Продолжаю тебе рассказ про нашего деда. Дела на фронте в середине июля ещё более ухудшились. Немцы рвались теперь к Смоленску и с запада, и с северо-запада и с юго-запада. Заслон уменьшили, перебросив часть бойцов на другие направления. А оставшимся пришлось через несколько дней влиться в строевую часть и продолжить борьбу с врагом на передовой. Но до этого было два столкновения с немцами.
Отходили на новое место, не ночью, как обычно, а на рассвете. Арьергард шёл вместе. И вот человек 50 бойцов, политрук и мл.лейтенант сапёр при 4 пулемётах двигались по дороге. Было около 4 часов утра. В это время на фронте бывало затишье. Немцы ещё спали, а дневные полёты у них ещё не начинались, зато ночные уже кончились. Шли быстро, как только могли идти. Вдруг на дороге увидели разбитый мосток через какую-то речонку, а возле него валялись перевёрнутые, обгорелые, раскрученные машины. Валялись в беспорядке так, как их застал налёт. Хотели пройти мимо, как вдруг увидели лежавшие на земле деньги. Много денег. Вывалились из перевёрнутой машины. Политрук приказал заслону остаться, а остальные ушли. И вот 12 человек стали ползать по земле и собирать эти деньги. Политрук вначале хотел их вынести, но их было так много... В машине лежало несколько трупов в форме НКВД и ВОХР. Нашлись какие-то бумаги на деньги. Политрук стал записывать номера серий, купюры, количество. Зажгли костёр. Дед вспоминал: "Хорошо, хоть, что пострадало лишь несколько мешков из доброго десятка. А то бы так там и остались". За работой пролетело время, а уже гудят моторы и мотоциклетная орда на соседнем пригорке. Развернули пулемёт, и началась перестрелка. Немцы особо не лезли, видать, это была их разведка. Постреляли, умчались. Теперь жди обстрела, а то и бомбёжки. Но тут догорел костёр, политрук заставил всех расписаться в бумагах, и потащились дальше. А через пару километров наткнулись на нашу оборону.
Гитлеровцы стали выбрасывать в наш тыл небольшие десанты для ударов по транспорту. Стояли в карауле. Скачет колхозник. Возле их деревни приземлился десант. Немцев человек 40, движутся к дороге в нескольких километрах в тылу. Тут проезжали грузовики. Погрузились, поехали. У дороги было место, удобное для засады. Политрук повёл всех туда. Забрали с собой шофёров и каких-то возниц, попавшихся навстречу. Всего наших было человек 18-20. К рощице, удобной для засады, вёл вдоль поля овражек с ручейком. Политрук ещё сказал, что, мол, если они сюда не выйдут, тогда меня расстрелять надо. Вышли. Бой был скоротечным, но кровавым. У немцев все были с автоматами МП-38, было 2 пулемёта, полно гранат. Их разведка, наскочив на наших, отстреливалась до конца, и хотя полегла вся, но дала время занять им оборону. Политрук с единственным у нас автоматом ППД-40 поднял в штурмовую атаку. Бежали на свинцовый лай MG и МП. Пули свистели так жутко, что в ушах стоял сплошной свист. Добежали до овражка и закидали гранатами. Пулемёты враз смолкли. Нервы у "суровых героев Нарвика и Крита", как звал их доктор Геббельс, не выдержали, и немцы бросились прямо через поле в рощицу. Погнались за ними. Рощица была крохотной, но густой. Вломились в кусты, ослепли от веток. Тут показал своё превосходство автомат политрука. Вырвались вперёд, а рядом из кустов вылетают трое детин с автоматами. Дед решил, что конец. Выстрелил, промазал, но тут политрук срезал их всех одной очередью. И сразу навалилась тишина. Потом вытащили из кустов двоих пленных. Те с ужасом взирали на бойцов, а те с удивлением на них. Привели офицера (хотел застрелиться, но ему прострелили руку). Орал, но бинтовать не давал. Скрутили, забинтовали, затих. Притащили ещё пятерых раненых. Всего их было в десанте 42. Осталось 8. У нас 9 человек погибли, 4 были ранены. Тут на дороге появилась машина с солдатами - сдали им пленных. Стали хоронить убитых. Отправили в тыл раненых. Собрали трофеи. Тут приехал на коне какой-то командир и приказал всем занять оборону возле переправы через Днепр километрах в десяти к востоку (в тылу). Пошли туда.
Как вспоминал дед, всё то, что довелось ему увидеть до этого боя, было лишь прелюдией к тому, что произошло у переправы. Огонь, бомбы, трупы на дорогах, смерть товарищей - было по сравнению с тем, что пришлось испытать, всего лишь "детской прогулкой". Днепр он увидел тогда только раз, да было это через три дня непрерывного боя, в который немцы тогда, как ему казалось, вложили всё, что скопилось у них за почти два года Второй Мировой: злобу, наглость, силу, самоуверенность и изуверство. Нужна была им победа, грезилось скорое окончание кампании, как они считали, и кидали они в бой всё, что могли. Днепр в том месте неширок. Метров 500-600 от силы. До войны ходил в этом месте паром, а в тот суровый июль сапёры навели наплавной мосток, куда по мере трагизма ситуации устремился неуправляемый поток беженцев. Сразу переправиться не могли, конечно, все, и по берегам ворошился огромный бивак. Не было среди этой гигантской многотысячной толпы войск (разве что раненых вывозили). Но гитлеровские изуверы с маниакальной яростью бросали на эту толпу женщин, стариков, детей, машины и скот большие силы авиации. С раннего утра и до глубокого вечера над переправой кипел нескончаемый воздушно-надводный бой. Пара зениток и три счетверённых пулемёта не могли остановить волны бомбардировщиков, сыпавших на переправу все виды германских бомб, хотя и сбили около десятка гитлеровских бомбовозов. Нитка моста рвалась, вновь сшивалась, а река после каждого налёта несла трупы, кровь, обломки. Немцы решили любой ценой перерезать эту коммуникацию и окружить наши войска западней Смоленска. На это направление они бросили несколько дивизий (среди них танковую) и быстро двигались к цели. А у самой цели их ждали мы.
В тот день, занимая отрытые кем-то окопы прямо поперёк просёлка (от шоссе к переправе), дед ещё не знал, что им всем предстояло вынести. Командовал разношёрстной группой заслона какой-то майор. В форме зенитчика (ВВС) он выглядел очень странно. С ним ходил человек в военном френче, но без знаков отличия (как оказалось, секретарь райкома партии). Спускался в окопы, говорил с каждым: "Войск в тылу нет. За Днепром - станция, там ожидаются войска, но когда ещё они будут... А если пропустим немцев, то тысячи людей найдут свою смерть, тысячи попадут в плен". С переправы сняли зенитку и установку зенитных пулемётов. Была ещё 45-мм пушка, царская (76-мм) и броневичек с 45-мм пушкой. В обороне было человек 400, почти батальон. Вооружены были пёстро. После двух дней осталось чуть больше сотни. Немцы появились часа через три после того, как заняли окопы. Оборона упиралась флангами в лес и заболоченную пойму какой-то речушки, притока Днепра. Мотоциклисты, как ни странно, сразу не сунулись. Зато появились самолёты. Четыре девятки "Юнкерсов" закрутили адский круг. Была у них такая карусель: кружатся и по одному бомбят с бреющего. Но тут дали себя знать зенитчики. От прямого попадания зениткой взорвался в воздухе "Юнкерс". Огненный шар взрыва порушил всю немецкую карусель. А тут ещё пулемётчики подбили второй самолёт. И он прямо из пике врезался в землю. Взрыв был страшный, и воронка была метров в 50. Все бомбы взорвались сразу вместе с самолётом. Немецкие лётчики не стали прицельно бомбить, а побросали бомбы кто куда - часть даже в лес, где никого не было, и убрались восвояси. Но тут ударили миномёты, и из-за речушки выползло 19 танков. Часть из них почти сразу же увязла в пойменном лугу, а остальные открыли огонь с места, но не атаковали, а стали вытаскивать застрявших. Проковырялись часа с два. Тут подоспел у немцев обед, и они утихли. Вдоль окопов пробежали командиры, пересчитали бойцов. Следом стали раздавать гранаты. Давали каждому по противотанковой, две лимонки и по бутылке с бензином (немцы их звали "молотовский коктейль"). Вдруг начался сильный артобстрел. Все попрятались по окопам. Земля ходила ходуном. Потом дед слышал, что немцы выпустили не менее 100 снарядов среднего калибра. И тут атака. Танки полезли по дороге, парами, цугом. Ударили наши пушки. От выстрела зенитки слетела башня у головного Т-III. Заполыхал и второй танк. Но немцы сбросили их с дороги и вновь ползли вперёд. Снова начался обстрел. 6 танков успели вылезти на твёрдый грунт, пока на дороге не подожгли новую пару. Они развернулись веером и пошли прямо на окопы. Извергая огонь из пушек и пулемётов, поднялись на склон. Вновь ударила наша артиллерия, и ещё два танка встали, подбитые лёгким огнём. Но остальные, крутясь среди воронок, вползли на позицию. И началась бойня.
От выстрела танковой пушки переломился ствол у зенитки, а зенитчики бросились врассыпную. Тут ударило "царское" орудие и подбило ещё танк. Но другой раздавил его. Один танк начал "утюжить" окопы. Ползал, крутился, раздавил пулемёт, но тут и нашёл свою смерть. Сразу несколько бойцов кинули в него бутылки с бензином, и он заполыхал. Из него выкатились немцы, орут, катаются по земле. По ним никто не стрелял, понимали - обречены. И точно. Поорали, покатались и остались лежать, только дым от них шёл. Оставшиеся танки развернулись и ушли обратно. И вновь начался обстрел. Затем новая атака. Теперь танки двигались вперёд, пока наши окопы были под обстрелом. Их стало 12. За ними появилась и пехота. Страшно высовываться из окопа, когда гремят взрывы и осколки свистят в воздухе. Но надо. "Отсекать пехоту", - передали по цепи. И началась исступлённая стрельба. Немцы прятались за танки, залегли, но перебежками двигались вперёд. У нас било, не переставая, два оставшихся орудия. Броневичек был вкопан в землю по башню, она крутилась и стреляла. Загорелось сразу три танка. Тут 5 танков пошли на 45-мм пушку. Она смолкла. Но танки только дошли до окопов, а им навстречу полетели бутылки и гранаты. Две машины стали, три попятились, ведя огонь. Четыре танка наползли на позицию, где был дед. Пехоты за ними уже не было. Залегла где-то сзади. Страшно, когда бронированное чудовище наползает на окоп. На бруствере лежала трёхлинейка, так от приклада щепки только полетели. Дед вжался в дно окопа. Жар, духота, смрад сгоревшего бензина, неимоверный грохот обрушились на него. Танк прошёл, а пот и слёзы катились по лицу, гудело в ушах, тряслась земля. Но только танк перевалил окоп, как и в него полетели бутылки с бензином. Они лопались на броне, бензин стекал, а тут любая пуля - и вот, горит, проклятый. Прополз немного, встал. Открывается боковой люк, а туда кто-то лимонку. Взрыв. Откуда-то из-под танка вылезли два шатающихся немца все в чёрном и в коже. Их тут же застрелили. Оставшиеся танки, пятясь и отстреливаясь, ушли. И вновь начался обстрел. Били в основном по тому месту, где был броневик. Снаряды рвались вокруг башни, но попасть на большом расстоянии в точечную цель практически невозможно. Вокруг всё было изрыто воронками, а броневик жил, периодически выпуская снаряды по врагу. Опустились сумерки. Обстрел стал стихать и скоро прекратился вообще. Начали собирать раненых, хоронить убитых, обносить патронами и сухарями. Кто-то сбегал за водой к лесному ключу, закурили самокрутки. Первый натиск выстояли.
На рассвете деда растолкал старшина. Политрука ранило, и теперь командовал он. "Миша, принимай отделение", - приказал он. Отделение состояло из трёх человек. Четвёртым был дед. Винтовки у деда не было, остались гранаты и наган. Но, полазив по разбитым окопам, дед раздобыл новенький полуавтомат СВТ и два цинка патронов к нему. Располагались на фланге, у леса, где он кустарничком переходил в пойму речушки. Танков отсюда ждать было нечего. В отделении был трофейный MG с четырьмя коробками (по 50 патронов) и гора лент. Когда-то всё это захватили у десантников. Всходило солнце. Ударили миномёты и пушки, заходила ходуном земля. Обстрел был долгим. И вновь пошли танки. Теперь их было 10. Вновь под прикрытием артогня они преодолели низину и разошлись веером по склону холма. Пехота за ними валила густо. "Не меньше батальона прёт", - сказал кто-то. Ударили и мы. Заговорила пушка с броневичка, полыхнул один из танков. Шесть танков наносили удар в центр нашей обороны, они поднялись по склону и закружились меж воронок и подбитых ранее машин. И опять им навстречу полетели бутылки и гранаты. Встало сразу две машины. На фланге густо валила пехота. Так много немцев дед ещё не видел. Рукава гимнастёрок-френчей засучены, лица какие-то осоловелые (видать, шли в атаку пьяные), озлобленные. Бегут огромной толпой и орут что-то нечленораздельное. Но тут по ним ударил счетверённый зенитный пулемёт. Он выкашивал целые толпы. Падали как снопы. Сразу стало светлее, а склоны покрылись буграми тел. Но немцы не отступали. Залегли, развернули пулемёты, и началась настоящая пулемётная дуэль. Одна группа немцев под шумок боя влезла в пойму и вышла прямо на окопы отделения. Человек 30, бегут, стреляют, орут. Лица озверелые, прямо не люди идут в атаку, а звери. Дед стал палить по ним из винтовки, заорал пулемётчикам: "Огонь!", но те чего-то медлили. Немцы поднялись уже на склон, и всего каких-то 50-60 метров отделяло их от нас. И тут ударил MG. Он бил веером по всей цепи. Цепь развалилась на глазах, поредела, залегла. MG прошёлся по лежачим, и немцы не выдержали, стали отползать под огнём. Но ушли единицы. (Позже лазили туда - насчитали 27 трупов). В центре танки ворвались на позицию, но сразу заполыхало две машины, и уцелевшие развернулись и ушли. Весь склон был усеян трупами. Лежали целыми горками. Вновь начался обстрел, но немцы почему-то били за позиции обороны. По склону стали ползать их санитары и выволакивать раненых. По ним никто не стрелял. Пушка в броневичке умолкла: видать, кончились снаряды. И тут появились бомбовозы.
Небо потемнело от чёрных точек. Все попрятались в окопы. И заходила ходуном земля. Такого налёта дед не видывал никогда больше за всю войну. Отбомбится одна девятка, ей на смену идёт другая, потом ещё и ещё. Два часа продолжался этот ад. Бомбы поднимали в воздух куски немецких трупов, стоял сладковатый смрад сгоревшего тела, першило в горле. Окопы засыпало землёй. Отбомбились, самолёты ушли. И вновь по склону полезли танки, тремя цепями пошла пехота. Танков было 7. Но они беспрепятственно дошли до окопов, а вот пехоту удалось на время положить. Два танка пошли на фланг. Один шёл и крутился над обвалившимися окопами, второй бил из пулемёта вдоль них. Махины приближались. Казалось деду, что это конец. Но вдруг из "проутюженного" окопа вылетела граната прямо стрелявшему танку под гусеницы. Тот встал. Башня крутилась, извергая огонь. Но пули и снаряды летели высоко. Тут второй танк "прикрутился" к дедову окопу. Стал "утюжить" соседний пустой окоп. Дед дождался, когда он повернётся задом, и метнул гранату. Рвануло так, что бросило деда на дно окопа. Повалил дым. Из дыма выскочило четверо немцев, стали палить из пистолетов в сторону окопов дедова отделения. Тут подал голос MG - все четверо остались там. Из подбитого танка выскочило тоже четыре немца и удрало. По всей линии обороны, там и тут, полыхали или стояли подбитые танки, а их экипажи удирали в тыл. Тут показалась цепь немецкой пехоты. И вновь ударил зенитный пулемёт (из 4 максимов). И вновь склоны покрылись трупами. Немцы побежали назад. И вдруг наступила такая тишина, что стало больно в ушах. Дед думал, что оглох. Но тут услыхал крики из окопа, где был MG. Бросился туда.
Отделение перестало существовать. Один из солдат, скрючившись, лежал на дне окопа, намертво вцепившись в винтовку - он был мёртв. А другой перевязывал третьего. Осколком тому зацепило руку выше локтя. Дед стал помогать бинтовать его. Потом, поддерживая раненого, повёл его в тыл. Там он увидел жуткую картину: немецкий танк раздавил окоп с ранеными бойцами, превратив всё в кровавое месиво. Деда вырвало. Тут подбежал какой-то человек с повязкой "красного креста": "Давайте раненого!" Оказывается, подошли повозки, подвезли боезапас. Дед отправил раненого в тыл, получил патроны, гранаты, консервы, сухари, несколько пачек папирос. В повозке лежали ящики с водкой. Бойцы подходили, брали их. Возница объяснил, что вывозили какой-то магазин и, вот, велели всё отдать на передовую. Подошёл майор, наорал на возницу, побил оставшиеся бутылки. Дед успел пару унести. Вернулся в окоп. Вечерело. Сели с бойцом, выпили, поели. В тот день дед выпил целую бутылку водки, но хмель не шёл. Руки и ноги дрожали. Приткнулся к стенке окопа, но сон не шёл. Боец задремал, а дед долго сидел курил, вспоминал прожитую жизнь. Невдалеке перекликалось наше боевое охранение, да немцы пускали гроздьями ракеты. Наконец, он задремал. На рассвете его разбудил майор: "Кто у вас старший?" - "Старшина". "Его убили. Будете Вы. Мы уходим на новую позицию, прикроете нас. Снимитесь через час после нашего ухода. Вот вам часы", - снял, дал деду. Из заслона осталось четверо. Сидели с пулемётом, ждали смерти. Но рассвело, а немцы не лезли. В 7 утра снялись и отошли на новую позицию.
В последующих письмах я продолжу этот рассказ, но хотелось бы узнать твоё мнение об этом. Может быть, горькая память прошлого не нужна тебе? Всего доброго.