится,

Что он хочет - всё вершится,

Невзирая на закон.

Лишь за власть с врагами споря

И шагая напролом,

Обманул народы Боря,

И они все хватят горя...

Так и надо! Поделом!"

Незаслуженно страдая,

Как непризнанный герой,

Горбачёв, народ ругая,

Что он бестия такая,

Примирился сам с собой.

Вот, вернувши настроенье,

Стал он думать, как тут быть,

Чтоб задобрить населенье

И дурное впечатленье

На хорошее сменить.

Есть на свете способ старый

Мудрым в будущем прослыть:

Надо бросить тары-бары

И о прошлом мемуары

Поискусней настрочить!

Наш писатель ободрённый

Сел за рукопись, но вдруг,

Хоть и был он одарённый,

Будто током поражённый,

Ручку выронил из рук!

Чья стрела его сразила?

Отчего он вновь размяк?

Горбачёва посетила

Мысль, что мозг его пронзила,

И она звучала так:

- " Наш народ желает палки...

Это - истина. Но вот,

Хоть не шаткий и не валкий,

Отчего он духом жалкий?

Кто ж воспитывал народ?

Ведь, признаться, безобразьем

Занимались этим я,

Сталин, Ельцин, Шеварднадзе,

А на всей союзной базе

Так вся партия моя!

За какие-то полвека

Мы, забывши идеал,

Так забили человека.

Что он что-нибудь кумекать

Совершенно перестал!

Нет, не даром властью новой

Убеждён народ вполне,

Что, скотиной бестолковой,

Он живёт в дурной, суровой,

Дикой, варварской стране!

Оттого и кризис тоже,

Что, решив свободно жить,

Для решений мы не гожи...

Ничего вокруг не может

Современник объяснить!

Ельцин ловко дал нам фору:

Нас он предал, а потом,

В перестроечную пору,

Постепенно въехал в гору

На невежестве людском!

Но, раз сам он интеллекта

Не имеет, то велел

Без раздумья, без проекта

Всем глотать сувернитеты

И в разделе - преуспел!

Разгромив Союз сначала,

Не умея создавать,

Но, чтоб дело не стояло,

Вправо, влево, как попало,

Стал Россию он ломать!

Ельцин всплыл, и зло свершилось,

Он разрушил так наш край,

Как и Гитлеру не снилось,

У мусью не получилось,

Как не смог и сам Мамай!

Но довольно, хватит грязи,

Всюду смута, войны, смерть...

Нет, подобных безобразий,

До каких-нибудь оказий,

Не намерен я терпеть!

Человек с различным сбродом

Должен биться до конца.

Я мудрею с каждым годом

И теперь уж пред народом

Обличу я наглеца!"

Весь взволнованный и ярый,

Подтверждая мысль свою,

Что противник - стоит кары,

Отложил он мемуары

И давай писать статью!

Президента, без стесненья,

Обругал он за развал,

Как врага, а окруженье,

За России разоренье,

Шайкой прихвостней назвал.

Крепко Ельцину досталось.

Горбачёву ж оттого,

В миг, когда остыл он малость,

Слишком грубым показалось

Сочинение его.

Ведь закон у нас, что дышло,

Можно крупно пострадать!

Хоть ты местный, хоть ты пришлый,

Но, чтоб что-нибудь не вышло,

Президента - грех ругать!

Просмотрев статью с сомненьем,

Горбачёв подумал миг,

Но, не склонный к обостреньям,

Он решительным движеньем

Уничтожил черновик!

Зная власти суть отлично,

Он задумался не зря

И поэтому вторично

Стал писать дипломатично,

Про реформы говоря

Он писал, что путь - опасен,

Что жалеет он народ,

Что возврат на век - напрасен,

Что с реформами - согласен,

А вот метод их - не тот!

Он закончил сочиненье

И в редакцию послал

И ответ в уединеньи,

Впав в тревогу и сомненье,

С дрожью в сердце, ожидал.

Так он долго дожидался,

Сидя дома взаперти,

Суетился, волновался

И уже засомневался

В силе выданной статьи.

Стало вдруг ему казаться,

Что, среди других статей,

Труд его мог затеряться

И в корзине оказаться

Из-за мягкости своей.

Этак всё своё значенье

Можно было потерять...

Уж, задумав выступленье,

Надо было сочиненье

Посолидней написать!

Но тут в прессе обновлённой,

Вдруг раздался страшный гул -

Это Ельцин раздражённый

Словно царь и бог законный,

Гром и молнию метнул!

Ельцин страх навёл сначала,

А потом вот так сказал:

-- " Проучить пора нахала!

Чья коровы бы мычала,

Горбачёв бы - помолчал!

Что-то стал он слишком смелым,

Даже критику открыл;

Но спросить бы у пострела:

Что ж он сам не делал дела

В дни, когда у власти был?

Он ко мне, в делах служебных,

Вновь отнёсся, как к врагу;

Этих выпадов враждебных,

Беззаконных, непотребных

Потерпеть я не могу!

Что он стоит - всем известно!

Раз не может управлять,

Пусть признается в том честно,

Пусть своё он знает место

И не смеет мне мешать!"

Наш писатель растерялся

И невзвидел белый свет,

Потому что вновь попался -

Слишком грозным оказался

На его статью ответ.

Страх напал на Горбачёва,

Померещилось ему,

Что его, едва живого,

Как дружка его, Крючкова,

Волокут уже в тюрьму!

Чтобы сбить свой страх немножко,

Задрожав всем телом, он

Осторожно, словно кошка,

Мельком глянул за окошко, -

Там стоит автофургон!

Для него всё стало ясно,

И понятно всё вполне:

Он боялся не напрасно!

И, поняв всё, громогласно

Обратился он к жене:

- " Ты жена, моя отрада,

Приготовь-ка мне скорей,

Что в тюрьме для зэка надо:

Сала, масла, шоколада

И побольше сухарей!"

Горбачёв к большой дороге

Приготовился, но вот

Застучали чьи-то ноги,

И явился на пороге

Всем известный - Урмас Отт.

Он увидел, с удивленьем,

Что хозяин раздражён

Гостя ранним появленьем,

Потому-то, с сожаленьем

Помолчав, промолвил он:

" Я зашёл к Вам поклониться,

Расспросить про Вашу жизнь...

И ведь надо же случиться,

Что в вояж по загранице,

Вы, к несчастью, собрались.

Неприятен гость незваный,

И исчезнуть я готов,

Ведь у Вас вся жизнь - по плану;

Я ломать её не стану

И прошу лишь пару слов".

Горбачёв наш от испуга

Постепенно отошёл,

Отта встретил он как друга,

Мол, всегда готов к услугам,

И к себе его провёл.

Там, вопросов ожидая,

Он привычно путать стал;

Дал он гостю чашку чая

И, на спешку намекая,

Он примерно так сказал:

- " Я в режиме нерабочем

Время трачу, но уж пусть...

Вы вопросы, между прочим,

Задавайте покороче,

Я в поездку тороплюсь!"

Он напрасно торопился,

Урмас Отт был не дурак,

Лишь беседы он добился,

Тут же в кресле развалился

И гнусавить начал так:

-- " Э ... у... а... признаться честно,

На сегодняшний момент

Совершенно неизвестно,

Но всем очень интересно

Как живёт экс-президент".

Горбачёв наш был солидным,

И, к тому ж, он был добряк.

Но вопрос коварный, видно,

Было выслушать обидно,

И ответил он вот так:

- " Вы тревожитесь напрасно,

Хоть не баловень молвы,

Но живу ( и это ясно!)

Я по-прежнему прекрасно,

А вот как живёте вы?"

-- " Я?"

" Не Вы, а заграница.

Вы, естественно, не в счёт...

Как живут с народом лица,

Кем судьба людей вершится...

Им не холодно ещё?"

-- " Мне немножко непонятно,

Что хотели Вы сказать.

Ведь вернулись мы обратно,

Чтоб жить чисто, аккуратно,

Отчего нам замерзать?"

-- " Но ведь вы же отделились

От большого корабля.

И чего вы тем добились?

В год какой-то, очутились

Без бензина, без угля!"

Ну и что? Зато свобода!

Наши будни нелегки,

Ведь, с Семнадцатого года,

Вольность нашего народа

Погребли большевики!"

Птица высшего полёта,

В деле истину любя,

Горбачёв умом в два счёта

Простоту суждений Отта

Так отметил про себя:

- " Всем известен нынче стал ты,

О тебе все говорят

От Архангельска до Ялты,

Но, как многие прибалты,

Ты немного простоват.

Может быть, что мы не братья

В исторической судьбе...

Но кому твоё проклятье?

Коммунизма неприятье

Ум заклинило тебе!

Коммунизм им не по нраву!

Только что ни говори,

Их, по имперскому праву,

Вовлекли в свою державу

Россиян государи!

Чьё и в чём повинно племя,

Этим дурням объяснять,

Хоть долби их прямо в темя,

Бесполезно, только время

Драгоценное терять!"

Горбачёв, толпой холуев

Весь обложенный кругом,

Отта, в мыслях, критикуя,

Но подвох повсюду чуя,

Вслух сказал лишь вот о чём:

-- " Да, конечно, натворили

Мы в России много дел.

Только те, что победили,

Я хочу, чтоб нас простили,

Ведь прощать и Бог велел!"

Урмас криво усмехнулся,

Сразу уши навострил,

Как индюк какой, надулся,

К Горбачёву повернулся

И вот так заговорил:

- " Вас простят ли? Тут всё зыбко.

Предсказать я не берусь.

Будет разных мнений сшибка...

Но, скажите, где ошибка,

Что разрушила Союз?"

Горбачёв заволновался

И сказал, повременя:

-- " Где ошибка? Я старался

И нигде не ошибался,

Просто предали меня!"

-- " Хм... Совсем не ошибаться,

Это доля не для всех...

А вот как нам разобраться,

Где и как стал проявляться

Ваш особенный успех?"

-- " Мой успех? Для разъясненья,

Я о том бы так сказал,

Что спросил народа мненье,

И стремленье к единенью

Референдум доказал".

-- " Ха-ха-ха! Теперь над Вами

Я немножечко смеюсь:

Ваш успех был лишь словами,

Кто и где теперь Вы сами

Референдум и Союз?"

-- " Я о том - другого мненья,

Референдум - не слова,

А священное решенье.

Господа у населенья

Просто отняли права!"

-- " Что ж, дороги нет без терний...

Пусть обманут ваш народ,

Но, в глуши любых губерний,

Прав не может быть у черни,

Право есть лишь у господ.

Власть Советов, как химеру,

Сменит джентльменов совет...

Но спрошу я Вас, к примеру,

Вы закончили карьеру,

Как политик, или нет?"

-- " Нет, не сломлен я нимало,

Не оставлю я пути;

Пусть теперь мне трудно стало,

Но ведь это - лишь начало,

Все успехи - впереди!"

Журналист и мастер слога,

Зная, кто и сколько врёт,

Как всегда, не очень строго,

Даже с жалостью немного,

Так подумал Урмас Отт:

- " Пережил ты испытанье,

И, конечно, молодец.

Но нашёл ли ты призванье?

Нет, в твоём существованьи

Не начало, а конец!"

1993 год.

(Сюжет первой части попал ко мне в виде списка,

который я только переработал, остальные две части

самостоятельны).

Оставить комментарий © Copyright Рожин Павел Степанович Размещен: 07/01/2012, изменен: 07/01/2012. 292k. Статистика. Стихотворение: Поэзия		Ваша оценка:

Рожин Павел Степанович : другие произведения.

Перестройка 2