Аннотация: Она улыбалась, когда епископ зачитывал приговор; смеялась, когда поджигали хворост. Зачем показывать слабости, ведь сейчас её спасут, Библия никогда не лжет.
ХРУСТАЛЬНАЯ СТРЕЛА
- Что вы, святой отче, какая из меня ведьма? Смилуйтесь!!! Никого я не травила и детей не ела, мужей от жен не отваживала! Нет, нет, глупости все это, наветы жестокие. Лечила только. Травница я простая. И душу дьяволу не продавала!! Смилуйтесь, вы же Божий человек!!!
Ни слезы не помогали, ни правда чистая.
Добродушного вида инквизитор вертел в руках листок пергамента и прохаживался перед Стэйшей взад - вперед. Иногда подходил к ней, вглядываясь в лицо.
-.Грамота есть, утверждающая, что с лесной нечистью водилась? Есть. Люди праведные врать не будут. Младенчика с матерью своими декоктами в Царство небесное раньше времени отправила, бесовское отродье? Признайся в злодеяниях своих! Сними грех с души! Покайся!
- Нет! Нет вины на мне! - крик начал переходить в стоны, боль была невыносимой. - Все знают -это муж её до смерти забил, а ребеночка невинного задушил, чтоб к полюбовнице сбежать!
Святой отец гаденько улыбнулся:
- Перечить вздумала? Да? Ну что ж продолжим. Эй, бездельники, не спать! Дыбу готовьте, ротозеи! Ну, в последний раз спрашиваю, нелюдь, с кем в лесу сдыбалась?
Ноги Стэйши подкашивались, сил сопротивляться оставалось все меньше.
Дыбой пугали с детства, а она оказалась самым простым методом инквизиции. К стенам просторного зала было подвешено, по крайней мере, предметов двадцать с которыми не хотелось бы знакомиться ни на этом свете, ни на том.
- Ни с кем, отче! За травами я ходила, лечить-то надо, а многие только на болоте и растут.
- Есть свидетели, которые видели, что не на болото ты ходила, а дальше! - терпению приходил конец. - За Гнилой гатью была, в местах запретных, где Законы Божьи не действуют!
- Нет, - тихо произнесла девушка, - не была я там. Народ то место десятой дорогой обходит, и мне там делать нечего. Не знаю ничего. Отпустите меня, ради Бога...
А дальше была боль, только боль и ничего кроме боли...
Кап-кап-кап.
Где-то за стеной была вода; стекала по холодным сырым стенам, просачивалась через слой смерзшейся земли и исчезала, так никого не напоив. А как хотелось упасть лицом хотя бы в грязную зловонную лужу и пить; напиться так, что б аж в животе булькало и разноцветная радуга в глазах.
Стэйша облизала потрескавшиеся губы и перевернулась на другой бок. Спать на жесткой лежанке было сплошной мукой, а встать на ноги мешала боль. Да, знакомство с испанским сапожком напоминало о себе денно и нощно. Каждую минуту чувствовалась перебитая нога. Вторую ей оставили из гуманных целей: чтоб сама ковыляла (вот еще забота - на себе таскать).
Она лежала с открытыми глазами и пыталась понять: что сейчас там, высоко на верху, день или ночь. В тесной камере не было даже напоминания на окно, пусть маленькое и зарешеченное, но выходящее на свободу. Сколько Стэйша провела здесь времени могли сказать только тюремщики, но на её вопросы они никогда не отвечали. На это был строжайший запрет Святой матери Церкви. Все обвиненные в ереси или сношениях с нечистой силой предавались строжайшей анафеме. С ними могли разговаривать только святые отцы во время допросов.
Вырваться бы отсюда! Хоть при помощи очищающего огня.
Они хотят узнать правду? Ни за что. Даже если это будет стоить жизни. Никогда она не ответит на их вопросы. Отец Матфей может перебить ей все руки и ноги, опять начать загонять иглы под ногти, но её молчание будет свидетельством верности и любви.
Ни кто не узнает, кого скрывает за своей границей Гнилая гать. Те, кто живет в Темной Лощине, должны жить. Ведь это не справедливо убивать невиновных. Они - это исчезающее волшебство, последние крохи, оставшиеся в живых, случайно пережившие древнюю могучую веру.
Даже страшно сказать кто эти существа. И Стэйша, их верная спутница многие годы, не произнесет заветного имени, ни словом, ни мыслью.
Снаружи лязгнул замок. Опять. Ну что ж, не в первый и не в последний раз. Пока храмовники не узнают правды, они не отступят.
В темницу заглянул охранник, постоянно проводивший девушку на "беседы". Как всегда, молча, он грубо рванул ее за руку. Пора. "Когда же мне вынесут приговор?",- пронеслось в воспаленном мозгу. Ноги не слушались, но Стэйша, преодолевая боль, поднялась и поковыляла на очередную пытку.
Создавалось такое впечатление, что коридор не имеет начала и конца. Темнота во всех направлениях... и камеры... Есть ли там кто-нибудь из живых, или она одна в этом непроглядном мраке.
Отец Матфей сидел на своем неизменном месте - в центре зала за невысокой конторкой. На этот раз перед ним не было ни бумаги, ни пера. Он оперся подбородком на руку и искоса, как бы с любопытством поглядывал на вошедшую.
- Мне нечего вам сказать, - с места в карьер сказала Стэйша.
- Да мне ничего и не надо от тебя, приговор практически вынесен. Тебя переводят в обычную тюрьму. Мы узнали все, что хотели. Ты больше здесь не нужна. - Инквизитор улыбался. - Сейчас за тобой придут.
"Силы небесные, что они узнали? Я ведь молчала, даже не смела думать. Может быть когда была в забытьи? Нет. Это исключено. - Страшно было не тогда, когда избивали и унижали; настоящий страх настиг её только что, здесь, - я не могла, я спрятала их всех в самый дальний угол сознания! Это блеф".
На дворе был промозглый осенний день. Небо заволокли тучи, но дождь еще не шел. В центре огромной лужи стояла деревянная клетка. Вокруг клетки стояло человек десять стражи, их кони в нетерпении гарцевали на месте.
Так вот как её повезут, как животное, как потерявшего все свое человеческое достоинство преступника, убийцу. Она зверь, и люди, мимо которых будут провозить, начнут кидать в клетку камни и комья грязи, а простые мамаши покажут несчастную своим детям и проведут нравоучительную беседу по поводу того, что не стоит гневить Бога и следует жить праведной жизнью, не затемненной дьявольскими помыслами.
Откуда им знать, что она не виновна. А вся беда состоит только в том, что Стэйша встретила загадочных обитателей Темной Лощины... И не предала.
Повозка ползла по центральной улице города. Лошади, впряженные в неё, еле передвигали ноги. Народ, как будто предупрежденный заранее, высыпал из домов и стоял на обочине дороги. Не смотря на непогоду, люди ждали, когда клеть проедет мимо них. Каждому хотелось своими глазами увидеть невиданное диво - любовницу Дьявола (слухами разносились самые разные сплетни). Ждать занимательное зрелище, но получить не красавицу в шелках и адамантах, а жалкую оборванку, не молодую грешницу, а седую старуху. От былой красы остались только глаза, жадно смотрящие на последние светлые дни. От обмана злость обывателей достигла своего апогея: камни били прицельно, голову и грудь покрыли ссадины и кровоподтеки. Сочувствующие бросались мерзлой репой (будет, чем утолить голод в пути).
У Стэйши не было возможности забиться в угол. У клетки нет закрытых углов. Только бы поскорее выехать за ворота, дальше можно немного отдохнуть и не прятать голову от ударов.
Какой-то блаженный выскочил из толпы, пытаясь через колья ткнуть в девушку деревянным, остро заточенным, крестом, но, по чьей-то доброй воле, подскользнулся в луже грязи и не устоял на хромых ногах, упал. Стражники конями отогнали его обратно.
- Ведьма! Ведьму везут! - доносилось из толпы.
- Да она не человек, её мать - волчица!
- Смерть! Смерть! Огонь очистит мир от её порчи!!
- Грязная потаскуха!
Стэйша затыкала уши, закрывала глаза, но крики становились все громче.
- Убийца!
- Шлюха! Шлюха!
-Дьявольское отродье!!!
"Когда же заветные ворота?" - проносилось в воспаленном мозгу.
Медленно ли, быстро, но городские ворота остались позади. Потянулся длинный широкий тракт.
До столицы, а именно там состоится казнь, лиг семьдесят, не больше. С такой, как у процессии скоростью, дня два, от силы три. От голода не умрешь, а для питья сгодится и дождевая вода.
Дорога ползла змеей через пустоши, почти лишенные растительности. Только пожухлые травы да низкорослые кусты дрока и орешника оживляли мертвый пейзаж. Ни одного человека, лишь вороны сопровождали в долгом пути.
Кое-как утолив жажду, Стэйша с трудом села на дно повозки. Мысли путались, а тело обжигала боль. Хотелось увидеть море. Она о нем слышала от проезжавших мимо родной деревушки бродячих циркачей. Бурное, холодное, но свободное море пришло в беспокойном сне.
... Ото сна пробудил странный колокольчик, монотонно звеня, он отзывался на каждый шаг идущего с ними в одну сторону человека. На страннике - черное рубище, в руках суковатый посох. Хоть он и опирался на него, но шел легко и плавно. Лицо закрыто низко опущенным капюшоном.
Проказа! Болезнь, превращающая людей в животных.
Пария остановился, пропуская путников вперед. Стэйша следила за ним непрерывно, чувствуя, что это знак. Её увозили все дальше, а безликий стоял одиноким изваянием посреди безлюдного места, прислушиваясь к звукам удаляющейся телеги и провожая смертницу слепым взглядом.
Охрана молчала не замечая ничего странного. Быть может - это всего лишь морок идущего на смерть? Стоит ли думать о галлюцинации, и Стэйша опять забылась в тяжелом сне без сновидений.
На мрачном горизонте виднелась столица - огромный город "тысячи храмов". Дорога оживилась, народ стекался сюда со всей страны. Торговцы, переселенцы, бродячие актеры. Их притягивал "святой город разврата". Люди не шли, они текли живой рекой, производя страшный шум.
На Стэйшу никто не обращал внимания, мало ли кого на казнь везут? Не смотря на гул толпы, девушка услышала знакомые звуки. Рядом, все так же легко и свободно, с повозкой шагал... прокаженный. Откуда он здесь? Ведь он остался далеко позади?
Стэйша, не понимая происходящего, поворачивала голову из стороны в сторону. Люди как люди, занятые своими делами. Реальные, живые, они тоже не замечали странного человека в капюшоне. Значит его нет. Жаль, наверное он единственный, кто проникся к ней жалостью, если захотел увидеть еще раз.
Дни в новой тюрьме пронеслись незаметно. Стэйшу вымыли, одели в белую одежду приговоренной, даже дали Библию и пригласили священника. Она исповедовалась: рассказала о детстве, юности, вспомнила ворованные сливы из соседского сада; молчала только о Темной Лощине - вековечный запрет. Что им новый Бог? Они до сих пор не забыли Старую Веру, своих древних Богов, когда-то, давным-давно, их создавших. Клятва молчания закреплена кровью - она священна.
И снова монахи ничего не пронюхали. Пускай Геенна огненная, для любви и преданности не существует Ада. Только Рай.
Старый священник долго шамкал беззубым ртом, не зная остаться или уйти:
- Все ли ты рассказала мне, овца заблудшая? Господь на небе все видит, он безошибочно отделяет агнцев от козлищ. Я здесь, чтобы помочь тебе!
- Помочь? Много вас было - помощников. Отец Матфей от всей души помогал; ласково с улыбкой, с иглами и дыбой. Мой рассказ окончен. До свидания. - подошла к окну и посмотрела на, только что достроившийся, эшафот.
- Кого защищаешь? Дьявольское отродье! Не гневи Бога и Мать наша Святую Церковь! Покайся, пока время еще есть.
- Святой отец, не тратьте время. В покаянии нуждаются слабые, а я, если выдержала эту жизнь, без дрожи в коленях приму и смерть..
Если люди спокойно убивают себе подобных, то чужаков будут разрывать голыми руками до последнего живого существа.
До смерти оставались минуты. От скуки, Стэйша взяла Библию, последнее имущество, наугад открыла страницу, ткнула с закрытыми глазами в строку.
"Знаю твои дела, и любовь, и служение, и терпение твое, и то, что последние дела твои больше первых". Они не забыли её. Только так, в самую тяжелую минуту, помочь, когда веры в спасение не остается. Сердце наполнилось надеждой.
Без тени страха, травница Стэйша вышла во двор тюрьмы. Спокойно доехала до площади; зная, что спасение рядом, взошла на плаху. Из-за тучи выглянуло солнце, а легкий ласковый ветерок обдул еще недавно русую голову. Волосы три дня, как сожжены в тюремной топке. Закрыв глаза, подставила лицо солнцу и ветру.
Она не одна. Её спасут, ведь Библия никогда не лжет, так мать говорила.
Люди толпы бесновались. Каждый хотел лично положить к костру свою, хоть маленькую, но вязанку хвороста. А ведьма смотрела на них с эшафота. Только сейчас стало видно, что не старуха на площади, а перед жаждущими крови стоит девушка, не отметившая свое двадцатилетие.
Она улыбалась, когда епископ зачитывал приговор; смеялась, когда поджигали хворост. Зачем показывать слабости, ведь сейчас её спасут, Библия никогда не лжет.
Дым начал разъедать глаза и нос. Слезы мешали искать знакомые лица. Неужели никого? Значит - конец. Теперь Стэйша рыдала от обиды, но страха опять не было. Нет выхода. Что для вечности один миг человеческой жизни?
Только прокаженный пришел проводить в последний путь. Как всегда с закрытым лицом и с посохом.
Незаметным никому движением, странник приподнял капюшон и девушку озарил взгляд самых бездонных и чистых глаз. Они смотрели друг на друга, а огонь набирал силу, языки пламени лизали белые одежды.
Легкое движение руки и тело Стэйши обмякло на путах, губы замерли в счастливой улыбке. Сердце пронзила хрустальная эльфийская стрела - спасение в последний миг, ведь Библия никогда не лжет.
Эльфы не оставили в беде Стэйшу - они подарили ей Вечность.