Профессор Лев Самуилович Беркович, крупный специалист по теоретической физике, летел из Израиля в Канаду на симпозиум. О чем только не передумаешь за одиннадцать часов полета. Он отвлекся от мыслей о семье, о делах насущных, и память постепенно перенесла его в Россию, в деревню с глупым названием Бурьяново. Именно там произошел переворот в сознании молодого Левушки. Где они теперь, простоватый дядя Коля, молившийся за них в тот вечер перед иконой Спасителя, наивная Люсенька, смешной Гиви Вахтангович? Жива ли баба Галя? Вышел ли на пенсию Степан? Все, что случилось с ними тогда, не поддается никакой логике. Да и может ли быть иначе?
Как смешно, должно быть, они выглядели, выходящими из зарослей чертополоха. Баба Галя велела не оглядываться. Каждый из их маленькой группы пытался осмыслить увиденное. Страшно было поверить: неужели они избавились от бремени, неужели настанет их прежняя жизнь... А как все смеялись, когда Гиви Вахтангович закричал: "Палучилас! Палучилас!" , пустился в пляс, бросился обнимать Люсю, схватил ее за талию и закружил по комнате, потом расцеловал бабу Галю в обе щеки так, что та закраснелась, отбиваясь от "охальника", а дядя Коля даже взревновал слетевшего с катушек грузина. Сошелся ли потом дядя Коля с Галиной? Да... Столько времени утекло...
Вспоминал он и последний контакт с Эвой. Она подарила тогда каждому фразу - индивидуальный ключ-совет, к которому нужно было прибегать, если не знаешь, как быть и что делать. Левушка обладал хорошей памятью, эти фразы скрижалями легли в его сердце. Люсе Эва подарила слова: "Не бойся! Я здесь! Я рядом!" Степе: "Найди себя в самом себе!" Гиви Вахтанговичу: "Кто ты? Дающий жизнь или отбирающий жизнь?" Дяде Коле: "Будь снисходителен к роду человеческому". Бабе Гале: "И Свет во Тьме воссиял, и Тьма не объяла его". А ему, Леве, достался наказ: "Думай о форме и содержании". Разгадали ли смысл напутствий его временные спутники, он не знал, но все советы Эвы применял на практике.
Когда, например, его коллеги упорствовали в своих заблуждениях, он говорил себе: "Будь снисходителен к роду человеческому". Когда работал над какой-нибудь проблемой, думал о последствиях своих изысканий: "Кто ты? Дающий жизнь или отбирающий жизнь?", и если ощущал в душе дискомфорт, то прекращал поиски. Бывало, что-то не получалось, терзали сомнения, тогда молодой ученый говорил самому себе: " Не бойся! Я здесь! Я рядом!" - и чувствовал поддержку высших сил. То, что годилось для Степана Митрофановича, сгодилось и для него, профессора Берковича. Он увлеченно искал "себя в самом себе", старался быть верен себе, потому что знал, какие силы могут человеком управлять, прояви он слабину. Вообще Лева после тех странных событий стал жить увлеченно, наполненно, ценил каждую минуту, отпущенную ему судьбой.
В какой момент Лев Беркович по-настоящему понял свое призвание? Не тогда ли, после исхода из колючек, когда тракторист Степан дружески похлопал его по плечу и с уважением сказал: "Ну ты, Лева, голова!" С тех пор будущий профессор всегда верил в лучшее, в то, что любую тьму в конце концов победит свет, что, не познав этой самой тьмы, не оценишь и величие света. Ну а думать о форме и содержании - теперь его кредо. Он пришел к выводу, что относительно формы содержание первично, но и форма необходима содержанию, как горшочек Винни Пуха необходим меду.
Долгие годы, пока Левушка учился, защищался, делал научные открытия, писал статьи, он нет-нет да и вспоминал о завхозе Захарыче, так любящем икорку и водочку. Когда случалось проходить мимо православного храма, заглядывал на минутку, ставил свечу у иконы Божией Матери и просил простить незадачливого завхоза. А сам за свою послебурьяновскую жизнь не украл ни авторучки, ни листа писчей бумаги.
Думая обо всем понемножку, профессор и не заметил, что свет за стеклом иллюминатора обычным порядком уступил место тьме. Но что это блеснуло? Не оптический ли обман зрения? Маленький плазменный сгусток показался в окошке, он летел, не отставая, вровень с самолетом. " Захарыч? - само собой пронеслось в голове у профессора. - Неужто спасен?"
Светящаяся точка совершила невероятный кульбит и растворилась в ночном небе.