Ждать у костра более было нельзя, погода ухудшалась, капли весеннего дождя с шипением падали на окружающий хлам. Джо поглубже укутался в брезентовый дождевик, втянув руки в рукава, выглянул на момент из контейнера в надежде разглядеть в темноте хоть что ни будь. Фред ушёл в направлении зарницы более двух часов назад, и теперь Джо жалел, что не пошёл с ним. Оставаться одному в таком привычном, но опасном месте значило обречь себя на медленное сумасшествие.
Свалка, а точнее просто огромная помойка, была единственным местом, которое в своей жизни видел Джо. Беспросветные обломки былой цивилизации, простирающиеся от горизонта до горизонта. Остовы выброшенных за ненадобностью вещей, по иронии истории единственное, что сохранилось от былой блестящей роскоши человечества. Все эти сломанные тостеры, пустые консервные банки, разбитые телевизоры, покорёженные машины, останки некогда удобной мебели были приютом для Джо вот уже двадцать лет. И ни что не наполняло его мир кроме свалки.
Была правда, ещё эта зелёная зарница, возникающая над западным горизонтом каждую ночь. Она была заменой былых звёзд на небосводе, и заменила мечты таинственностью. Вечная пелена облачности, на которую проецировалось зелёное сияние чего-то далёкого, непонятного. Фред рассказывал, что когда-то здесь жило больше народа, целая коммуна спавшихся людей, но все они начали постепенно уходить на запад ещё до рождения самого Джо. Уходили в неизвестность, и не возвращались. Хотя многие обещали вернуться, рассказать.
Вот и Фред ушёл. Сегодня днём, по обыкновению сидя в железном контейнере и слушая капли дождя, барабанящие по его ржавым, изъеденным стенкам, Джо и Фред по привычке наблюдали, как окружающий их мир медленно превращается под действием кислоты в труху, а кучи мусора вокруг таят, оседая к земле. Обычно неразговорчивый Фред, к удивлению Джо рассказывал о былых временах. Что мол, не может быть, чтобы всё безвозвратно исчезло, хоть и тряхнуло тогда их нормально. Что зарница на западе сильно похожа на сияние былых городов. Только те светились оттенками розового, а тут такой странный зелёный цвет. И ведь разведчики первых лет пытались приблизиться после катастрофы к городам, но либо не возвращались, либо приходили обратно смертельно больными и рассказывали о пепелищах, пустошах и странных болезнях.
По всему выходило, что Фред, уже вырастивший своего сына, собирается что-то предпринять. Это пугало самого Джо. Он впитывал каждое слово обычно неразговорчивого отца, истории про ушедший мир были так редки, и он боялся, что отец собирается уходить. Ожидания его не обманули. Фред сказал, что обязательно вернётся, лишь сходит на часик на разведку, но в случае чего уже не беспокоится о Джо, так как тот уже взрослый, и проживёт один.
Прошёл уже шестой час, как Фред ушёл, Джо несколько раз выходил из контейнера, осторожно ступая и пытаясь не дышать ядовитыми испарениями прошедшего дождя, он вглядывался через горы мусора пытаясь увидеть знакомую фигуру среди завалов. Но то ли зрение его подводило, то ли свалка сегодня особенно сильно дышала испарениями, увидеть что происходит далее сотни метров он не мог. Отчаявшись, он вернулся в контейнер, запер двери и свернулся в углу в куче тряпья. Вслушиваясь в наступившую ночь, он с тревогой ловил каждый шум. Временами приходил тревожный сон, ему снился Фред. Он просыпался, но слышал лишь гудение ветра в щелях контейнера, и медленное потрескивание остывающего костра.
***
Нужно было ни чего не забыть. Костёр давно остыл, и больше не заглушал едкой вони свалки, медленно уничтожаемой кислотными дождями. Пришлось надеть противогаз ещё в контейнере, натянуть вещмешок с запасами еды и нехитрым скарбом, и аккуратно выйти в серый свет дня. У самого жилища появилось что-то новое - невесть как сюда попавший за ночь разбитый телевизор. Вещи и раньше неожиданно оказывались у их контейнера. Фред объяснял это движением почв, которые собственно были более древним хламом, нежели тот, что на поверхности. Что-то вытеснялось, что-то наоборот утапливалось. Так и было - Джо заметил, что одним краем телевизор сидит глубоко в земле, а вдоль корпуса тянутся царапины и какие-то механические стержни с фалангами из-под земли.
Джо выбрался из ближайших завалов мусора и направился по вьющейся и топкой тропинке, за многие годы протоптанной его отцом. Сам Джо не уходил так далеко ни разу, всю еду и вещи доставал им отец. По пути попадались изъеденные временем и кислотой остатки предметов, и вещей, о назначении которых Джо мог только догадываться. Они были малые и большие, искореженные и с сохранившимся корпусом. Некоторые и двадцать лет спустя хранили изящество линий, а кое-где на их поверхности всё ещё можно было заметить красивый рисунок. Но все они, конечно, приобрели больше недостатков, чем хранили достоинства.
Ступать среди всего этого было очень непривычно, где-то грунт мягко проседал ,где-то мог скользить, но такая дорога хорошо отвлекала от смрадного упадка, царящего вокруг. Общая масса серости и хрупкой обветшалости временами прерывалась артефактами, на которых останавливался неискушённый взгляд Джо. Под случайно образовавшимися навесами пряталось неистлевшее цветное тряпьё, сохранившие цвет краски пустые банки из-под газировки и полиэтиленовые обёртки. На вершинах мусорных завалов преобладал не цвет, но устойчивая структура. Жестяные и металлические корпуса холодильников, автомобилей и почему-то телефонных будок гордо возвышались и ржавели, не теряя своей формы. Кое-где попадались целые холмы и долины, образованные залежами старых автомобильных покрышек.
В своё время, Джо провёл много времени, думая о том, чем окружал себя человек в годы до катастрофы. Прежде всего, это был комфорт тех вещей, которые в итоге своего существования попадали сюда, на свалку, чтобы догнить свой короткий век. Свалка явно не предназначалась для существования, она была зоной отчуждения, тем, на что люди старались не смотреть, о чём не думать. Все знания Джо о былом мире почерпывались из скупых рассказов отца, да и немногой литературы, валявшейся в их контейнере. Именно от туда он узнал, что свалки выносились подальше за пределы больших, сверкающих своей чистотой городов. И ежедневно эти свалки пополнялись десятками тонн бытовых отходов, утрамбовываемых бульдозерами прямо в землю.
Человек всегда окружал себя удобствами, особенно не беспокоясь о судьбе живой природы, которую он использовал. Удобства касались жилья, быта, транспорта, энергии обогрева жилищ. Людей не устраивала природа, а в северных областях и не могла устроить. И тут всё логично - ведь лучше жить под крышей, в тепле, есть вкусно, и быстро ездить, чем жить в пещере при ненадёжном свете костра, бояться хищников, и пользоваться только своими двумя ногами. Такую логику необходимо было разбавить дальновидностью, а с этим у людей были проблемы. Голоса одиночек ни кто не слушал.
Джо аккуратно ступал по зеленоватой жиже и тревожно всматривался в окружающее уныние, он боялся за отца и за себя. Иногда мысли от страха убегали к надежде о том, что всё же там, на западе, есть что-то, и это что-то может укрыть от взбесившейся смеси искусственной и живой природы, царящей на свалке. Джо читал, что живая природа давно перестала окружать человека в городах. Бетон, сталь, нефть, электричество, синтетика и пластики стали полной заменой воздуху, деревьям, земле. И само человечество страдало, приобретая всё новые неизлечимые болезни, вынуждая себя усложнять искусственную природу, создавая медицину и искусственные защиты, которые в свою очередь более коварно и необъяснимо вторгались уже не в химию организма, а в саму структуру ДНК человека. Замкнутый порочный круг.
Природа окружавшая человека в городах усложнилась до такой степени, что смогла обходится без него. Джо думал, катастрофа была следствием ошибки, что-то сработало не так, как хотел человек, и мир быстро избавился от своего главного угнетателя. Либо можно было представить как прогрессирующая глупость людей, настолько увлечённых самоубийством, что не замечавших этого, наконец постигла всё изящество своего поведения и решило ускорить процесс самоуничтожения, применив наиболее смертоносные средства. В любом случае Джо видел свалку и знал, что процесс порабощения природы шёл давно.
Джо задумался, стёкла противогаза запотели, стало очень душно. Он не замечал куда ступает, и внезапно провалился по колено в очередную топкую яму с трухой из остатков какого-то серебристо - белого прибора с развороченными механизмами и схемами внутри. Выбравшись, и протерев стёкла противогаза, он осмотрел местность. Слева, теряясь в зеленоватой дымке, далеко вниз уходил обрыв, состоящий из многолетних отложений городских отходов. А справа посреди мусорных куч стоял огромный брошенный бульдозер с выбитыми окнами. Рядом с ним лежал Фред.
Не веря слезящимся от усталости и страха глазам, Джо побежал к бульдозеру. Спотыкаясь и оскальзываясь в лужах нечистот, он едва успел притормозить, подбегая к Фреду. Он сразу понял, что случилось. Собственно это был уже не Фред, а остатки одежды, костей и плоти, разлагавшихся в огромной кисло-зелёной жиже, заполнявшей лужу у одной из гусениц бульдозера. Очень сильно захотелось снять противогаз, вдохнуть полной грудью ненавистный воздух, и прилечь тут же, рядом с единственным дорогим человеком.
Мир затрясся и перевернулся перед глазами, Джо устало присел рядом с сумкой отца, чудом не попавшей в смертельную лужу. Он заметил цветной клочок бумаги, видимо карту, на которой был схематически нарисован путь на запад, от контейнера, помеченного кружком, к бульдозеру, отмеченному буквой. И тут в Джо взыграла злость, не могло всё кончится вот так, на полпути к загадочной зарнице, нужно обязательно дойти, нужно исполнить мечту Фреда. Прийти туда, где есть хоть кто-то или что-то, с ненавистью или надеждой взглянуть на это и затем уже можно умереть. Если обстоятельства так решат.
Надвигалась ночь. Джо поднялся, включил фонарик и зашагал к начавшемуся разгораться зелёному свечению в облаках. Он шёл всю ночь, потерял половину снаряжения, падал и вставал, и в один момент заметил что-то новое, луч его фонарика выхватил из темноты непокрытый хламом и мусором участок поверхности, робко-коричневый, но чистый. Пытаясь не терять осторожности, Фред ускорил шаг. И уже перед самым рассветом, когда небо начало приобретать устойчиво серый оттенок, он увидел такой же участок поверхности, но с жухлой бледно-зелёной порослью. Сомнений не было, это была именно растительность, а площадку украшал торчащий изогнутый шест, широко разветвляющийся к верху множеством широких прутьев. Джо никогда не видел такой конструкции. К шесту крепилась железная табличка, покрытая облупившейся краской, нарисованной стрелкой и надписью "люди здесь". Стрелка указывала на раскрывающееся впереди широкое поле, испещрённое язвами луж. Для Джо было непривычно и странно увидеть мир вне свалки. Нужно идти, подумал он.