Рудакова Елена : другие произведения.

Откуда Дует Новый Ветер [фрагмент]

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Правда ли, что всё уже придумано до нас? Можно ли создать что-то новое? Откуда приходит вдохновение? Откуда дует новый ветер? Чтобы узнать это, нужно отправиться в кругосветное путешествие.

ИНТЕРВЬЮ С УЧАСТНИКАМИ КАИРСКОГО ДЕЛА!

НАША ЖУРНАЛИСТКА ПЕРВОЙ ПОБЫВАЛА НА МЕСТЕ СОБЫТИЙ

  
   Репортёр: Скажите, Ксения, Дмитрий, как вы очутились в Каире в тот роковой день?
   Ксения: Знаете, это такая длинная и запутанная история... Тогда мы были в Каире уже во второй раз нашего большого путешествия. В наш первый визит Диму приняли за вора! И меня заодно. Чтобы спасти наши добрые имена, мы должны были сами разобраться с настоящим вором.
   Репортёрша: Но насколько я знаю, до этого дела вы вообще не были знакомы? Что же заставило вас вместе объехать весь земной шар?
   Дмитрий: Как сказала Ксения, всё это долгая история, с печальным началом, но счастливым концом. Если вы напечатаете её целиком, на это уйдёт несколько выпусков вашей газеты со всеми разворотами, включая светские сплетни и анекдоты.
   Репортёрша: Расскажите мне всё-всё-всё! Люди хотят знать, что произошло в Каире, и моя редакция готова отдать нам всю первую, вторую и даже третью полосу!
   Ксения: Раз так (улыбается), тогда слушайте. Мы познакомились в начале апреля в аэропорту...
  
   Москва, 9 апреля, 11:19
   Грязный снег перед входом в аэропорт мешал ходить людям и ездить машинам. Большой автобус буксовал, запутавшись в огромном серо-коричневом сугробе, расположившемся прямо посреди проезжей части. Снегоуборочная техника разъезжала по автостраде, но никто из них не рискнул бы подъехать к аэропорту - слишком много народу.
   Из автобуса вышла девушка с небольшим чемоданом цвета хаки на колёсиках. Она потерянно оглядывалась, наблюдая за остальными людьми, вышедшими из автобуса. Все они хватали багаж и быстро исчезали в дверях огромного здания аэропорта Домодедово, похожего на стеклянную личинку гигантского насекомого.
   Девушка неторопливо наблюдала за всем, что происходило вокруг. За всё ещё по-зимнему низким небом, за взлетающими самолётами, за маневрирующими таксистами. Земля, небо и воздух слились в один грязно-серый комок.
   Весна была слишком долгой и холодной в этом году. Снегопад не прекращался ни на день, так что невозможно было поверить, что где-то уже цветут вишни и яблони. Этот год был особенно страшным, холодным и болезненным. Особенно для девушки с чемоданом цвета хаки, которая сжимая металлическую ручку саквояжа, волокла его по снегу в аэропорт.
   Она села напротив табло прилёта, расположив чемодан под сидением так, как будто собралась долго ждать кого-то. На самом деле, никто не должен был прилететь к ней, это она должна была улететь.
   Семья, что сидела около неё, собиралась на курорт. Отец был одет в гавайские шорты с огромными оранжевыми цветами, мать меняла зимние сапоги на босоножки, а маленькие дети кидались тюбиками с кремами для и против загара. Вскоре они ушли, и место рядом с девушкой занял молодой парень в огромных наушниках, но с маленькой сумкой. Уж он-то наверняка был настоящим встречающим.
   Из его наушников доносилась тихая симфоническая музыка. Девушка не могла разобрать мелодию и маленькими прыжками по стулу придвинулась к соседу, представляя, как должно быть, она смешно сморится со стороны. Опустив ухо почти вплотную к наушнику, она узнала второй концерт для фортепиано с оркестром Рахманинова. С этой музыкой были связаны воспоминания... В её лаборатории постоянно играла старая классическая музыка, а диск Рахманинова был её любимым. Под эту музыку она писала свою главную работу. Под эту музыку её посещали лучшие идеи. Под эту музыку, она узнала, что все её старания не имели смысла.
   - Вам нравится Рахманинов? - спросил юноша, искоса смотря на девушку.
   - Очень, - прошептала она, ловя знакомые звуки, - Но разве в этом концерте играют литавры?
   - Это новая обработка... Вы разбираетесь в музыке?
   - Она помогает мне работать. Чтобы работала только голова, нужно чем-нибудь занимать и сердце, иначе будет мешать. Когда голова считает, сердце слушает музыку.
   - А что, если работает и голова и сердце?
   - Наверное, это искусство, - улыбнулась девушка, посмотрев незнакомцу в глаза, - Меня зовут Ксения.
   - А я Дмитрий, - мужчина протянул руку. Она была ещё мокрой от снега, и дрожала мелко, как осенний лист на воде, но в тоже время была горячей, как камень на морском берегу. Рука же Ксении была холодной, но уверенной и прямой, привыкшая часами работать с чувствительными приборами, и сама ставшая одним из таких приборов.
   Единственное, что говорит о человеке больше, чем его руки - это глаза, или точнее сказать - веки, придающие глазам их выражение. Говорить о самих глазах ошибочно. Что такое глаза без век? Только орган человеческого тела, зрительное яблоко. Но именно веки придают глазам и всему лицу злое или доброе выражение, весёлое или грустное, дружелюбное или агрессивное. Стоит убрать веки и получится безумный животный оскал человеческого лица: разве не страшно?
   Черты лица Димы нельзя было назвать ни притягательными, ни ужасными. Обычное лицо, тысячи которых встречаются на улице и в метро, но его глаза, его веки непроизвольно складывались в непонятное выражение скрытой боли. Как будто он проглотил пучок иголок и боится пошевелиться, чтобы не умереть. Это не укрылась от Ксении, так как она носила такую же боль в себе. Такое скрытое чувство, подобно физическому недугу, оставляет на лице следы болезни и усталости.
   - Вы кого-то ждёте? - спросила Ксения.
   - Нет, я здесь не поэтому, - Дима снял наушники, из которых перестала доноситься музыка. - Правда, я никуда и не лечу. Дело в том, что в таких местах всё по-другому. Здесь даже музыка иначе слышится.
   - В таких местах? Вы имеете в виду аэропорты?
   - Не только. Аэропорты, вокзалы, мотели. Это незаметные КПП на дороге, скрытые повороты. Места, где встречаются люди со всего света, которые в другом месте ни за что бы не встретились. Здесь есть своя магия.
   - Вы приходите сюда знакомиться, что ли? - Ксения непонимающе изогнула бровь.
   - Да нет же! - засмеялся Дима. - Но что вы сами здесь делаете?
   - Я... хочу улететь куда-нибудь.
   - Куда-нибудь? Вы пришли, не зная, куда лететь?
   - Да, получается так. Но тут выбор не большой. Мне подойдут только те страны, в которые не нужна виза.
   - Звучит так, как будто вы убегаете от кого-нибудь, - улыбнулся Дима.
   - Можно и так сказать, - загадочно протянула Ксения. - А хотите... я вам расскажу?
   Дима посмотрел Ксении в глаза и увидел в них влажный больной блеск. Зеркальная пелена отделяла теперь девушку от мира, и мир отражался в лихорадочно переливающихся глазах.
   - Расскажите, - попросил он.
   - Но, знаете, каждый раз, когда я проматываю свою историю в голове, я слышу одну и ту же мелодию. Если она есть у вас в плеере, то я расскажу всё.
   - Какая мелодия?
   - "Простая симфония" Бенджамина Бриттена. Это самая мучительная музыка, которую я знаю. Когда слышу её, кажется, что нервы каменеют и вот-вот порвутся. Но только такая мелодия подойдёт к моей истории.
   Дима перебирал файлы на плеере, неторопливо меняя дорожку за дорожкой, подписывать которые у него не было привычки. Он развернул один наушник к Ксении так, чтобы ей доставалась ровно половина всей музыки. Мимо шли люди, за стеклянной стеной неистовствовала снежная буря, а они слушали Бетховена, за ним - Вагнера, за ним - Грига, а за ним - Чайковского. Иногда по несколько минут они задерживались на одном произведении и не произносили ни слова.
   Наконец, "Простая симфония" была поймана, и Ксения заговорила:
   - Я астрофизик. Работала в лаборатории университета со дня своего поступления. Вот уже пять лет, как я выпустилась, но осталась верна своей альма-матер. Знаете, лаборатории - это особые миры, со своими героями и злодеями. Тихие войны, участники которых знают друг о друге только по переписке или по интернету, незаметно протекают за стенами институтов. Со стороны наша работа кажется такой же скучной, как офисная рутина, но на самом деле мы - аристократия от науки. Не в том смысле, что мы избранные, лучше люди, а в том, что живём по законам королевского двора: интриги, подпольные союзы, шепот за спиной. Но и в королевском дворце есть неизвестные уголки... Три года я писала диссертацию о чёрных дырах, а конкретнее - об излучении, исходящих от них. Хотя сейчас популярнее говорить об их гравитационном поле, которое поглощает любое излучение, но, давайте лучше не будем вдаваться в подробности. Я была уверена, что провожу уникальные исследования, собирая редкие данные по всем обсерваториям, к которым у меня был доступ. Я публиковала статьи на английском языке, которые производили (не хочу хвастаться) фурор в узких научных кругах. Словом, мне пророчили звёздное во всех смыслах будущее. Но вот две недели назад, когда я уже собрала весь материал, когда уже фактически дописала диссертацию, когда оставалось её только отредактировать, когда мечтала показать всему миру выведенную формулу, которую должны были назвать моей фамилией... произошла катастрофа. Я до сих пор не понимаю, как такое возможно. Почему так происходит? Как такое вообще может происходить? Разве то, о чём я думаю, может думаться ещё в чьей-то голове? Как он, этот никому не известный старик из английской глубинки, добрался до моей головы раньше, чем там вообще появились эти мысли!? Оказывается, он ещё раньше начал заниматься этим вопросом, чем я. На двадцать долбанных лет раньше! И всё из-за того, что я слишком поздно родилась. Да родись я на какие-то жалкие пять лет раньше, я бы такой труд написала, о каком он и не мечтал... Хотя нет, он сделал лучше. Намного лучше. Проработал каждый аспект, каждый нюанс. Докопался до таких глубин, о которых я и не догадывалась. Я потратила три года работы на этот проект, а в итоге он оказался намного талантливее, чем я. Намного лучше... Три года моей жизни потеряны. Три года можно просто вычеркнуть из истории цивилизации! Но этого никто не заметит, потому что не оставив после себя этих исследований, я всё равно что мёртвая муха. А он - муха, замершая в вечном алтаре. Его запомнят. Чёрт, да его посвящают в рыцари за то, что он открыл закон исходящего излучения чёрных дыр. Какое дело королеве Великобритании до чёрных дыр!?
   За окном разбушевавшаяся метель била градом о стекло. "Простая симфония" закончился до того, как Ксения успела договорить, и последние её слова звучали громко, не приукрашенные музыкой, но и не приглушаемые ей. Тишина было лучшим аккомпаниатором для соло на скрипке боли. А Ксения была хорошим скрипачом, мощно играющим крещендо.
   - Я тоже хочу улететь, - сказал Дима.
   - Так значит особая атмосфера здесь всё-таки не при чём? - облегчённо улыбнулась Ксения, довольная тем, что ей не придётся обсуждать собственную историю. И так было сказано слишком многое.
   - Это удивительное совпадение, но у меня есть собственная история. Она звучит под песню Сольвейг, холодную и норвежскую.
   - Расскажите, - попросила Ксения, поправляя наушник.
   Дима быстро нашёл нужную дорожку на плеере, но его палец завис над сенсорным экраном, не смея нажимать на мигающую ночным синим цветом строку с надписью "Григ, Пер-Гюнт, песня Сольвейг". Глубоко вдохнув и выдохнув, он включил её.
   - Я закончил консерваторию несколько лет назад. Должен был стать дирижёром, но на самом деле эта работа меня не никогда не привлекала. Я хотел просто писать музыку. Так получилось, что я сочинял её с рождения, что мелодия всегда играла в моей голове, а я всегда хотел облечь её в ноты. Но настоящая работа дирижёра требует так много сил и времени, что ничего не остаётся на собственную музыку. Ты заботишься о чужой музыке, следя за звучанием инструментов и чередованием партий, жертвуя все свои силы ей, рождённой в голове у кого-то другого. Когда это стало окончательно невыносимым, я ушёл из оркестра, надеясь писать собственную музыку. Уйдя ото всех, уединившись в деревне посреди зимы и леса, имея под рукой лишь старое расстроенное пианино и горы нотной бумаги, я пытался услышать свою мелодию. Для гениальной музыки нужно всего несколько нот, вокруг которых зазвучит вся симфония, воспевая одно единственное гениальное зерно. И вот, настроив инструмент, пополнив запасы продуктов и чаю на пару месяцев, и начал искать. Я знал, что во мне есть Та Самая Мелодия, её нужно только услышать. И я услышал... И это была настоящая эйфория. Лучший момент в моей жизни, полный счастья и торжества! Я услышал сначала тихое соло скрипки, потом - зрелую фортепианную партию, и наконец, в моей голове зазвучал целый оркестр! Я дирижировал своей собственной музыкой, и в этом было всё. Целая страна нот, империя созвучий, мир мелодий - всё было подвластно мне! Кто никогда не творил, тот не знает, что такое истинное торжество! Тут могла бы звучать сама Токката и Фуга ре-минор Баха, но вот крещендо в моей истории достигло своего пика, начинается диминуэндо... Я был отстранён от Земли целых два месяца, и не знал, что сейчас играют на сцене Большого театра или в Венской Опере. Но оказалось, что Та Самая Мелодия звучала не только в моей голове. И за неделю до окончания моего добровольного изгнания в Оперном театре Сиднея прошла премьера первого концерта для фортепиано с оркестром мистера Дэвида Митчелла. Зал ликовал, критики были в восторге, и, признаться, это было лучшее, что я слышал в своей жизни. Потому что это была моя мелодия, мой концерт! Он, зазвучавший в Сиднее под тяжёлым гнётом главенствующего фортепиано. Там должно было быть много струнных, а он отдал все их партии одному только фортепиано... Я до сих пор размышляю так, как будто это он украл мою мелодию. Но если бы можно было стереть его с лица земли, из памяти человечества! Если бы он никогда не рождался, я стал бы первооткрывателем Terra Incognito. Моей Terra Incognito.
   Громкий голос объявил, что все рейсы откладываются на неопределённый срок из-за снегопада. Стеклянная стена за спинами Димы и Ксении вибрировала и скрипела от снежной бури. Люди рассаживались кто на железных лавках, кто прямо на полу, а один предприимчивый продавец разъезжал по холлу, лавируя между людьми, и торговал шоколадными батончиками, чипсами и колой. Сначала его гнали, но потом сами выстраивались в очередь, надеясь "заесть" своё невезенье.
   - И куда полетим? - спросила Ксения.
   - Полетим? - удивлённо поднял бровь Дима. - То есть мы с вами?
   - Ну да. Что ж ещё остаётся делать.
   - По-моему, вы это несерьёзно, - усмехнулся он. - Вы действительно хотите улететь неизвестно куда, чтобы... что? Зачем?
   - Скажу вам честно, - Ксения доверительно наклонилась поближе к Диме, - Мне стало просто невыносимо ходить на работу. Раньше я могла днями и ночами напролёт просиживать в лаборатории, ухватившись за новую зацепку. Но теперь мне кажется, что все мои старания уже заведомо бесполезны. У меня нет сил работать, у меня просто нет... вдохновения. Не смейтесь, вы, музыкант, учёным тоже нужно вдохновение. Знаете, возможно, мне просто нужно отдохнуть.
   - Я смеюсь не потому, что думаю, будто бы вам не нужно вдохновение, а потому, что наши истории слишком похожи. Я сейчас скажу вам кое-что, а вы мне ответьте, думаете вы так же, или нет. Договорились?
   - Договорились.
   Дима снова защёлкал клавишами плеера, перебирая дорожки, пока не нашёл одну, совершенно незнакомую Ксении. Музыка обрушивалась, как снежный шквал, огненный от своего холода. Казалось, мелодия хватает тебя мягкими лапами, мнёт, калечит, а потом кидает в горную лавину, несущуюся к обрыву.
   - Есть одна вещь, отличающая обычного человека от гения. Это не просто талант или трудолюбие. Это знание. Знание, данное гениям от рождения. Они знают путь к источнику вдохновения, к источнику настоящих новых идей. Только они могут пить из него. Но как только гений первым приходит к источнику, прорубает путь остальным людям и показывает его им, жаждущая толпа тут же кидается к воде, топча гения ногами и перешагивая через него. Тот час же появляются тысячи подражателей гения, но их идеи несвежи, протухши, так как подражатели не могут пить из источника, они отравляют его. Сами же они считают себя гениями-первооткрывателями, зачастую даже не догадываясь о том, что путь им открыл именно истинный гений... И я думаю, быть может мы с вами одни из той жаждущей толпы?
   - Но веди ни я, ни вы даже не слышали о своих... конкурентах до тех роковых дней. Как же мы можем быть их подражателями?
   - Когда источник вдохновения открыт, идеи разливаются в воздухе по всей планете. Наверное, это и есть ноосфера. Просто именно гении разливают эту новую воду, а мы пьём её, даже не подозревая, откуда она взялась. Открывая кран на кухне, знаете ли вы, из какого водохранилища поступает к вам вода? Она может быть отравлена или как-то ещё испорчена, независимо от вас. А гении незаметно для нас примешивают в эту воду вдохновение. Образно говоря, разумеется. Не подумайте, что я сумасшедший.
   Прямо перед Ксенией и Димой на полу уселись дети лет десяти, мальчик и девочка. Они держали в руках один планшетный компьютер и смотрели какой-то фильм. Свободными руками они прижимали к уху по одному маленькому наушнику, а чтобы ни слушать остальной мир, прижались головами друг к другу. Дети были светло-белокурыми, как ангелочки из мультфильмов, и смеялись такими же звонкими голосами. На экране показывали большую семью, которая сначала резвилась в море и на пляже, потом гоняла по пустыне на джипах, а затем лазила по пирамидам.
   - Ну, конечно! - воскликнула вдруг Ксения.
   - Что случилось? - удивился Дима.
   - Нам нужен Египет. Где ещё искать вдохновения, как ни в самом... самой колыбели цивилизации!
   - Но там война и... разве мы так просто туда полетим?
   - Но ведь вы уже пришли сюда, - улыбнулась Урания, - на что же вы ещё рассчитывали, заявившись в аэропорт? Вы сказали, что здесь всегда есть особая магия. Почему бы не последовать за нею вслед?
   - Сейчас я думаю, что вы просто галлюцинация, которую создало моё расстроенное воображение.
   - Пусть так. Но если я и галлюцинация, то очень своевольная. Могу и без вас улететь.
   Дима опустил взгляд, беспокойно перебрасывая плеер из руки в руку. В наушниках зазвучал успокаивающий Клод Дебюсси, которого Дима слушал особенно часто после случившегося. А его "Мелодия" для фортепиано заставляла разгорячённую душу успокаиваться, приятно охлаждала, как мазь охлаждает ожёг.
   Вдруг Ксения резко сняла с Димы наушники, и звонко отбила его руку, когда тот потянулся за плеером.
   - Нет, хватит! Хватит затыкать себе уши и слушать чужую музыку. Вам... тебе пора сочинять свою! Пора снова взглянуть на этот мир. Рана затянулась, а ты всё ещё пытаешься выстроить больницу вокруг себя. Но только выйдя из больницы, можно выздороветь. Вредно лечить здоровый организм, а ты здоров, но до сих пор злоупотребляешь лекарствами! Нам пора вырвать себя из плена у врачей и сестёр милосердия, и своими здоровыми ногами выйти за ворота жёлтого дома. Пора выздоравливать! Так дай, дай же мне свою руку!
   Дима протянул руку Ксении, она сильно обхватила его ладонь и повела за собой.
  
   Каир, 10 апреля, 6:19
   Пустыня - как другая планета. Марс или Меркурий. Всё дело в том, что днём здесь очень жарко, а ночью очень холодно. Как будто над пустыней нет атмосферы, и стоит Солнцу скрыться за горизонтом, тот час всё его тепло возвращается в космос.
   Утро в пустыне - всё равно, что путешествие с одного конца света на другой. Свет внезапно обрушивается на землю, температура резко меняется. Местные жители к этому привыкли, и как будто не замечают ничего странного. А туристы поутру, закутанные по-ночному в куртки и пледы, быстро всё сбрасывают с себя, чтобы не испечься заживо.
   Ксения с Димой сидели на низком каменном заборе прямо напротив Сфинкса. Город подошёл совсем близко к пирамидам, и почти ничего не стоит забронировать номер с видом на древнее чудовище.
   Под забором уже выстроилась своя пирамидка из тёплой одежды Ксении и Димы. В их руках дымились чашки с кофе, купленном в ближайшем кафе. Солнце должно было вот-вот появиться.
   - Ты когда-нибудь делал что-то подобное? - улыбаясь, спросила Ксения.
   - Не помню, чтобы я вообще когда-нибудь встречал рассвет вне дома.
   - Почему? - Ксения уселась на заборе по-турецки, радостно потирая руки, как голодный перед обедом.
   - Повода не было, - Дима сидел, уткнувшись взглядом в землю.
   - Сейчас начнётся... Только молчи. Скажешь что-нибудь, и момент упущен. Придётся ехать в другое место.
   - Куда, например?
   - Т-с-с! - Ксения замахала на Диму руками.
   Солнце вставало из-за города, то есть из-за их спин. Вытянутые неявные тени зданий дотягивались до Сфинкса, неуверенно трогая его лапы. На небе не было ни облачка, и ничего не мешало первому лучу упасть на пирамиды. Секунда - и вся пустыня засветилась. С трудом, но им удалось разглядеть пробежавшую по земле границу между ночью и днём.
   - О, да! - закричала Ксения, вскидывая руки, сжатые в кулаки, к небу.
   - Как будто рояль упал на клавиатуру органа!
   - Что? - удивилась Ксения.
   - Не знаю, с чем ещё можно сравнить...
   - Скажи тогда, что это похоже на чувство после того, как час смотрел в телескоп и вдруг посмотрел на телевизор: всё покрыто чёрными точками и расплывается.
   - Это не так красиво.
   - Эстет, - фыркнула Ксения. - Ну что? Что ты ещё чувствуешь, Дим? Вдохновение, оно есть?
   - Не уверен, - грустно ответил Дима, снова уткнувшись в землю. - Честно говоря, величественное всегда вгоняет меня в тоску.
   - Почему? Зависть?
   - Можно и так сказать. Кажется, что если бы я жил пять тысяч лет назад, то обязательно именно я построил бы эти пирамиды... Ты этого не чувствуешь?
   - Нет, мне кажется, они величественны, не потому что огромные, а потому что древние. Всегда когда я раньше видела их на картинках, мне казалось, что достаточно выложить своё имя огромными валунами на земле, и это хватит чтобы обессмертить себя. Но кажется, сегодня сделать это совсем не так сложно, как пять тысяч лет назад. Не обязательно быть гением, чтобы разложить камни по полю, Дим. Нужно придумать что-то более оригинальное.
   - Пирамиды, думаю, были весьма оригинальны для своего времени. Но я даже не помню имена фараонов, при которых их строили.
   - Хеопс, Хефрен и Микерин. Но это не важно. Важно то, что они стоят до сих пор. Они идеальны математически. Эталонны. Восхитительны. Научное чудо. Я хотела бы стать причастной к такому, даже если бы моё имя забылось через поколение.
   - Но ведь в имени всё и дело!..
   Вдруг со стороны города послышали крики и скрежет покрышек по песку. Из подворотен выбежал ребёнок лет десяти, одетый в песочный камуфляж. В руках он нес массивную сумку, и размахивал ею на поворотах, чтобы удержать равновесие. Увидев Ксению с Димой, он обрадовался и помчался прямо на них, не сбавляя скорости. Так быстро, что им пришлось сделать шаг в сторону друг от друга, чтобы не столкнуться с мальчиком. Поравнявшись с ними, ребёнок с силой кинул сумку Диме, так что тот рефлекторно её поймал. Мальчик же на всех парах промчался дальше и скрылся в лабиринтах полуразрушенного храма у подножья сфинкса.
   Вдруг из того же переулка, откуда выбежал ребёнок, появился мотоцикл с надписью "Police" и с двумя полицейскими. Увидев сумку в руках Димы, один из них вскочил на сиденье мотоцикла, закричал и стал тыкать пальцем на сумку, а потом в цирковом кульбите перепрыгнул через своего коллегу, сидящего на том же мотоцикле, и побежал к Диме с Ксенией.
   Полицейский вцепился в сумку, в которой, судя по ощущениям Димы, было нечто плоское и продолговатое. Возможно, оружие. Арабский служитель закона кричал на своём арабском языке, в то время как Дима и Ксения беспомощно косились то друг на друга, то на сумку.
   Подошёл второй полицейский, более уравновешенный и спокойный, чем первый, и на хорошем английском сказал:
   - Именем законов Египта, вы арестованы!
   - За что? - вскликнула Ксения.
   - Не вмешивайтесь, леди, вы здесь не при чём. А вас, джентльмен, я нижайше прошу проследовать в полицейскую заставу.
   - Э... Парле франсе? - неуверенно спросил Дима, познания которого в иностранных языках ограничивались школьным курсом французского языка. Но кажется, спустя десять лет после школьного выпуска он не мог составить больше ни одной связной фразы.
   - Тебя хотят арестовать, Дима! - закричала Ксения, хватая его за плечи. - Не давайся им!
   - За что? - только и спросил Дима, а полицейский уже защёлкнул наручники на его запястьях, и повёл к мотоциклу. Вслед кричала Ксения, порывалась побежать за Димой, говорила по-русски и по-английски, что она переводчик господина египтолога из России, но её крепко держал полицейский-циркач и уворачивался от попыток Ксении укусить его. Он кричал на неё по-арабски, кажется, не понимая английской речи.
  
   Каир, 10 апреля, 10:26
   - Господин уважаемый египтолог из России, позвольте спросить у Вас ещё раз: как в самом деле альт Страдивари оказался в ваших глубокоуважаемых руках?
   - Вы точно правильно переводите? - спросил Дима у своего переводчика-добровольца.
   Это был старик, возраст которого, наверное, был сравним с возрастом пирамид. Он был местным торговцем из лавки антиквариата, соседствующей с полицейским участком. Старик утверждал, что знает все языки мира, потому что в его магазине бывают самые разные гости. Поэтому он работает на четверть ставки в участке в качестве переводчика. В центре Каира в полицию попадает много туристов, и уж на каких языках ему только не приходилось разговаривать про убийства, грабежи и драки.
   - Он новенький, - сказал Диме на ухо старик про полицейского. - Не знаю, откуда взялся. Говорит так, как будто сейчас четырнадцатый век.
   - Почему именно четырнадцатый? - поинтересовался Дима.
   - Не знаю, - весело хихикнул старик и почесал бороду.
   Дима глубоко вздохнул. Его, меланхолика со стажем во всю жизнь, начало сильно раздражать сложившееся положение. Только вчера он был в Москве, а сейчас сидит в полицейском участке посреди пустыни Сахара, без кондиционера, в его голове фальшивят сломанные саксофоны, и к тому же его обвиняют в похищении альта Страдивари. Кстати...
   - С чего вы вообще взяли, что этот альт, который я так и не увидел, работы маэстро Страдивари? Я не слышал, чтобы он делал что-нибудь, кроме скрипок.
   - Сия справка прибыла к нам от высочайшего руководства. Мы не вправе запрашивать разъяснения, - переводил старик слова полицейского.
   Взгляд Димы постоянно падал на фотографию, висящую на стене. Там был изображен мужчина, очень похожий на Диму, но худее, с глубокими синяками под глазами и, судя по всему, араб. Рядом помещалось изображение так называемого "альта Страдивари", неприглядного скособоченного инструмента, выглядевшего настолько несимметричным, что он вряд ли мог издавать звуки приятнее дверного скрипа.
   - Позвольте узнать, глубокоуважаемый господин полицейский, - сказал Дима, передразнивая тон следователя, - откуда был украден инструмент?
   - Вам это должно быть известно лучше, глубокоуважаемый господин подозреваемый, - серьёзно сказал полицейский устами старика.
   - Не бойся, сынок, - уже от себя добавил торговец, - может быть, твоя подруга приведёт сюда того вора.
   В этот момент дверь участка распахнулась, и на пороге появилась Ксения. Кажется, последняя надежда Димы улетучилась: Ксения была одна.
   - Усама вырубил полицейского, можно уходить! - радостно крикнула Ксения, подходя к столу следователя. - Сиди спокойно, Дима, они по-нашему ни бум-бум. Буду делать вид, что пришла тебя проведать. Тебя ведь не связали, нет? Хорошо! Тогда сейчас ты осторожно поднимешься, я отвлекаю их внимание, а ты убегаешь. На улице стоит их мотоцикл, за рулём Усама, ему десять лет, но он настоящий шумахер. И да, этот тот самый парень, вместо которого тебя задержали. Тот, что вылетел на нас около Пирамид. Так что не тормози, Дима!
   Покрытое веснушками лицо Ксении светилось от возбуждения.
   - Что происходит? - выдавил из себя Дима, инстинктивно поднимаясь навстречу девушке.
   - Беги! - крикнула она, резким движением достала что-то из заднего кармана и кинула в лицо полицейскому. Кажется, это был песок.
   - О, молодец, дочка! - зааплодировал старик, радостно глядя на клубы пыли и на задыхающегося и кашляющего полицейского.
   Ксения схватила Диму за руку, и они побежали к выходу.
  
   Каир, 10 апреля, 18:56
   Они сидели в каком-то полуподвале. Из маленького окна под потолком светило Солнце, а Усама бегал по достаточно обжитому помещению, доставая что-то из шкафов и пряча обратно.
   - И долго мы ещё будем здесь сидеть? - беспокойно в который раз спросил Дима.
   - Сколько потребуется, - ответила Ксения. - Сверху нас сразу схватит полиция. Слышишь, кто-то бегает?
   Прислушавшись, Дима услышал звуки шагов и голосов.
   - Если бы ты не устроила чёрт знает что в участке, никто за нами не гонялся бы! - злобно сказал Дима.
   - Если бы я не устроила чёрт знает что, - ответила Ксения, - ты бы сейчас со мной не разговаривал.
   - Да и слава богу!
   Тут к ним подошел Усама и стал что-то жестами и отдельными словами объяснять Ксении. Она задумчиво кивала и отвечала по-английски.
   - Усама говорит, что его заставили украсть альт Страдивари! Кто-то угрожает его отцу, и Усама решил украсть альт из Египетского музея.
   - Альт Страдивари в Египетском музее? - удивился Дима.
   - Да. Ну мало ли... выставка из Европы приехала, например.
   - Хорошо, это сейчас не принципиально. Зачем вы ворвались в полицию? Они бы меня отпустили, конечно же! Но теперь нас начнут преследовать всерьёз. Я не верю, что тебя надоумил десятилетний мальчик!
   - Усама сказал, что ты очень похож на того, кто угрожал его отцу. Он должен был ждать его около сфинкса, чтобы отдать альт. Он "перелетел" через нас, убегая от полиции, а сумку кинул тебе, потому что думал, что ты и есть тот самый рецидивист. Потом Усама, разумеется, вернулся оглядеться. Я, как смогла, объяснила, что ты не похититель. Усама сказала, что тогда ты в большой опасности. Вот мы тебя и освободили!
   Дима устало сел на какой-то ящик, печально хрустнувший под ним.
   - Зачем ты в это ввязалась? Мы ведь просто хотели отдохнуть...
   - Нет, ты ничего не понял, Дим! - театрально произнесла Урания. - Мы собирались не отдыхать, мы собирались в путешествие! Совершенно разные вещи. Я надеялась, что с нами случится что-нибудь необычное и опасное. И тут прямо у Великих Пирамид на нас обрушивается такая возможность. Ещё немного и я начну верить в ангелов-хранителей, Дим! Потому что только они могли подарить нам такой сказочный шанс.
   - Шанс? - возмутился Дима. - Шанс на что!? Шанс на полжизни попасть в египетскую тюрьму? А может быть, по местным законом похищение произведений искусства вообще карается смертью! Спроси своего Усаму, он не знает?
   - Он теперь наш общий Усама!
   - Нет. Смерть - нет, - вдруг сказал из угла Усама.
   - Что? Ты говоришь по-русски? - удивилась Ксения. - А мне почему не сказал?
   - Вы раньше только английский говорить с я, - ответил мальчик.
   - Недооценила ты популярность великого и могучего, - впервые улыбнулся Дима. - На нём, наверное, сейчас весь Египет говорит.
   - Папа работать с туристы, - пояснил мальчик. - Папа работать в музей. Я легко взял... ту музыку из музей.
   - Папа знает, что ты сейчас здесь? - спросил Дима.
   - Нет, - расстроено покачал головой Усама. - Я не успел сказать папа. Вор сказать торопись или плохо.
   Окно под потолком скрипнуло, и внутрь прорвался ветер. Пролетев по комнате и словно сделав круг почёта, он улетел обратно, заставив всех снова прислушиваться к голосам наверху.
   - Что же нам теперь делать? - спросил уже спокойным голосом Дима, смирившись с тем, что ему придётся участвовать в приключении.
   - Ждать, - просто ответила Ксения. Она села на покосившийся ящик и сложила руки, как будто собралась так просидеть несколько месяцев.
   - Я забрать ту музыка из полиция, - Усама показал на сумку, которая нетронуто лежала в углу полуподвала.
   Скособоченная сумка лежала в пыли. Дима с проклятиями распаковал злополучный инструмент, и ахнул. Альт, который он держал в руках, может быть и не принадлежал Страдивари, но определённо был старым, даже древним. Он ложился в руку привычно, как любимый карандаш, отливал приятным блеском полированного тёмного дерева и как будто просил взять смычок и провести им несколько раз по струнам. Даже неправильная форма инструмента теперь не казалась неправильной.
   Дима никогда раньше не играл на альте, но в детстве неудачно учился игре на скрипке. Когда учителям стало понятно, что у мальчика нет таланта к этому инструменту, Дима целиком посвятил себя фортепиано, в тайне мечтая стать дирижером и композитором. По вечерам он самостоятельно учился писать партитуры, репетируя не с оркестром, но с компьютерной программой.
   Одно движение смычком, и мышцы вспоминают заученные в детстве движения. Альт не кажется большим или тяжёлым. Наверное, детское тело ощущало скрипку точно так же, как сейчас взрослое ощущает альт. Бархатные звуки полузабытой мелодии проникали в глубокие глубины подсознания, в детские воспоминания. Это древняя сказка текла по струнам, показывая пальцам и запястьям движения. Башни высокого замка, армия вернулась с победой, на улицах цветы и пёстрые ленты... Определённо, эта мелодия слишком долго не выходила на свободу из сознания Димы.
   - Ух ты! - зааплодировала Ксения, - Ты так здорово играешь, Дим! А ты на всех инструментах умеешь?
   Давно Дима не ощущал такого прилива сил.
  
   Каир, 11 апреля, 08:14
   - Повтори ещё раз, что мы собираемся делать? - спросил Дима у Ксении, когда они втроём с Усамой пробирались по каирским переулкам. В одном из множества шкафчиков подвала, они нашли серую неброскую одежду местного покроя. Ксения даже нашла порошок хны, которым она смело окрасила свои каштановые волосы в жуткий оранжевый цвет. Ради маскировки она хотела так же перекрасить Диму, но тот напрочь отказался.
   - Улетаем из Египта! - смело ответила Ксения, выглядывая из-за очередного поворота, чтобы проверить, не следит ли кто-нибудь за ними.
   - По поддельным паспортам и с контрабандой? Откуда у Усамы вообще бланки паспортов полсотни стран? Может быть, на них номера каких-нибудь убийц. А может быть, он вообще хочет нас сдать полиции или отцу, или тому вору?
   - Нет! - крикнул Усама.
   - Дим, тебе когда-нибудь говорили, что ты ужасный трус? - поморщившись, спросила Ксения. Её начинала раздражать постоянная паника Димы. Она надеялась, что раз решившись в аэропорту разделить с ней приключение, он и не подумает отступаться. А ещё физиков называю скучными! Разве не музыкантам положено быть спонтанными и безбашенными?
   - Я не трус, я просто думаю, что нам нужно обратиться с посольство.
   - И что будет? - Ксения резко остановилась посреди улицы так, что Дима с Усамой в неё врезались. - Они отберут альт, а нас всех упекут за решётку.
   - Но ведь мы ни в чём не виноваты!
   - Как это? - удивилась Ксения, - А нападение на полицейский участок?
   - Ох, - тяжело вздохнул Дима. - Ладно, пошли, пусть нас задержат на границе. Получим ещё по пять лет за отягчающие обстоятельства. Попытка бегства с краденным за пределы страны по поддельным документам. До чего я докатился, Святой Вольфганг Амадей!
   Ксения схватила прохладными пальцами запястье Димы, и побежала вниз по улице. Смотря на её спину, и чувствуя её руку, на Диму снизошло острое чувство реальности происходящего. Как когда-то в глубокой молодости, он осознал, что происходящее сейчас - правда, что настоящее - это не грусть по прошлому и не скорбь по будущему, это один-единственный миг, наполненный безудержной радостью. В его голове заиграл счастливый Дебюсси, осваивая новый Остров Радости.
   Было страшно стоять в очереди за билетами, страшно покупать их по кредитке. Дима, несмотря на своё ворчание, надеялся, что карта у Ксении тоже на чужое имя, так как любому, кто хоть раз смотрел американские фильмы, ясно, что именными кредитками светиться нельзя. Было страшно смотреть в глаза пограничникам, страшно садиться в самолёт. Но когда самолёт оторвался от земли, Ксения радостно закричала:
   - Да, мы сделали это!
   Усама радостно улыбался, Дима аплодировал Ксении, исполняющей победный танец посреди прохода, а соседи старались отсаживаться подальше и не смотреть на них.
  
   9`000 м над землёй, 11 апреля, 12:19
   - Не знаешь, случайно, куда мы летим? - спросила Ксения, - Я просила билеты на ближайший международный рейс, но так и не знаю, куда купила.
   - Индия, - беззаботно ответил Усама, поедая третью порцию мороженого.
   - Я думал, ты специально выбрала нечто такое же древнее, как Египет, - сказал Дима, который успел заметить множество надписей "Дели" в аэропорту.
   - Я была бы рада даже Антарктиде, - задумчиво почесала за ухом Ксения.
   Первая волна возбуждения у Ксении уже прошла, и сейчас на неё обрушилось понимание всего, что произошло и может произойти в обозримом будущем. Она встретила в аэропорту совершенно незнакомого мужчину, уговорила его ехать с ней в Египет, чтобы утолить свои печали, но вместо того, чтобы избавляться от общего горя на родине цивилизации, она втянула незнакомца в криминальную историю с похищением альта Страдивари, напала по указке десятилетнего мальчика на полицейских, а теперь ещё и похитила этого же мальчика из его семьи и из родной страны. И ведь Дима отговаривал её от каждого пункта, а значит вся ответственность лежит на ней. Дура!
   Ксению начала бить дрожь, лицо побледнело, по нему стекал пот. Дима сжал её руку. Она хотела было сказать, что просто боится долгих перелётов, но Дима опередил:
   - Не переживай, - он мягко улыбнулся. Но ведь он должен был ненавидеть её за всё, во что она их втянула. - За приключение приходится платить страхом. Но разве ты уже не достаточно боялась, когда твою работу написал за тебя тот британский учёный? Хватит мучить себя, просто подождём, куда приведёт нас дорога. Я уверен, что после наших феноменальных несчастий, нам должно феноменально повезти.
   - Опасное это дело, выходить за порог, - вспомнила Ксения профессора Толкиена, - стоит ступить на дорогу и, если дашь волю ногам, неизвестно куда тебя занесёт.
  
   Индия, штат Харьяна, 18 апреля, 11:58
   На рисовом поле становилось слишком жарко. Солнце поднялось в зенит, и в такое время даже монахам было положено отдыхать. Лакшми поманила рукой Ксению к себе, и сегодня Ксения даже разобрала её слова. "Пошли есть" - крикнула несколько раз Лакшми, оповещая всех женщин о перерыве.
   Дима с Ксенией и Усамой уже неделю жили и работали в индусском монастыре, затерявшемся в густых зелёных джунглях. Пристроившись в Дели к русскоязычной группе, отправляющийся на экскурсию в столицу штата Харьяна, они хотели уехать вглубь страны. Чтобы там было меньше полиции и больше простора.
   Оказавшись в столице штата, они недолго бродили по её грязным улицам, чтобы понять, что индийские города их не привлекают и уж точно не вдохновляют. Индусы удивлённо смотрели на белых людей, показывали пальцем, ахали, восхищались и свистели, а состоятельные обладатели фотоаппаратов старались незаметно с ними сфотографироваться. Незаметно не получалось, потому что после каждого снимка индусы так сильно радовались, что криками рассказывали всей улице о своей удаче. Усама такой радости у индусов не вызывал, потому что тёмным цветом кожи напоминал местных жителей.
   Но воспользоваться авторитетом белого человека Ксения с Димой смогли, встретившись на одной из центральной улиц с монахами. Почтенные брахманы внимательно наблюдали за пантомимой, которой Ксения пыталась им объяснить, что они с этим мужчиной и вот этим мальчиком хотят посетить их храм. Поняв, что хотят пришельцы, монахи разулыбались и предложили подвести их до монастыря.
   Сегодня в храме был праздник. Так как они успели выучить только несколько слов на местном диалекте, понять, чему посвящён праздник, было невозможно. Вся вторая половина дня была посвящена оформлению площади перед главным храмом, возвышающимся над джунглями, как гигантский клык, резной и разноцветный.
   Брахманы в оранжевых одеждах, сидя в тени, руководили рабочими, которых наняли специально для праздника. По двору ходили мужчины и женщины, бедные, вечно голодные, но вычурно одетые в цветастые сари и шаровары. Девушки, переносящие коробки с костюмами и музыкальными инструментами звенели серьгами и браслетами.
   - Не будешь сегодня играть? - спросила Ксения у подошедшего к ней Димы. Они сидели на ступенях маленького алтаря под открытым небом, на котором стояла статуэтка безумной богини Кали - чёрной полуобнажённой женщины с развивающимися волосами и высунутым языком.
   - Кажется, да. Тот брахман с длинной бородой, которого, кажется, зовут Риши, услышал, как я играл ночью на альте и очень обрадовался. Он вроде бы попросил, чтобы я исполнил что-нибудь в честь праздника, но признаться честно, я до сих пор не могу ничего понять, что они говорят.
   Дима весело засмеялся. Он выглядел расслабленным и уверенным. Исчезла напряжённость, которая прежде сковывала все его мышцы, не давая успокоиться ни на секунду. У Ксении же исчез болезненно-лихорадочный взгляд, и сейчас она чаще молчала, чем говорила, хотя раньше изводила Диму многочасовыми разговорами ни о чём.
   - А я буду раскрашивать женщин, которые затанцуют, когда поедет эта... ритуальная платформа с богами наверху. Как будто в бразильском карнавале участвуем, да?
   - Поедем потом в Бразилию? - усмехнулся Дима.
   Ксения неловко улыбнулась: они никогда не обсуждали, что будут делать дальше.
   - Мне нравится здесь, - сказала она. - Мы с утра до ночи работаем, и можно ни о чём не думать. Здесь намного приятнее, чем в институте. Там всегда столько мыслей в голове, что иногда мечтаешь, чтобы что-нибудь заболело. Бывает, скрутит от боли живот и сразу становится легче, как будто боль искупает все недодуманные мысли. А здесь то же самое, только вместо боли - труд. Это намного приятнее.
   - Я не понимаю, о чём ты говоришь, но мне тоже здесь нравится, - улыбнулся Дима, раскинувшись на ступенях алтаря. - Давай теперь помолчим.
   - Помолчим, когда я у тебя прошу кое-что, Дим. Скажи, ты не болен?
   - Нет, - он подозрительно посмотрел на Ксению.
   - Тогда ты никогда не поймёшь, о чём я говорю. Если бы ты страдал такой болезнью, как я, если бы у тебя всегда в одно и то же время случались приступы, ты бы понимал. Когда болезнь проходит по расписанию, живёшь как на войне. Приступы - это бой. Его нужно пережить. С потерями или без, нужно дожить до рассвета. Ты знаешь, когда начнётся бой, ты знаешь, что тебе будет очень тяжело и очень больно, но ты стараешься не думать об этом, пока бой не начнётся. Пока нет приступа, ты здоровый человек. Но где-то в глубине души ты всегда помнишь боль и страх, всегда знаешь, что следующий приступ может стать последним. Но от этого тебе не грустно, тебе радостно, потому что если ты знаешь, что такое война, ты знаешь, что такое мир. Ты радуешься каждую минуту мира, ты знаешь, как хороша жизнь. Больные люди намного счастливее здоровых, Дим. Нет большего счастья, чем приступ, который закончился.
   Они молча наблюдали, как храм украшали цветами, и Дима вдохнул глубоко-глубоко, чувствуя солнечный запах подпревшей травы.
  
   Индия, штат Харьяна, 18 апреля, 20:35
   Праздник начался поздно вечером. Перед храмом собралось множество людей. Брахманы восседали на возвышении надо всеми остальными, бедняки теснились на земле, толкая друг друга, чтобы продвинуться поближе к месту действия. Ксения заметила в толпе несколько иностранцев, неуклюже протискивающихся между плотными рядами индусов.
   У местных было особое отношение к белым людям. Они смотрели на них с обожанием и страхом, как на инопланетных животных. Кажется, Лакшми - главная храмовая крестьянка - пыталась об этом поговорить с Ксенией, пыталась ей объяснить, почему даже брахманы так благоговейно смотрят на неё с Димой. Бог Шива, реинкорнировавшийся бесчисленное множество раз, должен был вскоре снизойти на землю в своей новой ипостаси, и выглядеть он будет, как белый человек. Откуда это индусам известно, Ксения не поняла, но стала с чистой душой эксплуатировать образ потенциального спасителя мира: отдыхать лишний часик от работы на поле или брать лишнюю порцию риса за обедом.
   Праздник проходил неожиданно пышно для такого далёкого от всех поселений места. Танцовщицы вырисовывали в воздухе руками неизвестные фигуры, а певцы с певицами окружали зрителей со всех сторон, создавая попсовую атмосферу Боливуда. Ксении казалось, что она сидит в Москве в кинотеатре, потягивая колу через трубочку, а не на ступенях храма, замотанная в пропотевшую сари.
   - Где Дима? - спросил подошедший Усама.
   - Он выступает, - ответила Ксения. - Посиди здесь. Куда ты всё время пропадаешь?
   Усама не ответил, но сел на ступени около Ксении.
   Из храмовой пристройки выкатили украшенную платформу с изображением бога и покатили вокруг храма. Зрители выстроились в колонну за тележкой, и пошли шествием, напевая песни. Танцовщицы кружили вокруг, и их оранжево-красные сари, их золотые украшения переливались в свете факелов.
   Музыканты играли на больших дудках, дудочках,барабанах и на непонятных инструментах, похожих на банджо и гитару. Но Димы нигде не было видно. Вот уже целый круг прошло праздничное шествие, а он до сих пор не вышел.
   - Сходи, поищи Диму, - сказала Ксения Усаме.
   Шествие остановилось на том месте, откуда вышло, и зрители вновь заняли свои места. Музыканты ударили в барабаны, и весь праздничный оркестр загремел с новой силой, танцоры закружились в новом ритме, певцы пели всё громче и громче. Грохотало со всех сторон, и праздник приближался к кульминации. Казалось, вот-вот должно было что-то произойти. Барабанный бой вытравливал всё спокойствие, и вулкан должен был разразиться лавой.
   Но вдруг всё умолкло. Ксения даже не сразу заметила, что продолжает играть одна дудка. Высокий худой парень тихо выдувал одну ноту, глядя на главный вход храма. Постепенно все лица устремились туда.
   На лестницу вышел Дима, держа в руках альт со смычком. Тихими аккордами заиграла гитара-банджо. Дима не стал спускаться, он положил инструмент на плечо, несколько раз вдохнул-выдохнул, как перед глубоким погружением, и опустил смычок на струны.
   То ли Ксению так испугал барабанный бой, то ли Дима вправду играл так нежно, как будто мятный лепесток касался души. Дудка и гитара-банджо тихо сопровождали глубокие вихры звуков альта. Мелодия состояла из мягких восточных фраз. Она была даже слишком восточна для того, чтобы звучать в Индии. Как будто композитор захотел вместить в один такт и дождливые джунгли, и тонкие пальцы танцовщицы, и острый запах карри. Темп был невозможно медленен, но каждый такт показывал всё новые и новые картины.
   Дима играл с закрытыми глазами, глубоко дыша, чтобы чувствовать запах деревянного храма, тёплой травы и потрескавшегося лака альта. Живот скрутило как от грусти с радостью или от стакана ледяной воды. Наконец, последний взмах смычком, и мелодия затихает.
   Усама, который вдруг оказался рядом с Димой, громко зааплодировал. Зрители подхватили волну аплодисментов, хваля непривычную музыку, а кто-то в толпе даже встал. Приглядевшись, Дима понял, что это иностранец. Джинсы и белая рубашка с короткими рукавами не давали в этом усомниться. Тут же он осознал, что играл перед огромной толпой, которую не заметил в темноте, едва выйдя из храма, сейчас он понимал, что такое же количество людей могла вместить в себя средняя филармония. Почувствовав прилив гордости, Дима низко поклонился, и ушёл.
   Но очень быстро его нагнал тот самый иностранец из зрителей, схватил за руку и начал что-то говорить по-английски. В дверях храма появилась Ксения, и Дима жестом позвал её. Иностранец понял, что Дима не говорит по-английски и обратился к Ксении. Они быстро заговорили, показывая на Диму, и лицо Ксении становилось то радостным, то расстроенным.
   - Что происходит? - спросил Дима, не выдержав.
   - Это владелец звукозаписывающей компании, мистер Предатор, - сказала Ксения, а иностранец сначала поклонился, а потом протянул руку, словно не зная, какого этикета придерживаться.
   Дима пожал сильную руку и назвал своё имя.
   - Он спрашивал, кто ты и откуда, - сказала Ксения. - Я сказала, что мы туристы из России. А сейчас он спрашивает, не хочешь ли ты сотрудничать с его компанией?
   - Он хочет записать, как я играю? - спросил Дима, а Ксения быстро перевела иностранцу.
   - Да. Он говорит, что хочет отправить запись в нью-йоркский офис.
   - Я только с радостью помогу, - улыбнулся Дима. Что не говори, а предложение очень льстило.
  
   Индия, штат Харьяна, 19 апреля, 09:05
   Ксения уже несколько часов работала на рисовом поле. Ноги по колено набухли от высокой воды, руки по локоть покрылись грязью, а спина болела так, как будто позвоночник и плечи изнутри покрылись шипами. Ксения думала только о том, чтобы поскорее забраться с тень и выпить несколько кувшинов воды. Во время работы она никогда не думала ни о чём другом.
   Лакшми ушла далёко вперёд, хотя начали они одновременно. Индианка никогда не упрекала Ксению, она привыкла, так как в их не столь удалённом от столицы штата храме иногда появлялись белые туристы. Кто-то так же, как Ксения с Димой, скрывался, а кто-то был жертвой моды на Восток, в общем, и на индуизм, в частности.
   Дима вместо работы в поле сегодня сидел в фургоне иностранца. Мистера Предатора сопровождала целая звукозаписывающая бригада. Они перемещались по стране на огромном хромированном автобусе, в котором помещалась целая портативная студия. Фургон стоял за оградой храма, на границе джунглей и поля. Возле автобуса разбили несколько палаток, в которых жили американцы.
   Вчера Дима и Ксения долго беседовали с мистером Предатором, которого звали Майкл, и девушка перевела Диме так много, как только могла. Сегодня она отправилась на поле, подчинившись хмурому взгляду Лакшми, "завхоза", как её окрестил про себя Дима.
   Сейчас Дима сидел с альтом на коленях в фургоне, а Майкл с ассистентом настраивали аппаратуру. Дима слышал, как мимо автобуса пробежало несколько кричащих мальчишек, среди голосов которых он услышал Усаму. Этот беззаботный египтянин уже обжился в храме, помогая монахам на кухне. Он уже обзавёлся друзьями и начал щебетать по-местному. Уже не раз он помогал Диме понимать указания Лакшми, а тому лишь оставалось гадать, сколько же языков знает Усама в свои десять лет.
   - Мистер Дима! - позвал Майкл.
   Дима встал посреди студии, и его окружили микрофонами. Два пушистых висели с обеих сторон, и ещё один прикрепили к самому альту. Вчера иностранец говорил, что он своего рода коллекционер экзотических мелодий. А русский композитор-неудачник, найденный в джунглях Индии, показался ему достойным приобретением. Хорошо, что Майкл не знал, что этот композитор играл на ворованном альте Страдивари.
  
  
   КОНЕЦ ФРАГМЕНТА
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"