Голова раскалывалась. Я сидел в гостиничном кресле и боролся с изматывающей тошнотой. Дежурной по этажу не было на месте уже около часа. Впрочем, меня это волновало мало.
Можно было выпить вина. Почти полная бутылка стояла на холодильнике. Однако я дал себе слово, что выпью только перед самым выходом.
Телефон предательски молчал: такси опаздывало. Получалось, что на самолёт я могу опоздать.
То, что дежурной не было на месте, радовало. Любые слова в сложившейся ситуации были бы лишними.
* * * * * * * * * * * * * *
В Ленинграде меня встретил Тетерников. Когда-то мы вместе заканчивали университет. Год назад он решил бросить науку и стать писателем. Его нарочито неряшливая манера письма, тем не менее, понравилась читателям: Тетерникова стали много издавать. Известность мало изменила привычки моего товарища, он продолжал изматывающе охотиться на женщин, к месту и ни к месту сквернословить, вот только пить, слава богу, стал поменьше.
Своим приглашением на конференцию я был обязан ему. Моя книга "Мифология измены" была почти готова. На её основе я и подготовил доклад, который, в пушкинской его части, любящий мистификации Тетерников разрекламировал как принципиально оппонирущий лотмановским положениям. Тартусская часть делегатов, введённая в заблуждение, готовилась к вендетте.
Шел дождь. Тетерников, рассказывая о своём розыгрыше, довольно потирал руки. Его водитель, верзила с мрачным лицом, держал над нами зонтик.
Тетерников изменился. Третий брак пошел ему на пользу. В нём появилась отсутствующая прежде основательность.
В университете Тетерников был инициатором и главным участником всех мероприятий, связанных с нарушением режима. В общежитии не было другого человека так магически притягивающего единомышленников и так магнетически отталкивающего противников.
Вместе с тем, на курсе не было лучшего студента. Никто не мог понять, как он умудряется везде успевать. Его нестандартное мышление и неуёмная энергия увлекали. Его воля и строжайшая самоорганизация восхищали.
На втором курсе Тетерников решил освоить десятипальцевый метод печати. Для этого он сначала проанализировал частоту появления букв в тексте и раскладку кириллицы на клавиатуре. Выводы оказались неожиданными. Выяснилось, что из пятнадцати наиболее употребляемых русских букв десять находятся в левой части. Тетерников был убеждённым правшой. Переучиваться он не хотел и решил задачу в своём стиле: освоил десятипальцевый метод печати на клавиатуре, перевёрнутой вверх ногами.
Достигнутая скорость позволила ему не только значительно увеличить работоспособность, но и ощутимо поправить до того скудный бюджет за счёт многочисленных выигранных пари.
* * * * * * * * * * * * * *
С Ташей, так её называли домашние, чтобы отличать от матери, мы познакомились на каком-то приёме. Та зима была холодной, и зал плохо отапливался. Я же ничего не замечал. Её молодость и красота пленили меня безоговорочно. Меня нокаутирующе подкупила её экзальтированная восторженность, выразившаяся в абсолютном доверии.
Её семья приняла меня без особой радости. Отцу было всё равно: он давно страдал каким-то нетяжелым душевным расстройством. Сказывались последствия ушиба головы в результате падения. Мне, правда, показалось, что слухи о его нездоровье распространялись не без активного участия его жены. Во всяком случае, с Николаем Афанасьевичем мы поладили неплохо.
Её мать не могла смириться с разницей в возрасте и моим неустойчивым материальным положением. Она справедливо хотела для дочери хорошо устроенной жизни.
Я же продолжал набирать аспирантов с заведомо непроходимыми темами, наивно полагая, что делаю что-то стоящее, что-то необходимое науке и своему сомнительному будущему.
Детей у нас Натальей не было, как-то не складывалось, несмотря на все наши старания, на все наивные ухищрения с подкладыванием подушки под зад и отсроченным подмыванием.
* * * * * * * * * * * * * *
Тетерников поселил меня в "Октябрьской". Как он заявил, это место фактически центр города, замечательно реализующее соответствие между завышенной ценой и сомнительным качеством предоставляемых услуг.
Номер мне понравился - стандартная ухоженная келья с видом на торжественный Московский вокзал и унылый Лиговский проспект.
Вечером меня ждали у Тетерникова. Нужно было согласовать тезисы моего предполагаемого скандального выступления. И познакомиться с его последней любовью.
У своей теперешней жены Тетерников был первым и единственным мужчиной. Поэтому я понимал её незамысловатый восторг и надежды на окончательность выбора.
Пока ещё она боготворила своего избранника и не задумывалась над ответственностью перед временем, которое стирает с фотографий улыбки.
Я же прекрасно понимал, куда финиширует ни на чем не основанная инициатива.
В четырнадцать лет, когда наша классная руководительница не испугалась ответственности и открыла мне дверь во взрослую жизнь, я ещё не мог понимать всех последствий этого незамысловатого проявления изматывающего желания.
Сегодня же, имея за плечами три года счастливого брака, я хотел только одного - перенестись в завтрашний вечер, оставляющий позади и моё выступление, и последующее за ним обсуждение. Меня полностью устраивала моя неумелая в чем-то Таша, вздрагивающая во сне на моём плече и не умеющая правильно погладить брюки.
Когда дежурная принесла ещё одно одеяло, я поначалу не обратил на неё никакого внимания: ну, холодно, ну и ладно, не пропадём.
Дежурная по этажу была старше меня, однако выглядела хорошо. Такая себе работница гостиничного сервиса, продолжающая за деньги следить за собой и полагающая себя неотразимой.
* * * * * * * * * * * * * *
Мы успели неплохо выпить с Тетерниковым в машине, поэтому я был замечательно нахален и обидно негалантен.
- Послушай, - обращаясь к дежурной, я сразу взял быка за рога, - давай вечером отпразднуем мой день рождения.
У меня не было никаких планов насчет неё, я действовал навскидку, по заранее наработанным схемам примитивного обольщения, в соответствии с неприхотливым мужским азартом.
- Вот ведь какое совпадение, - вдруг донеслось до меня, - и у меня сегодня день рождения. Я вас приглашаю. После полуночи, когда никого не будет.
Я расстроился. Похоже, она не шутила. А я, ведь, не планировал никаких отношений, я просто разбрасывал с рекламной целью визитки своего потенциального расположения. Получалось, теперь я был связан обещанием.
* * * * * * * * * * * * * *
Вечер у Тетерникова прошел без открытий. Его жена мне понравилась, однако сильного впечатления не произвела. Замечательный такой спермоприемник, но без необходимого, как я это понимал, надрыва.
Я оценил её кулинарные способности, я также понял потребность своего товарища периодически выскакивать с животным криком на это ладно скроенное женское тело, принимающее все сексуальные претензии без ограничений.
Тетерников был парализован счастьем. Счастьем, у которого был строго отмерянный жизненный срок. Такие отношения не могли продолжаться дольше определенного времени. Время его трагедии ещё не пришло. Секундомер разочарования был только лишь принят на работу.
Тему измены, как источник возникновения литературного мифа, несколько лет назад подсказал мне Тетерников. Отчего-то сам он не хотел глубоко погружаться в эту "тему". Она его метафизически пугала.
Обсуждая мой завтрашний доклад, мы едва не поругались. Я считал, что строить выступление на скандальности пошло. Тетерников же не сомневался в успешности хорошо организованной провокации.
Меня отвезли в гостиницу. Я сидел в номере и понимал, мне необходимо сделать выбор в отношении полученных перспектив.
* * * * * * * * * * * * * *
Когда Тетерников предложил написать сценарий трагического непонимания, я полгода жил интересами моих героев. Во всем этом меня привлекала не скандальность темы, а мужская солидарность.
Я разделял истерику жены Пушкина и не осуждал её измену, однако болезненно реагировал на тщательно учтенные факты.
Моя книга, препарирующая идею болезненной случайности, серьезно осуждалась специалистами.
Вот об этом и нужно было докладывать на следующий день. Однако серьезность темы всё меньше трогала меня.
Я понимал, гений совершенно не зависит от логики фактов, нужно было искать другие объяснения человеческой силы и человеческой слабости.
Оставаться наедине с такими мыслями было приятно. Вдруг я вспомнил о приглашении и решил ввязаться в это непродолжительное представление.
* * * * * * * * * * * * * *
Я спустился в ресторан и купил несколько бутылок шампанского. Затем поднялся на ресепшн своего этажа.
Именинница, похоже, обрадовалась моему появлению. В гостях у неё были две коллеги со смежных этажей и дежурный электрик.
Я открыл две бутылки, произнес тост. Меня веселила искусственность происходящего.
Когда все было выпито, я уже определился. Вернувшись в номер, я позвонил Тетерникову и сообщил ему о своем решении. После недолгих препирательств он согласился прочесть мой доклад.
Я твердо решил улететь домой. Мне не хватало Таши, не хватало её преданной улыбки и наших глупых семейных ритуалов.
Позвонив в аэропорт, я заказал билет домой.
Когда в дверь постучали, я как раз закончил собирать вещи.
Гостей уже не было, все разошлись. Мы пили ужасный кофе и я примеривал несвойственную мне роль исповедника.
Её муж был редкостным придурком. Он много пил, нигде не работал и профессионально ревновал жену.
Я слушал историю чужого несчастья невнимательно.
В очередной раз спустившись в ресторан, я купил две бутылки вина. Одну сразу же занес в номер и положил на холодильник.
Мы выпили за её счастье.
* * * * * * * * * * * * * *
Она продолжала жаловаться, а я с готовностью поддакивал. Потом она попросила помочь с отчетом
Мы степенно прошли в служебное помещение. Я умилился количеству одинаковых полотенец.
В узкой и неудобной каморке я повалил её на пол. Разорвав дешевое бельё, грубо и основательно вошел в неё.
Вселенная угодливо разрывалась на части. Я мстил и осознавал это.
Рассказывая про невозможное будущее, не забывал стучаться пальцем в смазанный слюной клитор.
Гася ладонью её животные крики, я ненавидел себя, как Дантеса.
* * * * * * * * * * * * * *
Потом все закончилось. Она лежала подо мной выпотрошенной рыбой, сверкая усталыми внутренностями.
Наша связь изначально не предполагала продолжения. Хотя полчаса я честно любил её.
Вернувшись в номер, я сразу прошел в душ.
Звонить жене было неправильно.
Для чего-то перечитал свой доклад.
Тетерникову не должно было быть стыдно, эволюцию измены я препарировал серьезно.
* * * * * * * * * * * * * *
Я вышел в коридор. Нигде, никого не было. Гостиница казалась вымершей. Тогда я вернулся в номер.
Голова раскалывалась. Я сидел в гостиничном кресле и боролся с изматывающей тошнотой. Дежурной по этажу не было на месте уже около часа. Впрочем, меня это волновало мало.
Когда тишина взорвалась телефонным звонком, я успокоился. Это ничего, что такси опоздало: в такое раннее время не должно быть пробок, это значит, на свой рейс я должен успеть.
С удовольствием выпив почти полную бутылку вина, я вышел из номера, оставил ключи на пустующем столе дежурной и прошел к лифту.
Бросив сумку в багажник, я сел рядом с водителем. В салоне пахло дешевым одеколоном.
- Скорее бы домой, - произнес я, - устал от белых ночей и недолговечной гостиничной любви.
Водитель радостно усмехнулся.
- Все бабы - бляди! - оскалился он.
Какое-то время я обдумывал услышанный афоризм.
Моя книга, вдруг, показалась мне надуманной.
Я поймал себя на мысли, что даже не знаю имени дежурной по этажу.