Аннотация: У каждого свой путь, свои мысли... Я решила поделиться своими. Пока выставляю две части, в одной из которых речь идёт о мыслях, во второй уже кое-что о действиях...
Тёплые слезы неожиданно переполнили глаза и, выкатившись, рухнули на скользкий пластик карточки, которую я держала в руках. Буквы расплывались. Я не видела текста, но знала его наизусть. Карточка удостоверяла меня и всех остальных в том, что её владелец является немецким гражданином.
- Хватит плакать, всё позади! - успокаивали меня мои подружки, пришедшие поздравить с этим событием.
- Я уже думала, что ты все свои слёзы выплакала в борьбе за привилегию быть гражданкой Германии,- сказал Марина.
- Ну, ты так расстроилась, будто тебе звание Героя Советского Союза присвоили, причем посмертно,- добавила Ирка.
- Всё, хватит-хватит. Кидай свою победу в рюмку с шампанским и выпьем за новую жизнь. Вернее за жизнь в новом качестве.
- Сколько лет борьбы стоила тебе эта карточка?,- спросила Марина.
- Сколько лет? - повторила я, - Много... Я приехала сюда в 92-ом, но всё началось ещё раньше.
1. Первая мысль.
В 83-ем умер Брежнев и страну понесло в перестройку и какую-то никому не понятную демократию. Мы не очень-то обращали внимание на то, что происходит вокруг. Жили себе по-тихоньку. Но события раскручивались, изменяя привычный ход жизни. Что-то непонятное начало происходить с экономикой, появились горячие точки, где было по-настоящему горячо, стали отделяться неизвестно от чего республики...
Мы же жили в общем и целом по-старому, в привычном нам мире бронзовых статуй вождей и всеобщей однообразности. Обьявленная Горбачевым демократия означала для нас тогда ни больше ни меньше как свободу для рассказов анекдотов на политические темы. Мы всё ещё ходили на работу, боясь опоздать на две минуты, после чего честно отсиживая свои восемь часов, получали на руки в строго определнные дни своё пособие по безработице, называемое в те времена зарплатой. Хотя и нехотя, но посещали профсоюзные собрания. Участвовали даже в коммунистических субботниках, которые постепенно превратились в весёлые праздники весеннего шашлыка. Я воспитывала дочку, которой было тогда пять лет. Водила её, как и полагалось приличному советскому ребёнку, в различные кружки во Дворец пионеров. Вдруг ни с того ни с сего влюбилась. Плакала и смеялась, страдала и ликовала в минуты радости.
В общем, жила как все.
Как-то к вечеру я сидела на кухне, нетерпеливо ожидая своего милого с работы. Монотонно гудело радио:- В области собрали невиданный урожай зерновых... В Америке закупили бобовые... Машиностроительный завод перевыполнил план... В Нагорном Карабахе обострилась ситуация...
- На черта нам бобовые, если свои зерновые девать некуда,- комментировала я про себя, услышанные новости,- уж в крайнем случае поменяли бы наши зерновые на их бобовые. Хотя, впрочем, зачем им наши зерновые. У них, не бось всего навалом.
Вдруг зазвонил телефон.
- Ты чего там, не слышишь?,- спросила меня моя бабушка,- то сидит, прижавшись к аппарату, словно приклеенная, то как не слышит,- продолжала ворчать она из комнаты.
- А чего мне вскакивать? Только энергию зря тратить. Сашка полчаса назад позвонил, сказал, что с работы выезжает. А больше ни с кем я говорить не спешу, - думала я про себя, но всё же протянула руку к трубке.
- Аллё, солнце! Ты чего так долго не подходишь? Я уж думал, что тебя нет. Слава богу, что ты дома.
Я услышала родной волнующий баритон. Он ещё почти ничего не сказал, но внутри у меня всё сжалось - что-то случилось!
- Ты где?,- спросила я.
- Не волнуйся, пожалуйста! Я... задерживаюсь.
- Ты где?,- снова задала я свой вопрос, чувствуя уже самыми своими отдалёнными нервными точечками, что задерживается он не на час.
- Я в военкомате. Меня отправляют в Карабах.
- Не надо так шутить. Какой Карабах. Какого черта там делать. И при чем тут военкомат.
- Понимаешь, военкоматы получили разнарядку послать в Карабах немного мужиков. Там заварушка какая-то.
- Ну и ладно. Отметился и давай домой. Очень кушать хочется. Утро вечера мудренее. Там подумаем как открутиться. Не в первый раз,- сказала я, но почему-то уже четко поняла, что он не придёт.
- Нет, я не смогу приехать домой. Послушай, мне разрешили позвонить коротко, я не могу долго говорить. Сегодня мужиков с машиностроительного прямо с работы забирали, не дали им ни домой зайти, ни даже позвонить.
- Но ты же уже ушёл с работы, как ты-то в военкомат попал?,- шепотом спросила я Сашку, не в силах напрячь голоса.
- Военный наряд прямо на улице остановил, в автобус и... Короче, не волнуйся, пожалуйста... Мне нужно идти.
- Подожди, скажи им, что у тебя жена больная или ещё что-нибудь,- прокричала я первое, что пришло в голову.
- Не поможет. Там у одного мужика жена в больнице, ребёнка некому кроме него забрать из садика и тёща парализованная. В общем букет в наборе. И то не отпустили.
- Я сейчас приеду. Денег привезу, покушать... В каком ты...
- Не успеешь даже на такси. Автобусы стоят, народ уже рассаживают. Пожалуйста, не волнуйся,- хотя весь разговор он провёл в бодром тоне, голос его вдруг дрогнул, и он закончил как-то совсем тихо,- Я скоро вернусь, ты только дождись.
В аппарате пошли гудки. Сашка пропал. То ли ему нужно было срочно бежать к автобусу. То ли он не выдержал и не захотел, чтобы я услышала, как задрожал его голос. В моём мозгу лишь отпечаталось его "дождись". Меня охватил животный страх безисходности. И я завыла. Завыла как бык, которого неудачно ударили на бойне и он ревёт-воет, испытывая зверскую боль и предчувствие смерти. Завыла как человек, у которого отрывают часть тела. Завыла в полный голос, как, наверное, кричали женщины, получая похоронки в сороковых.
Я голосила громко, без слёз, просто орала, каким-то безумным голосом, вырываюшимся, как мне казалось прямо из желудка.
Когда я начала приходить в себя, увидела рядом свою бабушку и Светку, мою подружку-соседку по этажу. Светка присела у моих ног и пыталась вырвать, влипшую в мою руку, телефонную трубку.
Бабушка протягивала мне какую-то настойку в крошечной рюмочке.
- Хватит, в самом деле,- растягивала слова Светка на своём московском наречии.
Она была москвичкой, и стала моей подругой выйдя замуж за моего соседа.
- Что кто-то умер, что ли? Прекрати! А то сейчас бабка Галка со второго милицию вызовет.
- Сашку забрали в Карабах,- только и могла выдавить я.
- Что за ерунда? Как это забрали? Что война что ли?
- Забрали!,- снова закричала я во весь голос, будто Светка была виновата в этом.- Просто на улице забрали. Загнали как скот по автобусам и всё! Им пушечное мясо нужно. Народа набрали и без оружия в Карабах. Перед Москвой выслуживаются. Сволочи!,- рыдала я.
- Давайте, давайте, что там у вас в рюмке!,- Светка взяла из рук моей бабушки рюмку и понюхала,- Так это ж волокордин,- растеряно сказала Светка, а ей коньячку лучше и не такими порциями. Вы это, бабуля, сами примите, а я сейчас мигом...
Через мгновение Светка уже разливала коньяк.
- На-ка, выпей,- сказала она, поднеся стакан прямо к моим губам.
Светка стояла так близко от меня, что я почти упёрлась носом в её огромную грудь. Она была ростом с подростка, едва перевалив за полуторометровую отметку, но при её детском росте имела вполне взрослую фигуру. Её грудь была бы достаточно большой и для крупной женшины, а для Светки она была просто непосильной ношей.
- Ну, пей же, пей, говорю, - повторяла Светка. Её огромная грудь качалась перед моим носом и мне казалось, что она вот-вот окончательно прижмётся ко мне своими огромными грудями и задушит. И в самом деле мне стало не чем дышать, голова закружилась и я поплыла. Воспользовавшись этим, Светка буквально влила в мой рот коньяк.
- Вот и чудненько,- обрадовалась Светка.- Всё обойдётся. Ничего страшного не произошло. Вернётся твой Сашка, никуда не денется. Но они в самом деле обалдели - мужиков на улице хватать. Действительно, сволочи!, - трещала Светка словно не обращая на нас внимания, а потом вдруг повернулась резко и, глядя прямо мне в глаза спросила - И долго ты будешь всё это терпеть?
Этот вопрос, наверное, и стал моим первым шагом из России. Во всяком случае первым мысленным шагом. Первым толчком для движения мысли от туда.
Сашка вернулся через три дня. Просто позвонил в двери. Мы со Светкой бросились его обнимать, смеясь и плача одновременно, не веря его возвращению и теребили, щипали, будто хотели удостовериться, что это не сон. Он обмылся, набросился на еду и только лишь после проглоченных нескольких кусков, смог ответить на наши вопросы.
- Ну, рассказывай! Как вырвался?
- Да, бабы нас отбили.
- Какие бабы?,- хором спросили мы.
- Шахтёрки, - давясь пытался рассказать Сашка,- Эти идиоты-военные перестарались. Не только заводы почистили, но и с шахт мужиков набрали. Так у них, у шахтёров, бабы сами как огонь. Такой скандал подняли - забастовки, демонстрации, голодовки. Иностранных журналистов призвали. Времена другие. Раньше бы никто и пскнуть не посмел. А теперь...
- Ну, и что дальше. Вас всех распустили по домам? В Карабахе-то ты был?
- Нет. Народу столько набрали, свезли в казармы за городом. Кормить не чем. Одежды нет. Самолётов не хватает. Ну, стали нас группами переправлять в Карабах. До меня очередь только сегодня дошла. Нас подняли в воздух, сказали, что через час на месте будем, а мы там часа три болтались. Думаем, что такое, нас что через Турцию перкидывать будут или все аэродромы переполнены, сажать некуда. Потом приземлились, смотрим в окно, а там наш аэропорт. Как там у Маршака - а приехал я назад, а приехал в Ленинград.
- А короче, нельзя, - снова вмешалась Светка.
- Да, собственно и всё. Выгрузили и прямо на поле сказали, что жены шахтёров кипишь подняли и правительство велело это акцию приостановить. Пока мы в воздухе висели, этот вопрос и решался, вот они нас и не сажали, ждали решения. Так что я до Карабаха не долетел, слава богу!
- Ну и хорошо, всё позади. Жив-здоров, родненький,- радовалась я, подкладывая Сашке в тарелку жирные кусочки жареной свинины.
- Чего хорошего-то?, - удивлённо спросила Светка,- вас как свиней в машины кидают и на бойню отправляют, а вам всё хорошо. Ну и люди. "Совки", одно слово!
- А ты сама-то кто, "лопата" что ли?,- засмеялся Сашка.- Что предлагешь делать?
- Да дёргать надо от сюда, пока при памяти. Вспомните потом, что предупреждала, да поздно будет.
- Хо-хо, дёргать! Куда? Кому мы нужны? И как? Прикажешь границу переползти. Или с парашютом выброситься.
- Ты не насмехайся, а прислушайся к Светке,- прервала я Сашкину болтовню.- Она всё ж москвичка, ближе к роздаче, больше знает.
Что делать будем, а, Свет?
- Поедем в Москву, пойдём в американское посольство, возьмём анкеты и запишемся в Америку.
- Что, так просто?,- удивилась я.
- Ну, не совсем просто. Но и не сложно. Не так как раньше во всяком случае. Попробовать надо. Под лежачий камень...
- А что, действительно, надо попробовать, нам тут терять нечего, кроме собственных цепей, как правильно указали классики,- залихватски подхватил Сашка.
Уже через две недели мы приземлились в доблестном внуковском аэропорту города Москвы. Через час были в крошечной Светкиной московской квартире.
- Ложитесь спать, завтра на дело пойдём,- сказала Светка, когда мы расстелили какой-то матрац между диваном её мамы и холодильником, - нужно поехать в посольство пораньше, чтобы первыми заскочить и потом ещё успеть куда-нибудь.
- Ты думаешь мы туда не одни будем?,- с сомнением спросила я.
- А то? Теперь туда запросто от нечего делать народ захаживает, не то что в прежние времена. Так что пораньше придём, первыми зайдём.
- Слушай, а там, наверное милиции больше, чем людей. Мы припрёмся рано утром, а нас за одно место и в кутузку. Чего, мол, под посольствами вражеских стран отираетесь? Может, позже пойдём, когда народу на улицах побольше, в толпе затрёмся и незаметно так в посольство и юркнем?
- При чём тут поспать... Поспишь тут у тебя. С одной стороны холодильник рычит как бешеный, будто пугает, чтоб в него никто не влез. А с другой, того и гляди мама ночью надумает в туалет и с просони на меня встанет.
- Не волнуйся, у нас часто люди ночуют. Я привыкла - сначала проснуться надо, а потом уж вставать, чтобы ни на кого не наступить, - успокоила меня Светкина мама.
На следующее утро мы с оглядкой и некоторым волнением отправились в посольство Соединённых Штатов. Выядя из метро, мы сразу же увидели не в далеке величавое здание посольства с гордо торчащим вперёд флагом Америки. Внутри прошелестела волна беспокойства, будто мы затеяли что-то постыдное или даже преступное. Однако мы заметили, что впереди под пёстрым американским флагом скопилось достаточно много народу. Родная милиция там тоже присутствовала, но было не похоже, что кого-то собираются грузить в воронок. Наоборот, милиционеры как бы охраняли порядок и любезно подсказывали как пройти к посольству.
- Вот, что значит живём в демократические времена!,- бодро сказала Светка.- Езжай, куда глаза глядят. Никому нет дела до этого. Хоть, вот в Америку.
- Ага, наши отпускают, потому, что никто нас к себе не зовёт,- ответил Сашка.
- Не каркай,- огрызнулась Светка.
Мы подошли к зданию, у которого бурлила толпа. Никто не прятался, все громко переговаривались и на душе стало поспокойнее - мы не одни такие нехорошие, желающие сбежать из России. Вон их сколько, и никто не стесняется,- подумала я.
От входной двери тянулась очередь, разрастись в ширину которой не давало металлическое заграждение. Как в магазинах. Мы пристроились в конец очереди.
- Вы, девушка, сюда не пристраивайтесь!,- тихим интеллигентным шепотом сказала дама впереди,- мы тут три дня дежурили, чтобы войти, а вы сразу влезть хотите? Лезут всюду без очереди. Привыкли. Даже в Америку хотят без очереди проникнуть.
- Да, хватит вам, женщина, - прервал её Сашка,- не хотим без очереди. Мы же не лезем в двери, а в хвост пристроились, чего ещё вам нужно?
- Я вам не хвост, мы тут практически - голова.
- А где же хвост?,- удивились мы.
- Пройдите за угол, там идёт запись. Запишитесь, потом каждый час отмечаться надо. А как ваша сотня в голову попадает, тогда уже сюда и выстраиваетесь.
Мы прошли к пункту переписи, где шло формирование сотен. Записывались не спеша, опыт у народа по этой части накоплен большой. Получив свой порядковый номер, мы стали оглядываться по сторонам. Народ был очень многоликий - сутулились высокие брюнеты, поджимали животы толстые блондины, пытались молодиться немного подержаные бывшие леди, придавали себе важный вид совсем молоденькие мальчишки. Много было явно русских, но легко просматривались также лица других национальностей и народностей нашей огромной родины - от горных кавказцев до северных коряков.
Мы боялись пропустить перекличку и, решив никуда не уходить, через час уже перезнакомились с собратьями по сотне и чувствовали себя абсолютно уютно.
- Вы тоже пятисотенцы?,- тепло спрашивали нас.
- Нет, мы уже в шестую попали,- отвечали мы.
- А-а,- тянули нам вслед сочувственно, будто разница в несколько номеров отдаляла нас от них на вьезд в Америку на несколько лет.
Все разговоры были об одном и том же - куда лучше ехать и куда легче попасть. Вопрос - стоит ли ехать, не возникал ни разу. Не обсуждались также и причины отьезда. Это было ясно всем и не подлежало дискутированию.
- А вы не знаете куда ещё берут?,- раскуривая сигаретку спросила высокая блондинка с пышной грудью.
- Таких, как вы, девушка, возьмут куда угодно,- ответил парень, протягивая зажигалку и восхищённо загядывая в глубокий вырез малиновой майки, плотно облегаюшей женские достоинства блондинки.
- Ну, а если серьёзно?
- Вам лучше к Шведам. Скажите, что вы сексуальное меньшинство и вам тут нет житья от гетеросеков. Прихватите подружку и валите к ним. Авось, поверят и примут. А что, правда, у них ведь всё можно.
- Вы думаете есть шанс?,- заинтересованно переспросила девушка, явно уже начав перебирать в памяти кого бы она могла представить к щведскому двору в качестве партнёрши, тьфу, черт, партнёра.
- Конечно, и какой шанс!,- оживился парень,- А партнёршей возьмите меня. Я в самодеятельности как-то даму играл, здорово получилось. Так что юбку одену и пойдём. Подруга-то и не должна быть сильно женственная, лучше даже если буду я. У них и подозрений не возникнет. А что, классная идея?,- всё больше распалялся парень от такой перспективы.
Вскоре мы заметили, что блондинка с парнем откололась от толпы и, весело хохоча, куда-то направилась. То ли они решили, что вместе им и в России хорошо будет и решили никуда не ехать, а, может, всё же пошли брать Шведов!
- А в Австралию вы пробовали?,- спросил солидный дядька с бюрократическим животиком.- Там анкеты тоже дают. А система отбора лучше, чем здесь. Американцы берут неизвестно на каком основании, а у австралийцев система баллов. Можете сразу же сами подсчитать сколько баллов вы имеете. Я, например, не прохожу по возрасту, ну, никак.
- Да-да,- вмешался парень с рыжей бородкой,- Если у вас хорошая специальность, опыт работы, отличные знания языка и возраст 30 лет, то возьмут. Очень просто.
- Да не очень просто,- вставил слово, сплёвывая себе под ноги, другой знаток австралийской эммиграционной службы,- если ты отлично знаешь язык и тебе мало лет, то ты берёшь сразу 50 очков, но откуда у тебя будет в 20 лет отличное образование, а тем более многолетний опыт работы? А если ты уже отучился и отбарабанил на службе срок и получаешь за это свои очки, то тебе уже не достаточно мало лет и язык забыл за ненужностью! Вот такая чехарда.
- Если бы мы составили одну анкету на всю семью, вписав туда каждый свои достоинства, то набрали бы нужное количество баллов,- сказала полная дама с длинными красными ногтями.- Мой муж закончил Баумана и проработал много лет на закрытом заводе, я - отлично владею языком, а Лёнечка, наш сын, достаточно молод!
- Нам этот вид эммиграции вряд ли подойдёт, - прошептала я Сашке, - у тебя кроме возраста ни одного плюса не найдёшь.
- А у тебя-то что есть?,- обиделся Сашка на меня.
- У меня, кроме возраста, есть знания языка. Подзабытые, но я бы их реанимировала. Ради Австралии, конечно.
- Не ссорьтесь,- прошипела Светка, инженер пищевой промышленности, вряд ли знающая сама, что это означает.
- А что на счёт Израиля? Есть сведения?,- таинственно спросил худой прыщавый парень.
- Ну, в Израиль, молодой человек, проще простого. Туда всех берут. Я бы тоже поехал, только мне там климат не подходит. Жарко очень.
- А я сдамся в Израиль,- вдруг громко пробасил рыжий здоровый мужик,- если больше никуда не возьмут, черт с ними, обрежусь, надену ихнюю шапку и в Израиль.
- А кто вы по национальности, на самом деле?,- с сомнением в голосе спросила девушка с огромной сумкой через плечо.
- Хохол я, из-под Киэву,- гордо ответил рыжий,- а кака мне разница?, скажу эврей!
- Но ведь там война, могут в армию взять?,- сомневалась девушка.
- А тут, что, не могут взять?,- спросил хохол.
- Ну, не знаю, в Израиль - страшно как-то.
- А где нынче не страшно, - резонно ответил мужик в кепке, здорово напомнивший мне Ленина.
К концу дня мы имели полную информацию о том, что сдавать анкеты нужно в разные места, мы имели адреса всех посольств и картину шансов на успех.
На второй день, когда мы знали практически всех по именам, с нами заговорил незнакомый мужик с авоськой, из которой торчал кефир.
- Поздно вы надумали,- сказал он.
- Что поздно?,- переспросил кто-то из наших.
- Сдаваться в Америку поздно надумали,- повторил мужик с кефиром,- Я тут за углом живу. Каждый день в гастроном мимо хожу. Так ещё с год назад американцы сами за руку хватали прохожих и предлагали ехать. А теперь вон вас сколько, куда ж они всех возьмут.
Этот короткий разговор подпортил наше настроение. В глубине души разрасталось, и так уже зародившееся, сомнение. А тут этот дядька с кефиром. Народ на некоторое время ушел в себя, притих. - Не слушайте никого,- первым встрепенулся Сергей Петрович, под кличкой "лысый".- Америка большая, всем места хватит.
- И вообще, это исторически эммиграционная страна, должны всех брать,- безаппеляционно своим трубным голосом заявила массивная Маргарита Сидоровна, просившая называть её Риточкой.
Эта тема, однако, была всем нам неприятна и мы быстро перешли на обсуждение более важного вопроса - нужно ли мужчинам в израильской службе предьявлять обрезание.
Через три дня мы наконец попали в здание. Последнюю ночь мы очень волновались, готовясь к беседе с представителями посольства. Долго обсуждали, что нужно сказать, а что умолчать. Все советовали указывать по возможности свои еврейские корни. Оказалось, что за все свои неприятности, евреи теперь всюду имели преимущества. Даже в Америку их брали в первую очередь.
Напряжение возрастало и к пяти часам дня, когда появилась опасность того, что и сегодня мы не попадём внутрь, неожиданно открылась дверь и дежурный впустил очередную порцию страждущих. С трепетом перешагнули мы порог амереканской территории.
- Берите анкеты поскорее и не толпитесь здесь,- сказал служащий, пахнущий чем-то чужим.
- А собеседование?,- удивлённо спросили мы.
- Берите анкеты, дома заполните, а потом бросите в ящик, который висит на улице.
- А потом?,- не понимающе продолжали допытываться мы.
- Потом вас пригласят.
- А я могу взять анкеты для родителей?,- спросила я.
- Можете.
- А для подруги с семьёй?
- Берите сколько хотите. Только быстрее,- нервно торопил американец, сохраняя при этом лучезарную голливудскую улыбку.
Мы были зажаты всё тем же ограждением и не могли ни отойти в сторону, ни задержаться. Нас подпирали задние и через пару минут мы уже были вытолкнуты из здания на улицу. Всё произошло так быстро, что нам показалось, что мы вовсе не были в посольстве. Только анкеты в руках и остатки резкого запаха одеколона единственного американского служащего, которого мы видели, свидетельствовали о том, что мы всё же побывали у американцев. Но ощущение, что это был первый и последний раз, почему-то усилилось.
- Зачем ты анкет столько набрала?,- спросила Светка по дороге домой,- тебе, что правда для кого-то нужно?
- Нет, не нужно. Я сама не знаю зачем. Просто ничего никогда лишнего не бывает. Лучше выбросить, если останутся, чем потом не хватит,- ответила я.
Дома мы внимательно изучили анкеты. Оказалось, что заполненные бланки, можно сдать прямо в посольство, а можно выслать в Америку, где собственно и решается вопрос о приёме.
- Ну вот, а ты говорила лишние анкеты,- сказала я,- заполним по большой программе - на каждого человека по одной на русском и по одной на английском языке и бросим здесь, а ещё всё тоже пошлём для подстраховки в Америку. Кто знает, куда главнее. Может, здесь их сразу в мусор отправляют, а те анкеты, что туда попадают рассматриваются.
- Ну ты голова,- восхищённо сказал Сашка.- А кто это всё заполнять на английском будет?
- Я. Говорила же, что кроме возраста имею ещё плюсы, а ты не верил.
- Верил-верил, солнце моё. У тебя столько плюсов, что тебя нужно без очереди в Америку пустить,- сказал Сашка, радуясь, будто мы уже почти уехали.
На взятие американского посольства ушло три дня. У нас осталось ещё пару дней до отьезда и мы убили их на остальные пункты сдачи анкет. Но пробежались мы их, правда, на скорую руку, так, для галочки. Сдав в Америку по четыре анкеты на каждую персону, мы были практически уверены, что поступили умнее всех и имеем шансов в четыре раза больше, чем другие.
Оставалось только ждать.
И мы ждали. Ждали месяц, два, четыре. Через полгода мы почти перестали думать об Америке. Проходя мимо почтового ящика, не испытывали больше трепета и волнения. Мы начали понимать, что в Америку нам не попасть.
Наверное, дядька с кефиром был прав - мы просто опоздали.
2. Последняя надежда или первая попытка.
- Сидите,- не то утвердительно, не то вопросительно, но явно осуждающе, сказала Светка, зайдя к нам.
- Сидим, Светка, а что ещё делать в такое пекло? - вяло отозвалась я.
На улице стояла невыносимая августовская жара. Кондиционеров на всех не хватало, да и элементарного вентилятора у нас не имелось. Трудно сказать, где было жарче - на улице или в квартире. Когда нам казалось, что дышать нечем и от стен пышет жаром, как в духовке, то мы распахивали все окна и двери, делая сквозняк. Но через некоторое время, мы начинали чувствовать, что из открытых окон к нам проникает, отнюдь, не ветерок, а горячий воздух. Уличный жар заполнял все уголки квартиры и мы снова, пытаясь спастись от него, закупоривались внутри.
Лениво развалившись на диване, мы смотрели телевизор. На столе стоял трёхлитровый баллон с любимым Сашкиным прохладительным напитком. Он разводил банку варенья водой из-под крана и постоянно охлаждал напиток кусочками льда, которые периодически доставал из морозилки.
- Сидим вот, - подтвердил Сашка,- и ты садись. Пить хочешь?
- Что пить-то? Бурду твою?
- Не зуди, - миролюбиво отозвался Сашка,- очень вкусно.
- Ну, вы и пассивные,- продолжила Светка нудно, всё-таки глотнув предложенного ей напитка, - сдали анкеты и успокоились. Ждут, что им разрешение на вьезд в рай на дом принесут.
- Ладно тебе, активная,- вяло сказал Сашка,- сама тоже ждёшь. Или каждый день в посольство названиваешь и интересуешься темпами продвижения очереди?
- Не звоню. Но кроме Америки есть и другие страны. Вот, например, Германия. И в Европе, кстати.
- И дальше что?
- Не понимаете намёка?,- удивлённо переспросила Светка, и не дождавшись ответа, продолжила - Слушай, да если бы у меня подруга в Берлине была, я бы уже туда давно проникла. У тебя ведь Мартина, с которой ты вместе в Университете училась вроде в Берлине живёт?
- Ага, в восточном. Дальше что?
- А вы что телевизора не смотрите, новостями не интересуетесь? Нет теперь разницы между восточным и западным. Всё, обьединились ребята.
- Ну а нам что с того?,- продолжала не понимать я.
- Неужели не ясно?,- возмутилась моей недогадливостью Светка,- да ехать надо срочно в Берлин и там...
- И что там?,- спросила я.
- Там на месте разберётесь. Главное туда попасть, пока не поздно. В Америку опоздали, хотите и в Германию опоздать. Туда ехать надо, а там уж подскажут. Та же Мартина... Или ещё кто. У тебя, по-моему, в Берлине ещё кто-то есть. Господи, да я бы на твоём месте уже давно чемоданы паковала.
- Ну хорошо. А почему срочно. Мартина никуда не денется. Можно и попозже поехать, как жара спадёт.
- Ну ты даёшь,- выдохнула Светка, подавившись вишней из компота,- жара спадёт...,- только и повторила она, не зная даже что сказать на эту невиданную глупость. Она закашлялась, потом фыркнула и глотая слова, продолжила,- К западным немцам попасть невозможно. К ним нужна вьездная виза помимо приглашения. А к восточным достаточно, чтобы тебя кто-то пригласил. ОВИР подмахнёт и всё, кати. Сейчас немцы обьединились, но ещё пока можно проехать по восточному гостевому приглашению, то есть в обход немецкого посольства. Теперь понимаешь?
Я начинала понимать. Хотя и с трудом. Ну, выпрошу я приглашение у Мартины. Ну, приеду я в Германию. Что делать дальше? Какой мне толк с Германии, даже обьеденённой, если мне там жить нельзя. Где? Как? На что? Вопросы кружили голову. Но Светка наступала. Она заразила меня своим азартом и я позвонила Мартине.
- А, это ты,- обрадовалась моя студенческая подруга,- конечно, сделаю приглашение, приезжайте. А то по-русски поговорить не с кем. Раньше хоть с Шамилём говорили. Он теперь без работы, злой, так мы почти не разговариваем. Только ругаемся. Так что я по-русски скоро одни ругательства помнить буду.
- С каким шмелём она там по-русски разговаривает,- поинтересовалась Светка, внимательно слушавшая наш разговор по громкой связи.
- Да это её муж-араб. Учился у нас в мединституте. Назад на свою историческую родину ехать не очень-то хотел. Женился на Мартине и вместо оккупированной территории попал в обьединённую Германию.
- Вот так ход,- восхитилась Светка,- прямо в дамки.
- Да брось ты, любовь у них была несусветная. А общались они на русском. Она не говорит по-арабски, а он по-немецки не фурычит, вот и приходится общаться на международном русском языке.
В конце сентября мы получили желанные приглашения и отправились в ОВИР, дающий советским гражданам разрешение на посещение иностранной державы. Жара уже была не та, что в августе, но когда мы подошли к нужному зданию нам показалось, что окунулись в пекло. Народ заполнял улицу на два квартала вокруг. Все нервничали. В воздухе чувствовалось электричество. Оказалось, что ОВИР работал со старыми приглашениями последнюю неделю. С октября Германия обьединялась на официальном основании, окончательно и бесповоротно. Ворота закрывались. Оставалась последняя неделя, чтобы юркнуть в щелочку западного мира.
В пятницу вечером, за полчаса до закрытия ОВИРа, что означало для нас практически за полчаса до закрытия Германии, мы зашли в кабинет и получили необходимый штампик.
Когда мы вышли на улицу, нас бил озноб. Озноб радости. Радости того, что в этот раз мы успели. Успели получить свой билет в
желанный стольким нашим соотечественникам западный мир. Но вместе с тем нас бил озноб страха. Страха неизвестности. Страха непонимания того, что нам предстояло пережить. Нас охватывало противоречивое чувство восторга и ужаса, какое, наверное, испытывает человек, собирающийся впервые прыгнуть с парашютом.
Через несколько дней мы прибыли в Берлин. Мартина, кроме, безмерной радости поговорить на русском, вспомнить счастливые студенческие годы, ничем нам помочь не могла. Её абсолютно не интересовала возможность остаться в Германии.
Наш разговор был похож на разговор двух глухонемых.
- Мартина, мы хотели бы остаться в Германии. Ты не знаешь, как это можно сделать?,- спросила я.
- Нет, не знаю,- отмахнулась Мартина,- А ты помнишь, как на втором курсе Славка Крутой всех уморил со смеху?
- Помню, помню,- также коротко ответила я и продолжила,- Может, ты узнаешь у кого-нибудь, как мы могли бы остаться?
- У кого узнать, даже не знаю,- отозвалась Мартина и тут же вернулась к интересующей её теме,- где он сейчас, не знаешь?
- Кто, Славка? Да где ему быть, в России. Он теперь действительно крутой, передавал тебе привет. Тоже, кстати, хочет дёргать. Ну так, что посоветуешь?
- Что ты имеешь в виду?,- удивлённо спросила Мартина и я поняла, что её абсолютно не трогает моя ситуация и она не собирается решать мою проблему.
Меня стал охватывать страх бесполезности нашей поездки. Вполуха слушая болтовню Мартины, и пытаясь впопад что-то ей отвечать, я по-тихоньку начала осозновать весь авантюризм предпринятой нами попытки приехать и остаться.
- Кому мы тут нужны на этом чужом празднике жизни?,- думала я про себя в перерывах между репликами,- Где работать? Языка не знаем. Кто нас возьмёт? Где жить? У Мартины можно остаться дня на два-три, а потом что делать? Только деньги на дорогу выбросили. Всё Светкины дела. Сама бы ехала. Сейчас сидит себе дома, в тепле и ждёт новости из-за кардона. "Узнайте там всё как следует",- все уши прожужжала. А мы, как два дурака, поехали.
Перед сном я поделилась своими мыслями с Сашкой.
- Да, ладно, не жалей. Во-первых, Берлин посмотрим. А, во-вторых, у нас ещё два телефона есть. Завтра позвоним Леночке, Светкиной бывшей подружке по Москве. Светка её здорово хвалила. Говорила, что девка в доску своя. Если что знает, обязательно поможет. А потом к твоей Эллке, или как там её зовут, поедем. Они - наши, русские, обязательно что-нибудь подскажут.
Утром, сильно волнуясь мы позвонили Леночке. Светка сказала, что когда-то ела с ней кашу чуть ли не из одной тарелки. Леночка вышла замуж в западный Берлин и Светка кроме пары писем за последние несколько лет от неё ничего не слышала, но уверяла нас, что, узнай Леночка от кого мы прибыли, и жить пустит и накормит в тяжёлую минуту.
- Кто? От Светы? От какой Светы, не пойму?,- сонно переспрашивала нас Леночка,- Вы меня разбудили. Я ничего не соображаю. Говорите внятно, чего вам от меня надо.
- Пошла она,- зашипел Сашка,- брось трубку. Разбудили. В полпервого дня.
- Это она нам нужна, а не мы ей. Всех будешь посылать, домой поедешь,- сказала я ему и вытолкола из телефонной кабинки.
- Помните Светочку с Черёмушек? Она потом замуж вышла и к нам перехала...
- А, Светка?,- наконец вспомнила Леночка подругу по детской песочнице,- а при чем тут вы?
- Дело в том, что мы хотим остаться здесь. Света скзала, что вы можете помочь.
- Вы с ума сошли,- возмутилась Леночка, будто я попросилась у неё жить, причем навсегда - чем я-то могу помочь?
- Может быть мы к вам подьедем,- заискивающе-ласково сказала я,- поговорим. Нам только совет нужен. Вы всё-таки здесь давно живёте, посоветуете что...
- Да о чем тут говорить! Не знаю я что вам советовать. Придумала тоже Светка, кому попало мой телефон давать.
- Мы ни кто попало. Мы её хорошие друзья,- попыталась я защититься.
- Ладно, тогда передайте ей привет, когда увидите,- сказала Леночка, которую нам так и не суждено было увидеть и повесила трубку.
Я вышла из будки и чуть не заплакала.
- Слушай, здесь, что воздух заразный? Почему люди так меняются? Там готовы последнее отдать, а тут прямо акулы капитализма, а не люди,- возмущался Сашка.
- Ну, не надо так. Не все люди меняются. Эта Леночка, наверное, и там была не очень душевной. Может, Светка забыла или не знала, что Леночка стерва, а не подруга.
- Ладно, последний шанс. Звони Эллке.
С Эллкой мы учились в школе. Потом она вышла замуж за восточного немца и переехала в Берлин. Мы с ней никогда не дружили, но совместное школьное существование и знакомство, пусть и не близкое, но на протяжении долгих двадцати лет из тридцати возможных, давало право на звонок.
Эллка не только не обрадовалась, но и немного растерялась, явно не ожидая меня в гости. Но в отличии от Леночки она не нашла повода, чтобы отказаться от встречи. Собственно и я была понастойчивее. Во-первых, Эллку я знала самолично. Во-вторых, я просто заговорила её, спросила адрес и, не дав ей долго раздумывать над ответом, положила трубку.
Эллка встретила нас сухо, по-западному. Советское шампанское, принесённое нами, по-хозяйски убрала в шкаф, поставив на стол наполовину пустую бутылку сухого вина и какие-то засохшие солёные палочки и орешки. Не зная что привезти в подарок, мы решили прихватить бывшей нашей соотечественнице что-нибудь вкусненькое с её бывшей Родины. Небрежно убирая коробку шикарных шоколадных конфет, банку черной икры и пакет настоящего деревенского мёда, она небрежно сказала:
- Зря вы тащили всё это, мы тут ни в чём не нуждаемся. Вы, наверное, голодные. Может, покормить?,- скорее для приличия спросила Эллка.
- Ну, в общем-то, немного бы перекусили,- набравшись смелости сказала я,- до тебя пока доберёшься, проголодаешься.
- Я же тебе сказала, что живу в новом районе и метро ещё не ходит. Чего вы такси не взяли?
На этот вопрос я решила не отвечать, тем более, что Эллка уже направилась в кухню. Через некоторое время она крикнула оттуда:
- У меня собственно ничего такого нет. Могу сосиски сварить. Вам по одной или по две?
- Если можно, то лучше по две,- ответила я.
- А к сосискам картошки сварить или с хлебом будете?,- снова раздался вопрос из кухни.
- Ну и сволочь, твоя Эллка,- прошипел Сашка мне в ухо.
- Тише,- испугалась я и громко выкрикнула,- Эллочка, а можно и с картошкой, и с хлебом. Мы ведь русские ещё. Это ты тут онемечилась, настоящей европейской женщиной стала,- противно льстила я Эллке за одну лишнюю сосиску и кусок хлеба. Видимо, я попала в точку. Эллка расстрогалась на мои комплементы и, когда мы пришли на кухню, где нас ожидали две тарелки с едой, то помимо картошки с сосисками и хлебом, мы увидели помидор разрезанный пополам. Сама она есть не стала, а облокотившись на кухонный столик с печалью смотрела на нас, как смотрят, наверное, на бедных родственников, которые наскучили своими визитами.
Но к Эллке мы пришли не зря. Потратив кучу денег на подарки и на дорогу к ней, мы кроме сосисок с картошкой, получили ещё ценную информацию ради которой собственно и ехали.
- Остаться хотите?,- переспросила Эллка и продолжила,- замуж выйдешь за немца и останешься.
- Как же я могу замуж выйти, если я Сашку люблю?
- Ну, либо любовь, либо апельсины. Нужно что-то выбирать,- философствовала Эллка при живом Сашке будто его не было рядом.