Будто нечаянно они слетели с полу-детских расцелованных губ и навсегда поселились в памяти, по соседству с шорохом морской гальки, хриплыми голосами из магнитофона и ворчаньем старенького лифта в их Арбатском доме. Окрыляя и обезоруживая, они не стирались от частого употребления, как другие слова, продолжая радовать своим весенним звучанием. С годами на детскую непосредственность наложились более зрелые тона, и он, как опытный сомелье, пробовал на вкус все новые оттенки, которыми наливались древние, как мир, слова. И когда они зазвучали на чужих языках, мелодичных или мучительно-гортанных, он уже безошибочно угадывал все те же вечные темы - от радостного предвкушения праздника до досады от наспех утоленной страсти. Однажды они вспыхнули губной помадой - на старом гостиничном зеркале - неразгаданным посланием из давнего прошлого.
Пролетел - будто приснился! - бездарный ХХ век. Отжужжал веселый улей. Он в одночасье постарел, окуклился и стал жить механически, как и положено во "времена перемен". Его большой дом опустел. Больше не будила по утрам перекличка детских голосов, и не замирало сердце от нетерпеливых женских шагов. Их сменили унылые звуки собственной однообразной жизни да бодрые голоса телезазывал. В постели поселилась бессоница, довершая картину жизни в серо-фиолетовых тонах.
И тут он затосковал - по тем недавним временам, где, казалось, еще жила его бесшабашная юность. И он закружил по забытым аллеям, часами курил в знакомых подъездах, мечтая уловить эхо адресованных ему здесь когда-то слов. Сам он так и не осмелился их выговорить, поверив однажды по мужски старой цыганской поговорке - проигрывает тот, кто признается первым.
Х Х Х
В свои неполные четыре года он не понимал до конца значения подслушанных взрослых слов, но по детски чутко уловил, как при из звуке меняется обычно невозмутимое лицо отца. С тех пор этой веселой игрой заканчивались все их еженедельные воскресные походы в Парк Горького. Вот и сегодня, наспех чмокнув отца в модно небритую щеку и едва дождавшись пока захлопнутся дверцы лифта, он крикнул: "Я люблю тебя!" Эхо веселым мячиком скатилось вниз по лестничным пролетам, обгоняя кабину лифта, в которой, прислонившись к стене, застыл мужчина. Неподвижным взглядом он смотрел в потускневшее от времени стекло лифта, пытаясь время от времени вывести на нем какие-то слова.