Принцесс было три - Нимфодора, Минотавра и Аделаида Потаповна, и король регулярно думал, как хорошо жилось бы ему, будь он бездетен.
Старшая принцесса нравом отличалась крайне блудливым и, пока женихов не случилось, успешно крутила шашни с конюшими, ловчими, стремянными и пажом Эрнестом. Папа пробовал ее стыдить, даже пороть, но стыда у дочери было не больше, чем совести, а после порки ее голубые, безмерно глупые глазки заволокла такая мечтательность, что король понял - извечное средство вразумления доставило Дорочке немало радости, что в его планы никак не входило.
Средняя тоже строила глазки каждому носителю штанов, попадающемуся ей на глаза, но успеха Нимфодоры не имела: без причины такое имя не дадут. Когда Таврочка начинала кокетничать, стены дворца нервно вздрагивали, а объект ее воздыханий давал стрекача сразу, не дожидаясь, пока она пустит в ход тяжелую артиллерию.
Аделаида Потаповна предавалась грезам. Целыми днями она сидела у открытого, если погода позволяла, или закрытого в непогоду окошка и чесала долгую русую косу. Нянька-дура в детстве читала ей множество волшебных сказок, и образ длиннокосой Рапунцель прочно перемешался в голове принцессы с еще какой-то девой, что пускала золотые свои волосы лететь по ветру, какой принц ухватит волосок - тот и жених.
До успехов Рапунцель Аделаиде Потаповне было еще далеко, на ее косе можно было подняться только на первый этаж, и то, если подпрыгнуть, но она не отчаивалась.
Под ее окном бродил в темном саду страдающий паж Эрнест. Причин для страданий у него имелось целых две, он был сложной мятущейся душой, как сам любил себя характеризовать - так, мол, и так, я вам не кто-нибудь, а сложная мятущаяся душа; так вот, метался он между неземной любовью и примитивной похотью. Похоть была Нимфодорина, а любил он Аделаиду Потаповну. Возлюбленная же, выкатив коровьи очи, мечтательно смотрела вдаль, совершенно не желая замечать мятущегося по саду пажа. Однажды, еще надеясь на взаимность, паж Эрнест засек направление ее взгляда, прикинул расстояние, оседлал коня и поскакал в ту самую даль, куда его ненаглядная всегда так пристально смотрела. Выехал там на холм, отыскал глазами дворец и окно младшей принцессы, полдня гарцевал, простирал руки - даже стихи читал, хотя понимал, что она его не услышит.
Не только не услышала, а и не увидела. Аделаида Потаповна была крайне близорука, но предпочитала этого не афишировать.
- Аделаидушка! - решившись, наконец, воззвал Эрнест отчаянным шепотом из темных кущ. Не вдруг очнулась красавица от своих дум, а повысить голос он боялся: еще услышит кто нежелательный, помешает. Вот и шептал, пока не добился своего.
- Кто там? - поинтересовалась принцесса, отбрасывая от лица пряди потрескивавших, льнущих к черепаховому гребню волос.
- Это я, моя прелесссть... - вырвался из груди непривычного к долгому разговору в такой манере пажа какой-то змеиный шип.
- Кто - я? - Аделаида Потаповна удивилась, все же сад, как-никак, охранялся, но голос был ей решительно не знаком. - Отчего вы шипите, сударь?
- Потому что я сын змеиного царя! - ляпнул Эрнест невесть с чего. Он и сам испугался, аж рот ладонью захлопнул, опасаясь, что оттуда вырвется еще какое-нибудь неординарное признание. Зато принцесса заинтересовалась, даже про расческу забыла, встала со стула и перевесилась через подоконник. Позу, впрочем, постаралась принять максимально томную: ручка под щечку, губки бантиком.
- И что вы здесь делаете? - спросила она, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь. Вроде бы маячит светлое что-то в густой тени... Эрнест растерялся окончательно.
- Я люблю вас, люблю я любовью безбрежною, нежною... - почему-то на ум, кроме Ростана, никто не пришел, и хорошо - столь мечтательный вздох слетел из окна.
- Но отчего вы, принц, не желаете показаться мне? Я бы хотела увидеть вас, чтобы понять, стоит ли вам верить, - проворковала дева с некоторой претензией в голосе. Вот этого-то паж и опасался - он же не знал, что возлюбленная не сумеет его опознать не то что ночью, а и среди бела дня! Он полагал ее существом неземным, отстраненным от всего обыденного, столь дивен был ее всегда туманный взор: будешь тут туманным и отстраненным, если на расстоянии вытянутой руки все плывет. Но очки Аделаида Потаповна полагала аксессуаром грубым, а она же волшебная дева, правда? Ничего, если пару раз в день и запнется обо что-то, окружающие спишут на задумчивость, а если у окна сидеть побольше, так и вовсе никаких проблем.
Ничего это Эрнест не знал, поэтому у него даже горло перехватило, когда он, поддаваясь воле возлюбленной, шагнул из спасительной тени в падающий из окна принцессы свет и медленно поднял голову. Наступила мучительная пауза.
Вдоволь наглядевшись на расплывчатое пятно его лица, Аделаида Потаповна почувствовала настоятельную необходимость сказать что-то возвышенное.
- Я верю вам! - шепнула она с придыханием. - Я вижу в ваших глазах подтверждение ваших слов.
Хоть он и змееныш по происхождению, глаза-то у него всяко есть? Ну а раз есть, принцесса вправе разглядеть в них все, что ей угодно. Тем более, что от тихого голоса воздыхателя у нее давно уже волновалось что-то внутри: не то сердце трепетало, не то селезёнка ёкала.
- Я вас люблю! Я вас боготворю! Нет никого желаннее и ближе... - продолжал Эрнест шпарить из классиков вперемешку, не пытаясь понять, почему она его не узнала. - Я помню, как сейчас, двенадцатого мая...
Неизвестно, чем бы кончилось дело, недалеко уже было и до рассвета, но тут заслушавшаяся Аделаида Потаповна опомнилась и решила прояснить принципиальный момент.
- Принц, вы полюбили меня, когда нашли мой волос? - строго спросила она.
- Э-э-э... - ответил пылкий влюбленный, судорожно соображая, при чем тут волос. Полюбил он принцессу, едва увидев перед собой прекрасные звездные очи, и с тех пор так и обожал, но при всем обожании не смог бы сказать, какая у Аделаиды Потаповны прическа - может, даже и ирокез. Она источала свет, в ней была вся его жизнь, какие тут могут быть детали? Эрнест был щедр в своей любви, он не различал подробностей в любимой женщине.
Неожиданный потомок змеиного царя пытался найти слова, но тут с тихим стуком распахнулось соседнее окно. Воркующая парочка по законам жанра прянула кто куда: принцесса невольно, паж осознанно.
Сначала из окна вылетели сапоги, потом выпорхнула куртка, затем раздались смачные поцелуи и, наконец, с подоконника в траву спрыгнул плечистый здоровяк в одних штанах. "До конюхов докатилась", раздраженно подумал про Нимфодору Эрнест и про себя обозвал ее нехорошим словом. Конюх подобрал пожитки и, заметно пошатываясь от усталости, убрел в сторону своего рабочего места.
По округе прошел приглушенный гул - это зевала проснувшаяся Минотавра. Паж понял, что сейчас начнут подыматься все дворцовые обитатели и почел за лучшее тихо растаять в саду. Принцесса вернулась к окошку и несколько раз окликнула темноту, но дождалась только недовольного ворчания засыпающей Нимфодоры и появления служанки с кувшином горячей воды. Змеиный принц исчез, как сон, а она так и не увидела его лица...
- Дочери мои! - начал король Потап торжественно. - Я собрал вас здесь, чтобы сообщить прекрасную новость - сто тридцатый, юбилейный турнир пройдет у нас в королевстве!
Принцессы минутку помолчали, по-своему проникаясь важностью момента, потом Нимфодора муркнула, как кошка, завидевшая целое корыто сливок - все не съесть, но постараться надо:
- Папенька, а много ли участников ожидается на турнире?
- Тебе хватит, и сестрам останется, - неконкретно отрезал король. Минотавра, что-то обдумав, встряла со своим интересом:
- А молоты метать будут? - поинтересовалась она. Потап смерил среднюю дочку взглядом - и в кого только уродилась, богатырка, с такой если кто и справится, то, действительно, метатель молота. Или там инеистый великан какой-нибудь, но с этим сложнее, у них, по слухам, нелетная погода на ближайшие полвека.
- Будут. Лично прослежу, - пообещал он. - Вообще-то в программу турнира такие соревнования не входят, но для разогрева публики... думаю, уладим. Еще вопросы есть?
- Папенька, а где живет змеиный царь? - выступила младшенькая, повергнув отца в ступор. Неплохо изучив все их фанаберии, король был готов ко всему, но змеиного царя в связи с предстоящим турниром никак не ожидал. Впрочем, и вне турнира - тоже. Подумав, он переадресовал вопрос стоящему рядом советнику:
- Где проживает мой венценосный... э-э-э... собрат?
- Это тонкий момент, ваше величество... - замялся тот. - Дипломатические отношения между нашими государствами до сих пор не налажены...
- Наладить и доложить! - распорядился король, чувствуя, что мозги начинают закипать, даже корона нагрелась. - Да не мне, мне-то на кой, вот ей доложишь! Все, разговор окончен.
И быстро, пока снова не остановили, удалился в неприметную дверку позади трона.
В ожидании обильного общества старшая принцесса решила сделать небольшой перерыв в шашнях, надо же слегка восстановить репутацию. А вдруг кто достойный посватается? Тут не помешает умение мило розоветь и смущаться, а еще надо вспомнить, как это все делается.
Минотавра тоже занялась делом, день-деньской пропадая на турнирном поле. Там что-то ухало и падало, дворец подпрыгивал, церемониймейстер жаловался королю, что ее высочество своими спортивными снарядами перепахала отлично подготовленное поле не хуже, чем танки под Прохоровкой. Не отрываясь от бумаг, Потап рассеянно разрешил предоставить для дочкиных упражнений общественный выгон. Общественность, правда, была не в восторге, пыталась как-то воспрепятствовать, даже собралась у выгона, но с первым же молотом, реактивно просвистевшим над головами, аргументы пропали вместе с самой общественностью. А нечего мешать руководству! Спортивная доктрина, понимать надо, всей нации срочно оздоравливаться!
Аделаида Потаповна переживала - змеиный принц не появлялся больше. Дурацкий турнир все поставил с ног на голову, Тавра-то, уработавшись за день, спала без задних ног, а вот впавшая во внезапное целомудрие Нимфодора маялась от бессонницы и ловила каждый шорох не хуже летучей мыши. Младшая сестра уже не сидела с расческой у окошка, а бродила по покоям, со вздохами вспоминая, какой страстный шепот лился из душистой, пьяной от ароматов цветущего жасмина темноты, какие волшебные слова кружили ее голову... Рассудительная принцесса натурально влюбилась, впервые в жизни, и невольно начинала размышлять насчет железных караваев и каменных башмаков. Что там еще бывает необходимо в таких случаях? Семь высоких гор, семь широких рек, интересно, каких именно...
- Ваше высочество, вы просили подобрать вам книги по землеописанию и естествознанию, - отвлек ее паж Эрнест, втащивший в покои принцессы целую охапку ученых трудов.
- Ах, это вы, Эрнест? - задумчиво сказала она. - Спасибо. Скажите там, я не буду обедать, пожалуй...
Он посмотрел на нее грустными глазами и удалился. Что он наделал! Он хотел только сказать ей о своей любви - а наворотил такое, что его ненаглядная тоскует теперь невесть по кому, по нечисти какой-то, про которую непонятно даже, водится ли такая в природе! И что делать? Признаться? В шутке или в помрачении рассудка? За такие шутки по морде бьют, а с умопомрачением дорога в дом умалишенных. Выгонят его из дворца, самое малое, и ему останется только умереть, не перенеся разлуки.
А тут еще Нимфодора со своей бессонницей! Не подойти незаметно к заветному окну, не позвать из темноты, не увидеть засиявших в ответ прекрасных глаз...
Паж повернул из коридора в галерею, и на него с металлическим звоном рухнула стена.
... Ветер в лицо... откуда тут взяться ветру... стена, рухнувшая стена... землетрясение, что ли... Аделаида!
Эрнест дернулся и застонал от боли в голове.
- Лежите, лежите, - раздался откуда-то сверху голос Минотавры. Паж приоткрыл глаза: ее высочество стояла над ним и, за неимением веера, обмахивала его здоровенным рыцарским щитом.
- Что случилось? - слабым голосом поинтересовался Эрнест, пытаясь приподняться. Принцесса отшвырнула щит и принялась помогать.
- Вы так неожиданно выскочили из-за угла, я просто не успела посторониться... - потупилась она смущенно.
- А звенело-то что? - уточнил он.
- Так вы ж на прадедушкины латы отлетели. Они рассыпались, а шлем вас по голове и стукнул...
Как иногда случается, вовремя упавший на голову предмет помогает по-новому взглянуть на вещи. Чаще, конечно, бывает наоборот, от утраты последних мыслей до летального исхода, так что автор считает своим долгом предупредить, что не стоит гулять где-нибудь под строительными лесами или по Петроградке зимой с подобными целями; Эрнесту, тем не менее, повезло. Его осенила мысль. Не то чтобы очень простая и не очень-то приятная, но других ждать уже не приходилось. Вторично может и не повезти.
Да и Аделаида Потаповна, оказавшаяся по пробуждении первой любви девицей самоотверженной и хваткой, того и гляди допечет королевского советника и организует дипломатическую переписку на предмет "в любви клялся - изволь жениться", а кому жениться-то? А ведь, окажись у змеиного царя сын подходящего возраста, вполне может и жениться, морозом по спине пробила пажа внезапная мысль. Треть королевства, плохо ли? Все равно Аделаида его в глаза не видела!
Испросил Эрнест отпуск со службы, оседлал коня и поехал прочь от дворца, подкинув ненаглядной сонет на прощанье. Не то у Шекспира, не то у Петрарки что-то подходящее к случаю одолжил, мол, не печалься, любимая, призвали меня заботы и труды ратные, но вернусь я к тебе, как только смогу, ты только жди, не отвлекаясь. Подписался "твой ЗП", змеиный принц, значит, не подумайте плохого, и убыл.
Прочитав проникновенные строки, Аделаида Потаповна разрыдалась в голос, аж сестры прибежали. Взяв с них крепкую клятву, что ни единой душе ни словечка, младшенькая рассказала им про загадочного влюбленного принца.
- А хоть бы и змеи! - подбоченилась сестрица. - Ты бы слышала, какие слова он мне говорил! И про очи мои звездные, и про губы алые, влекущие, и про то, что любит меня безбрежно...
- Это как? - открыла рот Минотавра, мирно проспавшая все уроки географии и еще пары-тройки дисциплин.
- Это значит, что любовь его, как море, огромная, аж берегов не видать. - вздыхала Аделаида Потаповна.
Нимфодоре не давало покоя происхождение кавалера.
- А вдруг он урод какой? Ты ж сама говорила, темно было, ничего не видно?
- Будто конюх твой уж больно пригож! - вспыхнула негодованием младшая и пригорюнилась. - Так и слышу слова те заветные... каков бы с лица не был, а пошла бы за него, не раздумывая!
- Ну уж... - недоверчиво протянули сестры хором. - Так сразу и замуж, не глядючи?
- Вам вот кто говорил такое, а?
Они честно помотали головами, а Нимфодора впервые поймала себя на мысли, что живет как-то неправильно. Слова-то она всякие по ночам слышала, но про любовь, по сути, там ничего не было...
Дорога сама стелилась под ноги буланого коня, предвещая грядущие трудности. Где искать змеиного царя, Эрнест понятия не имел, но рассуждал, что нечисть всяко друг о друге наслышана, такое у нее свойство, вот и лез во всякие дебри, попутно расспрашивая селян, не водится ли у них какой бесовщины. Селяне понимающе оглядывали пригожего юношу с печальными глазами - не иначе, еще один безответно влюбленный надумал поискать не то героической славы, не то героической смерти, вечно у этих господ все не по-людски, - наводку же давали охотно. Но рекомендованный ими водяной ушел в глубочайший запой, русалки оказались круглыми дурами с темпераментом и интересами Нимфодоры, а к дракону Эрнест сам не поехал: дракон, хоть в некотором роде змеям и сродни, но недавно сожрал рыцаря в боевом облачении и с конем и теперь маялся несварением. Есть, может, и не станет, но и разговоры разговаривать тоже вряд ли расположен.
На очередном хуторе ему посоветовали наведаться в Черную Пущу, был тут у них такой лесок. Там, мол, какая-то ведьма завелась, по слухам, сама не местная, много где бывала, всякое видала. Может, и поможет чем от несчастной любви?
Черная Пуща на поверку оказалась светлым буковым лесом, навевающим торжественные мысли. Буланый бодро рысил меж стволов, колоннадой вздымающихся в небо, не мешая хозяину грезить наяву. Перед мысленным взором Эрнеста витали тонкие черты любимого лица, вокруг щебетали птички, в сердце рождалась надежда... Замшелая стена из вековых бревен выросла перед ним внезапно, без предупреждения. Очнувшийся от грез юноша оглядел ее внимательно: ни дверей, ни окон, видимо, подъехал с тылу. Он послал коня направо, но стоило сунуться за угол, как раздался жуткий скрип, избушка поехала вверх и, раскачиваясь, как лодка на крутой волне, опять повернулась к нему задней, глухой, стеной.
Конь, хоть и был выращен, как настоящий боевой, с испугу шарахнулся в сторону и застрял в кустах, нервно всхрапывая. Всаднику и самому сделалось не по себе, особенно когда он разглядел, на каких именно опорах покоилось обиталище ведьмы - могучие птичьи лапы подозрительно знакомого вида, но кошмарного размера переминались и поскребывали землю, оставляя на веселеньком мху громадные шрамы.
Постепенно изба успокоилась и присела, но конь наотрез отказался подходить ближе и вообще норовил проломить кусты насквозь, раз уж не получалось выпутать повод самостоятельно. Пришлось привязать его покрепче и пойти пешком. Может, у избушки просто гиппофобия, надеялся паж? Увы. Пеший, он понравился ей не больше конного. Взмокнув, он нарезал круг за кругом вокруг сумасшедшего жилья, но максимум, чего добился - успел заметить, что в противоположной стене в самом деле есть дверь. Уже хорошо. Вот бы еще... до нее... добежать... Изба мотыльнулась вокруг своей оси, едва не зашибив Эрнеста углом.
Притомившись, он отошел подальше, плюхнулся на землю и принялся взывать:
- Госпожа ведьма... э-э-э... ведунья! Мне очень надо с вами поговорить! Не будете ли вы так любезны выйти на минутку! Сударыня! Мадам! Ваша колдовская светлость!
Избушка стояла молча, прикидываясь вкопанной, обитательница ее не отзывалась, но паж орал неотступно, пока не сорвал голос. От отчаяния Эрнест уронил голову на колени и едва не заплакал. Что делать, как заставить эту экстравагантную, безусловно, нечисть поговорить с ним, он не знал, но и отступить не мог. Чувствовал, что если не она, никто больше не поможет ему в поисках.
Уже начинало смеркаться, когда по кронам прошел какой-то неясный шум. Махнув на все рукой, Эрнест не шевельнулся, пока над ним не раздался скрипучий женский голос.
- Ты чего расселся, милок, на моем посадочном месте?
Он вскинулся - прямо над его головой беззвучно парила деревянная колода странного вида, в которой стояла во весь рост ведьма в платке и каких-то лохмотьях.
Избушка приподнялась на лапах и встряхнулась, будто завидевшая хозяина собака. Буланый тихо застонал и сунул морду еще глубже в заросли, лишь бы не видеть происходящего .
Паж отскочил в сторону и, пока колода мягко опускалась на траву, овладел собой настолько, что даже подал привычным жестом руку вылезающей через бортик даме. Ведьма, еще не старая бабка с игривым блеском в глазах, изящно на его руку оперлась и лихо выметнулась наружу.
- Ну что, мил человек? Сказывай, зачем пожаловал, зачем избушку мою пужал? Вон, она пол-поляны перекопала, уворачиваясь!
- Я не хотел, поверьте мне, мадам! Я просто хотел постучаться в дверь, как положено, и просить вашей помощи! - хрипло оправдывался он. - Но мне так и не удалось добежать до двери и понять, что вас нет дома!
- В дверь ему постучать... - ворчала бабка, направляясь к избушке. - Так я и дозволю кому ни попадя в двери колотить, взяли моду. Ишшо скажи, что двери надо ставить стеклянные, как тут у вас принято, а то сочтут асоциальным элементом. По мне, лучше уж элементом, чем придуть да полдома вынесуть... Эй, избушка, становись к лесу задом, ко мне передом, ать-два!
На "ать-два" из-за угла приплыло резное крылечко в три ступеньки, избушка брякнулась на землю и подобрала под себя лапы. Бабка поднялась к двери и, обернувшись, махнула рукой.
- Заходи уж, гостем будь, не знаю, как там тебя звать-величать...
- Эрнест, я в пажах у короля Потапа, - с готовностью представился обрадованный паж.
- Ишь ты, - подивилась бабка, взмахом руки разжигая лучину и печь одновременно. - Король, не царь, а имя нашенское? Ну ладно, не про то речь. Сядь, поверечеряй со мной, потом расскажешь, что у тебя за беда.
Завтрак был такой же немудреный, как и ужин: хлеб, сыр и какой-то травяной отвар на меду.
- Ты все запомнил? - наставляла бабка с напоминающим об Испании именем. - За озером свернешь, на краю болота крикнешь - не забыл, что кричать?
- Да, я помню, бабушка, - отвечал Эрнест.
- Царю скажешь, что от меня. Ну а там все уж от тебя зависеть будет.
По полученной информации, змеиный царь существовал на самом деле, характер имел не лучший, да и имечко его наводило на размышления - звали царя Скопидом Семнадцатый. Но, как рассказала прибывшая из далеких земель в поисках спокойной жизни и социальных гарантий бабка, если настроение у монарха будет хорошее, то он вполне может помочь, тут как повезет.
А искомое болото найти оказалось нетрудно. Труднее было решиться сойти с коня, чуть не наступившего копытом на очередную змеюку, растянувшуюся поперек дороги, и пойти дальше пешим, потому что змей становилось все больше и больше. Остро жалея, что их повелитель не поселился где-нибудь на морском побережье, в той же Ницце, оставив подданных пресмыкаться на родине, паж осторожно пробирался между ними, пока под ногами не чавкнуло отчетливо. "Болото", понял паж и, перекрестившись, заорал что было сил:
- К его величеству Скопидому Семнадцатому от ее колдовской светлости Бабы Яго, ой, Бабы-Яги!
Минуту ничего не происходило, потом по болоту прошла рябь, змеи зашевелились и принялись сползаться. Эрнест окаменело смотрел, как они сплетаются друг с другом, образуя неширокий мост прямо от его ног, но не мог заставить себя сделать и шагу. Мост нетерпеливо колыхнулся, типа, иди давай.
- Простите, извините, я не хотел отдавить ваш хвост, не сочтите за наглость, прошу прощения, пардон... - паж успел, кажется, извиниться перед каждой змеей, на которую был вынужден наступить, но рептилии ничего, не протестовали.
Кто его знает, каков был Скопидом в своем настоящем обличии, но к гостю он вышел, оборотившись человеком. Средних лет, представительного вида мужчина в темном, переливчатом от нашитых опалов и жемчугов камзоле, при золотой короне на седеющих волосах. Только и всего, что зрачки золотисто-карих глаз не круглые, а вертикальные, какие бывают у змей и кошек. Но это не пугало, после перехода по болоту Эрнеста уже мало что могло напугать.
Ученый этикету, паж раскланялся почтительно и скромно сел, куда велели, а венценосный хозяин стоящего посреди болота роскошного дворца с удобством устроился в кресле, обитом красной парчой.
- И с чем пожаловали, молодой человек? - с любопытством поинтересовался он.
- Просила меня госпожа Яга передать вам, ваше величество, поклон и сказать велела, что не забыла ваших встреч на высоком берегу великой реки Ра, когда прилетали вы к ней огненным змеем, - изложил Эрнест назубок вызубренное послание. Глаза Скопидома затуманились воспоминаниями.
- Не забыла... - сентиментально вздохнул царь. - И я ее не забыл... А ты что ж, из такой дали едешь? Как же занесло-то тебя в те края далекие, я ведь слышу по говору - здешний ты?
Точно так, отвечал Эрнест обстоятельно. Королю Потапу служу, в пажах. Сирота я, сам пробиваюсь, отца-матери не знаючи. А госпожу Ягу по дороге встретил, она сюда лет десять уже, как перебралась - больно в родных местах неспокойно сделалось: то митингуют, то лес валят без ума и меры, то вымерзают зимой, хотя тех дров им бы на три зимы хватило. Предлагали ей в райцентр перебираться, а она от людей отвычна, собралась да и махнула, где поспокойнее. Тут ей сначала пособие платили, а как она предъявила документы, что в родстве со здешними обитателями состоит, неоднократно на Лысой горе бывала, так ей сразу гражданство и пенсию. Теперь, говорит, не жизнь, а сахар. Только что-то тоска одолевает, как узнала, что к вашему величеству направляюсь, аж прослезилась и все годы молодые вспоминала...
- Постой-постой, - выцепил из его речей главное Скопидом. - Ко мне, говоришь, ехал? И зачем это?
Эрнест вздохнул.
- Вы, ваше величество, последняя моя надежда! - выпалил он отчаянно, словно в воду бросился. - Такую я глупость совершил, что иначе и сказать нельзя. Вся моя жизнь отныне - в вашей власти!
- А ты и так в моей влас-с-сти, - к чести Эрнеста, он не бросился наутек, завидя перед собой огромную, поднявшуюся на хвост змеюку в короне, лишь побледнел немного. Змей шевельнул хвостом и снова принял человечий облик. - Рас-с-сказывай, - прошипел царь.
Турнир шел пятый день. Нимфодора, Минотавра и Аделаида Потаповна в лучших нарядах восседали в главной ложе: старшая млела, оценивая бойцов на предмет мужественности и прикидывая, кого бы вечером ангажировать на предмет разговора на разные интересные темы, средняя поглаживала рукоять метательного молота и не могла дождаться, когда эти кретины в железе закончат очередной тур и можно будет пойти на выгон - ей хотелось взять реванш за вчерашнее поражение от белобрысого верзилы-кузнеца; младшая вовсе не смотрела на происходящее. Отец твердо сказал, что по окончании турнира выдаст замуж всех троих, а дальше пусть головы трещат у их мужей, вестей же от советника не было никаких - он предъявил больничный лист и укатил на воды поправлять здоровье. Принц не появлялся, и даже паж Эрнест куда-то запропал. Девушка чувствовала, что ее охватывает отчаяние.
Какой-то непривычный шум привлек ее внимание. Принцесса достала из футляра последюю новинку - изящный лорнет, и приложила к глазам. В конце поля явно что-то происходило.
- Папенька, что случилось? - потеребила она за рукав отца, с головой погруженного в программу соревнований.
- Не мешай, я думаю, поставить на сэра Персиваля или маркиза Этьена, - пробормотал он отвлеченно.
- Папенька! Там, кажется, новый участник! - в непонятном ей самой волнении настаивала дочь.
- Как новый участник? Он мне все ставки собьет! - взволновался король и вскочил со стула.
Оказалось - правда, явился новый участник, опоздавший к началу турнира по техническим причинам. Имени называть не хочет, но происхождение соответствует, это точно. После долгих разбирательств было решено все же допустить его к состязаниям, на этом настаивали собравшиеся на трибунах прекрасные дамы, заинтригованные его анонимностью и хорошей фигурой. Мужчины не могли отказать прекрасным дамам, но сильно об этом пожалели - новенький вышибал из седла одного рыцаря за другим и закончил день победителем.
Волнение младшей принцессы достигло апогея, когда на его щите она разглядела серебряную змею в короне. "Это он!" - воскликнула она. Сестры посмотрели туда, куда она показывала.
- Непохож он на змея-то, - удивилась Минотавра.
- А может, он и ничего... - протянула Нимфодора, разглядывая широкие плечи и узкую талию незнакомца. Не снимая шлема, он скрылся в одном из шатров.
- Девочки, пусть он победит! Тогда отец не сможет ему отказать... - взмолилась Аделаида Потаповна.
- Да он и так не откажет, успокойся. Папенька только в последний день женихов выбирать будет, видишь же, весь в своих ставках, - утешала ее старшая сестра, а средняя подумала, что, если ей не удастся победить кузнеца, скажет отцу, что хочет в мужья именно его. И пусть только попробуют отказаться! Оба.
Шепот под окном раздался, когда Аделаида Потаповна, поплакав и помечтав, уже собиралась ложиться.
- Любовь моя, Аделаидушка! - донеслось из темноты еле слышно.
- Ой, - сказала любовь и уронила на пол зеркальце. Зеркальце упало на ковер и не разбилось.
- Я так мечтал о новой встрече, в разлуке лишь о вас были все мои думы, - страстно шептал сын змеиного царя.
- Это вы сегодня победили всех? - спросила принцесса, спешно доставая лорнет.
- В вашу честь мне хотелось бы победить весь мир! - скромно заметила темнота.
- Отчего вы так долго не ехали, сударь? - строго поинтересовалась девушка. - Вы исчезаете, появляетесь, исчезаете вновь... Так не поступают приличные люди!
- Неужели я успел на турнир, но опоздал завоевать вашу любовь? - печально спросили из сада. Аделаида Потаповна потупилась и промолчала.
- Значит, все кончено... вы любите другого... Я могу лишь пожелать вам счастья, ваше высочество. Прощайте!
- Ох, нет! - вырвалось у нее признание раньше, чем она опомнилась. - Не уходите, прошу вас! Я... никого не люблю... другого... - произнесла она почти беззвучно, но ее услышали. Кусты зашуршали, неясная фигура шагнула ближе. Принцесса поднесла лорнет к глазам, но так и не успела ничего разглядеть: с испуганным вскриком принц бросился назад и исчез прежде, чем она успела его разглядеть. "Неужели он так некрасив, что боится показаться мне на глаза?" - подумала она. - "Но мне совершенно неважно, как он выглядит! Да, но он может этого и не знать! А вдруг он опять исчезнет?"
Так ни до чего и не додумавшись и честно проплакав полночи, принцесса с трудом заснула. Утешилась она только утром, снова увидев на поле рыцаря со змеей на щите. Второй день был для него не менее удачен, чем первый, он снова остался победителем, но получил рану. Жизни она не угрожала, но ночью он не пришел, и принцесса прометалась до утра, изнывая от желания плюнуть на все условности разом и помчаться к нему в шатер. Она даже сунулась было к старшей сестре, чтобы узнать, как это лучше провернуть, благо, Нимфодоре и не такие штучки удавались, но той не оказалось в спальне.
Последний соперник вылетел из седла, но успел зацепить копьем забрало своего победителя. Шлем загадочного рыцаря слетел на взрытую копытами землю. Трибуны на всяких случай ахнули. Принцесса Аделаида протерла лорнет, снова приложила его к глазам, встретилась взглядом с Эрнестом и упала в обморок. Поднялась суматоха, вокруг ее высочества собралась вся ложа, а победитель опустил голову и молча поехал прочь. Распорядители спохватились, когда он уже выезжал за ворота, изловили, вручили венец королевы турнира и запихали обратно на поле.
Трибуны ревели от восторга, прекрасные дамы краснели и опускали глазки, пока победитель проезжал мимо с венцом в руках. Остановился он перед королевской ложей. Потап с интересом посмотрел на своего пажа.
- И когда это ты успел отхватить рыцарские шпоры? - поднял брови король.
- Их даровал мне мой приемный отец, змеиный царь Скопидом Семнадцатый, ваше величество, - ответил бывший безродный паж. - Он сказал, что принцу, пусть и ненаследному, пора становиться рыцарем.
- Ты и в принцы успел просквозить? - еще больше изумился его величество.
- Да, ваше величество. Я, как выяснилось, в родстве с царем через его бабку, царевну Скарапею. Вы позволите мне вручить этот венец той единственной, что его достойна?
Заинтригованный Потап не возражал, и принц Эрнест, легко взбежав по ступеням, преклонил колено перед младшей из королевских дочерей. Аделаида, наскоро науськанная Нимфодорой, величаво встала со стула, возложила на себя венец и сочла уместным вторично лишиться чувств, прицельно упав на руки вскочившего Эрнеста.
- Так, эту, похоже, пристроили, - вполголоса заметил Потап и что-то отметил в программке.
Проигравшая на локоть Минотавра уперлась, как бык: хочу за кузнеца! Никакие доводы на нее не действовали, попробовали запереть - она просто сняла дверь с петель и отправилась дальше убеждать родителя. Он счел, что вызывать подкрепление будет ущербом для его достоинства и дал свое благословение, хотя принцесса даже слова не проронила. Просто стояла и покачивала прадедушкиной булавой, на скорую руку прихваченной по дороге.
Зато старшая, всю жизнь вызывавшая больше всего нареканий, в кои-то веки порадовала отца послушанием. Он-то волновался, что она не пожелает идти за выбранного им жениха, престарелого маркграфа Оттона! Но принцесса благосклонно восприняла несметные богатства, подслеповатость, склероз и белокурых молодцев свиты претендента на свою руку и дала согласие без долгих раздумий.
В первую брачную ночь маркграф явился к молодой жене и порадовал ее приличным уровнем исполнения супружеского долга. После того, как супруг удалился, маркграфиня припудрила носик и шагнула было к окну, за которым ждал один из мужниных ловчих, но тут в дверь постучали.
- Кто там? - удивилась Нимфодора.
- Это я, моя дорогая, ваш муж!
Впустила. Муж исполнил долг с еще большим вкусом и снова ушел. Красавица опять собралась к окну, но не успела.
Маркграф всю ночь ходил туда-сюда, пока не выяснилось, что всему виной склероз. Еле убедившая его, что уже наступило утро и хорошо бы вздремнуть, новобрачная уснула мертвым сном, напрочь забыв о любых любовниках.
Не разбудил ее даже грохот за стеной, где Минотавра со своим кузнецом успешно доломали кровать.
Как и серенада, которую пел Эрнест Аделаиде на рассвете.
Потап сладко спал. Ему снились будущие внуки и внучки...