Аннотация: А.П. Волнуховский
(Печальная история партии ЛОСЬ в изложении ее основоположника)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
- Все, дальше - пешком. Не стоит привлекать лишнего внимания - Провожатый, вислоухий юнец с мутным взглядом близкопосаженных глаз, хлопает водителя по плечу. Мы выходим. Провожатый достает из багажника сумку с продуктами. Машина, неприметная Победа черно-белого цвета, мгновенно трогается с места и исчезает за будкой автобусной остановки. Итак, назад пути нет.
Асфальт скоро кончается, приходится смотреть под ноги, что б не споткнуться о мерзлые комья бурой земли. По сторонам тянутся деревянные одноэтажные дома, обнесенные заборами разной степени ветхости. От насыпной дороги их отделяют сточные канавы, заросшие сиренью и черемухой, чьи заиндевелые ветки иногда задевают верх моей барашковой папахи. Попадаются и березы. Редкие прохожие, приближаясь, заметно ускоряют шаг. И лишь одна старуха, поравняшись с нами, глухо охнула и поклонилась в пояс.
Резко бросаю - Здравствуйте.
- Доброго здоровьичка - бормочет старуха, не меняя позы. Провожатый мягко, но настойчиво тянет за рукав - Не надо останавливаться. Идем. Тишина нарушается только шорохом наших шагов и стуком моей трости, да шуршит набившаяся за обшлага венгерки ледяная пыль.
Внезапный порыв ветра раздувает мою рыжую окладистую бороду и раскаленный пепел, дождем искр осыпаясь с сигары, исчезает в ее роскошных завитках. Не отклеилась бы.
Но нет, арендованная в соседнем секс-шопе, борода держится крепко. Все же заправляю ее за кушак. Голову сверлит мысль о загадочной старухе. Что это было? Слежка? Радикулит?
- Пришли - провожатый кивает на приземистый дом с четырехцветной крышей и, видя мое недоумение, объясняет - Четыре хозяина, но они ничего не должны знать. С протяжным скрипом распахивается калитка. Двор захламлен строительным мусором. Единственным его украшением служат голые прутья малины, стянутые в пучки тряпичными жгутами.
Кулак провожатого отбивает на облупившейся коричневой обшивке входной двери незамысловатое - Дай-дай-за-ку-рить. Из глубин дома доносится крик, больше похожий на рыдание - Не заперто. Входите, Христа ради.
Тесная прихожая встречает нас кислым запахом и угрожающим рычанием угрюмого ротвейлера.
-Паскуалино, сидеть. Свои. - Я с удивлением обнаруживаю, что мой провожатый может придавать голосу выразительность. Обычно он говорит очень тихо и его речь напрочь лишена интонационной окраски. Очевидно он опасается прослушиванья. Ротвейлер нехотя садится. Мы проходим в комнату, скверно освещенную лампочкой, висящей на перекрученном, потрескавшемся от старости, шнуре. Низкий потолок пересекают балки перекрытия, с голых стен свисают клочья обоев. Покосившийся желтый комод и ржавая кровать составляют все убранство комнаты, единственной, как я успеваю заметить, в этой части дома.
На кровати, прижавшись к стене, стоит полный седовласый мужчина средних лет, одетый в тельняшку и в тренировочные брюки. Обрезанные наполовину валенки выглядят на нем естественно, в комнате прохладно.
- Ну вот, - произносит провожатый своим бесцветным голосом - перед вами Антуан Ромуальдович Ардальонский, блистательный пиарист и лучший имиджмейкер России, собственной персоной. А Паскуалино - все что осталось от партии Лось, некогда могучей.
- И грозной, Володька - сделав ручкой в знак приветствия, уточняет седовласый - как показал психолингвистический анализ, такое впечатление откладывалось в подсознании каждого, слышавшего это слово. Да убери же, наконец, эту сволочь.
- Мне уйти? - холодно осведомляюсь я.
- Пардон, кобеля имею в виду. Вторые сутки не выпускает из дому, спасаюсь на кровати, разрушаю, так сказать, сложившийся в его башке стереотип добычи. А он все рычит, гадина, и облизывается.
- Я его пока на кухню уведу - провожатый берет пса за проклепанный шипами ошейник, - там Аделаида Карповна передачку собрала.
- Да накорми ты его, пожалуйста - седовласый, дождавшись. когда провожатый и Паскуалино вышли из комнаты, слазит с кровати и протягивает руку - Ардальонский, художник жизни. Пардон, скоро буду - и на ходу натягивая, снятую с гвоздя, телогрейку поспешно уходит.
Провожатый приглашает меня на кухню, в которую ведет, не замеченная мной впотьмах, дверь в прихожей - Я за водой схожу с Паскуалино. А вы тут пока побудьте.
Ничего не имею против, на кухне и светлей, и теплей. Уютно гудит газовый котел. На столе разложена нехитрая закуска. Сажусь на табуретку и, прислонившись спиной к холодильнику, жду появления блистательного пиариста и художника жизни. Ожидание мое длится недолго.
Ардальонский появляется буквально через две минуты и одарив меня лучезарным взглядом плещется у рукомойника.
- Ну, все - он садится за стол - прошу прощения. Трое суток без воды и пищи, есть от чего повредиться в рассудке. Поэтому, просьба - никаких диктофонов, магнитофонов и радиопередающих устройств. Беседа будет носить неформальный характер, встреча, так сказать, без галстуков, кстати, термин - придуман мной. К тому же алкоголь может оказать на мой, ослабленный недельной голодовкой, организм непредсказуемое воздействие. Не следует заблуждаться, несмотря на временную опалу, каждая моя фраза, даже случайная, может изменить ход истории.
- Никаких диктофонов - заверяю я - да вы кушайте, ради бога, поговорим попозже. Неделя без еды - не шутка.
- И без воды - добавляет Ардальонский, цепляя на вилку круг колбасы - Ну, со свиданьицем.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
Я этого Лося, будь он неладен, слепил от копыт до рогов. Проект был вспомогательный, подстраховка, на случай если не сработает основной вариант. Подобрал без лишней огласки костяк - триста человек, не из первого, конечно, эшелона, но и не из последних. А как раз таких, за которыми народ мог пойти, когда совсем уж деваться некуда. И то что они не из первых, тоже учитывалось, что б и протестный электорат не обездолить. Заместители да помощники они всегда немножко Робин Гудами смотрятся. А что б шестерки под ногами не путались, сколотили из них, по остаточному принципу, молодежную органицию. Хотели еще женскую создать, но решили этот циничное мероприятие отложить до выяснения всех обстоятельств. Лидер, вахтер-самородок, сам пришел из-за Урала. Замечательный специалист, кстати, я сам хронометраж проводил, он за час успевал обшмонать сто четырнадцать человек. Прикинули - пойдет. Даже клип сняли к выборам. Идет наш самородок, а навстречу ему толпа новых русских.
Они ему - Ты чо?
А он им - Ничо. За державу обидно.
И давай их шмонать. И вот они уходят, с вывернутыми карманами, распущенными ремнями. Зареванные.
А наш вахтер стоит возле огромнейшей кучи всяких реквизированных предметов первой, второй и третьей необходимости, ладонь у козырька, и лукаво усмехаясь в прокуренные усы, говорит - Вахтер он и в Африке вахтер. В товарищи ему нашли, как положено, выдающегося спортсмена, двадцатитрехкратного чемпиона Афро-Азиатских игр по салочкам. Ну и генерала одного шустрого, мотоциклетных войск.
Кстати, про Африку, вот у негров с названьями партий никаких проблем. Одних бабуинов - семь разновидностей. И ложится хорошо. Бабуин - добрый и сильный зверь. Милое дело.
А у нас - горе горькое. Животный мир скудный. Хотели партию Кабан назвать, но политкорректность одолела. Налицо остался один Лось. Сохатый. Но, к лучшему. Партия все ж создавалась на крайний случай, в расчете на избирателя дезориентированного и отупевшего в своем одичании.
Упор решили сделать на здоровый образ жизни и традиционные ценности. Например уважение к старшим. Еще один клип сняли. Собирается бабка Красную площадь переходить, в районе Исторического Музея. И вроде площадь совсем пустая, но только бабка с тротуара сошла, как со всех сторон на нее с ужасныи ревом машины мчатся - мерседесы, кадиллаки и прочее. Бабка упала, голову руками закрыла. А машины все остановились и из них выходит костяк партии, триста человек, и к бабке идет, поднимает ее на руки и несет через всю площадь. А бабка спрашивает, заливаясь счастливым смехом - так ведь тут машины не ездят? А костяк отвечает - Для нас, лосей, везде ездят, когда простому человеку надо помочь. И разом делают партийное приветствие. Его я у ансамбля эскимоской пляски подсмотрел - как они оленя изображают - помахивая скрещенными ладонями над теменем - типа рога. Тут сложный подтекст. Срабатывает смысловая многоплановость на генетическом уровне.
Пригласили артистов, провели пробные агитационные турне. Получалось замечательно. Особенно финальная сцена нравилась, когда враги уже почти всех лосей победили и вот-вот спилят Зеленую Ель и дети всей страны останутся без праздника. И тут на сцену вылетает Паскуалино, в костюме лосенка. Я ему - Фас! И пошла катавасия. Сколько мы статистов перекусали - уму непостижимо. И так, и на Бис.
Ближе к выборам партия Лось выехала в район Великого Устюга и с комфортом расположилась в заброшенном пионерлагере в ожидании дальнейших распоряжений. Но их не последовало. Чем кончились выборы известно. После чего региональные элиты, целыми кишлаками, с чадами и прочей домашней живностью, ринулись в Единство.
Партия Лось засобиралась туда же. Но очевидно кто-то опасался появления на политической сцене сплоченного отряда политических борцов, во всяком случае, других оснований для произошедшего я не нахожу. Меня подложной телеграммой вызвали в Москву.
В мое отсутствие до лидера партии дошли сведения, что неподалеку от деревни Морковкино, верстах в тридцати от лагеря, находится реликтовая дубовая роща, посаженная еще Иваном Грозным. Неискушенный в исскустве политической интриги вахтер-самородок, не потрудившись как следует проверить информацию, решает завершить пребывание в лагере достойным аккордом.
Ранним воскресным партия Лось, триста упитанных крепышей, настроенных на беззаветную государственную деятельность, во главе со своим бессменным лидером, вышла за околицу деревни Морковкино, с тем что бы посетить пресловутую дубовую рощу, сплести из дубовых веток венок и проследовать на станцию Белые Чуньки, откуда предполагалось на скором поезде отправиться в Москву для вручения новоизбранному президенту этого скромного, но столь символического, дара. Расстояние от деревни Морковкино до станции Белые Чуньки ровно четыре с половиной километра. На станцию Белые Чуньки партия Лось не прибыла. Местное руководство, уверенное, что партия Лось давно в Москве, спохватилось только через несколько дней, после моих тревожных запросов. Наскоро организованные поиски ни к чему не привели. Партия бесследно исчезла в дремучих северных лесах. Правда, дочка местного лесника утверждала, что большая группа людей спрашивала у нее дорогу на Чуньки. Попутно выяснилось, что существуют еще Черные Чуньки, но находятся они за несколько тысяч километров в районе среднего течения Индигирки.
Есть подозрение, что девочка напрвила партию именно туда. Но влиятельные силы не заинтересованные в том, что бы правда всплыла наружу, отстранили меня от участия в поисках. Было сфабриковано уголовное дело о якобы имевщих место приписках. В частности мне инкриминировалось то, что на двухмесячное содержание партии было израсходовано два с половиной миллиона долларов. Мои обвинители просто не в состоянии представить, сколько способен съесть на халяву политик, пусть даже начинающий. Понимая, что следствие ведется с обвинительным уклоном, я предпочел перейти на нелегальное положение. Через две недели после того меня каким-то чудом нашел Паскуалино, к его ошейнику была привязана записка, подтвердившая мои самые худшие опасения. Партия Лось двигалась к Черным Чунькам, ориентируясь по звездам и солнцу и питаясь корой и кореньями.
Далее в записки говорилось, что лидер партии поддерживает в ее рядах железную дисциплину, путем регулярных обысков и досмотров. В конце же сообщалось трагическое известие о смерти самородка при переходе Уральского хребта. Произошло это следующим образом. На обнаруженную путем воздушного наблюдения партию, которая была принято за караван наркоторговцев, был на парашютах десантирован батальон налоговой полиции. Тщательный обыск, в котором самое деятельное участие принимал лидер партии, принес плоды, у одного из лосей был найден заначенный сухарь. После чего один из силовиков сказал хамским голосом:
- Эх, ты, совсем нюх потерял, а еще лидер партии.
Этих слов сердце ветерана не выдержало и он рухнул, как подкошенный. Пока пытались привести его в чувство, налоговики погрузились в вертолеты и улетели. Партия продолжила движение в сторону Средней Индигирки. Больше известий не было.
ЭПИЛОГ
Во время всего рассказа я не проронил ни слова. Ардальонский уронил голову на стол и уснул. Я вышел из дома. У калитки столкнулся с возвращавшимся Володькой.
- Я слушал радио - сказал он - они нашлись в районе среднего течения Индигирки. Скорее уходите, Ардальонский возвращается в большую политику.