Аннотация: Василий сориентировался на новом месте, прошел "акклиматизацию". Из-за не возможности вернутся домой, начинает активно участвовать в жизни нового мира, влиять на события.
Русь заповедная: часть II - Дела державные.
Однажды, еще до прихода вестника от волхвов, за несколько дней до того, когда Василий в обеденное время шел очередной раз на источник за водой...
Народу по улице шаталось не много, городские жители в обеде себе не отказывали и трапезничали, примерно, в одно и то же время. Но у источника, когда до него добрался Берестов, все еще была очередь в полдюжины человек. В тот момент свои ведра наполнял молодой парнишка лет тринадцати. За ним стояли две не молодые женщины, обсуждая между делом одну свою знакомую. Затем шел пожилой мужчина лет шестидесяти, а подле него шептались две юные девицы и бросая мимолетные взгляды на Василия и похихикивали меж собой.
Берестов за все время своих походов к источнику обратил внимание, что за водой приходят девушки и женщины всех возрастов, юноши - вернее подростки и пожилые мужчины не моложе пятидесяти лет. Взрослые же мужчины между, возможно, восемнадцатью и пятидесятью годами на глаза ему у источника не попадались ни разу.
По все видимости, появление Берестова, мужа в цветущем возрасте, вызывало усмешки у ветреных девиц.
Пожилой мужчина стоявший в очереди был ему знаком, он приходил к колодцу каждый день после полудня. В последнее время они изредка перебрасывались парой слов не о чем, просто, что бы скоротать время в ожидании. Вот и в этот раз, завидев Берестова мужчина первым с ним поздоровался и начал как обычно говорить о погоде, потом посетовал на то, что на соседней улице, какие-то нерадивые ямокопатели повредили водопровод доставлявший воду к соседнему источнику. И теперь, пока его не починят, многие будут хоть к их колодцу за водой и в очереди придется тратить больше времени.
Василия немного удивило то что в городе есть водопроводная вода, он конечно же спросил, что не лучше было бы просто вырыть колодец и не мучится с водопроводом. На что его собеседник поведал, что в большой город стоит на плохом месте и вода в колодцах вырытых тут как правило дурная, от нее можно заболеть нехорошими хворями. Еще он сообщил что и их источник так же наполняется по водопроводу. А трубы сделаны из дубовых стволов в скорлупе, и если внимательно посмотреть вглубь колодца то можно заметить выходной конец трубы. Но вот пояснить, что значить труба в скорлупе он не успел, ибо настала его очередь у подъемника. Наполнив свои ведра, он сразу же ушел, а Берестову пришлось ждать пока не управяться смешливые девицы.
В этот раз он оказался последним у источника, потому прежде чем наполнять свои ведра он заглянул вглубь воды старая высмотреть, что же там есть, но солнце стояло высоко и светило прямо в колодец, вода сильно отражала, и не было возможности что-либо разглядеть.
На обратном пути Василий проходил мимо одного старого, но справного двора, рядом с калиткой стояла скамья, на которой сидел щуплый старичок и подле него с десяток ребятишек от пяти до двенадцати лет. У него на коленях лежала толстая книга в кожаном переплете, он что-то читал детям вслух. Судя по всему, они устроились тут совсем не давно, так как когда Василий шел к источнику, их тут еще не было, да и книга была только начата, дедулька едва ли успел прочесть пару страниц.
Берестов прислушался и услышал следующее:
- ...И Пред-Было во Тьме Златое Яйцо Родово, и раскололось оно пополам по Воле Родовой, и вышел из него Сам Род. И повелел Он, чтобы одна половина Яйца стала Явью - Миром Зримым, а другая стала Навью - Миром Сокрытым, кои Правью Вышней - Самой Силой Родовой в равновесии утверждены.
Василия это заинтересовало и он остановился напротив читающего, поставил ведра с водой на землю, делая вид что решил передохнуть, а сам слушал во все уши что читал ребятне старичок.
- Поднял Духовзор Род, и стало Небо, не Тьма, но Свет, и полетел по нему Ясен Сокол - Белобог. Опустил Духовзор Род, и стала Земная Твердь, не земля, но Земь, и заворочался под ней, вылезая наружу, Черный Ящер - Чернобог... И разделилось Небо, по Воле Родовой, на Небеса: стало Светом Златым вверху и Хлябями Небесными внизу...
Тут читающий заметил симулирующего чужака и прикрыв книгу, удерживая палец меж страницами, что бы не потерять то место где он читал, насупив брови с явным недовольством посмотрел на нежеланного слушателя.
Берестов нехотя поднял ведра и гложимый любопытством пошел своей дорогой.
Донеся воду до корчмы и наполнив бочонок с питьевой водой, он обнаружил, что воды там еще не достаточно и ему пришлось делать дополнительную ходку.
Старец в окружении детворы седел все там же и продолжал читать книгу. Василий замедлил свой ход стараясь как можно больше расслышать из того, что вылетает из уст чтица:
- ...Из Перводеревьев - Дуба и Березы - создал отец Всевышний тела будущим людям, первым на Земле: Мужу да Жене, ныне почитаемых нами Пращурами: Древними Дидом да Бабою, в коих Сам Род Вседержитель Нетленный Дух Свой Вдохнул...
Дедок заметил глазеющего на них чужака, но в этот раз его взгляд упал на грудь Берестову в просвет расстегнутой рубашки, где поблёскивал серебряный крестик. Чтец тут же захлопнул книгу, с некоторой настороженностью во взгляде он поднялся со скамьи и обратился к детворе:
- А ну ребятки пойдемте ка в ограду, я вам там почитаю.
И они всей гурьбой завалились внутрь двора.
На обратном пути, неся воду, Василий, проходя мимо двора, куда зашли накануне дед язычник со своими слушателями, и навострил ушки. Хотя он и услышал голос чтеца, он уже не мог разобрать, что тот бормочет. А ему так хотелось разузнать, что же это за книга, подержать ее в руках почитать. Любопытство его просто разъедало. Но помня реакцию старика, он понимал, что к книге его не подпустят и лишнего не скажут.
Язычник читал какую-то языческую книгу и ему христианину её точно не дадут. С другой стороны, язычник ли этот дед или один из "Родоведов". Книгу он читал такую, в которой говорилось о создателе - Роде, но он слышал и видел слишком мало, что бы делать выводы.
В целом язычники не любили жить в городах, особенно в больших. В городах преимущественно обитали христиане, язычники же все больше селились по весям. Видимо не нравилась им атмосфера городов - поселения огороженного от природы, такая жизнь не соответствовала их духу, укладу их жизни.
Он успел заметить, что городские жители христиане в целом хорошо относились к язычникам, между которыми они не делали различий - верят они в божков или в единого создателя и прочими нехристианам. И все же язычники не любили города еще по одной причине.
Как-то раз, из разговоров гостей корчмы Василий услышал, что разные религиозные фанатики сильно досаждают язычникам, как объявится какой ревнитель веры, то собрав толпу таких же как он, невменяемых первым же делом вел к какому-нибудь двору, где жили язычники и зачинали чинить непотребства. На это его собеседник заметил, что если не будет язычников, то фанатики пойдут жечь магометян, не будет их пойдут жечь латинцев, а если вообще никого не будет, то пойдут искать "неправильных" христиан, по их усмотрению. Таким неважно кто ты им важно пожечь, у них одна цель ублажить свою ничтожность. И оба они пришли к единому мнению, что беспуты всем опасны в своем беспутстве.
Берестов долго обдумывал потом эту связь между религиозными различиями, фанатиками и ничтожностью человеческой.
Вельможа в дорогой одежде, глядя вслед подымающемуся по лестнице Берестову, уселся на лавку прямо в зале для гостей, а молодцы его сопровождавшие, так и остались стоять у входной двери, не меняя позы.
Василий в своей коморке отведенной ему для житья Евдокией, сестрой Буяна переодел рубашку, натянул свой простецкий и уже видавший виды полукафтанец, пригладил руками волосы и одел шапку, подаренную Вольхом на болотах. После чего вернулся к вельможе. Тот, завидев Берестова, встал и, не дожидаясь пока он спуститься, поднялся со своего места, вышел наружу, но молодцы остались стоять на своих местах.
Василий вышел следом за вельможей, а за ним по пятам следовали молодцы, снаружи оказалось еще двое, они так же стояли по сторонам от входа. Но как только их новый подопечный оказался на улице, все они поспешили к своим коням. Посыльные были верхом, но лишнего коня при них не было, из этого следовало, что ему придется идти пешком.
Хотя всадники и не спешили, Василию же пришлось поспешать очень быстрым шагом, чуть ли не бежать. Вельможа ехал впереди, за ним, чуть отстав двое молодцев, следом полубежал Берестов, а за ним с равнодушными минами ехали остальные.
Естественно в таком темпе он не мог глазет по сторонам и разглядывать, что творится вокруг, заботился только о том, что бы поспевать и не на роком споткнуться обо что-нибудь.
Вели его к верхнему городу, это он понял сразу. Если же им по пути кто встречался, то встречные всегда почтительно уступали дорогу, с любопытством глазея только на Берестова. Он же в таком положении принялся обыгрывать в уме разные нерадостные ситуации. Почему-то у него возникло чувство, что его сегодня обязательно бросят в проруб. Хотя он не видел для этого никаких оснований, но в душе, словно заноза ныла гнетущее чувство какой-то безысходности. Воображение рисовало темное подземелье, колодки на руках и ногах, цепи и пыточные орудия. Верзилы палачи начнут его жечь каленым железом и выпытывать страшные тайны.
"Ну, прямо Мальчиш Кибальчиш!!!" - подумалось Василию.
Отогнав негативные мысли, он решил подумать в трезвом ключе над всей ситуацией. В целом он не видел причин для того, что его бросали в заключение. Он помог в спасении княжны, какого-либо непотребства никому не чинил. А запирать его из-за того что он чужак, он опять же не видел смысла. Но вот непонятное чувство его не отпускало и причин этого он не мог постичь.
В скором времени они вошли в верхний город миновав ворота находящиеся под присмотром полдюжины ратников. Въезжающих они не останавливали, видимо хорошо их знали, а старший из охранения, коротко кивнул головой вельможе, ехавшему во главе процессии.
Верхний город оказался довольно просторным, не смотря на то что здесь все было из белого камня улицы оказались раза в два шире чем в большом городе.
Они довольно быстро миновали два квартала белокаменных палат и оказались на просторной площади. Выложенной разноцветной брусчаткой, из которой, как успел заметить Берестов, складывались вполне осмысленные узоры. Но вот что там было выложено, ему не удалось разглядеть, их путь пролегал через площадь к особенно роскошному двору, видимо, княжескому. Шли они мимо постамента установленного в центре площади на котором покоилась не то колонна не то стела белого цвета, вершину которой увенчивало восьмилучевое солнце. Довольно странное сооружение по мнению Василия, не типичное для русской архитектуры. Но с другой стороны, откуда ему знать, как должна выглядеть архитектурная стилистика мира практически тысячу лет изолированного от их мира.
Народу, в верхнем городе попадало в поле зрения не много, и все они производили впечатление занятых людей, да и одеты они были не в пример богаче тех, кто жил в других районах Новограда.
Когда компания приблизились к воротам, закрывающим доступ в княжеский двор, они вдруг отворились изнутри. Похоже, их давно ждали. Четверо молодцев сопровождавших вельможу и чужака остались за воротами, а сам вельможа, оказавшись во дворе, слез с коня и передал своего жеребца одному из привратников. И только тут он первый раз посмотрел на своего запылённого подопечного, скорчил гримасу неудовольствия, но ничего не сказала и, сделав приглашающий жест, последовал к роскошному крыльцу терема. Крыльцо парадного входа оказалось двухуровневое, к нижней площадке вело три лестницы в семь ступеней с разных сторон, над площадкой покоился навес о четырех резных колоннах измалеванный спиралями почти всех цветов радуги. А сам навес увенчивала фигурная крыша в стиле бочка, крытая позолотой. От нижней площадки к верхней вела широкая лестница так же с навесом, но с простой двухскатной крышей, опять же с позолотой.
На площадке перед входными дверьми стояли два молодца при полном оружии, в кольчугах, но в шапках, шлемы все же имелись при них, но пристроенные к поясу. Все было почти точно так же как в фильмах про былинные времена, только вот стражники не имели бердышей, как это было в фильмах, и вели себя довольно праздно и беззаботно. Один подбоченившись стоял и грыз соломинку второй скрестив руки на груди, насупившись подпирал косяк входных дверей.
И даже при появлении вельможи они не шелохнулись, лишь слегка приветственно кивнули ему и тут же с любопытством уставились на его подопечного. Вельможа сам отрыл входные двери и прошел внутрь, ничуть не заботясь о том, идет ли следом за ним чужеземец или нет.
За дверью оказалась просторная зала с высокими сводами, исписанная узорами в солнечных тонах, в ней находилось трое важных мужчин о чем-то чинно беседующих меж собой. Приметив вошедших, самый высокий из троицы подал голос:
- Онуфрий Данилович, ты кого это привел?
Но вельможа отвечать не стал, отмахнулся. Но вопрошавший не отставал:
- Это случаем не тот ли чужеземец, что княжну спас?
- Он самый! - отозвался на этот раз вельможа, не сбавляя хода.
Вся троица, как гусаки вытянули шеи, пытаясь получше разглядеть "спасителя", но с места не тронулись и более вопросов не задавали.
Названный Онуфрием, с идущим по пятам Берестовым, пересек залу, наискось направляясь к дверям в правой стене. Не задерживаясь, прошел через них, там оказалась еще одна лестница, ведущая на второй этаж, преодолев два витка, они повернули влево, прошли еще несколько уже не больших помещений и дверей разделяющих их. По пути им иногда попадались люди, но одеты они были попроще и всегда кланялись вельможе, а он же на них никак не реагировал. Из этого Василий сделал вывод, что это всего лишь прислуга.
Наконец они еще раз повернули налево, потом направо и, дойдя до двери в правой стене, Онуфрий Данилович открыл ее, но заходить не стал:
- Входи, и жди здесь, тебя позовут!
Берестов вошел, двери за ним тут же затворились. Он оказался в помещении с полукруглым потолком, противоположная стена оказалась глухая, в левой же стене имелось два парных не больших окна, зарешеченных, а за ними в шагах десяти заграждала обзор белая стена какого-то строения. Вдоль стен, по всему периметру помещения, шли резные лавки и более тут никакой мебели не имелось. Дверь тут еще была в правой стене, судя по всему, там находилась не тронная зала, возможно, там располагался рабочий кабинет князя или приемная какого-нибудь "секретаря".
Василий сел на лавку тут же рядом с входом и принялся ждать. Ждал он долго, но по прошествии часа, он вдруг сообразил, что его мурыжат перед аудиенцией, как это делали цари в былые времена. Ему тут же вспомнился фильм про Ломоносова, где гениальный ученый был вынужден ждать царской милости целый день. Это значило, что он тут просидит еще не один час возможно даже весь остаток дня. Но в тоже время он был уверен, что его теперь точно не упекут в какой-нибудь проруб. От этого осознания стало даже как-то веселей. Видимо, возникшее по дороге неприятное чувство было спровоцировано надменностью его "конвоя" и переживаниями последних дней на почве безрадостных вестей от Волхвов.
Почувствовав облегчение, он встал, прошелся по комнате, размялся после долгого сидения и принялся разглядывать рисунки на стенах. Но этого хватило лишь на полчаса. Тогда он снова уселся на свое прежнее место и решил вопреки всякой логики вздремнуть. Устроившись поудобней у него и вправду получилось заснуть.
Проснулся он сам, все было по-прежнему, по его прикидкам проспал он часа полтора, возможно больше. Тело достаточно сильно затекло, он встал и немного размялся, походил по комнате и сель на прежнее место. Тут ему в голову стукнула дурная мысль, заняться отжиманием или покачать пресс... Хотя тут же появилась контр мысль, а зачем, у него и так все в порядке.
Но тут отворилась правая дверь, и за ней показался невысокий седобородый мужчина. Василий сразу же его признал - это был Борис Белокаменский. Он приоткрыл дверь лишь на половину и сделал головой приглашающей жесть, мол проходи.
Берестов не стал задерживать знатного вельможу и чуть ли не бегом подскочил к дверному проему. Не открывая дверь настежь, он просочился в образовавшуюся щель проема, осторожно прикрыл её и сделал пару шагов внутрь, остановился. Эта комнатка оказалось вполовину меньше той в которой он ожидал аудиенции, но зато светлее. Во фронтальной стене имелось две пары сдвоенных окон а в правой аж две пары строенных.
Перед фронтальной стеной относительно того места где кончались окна, ближе к углу стоял добротный дубовый стол за которым сидел сам князь, он что-то писал в одном из свитков, коих валялось на столе не менее дюжины. Плюс ко всему на столе лежало несколько книг в кожаном переплете, две чернильницы из одной торчало перо, а вторым писал князь. Справа от него, у левой стены, возвышался добротный шкафчик с множеством малых дверок. Напротив стола у глухой стены оставшейся за стеной Василия покоилось два солидных сундука.
Борис сел на лавку у правой стены совсем рядом с окном и принялся за ним что-то выглядывать.
Князь пару минут не обращал вообще никакого внимания на вошедшего. И только когда собрался в очередной раз макнуть кончик пера в чернильницу, приметил гостя. Без лишних церемоний он указал кончиком пера на скамью супротив себя с другой стороны стола.
Берестов не мешкая прошел до указанной лавки, осторожно сел и принялся ждать, осторожно разглядывая князя.
Гавриил Мстиславич оказался светлым мужчиной лет пятидесяти, возможно моложе, окладистая светлая бородка скрадывала его истинный возраст, делая князя старше. Лицом он был приятен можно сказать что и привлекателен с правлеными чертами лица. Сквозь кожу едва приметно проглядывали бледные конопушки. Но с Милославой они оказались мало похожими, единственное, что она унаследовала от черт лица своего отца, так это глаза.
Князь дописал последнее слово, поставил перо в чернильницу, посыпал свою писанину песочком, или чем-то похожим на него, свернул сверток и отбросил в сторону. После чего он внимательно посмотрел на Берестова.
- Так вот ты каков, Василий Федорович, - произнес Гавриил после минутного молчания.
- Каков есть, - гость немного растерялся.
- Благодарю тебя за спасение моей дочери!
- Не благодарности ради... - начал было Василий.
- Знаю, знаю! - тут же прервал его князь. - Вольх мне сказывал, что ты хорошо учился.