"Мы можем получить что-нибудь обратно лишь от женщин, да и то - мелкой монетой"
З. Елинек (перевод А. Белобратова)
* * *
Толстяк, небрежно раскинувшийся в соседнем кресле, наконец, успокоился. Скорее всего, уснул. На протяжении целого часа после взлета он донимал меня историями собственного делового и жизненного преуспевания. Минут c десять назад я решил было осадить его агрессивный коммуникативный энтузиазм, однако оставил надоедливому соседу шанс: загадал на быстро преходящее, на женскую красоту. Если стюардесса, раздающая нам еду и напитки, окажется привлекательнее той, которая обслуживает параллельный ряд кресел, я сдержусь. В противном случае - выскажусь по полной. Толстяку повезло.
Я не сомневаюсь, что рано или поздно в жизни любого человека наступает момент, когда он утрачивает эмоциональное благополучие, когда предельно ослабленный волевой импульс предлагает снизить уровень собственных притязаний. В способности восстановить пошатнувшуюся самооценку, разрешить внутренний конфликт и должен определиться истинный масштаб личности, её, по большому счету, никому не нужный потенциал.
На сегодняшний день мне в этом смысле похвастать было нечем. Только в последние несколько месяцев я научился справляться с изматывающим неврозом и возобновил попытки стать таким же, как все. Передо мной стояла задача, разубедить себя в том, что мужчина безнадежно влюбляется в женщину, когда окончательно перестает любить себя.
Я закрыл глаза. Задумался. К счастью, сомнений в правильности затеянного вояжа не было.
Мальчишник? Пусть будет мальчишник! Что мне до всяких нелепых заморских обычаев? Повод в данном случае не существенен! Главное - я увижу старого друга, взгляну из наивного прошлого в обескураживающую реальность сегодняшнего дня.
Я понюхал собственные ладони. Они ещё сохраняли запах Али, запах дорогой латиноамериканской кухни, предложенной на дегустацию в морозном хвойном лесу. Не удивительно, ведь менее трех часов назад я оставил невесту в постели, развороченной моим пьяным воодушевлением, и, рискуя опоздать, умчался в аэропорт.
Люблю ли я её, эту не совсем нормальную молодую женщину? Кто приводит нас к осознанию безнадежности существования и тщете любых попыток всё изменить? И, если отбросить примитивную физиологию, зачем на самом деле для высекания жизненной искры необходимо трение двух тел? За что дозволяется полюбить чужую душу, а тем более, женскую? Вопросы теснились в голове, как задания на печать в очереди к нашему офисному принтеру.
Имеем ли мы с Алей право на брак, без сожаления разрушив прежние? Я ведь хорошо себя знаю. Надолго ли хватит моего искусственно поддерживаемого восторга? Предсказуемость мужского поведения в семейной жизни унизительна для женщин, а женская непредсказуемость губительна для мужчин.
Мои размышления вовремя прерываются объявлением посадки во Франкфурте. Я больно пинаю соседа локтем. Даю ему свою визитку. Несмотря на круговорот безумия в природе, искренне надеюсь, что больше нам увидеться не суждено. Затем включаю мобильный.
"осталось 13 дней!", - сообщение, отправленное Але источает матримониальный оптимизм, а отрицательный эффект сатанинского числа я нейтрализую финальным смайлом.
Выключаю телефон. Я и так знаю все возможные варианты ответа. Идет оно всё нахер, настоящая любовь не должна быть назойливой!
* * *
Фитиль объявился за две недели до моей свадьбы. Точнее - вчера. В том, что это случилось после десятилетнего перерыва, мне увиделся какой-то мистический знак, смысла которого, впрочем, объяснить я не смог.
Когда-то давно мы с Аркадием Фитилевским два с половиной года учились в университете. Фитиль его не закончил: был отчислен на третьем курсе. Причина была не в стоматологических проблемах, возникавших от случая к случаю у половины наших сокурсников при перемалывании академических дисциплин, - здесь, как раз, у Аркадия все было в порядке, - а от внезапного разочарования Фитиля в оскорбительном, на его взгляд, детерминизме точных наук.
Мы продолжали своеобразно дружить. В отличие от меня, Аркадий был сполна одарен той мужской красотой, которая безоговорочно признается большинством женщин.
Измерить логикой успех Фитилевского я был не в состоянии, поэтому метафизически признал наличие у приятеля флюидов обольщения. Причем, в самой высокой концентрации. А Фитиль вовсю эксплуатировал свой удивительный дар.
Я так и не понял, для чего Аркадий привлекал к участию в своих добрачных забавах меня. Вряд ли Фитилю нужна была компания, скорее всего, ему нужен был зритель, свидетель его очередного успеха.
Поначалу выступления под вторым номером угнетали. Мне казалось, что в общении с молодыми красавицами Фитиль скучнее и неповоротливее, а я существенно образованнее и тоньше. Однако с неизменным результатом в финале мне доставалась худшая из подружек.
"В женском выборе нет логики, - объяснял мне Фитилевский, - вернее, она есть, но особенная, немужская".
То ли учеником я был неплохим, то ли по другой причине, однако через годик мы уже "играли вничью".
А потом Аркадия провезли по городу в громоздкой машине, изуродованной скособоченной куклой на капоте. И наши турниры закончились.
Брак просуществовал недолго. После развода Фитиль как-то очень быстро собрался и уехал в Германию.
Мы регулярно общались по телефону. Аркадий трудно делал карьеру, тяжело переживал разлуку с дочерью.
Чуть позже в его жизни все переменилось: сначала пошел в рост бизнес, затем Фитиль женился на немке, через год появился сын.
Когда Аркадий приехал в гости, я едва его узнал. Теперь это был не прежний отчаянный мажор, а блестящий от лоска упитанный бюргер. Его супруга очень подходила ему внешне. В ней мне не понравилось лишь то, что за все три дня общения она ни разу не улыбнулась.
Потом пришло время и мне покидать родину. И тоже с разводом в пассиве. Как будто, мы продолжали с Фитилевским наш давний спор, только теперь заочно.
* * *
Я узнал звонящего с первых же слов восторженного приветствия. С годами менее всего изменяются вредные привычки и голос.
После уточнения всех звеньев цепочки общих знакомых, становится понятно, с каким трудом был добыт мой телефонный номер.
- Ну что, чертяка, - бодрым голосом интересуется Фитиль, - ты уже построил для себя земную модель эдема?
- Не хульствобогуй, - я моментально вспоминаю наш подзабытый со времен универа язык, - последние несколько лет мне было наплевать на рай, куда принципиальнее было непременное существование ада.
- Что-то случилось? - осторожно уточняет Аркадий.
- Теперь всё уже позади.
- Ну, слава богу.
Какое-то время мы молчим. Затем я делаю неловкую попытку сменить неприятную для меня тему:
- Знаешь, уже четыре года я пробую писать, и, кажется, начинаю делать первые успехи.
- И на чем основывается подобный вывод, так замечательно тонизирующий самооценку моего друга?
- У начинающих последний рассказ всегда наилучший, а мне последний текст не всегда кажется самым удачным.
- Понимаю, то же правило действует и в отношении жён.
- Господи, совсем забыл, у меня же через четырнадцать дней свадьба, - спохватываюсь я.
- Вот так новость! В таком случае, приезжай ко мне, - неожиданно предлагает Фитиль, - устроим мальчишник. Я подарю тебе мулатку-азиатку-хромоножку, кого пожелаешь!
- А что? Хоть предложенный убогий список не впечатляет, но впереди два выходных и, я надеюсь, что крутая нотариальная контора за пару дней моего отсутствия не разорится.
- Заметано, тем более, завтра есть рейс на Франкфурт, - в голосе старого друга слышны знакомые азартные нотки, - Послушай, я ведь знаю тебя, как облупленного, скажи, каким образом земной женщине удалось покорить величайшего из пессимистов? Или влюбился?
- Вот и я не понимаю, но ответь я на последний вопрос утвердительно, как ты сразу же усомнишься в моем серьезном отношении к жизни. Сам-то как часто гасишь сердечный жар?
- Эх, - картинно вздыхает Фитиль, - Трагическая любовь короля Британии к дочерям теперь волнует меня куда больше трагедии любви двух малолеток из Вероны.
Мы смеёмся.
- Ладно, писатель от нотариата, охарактеризуй свою избранницу одной деталью!
- Даже и не знаю, - я ненадолго задумываюсь, - Ну, Аля очень любит кино. Собственно, ничего сверхестественного в этом нет. Но есть одна небольшая особенность. Перед просмотром она обязательно уточняет продолжительность фильма, чтобы остановить воспроизведение за десять минут до окончания.
- Кажется, тебе повезло, но себе бы я такого счастья не пожелал.
- Знаешь, в этом есть определенный смысл, - оправдываясь, я начинаю говорить торопливо и сбивчиво, - мне и самому теперь нравится размышлять над неопределенностью финала, анализировать все возможные варианты развязки.
- А Габи любила петь в туалете, - перебивает Аркадий, печально вздыхая.
- Габи у тебя замечательная, - корю я себя за невнимательность - Как она, кстати, как Арнольд?
- Габи умерла.
* * *
Аркадий стоит в центре зала D второго терминала.
Мы осторожно вглядываемся друг в друга. Потом крепче положенного жмем друг другу руки.
- Я до самого конца не верил в твой прилет, - неожиданно всхлипывает Фитиль.
Под его подбородком необжитым гнездом болтается уродливый жировой нарост - непомерная дань гравитации, которую обреченное на эволюцию человечество вынуждено платить за прямохождение. Впрочем, всё остальное выглядит не лучше: похоже, за каждый год нашей разлуки друг заплатил не меньше четырех килограммов.
Неожиданно Аркадий становится в боксерскую стойку и начинает изображать готовность к поединку.
Бросив сумку на пол, я азартно кружусь вокруг него, тем не менее, внимательно соблюдая дистанцию.
- Послушай, в поединке с такой бочкой, как ты, мне необходимо продержаться, всего лишь, раунд, а потом ты сам упадешь.
- Зато у меня все зубы - свои, - говорит Фитиль, и я опускаю руки.
Мы мчимся в город на его машине и, перебивая друг друга, делимся новостями. Аркадий жалуется на усталость от бизнеса: его пиар-агенство занимается в основном проведением презентаций, а Фитилевского манит антикризисный менеджмент.
- Существует простой способ примириться с работой, которая тебя не удовлетворяет: необходимо всего лишь представить себя на моём месте, - успокаиваю я друга.
- Расскажи про Алю, - просит Аркадий, - очень красивая?
- Знаешь, она нечто такое, чего до конца не понимаешь, но во что веришь. Что-то на манер золотого сечения. С ней легко и спокойно. Она понимает с четвертислова. Её не назовешь раскрасавицей, она забирает иным. Мы знакомы полгода, однако воде в её сокровенном бассейне я не даю застояться ни на день.
- Поздравляю, - отвечает Фитиль, - последнее время мне не хватает двух вещей: подобного воодушевления и русского мата.
- У тебя-то как? - осторожно интересуюсь я и жду, чтобы он сам рассказал про Габи.
- Можно сказать, никак. Возраст, наверное.
- Какой возраст, - возмущаюсь я, - ты всего на год старше меня.
- Помнишь, мне всегда нравилось трахать женщин под музыку, я даже специально записывал на магнитофон любимые песни? - Аркадий на мгновение отрывается от дороги и смотрит на меня, - а недавно я с удивлением обнаружил, что теперь стали возникать досадные неудобства.
- Попробуй использовать менее ритмические вещи, - советую я.
- Проблема в другом, - Фитиль тяжело вздыхает, - в последнее время я периодически ловлю себя на том, что отвлекаюсь на тексты.
Мы хохочем. Аркадий опять разыграл меня.
- А если серьезно, всё намного хуже. Есть у меня женщина, тоже эмигрантка. Старше меня лет на десять, - Фитиль снова поворачивается в мою сторону, смотрит, как я отреагирую на эту новость.
Мне становится грустно, я понимаю, что моему другу уже не стать первым номером.
- Так и живу. Поёбываю свою Лизу раз в неделю, на большее нет желания. Противно все это. Ты не поверишь, я даже несколько раз симулировал оргазм. Не хотел обижать бабушку, пусть думает, что она ещё ого-го. А потом решил, что это нечестно и начал помогать себе, задерживая дыхание и лишая мой перегруженный воспоминаниями мозг кислорода.
- Ты - больной, Фитиль, ты - гнусный, тупой извращенец, - не выдерживаю я, - Но, знаешь, последние десять лет мне очень тебя не хватало.
Мой друг отвечает улыбкой абитуриента, провалившего экзамен:
- Выходи, счастливый писатель, приехали.
* * *
- Моя семейная жизнь оборвалась внезапно и сразу - так обрывается тропинка в старом лесу.
Мы сидим в больших велюровых креслах перед журнальным столиком, на котором лишь мини-холодильник со льдом и вторая бутылка виски. Дома никого больше нет, Арнольд гостит у своей немецкой бабушки.
- Встреча с Габи была для меня подарком судьбы, - Фитиль подливает нам дымного Ардберга, - и я вцепился в немку мертвой хваткой, не очень прислушиваясь к голосу сердца.
Мне кажется, что кубинская сигара подошла бы к виски больше льда и что хозяин подливает чаще необходимого.
- Мы почти сразу же сыграли свадьбу, - продолжает Аркадий, - хотя её родители и противились браку с эмигрантом. Знал бы ты, какой фантастический секс был у нас. Неважно зная немецкий, я предпочитал не злоупотреблять разговорами, а по-змеиному неторопливо исследовать языком область между раздвинутых бёдер жены, в этом у нас было полное взаимопонимание. А что вытворяла Габи ...
- Никогда бы не подумал, - теперь я держу стакан в руках и таким образом регулирую количество предлагаемого алкоголя, - когда вы приезжали в гости, твоя жена показалась мне холодноватой.
- Для меня это тоже оказалось сюрпризом, я ведь думал, что хорошо знаю женщин, - Аркадий опустошает стакан, - А через какое-то время почувствовал, что люблю свою жену, что она необходима мне, как щитовидная железа, и что без Габи мне не жить.
Я встаю и на всякий случай доверху заполняю свою Богемию льдом.
- Все знакомые знают о трагедии. О том, что Габи умерла от рака, - Фитиль какое-то время молчит, а затем продолжает, - Однако я никому не говорил, что за полтора года до её смерти мы развелись. Она бросила меня.
Аркадий смотрит на большое фото, висящее на стене. На нём стройный Фитиль обнимает беременную Габи.
- Просто графики ваших судеб в какой-то точке разошлись, - выпаливаю я ужаснейшую банальность, чтобы выиграть время и переварить услышанное. Никогда прежде женщины от Фитилевского не уходили.
- Я тогда едва не погиб: забросил бизнес и сидел дома, вливая в себя по несколько бутылок алкоголя в день. А через несколько месяцев она позвонила и сообщила, что у неё подозревают рак легких, - Аркадий закуривает. Кряхтя выбирается из кресла и идет на кухню за следующим Ардбергом.
Значительную часть своего льда я отсыпаю обратно в холодильник.
- У Габи обнаружили терминальную стадию заболевания: рак уже метастазировал в печень, кости и почки, - Фитиль возвращается с бутылкой, наливает мне и себе, - Я же, гнида такая, даже узнав об ужасном диагнозе, и понимая, что она обречена, продолжал терзать её по телефону глупыми вопросами, насколько новый избранник изощреннее меня в постельной технике.
- Дикарь, подобное любопытство выглядит ещё более бестактно, чем вопрос о месячных, заданный мужчине-трансвеститу, - мне любым способом хочется понизить температуру его монолога.
- За неделю до смерти я был у Габи. Она потеряла половину веса, уже не вставала, дышала с ужасным свистом, не могла говорить. Но при этом излучала какой-то свет.
Я нарушаю зарок, данный себе после знакомства с Алей, и закуриваю вместе с Аркадием.
- Давай выпьем, - предлагаю я, - встретишься ты ещё со своей Габи, обязательно встретишься.
- Разговор о другом, - мой друг понемногу начинает успокаиваться, - Я про гениальность моей немецкой жены. Она распорядилась, чтобы после её смерти Арнольд жил со мной. Меня ведь ничего с жизнью не связывало. А потом приехал сын. И это спасло меня. Привязало к жизни. Я уверен, Габи это прекрасно понимала.
Мы молча докуриваем свои сигареты и закуриваем вновь.
- Ладите с Арнольдом, как он? - интересуюсь я.
- Всё хорошо, мы, можно сказать, друзья, - отвечает Фитиль, - Иногда возникают проблемы, да ведь это во всех семьях так. Вот недавно, приехал я из командировки и получил счет на две сотни евро за оказание интимных услуг по телефону. Представляешь?
- Так ведь он у тебя же ещё ребенок? - поражаюсь я.
- Ему уже двенадцать, - гордо отвечает Аркадий.
* * *
Домик, в котором родился Гете, не произвел впечатления. Нет, у меня все в порядке с фантазией, - иначе как бы я влюблялся? - только восхищаться разрекламированным артефактом сложно, если знаешь о его искусственном происхождении: оригинальная лачуга была разрушена во время советских бомбежек. А вот Ремерберг пришелся мне по душе: исторический центр города также был восстановлен, однако тщательности и любви вложили с избытком.
Аркадий делал всё, чтобы я смог увидеть и испытать как можно больше. Мы гуляли по музейной набережной, в Заксенхаузене пили яблочный сидр и ели франкфуртские сосиски с "зеленым соусом", посетили не только Старую Оперу, но и варьете, несколько джазовых и рок-клубов. В Бад Хомбурге посетили "Маму Монте-Карло", где без сожаления оставили тысячу.
На третий день моего пребывания во Франкфурте, обедая в уютном кафе недалеко от вокзала, Фитиль неожиданно вспомнил:
- Завтра ты улетаешь, а мы ещё не решили основного вопроса твоей поездки.
- Что ты имеешь в виду? - не сразу сообразил я.
- Как что? - искренне удивляется Аркадий, - нужно устроить тебе проводы холостяцкой вольницы. Мы как раз находимся недалеко от нужного района.
- Нельзя серьезно относиться к несерьезному, да и не до того мне.
- Тогда сегодня я покажу тебе кое-что, - заговорщицки подмигивает Фитиль, - вернее, кое-кого, - отчего-то тушуется он.
"Клуб "Шоу Струмана" - задорно мигает неоновая надпись в такт подзабытому сегодня диско. Название что-то отдаленно напоминает, то ли раскрученный американский фильм, то ли отрицательного персонажа из польской фантастики.
- Подожди, - говорит Аркадий, - сейчас я все разузнаю.
Мой товарищ уверенно направляется к сидящему за столом мужчине средних лет, который может оказаться одновременно и администратором, и охранником. О чем-то его спрашивает. Тот улыбается моему другу, как старому знакомому, и утвердительно кивает головой.
Мы проходим внутрь и направляемся к закрытому тонированным стеклом окошку.
Фитиль протягивает кассиру купюру и получает взамен несколько жетонов. Мы поднимаемся на второй этаж. В узком коридоре, смахивающем на железнодорожный вагон, горят свечи. Возможно для того, чтобы перебить неприятный запах антисептика. Из невидимых колонок звучит фортепианная музыка. Стены убраны малиновым бархатом.
"Крутой бордель, оформлен под ретро, - заползает в мою нетрезвую голову ленивая мысль, - чего доброго и подмываться придется над раковиной или тазиком".
По одну сторону коридора располагаются двери-створки, выкрашенные в разные цвета. Аркадий уверенно выбирает тёмно-синюю и распахивает одну половинку, пропуская меня вперёд.
Мы оказываемся в небольшой комнатенке, размером с келью царскосельских лицеистов. Вдвоем здесь тесновато. В центре стоит небольшое кожаное кресло. Больше никакой мебели нет. На противоположной стене под занавешенным окошком установлен монетоприемник.
Я недоуменно смотрю на друга. Похоже, у него начинается лихорадка, ещё немного и его начнет бить озноб.
- Куда ты меня привел? - интересуюсь я.
- Это одно из лучших в Германии пип-шоу, - Фитиль плотно закрывает входные створки, - И сейчас только для нас будет выступать Аннет, звезда этого клуба.
- Нет, ты точно извращенец.
- Садись в кресло, умник, - Аркадий занимает место у меня за спиной, - Посмотрим, что ты скажешь через двадцать минут.