Коммунистический строй канул в лета под гнетом демократии и иных политических преобразований, сменив эпоху достижений на эпоху всевозможных свобод и неуемного потребления. Можно долго и упорно дискутировать на тему , хорош или плох был СССР, приводить аргументы за и против, ударяться в ностальгию или с ужасом вспоминать жесткий тоталитаризм.
Новое поколение, поколение выросшее на кока-коле, интернете и импортных машинах -принимает откровения и воспоминания людей более зрелого возраста, как нечто абсурдное, сказочное и нереалистичное. А ведь была страна ребята, были люди, были и мечты, идеалы, цели, горести и радости. И эти люди уходят, уходят окончательно, унося с собой часть истории великой страны.
Николая Васильевича пришли хоронить практически все. Подслеповато щурились старики, хмуро, потупив головы, стояли понурые мужики и бабы, молодежи практически не было - не веселое это дело похороны...
Хоронили моего деда. Он умер обычной смертью, обычного мужчины, обычной глубинки.
Я стоял чуть в отдалении и пытался определить, привычкой психолога, какие чувства у меня вызывает это событие. Я видел практически белые лица моего отца и его братьев, рыдающую над гробом бабушку.
-Хороший мужик был, справедливый...
-А мы с ним в субботу в баню ходили, он ведь париться не любил..
-А Сашка то младший приехал? Он ведь где то на заработках
Обычные люди, пришедшие проводить в последний путь.
Горе? Нет наверно - это понятие очень не четкое и расплывчатое... скорбь? Жалость? Скорее некая грусть, без четких границ и рамок.
Почему плачут люди на похоронах? Близкие, ну с этим проще, они жалеют себя, как они могут остаться без этого человека, ушедшего навсегда, без его заботы и поддержки. А вот остальные?
Профессиональные бабки плакальщицы не в счет...может они плачут из-за массовой заражаемости, может они плачут, потому что так надо? Может они думают о скоротечности жизни и о том, что в таком вот гробу скоро будет лежать он сам.
Дед был довольно известным в рабочем поселке, да и в районе человеком. Главный инженер леспромхоза, во времена совка, значимая фигура, поэтому на похоронах на фоне серой массы поселковцев, белыми воронами выделялись бывшие ученики деда, выросшие и оперившиеся в большое районное начальство, приехавшие отдать дань уважения.
Человек эпохи коммунизма, эта фраза вертелась у меня в мыслях, постоянно вылезая поверх грусти. Как же прожил свою жизнь и как уходил человек прошлой эпохи...
Небольшая деревенька на берегу реки Ветлуги, не отличалась ни чем особенным и когда, в семье печника- уважаемого на селе человека и его жены, появился младший, которого нарекли Николаем, мир не содрогнулся, ничего глобально не изменилось и даже соседи восприняли данный факт равнодушно и хладнокровно. Дальше голопузое и бедное детство после гражданской, отец на инвалидной коляске с золотыми руками, забитая мать доярка, да двое вечно голодных сестер, ни чем не лучше и не хуже сотен других семей разоренных войной и голодом. С малых лет Колька пропадал на реке и в лесу со старой отцовской берданкой. Нет, не так как сейчас, мы ходим в лес и на речку, подышать природой и искупаться. Он добывал еду, иначе его семья умерла бы с голоду. Народ голодал. Мерли целыми семьями...
Законченная восьмилетка, техникум лесной промышленности.... и война, он был слишком молод, чтобы попасть на ее начало, на бесконечные отступления, гибель полков и армий, окружения и боль в душе солдата, от ощущения своего бессилия и осознания того, что враг топчет своими глянцевыми сапогами твою землю. Но призыв сорок четвертого, подводная лодка, одна из многих, пожар в моторном и вечные рубцы на спине, благодарность командования, да несколько орденов ему все же достались. Послевоенная разруха, жена, дети и высшее образование... на глазах возводился рабочий поселок, Родине нужен был лес. Бессонные ночи мастера, галочки вместо зарплаты, невыносимо тяжелый труд... Должность инженера, бесконечные курсы переподготовки, месяцы вне дома... Честность и ответственность, сейчас кажущаяся какой-то абсурдной и пустой. Дом возведенный собственными руками, да старенький мотоцикл, а как же зарплата инженера была меньше зарплаты простого рабочего- сейчас этого не понять, когда Топ менеджеры, сидя на заднице и перекладывая ненужные бумажки, зарабатывают в десятки раз больше любого работяги. Может быть, может быть ,другое время другие правила...
Двадцать лет безупречного стажа, пачка грамот, и награда за выслугу лет. Всегда безупречно выбрит, обе пары рабочих костюмов носимых по очереди от крепкой ухоженности протерты на стрелках, ботинки начищены так, что рябит в глазах...он не был франтом, он был дисциплинирован по отношению как к себе, так и к окружающим. Ни одного опоздания на работу, ни одной конфликтной ситуации на работе, уважение коллег и простых трудяг. Советский человек честен, дисциплинирован, грамотен, практически без вредных привычек, коммунист с партбилетом...
Душа болела за план пятилетки, родное предприятие, и за то чтобы дети выросли настоящими гражданами СССР. Таким знали его, пришедшие на похороны знакомые и родственники. Я знал его уже другим. Старый покосившийся дом, скудная пенсия и проблемы со здоровьем. Но коммунистический закал давал о себе знать и на пенсии. Что может делать невостребованный мужчина, на пенсии, когда дети уже выпорхнули из гнезда и делать особо нечего? Ну, если это городской пенсионер, то играть в домино с такими же стариками, да ходить по клубам ветеранов и пенсионеров. В деревне все не так... Выходя на пенсию, мужик обычно не оставляет до самой смерти такие дела как копку грядок, колку дров, чистку снега зимой и другие обычные деревенские дела, которые хотя бы создают иллюзию суетности, востребованности и необходимости. Принести воды из колодца, затопить печь, приколотить гвоздь все это для пенсионера целый ритуал. Если дед сажал картошку, он задолго до этого точил лопаты, перекапывая весь, довольно большой огород и изымал сорняки, посыпал поле золой от вредителей и все делал с такой тщательностью и усердием, как если бы это были его старые брюки, заглаженные и порванные на стрелках. Нужность и труд эти критерии показывают деревенскому пенсионеру, что он жив. И по-прежнему он был не Колей, даже не дядей Колей, а Николаем Васильевичем. Его звали так все от мала, до велика.
Всю жизнь он был сильным, мужественным и полезным. И слег он как все деревенские пенсионеры от тяжелой работы, по большому счету пустой и никому, кроме него самого не нужной. Он таскал дрова в дровяник, работая с обычным рвением заядлого коммуниста...организм, сдал...инсульт паралич...заботливые и беспокойные взгляды родных и близких. Он лежал полностью парализованный, и лишь правая рука, могла немножко двигать пальцами. Когда самый младший сын, подсел к изголовью и взял, крепкую мозолистую ладонь деда в свою руку...из глаз старика потекли слезы, и рука еле сжала руку. Я не знал, не мог тогда понять, что это за слезы- боль, жалость к себе, боязнь ухода...я не знаю и сейчас, но я уверен, что еще лет через пятьдесят, так не сможет умереть ни один человек новой эпохи. Хотя ничего особенного я не описал, да и не смог бы описать всю гамму своих теперешних чувств, могу сказать только одно. Великие люди, великой страны жили , работали и умирали с тем достоинством и простотой, которой сейчас не найти. Умирали последние коммунисты...