С вами Николай Ермаков. А это значит, что сегодня вторник и вы собрались у экранов, для того чтобы посмотреть очередной выпуск программы "Простая профессия" на телеканале один плюс один.
Сегодня вы узнаете:
-- Что же из себя представляют органы пожарной охраны нашей страны.
-- Один день из жизни пожарного.
-- В номинации "Человек года": Крылов Леонид. Пожарник, который вот уже двадцать три года ежедневно бросает вызов огненной стихии. 15 мая отличился тем, что спас жизнь выдающемуся академику Гузову А.А. , на что никто уже и не надеялся. В буквальном смысле слова, вырвав последнего из ада пламени центральной библиотеки, при этом получивши многочисленные травмы и ожоги.
А теперь обо всем этом поподробнее...
(фрагмент программы "Простая профессия" от 05.09.2004)
I
Пять лет спустя...
Стояла несносная жара. Ни о какой "грозе в начале мая" не было и речи.
Однако Леонид Валерьевич не собирался открывать окно в однокомнатной хрущевке. Пахло лекарствами, распиханной по углам от моли лавандой и жареным мясом с луком.
Покончив с ужином: макаронами по-флотски и густым киселем из сухофруктов, он не спеша помыл и вытер посуду жестким вафельным полотенцем.
Посмотрев в очередной раз на молчащий телефонный аппарат возле двери, он все же решил проверить его исправность. С трудом заглянув под стол, он убедился, что кабель подключен и находится в пристойном рабочем состоянии. Минуту, он постоял в задумчивости, после чего поднял трубку. И лишь после монотонного писка гудков, вынужден был смирился с тем, что ему до сих пор так и не перезвонили. В конце зимы, у него состоялся разговор с серьезной иностранной компанией, занимающейся дистрибуцией чешских малогабаритных пылесосов. Ему было торжественно сообщено, что согласно жеребьевки, произведенной среди жителей лесного массива, именно ему выпала честь стать победителем и приобрести по аукционной цене, что подразумевает лишь расходы пересылки из Европы, самую последнюю усовершенствованную модель пылесоса. Леонид Валерьевич уже давно начал откладывать деньги на данный атрибут быта, так как боли в спине с каждым днем усиливались. Звонок он расценил как перст божий и в тот же день, за пять минут до закрытия кассы сбербанка, поспешил перевести четыреста восемьдесят гривен, с учетом пятидесяти процентной скидки для пенсионеров, по реквизитам, любезно предоставленным представителем чешской компании.
Леонид Валерьевич чертыхнулся, махнул рукой и, понурившись, пересек комнату по направлению к газовой горелке. Поставив начищенный до блеска чайник, он подошел к серванту. В ожидании горячей струи пара от закипевшей воды, он начал рассматривать стоящие за стеклом черно-белые снимки, сделанные на одной из подводных лодок во Владивостоке. Данный период в биографии был особенно памятен ему. Еще с детства Леонид Валерьевич знал, что другой стези кроме моря для него нет и быть не может. Он прочитал массу литературы об истории подводных лодок и их боях во время первой и второй мировых войн, а капитан Александр Маринеско был его кумиром. Цифры триста двадцать восемь и семьдесят стояли перед глазами и сейчас: именно столько транспортов и соответственно боевых вражеских кораблей было потоплено военно-морским флотом советского союза во время военных действий. Иногда он думал, что может быть в следующей жизни у него непременно выйдет все как надо, как того хотелось. Сегодня он собственно уже не жалел ни о чем и вместо исторических очерков предпочитал в который раз перечитать "Дредноуты" Гришковца.
Родился Леонид Валерьевич в шестьдесят третьем в многодетной семье героя советского союза. К семнадцати годам успел отметиться в трех точках на карте необъятной родины из-за откомандирования отца-военного. В восемнадцать отправился исполнять почетный долг во Владивосток. Там же открыл для себя первое светлое и искреннее чувство к представительнице противоположного пола, которую звали Олечкой. Будучи добряком и заводилой по натуре, там же обзавелся и настоящими друзьями. На флоту проявив выдержку и достаточную подготовку, получил рекомендации политотдела флота на внеконкурсное зачисление в высшее военно-морское училище подводного плавания им. Ленкома в Ленинград. После демобилизации, счастливый и уверенный, он вернулся засвидетельствоваться на две недели домой и собственноручно передать с гостинцами новости о грядущем поступлении в высшее учебное заведение и предстоящей скорой свадьбе. Желаниям связать дальнейшую жизнь с подводными лодками и морем, а также о создании семьи с любимой так и не суждено было осуществиться.
За два дня до приезда, как раз тогда, когда он просиживал часы между залами ожидания вокзалов, в доме, где жили его родственники, произошла утечка газа. После ночного взрыва, всем тем, кто еще вчера мирно заснули в постели, так и не довелось увидеть красоты рассвета нового дня, сгорев под обломками разнесенных стен.
Леонид Валерьевич не смог смериться с утратой близких. Какое-то время бесцельно перебивался по общагам, прослыв затворником. Его жалели все: от дворника до самого опустившегося местного бича. В душу не лез ему никто, боясь напомнить о произошедшей трагедии. В те дни ему казалось, что мир повернулся к нему спиной. Часто снились сны, будто заперт он в горящей комнате, кричит, что есть мочи и ни один человек не приходит ему на помощь. Тогда он вскакивал гонимый кошмаром и не мог успокоиться до первых утренних лучей. Он все время боялся, что как и родители, как и младшие братья, как и соседи, как и те жильцы, которых он может и видел не больше одного раза и то мельком, - больше уже никогда не проснется. Жить ему стало тошно. Однако принять на себя грех он так и не ришился. Выход пришел погодя: все то, что отведено ему свыше, посвятить спасению других. Так он восстановил хрупкое равновесие жизненных приоритетов и выучился на пожарного. Двадцать три года он отработал рядовым сотрудником по охране населения своего района от огнеопасных ситуаций. Заслуги его были отмечены и оценены размером в хрущовку.
Все это время он оставался один. Однажды правда была предпринята попытка построить что-то наподобие серьезных отношений. Ощущения предательства памяти по временам: проведенных во Владивостоке, последующее возвращение домой, как живые больно ударили его под дых. Тогда он собственно и покончил с этими самыми отношениями у самых истоков.
Приблизительно на тот же период пришлось ему вспоминание о моряке, который, бороздя моря и океаны, отправлял себе домой открытки из каждого порта по маршруту следования торгового судна. И как раз этих самых открыток с достатком хватало, чтобы заполнить тишину стен - вынужденных пауз в череде рейсов. Повторяться Леониду Валерьевичу казалось совестным, так начались его скромные эксперименты со сферой почтовых услуг. Нашлось место и заполнению газетных анкет, и телеграммам, и участию в анонимных социологических опросах, пока точка не была поставлена атласом мира с вложенным туристическим путеводителем...
Леонид Валерьевич вздохнул. Все же не дождавшись пока закипит вода, отключил конфорку и залил теплой водой однажды за сегодня использованный пакетик черного чая.
Кухня разделялась с комнатой фанерной перегородкой, за которой расположился канцелярский стол. Поставив чашку на втрое сложенную газету, он извлек из холодильника блюдце с яблочным повидлом, которое разместил рядом. Лишь после того, как руки были вытерты насухо - уселся за стол. Не смотря на то, что в комнате еще было достаточно светло, он включил настольную лампу. Справой тумбочки он извлек пять толстых пачек писем, бережно перевязанных резинкой крест-накрест. Неторопливо он коснулся каждую из них. На верхних пожелтевших конвертах не было ни куска живого места: непонятные печати, штампы, марки.
От спасенного им академика Леонид Валерьевич почерпнул, что то, в чем он видит отдушину, обычно называют "филателия". Узнал он к тому же о том, что первая коллекция чего-то подобного была уже собрана фараоном в древнем Египте приблизительно четыре тысячи лет назад. А сам термин был введен в обиход французским коллекционером Жоржем Эрпеном. Наслышался вдоволь он от академика и про существования различных обществ и выставок филателистов, куда последний в знак благодарности собственно и мечтал все отправить Леонида Валерьевича.
Периодически они имели привычку: ходить друг другу в гости. Однако больше всего Леониду Валерьевичу нравилось приходить на квартиру к академику. Эти вечера он всегда ждал с особым трепетом. Академик ему импонировал, став единственным, с кем он смог сойтись и вот уже столько лет поддерживать подобие дружеских отношений. Встречи происходили в большой викторианской гостиной академика. И посему, Леонид Валерьевич всегда приходил к нему одевшись в коричневый костюм, который был приобретен по случаю официальной церемонии завершения его трудовой деятельности в органах пожарной охраны и сейчас пришелся как нельзя кстати. В такую квартиру Леонид Валерьевич прийти одетый во что-то другое не мог себе позволить. Иногда, во время встреч, к ним забегала внучка академика Аленка и исполняла на рояле то Брамса, то Штрауса. Леонид Валерьевич очень расстраивался, когда академик просил внучку оставить их вдвоем по причине важного разговора. Академик с жаром повествовал о новых возможностях в мире филателии, частенько подсовывал ему прошлогодние филателические журналы, в которых кроме как о знаменитых филателистах да их уникальных собраниях больше и не печаталось. Леониду Валерьевичу в свою очередь было стыдно сознаться академику в том, что все его потуги связанные с выставками и обществами - бесполезны, поэтому он предпочитал отмалчиваться и периодически одобрительно кивать.
А складировал письма он сугубо в личных интересах. Его коллекция была для него игрой с масштабами в мир, без ограничений и пределов. Он рассуждал о политике с монархами, спрашивал советов у президентов, передавал приветы бывшим одноклассникам и сокурсникам, делился пожарными историями с друзьями, а новостями - со знакомыми, к тому же не забывал поздравить с днем рождением родственников из пятого шестого генеалогического колена. Как-то раз он набрался смелости и написал Олечке, мысленно перед этим представив, как она вышла замуж и живет теперь в Москве на Садовой и как, заглянув в вечно пустой ящик, обрадуется письму. Белокрылые вести рано или поздно, вдоволь налетавшись, возвращались к своему хозяину с пометкою "адресат не найден" и бережно укладывались в стол.
За окном смеркалось. Леонид Валерьевич спрятав стопки с письмами и пододвинув к себе чай с вареньем, преступил к ритуалу вечернего чаепития. Смотря в одну точку и присербывая чай, он уже прикидывал текст предстоящего письма и страну назначения. Ни стрекотанию сверчков, ни гитарным аккордам с пьянными песенными потугами под подъездом, ни ссорам обитателей этажом выше - не под силу было ворваться в состояние его особенной нирваны.
Покончив с чаем, он убрал со стола, помыл посуду, в который раз вытер насухо руки, и снова вернулся на прежнее место. Перед ним появилась тонкая канцелярская папка "Дело", из которой он извлек чистый лист бумаги, шариковую ручку, конверт и пакет с различными не гашеными марками.
"Уважаемый Яцик, пишет вам Леонид Васильевич Крылов...
С таких слов началось долгожданное послание.
Уважаемый Яцик,
пишет вам Леонид Валерьевич Крылов, сын Валерия Михайловича Крылова, того самого с которым вы познакомились во время военных действий в горах Украинских Карпат!
В конце шестидесятых в период бабьего лета я вместе с отцом и братьями, Ваней и Степой, имел возможность провести с неделю в вашем радушном доме. Воспоминания о душевности вашей семьи, о необычной красоте города Брно, о вечерних прогулках на лодках по реке Свитава и даже о "Мнимом больном" Мольера в постановке труппы театра Редута - уже не один год, в самые зимние стужи согревали меня.
На днях от общего нашего знакомого чеха Кубрика Валашика представителя крупной компании по производству пылесосов будущего, который я сам полгода назад приобрел и теперь ненарадуюсь и вам, мой друг, не побоюсь посоветовать, узнал прискорбную новость о кончине вашей супруги Анжейки.
Посему примите, мои самые искренние соболезнования по этому поводу и помните, что в Украине у вас есть человек, на которого вы всегда можете рассчитывать в любой ситуации.
Да хранит вас Бог,
Крылов Л.В. (09.05.2009)
"Вот и все...", - сказал Леонид Валерьевич, приклеив последнюю марку на письмо, адресованное Яцику Пришве, который проживает на улице Единения в доме номер десять в славном чешском промышленно индустриальном городе Брно.
I I
В жару Леонид Валерьевич предпочитал отсиживаться дома и заниматься так сказать домашними делами. По вторникам у него был банный день. В ванной томились замоченные пастельные принадлежности, с зоны кухни практически до самого входа на натянутой бельевой веревке растянулись предметы личного обихода от подштанников до носков, последних в основной своей массе было представлено по одной штуке от пары. Сам он в закатанных синих рейтузах и выцветшей майке, стоял с половой тряпкой на коленях и из-за постоянных болей в пояснице кое-как перемещался вдоль плинтуса мучаясь и изнывая от пота.
Когда в дверь позвонили, он даже не сразу сообразил, что это к нему. И лишь настойчивость незнакомца заставила его подняться и открыть.
- Крылов Л.В? - Вопрошающе уставилась на него тучная почтальонша в цветастом сарафане и разношенных кроссовках на босу ногу.
- Я..., - поперхнувшись, сипло ответил Леонид Васильевич, - приношу извинения за свой вид, у меня тут понимаете убор..
-Ой, да что вы первый такой! - Всплеснула пухлыми руками почтальонша, и совсем неожиданно разошлась хохотом, - Спасибо на том, что хоть в штанах! - подмигнула она ему по свойски, - а то, знаете, были герои, в чем мать родила, выскакивали. А мне потом полдня глотай валерьянку.
- Действительно неприятно, - покраснев, ответил Леонид Валерьевич.
-Вот вам заказное письмо, распишитесь.
В руках у него оказался прошедший не одну границу конверт. Повертев его в руках, он был вынужден признать, что на нем все же привычная пометка "адресат не найден" не присутствует.
Леонид Валерьевич сдавленно выдавил: "Сто-й-те...!".
К тому времени юркой почтальонши уже и след простыл.
Склонившись над перилами, он с прокричал еще раз: "Женщина стойте же, погодите! Вы ошиблись! Это не мне!". Последние слова эхом прокатились по перилам.
"А кому же е-щ-е...?", - был поднят женский голос, словно ведром из колодца на поверхность.
"Может вы, граждане, на улице разберетесь? Устроили тут "мое", "не мое"?", - встрял недовольный мужской баритон.
I I I
Леонид Валерьевич закрыл за собой дверь на два замка и цепочку.
В комнате было удивительно солнечно. В ванной шумела вода. Брошенная тряпка ожидала каких-то пару сантиметром недомытого плинтуса. В носу и глазах щипало от мыла и порошка.
Ни разу он не принял ни от кого никакого подарка за спасение. И тем более не только бы не взял, но и ни за что не притронулся бы к чужому. А тут такая возмутительная халатность в лице государственной служащей.!
"Не спокойно мне", - отметил про себя Леонид Валерьевич и утер тыльной стороной ладони струившиеся капли пота у висков. Он пытался определить количество ударов сердца в минуту. Однако вскоре был вынужден констатировать, что, несмотря на усилившуюся частоту дыхания, его пульс особо не превысил нормы.
Приложив ухо к входной двери, он не услышал ничего особенного на лестничной площадке.
Леонид Валерьевич посмотрел на себя в весящее рядом зеркало: "Бледные впалые щеки, - все как обычно. Слегка покрасневшие глаза, - возможно от химии стирального порошка, - поднял правую ногу, опустил. Поднял левую ногу, опустил. Сжал кулаки, они побелели. Разжал. - Органы движения в порядке. Да-а, нервишки уже не те. В конце-то концов, что письмо мне прийти не может?".
Леонид Валерьевич только тут заметил, что конверта в руках нет. "Привиделось таки?", - развел он руками. Как спасительную соломинку, поднял он табурет - под ним было пусто. Он все же решил проверить лестничную клетку, небольшую прихожую и даже ванную - результаты были тщетны. Разувшись, он прошел в комнату, внимание привлек цветной конверт без "нужной пометки" с его именем и адресом, лежавший по середине стола.
Проходимость нервных импульсов к серым клеткам ускорилась, и он искренне рассмеялся над комичностью ситуации мелким прерывистым хохотом.
Письмо он убрал, про всякий случай, в стол до чаепития, после чего продолжил запланированные на день мероприятия.
Хотя окно все же, впервые этой весной, он позволил себе открыть, как впрочем, и пропустить привычный вечерний пересмотр собранных за долгие годы стопок.
С первой звездой на темнеющем небе Леонид Валерьевич наконец-то открыл конверт.
"Дорогой, Леонид Валерьевич! Порадовали же вы мою измученную душеньку своим письмом! Ой, как порадовали!
Как говорят в народе, чему быть тому не миновать. Попрощались мы с нашей любимой Ажейкой доселе уже год как будет. И если бы не ваша матушка, которая к нам любезно иногда заезжает, то и не знаю, как бы я все это перенес-то.
Вас помню, конечно! Юным, во всем рассвете так сказать. И Мольера и прогулки по реке помню. А вот про парад фейерверков "Игнис Бруненсис" вы явно, мой друг, позабыли? Ну, то ладно. Может, доведется еще повторить.
Чем черт только не шутит?
Рассказывала мне ваша матушка в те прискорбные вечера много и про вас. Уж больно они с вашим отцом вами гордятся.
Дети наши с Ажейкой повырастали и покинули родительский дом. Посему меня уже ничего не держит засиживаться на одном месте. И вот я себе надумал малость попутешествовать. А почему бы и нет?
Так что вскоре, думаю так, в первых числах июля сего года, я к вам непременно приеду на чаек.
На том и заканчиваю свое письмо, дабы потолковать про наше житье - бытье при встрече.
С уважением и наилучшими пожеланиями,
Яцик Пришва.
p.s. воспользовался вашим советом и связался с Кубриком, сейчас веду переговоры по поводу пылесоса".
Далее следовал адрес отправителя: улица Единения, дом номер десять. Брно. Чехия. Яцик Пришва.
Т-с-с-с...
Заснули настенные часы. Замолчал протекающий кран. По углам притаились звуки и голоса. Тишина была настолько давящей, что Леонид Валерьевич на секунду решил, что ко всем его проблемам со здоровьем добавилась к тому же и глухота.
Э-э, нет... стук сердца, работа капилляров, "под небом голубым есть город золотой" завывание под окном, "кап...кап...кап", звон посуды за стенкой, трель и послевкусие чего-то соленого на сухих губах.
Не смотря на то, что тело покрывалось испариной как у спортсмена - марафонца, его сильно кидало в озноб.
Сведя влажные ладони на затылке в замок, он склонился над столом. То, закрывая, то открывая глаза, он завел игру в прятки с собственной логикой. Дочитанное письмо послушно исчезало, послушно появлялось. Вот оно есть и вот его уже нет...
Леонид Валерьевич встал и сразу же был вынужден прибегнуть к спинке стула. Колени тряслись. Дыхание зачастило как паровоз, разгоняющийся по рельсам. "Подкиньте-ка уголька, вагоновожатый. Да прибавь-ка огоньку, чтоб посильней, посильней было...", - обратилось бессознательное к сознательному эго. Леонид Валерьевич чертыхнулся и пошаркал к телефону. Уверенность, что именно сейчас раздаться звонок, засосала под ложечкой.
"Дзыыынннь...", - ударило по барабанным перепонкам.
Происходящее все больше и больше начинало попахивать кошмарным сном и, теперь подошло то самое время, чтобы проснуться. Он ущипнул себя за локоть.
"Дзыыынннь...", - не унималась барабанная дробь, распространяющаяся все глубже.
Замигал свет. Неладное происходило с настольной лампой, раздался треск. Он, было, испугался, что перегорела вольфрамовая нить, а запасную лампочку, он так некстати, разбил еще пополудни. Однако свет пошатнувшись, вернулся к естественному функционированию. Почти не шатаясь, он поменял маршрут и оказался у раковины. Открыв холодную воду, подставил под тонкую струю сначала левую часть лица, а потом правую. Набрав полный рот воды, он тщательно прочистил горло. Вытерев лицо и руки насухо, он вернулся на оставленную ранее дистанцию и в пять шагов достиг трезвонящий аппарат. Сделав глубокий вдох и трижды перекрестившись...
Опоздал...
В комнату пришла и расположилась удобно тишина.
Тогда Леонид Валерьевич вспомнил другую детскую игру, что-то вроде "море волнуется раз, море волнуется три... фигура замри". Он боялся отвести взгляд от телефонного аппарата, он не решался пошевелиться. Осунулся и побледнел, словно впередсмотрящий, увидевший айсберг е в подзорную трубу.
Т-с-с-с....
Если прислушаться...
Обозначили себя громче обычного часы. Происходящее предстало в новом свете - быстрее, динамичнее, минута проглатывала себе подобных по две за раз.
Руки бездейственно повисли вдоль туловища. Во рту пересохло, словно это не он минуту назад хлебал воду. Пот извивался противными струями по впалым небритым щекам. И перед тем как отправиться засунуть голову под кран повторно, он скорее уже по привычке поднял трубку.
-Ну, наконец-то! - прозвучало звонко на том конце провода.
-Я думал, вы уже положили трубку...- начал, было, дрожащим голосом оправдываться Леонид Валерьевич. "Я надеялся...", - подсказал внутренний голос.
-Как, я рад, что мы во всем разобрались! - голос был неподдельно радостен, - И вы на нас не в обиде за задержку.
-Вы ошиблись...И к тому же за сегодняшний день не первый.
-Ой-й-ё-ё-ё! Как не хорошо вышло. Так доставим вам пылесос? - заговорил сердобольно голос незнакомца.
Трубка в руках Леонида Валерьевича затряслась.
-Ну, знаете...ну знаете..., - губы его задрожали, а на глазах блеснули слезы. Он даже выпрямился во весь рост, - Шутник, эдакий! А вы знаете, что у меня сердце больное? Понавелось шпаны всякой. Бес-бессс, - тут он запнулся. Горло противно защекотало, и он зашелся сухим резким кашлем. Тьфу... Плюнул он, скривившись на чисто вымытый пол. - Бессовестный!
-Понимаю - понимаю. На вашем месте я бы поступил точно также.
-Да я...- Сквозь зубы процедил Леонид Валерьевич и бросил трубку, - хулиганы какие хулиганы! Подумать только! Я вам щас покажу. - И он затряс кулаком перед собой.
Из кухонного стола он извлек пассатижи. Рука его не дрогнула, перекусывая соединяющий кабель.
От сердца отлегло. Словно он только что не лишил себя телефонной связи, а обезвредил как минимум биологическую бомбу. Вернулась хрупкая уверенность. "Вот оно Что...хорош урок, ничего не скажешь, - размышлял он, - выследили одинокого старика, разнюхали, чем занимается. Честную женщину значит, завербовали, чтобы она конверт подсунула... Срам и только".
Леонид Валерьевич твердо для себя решил раз и навсегда завязать с письмами. Прейдя в себя он вымыл пол вокруг телефонной подставки. На всякий случай протер и сам аппарат. В льняной мешок из-под сахара вывалил из тумбы стола все содержимое. На улицу вынести мусор пока он не решился. И к тому же час был поздний. Мимо воли он широко зевнул.И по сему, приперев мешком входную дверь, он, даже не раздеваясь, юркнул под одеяло как в утробу матери.
Тссс...
Не смотря на то, что он был в полном изнеможении, сна не было ни в одном глазу. Леонид Валерьевич лежал не шевелясь. Затекшее тело заныло. События дня по деталям восстанавливались одни за другими, и, достигая своего апогея, начинали крутить фильм происходящего сызнова. Глаза не различали в темноте ничего кроме телефона. Намаявшись, он решил избавиться и от раздражителя. В потемках было не так просто идти, как казалось. Дойдя до телефона на ощупь, он зло схватил устройство левой рукой, в тот момент, когда правая ощупывала дверь в поиске мешка. Не рассчитав свои силы и возможности в области ночного виденья, он налетел на крючок для верхней одежды, и рассек бровь. Инстинктивно защищаясь, он поднял руки к очагу боли. Телефон выскользнул и с грохотом упавши, ожил. Из угла раздалось приглушенное: "пи-пи-пи-пи....".
Сползя по двери вниз, он как раз приземлился на ожидающий участи мешок. Встав на четвереньки, он ощутил, как что-то густое неспешно коснулось лица. Это его не остановила. Во что бы то ни стало, ему было необходимо избавиться от злощасного аппарата. Первым ему попался корпус. Дальше валялись осколки. Трубка не унималась и пищала все громче, по мере приближения к кровати. И только она оказалась в его руках, как звук прекратился. Удивленный Леонид Валерьевич как слепой ощупал трубку и, не обнаружив никаких изъянов от падения, борясь с защитными рефлексами, поднес трубку на расстояние пяти сантиметров от уха.
Ничего...
Приблизил еще на пару сантиметров.
Тишина...
Во дворе завязывалась потасовка. Леонид Валерьевич отчетливо расслышал, как "пацаны не дадут в обиду своего братана..." и все это было под аккомпанемент кузнечиков.
...
Он приблизил еще трубку...и еще... Холодная пластмасса коснулась уха.
Все та же тишина рядом....
И вдруг окно с апломбом захлопнулось. ..
Леонид Валерьевич вздрогнул и вцепился в трубку, жадно ловя малейший шорох.
- ПЫЛЕСОС доставят в четверг! - Неожиданно закричало что-то.
Леонид Валерьевич резким движением попытался отшвырнуть заговоривший прибор, но ничего не вышло, тело парализовало. Говорившее нечто с ухом стала одним целым. Дышать становилось труднее. Пока он не понял, что только что сделал последний вздох... Глаза, живыми оставались лишь его глаза.
- Леонид Валерьевич, а ведь у газа ножек нету... Зато есть краник. А вы не знаете, почему он красный? Ха-ха-ха.... Смех ни злой, ни страшный, ни зловещий, а уродский вырывается из трубки на свободу. Его так долго прятали, а теперь он свободен.
Моторика движения Леонида Васильевича достигла назначения, смеющуюся трубку кинуло в сторону и она наконец-то замолчала...
I V
Сквозь сон он ощутил, как теплая нежная рука аккуратно поправила одеяло, бережно взъерошила волосы. Леониду Валерьевичу захотелось прижаться к ней со всей нерастраченной нежностью, на какую только было способно его маленькое сердечко. И в этом порыве, он обнял ее и даже позволил себе поежиться от удовольствия. Но вот что-то вторглось в его идиллию и заскребло подбородок. Он еще раз провел по руке... теперь это не было гладко и тепло, скорее - больно и остро. Что-то склонилось над ним. И тут он почувствовал на щеке жжение. Такое обычно остается после укуса осы - это был утренний поцелуй.
До начала июля осталась неделя.
Все время Леонид Валерьевич проводил на территории Лавры. По возвращению же домой, он первым делом открывал настежь окно, так и оставляя его до следующего паломничества. Лампа на столе с первых сумерок и до самого утра была включена. В столе вместо бывших элементов филателии хранились запасные лампочки, пару коробков спичек и две толстые свечи.
К вечеру у Леонида Валерьевича поднималась температура. Возвращаясь, домой он забивался в угол кровати и, заглатывал залпом снотворное. Сначала он обливался потом, затем следовала волна озноба, пока не наступало спасительное забытье. Там куда он попадал было спокойно, если бы не стаи конвертов, которые парили вокруг него как лимонницы. Когда они становились совсем надоедливыми, Леонид Валерьевич начинал отчаянно махать руками от чего, как правило, просыпался глубокой ночью. Тогда ему мерещился силуэт человека, низко склонившийся над письменным столом. Он зажмуривался и старался не дышать, в тайне надеясь, что это всего лишь продолжение сна.
Иногда он не хотел просыпаться...иногда он не хотел никогда засыпать...
V
Первого июля...
Когда был убит римский полководец Юрий Цезарь, в Китае изобретены солнцезащитные очки, в Америке запущен первый автоматический завод по производству хлеба, родилась знаменитая французская писательница Жорж Санд и ... Не стоит к тому же забывать о том, что когда-то давно именно в этот день почтой были выпущены первые марки с нанесенным на одну сторону клеем...
...и когда за окном небо скрыли рыхлые тучи, бушевала гроза и молнии были за солнце...
Леонид Валерьевич решил не идти в церковь, предпочтя чтение священного писания дома. Чтобы унять дрожь он читал вслух.
Так прошла первая половина дня. После полудня он позволил себе выпить чай и съесть ломоть хлеба с яблочным повидлом. Впервые ему захотелось разделить свою историю с кем-то. Он даже посетовал на себя, что перерезал кабель и выкинул телефонный аппарат. Мирно потягивая чай, он любовался причудами непогоды, которые ассоциировались у него с Владивостоком.
"Наверное, профессор не простит того, что я сделал с коллекцией, - опечалился Леонид Валерьевич. Вспоминая как блестели глаза профессора, когда он впервые ознакамливался с толстыми пачками и как после воодушевленно ни раз рассказывал о филателических клубах, - умнейший человек! Он бы мне в два счета разложил бы происходящее по полочкам...".
В дверь позвонили...
Леонид Валерьевич даже не повернул голову.
-Да, что вы говорите! И давно...
-Правда, правда... всякое бывает
Вдруг заговорил он, обращаясь к пустоте...
-Еще чая?
В дверь позвонили повторно настойчееве...
Несмотря на то, что во дворе лило неумолимо, поднялся и открыл настежь окно. Сырость и прохлада заполнила комнату. Леонид Валерьевич посмотрел вниз. Живот свело, и очередной приступ тошноты подступил к горлу. Уперевшись об подоконник он пошатнулся. Нет, план рухнул. Как и много лет назад он не сможет этого сделать.
Тут входная дверь зашлась ходуном от сильных ударов.
Леонид Валерьевич убрал все со стола. Помыл посуду. Вытер руки. И подошел... Перекрестился... Больше ничего не оставалось, как открыть...
- Вы знаете, я не спешу, - напротив него, трясущегося от страха стояла такая же трясущаяся только от летней благодатной грозы, щекастая почтальонша, - а куда мне спешить? Все равно льет как из ведра. - Повела плечами женщина.
Леонид Валерьевич прислонился к стене.
-Так это все вы-вы-ы...? - прошептал он, - ...Зачем? За-чем?
Пропустив слова мимо ушей, она закопошилась в сумке:
- Ага...вот оно родименькое! Как вас там. Леонид Валерьевич, работа у меня такая. Что поделать? Распишитесь на квитанции. Опять вам письмо. Заказное! - на последнем слове он сделала ударение.
Леонид Валерьевич закрыл лицо руками и громко заплакал, содрогаясь всем телом.
-Зачем вы так со мной? За-чем...Я ста-рый...один-н-нокий человек.... - доносились его всхлипывания.
-Нет, мне сегодня определенно не везет, - раздосадовано запричитала почтальонша, - ходишь, мокнешь, а у людей ни капельки сострадания. Да, прекратите вы ныть! Взрослый человек, в конце-то концов...
И она грубо одернула его, так что Леонид Валерьевич был вынужден прерваться и открыть глаза. Перед ним стояла усталая женщина. С волос скатывались капли. Бесформенная одежда прилипла к тучному телу. В руках она сжимала конверт...
"Слава тебе Иисусе, что не пылесос...", - успел подумать он, перед тем как в глазах потемнело и острая боль пронзила район грудной клетки.
V I
Белый потолок, стены, странный запах. Горечь во рту. Леонид Валерьевич сглотнул.
-Воды,- произнес он и не узнал свой сухой низкий голос.
-Очнулись? - улыбающаяся почтальонша в белом халате подала алюминиевую кружку, - Вот и хорошо. Сейчас позову врача. И тихо вышла, прикрыв за собой дверь.
В помещении он был один. Со своего места он разглядел еще три пустующие кровати. Было тепло и чисто. На одной из тумбочек он даже заметил букет из васильков и ромашек.
Леонид Валерьевич попытался привстать на локтях, что сразу откликнулось неприятно в груди.
-Лежите. Вам еще не скоро вставать.
На стуле рядом расположился залуженный главврач страны. Затемненные очки в массивной оправе скрывали большую часть лица. Через секунду тонкие губы изогнулись и произнесли:
-Поздравляем вас!
-Я не на почте, а в больнице, да? - голова у Леонида Валерьевича шла кругом.
Главврач утвердительно кивнул.
-Вы идете уверенно на поправку, весь мир уже третью неделю следит за каждым вашим вздохом. - И он, расторопно ткнул в потолок. - Воо-он там, видите? Там вмонтирована видео камера. Так что потом если захотите, можете передать привет, родным, близким, друзьям...
-У меня только академик...
-Тем более! Я думаю, ему будет приятно получить от вас личное обращение.
- Огорчил я его.
-Да, что вы после того, что произошло. С вами теперь каждый мечтал бы завести знакомство. Сотни писем и открыток из стран бывшего советского союза, Америки, Японии и Китая - всех уж не упомнишь, приходят ежедневно на адрес клиники с пожеланиями скорейшего выздоровления, - гордо произнес главврач.
- А что произошло?
-Вы выжили! - был лаконичный ответ.
-Возможно...
-И к вам явно возвращается чувство юмора. Мы все про вас знаем, Леонид Валерьевич. Начальник пожарной охраны города Киева недавно дал интервью, поведав миру о вашей отваге и самоотверженности. И теперь такое...
"Наверное, я все же умер, - безразлично подытожил Леонид Валерьевич, - вот значит какой он рай. Ты всеми уважаемый, тебя все любят, а твои заслуги признаны".
Во внутренний монолог вмешался главврач.
-Я думаю, что через денька два три вы и сами сможете поведать стране о том, как вы это все пережили.
"Ну, вот, пожалуйста, и тут издеваются"
- Уважаемый, вам плохо? Не молчите, подайте мне знак.
-Нет, - встрепенулся Леонид Валерьевич и одернул руку главврача со своего лба, - Задумался... Я ведь уже старый человек и на своем веку многое повидал. Многие и "повиднее" меня личности выживали, почему же ко мне столько внимания?
-Так, так...интересно, - почесал подбородок главврач, - значит, вы ничего не помните?
Ответ черным по белому читался в глазах больного.
- Не помните, значит...хм... Этот вопрос я подниму на следующей конференц - связи с медицинскими институтами Америки, Франции и Бразилии, который к слову сказать состоится как раз ровно через десять минут. Нужно бежать.
-Я-я..ничего не понимаю или не помню, какая разница... зачем я здесь? - Умоляюще вопросил Леонид Валерьевич.
Главврач поднес часы к самым очкам:
- А ладно, пять минут уделю. ...Уважаемые телезрители, - начал он, обращаясь к потолку. - Уважаемый, Леонид Валерьевич, - продолжил уже развернувшись к нему лицом, - то, что произошло, как вы сами уже знаете из предыдущих выпусков, не имеет аналогов в мире. Вернее не имело, до первого числа сего месяца. Достопочтенный гражданин своей страны, заслуженный пожарник, пребывающий сейчас на пенсии, на глазах у почтальона Лесного района был насквозь пронзен шаровой молнией прямехонько в сердце. Именно в этот день, по счастливой случайности Николай Ермоленко, ведущий программы "Простая профессия" готовил выпуск, посвященный трудовым будням почтальона. И все произошедшее, таким образом, было зафиксировано на скрытую видео камеру. На сегодняшний день, я со всей ответственностью могу заявить - пострадавший будет жить. Науке до сих пор не известно "Почему".
- Я что все-таки не умер? - и брови медленно приподнялись.
-Вы в шоке, однако скоро пройдет. - Похлопал главврач Леонида Валерьевича по плечу. - И не забудьте поблагодарить Ольгу Коваченко и Николая Ермоленко.
- Конечно, а кто такая Ольга?
-Это тот самый почтальон, который принес вам, если не ошибаюсь, письмо! К тому же, вот уже три недели, взяв отпуск за свой счет, сидит подле вас и днем и ночью. Вы счастливчик, до сих пор непонятно, как молния, проникнув в ваше тело, потеряла свой заряд, а выйдя, набрала силу заново. Или может оно и по-другому было, пусть физики гадают... Вы либо родились в рубашке, и она так сказать сейчас продырявилась, либо у вас был брат близнец невидимка, который принял удар на себя. И вы теперь простите круглый сирота.
Леонид Валерьевич слушал и не верил, а перед глазами стояла промокшая почтальонша и белый конверт, зажатый в ее пальцах.
- Она ведь с письмом пришла, а я...- завел, было, Леонид Валерьевич.
- Так оно подле вас на тумбочке, захотите, прочитаете. Поправляйтесь, вечером непременно зайду. И не волнуйтесь с семи вечера и до семи утра видео трансляцию отключают.
Леонид Валерьевич оставался один не долго. Почтальонша, смущаясь, вернулась вскоре в палату. В руках она держала кастрюлю.
-Куриный супчик вам сварила... - немного заикаясь, произнесла она.
-Спасибо, вы уж меня извините. Намучил вас ни за что. Вы присаживайтесь.
Женщина послушно уселась на стул.
-Я обязательно попробую. Только у меня есть одно не законченное дело. Вы же принесли тогда...
-Письмо! - Взбодрилась она и протянула конверт.
-Вы не возражаете, я сам?
-Да, это же вам лично, - ответила она, и щеки ее пошли пурпурным румянцем.
![[]](/img/r/rudx_e_a/istorija/iii.jpg)