Я захожу к ней и первым делом говорю: "Здравствуй!"
"Здравствуй!" - отвечает она.
"Как дела?" - спрашиваю я.
"Ничего, - говорит она. - Серёга сегодня был".
"Здо-орово, - протягиваю я. - И как он?"
"Знаешь, очень хорошо. Ты же помнишь, как они с Ленкой ссорились, а теперь душа в душу. Чуть ли не каждый день видятся".
"Вот молодцы! - почти искренне восклицаю я. - Безумно рад за них. Что ещё нового?"
"Да какие у меня могут быть новости! - усмехается она. - Лучше ты расскажи".
И я рассказываю. О том, как мы с Мишкой ходили на рыбалку, и он поймал во-от такую рыбу. О том, что, скорее всего, на этой неделе к ней присоединится Светка. О том, что в Китае число заражённых достигло ста пятидесяти миллионов, а Америка перекрыла границы, и теперь весь континент, включая Южную и Северную, живёт как на острове, полностью изолировавшись от Старого Света.
Она слушает и улыбается. А я смотрю на её лицо и любуюсь. Даже, несмотря на то, что она сильно похудела за последние дни, всё равно оно прекрасно. Гладкий лоб, тонкий прямой нос, слегка приоткрытые полные губы. Жаль, что невозможно разглядеть глаза.
Время за беседой проходит незаметно, и мне пора уходить. Прощаясь, я говорю ей опять: "Здравствуй!" И закрываю за собой дверь.
Коридор пуст, лишь возле соседней двери прямо на полу сидит Ленка. За дверью - палата, точно такая же, как та, из которой только что вышел я. В палате лежит Серёга, её муж. Как и моя любимая, он в телепатической коме. Иногда я думаю, что это не болезнь, а новая форма бытия. Или полубытия. И тогда я стараюсь представить, что они чувствуют, о чём размышляют в своих комфортных постелях в стерильных палатах. Но воображение мне отказывает.
Ленке я говорю: "Здравствуй!" Но она не отвечает, только вздрагивают её плечи, и из под копны волос, свешивающихся на лицо, доносятся всхлипывания. И Серёге через дверь я тоже говорю: "Здравствуй!"
И ухожу гулким коридором, очень сильно надеясь, что мне не придётся когда-нибудь сказать: "Прощай..."