Мир умирал. Они чувствовали это каждой клеточкой своего тела. Чувствовали все отчетливее с каждым мгновением уходящего времени. Мир затухал, вял, гаснул.
Померкло солнце. Словно в страхе, с каждым днем оно пряталось все дальше от взоров своих детей. Оно запирало свои ласковые и теплые лучи за толстым слоем облаков, болезненным налетом покрывающих некогда голубое сочное небо. Их светило, их кормилец в страхе убегал от приближающегося конца, бросив их на растерзание наступающего холода.
Все злее становился ветер. Он бил все с большей жестокостью, пытаясь разорвать на куски. Превращал некогда мягкий поток ласкающего тело тепла в жалящие, колючие, режущие порывы омертвляющего холода.
И даже небо, их любимое небо, стало предателем под натиском надвигающегося на всех ужаса. Словно от отчаяния, в попытке забыться, оно вновь и вновь осыпало их леденящими потоками водяных игл.
Неумолим был дождь. Его капли были остры и сильны, они насиловали их тонкие нежные тела, забивая до смерти.
Исчезали краски. Сочный зеленый превращался в грязно-коричневый. Лазурный небесный перетекал в тоскливый серый. Лишь ярко-желтый, цвет одуванчиков, что росли на заре существования этого мира, все еще отстаивал свои права. Но и он сменял свою беззаботную яркость на ядовитость смерти. Желтый, что некогда был символом расцветающей жизни нового мира, стал вестником всеобщего конца.
Да, он видел, как уходили другие. Видел, как их тела покидали силы, как из них утекали все соки, как они бездушной массой медленно летели вниз в объятия смерти. Вся земля была усыпана трупами его братьев, мертвые недвижимые подобия его друзей и близких устилали ее словно ковром.
Сначала болезнь надвигалась незаметно, подкрадывалась тихо, к единицам. Когда первый из них вдруг сменил свой зеленый на цвет солнца, они не испугались. Они были удивлены - это показалось им чудом. Они восхищались, они любовались своим братом, неожиданно сроднившимся с самим небесным отцом.
А когда он умер, когда он неожиданно ослабел и вдруг покинул их, пришел страх. Когда желтый стал проникать в тела других, захватывая все больше и больше жизней, пришла паника. Когда желтый изгнал зеленый из их мира, когда он въелся в тела всех, пришло чувство обреченности.
Они знали, что это конец, знали, что он настигнет всех. Потому что мир умирал. В нем что-то сломалось, что-то пошло не так, и смерть объявила свои права на все, что существовало.
Нет, он тоже не боялся. Страх давно оставил его. Страх был, когда умирали первые из его близких, ужас владел им, когда сотнями умирали его любимые, усыпая своими телами далекую землю. Но когда болезнь захватила его самого, все это прошло. Осталась лишь тоска по ушедшим, да робкая надежда на то, что для него все закончится как можно скорее.
Когда ветер клещами вцеплялся в его тело, пытаясь оторвать, он не сопротивлялся, когда дождь острыми каплями пронзал его, он не прятался, а подставлял свое тело с благодарностью. Ему оставалось только ждать, и это ожидание было самым мучительным из всех испытаний. Он молил солнце и небо, молил смерть забрать его поскорее.
И когда это случилось, он был готов. Когда последние остатки сил покинули его, когда он не смог больше держаться, и ветер-палач сорвал его и понес куда-то, бешено кидая из стороны в сторону, его накрыла волна радости и какой-то безумной, больной эйфории. Безудержная всепоглощающая свобода вдруг захватила всю его душу, проникла в каждую клеточку, даря последнее наслаждение. Он парил, он летел словно птица, которым втайне, никогда никому об этом не рассказывая, завидовали все его братья. На пару мгновений ему было позволено обрести крылья, позволено попробовать на вкус упоительный, сладчайших нектар полного одиночества и полной свободы. А потом все закончилось. Жизнь ушла, вытекла наконец до последней капли из его тела. Мертвый, недвижимый, сухой, теперь он лежал на земле среди таких же как он трупов.
А повсюду слышался шорох падения все новых и новых жертв наступающего конца света. В мир пришла беспощадная осень.