так же присутствует на литпорталах по адресам:
краткая аннотация и жанр :
пародийно-криминальное чтиво с прицельной стрельбой
Герои Смутного Времени самовольно перенеслись в современность,
приоделись, вооружились. И, заново перессорившись, так принялись
выяснять отношения, что Москва буквально ходуном заходила и в Варшаве
слегка забеспокоились. В частности вы узнаете как Борис Годунов едва
не породнился с Карлссоном. О том, что стало с кактусами, посаженными
старым зловредным Шуйским. А так же оцените роль прогрессивного
спиритизма в возвращении царевича Дмитрия с того света для страшной
потусторонней мести. Для разгона читательской скуки в торжественной
обстановке будет взорван бывший райком комсомола и укокошено
великое множество бандитов.
1 Бельский мирно удит рыбку..............................................................................2
2 Возвращение "Царевича"..............................................................................12
3 Аудиенция в бильярдной.................................................................................22
4 Каша из топора..............................................................................................27
5 Не было слышно ни крика, ни стона, тапочки только торчат из бетона....34
6 Малое похоронное представление..................................................................39
7 Большое похоронное представление..............................................................42
8 Триумф в ресторане..........................................................................................58
9 Шуйские сомнения...........................................................................................62
10 Бомба в подвале................................................................................................65
11 Беседа с глазу на глаз.......................................................................................70
12 Эхо свадебного салюта.....................................................................................78
13 Ответная любезность........................................................................................85
14 Все дороги ведут в Зоопарк.............................................................................92
15 Отборный стрихнин для Иуды.......................................................................104
16 Зверь-Машина делает ноги.............................................................................105
17 Провинциальное знакомство..........................................................................108
18 Ад 247..............................................................................................................112
19 Ваш выход, товарищ Наполеон!.....................................................................117
20 Кактусы в лунном свете..................................................................................127
21 Лейка на паркете, лужа на полу......................................................................129
22 Утешьте плачущую даму!..............................................................................129
23 Биологическая трагедия.................................................................................130
24 Видения на улице и танцы на могиле............................................................134
25 Смутное время...............................................................................................139
26 Змеиная яма......................................................................................................146
27 Эпилог...............................................................................................................153
Бельский мирно удит рыбку
В телефонной трубке заскрипело и неприятный голос с конспиративной гнусавостью сообщил:
-Танцы состоялись.
Тут же щелкнуло и короткие гудки навязчиво полезли в ухо. Фраза была короткой и несколько загадочной, но вполне исчерпывающей. Во всяком случае Борис Федорович Годунов несказанно обрадовался тому, что пресловутые "танцы" состоялись.
Борис Федорович улыбнулся. С невыразимым наслаждением посмотрел на телефон и аккуратно положил трубочку на место. Поймал вопросительный взгляд Семена Никитича, улыбнулся еще раз и многозначительно провел рукой по горлу. Казалось бы, причем тут танцы?
Но Семен Никитич все моментально понял, кивнул и тоже улыбнулся. Улыбка его была несколько необычной. У человека постороннего и непривычного волосы могли бы
встать дыбом от этой улыбки. Хотя сейчас она была самой искренней и непосредственной. Семен Никитич был и вправду доволен. Он был не только доволен, но помимо всего прочего еще и приходился Борису Федоровичу двоюродным братцем. Впрочем, были они куда ближе
родных, поскольку серьезные деловые отношения повязывают куда крепче родственных.
Но вернемся к танцам. Телефонный звонок был вполне конкретен. Только что прикончили Володьку Черкасского, по прозвищу "Черкес". Он был приятным собеседником и умелым собутыльником, но кто просил его становиться поперек дороги братьям Годуновым? Они очень не любили конкуренции.
Человек, произнесший немудрящую фразу про "танцы", был прозван Мясорубкой. Работал он крайне эффективно и с размахом. Предпочитал использовать автоматы. Вместо пары стандартных контрольных выстрелов в голову, он разносил череп жертвы автоматной очередью. И опознать ее могли теперь только по отпечаткам.
К тому же Черкес несмотря на свою авторитетность и "крутость" не был солидным. Он предпочитал кататься в компании любовниц исключительно на угнанных автомобилях. Все эти детали добавляли хлопот мрачным МУР- овским оперативникам.
Тем временем в комнату вбежал сын Бориса. Федор Борисович, юный, взъерошенный и агрессивный. Узнав о новости, он хохотнул, так как по каким-то своим причинам ненавидел покойного Черкеса.
-Его как следует помучили? - спросил Федор, но отец лишь укоризненно погрозил ему пальцем и вдаваться в подробности не стал.
А юный отпрыск отправился в кино вместе с дородным Михайло Салтыковым, который был приставлен к нему дядькой -телохранителем. И был вынужден смотреть все новейшие голливудские боевики в режиме "задолбанного" стерео вместе со своим юным и непоседливым подопечным. Сегодня их ожидало особенно кровавое зрелище посреди широкого экрана...
А Борис Годунов сидел у телефона. И не спроста. Аппарат не то что зазвенел, буквально заревел. Из трубки понеслось взволнованное:
-Примите поздравления, Борис Федорович!
Это был Шуйский. Кто же еще...Старая лиса. Всегда опаздывает, когда нужно прибыть куда-то лично, но по телефону всегда в первых рядах. Никто с ним не сравнится в скорости. Борис Годунов лишь головой помотал. Давно зная Шуйского, он приготовился к длинному скучному разговору, но Шуйский, против обыкновения, был не слишком назойлив. Исхитрился уложить свои верноподданнические настроения в полторы минуты, после чего весьма телефонно и церемонно откланялся.
Его звонок был первым, но далеко не последним. Телефон просто не умолкал. Начали приходить и факсы с поздравлениями. Впечатление было таково, что весть о произошедшем убийстве Черкеса облетела город со сверхзвуковой скоростью. И все кому было положено знать уже знали, что случилось и спешили поздравить Годунова с успешным окончанием хлопот и волнений. Если бы случился сейчас рядом с Борисом Федоровичем человек праздный, несведущий и совершенно посторонний, он бы решил, что у Бориса Федоровича сегодня юбилей. Да такой, что круглее некуда. Впрочем, кончина конкурента всегда праздник.
Сколь ни приятно было Борису Федоровичу выслушивать весь этот мутный поток верноподданнических льстивых заверений в искренней преданности и сыновней любви, в глубине души он слишком хорошо знал цену этим словам.
Игра в которой он участвовал уж не один десяток лет имела свои особенности. В ней все аплодировали победителю и редко кто выказывал свои симпатии стороне проигравшей и как правило покойной. Окажись Годунов на месте Черкеса все было бы точно так же. "Танцы" состоялись бы не менее успешно. И телефон не умолкал бы на противоположном конце города. А этим шестеркам, маленьким серым зависимым людишкам по сути все равно. Что Черкес, что Годунов. Безразлично кто кого "станцевал" и по какой причине. Сами они малы и незначительны. У них нет шансов выбраться наверх, чтобы однажды тоже стать потенциальной мишенью для высокооплачиваемых киллеров.
Тем не менее, благодаря чужой лести, настроение Бориса Федоровича стало весьма приподнятым. Звонки все еще продолжались, но телефон ему уже откровенно надоел. Рука устала держать трубку и он препорядочно натер себе ухо. Возникло желание куда-нибудь съездить и развеяться. Ведь за окном был ясный морозный день.
-Семен, они мне уши прожужжали, -Борис Федорович снял трубку и тут же положил ее снова. -Надо, пожалуй, прогуляться. Бельского проведать. Поедешь?
Но Семен Годунов, двоюродный братец ехать никуда не собирался.
-Дела есть, - он кивнул на папки с документами.- Да и Бельский навряд ли мне обрадуется.
-Пожалуй что так, -Борис Федорович поднялся из кресла. Кресло заскрипело, спина Годунова затрещала. Он потянулся и зевнул. -Тогда уж лучше без тебя...И привета ему передавать не буду.
У Семена Никитича были серьезные сомнения по поводу того, что Бельский может обрадоваться приезду самого Бориса Федоровича, пусть и без привета, но он свои сомнения вслух выражать не стал. Хочет ехать -ну и пусть. В последнее время Борис был нервным и довольно болезненно реагировал на возражения. Грубил в ответ. Сказывалось влияние зловредной тещи.
После ухода двоюродного, но чрезвычайно родного брата, Семен Никитич отключил все имевшиеся в наличии телефоны и факсы, разложил на столе документацию и всецело погрузился в чарующий бумажный мир бюрократии.
Богдан Бельский в тот славный морозный денек удил рыбу на Москва -реке. Тихо и мирно. И никаких внезапных визитов вовсе не ожидал. Богдан ничем особенно не выделялся среди прочих любителей лова на льду. Только приглядевшись к нему повнимательнее можно было заметить в чертах лица и в выражении глаз что-то пугливое и настороженное. И обычно рыбакам не свойственное.
Сегодня удилось ему хорошо. С десяток мелких ершей зачислил он в свой рыбацкий актив. Услышав за спиной поскрипывание снега, решил, что это снова Сенька, "зеленый" молодой рыбак, которому он оказывал некоторое покровительство и учил хитростям подледного лова.
Но снег скрипел чересчур зловеще. И шаг был слишком тяжел. А когда над прорубью черным комодом нависла крупная свирепая тень, Бельский понял, что пришел кто-то другой. Точно не Сенька. Пришел некто, способный сделать наживку из самого Бельского.
Стало тоскливо.
-Здорово, Богдан! Как удится?- раздался тяжелый рокочущий голос. Настолько знакомый, что ему трудно было обрадоваться. Мстиславский из охраны Годунова.
Бельский на приветствие не ответил ничего. Так и продолжал сидеть замерев. Мормышка точно приросла к его потертой рукавице. С Борисом Годуновым по прозвищу "Барон" он имел давнее короткое знакомство. Дважды мотали вместе срок. Были друзья- не разлей- вода. Но времена менялись и люди вместе с ними. Дела Годунова поперли в гору, а большие люди частенько теряют былую простоту. Всюду им мерещатся заговоры, подвохи и разного рода пакости. Кто-то что-то вякнул, кто-то что-то шепнул, Годунов озлился и былая дружба вышла Бельскому боком. Он впал в немилость. Хотя могли ведь и убить.
Но Семен Годунов, братец вспыльчивого Бориски, братец двоюродный и очень сволочной, Бельскому выщипал всю бороду при помощи небольших японских плоскогубцев. А ведь
борода была густая. Знатная. Теперь такой бороды днем с огнем не сыщешь. Ни за какие деньги не достать.
И этот ощип не прошел для нервной системы Бельского даром. Веко левого глаза дергалось при малейшем волнении, часто и сильно. Точно Бельский пытался переморгать кого-то насмерть. Его мучила бессонница. Свежий воздух и рыбалка успокаивали нервы на какое-то время. Выпивка -неразлучная спутница рыбалки- так же. Из воровской элиты Бельского вышибли, понизили в должности. Теперь он был всего лишь мелким скупщиком краденого. Звезда его закатилась раз и навсегда. К былому не было возврата. Он чувствовал себя вором на пенсии и в насмешку был прозван Безбородкой...
Проклятая рыба стала клевать очень некстати.
-Тяни скорей!- азартно и весело рявкнул Мстиславский над самым ухом и хлопнул Богдана по плечу. Тяжела была рука Мстиславского. И хлопок этот был не столько дружеским, сколько предупредительным: не дергайся лишний раз и не вздумай какой фокус выкинуть. Левый глаз Бельского отчаянно пульсировал. Веко дергалось с неимоверной быстротой.
-Тяни! -повторил Мстиславский с нарастающим азартом.
-Издевается еще, сволочь, -потерянно подумал Бельский. Неловким движением выдернул на поверхность маленького бестолкового окунька, таращившего на него свои обалделые серо-розовые глазищи. Да и уронил на лед вместе с мормышкой. Снимать с крючка не собирался. Примерзнет, так примерзнет. Черт с ним совсем в конце концов. Окунек с леской во рту, попрыгал маленько, подергался в модном зимнем танце, утомился и закоченел. Мстиславский, что-то пробурчал и стащил чужую добычу с крючка. Любил он всюду лезть без спросу.
-Гляди...лунку затянет. Потом опять вертеть, -Мстиславский заботливо ухватил стальной
черпачок и начал прочищать лунку, выуживая на поверхность кусочки льда. Бельский не стал ему мешать. Бельскому вдруг сделалось немного душно, несмотря на мороз и избыток кислорода над замерзшей рекой. Мысли путались. Было лишь угрюмое оцепенение и покорность судьбе.
Страх был, однако, не долог .Мелькнула шальная мыслишка: а не дать ли Мстиславскому коловоротом между глаз? Да и удрать по тихому. Но не один ведь пришел Мстиславский. Небось со всей стаей. Да и коловорот далековато лежит. Не с руки. Пока повернешься в этой телогрейке и всем, что под ней надето. Да и старость...А Мстиславский проворен, собака. И силен.
-Под воду что ли сразу спустят? Утопят живьем...раз сюда явились, а не на хату...точно утопят, -таким образом неторопливо и бесстрашно рассуждал Богдан Бельский. -А я ведь в лунку-то не пролезу. Не карась, не окунь. С пива раздобрел. Одна телогрейка чего стоит.
Эта мысль его неожиданно рассмешила. Физиономию перекосило от нервного, и не слишком уместного смеха. Чтобы не расхохотаться в голос Богдан закусил губу и
свирепо нахмурился. Мстиславский, увидев выражение его лица, вздрогнул, уронил на лед мормышку, сделал шаг назад и пробурчал, невольно оробев:
-Что-то ты, Богдан, сегодня совсем скучный.
Хотя Богдан Бельский и не думал скучать. Какая же тут может быть скука, при этаком неопределенном будущем. То ли пристрелят, то ли утопят живьем, ироды...Тут уж явно
не до скуки.
А за что? Никаких причин для расправы вроде не было. Бельский, потеряв все влияние и половину авторитета, последние несколько лет вел себя тише воды ниже травы. Но, верно, что-то случилось. Без причины так вот не приходят.
Надежда на то, что братья-рыбаки вмешаются в дело была. Но что толку? Рыбаки вполне могли бы дать отпор зарвавшейся шпане, но воевать с небольшой армией верных годуновских псов им было не по силам. Только рыб бы насмешили.
К слову, Мстиславскому не сразу удалось отыскать Бельского. Сегодня был выходной
и косолапых неповоротливых фигурок с коловоротами на льду скопилось изрядно. Их обширными стараниями ледяной панцирь реки уже напоминал дуршлаг, но морозец брал свое и со сдержанной неторопливостью затягивал лунки.
Немало рыбаков обосновалось внутри самопальных палаток, пошитых из списанного брезента. Под брезентом скрывались они, точно восточные красавицы под паранджой. Несколько раз Мстиславский заглядывал внутрь без стука и рявкал с затаенной надеждой: -Богдан?!
И всякий раз совершенно недовольная и незнакомая физиономия говорила неприятные слова и дышала в лицо перегаром. В конце концов Бельский обнаружился на открытой местности.
А Борис Годунов во время поисков сидел в машине. Ему отчаянно хотелось прогуляться, но носиться по всему заливу среди плотных фигурок в ушанках и телогрейках, выспрашивая у встречных и поперечных не видал ли он Бельского, казалось несколько несолидным, да и довольно скучным занятием. Он свое отбегал, он теперь главный, пусть другие суетятся.
Наконец Мстиславский остановился и призывно махнул рукою издалека. Стало быть нашел. Годунов нетерпеливо распахнул дверь "волги", не дожидаясь, пока верные слуги сделают это за него. От свежего морозного воздуха перехватило дыхание. Годунов торопливо застегнул пальто, но шапку надевать не стал, хотя личный шофер Уфим Пятачонков ворчал и беспокоился, что досточтимый босс "себе застудит репу" в области головы...Но Годунов лишь отмахнулся от Уфима. Сегодня он чувствовал себя молодым и полным сил. Красота природы захватила его душу. И Годунов возликовал.
В сопровождении шести охранников он уверенно ступил на лед и направился к Бельскому неторопливой и солидною походкой. Мстиславский слегка приплясывал неподалеку -морозец давал себя знать. А Бельский все еще пребывал в полном неведении относительно своей дальнейшей судьбы. Минута ожидания тянулись больно и мучительно. И все от того, что он не знал истинной цели "ледяного" визита.
На подошедшего Годунова Бельский поглядел с диким выжидательным недоумением. Он уже не боялся, но все же изрядно нервничал. Что на сей раз понадобилось этому извергу и кровопивцу? Оказалось, что "изверг и кровопивец" желает пообщаться. Поговорить по душам. О погоде и прочих занимательных вещах. Мстиславский почтительно отступил назад. Встал в круг вместе с прочими шестью телохранителями.
-Того и гляди начнут водить в круг лунки хоровод, -подумал Бельский.
Помимо уже известного нам Мстиславского в кольцо окружения входили: Прохор Затычкин, Сократ Домкратов, Терентий Бяров, Олег Ледовитый, Жорик Нахалявкин и Гера-Ставрида. Впрочем, с последним Бельский не был знаком лично. А жаль -приятнейший человек, особенно по пятницам.
-Ну что, Богдан? Как рыбка? Клюет? -с непритворной ласковостью поинтересовался Годунов.
-Угу, -нервно прохрипел Бельский. Хотя мормышка по прежнему валялась на льду, так что клевать рыбе было особенно нечего.
-Это дело хорошее...рыбалка. Помнится и я в былые годы...Конечно, не мелюзгу, а примерно таких, -и Годунов показал какого примерно размера были пойманные им рыбины. Врал Годунов как самый заправский рыбак. Бельский даже слегка улыбнулся этому обстоятельству. Половиною рта. Вторую половину свела нервная судорога. От этого улыбка вышла дикой и кривой. Годунов поморщился, посопел носом глянул в синюю морозную даль, на небо с размытыми облаками и сменил тему.
-Не слыхал? Черкеса сегодня грохнули. Два часа тому назад. Возле хаты.
-Не слыхал. Черкес, царствие ему небесное и пух в земле, далеко жил, а поблизости пальбы не было, -Бельский и не думал острить. Теперь причина сегодняшнего визита Годунова была ему предельно ясна. Бельский ничуть не удивился , если бы Борис Федорович, не повышая голоса, вдруг добавил:
-Два часа назад пришили Черкеса, а сейчас твой черед, Безбородка.
Это было бы больно и обидно, но понятно.
-Все мы там будем, -внезапно осмелел Бельский, имея ввиду в первую очередь себя.
-Не скажи. Нам с тобой еще жить и жить, -рассеянно сказал Годунов. Он был несколько уязвлен тем обстоятельством, что Бельский ничего не знал о гибели Черкеса. Непростительное невежество. Люди же вон знают. Сколько звонков...А он сидит тут пеньком на морозе, ухмыляется половиною рта, ловит всякую мелюзгу из отравленной речки и оказывается полностью вырван из мирового общественного процесса.
Настроение Годунова портилось медленно, но неотвратимо. Беседа не клеилась, разговор
трещал по швам. Ни о какой задушевности и речи не было. Годунов сердито причмокнул губой и сделал последнюю попытку расшевелить Бельского.
-Дочку замуж скоро выдаю, -сообщил он как бы между прочим. Дочь его, Ксению, Бельский в свое время качал на коленях, а она звала его "дядя Бэ" и больно дергала за бороду. В то время его знаменитая борода была еще на месте.
-Замуж дело хорошее, -замогильным голосом добрил Бельский и замолк, точно язык у него примерз к челюсти. И никаких наводящих вопросов. Ни кто таков жених, ни где
свадьба... Годунов мог бы рассказать, похвастаться...разговориться по-дружески. Вспомнить и старое, и былое, и думы. Но почему-то не говорилось и не вспоминалось.
-Неужели ему безразлично? Все равно за кого пойдет моя дочь? Какой же он бесчувственный и недружелюбный!- с нарастающей обидой думал Годунов.
А Бельский думал совсем о другом: -Стреляй скорей. Чего ты тянешь, сволочь?!
Но стрельбы все не было и не было. Годунов постоял еще немного. Помолчал. И сказал наконец:
-Ну, что же, Богдан...ладно. Уди себе дальше. Бывай.
-До свидания, Борис Федорович, -механическим официальным голосом ответил Бельский и слегка привстал с рыбацкого сундука, но задрожали ноги, не удержали веса и он тут же плюхнулся назад, едва не опрокинувшись на спину.
Борис Федорович Годунов напоследок посмотрел вдаль. И увидел только то, что мог увидеть. Мост прятался дальним своим краем в снежной дымке. Машины и автобусы скрывались за этой туманной белой стеной в неизвестности. Заводские трубы то там то сям торчали из обширной городской панорамы, дымили беспрестанно и вносили существенный
вклад в производство белых пухлых облаков.
Бельский мельком взглянул на Годунова. Борис Федорович показался ему громаден и страшен. Голова его полностью закрывала собою солнце. Снег, искрясь, падал на годуновскую макушку, седые волосы сверкали. А лицо Годунова казалось черным. Таким черным, что и черт не разобрать. Бельский поспешно отвел глаза...
Годунов плюнул сердито на лед, растер подошвою утепленного немецкого сапога и побрел назад к машине, слегка шмурыгая носом. Недолго был он на морозе, но голова замерзла и слегка ломило в висках. Семеро телохранителей брели за ним гуськом. След в
след. У них головы были крупные и крепкие. Они никогда не простужались и вообще ничем не болели.
Уфим Пятачонков, шофер и нянька Годунова в одном лице, весь испериживался, видя шефа без шапки на сильном морозе. И когда Годунов плюхнулся на заднее сиденье бронированной "волги" и звучно чихнул, Уфим Пятачонков скорбно закатил глаза к
потолку и непритворно простонал:
-Борис Федорович! Никогда вы меня не слушаетесь! Не бережетесь! Вот и простудились.
От этих заботливых стонов Годунов слегка приободрился и даже ухмыльнулся. Искренняя забота шофера его позабавила.
-Не ной, Уфимка. Обедать пора. За обедом выпью и всю простуду снимет к чертям. Трогай! -и Годунов снова яростно чихнул.
-Будьте здоровы!- слаженно рявкнули верзилы-телохранители и процессия из двух бронированных "волг" тронулась с места.
А Бельский все сидел на рыбацком своем сундуке. И никуда не ехал. Так просидел он до самого вечера в совершенно офонарелом состоянии. Коллеги по подледном лову подходили с наводящими вопросами и участием, но он лишь многозначительно молчал в ответ и скоро от него отстали.
Очнулся лишь когда настали сумерки. Большая часть рыбаков разбрелась по домам. Лунка Бельского его затянулась намертво и ледяная пробка торчала наружу. Памятником его терпению и усидчивости. Бельский внезапно понял, что остался жив. А Годунов-то просто поболтал и уехал. И все? Зачем же он приезжал, сволочь? Оригинальненько! Бельский извлек из-за пазухи остатки коньяка в широкой плоской бутылке еще со старых времен. Допил коньяк в момент, закашлялся и почувствовал, что заново родился. Понюхал рукавицу и поморщился. На ощупь собрал впотьмах улов и инвентарь, пошвырял в сундук, как придется, вздохнул несколько раз тяжело и протяжно. И, по-медвежьи косолапя, поскрипел по снегу в сторону автобусной остановки.
Но это было гораздо позже. Вечером. А все то время, пока задумчивый рыболов Бельский умело приходил в себя, в жизни Бориса Годунова произошло немало занятных событий.
На двух бронированных авто Борис Федорович с соратниками неутомимо летел в сторону выпивки и закуски. Обедать! Сердца пассажиров пели. Хотя Годунов и расчихался не на шутку, приводя в неописуемый ужас верного Уфима Пятачонкова. В промежутках между чихами Годунов поглядывал на солнышко. Сквозь пуленепробиваемое стекло
оно выглядело довольно странно. Кабы глянуло на себя эдак, со стороны, то нипочем бы не узнало собственной физиономии. Было солнышко сереньким, тусклым и даже каким-то прямоугольным. Но Годунов на такие мелочи просто-напросто не обращал внимания. К тому же, от беспрерывного насморка у него слезились глаза и это добавляло своеобразия виду прямоугольного солнечного диска.
Миновали станцию метро. Тормознули, уважив красный огонек светофора. Уфим Пятачонков категорически не желал нарушать правил дорожного движения, опасаясь за жизнь отчаянно чихающего шефа. Как говаривал он сам-машина бронированная, а шеф -нет. Однажды его попросили не останавливаться на красный. Тогда он был юн и неопытен. Он
послушался. И едва не столкнулся с грузовиком. А в матче грузовик-легковушка всегда выигрывает грузовик. Слава богу, все тогда обошлось. Но с тех самых пор если Уфима просили ехать на красный, он прикидывался глухим.
Годунов же, выискивал сухие квадратные сантиметры в засморканном донельзя пространстве носового платка, мрачно поглядывал в окошко. Ничего особенно интересного там, однако, не было. Кроме пешеходов и загадочных обитателей метрополитена которые лишь изредка выбираются на поверхность, чтобы погреться немного на солнышке, пусть да-
же зимнем и скупом, и затем уползти назад, вернуться в привычный сумрачный подземный мир, озаренный электричеством. Любили ли они солнце и любило ли солнце их? Годунов не знал ответа на этот вопрос. От загадочного вида пешеходов он даже закашлялся.
Олег Ледовитый задумчиво читавший пухлую газету набитую новостями посмотрел на шефа с сдержанным, но искренним сочувствием. А новости в тот день были все какие-то чересчур умные и научные. Какой-то астроном неожиданно обнаружил вторую Луну. Поменьше и попаршивше первой, ну то есть обычной нашей русской Луны, но тоже растет, зараза, пыжится, пучится и скоро должна по размерам первую догнать. А в связи с ее непредвиденным появлением ожидались повсеместные бури, сильные снегопады, перепады атмосферных и прочих давлений и стихийные бедствия.
-Что пишут? -прогундосил Годунов, брезговавший брать газеты в руки, но интересовавшийся новостями.
-Ужас что, -честно ответил Ледовитый. Про стихийные бедствия лучше шефу ничего не говорить. Сразу про тещу вспомнит. Та обещала на бракосочетание внучки непременно пожаловать.
-Тогда молчи и так настроение рыбе под хвост, -и Борис Федорович замкнулся в себе.
Неприятный осадок от встречи с Бельским всколыхнулся на дне его необъятной души. Какая все же угнетающая встреча. А ведь Бельский как-никак приходился ему бывшим врагом и другом. То есть наоборот. Чхи! Годунов ожидал радушия, а встретил хорошо скрытую неприязнь. Ух, Богдан...Злость закипела в Годунове. Организм прогрелся, нос прочистился, насморк временно прошел.
Уфим Пятачонков даже заулыбался: шеф наконец-то перестал чихать! Тут и приехали. Но на самом подъезде, точнее на самом подходе к ресторану "Версаль" произошел неприятный и в чем-то даже подозрительный инцидент. Неподалеку от ресторана
стоял потертый жизнью нищий. Рукою правой опирался на костыль. А в левой держал ужасного вида шапку. Голова страдальца моталась из стороны в сторону, глаза закатились. Виднелись лишь белки. Бормотал он нечто невнятное, но явно жалобное. Годунов предпочитал творить добро лично, персонально и даже демонстративно. Для пущей наглядности. Если кого следовало убрать, то он действовал через третьих лиц и пользовался услугами архи -киллера Мясорубки и прочих специалистов. А тут надо было показать всей Москве свою неоспоримую и чрезвычайную благотворительность. Годунов точно вышел на сцену для исполнения главной роли и чувствовал интуитивно, что многочисленные москвичи из соседних домов, затаив дыхание наблюдают. И он не обманет ожиданий. Покажет какой он добрый, щедрый и благотворительный. Ну, то есть, сострадательный. С благотворительностью, однако, вышла заминка. В годуновском бумажнике имелись лишь только доллары. С величайшим трудом Борис Федорович отрыл в кармане брючек тертую и битую пятидесятикопеечную монету.
Между тем, нищий, почуяв чье-то приближение мецената начал подвывать и причмокивать более громко и жалобно. Годунов глянул на монетку еще раз. Решил, что на безрыбье и рак рыба и сунул ее в ужасную шапку нищего. Не иначе как потертая монетка была волшебной. Потому что с нищим произошли тотчас значительные перемены. Трястись и выть он перестал почти что моментально. Глаза его крутанулись и вернулись
в нормальное положение. И тут же выпучились от удивления. Он смотрел на монетку как на мираж. А когда разглядел во всех подробностях, что именно ему подсунули, то затрясся снова. От плохо скрываемого бешенства. Швырнул монетку в Годунова и прошипел злобно
и отчетливо:
-Ты что, гад, суешь? Издеваешься над больным человеком?!
Он был настолько зол, что не заметил годуновской охраны. Или решил, что эти крепкие ребята сами по себе. Нищий оскалил свирепо зубы и сделал угрожающий взмах костылем. Зубы сверкнули в ярких лучах веселого зимнего солнца и Годунов увидал, что у нищего рот полон золотых зубов. При таких зубах получить всего лишь 50 копеек было просто обидно. Годунов уразумел, что на сегодняшний день дела с благотворительностью в Москве обстоят не слишком благополучно. Чихнул от огорчения и прошел в ресторан. А четверо его бравых охранников налетели на размахивающего костылем золотозуба и начали его воспитывать всеми доступными способами, а прочие телохранители невозмутимо
проследовали за Годуновым в ресторан. Швейцар выскочил точно из под земли, живо улыбнулся и распахнул дверь перед Годуновым, радостно кланяясь. Открывать двери и радоваться всем приходящим было его непосредственной обязанностью.
Последнее, что услышал Годунов с улицы был дикий и отчаянный вопль нищего:
-Аааа! Каюсь, каюсь! Каюсь, православные! Пустите, мальчики кровавые! Уже в глазах темно...
В ресторане "Версаль" днем как правило бывало немноголюдно, да и всегда здесь нашелся бы отдельный столик для Годунова и его непосредственных приближенных.Борис Федорович со свитою проследовал в гардероб. Разоблачившись от тяжелых зимних доспехов проследовали в обеденный зал. Официант, еще более радостный, чем швейцар, подвел их к лучшему столику и помчался исполнять заказ. Он видел, что посетители голодны и что
следует поторопиться. Из динамиков, хитро упрятанных в стены, доносился
картаво-рокочущий голос Эдит Пиаф. А к столику Годунова семенил уже управляющий рестораном Кондрат Кондратьевич Шампуньский. Привычная испуганная улыбка слабо шипела и пузырилась на его лице. Эта улыбка возникала всякий раз, когда Годунов заявлялся в ресторан и пропадала, когда он отбывал восвояси.
-Кондрат!- укоризненно покачал головою Годунов, забыв поздороваться и устало облокотившись о стол. -Кондрат, опять ты свою Эдит- пиявку завел?
-Так, а что изволите?
-А другое. Изволю что-нибудь другое.
Кондрат Кондратьевич послушно кивнул и удалился. Через двадцать пять секунд старушку Пиаф сменил дядюшка Дассен. Годунов кивнул головою благосклонно. Против
Дассена он ничуть не возражал. Не то чтоб ему дико нравилось, но хотя бы не раздражало. Из подбора музыки можно было с легкостью заключить, что Шампуньский был отъявленным поклонником французского шансона и возможно даже-тайным бонапартистом.
Под дассеновские "Елисейские поля" прибыли прочие четверо охранников и сообщили, что золотозубый нищий перевоспитан в лучшем виде.
Годунов поморщился и молча уставился в вазочку с фруктами. Яблоки были вполне привычной стандартной яблочной расцветки. А вот мандарины привлекли внимание Бориса Федоровича. Они были какого-то странного тигрового окраса. Оранжевые. С темно-коричневыми разводами и полосками. Что еще за новости из мира фруктов? Но Шампуньский заверил, что мандарины свежайшие и исключительно вкусные. И не обманул, подлец. Мандарины и вправду хоть куда. Но они были хороши лишь для десерта. Ведь соловья не кормят баснями, а голодных мужиков мандаринами.
И вот уже были принесены обильные и калорийные закуски. И несколько бутылок особой водки "Шапка Мономаха". На чем именно ее настаивали, на шапках ли ушанках или чем другом, Годунов не знал и узнавать не собирался. Но данный сорт питательно -согревательного народного напитка нравился ему чрезвычайно.
Началась трапеза с ухи, которая до того была вкусна, что ничуть не напоминала о Бельском. Годунов ел с аппетитом. Сопровождающие лица так же не жаловались на его отсутствие. А если учесть, что челюсти у них были будь здоров, то можно без труда догадаться, что треск в зале стоял просто ужасный. Дассена давно уже сменил сводный оркестр имени Поля Мариа. А за ним последовали комические куплеты в исполнении Жана Поля Бельмондо.
Водка произвела существенное торможение в мыслях Годунова. Она плескалась в голове и мешала мозгам исполнять свои природные функции, мешала соображать. Мысли Годунова смешались так, что хуже некуда. Этот фокус всегда удивлял его до крайности. Ведь водка "мономахова" в силу какой-то врожденной подлости никогда не действовала на него сразу. Всегда с некоторым опозданием. После паузы и антракта с закусками. И развозило Бориса
Федоровича в один миг так, что лучше и не надо. Развозило капитально. И это невзирая на то, что он был крайне опытен и далеко не молод. Все равно никак не мог приноровиться. Установить для себя точную норму. То есть так, чтобы и пьяну быть, но чтоб и не слишком от этого шататься. Поначалу валил он все на форму рюмок, на разный и непривычный объем. Как тут приноровишься если там такие, а тут сякие?! Но давно уже приносили ему рюмки привычной формы и наполнения: ресторанный персонал был строжайше вышколен, а положение дел нисколько не менялось. Впечатление было таково, что водка тихонько прокрадывалась внутрь годуновского организма. Точно иноземный диверсант. Сидела себе внутри тихонько притаившись. И когда Годунов уже и думать о ней забывал- вот тут-то она и наносила свой внезапный, коварный и подлый удар. Бац! И прямо по мозгам. И Борис Федорович летел в нокаут, моментально терял всяческое соображение и чувства приличий. Мудрость и рассудительность, дарованные ему природой. Сегодня картина была той же самой. Бац и по мозгам! Со вздохом Годунов отодвинул прочь бутылку:
-Ох, тяжела ты "Шапка Мономаха"!
С печальной задумчивостью захрустел свежим пахучим тепличным огурцом. С огурца его потянуло на фамильярности. На простецкую застольную беседу. Ему сильно хотелось общаться. Хорошо еще, что Мстиславский был всегда под рукой. Верный собеседник и надежный собутыльник. Нет -нет! Никакой больше водки. Хватит...У Мстиславского имелся большой опыт по части общения с пьяным Годуновым, поскольку далеко
не всякий мог уразуметь то, о чем говорил Борис Федорович, будучи в изрядном подпитии. Когда "Шапка Мономаха" тащила его за язык и волокла за собою вдаль...У захмелевшего Годунова нижняя челюсть хлопала как попало, язык цеплялся за левую щеку изнутри. Становился все больше и больше, распухал и переставал помещаться во рту. Из-за этого слова выползали наружу как придется. Как Бог на душу положит. Без соблюдений порядка и регламента. Речь Бориса Федоровича была совершенно бессвязной и абсолютно невнятной. Но Мстиславский отчетливо разобрал, что босс жалуется на жизнь. Как и всегда в подобных случаях. На свою нелегкую, полную трудностей, жизнь. Первым делом помянул конечно же и о доблестной теще своей. Тещу звал он по фамилии ее покойного мужа, а не по девичьей, которую она овдовев решительно вернула себе. А жену, носившую его годуновскую фамилию- напротив именно по девичьей. Жена была порою тоже не подарок.
-Вот она моя Малютка Скуратова. Все мозги испилила. Все мозги...-Годунов был пьян и неоднозначен, он опасно накренился влево, но был бережно возвращен в исходное положение и кажется ничего не заметил. От легкой встряски мысли в голове его перемешались вновь и перескочили на другое, точно картинки в калейдоскопе.
Борис Федорович тем же ровным тоном, не повышая голоса, принялся жаловаться на недоброжелательство окружающих.На то, что в Москве его совсем не любят. Хотя он очень хороший. Это было правдой. Несмотря на ощутимые внешние и внутренние достоинства Годунова в Москве не любили. Временами появлялись на заборах неприятные
надписи наподобие "Годунов-дурак!" или "Годунов-козел". Или вовсе фамильярное: "Борька-свинья". Последнее запросто могло относиться и к какому-нибудь другому Борьке, но Борис Федорович воспринимал это на свой счет и крайне болезненно. Он был очень ранимым и тонким человеком. В последнее время подозрительность развилась в нем до крайности. До болезненной степени. А все из-за чего? Из-за ерунды, из-за мелочей. К примеру, одна фирма, открывшая свой офис на суверенной годуновской территории заартачилась и не пожелала платить за свое существование. Тогда по приказу Годунова в
гуманных и чисто воспитательных целях был совершен поджог. Но как на беду в тот день был очень сильный ветер. Огонь перекинулся на два соседних дома. То есть накрылись целых три здания вместо одного. Хотел ли этого Борис Федорович? Конечно же нет! Но долго еще ходил слух по всей России, что Годунов-де злонамеренно и специально спалил пол-Москвы. Вот ведь злые языки...От них все беды.
Мысли перескочили снова, с пятого на десятое. Как граммофонная игла на запиленной пластинке. Вспомнился отчего-то давно мертвый Иван Васильевич Четвертый. По кличке "Грозный".Когда-то был он крупным криминальным авторитетом, шефом самого Годунова, потом его врагом и в конце концов Четвертый был убит в парке, летом, за партией в шахматы вместе одним известным фальшивомонетчиком. Годунов уничтожил бывшего шефа без сожаления и моментально занял его место. Говорят Иван Четвертый умер, сжимая в руке ферзя. Так и похоронили его, поскольку врачи не сумели разжать пальцев мертвеца. Лежит теперь этот ферзь в гробу с тлеющими костями и ползут по нему черви...тьфу! Вздор это все. Слухи. Не может быть в гробу никакого ферзя. Ведь могилы "Грозного" Годунов никогда не раскапывал, не проверял. А слухам верить -себя не уважать. Он, между прочим, всегда насмехался над Иваном "Грозным".
-Всегда хотел быть первым! Да не выходило. Четвертым был по паспорту, четвертым и умер. Был Четвертым и от того был "Грозным"...Ха-ха...-закашлялся от смеха Годунов. А Мстиславский озабоченно поддакивал, честно глядя в его пьяные глаза. Истерический
смех, перемешанный с кашлем сотрясал захмелевший организм Годунова. Как обычно вышло так, что снова не заметил он как покинул ресторан, был погружен в машину, под озабоченное оханье Уфима Пятачонкова. И очнулся лишь на полпути домой. Когда обе бронированные "волги" мчались в сторону Красной площади. Так вот подъезжая к сердцу российской столицы, Борис Федорович некстати проснулся, продрал свои хмельные очи и увидал как Красную площадь пересекает, лавируя между туристами и зеваками, милиционерами и фотографами, пес. Крупный и драный. Причем передвигается на трех лапах, поджимая заднюю левую. Вид несчастной искалеченной собачки несказанно умилил и растрогал пьяненького Годунова. Почти до слез.
-Ну-ка тормози!- всхлипнул Борис Федорович и Уфим Пятачонков плавно притормозил, что бы ехавшие сзади ребята не врезались в машину шефа. Годунов отобрал у вечно голодного Мстиславского пакет с чипсами, тот хрупал их в виде десерта и открыв дверь, попытался приманить несчастную собачку. Охрана заворчала и стала недовольно озираться. Ведь даже здесь, на Красной площади, Годунова вполне могли подстерегать коварные убийцы. Но пьяненькому Годунову было все до фонаря, до лампочки и абсолютно по барабану.
-Утю -тю -тю! Цыпа -цыпа! Голодненький небось! -Годунов шебуршал пакетом и кидал чипсы на заснеженные камни мостовой в надежде приманить увечную собаченцию.
Но пес оскалился вдруг и зарычал. Зло и крайне предупредительно. Хотя задняя лапа была искалечена- клыки у него были будь здоров. Руку откусит- мигнуть не успеешь.
-Шеф! Да это же волк! -воскликнул Мстиславский, до того момента тоскливо наблюдавший как его любимыми чипсами посыпают Красную площадь. Годунов раздачу чипсов приостановил. Глянул внимательно. И правда.
-Ах, ты черт! Куда ж они смотрят? Развели волков на Красной площади! -Годунов поспешно захлопнул дверцу машины. -Уфимка! Трогай...
А волк, обратив свою зубастую морду к синему мороженому небу завыл жутко и протяжно. Когда машины умчались прочь он из интереса понюхал угощение. Чипсы были с укропом. Он ненавидел этот сорт. Зло плюнув, волк оскалился и потрусил на своих трех лапах в направлении гостиницы "Метрополь"...
Сорок минут спустя Годунов был уже дома и спал без задних ног. Он вообще любил вздремнуть после обеда, такой был у него обычай. Традиция предков. Годунов заснул не от того, что был пьян и устал, а от того, что это было традиционно.
Если для Бориса Годунова вздремнуть после обеда было и привычкой, и своеобразной данью традиции, то это распространялось далеко не на всех. К примеру, Дмитрий Иванович Четвертый никогда после обеда не спал. Традиций не соблюдал. Ел жареную телятину. Запивал холодным пивом. И вынашивал жуткие планы возмездия. Именно для мести он и вернулся в Отечество после долгого отсутствия. В этих планах Борису Годунову отводилось самое знатное, самое почетное место. Ведь Дмитрий Иванович, прозванный "Царевичем" приходился родным сыном Ивану Четвертому, подстреленному по указке Годунова солнечным летним деньком в известном московском парке. Иван Четвертый умер с
шахматной фигурою в руке, так и не успев сделать своего последнего хода. Тогда Дмитрий не знал еще что произошло. Был мечтательным и праздным малолетком. Сказали, что отец исчез и все. Годунова этот малолеток нисколько не беспокоил и не интересовал. А того самого шахматного ферзя, черного траурного цвета, принес ему Трубецкой, старинный друг отца. И рассказал обо всем. Пять лет спустя.
Постепенно Годунов начал беспокоиться. Вспомнил о подрастающем "змееныше". Воспоминания Годунова всякий раз приводили к неприятным результатам. Бывшая в подчинении Бориса Федоровича семейка потомственных мокрушников Битяговских с ярко-выраженными дебильными лицами взялись исполнить жуткое приказание неумолимого шефа. Битяги -отец и сын, а так же племянник Битяга -старшего, Никита Качалов, он же Кишка- Карусель, однажды подстерегли "змееныша" у Второго Угличского проезда, через
который Дмитрий имел обыкновение возвращаться из школы. Помнится, в тот день ему стукнуло как раз двенадцать лет. Трое убийц были исключительно здоровыми мужиками. Дмитрий же был мал и слабосилен. Он еще не носил с собой оружия, а дядюшки Трубецкого, как на грех не оказалось в городе в тот злосчастный день.
Все могло кончиться скверно до чрезвычайности, но тут из окна старой трехэтажки началась внезапная стрельба. Первый выстрел был исключительно меток. Кишке-Карусели продырявили его тупую башку. Битяги, отец и сын, опешили от внезапного нападения. Особым умом они никогда не отличались. С одной стороны имелся суровый приказ Годунова, а с другой нужно было подумать и о себе. Внезапный обстрел среди белого дня привел их в крайнее замешательство. Они вертели головами в поисках отважного стрелка, но все это время Данилка -Битяг держал Дмитрия крепко. И наконец засек огневую точку.
В этой точке находился старый охотник. Ворошиловский пострел. Он свихнулся два дня назад от того, что приснился ему собственный покойный дедушка с черной чужой бородой. И этих страшных людей на улице охотник принял за посланников покойного чернобородого дедушки. Псих торопливо перезаряжал ружье. Битяги смотрели на него удивленно. Старший даже пальцем у виска покрутил. Он придерживался мнения, что нельзя вот этак пулять среди бела дня в абсолютно незнакомых людей. Считал, что это ненормально. Сам он так никогда не делал. А психу разглядывать их было некогда. Времени до дедушкиного прихода было в обрез. Ворошиловский пострел дал второй залп и Битяг- старший повалился на землю с простреленной ногой, тоскливо подвывая и изощренно матерясь.
Данилка, оставшись в одиночестве, растерялся, ослабил хватку и малолетний Дмитрий, сильно повзрослев за последние две минуты, вцепился зубами ему в руку. Цапнул преотменно. С аппетитом. Откусил Данилке мизинец, выплюнул и бросился наутек, оставив на поле боя ранец с учебниками и прочей школьной дребеденью. Он уже был сыт по горло бесплатным советским образованием. Данилка, лишившись пальца, орал во всю глотку от боли и обиды, вторя подстреленному своему папане. У сумасшедшего охотника наверху кончились патроны. Но был топор в кладовке. Он не поленился сходить за ним,вышел во двор и довершил свое славное начинание.
С тех пор о Битяговских ничего не было слышно. В городе поползли неприятные слухи о причастности Годунова к этой неприличной истории. Борис Федорович как мог опровергал. И устно, и лично, и по зубам. Слухи быстро затихли, но случай остался в народной памяти. Застрял намертво. Говорили даже будто бы Годунов сам убрал Битяговских, чтоб не болтали лишнего, но судьба убийц никого и никогда не интересовала, особенно если они получали по заслугам...
Второю малоудачной попыткою извести Дмитрия-Царевича была подсылка отравителей. Василиса Волохова и злонамеренный сын ее Осип взялись провернуть операцию с отравлением за кругленькую сумму. Годунов не возражал. Он никогда не был жадиной. Деньги ведь шли на доброе дело. Дмитрий, уже двадцатилетний и вполне вооруженный, гулял вместе с товарищами в ресторане "Квадрат".
Василиса Волохова несмотря на прогрессирующую сердечную недостаточность (она всегда была совершенно бессердечной женщиной), вставные зубы и откровенно пред пенсионный возраст умела в случае крайней надобности и чрезвычайных обстоятельств прикинуться 17-летней соблазнительной девицею. Примерно на полчаса и только при плохом освещении. Но за это одно ее считали ведьмой. Вторым неоспоримым ее достоинством было то, что ресторан "Квадрат" в последнее время облюбованный Дмитрием для гулянок был
известен ей весьма неплохо. Она знала как именно можно влезть туда без приглашения. И без лишнего шума. Проработав в ресторане поварихой в течение пятнадцати лет, Василиса
знала там каждый закоулок и прекрасно ориентировалась на местности.
По обыкновению прикинувшись девицею, она заманила в подсобку одного особенно озабоченного официанта, где тут же стала сама собою, постарев прямо на глазах. Мгновенно...Официант застыл на месте от суеверного ужаса. Пока он пребывал в растерянных смятеньях чувств сын Василисы, Осип-Волох, известный фармацевт-отравитель, вполне профессионально ударил его по голове тяжелой не чищенной сковородой.
Промедление было смерти подобно. Коварный Осип проворно переоделся в официанта, у него была природная тяга к маскировке. Сказывалась дурная наследственность. Наружно став официантом, Осип-Волох вполне готов был к тому, чтоб преподнести два графина с отравленною водкой всей честной компании. Во время планирования операции Волох предложил Годунову использовать водку, что продавали в привокзальных палатках по бросовой цене. Вполне хорошая, надежная отрава. Летальный
исход гарантирован.Но Годунов непременно хотел, чтоб юный Дмитрий помучился перед смертью. Решили просто: в обычную водку добавили жуткого яда, рецепты которого в семействе Волоховых передавались из поколения в поколение. Его испытывали на врагах неоднократно и всякий раз срабатывало безотказно. Мучительная агония и летальный исход. Яд итальянцев Борджиа не шел ни в какое сравнении с этой поистине адской смесью. Учитывая концентрацию яда и большое количество потенциальных жертв, их крики должны были слиться в жуткую симфонию авангардного толка.
Итак, Осип перелил отраву в графины. Графины установил на поднос. На лицо надел маску официантского усердия и подобострастия, мамаша-ведьма довольно цинично его перекрестила и он отправился исполнять свое черное дело.
По пути, возле крайнего столика, к нему пристал какой-то очкарик с кроваво-красными мутными глазами. Очевидно решил, что графины с белой смертью были предназначены ему. Вот недоумок! Осип и так нервничал сильно. Едва не дал красноглазому в ухо, чтоб отстал. Этикет официантской учтивости все же удалось соблюсти. Волох произнес какую-то бестолковую, но очень вежливую фразу и пока собеседник вдавался в ее смысл, пакостный сын ведьмы Василисы извернулся и поплыл дальше по залу со своим ужасающим подносом. Отрава жизнерадостно булькала в графинах. Столик Дмитрия нашел он без труда.
Надо сказать, что в то время Дмитрий не чурался еще душевной компании, не набрался в гнилой капиталистической Европе дурного аристократизма в плане мудреных коктейлей, и пил все, что горело, ничуть не отделяясь от коллектива...
Компания, хоть и была пьяна, и весела, но ухо держала в остро. И даже не одно ухо. Выпивки на столе было порядком. За официантом никто не посылал. Народ примолк, улыбаться перестал. Насторожился. Почетный гость банкета, дядюшка Трубецкой пригляделся к официанту повнимательнее и узнал Волоха в маскарадном костюме. Бежать было некуда. И Осип-Волох впервые попробовал яду собственного приготовления. Вкус оказался просто отвратным.
Годунов был извещен о провале операции весьма своеобразно. Отрезанные, посиневшие и безобразно скрюченные руки Осипа-Волоха были прибиты отменными девятидюймовыми гвоздями к двери годуновской квартиры. С наружной стороны. В то время Борис Федорович жил куда скромнее. Дверь у него была обычной, деревянной. Приколотить к ней можно было все, что угодно. Тем более отечественными гвоздями. В те древние допотопные времена металлические двери имелись лишь в бомбоубежищах и подземных классах Гражданской Обороны. Воры -в -законе не имели еще доступа к подобным элитным дверям...
Увидев этакое на двери, охранники Барона слегка офонарев окликнули шефа по имени. Годунов удивился, но пришел. Взглянул. Послал за очками. Неторопливо протер принесенные очки и оглядел снова нежданный трофей. Пытливо приглядевшись, он узнал эти руки. Перстень с ярко-желтым камнем на указательном пальце левой руки узнать было легко. Он бросался в глаза своей вызывающей яркостью. Годунов помнил, что Волох во время встречи с ним нервно теребил этот перстень. Был взволнован до чрезвычайности. Беседа с самим ГОДУНОВЫМ! Такая честь... Второю приметой была наколка на внешней стороне правой руки. Исполненная в виде дегенератски ухмыляющегося кривого черепа, древнего символа фармацевтики. Гвоздь вошел как раз в середину черепа. Определенно это
были руки Волоха. Закончив осмотр Годунов сказал "ГМ!",снял очки и удалился в свою комнату. Охрана осталась в полной растерянности. Не зная что делать. Оставить все как есть или же отодрать эти руки к черту от двери, поскольку им там не место. За тупость, халатное отношение к работе и фамильярное обращение к шефу их скоро уволили. Борис Годунов вполне справедливо рассудил, что не может полагаться на людей, не способных расслышать стука молотка, колошматящего во входную дверь среди ночи.
К тому же он понял, что перестарался. Эта попытка отравления было просто экзотикой. Глупой непрактичной затеей. С Дмитрием нужно было покончить также как и с его отцом. Пуля надежнее яда. Пока Годунов придирчиво подбирал киллеров, Дмитрий как в воду канул. Говорили, что удрал то ли в Польшу, то ли в Литву. То есть далековато. Влияние Годунова было местным и не простиралось столь широко и обширно. Он не мог позволить себе роскоши соваться с оружием на чужую территорию. Это могло быть чревато. Пришлось отыграться на Трубецком. Дядюшку Трубецкого прищучили в замызганном общественном туалете. Трубецкой упал на вонючий пол, покрытый битой плиткой. Бывший при нем чемоданчик с кокаином был прострелен в четырех местах и Трубецкой залил его своей кровью, чтобы отменная колумбийская "дурь" не досталась врагу...
Старуху Волохову прикончили из соображений этики и тактики. Она спятила после своевременной кончины сына, стала болтать всякий вздор. И используя запасы яда принялась травить кого ни попадя. И своих, и чужих. Ее придушили струной от списанного контрабаса и закопали в лесу.
Но Годунов был мрачен. Сердцем чувствовал, что однажды Дмитрий Четвертый вернется. И тогда жди беды. И сын Грозного не обманул ожиданий Бориса Федоровича.
Время воспоминаний кончилось...
Дмитрий проглотил последний кусок суховатого мяса, допил пиво и покинул закусочную. Пора было браться за дело. Верный человек сообщил ему, где примерно можно разыскать Герасима Касимова, известного под кличкой Касим. В отношении Москвы слово "примерно" звучит совершенно непрактично. Но что поделать. Касимов в настоящее время скрывался и от братвы, и от милиции, и от бывшей жены. А искать того, кто прячется или скрывается, занятие довольно мудреное.
Дмитрий знал, что Касим любит прятаться как следует. Неудачное же выбрал он время чтоб ссориться с братвой, милицией и бывшей благоверной. Герасим был нужен Дмитрию позарез.
Дима Четвертый прибыл в Москву не один. Во-первых с ним вместе был чемодан полный вполне зеленых и чрезвычайно американских долларов. На эти деньги он намеревался нанять себе небольшую компактную армию и смести Годунова с лица земли. Чемодан он вполне благоразумно оставил в камере хранения. Передвигаться по Москве с
таким грузом было глупо и небезопасно. Помимо чемодана с ним в столицу заявилась и очередная подруга жизни. На сей раз по имени Марина. С нею он познакомился во время вынужденных заграничных скитаний. Где-то в чуждой русскому духу недоброй и не гостеприимной Прибалтике.
Где именно состоялось это знакомство Дмитрий толком не мог припомнить. Как называлось это кафе? "Самбор"...Нет! "Сомбреро". Там подавали текилу и мясо под острым как бритва соусом. Познакомились они довольно скоро и довольно своеобразно. Кажется он
пригласил ее немного потанцевать. И они немного танцевали в кафе, потом еще немного на улице, потом чуть-чуть в такси, а потом уже и дома у Марины. Вплоть до танго и ламбады. Устали чрезвычайно и партнерша по танцам вдруг оказалась в неглиже и упала на кровать. А Дмитрий обессилев рухнул на нее как подбитый "мессершмидт" и ночь набросила на город прочный брезентовый чехол. Познакомились они окончательно уже ближе к утру, когда ночь свернула свой брезент в аккуратный рулон, запихнула его под мышку и скрылась за горизонтом, а на небосклон ожесточенно пыхтя карабкалось бледное прибалтийское солнышко, с трудом протискиваясь сквозь узкие улочки между малоэтажных островерхих домов.
Дмитрий в пижаме с чужого плеча бродил по незнакомой квартире бледный и усталый от танцев. Его окружали новые запахи и чужие посторонние вещи. Вскоре в этой квартире он освоился вполне.
Как выяснилось позже,вкус ничуть не изменил Дмитрию Ивановичу. Он выбрал себе надежную и толковую боевую подругу. Марина оказалась дочерью известного польского бандита Юрия Мнишка, по прозвищу "Панк". Между отцом и дочерью существовали довольно прохладные, натянутые отношения. Марина говорила, что отцу всегда было на
нее плевать и она отвечала ему взаимностью. Возможно "Панк" -Мнишек и не был идеальным отцом, но для воспитания Марины он сделал все, что мог. Она весьма неплохо стреляла, а дралась и вовсе как сущая чертовка.
Воспоминания исчезли снова. Дмитрий с тревожным интересом оглядывал окружающую реальность, пребывая в заснеженном старом московском дворике, который
обступали давно нежилые полуразрушенные дома, готовившиеся то ли к сносу, то ли к ремонту, что в современных условиях совершенно равнозначно...Касим должен был быть где-то рядом. Где-то здесь. В конце-концов Дима же не был собакой-ищейкой, чтоб найти Герасима Касимова по запаху. Придется облазить все дома что ли. Делать нечего. Нема варианту, как любил говорить батька Махно в парижских ресторанах.
Пока Дмитрий Иваныч размышлял столь неприятным для себя образом, из-за угла крайнего левого дома за ним наблюдала целая пара настороженных злобных глаз темно-карего цвета. Судя по выражению этих глаз, Дмитрий совершенно не вписывался в окружающий пейзаж. Оценив его таким образом, глаза прищурились, перемигнулись между собой и решили действовать, невзирая на свой темно-карий оттенок.
-Эй! Что потерял?- рявкнул из-за угла неприятный голос и Дмитрий сразу понял, что он далеко не одинок в этом заброшенном заснеженном пустынном дворике. К нему направлялся мужик здоровенных размеров. Он косолапил и морщил нос при каждом шаге, точно сильно жали сапоги. Габаритами походил на Герасима Касимова, но был куда моложе. И значительно тупее. Никаких манер. Никакой вежливости. Руки сунул в просторные карманы широкого ношеного черного пальто с поднятым воротником, над которым как флажки торчали кончики посинелых от мороза ушей и бритая макушка, покрытая редкой короткой щетиной. Среди ежей сошел бы за своего. Только вот глаза злые и темно-карие глаза. Не бывает таких глаз у ежиков.
Малоприятный незнакомец продолжал неутомимо косолапить вперед и остановился, не доходя до Дмитрия метров пять. Оглядел его с ног до головы самым бесцеремонным образом и поинтересовался по новой:
-Что потерял?
-Носок с левой ноги, -огрызнулся Дмитрий, начинавший уже злиться. -Не поможешь поискать?
-Шел бы ты, пацан. Искать свой носок в другом месте.
Ну, слово за слово...Кареглазый вынул руки из карманов. В правой руке у него был нож. Остро отточенное лезвие из плотной стали. Мужики в черных пальто с поднятыми воротниками вообще знают толк в хороших ножах
Дима вытащил пистолет и эффектно щелкнул затвором. Темно-карие глаза противника злобно сузились. Лезвие ножа слегка поскребло воздух и замерло на месте.
-Газовой пушкой хочешь взять, пацан? -нагло ухмыльнулся кареглазый. -На! Стреляй куда больше нравится.
Он распахнул пальто и грудью уперся в ствол пистолета, Дмитрий Иванович
не стал спорить понапрасну и дважды нажал на курок. Эхо гулко простучало по стенам заснеженных закоулков и замерло вдали. Лицо подстреленного удивленно вытянулось, темно-карие глаза из злых стали задумчивыми. Продолжая сжимать нож в руке нахал рухнул на снег лицом вперед, черною грузною тушей.
Дмитрий на ковбойский манер подул в ствол и убрал оружие, а в следующий миг страшный удар в спину сбил его с ног и холодный, ледяной от мороза ствол уперся в
ухо. И знакомый до боли голос прошипел вкрадчиво и зло:
-Ты что, гад, творишь?!
Голос этот как раз принадлежал тому, кого он столь упорно и старательно разыскивал. Герасим Касимов собственной персоной.
-Касим, своих не узнаешь?
В вопросе Дмитрия содержалась крайне тревожная нотка. Ведь если бы Касим и вправду его не узнал, то мозги юного мстителя разлетелись бы по всему двору, а Дмитрий Иванович сильно нуждался в своих мозгах. Они были ему жизненно необходимы.
Давление пистолетного ствола на ухо несколько смягчилось.
-Свои, -проворчал Касим. -Свои...Ну-ка поверни башку. Только медленно.
Дима не протестовал. Голову повернул медленно и даже несколько надменно. Как королева красоты на подиуме. Продемонстрировал свою знаменитую физиономию во всем великолепии.
-Димка -Царевич! Ах, ты черт! -пистолет для порядка обнюхал ухо Дмитрия еще пару секунд, впрочем, уже вполне дружелюбно и исчез в кармане Касима. Герасим помог Дмитрию Ивановичу подняться. Отряхиваясь, Дмитрий с неудовольствием отметил, что левая брючина его роскошного итальянского костюма несколько помята и вываляна в грязи, коварно затаившейся под снегом. Отечественная дубленка тоже пострадала, но меньше. Впрочем, вслух своих претензий Дмитрий выражать не стал. Он пришел сюда просить помощи, а не скандалить по мелочам.
Касимов смотрел на него с отеческою добротой, покачивая здоровенной головой.
-А я ведь тебя чуть не того, -заметил он как бы между прочим. Глянул влево на остывающий труп в беспардонно распахнутом черном пальто и нахмурился.
-Зря ты Нежака пришил. Мой кореш.
-Извини. Но если б он перо мне в глотку сунул, ты бы обрадовался?
-Нет. Не обрадовался бы. Ладно. Его теперь даже СКЛИФ не починит, -Герасим Касимов раздумывал пару секунд. Потом глаза его узрели люк теплоцентрали, гордо торчавшей посреди протаявшего снега.
-Давай-ка туда его спустим. Жаль конечно кореша. Все равно, что в толчок спускать, но что делать. Кладбища рядом нету. И отпевать его некому. Хватай за ноги, мокрушник малолетний, не одному же мне корячиться.
Перед тем как отправить Нежака в последнее плавание, Касимов произвел некоторую операцию. Незамысловатую, но впечатляющую своей ужасающей практичностью...Герасим Касимов подобрал оброненный покойным Нежаком ножичек, стряхнул с лезвия снег и аккуратно убрал в карман. Ни чуть не опасаясь распороть подкладку. Подошел неторопливо к остывающему трупу и тщательно обшарил карманы черного пальто. Справа и слева. Снаружи и изнутри. Извлек четыре кожаных бумажника различной расцветки, формы и выделки, липовые документы на всякие случаи жизни ( они оказались простреленными и
кровь Нежака сделала их натуральными и неподдельными ) и еще всякую полезную мелочь. Реквизировал по соображениям конспирации. Или оставил на память. Диме из вышеперечисленного реестра вещей Касимов не предложил ничего. Пожадничал. Теперь
Нежак в своем черном пальто с приподнятым воротником мог отправляться куда угодно. В подземное царство.
Перетащили его и сбросили в люк. Прикрыли крышкой. Дмитрий запыхался: Нежак был тяжел как слон. А Герасим Касимов, здоровый мордастый мужик во взлохмаченной шапке и мешковатой зеленой куртке, потертой изрядно и испещренной молниями-застежками, делавшей его похожим на уменьшенную копию присмиревшего Кинг-Конга, ничуть не устал. Не запыхался. Возможно даже и не вспотел. До того был могуч.
-Пошли в мою берлогу, Царевич. Пока тихо. А то ты стрельбой всех ворон зашугал. Неровен час менты прискачут. Давно в Москве?
-Вчера прибыл, -ответил Дмитрий.
Приятели миновали крайний левый дом и скрылись за углом. За их спинами белый снег сыпался с брезгливо потемневшего неба и покрывал кровавые следы. И через полчаса замел их вовсе.
-Вчера? -переспросил Герасим. -Вчера тут было не дай бог! Такой буран. На улицу сдуру сунулся -чуть не унесло. А во мне, между прочим, девяносто шесть килограмм.
Дмитрий кивнул. -Не задалась вчера погодка. Вернулся, а Россия точно и не рада. Снег в лицо...Вихрь. Черти что. Чуть не ураган. Подружка замерзла. Зубами стучала. Прошел пять метров от Рижского вокзала и как в тундре. Ни черта не видать. До такси двадцать метров. А пока я стоянку разыскал с полчаса прошло.