Рунк Олл Фёдорович : другие произведения.

Виадук

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Повесть о людях пятидесятых

ВИАДУК

Повесть

  
  
   1.СОГЛАСЕН НА ЛЮБУЮ РАБОТУ
  

***

   Парадные двери института были широко распахнуты и для тех, кто входил в него, и для тех, кому в нем делать уже было нечего...
  
   Василий Кротов понуро перешагнул через вузовский порог и, не оглядываясь, побрел в сторону вокзала.
   Залитая солнцем улица жила обычной городской жизнью, на которую только бы и поглазеть провинциалу, но бывший абитуриент хмуро смотрел себе под ноги и ничего, кроме серого асфальта, не видел.
   Душу разъедала расплывшаяся в ней, как клякса по промокашке, горькая обида на приемную комиссию. Вдобавок юношу возмущало, что кто-то по недомыслию дал ей такое название. На самом деле, она больше отсеивала, чем принимала. Ваши баллы...выше баллы... Вышибалы.
  
   Неудачник даже сплюнул в сердцах.
   Теперь на целый год надо было становиться работягой. Не зря же говорят: работа дураков любит.
  
   Он хотел еще раз сплюнуть, но передумал.
   Под ногами сияла отраженным светом метлахская плитка Витебского вокзала. Плевать на чистые полы даже в состоянии крайнего возмущения было как-то неудобно.
   Кротов поднял голову и подошел к билетной кассе. Пошарив в карманах пиджака, собрал помятые трешки и рубли. На билет до дома хватило, и на мороженое еще осталось. Но мороженое он покупать не стал. Решил попусту не тратиться. Все равно никакими сладостями нельзя было заесть горечь поражения.
  
   Когда подали состав и толпа хлынула к общему вагону, парень, охваченный спортивным азартом и желанием занять местечко поудобнее, первым втиснулся в вагон. Он сел у окна, и забытая было в пылу борьбы за сидяче место горькая обида на приемную комиссий вновь стала терзать его душу. К тому же еще и бабки, битком набившиеся в купе, стали докучать расспросами.
   Он только буркнул, куда едет, и уставился в окно, давая понять шалгунницам, что ему не до них и у него совсем другие интересы в жизни.
   Старушки отстали от него, а поезд, тряхнув всех для утряски, пошел.
  
   Парень окончательно замкнулся в себе.
   Наедине с собой было хорошо и даже дремотно. Равномерно постукивали колеса, мелькали "стометровые" столбики и "километровые" столбы, словно кисточкой смахивая с Васиной души обиду на приемную комиссию, и он даже не заметил, как вдруг ни с того ни с сего оказался на ...черном горбатом виадуке.
  
   Подивившись чудесам нынешней техники, парень осмотрелся.
   Сомнений не было в том, что стоял он над железнодорожным полотном родного города. Справа виднелся знакомый вокзал с длинным, остроконечным шпилем, очень похожим на адмиралтейскую иглу. Но в чем-то железнодорожники не дотянули до ленинградской знаменитости. То ли денег у них на позолоту не хватило, то ли фантазии на то, чтобы вообще обойтись без сомнительного украшения. Но как бы там ни было, а выкрашенный, бог знает в какой цвет, громоздкий шпиль уверенно и нагло торчал посреди города Дно и был его главной приметой.
  
   После ленинградских красот такая архитектура нагоняла грусть.
   Чтоб не расстраивать себя понапрасну, Кротов перевел взгляд в противоположную сторону. Там стояло паровозное депо, и паровозы, словно черные поросята, уткнувшись мордами в его бело-грязное брюхо, громко сопели и страшно дымили. Дым черными кольцами вырывался из труб, сливался в черную тучу, и эта туча низко ползла над землей прямо на виадук.
  
   Вася с ужасом подумал, что еще немного -- и густая сажа превратит его в копченого кочегара. Он рванулся вперед, рассчитывая опередить тучу, и раньше, чем она проглотит его, соскользнуть с моста на землю...
   Он не успел сделать даже шага. Прямо перед ним стояла Симина мама. Необыкновенно толстая и большая, похожая на паровоз, поставленный на задние колеса, и пыхтя, как паровоз, она преградила ему дорогу.
   -- Дурень ты наш пустоголовый! Какое счастье, что ты умудрился недобрать полбалла! -- радостно завопила толстушка и протянула к Васе пухлые руки.
  
   Юноша не любил эту женщину. Обниматься с ней ему совсем не хотелось.
   Он загнанно огляделся и увидел на лестнице виадука, за спиной Лукерьи Демьяновны, беснующуюся толпу знакомых. Кого только не было в этой толпе! И учителя. И родные. И хорошенькие одноклассницы. Все они держали в руках метлы и, размахивая ими, как знаменами, вопили:
   -- Да здравствует подметала!
  
   Кротов догадался, что это они так бурно приветствуют его.
   Смущали только метлы в их руках да еще не очень лестные слова, которые они выкрикивали.
   Несостоявшийся студент немного стушевался. Но радость толпы была неподдельной, и помимо своей воли, из вежливости, что ли, он поднял руки вверх в благодарном приветствии.
  
   И вот тут-то произошло ужасное. Мост со страшным скрежетом стал разваливаться на части. Уцепиться было не за что, и Вася полетел вниз, прямо в тендер отчаянно гудящего паровоза. Он непременно шлепнулся бы на черный и маркий уголь, если бы не взмахнул руками.
   Руки, словно крылья птицы, остановили падение, и теперь он летел, как летают орлы. Легко, свободно, в высокую даль, прямо в синее небо.
  
   Но чей-то голос оборвал радость полета:
   -- Проснись, голубчик! Ты уже приехал!
   Кротов не видел, кто кричит, но понимал, что кричат ему. Подивившись на это -- ведь он летел, а не ехал! -- все же решил посмотреть, что имел в виду незнакомый горлопан, и открыл глаза...
  
   Их поезд стоял. А на соседнем пути, грохоча сталью буферов, тяжело брал с места товарняк. За ним виднелся вокзал со шпилем, сердито воткнутым в небо и чем-то отдаленно напоминающим адмиралтейскую иглу... Родные места... Надо было выходить.
  
   Вася искоса глянул на шалгунниц, зачем-то приветливо и сочувственно улыбающихся ему. Он тоже попытался улыбнуться в ответ, но улыбка получилась кислой и вялой. Ему не понравилось, что он так плохо улыбается. Он поспешно взял свой чемоданчик и сразу же почувствовал, как на душе вновь стало тяжело.
  
   ***
  
  
   Лукерья Демьяновна любила проводить вечера на бульваре.
   Отсюда хорошо был виден вокзал и виадук. Прогуливаясь между старыми тополями, скрываясь в их тени и за их стволами, она внимательно следила за пассажирами скорых и нескорых поездов, высматривая молодых офицеров и примеряя каждого такого офицера, транзитного и нетранзитного, к своей дочери.
   Сима, по мнению матери, была первой красавицей в городе Дно и другого мужа не заслуживала. Ну, где еще современная советская женщина может почувствовать себя аристократкой, если не замужем за военным начальником, у которого есть и солдаты, и офицерская столовая и жене которого не надо уламываться на производстве.
  
   Не сразу старшая Семенова пришла к таким выводам, но когда она их сделала, то стала настойчиво убеждать дочь отшить Ваську, пока не поздно.
  
   Сима понимала многозначительные намеки матери, но с поклонником расставаться не спешила. И мать занервничала.
   С приходом весны ее нервы до того расшалились, что она уже не могла сидеть дома и, вооружившись метлой, стала выслеживать молодую пару.
   Успокоилась Лукерья Демьяновна только тогда, когда Василий уехал поступать в институт. При этом она рассуждала хитро. Если станет он студентом, дочь не будет пять лет сохнуть по нему. Ну, а если он провалится, в Симе взыграет гордыня. Неудачников в их роду никто не любил -- и девушка найдет в себе силы отшить никчемного ухажера.
   Старшая Семенова была женщиной набожной и, решив, что теперь Васька -- отрезанный ломоть, с радостью перекрестилась.
  
   Однако Сима опровергла все ее расчеты сразу же, как только уехал Василий. Не только пять лет, но и одного дня она не захотела скучать в одиночестве -- и зачастила на танцы.
   В Дно было два клуба. Публика там собиралась разношерстная: от желторотых штатских до таких же, по житейскому опыту, офицеров. Лукерья Демьяновна, зная это, с замиранием сердца ждала дня, когда какой-нибудь офицерик позарится на красоту ее дочери, и каждый вечер, выдавая Симе три рубля на танцы, строго-настрого наказывала танцевать только с военными.
  
   Да вот беда, благодатные летние дни проходили, а Сима возвращалась хоть и поздно, но без военных трофеев.
   Лежа в постели, старшая Семенова вздыхала и незаметно для дочери крестилась под одеялом.
  
   Вот и сейчас, коротая вечер на скамеечке возле виадука, она тяжело вздохнула, вспомнив свои ночные переживания. Высокая грудь поднялась и чуть-чуть откинула назад крупную голову. Взгляд лениво скользнул по верху моста - и все внутри Лукерьи Демьяновны похолодело.
   На фоне синеющего неба она заметила долговязую фигуру Симкиного ухажера.
   С тощим чемоданчиком в руке он понуро брел по мосту и крутил головой, рассматривая вокзал и депо, словно никогда раньше их не видел.
   Кротов еще находился под впечатлением сна и сравнивал сон с действительностью, но Лукерья Демьяновна не могла этого знать. Да и не до таких тонкостей ей было. Неведомая сила подхватила ее, и в одно мгновение она взлетела на самый верх виадука.
  
   Вася невольно остановился.
   Симина мама возникла перед ним словно из-под земли. "Никак сон в руку?" -- ужаснулся он и загнанно посмотрел за спину женщины.
   Толпы встречающих не было. На душе неудачника немного полегчало.
   -- Здравствуйте! -- вяло произнес он и постарался улыбнуться.
   Улыбка опять получилась никудышняя - Лукерья Демьяновна сразу определила, что хвастать ему нечем.
  
   -- Здравствуй, Васенька! -- радостно запела она приятным грудным голосом. -- Поступил, значит, в институт!
  
   Как-то само-собой у Кротова вырвалось:
   -С чего это вы взяли?
   -Да вот уже и замечать перестал. Чуть было на меня не налетел.
   Широкое лицо женщины плаксиво сморщилось.
   Вася понял, что она раскусила его и торжествует.
  
   -Это я такой рассеянный, -- сердито буркнул он. - В Ленинграде, знаете, на Исаакиевский собор налетел.
   - Да ну?! - - недоверчиво посмотрела на него Лукерья Демьяновна.
  
   - Ей-бо! -- он постучал костяшками пальцев себя по лбу. -- Даже синяк тут был... И последний трояк мильтон с меня содрал.
  
   -А трояк-то за что ж он с тебя содрал? Ведь пострадал ты, а не собор.
   -Как за "что ж"? За ротозейство!
  
   Плаксивая гримаса исчезла с широкого лица, уступив место удивлению. Кротов решил, что пришло самое время ускользнуть. Он уже сделал несколько шагов, но женщина окликнула его:
   -- Васенька, а ты хоть что там завалил-то?
  
   "Вот с этого бы и начинала", -- усмехнулся он, притормаживая и оборачиваясь.
   -- Да разве что-нибудь "там" завалишь! "Там" все надежно стоит. Я же вам говорю, что на собор наткнулся и ничего с ним не случилось: как стоял, так и стоит до сих пор.
  
   В молодости настроение меняется быстро. Довольный собой, Кротов весело сбежал по лестнице виадука прямо на бульвар. Кроны деревьев скрыли его от озадаченной Лукерьи Демьяновны, и он напрямую бросился к Симе.
  
   Нигде так сильно не проявляется любовь, как в разлуке.
   Васе казалось, что она уже проявилась достаточно здорово и пора об этом рассказать своей любимой.
   И еще он думал, что его любимая заждалась такого рассказа.
  
   ***
   Сима училась считать деньги.
   Не потому, что они любят счет, и люди, которые не постигли этой премудрости, не могут от получки до получки свести концы с концами, а только потому, что она устроилась на работу в банк и счет денег стал ее профессией, и считать их надо было уметь профессионально. Арифметика и ловкость рук -- определяли успех банковского кассира.
  
   Нарезав множество одинаковых бумажек, девушка разложила листки на три разных по высоте стопки. Безразличным взглядом скользнула по самодельным купюрам. Кассир должен уметь усмирять свои эмоции при виде любых сумм, и это у Симы неплохо получалось.
   Она равнодушно смотрела не только на деньги в банке, но и на свое будущее в нем. Оно не улыбалось ей, как и арифметика, с которой она была не в ладах. И ловкость рук подводила. Скоростного счета не получалось. Каждый раз количество бумажек в пачках выходило разным.
  
  
  
   Раздосадованная Семенова бросила невеселое занятие и включила проигрыватель. Томный голос запел об утомленном солнце и о безответной любви. Симе в собственной жизни еще не приходилось сталкиваться с неразделенной любовью, и она имела о ней самое что ни на есть смутное представление, почерпнутое из дурных фильмов.
   Но в том, что такая любовь существует и может причинять большие неприятности, девушка не сомневалась и охотно верила страдальческому голосу певца.
   Только в утомленное солнце не могла поверить.
   Хоть и была она заурядной троешницей и в физике, как и в математике, разбиралась не шибко, но то, что солнце светит с одинаковой силой уже миллионы лет, хорошо усвоила.
  
   За распахнутым окном был солнечный августовский вечер.
   Сладко потянувшись, юная Семенова посмотрела на улицу, чтобы убедиться в своей учености. Но к своему удивлению вместо солнца увидела в окне сивую голову Василия.
   От неожиданности Сима аж ахнула.
  
   А Кротов не сводил с нее глаз и молча улыбался. Глядя на него, и слепой бы понял, что он ужасно соскучился по ней.
   Довольная улыбка заиграла на лице девушки.
   - Привет! -- воскликнула она.
  
   Он ничего не сказал в ответ, только едва заметно склонил голову.
   Немая сцена длилась несколько секунд и показалась Симе странной. Она горела желанием узнать, с чем приехал Василий и нетерпеливо спросила:
   -- Ты чего молчишь?
  
   "Почему ты не хвастаешь?" -- только так прозвучал для него этот вопрос.
   Он не спешил омрачать радость встречи. Больно уж вечер был хорош, и уж, конечно, хороша была Сима. Во всех отношениях. Сразу за горло берет, даже отдышаться после быстрой ходьбы не дала.
  
   -- Любуюсь тобой, -- попытался он оттянуть неприятный разговор. - Все стараюсь вспомнить, какую книжную героиню ты напоминаешь мне.
  
  
   Девушку это заинтересовало.
   - И кого же я тебе напоминаю?
   Она чуть откинула назад гордо посаженную, красивую голову, давая Васе возможность лучше рассмотреть себя. Голубые глаза сияли. Белое, круглое личико румянилось, на нежных губах теплилась улыбка.
   Юная Семенова не сомневалась, что не так-то просто подыскать в литературе что-нибудь похожее на нее.
  
   Так бы оно и было, если бы не пепельные волнистые волосы. Они сбивали влюбленного с толку. Как морская пена, лежали они на плечах девушки.
   Благодаря своим волосам, она напоминала умненькую и опрятную Мальвину.
   Но Вася никогда не говорил этого вслух. Ему самому Мальвина не нравилась, и в душе он полагал, что и Сима относится не лучше к этой эгоистичной и привередливой девчонке. А ничего другого, более подходящего, на ум не приходило.
  
   Получалось, что ему вообще нечего было сказать. И Кротов вместо ответа пожал плечами. И тень печали как-то само собой легла на его лицо.
   Сима увидела эту тень и подошла ближе к окну, чтобы внимательнее вглядеться в нее. И поняла главное!
   - Ясно, почему ты в рот воды набрал... Хвастать нечем!
  
   Улыбка слетела с нежных девичьих губ, а Вася все еще улыбался. Но теперь уже глупо, досадуя на себя и на проклятую тень печали.
   - Полбалла не добрал, -- промямлил он.
   Ври больше! Дробных оценок не бывает.
   Еще как бывают! - - поспешно возразил неудачник. -- Я набрал двадцать два балла, а проходной был -- двадцать три. Но ведь многих взяли и с двадцатью двумя! Тех, чьи папы и мамы сумели к этим двадцати двум добавить собственными стараниями еще полбалла... У меня папы нет. Мама простая телеграфистка. Начальства жуть как боится. И за сына хлопотать не пойдет.
   - А ты сам за себя не мог, что ли, похлопотать? Нельзя же быть таким недотепанным! - - рассердилась Сима. -- У тебя отец на войне погиб! Пошел бы к институтскому начальству и постучал бы по своей автобиографии.
   -- Стыдно как-то...
   А с позором вернуться - не стыдно? Дурак ты! Вот что я скажу тебе! А жизнь, как и женщины, умных любит!
   Правильно, Симочка! - рявкнула за Васиной спиной старшая Семенова.
  
   От неожиданности парень сначала присел и только потом оглянулся.
   Чуяло мое сердце, что ты здесь! -- зашипела хозяйка дома и, схватив метлу, двинулась на непрошенного гостя.
   Стойте! -- трагическим голосом крикнул он.
   В этом крике действительно было много трагизма. Лукерья Демьяновна остановилась, решив, что Симкин ухажер до смерти испугался ее.
   Но это был не страх, а отчаянье. Юноша понял, что не гулять ему сегодня с любимой, и его сердце разрывалось на части.
  
   -Я сейчас скажу, кого вы мне напоминаете! -- не дав опомниться нападавшей, быстро произнес он. - Нет, нет! Не паровоз на задних колесах. К черту сны! Вы больше смахиваете на обычную наседку!.. Прощай,цыпленок!- трогательно посмотрел он на Симу и, пригнув голову, нырнул в кусты акаций.
  
   - Ишь ты хам! Ругается как паровозник! Увижу тебя с ним, негодница, волосы выдеру! Домой не пущу!..- сыпала мать угрозы в адрес дочери.
   Только убедившись по шороху в кустах, что ухажер вынурнул на бульваре и должно быть улепетывает, облегченно вздохнула и, отбросив метлу в сторону, пошла в дом.
  
   Сима уже сидела за столом, склонясь в задумчивости над тремя бумажными стопками. Вид у нее был такой, словно ничего и не случилось.
   Спокойствие дочери понравилось матери. Но разговор начала она строго:
   -Чем это ты занимаешься?
   -Деньги учусь считать, -- неохотно ответила девушка, понимая, что мать уже отошла и строжится только для вида.
  
   Лукерья Демьяновна ироническим взглядом смерила пачки.
   -- Это ж какие у тебя тут купюры?
   - Червонцы...
   -- Червонцы, говоришь.., -- старшая Семенова ненадолго задумалась. -- Вот зарплата лейтенанта. -- Она ткнула толстым пальцем в самую тонкую пачку. -- А это -- зарплата майора, - Палец уткнулся в пачку побольше. -- А вот это -- полковника!
  
   Жирный палец придавил к столу самую большую стопку.
   Сима скупо улыбнулась и ушки ее порозовели. Мать поняла, что происходит с дочерью.
   -- А вот столько.., -- она решительно сгребла самодельные купюры в одну кучу и торжественно сказала:
   - А вот столько получает генерал!
  
   Симины уши стали совсем красными. Лукерья Демьяновна решила развить успех.
   - А вот заработки твоего Васьки Кротова! - - сделав фигу, она положила эту фигуру рядом с зарплатой генерала. Сурово посмотрела на дочь. -- Улавливаешь разницу?
   Сима тяжело вздохнула.
   "Вздыхает как и я, -- подумала Лукерья Демьяновна. -- Не зря говорят, яблочко от яблоньки недалеко катится".
  

***

   В полутемном коридоре депо перед обитой коричневым дермантином дверью Кротов впервые почувствовал, что он неожиданно оказался один на один с жизнью. Как боксер на ринге перед своим противником. Только к серьезной схватке он не был готов. Его приучили к мысли, что дорога в жизнь одна -- через институт. Другой вариант им вообще не рассматривался.
   И вот этот "другой вариант" застал его врасплох. Вася растерялся.
   Бессонная ночь ничем не помогла. Утром несостоявшийся студент не знал, в какой отдел кадров надо идти. И, наверное, поэтому, переходя железнодорожные пути, неожиданно для себя пошел вдоль них.
   Так он оказался в депо.
   Прикинув на глазок, сколько впереди него конкурентов, Вася почти с удовольствием отметил про себя, что работы здесь на всех не хватит. Но в очереди остался, понимая, что и у других подобных дверей никто его не ждет.
  
  
  
   Порог небольшого кабинета он перешагнул нерешительно, мельком, словно нехотя, глянув на человека, сидевшего за совершенно пустым столом. И сразу же обратил внимание на блестящие, выпученные глаза хозяина кабинета. С каким-то радостным нахальством они смотрели на него.
   Начальник, еще не старый, но уже и не молодой, торжествовал неизвестно по какому поводу. Кротова такой прием смутил. Но вида он не подал. Подойдя к столу с безразличным выражением лица, уставился в окно.
   Ничего интересного там не было. Одни железнодорожные пути. Грязные. Щедро политые мазутом. Смотреть на них было тошно.
  
   Чтобы хоть как-то отвлечься от невеселых мыслей безработный начал перебирать в уме знакомые литературные образы, подыскивая аналог для своего нанимателя.
   Выбор пал на пучеглазую лягушку, и ничего лучшего для начальника, весело и озорно смотревшего, он не мог подобрать.
   -- А вы к нам прямо из института? - - перебил тот размышления молодого посетителя.
   "Юморист", -- подумал Вася и нарочито нахально осмотрел хозяина кабинета.
   И снова перевел взгляд н окно. Там была все та же безрадостная картина. На душе стало совсем тоскливо. Захотелось повернуться и уйти. Не свет же клином сошелся на этом депо, где в одном мазуте по уши увязнешь.
   -- И вы к нам, конечно, ненадолго? - не дождавшись ответа, задал очередной вопрос начальник отдела кадров.
   "Чего я ему врать-то буду?", -- подумал Вася и буркнул:
   -В следующем году снова поеду поступать.
   -А потом?
   Вопрос прозвучал обидно. И звучал он, как насмешка над Васиной неудачей. Хуже того, предсказывал ему такую же неудачу в будущем.
   Вася не выдал своей обиды, только проворчал:
   -- Потом тоже поеду поступать.
   -Упрямый, значит?
  
   -Настойчивый.
   Это хорошо! -- удовлетворенно тряхнул головой Сазонов. -- Дайте-ка ваш паспорт.
  
   Он мельком глянул в красную книжицу, и, продолжая прерванный диалог, сказал:
   -- Только вот сезонной работы у нас нет, Василий Андреевич.
   Кротов скупо улыбнулся и протянул руку за своим документом. Сазонов не отдал паспорт, а положил его перед собой, спросив при этом:
   -- А какую бы работу вы хотели получить?
   "Работы для меня нет, а мое желание его интересует", -- возмутился про себя Василий Андреевич.
   -Хоть вашу, Кирилл Петрович! -- он нарочно сделал ударение на имени-отчестве хозяина кабинета, которые усвоил из таблички на двери.
  
   Терять ему было нечего. Он это понимал и не только осмелел, но и попытался немного досадить самоуверенному и самовлюбленному начальнику.
   -Значит, согласен на любую работу, - рассмеялся тот. -- А кочегаром на паровоз пойдете, Василий Андреевич?
  
   Вчерашний абитуриент состроил пренебрежительную гримасу.
   -- Это уголек-то рыть?
   Сазонов утвердительно кивнул. Кротов решил и тут ему поддосадить:
   -- А чего не пойти... Сила у меня есть, а ума кочегару не надо.
  
   И хоть по-прежнему лицо кадровика было веселым, но Вася понимал, что смысл сказанного им дошел до начальника, и ему удалось уколоть его за издевательские "потом".
   - Ну и договорились!
   Сазонов достал типографский бланк из ящика стола и аккуратно заполнил его.
   -- Оформляйтесь, Василий Андреевич.., если не передумаете...
  
   По коридору Кротов шел неторопливо и ни на кого не глядя.
   Настроение было ниже среднего. Уж лучше бы никакой работы не дали ему здесь. Все-таки у него за плечами имелось образование. И уж если разобраться по совести, учеником токаря или слесаря его могли бы взять. Это хорошие рабочие профессии. А кочегар -- даже не профессия.
  
   На крыльце деповской конторы он остановился в раздумье. Заводить или не заводить трудовую книжку с записью, говорящей о полной его никчемности?.. И с чего так жизнь устроена, что плохие сны сбываются, а хорошие -- никогда?
   Он досадливо поморщился и хотел уже выбросить бланк, который дал ему Кирилл Петрович, но тут вспомнил веселый нрав кадровика. Много он доставит тому удовольствия, если сбежит, и они случайно встретятся в городе.
   От одной этой мысли Васе стало муторно, и всякая охота "сбегать" пропала.
   Он сразу же начал искать оправдание своему выбору. "Поработаю месяцев семь-восемь -- не слиняю. Может быть, это даже к лучшему. Заработки -- не ученические, настоящие. И физически окрепну. А профессия подождет. Кончу институт -- вот она у меня и будет!".
  

***

   Как только Кротов перешагнул порог небольшой комнаты, называемой среди паровозников "брехаловкой", он сразу попал в незнакомый мир черных людей. Безликие, в одинаковых темных робах, они толпились, группировались, сходились и расходились, что-то говорили друг другу, и даже смеялись. Смех и голоса создавали оглушающий, звенящий в ушах гвалт, в котором с непривычки юноша мог разобрать только отдельные слова.
  
   Яркая лампочка словно нарочно горела вовсю, словно специально для нового кочегара высвечивая напоказ убожество "брехаловки".
   Вася растерянным взглядом скользил по чумазым лицам и видел только глаза да белые зубы. На него нашла оторопь. Захотелось дать задний ход и бочком выбраться из этого страшного мира, сбежать от грязной работы.
   Но из-за черных фигур чужих людей до него донесся громкий женский голос:
   -- Новенький, Кротов, подойдите ко мне!
  
   Лавируя между паровозниками и стараясь не тирнуться о них, чтобы не запачкаться, он сделал несколько шагов вперед, и увидел за столом светловолосую
  
   женщину лет сорока. Блондинка резко контрастировала с окружающими не только своими светлыми волосами и белым, чистым лицом, но и нарядным костюмом. На душе у Васи посветлело.
  
   - Вы здесь как луч света в темном царстве! -- искренне обрадовался он женщине. -- И вас, наверное, зовут Катерина... вот отчество не помню...
   -- Людмила Павловна, -- улыбнулась блондинка.-- И я -- не луч света в царстве паровозников, а нормировщица.
   -Понятно... вроде царицы что-то... Ну, а дочь у вас есть?
   -Ох, романтик! Небось захотелось путешествие совершить на паровозе в девятнадцатый век?
  
   Стоявший около стола парень в непомерно длинном и широком пиджаке закашлялся от смеха. Кротов даже не глянул в его сторону. Не время было отвлекаться.
   -Ну, а все-таки? -- продолжал он настаивать. -- Обожаю принцесс и совместные прогулки с ними.
   -Есть, молодой человек. И скажу я вам, вся в меня. Только намного красивее.
   -Так не бывает, чтобы вся в вас да еще намного красивее.
   -Бывает, юноша, когда человек молод.
   -Тогда что вы на самом деле скажете о моих романтических наклонностях?
  
   Кротову по сердцу пришлась незнакомка, и Людмила Павловна чувствовала это и понимала, что их слова ровным счетом ничего не значат, а лишь дают возможность новому человеку как-то легче войти в чужой мир, сгладить тягостное впечатление от его мрачных красок,и, поддерживая этот легкий разговор, она весело сказала:
   -- Это не мой вопрос. Вы уж такие вопросы решайте без меня... чтоб потом виноватых не искать. А вот за паровозом, Василий Андреевич, я вам предоставлю возможность поухаживать.
  
   Стиляга опять закашлялся от смеха.
   Нормировщица мельком глянула на него и продолжила разговор с Васей.
   --Работать будете на "Серго" 22-53 в бригаде машиниста Лебедева Игоря Дмитриевича. Машина сейчас стоит в депо. Идите туда, и все остальное на месте вам расскажет механик.
  
  
  
   Вся железная дорога, с ее зданиями, сооружениями и должностями была новым для Кротова делом. Он даже полагал, что механик и машинист -- два разных человека в одной паровозной бригаде.
   -А вы указующим перстом не обозначите направление, в котором я должен двигаться? -- стараясь не выдать своей растерянности, вопросительно посмотрел он на нормировщицу.
   -Вот Мелихов проводит вас. Он их изгнанник, но дорогу к ним помнит.
   -"Изгнанник" оказался стилягой, который покашливал и посмеивался, стоя рядом. Поручение Людмилы Павловны не вызвало у него энтузиазма.
   -- Вот еще! -- огрызнулся он.
   - Иди, иди, Вениамин! Не ленись! -- ласково попросила женщина. -- А я тебя на маневровый поставлю,там отдохнешь.
   -- Ну, разве так, -- проворчал Вениамин и начал неторопливо разворачиваться на сто восемьдесят градусов.
   Нормировщица с веселой грустью наблюдала за ним.
   -- Он у нас человек принципиальный, - заметила она Кротову. -- За "так" ничего не делает.
  
   Пока "принципиальный человек" разворачивался, Василий глянул в его лицо. Под глазом стиляги сквозь мазут и угольную пыль проступало большое желтое пятно -- след от рассасывающегося синяка.
   Когда они вышли на улицу, новый кочегар спросил своего опытного коллегу:
   -- В железнодорожной катастрофе побывал?
   Тот сначала недоуменно посмотрел на спутника, а потом, догадавшись, к чему такой вопрос, захихикал, слегка покашливая:
   -Да нет. Девчонку одну провожал...
   -Нарвался на ее возлюбленного?
   -Да нет. Сама врезала... Я ж кочегар, буфера -- мое хозяйство. А она вот этого и не знала, по невежеству и вмазала в глаз.
   -Мощная, видать, деваха, -- посочувствовал Вася Мелихову.
   -- Мощная, -- согласился тот и так энергично кивнул головой, что чуть было не испортил свою стиляжью Прическу. -- Кровь с молоком и красавица... Да ты должен ее знать. Она, наверное, в одной школе с тобой училась -- Сима Семенова!
  
  
  
   У Кротова на мгновенье нарушилась координация движений, и он споткнулся о рельс. Они в это время как раз переходили железнодорожные пути.
   -Смотри в оба! -- посоветовал спутник.
   -Буду, -- проскрипел зубами Вася. -- Но ты тоже в оба смотри, пока они смотрят.
   -С чего это ты вдруг дружеские советы мне даешь?-- вскинулся Мелихов, почувствовав в тоне подопечного угрозу.
   -Если я тебя увижу с Семеновой -- криветь тебе не придется!
   -Это почему же?
   -Симметрично отделаю! -- лаконично пояснил окончательно оправившийся от неприятного известия Василий.
   - Ты не барышня. С тобой я сам потаскаюсь, -- фыркнул презрительно Вениамин и после небольшой паузы поинтересовался. -- А вообще-то ты кто ей будешь?
   -Кротов открыл было рот и вдруг понял, что сказать ему нечего.
  
   Мелихов заметил растерянность спутника и обо всем догадался. Он жалко улыбнулся и отвел глаза в сторону.
   -Мы -- не ее поля ягоды, -- поскучневшим голосом произнес он.
   -А зачем же тогда она с тобой пошла?
   -Ты думаешь, я представился ей кочегаром. Черта с два! Это я здесь хожу такой задрыпанный и замызганный. Тут ведь прилично-то и одеться нельзя. А там я выгляжу на все сто! -- не без бахвальства сказал стиляга. -- Встречают по одежке! Усваивай это.
   -Я смотрю, ты только первую часть поговорки переварил...
   -А вторая -- для дураков. Это им надо умными выглядеть.
   -Философ, -- иронически улыбнулся Кротов. -- Зачем же ты тогда кочегаришь, если такой умный?
   -Я здесь временный! -- с пафосом произнес Мелихов.
  
   Для Васи и самого такая позиция вполне подходила, и он поспешил разделить ее:
   -- Я тоже!
   Вениамин просиял. Ему приятно было видеть единомышленника. А Кротов продолжал:
   -Я ведь только деньжат подзаработать... А потом обязательно поступлю в институт.
   -С Лебедевым ты точно подзаработаешь. Он спит и во сне видит, как тяжеловесы водит и уголь экономит.
   -Это хорошо!
   -Ему хорошо. Он у окна сидит. Вроде пассажира. А тебе уголек рыть. И чем тяжелее состав, тем больше тонн ты перекидаешь.
   -Это я могу!
   Новоиспеченный кочегар согнул в локтях обе руки и показал коллеге, какие у него под рабочей курткой бицепсы.
  
   На Веню они не произвели никакого впечатления. Он только болезненно сморщился.
   -- Не говори "оп", не перепрыгнув. "Старички" и те с ним не выдерживают. - И, ткнув пальцем в сторону депо, почти сердито воскликнул: - Вон в воротах тендер его паровоза торчит... Так что тепереча покедова...Мне лучше не раздражать их своим появлением.
  
   Вася обошел тендер с обеих сторон, но никого не увидел. Тогда он протиснулся в узкое пространство между дверью деповских ворот и паровозом и оказался под его черным, круглым брюхом.
   Машина излучала тепло, выпускала в воздух тонкие, бесследно исчезающие струйки пара и издавала таинственные звуки, похожие на ровное, редкое дыхание большого зверя. Рядом с таким гигантом, от которого пахло дымом и мазутом, было немного жутковато. Вдруг буксанет да так, что искры из глаз посыплются!
   Но уйти незаметно Кротов уже не мог. Он крепко ухватился за отполированные рабочими ладонями поручни и без сноровки не очень ловко поднялся по вертикальной лестнице в кабину. Прямо перед ним у дальнего окна сидел молодой мужчина в кепке. У другого окна, на полумягком стуле удобно расположился пожилой железнодорожник в форменной фуражке. В нем новый кочегар признал главного и окрестил про себя "дедом". Оба они, повернув к нему головы, внимательно смотрели на него.
  
  
  
   И Кротов подумал, уж раз он все же попал на паровоз, уж раз судьба сделала так, что сон его оказался в руку, то для этих паровозников он должен быть своим в доску.
   И он весело воскликнул:
   - А у вас тут как в преисподней! С одной стороны холодком тянет, с другой -- жаром несет.
  
   И с видом бывалого человека новый кочегар небрежно показал рукой сначала на проем в тендере, из которого струился свежий воздух, потом на фронтальную часть котла, от которого несло жаром.
   -А ты разве не Кротов Вася? -- с сомнением посмотрел на него "дед" из-под козырька фуражки и поверх очков, приспущенных на нос.
   -Он самый! -- бодро ответил юноша.
   -Странно получается... Прошляпили, значит, в отделе кадров.
   -А что случилось? -- насторожился новенький.
   -Да мне там сказали, -- внимательно разглядывая нового кочегара, неторопливо произнес "дед", -- что ты к нам из института... а ты, выходит, прямиком из преисподней.
  
   Кротов немного смутился, почувствовав, что малость переиграл.
   - Да ты проходи! -- великодушно предложил паровозник помоложе. -- Мы любим тех, кто везде побывал. Правда же, Игорь Дмитриевич?
  
   "Дед", значит, Лебедев, - про себя отметил Вася, не трогаясь с места. -- А кто этот подпевала, который за поддакиванием лезет? Механик или помощник машиниста?
   -Ты как к нам пришел: с профессией истопника или нет? -- сухо спросил Игорь Дмитриевич.
   -Я еще никем не работал, -- хмуро посмотрел на него Кротов.
   -А что же ты в преисподней делал? Баклуши бил, как твой предшественник у нас?
  
   В глазах машиниста Вася не увидел ни одной смешинки. Только второй член бригады, нахлобучив кепку на лоб, ерзал по стулу, словно по горячей сковороде, и казалось, вот-вот начнет жалостливо повизгивать.
  
  
  
   Кротов не любил, когда над ним подтрунивали и молчал, насупившись.
   - Что же ты все-таки собираешься у нас делать? -- настаивал Лебедев на ответе.
  
   Вася вспомнил слова Мелихова о тоннах угля, перерыть которые даже "старичкам" не под силу, и решил дать понять настырному машинисту, что он всего этого не боится.
   -- Уголек буду рыть в топку! -~ решительно заявил он.
  
   Игорь Дмитриевич скупо улыбнулся, а молодой его коллега весело рассмеялся.
   - Если что, я ведь могу и уйти, -- набычившись, сухо предупредил Василий.
   Машинист пропустил мимо ушей предупреждение кочегара и невесело сказал своему помощнику:
   -Я же, Степа, говорил тебе: черт пучеглазый не простит нам стилягу... М-да... Скажи, Степа, этому эрудиту из преисподней, сколько лет ты ездил кочегаром, прежде чем уголек стал в топку рыть, как он говорит.
   -Восемь лет и три месяца! -- не задумываясь, отчеканил Степан.
   -Вот так-то, юноша! - - многозначительно произнес Лебедев.
   -Не расстраивайся! -- сказал Васе помощник. -- Останешься на паровозе и на твою долю угля хватит. А пока все же сядь посиди. В ногах правды нет. Вон твое место!
   Он показал на приставной стульчик около себя. Вася только и успел подумать, что на таком стульчике много не насидишь, как раздался твердый голос Лебедева.
   -- Степан, смотри в оба! Нас приглашают в парк!
   -- Гулять? -- невольно вырвалось у Васи.
   -Танцевать вот с этой красавицей, -- усмехнулся Степан и потряс в воздухе черную лопату.
  
   Новому кочегару давно уже было не до шуток. Поиздевались над ним вволю и вконец запутали. Он теперь и не знал, надо ему будет рыть уголек или не надо. Закрывая дверь, он вспомнил о механике, который, по словам нормировщицы, должен был все ему объяснить.
  
   - Надо мной смеетесь, а сами механика забыли, -- сказал он с упреком.
   -Никто к нему даже головы не повернул.
   Лебедев только громко прокричал, продолжая смотреть в окно:
   - Темные вы из школы выходите. Я - машинист, я и механик!
  
   В представлении Кротова парк всегда ассоциировал с тенистыми аллеями.
   Там, куда они приехали, не было ни одного дерева. Только бесконечные рельсы, черные шпалы и длинные составы. В один из них мягко ткнулся "Серго" и тут же тяжело засопел, хотя от него, по мнению кочегара, ничего не требовалось, кроме как только спокойно стоять на месте.
   Машинист и помощник, казалось, на паровоз не обращали никакого внимания и лишь изредка перебрасывались мало понятными Василию фразами. Отдышавшись, "Серго" стал реже и тише посапывать.
  
   Кротов был человеком наблюдательным и заметил, что это общее спокойствие -- чисто внешнее. Что и машина, и люди внутренне напряжены. Их напряжение передалось и ему.
   Секунды потянулись медленно. Ожидание всегда томительно.
  
   Вдруг Лебедев поднялся. Посмотрел на часы и разом оборвал ход тягучего времени:
   -- Ну, с богом, ребята!
  
   Паровоз решительно загудел и вместо того, чтобы тронуться вперед, медленно осел назад. Тревожно заскрипели буфера вагонов. Кротов вопросительно глянул на машиниста. Тот стоял полусогнувшись, напряженно вслушиваясь в грохот сжимаемого состава. Потом быстро присел и начал ловко вращать ручку реверса. Лязганье буферов оборвалось, а паровоз крадучи двинулся вперед.
   И тут же из-под него со свистом вырвались густые клубы пара. Подсиненные сумерками, они застлали окна кабины. Сердце Василия екнуло: уж не случилось ли что? Он тревожно посмотрел и на машиниста, и на помощника. Оба они, оставаясь спокойными, каждым своим нервом вслушивались во что-то непонятное ему.
   Машина увязла в непроглядном тумане и, казалось, стоит на месте.
  
   Невольно, подчиняясь общему ожиданию, он тоже внутренне напрягся.
   Свист пара оборвался также неожиданно, как и возник.
   И словно кто-то невидимый смахнул с окон белую пелену, и навстречу паровозу неторопливо поплыли железнодорожные пути.
  
   Радость теплой волной захлестнула кочегара, будто бы он сам, своим искусством заставил тяжелый состав двинуться в путь.
   -- Хорошо взяли! -- крикнул Степан.
   Вася уловил в голосе помощника ту же самую радость, которая наполняла его. Лебедев только кивнул.
  
   - Василий! - снова закричал Степан, хватаясь за лопату. -- Открывай и закрывай дверцу топки! Вот так!- и он ловко левой рукой ударил по отшлифованному до блеска рычагу.
  
   Яркий свет вырвался из раскаленной добела топки, белым жаром обдал лицо Кротова. А Степан, глянув на кочегара, словно выстрелил:
   -- Ясно!
   И Вася понял, что тут некогда рассусоливать и что-то осмысливать. Надо делать, как говорят, хотя требование помощника показалось ему странным.
   Степан, угадав его мысли, коротко бросил:
   - Чтоб котел не остужать! Действуй синхронно со мной! Я поворачиваюсь, к топке -- открывай дверцу, лопату убрал -- закрывай! Ясно!
   И Вася непроизвольно крикнул в ответ:
   -- Ясно!
  
   И пошла работа!
   Они не только сами действовали синхронно, как того требовал Степан, но вместе с ними, в такт их движениям, по кабине метались сумерки и свет.
   Хлопать дверцей, выпуская наружу свет и загоняя его обратно, было совсем не тяжело. Такая работа больше походила на забаву.
  
   Степан тоже, словно забавляясь, играючи бросал уголь в белую, объятую огнем пасть топки. Черные камни моментально сгорали, и кочегар, удивляясь аппетиту огня, с тоской заметил, что уголь сам все ленивее скатывается из тендера на лоток, и понял, что подходит и его черед браться за лопату.
  
  
  
   И когда подошло его время, он без всякой подсказки метнулся в тендер, ловко взлетел на кучу угля и скатился вместе с ним на лоток. И тут же, вскочив на ноги, бросился к дверце топки.
   Степан одобрительно глянул на него.
   А Вася, хлопая дверцей, плескал в лицо уже потного, разгоряченного помощника все тот же белый, горячий свет. Но теперь, только помощник бросал лопату, он кидался в черное пространство тендера, чтобы скатить с кучи очередную партию угля. Куча отступала от лотка все дальше и дальше. В образовавшуюся пустоту хлынул дым и туман. Сильные струи воздуха, разрезаемого несущейся машиной, перемешали все это с темнотой. Сквозь такое месиво, ревущее и гудящее, почти не пробивался свет электрической лампочки и звук человеческого голоса. Теперь Кротов знал, почему помощник -горластый. Теперь и он кричал во всю глотку, если что-то надо было сказать, и пот теперь застилал и его глаза.. Он, уже не имея времени взглянуть в окно, ощущал скорость состава только по ритму их работы и еще по тому, как раскачавшийся тендер стремился сбросить его на свое холодное, скользкое металлическое дно. Стараясь не упасть, Вася на полусогнутых ногах работал лопатой в свистящем месиве темноты, дыма и ветра, сплевывая изо рта угольную пыль.
   А Степан изредка подбадрицал его:
   - Шустри, Василий!
  
   И поезд летел вперед! Может быть, самый тяжелый поезд в его жизни. С каждым километром ему и Степану все труднее становилось держать давление в котле. Помощник все чаще снимал кепку и, вытирая ею чумазое лицо, посматривал на монометр. Вася тоже стал посматривать на этот прибор, смахивая пот со лба рукавом куртки и не подозревая, что лоб его давно блестит, как антрацит.
  
   А поезд мчался и мчался. Кротов потерял счет времени и только по углю, которого осталось совсем немного, догадывался, что они вот-вот приедут.
  
   И не ошибся.
   Когда в оборотном депо они отмылись от угольной пыли, а потом "поужинали", начиналось уже утро.
   "Эта безрежимная паровозная жизнь подорвет мое здоровье", -- подумал Вася, залезая в чистую постель. И как только он улегся, размышлять о чем-либо сразу расхотелось.
  
   -- Завтра все косточки будут болеть, - - посочувствовал ему Степан.
  
   Он ничего не ответил. Так было хорошо в свежей постели, что и говорить ни о чем уже не хотелось.
   - С непривычки так и должно быть, -- вместо него отозвался Лебедев.
   -Больше не поедет, - - засмеялся помощник, -- и не привыкнет к нашему делу.
   -Куда он денется! -- возразил машинист. -- Пешком отсюда до дома -- далековато.
   "Ну это мы еще посмотрим", -- подумал кочегар, но вслух что-либо сказать уже не было сил.
   *******************************************************
  
  
   2.БЫЧОК НА ВЕРЕВОЧКЕ

***

   Всякое дело, к которому не лежит душа, начинается с нытья.
   В этом смысле Кротов ничем не отличался от других и к нелюбимой работе относился, как все нормальные люди. Он понимал, что можно привыкнуть к большим физическим нагрузкам, но нельзя смириться с черной работой, ничего не дающей ни уму, ни сердцу.
   Только черная нужда так низко опускает человека.
  
   И всё же, нужда не держала его за горло, и со своим средним образованием он мог найти занятие получше.
   Но не стал искать.
   Душевная лень или злость?
  
   И вот, возвращаясь домой из первой поездки, он даже не думает уходить с паровоза, а твердо знает, что поедет опять и опять. И обливаясь потом, будет танцевать с лопатой в черном, гудящем месиве под грохот и лязг металла...
   Неужели его "поезд" так быстро набрал ход, и он боится с него соскочить?
   А куда? Под откос железнодорожного полотна?
   А, может быть, им действительно движет одно только желание подзаработать деньжат, и ничто другое на этой железной дороге его не интересует? Вообще-то это страшно, если так оно на самом деле и есть. А похоже, так оно и было... Вот она цена деньгам! Вот так люди предают друг друга и свои собственные убеждения.
  
   Презреть бы себя! А он не презирает. Больше того, в душе тепло и светло. Петь даже хочется! Хотя, казалось бы, усталость должна была смять его и подавить в нем все лучшие певчие чувства.
  
   Календарное лето кончилось, а осень, опережая календарь, срывала с пожелтевших тополей листья, и они, неслышно скользя по воздуху, падали под ноги. Он шел по бульвару, по пёстрому бульварному ковру, и любовался красотами увядающей природы.
  
   Прекрасное утро было как награда за тяжелую поездку.
   Лучи прохладного солнца пробивались сквозь посветлевшие тополя и ласкали лицо. Прозрачный голубой воздух, не отравленный запахами гари и мазута, был тих и свеж и казался особенно чистым после того черного месива, которым Вася дышал в тендере.
  
   Раньше он не замечал всей этой благодати.
   Даже на людей раньше не обращал внимания. А сегодня радовался им. Их нарядам и красивым лицам. И только увидев Лукерью Демьяновну, досадливо поморщился. "И чего черт тут носит ее?! Случайно она мне попадается или нет? И почему она не на работе?".
  
   Осмыслить эти вопросы у него не хватило времени.
   Лукерья Демьяновна шла навстречу, и по всему было видно, что проходить мимо не собирается. В тени тополей они сближались, настороженно взглядываясь друг в друга.
  
   Поняв, что ему не избежать неприятного разговора, Вася встал. Симина мама остановилась напротив. Круглое лицо расплылось в улыбке, изображая радость. Кротов никак не мог в это поверить, но все равно из вежливости постарался улыбнуться.
   Улыбка вышла невеселой.
  
   -Васенька, никак ты уже за дело взялся? -- пропела женщина.
   -С работы иду, -- сухо ответил он.
   -А что так рано?
   -Выдохся.
   -Устал, значит? - - переспросила Лукерья Демьяновна. -- Так быстро?!
  
   Кротову совсем не хотелось объясняться с ней, и он коротко бросил:
   -- Работа такая.
  
   Но Симина мама уходить не собиралась. Она покачала головой, изображая крайнее изумление и сочувствие, и только в ее оловянных глазах светилась злая радость. "Как она ненавидит меня, -- подумал Вася. -А я вот возьму назло ей и женюсь на Симочке".
   Эта мысль показалась ему забавной, и развеселила его. Парень весело сверкнул глазами, Улыбка на этот раз вышла что надо.
   --Да я ведь уже тридцать тонн угля перелопатил, -- приврал он малость, чтобы труд его произвел на женщину более сильное и тяжелое впечатление.
  
   -- Ты что, Васенька, кочегаришь? -- ужаснулась она.
   Он кивнул.
   - Да такая работа быстро свернет тебя в бараний рог!
  
   Она говорила торопливо и тяжело дыша, только ее лицо оставалось постным. Именно потому, что оно было таким невыразительным, Кротов видел, о чем она думает. Нет, ничуть не сочувствовала ему Симина мама. С легким сердцем благословляла она его на кочегарство, и другого благословения он от нее никогда не дождется.
  
   -- Да вы очень-то не переживайте! - - трогательно глянул Вася в оловянные глаза и удивился своим артистическим способностям.- Я думаю, если что - государство Симочку в беде не оставит.
  
   Лицо Лукерьи Демьяновны напряглось.
   Вася быстро прошел мимо озадаченной женщины, стараясь уйти как можно подальше, пока она не поняла смысл, сказанного им.
  
   Когда до Лукерьи Демьяновны все же дошел зловещий смысл слов симкиного ухажера, она сунула большой палец, похожий на сардельку, между указательным и средним, тоже мало чем отличавшихся от сарделек, сжала кулак и всей этой нехитрой фигурой гневно погрозила вслед парню.
  
  
   ***
   Как только началась война, Валерия Лукина призвали в армию всего лишь на сорок пять дней. Наши маршалы считали, что дольше воевать нам не придется. И Лукин уехал на фронт с легким сердцем, искренне надеясь через полтора месяца вернуться домой с победой.
   Его беременная супруга тоже верила в звезду своего любимого. С этой верой эвакуировалась в глубокий тыл. Но "положенный" для войны срок истек, и потянулись долгие дни ожиданий.Молодая жена теперь уже ждала не мужа, а хотя бы весточку от него.
   Но писем тоже не было.
  
  
   И когда родилась девочка, мать уже все понимала и в честь пропавшего без вести мужа назвала дочь Валерией.
  
   А потом выяснилось, что имя это не очень подходит девочке, особенно когда его пытались укоротить. И там, где требовалась краткость, Валерию стали называть Валей. А поскольку у малышей, как правило, длинных имен не бывает, то этот псевдоним сразу прилип к юной Лукиной.
  
   Вернувшись из эвакуации, мать и дочь застали родной город почти полностью разрушенным. Жить им было негде, и Кротовы пустили их в свою землянку,брошенную удравшими немцами. Так эти семьи сдружились, и кочевали вместе из одного жилья в другое, пока не оказались в коммунальной квартире. Старшие поняли, что это -- их последний причал, и стали устраиваться на новом месте всерьез и надолго.
   Ну, а младшие, их дети, пока ни о чем таком не думали и даже в будущее свое не очень стремились заглядывать.
  
   Васе, как единственному мужчине, была отдана самая маленькая комната. Чуть большую -- занимала его мать. Ну, а в самой большой жили Лукины.
   Хотя все это деление было чисто условным. Разве что только на ночь разводило соседей по своим углам. А так, к примеру, Васины апартаменты долгое время считались просто детской.
   Мальчик и девочка вместе играли, вместе учили уроки до тех пор, пока не вошли в юность.
   У юности свои законы. Она накладывает определенный отпечаток в отношения повзрослевших детей.
   И однажды Валерия собрала свои учебники и ушла в мамину комнату.
   Не в пылу ссоры и не по причине какой-то обиды.
   С тех пор они учили уроки порознь. Только их дружба не изменяла им. Для соседей они по-прежнему были братом и сестрой. Да и сами они считали себя таковыми, и других отношений между собой не мыслили.
  
   И в силу родственных чувств, а, может быть, каких-то других, еще не осознанных Валерией, она была готова сделать для своего названного брата все что угодно, лишь бы он был счастлив.
  
   Девушка видела, как Василий переживает свою неудачу в институте, и полагала, что и за черную работу он взялся только для того, чтобы хоть как-то наказать себя за такой провал. И страдая сама, не могла понять черствости и равнодушия Симы, которая в трудные для Васи дни отвернулась от него.
   Это был удар ниже пояса.
   Это было настоящее предательство.
  
  
   Валерия не могла допустить, чтобы так измывались над "ее Васей". Надо было подбодрить его. Доказать ему, что кочегар -- тоже человек, и кочегара тоже можно любить.
   Ах, если бы они не жили в одной квартире...
   Ах, если бы они не относились друг к другу по-братски...
   Ах, если бы...
   И возраст для любви у нее был самый что ни на есть подходящий. Она пошла в десятый класс, и чаще всего именно в этом классе девочки осознают, наконец, что они стали девушками и что пришло время, кроме школьных наук, заниматься еще и "наукой страсти нежной"...
   Но вот "если бы" мешало. Оно вставало между ею и Васей непреодолимым препятствием, и чтобы осуществить свой замысел, Валерии надо было искать кочегара на стороне.
  
   Она стала перебирать в уме знакомых парней.
   И вполне естественно, сначала на ум приходили только те парни, которых она относила к хорошим, то есть к таким, какие могли быть достойны ее внимания. К сожалению, среди таких кандидатур кочегара не оказалось.
  
   И это тоже было вполне естественно.
   И когда до Валерии дошло, что кочегарство - удел непутевых ребят, она сразу вспомнила Мелихова.
   Знакомство их было шапочным. Она играла в волейбол за школьную команду, а Ваня тоже был неплохим волейболистом и иногда на тренировочных играх им приходилось противостоять друг другу.
  
   За время тренировочных встреч Валерия узнала, где живет Мелихов, и что он работает на паровозе, а на досуге коллекционирует пластинки.
   Этих сведений было более чем достаточно для начала проведения операции. Размышлять тут особо было не о чем, и через минуту-другую легким шагом, какой бывает у хорошо тренированных людей, волейболистка уверенно шла к дому Мелихова.
  
   И только у калитки она остановилась в нерешительности. Больно уж страшная собачья морда с клыками, как у Бабы Яги, смотрела на нее с забора.
   -- Эй! Есть в доме кто-нибудь? -- крикнула бодро девушка, преодолев минутную растерянность.
   Дверь веранды открылась, и на крыльцо в одних трусах вышел сам Мелихов, худобой напоминавший Иисуса Христа.
  
   Гостья насмешливо посмотрела на полуголого хозяина и отчеканила:
   -- Физкульт-привет!
   -- Ну чего тебе? -- сонно проворчал тот.
  
   -Иван, ты, говорят, музыкой увлекаешься?
   -Ну, увлекаюсь... тебе-то чего? И не Иван я, а Ваня. Тьфу, ты черт! -- сердито махнул он тощей рукой. - Вовсе и не Ваня я, а Вениамин. Грамотенки у всех не хватает. Как начинают Вениамина сокращать, так сразу же, не задумываясь, вместо Веня кричат Ваня.
   Валерия рассмеялась.
   - А меня вообще не сократить! Это только для краткости меня зовут Валей. На самом деле, я -- Валерия!
   -Врешь! -- в глазах Вениамина появился интерес к собеседнице.
   -Могу метрики показать!
   -А у тебя, чего, паспорта нет?
   -Паспорт уже дали, -- гордо сказала девушка. --Только я к нему еще не привыкла. Понял?
   -Ага.
   - А у тебя есть "Раскинулось море широко"?
  
   Мелихов страшно сморщился, словно нечаянно на больной зуб нажал.
   -Такую музыку не держим! -- хмыкнул он презрительно и стал медленно поворачиваться. -- У меня вся музыка -- на "ребрах"!
   -А что это такое?
  
   Мелихов замедлил вращение и равнодушно предложил:
   -- Заходи -- узнаешь.
   Девушка многозначительно посмотрела на собачью голову. Хозяин понял ее взгляд, вяло улыбнулся:
   -Это так... для острастки... Художества Коротыша.
   -Понятно... Значит, собаки нет?
  
  
   Кроме меня, тебе некого бояться! -- самодовольно заявил Веня.
   -А кроме тебя, дома кто-нибудь еще есть?
   -Мама.
   -Ну, тогда я на твои ребра как-нибудь в другой раз посмотрю.
  
   Мелихов сообразил, что она имеет в виду, и на его лице появилось возмущение. Он уже рот раскрыл, не желая оставаться в долгу, но ничего не успел сказать.
   Из дома вышла его мать и, приветливо улыбаясь, подошла к девушке.
   -- Вот,- протянула она пластинку Валерии. -- Утесов поет.
   - Эх, жмот! - - покачала головой гостья, беря пластинку.
   -- Да он, в общем-то, не жадный, -- вступилась за сына мать. -- Это из моей коллекции.
   - Ой, спасибо большое! Я вам... -- она замялась.
   Антонина Павловна.
   -Я вам, Антонина Павловна, через день-другой верну ее.
  
   И, забыв попрощаться, довольная Валерия пошла домой.
   -- Ты заходи, Валя, когда дома никого не будет! -- крикнул ей вдогонку Вениамин. -- Так уж и быть, покажу я тебе свои "ребры".
  
   Начинающая меломанка не оглянулась, как будто бы и не слышала приглашения прийти в гости, когда дома никого не будет. Если бы не пожилая женщина, мать этого балбеса, она нашла бы достойный ответ. А так вынуждена была попридержать свой язык.
  
   Зато Антонина Павловна подошла к сыну и выдала ему подзатыльник, молвив при этом:
   -- Не отпугивай людей...тем более хорошеньких девочек.
  
  
   ***
   Сначала Вася никакого внимания не обратил на "Раскинулось море широко". Песня лилась по улице сама по себе, а он брел по тротуару сам по себе, угрюмо глядя под ноги. Совсем безрадостные мысли одолевали его после встречи с Лукерьей Демьяновной, и ему было не до музыки.
  
  
  
   Но с каждым шагом голос Утесова становился громче и постепенно пробился в сознание Кротова. И хорошо знакомая песня зазвучала по-другому. Раньше он слушал ее, наслаждаясь голосом певца и совсем не думая о загубленной судьбе какого-то абстрактного кочегара. Теперь же чужая смерть взволновала. Память тут же воспроизвела зловещее предсказание Лукерьи Демьяновны, а воображение нарисовало бараний рог с привязанным к нему колосником.
  
   Жуткая картина. Васю аж передернуло.
   "И кто же это с утра пораньше развлекается?". Он прислушался к музыке и с ходу определил дом, из которого неслась песня. Это был его дом. Двухэтажный, с темными коммуналками, где все знали друг о друге все. "Уж не издеваются ли надо мной?", -- сердито стрельнул глазами по окнам кочегар.
  
   И эта случайная мысль тут же нашла подтверждение.
   Он увидел Валерию. Она сидела на подоконнике второго этажа в позе Роденовского мыслителя. Рядом стоял проигрыватель и орал во всю мощь своих нескольких ватт.
  
   И странное дело! Эта выходка девушки нисколько не возмутила парня, хоть он и понимал, что такой сюрприз она приготовила специально для него. Но он догадывался и о другом: зачем она это сделала. И уж если кто-то в мире желал ему зла, то только не Валерия. И уж если кто-то переживал за него в этом мире, то только Валерия!
  
   Все негодование, которым он кипел до этого, сразу испарилось. Юноша ускорил шаг и через несколько секунд был дома.
   -Ты хоть соображаешь, что сыплешь соль на мои раны? -- завопил он что есть мочи, заглушая своим голосом не только Утесова вместе с оркестром, но и современную технику.
   -А ты что вернулся израненным?
  
   Черные глаза девушки весело сверкнули. Она соскочила с подоконника и подошла к соседу.
   -Дай-ка я на тебя посмотрю!
   -Да ладно, -- смущенно заулыбался он. -- На первый раз все обошлось. Но скажу я тебе, на железной дороге случаются трагические аварии.
  
  
   -- Да-да, понимаю. И ты пока что попал не в аварию, а на железную дорогу. И все же повернись! Я на тебя посмотрю со всех сторон.
   Валерия взяла кочегара за плечи и стала поворачивать. Ему ничего не оставалось делать, как только покориться ей. Осмотрев соседа со всех сторон, она разочарованно произнесла:
   -- Даже ничуточку не отощал.
   - Зато проголодался!
   -В это верю! Завтрак на столе! Утоляйте голод, товарищ кочегар, и удаляйтесь на заслуженный отдых.
   -Я-то удалюсь... А вот ты чего дома болтаешься,а не в школе?
   -Ой, Васенька! -- воскликнула Валерия -- Я думала, кочегары -- только черные, но, оказывается, среди них есть и темные! Какая разница, где болтаться?!
   -Ну, ладно... подсекла... согласен... и все же?
   -Да ведь сегодня -- воскресенье!
   -Вот как! -- изумился Василий. -- То-то я иду и понять не могу: с чего это мне навстречу ЛД спешит? Уж не отгулы ли, думаю, взяла, чтобы побрызгать на меня слюной.
   -И побрызгала?
   =А как ты думаешь?
   -Сам знаешь.
   -Знаю. И глаза почему прячешь, тоже знаю... Не звонила, значит.
   -Пока я была дома -- не звонила. Но у меня и голова об этом не болит! -- поспешила соседка перевести разговор на тему, далекую от Симы. -- Лучше расскажи, как ты работал? Мне интересно, механик-то хоть доволен тобой?
  
   Вася посветлел. Он вспомнил, какой выдал ляп на паровозе, и сам себе показался смешным. Но теперь это его не удручало.
   -А то как же! -- не без гордости сказал он. -- И механик, и машинист - все были в восторге от меня!..И охваченные восторгом кричали: темные вы из школы выходите!
   -Это касается только тебя, -- решительно отмежевалась от соседа девушка. -- Я тоже заметила, если помнишь, что ты -- темный.
   -- Ах, Валечка! Таких, как я, с аттестатом зрелости, тьма. И будь моя воля -- я бы многих науками не обременял.
  
   Валерия посмотрела на него вопросительно.
   - Объясняю тем, кто не понял. Зачем, К примеру,кочегару образование? Работа его проста: бери больше -- кидай дальше! Остальное -- не касается. Представь, сколько сейчас балбесов за партами зря штанишки протирают. И знают об этом. И знают о том, что в будущем, кроме лопаты, вряд ли их что-либо лучшее ждет. Нет
перспективы -- отсюда нежелание учиться.
   -И что же ты предлагаешь?
   -Технический прогресс ускорить. Чтобы труд облагораживал человека... Но это накладно. Много будет благородных, и некому будет черную работу делать. Проще и дешевле -- образование давать не всем, а выборочно.
   - То есть как это -- "выборочно"?
   -А так... Сначала надо изобрести сортировальную машину... Что-то вроде огромного сепаратора.
   -Вася, ты случайно на паровозе не перегрелся? -- подозрительно посмотрела на него Валерия, уже догадываясь, куда он клонит.
   -Не пугайся. Это не бред сумасшедшего. Я рассуждаю как рациональный человек, по-государственному, и предлагаю дело. Во избежании социального взрыва, во имя нашего будущего спокойствия такой сепаратор должен быть! И работать он должен по принципу рентгена. Родился человек, -- а его за ножки -- и на просветку! И посмотреть, кто из него получится. Ученый -- учись двадцать лет. Инженер -- пятнадцать лет на науки хватит. Кассир -- вот тебе четыре класса! Больше ведь и не нужно! Для того, чтобы обсчитывать себе подобных, достаточно усвоить одну арифметику. И это знает каждая деревенская бабка.
   -Ну, а если у младенца душа -- черная-пречерная, и никакая просветка его не берет?
   -Тогда -- его сразу в тендер, на уголек! -- не задумываясь, сказал Василий. -- Пусть сызмальства привыкает! Чтоб потом, по достижении зрелого возраста, не мутило от грязной работы.
   -- Василий, -- грустно покачала головой Валерия,-- уверена, тебя мутит не от работы, а от голода. Поешь, голубчик. Сытому легче рассуждать о жизни. А за машину свою не переживай. Она давно исправно работает. Вот поэтому ты и оказался в тендере. И, как видишь, никакого рентгена. Все гораздо проще. Одна только слепая, выталкивающая на край жизни сила. Тут уж скисать никак нельзя. Противопоставь ей свою волю. Стремись изо всех сил к центру. Слышь, Вась, развивай и себе центростремительную силу, и на нашей улице будет праздник!
   - Ну что же.., -- задумчиво произнес он. - Я-то все хотел не туда повернуть. Но твоя версия мне больше нравится. Я за праздник на нашей улице. Для начала ставь свою пластинку сначала! Ты хоть где ее взяла?
   -- У Мелиховых... Ты их не знаешь.
  
   Они учились в разных школах и школьных товарищей друг друга знали не всех.
   Но Василий встрепенулся:
   -Почему это не знаю?! Сынка их встречал. Балбес что надо! И тощий, и стиляга, к тому же еще и кочегар.
   -Что тощий -- дело поправимое, - спокойно возразила соседка.-- Были бы кости - мясо нарастёт. И кочегаром он не вечно будет -- у него все-таки среднее образование... А что до стиляги.., то откуда им, Васенька, в Дно-то быть?
  
   Василию не понравились эти рассуждения. Он нахмурился.
   -- В Дно тоже могут быть... доморощенные, дновские стиляги. Поняла? И держись от него подальше! Поняла?
  
   Он сурово посмотрел на девушку. Она прикрыла длинными ресницами черные, как антрацит, глаза и едва заметно кивнула.
  
  
   ***
   Разговор с Симкиным ухажером взбесил Лукерью Демьяновну. Самое дорогое, во что она, не жалея себя и отказывая себе во всем, вкладывала и пенсию мужа, и свои кровные сбережения, могло ускользнуть из рук, обесцениться, став женой кочегара. Все планы на красивую старость рядом с дочкой и под охраной боевого офицера могли рухнуть. В мгновение ока она могла оказаться кухаркой и прачкой при грязном кочегаришке. "Поставят перед фактом и никуда не денешься. Будешь обслуживать этого балбеса, как миленькая... Вот жизнь собачья!", -- кипела Лукерья Демьяновна и все повторяла как заклинание:
  
   -- Надо действовать! Надо действовать!
  
   Около лестницы виадука разъяренная мать остановилась, чтобы перевести дух. И тут подумала: а зачем ее несет на этот проклятый мост, когда ей там совсем нечего делать?
   Лукерья Демьяновна не любила виадук. Его легкие, почти легкомысленные конструкции внушали полной женщине страх. Преодолеть их высоту без боязни и одышки она не могла и без особой нужды не пользовалась этим инженерным сооружением.
  
   Симкин ухажер еще не вынудил ее рисковать собой! Выпустить пар и успокоиться можно было и на бульваре.
   Старшая Семенова уже начала было разворачиваться, но тут на фоне безоблачного неба увидела курсанта мореходного училища...
  
   Нет, это ей не померещилось! И это не был Васька Кротов. Это был почти настоящий морской офицер! Он стоял на самой верхней ступеньке лестницы, широко расставив ноги. Так, в представлении многоопытной женщины, и должны стоять морские волки, вдоль и поперек избороздившие моря и океаны.
  
   Курсант смотрел на Лукерью Демьяновну и улыбался.
   У женщины даже дух захватило. Она узнала его. Она вспомнила с каким вожделением поглядывал этот юный морячок на ее дочь, и с каким удовольствием танцевал с Симой на вечере у них в доме, куда был приглашен как друг Василия. Вот тогда-то заботливая мать и взяла его на заметку. И поставила в резерв. На всякий случай. Ведь тогда еще было рано действовать. Сима и Василий заканчивали школу, и их детская любовь, по мнению матери, не представляла никакой опасности. Да и будущее самого Кротова было тогда еще совсем неопределенным. Не то, что теперь. И теперь пришел тот самый случай. Может быть, единственный и последний шанс.
   "Вот она, Симочкина судьба!", -- взвыла Лукерья Демьяновна, и, забыв о "легкомысленных" конструкциях виадука, рванулась вверх. Мост задрожал, но она на это не обратила никакого внимания. Ей уже было не до себя. Все ее мысли теперь были только о симочкином счастье.
  
  
  
  
   -Защитничек ты наш! - взревела она, как пароходная сирена, останавливаясь перед курсантом. -- Доблестный моряк нашего военно-морского флота Юрий Булавкин, если я не ошибаюсь?
   -Так точно! - - отчеканил "доблестный моряк". -- Вы не ошибаетесь, Лукерья Демьяновна.
   А про себя подумал с беспокойством: "Такие дифирамбы зря не поют. Что-то надо этой бабке от меня?". Но тут же успокоился. Взять с него было нечего.
  
   -Судя по нашивкам, Юрочка, ты уже заканчиваешь училище?
   -Самая малость осталась! -- охотно ответил он.
   -Это хорошо! -- просияла Лукерья Демьяновна. -- А в наши края надолго тебя судьба занесла?
   -Всего на сутки.
   -Это плохо, -- огорчилась женщина.
   - Плохо, -- согласился Булавкин. -- Приехал ведь не на праздник, а мать спроведовать. Не здоровится ей.
  
   Лукерья Демьяновна задумчиво покачала головой. Было похоже, что она сочувствует Булавкину. Только мысль ее работала в другом направлении. "Ну, что ж,-- торопливо размышляла она, -- при хорошей организации и за сутки можно парня женить!".
  
   Придя к такому выводу, женщина оживилась.
   -Ты сейчас, наверное, домой, Юрочка? -- с нежностью в голосе спросила она.
   -Да. Я только с поезда. Надо одарить родителей своим появлением.
   -Какой ты внимательный сын! -- восторженно, со слезами умиления на глазах воскликнула Симина мама. -- А не найдется ли у тебя, Юрочка, времени одарить и меня, и Симочку тем же самым?
  
   Предложение было приятным и неожиданным.
   Юрины уши покраснели от удовольствия. Не приходилось сомневаться: его бывший друг получил отставку, и идет поиск замены. Но как ни радостно было это открытие?
  
   Он все же решил не предаваться эмоциям, а проверить свою догадку.
   - Сегодня... Сегодня... - - задумчиво произнес Булавкин. -- Пока то да се... А впрочем, если не возражаете, я загляну к вам вечерком вместе с Василием.
   Лукерью Демьяновну от одного имени кочегара аж внутри передернуло. Но в лице ее ничего не изменилось. На нем по-прежнему красовался растянутый в застывшей улыбке рог.
   -- Юрочка! -- вкрадчиво зарокотала она. - У твоего друга столько сейчас дел, столько дел... ему не до тебя. Он же ведь теперь кочегаром работает. Устает ужасно. Ты уж и не тревожь его понапрасну.
  
   Булавкин окончательно понял, что не ошибся в своих выводах.
   Старшая Семенова собиралась показать ему товар лицом. Только что она от него ожидала? Легкого флирта с дочерью? Нет, конечно. Какая-никакая, а она все-таки мать. Значит... И тут на его лицо легла тень задумчивости.
  
   Лукерья Демьяновна заметила это и почувствовала, что он колеблется. "Совестливый или боится?", -- подумала она, лукаво заглядывая в серые глаза молодого человека. Версию о совести она тут же отбросила, и колебания курсанта связала с его страхом перед Кротовым. Кочегар мог и по шее накостылять. На то он и кочегар. Дно жизни. И в этом обществе терять ему уже нечего.
  
   Но Булавкин боялся не за шею, а за свою свободу.
   Атака симиной мамы смущала своей бесцеремонностью. В состоянии ли он будет выстоять? Но жажда приключений, естественная для начинающего моряка, взяла верх. Да и велик был соблазн провести с Симой вечерок. "Ах, -- подумал он со свойственной молодости безмятежностью. -- Никого еще за один вечер не женили".
  
   И тень сошла с его лица.
   -- Договорились! -- весело согласился он. - - Часиков в шесть я к вам подойду. А пока -- до вечера!
   И Булавкин резво сбежал с лестницы.
   А Лукерья Демьяновна, глядя ему вслед с опасной высоты, на которую забралась сгоряча, решила про себя: "Чего-то он все-таки боится. И это хорошо! Боязливого легче уломать".
  
   ***
  
  
   Сначала Вася подумал, что вкусные запахи приснились ему. Но по мере того, как сон отступал, юноша поверил в их реальность и сообразил, что они попадают в комнату из кухни. Приподняв голову, он втянул носом воздух поглубже. Пахло настоящим праздником! Только по приглушенным женским голосам нельзя было понять: пируют там или только примеряются к этому делу.
  
   Но в любом случае спать расхотелось. Он соскочил с кровати и побежал в ванную. Пересекая коридор, мельком глянул на кухню. Женщины еще только готовились к пиршеству. Они заметили его и радостно вразнобой поприветствовали. А он, прежде чем закрыться в ванной, крикнул:
   -Кочегар не нужен?
   -Опоздал! Поезд уже ушел! - - за всех ответила Валерия.
   - Хороший у вас поезд! Прямо-таки из будущего -- без кочегара обходится!
  
   Вася шуткой ответил на шутку, даже не вдумываясь в свои слова. Осмысливать их он начал около умывальника.
   Может быть, действительно в будущем кочегары не нужны будут.
   Может быть, техника до этого и дойдет... после его смерти. А пока он и дома, и на работе выполнял только черную работу. Словно у него интеллект только к такой работе и приспособлен. Печка топилась дровами -- и к ней он таскал дрова, котел требовал уголька - и он бесперебойно должен был снабжать его этим топливом.
   Если вдуматься, то ему поручали лишь самую простую, самую "тупую" часть дела. А топили те, кто умел готовить, и те, кто знал, как надо держать пары в котле и еще при этом уголек экономить.
   Ну, понятно, дома оберегали его от лишней работы из любви к нему. А на паровозе?.. На паровозе, выходит, из трезвой оценки его возможностей. А что, Валерия, говорила о центростремительной силе?.. Вот-вот надо ее развивать. Надо в корне менять свое иждивенческое отношение к жизни, иначе с окраин в центр не переберешься...
   -- Василек! -- услышал он голос Валерии. -- К телефону тебя!
  
   Вася выскочил из ванной как ошпаренный.
   Чуть не сбив молодую соседку с ног, бросился в прихожую, где стоял телефон. Схватил трубку...
  
   Если бы человек мог светиться от радости, Кротов, наверняка бы, вспыхнул тысячеваттным светильником, а так он только просиял.
   - Слушай, где тебя носит целый день? -- без всякого вступления спросила Сима.
  
   Вася почувствовал по голосу, что она раздражена. Но у него самого было хорошее настроение. Отчего оно таким стало -- он и сам не знал. Возможно, так подействовал разговор с сестренкой. А, может быть, отдых оказался лучше всяких бальзамов. А, в общем, сейчас это его ничуть не занимало. Хотя, бесспорно, и праздничная атмосфера в квартире сказалась на общем самочувствии кочегара.
  
   Только, Валерия, не залезая ни в какие психологические дебри, перемену в настроении соседа определила просто: Симка звонит, и, помрачнев, ушла на кухню.
  
   Но и до соседки Васе не было никакого дела. Печаль ее осталась незамеченной. Он спешил решать свои проблемы, а для этого ему надо было пообщаться со своей подругой и попытаться настроить ее на мирный лад.
   -Целый день, Симочка, гулял по таинственному царству снов! -- бодро соврал он.
   -Спал, что ли?
  
   Смертельно уставшие люди снов не видят, а только отдыхают во сне, и на этот раз он сказал правду:
   -Без задних ног!
   -И это после того, так ты нагрубил моей маме? -- голос девушки дрогнул от гнева.
   - Я?!
  
   Вася с порога хотел отвергнуть такое обвинение, но вспомнил последнюю встречу с Лукерьей Демьяновной и понял, о чем идет речь. И сразу энергии в нем поубавилось. Теперь ее не хватило бы даже на одноваттную лампочку.
   -Я ей только туманно намекнул, - поскучневшим голосом начал он оправдываться, -- что собираюсь на тебе жениться.
   -Ты!? -- рассмеялась Сима. -- Да ты еще между небом и землей болтаешься! То-то она тут рвет и грохочет и неизвестно что мне пророчит. Соображаешь?
  
  
  
   Кротов молчал. Он вспоминал, как его кидало в тендере из стороны в сторону, и не было там ни земли, ни неба. Было одно ревущее месиво из угольной пыли, дыма и тумана...
   Вот и сейчас словно туман застлал глаза, только в ушах звенела тишина.
   -- Ты не обижайся, Вась,- нарушила затянувшееся молчание девушка. - Мама очень переживает за тебя. -- Она вздохнула только для того, чтобы показать, как страдает ее мать. -- На мне ли ты женишься, на другой ли -- одна стирка замучает бедную жену.
   - Так за кого же она все-таки переживает? -- рассердился юноша. -- За меня? За будущую мою жену? Или за тебя, боясь, что именно тебя одна стирка сгубит?
  
   -Вась, ты явно хочешь поссориться.
   -Ну уж нет! С тобой ссориться опасно! Вон ты как стиляге глаз залепила! До сих пор в радужном ореоле.
   В трубке зазвучали короткие гудки.
  
   "Обиделась, -- подумал Вася. -- Но и не сказать этого я не мог".
   Он долго стоял у телефона, надеясь, что Сима одумается и снова позвонит. Но аппарат безмолствовал. И Кротов поплелся на кухню.
   -- Может быть, вам все-таки нужен мужчина?
   Он не хотел, чтобы домашние заметили, какие кошки скребут у него на душе, и лицо, и голос постарался
сделать веселыми.
   -Кухня -- не мужское дело! -- сердито отрезала Валерия.
   -Ты чего это, Валя? -- удивилась ее мать.
   -Терпеть не могу мужиков в передниках и со счастливыми физиономиями толкущихся у плиты!- все так же сердито и не поднимая головы от сковороды, на которой пеклись блинчики, сказала девушка. -- Как начинается в кино такой идиотизм -- я сразу встаю и ухожу.
   -Выйдешь замуж, -- хитро улыбнулась Васина мать, -- начнешь мужа за руку на такие фильмы таскать.
   -Нет! -- твердо возразила Валерия. -- Я и замужем не буду своего супруга унижать немужской работой.
  
   -А что по-твоему -- мужская работа? -- с вызовом спросил Василий.
   -Мужская работа?.. - сверкнула черными глазами соседка. -- Вот на крыльце досочек не хватает... Взял бы и прибил их!
   -Я с удовольствием выполнил бы твое указание...Но где досочки взять? Может, ты подскажешь?
  
   Девушка скривила в надменной улыбке губы:
   -- Видишь, до чего ты опустился с этой Симой! Даже без бабьего совета никак обойтись не можешь. Прояви мужскую смекалку! Парень еще называется!
  
   И она, оставив сковороду с шипящим на ней блином, ушла из кухни.
   Так круто, так по-взрослому зло она еще никогда не разговаривала с Васей. Женщины притихли, а он обиженно проворчал:
   -- Я думал, вы тут на праздник собрались, а вы сошлись меня пропесочивать.
   - Да никто тебя не пропесочивает, -- сказала Александра Васильевна.-- Просто твоя Сима всем уже надоела... А девочка видит, как она над тобой измывается, и жалеет тебя... Вот и прет из нее что попало.
  
   Вася догадывался, что две взрослые женщины, две матери, недружелюбно относятся к Симе, но вслух об этом ему сказали впервые.
   -И что вы так не любите ее! -- воскликнул он в сердцах.
   -А ты назови нам, сынок, того, кто любит ее, -- печально вздохнула его мать.
  
  
   ***
   Сима не обиделась. Для нее оказалось неожиданным, что Василий знает про такое, и она просто испугалась. Страх был непроизвольным, безотчетным, и рука сама по себе нажала на рычаг автомата...
   Полчаса назад, увидев в своем доме расфранченного Булавкина, она сразу же связала его приход с хлопотами матери на кухне. Там дым стоял коромыслом, и девушке показалось, что разыгрывается комедия, шибко смахивающая на сватовство.
   Она забеспокоилась. Но вида не подала и в порядок себя привела, как приказала ей мать. Одела новый сарафан, на голубом фоне которого красовались яркие, красные цветы и цвета которого особенно шли к ее голубым глазам и пышным пепельным волосам.
  
   У Булавкина дух захватило, когда она такая нарядная вошла в комнату. Сима заметила это и еще выше подняла голову. А про себя подумала: "Вот возьму и женю тебя, Юрочка! Тогда будешь знать, как по девкам шастать".
  
  
   Только на душе у самой кошки скребли, и такая забавная мысль казалась ей совсем безрадостной. И Сима тут же, нисколько не раздумывая, жестко сказала:
   -- Пойду позову Васю!
  
   Мать опешила, а Булавкин только кисло улыбнулся.
   Несколько секунд длилось неловкое молчание. За это время Лукерья Демьяновна сообразила, что сейчас бессмысленно возражать дочери. Можно только все испортить этим. И вздохнув, предложила:
   -- Вы вместе с Юрой из автомата позвоните.
  
   Симе не составило труда догадаться, зачем к ней приставляют морячка. Но она согласилась. Все равно сбегать никуда ни собиралась - комедии ей нравились. Особенно веселые. А именно такую комедию она и настроилась разыграть...
  
   И вот Булавкин стоял рядом с телефонной будкой.
   Косые лучи вечернего солнца падали на его круглое, загорелое лицо, подбородок которого со временем обещал стать грубым и массивным. Он щурился, словно кот, и торжествуя, наблюдал, как колеблется она, как раздумывает: звонить или не звонить еще раз.
   В Симе шла внутренняя борьба. Девушка делала выбор. А он уже знал победителя. И как он ни прятал глаза под ресницами, Сима увидела их радостный блеск -- и не выдержала...
   Захотелось показать себя. Гордостью своей не поступиться.
   Еще выше вскинув голову, она вышла из будки и сухо бросила:
   -- Пошли!
   А в ней все кричало: знай, мол, наших! Последнее слово всегда за нами!
   И это Булавкин тоже понял. Он взял девушку за локоть. Такую вольность он позволил себе впервые, и с трепетом сердца ждал, как отреагирует на это спутница.
  
  
  
   Сима никак не отреагировала.
   И вот еще одна победа! Булавкин возликовал. В нем заиграло воображение. Он мигом представил весь вечер в деталях и Симу без лишних деталей. И не удержался -- сильно прижал девушку к себе. Она почти повисла в воздухе. Туфли едва касались земли. Идти так было неудобно и в то же время приятно. Не каждый кавалер вкладывал в свои чувства такую силу.
   Юная Семенова оценила внимание курсанта. Только прохожие немного смущали ее. Со стороны, наверняка, казалось, что она сама виснет на курсанте.
  
   Рассыпав смешок, Сима тихо попросила:
   -- Полегче... Не увлекайся...
   И по тому, как она засмеялась, как закатила глазки при этом, Булавкин понял, что ей самой это совсем не надо, а просьба такая вызвана всего лишь внешними обстоятельствами.
   -- Перетерпится! -- счастливо хмыкнул он и еще сильнее прижал ее к себе.
  
   Теперь Сима слышала дыхание кавалера. Оно было частым и жарким.
   Она догадалась, почему он так дышит. И залилась румянцем. Сначала это был румянец стыда. Но стыд быстро прошел, а лицо разгорелось еще больше. И сладкое томление стало разливаться но телу. Девушка поняла, что возбуждение спутника передается ей. Она попыталась отстраниться от Юры. Но силы были не равны. А избавиться от этого наваждения надо было. Не хватать же жадно открытым ртом воздух здесь на бульваре. Встав на цыпочки, она жарко прошептала в самое ухо морячка:
   -А вдруг Вася увидит?
  
   Он сразу же отпустил ее.
   -А разве твой Вася не дома?
   - У любви быстрые ноги, - - опять рассыпала она смешок и опять кокетливо закатила глазки.
  
  
   Когда они вошли в дом, стол уже был накрыт.
   Лукерья Демьяновна по лицам молодых сразу же догадалась, что кочегара не будет, а без пяти минут командир военно-морского флота, по всему видать, приятен дочери.
  
  
   Не тратя лимитированное время зря и не задавая пустых вопросов, она сладким голосом пропела:
   -- Присаживайтесь, гости дорогие, к столу!
   - Ты уж, мам, никак и меня за гостью принимаешь? -- засмеялась Сима, садясь.
   -- Как сейчас будешь дорогой гостьюшкой, - вздохнула мать, и в ее белесых глазах появились слезы. Выросли голубки. Отпочковываются. Свои гнездышки начинают вить!
  
   Булавкин подумал, что встревать в разговор о гнездышках ему совсем ни к чему. Приняв вид человека, полностью поглощенного делом, он неторопливо откупоривал бутылки с лимонадом.
   Сима же про себя упрекнула мать за очень энергичную речь в самом начале ужина.
   Сама же Лукерья Демьяновна, почувствовав, что слишком поспешно раскрывает карты и такими разговорами может вспугнуть "жениха", осеклась и неловко засуетилась, угощая молодых.
  
   Они чего-то пожевали из вежливости.
   Но аппетита не было, во время еды он не приходил, и разговора тоже не получалось. Атмосфера на дружеском ужине царила мрачная. Желанной комедии, на которую нацелилась Сима, не получалось. И тогда она решила переломить ход действия. Вернуть события на потешные рельсы.
  
   -- Что же это мы как на похоронах сидим! -- грациозно поднялась юная хозяйка и, качнув бедрами, уверенная в своей неотразимости, подошла к проигрывателю.
   На диске стояла ее и Васина любимая пластинка.
   Девушка нажала пусковую кнопку и поставила адаптер. Зазвучало "Утомленное солнце".
   Сима повернулась к единственному кавалеру. Окинула его насмешливым взглядом.
   -- Ну, выбирай, пока дамы не уснули!
  
   Булавкин вскочил на ноги и подошел к ней. По-хозяйски взял за талию одной рукой, а другую положил на обнаженное плечо. На гладкую, прохладную кожу. Под мягкие пепельные волосы. И в тот же миг зверь, дремавший в нем, проснулся. В глазах вспыхнул хищный огонь. Лукерья Демьяновна с восторгом подумала:
   "Клюет, голубчик, клюет!".
   А Сима потупила взор. Она понимала, что на уме у кавалера.
   "А ведь я тебя женю, Васенька... Тьфу, черт, Юрочка!", -- застучала в висках кровь.
  
   И покоряясь чужой воле и своему желанию, она сблизилась вплотную с партнером. Легкое томление стало разливаться в теле и в нем стал подниматься жар.
   Приятный, головокружительный...
  
   Лукерья Демьяновна видела, как пылают щеки молодых людей, и не в силах сдержать радости захлопала в ладоши, когда кончилось танго.
   -- На бис! На бис, дети мои! На бис! - закричала она и, резво подскочив к проигрывателю, поставила адаптер на начало пластинки.
  
   Теперь Юра, отбросив всякие церемонии, прижал Симу так к себе, что ноги их переплелись. Она только закатила глазки и стыдливо улыбнулась. Но он всего этого не мог видеть, потому что ее голова лежала на его плече. Зато от бдительной матери ничто не ускользнуло.
   Лукерья Демьяновна решила свое дело сделанным.
   -- Ну, вы тут поворкуйте, -- пропела она слащавым голоском, -- а я пойду к соседям -- покалякаю.
  
   Булавкин не мечтал о таком подарке. Планы у него были самые что ни есть скромные. Разве что немного поразвлечься с Симой. Как это и принято в хороших домах: немного эротики и никакого секса.
   Но уход старшей Семеновой круто изменил настрой курсанта.
   Еще звучало танго, а Булавкина уже била чувственная дрожь. Он живо представил Симу "без лишних деталей" и нетерпеливо посмотрел в глаза партнерши.
   Она отвела взгляд, но протеста никак не выказала. Тогда, обхватив обмякшее тело девушки, он попытался расстегнуть пуговицы на спине сарафана.
   Но руки дрожали, и пальцы не слушались.
   Юра понял, что "вслепую" ему не справиться с этим нехитрым делом и повернул Симу спиной к себе. Она вяло, как сонный ребенок, покорялась его рукам. Голова шла кругом и ее оглушал стук быстро идущего поезда. Тук-тук, тук-тук. Но это не кочегар Вася мчался к ней на всех парах, а всего лишь прыгал по пластинке адаптер.
  
   "Кончилась песня, и автостоп не срабатывает.,.", -- подумала она. И, как адаптер на бегущей пластинке, заметалась мысль в голове: "Автостоп не срабатывает... Автостоп не срабатывает...".
  
  
  
   И вдруг она живо представила, что сейчас может случиться...
   Она не боялась стать женщиной. Она давно уже в мыслях совершила тот грех, через который должна пройти любая девушка. Более того, она тысячу раз мечтала об этом грехе, но никогда не думала, что это вот так гадко произойдет. По сути дела, она продавалась заезжему морячку за цену, назначенную матерью, и была уверена, что мать уже готова предъявить ему счет.
  
   Эти мысли привели ее в чувство. Она с силой оттолкнула Булавкина. Чрезмерно возбужденный кавалер упал на пол и недоуменно посмотрел на партнершу.
   Ничего, кроме холодной решимости не уступать ему, он не увидел в ее глазах. Так просто от такого лакомого десерта Булавкин уже отказаться не мог. Он обнял ноги девушки и, осыпая поцелуями сарафан, жалобно заскулил:
   -- Ну, пожалуйста... Ну, что тебе стоит...
   -Ты, моряк, любишь треску под маринадом? -- спокойно спросила Сима.
   -Ах, к чему это сейчас? -- недовольно поморщился Юра.
  
   Но в этот же момент сильный удар по голове потряс его. Он не понял, что произошло, и застыл в страхе и удивлении. Какая-то красная жидкость текла по его лицу. Перепуганный кавалер лизнул ее языком. На вкус она была соленой, как кровь.
  
   -Что это? -- простонал Булавкин, бледнея.
   -Треска под маринадом, -- все так же спокойно сказала Сима. -- Поешь, моряк. Ведь тебе всего лишь и надо, что голод утолить!
  
   Он растерянно смотрел на осколки блюда, разлетевшиеся по полу, и куски рыбы среди них. В нем разыгралось воображение. Он представил, как огромная тарелка опускается на его голову, и заохал жалобно.
   Сима никак на это не отреагировала.
  
  
   -Нy, у тебя и шуточки, -- продолжая охать, Юра осторожно потрогал пальцами то место на затылке, где,судя по боли, была дырка или должна была образоваться шишка.
   Опустив руку, внимательно рассмотрел пальцы. Они были красными то ли от одного лишь маринада, то ли от маринада, смешанного с кровью.
  
   -Убить тебя мало за это! - - возмущенно прохрипел он.- Мало того, что ты мне форму испортила, ты же еще могла и голову мою искалечить!
  
   - Дети мои! Голубки! Не ссорьтесь! -- рявкнула Лукерья Демьяновна.
   Булавкин не заметил, когда она вошла. Ее появление ошеломило его еще больше, чем удар тарелкой по голове. Он загнанно смотрел то на мать, то на дочь. Обе они улыбались. Сима весело, а Лукерья Демьяновна вежливо. Если девушка считала, что спектакль окончен, и можно расходиться по домам, то умудренная опытом женщина думала иначе и была настроена на борьбу до конца.
   Не обращая внимания на жалкое состояние курсанта, она бодро тараторила:
   -- Дети мои! Посуда бьется к счастью! Голубчики,вы будете счастливы! -- Энергичным движением полной руки она смахнула слезу с ресницы. -- Вы разбили лучшее мое блюдо! И уж вам теперь без счастья оставаться никак нельзя! Что скажешь, моряк?
   - А что я скажу?.. -- поднимаясь с колен на ноги, задумчиво пробормотал Булавкин. -- Ваша дочь - энергичная девушка... Думаю, заслуживает моего внимания... Да и лучшее блюдо жаль, если так вот оно разбилось -- и никаких последствий... В общем, сдается мне: последствия должны быть - нам надо в темпе пожениться.
  
   Лукерья Демьяновна охнула и, схватившись обеими руками за сердце, опустилась на стул. Даже для нее, стремившейся к такому результату, решение Булавкина было как снег на голову.
   -- Ну, Юра, так сразу нельзя.., -- недоверчиво посмотрела она на гостя.
   Но, кроме маринада, на лице Булавкина ничего не увидела.
   -- Это ты еще не остыл...в себя не пришел.
  
   Он спокойно возразил:
   --А зачем тянуть? Молодые не любят такие дела откладывать надолго. Если вы согласны, то давайте и обтяпаем все по-быстрому.
  
  
   -Я-то согласна, Юрочка! А вот как твои? - зарокотала Лукерья Демьяновна, все еще не веря в счастье, так неожиданно рухнувшее на нее.
   -С моими дело хуже. Они против ранней женить бы. Это дело надо обтяпать от них тайком. А то здоровье мамы может ухудшиться... Я уже говорил вам, что она больна.
   -Юрочка! Я вас женю без твоих стариков, а потом поставлю их в известность. Родительницу надо беречь!
  
   -Ну, если вы все это берете на себя...
   -Беру, Юрочка! Беру! А ты иди на кухню и вымый голову. Будем обсуждать детали, а голова под маринадом, дети мои, для такого дела не годится.
  
   И когда курсант вышел, она, сияя от счастья и уже веря в это счастье, шепнула дочери:
   -- Вот он наш бычок на веревочке! Теперь никуда не денется!
   *************************************************************
  
  
   3.ПОХИТИТЕЛИ КРАСОТОК

***

   Старенькая "Овечка", на которую попал Мелихов, больше стояла, чем ездила, и он, как только понял, что работать теперь придется в основном в пределах станции и не надо будет до умопомрачения перелопачивать уголь, так сразу же и прикипел к машине всей душой.
  
   Без понукания и подсказки тщательно протер старушку от скатов до брюха.
   "Овечка" сразу же помолодела, а сам Мелихов повеселел. Паровоз еще смотрелся неплохо, и трудиться на нем было незазорно.
   Придя к такому выводу, Веня тут же начал устраиваться поудобнее. Больше всего ему понравилось место помощника машиниста. Оно показалось кочегару поистине царским. С него, как с трона, можно было свысока посматривать на простых смертных, особенно тех, кого нелегкая носила по путям.
   И Вениамин быстро освоил сиденье помощника. Тот, очевидно, будучи человеком малотщеславным, без особой необходимости кочегара не беспокоил.
  
   Вот так и получилось, что Мелихов сидел не на своем месте в то время, когда "Овечка" тяжело тащила длинный состав вдоль высокого деревянного забора, отделявшего железную дорогу от бульвара.
   Как это и полагалось помощнику, Мелихов зорко смотрел вперед и еще при этом успевал поглядывать по сторонам, высматривая своих знакомых. Он, как и всякий умный юноша, был не дурак и понимал, что не человек красит место, а место красит человека. И не только красит, но и создает ему уважение. Петров Ванька, который кочегарит, в лучшем случае зовется Иваном. Но тот же Петров, что на место машиниста сел, уже величается Ван Ванычем.
   Веня полагал, что и дновцы -- не дураки и во всем этом разбираются не хуже его самого, и, чтобы выглядеть в их глазах на все сто, он даже кепку снял.
   Настоящие стиляги вообще в обычной жизни пренебрегают головным убором. Только грязная работа заставляла Мелихова пользоваться им. Кепка хоть как-то защищала шевелюру от угольной пыли.
   Да вот на что ради форса не пойдешь, и Веня решился рискнуть прической.
  
   Однако паровоз уже подползал к виадуку, а ни одного знакомого на бульваре не было. Кочегар хотел было водворить кепку на место, как вдруг увидел возле дырки в заборе двух женщин с чемоданами. В одной из них он сразу же узнал Симу, а по поведению дам без труда догадался, что они собираются перейти дорогу в неположенном месте.
  
   В это время паровоз три раза гуднул и остановился. Веня глянул вперед. Вдалеке горел красный сигнал. "Ах, ты черт!", -- проворчал кочегар.
  
   А женщины, увидев, что состав встал, начали торопливо пролезать в дыру в заборе. Веня еще раз глянул на далекий красный и его осенило...
   Он не держал зла на Симу, но под глазом еще кое-что напоминало ему о ночном приключении с ней, и так просто забыть обиду Веня не мог.
  
   Без всякого злорадства, скорее с большим удовольствием, он наблюдал за женщинами. Когда они преодолели первое препятствие, на их пути оказалось второе: глубокая и сухая канава. Они почти играючи скатились в нее вместе с чемоданами, но, оказавшись на дне, беспокойно заметались.
  
   Мелихов ехидно улыбался.
   Большие чемоданы помогали движению вниз, но мешали выбраться наверх.
   Однако побитый ухажер не сомневался, что это препятствие Семеновы преодолеют. И как только они вылезли на железнодорожное полотно, в кочегара словно бес вселился. Он подскочил к машинисту!
   Кузьмич! - - крикнул он весело. - - До сигнала еще сто с лишним метров!.. А ты чего остановился?!
   -Проезд запрещающего сигнала -- преступление перед законом! А недоезд никак не карается! -- назидательно заметил старый механик.
   -Не играй труса, Кузьмич! Не занимайся перестраховкой! Все равно дальше пенсии тебя уже никуда не пошлют!
  
   Старый Кузьмич всю жизнь ненавидел перестраховщиков и ничего общего с ними не хотел иметь. Он зачем-то громко крякнул, словно собирался состав тащить на себе, и, мощно прогудев, потянул поезд вперед, до красного огня.
  
  
   Обе женщины с беспокойством глянули в "хвост" товарняка. Но хвоста не было видно, а состав полз еле-еле.
   - Надо возвращаться, - - сказала Сима, - - и идти той дорогой, которой ходят все нормальные люди.
   - Нет уж!- запротестовала Лукерья Демьяновна.- Обратно через канаву и дыру я не полезу.
   -- А, может быть, мы вообще зря в это дело влезли?-- вздохнула Сима.
  
   Мать поняла к чему она клонит и прикрикнула на нее:
   - Хватит ныть! Ты уже и так дома засиделась!
   -- Если бы ему надо было, он давно пришел бы.., -- не сдавалась дочь. -- А то ведь сегодня даже не появился у нас.
   - Конспирацию соблюдает! Человек военный и знает, как это дело делается.
   -- Если бы он хотел действительно жениться -- наплевал бы на конспирацию!
   -- Дуреха! Какой парень хочет жениться?! Разве что уж совсем который того. А нормальный за свою свободу держится. И тут все зависит от твоей активности. Напора твоего. Если бы я была такой слюнтяйкой, как ты, тебя бы до сих пор на свете не было!
  
   В это время поезд остановился.
   Женщины одновременно посмотрели направо и налево и поняли, что обойти товарняк вместе с чемоданами им не под силу.
  
   Младшая Семенова кисло улыбнулась и посмотрела на часы.
   -- Вот и кончился наш бег с препятствиями, -- вздохнула она то ли разочарованно, то ли облегченно.
   Старшая в это не стала вникать.
   -- Не паникуй! -- сурово сказала она. -- Полезем под цистерной!
   - Не пролезешь ты... Давай уж сигай через нее, тут хоть лестница есть.
   Лукерья Демьяновна смерила взглядом цистерну. Высота показалась ей большой, а лестница крутой. Но время шло, и чего не сделаешь ради счастья любимого чада.
   И все же...
   -А если я по-пластунски.., - неуверенно предложила она.
   -И по-пластунски габариты тебе не позволят, -- насмешливо посмотрела на нее дочь.
   -- Смеяться потом будешь... когда замуж выйдешь! А сейчас подсаживай!
  
   Лукерья Демьяновна поставила чемодан на землю и двумя руками вцепилась в лестницу. Сима тоже избавилась от своей ноши и помогла матери взобраться на цистерну.
   - А приданное свое передашь под вагоном! -- скомандовала та и, собравшись с духом, полезла было вверх.
   Но паровоз опять загудел... Цистерна дернулась и поехала!
   В Лукерье Демьяновне все внутри опустилось, словно оборвалось.
   -- Симушка! -- взвыла она.
   - Прыгай! -- крикнула девушка.
   Но старшая Семенова только сильнее вцепилась в лестницу.
   Сима поняла, что мать не прыгнет, и, чтобы не оставлять ее одну наедине с опасностью, не мешкая, бросилась вдогонку...
   Вскоре они были рядом. Так и поехали, плотно прижавшись друг к другу и к черной от мазута цистерне.
  
   ...............
   Мелихов сиял от счастья и наслаждался этим зрелищем.
   Механик заметил, что самозванный помощник смотрит не в ту сторону, куда ему полагается при движении смотреть, и крикнул:
   -- У тебя все нормально, Веня?
  
   На железной дороге всякое бывает. Могла, к примеру, дымить букса, и кочегар мог смотреть на дым и по неопытности помалкивать. Именно это или что-нибудь подобное имел в виду машинист, задавая свой вопрос.
  
   А Веня, повернувшись к нему, весело сверкнул глазами:
   -- У меня все нормально, Кузьмич! Давай рули прямо в пенсию.
   И, соскочив с места, схватил лопату.
   - А- ну-ка, Коля, похлопай дверцей! -- приказал он помощнику. - - Я сейчас парок подниму у этой старушки, чтоб Кузьмичу легче было ехать на заслуженный отдых!
  
   Помощник машиниста "хлопал дверцей" и, глядя, как кочегар ловко бросает уголь в топку, удивлялся: почему это Ваню гоняют с паровоза на паровоз?
  
   ...............
   Булавкина с самого утра так и подмывало позвонить своему бывшему другу. Теперь он уже окончательно отнес Кротова к бывшим друзьям. Рубикон остался позади.
   На прощанье надо было только хорошенько хлопнуть дверью. Зачем это надо было -- Булавкин и сам не знал. Скорее всего, грубая зависть правила им. Уж больно кололо самолюбие, и теперь, и раньше, то, что смазливая Сима предпочитает курсанту мореходки обычного штатского.
  
   И если он не звонил пока, то лишь от страха, что старый друг с ходу раскусит его и разрушит хитро задуманный план.
   Впрочем, хитрым план казался только самому Булавкину. А так все было до омерзительного просто. Вчера вечером он пообещал Семеновым увезти Симу с собой, а сам сегодня -в кусты. Да не в переносном смысле, а в прямом.
  
   В конце бульвара желтели заросли акаций, и курсант затаился в них. С того места, где он стоял, театр действий был виден, как на ладони. С величайшим злорадством Юра наблюдал, как Семеновы спешили на автобус, у которого их никто не ждал.
  
   А когда события стали разворачиваться не по "хитрому" плану, и поезд провез мимо Булавкина перепуганных женщин, Юра впал в эйфорию. Он выскочил из кустов и, прыгая на полусогнутых ногах, дико вопил: "У-у-у!".
  
   Он даже на какое-то время забыл про счастливого соперника. Но вспомнив о нем, бросился к ближайшему телефону-автомату. Тому самому, из которого Сима накануне звонила Васе...
  
   ....................
   В это время Кротов уходил в поездку. Еще несколько секунд -- и разговор не состоялся бы. Но Василий не успел перешагнуть порог - - зазвонил телефон. И первая мысль была о Симе. Ее рабочий день кончился...
  
  
  
   Он схватил трубку... Но услышал мужской голос -- и сразу же узнал Булавкина.
   -Юра! Булавкин! Откуда ты звонишь? -- обрадовался Василий приятелю.
   -Из автомата вестимо, - спокойно ответил друг.
   -Да нет, я имею в виду другое: ты в Дно или не в Дно? И если ты здесь, то почему не заходишь?
   -Делом был занят, -- хохотнул Юра в трубку. --Жениться собирался.
   -Вот как?!
   -Вот так... А теперь уезжаю.
   -Что-нибудь случилось?
   -Тарелка разбилась, -- печальным голосом произнес Булавкин. -- И ты понимаешь, действительно, посуда бьется к счастью. Сразу начинаешь соображать, какой счет за разбитые мечты предъявить!
   -Может быть, мне битой тарелки не хватает, но что-то я не очень тебя понимаю...
   -Да ты не вникай в детали. Ты лучше спроси: на ком я чуть было не женился?
  
   Что-то нехорошее почувствовал Василий в словах Булавкина и в тоне, с каким тот произносил эти слова, и уже без прежней беззаботности сказал:
   -Тебе жить -- тебе и выбирать. Это меня не должно волновать.
   -Э... не спеши. Если я скажу: кто она -- тебя это очень даже взволнует.
   -- Заинтриговал. И кто же она?
   - Наша общая знакомая: Семенова Сима.
   --Разыгрываешь?
   -- Ее разыграл, а тебе чистую правду говорю. Приходи на виадук, на чемоданы их с моста полюбуешься. Так бедняжка замуж рвалась, что на первом попавшем товарнике укатила и про приданое забыла.
  
   До Василия многое дошло.
   -- А тебя-то я там встречу? -- холодно спросил он.
   - Ну что ты, друг! -- рассмеялся Юра. -- Зачем нам теперь встречаться...
   -Жаль...
   -Не огорчайся, друг! Утешься советом, который я тебе дам. Ищи себе достойную пару! А Сима глупа и на передок слаба.
  
  
  
   Кротов грязно, как последний паровозник, выругался и бросил трубку. Раньше он никогда не хлопал дверью, но на этот раз так ее закрыл, что она чуть с петель не слетела. Но даже рухни она за его спиной - он не оглянулся бы. Просто не заметил бы этого...
  
  
   ***
   А старенькая "Овечка", напрягая все свои силы и устало грохоча железом, набирала скорость. Удовлетворенный Мелихов бросил лопату в лоток и, подскочив к окну, посмотрел на женщин. Разрезаемый составом воздух налетал на них могучими вихрями, и, казалось, вот-вот сдует с цистерны. Такой оборот дела никак не устраивал кочегара. Ему всего-то лишь и хотелось прокатить этих дам с ветерком... Но не с таким, чтобы потом из-за них коротать свою молодость у параши.
  
   Веня подскочил к механику,
   - Кузьмич, ты куда разогнался?
   Машинист блаженно улыбнулся. Он заметил тревогу кочегара, и она доставила ему удовольствие.
   - Как куда? - спокойно изрек он. - В парк, конечно. На пенсию мне еще рано!
   -Но в парк тем более незачем спешить! -- волновался Веня.
   -От тебя энтузиазмом заразился! -- весело глядя вперед, сознался механик.
  
   Веня понял, что Кузьмич в ударе и просто так, без особых причин, скорость не сбросит. И тогда он решился сознаться в содеянном и прояснить машинисту ситуацию.
   -- Послушай, Кузьмич, -- начал он издалека, -- а что тебе будет, если человек свалится с поезда?
  
   Веселый кочегар нравился Кузьмичу и старый машинист решил показать этому салаженку, что тоже обладает чувством юмора.
   -- Это смотря с какого? -- философски заметил он.-- Если с поезда Москва -- Владивосток, то только ознакомят с приказом...
  
   Мелихов не выдержал и нервно крикнул:
   -- С нашего, с нашего! У тебя на цистерне пассажирки висят!
  
   Кузьмич, прикидывался, что не мечтает о пенсии. На своем паровозе он стремился к ней, и застрять по пути на заслуженный отдых в каком-нибудь далеком от родного дома месте, ему, естественно, не хотелось.
  
  
  
   Старый машинист побледнел и потянулся к ручке тормоза.
   -- Не тормози резко! Помни закон Ньютона! -- поспешно предупредил Веня.
  
   Кузьмич всю жизнь проработал на паровозе, но о законе Ньютона слышал впервые.
   -Это какой такой закон? -- растерянно посмотрел он на кочегара.
   -А тот самый, по которому если разгонишься, то сразу не остановишься.
   -Этот закон я и без Ньютона знаю, -- сердито огрызнулся механик и начал аккуратно останавливать состав.
  
   Он вложил все свое искусство машиниста в эту остановку, всем сердцем желая, чтобы она не была последней перед долгожданной пенсией.
   И как только поезд встал, механик потрусил к Мелихову. Веня, боясь возмездия, сиганул из кабины на землю. А Кузьмич первым делом посмотрел из его окна на женщин, и гнев действительно вскипел в нем.
   - Я же тебя, дурака, спрашивал: у тебя все нормально? А ты мне что сказал?
   -- Я и сказал, что у меня все нормально! И хоть ты меня и дураком обзываешь, но это -- истинная правда!
  
   Веня обиженно отвернулся от машиниста.
   Но Кузьмич распалился не на шутку. Он еще больше высунулся из окна, и, гневно глядя на кочегара с высоты будки, запальчиво воскликнул:
   -Это... с какой стороны посмотреть!
   -Смотрите с любой! -- невозмутимо заявил Мелихов, пряча шевелюру под кепкой.
  
   Он не без оснований считал, что она, шевелюра, действует на отсталого механика, как красная тряпка на быка.
  
   Кузьмич, которому в тот момент было не до прически кочегара, невольно обратил на нее внимание. И вспомнил об армии, где наголо стригут таких салажат и постепенно делают из них людей.
   -Тогда почему ты не служишь? -- сурово спросил он.
   -Потому и не служу, что и с этой стороны у меня все нормально. Я ведь человек, Кузьмич, а не служебная собака.
   -Тьфу ты! - поморщился Кузьмич. -- С вами, стилягами, невозможно разговаривать!
   - А ты не разговариваешь, а бранишься!.. Поэтому и разговора у нас не получается.
  
   Кузьмич принял этот упрек без обиды.
   - Ну ладно, -- примирительно махнул он рукой. --Ты чем огрызаться, что человеку как раз и негоже делать, лучше сбегай -- бабам помоги. А то они со страху так прилипли к цистерне, что их теперь снимать оттуда надо. Да не оторви вместе с металлом! Сила-то у тебя есть,а ума,как вижу,нема.
  
   ...........................
   Семеновы действительно перетрусили до смерти и продолжали висеть сбоку на цистерне, пока не увидели бегущего к ним паровозника. Лукерья Демьяновна сразу вспомнила, что за хождение по путям полагается штраф, а за проезд на товарняке --и того хуже, и лениво бегущего к ним железнодорожника тут же связала с незапланированными материальными потерями.
  
   Один страх начисто нейтрализует другой.
   Лукерья Демьяновна тяжело спрыгнула на землю и, крякнув, как это делал старый Кузьмич, которого она и знать-то не знала и в глаза никогда не видела, бросилась бежать вдоль путей к своим чеподанам. Сима в одно мгновение присоединилась к матери.
  
   Мелихов, увидев, что в его помощи дамы не нуждаются, остановился и мощно свистнул. Подхлестнутые свистом, дочь и мать прибавили немного в скорости и так, в бодром темпе, добежали до конца поезда. И только здесь Лукерья Демьяновна осмелилась оглянуться.
   За ними никто не гнался. Женщина с бега перешла на шаг.
   Сима сделала то же самое, и они пошли рядом,обе тяжело дыша.
  
   Мать, не теряя времени, принялась отчитывать дочь.
   -Из-за тебя, нескладная, увозюкались! Плащи теперь ничем не отчистишь. Сама бестолковая и меня вечно с толку сбиваешь! Под поезд надо было лезть, как я говорила!
   -Не хочу я еще под поезд...
  
   В глазах Симы стояли слезы. И мать вдруг поняла, о чем думает дочь. До нее наконец дошло, что автобус, к которому они так спешили, ушел не только без Симы, но и без Булавкина... И не потому, что этот стервец ждет и не дождется ее единственную, любимую дочь.
  
   Лукерья Демьяновна почувствовала себя усталой, совсем разбитой. Совсем старой. Она опустила голову, как это давно уже сделала Сима и поплелась еле-еле.
  
   ***
   Мелихов был в восторге. Месть удалась прекрасно! На лучшее он и рассчитывать не мог. Об одном только сожалел побитый ухажер, что Сима его не узнала. Но она еще узнает его! По пути к паровозу мститель с "Овечки" прикидывал в уме, как все, что "узнает она", он распишет друзьям и знакомым. Получалось здорово. Фантазия работала на полных оборотах, и стиляга счастливо улыбался своим мыслям.
  
   В таком радужном настроении и застал кочегара начальник отдела кадров.
   За недолгую жизнь работяги Мелихов успел усвоить, что появление начальника ничего хорошего не сулит, и сразу поскучнел. Но Сазонов успел заметить его нерабочее настроение. Труд кочегара был не из легких, и только дурак мог чувствовать себя на такой работе счастливым.
   Начальник решил разобраться, что к чему, и остановился под паровозной будкой.
   -- Что у вас тут происходит, Петр Кузьмич? --строго спросил он машиниста.
  
   Старый механик в мгновение ока спустился на землю и загнанно огляделся по сторонам. На железной дороге все было спокойно. Все было как и должно быть.
   И Кузьмич растерянно пробормотал:
   -- А у нас ничего не происходит, Кирилл Петрович!
  
   Мелихов отметил про себя, что его шеф здорово теряется при начальстве и чертовски боится начальства.
   -Тогда почему вы здесь стоите? - продолжал допрос кадровик.
   -Здесь? -- скучным голосом переспросил Кузьмич. -- Ах, здесь! -- он посмотрел себе под ноги. - Так перед вами, Кирилл Петрович. Из уважения... как лист перед травой...
   -Я не про это... Я про состав. Почему вы остановили его здесь?
   -Ах, вы про состав! -- облегченно вздохнул Кузьмич, словно тяжелую ношу сбросил с плеч. - Вынужденная остановка, Кирилл Петрович... Пришлось... Вот из-за этого! -- Он ткнул пальцем в сторону Вениамина. -- Показалось ему, что букса дымит... Вот и встали. Посмотрели. Букса в полном порядке.
  
   -- На железной дороге лучше пересмотреть, чем недосмотреть! - одобрительно глянул на Мелихова Сазонов и спросил у него. -- А как вы оказались на маневровом?
   - Я-то? -- Веня не ожидал, что это заинтересует кадровика, и, не зная, что ответить, растерялся, и начал сбивчиво объяснять: -- В порядке перевода... Эта самая... Людмила Павловна распорядилась.
  
   "Да чего это я дрожу не хуже Кузьмича?" -- со злостью на себя подумал он и, набычась, задал встречный вопрос:
   -А почему вы заинтересовались?..
   -На маневровых у нас, обычно, работают люди пожилого возраста.
   -А этот? -- Вениамин кивнул головой в сторону нестарого помощника машиниста, который слушал их разговор, высунувшись из окна будки.
   - Этот? - Сазонов посмотрел вверх на парня. -- Этот дисциплинарное наказание отбывает.
   -Тогда считайте, что я тоже наказан!
   -Ну, если вы так хотите.., -- улыбнулся кадровик.
   - Очень хочу! -- весело перебил его Мелихов. - И наказание это -- мне по душе!
   -- А ты, Петр Кузьмич, как считаешь?
  
   Машинист крякнул раза два, выдержал паузу и неторопливо, подбирая каждое слово, сказал:
   --Сдается мне - наговаривает он на себя... А так парень -- смышленный... даже закон Ньютона знает.
  
   Сазонов удовлетворенно кивнул, словно ничего другого и не ожидал услышать.
   И пошел своей дорогой.
  
   Кузьмич долго смотрел вслед кадровику.
   Когда расстояние между ними стало достаточно большим и Сазонов не мог его слышать, машинист сердито проворчал:
   -- Ишь, прыщ пучеглазый... Видишь ли, помешали ему... не там встали...
  
   Мелихов пропустил мимо ушей слова механика. Его переполняли совсем другие эмоций. Он протянул руку для рукопожатия.
  
   -- Ты чего это? -- удивился тот.
   -От имени чуваков хочу вам, Петр Кузьмич, выразить искреннюю благодарность!
   -А-а, вот ты о чем! -- механик задумчиво посмотрел на кочегара.- Ты тут ни при чем. Это я ради себя... Вдруг, думаю, дураку стукнет в голову объяснительную потребовать... А по мне, Мелихов, лучше уголь рыть, чем что-нибудь писать. У меня два класса, третий - - коридор... Вот так-то, Ньютон чумазый...
  
   Так ли это было или иначе, тo ли он думал, что говорил, или совсем другое - Мелихов в это не вникал. Настроение его от таких слов ничуть не испортилось. Руки заскучали по работе. И как только "Овечка" остановилась в положенном для этого месте, он схватил кипу концов, слез с паровоза и стал обходить машину, выискивая на ней подзапылившиеся места. С большим удовольствием возвращал он им прежний блеск. Дело это не тяготило сегодня ни душу, ни мысли. Постепенно он размечтался о разных разностях и даже не заметил, как вспомнил Валерию.
   И вдруг Мелихову показалось, что не зря она приходила и тяжелый труд кочегара не зря заинтересовал ее...
   Веня обошел паровоз еще раз. Потом отступил на несколько шагов от "Овечки" и полюбовался ею. Такую технику не грех было показать Вале...
   -- Кузьмич! -- окликнул Мелихов задремавшего у своего окна механика. - А что если я одной девчонке покажу нашу "Овечку"?
   -- Ну, если на ней есть что посмотреть -- давай приглашай!
   -А чего... машина, как машина...
   -Да я девчонку имею в виду!
   -А девчонка... А девчонка, Кузьмич, что надо! Только вот задавала... Вы уж ей, Петр Кузьмич, не говорите о том, что на маневровых работают одни нерадивые.
  
   Старый паровик рассмеялся.
   -- А где они не работают, Ньютон! Ты сам об это не проболтайся! А мы себе -- не враги.
  
  
  
  
  
   ***
   Чемоданы на путях Вася увидел, не поднимаясь на виадук.
   Бредущие понуро женщины были от своего багажа уже в нескольких шагах. К одной из них, кроме ненависти, в душе Кротова ничего не было. Другую он почему-то жалел.
   Наверное, еще любил.
   Но любовь не терпит никакой двусмысленности. И уж совсем ни к чему ей сплошной туман. Даже в самой затуманенной слезами любви должен быть просвет.
   Беспросветная любовь обречена. И смерть ее неизбежна. Страшная смерть. В муках и страданиях.
   Но почему жизнь так несправедлива?
   Он же ничего еще не сделал. Ни плохого, ни хорошего. Он еще, как ангел в раю. Никакой грех еще не отяжелил его душу. А жизнь за одним ударом нанесла второй...
  
   На паровоз Кротов заставил себя подняться большим усилием воли. Не только работать - и двигаться не хотелось. Кочегар исподлобья глянул на старших товарищей.
  
   Лебедев сидел на своем месте, рассматривая какие-то бумаги со следами мазута на них. Следы мазута виднелись и на лице Степана. Похоже, помощник был всецело поглощен регулировкой эжектора. "Эх, никому до тебя дела нет. Хоть сдохни!", -- совсем поскучнел Василий и нехотя буркнул:
   Здравствуйте!
   Здрасти, здрасти! --не отвлекаясь от своих дел, вразнобой ответили машинист и помощник.
  
   "Даже не глянули на меня... Эх, жизнь! Пока уголек рыть не надо, кочегар никому не нужен. Эх!". Вася тяжело опустился на табурет, закутался в дежурную фуфайку и предался своим переживаниям.
  
   До чего же приятное дело, оказывается, переживать! Раньше он этого никогда не замечал. Словно на ноющий зуб нажмешь. И сладко, и больно. Так бы вот и сидел всю жизнь в теплой фуфайке у тёплой фронтальной стены котла. Главное, чтоб никто не трогал, не докучал.
  
   -- Как жизнь молодая?
   Эх, Степан, тебе только бы языком цокать.
   -- Ничего.., - вяло откликнулся Кротов, не желая отвлекаться от своих переживаний.
  
   -Ничего -- пустое место! -- встрял в разговор Лебедев и из-под очков посмотрел на кочегара. - Ты поконкретнее, Кротов, скажи!
   -А зачем вам конкретнее? - с вызовом спросил Вася. -- У вас и без меня своих дел по горло.
   -- Дел хватает, -- спокойно согласился Игорь Дмитриевич. - Только вот тебе, Кротов, все наши дела до фени! Мне уж было показалось, признаюсь, что ты неотступишься. А ты пришел как вареный.
   - Да откуда вы знаете, какой я пришел? -- рассердился Вася.- Вы на меня за все время, что я на паровозе, только сейчас и посмотрели.
   - Мы на тебя насмотрелись, пока ты к паровозу шел! - повысил голос машинист. - Мужик ты дюжий, черной работы не боишься, а смотреть на тебя до чего ж было тошно.
  
   Кротов покраснел, а Лебедев сурово продолжал:
   -- С чем ты пришел на паровоз? С таким настроением и с таким настроем в дорогу не отправляются. Что прикажешь мне, как командиру, как лицу, которому государство доверило безопасность движения, делать? Я должен быть уверен в своих людях! А я сегодня в тебе не уверен.
   - Что ж, хотите от поездки меня отстранить? --обиженно проворчал Кротов, думая о том, что уж если не повезет, то...
   -Да, хочу!
   -Ни к чему это, Игорь Дмитриевич! -- вздохнул кочегар. - - И без того невеселая картина получается...Мне ведь в школе как жизнь-то расписывали... Все дороги передо мной открыты. А сунулся в институт, меня побоку. Пришел к девушке -- она меня тоже побоку, потому что в институт не попал... И весь мир для меня сузился вот до этой единственной двухрельсовой, но зато железной дороги.
  
   У Лебедева на скулах заходили желваки.
   - Ты, Кротов, нас со Степаном не обижай. Железная дорога нас кормит. И может статься так, что она будет и твоей судьбой. Не знаю, тщеславен ты или нет, но по ней, по двухрельсовой, можно дойти хоть до министра. Все зависит от тебя самого. Скиснешь -- под откос к пивному ларьку покатишься. Выдюжишь, устоишь -- и тебе далеко шагать!
  
   Он аккуратно сложил бумаги. Засунул их в карман гимнастерки. Туда же положил очки. Встал.
   -Что скажешь: какой поезд брать? -- спросил машинист у кочегара.
   -Берите потяжелее... Я ведь не против тяжелой работы... Мне она сейчас, наоборот, позарез нужна... Так что зря вы на меня набросились.
  
   Лебедев скупо улыбнулся и ушел.
   -- Ты, как Маяковский, -- сказал Степан. - Того от неразделенной любви тянуло дрова колоть, а тебя -- уголь перелопачивать.
   -- А ты откуда знаешь? -- насторожился Вася.
   - Про Маяковского-то?.. В десятый класс вечерней хожу.
   -Ты не хитри!
   -Ну, ты же сам сказал, что она тебя побоку... Ей-бо, больше ничего не знаю.
   -Вася промолчал. А Степан после небольшой паузы мечтательно вздохнул:
   -Первая любовь, наверное, самая романтическая и остается на всю жизнь в нас... Что, тоже была несчастной?
   -Тоже...
  
   В это время на паровоз поднялся машинист.
   -- Ну, ребятушки, поработать придется от души! Состав дали во! -- И Лебедев, сжав кулак, озорно оттопырил большой мозолистый палец.
   А Вася, глядя на довольного механика, с грустью подумал: наверное, хорошо человеку жить, когда ему уже не до любви и на уме -- одна работа. Эх, дотянуть бы до этих лет...
  
   ***
   Лукерья Демьяновна с вечера закрыла ставни, чтобы шум ветра и мерцающий свет звезд не мешали спать. Но сон, несмотря на тишину и густую темноту в доме, не шел никак. А тут еще комар привязался. Он угрожающе пищал над ней, а она не решалась протянуть руку, чтобы отогнать его. Она боялась, что он перелетит к дочери,- и разбудит Симу.
   Мать не была уверена, что Сима спит, но ей хотелось в это верить. "Уж лучше бы ты, паразит, в меня впился! Напился бы кровушки моей и отвязался бы", -- бранила про себя Лукерья Демьяновна безмозглое насекомое за его тупую настырность.
  
   А слезы стояли в глазах, и комариный писк переполнил чашу терпения.
   Она тихо шмыгнула носом. И сразу же убедилась, что дочь не спала, а мучилась в темноте, как и она сама.
  
   Сима встала. Босиком прошла в кухню. Включила там свет.
   Предчувствие большой беды охватило мать. С замиранием сердца она стала прислушиваться к звукам на кухне... Тихо коснулась пола переставленная табуретка... И опять воцарилась тишина. Тягостная. Зловещая. Лукерья Демьяновна больше не могла лежать и вышла к дочери.
   В одной рубашке Сима сидела на табуретке, обхватив голову руками. Сердце матери сжалось от боли.
   - Не плачь, девочка.., - жалобно простонала она. -- Я проучу этого стервеца! Я покажу ему, как позорить наш доблестный военно-морской флот! Я дойду до самого высокого начальства! Я с ними поговорю!..
  
   Сима подняла лицо и, вошедшая было в раж, Лукерья Демьяновна осеклась. Глаза дочери были сухими.
   Я поеду! -- сказала она тихо, но решительно.
   К нему?! -- всплеснула руками удивленная мать.И тут же сообразила, что сказала глупость, и, переосмыслив слова Симы, дошла до их страшной сути. -- Ты, что же, от меня надумала уехать?.. -- растерянно произнесла она и вдруг гневно закричала: - Сейчас же ложись спать! Я тебе помаюсь дурью! Вот как за волосы оттреплю!
  
   Она решительно двинулась вперед, но Сима не шелохнулась.
   -- Перестань командовать мной! -- устало потребовала она. - Я съезжаю с твоей жилплощади. Теперь сама буду на хлеб зарабатывать и сама буду командовать собой.
   Она вернулась в спальню и начала одеваться.
   Мать, пораженная ее упрямством, застыла посреди кухни. Все, ради чего она жила, к чему стремилась, рушилось в одночасье. Разве так уж это все неизбежно? Разве нельзя было все поправить и жить по-прежнему?
  
   Лукерья Демьяновна подбежала к Симе, грохнулась на пол и, ударилась в него лбом, словно отвешивая поклоны живой иконе, истошным голосом запричитала:
  
  
   -- Симочка, я же вырастила тебя!.. Ведь у меня нет никого кроме тебя... Никого на этом свете!..
   - Я и буду у тебя. Я же не умирать еду. И горевать тебе пока не о чем. Пока у тебя здесь все хорошо, -- продолжая одеваться, сказала дочь.
   -Симочка, да что ж ты так со мной-то?.. Ведь я всю жизнь только для тебя и старалась, все до последней копейки только на тебя и тратила.., -- мать отчаянно закачалась из стороны в сторону. -- Хочешь замуж за этого кочегарика, так иди! Дом у нас свой. Мужик нам нужен! Я теперь возражать не буду.
   -А я, мам, больше людей смешить не стану!
   -Да, да... Конечно, -- поднимаясь на ноги, вздохнула Лукерья Демьяновна, - жить с ним - только людей смешить.
   Но тут же сама догадалась, что и на этот раз говорит невпопад, и беспомощно опустилась на кровать.
  
   Так она и сидела, опустошенная, беззвучная, пока не увидела, что дочь уже совсем собралась. Тогда она вскочила на ноги и начала одеваться, бормоча при этом:
   -- Я сейчас... Я провожу тебя... Ты уж подожди немного...
  
   Она торопилась и путалась в одежде. Сима помогла ей справиться.
   Из дома они вышли молча и к виадуку подошли быстро.
   -- Дальше я пойду одна, -- жестко сказала Сима-- Не могу видеть твои слезы. Ты уж прости... До свидания!
  
   Свободной рукой, в которой не было чемодана, она обняла запыхавшуюся мать и поцеловала в обе щеки. Лукерья Демьяновна беспомощно смотрела на дочь и не могла произнести ни слова.
   -- Так нам обоим будет лучше! -- упрямо тряхнула головой девушка и стала быстро подниматься по лестнице.
  
   Стук симиных каблуков вывел Лукерью Демьяновну из оцепенения. Она криком остановила дочь. Подбежала к ней и горячо, прямо в лицо зашептала:
  
   -- Симочка, помни: у тебя есть три сокровища! Молодость, красота и здоровье! Молодость пройдет. Красота слиняет! А здоровья тебе хватит надолго! У нас крепкий род! Ты уж не обмишурься, девочка! Красоту и молодость попусту не растранжирь.., чтоб потом не жалеть об этом всю свою долгую жизнь.
  
   Сима, не глядя на мать, кивнула и быстро пошла прочь.
   Лукерья Демьяновна вдруг вспомнила, что дочь не сказала, куда едет, и снова закричала:
   - А куда же ты, Симочка?
   -- Я напишу тебе, мама!.. Все будет хорошо! -- уже не останавливаясь, бросила через плечо Сима.
  
   Лукерья Демьяновна опустилась на ступеньку лестницы и разрыдалась.
  
  
   ***
   Сима все вытряхнула из души Василия. И любовь, и жалость.
   Мышцы гудят от усталости, а на душе становится тяжело от пустоты в ней. Вася сделал это открытие и дивился ему. Казалось бы, чем легче ноша, тем лучше жить. Ан нет! И свет белый не мил, и спиться хоть бы что, когда душа пустая.
  
   А Валерия цвела!
   Только сосед этого не замечал. Он вообще, придя домой, не обратил на соседку никакого внимания. Молча и неторопливо раздевался в прихожей, а девушка стояла в стороне и веселым взглядом следила за каждым его движением. Она догадывалась, что с ним происходит и отчего он такой вареный.
   Более того, через это невнимание к себе она как бы проникала в душу несчастного влюбленного и, к своей радости, теперь, кроме пустоты, ничего в ней не находила. И Валерию даже забавляло, что Василий скисает из-за такого пустяка. Природа не терпит пустоты, и освободившееся место обязательно займет другая...
   Девушка мельком представила себя на этом свободном месте, но затмение длилось недолго. Все-таки как никак а она была почти сестра и должна любить соседа как брата.
   Правда, ко всему еще она была и девушкой. И вот в этом качестве ей очень хотелось, чтобы молодой человек, этот самый брат-сосед, хоть немного, но обращал на нее внимание,.. Ну, хотя бы замечал, что ли... Нельзя же так пренебрежительно относиться к родной соседке! И Валерия решила в долгу не оставаться.
  
   Когда Василий проходил мимо, она подсекла ему ногу. Очень удачно. Он чуть было не загремел в прихожей. Если бы двигался не как во сне, то точно, так бы оно и было. Скорость просто оказалась недостаточной. Он повихлялся немного, покачался чуть-чуть, но в вертикальном положении удержался. Только после этой небольшой разминки, наконец, удостоил соседку взглядом.
   - Ты чего это?
   Она невинно глядела на него, только в глазах прыгали веселые смешинки,
   - А мы уж, Васенька, думали, ты опять до утра не придешь.
   -С чего это вы так думали? -- проворчал он.
   -Ну, как с чего? -- ласково затараторила Валерия. - Вот вечереет, а тебя дома нет... И прошлый раз ты утром явился.
   Васе понравился ее тон и даже то, что она не забывает о нем, думает...
   -Работа у меня такая, -- грустно покачал он головой.
   -Заработался, бедненький, -- посочувствовала девушка.
   -Во-во! Ни сна, ни отдыха измученной душе.
   -Для душевных ран хорошая еда -- лучший бальзам.
   А вы как, уже набальзамились?
   -Конечно!
   -- То-то ты и сияешь, как таз медный... Ну, а меня-то кто кормить будет? Сама говорила, кухня -- не мужское дело!
   -Кто такую глупость сказал, тот пусть и кормит! Правильно, Васенька? -- она обняла соседа за талию.
   -Правильно, Валечка! И помни при этом, кочегар,чем лучше ест, тем больше вынести может.
   -- Понятно! Кони дохнут не от работы, а от плохого питания. Я тебя фирменными блинчиками накормлю,чтоб ты хорошо на ногах стоял.
  
   -- А я и так хорошо стою!
   - Не хвастай, братец! Это ты после моей подножки устоял, а вот после моей новости -- точно шлепнешься.
   - Про Симку что-нибудь? Так я про нее все знаю! Нет к прошлому возврата, и в сердце нет огня.
  
   -У меня без нее новостей -- девать некуда!
   -Тогда выкладывай!
   - Э-э... нет! Сначала ты поешь. Душевное равновесие восстанови. Страсть, как не люблю, когда мужики в обморок падают.
  
   Она пошла было на кухню, но тут зазвонил телефон. Девушка оказалась ближе к аппарату и взяла трубку. Сначала на лице появилось удивление.
   -- Кто, кто? -- переспросила она, и удивление сменилось разочарованием. Она протянула Василию трубку, шепнув: -- ЛД!
  
   Он изумился не меньше соседки, но трубку взял.
   -- Слушаю!
   Васенька! -- обрадованно запела трубка. -- А ты дома?
   -Ну, раз с вами разговариваю, значит, дома!
   -Да, да, Васенька... Старая я уже дура, не соображаю... А ночью ты где был?
  
   Он пожал плечами, как будто бы Лукерья Демьяновна могла это видеть.
   - В поездке. Где же мне еще быть? Только что вернулся. Вот ужинать собираюсь.
   -А мне, Васенька, не до ужина... Сима-то ушла из дома... уехала...
   -Она, что, замуж вышла... все-таки? -- упавшим голосом спросил Кротов.
   -Ах, если бы! -- вздохнула трубка, так душевно и так громко, что ее мембрана чуть было не лопнула.
   Вася теперь понял, зачем звонит старшая Семенова.
   -- Ладно! -- разозлился он. -- У меня другие заботы! Есть охота!
   И бросил трубку на аппарат.
   - Телефон сломаешь! -- ехидно заметила Валерия.
  
  
   -- Ну его к черту! От него одни неприятности.
   - И какие там неприятности?
   -- Сима сбежала... а эта дура проверяла: не со мной ли вместе ее дочь в бега пустилась?
  
   Соседка засияла пуще прежнего.
   Василий заметил это сияние и упрекнул ее:
   -- В тебе нет ни капельки жалости.
   -А я, Васенька, распутных девок не умею жалеть!-- запальчиво ответила она.
  
   -Опять у вас страсти накаляются?! - - вышла из комнаты Васина мама и с грустью посмотрела на молодую пару.
   -- Кочегары по вечерам злые бывают! -- быстро отчеканила Валерия. --Но вы, Анна Сергеевна, не беспокойтесь! Это пустота в желудке так дурно на них сказывается. Я вот сейчас его покормлю и он усмирится. А вы пока продолжайте беседовать с моей мамой.
   - Соскучились, голубки. Посплетничать надо, -- улыбнулась Анна Сергеевна и ушла обратно в комнату.
  
   На сковороде швырчали блины, а Вася ел салат из помидор, и пока кухарка готовила ужин, Кротов был предоставлен сам себе. И мысли его невольно снова вернулись к Симе. С их возвращением аппетит стал пропадать. Вася отложил вилку в сторону.
   -А я ведь, Валь, -- задумчиво глядя на профиль Валерии, вздохнул он, -- вчера видел ее с чемоданами...приданое в них было.
   -Вот как?! - с интересом посмотрела на него соседка.
   -- Вот так... А жених сбежал...
   - Там у них настоящий ипподром, -- хмыкнула девушка.
   -Какой еще ипподром?
   -Ну, бега сплошные... Может, и тебе подключиться?..
   - Тебе все хиханьки, - нахмурился он и наклонил голову.
  
   Но поздно спрятал глаза. Туман застлал их чуть раньше. Кротову стало неприятно оттого, что соседка уличила его в слабости. Выдержав паузу, придя в себя, он вновь посмотрел на девушку и принялся выговаривать ей:
  
  
   - Ну, чего ты уставилась? Понапустила дыму, вот и глаза слезятся. Когда ты только научишься блины печь?!
  
   Валерия сняла готовый блин со сковороды, вновь налила на нее тесто и только после этого негромко заметила:
   -Это, Васенька, не блинный дым. Это дым любви.
   -Тебе-то откуда знать? -- огрызнулся он.
   Ты все еще считаешь меня девочкой...Наверное, так и должно быть. Я все-таки росла на твоих глазах, и ты не заметил, как я выросла... А вот Мелихов обратил на это внимание и настойчиво приглашает меня посмотреть паровоз.
   -Что? -- взревел он.
   -Я ж тебе говорила, что у меня сногсшибательная новость есть. Только ты не теряй человеческий облик. Ревут одни лишь дикие звери.
   - Прекрати паясничать! -- прикрикнул он на нее. -- Разве я тебе не говорил, чтобы ты подальше от него держалась?!
   -- Говорил, -- согласно кивнула она. -- И я все время держу его на дистанции. И на паровоз пока не ходила...
   - Да ты представь, какие на паровозе грязные люди работают! -- гневно перебил он ее. -- Вымажешься -- потом всю жизнь не отмоешься!
   -Кочегар -- тоже человек, и кочегара тоже можно любить, как человека.
   -Да, конечно, если в кочегарах батрачат такие, как я. А этому стиляге скажи: если он будет бегать за тобой -- я выдеру ноги из его задницы! Поняла?!
  
   Валерия скосила глаза на своего наставника и в знак согласия едва заметно кивнула. Веселого разговора у них не получалось, но она все равно цвела и сияла. И вот что странно: круто брал Василий, а ее не обижало, не злило. Даже никакой реакции отторжения. Словно атрофировалось самолюбие, а чувство собственного достоинства изменило.
  
   Вася не задумывался, почему Валерия сегодня такая покладистая, не ершится. Ум его по-прежнему был занят своими проблемами. В них соседка существовала только как младшая сестра, за которой надо присматривать, чтобы не отбилась от рук.
  
   Наверное, девушка тоже понимала примерный ход его мыслей. И все же женским чутьем она угадывала в них что-то новое, необычное.
   Сам Кротов еще не чувствовал никаких перемен в своем мышлении. Все эти изменения у него, очевидно, еще были на уровне подсознания. Но Валерия уже определила их как ревность.
  
   Может быть, она читала, может быть, сама придумала, что ревность -- эхо любви, и поверив в это, захотела, чтобы оно звучало снова и снова. Но в противовес ее желанию несколько глоток на улице, прямо под их окном, затянули песню. Исполнители так нажимали на громкость, что слов нельзя было разобрать.
   -- Пьяные, - пренебрежительно заметила девушка и, вытянув шею, глянула в окно.
   И словно кто-то по макушке ее стукнул. Она втянула голову в плечи и замерла над сковородой.
  
   Васе такая реакция показалась странной. Он привстал и тоже посмотрел на улицу.
   Напротив их окна стоял столб с электрической лампочкой. Она уже горела, и в ее тусклом свете трое стиляг вопили под гитару:
   -- Мы ворвемся ночью в дом
И красотку уведем,
   Если парня не захочет полюбить!
   Э...ёт! Вперёд!
   Эх, дубинушка, ухнем!
   Эх, смышлённая сама придёт!..
  
   При этом они так размахивали руками и хлопали в ладоши, что казалось, вот-вот взлетят. Больше всех выламывался Мелихов. Вошедший в раж, он не увидел своего коллегу.
  
   Вася сел. Насмешливо посмотрел на Валерию. Та уже оправилась от первого потрясения и с деловым видом переворачивала блин.
   -- Сорвала экскурсию на паровоз -- вот тебе результат.
   Валерия даже не похвалила прозорливость соседа, словно и не слышала его слов,
  
   -- Смотри, девочка, допрыгаешься! Не только звери ревут, но и бабы. Дым любви особенно здорово их глаза щиплет.
   Валерия и на этот раз не издала ни звука.
   А горластая песня топталась под окном и, похоже, никуда не собиралась уходить. Потревоженные ею на кухню пришли обе мамы и встали у окна. Стиляги, увидев женщин, обрадовались зрителям и начали еще больше выкаблучиваться.
   -Чокнутые эти артисты или пьяные в дым? - принялась гадать Анна Сергеевна.
   -Сразу и не разберешься, -- весело ответила Александра Васильевна.
  
   Зрелище было забавное, некаждодневное, и они улыбались.
   Но вскоре до них стал доходить смысл часто повторяемого куплета, и Александра Васильевна насторожилась.
   -Вы только вслушайтесь, что они поют! - тревожно сказала она. -- В дом грозятся ворваться.
   -Ковбойская песня -- только и всего, -- спокойно объяснил Вася. -- В их собственной аранжировке,правда.
   -Стиляги!.. Что с них возьмешь, -- пренебрежительно заметила его мама.
  
   Но Александра Васильевна не успокоилась.
   -Как распетушились, -- покачала она головой. --И прически-то у них петушиные. Валерия, это не твои знакомые?
   -Ну, скажешь ты, мама! -- недовольно воскликнула девушка. -- Если бы я с ними якшалась, разве они грозились бы похитить меня.
  
   Она тут же прикусила язык. Но было уже поздно. Ее слова еще больше напугали мать. Александра Васильевна с тревогой посмотрела на Васю.
   -Может быть, нам второй замок вставить? Ты ведь теперь по ночам не всегда дома бываешь.
   -Спите спокойно! - безразличным тоном произнес Василий. -- Сейчас они утомятся и тоже спать пойдут. А ты, Валерия, включи проигрыватель на всю катушку! И было бы хорошо, если бы вы, милые мамы, отошли, от окна. Эти ребята работают только на публику.
  
   Валерия бросилась выполнять команду, и женщинам тоже понравились слова единственного мужчины в их квартире, и они пошли за девушкой.
   - Мам, -- окликнул Василий Анну Сергеевну. -- А где у нас большие ножницы?
   -- Самые большие? -- задержалась Анна Сергеевна на пороге кухни.
   -Да! Которыми баранов можно стричь.
   -Они, Васенька, в комоде, -- улыбнулась мать остроумию сына и, одарив его ласковым взглядом, ушла.
  
   Вася не ошибся. Как только в квартире грянула музыка, стиляги сразу сникли. Уже без прежнего азарта повыламывались немного для вида и исчезли.
   Сияющая Валерия вернулась на кухню, чтобы доложить командующему о бегстве противника. Но названного брата за столом не было. Блины лежали целехонькими и варенье -- не тронутым. Едва уловимая тревога закралась в сердце девушки. Она обошла квартиру -- сосед как в воду канул.
   Валерия села за стол перед нетронутыми блинами и глубоко задумалась.
  
   ***************************************************************************
  
  
   4.САТИСФАКЦИЯ
  

***

   Железная дорога делила город на две части, а виадук соединял эти половины в единое целое.
   Мелихов жил по одну сторону путей, его друзья, Коротыш и Репа, -- по другую.
   Виадук был местом их встреч и расставаний.
  
   В тот вечер, прежде чем разойтись по домам, они еще долго топтались на самой верхотуре моста, живо обмениваясь впечатлениями от своего концерта.
   -Ну, и нагнали мы на нее, должно быть, страху! --хорохорился Коротыш, получивший такое прозвище за свой маленький рост.
   -Всю ночь дрожать будет, -- самодовольно улыбнулся Репа.
  
   В росте он превосходил Коротыша и нисколько не уступал Вениамину, но, в отличие от своих друзей, был не по возрасту упитан. Его щеки некрасиво обвисали и голова от этого походила на репу. За это сходство с российским овощем он и получил такое прозвище.
   --Будет знать, как обманывать нашего брата! -- петушился Мелихов, приплясывая.
  
   Репа посмотрел на тощие и вихляющие ноги танцора и тревога появилась в его глазах.
   Он нервно ударил по струнам гитары и тут же прижал их рукой.
   -А вам не показалось, что там есть мужик?
   -Откуда мужику там взяться? -- усмехнулся Мелихов. --Ее отец в самом начале войны без вести пропал. Это уж я точно знаю.
   -А если брат? -- тихо предположил Коротыш и огляделся.
   Веня тоже зачем-то посмотрел по сторонам.
   На мосту, кроме них, никого не было.
   Но все равно беспокойство друзей передалось и ему.
   --Брат, думаешь? - неуверенно проговорил он. -- А с чего у нее брату взяться?
   -С чего вообще дети берутся!
   И Репа стал нервно перебирать струны гитары.
   Коротыш вздохнул и перевел на человеческий язык то, о чём кричала гитара:
   -За такую самодеятельность могут и отлупить.
   Мелихов возмутился:
-Нас-то троих!
   Он петухом прошелся перед друзьями.
   Репа опять посмотрел на его ноги, теперь уже насмешливо.
   --А что... Запросто! - - уныло произнес он, не переставая дергать струны. - По одному будет отлавливать. Живем-то мы в разных домах.
  
   Коротыш с тоской оглядел его огромную фигуру и жалобно простонал:
   -Есть, ребята, охота.
   -Да и у меня что-то в желудке засосало, -- Репа сунул гитару под мышку. - Ну, разбегаемся?
  
   Как только друзья отошли, тревога в душе Мелихова усилилась.
   Он опять огляделся, но теперь уже с беспокойством. На виадуке по-прежнему никого не было, а на перроне, внизу под мостом, скучало несколько человек, дожидаясь очередного поезда.
  
   Веня немного успокоился и легко, непринужденно пошел по мосту, насвистывая для бодрости. Но, дойдя до лестницы, он снова встревожился. В конце ее горел последний фонарь, за которым начиналась городская темень. Мелихов попытался вглядеться в темноту, но она была черной, как немытый кочегар. Он впервые в жизни пожалел, что в Дно нет широких и светлых проспектов, таких, как, например, Невский в Ленинграде или улица Горького в Москве.
  
   Но ждать поздним вечером, стоя одиноко на самой верхотуре моста, когда это все будет в Дно, он не мог. Наверняка бы наскучило. Поколебавшись немного, Веня начал спускаться с лестницы, стараясь ничем не выдать свой страх.
  
   Он уже сделал несколько шагов по земле, как вдруг боковым зрением увидел черную фигуру. Она выросла словно из-под земли слева и чуть сзади от него и двигалась наперерез. Веня хотел было рвануть что есть сил вперед, но ноги не послушались. Они сами по себе несли его в непроглядную темноту, подальше от последнего фонаря, горевшего теперь уже за спиной. И он ничего не мог поделать. Он только как зачарованный смотрел на свою тень, которая удлинялась, вытягивая и без того длинные ноги.
  
  
   "Эх, жидкие у меня маслы, -- с тоской думал Веня. -- Да еще эти "дудочки"... Дудочки делают их совсем тонкими... Вот Репа, у него даже тень и та толстая". А у самого еще тлела надежда, что все его страхи -- напрасны. Незнакомец всего лишь торопится. Обгонит и пойдет своей дорогой. И он с надеждой и со страхом смотрел на свою тень.
   Она продолжала расти и вскоре уткнулась головой в непроглядный мрак.
   Казалось, еще немного и он сам исчезнет, растворится в нем -- вспоминай тогда как его звали!
   Но когда Веня уже начал было воодушевляться и приходить в себя, на его тень стала стремительно надвигаться плотная тень незнакомца. И чем ближе сходились тени, тем в большее отчаяние впадал Мелихов. Он даже не взвыл от боли, когда мощная рука схватила его сзади за чуб. Он весь обмяк и, повинуясь чужой силе, пригнул голову к груди. В этот момент перед его глазами сверкнул металл...
  
   Говорят, люди перед смертью вспоминают всю свою жизнь. Мелихов в те страшные секунды вспомнил только маленький эпизод из своего детства.
   Во время эвакуации он вместе с мамой жил в далекой и жаркой стране. Там по склонам холмов бродили овцы. И однажды Веня увидел, как пастух убил бессловесную животину. Зрелище потрясло мальчика и осталось в памяти на всю жизнь. И теперь от одного воспоминания ему стало дурно.
   Ноги подогнулись, и он опустился на колени.
   В тот же самый момент над головой лязгнули ножницы. И Веня сразу почувствовал, что больше никто его не держит. Получив полную свободу, он клюнул вперед носом. Земля была сухой и пахла пылью. Он обхватил голову руками и замер.
  
   Прошло несколько секунд томительного ожидания. Никто его не пинал...
  
  
   Осмелев, Мелихов посмотрел из-под локтя на дорогу. Там, куда доходил свет с моста, никого не было. Тогда он поднялся и огляделся...
   И увидел своего обидчика.
   Длинноногий парень, легко перепрыгивая через рельсы, бежал в сторону бульвара. Силуэт показался Мелихову знакомым, но в слабом свете железнодорожных фонарей он не мог узнать с ходу своего врага. Для опознания не хватало одного штриха, какой-то одной детали, которая ускользала от Мелихова, и ему никак не удавалось зацепиться за нее. А парень, преодолев канаву, нырнул в дыру забора и растворился в темноте бульвара неопознанным.
  
   Веня растерянно стоял посреди дороги, не побитый и никому не нужный. Странное нападение озадачило его. В конце концов он решил, что какой-то шутник с кем-то спутал его. Эта мысль показалась правдоподобной и все объясняющей. Он начал приводить в порядок свои брюки. Отряхнув с них пыль, достал из кармана расческу. И едва рука коснулась шевелюры, как страшная догадка белой молнией пронзила его. И услужливо высветила блеск никелированного металла. Лязг ножниц в сознании Мелихова воспроизвелся сам по себе.
   Веня обомлел от ужаса.
  
   У каждого человека и у каждого возраста -- свои ценности. Мелихов особенно лелеял и берег шевелюру. Конечно, прическа не была смыслом его жизни, но она, по мнению Вени, украшала и помогала охмурять чувичек. Без нее он чувствовал себя как Черномор без бороды. Таким же жалким и беспомощным.
  
   Но и с плешью можно было бы прожить месяц-другой, если бы не Валерия... Волосы имеют свойство расти, а душевная рана затянулась бы... Но Валерия... Надо же было так случиться! Как раз сейчас, когда он должен был иметь прекрасную голову, ну хотя бы красивую, проклятый "парикмахер" выстриг на ней лысину.
   А Валерия не чувичка! И Мелихов в этом не сомневался, как и в том, что ее одним костюмом без хорошей головы покорить нельзя.
  
  
   Ночью он спал плохо. Во сне вздрагивал и стонал. А разбуженный кошмарами, включал свет, доставал из-под подушки маленькое зеркальце и подолгу рассматривал свою шевелюру.
   Слезы стояли в серых и печальных глазах. Даже когда они полностью застилали взгляд, он все равно отчетливо видел огромную плешь, надолго испохабившую прическу.
   "Сатисфакция... Сатисфакция...", -- бормотал он, чуть не плача.
  
   К утру Мелихов окончательно осознал, что только месть может вернуть ему радость жизни. Он изо всех сил пытался вспомнить своего врага. Ведь где-то он его видел? Видел совсем недавно. Но где? Где? Его чувства были крайне обострены и фигура обидчика, как и плешь, все время маячила перед глазами. Порой ему казалось, вот-вот включится в работу подсознание и выдаст,недостающую информацию.
  
   Так оно и случилось.
   В очередной раз, когда он находился между бодрствованием и сном, в таком сладком состоянии полудремы, он вдруг увидел Кротова, шагающего через рельсы к паровозу Лебедева. И всякую дрему как рукой сняло. В кочегаре, которому он показывал дорогу, Веня узнал "парикмахера". И сначала решил, что ему досталось из-за Симы. Но тут же отверг эту мысль. Он почему-то был уверен, что Сима - не из тех девочек, которых берегут и оберегают.
  
   И ему вспомнились слова Репы... Вот должно быть где собака зарыта! Кто этот Крот? Может быть, и не брат совсем... В общем, дело принимало плохой оборот. Во всем надо было разобраться и мстить!
   Конечно, если этот "парикмахер" -- не брат...
  
   Мелихов еле дождался утра и впервые в жизни пришел в депо задолго до начала смены. Но не на работу он торопился, а к нормировщикам.
  
   Людмила Павловна сидела за своим столом. Веня изобразил на лице благодарную улыбку и, подойдя к женщине, проникновенно сказал:
   -- Я хочу поблагодарить вас...
   Крутова заметно удивилась такому вступлению. Чего-чего, а уж благодарности от стиляги она не чаяла дождаться.
  
   Веня угадал ее ход мыслей и постарался объясниться:
   -- Не удивляйтесь, Людмила Павловна! Вы для меня все равно, что добрая фея. Одним росчерком авторучки превратили мой тяжелый труд в легкую потребность, в прохладительную радость жизни.
   -- Ты хочешь сказать, Мелихов, -- засмеялась нормировщица, - - что теперь не работаешь, а прохлаждаешься.
   -Я теперь сочетаю полезное с приятным. Моя нынешняя работа по сравнению с той, что была -- сущее баловство. Жаль вот только бедного коллегу, который вкалывает вместо меня... Кротов, кажется, его фамилия?
   -У тебя хорошая память...
   -Это точно, Людмила Павловна! Уж эту-то фамилию я теперь не забуду. Бедный юноша! -- горестно вздохнул Веня. -- Тяжелый труд изуродует его... обязательно изуродует и физически и морально, и облик.и душу.
   -Я не думала, Вениамин, что у тебя такое отзывчивое сердце.
   -Ужасно отзывчивое, Людмила Павловна! Добро и зло я не приемлю равнодушно... А вы, наверное, даже отдохнуть ему как следует не даете?
   -Ну что ты, Веня! У нас не потогонная система, и твой коллега, в то время как ты из-за него расстраиваешься, скорее всего спокойно спит.
   -- Думаете, он такой соня?
   -- Не то я думаю. Он вчера вечером приехал и наверняка отдыхает перед очередной поездкой.
   -- А когда ему в поездку?
   Невинно, словно между делом, спросил Веня. Крутова заглянула в бумаги.
   -Вызов на двадцать три семнадцать.
   -Очень хорошо! -- радостно воскликнул Веня.
   -А чему ты радуешься? -- недоуменно посмотрела на него Людмила Павловна.
   - Как чему? Человек хорошо отдохнет, и мы сможем провести совместное мероприятие.
   -Вы же не знакомы, как я поняла...
   -Вот и познакомимся на этом мероприятии... поближе и получше. Я могу от вас, Людмила Павловна, другу своему позвонить?
  
  
  
   Крутова молчи подвинула к нему телефон.
   Мелихов набрал номер и, как только абонемент ответил, весело закричал:
   -- Коротыш, ты дома! Какая удача! Сегодня в девять вечера приходи в ресторан и Репу с собой захвати. Явка обязательна! И до обеда узнай, чью харю он засек в окне. Желательно с автобиографическими подробностями. Все, Коротыш! Никаких вопросов. В обед я тебе перезвоню! А пока -- покедова! Телефон служебный.
  
   Он положил трубку и лихо отбил чечетку. И только после этого, словно вспомнив о нормировщице, рассыпался в любезностях:
   - Благодарю вас, Людмила Павловна, за то, что вы не отказали в таком пустяке. Я всегда был уверен, что вы -- добрейшая из добрейших женщин.
  
   Людмила Павловна смотрела на него настороженно.
   - Сдается мне, Мелихов, у тебя что-то нехорошее на уме... оттого ты так и лебезишь.
   -Что вы, умнейшая из умнейших женщин! Это у вас от переутомления такая подозрительность. Вы уже двенадцатый час здесь сидите. Я исчезаю, чтобы вас больше не нервировать.
  
   -Прежде чем ты исчезнешь, я тебе напомню, что Кротову в двадцать три часа семнадцать минут в поездку, а у вас там какой-то подозрительный сбор в ресторане намечается.
   -Прекраснейшая Людмила Павловна! Вы уже похвалили мою память, а я еще раз заверю вас, что этого не забуду. А пить или не пить -- это уж пусть он решает сам... А мы будем думать: бить или не бить!
   Последние слова он заглушил азартной чечеткой, и Людмила Павловна не расслышала их.
  
   ***
   Собираясь в ресторан, Мелихов думал о Кротове.
   В обед Коротыш с небольшими оговорками подтвердил самые мрачные его предположения. "Парикмахер" -никакой не родственник Валерии и оплешивил его, получалось, не из родственных чувств, не за так просто или за здорово живешь, а за свой личный интерес. Наверняка он сам имел виды на девушку, иначе с чего бы cтал вмешиваться... Выходило, что интересы их сталкивались. Конечно, сталкивались! Веня прикинул в уме, сколько соседок вокруг него живет. Цифра впечатляла. А ведь ни до одной из них, будь она первой или двадцатой, ему и дела не было. И опять выходило, что Крот не зря хлопочет.
  
  
   Ревность вскипала в юном сердце и, соединяясь с обидой, превращалась в ненависть.
   А тут еще проклятый картуз действовал на нервы. В кепке он выглядел довольно-таки пошло. Как самый что ни на есть захудалый, измотанный непосильным трудом пролетарий. Мало того, что она уродовала его внешность на работе, так теперь и в повседневной жизни он будет похож на урода. Тридцать лет без Ленина - по ленинскому пути.
  
   Веня долго топтался перед зеркалом, не решаясь выйти на улицу. Хотелось уберечь себя от насмешливых глаз и острых языков. Но время поджимало, и в конце концов, скрепя сердце, он перешагнул через порог.
  
   Было уже темно.
   На этот раз темнота не пугала Мелихова, а радовала. С одной стороны, она давала шанс, что никто не узнает его в пролетарском обличье. С другой стороны, задуманное им дело и должно было быть покрыто густым мраком...
  
   В ресторане Мелихов сел за стол в головном уборе. Даже по дновским меркам такое считалось последним хамством.
   К нему сразу же подскочила официантка.
   -- А ну сбрось свое барахло с дурацкой башки! - потребовала она громовым голосом. -- Это тебе не "Голубой Дунай!".
  
   В Дно помимо ресторана был еще и шалман с таким красивым названием, где можно было пить в кепке и без нее.
   Веня об этом знал и намек понял. Но не шевельнул даже пальцем. Он только страдальчески улыбнулся и тихо произнес:
   -- У меня голова болит.
   -- Что с ней? - - резко сбавив громкость, поинтересовалась служительница общепита.
   -- Ах! -- только и произнес Мелихов.
   Но это "ах" прозвучало с таким трагизмом, что официантка невольно отступилась. Сердитый взгляд сменился на сочувственный.
  
   -- Колом тюкнули? -- предположила она.
   -- Ах, если бы!.. -- уронил Веня на грудь покрытую кепкой голову.
  
   Женщина теперь уже с состраданием смотрела на парня. И спеша загладить свою вину за неоправданную резкость, предупредительно спросила:
   -А пить-то что будешь?
   -Мне три по сто пятдесят и три стакана киселя.
   - Не многовато ли для одного?
   - Сейчас еще двое придут.
   - У них ,что, тоже головы больные?
   -- Да нет, у них должно быть все о'кей.
   -- Ну, потерпи, родимый, -- ласково попросила официантка. -- Я мигом!
   Вальяжной походкой она подошла к буфетчице и строго сказала:
   -- Марья! Три по сто пятьдесят и три киселя! И чтоб, как в аптеке -- без недолива! Видишь вон там в кепке горемычного? Надо голову ему подлечить.
   Стаканы уже стояли на столе, когда в ресторан вошли Коротыш и Репа.
   Зал был почти пустой, и они сразу заметили Мелихова. И страшно удивились тому, что увидели. По неписанным законам чуваков стиляги должны были в любую погоду держать форс и ходить с непокрытой головой. А тут что-то уж совсем сногсшибательное. То ли отступничество?.. То ли мода другая пришла?.. И опять все пойдет по Ленину и все начнут ходить в картузах... Они как зачарованные, глядя на кепку, стали приближаться к другу.
  
   Веня догадался, что привело их в замешательство и поднялся им навстречу. Он скорбно склонил голову и снял кепку. Невольно у него получился нижайший поклон. В точности такой же, какие отвешивали своим господам крепостные.
  
   Репа и Коротыш мало вникали в историю и к вежливости любых времен относились наплевательски. И все же они почувствовали, что друг их преобразился и с чего-то стал страшно вежлив. Это открытие смутило их еще больше. Не сговариваясь, они с почтением отвесили по поклону. И сами удивились, откуда это в них такое есть и как здорово это у них получалось.
  
   Но Веня на вежливость друзей никак не отреагировал. Он просто ее не заметил.
   -- Вот! -- глухо молвил он, не глядя ни на кого.
  
   Репа и Коротыш удивленно принялись рассматривать кепку в руках друга. Один снизу, другой сверху, и до них никак не доходило, к чему Веня сказал такое многозначительное "вот"!
   -- Не туда смотрите! - сердито проворчал Веня и постучал пальцем по своей черепной коробке, по той ее части, где в результате неумелой стрижки образовалась плешь.
   Друзья перевели взгляд на все еще склоненную голову и глаза их округлились.
   - Сатисфакция! -- прорычал Мелихов.
  
   Буфетчица понимающе переглянулась с официантками, и на сытых лицах работников ресторана появилось сострадание.
   А Репа с ужасом прошептал:
   -- Обкромсали, говоришь...
   И сел на стул.
   А Коротыш, поняв трагизм положения, попытался смягчить горе стриженого друга.
   -Почти незаметно.., -- промямлил он, а у самого голос дрогнул и на лице появился испуг.
   -Я думал, только ленинградских стригут... Выходит и до нас очередь дошла.., -- задумчиво произнес Репа.
   -Я же предупреждал, что мстить будет! - шепотом напомнил Коротыш свои слова.
   -Надо отбить у него всякую охоту стричь нас! --гневно прошипел Мелихов.
   -Правильно! -- поддержал Репа. -- Пусть почувствует нашу спайку! Зуб за зуб, чуб за чуб!
   -- Хорошо ты сказал! - стриженый стиляга прикрыл плешь кепкой и орлом посмотрел на своих чуваков.
   -А, может быть, для пользы дела побеседуем с ним, -- опустил глаза Коротыш. -- С устрашением, конечно...
   -Сатисфакция! -- сурово повторил Мелихов и приказал Коротышу. - Садись, остограммишься для храбрости!
  
  
  
   Низкорослый стиляга сел и почти ткнулся носом в стакан с водкой. Она испускала тошнотворный запах, и он брезгливо поморщился.
  
   Репа хихикнул:
   -Запьешь киселем и все будет в ажуре.
   -Есть охота, -- промямлил Коротыш.
   -Есть надо дома! -- рассердился Мелихов, -- Там все бесплатно! А здесь веди себя поскромнее, с учетом моих возможностей. И больше говори о деле. Мне все-таки не верится, что он ей совсем чужой. Ты, как, разобрался до конца?

   Репа встрепенулся. Ударил пальцами по струнам воображаемой гитары и, саркастически улыбаясь, воскликнул:
   -Не сомневайся, Веня! Живет он с этой Валей или черт ее знает как... в общем, с твоей кралей!
   -Да не живет он с ней! -- возразил Коротыш. -Просто у них квартира одна на всех.
   -- Не живет сейчас, значит, будет после жить! Зачем их мамам большую квартиру на маленькие делить?!
  
   На это Коротыш ничего не ответил. А Веня ударил кулаком по столу. Да не очень ловко. Больно стало. Он подул на кулак и, когда боль утихла, простонал:
   -- Бить будем по всем правилам!
   -- И как парикмахера, и как соперника! -- удовлетворенно потер руки Репа.
  
   Коротыш потянулся к киселю.
   Перебьешься! -- остановил его Мелихов и движением рук предложил друзьям наклонить головы к нему. -- Действовать будем так!.. На двадцать три семнадцать у него вызов...
   -Это, что же, уже сегодня, значит.., -- и Коротыш с тоской посмотрел на кисель.
   - Не стони! - - оборвал его Вениамин. -- И не перебивай меня. Ныть будешь потом, а сейчас главное -- все предусмотреть, чтобы у нас сбоя не получилось. Так вот, на работу он пойдет через бульвар. Лучшей дороги у него нет, а для нас -- лучшего места. На бульваре мы и встретим его.
   -- А как функции распределим? -- деловито осведомился Репа.
   Мелихов наморщил лоб и потер пальцами.
  
   -Я думаю так... Встанем за деревьями и, как только он поравняется с нами, первым выскочишь ты, Репа. И пока он не очухался, сходу вмажешь ему промеж глаз.
   -А почему не ты первым выскакиваешь? - захихикал гитарист.- Стригли-то ведь не меня.
   -Не злорадствуй, и до тебя доберутся, если будешь за моей спиной прятаться. Напал-то он на меня сзади, усек?
   -Усек...
   -Вот так-то... И потом, если я выйду первым, он поймет, что к чему и даст стрекача. А это уж нам совсем ни к чему! Я по его методу буду действовать. Со спины подкрадусь -- и по шее! Важно, чтоб ты отвлек его внимание и не промахнулся.
   - Хорошо задумано! -- похвалил план Коротыш. --И если у вас все удачно получится, то мне там и делать нечего.
   -- Нет, нет! Ты нам тоже нужен! -- похлопал его по плечу Веня. -- Ты выскочишь из-за другого дерева и головой с разбега ударишь его в живот. Рост у тебя для этого самый подходящий.
   - А голова у меня для этого подходящая! -- недовольно посмотрел на командира Коротыш. -- Разве можно ее использовать как ударный инструмент?
   -- Ты только не перепутай в темноте столб с человеком, и тогда с твоим котелком ничего не случится!
  
   Мелихов глянул на часы и взялся за стакан.
   Они молча чокнулись. Молча выпили. Сначала водку, потом кисель. Сначала поморщились, потом пристально посмотрели друг на друга.
   -- Ни в одном глазу! -- вздохнул Репа.
   - Ничего, для храбрости хватит, -- заметил со знанием дела командир шайки.
   -А, может быть, нам для храбрости лучше взять по дубине? -- с надеждой глядя на друзей, предложил Коротыш.
   -Ну, скажешь ты! -- возмутился Репа. -- Мы ж ни какие-нибудь деревенские дурни, чтоб с кольем по бульвару бегать.
  
   Веня согласно кивнул и решительно встал. И когда они выходили из ресторана, он уже видел себя отомщенным. Радость разыгралась в его душе. Он не удержался и вдохновенно отбил чечетку возле ресторанных дверей.
  
  
   -Вот полюбуйтесь, -- сказала своим коллегам официантка, которая обслуживала друзей. -- Что значит дать человеку вовремя опохмелиться! Я жизнь в него вдохнула! А ведь какой несчастный пришел... с этой...сатисфакцией.
   -Тебе бы не у нас работать, а сестрой милосердия в вытрезвителе, -- проворчала буфетчица, суммируя в уме убытки от потерянного на стилягах недолива. -- Может быть, сатисфакция -- заразная!
   - Может быть, -- не стала спорить официантка, - Но я ведь не дура -- по головке его не гладила.
  
  
  
   ***
   Вытянув ноги и откинувшись на спинку стула, сержант Петров сидел в дежурке за потертым столом и размышлял о пустых койках в КПЗ. Служил он в милиции без году неделя, и все это время камера, в которой было три прекрасных койко-места, пустовала. Петров, как и природа, среди которой он вырос, не любил пустоты. А вырос он в деревне и полагал, что если есть амбар, то в амбаре должно быть зерно, если есть хлев, то в хлеву должна быть скотина. Ну, а уж если в амбаре пусто и в хлеву пусто, то уж это совсем не по-хозяйски...
  
   Время подходило к полуночи. Город уже спал, милицейский пес спокойно дрыхнул во дворе, и в маленьком деревянном здании милиции стояла гробовая тишина.
  
   Сержант зевнул раз-другой, сладко потянулся.
   Дежурство только начиналось, впереди был еще день, и надо было хорошо подготовить себя к приходу начальства.
   Петров запер входную дверь и пошел к пустующей камере. Он не был суеверным и любил спать со всеми удобствами. Сержант уже взялся за большой амбарный замок, намереваясь открыть вход в КПЗ, но подозрительный шум привлек его внимание.
   Он прислушался... На крыльце кто-то топтался. Сердце Петрова радостно застучало. Он мысленно мигом заполнил три прекрасных койко-места.
   Ради такого большого дела он был готов поступиться собственными удобствами.
  
   Сержант поправил новенькую милицейскую форму, вернулся к входной двери и гостеприимно распахнул ее.
   В свете тусклого фонаря он увидел трех стиляг.
   Они жались друг к другу и заискивающе улыбались ему. Сержант улыбкой на улыбку не ответил. Он, как всякий настоящий деревенский парень, далекий от веяний городской моды, презирал стиляг, а как милиционер, относил их к отбросам общества.
  
   - Что надо? -- сурово спросил сержант Петров.
   Коротыш и Репа одновременно кивнули в сторону Мелихова и слегка подтолкнули его к милиционеру.
  
   Веня, закрывая рукой разбитый рот, неохотно шагнул вперед.
   -Вот побили.., -- не очень внятно промямлил он.
  
   Петров весело оглядел побитого стилягу.
   -Вижу, ну и что?
   Коротыш уловил хорошее настроение сержанта, приободрился и не без пафоса воскликнул:
   -- Защиты просим у родной милиции.
   - Ну, тогда заходите! -- предложил сержант.
   Веня и Репа переступили через порог отделения, а Коротыш, смущенно потупясь, остался на крыльце.
   -- Ты чего это? -- удивился Репа.
   -- Ребята, -- жалостливо морщась, захныкал Коротыш. -- Есть охота. Живот сводит. Может быть, будете милосердными... без меня с начальником объяснитесь.
  
   Мелихов и Репа растерянно молчали, но Петров хорошо поставленным голосом рявкнул:
   -- А ну заходи! Ишь развел бадягу!
  
   Маленький обжора втянул голову в плечи и примкнул к товарищам.
  
   Стиляги расположились было у порога, сбившись в кучу, но сержант скомандовал:
   -- За мной!
   Он привел их к КПЗ. Стиляги сразу догадались об этом по железной двери и амбарному замку на ней. Сержант Петров с трепетным сердцем снял замок. Скрипучая дверь распахнулась и трое друзей увидели три прекрасных койко-места.
  
  
   Койки притягивали их взгляды, и они смотрели на белоснежное белье, не в силах сказать ни бе, ни ме.
   Петров победно оглядел стиляг и тоном, не допускающим возражения, заявил:
   -Вот здесь будете спать до утра!
   -А мы не хотим спать! -- все же нашел в себе мужество и возразил Веня.
   -Тогда сидеть! Но чтоб тихо! Милиция вам -- не место для развлечений.
   - Да мы до утра тут с голоду умрем, -- забормотал Коротыш.
  
   Сержант, не обращая внимание на ропот и возмущение, затолкал их в камеру.
   - Ну вот что, -- сказал он, прежде чем уйти, -- милицию ваши желания не интересуют! У милиции свои интересы! Завтра придет начальство и проведет дознание. И не вздумайте бежать через окно! Оно хоть и без решетки, но там во дворе сидит страшенный кобелина. Злее любого милиционера. Зажрет с ходу!
   Он закрыл дверь и, пропустив дужку амбарного замка сквозь петли, дважды повернул в нем ключ.
   Сержант Петров не был тщеславным. Он не мечтал об офицерских звездочках. Сержант Петров, как и всякий деревенский парень, рассуждал бесхитростно: всяк сверчок должен знать свой шесток! И даже ордена и медали не смущали его ум, когда он аккуратно расставлял возле стены четыре стула...
  
   И ночью ему снилась только родная деревня. И еще милицейский кобелина, которого он для устрашения преступников окрестил Пиратом.
  
   А трое задержанных расселись по кроватям и глубоко задумались. Веня не соврал, им действительно было не до сна.
   -Мать переживать будет, -- первым подал голос Коротыш.
   -И моя тоже, -- безрадостно откликнулся Репа.
   - Расплакались! Как будто бы я сирота, -- проворчал Мелихов.
   Они опять глубоко задумались, и снова молчание нарушил Коротыш.
   - Чья это идея была в милицию за справедливостью идти?
  
  
   -- Во дурак! -- хмыкнул Репа, -- Сам же у милиционера защиты просил.
   - Ну уж брось! Это я уж здесь для красного словца такое сказал, чтоб впечатление благоприятное на него произвести. А кто нас надоумил сюда прийти?
  
   Репа опять хмыкнул и кивнул в сторону Мелихова.
   -- А что мне было делать, -- вяло начал оправдываться тот, -- после того, как вы меня избили. Ничего и не оставалось, как вспомнить о милиции... Сгоряча получилось.
   - Да, горячиться не надо было. Из-за этого Репа тебе в физиономию угодил, а я -- в живот.
   -Вам обоим смотреть надо было лучше, -- не удержался и упрекнул друзей Мелихов.
   -Пить надо было меньше, -- пробубнил Репа. --А то нарушили всю координацию движений... Отсюда и вся наша беда.
   -Беда наша не отсюда, а от киселя. Закусывать надо было хорошенько!
   -Беда наша --вся в плеши, -- проворчал Репа. --Теперь нас тут всех наголо постригут.
   -Ты думаешь? -- встрепенулся Веня.
   -А чего думать, порядки у них такие.
   -Это для тех, кого они сажают, -- возразил Коротыш. -- А нас, может быть, еще и не посадят, если мы все дружно свалим на Крота.
  
   А ты что уже делаешь? -- хмыкнул Репа. И, ударив рукой по струнам воображаемой гитары, запел: -- Сижу на нарах, как король на именинах...
   Коротыш тоскливо уставился в окно и, вдруг преобразившись, с неожиданной радостью воскликнул:
   - Братцы! Какое чудо!
  
   Его приятели тотчас же подняли головы и обомлели от страха. С той стороны окна, поставив толстые лапы на подоконник, на них внимательно смотрела огромная овчарка.
   - А вот я ее сейчас шугану! -- придя в себя, соскочил с места Репа.
   - Сядь! -- тихо, но властно приказал Коротыш. Гитарист не ожидал от него такого и растерянно опустился на кровать.
   -- Нельзя собаку дразнить! - уже обычным голосом сказал любитель поесть. -- У нее хорошая память. Уж если полюбит, то навсегда. И уж если не взлюбит, то тоже навсегда... А нам с ней лучше подружиться.
  
  
  
   -Вот это мысль! -- оживился Веня. -- Черт с ним с отмщением и со справедливостью тоже! Давайте-ка, ребята, попробуем закрутить с ней любовь.
   -Одна любовь тебя уже в милицию завела, а другая, точно, до тюрьмы доведет, -- поняв куда клонит друг, кисло улыбнулся Репа.
   -- А где наша не пропадала! -- азартно воскликнул Коротыш и подмигнул Пирату.
  
   ***
   Ночь, проведенная на стульях, отрицательно сказалась на самочувствии сержанта Петрова. Чтобы размять слежавшиеся кости и не показаться начальству заспанным, он проделал ряд физических упражнений.
   В деревне Петров пренебрегал зарядкой. Там сама природа заряжала на деятельность. За день бывало он так намашется косой или так с лопатой накланяется земле, что иному физкультурнику таких махов и наклонов могло бы хватить на всю жизнь.
   Но с приходом в милицию Петров пересмотрел свое отношение к гимнастике. Разновидность ее, зарядка, как нельзя кстати пришлась после ночных дежурств.
  
   Приведя себя в порядок с помощью самостоятельно разработанного комплекса упражнений, дежурный расставил стулья по местам. Внимательно оглядел помещение. Оно выглядело по-рабочему... Теперь со спокойной душой можно было проверить арестованных.
  
   Он неслышными шагами подошел к двери камеры. Осторожно прислонил ухо к ней и прислушался.
   За дверью раздавался богатырский храп. Ничто человеческое не было чуждо Петрову. Он сам, будучи молодым, любил поспать по утрам. Сержант понимающе улыбнулся и на цыпочках отошел от двери. Вернувшись к своему столу, он сел за стол и взял журнал дежурного. На чистой странице размашисто начертал: "Около полуночи задержал троих хулиганов. Один был в кепке и с разбитым лицом. Двое других выглядели как обычные стиляги. Посадил всех в КПЗ для опознания и дознания".
  
  
   Сержант полюбовался написанным и поставил свою нехитрую роспись.
   Сидеть уже просто так, сложа руки, он не мог. Он вскочил на ноги и гоголем прошелся около стола. Все это произошло помимо его воли. Уж больно хорошо он заполнил КПЗ. Сразу три койки! И ни одной пустующей теперь там нет! Конечно, умом он понимал, что эмоции не украшают милиционера, и обычно старался не расслабляться и сдерживаться.
  
   Именно на это и были направлены все его усилия, когда младший лейтенант Волохов читал свежую запись в журнале. Сержант, стоя рядом, наблюдал за выражением лица непосредственного начальника, стараясь выглядеть бесстрастным. По годам Волохов недалеко ушел от подчиненного и в отношении эмоций придерживался той же самой философии.
  
   Кончив чтение, он закурил сигарету и деловито осведомился:
   -Почему вы, товарищ сержант, решили задержать их?
   -Рожи у них были слишком хитрые, товарищ младший лейтенант! И к тому же одна была побита. И к тому же одеты они были по-стильному! - с готовностью ответил Петров. -- Таким только и место в нашем КПЗ!
   - Ну, что ж... резонно. Пойдемте посмотрим на них.
Петров давно держал ключ от амбарного замка и с нетерпением ждал этой команды. Он сорвался с места, и, чеканя шаг, подошел к камере.
   - Здесь они, голубчики! - - таинственно прошептал он своему непосредственному начальнику, не в силах совладать с самодовольной улыбкой.
  
   Младший лейтенант неторопливо приблизился к подчиненному и сухо заметил:
   -Мы, сержант, задержанных должны называть гражданами и никак иначе.
   -Понятно! -- охотно принял замечание Петров и быстро отчеканил. -- Здесь они граждане -- голубчики!
  
   Волохов хотел продолжить воспитательную работу, но радостное и громкое повизгивание за дверью камеры отвлекло его от этой благородной цели.
   -- Ишь как хулиганят, -- задумчиво произнес он.
  
  
  
   -А вы еще спрашивали, почему я решил их задержать? -- не без обиды в голосе и не без гордости за себя воскликнул сержант.
   -Открывайте! Я сейчас научу их милицию уважать!
  
   Петров поспешно снял замок и распахнул дверь.
Счастливо виляя хвостом, к ним выскочил молодой кобель восточно-европейской овчарки. Пес даже не удостоил взгляда смутившегося лейтенанта, а с ходу, поставив передние лапы на грудь опешевшему сержанту, принялся лизать его в обе щеки. Петров был не только сержантом, но еще числился в штате милиции проводником служебно-розыскной собаки, и Пират знал об этом.
  
   Младший лейтенант с кислой улыбкой оглядел камеру.
   -- Действительно хулиганы, -- хмуро обронил он. --Даже окно за собой закрыли... Глупые шуточки, товарищ сержант!
   - Товарищ младший лейтенант, -- забормотал Петров, -- уверяю вас, утром они еще были... Честное слово, я вас не разыгрываю. Я же ведь всей душой хочу помочь вам... Я же понимаю, лейтенанту в милиции до майора без преступников не дойти.
  
   Волохов внимательно посмотрел в честное лицо сержанта.
   -- Ну что ж, -- смягчился он, -- надо, выходит, включать в работу свои способности детектива.
   - Надо, товарищ младший лейтенант! - Горячо поддержал его сержант. -- Без дела плуг ржавеет! И потом, если все начнут от нас бегать, то кто же будет у нас сидеть?!
   Разумно, -- согласился Волохов. -- Так когда,говорите, они еще были?
   -Утром, когда я встал!
   -Как встали? - - удивленно вскинул брови непосредственный начальник.
   Обычным образом, товарищ младший лейтенант. Как встают со стула, --не моргнув глазом, отчеканил сержант. -- Наверное, вы догадываетесь: дежурю я не на ногах.
   - Да, я догадываюсь об этом... И что же было, когда вы встали?
  
   -Все было спокойно. Я подошел k двери и прислушался. В камере стоял оглушительный храп, словнотам спал целый взвод.
   -Во сколько это было?
   --Это было в половине восьмого.
   - Значит, в половине восьмого в камере кто-то храпел, -- задумчиво произнес лейтенант и посмотрел на Пирата. - Послушайте, сержант, а собаки храпят?
  
   Петров малость смутился, но ответил бодро:
   - Смею вас уверить, товарищ младший лейтенант, у него нет никаких пороков. Пес исключительно умный и способный к службе.
   -А беглецов он нам может найти?
   -Этому пока не обучен...
   -А вас вот учили, а вы их адреса все равно не записали.
   -Я-то это знаю. Только с их рожами люди разве говорят правду. А время и так уже было позднее... Вот я и подумал, чего с ними зря маяться.
   -Вы хоть приметы их хорошо запомнили?
   Очень хорошо! -- уверенно ответил Петров. - Я к ним специально приглядывался. Двое -- длинные, вашего примерно роста. Один из них тощий, как Иисус Христос, другой -- откормленный, мордастый, с головой, похожей на репу. А третий -- вроде меня, маленький, но плотный. И все они такие же серые, как и мы с вами, товарищ младший лейтенант.
   -- В отличие от вас, товарищ сержант, я училище специальное кончил, и у меня есть законченное среднее образование, -- холодно одернул подчиненного Волохов.
   - Я -- не о внутреннем содержании, я -- о их внешности. Все они из нашей нечерноземной полосы, а потому, как и мы с вами, серые. Понимаете, товарищ младший лейтенант, что я имею в виду только цвет волос. А, значит, эта шайка -- дновская. И брюки стильные, и пиджаки страшные -- это только камуфляж. А так от них все равно за версту пахнет нашим духом.
   -Это каким таким нашим духом?
   -Ну, выпивши они были.
   -Вот как! Это уже что-то..,- удовлетворенно заметил лейтенант. - А как вы думаете, что они пили: водку или самогон?
  
   -"Сучок", -- не задумываясь ответил Петров.
   -Вы уверены?
   -Без сомнения! А "сучок" в Дно так поздно продают только в ресторане!
   -А версия домашней пьянки вами отвергается?
   -Дома никто салаг такой гадостью поить не будет!
   -Значит, звоню в ресторан, товарищ Петров!
   -Звоните, товарищ младший лейтенант! Дело верное!
  
   ***
  
   Азарт погони охватывает не только тех, кто гонится за чинами, но и тех, кому карьера не светит. Охотничий инстинкт перешел к человеку от хищного зверя, и, повинуясь этому инстинкту, сержант Петров и его непосредственный начальник с быстрого шага перешли на бег трусцой.
   Утро стояло по-осеннему прохладное и бежать было одно удовольствие.
  
   У калитки, на которой красовалась страшенная морда собаки неизвестной породы, они разом остановились.
   Сержант перевел дух и сказал:
   - Здесь их малина!
   -Лейтенант немного отдышался и спросил:
   -Вы уверены, что здесь?
   -А где же еще? -- удивился вопросу Петров. --Только хулиганы могут нарисовать такую уродину.
   - Ну уж не скажите, сержант! -- возразил Волохов.-- У боксера морда куда безобразнее.
   -- А что же вы думаете, товарищ младший лейтенант, боксера вывели нормальные люди? Я уверен, что нет! Нормальному человеку уродство претит. Только душевно больные могут держать такого монстра.
   - Хотел бы я знать, какого монстра держат здесь,-- заглядывая через калитку во двор, невесело произнес Волохов. -- Еще одни брюки мне никто не выдаст.
   -Боюсь, товарищ младший лейтенант, что одними брюками здесь не отделаться.
   -Думаете, и ваши пострадают?
   -Хуже! Мне кажется, в этом доме зверь похлеще моего Пирата... Зажрет и гав не скажет.
   -- А почему вам так кажется?
   -- Видите ли, товарищ младший лейтенант, если бы там была шавка, она давно бы хай подняла. Эти дармоеды страшно бестолковые: гавкают по делу и без дела. А там нас поджидает умный пес. Он нас слышит, а себя не выдает. Но только мы в дом зайдем -- он тут как тут. И станем мы его пленниками... по-нашему - арестантами. Если, конечно, сопротивляться не будем.
   -Да... Вот как... Покричите-ка хозяев, сержант!
   -Хозя-ин, хозя-ин! -- старательно прокричал Петров.
   -- Пожалуйста, не так громко! -- одернул его Волохов. -- На нас прохожие стали слишком весело посматривать.
   - Не смущайтесь, товарищ младший лейтенант. У них только и заботы, что над милицией позубоскалить. А мы находимся при исполнении служебного долга, и это должно вас воодушевлять! А потише кричать бесполезно: никто нас не услышит.
   -- Тогда хватит орать! Если там есть кто-то живой, то наверняка давно нас увидел и услышал. Вперед, сержант!
  
   Младший лейтенант распахнул калитку, и, шагнув во двор, расстегнул кобуру пистолета.
   -- Только без этого.., -- умоляюще посмотрел на него Петров. -- Собаку стрелять нельзя! Собака ведь, как дитя малое. Она не понимает, кого любит, не соображает, кому служит.
   - В таком случае, сержант, берите инициативу на себя. Я с детства страшно боюсь собак, и они все это откуда-то знают и при случае стараются хапнуть меня.
   -- Да, собаки смышленые звери, - охотно согласился Петров, занимая позицию впереди лейтенанта.
  
   Он поднялся на крыльцо веранды и осторожно нажал на дверь.
   Дверь бесшумно отворилась. Придерживая ее за ручку, сержант оглядел веранду. Пол веранды был завален яблоками и собаке среди них просто невозможно было разлечься. Стараясь не наступить на яблоки, Петров подошел к двери, ведущей в дом, и слегка толкнул ее. Она так же бесшумно открылась. Он схватился за ручку и, готовый в любой момент захлопнуть дверь, внимательно оглядел кухню.
   Волохов подошел к нему сзади и шепотом спросил:
   -- Есть?
   А черт ее знает! - тоже шепотом ответил сержант. -- Они хитрые бестии. Может и под кроватью лежать... Я сейчас зайду на кухню, а вы прикройте дверь и в щелочку наблюдайте за мной... Если пес выскочит, дверь захлопывайте поплотнее и бегите за хозяевами, благо мы теперь знаем место работы каждого из них.
   -А как же вы? -- с восторгом глядя на мужественного сержанта, спросил Волохов.
   -- А я уж как придется, --- спокойным голосом ответил Петров. -- Прикажет лежать -- лежать буду! А,может быть, и сидеть позволит... С собакой спорить все равно что с милиционером - бесполезно.
  
   Он вошел в кухню. Лейтенант, прикрыв дверь, с тревогой наблюдал за ним. Несколько секунд сержант стоял как вкопанный. Ни собака, ни человек не появились встретить гостя. И он прошелся взад-вперед около нетопленной плиты. И опять никого. Петров осмелел и заглянул в комнату, а потом в спальню. И там не было ни человека, ни собаки.
   -- Заходите, товарищ младший лейтенант! -- крикнул он. -- Здесь никого нет!
   Волохов приоткрыл дверь побольше и, просунув голову в щель, радостно сказал:
   -- Ну и хорошо, товарищ сержант! Пойдемте побыстрее отсюда!
  
   Но сержант на этот раз не спешил выполнять указание непосредственного начальника. Вытянув шею, он медленно двигался по кухне и поводил носом из стороны в сторону.
   -Чего там еще? -- нетерпеливо проворчал Волохов.
   -Мы же с вами, товарищ младший лейтенант, не собаку пришли искать... А тут картошкой жареной пахнет.
   - На кухне и должно пахнуть жареной картошкой.
   -Но плита холодная!
   -Ну и что? Может, ее вчера вечером еще жарили.
   -У вчерашней совсем другой запах... А это пахнет свежеподжаренная..,-продолжая принюхиваться, объяснял сержант.
  
  
  
   --- Ну, у вас и нюх! -- не без восхищения заметил Волохов. -- А я, признаться, ничего не чувствую.
   - Это у вас оттого, что вы курите, - сказал Петров и неожиданно присел и нагнулся к полу. -- Товарищ младший лейтенант, помогите-ка поднять эту крыжечку, -- попросил он негромко. -- Похоже, наши преступнички картошечку жарят там.
  
   Волохов подошел и присел рядом над деревянной крышкой люка, ведущего в подвал.
   -А вдруг собака? -- прошептал он.
   -Даже самая умная собака не умеет жарить картошку! -- спокойно заметил Петров и скомандовал: - Взялись!
  
   Они посноровистей ухватились за тяжелую крышку и разом подняли ее...
   В подполе горел свет, а на электрической плитке в большой сковороде швырчала картошка.
   Коротыш, стоя на корточках, помешивал ее большим ножом, а Мелихов и Репа сидели на ящиках и хрустели яблоками. Никто из них даже не глянул вверх.
   Волохов сразу же сообразил, что эта троица давно засекла их и давно смирилась со своей судьбой. А Петров, наверное, также подумал и, нагнувшись к лазу, рявкнул что есть мочи:
   -Ну что, граждане-голубчики, допрыгались! Я вам покажу, как из милиции убегать!
   -Не надо им это показывать, товарищ сержант, --улыбнулся Волохов. -- Это они и сами умеют хорошо делать!
   -Поесть бы хоть дали, - - проворчал Коротыш, с тоской глядя на сковороду.
   - Поешьте, поешьте! -- охотно разрешил сержант.-- Товарищ младший лейтенант, пусть поедят! Все лишний раз нам кормить не надо будет тунеядцев!
  
   Через полчаса сытые беглецы были в милиции. Они притулились на краешках стульев и сидели, не шевелясь, с низко опущенными головами.
   Петров сиял. Его непосредственный начальник радовался не меньше подчиненного. Оба они сидели за потертым письменным столом и гордо поглядывали на задержанных.
  
  
   Насладившись победой, Волохов негромко, но чётко, делая многозначительные ударения, сказал:
   -- Давайте, товарищ сержант, разбираться... Что мы инкриминируем в вину этой троице?
  
   Петров не заставил себя ждать. Недолго, думая, он сердито заявил:
   - А они, по-моему, товарищ младший лейтенант, уже без всякой инкриминации по всем статьям виноваты!.. К тому же собаку совратили. Так, чего доброго, и совсем пса можно испортить. Службу перестанет нести!
   -М-да... Тяжела их вина, -- задумчиво покачал головой Волохов. -- Но какое официальное обвинение мы им предъявим?
   -Побег!
   -М-да... За побег -- лет пять, если мне память не изменяет...
   - Ну, что граждане-преступники! -- просиял Петров. -- Милиция вас научит свободу любить!
  
   Волохов положил перед собой чистый лист бумаги, снял колпачок с вечной ручки и деловито оглядел перо. Осмотром остался доволен и неторопливо произнес:
   -- Ну, что ж... будем составлять протокол.
  
   Мелихов медленно поднялся и подошел к столу. Он был бледен, как милицейская стена, которую белили известкой перед каждым революционным праздником.
   -- Послушайте, лейтенант, -- осипшим голосом проговорил он. - Ведь вы нас так и посадите на самом деле.
   - А вы что думаете: мы тут с вами в бирюльки собрались играть? -- вместо лейтенанта воскликнул его подчиненный.
   -Но ведь мы не убегали, -- не сводя глаз с Волохова, воскликнул Веня. - Убежать можно только тогда, когда тебя посадили. А нас никто не сажал. Нас просто вот этот дундук, -- Мелихов кивнул в сторону сержанта, -- закрыл в камере, не имея на это никакого права. До вас-то хоть это доходит, товарищ лейтенант?
   -До меня доходит, что вы оскорбляете при исполнении служебных обязанностей моего непосредственного помощника.
   -Не знаю, посредственный он помощник или непосредственный, но знаю, что мы сами пришли в тюрьму.
   -- В милицию! -- поправил его Волохов.
   -Какая разница! - повысил голос Вениамин. -- Тюрьма начинается после милиции и великие говорят: от милиции до тюрьмы -- один шаг!
   -Прекрасная мысль, товарищ младший лейтенант, -- довольно заулыбался Петров. -- Он хоть и оскорбляет меня, но преступник образованный! А еще говорят, скажу я тебе, от тюрьмы и торбы зарекаться нельзя.
  
   Вениамин, не обращая внимания на его реплику, продолжал:
   -- И те же великие утверждают, что на свете должна торжествовать справедливость. Так неужели вы, советские милиционеры, невинных людей посадите, а хулигана, который избил меня и постриг, оставите на свободе.
  
   Мелихов сорвал кепку со своей головы и низко склонил голову перед милиционерами. Они молча рассматривали его шевелюру, испорченную неумелой стрижкой. Веня понял, что они колеблются, что нужен еще небольшой толчок, и они переиграют все дело.
   И он поспешил надоумить их:
   -- Вот его вы и ловите, если вам нужны преступники. Тут у вас все будет гладко: есть побитый и при нем два свидетеля.
  
   Мелихов не ошибся в своих расчетах. Младший лейтенант неторопливо спросил:
   -А вы нападавшего знаете?
   -А как же! -- не удержался и вскочил радостно с места Репа. -- Мы о нем все заранее узнали.
  
   Коротыш сильно ударил его сзади под ребро кулаком.
   -- Ой-е-ей, -- застонал Репа.
  
   А Вениамин поспешил внимание милиции переключить на себя.
   -- Как не знать! - посмотрел он на стенные ходики. -- Мы - коллеги. Кочегары! И его поезд должен вот-вот прийти из Сущева.
   -- Зверь на ловца бежит, -- неторопливо проговорил Волохов и скомандовал: - Товарищ Петров! Доставьте сюда коллегу кочегара! Как его фамилия?
   - Кротов, -- поскучневшим голосом произнес Веня фамилию своего врага.
  
  
  
   Сержант вскочил на ноги и бодро спросил у непосредственного начальника:
   -Доставить зверя живым или мертвым, товарищ младший лейтенант?
   -Лучше мертвым, -- с надеждой глядя на расторопного сержанта, чуть слышно обронил Коротыш.
  
  
   ***
   Лебедев еще издали заметил рядом с дежурным по станции сержанта милиции. Недоброе предчувствие кольнуло сердце старого механика. Особенно оно усилилось после того, как дежурный выкинул вперед красный флажок. По расписанию остановка на станции им не полагалась. Тихо выругавшись, Лебедев стал тормозить.
  
   Степан тоже обратил внимание на сержанта. Отойдя от окна и открыв воду в шланг, он крикнул.
   - С милицией встречают!
   Машинист на это никак не отреагировал, а Василий весело воскликнул:
   -- Да ну! -- и выглянул в окно помощника. -- Слишком маленький милиционер, -- засмеялся он. -- Нам такой не страшен!
   - Маленькие -- они особенно зловредные, -- заметил ему Степан, поливая из шланга уголь.
  
   Лебедев, усмиряя бег состава, остановил паровоз как раз возле невидимой черты, которую обозначил флажок.
   - Чего до парка не дал доехать? -- крикнул он дежурному.
   -- Сейчас доедешь, -- буркнул тот, не глядя на механика.
  
   Игорь Дмитриевич понял, что предчувствие его не обмануло, и машинально глянул на сержанта. Петров только этого и ждал.
   -Кротов на паровозе? -- строго спросил он.
   -А где же ему еще быть? -- сердито ответил Лебедев.
   Сержант подошел к паровозной будке и, остановившись напротив двери, потребовал:
   - А ну пускай живо слазит!
   102
  
   -Здесь я командую! -- сказал Игорь Дмитриевич жестко.
   -А я его арестовываю! -- покраснел сержант от гнева.
   -Это за что? -- высунулся в дверь будки Василий.
   -А ты кто будешь? Кротов?
   -Ну, Кротов...
   -Ну, так не задавай глупых вопросов! Какая тебе разница за что сидеть, когда посадят. Слезай! -- приказал Петров.
  
   Вася растерянно посмотрел на Лебедева.
   -- Работа -- не танцы! -- сказал тот решительно, --С нее, когда вздумается, не уходят. Закрой дверь, Кротов, и продолжай выполнять свои обязанности.
   Не успел Василий захлопнуть дверь, как сержант оказался рядом с ним.
   - Я тоже выполняю свои обязанности! - гаркнул он. - И мне приказано доставить его живым или мертвым, и без него я отсюда не уйду!
   -- А посторонним здесь нельзя! - - крикнул Степан.
   -- Я -- милиционер и посторонним нигде не могу быть! -- гордо заявил Петров.
   Лебедев искоса посмотрел на разгоряченного сержанта:
   -А за что же все-таки ты арестовываешь нашего кочегара?
   -Да он лучше меня знает за что! -- запальчиво воскликнул сержант. -- Пусть сам и скажет, а не валяет дурочку!
  
   Механик вопросительно посмотрел на Василия.
   - Я и сам теряюсь в догадках, -- пробормотал тот. -- Разве что стиляги?..
   -- Они граждане-голубчики! -- радостно воскликнул Петров. - - Отделал бедняк будь здоров! Зверь ты этакий! Один уже бледный, как полотно! И фотокарточку с него уже не сделаешь! А двое других, слава богу,
еще пока что живы.
  
   У Василия от этих слов все похолодело внутри, и кровь отхлынула от лица. Он тоже стал бледен, как отбеленное полотно.
   -- Тут что-то не так.., -- растерянно проговорил он.-- Я никого и пальцем не тронул... Разве что Мелихова чуть постриг...
  
  
  
   -Во! Видишь! -- довольно заулыбался сержант. --Дыма без огня не бывает!
   -Так они меня сами за эту стрижку отлупить хотели, - продолжая недоумевать, начал оправдываться Кротов перед милиционером и своей бригадой. -- Вчера вечером, когда я шел в поездку, они заловили меня на бульваре.
   -И много их было? -- спросил Лебедев.
   -Трое. Репа с кулаками на меня из-за дерева вылетел. Я от удара уклонился, и он врезал плюху прямо Мелихову, который ,оказывается, уже за моей спиной был. А тут откуда ни возьмись из темноты Коротыш вылетает, и летит, как метеор, и тоже врезался в своего друга.., Пока они разбирались, что к чему, я и был таков... Вот и все... Ничего я тут не присочинил.., -- с надеждой посмотрел на сержанта Кротов.
   -- Я знаю эту троицу, -- сказал Игорь Дмитриевич.- Они мне однажды и на паровозе концерт закатили...Жуть богатая на выдумки компания... А что, сержант, Мелихов действительно так здорово пострадал?
   -Ну, не так, чтобы так, но фотокарточка попорчена. Это точно! -- не моргнув глазом, бодро ответил Петров.
   -Вот ему Репа и попортил фотокарточку, -- засмеялся Степан.
   -Это точно, Степа, -- согласился с помощником Лебедев. - И похоже, то, что им не удалось сделать своими руками, они хотят сделать с помощью милиции. Ох, мерзавцы, -- покачал он головой.
   -Механик! -- крикнул снизу дежурный. -- Ты ехать-то думаешь сегодня?
   -А ты флажок-то сменил? -- высунулся к нему Лебедев.
   -- Я уже и сам скоро сменюсь, а вы там все бодягу разводите! -- недовольно проворчал тот.
   - Ну, ладно, не ворчи, старик! -- улыбнулся ему Игорь Дмитриевич.
   И длинно прогудел. И взялся за ручку реверса.
   -Я тоже поеду! -- крикнул ему Петров.
   -Ну, а куда ж ты без нас! -- подмигнул ему машинист, у которого явно поднялось настроение. -- Все вместе потом и в милицию пойдем.
  
   -- Это зачем все вместе? -- ошарашенно посмотрел на каждого члена бригады Петров.
   - Разбираться будем...
   --У нас и без вас есть кому разбираться, -- запротестовал Петров. -- Мы не такие дела раскручиваем!
   - А это дело как раз и не надо раскручивать! -- твердо сказал Лебедев.
  
   А Степан схватил лопату и крикнул:
   -- Вася, похлопай!
  
   Петров понял, что им уже не до него и, встав в угол будки, стал наблюдать, как паровозники работают. И когда Степан взялся за лопату в следующий раз, сержант неожиданно положил руку на черенок и, виновато улыбаясь, попросил:
   -- Позволь, начальник, я покидаю!
   -Испачкаешься! -- ухмыльнулся помощник.
   -Уж если я в милиции не боюсь запачкаться, то эта грязь мне не страшна!
   -- Ну, побалуйся малость... Только не очень, чтоб здорово. Топку не закидай.
  
   Петров взял лопату, осмотрел ее внимательно и гаркнул:
   - А ну, похлопай, арестованный!
   И Вася вдруг улыбнулся помимо своей воли. А сержант, бросив несколько лопат в огонь, спросил у Степана:
   -Ну, как?
   -Нормально, -- ответил тот.
   -Ты из какой деревни? -- спросил у непрошенного помощника Игорь Дмитриевич.
   -Из Белошкино... А что, заметно?
   -С лопатой хорошо управляешься, -- похвалил его машинист.
   -Шел бы к нам, -- предложил Степан. - И деньги, здесь больше, чем в милиции.
   -Нет уж, граждане-паровозники! -- энергично запротестовал сержант.--От черной работы я в деревне натерпелся вот так! -- и он провел указательным пальцем по горлу.
  
  
   ***
   Не сдобровать тому, кто вздумает дурачить милицию. К этой мысли Мелихов приходил постепенно и пришел к ней одновременно со своими друзьями в тот самый момент, когда сияющий сержант Петров вернулся с задания вместе с паровозной бригадой.
  
  
   На глазах милиции стиляги готовы были поливать Кротова грязью со всех мыслимых и немыслимых шлангов, но делать это в присутствии честного народа они не осмелились. И не подняли глаз ни на старого машиниста, ни на более молодых членов его бригады.
  
   И поняли они, что дело их - швах. Раскисли и тут же раскололись, то есть, если выражаться не милицейским языком, а по-русски: во всем сознались.
  
   Младшему лейтенанту Волохову ничего не оставалось, как пожать руку старому машинисту, поблагодарить всю бригаду за помощь следствию и всю бригаду, включая Кротова, отпустить с миром.
  
   Вася выходил последним, и когда за ним закрылась дверь, Мелихов с горькой обидой в голосе сказал:
   -- А как же мой чуб?
   Душа Мелихова все еще жаждала отмщения и Волохов это понял. Он закурил сигарету, попускал колечки дыма, полюбовался ими и спокойно произнес:
   -Будем стричь!
   -Это как стричь? -- вскочил со стула Веня.
   -У нас не дом моделей. Для всех одна стрижка -- наголо! -- охотно объяснил младший лейтенант.
   -Вы, что же, хотите сделать то, что не совсем получилось у этого варвара с ножницами?
   -А ты что хотел сделать нашими руками? -- насмешливо посмотрел на него Волохов.
   -Мелихов тяжело опустился на стул.
   -Я не дамся! -- загнанно глядя на милиционеров,простонал он.
   -Свобода выбора есть только у свободных граждан! -- строго заметил ему сержант.
   -Вы, сержант, настоящий Спиноза! -- похвалил непосредственный начальник подчиненного.
   А Веня зло крикнул им обоим:
   - Вы меня еще не посадили!
   -Сидеть тебе как миленькому, гражданин-голубчик!
   -М-да... Из милиции убежал... В преступный сговор с чуваками вступил... На человеческую жизнь и человеческое достоинство посягнул...
  
   - На Пирата нашего покусился! - поспешно прибавил Петров и свое обвинение. -- Вы ему, товарищ младший лейтенант, и собаку присовокупьте!
  
   -К собаке он никакого отношения не имеет, -- пробурчал Коротыш.
   -А чья это была работа? -- мгновенно посмотрел на него сержант.
  
   Задержанные молчали.
   - Боитесь сознаться?! - Волохов закурил очередную сигарету и попускал колечки. -- Теперь вам уже нечего бояться! -- уверенно заявил он.
   -Ну, моя это работа! -- с вызовом сказал Коротыш.
   -Как же тебе удалось такое, Герасимов? -- спросил младший лейтенант, и оба милиционера с любопытством уставились на Коротыша.
   -Тот не выдержал их любопытных взглядов, опустил глаза и хмуро молчал.
   -А он у нас собачий язык знает, -- хихикнул Репа.
   -Трепач, -- только и буркнул на это Герасимов.
   -А ты не стесняйся, расскажи! -- настаивал младший лейтенант.
   -А чего стесняться! - поднял голову Коротыш. -Я ж у вас не спрашиваю, как вы нас нашли, откуда вы все про нас знаете. Тайна это, профессиональная, и я производственных секретов не выдаю.
   - Товарищ младший лейтенант! Вы не чувствуете,что он очень даже нам подходит? -- горячо заговорил Петров. -- Почему бы нам не взять его к себе на работу? Я из него здесь человека сделаю... а он из собаки - хорошего служебного пса. У меня не совсем получается с дрессировкой, а у него, видать, талант, и, видать, он сумеет секреты наши хранить.
   -- К тому же он хороший шофер, -- сказал Репа. -А то что это у вас за порядки: за преступниками пешком гоняетесь.
  
   -Вообще-то надо поговорить с капитаном, - - задумчиво произнес Волохов. -- И дрессировщик нам нужен и шофер тоже... Ты когда, Герасимов, пойдешь в армию?
   -У меня "белый"!
   -Для нашей службы это не помеха. Что скажешь?
  
  
   Коротыш отрицательно покачал головой:
   -- Я к вам не пойду!
   -Ты соображаешь, что говоришь! -- воскликнул сержант. - - Откажешься - в тюрьме будешь сидеть! Так уж лучше так!
   -Давай, давай! Не упрямься! -- подтолкнул локтем друга Репа. -- Может, это у тебя единственный шанс стать человеком.
   -Золотые слова говорит Сажин! -- сказал Волохов.
   -А ребят вы со мной отпустите?
   -О чем разговор? Сразу всем объявляю амнистию!
   -Ну, что ж, -- кисло улыбнулся Коротыш и поочередно посмотрел на своих друзей. -- Ради вас придется стать человеком... если, конечно, капитан еще разрешит...
  
   Они даже не представляли, как прекрасна свобода.
   Они это поняли только тогда, когда оказались на улице...
  
   А Волохов, оставшись вдвоем с сержантом, закурил сигарету и, пуская колечки дыма, хитро посмотрел на своего подчиненного.
   Сержант Петров понял, о чем думает непосредственный начальник, и весело воскликнул:
   -Ну и нагнали мы на них страху! Ведь в милицию так, очертя голову, не бросаются...
   -Ничего, привыкнет... Зато теперь его друзья будут сами милиции бояться и другим то же самое закажут.
   Младший лейтенант Волохов выпустил несколько колечек дыма и, улыбаясь, покачал головой.
   -- Ишь ты, додумались, зуб за зуб, чуб за чуб.
   **************************************************
  
   5.ТЕМНАЯ ЛОШАДКА

***

   Жизнь не течет равномерно.
   Чтобы человек не сдох от нескончаемой скуки или не погиб от бесконечных стрессовых перегрузок, она придумала аритмию, и время от времени каждому живущему дает возможность отдохнуть от чрезмерного однообразия или излишнего разнообразия...
  
   Осень, наверное, для того и существует, чтобы охладить человеческие страсти, дать людям осмотреться, одуматься, поскучать вместе с дождями...
  
   А дожди затянулись.
   Уже облетели листки октября. Пошел на убыль ноябрь, всем осточертела грязь, а дни стояли серыми и унылыми. Люди все чаще стали поговаривать о морозах и снегах. Но природа не спешила. Опустошенная человеком и осенью, она тщательно готовилась к зиме...
  
   Поздно вечером Кротов шел по бульвару.
   Вокруг все было черным. И тополя, до последнего листика ободранные ветрами, и земля с пожухлой травой, из которой бесконечные дожди вымыли осеннюю охру, и небо, плотно набитое тяжелыми тучами. Тучи почти касались вершин деревьев и еще гуще делали и без того густые сумерки. Свет фонарей, освещавших железнодорожные пути, ослабевал в них и почти не доходил до бульвара.
  
   Темнота не пугала Василия. Его занимала грязь. Все свое внимание он сосредоточил на дороге, стараясь не втемяшиться в лужу. И не сразу заметил, что вокруг все изменилось. Город в мгновение ока преобразился, стал светлым и призрачным. А белый снег, сказочно красивый, плавал в воздухе, кружился и медленно опускался на дома, дорогу, деревья.
  
   Вася оживился. Поднял голову и огляделся. Рядом никого не было, и он решил дать выход разыграфшимся эмоциям. Подпрыгнул и поймал языком снежинку. Забава понравилась, и, подбадривая себя негромкими возгласами, он стал прыгать вверх, хватая ртом зависающие в воздухе снежные хлопья, и радуясь своей добыче, как самый что ни на есть последний мальчишка.
  
   Обидное сравнение с мальчишкой пришло на ум после того, как он увидел стройную незнакомку. Она продефилировала мимо, даже не глянув на него. Она так высоко несла гордую голову и так ясно всем своим видом выказывала презрение к нему, что у Василия пропала всякая охота резвиться. "Откуда она появилась? Словно из снега возникла!", -- недоумевал он.
   А снег, как бы подтверждая его мысль, облепил девушку и она была белой, как Снегурочка. Но сходство со Снегурочкой, это Вася сразу уловил, было чисто внешним. Та была деревенской девушкой, наивной и по-крестьянски простой. А в этой, в ее движениях, стати, чувствовалась городская жилка. Держалась она, как принцесса -- не меньше, и, по всему видать, была с характером крутым и -- сама себе на уме.
  
   И все-таки она кого-то ему напоминала. Какую-то книжную героиню... Но какую?..
   Девушка уже подходила к лестнице виадука... Она уже поднималась... Уже фонари на мосту высветили стройную фигуру. В их свете снег казался еще более густым. Его легкие хлопья преданно кружились возле юной красавицы, и она в эти мгновения была удивительно похожа на Снежную принцессу.
  
   Вася никогда не видел Снежной принцессы ни в кино, ни на картинках. Он даже не знал, существует ли она в литературе. Но он хотел верить, что существует. Ведь есть же Снежная королева. А почему у Снежной королевы не могло быть дочери? Только потому что у нее ледяное сердце? Но Боже, сколько женщин с холодным сердцем имеют детей.
  
   В общем, сравнение, неожиданно пришедшее на ум, показалось Кротову самым убедительным и подходящим. Снежная принцесса должна быть. Она наверняка есть!
   Просто он еще ничего не успел прочитать о ней, и, не успев открыть в книгах, нашел ее в жизни.
   Только здешняя ли она? Может быть, она вообще не из этого мира. Реально ли вce, что он видит? Зима... снег... это, конечно, реально... Но прекрасная незнакомка, в лицо которой он даже не успел заглянуть, реальна ли она? Может быть, это бред... Всего лишь галлюцинации.
  
  
  
   А девушка не спеша шла по мосту, уходя в ту часть города, где жил Мелихов и где Вася стриг не в меру ретивого ухажера.
   Но об этом сейчас он вспомнил вскользь, мельком. Сознание свербила одна-единственная гнетущая мысль: уходит... уходит...
   Он хотел броситься вдогонку... Хотя бы заглянуть и лицо. Убедиться, что не обманулся и навсегда запомнить прекрасные черты. Запомнить... запомнить, чтобы узнать незнакомку при следующей встрече...
  
   И тут же огорченно потупился.
   Он жил в реальном мире. Только в сказках принцессы влюбляются в кочегаров... точнее, трубочистов. Жизнь грубее. В ней все проще и практичнее. И сказочная любовь между кочегаром и Снежной принцессой в реальной жизни состояться не может.
  
   В чудеса он не верил и не стал надеяться на чудо.
   Снежная принцесса исчезла, растворилась в снежной мгле, но осталась в памяти и сердце Василия.
  
  
   ***
   С приходом зимы в городе Дно после осенней спячки просыпалась физкультурно-массовая работа и приобретала такой размах, что в границах города ей становилось тесно, и она спешила в поля и леса.
   Там, на просторе, было где развернуться физоргам, и Дроздова, получив команду разворачиваться, энергично взялась за дело... И сразу столкнулась с полнейшим равнодушием деповской молодежи ко всякому соревнованию. Столкновение было тяжелым и травмировало юную душу девушки. В тесной комнате для комсомольских работников она опустилась на свой стул и уронила слезу на пустой стол. Было страшно обидно за равнодушную и неотзывчивую деповскую молодежь.
  
   - Ты чего отсырела? -- поинтересовался комсомольский работник с большим стажем, "бывалый" и "тертый калач".
  
  
  
   -Понимаешь, они совсем не понимают, что не мне это нужно, а я стараюсь для них, -- пропищала Дроздова, предварительно шмыгнув носиком.-Это - их здоровье, их досуг и, если хочешь, их развлечение, а эти пустоголовые "паровики" развлекаться не хотят.
   -Да, у нынешних масс - никакого энтузиазма, -- охотно согласился "бывалый". - А в чем вообще-то дело?
   -Да надо срочно принять участие в открытии зимнего сезона, а я не могу собрать лыжников.
   -Откладывать такое мероприятие нельзя! У нас ведь как: сегодня снег, а завтра нет!
  
   Физорг с надеждой посмотрела па товарища по комсомольской работе.
   - А ты не поучаствуешь? - несмело предложила она. - Ведь всего десять км... А ты вон какой здоровый... Осилишь!
   -- Я, Дроздова, не лошадь и не паровоз! Я и так за всех всю работу тащу. -- С обидой в голосе воскликнул"тертый калач". -- А во мне -- не лошадиные силы, а всего-навсего одна человеческая. Я и на работе достаточно уламываюсь... И вообще, Дроздова, запомни: нам в наших мероприятиях участвовать не нужно. Главное для нас -- организовать массы!
- Но массы не хотят организовываться,.. -- жалобно простонала Дроздова и уронила на грудь поднятую было голову.
   -Подраспустились массы,.. - - задумчиво произнес бывалый комсомольский работник. - Не хотят по-хорошему, бери нахрапом! -- решительно посоветовал он.
   -Это как так нахрапом?
   -Вникай в психологию! К каждому ищи индивидуальный подход. Как это древние-то говорили: разделяй и властвуй. Кого припугни, кому пилюлю подсласти,а кого и лестью...
   В это время напротив запотевшего окна, возле которого сидела физорг, остановилась "Овечка".
   --...Вон, видишь, в маневровом, как король в карете, восседает кочегар Мелихов. -- "Тертый калач" подошел к окну и провел ладонью по стеклу. -- Бабник он страшный! - "Бывалый" критическим взглядом окинул физорга. -- А ты -- ничего... Вот иди и попробуй на этом сыграть.
   -А почему ты решил, что он бабник? -- зардешись, спросила девушка.
   -Да это ж за версту видно! Он же стиляга! -- и подбодрил ее. - - Так что действуй, физорг! Развивай в себе организаторский талант.
   Дроздова накинула на плечи пальто и неуверенным шагом вышла из комнаты. В коридоре она задержалась у закопченого со стороны улицы окна. Оно было как зеркало, и девушка посмотрелась в него. В самом деле, она была ничего. Курносый носик, правда, делал выражение лица немного простеньким, сельским, но зато само лицо, кругленькое и румяное, было просто миленьким.
  
   Дроздова одернула кофточку на себе и уже более уверенной походкой пошла к "Овечке". Однако до настоящей уверенности ей было далеко.
   Мелихов, как только увидел девушку, сразу отметил, что она чего-то стесняется... Словно не по железнодорожным путям идет, а пересекает танцевальный зал, спеша пригласить его на дамский танец, и боится, что он откажет.
  
   Отказывать хорошенькому физоргу в чем-либо у парня не было никакого желания. Он приосанился и ободряюще улыбнулся девушке. Дроздова тоже была сама себе на уме, увидела, как он тает, и подумала: прав был товарищ по комсомольской работе... внешнее обаяние действительно играет не последнюю роль, особенно, когда имеешь дело с бабником, и, наверное, поэтому в комсомольские активистки дурнушек не пускают.
  
   Она тоже улыбнулась, но речь начала издалека и голосом, в котором преобладал казенный тон.
   -- Мелихов, ты как относишься к общественным мероприятиям?
  
   Сияющий Веня высунулся в окно. С высоты своего положения посмотрел на физорга. Она остановилась вдали от паровоза, и по всему было видно боялась и машины, и кочегара.
  
   -Очень даже положительно, -- радостно заявил Мелихов, -- если они проходят без меня.
   -А если с тобой! -- пропищала Дроздова, чувствуя, что с этим стилягой кашу не сваришь.
   -Ну, если ты имеешь в виду танцы, то тоже очень даже положительно! Может быть, сбацаем, а?
  
   Растерянность и глазах физорга стала более заметной.
   -- На что ты, Мелихов, намекаешь?
   - Вот на это!
   Веня, не вставая с места помощника машиниста, гулко и весело отбил ногами чечетку.
  
   Кузьмич, дремавший на своем стуле, приоткрыл на мгновение левый глаз, равнодушно глянул на кочегара и опять принялся дремать. Дроздова в это время соображала, что ей делать и,сообразив, сказала:
   -- Здорово! А на лыжах ты так же хорошо умеешь бегать?
   -Я, милая, вообще бегать не умею. Бегать и быть на побегушках, -- это не в моих принципах. А ходить хорошо -- могу! Даже на лыжах. Если хочешь, давай научу.
   -А лыжи у тебя есть?
   -- Но я же тебе сказал, что это не...
   - Хорошо! Не раздражайся! Я принесу. Ты приходи в воскресенье в десять часов к железнодорожной школе.
   Веня не ожидал такой плевовой победы и даже смущенно заулыбался.
   -- А чего... я приду... Ты только не обмани.
   - Я не обману. Ты только не проспи. Старт в десять утра! Не перепутай утро с вечером.
  
   Кузьмич, продолжая дремать, хмыкнул.
   А Мелихов сердито посмотрел на Дроздову.
   - Я, юная обольстительница, не терплю соперников!
   И он, развалившись на месте помощника машиниста, сделал вид, что дремлет так же беззаботно, как и его начальник.
   Но механик опять приоткрыл левый глаз и буркнул:
   -- Иди, хоть кости разомнешь!
   - А мне ни к чему мягкие кости, -- огрызнулся Веня.
   -Это потому, что ты еще бестолковый, -- проворчал Кузьмич. -- Вся бюрократия во все времена бесхребетность считала одним из приятнейших достоинств своих подданных.
   -Мелихов, -- крикнула Дроздова, -- ты уж не обижайся... Работа у меня такая...
   -Ну и работай на здоровье! - - гневно прошипел он, снова высовываясь в окно. -- А простого трудящегося нечего дурачить!
  
   -Ладно, - отмахнулась от него девушка. -- Пойду других уговаривать.
   -Дуй, дуй! -- небрежно бросил Веня и тут же глаза его загорелись. - Слушай, физорг! -- крикнул он совсем растерявшейся и подавленной Дроздовой. -- А ты Кротова не пыталась уговорить?
   -- Нет еще, -- вяло ответила та, едва сдерживая слезы.
   -Действуй, милая! У тебя с ним получится! Бабник он страшный!
   -Он, что, тоже стиляга?
   - Да где ему! Для этого он слаборазвит!
  
   Физорг потопталась на месте в нерешительности. После разговора с Мелиховым, уверенность снова покинула ее.
   Но работа есть работа. Надо было организовывать массы, и она спросила у развеселившегося кочегара:
   - А других пороков у него нет?
   -- Прекрасная мысль, милая! Недостатков у него много. Жуть как много! Но проступки - лучше пороков. Запомни это, красавица. Проступки - это уже готовый материал, а пороки -- только сырье, и не каждый способен что-нибудь дельное извлечь из него. Так что нажимай милая на проступки! Вот он в институт намылился, а у самого привод в милицию есть! Бери это дело и раскручивай! Заставь его танцевать под твою музыку.
   - Как?
   -Хорошо, конечно! Как же еще!
   -Я имею в виду, как это дело раскрутить?
   -Не дотункала пока?
   -Пока нет...
   -Ну, характеристику-то ему комсомол будет давать!
   -А-а...
   -Вот и "а" -- ворона кума! Дошло, наконец! Начнет ломаться -- бери сразу за жабры!
   -Я попробую,.. -- неуверенно произнесла Дроздова.
  
   Мелихов сердито воскликнул:
   -Не слышу оптимизма в твоем голосе! С таким настроением, Дроздова, можно похоронить любое дело. Ты не пробуй, а действуй напористо! Тогда и получится. Хочешь, я добавлю тебе настроения?
  
  
   -Как?
   -А вот так! Завербуешь Крота, считай и меня завербовала.
   -Обманешь!
   - Не обману! Мы стиляги -- люди слова! Ты только лыжи приноси.
  
   ***
   Паровоз Лебедева стоял в депо на промывке, и Дроздова нашла Кротова под колесами машины в глубокой, черной яме.
   - А ну вылазь оттуда! -- потребовала она.
   Чумазый кочегар мигом предстал перед ней.
  
   Тоном, не допускающим возражения, физорг сказала:
   -- Кротов, в воскресенье возле железнодорожной школы состоится открытие зимнего сезона, и тебе нужно срочно пробежать десять км.
   -- А почему срочно? -- бодро поинтересовался Вася.
  
   Физорг наморщила маленький лобик.
   -Почему срочно?.. Да потому что у нас сегодня снег есть, а завтра нет. По снегу, значит, вот по чему.
   -Значит, может растаять?
   -Запросто.
   -А я срочно бегать не умею.
   -Не забывайся! Тебе характеристика нужна.
   -- А старт во сколько?
   -- В десять... Не забудь!
   -- Не забуду. Хорошо запоминается: десять км и
десять часов.
   Дроздова улыбнулась.
   -- И вправду хорошо запоминается. Я как-то об этом не подумала.
   И довольная тем, что Кротов оказался таким толковым и покладистым, полагая, что она уже с ним договорилась, Дроздова, не мешкая, перешла к практической стороне дела.
   -А лыжи у тебя есть?
   -А зачем они мне? -- откровенно удивился Василий.
   -Как зачем? -- немного растерялась девушка. -- Десять км бежать по снегу на лыжах намного легче..нежели топтать снег...валенками.
   -- Я не знал, Дроздова, что мне нужно будет десять км бежать для характеристики, и не запасся таким инвентарем. Так что ты уж извини!
   Довольный собой, Кротов полез было снова под паровоз, где, расхаживая в яме, механик постукивал стальным молоточком по колесам машины.
  
   Физорга поведение Кротова разозлило. Она взорвалась:
   -- А ну подожди!
  
   Кочегар распрямился и повернул к ней чумазое, невинно улыбающееся лицо.
   -- Ты в институт думаешь поступать?
   Не только в интонации, но и в самом вопросе звучала неприкрытая угроза.
   -А тебе какое дело?
   -Комсомолу до всего есть дело!
   -У вас как в милиции...
   У нас, Кротов! Ты еще пока в комсомоле! И о милиции ты кстати вспомнил. Я знаю, какие у тебя отно шения с ней. Не придешь на соревнования, можешь и за характеристикой не приходить!
   -Но ведь без лыж по снегу не бегают, -- поскучневшим голосом запротестовал Василий.
   Но протест не был удовлетворен.
   -- Я принесу тебе весь спортивный инвентарь! --уходя, бросила через плечо физорг.
  
  
   - Напористая девушка! -- просовываясь между колес, ехидно заметил Лебедев.
   -- Дура -- вот она кто! -- дал выход своему негодованию Василий. -- Ведь ничего не делают, а начальников из себя корчат. Вот возьму и выйду из этого комсомола, и оставлю этих комсомольских начальников без моих взносов.
   - А себя -- без будущего, -- спокойной заметил Игорь Дмитриевич. -- В комсомол можно вступать, но выступать против него никак нельзя, скажи, Степа!
   Степан с котла спустился к ним и, сняв кепку, быстро вытер ею лицо.
   -- Ты, Вася, пока у деповского начальства к тебе ничего нет, не дразни их подручных.. А то ведь не выберешься из этой черной ямы.
   И он опять кепкой провел по лицу. Сомнений не было, он почему-то разволновался. Но Вася не стал спрашивать: почему? Не из врожденного чувства такта. Он, уже насмотревшись в депо на деповские порядки, и сам о многом мог догадаться.
  
   И Кротов только буркнул недовольно:
  
   - С таким начальством, думаю, к победе коммунизма мы не придем.
   Степан промолчал, а Лебедев хмуро прокомментировал реплику кочегара:
   - Мы не только соревнуемся, но и строим под олимпийским девизом: главное -- не победа, а участие...
  
  
   ***
   Лежа на кровати, Василий думал о том, что счастливая жизнь складывается из счастливых случайностей, а несчастная -- из сплошного невезения. И еще о том, что надо стремиться к центру... Если не в Москву, то хотя бы в Ленинград... Надо развивать в себе эту центростремительную силу... А для этого хошь -- не хошь, а придется идти на соревнования...
  
   Где-то за школой на месте старта играл духовой оркестр.
   Снег, к сожалению, не растаял, а путь в институт, оказывается, лежал через массовые лыжные старты...
   Как не хотелось бежать! И день-то был хорош. Почти по Пушкину. Мороз и солнце! А душа не лежала к лыжам! Эх, музыка...
  
   Вася подошел к окну, намереваясь захлопнуть форточку, и увидел Дроздову.
   Физорг, нагруженная лыжами и сгибаясь под их тяжестью, спешила к месту старта. Первое чувство, которое шевельнулось в Кротове, чем-то напоминало сострадание. Но его тут же вытеснило злорадство.
   Оно, как змея, вползло в душу и наполнило ее тихой, злой радостью. Вася даже никогда не думал раньше, что его душа открыта для такой мерзости. Удивляясь себе, он все же с превеликим удовольствием наблюдал за Дроздовой и не заметил, как в комнату вошла Валерия.
  
   Соседка встала рядом с ним у окна, несколько секунд внимательно изучала ситуацию и сердито спросила:
   -На кого это ты так любуешься?
   -Наш физорг! -- расцвел сосед в улыбке.
  
  
  
   Валерия и улыбку расценила по-своему. В девушке шевельнулось чувство ревности.
   -Мог бы и не пялить глаза! Ничего хорошего в этом физорге нет... И потом, какая же она спортсменка,если совсем сутулая!
   -Это лыжи ее сутулят. А так-то вообще она ничего.
  
   Вася злорадствовал, а Валерия все понимала по-другому.
   -А ты, братец, оказывается, ловелас!
   -Да что ты! -- безмятежно ответил Василий, не придавая значения ни словам соседки, ни той интонации, с которой она их произносила. -- Я бы в жизнь к ней не подошел. Не в моем она вкусе. Это она сама навязывается. На соревнования заставила идти. Видишь,лыжи для меня несет.
   -Это, что же, все лыжи для тебя?
   -Да нет. Там и другие дураки еще будут...
  
   Он оборвал фразу и переключил свое внимание на Мелихова и Репу.
   Они вместе с каким-то милиционером нагоняли Дроздову. Вася пригляделся к милиционеру и узнал в нем Коротыша.
   - Ну вот и помощники идут, - - недовольно буркнул он.
  
   Валерия поняла, что он имеет в виду и отчего его настроение так быстро переменилось. Она тоже не симпатизировала Дроздовой. Теперь уже не только из чувства ревности, но и потому, что та заставила ее Васю выступать на соревнованиях.
   -- Может быть, мимо проскочат? -- предположила соседка, но ошиблась.
  
   Троица, поравнявшись с физоргом, остановилась, и Мелихов, сняв связку лыж, стал перебирать ее.
   -- Ух, бабники несчастные! -- погрозила им кулаком Валерия.
   Вася подумал то же самое и разочарованно отошел от окна.
  
   Но уже через секунду Валерия радостно захлопала в ладоши.
   -Ты чего? -- удивился сосед.
   -А ты посмотри!
  
   Он вернулся на прежнее место и расхохотался...
  
   Мелихов, встав на лыжи, уходил вперед, а его друзья помогали Дроздовой взвалить на ее плечи связку лыж, облегченную на одну пару.
   -- Ну и дают ребята!
   И восхищение, и возмущение одновременно прозвучали в голосе Валерии.
   -Так ей и надо!-прокомментировал Василий происходящее. --Не будет третировать простых комсомольцев.
   -Вообще-то, Васенька, мне ее чуть-чуть жалко. Но самую малость. И от этой малости ничего не остается, как только я подумаю о том, что она нетренированного человека заставляет бежать десять километров.
   -Ладно уж, - - поспешил успокоить Кротов соседку, -- как-нибудь пробегу. Там принцип олимпийский. Но вот как Мелихов побежит? Он же от ветра падает.
   --- Ты думаешь? -с тревогой спросила Валерия. Тревога в её голосе соседу не понравилась.
   -- А ты, что, не видишь, что на нем один пиджак, как на огородном пугале, да еще голова, опилками на битая.
   -Я не об этом... С чего ты взял, что он тоже будет участвовать в забеге?
   -А с чего бы Дроздова ему лыжи дала?
   -- Да, это действительно очень просто, -- виновато улыбнулась соседка. -- Как же это я не додумалась.
   - Когда человек влюбляется -- он глупеет.
   -Но я-то ведь ни-ни.
   -Что ни-ни? Не влюбилась или еще не поглупела?
   -Ах, Вася, Вася, хватит дурака валять! Я с тобой!
   -Поболеть?
   -Но и ты, брат, хоть ни в кого не влюблен, а умом обделен. Зачем же болеть за нетренированного человека... Наоборот, я всячески буду тебя сдерживать, чтоб ты не надорвался и не подорвал свое здоровье.
   -Да я и сам шибко не разбегусь. Мне ж за это деньги не платят.
   -Нет, нет, Василек, не отговаривай! Азарт -- штука заводная.
  
   ***
   Музыканты, надувая щеки, старались вовсю, а над гудящей толпой подрагивал на ветру красный транспорант, с одной стороны которого было начертано "СТАРТ", с другой - "ФИНИШ".
  
   Как только сосед и соседка подошли к толпе, перед ними, словно из-под земли, возникла Дроздова.
   Без всякого вступления, кивнув головой в сторону Валерии, она спросила у Васи:
   -- А это кто такая?
   - Сестра...
   Вопрос удивил Василия, а сама постановка его даже обидела. Но он еще в депо решил больше с Дроздовой не связываться и брякнул первое, что пришло на ум.
  
   Физорг недоверчиво покосилась на "сестру", а Кротову скомандовала:
   -- Сними шапку и отдай ей!
  
   Это уже было слишком.
   Вася не мог допустить, чтобы при Валерии так понукала им какая-то соплюха, и хоть зарекался не связываться с Дроздовой, но не удержался -- запротестовал:
   -А я не привык без шапки! У меня голова мерзнет!
   -Бери пример с Мелихова! -- окинула Дроздова сердитым взглядом завербованного лыжника. -- Он тоже холода боится, но везде ходит без головного убора.
   -Это потому что у него уже чуб отрос! -- засмеялся Василий.
  
   Откуда ни возьмись появился Веня. Насмешливо оглядел соперника.
   -- Посмотрим, так ли ты хорошо работаешь ногами,как языком.
   Валерия с тревогой глянула на тощего ухажера.
   -- Мальчики, вы не надрывайтесь!
  
   Мелихов уже был на лыжах. Он подпер палками худые бока. И картинно подбоченился.
   - Чтоб утереть ему нос, мне надрываться не придется!
  
   И орлом посмотрел на друзей. Репа самодовольно улыбнулся, а на лице Коротыша, ставшего милиционером, появилась презрительная улыбка.
   Эта компания раздражала Василия. Но он постарался сохранить спокойствие и ровным голосом сказал:
   -Я бы всем вам носы утер, да не буду этого делать.
   -Это почему же ты не будешь? Кишка тонка? -- запетушился Веня.
   -Я - человек брезгливый!
  
  
  
   -- Ну-ну, мальчики, не ссорьтесь! - умоляюще заглядывая в глаза кочегарам, попросила Валерия.
  
   И Дроздова ее поддержала:
   Правильно говорит эта сестра!
   -Я у него и эта, и та, и любая другая! - сердито огрызнулась Лукина.
   -- Вы мало похожи... вот что меня настораживает. Но спорт должен объединять людей. Здесь ты права...Хотя, -- подумав немного, добавила физорг,-и спортивная злость спортсменам не повредит. Лучше резуль таты будут.
   Валерия с ненавистью посмотрела на нее и умоляюще на ребят.
   -Мальчики, ради Бога, не бегите на результат, не надрывайтесь!
   -Глупый призыв, - - усмехнулась физорг. - - Они не могут не бежать в полную силу, когда начнут гонку. Психологию не знаешь!
   -Они все могут! Они такие! И плевали они на твою психологию!
   -Девочки, ради Бога, не ссорьтесь! --с иронией воскликнул Василий. -- Вы же в гонке не участвуете, и вам спортивная злость совсем ни к чему.
   -Правильно говорит этот брат! - - поддержал его Мелихов. -- Давай, физорг, готовь нас к старту!
  
   Дроздова, красная от гнева, протянула соперникам по большой белой тряпке с номерами.
  
   Привяжите покрепче, чтоб в пылу борьбы не потерялись. Мне надо будет обратно сдать их.
   А лыжи? -- беря номер, спросил Кротов.
   -Иди за мной! Будут тебе и лыжи!
  
   Дроздова круто повернулась и исчезла в толпе. Валерии не понравилось, что физорг проявляет такую заботу о ее Васе и что ему такая забота, судя по его лицу, пришлась по душе.
   -Зверь, а не начальник! -- негромко, но гневно сказала она. - Вы, мальчики, подальше от нее держитесь! Эта запросто может биографию попортить.
   -Затем сюда и пришел, чтобы от нее отвязаться! -- бросил через плечо Вася, убегая за Дроздовой.
   А Веня хмыкнул;
   -- На мне где сядешь, там и слезешь.
  
   И многозначительно посмотрел на Валерию. Она сделала вид, что не поняла намека, и беззаботно предложила:
   - Давай привяжу номер.
   И пока вязала узелки из тесемок, эхо любви гулко звучало в сердце, призывая к отмщению, и Валерии страшно хотелось рассчитаться со своим Васей той же монетой.
   Ах, если бы Вася хотя бы на мгновение задумался, что и соседка тоже уже взрослая девушка... что и соседку тоже можно любить... Тогда могло бы состояться отмщение. А так... Ну как так мстить, когда на тебя не обращают внимания...Даже петушок не подпускает к своим курочкам другого петушка. Даже у петуха, из всех птиц самой глупой птице, есть чувство ревности. Оно врожденное у животных, а Природа, получается, обделила этим чувством, так необходимым человеку, её соседа.
   Она ничего не знала, о помятых "буферах" Симы, О ночной стрижке, о проигранной битве стялягами в парке и в милиции. Она не читала эту повесть, потому что повести этой тогда ещё не было, а её персонажи, сами того не зная, только создавали фабулу нехитрого художественного произведения.
   Ну, а Вася...конечно, Вася ничего такого соседке не рассказывал...
  
  
   ***
   Организаторы соревнований из экономии времени, своего и спортсменов, решили раздельный старт не давать, а пустить на дистанцию всех участников скопом. Кротову не раз приходилось бегать десятку на уроках физкультуры. На них тоже стартовали все сразу, и опыт таких стартов у Васи был. Самое сложное заключалось в том, что надо было ухитриться в первоначальной толчее не споткнуться о чьи-либо лыжи и не остаться лежать на снегу в то время, когда твои соперники, набирая скорость, будут уходить вперед.
  
   Вася огляделся и сзади себя увидел Мелихова.
   Тот прозрачно смотрел вокруг и его физиономия была настолько невинной, что Кротову не составило никакого труда догадаться о намерениях стиляги.
   И вот оркестранты перестали дуть в трубы и ухать барабаном. Наступила тишина. И раздалась команда:
   -- На старт! Внимание...
   Бах! -- трахнул стартовый пистолет.
  
   Застывшая было толпа гонщиков качнулась, и Мелихов, не раздумывая, накатился на лыжи Кротова. Он рассчитывал, что соперник будет двигаться, но соперник стоял, и от резкого торможения Веня чуть было сам не полетел на снег. Он долго вихлялся, пока не нашел устойчивое вертикальное положение. И оказался лицом к лицу с врагом.
   Веня увидел насмешливые глаза и сразу понял, что Крот давно раскусил его. Он покраснел, сошел с чужих лыж и, как ошпаренный, понесся вперед.
  
  
   Он решил умереть, но победить Крота.
   Железнодорожная школа примыкала к лесу, и лыжная трасса с ее двора уходила в лес. Оказавшись среди заснеженных осин и берез, Веня оглянулся и увидел в двадцати метрах от себя размашисто и легко бегущего главного и единственного своего соперника. Мелихов добавил скорости, и, не обращая внимание на красоты зимнего леса, а видя перед собой только одну трассу и слыша лишь шарканье лыж и свое тяжелое дыхание, побежал без оглядки, но с надеждой на победу.
  
   Он потерял счет времени. Его обходили другие лыжники, но это были не его соперники и это его не волновало. И когда они кричали: "Лыжню, лыжню!", он не только не уступал им дорогу, но даже не поднимал на них глаз, чтобы не терять зря силы.
  
   Так он вышел на последнюю прямую, выкатился из леса, и до школьного двора осталось рукой подать. Он лежал перед ним как на ладони... Но это еще не был финиш. Это была только половина дистанции -- первый круг в пять километров. А силы уже иссякли. Мелихов оглянулся и чуть было не заплакал от обиды. Сзади, в двадцати метрах от него, размашисто и легко бежал Крот. Веню вполне бы удовлетворило такое отставание соперника, если бы он не заметил, что тот набирает скорость...
  
   А Кротов, увидев красное полотнище, решил не проигрывать Мелихову промежуточный финиш. Сил у него было достаточно, чтобы на глазах болельщиков обойти хвастуна и возглавить парную гонку. Он ускорил бег и сравнялся с Мелиховым. Они уже вбежали во двор школы, здесь снег был укатан, лыжню просить не нужно было, и Кротов торжествующе крикнул, обгоняя соперника:
   -- У-у, враг народа!
  
   Веня с ненавистью посмотрел на него, но ничего не ответил.
   Он хватал воздух, как рыба, выброшенная на берег, и сил на ответ уже не осталось. Он стремился теперь только к одному: снова добежать до леса и там упасть в кустах. А после пусть будет, что будет. И уж если ему суждено умереть на дистанции, то пусть он умрет подальше от глаз друзей и взбудораженной толпы. Наедине со своим позором. Он, конечно, просчитался.
  
   Пока он сидел на паровозе, победа не вызывала у него сомнений. На деле все получилось иначе. Но откуда ему было знать, что Крот окажется более живучим... таким живучим. Нормальный человек уже давно бы сдох от такого бега.
  
   А толпа, видя, что он сам вот-вот "сдохнет", дружно вопила:
   -- Гони, Кощей! Бессмертным станешь!
  
   Веня с горечью подумал, что если он и станет бессмертным, то только после своей смерти, и из последних сил старался не ударить лицом в снег и не на метр больше не отстать от Кротова. Он словно приклеился в хвост обогнавшему его сопернику и шел за ним лыжа в лыжу.
  
   Репа, Коротыш и примкнувшая к ним Валерия дружно визжали, подпрыгивали и хлопали в ладоши:
   -Ваня, держись! Ваня, обгоняй!
   -Скоморохи! -- крикнул Вася, пробегая мимо них,и сердито посмотрел на Валерию.
   Его злило, что она переметнулась в стан врагов, и, пользуясь мгновением, которое дала ему скорость, он хотел бросить в лицо соседки какое-нибудь обидное слово и бросил бы, но увидел за спиной девушки юную красавицу... У нее были синие глаза и прекрасное белое лицо. Вот и все, что он успел заметить. А обидное слово так и не успело сорваться с его губ. Лыжи быстро уносили гонщика в лес.
  
   По инерции он еще с полкилометра пробежал между осин и берез. Наверняка бы, Кротов полностью выложился бы на второй пятикилометровке... Но синие глаза стояли перед ним и новой синевой наполнили и небо, и воздух... И он уже думал только об этих глазах. Он стал терять темп бега. И не потому что выдохся. Просто Ваня уже ничуть не занимал его. Победа над этим жалким трепачом уже ничем не прельщала, и гонка потеряла всякий смысл.
  
   Вася перешел на шаг и вскоре совсем остановился.
   Мимо проскочили те, кто бегал на лыжах похуже его. Но Мелихова среди них не было. "Сдох Кощей бессмертный!", -- обрадованно подумал Кротов. На мгновение он вспомнил Валерию. Интересно, хлопает она сейчас в ладоши или стоит вместе с чуваками как оплеванная. А что чуваки именно такие сейчас, он не сомневался.
  
  
   Мысли были приятные. Настроили Кротова на благодушный лад, почти на лирический. Он с наслаждением смотрел сквозь березы на синь неба и вдруг в памяти всплыл первый снег и заснеженная девушка.
   Вася сразу забыл о стилягах и о названной сестренке.
   Синеглазая лыжница, стоявшая в толпе болельщиков за спиной Валерии, и Снежная принцесса, ушедшая было из его памяти по дновскому мосту в темноту, чем-то были очень похожи. Может быть, грацией. Может быть, умением по-королевски держаться... Ему тогда вечером не удалось заглянуть в лицо незнакомки, но сегодня, сейчас, он не сомневался, что встретил ее снова.
  
   Кротов развернулся на сто восемьдесят градусов, подналег на палки и так резво побежал назад, к месту старта, словно там ждал его самый дорогой приз, дороже которого в жизни и быть не может.
  
   Через несколько минут он выбежал из леса и покатился в сторону болельщиков, высматривая среди них лыжницу с синими глазами. Но принцессы не было видно..
   Вася забеспокоился.
   Не сбавляя скорости, он подъехал к Валерии и, круто повернувшись, остановился рядом. Соседка о чем-то энергично спорила с Коротышем и Репой, и на лыжника они обратили внимание только после того, как снег из-под его лыж полоснул по их ногам.
  
   Милиционер хмыкнул и надменно, как это обычно делают милиционеры, глядя на простых смертных, посмотрел на Кротова. А Репа завихлялся, начал руками воздух разгребать и при этом восторженно кричать:
   -- Сошел! Сошел!
   -Затихни! - - резко приказала ему Валерия и гитарист, словно пристукнутый, ссутулился и замолк.
   -Что-нибудь случилось? -- спросила соседка, с тревогой глядя в раскрасневшееся и потное лицо Василия.
   Он не был очень расположен к разговорам с нею. Воспитательную работу он решил оставить напотом да и проводить ее в присутствии стиляг Вася никогда не стал бы. Поэтому вопрос соседки он пропустил мимо ушей, а задал свой:
  
   - Где эта девушка, что стояла за твоей спиной?
  
   В глазах Валерии запрыгали чертики:
   --А я, Васенька, не верчусь, не оглядываюсь, по сторонам не смотрю и ворон не ловлю! Меня в школе приучили к правильному поведению!
  
   И она, давая понять, что разговор окончен, снова повернулась к стилягам.
   Василия это вконец разозлило. Он уже был готов отчитать соседку даже при стилягах, но перехватил мимолетный взгляд Репы.
   Вася посмотрел в ту же сторону и увидел Снежную принцессу.
   Далеко за зданием школы она не спеша уходила на улицу через главные ворота. Нельзя было терять ни секунды. Василий торопливо сказал:
   - Ладно! Я с тобой дома поговорю!
  
Развернувшись, он присел, чтобы помощнее оттолкнуться палками от земли. Сейчас ему как никогда нужна была скорость и скорость. Но он только успел присесть, как перед ним встала Дроздова.
   -Кто тебе, Кротов, позволил сойти с дистанции? --сурово спросила она.
   -Сердце у меня! - страдальчески сморщился Вася, выпрямляясь.
   -С плохим сердцем в комсомоле не держат! -- ухмыльнулся Репа.
   -Вот видишь, Кротов, что думают о тебе твои же товарищи!
   -Не дай Бог мне таких товарищей и тебе тоже,Дроздова! - Вася снова присел. - Уйди с дороги! Я спешу!
   -Спешить надо было на дистанции! -- сухо заметила физорг, не трогаясь с места.
   - Да ты что ко мне привязалась? -- возмутился Василий и с тоской посмотрел на улицу, по которой должна была идти Снежная принцесса.
   И не увидел ее. Скорее всего девушка свернула в переулок, а там в другой, третий -- и ищи ветра в поле!
   Вася прыгнул на лыжах в сторону, собираясь обежать Дроздову, но Коротыш остановил его.
   -- Номер сними!
   Кротов подумал, что и в самом деле с номером на спине он будет смешно выглядеть перед незнакомой принцессой и, досадливо морщась, сказал Дроздовой:
  
   -- Ну чего стоишь? Твое хозяйство -- отвязывай!
  
   Физорг развязала узелки, сняла белую тряпку с Василия и решительно потребовала:
   -- А лыжи сам скидывай!
   - Скидывай! - - передразнил ее Вася. -- Они мне нужны!
   -- Они мне нужны... для отчетности.
   Дроздова снова встала на пути гонщика.
   -Да я тебе завтра их принесу! -- он умоляюще посмотрел па нее.
   -Никаких завтра! Знаю я вас! Потом всю зиму за тобой бегать будешь.
   -Да ну, -- засмеялся Репа, -- ты его через неделю уговоришь!
  
   К нему присоединилась и Валерия, тоже засмеялась. Вася побагровел от злости.
   -- Ну, вот тебе честное комсомольское!
   -- Честные комсомольцы на дистанции! -- насмешливо заметил Коротыш.
   А Репа самодовольно прибавил к этому:
   -- И честно сражаются, как наш Ваня!
   -Ваш Ваня! -- вскипел Кротов. -- Да его на дистанции нет!
   -Ври больше! -- презрительно сказал гитарист.
   Не может быть... -- тревожно проговорила Валерия.
   -Да что я вас обманывать буду! Я думал, он давно с вами.
  
   -А как же лыжи? -- жалостливо пропищала Дроздова, забыв, что ей никак нельзя раскисать на глазах своих спортсменов. -- Мне ведь теперь не отчитаться будет.
   Под расписку надо выдавать инвентарь! -- строго заметил ей Коротыш.
   А Репа упрекнул ее:
   - Человек пропал, а ты про лыжи.
   -- Я за человеков не отчитываюсь! -- отрезала физорг, успевшая прийти в себя. -- А ну, Кротов, кончай улыбаться! Расстегивай ремешки!
   На этот раз Вася безоговорочно подчинился.
   Спешить уже было некуда. На разговоры ушло слишком много времени, а с ним -- и надежда догнать Снежную принцессу.
  
   ***
   Человек из кожи лезет, но делает все, на что он способен и не способен ради продолжения жизни на земле и продления рода человеческого. Это в нем заложено природой. И природа именно с этой целью наделила человека умом и инстинктами.
   Если инстинкты у всех одинаковые, то ум уму рознь. Иногда он просто не соответствует своему высокому предназначению. И тогда у человека все идет кувырком...
  
   Мелихов дотянул до леса и за первыми же елочками как подкошенный рухнул на бок. Зеленые деревца плотной стеной отгородили его от трассы. Не боясь чужих глаз, Веня выдернул ноги из лыж, повернулся на спину и долго широко открытым ртом жадно хватал морозный воздух.
  
   Постепенно дурнота, подступавшая изнутри к горлу противной тошнотой, стала ослабевать, дыхание начало выравниваться, а в обессилевших было руках и ногах вновь появилась сила. Еще несколько минут назад он хотел только выжить, но, отдышавшись, стал вновь подумывать о сопернике.
  
   Веня встал и огляделся.
   Сквозь голые кусты ивняка был виден школьный двор. До славы и до бесславия было, как говорится, рукой подать.
   Короткий путь к славе Мелихова устраивал больше всего.
   Он на глаз прикинул маршрут. Надо было метров пятьсот пройти по краю леса, и он выходил в конец лыжной трассы. А там уже из кустов мог выбежать хоть чемпионом.
  
   Веня не был тщеславным и в дновские чемпионы не рвался.
   Он относил себя к людям трезвого ума и правильно полагал, что в его победу над всеми дновскими гонщиками никто не поверит. Ему нужно было победить только "парикмахера", только соседа Валерии, только своего соперника и заклятого врага. И такая победа могла состояться. Теперь он реально видел ее.
   Воодушевленный, Мелихов надел лыжи и побежал вдоль кустов ивняка по рыхлому снегу. К нему пришло второе дыхание. Двигался он легко и размашисто, и у него уже не было сомнений, что он утрет нос Кроту.
   Pади такого удовольствия Веня мог поступиться и своей брезгливостью.
  
  
   Заветная лыжня была уже совсем рядом, когда он вдруг понял, что кусты ивняка стоят не просто так, от нечего делать, а растут вдоль ручья.
   Непредвиденное препятствие на пути к славе могло внести непоправимые коррективы в его планы. Мелихов пожалел, что окончил городскую школу и не знал особенностей лесного ландшафта, примыкающего к железнодорожной школе.
  
   Но отступить, уйти назад и предстать перед друзьями чем-то вроде мокрой курицы Веня не мог.
   Сняв лыжи, он пролез через кусты к незамерзшему ручью. Черная вода дымилась, словно ее подогревали снизу, и казалась горячей. Искатель приключений сунул в нее пальчик и сразу же отдернул руку. Это был жидкий лед, и в такую воду Веня даже под пистолетом не полез бы, даже если бы она оказалась неглубокой и была всего по колено.
  
   Но ручей-то был всего ничего, и к тому же посредине его торчал небольшой валун. Мелихов подумал, что запросто может прыгнуть на камень, а с камня на противоположный берег. И решил так сделать.
  
   Он сходил за лыжами и палками и, вернувшись к ручью, перебросил спортивный инвентарь через него. Теперь хочешь-не хочешь, а надо было и самому перебираться на другой берег. Он прицелился к заснеженному валуну и прыгнул прямо в центр его белой шапки.
   Макушка камня оказалась излишне покатой и страшно скользкой..
   Ноги словно кто-то подсек. Они пошли в сторону и вверх, а Веня, ударившись задницей о камень, охнул и плюхнулся в воду. Холодная вода, как тисками, сдавила тело. Тут уж было ни охнуть, ни вздохнуть. Мечты о красивой победе над Кротовым мигом испарились из головы утопающего. И, может быть, он в самом деле утонул бы, окажись глубина большой. Но вода закрывала его только по горло. Осознав это, Мелихов сделал вдох, потом другой... и тут окончательно сообразил, что ручей для него не смертелен и надо побыстрее выбираться на берег.
   Через минуту-другую он уже был рядом с лыжней.
  
  
  
   Самые быстрые спортсмены проносились мимо, спеша занять призовые места.
   Но Мелихову по-прежнему нужна была победа над Кротом, который наверняка плелся где-то в хвосте, полагая, что он свое дело сделал раз нет на трассе Вани и спешить ему теперь некуда.
  
   Мелихов улыбнулся наивности соперника и, встав на лыжи, начал привязывать ремешки. Закоченевшие пальцы уже почти не слушались. С большим трудом он справился с этой несложной задачей и, подбадривая себя тут же сочиненными стихами: "Мы моржи! Мы моржи! Веселее -- не дрожи!", побежал к финишу.
   -- Ваня наш! Наш Ваня! -- заорали стиляги, увидев
Мелихова на дистанции.
  
   Толпа разделила их восторг.
   -- Кощей финиширует! Живой тащится!
  
   Кротов пристально посмотрел на приближающегося хвастуна. В отличие от Мелихова Вася хорошо знал географию прилегающего к школе леса и без труда угадал маршрут соперника и причину его излишней влажности.
   -- Срезал! -- презрительно сплюнул он.
  
   На это Валерия спокойно заметила:
   - Боролся как мог.
  
   Такое замечание взорвало Василия. Ткнув пальцем в сторону жулика, который уже финишировал и приближался к ним, он сердито сказал:
   - Ты спроси у него, почему он весь мокрый?
   -- Взмок, потому и мокрый! -- с гордостью воскликнул Коротыш.
   - Убег с поля боя, а теперь критику наводит! -- насмешливо покосился на Кротова Репа.
   И они, а вместе с ними и Валерия, бросились пожимать руки Мелихову.
  
   Вася с отвращением смотрел на эту сцену.
   На лице обманщика теплилось что-то вроде улыбки. Но даже такая улыбка, и это было видно невооруженным глазом, давалась ему с трудом. Веня замерзал на глазах у восторженной публики.
   Валерия как только коснулась его руки, поняла, что он коченеет.
   -- Да ты же в лед превратился! -- испуганно воскликнула она.
   -Мы моржи! Мы моржи! Веселее -- не дрожи! -- стуча зубами, еле слышно лепетал он.
  
  
   - Прекрасные стихи! -- не обращая внимания на то, что голос у друга сел, радостно завопил гитарист. --Я их на музыку положу!
  
   Кротов с иронией посмотрел на взбудораженную компанию.
   - Тащите вашего негодяя в школу, а то играть придется на его похоронах!
  
   Дельный совет никто не стал оспаривать. Герасимов и Сажин, не сговариваясь, подхватили друга под руки.
   -- Стойте! - Дроздова не дала друзьям и с места стронуться. -- Разукомплектуйте его! -- потребовала она. -- На мне же инвентарь висит!
   Требование было сформулировано правильно. Сам Веня уже не мог "разукомплектоваться". Герасимов отцепил друга от лыж, а Репа снял номер. Они хотели было тронуться вперед и снова взяли Веню под руки. Но Дроздова опять остановила их.
   -- А где палки? -- уставилась она на посиневшего Мелихова.
  
   Вени было не до палок. Он даже память не мог напрячь, чтобы вспомнить, где их потерял. Он только жалостливо смотрел на физорга.
   И беспомощность была во всем: и в его фигуре, и в его взгляде.
  
   Дроздова махнула сердито рукой, что, очевидно, означало: катитесь вы ко всем чертям! Троица, состоящая из начинающего милиционера, из конченного спортсмена и неудавшегося гитариста, потрусила в указанном ею направлении.
  
   Валерия тирнулась плечом о плечо соседа.
   Может быть, мы, Васек, позовем ребят к нам...Ведь рядом здесь... И варенье с малиной у нас есть.
   -Ты когда с ними снюхалась? -- в упор глядя на нее, спросил сосед.
  
   Девушка невозмутимо ответила:
   -Ты же сам послал меня на контакт с ними.
   -Я?!
   - Ну ты разве забыл... Вспомни... Ты мне как-то приказал: иди и скажи... ну, Мелихову... что ты ему ноги обломаешь... или что-то в этом роде сделаешь.
   Она была сама невинность и на ее лице цвело благодушие, Вася же кипел.
   -И ты пошла?!
   -Так быстро я не умею... Я, Васенька, все еще только собираюсь пойти, но вот слова нужные никак не подберу.
   -Ну и темная же ты лошадка, Валерия! И когда ты только успела такой стать?
   -А у нас в роду, мама говорит, цыгане были. И очи мои с рождения черные, и волосы мои с малолетства темные! И все это, Васенька, не в твоем вкусе. Ты все глаза пялишь на блондинок, а в них краски даже в промилях не найдёшь! Бесцветные они. Только и годятся для чёрно-белого кино.
  
   Девушка впервые в жизни упрекала соседа за невнимание к себе. Это у нее получилось случайно. Наболело на душе -- вот и прорвалось наружу. И, поняв это, она покраснела до корней волос. Однако Василий не заметил ни ее смущения, ни смысла, который она вложила в свои слова. В них он уловил совсем другое.
   -Так ты, значит, видела девушку за своей спиной?
   -Поймал на слове... Ну, видела.
   -Правда же, настоящая Снежная принцесса! Ты ее знаешь?
   -Не знаю.
   -Врешь, наверное, опять?
   -А с чего врать-то?
   -А с чего краснеешь?
   -- С того, что ты дурак! Вот за тебя и краснею.
  
   Она смотрела прямо в глаза Василию, и он видел, как в них беспокойно мечутся черные чертики.
   Не в силах сдержать себя, она гневно и убежденно сказала:
   -- В Дно, Васенька, не может быть снежных принцесс. Дно, Васенька, стоит на болотах, а в болотах одни кикиморы живут. Так что не майся, дорогой сосед, дурью!
******************************************************************
  
  
   6.ГОНКА ЗА СНЕЖНОЙ ПРИНЦЕССОЙ
  

***

   Сколько бы нынешняя наука не уверяла современного человека, что она сама не знает, почему людям снятся сны и что поэтому не следует всерьез относиться к сновидениям, человек от этого не перестает верить снам и тем более видеть их.
  
   ...Был сон. Может быть, даже вещий, но Борей прервал его.
   Он самовольно открыл форточку и нагнал в комнату холодного воздуха.
   От холода Вася и проснулся.
   Когда понял, что произошло, соскользнул с кровати на пол и подбежал к окну.
   На улице сильно вьюжило. Под окном на столбе раскачивался, мигая, фонарь, и в мерцающем свете по белой дороге текли ручейки снега.
  
   Вася захлопнул форточку, нырнул под одеяло и, согреваясь, стал вспоминать прерванный Бореем сон...
   Сначала не было никакого сна. Появилось лишь ощущение, что стоит он на чем-то очень высоком... И тогда увидел он себя как бы со стороны. Стоял он на вершине большой горы. С высоты орлиного полета Дно казалось маленьким, игрушечным, а снег падал настоящий и прямо на глазах засыпал дома. Вскоре только вокзальный шпиль нелепо торчал среди сугробов. Засвистел ветер и потекли по белому полю снежные ручьи. И в этой снежной круговерти вдруг возникла прекрасная незнакомка. У нее были синие глаза, холодные, как лед, и синяя шапочка на голове. На хрустальных лыжах она уходила вдаль и таяла в снежной мгле.
   Вася, не раздумывая, бросился за незнакомкой и сразу же провалился по пояс в сугроб. Он попробовал закричать, позвать девушку на помощь, но голос изменил ему, и ни одного звука не вырвалось из распахнутого настежь рта.
  
   И стало ему страшно оттого, что он, так и не догнав свою мечту, так и не женившись ни разу, замерзнет в снегу. А ветер, словно подтверждая его догадку, тоскливо и жестоко завыл.
   Жажда жизни восторжествовала в Василии. Он дернулся раз, другой, пытаясь выкарабкаться из сугроба и... проснулся...
  
   Теперь, лежа, под теплым одеялом, Кротов думал о том, что если это вещий сон, то без лыж ему никак не обойтись. И еще он упрекал себя за малую сообразительность. Ведь если незнакомка приходила на лыжах поболеть, то значит она увлекается ими и бегает, и катается на них... А все это можно делать за городом в светлое время суток, и искать ее нужно на лыжных трассах и невысоких дновских горках.
  
   Кротов еле дождался утра и утром выпросил у матери деньги на лыжи...
  
   И началась гонка за Снежной принцессой.
   За две недели влюбленный исколесил окрестности города. Осунулся, похудел, а принцесса как в воду канула.
   Но этого не могло произойти. Погода стояла солнечная, морозная, и даже ручей, в котором купался Мелихов, замерз. И зная все это, и понимая все это, Вася продолжал поиски в свободное от работы время, а на паровозе, перелопачивая черный уголь, мечтал о светлой, как праздник, встрече с незнакомкой.
   Но всё чаще, в свободное от работы время, он приходил к мысли, что она вообще никуда не бежала, а в мороз и солнце, в день чудесный, отсиживалась дома. Интузиазм проподал, его место медленно, словно нехотя, занимала лень.
  
   А тут, к счастью, бывают же такие счастливые совпадения, запуржило, в мгновение ока снегом замело накатанную лыжню, и вьюга смешала землю с небом.
   Хорошо! И если кто-то сказал бы, что в такую погоду лучше бегать на лыжах за призрачным счастьем, чем мечтать о нём, лёжа в тёплой кровати, конечно, Вася не поверил бы недоумку.
   Даже Валерии, несмотря на её критическое отношение ко всему, что было связано с новым васиным увлечением, подобноя мысль не приходила в голову, и она на время оставила в покое "братца".
  
   ***
   Мелихов тоже мечтал... Только не о Снежной принцессе. После зимнего купания он возненавидел холод. И было от чего. Веня кашлял, охал и кряхтел и, прикованный болезнью к постели, проклинал свою плерво-пневмонию.
   И чем дольше он болел, тем чаще заводил разговор со своими друзьями о черноглазой Валерии. Постепенно они стали догадываться, что несчастному страдальцу для того, чтобы окончательно оклематься, нужны не горчичники и банки, а тепло девичьего сердца.
   И однажды милиционер Герасимов, который во время дежурства зашел спроведовать своего друга, не выдержал:
   - Я доставлю ее сюда! -- с милицейским апломбом воскликнул он.
   -- Как? --в потухших глазах больного засветилась надежда на жизнь и любовь.
   - Милиции все подвластно! Мы - вне закона, вне нравов и предрассудков! - хвастливо заявил Герасимов, круто повернулся и ушел.
  
   Валерию он встретил на мосту, когда девушка возвращалась из школы.
   Милиционер откозырял, как и положено милиционерам козырять красивым барышням, и, стараясь казаться важным государственным человеком, сказал:
   Разрешите, гражданочка, вас сопровождать!
   Сопровождай, Коротыш! -- охотно согласилась Валерия, потому что ей не терпелось хоть что-нибудь узнать о Вениамине.
  
   Герасимов, довольный удачным началом, пошел рядом и без всякой обиды заметил:
   Надо отвыкать от Коротыша... Как видишь, я уже при исполнении.
   А у тебя есть другое прозвище? -- невинно спросила школьница.
   -- Ну зачем тебе прозвище?! Мы уже вышли из этого возраста. Можно по фамилии... милиционер Герасимов... А можно и просто товарищ милиционер.
  
   А почему товарищ, а не гражданин милиционер? Ты же меня гражданкой назвал.
   Я обязан называть тебя гражданкой, когда нахожусь при исполнении... потому что ты -- гражданская... а я служу... а в милиции служат, как говорит наш сержант Петров, лучшие люди... а все наши товарищи, сама знаешь, лучшие люди.
   Путано, сбивчиво, но понятно,.. -- Валерия хитро глянула на спутника. -- Тогда ты мне скажи другое: если милиционер сопровождает гражданское лицо -- он обязан нести его портфель или нет?
   Как надо сопровождать задержанного, я еще не знаю... с инструкцией такой меня еще не познакомили. Но, по всей видимости, все должен нести сопровождающий... потому что у арестованного руки должны быть связаны.
   - А мог бы ты, не связывая мне руки, взять мой портфель... ну как товарищ?
   -- Разве что... если что... как товарищ, -- смущенно промямлил Герасимов.
   - Да именно так! -- засмеялась Валерия и сунула в руку милиционера портфель.
   Герасимов покраснел и от напряжения тяжело засопел.
   А развеселившаяся школьница поотстала на шаг, оглядела спутника с ног до головы и удовлетворенно заметила:
   -- Ну прямо индюк индюком. И шапка с красным цветом делает такое сходство стопроцентным.
  
   Лицо милиционера совсем раскраснелось, стало таким же малиновым как и фуражка, и он надолго замолчал, словно язык проглотил. И без того деликатная миссия, которую он добровольно взял на себя, теперь казалась ему ужасно трудной, почти невыполнимой. Он почувствовал, что эта девчонка стоит над ним и, скорее всего, ко всей их компании относится с презрением.
   "Бедный Ваня!", -- с горечью подумал милиционер и засопел еще сильнее.
  
   Валерия видела его волнение и примерно догадывалась отчего он так волнуется, но события не торопила. У них еще оставалось метров сто пути, и она с садистским удовольствием наблюдала, как один из лучших людей города Дно, ее знакомый товарищ милиционер, потерялся окончательно и беспомощно пытается найти оборванную нить разговора.
   В конце бульвара, там, где надо было уже расставаться, она равнодушно посмотрела на ворон, каркавших им вслед с деревьев, на красного, но по-прежнему важного спутника, и безразличным тоном сказала:
   -- Чего-то я последнее время не вижу Мелихова?
   И ничем не выделила фамилию Вени, словно вспомнила о нем совершенно случайно и разговор такой завела просто так, от нечего делать.
  
   А Герасимов и не пытался вникнуть в психологию. Услышав фамилию друга, он оживился и радостно воскликнул:
   Да наш Веня уже вторую неделю как при смерти лежит!
   Ой, врешь!
   Валерия не могла поверить, что еще совсем недавно цветущего,тощего и безалаберного Вениамина так скрутило. Но все же сомнения были. Она остановилась и пристально посмотрела на милиционера.
   Он понял, что малость пересолил, торопливо забормотал:
   -- Ты, это самое, не пугайся... Пошли, пошли. У него это уже прошло.
   137
  
   -- А что у него еще не прошло? -- не трогаясь с места, спросила девушка.
   Температура еще не спала.
   А высокая?
   Было, было... Не пугайся! Сейчас уже нормальная -- градусов тридцать восемь.
   Надо же, -- грустно покачала головой Валерия, -- боком вышло ему это соревнование.
   А что поделаешь... Сержант Петров говорит, при социализме без соревнования никак нельзя.
   А что врачи говорят?
   Говорят, еще хорошо отделался... И еще на это намекают,,. - - Герасимов тяжело засопел и спрятал глаза. -- Общество, понимаешь, ему нужно... Сама знаешь, одиночество -- поганая штука.
   Знаю, - сочувственно покачала головой школьница.
   В глазах милиционера засветилась надежда. Собравшись с духом, он на одном дыхании выпалил:
   Приходи вечерком, а?!
   Вечерком? -- задумчиво переспросила Валерия.
   А что, а?
   Герасимов с тревогой и надеждой смотрел на школьницу, и потому, как он смотрел, она без труда догадалась, что приглашение это не случайное, а заранее согласовано с больным.
   Она неторопливо взяла из рук начинающего сводника портфель, медленно повернулась, сделала шаг, другой... и неторопливо бросила через плечо:
   -- Я подумаю...
   Глядя вслед девушке, Герасимов тыльной стороной ладони вытер лоб. Миссия оказалась более трудной, чем он думал, а уверенности, что справился с ней, не было никакой.
  
   ***
   Мороз был несильный, но снег хрустел под ногами. Прислушиваясь к своим шагам, Валерия пыталась представить себя в гостях у Мелиховых.
   Это ей никак не удавалось.
   Порог, который она могла месяц назад переступить, не задумываясь, теперь оказался слишком высоким. Нужен был сопровождающий. Только в паре с ним, в расчете на его моральную поддержку, она еще рискнула бы войти в дом Вениамина.
  
   В какой-то момент Валерия пожалела, что отпустила Коротыша. Он пусть и с большой натяжкой, но мог сойти за сопровождающего. И тут, почти одновременно с этой мыслью, она увидела соседа. Василий, согнувшись в три побигели, прикреплял к ботинкам лыжи, никого и ничего вокруг не замечая.
  
   А у девчонки защемило сердце.
   Гулко в душе зазвучало эхо любви.
   Страсть как захотелось, чтобы именно Вася сопровождал ее, чтобы он увидел, как за нею ухаживают его сверстники, как она может нравиться ребятам...и кочегару тоже.
  
   -- За снежной кикиморой, братец, лыжи навострил?-- нарочито бодро крикнула соседка.
  
   Он, не разгибаясь, чуть повернул голову, хмуро посмотрел на девушку и ничего не ответил. Валерия поняла, как он оценил такой выпад, но это не смутило ее. Она подошла ближе и по-дружески положила руку на плечо гонщика.
  
   Василек, а не хотел бы ты отдохнуть от этой нелепой гонки? Поразвлечься, например, немного.
   С тобой, что ли? -- буркнул он, все еще продолжая возиться с креплениями.
   Ну, не только со мной... В гости нас приглашают.
  
   Некогда мне развлекаться! Сама знаешь, у нас сегодня снег, а завтра нет. Вот после бурь и вьюг первый удачный денёк выдался. Может, и солнце ещё проглянет.
   Одной мне идти неудобно, -- настаивала Валерия.
   А кто хоть приглашает?
   Мелихов.
  
   Девушка произнесла фамилию стиляги спокойно, самым что ни на есть будничным голосом. А Кротов подпрыгнул, распрямился и, дрожа от злости, закричал:
   -- Ты, что же, хочешь, чтобы я самолично водил тебя к этому хлюсту!?
  
   Валерия ожидала примерно такой реакции... Но в запасе у нее был козырь.
   - А ведь он простыл тогда и болеет, -- сказала она с грустью, рассчитывая на чуткое сердце соседа.
  
  
   - Да хоть бы он сдох! Одним мерзавцем меньше будет. Худой такой, а живучий! А хорошие люди от простуды неделями не болеют, сразу мрут. Ты, что, не поняла еще, какие они подонки? У них на что-нибудь дельное ума не хватает, а как блажь в голову втемяшится, тут они способны на все, даже на самопожертвование!
  
   Пока он кричал, Валерия с иронией смотрела на соседа. А когда пар из него вышел, тихо обронила:
   -- Ну, а тебя что гонит на лыжню, которую бури и метели сегом занесли и на которой сейчас никого нет? Если не блажь, то дурь. Разница, думаешь, тут какая-то есть.
   Вася дико глянул на нее и, сильно , оттолкнувшись палками, побежал искать Снежную принцессу?
   -Это хорошо по проторенной дорожке бегать, а к ней ещё никто лыжню не проложил! Сдохнешь на первом же километре! В сугробах увязнешь вместе со своей блажью!
  
   Нет ответа.
   Только воронье оглушительно каркало на бульваре.
   "И чего им спокойно не сидится на деревьях?" -подумала Валерия и ушла в себя. И стала как бы вне времени и пространства. Туман застлал глаза. А в сердце тревожно звучало эхо любви, название которому было ревность. Откуда она такая мучительная и болезненная взялась? Зачем она заползла в душу? Как змея кусачая, ворочается там и жалит?
   Ведь когда Вася дружил с Симой, ничего такого не было. Конечно, и тогда она его ревновала. Но та ревность не была эхом любви. То была ревность сестры, матери, и она сводилась, в основном, к одному желанию, чтобы у Васи все было хорошо... к одной тревоге... тревоги только за него.
  
   А теперь она ревнует его к девчонке, сверстнице, которую он сдуру Снежной принцессой окрестил. Совсем свихнулся... И в душе росло негодование, досада на соседа и желание досадить ему... И Валерия почти знала, как это сделать. Она пойдет в гости... Она переступит через любой порог...назло надменному соседу. А когда выйдет замуж, то этому соседу, который наверняка, одумается и поймет, кого потерял, как Татьяна скажет: "А я другому отдана и буду век ему верна!".
  
  
   ***
   Веня лежал в постели и смотрел в потолок. Коротыш в штатской форме стиляги сидел за пустым столом, бесцельно уставясь в его полированную поверхность. Репа с гитарой притулился на Вениной кровати и лениво перебирал струны.
  
   Было скучно. А на улице уже давно стемнело. И Веня, глядя в потолок, думал, сейчас вечер или еще только конец дня, и пора или не пора прийти Валерии. По часам был еще день, а по темноте -- настоящая ночь. Таковы они зимние вечера. Длинные, скучные.
  
   Коротыш тоже свои размышления связывал с Валерией. С одной стороны он переживал за свои способности сводника. Уж больно не хотелось показаться друзьям неумехой в этом деле. С другой стороны, его беспокоила проблема угощения, которое какое-никакое, а с приходом Валерии должно было быть.
  
   Только голова Репы была забита одними куплетами.
   А я, Ваня, музыку подобрал к твоим стихам, -- потрынкивая на гитаре, обронил он.
   А я, что, и стихи уже пишу? -- лениво отозвался Веня, даже не посмотрев в сторону гитариста.
   Угу!
   - И когда это такое со мной случилось?
   Ну ты разве забыл? На соревнованиях-то, помнишь?
   А-а,.. -- Мелихов оживился. -- Помню, помню,только слова не помню.
   А я еще тогда их записал, а потом две строчки прибавил к ним для полноты картины... Спеть?
   Валяй!
   Репа несколько раз кашлянул, прочищая горло и, дернув струны, забасил:
   -- Мы моржи, мы моржи!
Веселее -- не дрожи!
Ково хошь Иван обманет --
Чемпионом дновским станет!
  
   Пальцы его бешено запрыгали, а сам он отчаянно завопил:
   - Эх, во! Каково видеть при смерти яво?!
  
   На эти вопли в комнату вошла Антонина Павловна.
   Больной, высунув ноги из-под одеяла, подрыгал ими в воздухе, а потом сказал матери, которая трогательно смотрела на сына:
   -- Правда же, мам, не очень скромный куплет? Но молодец Репа, что-то у него да есть в голове! Талант, одним словом!
   Гитарист от такой похвалы зарделся, а мать улыбнулась:
  
   Ты бы лучше, Венечка, поел. Хочешь, я тебе блинчиков испеку?
   Ой, только не блинчиков! -- больной поморщился недовольно.- Терпеть не могу мучные изделия. От них толстеешь,а все толстяки - дебилы.
  
   А Коротыш, который вскинул было голову, приободрился, вновь уронил ее на грудь.
   - А у меня уже тесто стоит, -- продолжала настаивать Антонина Павловна.
  
   Веня поднял ноги и хотел подрыгать ими, как это делают избалованные младенцы. Но в этот момент кто-то осторожно постучал в дверь веранды. В комнате мгновенно все замерли. Стук повторился и Коротыш радостно вскочил на ноги.
   -- Она! -- выдохнул он и, проскользнув мимо хозяйки, побежал открывать дверь.
  
   Антонина Павловна вопросительно посмотрела на сына.
   Ну, мам, -- засмущался он, -- это та самая Валя,которую, помнишь, ты сама просила меня не отпугивать.
   Понятно... Значит, опять во всем будет виновата мама...
   Ну, если все будет хорошо, -- подмигнул ей Вениамин, -- то и винить тебя ни в чем не придется.
  
   Валерия осваивала стул, на котором только что сидел Герасимов, и не решалась поднять глаза на немного растерявшихся хозяев и гостей. Но интуитивно она догадывалась, что ее ждали, рады ее приходу и онемели от восторга. И она решила "протокол" встречи "вести" сама.
   Вот... пришла больного навестить, -- сказала она негромко, чтобы оборвать мучительное молчание, а за одно и оправдать свой визит.
   А больной уже совсем здоров! -- вылезая из-под одеяла, прохрипел Вениамин, потому что голос у него от волнения здорово сел.
  
   Такое его заявление и поведение можно было понять по-разному, вплоть до того, что девушка, в общем-то, явилась не по делу. Первой об этом подумала Антонина Павловна и, спеша исправить ошибку сына, прикрикнула на него:
   -- Лежать!
  
   - Что же, я и блины лежа буду есть? -- сморщил он свое лицо так, словно собирался заплакать.
   -- О, это другое дело! Сейчас я вам их напеку.
   А я вам помогу! - - сходу предложил свои услуги Коротыш.
   Кухня - - не мужское дело! - - решительно возразила гостья и, выйдя из-за стола, встала рядом с хозяйкой, тем самым давая всем понять, что готова держать экзамен.
   Нигде женщина так хорошо не познается, как на кухне. И Валерия знала об этом и не боялась, что её первый блин будет комом.
  
   А Веня подумал, что она переоценивает свои возможности, и заволновался.
   Мама, - рухнул он в постель. - Я передумал!Объявляю голодовку!
   Во эгоист! -- сурово посмотрел на товарища Герасимов. -- Голодай на здоровье, но мы-то почему должны из-за тебя страдать?!
   --- Дети-одиночки всегда такие, -- равнодушно заметил Сажин, который и сам был один в семье.
   -- Да он сейчас, мальчики, весь мир готов оставить голодным, а не только вас, -- сказала Антонина Павловна и лукаво посмотрела на девушку.
   -- Пусть не переживает, блины -- мое хобби!
   Валерия, гордо вскинув голову, первой пошла на кухню.
  
   Когда за женщинами закрылась дверь, Веня соскочил с кровати и стал быстро одеваться, одновременно инструктируя друзей:
   - Умом не блистать! Остроумием тоже! Держать себя на уровне. Никакой пошлости! Никакого хамства!
  
   Кухарки недолго томили едоков. С большим блюдом, на котором лежала высокая стопка блинов, вошла Валерия. У горячей плиты любой невольно зарумянится, а румянец больше всего идет хорошеньким девушкам и милым женщинам, и, может быть, права была гостья, говоря, что кухня -- не мужское дело.
  
   Следом за ней с подносом, на котором дымился чай в чашках и стояло варенье, вошла хозяйка дома. Она тоже была румяной, и румянец ей тоже был к лицу.
  
  
   Женщины расставили все на столе и переглянулйсь. Все места были заняты, и, похоже, о дамах здесь никто не думал. Коротыш и Репа, схватив по блину, полностью переключились на еду, и им уже было не до размышлений. Веня хотел было тоже к ним присоединиться, но в последний момент его смутило то, что женщины стоят.
  
   Когда он понял в чем дело, то искренне возмутился.
   -- Ах вы, мерзавцы! -- гневно воскликнул он, глядя на своих друзей. -- Я же просил вас быть вежливыми! Сам-то я болею, мне не до этого!
  
   Репа и Коротыш перестали жевать и испуганно посмотрели на больного. И до них дошло, чем они прогневили друга. Оба разом вскочили и, галантно раскланиваясь, предложили свои стулья дамам. А потом сбегали на кухню, принесли табуретки, с грохотом и торопливо уселись.
  
   Герасимов схватил недоеденный блин и, как бы извиняясь, пробормотал:
   Сержант Петров утверждает, что милиционер не может делать дело и одновременно быть вежливым. Работа у нас такая, специфическая.
   Ладно, -- добродушно махнул рукой хозяин. --Спишем все на сержанта Петрова и возьмемся за еду... Которые тут блинчики Валя пекла?
   - Пекли на двух сковородках, -- сказала Антонина Павловна. -- Каждый четный блин -- Валин.
   -- Вот я и буду есть только четные!
   - Попробуй определи теперь, который четный, который нет, -- покосилась Валерия на Герасимова и Сажина, усиленно работающих челюстями.
   Это я -- запросто! -- и Веня с самым серьезным видом объяснил девушке. -- Страшно вкусные -- твои, а так себе -- нечетные.
   Они все вкусные, -- заталкивая в рот блин, глухо возразил милиционер.
   Понимал бы ты много! -- надменно посмотрел на него Мелихов.
  
   А его мать вздохнула:
   -- Раньше всегда и везде мама у него была на первом плане, а приходит чужая девочка -- и я уже ока зываюсь на вторых ролях.
   Валерия попыталась утешить женщину:
   -- Не огорчайтесь, - - ласково сказала она. -- Такова уж натура у этих ребят. Сначала они любят мам, а потом девочек... и никуда нам, девочкам, от этого не деться.
  
   ***
   В тот же вечер, когда в доме Мелиховых одни радовались блинам, а у других были слезы на глазах и неизвестно еще было радуются они или уже плачут от счастья, Кротов сидел на кухне у себя в квартире, дудолил чай и тосковал...
  
   В печке догорал уголь и красный свет вырывался из открытой дверцы плиты и вместе с тенями бесшумно скользил по стенам и потолку.
   Пляска света и теней напоминала кочегару собственный танец в тендере. И тишину зимнего вечера временами в его сознании дробил стук колес.
  
   Грохоча металлом, неслись вперед и вдаль составы, и он уже перелопатил сотни тонн угля, чтобы поддержать их скорость. И он вместе с ними уносился вперед и вдаль... и каждый раз возвращался к исходной точке. Словно двигался по заколдованному кругу.
   В его жизни ничего не менялось, как бы быстро не мчались поезда, каким бы далеким не был их путь. Каждый новый день кочегара ничем не отличался от предыдущего.
   Утомительное однообразие. Он устал и почти физически ощущал свое одиночество. Нужна была родственная душа... И не обязательно -- Снежная принцесса. Он это уже сам чувствовал и согласен был на обычный, простой вариант, на друга привычного, до мелочей знакомого и милого сердцу.
  
   И тут, хотел ли он того или не хотел, а мысли его сами по себе возвращались к Валерии.
   Да вот ведь беда, последнее время что-то надломилось в их отношениях, а сами они как-то отдалились друг от друга. Исчезла непосредственность в общении, поубавилось искренности в словах. Стали они уходить в себя, замыкаться в себе и все чаще подумывать, что никакие они не родственники, а всего лишь соседи, в общем-то, чужие люди со своими интересами и привязанностями, просто волею судьбы вынужденные жить под одной крышей.
  
  
   И, странное дело, чем чащё такие мысли приходят ему в голову, тем больше он думает о самой Валерии. Раньше, например, он вообще не замечал отсутствия соседки, а если и знал, что ее нет дома, то не переживал по этому поводу.
  
   Но сегодня его словно подменили. Что-то гудит в душе, покоя не дает... Хлюст из ума не выходит... Не пара он ей... Эх, дура девочка... еще совсем дура...
  
   Положив руки на стол, сосед задумчиво смотрел на умирающий огонь, и смертельная тоска брала за горло, душила...
  
   Подходя к своему дому, Валерия еще издали заметила слабый, мерцающий свет на занавеске кухонного окна. За много лет она изучила привычки Василия и без труда догадалась, что он сидит один, смотрит на догорающий огонь в плите и философствует, то бишь размышляет о какой-нибудь чепухе или мечтает о болотной кикиморе.
   Соседка была уверена, что голова соседа занята Снежной принцессой и никакой другой девчонке там пока не было места.
   Конечно, она и подумать не могла, что сосед ждет ее.
   И все-таки шаги ускорила.
  
   В подъезде она чуть была не проскочила мимо почтового ящика, но случайно боковым зрением заметила в нем конверт. Валерия достала письмо и посмотрела на обратный адрес. Под тусклой лампочкой, за лето засиженной мухами, с трудом прочитала фамилию отправителя.
  
   -- Бедная девушка, -- пробормотала с наигранной грустью соседка, -- у юноши короткая память, а она шлет привет и, наверное, поздравления с Новым годом.
   Валерия прикинула вес конверта на ладони и наигранную грусть сменила невеселая улыбка. "Похоже, здесь не новогодняя открытка, а большой набор фотографий. -- Она сердито поджала губы. -- Ну, как я сразу не сообразила! Ишь какую пакость задумала... Хочет свой поганый образ воскресить в голове моего Васи. А его голова и без того всякой глупостью забита!".
  
   Она небрежно сунула письмо в карман пальто и по лестнице стала подниматься медленно, почти осторожно, словно каждый шаг на знакомых ступеньках мог оказаться роковым.
  
   Вася услышал, как она вошла в прихожую. И сердце забилось чаще. Но сам не шелохнулся. Навстречу не вышел. Голос не подал. Сознательно решил предоставить девушке полную свободу выбора. Хотел узнать, куда она сама направится? На кухню к нему или уйдет спать?
  
   Он весь напрягся, прислушиваясь к звукам в прихожей... А когда понял, что девушка идет пообщаться с ним, страшно обрадовался.
   Однако Валерия, войдя на кухню, не увидела в глазах соседа радости. Только красный свет плясал в них. Он не смягчал черты Василия. Где свет, там и тени, и они делали выражение лица строгим, даже суровым.
  
   "Интересно, - подумала соседка, - что у него на уме? Уж никак он воспитывать меня собрался... А вообще-то ему не до меня... Вон бедняга как умаялся... и не поймешь, то ли от света глаза красные, то ли от бессонницы...".
   - Ну как? -- села она рядом на свободную табуретку и заинтересованно посмотрела на Василия.
   И только в глубине ее зрачков веселые чертики рассыпали смешинки.
   Несмотря на полумрак, сосед заметил их.
   Он свел брови к переносице и отвернулся.
   -Значит, опять безрезультатно, - вздохнула девушка, и, можно было подумать, что она искренне сочувствует влюбленному.
   Но он-то не сомневался, что она лукавит, и молчал как настоящий комсомолец на настоящем допросе у врагов народа.
  
   -Эх, впустую молодость растрачиваешь!
   Это был крик души. И Вася не выдержал, хмуро обронил:
   -Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала.
   А чего так? -- невинно спросила Валерия.
  
   Он глянул на нее исподлобья и опять увидел веселых чертиков на самом донышке черных глаз. Объясняться всякая охота пропала.
   -Издеваться над людьми не надо -- вот чего так,-- только и проворчал он обиженно.
   -Я не издеваюсь, -- совсем серьезно сказала Валерия. -- Мне жаль тебя... Ты же с этой гонкой совсем отощал. Теперь даже Кощей Бессмертный, который вторую неделю при смерти лежит, жирнее тебя выглядит и запросто отлупит тебя, если ему это потребуется.
  
  
   -Он что действительно так плох?
   -Кажись, он уже оклемался... Неплохо бы и тебе в себя прийти. Ведь твоя Снежная принцесса на лыжах стоит, как корова на льду. И нарисовалась тогда только для того, чтобы похвастать импортным костюмчиком.
   - Ты так говоришь, словно знаешь ее.
   -Мне достаточно знать костюм, который был на ней, и я уверена, в нелюдных местах, а тем более на заснеженных городских околотках она никогда не появится. Публики там, Васенька, нет!
   - Хочешь сказать, надо менять тактику?
   - Смотри дальше. Мне кажется, надо менять и стратегию. Ну что ты скажешь ей, если действительно вдруг встретишь?
  
   Вася потупился и смущенно заулыбался.
   -- Вот-вот! Ты очень хорошо изобразил сейчас вашу случайную встречу, -- засмеялась Валерия.
  
   -- Ну, я хоть посмотрю на нее, -- упорствовал он. -- Ведь все мельком и мельком... А, может, она совсем и не такая, как представляется мне.
   - Да нет, она в самом деле красивая... Ну, посмотришь... а что дальше?.. Принцессы чистюли. Угольщик им не нужен. Одна уже повесила тебе на нос чайник, а до принцессы ей тянуть и тянуть.
   -Нашла кого вспоминать! -- возмутился Василий.-- Это все уже быльем поросло.
   -А если бы письмо пришло.... из прошлого, но от настоящей Симы, то как?
   -И читать бы не стал! -- Вася изобразил на лице отвращение. -- Он печка горит. Там ему самое место... если, конечно, придет.
   Валерия молча встала и ушла в прихожую. Через минуту она вернулась, держа в руке конверт.
   -- Василий, ты сделал свой выбор! - торжественно сказала она и бросила письмо в огонь.
  
   Бумага потемнела и вспыхнула разом по всему периметру. Вася с тоской смотрел, как корчатся на раскаленных углях чьи-то фотографии, и когда они превратились в золу, тихо спросил:
   -Это от нее... было?
   -По-моему, ты сказал, что будешь вести себя как мужчина?!
  
   Он промолчал.
   И только продолжал угрюмо смотреть на чёрную золу, на то, что осталось от фотографий.
  
   -Ну, и что думаешь?
   -А что думать, когда всё сгорело, и в сердце нет огня.
  
   Сосед кисло улыбнулся, а девушка продолжала:
   -- Скоро Новый год... Я тебе, Вась, такой подарок сделаю... такой подарок, что ты забудешь обо всем на свете, точнее говоря, обалдеешь.
   -Я не жадный, -- пробормотал он. - - Меня этим делом не возьмешь.
   -Но и против этого дела, которое чёрным пеплом лежит на затухающих углях, ты должен восстать всеми фибрами души. Смысл этого послания прост: никто не клюнул на красоту беглянки, и поиски дураков продолжаются.
  
  
   ***
   Для Кротова новогодняя ночь начиналась с трудовой вахты.
   У всех праздник, а он в ноль сорок пять должен был быть на паровозе. И Вася готовил себя к поездке. В теплом спортивном костюме он лежал на кровати поверх одеяла, набирался сил и подумывал о подарке... Со своими он уже разделался, а теперь ждал ответного от Валерии. Безделица да плюс визит девушки хоть как-то могли сгладить досаду на безрежимную жизнь.
  
   Он прислушивался к разговорам на кухне и к тому, как Валерия разгуливала по квартире, собираясь на школьный вечер. И постепенно начал беспокоиться. Уж не забыла ли она о своем обещании? И зайдет ли она к нему ну хотя бы для того, чтобы поздравить с праздником. И когда в коридоре застучала веселая дробь каблуков, Вася понял, что идет генеральная примерка "лодочек" и еще минута-другая -- и вспоминай, как звали соседку. Уплывет на бал и даже рукой на прощанье не махнет...
  
   Самолюбие не позволяло ему напомнить о себе. Но рядом висел на стене динамик. Техника могла взять на себя довольно-таки щекотливую миссию... И Вася включил радио на всю катушку.
  
   Увы! Валерия не забыла своего обещания. Только выполнять его не горела желанием. Прокукарекала в свое время, а потом пожалела об этом. И она действительно хотела уйти из дома без лишних церемоний и не встречаясь с соседом. Но заорал динамик, и девушка поняла, от чего он так раскричался. Тень легла на ее лицо. На какое-то мгновение согнала с него радость праздника. Но Валерия тряхнула головой и усилием воли снова вернула себе праздничное настроение.
  
  
   Она вошла без стука. Лежа на кровати, Василий скосил на соседку глаза и тут же с безразличным видом уставился в потолок. Не потому что на нем было что-то написано, а потому, что в руках Валерии ничего не было.
  
   А девушка словно и не поняла мук молодого кочегара. Она улыбнулась мило и спросила:
   - Ну, как я выгляжу?
   И повернулась чуть-чуть налево, потом чуть-чуть направо.
  
   Только сосед не шелохнулся, а, продолжая рассматривать потолок, вяло обронил:
   -Для школьных мероприятий сойдешь.
   -Не слышу! -- крикнула Валерия и выключила радио.
  
   Вася не сомневался, что она все прекрасно слышит, а пытается уйти от разговора о подарке, переключить его на комплименты. Но он не стал рассыпаться в комплиментах, а тем же безразличным тоном повторил:
   -Говорю, для школьного бала сойдешь.
   -Это, Васенька, с тобой с ума сойдешь! -- голос Валерии дрогнул от обиды. -- Чувство прекрасного надо развивать в себе, а не одну только дурацкую силу!
   Девушке было на что обижаться. На самом деле она выглядела на все сто и кому угодно могла вскружить голову.
   Но, к сожалению, человек привыкает к красоте, к той, которая рядом.
   Кротов не был лишен этого недостатка, свойственного всему человечеству. Красота соседки почти не восхищала его. Он считал, что девушка рядом с ним и под его присмотром просто не могла вырасти другой.
  
   -- Ты сначала подарок мне вручи обещанный, а потом уже чувства мои критикуй, - пробурчал Василий, полагая, что нахальство соседки должно иметь предел и с нахалами нечего церемониться.
   - Ах, вот в чём дело! Ах, вот какая злость ослепила тебя и в этот новогодний вечер ты утратил чувство прекрасного! -- воскликнула Валерия, словно только сейчас вспомнила о своем обещании. ~ А за ним, Васенька, идти надо.
  
  
  
   Он соскочил с кровати.
   -- Я готов!
  
   В черных хитрющих глазах запрыгали чертики.
   -Ты приоденься по-праздничному, расфрантись - и мы вместе пойдем к твоему подарку...хотя сразу скажу, что подарок этот - совсем не подарок.
   -Чего это ты мне голову морочишь? Куда хоть идти-то? -- озадаченно спросил он.
   -В мою школу.
   -Зачем это я туда пойду?
   Вопрос был не очень корректным, но не лишенный оснований.
  
   -За подарком, раз! За сюрпризом, два! - невинно глядя на соседа, стала перечислять Валерия. -- Убедиться в том, что я самая красивая там, три... Но главное - туфли мои донесешь. У всех девочек теперь есть носильщики, и только я одна - как сирота.
   -Ну уж нет! Избавь меня от непосильной работы, и мне в поездку, отдыхать надо.
   Он как подкошенный рухнул на кровать вниз животом.
  
   Валерия постучала костяшками пальцев по его спине.
   - Слышь, Вась, это я знаю... поэтому обратно тебе нести туфли не придется. На обратную дорогу я другого носильщика найду. А ты получишь подарок и катись на свой паровоз кататься!
   В голосе соседки прозвучали сердитые нотки, но Василий этого не уловил. Или слух был плохой, или слушать не хотел... Но что-то было такое в сказанном, что вынудило его повернуся на спину.
   -- А идти-то хоть стоит? Подарок-то, как?
   -- Помнишь, я говорила тебе, что как только ты его увидишь, так сразу все на свете забудешь.
   - Что-то в этом роде ты говорила, помню. Но ведь я не такой дурак, чтобы всерьез поверить в подобные заявления. Реклама да и только.
   -Ну и я не какая-нибудь дура, чтобы подобные заявления с кандачка выдавать.
   -Договорились, в общем... -- проворчал Василий.
   -Ну и прекрасно! Значит, идем!
  
   Вася посмотрел на девушку насмешливо, секунду подумал и махнул рукой:
   - А, где наша не пропадала! Все равно не спится!
  
  
  
   ***
   На небе сияли звезды, под ногами хрустел снег. Погода стояла самая что ни на есть новогодняя, только снега новогоднего не было, а так, по-зимнему, было хорошо.
  
   Идти было приятно. Соседи быстро дошли до школы и возле парадных дверей в свете фонаря увидели трех стиляг.
   - Тебя ждут, -- шепнул Вася своей спутнице насмешливо.
   Он был уверен, что девушка пригласила его на бал не для того, чтобы в чужой школе бросить на произвол судьбы, и Валерия, словно подтверждая эти мысли, неопределенно пожала плечами.
   Стиляги тоже заметили соседей, и Репа шагнул навстречу им.
   -- Не пускают! -- первым делом пожаловался он Валерии.
   - Вот как?! -- удивилась она. -- А почему?
   -Говорят, не так одеты, -- проворчал Мелихов.
   -Одеты вы и в самом деле не по погоде, ну, а кого это не устраивает?
   -Истеричку, -- хмыхнул Репа.
   -Молодую или старую?
   -Отрабатывает у нас. Я так даже не знаю ее, --прыгая с ноги на ногу, сказал Веня и, как бы невзначай, пнул парадную дверь.
   Она тут же открылась, и Вася в ярком свете фойе увидел молодую и довольно-таки хорошенькую учительницу. Педагог гневно смотрела на непрошенных гостей, а за ее спиной стояли плотные ребята с красными повязками и нехорошо улыбались.
  
   Кротов понял, что стилягам такую оборону не прорвать, и на душе у него от этой мысли стало радостно. Чужая глупость избавляла его пусть не от соперника, к соперникам он Мелихова не причислял, но от неприятного общества - это точно.
   Только Валерия не хотела понимать реальностей. Со свойственной ей непосредственностью и верой в добрых людей взмолилась:
   -- Софья Герасимовна, это же наши ребята! Наши выпускники! Ради Бога, пустите их. Они же простынут. Вы только посмотрите, как они одеты!
  
   -- Я их и не пускаю только потому,что они так одеты.
   И учительница хотела закрыть дверь
   -- А Васе-то можно? -- поспешно крикнула Валерия и подтолкнула Василия вперед.
   Историчка внимательно оглядела Кротова, похоже, никаких изъянов в его одежде не нашла.
   -А ты его знаешь? -- строго спросила она Лукину.
   -А то как же! Ведь он -- мой брат!
   - Ну, что ж... юноша вполне прилично одет...по нашим советским меркам, можно надеяться, что и вести себя будет так же... Проходи те, молодой человек.
  
   Вася не заставил просить себя дважды. Он быстро перешагнул через порог и встал за спиной учительницы. С нового места ему особенно хорошо были видны стиляги в ярком свете, падающим на них из открытой двери. Они были в легких пальто и без шапок. Толстые подошвы модных ботинок скорее всего давно промерзли и стиляги, снизу и сверху атакуемые морозом, посинели от холода. Им уже было не до веселья, и в школу они рвались не повеселиться, а согреться. Жалость шевельнулась в душе Василия.
   Он наклонился к учительнице и почти в самое ухо сказал:
   -- Может быть, они за ряженых сойдут?
  
   Сажин услышал его слова, и хоть он игнорировал Крота, но мысль была дельной, и Репа за нее ухватился.
   -Во, точно! Ведь нонеч бал-маскарад! И выходит, Софья Герасимовна, что мы нарядились по случаю!
   -За ваши, с позволения сказать, костюмы, меня завтра же директор выгонит из школы.
   -Прямо в праздничный день?- сомневаясь в искренности такого признания, усмехнулся Герасимов.
   -Прямо в праздничный день! -- твердо сказала учительница. -- Потому что мы воспитываем учащихся и по праздничным дням! У нас работа такая: без будней, выходных и праздников.
   -Вы работаете, как милиция, -- удивился своему открытию милиционер Герасимов, по случаю Нового года переодетый в стилягу.
   О том, как воспитывает милиция не только днём, но и ночью, его друзья уже
   имели представление, а слова Коротыша навели их именно на эти воспоминания.
  
   -- А, может быть, податься в какое-нибудь другое место? -- неуверенно предложил Репа.
   -- Правильно, мальчики! -- поддержала его Валерия. -- Плюнем в лицо казарменным порядкам и пойдем в клуб. Там тоже тепло и пускают только по билетам, а не по одёжке.
   Стиляги сразу потеряли интерес к школе. Компания Валерии им нужна была больше, чем школьное тепло. И как только девушка так высказалась, они сорвались с места, как молодые жеребята, и наверняка бы ускакали без оглядки, если бы Вася растерянно не воскликнул:
   -- Ты-то куда?
  
   Тут все вспомнили о нем. Валерия неопределенно махнула рукой куда-то вперед и в сторону, а Вениамин, ткнув пальцем в сверток, который сосед держал под мышкой, спросил у девушки:
   -Твой?
   -Туфли.
   -Конфискуй! -приказал он Коротышу, и тот, переступив порог, забрал сверток.
  
   Вася заволновался. Ему совсем не улыбалось остаться одному в чужой школе.
   -А как же подарок?! -- крикнул он, надеясь хотя бы этим заставить соседку одуматься.
   -Ах, подарок? -- Валерия свела брови к переносице, словно что-то вспоминая. -- А он, Васенька, в зале.
  
   Вася почувствовал, что его разыгрывают:
   - А где он лежит? Под ёлкой или у Деда Мороза в мешке?
  
   Глаза соседки весело заблестели.
   -Он, Васенька, стоит у окна. Смотри лучше -- и найдешь, что ищешь.
  
   Валерия побежала догонять стиляг, а Вася чувствовал себя конченным идиотом и не сомневался, что именно так, как на идиота, смотрят на него сейчас помощники учительницы и она сама.
   И был недалек от истины. Но отступать было поздно, чтоб совсем не смешить людей. Стараясь выглядеть более-менее похожим на нормального советского молодого человека, ничего общего не имеющим со стилягами, он направился в раздевалку.
  
   И все же Софья Герасимовна насмешливо посмотрела ему вслед и подумала: "Ишь какой нахальный юноша! За подарком в чужую школу приперся...".
   А ее помощники, следуя примеру своей наставницы, тоже насмешливо посмотрели на чужака и подумали примерно то же самое: "Ишь какой олух царя небесного! За подарком к нам приперся! Да нам самим-то тут никогда ничего не перепадало".
  
  
   ***
   Только вслед стилягам, умыкнувшим юную школьницу, никто даже не глянул.
   Предоставленные сами себе, они быстро уходили от школы. Но когда оказались вне ее территории, Герасимов немного поубавил прыть. Друзья заметили, что он отстает и остановились. Вопросительно посмотрели на милиционера.
   -- Нельзя мне в клуб, -- виновато потупился он. --Там Волохов дежурит и Петров... А в милиции, знаете, какие порядки?! Хуже, чем в школе. В школе хоть в форме не заставляют ходить.
  
   Мелихов и Сажин сочувственно посмотрели на друга.
   Они до сих пор были убеждены, что он страдает из-за них. Особенно в это верил Веня...
   Валерия видела, как они все трое замерзают и напряженно думала, где можно отметить праздник без учителей и милицейского начальства.
   -- Мальчики, а у вас есть валенки, -- спросила она дрогнувшим от волнения голосом, чувствуя, что к ней пришла хорошая мысль.
   - Валенки-то есть, только мы в них не ходим, -так, без всяких эмоций сказал Веня, давая понять спутнице, что им сейчас не до глупых разговоров.
  
   Но Валерия уже верила в свою идею и с энтузиазмом предложила:
   -А что если действительно нарядиться ряжеными и встретить Новый год на улице?! Мальчики, подумайте! Такая погода! Ни жарко, ни холодно... в валенках,
конечно. А в клубе, представьте себе, пыльно, душно, пьяных полно...
   -А зачем на улице, -- задумчиво произнес Мелихов. -- Можно и на моем паровозе...
   -А нас с него не попрут? -- веселея, спросил Герасимов.
   -Он в тупике, и никому до него уже нет дела.
  
  
  
   -- А за что же его в тупик загнали? -- поинтересовалась Валерия.
   -За моральный износ. После праздника на переплавку пойдет.
   -А ты куда пойдешь? -- спросил Сажин,
  
   -Я-то... на повышение, наверное.
   -А куда? -- Сажин всерьез принял такой ответ. Видимо, верил в друга.
  
   -Вот раскудахтался! Да мне все равно куда, лишь бы начальником.
   -- Тогда тебе к нам надо идти, -- посоветовал Герасимов. -- У нас что ни милиционер, то начальник.
   -- У вас я уже был, второй раз как-то не тянет...
   - Притерпишься. Сержант Петров говорит: собака к палке привыкает.
   -А почему же тогда твой философ из колхоза убежал? -- сердито спросил Сажин.
   -А при чем тут колхоз? -- удивленно пожал плечами Герасимов.
   -При том! Там все работают из-под палки!
   -Мальчики, не заводитесь! -- взмолилась Валерия,-- Нам же еще Новый год встретить надо!
  
  
   ***
   Чем ближе подходил Кротов к танцевальному залу, тем громче звучала музыка и тем меньше оставалось желания веселиться... Танцуйте, люди, сегодняшние школьники, в просторном зале, пока вам неведом другой танец... в черном тендере с тяжелой совковой лопатой... Бери больше -- кидай дальше... Вот и вся наука... А пока вы счастливы... Пока вас еще не обманула жизнь и... собственная соседка.
   Идет бал-маскарад!
   Грустно входить в праздничный зал с кислой физиономией. Разве что кто-то подумает, что это -- маска...
   Ах, маска, маска... у него даже такой безделушки нет, чтобы спрятать свою печаль от чужих глаз.
   Ну чтож, побуду ещё немного здесь, посмотрю на чужое счастье и сгину в паровозном тендере...
  
   Кротов остановился в распахнутых дверях танцующего зала. Звучало танго, и многочисленные пары старались вовсю.
   "Как нищий стою, -- подумал Василий. -- Все равно ничего не подадут... Эх!"
  
   "Валерия, Валерия... надо ж додуматься так мне Новый год испортить".
   Глядя поверх голов незнакомых ребят, он пошел к елке и возле лесной красавицы остановился как вкопанный.
   На него смотрели с любопытством синие глаза.
   Он их знал.
   Он их запомнил на всю жизнь!
   В двух шагах от него стояла Снежная принцесса.
   Несколько секунд он не отводил от девушки взгляда, но, придя в себя, сообразил, что как вежливый юноша, должен не пялить глаза на незнакомку, а встать в сторонке и с большим интересом смотреть по сторонам, изображая из себя олуха, недотепу, одним словом, идиота.
  
   Тут как раз кончился танец, пары стали рассредоточиваться вдоль стен, собираться рядом с елкой и, сами того не замечая, оттеснили Василия от Снежной принцессы.
   В общем, получилось так, как он и хотел, но на новом месте его стала одолевать тревога: а вдруг незнакомка опять бесследно исчезнет, и Вася часто и с беспокойством поглядывал на девушку.
  
   Она тоже бросала на него редкие взгляды и, похоже, не торопилась исчезать. Более того, в ее глазах Вася увидел интерес к себе. Это придало ему смелости, и, как только грянула музыка, он, спеша опередить потенциальных соперников, которые наверняка были в этом зале, рванулся к девушке.
  
   И сразу же встал разочарованно.
   Звучала полька. Парень от досады чуть было не сплюнул. Танго он еще мог кое-как походить, но "прыгать" польку до сих пор не научился.
   Ничего не оставалось, как со страхом смотреть на юных кавалеров, с достоинством приглашавших смущенно улыбающихся "дам", и ждать с замиранием сердца, что сейчас какой-нибудь оболтус уведет из-под самого носа Снежную принцессу. Уж слишком она была хороша, и нельзя было мимо нее пройти, и не могла она остаться незамеченной, застояться в одиночестве.
  
   Но вот пары сформировались, растеклись по залу, запрыгали, забегали, а незнакомка осталась на месте. Никто из ребят даже не попытался пригласить ее. Они снова остались один на один, с глазу на глаз. Лучшего момента для знакомства и желать нельзя было.
   Вася собрался с духом, сделал шаг в сторону девушки и спросил:
  
   -А вы не танцуете польку?
   -Я все танцую!
   Она ответила с величайшим достоинством, как будто бы сообщала не о простом умении танцевать, а о том, что была, по крайней мере, звездой Большого театра.
   Вася сразу сник. Он-то рассчитывал встретить родственную душу, ну хотя бы найти в девушке поддержку своему отрицательному отношению вообще ко всем танцулькам. Он именно сейчас, в этот момент, ненавидел танцы как никогда раньше. Но ответ был такой, после которого надо было или приглашать, или расписываться в своей беспомощности.
  
   Был, правда, третий вариант: заговорить эти проклятые танцы. И он попытался выкрутиться из того положения, в которое сам себя загнал.
   -- Значит, у вас плохое настроение...
   - У меня прекрасное настроение... Просто здесь не с кем танцевать. -~ Она вскинула вверх голову и, слегка сощурив глаза, презрительно оглядела зал. -- Одна мелюзга. Я надеялась, что сегодня будут ребята из училищ или институтов... А вы, что, -- спокойно посмотрела она Василию в глаза, -- хотите пригласить меня?
  
   Он смущенно потупился. До него дошло, что попал он в такое положение, из которого нельзя выкрутиться, а можно только выйти, сказав правду. Но каждый знает, в трудном положении правда дается особенно тяжело. Однако Вася набрался мужества.
   -Я не умею - польку... И потом... я не из училища,не из института...
   -Я это знаю. Вы -- кочегар! -- невозмутимо сказала Снежная принцесса.
  
   Он жутко покраснел. Ему вдруг стало страшно стыдно за свою смелость, за то, что он набрался нахальства и подошел к такой беленькой, к такой... к такой... Он нужных слов не находил и готов был провалиться, раствориться, испариться.
   Но ничего такого с ним не происходило, а Снежная принцесса продолжала спокойно смотреть на него, и в ее глазах, в черных зрачках ее глаз, холодно отражались цветные огни гирлянд.
   -Вы не смущайтесь, -- снисходительно улыбнулась она, -- человек должен с чего-то начинать жизнь.
   -Да-да, конечно, -- пролепетал он, -- Но мне кажется, лучше всего начать со знакомства. Что вы на это скажете?
  
  
   Он думал, она сейчас скажет: вы не только кочегар, но и нахал. И гордо отвернется. Однако этого не произошло. Ответ был другим, но не менее неожиданным.
   -- Я все о вас знаю. И даже то, что вы сидели два года в первом классе. Правда, не по своей вине. Война была... Вы были крайне истощены, и вам пришлось лечиться от малокровия. А я аккуратно переходила из класса в класс и поэтому младше вас на два года. Зовут меня Ларисой, а вы -- Василий... Кротов.
   Ему полагалось бы вежливо сказать: "Очень приятно", и счастливо улыбнуться, показывая тем самым новой знакомой, как он рад такому знакомству.
   Но именно сейчас Вася забыл о всякой вежливости, и ему было не до улыбок. Лариса знала все самое плохое из его биографии и охотно это выложила. Вот он финал гонки... Какой же враг так постарался напакостить ему?
   -Вы это..обо мне всё знаете из газет?
   -Со слов вашей сестрёнки. Газеты ничего о кочегарах не пишут. А вам разве Валерия ничего обо мне не говорила?-- с наивной простотой поинтересовалась Лариса.
  
   Гнев вскипел в душе Василия. Он покраснел еще больше, но теперь уже от злости на свою соседку, и в себе нашел силы только отрицательно покачать головой.
   Как омерзительно человеческое лицемерие! Все знать и сочувственно заглядывать в глаза... Так измываться над ним.
  
   А Лариса удивилась:
   -- Странно... Мне она все уши о вас прожужжала...И все "мой Вася, мой Вася!", а вы ей даже не брат! Смешно, правда же!
   Он был в смятении, в растерянности и, кивнув машинально, жалко пролепетал:
   -Она может наговорить что попало... Она у нас без тормозов.
   -Я думаю, она ничего плохого о вас не говорила, а вот Дроздова...
   - Это какая еще Дроздова, - испуганно перебил он, в отчаянии вспоминая, что знает только одну Дроздову, и она уж ничего хорошего о нем сказать не может.
   -- Та самая, которая у вас физкультурой заправляет. Мы с ней готовимся к комсомольской работе по-крупному. Она в депо руку набивает, а я -- в школе. Так вот как-то зашел о вас разговор, так она мне сразу заявила: "Лариса! Человек, сошедший с дистанции, не может нас интересовать!".
  
  
  
   Кротов хмуро молчал, и желание провалиться куда-нибудь не покидало его.
   - Но я не очень-то следую подобным советам, --продолжала девушка бодро, -- и если есть возможность, стараюсь узнать всю поднаготную человека из первоисточника...
  
   Возможность у нее такая была, в этом Василий убедился, и поэтому упавшим голосом сказал:
   -- Вы обо мне так много знаете, что уж лучше бы было нам не встречаться.
   - Ну что вы! -- искренне возразила она. -- С теми юношами, о которых я мало знаю, я не общаюсь... А вы хоть вальс-то умеете танцевать?
  
   Этот вопрос словно разбудил Кротова. В зале гремела музыка и пары вальсировали.
   -Вальс-то, -- встряхивая оцепенение с себя, пробормотал он, -- вальс-то я могу...
   -Тогда я готова! Будем кружиться!
  
   Снежная принцесса улыбнулась и положила руку на плечо партнера.
   Они молча закружились в вальсе и, кружась, медленно поплыли по залу. Лариса, откинув голову назад, гордо и надменно смотрела на танцующие пары. Васе показалось, что она гордится именно им, и он тоже откинул голову и тоже стал посматривать на других свысока и подумывать о том, что теперь-то он знает, почему в своей школе её никто на танец не приглашает.
   Но для первого раза он вполне подходил и в качестве кавалера, и в качестве первоисточника.
  
   Так они проплыли через весь зал.
   - Я все смотрю, смотрю и не вижу вашей Валерии. Где она? -- спросила Лариса.
  
   Соседка уже давно испарилась из головы Василия. Гнев его остыл, и зла на нее он уже не держал, и, не вдаваясь в подробности, Вася просто констатировал сам факт.
   -- А ее здесь нет.
   -- Со стилягами, наверное, болтается, - недовольно поморщилась одноклассница. - А ведь девочка способная, могла бы устроить свое будущее.
   Кротов не собирался защищать соседку. Он промолчал. Лариса так и поняла, что сказать ему нечего.
   -- А как вы к нам попали?
  
   Вряд ли она могла придумать более худший вопрос, чем этот. Хотя он был логичен. Раз Валерии нет на балу, то и ему тут, получалось по логике, не следовало бы быть.
   Вася загнанно огляделся, лихорадочно ища в уме достоверное объяснение. Ведь не скажешь партнерше, что он пришел сюда за подарком и что соседка не обманула. Подарок вот он - перед ним, и он держит его в руках и даже вальсирует с ним. Но только это совсем не подарок, как она и говорила.
  
   - Я-то?.. - пробормотал он. - Случайно как-то оказался... Туфли подрядился нести... А она вот ушла с...туфлями.
   -- Не огорчайтесь, - Лариса ободряюще посмотрела на Василия. -- На обратный путь я дам вам свои.
  
   Вася просиял. Ни о чем лучшем он и мечтать не мог. Но сияние было недолгим, он тут же потух.
   --- Я не могу быть ничем вам полезен,- с горечью сказал он.
   -- Что так?
  
   По всему было видать, девушка не любила, когда ей в чем-то отказывают, и искренне удивилась нахальству Кротова. В расчет его эмоциональное состояние она не принимала.
   А Кротов посмотрел на часы.
   -- Здесь я на правах Золушки, и мое время кончается. В ноль сорок пять я должен быть на паровозе.
   - Ну и прекрасно! Я обещала маме прийти пораньше. Папа сегодня на дежурстве, и ей одной скучно.
  
   Еще не веря в свалившееся на него счастье, не зная, как отблагодарить Снежную принцессу за такой подарок, он смущенно похвалил ее маму:
   -Видите, какая у вас мама, одна никуда не ходит...Хорошая, видать, женщина.
   -Очень даже! -- охотно согласилась с ним девушка. -- Вы ее знаете. Она диспетчером в депо работает, Крутова Людмила Павловна.
   Бог ты мой! -- не удержался от такого восклицания Василий. -- А я все думаю: кого же вы мне напоминаете? Ну, конечно же, луч света в темном царстве! И мы с Людмилой Павловной уже говорили о вас... Понимаете, я еще не видел вас, а уже верил, что вы -- прекрасны!
  
  
   Признание вырвалось невольно, и Василий в который уже раз за этот вечер покраснел.
   Они кружились то ли в вальсе, то ли фокстрот перепутали с вальсом, Вася уже не обращал никакого внимания на музыку. Он был счастлив и оглох от счастья.
  
   -И вы рвались поухаживать за мной, -- рассыпала смешок Лариса. -- А мама отправила вас ухаживать за паровозом.
   -Это, наверное, очень плохо, когда о тебе все знают?
   -У мамы нет от меня секретов.
   И она, наверное, посоветовала вам держаться от Кротова подальше.
   --Ну что вы! Она дает мне только общие установки. А конкретно выбираю я сама.
  
   Васе казалось, нет, он даже был уверен в тот вечер, что конкретный выбор пал на него. Все-таки информация - - хорошая вещь! Не зря Лариса так усердно собирала ее. Ах, и Валерия молодец! Теперь он по гроб обязан соседке.
   -Часы вот-вот начнут отбивать полночь... пойдем?
   -Пойдем, --- просто ответила девушка.
  
   Дежурившая в дверях Софья Герасимовна заметила, каким счастливым он уходит и кого с собой уводит. На то же самое обратили внимание и ее помощники с красными повязками на рукавах. И когда парадная дверь закрылась за чужаком и прекрасной десятиклассницей, историчка не удержалась и воскликнула:
   -- Ну, и подарочек он отхватил у нас!
  
   Дежурные на этот раз не согласились с мнением педагога. Они переглянулись, обменялись ироническими улыбками и почти хором возразили:
   -- Она совсем не подарок...
   ******************************
  
  
  
   7.ПРИСНИСЬ ЖЕНИХ НЕВЕСТЕ
  

***

   Кузьмич сидел в паровозной будке на привычном для себя месте машиниста и плакал... Он не хотел плакать. Все-таки была новогодняя ночь... А Новый год -- все-таки праздник. Но слезы текли сами собой, и старый паровик ничего не мог с ними поделать...
  
   Он отработал свое - уходил на пенсию.
   "Овечку" тоже списывали за ненадобностью. Загнанная в тупик, доживала она последние дни. Горько было сознавать Кузьмичу, что свое они отбегали и никому уже не нужны... Перед ним на реверсе красовалась начатая "маленькая", но соблазнить Кузьмича не могла. Пить не хотелось. Он жевал бутерброд с колбасой и тоскливо смотрел на тепловоз, который стоял на соседнем пути...
  
   А ночной город разгулялся, и до старого паровика доносился веселый хаос звуков. Но ни новая техника, ни далекое веселье не добавляли старику настроения, а только усугубляли тоску. Кузьмич потянулся рукой к лицу, чтобы смахнуть непрошенные слезы со щек, и замер...
   От дымовой коробки вдоль котла прямо к переднему стеклу кабины шел низкорослый мужичок в шапке-ушанке, надвинутой на глаза, и больших валенках. Так поздно по железной дороге мог шататься только пьяный или дежурный.
   Незнакомец явно был трезв, и походка у него была начальственная.
  
   Кузьмич до смерти перепугался.
   А незнакомый мужичок подошел к стеклу, показал пальцем на "маленькую" и этим же пальцем погрозил механику.
   -- Я не пью! Ни-ни! -- сдавленным от страха голосом закричал Кузьмич и сунул бутылочку под полушубок.
  
   Ночной визитер удовлетворённо кивнул и пошел назад. Дойдя до дымовой коробки, спрыгнул на снег и завернул за паровоз.
  
   Кузьмич перекрестился.
   -- Никак пронесло! -- прошептал он. - Ведь паразиты чего доброго еще пенсию отберут.
   Он резво вскочил на ноги и, озираясь по сторонам, кинул "маленькую" вместе с ее содержимым в раскаленную топку. И как только расстался с водкой, вспомнил, что "Овечка" стоит в резерве, а у него самого сегодня -- выходной.
   Злость поднялась в душе паровика на маленького начальника, испортившего ему праздник. Он подскочил к окну, высунулся наружу, высматривая незнакомца и горя желанием плюнуть ему вслед.
   И тут же внизу под ним раздался раскатистый смех.
   Четыре темные фигуры -отделились от скатов, приплясывая, притопывая, принялись хохотать над старым механиком. Кузьмич внимательно присмотрелся к веселой компании и, как только узнал в одной из прыгающих фигур низенького мерзавца, смачно выругался.
  
   -- Ты чего, Кузьмич? -- крикнул Веня.
   - Ах, вы, негодяи! Весь Новый год старику испортили!
   -- Не шуми! Мы тебе сейчас наладим его!
   Кочегар посмотрел на Репу, тот ударил по струнам гитары и запел:
- Ой, лети, лети, моя машина!
Ой, как много крутится колес!
Ой, какая чудная картина,
Когда по рельсам мчится паровоз!
  
   И снова защипало глаза у старого паровика... Смахнул он слезу, а Мелихов крикнул:
   -Кончай, Кузьмич! Видишь, стиляги в валенках, а ты тут сырость разводишь!
   -Да я ведь ничего... - сквозь слезы улыбнулся машинист и, по-стариковски любуясь Валерией, спросил:
   -- А, что, Ньютон, это тоже стиляжка?
   -- Да нет! Это та девчонка, которая собиралась паровоз посмотреть. Помнишь?
   - Помню, помню... Долго же она думала. Если она так и замуж будет собираться, то пойдешь ты, Ньютон, на пенсию холостяком.
   - И он грустно улыбнулся Валерии. -- На паровоз, милая, ты уже опоздала. Чего на него, старого, смотреть. Ты уж теперь настраивайся на тепловоз.
  
   -Тогда уж она точно в старых девах засидится, --возразил Веня.
   -Да как знать... Машина-то уже за твоей спиной стоит.
  
   Мелихов посмотрел назад.
   - Эта, что ли? -- рассматривая незнакомый большой вагон, удивился кочегар.
   -Он самый...
   -Шутишь, дед!.. Ведь это же вагон для каких-то спецработ.
   -Это, Ваня, машина... локомотив...на внутреннем сгорании. Хотя мы тоже были на внутреннем сгорании, но только с угольком.
   -А что же у этого локомотива ни зада, ни переда нет? -- продолжал сомневаться Веня.
   -Да, это, конечно, его недостаток... Дал один гудок, чтоб вперед ехать, и если к составу не прицеплен, то и думай, в какую сторону реверс крутить.
   -Но зато, видать, раз тендера у него нет, то и спину гнуть не надо, - быстро сориентировался кочегар.
   -Это точно! - подпел ему Герасимов. -Ничто так не облванивает человека, как лопата, утверждает сержант Петров. А он-то уж знает, что говорит: из деревни вышел в люди, у нас человеком стал.
   -Сапёр - человек с лопатой,- поддакнула ему Валерия.- "Не разогнул свою спину горбатую, он и теперь ещё тупо молчит". Не забывайте об этом мальчики, когда в армию пойдёте, старайтесь там к технике приладиться.
   -- Вот девушка, а как всё правильно понимает, -- согласился старый паровик. -- С техникой-то оно легче. Сиди и только посвистывай да за сигналами посматривай. И никакой кочегар тебе голову не морочит законами Ньютона. Всех кочегаров начальство в расход пустит!
   Кузьмич победно глянул на Мелихова.
  
   -Мне ещё рано "в расход", возразил тот. -Я ещё в армии не служил, долг свой священный не выполнил. А вот на такой технике хоть сейчас поработал бы! В белых перчатках... Красота!
   -Завидная штуковина, - с восхищением посмотрел на тепловоз Репа. -- Сразу видно, мэйд ин в США!
   -Ошибаешься, гитарист, -- Кузьмич показал пальцем на заводскую эмблему. -- Сделано в СССР!
  
   -Если мы в самом деле их штампуем, то они быстро вытеснят паровозы, - задумчиво произнес Герасимов. -- А как же "в коммуне остановка"? Выходит, наш паровоз морально устарел, прежде чем...
   -Ребятки, -- перебил его Кузьмич, -- ваша остановка будет на пенсии. Вот уж поживете -- лучше, чем при коммунизме! А пока молоды, газуйте на всех парах -- и только вперед!
   -А что ж ты тогда все плачешь, дед, -- спросил Репа, -- если уж так на пенсии хорошо?
  
   - Я оттого и плачу, сынок, что не избалован хорошей жизнью и не знаю, как теперь жить буду. А про паровоз этот, который не дотянул до остановки в коммуне, вот я вам что скажу. На старой "Овечке" никто никогда не встречал праздники. Она всегда работала без сна и отдыха, и даже когда ее ставили на ремонт -- не отдыхала, а как бы уходила на больничный, лечилась. Отметим это дело музыкальной импровизацией. А то вы увлеклись техникой и о спутнице забыли. Ну, что, Сажин, уши развесил!? Давай, что можешь!
  
   Сажин, устроившись на угольном лотке, озвучил гитару и заорал во всю глотку:
   - Эх, прямочка
Сидит дамочка!
Глядит Ванечка:
Эта дамочка
Слаще пряничка!
Эх, во! Каково!
   Она втрескалась в него!
  
   Герасимов и Кузьмич, сидя на одном стуле и прижавшись друг к другу, хлопали в ладоши и дружно подпевали:
   - Эх, во! Каково!
Она втюрилась в него!
  
   А Веня посреди будки цвел от удовольствия и выпендривался.
   Ну и Валерия от него не отставала. Он отбивал чечетку и свои пятки, а она тоже была не лыком шита, и ноги ее играли дай Боже!
   Металлический пол не очень отзывался на удары валенок, но все равно у пляшущей пары получалось неплохо...
  
   В это самое время по соседнему пути неспешно катился паровоз Лебедева.
   Дежуривший в новогоднюю ночь Сазонов стоял рядом с машинистом. Оба заметили необычное веселье на маневровом. Удивленно переглянулись.
   - Останови! -- приказал Сазонов.
  
   Лебедев в нарушение инструкции не стал гудеть, чтобы не напугать гуляк, а остановился без сигнала как раз напротив "Овечки".
  
   Кузьмич первым увидел начальника отдела кадров.
   Старый паровик еще раз-другой по инерции хлопнул в ладоши и, сорвавшись с места, бросился бежать из паровозной будки.
  
   Его замысел тут же разгадал Сазонов.
   -- Тулуп забыли, Петр Кузьмич!
  
   Ребята услышали незнакомый голос, и все одновременно повернули головы в сторону, откуда он прозвучал.
   С мощного черного локомотива смотрела на них чумазая паровозная бригада и чистенький пучеглазый начальник.
   Словно по команде, на старой "Овечке" все, кроме машиниста, встали по стойке смирно. А Кузьмич, застряв на крутой лестнице, так, что в будке торчала только голова, с испугом поглядывал то на начальника, то на свой тулуп, из которого он со страху выскочил.
  
   -- Поднимайтесь, поднимайтесь! - - потребовал Кирилл Петрович.
   Машинист нехотя залез в будку.
   Сазонов внимательно оглядел его.
   - Трезв, как стеклышко! -- поспешил Кузьмич оградить себя от всяких обвинений. -- Вот тебе истинный крест!
   Старый паровик хотел перекреститься, но вспомнил, что дело имеет с антихристами, и безвольно опустил руку.
  
   -А что вы тут за самодеятельность устроили?
   -Никакой самодеятельности, товарищ Кирилл Петрович! Вот тебе истинный крест!.. Вот тут товарищ кочегар... вот чтоб его в душу, -- сплюнул Кузьмич. --Вот тут товарищ Мелихов девку привел... тьфу ты... Девушку вот такую хорошенькую привел. Паровоз вздумалось, видите ли, ей посмотреть. Нy, а я-то рассуждаю, раз есть такое желание -- пусть смотрит. Секретов в нем уже никаких нет, А как вы-то думаете, Кирилл Петрович? Его ж все равно после праздников -- на слом!
   -- Пусть смотрит!
  
   Приободренный таким решением, Кузьмич заговорил более уверенно и не так сбивчиво:
   -Вот и я так считаю! Молодые должны знать тех, кто трудился ради них, а теперь идет на заслуженный слом... Вот, хотел про паровоз, а вышло про дышло!
   -Вы уже оформили пенсию? -- поинтересовался Сазонов.
   -Еще как оформил! И пенсия хорошая! Спасибо вам, товарищ Кирилл Петрович!
   Старый механик низко поклонился начальнику.
   В пучеглазых глазах Сазонова появилась веселость, знакомая Кротову еще с того времени, когда он устраивался на работу.
  
   -Ну, ладно, - сказал добродушно дежурный начальник. -- Продолжайте знакомить гостей с паровозом, но только очень не увлекайтесь... Все-таки это -- железная дорога.
   -Вы уже уходите? -- поспешно спросил Мелихов.
   - Уезжаем, а что? -- посмотрел на него Кирилл Петрович.
   -- А как же я?.. Паровоз на слом, дед на пенсию, а мне, непенсионеру, куда идти?
   - У нас есть возможность послать вас учиться на помощника машиниста тепловоза. Как вы на это смотрите?
   -- Положительно, да есть одно но...
  
   Лебедев не дал ему договорить, перебил:
   -Вы извините, Кирилл Петрович, что вмешиваюсь в ваш разговор, но если мы таким кадрам доверим новую технику -- боюсь, она от чечетки рассыплется. Один металлолом останется от железной дороги.
   -Ну, ты брось! -- возмущенно воскликнул Кузьмич. -- Мой кочегар твоему сто очков вперед даст!
   -Я не об очках, -- спокойно возразил Игорь Дмитриевич, -- а об отношении к делу!
   - А, что, к делу? -- расшумелся старый механик. -- К делу он хорошо относится. Команды мои четко выполняет!
   -Я помню, у нас с вами уже был разговор о нем, --сказал Сазонов. -- И помню, вы хорошо отзывались о своем кочегаре.
   -А то как же иначе! Как есть, так и говорю! Парень как парень! А тут избаловали этого Лебедева! Видишь ли, чуть что не по нему, так и пошел с паровоза!
   Лебедев покраснел от злости, хотел что-то сказать, но Вениамин опередил его.
   -- Не надо из-за меня ссориться. Я в самом деле хороший. Меня вот даже в армию берут... Военком уже беседу проводил. Так что спасибо, как говорят, за доверие... Но за это времечко, пока я еще с вами, вы бы,
Кирилл Петрович, нашли мне тепленькое местечко?
  
   Вася вновь вспомнил свою первую беседу с начальником отдела кадров, потому что пучеглазые глаза опять стали излучать хорошо знакомую ему веселость.
   -В кочегарку пойдете? Там тепло.
   -А чего не пойти? Я могу.
   - Ну и прекрасно! А первое мое предложение тоже остается в силе. Из армии вернетесь, приходите к нам - пошлем учиться. Вы только служите хорошо!
  
   Веня вскинул вверх голову и гордо заявил:
   - Орлы низко не летают!
  
   Лебедев никак не мог взять в толк, с какой это стати Мелихова, которого он выгнал из своей бригады, чуть было не послали осваивать тепловоз. Надвинув форменную фуражку на лоб, он сердито смотрел вперед. Машина медленно переезжала со стрелки на стрелку, стрелочники приветливо помахивали фонарями, а старый механик не обращал на эти приветствия никакого внимания.
   Он тяжело думал о судьбе всей железной дороги. Вот если бы у ее руля стояли такие, как он, ну, еще Степан, куда ни шло... на худой конец, можно присмотреться к Кротову... Ведь хороший кочегар - еще не обязательно хороший машинист... Но Мелихов... орел самозванный. У него ум-то весь в ногах.
  
   И не выдержал Игорь Дмитриевич, проворчал:
   -- А Степана-то чего в помощниках держите?.. Ведь старится. Скоро будет поздно учить. Ну, выступил когда-то человек на собрании, правду к тому же сказал.
  
   Стоявший рядом Сазонов, к которому и был обращен этот монолог, сухо ответил:
   -Дело совсем не в том, что он правду или неправду сказал. Не надо при всех эрудицией блистать, страсти разжигать.
   -Пора бы и реабилитировать. Он уже и сам давно свою оплошность понял и десятилетку в этом году заканчивает.
   -Вот и пошлем летом на машиниста тепловоза учиться.
   -Не врешь?
   -Сегодня не первое апреля, а первое января. Тормозни-ка здесь, я выйду.
  
  
   Сазонов, не дожидаясь остановки паровоза, легко соскользнул по лестнице н спрыгнул на полотно. Уже с земли крикнул вслед уходящему паровозу:
   - Счастливого пути! -- и помахал рукой.
   Лебедев кивнул ему в знак благодарности и сразу же повернулся к Степану. Тот сидел скучный и угрюмо смотрел в окно. "Расстроился мужик из-за Мелихова, да и в самом деле обидно, когда тебя стиляга обскакал", -- подумал машинист и крикнул:
   -- Степ! Обрадовать хочу тебя!
   - Чем? Тяжеловесом? - грустно усмехнулся помощник.
   -Бог даст, может и тяжеловес ради праздничка прицепят. Но у меня для тебя другой подарок. Кирилл Петрович сказал, как только ты кончишь десятилетку, тебя сразу пошлют учиться на машиниста тепловоза.
   -Вот это да!
   Степан сорвал кепку с головы и вытер ею лицо.
   -- Тут уж, Степа, действительно разволнуешься, - улыбнулся Лебедев. -- Додумались новую технику стилягам отдавать. Мода на них, что ли, пошла. И девки к ним льнут. - Он задумчиво покачал головой. -- Знать бы чья красавица затесалась в их компанию, да сходить бы к родителям, да спросить: куда они смотрят?
   Вася в это время упорно смотрел вперед и не только скосить глаза на товарищей боялся, но даже моргнуть было страшно, чтобы ненароком не выдать себя.
   Всю дорогу, танцуя с лопатой в черном, ревущем месиве, он думал то о Снежной принцессе, с холодными, как льдины, синими глазами, то о Валерии, в глазах которой, черных, как антрацит, плясали чертики, словно кочегары в тендере.
  
   Жаль ему было Валерию. Бесспорно, взрослея, она отбивалась от рук... И вот ведь как получилось: видит он это, знает, а спасти соседку не может. Она уже по своему разумению живет. Все больше понимает, что он для нее только сосед, с мнением которого можно не считаться... Отсюда и влияние его на нее совсем ослабло... Да и некогда ему влиять... Дома-то почти не бывает, свои проблемы решать надо... Конечно, это -- эгоизм. Ужасный эгоизм. Но любовь зла, и любовь с альтруизмом несовместима. Больших эгоистов, чем влюблённые, в мире не существует.
  
   ***
  
   На станцию назначения они приехали уже засветло. Отмывшись от угольной пыли, хорошо подкрепились и стали укладываться спать.
   Лебедев опять разговор завел о стилягах.
   -Все-таки жалко барышню, -- проворчал он, застилая постель. - Всю жизнь испортят ей... Слышь, Степан, как ты думаешь?
   -Как и вы! -- весело ответил помощник, ныряя под одеяло и радуясь чистой постели.
  
   Вася быстренько разделся и тоже спрятался под одеяло, надеясь, что там его не будут тревожить. Но просчитался.
   -- Слышь, Василий, -- крикнул Лебедев, -- а ты как к девкам относишься?
  
   Кочегар притворился спящим.
   -Умаялся, - сказал машинист и продолжал разговор с помощником. -- А мы, Степа, бывало жуть как девок боялись... И я тоже боялся. Но поглядывал на них исподтишка. Все хотел в жены получше выбрать. Даже гадал на девчонок... у цыганок и так по разным приметам. Особенно вот в такие новогодние ночи. Бывало как доведется спать в гостях, так и шепчу себе под нос: сплю на новом месте, приснить жених невесте...
   -Ну и как? -- поинтересовался Степан.
   -Да как тебе сказать?.. Женился не на той, которые снились.
   А у меня сны сбываются! -- не удержался Василий, чтобы не встрять в такой интересный разговор. -- Вот приснилось, что в тендер падаю, и точно -- на паровозе оказался.
  
   -Вот ты и загадай на невесту! -- предложил Лебедев -- Вдруг в самом деле женишься на той, которую во сне увидишь... А, Степан?! Счастливчиком будет!
  
   Идея Васе понравилась, и хоть жениться он еще не думал, но увидеть во сне Снежную принцессу страстно желал. И теперь, уже замолчав окончательно, он начал про себя непрерывно повторять: "Сплю на новом месте, приснись жених невесте! Сплю на новом месте, приснись жених невесте!".
   Он забыл, что усталым людям сны не снятся.
  
  
   Разбудил его Лебедев. Был уже вечер. В комнате горел свет, а за окном сгущался синий сумрак.
  
   - Ну, как, видел невесту? -- поинтересовался Игорь Дмитриевич.
   Кротов спросонья хмуро посмотрел на помощника и машиниста, уже одетых и готовых идти на паровоз.
   -- От того ты и не веселый, -- засмеялся Степан, - что крепко спал. Но ты не расстраивайся, вдумайся-ка в смысл: "Сплю на новом месте, приснись жених невесте!". Ну-ка, ну-ка, Вася, соображай! Видишь, в чем здесь изюминка!? Не она тебе, а ты должен присниться ей!
   Довольный своей сообразительностью, Степан гордо посмотрел на заспанного Василия. А Лебедев засмеялся:
   - Ишь, какой умный у нас Степа -- не голова, а Дом Советов. А ты скажи, мне, Степа, у кого он адрес узнает своей невесты? У твоей бабки, что ли? Или среди дновских девок опрос проведет?
  
   Помощник стушевался, смущенно пробормотал:
   - Да она может быть и не дновской... Моя-то деревенская.
   -- Вот, вот! -- удовлетворенно кивнул Игорь Дмитриевич и не без ехидства спросил у Кротова. -- А, может, ты, Вася, сам ее адрес знаешь.
   - Нет, меня так близко к дому еще не пускают.
  
   И кочегар не соврал.
   Лариса рассталась с ним далеко на подходе к своему дому. Она не хотела, чтобы мама увидела ее с "мальчиком".
   Всю обратную дорогу Кротов корил себя за головотяпство. Мало того, что адрес любимой не узнал, так еще не сообразил телефончик спросить, а главное -- не догадался назначить свидание. Ну, как теперь можно было узнать: снился он Ларисе или не снился?
   Разве что через Валерию.
   И Вася мысленно торопил состав, спеша вернуться домой, пока соседка не ушла в школу. По времени все вышло как надо. Когда он сдал вахту, ученики еще спали. Спешить было незачем. Вася не торопясь пошел вдоль деповской стены, заглядывая в освещенные окна. И в диспетчерской увидел Людмилу Павловну.
   Она, опустив голову на руки, дремала за столом.
   Недолго думая, Кротов вошел в комнату и наклонившись к самому уху женщины, прошептал:
   - Скажите, пожалуйста, мне ваш телефончик.
  
   В комнате, кроме них, никого не было, говорить можно было громко, но он специально понизил голос до шепота, чтобы не напугать задремавшего диспетчера. И Крутова даже не вздрогнула. Она медленно подняла голову и с интересом посмотрела на юного кочегара. В глазах появились смешинки, а на усталом лице веселая улыбка.
   -Давно никто не спрашивал у меня мой телефончик. Кавалеры уже сбросили меня со счетов... Такой вот они привередливый народ. А вам, что, Кротов, не к чему больше свою энергию приложить? Решили любовью заняться?
-Да как вам сказать, -- смутился Вася. -- Это так просто не скажешь...
   -Понятно... По телефону можно говорить все что угодно. Краснеть он не умеет.,. Ну что ж, твою просьбу я удовлетворю... но звони мне только тогда, когда мужа дома не будет.
  
   До Васи дошло, наконец, что женщина говорит что-то не то.
   - Вы, наверное, не так поняли меня... я не вам буду звонить, а вашей дочери.
   И тут он до такой степени покраснел, что даже физически ощутил, как пар с него поднимается клубами.
  
   -- Вот оно что! -- разочарованно произнесла Крутова. -- Вам, оказывается, не я нужна, а моя дочь.
  
   У влюбленного перехватило горло от волнения, и он только головой кивнул.
   -Тогда к ней и идите за телефоном!
   -А вы не могли бы... -- жалостливо посмотрел он на Людмилу Павловну.
   -Нет, Кротов, я не могу! -- решительно отказала она. -- Я уже однажды проявила беспечность: дала Мелихову справку о тебе, и это чуть было не кончилось плачевно для вас обоих.
   -Что-то я такого не помню?..
  
   - Ты и визит в милицию, может быть, забыл?
   - А-а! -- Кротов наконец сообразил, о чем идет речь. -- Ну, я думаю, у нас с Ларисой дело до милиции не дойдет. Будем все полюбовно решать. И наше будущее затвердим через ЗАГС.
   -- Иди-ка ты, Вася, отсюда!
  
   Людмила Павловна так рассердилась, что даже привстала и влюбленному кочегару показала рукой на дверь.
  
   Ничего не оставалось, как удалиться... И опять одна надежда была на Валерию.
   Соседку он застал на кухне. Она завтракала в компании взрослых. Вася, поприветствовав женщин, незаметно поманил девушку рукой.
  
   Его жест она истолковала по-своему.
   -- Нет! -- затрясла она отрицательно головой. -- Бить будешь!
   - За что? -- удивился он.
  
   И Кротов не лукавил. "Подарок" перекрыл все валерины грехи и даже его кратковременное желание провести воспитательную работу с отбившейся от рук школьницей.
  
   -- Ты сначала поел бы, а потом секретничал бы! -- крикнула мать сыну.
   - Жизнь такая, что аж не до еды! -- махнул он рукой, исчезая в своей комнате.
  
   Валерия вошла вслед за ним. Черные глаза были хитрющими-прехитрющими, а на лице играла довольная улыбка. Вася не очень-то всматривался в такие детали. Не до них ему было.
   -Ты телефон Ларисы знаешь? -- спросил он с ходу.
   -Зачем мне его знать? -- соседка поморщилась. -- Мы -- не подруги.
   -А если врешь?
   -А с чего ты вдруг усомнился? Ты, что, хоть раз видел ее у нас в доме?
   -Я -- не про это! Я -- про телефон.
   - Ну, тогда прежде чем не верить, подумай: сам-то ты знал телефоны своих одноклассников.
  
   Довод был весомым. Вася досадливо поморщился.
   - Эх, вот так надо позвонить! -- и он провел большим пальцем по горлу.
  
  
   -С чего это так вдруг тебе загорелось? -- поинтересовалась Валерия с безразличным видом.
   -Да, как тебе сказать... дело тут одно есть,.. -- замялся он и, секунду подумав, спросил у девушки: -- Слушай, а ты не могла бы в школе спросить Ларису: видела она меня сегодня во сне или нет?
   -Ты уж совсем, парень, рехнулся! -- рассердилась Валерия. -- Мало ли кто кому снится. Вот я сегодня во сне видела, как ты крыльцо отремонтировал. А что толку с такого сна. Перила как были сломанными, так такими и остались.
   -Не лезь ты ко мне со своей глупостью! -- теперь уже он возмутился. -- Не до перил мне сейчас, и крыльцо-то - общественное, пусть общественность его и ремонтирует. А у меня - дело - личное! Может быть, дело всей жизни. Судьба моя, может, от этого зависит. Примета такая есть! Поняла!?
  
   -Ну, хорошо, -- примирительно сказала Валерия.-- Каждый по-своему с ума сходит, и раз примета такая есть - пойдешь на свидание и все узнаешь из первых уст.
  
   Вася смущенно отвел глаза.
   -- Что, не договорились о свидании? -- ехидно улыбнулась десятиклассница.
  
   Он промолчал.
   -- Что ж ты, братец, такой пентюх! -- она с сожалением покачала головой.-- Девочки любят энергичных и напористых... Теперь тебе одно остается: идти на виадук и весь вечер дежурить там. У нас каждый житель нашего захолустья хоть раз за вечер, да пройдет через него. А она уроки музыки берёт на нашей стороне у какого-то выселенца на сто первый километр.
  
   Василий оживился.
   -- А точное время не скажешь?
   -- Ну, померзнешь немного, зато в следующий раз умнее будешь.
  
  
   ***
   Шел снег. Не такой крупный, как в тот прошлогодний вечер, когда Вася впервые увидел Снежную принцессу, но достаточно приличный, чтобы самого Кротова превратить в снежного принца. Правда, это ничуть не радовало парня. Снежинки тянулись к нему, словно пчелы к сладкому, и как старательно он не встряхивался, они все равно облепили его.
   А принцессы все не было и не было. Принц в лучших холодных ботинках прогуливался по виадуку и страшно мерз. Его "дежурство", скорее всего, кончилось бы легкой простудой или хорошим воспалением легких, каким переболел Мелихов, если бы все же Ларисе не потребовалось зачем-то перейти из одной части города в другую.
  
  
  
   Кротов, как только увидел девушку, бросился к ней, прыгая сверху вниз через две ступеньки и рискуя поскользнуться и, и пролетая мимо возлюбленной, задницей просчитать ступеньки. Но здесь все обошлось.
   В другом он просчитался. Он ожидал, что Лариса придет в восторг от "неожиданной" встречи, но она не удостоила его даже взглядом. Даже головы не повернула в его сторону. Прошла, не замедляя и не убыстряя шага. Словно и не видела вчерашнего своего поклонника, словно и не бежал он, как последний пацан, навстречу ей.
  
   Страшное смущение охватило Васю.
   - Здравствуйте! -- неожиданно вежливо крикнул он вслед уходящей принцессе.
   Она не оглянулась и ничего не ответила. Она продолжала подниматься на виадук, словно и не слышала взволнованного приветствия.
  
   Кротов, хоть туго в этот момент от волнения соображал, но понял, что стоять внизу у подножия лестницы, куда слетел второпях, смысла больше нет, и что спасти его может только напористость и энергичность. Ну, те самые качества, на отсутствие которых у него намекала Валерия утром.
  
   Он рванулся вверх. Два-три огромных прыжка -- и пошел рядом с Ларисой, пытаясь заглянуть ей в глаза. Она глаз не прятала, но и смотреть на него -- не смотрела. Так они прошли мост и спустились на бульвар. Васю поведение спутницы злило.
   В конце концов он решил: хватит чикаться, надо все-таки быть мужчиной, и, схватив девушку за руку, поставил ее перед собой.
   -Ты или скажешь, что случилось, или я буду держать тебя здесь до утра!
   -До первого милиционера! -- спокойно возразила Лариса, глядя ему прямо в глаза.
  
   Он уже имел однажды дело с милицией и тем одним разом был сыт по горло. И все же руку спутницы не отпустил. Уж если быть мужчиной -- то до конца!
   -- Перестань бегать за мной, или я начну избегать тебя!
   Такое заявление было чем-то вроде ушата холодной воды.
  
   Вася в сердцах хотел сказать: "Да катись ты!..", но сдержался. Разжал пальцы -- освободил принцессу от цепкой своей хватки. Вяло улыбнулся:
   -- Я не бегаю за тобой! Наоборот, я хотел тебя обогнать, но потом подумал, неудобно проходить мимо знакомого человека, даже не обменявшись приветствием.
   -- Ишь ты какой воспитанный! Выходит, ты сегодня из вежливости и мою маму хамством поразил?
   - Вот откуда ветер дует!
   Он кипел, а она была спокойной, уверенной в себе.
   -Боже, как это ужасно. Вместо того, чтобы признать свою вину, он удивлеется направлению ветра. А у нас - роза ветров такая, и, судя по дыму, который валом валит из паровозных труб, ветер юго-восточный.
   -Ну, хорошо! Признаю и сожалею, что не раскланялся и не расшаркался перед спящей дамой! Но ты в состоянии понять, что мне не до вежливости было! Другое у меня в голове!
   -А что? - не удержалась и полюбопытствовала Лариса.
   -Мне нужно узнать: видела ты меня во сне или нет? Только для этого и телефон твой просил.
   -А почему ты должен был мне сниться? -- удивленно пожала заснеженными плечами девушка. -- Неужели ты думаешь, что произвел на меня такое впечатление?
  
   -Дело в другом! Видишь ли... -- он засмущался немного, -- вчера днем, ложась спать в оборотном депо, я загадал: "Сплю на новом месте, приснись жених невесте!". Соображаешь?
   -Я очень сообразительная девушка, -- в первый раз за время их встречи улыбнулась Лариса. -- Но, Вася, днем я не сплю... У меня есть цель, и мне -- не до сна и не до замужества. Соображаешь? Я хочу получить образование. А выйти замуж после школы -- остаться у разбитого корыта... с пелёнками и прочей постирушкой. Так, у корыта, и станешь старкшкой..
  
   И она продолжила свой путь, на прощанье даже не удостоив его взглядом. Но Кротов решил не отставать и пошел рядом. Надо было объяснить этой заносчивой девице, что он хоть из себя представляет.
   -- Я ведь тоже не думаю жениться... Что уж я дурной совсем, что ли. Я тоже собираюсь выучиться. Образованные -- они и вежливые, и внимательные к слабому полу. Вот могу продемонстрировать, как я их себе представляю! -- и он взял девушку под руку.
   - Не надо! -- резко возразила Лариса. -- Я не слабый пол, что меня, в общем-то, даже оскорбляет, и никакая-нибудь немощная старуха!
  
   Вася изо всех сил старался не терять присутствия духа.
   - Я и старушке могу помочь! Я такой! -- воскликнул он, увидев в нескольких шагах закутанную в платок и сгибающуюся под тяжестью ведер женщину.
   -- Бабушка! -- подскочил он к ней. -- Давайте ваши ведра!
  
   -Ты, что ж, Васенька, не признаешь меня? -- пропела женщина, останавливаясь и ставя ведра на снег.
   -Лукерья Демьяновна! -- удивился Василий. - Да где ж вас признаешь! Вы так постарели!
   -Да это я просто закутанная... от мороза... А так я еще держусь.
   -- Ну и держитесь, я рад за вас! -- затараторил Вася, спеша исправить свою оплошность. -- А я все равно помогу вам!
  
   Он схватил ведра с водой да так энергично, что чуть было всю воду не расплескал.
   -А девушка эта твоя? -- спросила Лукерья Демьяновна.
   -А то как же! -- не без гордости ответил Вася, благо Лариса была в стороне от них и не могла расслышать этих слов.
   - Ты ее позови, - - посоветовала Симина мама. -- А то еще хулиганы какие-нибудь пристанут. Стиляг, говорят, видимо-невидимо развелось. Вот тут недавно одного чуть ли до смерти не забили.
  
   Кротов понял, какие слухи до Лукерьи Демьяновны докатились, развеселился.
   - Лариса, пойдем с нами, пока к тебе стиляги не пристали! -- весело позвал он девушку, заранее зная, что уж с ними-то "эта его капризная девушка" наверняка не пойдет.
   -- Я не могу! -- крикнула она в ответ. -- Я иду встречать папу!
  
   Странное дело, он не сожалел, что она уходит.
   Наоборот, он даже почувствовал какое-то облегчение от этого.
   И даже не облегчение, а что-то вроде пустоты в душе, от которой и не тяжело, и не легко. В общем, так себе...
  
   До самого Лукерьиного дома они шли молча. Только у ворот, увидев сваленные в кучу бревна, Вася спросил:
   А дрова ваши?
   Мои, -- вздохнула женщина. -- Купить купила, а распилить и расколоть некому. За божескую плату -- никто не хочет, а больших денег у меня нет.
   -- Не переживайте! Я вам все это сделаю бесплатно!
   Обещание вырвалось у него самой собой. Он тут же прикусил язык, но было поздно. Напористая Лукерья Демьяновна, не мешкая ни секунды, подрядила добровольца.
*******************************************
  
  
   8.ПОСЛЕДНЕЕ ПРОТИВОСТОЯНИЕ
  

***

   Как непохожа была сегодняшняя Снежная принцесса на ту, с которой Вася танцевал на балу. Словно подменили девчонку. А ведь одна из них настоящая. Только вот которая? Дай Бог, чтоб не сегодняшняя. "Как мне Лукерья, так и ей мать испортила настроение. Кой черт понес эту бабку на бульвар так поздно. Нормальные старушки в это время уже чай пьют, а она только за водой пошла...".
  
   Досада на Семенову была не очень сильной, но он старался усилить ее, пытаясь таким образом переключить свой ум, себя на малые житейские неприятности, но где-то в подсознании уже зародилась мысль о том, что Снежная принцесса -- наивный обман, и не стоила того времени, той душевной энергии и тех сил, которые он потратил на нее...
  
   Поглощенный невеселыми размышлениями, Кротов чуть было не наткнулся на Мелихова. Веня тяжелыми валенками азартно топтал снег под их окнами. Он тоже настолько увлекся, что не заметил коллегу.
  
   "Раз петушок топчется, то и курочка в окне торчит", -- с иронией подумал Василий и прошел мимо Мелихова, сдерживая в себе сильное желание отогнать этого хлюста пинками от дома.
   Но соседка оказалась не у окна. Она усердно подметала пол в прихожей и была всецело поглощена уборкой. Во всяком случае, сосед в это поверил, как только вошел в квартиру, и те нехорошие слова, которые он припас для девочки на улице, сразу испарились из его головы.
  
   -С метлой тут передо мной торчишь -- это плохая примета или хорошая? -- пошутил он, раздеваясь.
   -Когда человек занимается делом, - с достоинством ответила Валерия, -- это всегда хорошая примета!
   -А если он делом занят, но с ведрами -- то как?
   -С пустыми?
   -Нет, с полными.
   -А это смотря какой человек?
   -Ну, ЛД, например.
  
   Валерия бросила метлу в угол и с тревогой посмотрела на соседа.
   -- Что, опять под нее угодил?
   -Наехала... Сто лет ,не виделись, а тут, как нарочно, с ведрами нарисовалась... А я, понимаешь ли, с Ларисой гуляю....
   -Понимаю, отличиться захотел.
   -Ах, если бы только это... -- Василий виновато опустил глаза. -- Я же дрова еще пообещал распилить.
   -Крутовой или ЛД?
   -А, что, Крутовой тоже надо?
   -Не знаю, что надо Крутовой, а вот лечиться тебе точно необходимо. От этой дурацкой любви у тебя совсем мозги набекрень повело.
  
   -Вежливый я страшно... чрезмерно внимательный... к женскому полу. Очевидно, муж буду хороший, -- не веря в свои слова, вяло улыбнулся сосед.
   -Не дай Бог такого мужа! Васенька, ты же -- вымирающий альтруист!
   -Во-во, это ты хорошо подметила... В этом-то вся моя печаль. Одному с такой работой не справиться, а друзей-альтруистов, таких, чтоб бесплатно стали работать на чужую тетю, у меня нет.
   -Тимур есть, команды нет. Выросла команда, и детское благородство из неё испарилось!
   Соседка гневалась.
  
   Вася хотел сказать что-то в свою защиту, но на кухне раздался возмущенный крик Александры Васильевны:
   -Вы только посмотрите, что он там выделывает!
   -А что он там выделывает? -- заинтересованно воскликнула Валерия и выдала себя с головой.
  
   Вася понял, что она видела его из окна, что мысль его про петушка и курочку была верной и что хитрая не в меру курочка встретила его с метлой совсем не случайно. Но крепкие слова, "подобранные" на улице для соседки, уже забылись, да и ему тоже загорелось узнать, чем занимается стиляга.
  
   Он пошел вслед за Валерией.
   В кухне было темно. Мать и дочь стояли у окна и с интересом наблюдали за Мелиховым. Веня плясал под фонарем и сиял, как фонарь, а рядом в снегу было вытоптано:
   "Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!"
  
   Кротов пожалел, что сдержался на улице и не отогнал этого хлюста пинками подальше от дома.
   - Это же форменное безобразие! - растерянно посмотрела на соседа Александра Васильевна.
  
   Он промолчал, а Валерия поспешно согласилась с матерью:
   - Самое форменное безобразие! Ну, я ему сейчас покажу, как безобразничать!
  
   И хоть в доме было темно, все равно Вася рассмотрел веселых чертиков в глазах девчонки. И пока он с горечью думал об этих чертиках, она, простоволосая, в пальто, наброшенном на плечи, и в его валенках, выскочила из подъезда и начала затаптывать письменное признание в любви. Веня попытался оттолкнуть девушку, они сцепились, большие валенки подвели Валерию, она запуталась в них и полетела в снег вместе со своим ухажером.
  
   Но и в снегу они продолжали отчаянно возиться. Вася уловил в их движениях больше любви, чем борьбы, и, хмуро посмотрев на тревожно застывшую Александру Васильевну, проворчал:
   -Сейчас целоваться будут...
   -Да что ты, Васенька, -- растерянно пролепетала женщина, -- ведь простынут же.
   -От этого еще никто не простывал!
   Сердито бросил он и ушел в свою комнату.
  
   Он долго сидел на кровати, бесцельным взглядом уставившись в белую, как снег, стену. И ни одной мысли. Было пусто теперь не только в душе, но и в голове. И еще была усталость. Чудовищная усталость. Она подавляла все мысли, все чувства, все желания.
   Даже не было сил послать всех и вся к черту.
  
   Сколько он так просидел, Василий не мог бы сказать даже приблизительно.
   Валерия ворвалась к нему раскрасневшаяся, счастливая, с мокрыми от снега волосами и вновь вернула его к жизни.
   -Слышь, Вась, а у меня идея! -- с порога объявила она. -- Что если нам всем в воскресенье часиков в десять у Лукерьи собраться?
   -Кому это нам? -- разглядывая ее румяные щеки и думая, от чего они так раскраснелись: от мороза или от поцелуев, холодно спросил сосед.
   Валерия, наверное, была слишком счастлива, чтобы заметить его подавленное настроение. И это тоже задевало самолюбие Василия, и ревность кусачей змеей вползала в его душу.
   - Ну, нам! -- весело сверкнула черными глазами соседка. -- Тебе, мне! На худой конец, можно фифу твою пригласить. Ничего с ней от такой работы не случится. Потом мальчикам... стилягам тоже не мешает малость поразмяться... Ты не сомневайся. Я уже с Веней разговаривала -- они согласны.
   -Я в другом сомневаюсь! - не глядя на девушку, сердито сказал Василий. - В ваших отношениях.
   - А что в них сомневаться. Они вполне налажены!
  
   Тогда он посмотрел на соседку. Тяжелый был взгляд,пристальный.
   -- Ну и как же ты их наладила?
   - Могу отчитаться! -- Валерия села на кровать рядом с соседом. -- Понимаешь, как все вышло... Ты здорово страдал из-за того, что Симочка тебя бортонула...
   -Не бортонула она меня! -- возмутился он.
   -Ну, хорошо. Пусть будет по-твоему.
   -И не страдал я.
   -А вот здесь ты помолчи!.. Ты страдал и даже подумывал, что причиной всех твоих бед была твоя черная работа... Вот я и решила доказать тебе, что кочегар -- тоже человек и что кочегара тоже можно любить.
   -Выходит, ты из-за меня страдаешь?
   -Наконец-то ты стал хоть что-то соображать.
  
  
  
   И в самом деле что-то в мозгах Васи и в его подсознании стало проясняться.
   Сидя на кровати, он изобразил роденовского мыслителя...
   Но Валерия вдруг испугалась, что сосед поймет все так, как есть на самом деле. Она схватила его за руку, стащила с кровати:
   -- Хватит голову ломать над пустяками! Все со временем образумится. А сейчас пойдем звонить твоей фифе.
  
   Кротов никому не хотел звонить и без особого сожаления сказал:
   -Да я телефон ее не знаю, - и в порядке оправдания добавил. - Я же говорил, ЛД всю обедню мне испортила.
   -Телефончик я скажу!
   - Ну, Валерия,. Хлебнет же горя тот, кому ты достанешься.
   -- Васенька! Ну что ты все о людях печешься? Нет бы о себе подумать. Ну, в самом деле, альтруист хуже некуда. А вдруг я тебе достанусь?!
  
   Последняя мысль была новой для соседа, настолько новой, что он даже всерьез не воспринял ее, она как бы пролетела мимо ушей, не зацепив сознание.
   Но отложилась глубоко в подсознании по принципу: во всякой шутке есть доля правды.
  
  
   * * *
   Воскресное утро выдалось как по заказу. Пасмурное, безветренное, с легким морозцем, оно прямо-таки располагало к работе на свежем воздухе.
   Кротов пришел к Семеновой заблаговременно. Она встретила работника во дворе и быстро затараторила:
   -- Васенька, я-то, старая дура, думала, что ты выпендриваешься. Ты уж прости меня за такие мысли, но сам знаешь, теперь даром -- только за амбаром. Вот ведь какая напасть! Амбаров нет, и негде упасть...
  
   Говоря все это, она подвела Василия к сарайчику, возле которого все уже было приготовлено для колки и распилки дров.
   -Все ли, Васенька, я так как надо сделала?
   -Все так! -- буркнул он и уселся на козлы.
  
   Лукерья Демьяновна с тревогой посмотрела на него.
   -- Ребят жду! -- сердито бросил он.
   -- А много их будет? -- забеспокоилась хозяйка.
  
   -- Вам-то какая разница! -- Василий не скрывал раздражения. -- Им от вас тоже ничего не надо. Тимуровцы они. Поняли? Я - Тимур, а это его команда.
  
   Ответ вполне удовлетворил Лукерью Демьяновну, и она, догадываясь, что действует на нервы работнику, удалилась. Кротов даже вздохнул облегченно, когда за ней с тягучим скрипом закрылась дверь веранды.
  
   И тут же до него со стороны железной дороги донеслась песня:
   - Мы не сеем и не пашем,
   А валяем дурака!
   С виадука шапкой машем,
   Разгоняя облака!
  
   Вася посмотрел на виадук. Голые тополя, украшенные воронами, не заслоняли моста. Сквозь ветки Василий увидел своих помощников. Шествие возглавляли Валерия и Лариса. Следом за ними, выстроившись в одну линию, вышагивали стиляги. Мелихов был в центре, чувствовал себя, так сказать, осевой фигурой. Справа от него в кирзовых сапогах и милицейском галифе драл горло милицонер Герасимов, слева -- наигрывал на гитаре Репа.
  
   Троица старательно пела о том, как она не любит работать, а девушки, строгие и немного важные, целеустремленно смотрели вперед и скромно помалкивали.
   Валерия заметила соседа и помахала ему рукой.
   В ответ он сделал то же самое. И когда компания пришла во двор, никто даже не подумал поздороваться.
   Стиляги и Лариса, очевидно, решили, что за них это уже сделала Валерия еще на мосту. Сам же Кротов полагал, что с него хватит и той вежливости, какую он проявил, отвечая на приветствие соседки.
   Мелихов вообще сделал вид, что не замечает коллегу, и с нескрываемым интересом рассматривал двор. Вася заметил это и не удержался, чтобы не съязвить:
   -- Вспоминаешь, где фингал получил?
  
   Мелихов не остался в долгу.
   - Нет. Прикидываю в уме, чем тебя здесь обделили и что отдали твоему другу?
  
   Репа радостно заржал и положил гитару на крыльцо. Она тоскливо звякнула.
   Вася вспыхнул и вскочил с козел. Валерия в мгновение ока оказалась на его пути.
  
   -Мальчики, ради бога не ссорьтесь! -- взмолилась она. -- Ведь работать надо!
   -Надо так надо! - хмуро и поспешно согласился Василий, усмиряя свой гнев.
   -Ну и хорошо! -- обрадовалась соседка и, не теряя времени, начала распоряжаться. -- Веня, ты пили с Васей дрова, а...
   -Одной пилой, что ли? -- перебил ее Мелихов.
   -А что поделаешь! -- тряхнула она головой. --Но у пилы две ручки. Я думаю, вы их поделите. Самое главное -- вы не заводите друг друга. Работайте молча.
  
   Мелихов нагнулся к бревну и посмотрел на Кротова с иронией.
   -- Ну, Тимур, взяли дружно!
  
   Вася, строго следуя только что полученному инструктажу, молча ухватился за другой конец бревна.
   Довольная Валерия гордо посмотрела на Сажина и Герасимова.
   -Ну, а вам -- дрова колоть! А мы, девочки, -- обратилась она к Ларисе, -- будем их укладывать. Ты, как, не возражаешь против черной работы?
   -Я никакой работой не гнушаюсь! - гордо заявила одноклассница и грустно посмотрела на еще не распиленные бревна.
   -Ты настоящая современная принцесса! - - хихикнула Валерия.
   -При чем тут принцесса? -- возмутилась Лариса, почувствовав, что над ней подсмеиваются.
   -Да обе вы -- принцессы! -- воскликнула Лукерья Демьяновна, появляясь на крыльце с ведром яблок. --Ну, прямо в точности как моя Симочка. Вам бы замуж угодить за высоких офицеров! Вы были бы настоящим украшением нашей армии.
   -Нас тоже Бог ростом не обидел, - - вытянулся Мелихов во всю свою длину. -- Пусть нас и украшают!
   -Нет уж, не скажите, юноша! -- горячо заспорила Семенова. -- Все-таки военный человек -- это... это человек! -- и она многозначительно подняла вверх толстый указательный палец.
   -А Сима-то ваша вышла замуж за офицера? -- с самым что ни на есть простодушным видом полюбопытствовал Мелихов.
  
  
  
   - Нет еще, -- тяжело вздохнула женщина и заторопилась, затараторила. - Но она к этому готова. Она у меня сейчас в Ленинграде... Там много военных училищ... Там даже флот военно-морской стоит. Бог даст, кого-нибудь офицерика и подцепит!
   -Непременно подцепит, - заглядывая в ведро с яблоками, охотно согласился Герасимов. - Вы, мамаша, лучше скажите, кому эти фрукты предназначаются?
   -Вам, конечно! -- Лукерья Демьяновна поставила ведро на крыльцо. -- Кушайте на здоровье!
   Она картинно поклонилась и ушла в дом.
  
   - Набросились, ребята! - радостно воскликнул Герасимов, хватая румяное яблоко.
   -Положи! -- приказал ему Веня. -- Заработать сначала надо.
   -Но, Ваня, - умоляюще посмотрел на друга милиционер, -- живот сведет. Ты же знаешь, какой он у меня избалованный.
   -Шут с ним, -- сказал Вася. -- Еще одиннадцати нет. Пусть ваш Коротыш набьет свое брюхо.
   -Не Коротыш, а милиционер Герасимов... Можно просто товарищ милиционер, -- вонзая зубы в яблоко, строго потребовал маленький обжора уважать его чин.
  
   Кротов усмехнулся:
   -С таким аппетитом ты долго в милиции не задержишься.
   -Тебе-то откуда знать? Раз побывал у нас, а уже берешься судить, кого мы держим, кого -- нет.
   -Мальчики! Да что вы все заводитесь! -- страдальческим голосом воскликнула Валерия.
   -- Действительно, обратим-ка лучше свои взоры на лукерьины дары! Как говорит сержант Петров: Еда хорошо успокаивает нервную систему.
   -И так же хорошо расстраивает желудок, -- спокойно заметила Лариса.
   -Во! - обрадовался Герасимов. -- И у меня есть единомышленник!
   -Тоже мне, нашел единомышленника... Я не о том.
   -А о чем,заноза ты наша?
   -Не мытые они,товарищ милиционер!
  
   Лариса брезгливо поморщилась.
  
   -- А если так? -- не сдавался обжора и, схватив новое яблоко, потер о галифе.
   Лариса отвернулась с надменным взором и высоко поднятой головой.
   -- Понятно, - - усмехнулся он. -- К нам попадешь,и гнилые научим есть.
  
   Во дворе наступила тишина.
   Репа схватил гитару.
   -- Эх, одна капризная гигиенистка всем рабочий аппетит испортила! Заполню вынужденную паузу.
   Он ударил по струнам и лихо запел:
   -- Эх, яблочки наливаются,
   Огородники всех стран соединяются!..
  
   Веню словно подхлестнули. Он вскочил на крыльцо и пустился в пляс, приговаривая:
   -- Эх, братцы! Попасть бы мне на службе в какой-нибудь самый что ни на есть захудалый ансамбль! Эх, и поплясал бы я!
   Лукерья Демьяновна, приоткрыв дверь, любовалась им. И когда он выдохся, а Репа стал перебирать струны, вспоминая нужную мелодию, хозяйка похвалила ребят:
   -- Ну, прямо настоящие артисты!
   И опять спряталась в доме.
  
   -Нашла артистов! -- Лариса презрительно сощурила глаза и спросила у Сажина. - Ты хоть ноты-то знаешь?
   -Откуда?! - Репа расцвел в улыбке. - Слухом беру.
   -- Оно и видно! -- пренебрежительно заметила девушка.
   - А что тебе видно? Может, ты покажешь класс?
  
   Гитарист протянул инструмент Ларисе.
   Он думал, она откажется, не возьмет. Но она взяла гитару, села на чурбан и несколько секунд сидела неподвижно. И вдруг из ничего возник полный тоски и мужества звук. Вася сразу же узнал "Полонез Агинского".
  
   Было это неожиданно и прекрасно!
  
   И слушая музыку, и глядя в белый снег, Кротов задумался... А что же привело их сюда? Ради чего они, такие вот непохожие, собрались вместе? И если еще можно было как-то понять Валерию и Ваню, и даже Ларису с Репой, то он выглядел в этом дворе смешно. Смешнее Круговой... которая пришла себя показать и, как и он, страдает от своего благородства.
  
  
  
   -- Преклоняюсь! -- дошел до его сознания голос Репы.
   Гитарист-самоучка, не знающий нотной грамоты, стоял перед Ларисой униженный и потрясенный.
  
   В душе Кротова шевельнулась жалость, и он удивился: с чего это вдруг пожалел Репу. Мелихов и Валерия, похоже, тоже жалели музыканта. Они оба смотрели на него с тревогой. И только Коротыш был спокоен. Поблескивая глазами, он жевал яблоки без страха наесть какую-нибудь заразу.
  
   Надо было браться за дело, если они все же собирались уважить старую Лукерью.
   - Давайте работать! -- сухо сказал Вася. - После такой музыки в самый раз разрядиться на пилке и колке дров.
  
   -Вышло у него плохо. В голосе не было ни капельки энтузиазма. Однако соседка уловила затаенный смысл этих слов и поддержала:
   -Мальчики, давайте в самом деле работать! Труд объединяет людей!
   -Людей, Лукина, объединяет искусство! -- Лариса отдала гитару Сажину. -- А труд создал человека. Он же его и погубит.
   -Не погубит. Трудовая колония, как говорит сержант Петров, именно трудом выводит из людей всю порчу! - заметил милиционер, вытирая о галифе очередное яблоко.
   -Твой сержант, кстати, -- насмешливо посмотрел на обжору Кротов, -- умеет не только болтать, но и работать.
  
   Это замечание задело Герасимова за живое.
   -- Ты чурку сначала отпили, чурбан этакий, чтоб было что колоть! А потом намекай. -- Он так спешил высказаться, что даже яблоком подавился, закашлялся.
  
   Репа постучал его по спине.
   -- Наелся уже, -- засмеялся гитарист. -- Приходится утрамбовывать! Может быть, и вправду начнем работать?
  
   Вася взялся за пилу и взглядом пригласил Мелихова сделать то же самое. Вдвоем они склонились над козлами.
   Пила словно нехотя чиркнула по бревну... еще раз неуверенно прошлась по тому же самому месту и, сделав канавку в древесине, весело запела, и в разные стороны брызнули фонтаны ароматных опилок.
   "Ну-ну, милая, -- думал Вася, -- нам бы тоже только раскачаться -- и дело пойдет... пойдет!".
  
   Когда они кончили работу и вышли из ЛукерьиногО двора, на Кротова вдруг нашел приступ вежливости, ему захотелось уважить своих помощников, и он не повернул домой, а вместе с Валерией пошел провожать стиляг и Ларису.
   Разговор не клеился, одной компанией они смогли дойти только до середины моста и, не сговариваясь, остановились у лестницы, которая вела на перрон.
  
   Сажин потоптался немного, словно что-то припоминая, потом ударил по струнам гитары:
   - И мы пошли по сторонам:
   Он заиграл, а я запела!.
   Прокричал, прижал струны рукой и стал спускаться по лестнице. По перрону он мог пройти за вокзал, а там где-то за переездом был его дом. Герасимов жил в тех же краях и присоединился к другу.
   -
   До свидания, -- вяло обронила Лариса, ни на кого не глянув, и быстро пошла по виадуку на свою городскую сторону.
   Бывайте! -- помахал Мелихов рукой и бросился вдогонку за Крутовой.
   Им обоим тоже было по пути.
  
   -- Пока! -- крикнула всем сразу Валерия.
   И Вася пожелал своим помощникам всего хорошего, радуясь в душе, что наконец-то остается вдвоем с девушкой. Им, как никому из всей их компании, было по пути.
   И они пошли вдвоём, глядя по сторонам и вниз на разбегающиеся в разные края рельсы.
   Веня особенно остро это понимал.
   Он замедлил шаги, обернулся.
   -- Вечером -- в кино!
   Слова его относились только к Валерии, а она предложила:
   -Может быть, все вместе сходим?
   -Нет уж! Я ужасно не люблю культпоходы!
  
   И вот тут черные глаза соседки весело сверкнули, черные чертики радостно запрыгали на самом их донышке.
   - Колючий ты, ершистый, а все из-за того, что разочарован.
   -В культпоходах или твоих друзьях?
   -Злишься?
   -Она мне в душу лезет, а я должен веселиться!
   -Зачем в твою душу лезть. Достаточно увидеть, как ты на Ларису смотришь, чтобы все стало ясно.
   -А что именно?
   -Что твоя душа не лежит к ней, и ты от этого мучаешься.
   Он остановился, и она встала рядом.
  
   Он долго рассматривал пустые пути внизу под мостом. Веселые чертики в черных глазах Валерии стали редеть и исчезли совсем.
   Она ждала, что он скажет.
   - Понимаешь... я словно с разбегу на стену налетел... Разбиться не разбился, но нахожусь в состоянии гроги. Надо за ум браться. Буду в ЛИИЖТ готовиться.
   - Валерия просияла.
   - А я, грешным делом, боялась, что ты бросишься гитару осваивать.
   -Это еще зачем?
   -Ну, чтоб гонку за Снежной принцессой продолжить... только теперь с гитарой.
  
   Валерия прыснула смешком. Он не обиделся, но и не развеселился, лишь скупо улыбнулся.
   Ты же сама говорила, что снежным принцессам в Дно неоткуда взяться, и сама заметила, что ко всяким фифам душа моя не лежит... Да и времени-то на развлечения не осталось. Еще год упущу -- и буду на бобах сидеть.
   - А как армия?
   -- Да обещали до осени не трогать.
   -Мелихова тоже обещали осенью забрать, а у него уже повестка в кармане.
   -Вот как?.. -- задумчиво произнес Василий. -- Но твой Веня никуда дальше стиляг не рвется. С ним проще.. И ты не переживай: раньше уйдет, раньше придет.
   -А я, Васенька, и не переживаю. Служить-то не мне. И вообще весь этот счет -- не для нас с ним. Ты вдумайся! Ведь он придет к тому, от чего ушел... А я буду уже институт заканчивать, и мои интересы никак не будут стыковаться с его интересами...как, впрочем, и сегодня они с ними не стыкуются.
  
   Сосед мрачно посмотрел на соседку.
   - Между откровенностью и цинизмом есть граница, и надо уметь видеть ее.
   - Говоря последнее, ты, конечно, думал о Ларисе?
   Он промолчал.
   -- Не ставь знак равенства между мною и ею! Я свое начало беру не от снежной бабы. У меня -- не рассудок, а ум, живой, человеческий!
   - Не заводись. Живой человеческий ум, как ты выразилась, тоже не подарок. Я вот как пораскину этим умом, так и не хочется никуда уезжать. Маму жалко. Ты заметила, как Лукерья постарела за эти несколько месяцев?
   - Она, Васенька, постарела не от того, что осталась одна, а от того, что собственная дочь бросила ее. Улавливаешь разницу? А нам надо учиться. Продолжать свое образование. И наши мамы это понимают и готовы всячески помогать нам. А вот если мы с тобой, как Сима, попусту растранжирим молодость, это будет для них ударом. Вот тогда они и постареют до времени, до срока.
  
   Валерия окинула взглядом маленький город. Все в нем было приспособлено для тихой жизни. Один только вокзальный шпиль нахально вонзался в небо.
   -- Помнишь, Вася, как-то ты говорил, что неплохо бы иметь такую машину, которая определяла бы место человека в жизни в зависимости от его способностей. Я еще тогда сказала, что такая машина есть. Помнишь?
   Он кивнул.
   -- И вот, Васенька, как взойду я на этот мост, так все думаю, что виадук-то наш -- маленькая деталька огромного сепаратора. Это только для непосвященного
глаза он соединяет разделенный надвое железной дорогой город, а главное у него -- эта средняя лесенка, у которой мы стоим и которая ведет на заснеженный перрон, к поездам дальнего следования. Улавливаешь?
  
   -- Улавливаю... -- он опять кивнул. -- Я сам уже об этом думал. Мост действительно работает, как сепаратор. Лучшие дновцы уходят по нему из родного города навсегда.
   - Ну, допустим, не всегда лучшие... Пример тому -- твоя Сима. Ларису тоже можно сюда присовокупить...Она тоже уедет.
   -- Большое дело не обходится без издержек, - засмеялся Вася. -- Там, где есть свет, обязательно и тени будут.
   -Я тоже так думаю. И думаю, что мы с тобой в грязь лицом не ударим. А ты как настроен? -- Валерия внимательно посмотрела на соседа.
   -Решительно! Уж на этот раз, если не доберу полбалла, сквозь любые ряды блатников пробьюсь!
   -Ну и я, Васенька, от тебя не отстану! Ты уж тут не сомневайся! И понапрасну не тревожься. Наши матери провожать нас будут без слёз...Ну, если и смахнут слезинку-другую, то это будут слёзы счастья.
  
   ************************************************
  
   Конец
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"