|
|
||
лесная быль
Отто Вейнингеру
Новое входит в нашу жизнь по-разному. Иногда, мы просто его не замечаем. А бывает, оно настолько сильно поражает наше воображение, что не заметить его мы просто не в состоянии. Новое стремительно врывается, спокойно шествует или тихо крадется. Уже по его походке мы можем с определенной долей вероятности судить о том, какие коррективы внесет оно в нашу жизнь. От Нового никуда не деться. Более того, если бы мы вдруг захотели избавиться от него, нам бы это не удалось, потому что избавление от Нового уже само по себе является новинкой. Новое навязчиво стучит ударниками из радиоприемника, ругается матом из подвала голосом управдома, ревет тормозами на перекрестке, магическим образом появляется на магазинных ценниках и разрывается в темнеющем небе диким воплем депрессирующего тинейджера.
Поражающее Новое делится на хорошее и плохое, на вызывающее положительные эмоции и не вызывающее таковых, на приносящее ощутимые перемены и не приносящее оных... Новое, которое мы не замечаем, тоже, как ни странно, делится. Правда, делится оно в умах людей думающих, ищущих целинную тематику и серьезное приложение своим умственным способностям. Новое, которое мы не замечаем, часто служит основой великих открытий, выдающихся произведений искусства и, как ни странно, самых обычных сплетен.
День, когда в показательное лесничество "Сосновое" вошло поражающее Новое, ознаменовался наступлением полной неразберихи и, в некоторой степени, паники. Произошло это в субботу утром (что совершенно не укладывалось в какие-то ранее имеющиеся представления о сложившемся устое), в день, когда по обычаю лес наводнялся, захмелевшими от выхлопных газов, горожанами и практичными деревенскими жителями, отличающими белый гриб от белого мухомора всего-то при помощи взгляда. Именно в субботу, со всех четырех сторон обрушилось на первозданный уголок природы рычащее, гудящее, сигналящее, свистящее, машущее руками, касками, досками и шлангами, плюющее в, исполосованную колесами и гусеницами экскаваторов, землю, матерящееся в хрустальный озон показательного леса, Новое чудовище. Обрушилось, закопошилось на виду у обескураженного зверья и моментально повергло это зверье в шок. Лоси, пригибая рога, дали деру; муравьи задраили люки и ушли в бункера; лисы, волки и зайцы, покинув норы, кинулись на примыкающий к лесничеству полигон, предпочитая быть подстреленными ленивой рукой старослужащего, нежели столкнуться нос к носу с неведомой Новой силой. Тем, кто по веским причинам, все же был вынужден остаться в лесу, (всякие разные жучки, в связи с отсутствием крыльев, сойки, в связи с их присутствием и врожденным любопытством, медведи - пара - в связи с уверенностью, давно перешедшей в рефлекс, что медведей мало и их никто не тронет... да и целому ряду других фаунистов) довелось наблюдать не самую лучшую картину в своей дикой жизни. Некогда уравновешенный, всегда вменяемый и просто заслуживающий всяческого уважения лесник теперь, матерясь и утирая со лба пот дрожащей рукой, сновал между частями нахлынувшего Нового. Пытаясь заслонить своим крепким телом сопку "Анюту", названную так в честь его младшей дочери, одновременно он силился спасти от истребления контрольные высадки молодняка сосны обыкновенной, трепещущие нежными иголками по ту сторону просеки. В силу того, что лесник имел всего одно тело и ни одного единомышленника, ситуация вырисовывалась довольно мрачная, можно сказать - таежная и не сулящая обитателям леса средней полосы ничего обнадеживающего в ближайшие два выходных дня.
Стремительность, с которой происходило вхождение в лес Нового, вызывала заслуженное подозрение и наводила на довольно неприятные мысли жителей близлежащей деревни Граньковка, которые, при всем своем желании, не могли не слышать неестественного шума с той стороны, откуда всегда веяло покоем и тишиной. Версия о том, что в лесничестве ищут себе приют кочевые войска НАТО, в голову, конечно, не приходила, потому что все знали, где на данном этапе тусуются эти войска, однако попытка списать все на местных военных имела место. Как всегда своевременно заглянувший в граньковский супермаркет прапорщик Честносказов сразу же эту версию развенчал, заверив деревенских жителей в том, что склады пусты от съес- и боеприпасов, что даже зайцев, отчего-то табунами носящихся по полигону, нечем "крыть", кроме ленивых голых рук старослужащих.
-Ну и фантасты вы, ядрена мать. - Резюмировал Честносказов и убедительно плюнул на новое бетонное крыльцо супермаркета.
Военную версию тут же отмели. Не потому, что так уж верили Честносказову, просто военприпасы, чего греха таить, уже давно покоились в погребах предусмотрительных жителей Граньковки на случай активности военных и прочей чужеродной нечисти. Весть о том, что склады пусты окончательно, смутила, но не настолько, чтобы утратить способность мыслить по существу и прекратить поиски новых версий. Думалось разное и даже глупое: что НЛО паркуется по неисправности, что Бог чинит конец света и никак починить не может, что день рождения в шестьдесят пятый раз проживает самый уважаемый человек в области - смотритель краеведческого музея Иван Шерман. Были так же и две версии совершенно фантастической направленности: первая, что в лесу строят "Макдональдс", вторая - что председатель КМС деревни Граньковка, учел таки пожелания односельчан и начал употреблять в пищу спиртные напитки. Одним словом, томились в неведении долго. Лишь в обед, когда, удрученный Новым по самое некуда, лесник вдруг появился в деревне, когда он, подобно последнему партизану - изголодавшемуся, но не сдавшему своих позиций до победного - волоча ноги дошел до конторы, забрался по ступенькам на высокое крыльцо и, окинув сгруппировавшихся от тягостного зрелища односельчан мутным взглядом, всхлипнув, сказал:
-Хуйня.
Все поняли, что дела плохи.
Новое вторгалось два месяца. Два месяца рычало, гудело, сигналило, свистело, махало руками, касками, досками и шлангами, плевало в, исполосованную колесами и гусеницами экскаваторов, землю, материлось в хрустальный озон показательного леса... За это время лесник успел тайно пройти курс терапии в областной неврологии, Честносказов - откопать по воспоминаниям ветерана-сапера залежи противопехотных мин, хранящиеся на особый случай под фундаментом фермы со времен Второй мировой. Заминировав полигон, предприимчивый прапорщик сумел добыть с десяток почти целых заячьих тушек и пару лисьих хвостов, которые он сбыл тут же, не отходя от полигона, местной красавице Марье, питающей слабость к специфическому чувству юмора старослужащих и их ленивым рукам.
Пэтэр - местный гринписовец и вегетарианец в одном лице - подобного кровопролития стерпеть не смог. Обув на босую ногу галоши, зажав в руке лопату для острастки, он стремглав кинулся к полигону и, рискуя жизнью, добрался таки до блиндажа, где в обнимку с красавицей Марьей пировал, уже изрядно захмелевший, прапорщик.
-Живодерствуешь, падла? - Спросил Пэтэр тихо, но зло, и быстро высунул голову из-под камуфляжной сетки.
Честносказов впервые в жизни перекрестился и тут же протрезвел. Убедившись методом глубинного анализа, что житель деревни Граньковка Пэтэр не есть результат разыгравшегося воображения, Честносказов красноречиво покрутил у виска и хотел было промолчать, но отчего-то передумал.
-Читал вчера "Юный натуралист", - сказал он, тщательно выговаривая каждое слово. - Умки обнаружили, что капуста тоже соображает. И картошка, и редисон. А уж как лук соображает, ты себе и представить не можешь, Пэтэр. Иначе, с чего бы ему так воздух портить?
Пэтэр, который ко всему прочему был убежденным сторонником потребления в пищу лука, вдруг сник, выронил лопату и, в недоумении поглядев на прапорщика, сказал:
-Чет я не понимаю к чему ты клонишь?
-Клонишь ты, а я фак констатирую. - Отрезал Честносказов. - Ты, Пэтэр, похлеще меня живодерствуешь, потому как я живодерствую в открытую, а ты - в тихую. Так что: привет, падла.
Пораженный столь глубокими познаниями прапорщика в области последних биологических открытий, Пэтэр, забыв про лопату, кинулся прочь от блиндажа и только тут вспомнил, что полигон заминирован. Став столбиком на крошечной кротовьей пирамидке, не в силах сдвинуться с места, Пэтэр поглядел на вечное небо и отчего-то припомнил всю свою дополигонную, не Бог весть какую, но все же жизнь. Увлекшись столь интимными воспоминаниями, он не заметил как небо непозволительно быстро потемнело и назрела угрожающая необходимость все-таки чесать домой. Трансформировав в воображении знакомую по фильмам игру "Русская рулетка" в ее вполне реальную и более развернутую версию "Русская карусель", Пэтэр, истекая потом, сделал шаг в сторону неизвестности и, как говорится, положился на судьбу всем своим тощим, ностальгирующим по ушедшей молодости, телом. Плюнув и, пригнувшись к земле, он быстро побежал по полигону в сторону дороги.
Пока он бежал, позади успело подорваться пару зайцев, а спину больно осыпать земляными комочками. Но, что самое неприятное, даже по приходу домой, в ушах Пэтэра еще долго стоял развязный честносказовский римейк замечательной песни Ротару:
-Нет мне места в твоем сердце. Нет мне места, нет мне места возле тебя. Нет мне места и не согреться. И не согреться мне у твоего огня.
Когда в один из выходных дней проснувшись поутру жители деревни Граньковка ощутили странную неестественность в области ушных раковин, лишь очень смекалистые поняли, что настала пора очередного Нового.
Не веря своим ушам, убитый горем лесник, крадучись, тайными тропами, двинул в сторону леса и, добравшись до места своего нервического побоища, оторопело остановился у металлической трубы, уходящей в бесконечность обеими концами своими. Не веря собственным глазам, веко одного из которых, кстати говоря, ритмично подрагивало, лесник в некотором исступлении пошел вдоль трубы. Взрыхленная почва, которая сопровождала металлическую артерию на всем протяжении покуда хватало глазу, уже успела покрыться болезненного вида травкой, при взгляде на которую, чистая слеза надежды набежала на, без того блестящие, глаза лесника. Да, насвинили, подумал лесник, но деревья-то не все искурочили.
Не успел он подумать так, как взгляд его упал на буквы, начертанные на трубе белой краской. Подойдя ближе, лесник прочел:
Чувствопровод Любовь.
Прочел раз, прочел два, приладил непослушное веко к глазу и прочел в третий раз.
Подопечные фаунисты, которые к этому времени уже успели вернуться в родную стихию, боясь потревожить хрупкий покой облажавшегося властелина леса, молча наблюдали за натерпевшимся лесником, притаившись за стволами сосен, редкими кустарниками и мини-сопками. Постояв некоторое время в задумчивости, лесник приложил ухо к трубе и прислушался. Внутри шумов не было. Стукнув пару раз кулаком по выпуклой поверхности, он снова приложил ухо к трубе и уловил эхо своего стука, тающее в металлической бесконечности.
-Хм. - Сказал сам себе лесник, выпрямляясь и поворачиваясь спиной к трубе. - Чувствопровод Любовь? А свинить зачем нужно было?
Обратив взор в сторону стройных сосновых стволов, лесник свистнул, махнул рукой и закричал:
-Выходи на планерку! Не боись! Чувствопровод это.
Звери, уловив милый сердцу свист и привычное обращение, тут же без страха покинули свои укрытия и подошли-подлетели к улыбающемуся леснику. Здесь следует заметить, что подобные планерки не были для обитателей леса диковинкой. В дотрубный период планерки эти являлись частью общей лесной жизни, и, что примечательно, на них распространялись те же законы, которые действовали при пожаре или засухе: хищники и жертвы странным образом забывали о своих природных инстинктах и проникались друг к другу, если не взаимным уважением, то, по крайней мере, терпимостью.
-Вот, значит. - Сказал лесник, проведя взглядом по различных размеров черным бусинкам, буравчикам и красивым лосиным глазам. - Чувствопровод это.
-Ну и чё с того? - Спросил Медведь заинтересованно, присаживаясь на буерак.
С буерака успела спрыгнуть Мышка и погрозить Медведю маленьким кулачком.
Лесник удивленно развел руками и неубедительно вздохнул.
-Я так думаю, друзья-фаунисты, - сказал он. - Продолжаем жить прежней жизнью. Хорошо, вон деревья остались для этого и на том спасибо.
-А с этим че делать будем? - Спросил шустрый Дятел.
Вспорхнул с пригорка, перелетел на трубу и по привычке с полсотни раз постучал по металлической поверхности. Подобная неосмотрительность тут же привела к тому, что клюв Дятла провалился в пустоту трубы и крепко застрял в образовавшейся дыре.
-Да ты что ж делаешь?! - Сказал лесник испуганно, протягивая руку к клюву Дятла. - Это ж тебе не природа, а продукция металлургических предприятий. Понимать надо разницу.
Потянув Дятла за клюв, лесник обнаружил, что клюв, как в тисках, крепко зажат металлом со всех сторон, а в круглых глазах пестрой птицы застыл самый настоящий страх.
Волк, не совладав с приличием, громко заржал. Лоси вздрогнули. Сова, глядя невидящими глазами в сторону Волка, философски заметила:
-Similia similibus curantur.
-Клин клином вышибают. - Перевела Птица Секретарь.
-Может подсобить? - Спросил Дикий Кабан, жалостливо глядя на мучения горемычной птицы.
Глаза Дятла укрупнились и наполнились влагой. Лесник тактично ответил:
-Не. Я сам.
И, обхватив клюв двумя руками, упершись коленями о трубу, потянул тельце Дятла на себя.
Раздался скрип. Лесник упал. Дятел сделал в воздухе сложный аксель и тоже упал к лапам Волка. Из небольшого отверстия в трубе тут же скользнул наружу столбик, не то пара, не то теплого воздуха, и исказил маленький отрезок пейзажа позади трубы.
-Ух ты. - Сказали звери хором.
Лесник поднялся на ноги, подумал: "ух ты" и с интересом поглядел на столбик.
-Спасибо вам, - Сказал неожиданно Дятел, подрагивая крылышками и глядя снизу вверх на Волка. - И сердцем и душой. За то, что вы меня не зная сами так любите...
С этими словами он принял вертикальное положение и улыбнулся.
Волк в недоумении исподлобья оглядел фаунистов и, решив что Дятел издевается над ним, предусмотрительно обнажил клыки. Все звери с изумлением поглядели на улыбающегося, не смотря на обнаженные клыки, Дятла и решили, что Дятел издевается над Волком по причине стресса, и что планерке определенно угрожает нетипичный конец. Но тут лесник сказал:
-Ты чего, Дятел? Субординацию нарушаешь?
Дятел, что странно, улыбнулся даже на это, взмахнул крыльями и, перелетев на трубу, просто сказал:
-Нет. Я люблю Волка. Почему-то.
Опустив голову, он шаркнул лапкой по металлу застенчиво. Потом поднял голову и, округлив глаза-бусинки, прибавил нежно:
-Я вас всех люблю. Почему-то. Весь лес люблю, если быть точным.
-Ё-маё. - Сказал Волк отчаянно. - Держите меня. Я его щас прямо тут, на планерке...
Медведь предусмотрительно схватил Волка за предплечье одной лапой, другой - дружелюбно похлопал его по спине.
-Не кипешуй. - Сказал Медведь Волку. - Сперва разобраться нужно.
И поворачиваясь к Дятлу, заговорил голосом, которым обычно обращаются звери к детенышам:
-Дятлик, а Дятлик, - сказал Медведь. - Вот ты говоришь: Волка люблю. А как ты его любишь? А?
Дятел опустил глаза и на некоторое время ушел в себя. Звери зашептались и захихикали.
-Это я к тому, - пояснил Медведь. - Что детей-то спромеж вас не может быть, потому, как ты - он и он - он. А какая без детей любовь? Так, баловство одно.
-Ё-маё. - Сказал Волк. - Я щас уже...
-Да я не так его люблю. - Покраснев, сказал Дятел. - Я без претензий на тело.
-То есть как? - Поинтересовался Медведь. - Поясни.
-Да. Поясни. - Попросили другие звери.
Волк сплюнул.
Дятел окинул взглядом всех зверей и пожал плечами.
-Ну, не знаю. Просто люблю. И все. - Сказал он, смущенно улыбаясь.
Медведь развел лапами.
-Так ты стало быть и лису любишь, и, прости за прямоту, букашек всяческих, которых ты из-под коры выковыриваешь собственного тела ради? И меня стало быть любишь? А, Дятел? - Спросил Медведь.
-Выходит так. - Согласно кивнул Дятел.
Звери зашептались вновь. Лесник почесал затылок, сел на пригорок и решительно задумался.
-Вот ты говоришь: "выходит так", а сам улыбаешься. - Сказал Медведь. - Не значит ли это, что ты подтруниваешь над нами? Измываешься, то есть.
Лиса непроизвольно опустила глаза, тут же подняла их и отвлеченно посмотрела на небо.
-Не значит. - Быстро сказал Дятел, честно и без улыбки глядя Медведю в глаза. - Я улыбаюсь, от того, что люблю.
Медведь тяжело вздохнул и задумался.
-Мужики, - сказал вдруг Барсук. - А, может, хрен с ним? Ну улыбается - и пусть себе улыбается. Любит - и пусть...
-Общение с людьми пагубно сказывается на вашей речи, милейший. - Заметила Сова.
-Знаю. - Согласился Барсук. - Общение с людьми сказывается даже на моей фамилии. С чего они, например, взяли, что я бар содержу? Тем более такой.
-Нет. Так не пойдет. - Сказал Медведь, почесав макушку. - Выходит: он улыбается - он любит, а мы не улыбаемся - мы не любим. Не честно. А ну, попытайся объяснить нам, Дятлик, что ты при этом чувствуешь?
Дятел пожал плечами, расправил перышки, задумался и поглядел вдаль, куда одним концом своим уходила металлическая труба. Там, вдали, тоже росли сосны, но издалека казалось, что это не отдельно стоящие деревья, а единый огромный живой организм.
-Что чувствую? - Сказал он. - Трудно сказать. Ну, чувствую, что люблю весь этот лес. Люблю так, как никто до меня его не любил. Потому что никто ведь не бывал в моих перьях и не чувствовал того, что чувствую я. Люблю сильно. Так, что растворяюсь в этом воздухе до последнего перышка. Так, что клюв сводит боль. Люблю не дыша, не глядя, люблю... потому что люблю. И готов простить всё всем. Готов извиниться перед теми, перед кем не имею вины. Готов отдать всё тому, которого едва знаю. Готов поверить в чудеса, только потому, что когда-то бабуля читала мне сказки...
-Поэт. - Сказала Сова, утирая крылом огромные влажные глаза свои.
Медведь всхлипнул. За ним всхлипнули лоси и белки. Потом барсуки, зайцы и бобры, и всякие прочие мелкие фаунисты.
-Ё-маё. - Вдохновенно проронил Волк.
Долгое время звери молча осмысливали сказанное Дятлом. Наконец, Медведь сказал:
-Ну, с лесом все ясно. А вот, что касается персонификации. Поподробней, можешь?
-Про Волка? - Уточнил Дятел.
-И про нас всех тоже. - Конкретизировал Медведь.
-Ну а чё тут говорить? - Сказал Дятел. - Люблю и все.
Волк сплюнул.
-Тьфу ты. - Сказал Медведь. - Ну как так? Сказал бы, что Дятла любишь, вернее Дятлиху, поверил бы. Но Волка или меня... Чё-то тут не стыкуется.
Дятел улыбнулся и, сложив перед собой крылышки, подобно застенчивому херувиму, опустил голову.
-Постойте, постойте, - сказал вдруг лесник, поднимаясь с пригорка и приближаясь к трубе. - Кажется, я знаю в чем тут дело.
Указательным пальцем он осторожно коснулся дырочки, которую Дятел проделал в трубе клювом. Склонился, заглянул одним глазом в темное нутро металлической артерии, пару раз нюхнул, выходящий из дырочки бесцветный столбик, и, поглядев на фаунистов, сказал:
-По моему, всему виной труба. Чувствопровод, то есть.
Звери недоуменно посмотрели на маленькую дырочку, затем перевели глаза на лесника и смущенного Дятла.
-Как так? - Спросил Медведь, упираясь лапами в шерстяные бока свои и осторожно приближаясь к трубе.
-Точно, чувствопровод. Потому что я, кажется, начинаю любить председателя, который любит охоту. А так же тещу и браконьера Пилипенко, который прошлого году всадил мне в задницу дробь. - Сказал лесник и, пошатываясь, вернулся на прежнее место.
Присев на пригорок, он несколько раз повторил:
-Странно, странно...
И совершенно счастливо улыбнулся.
Медведь, оглядев зверье тревожным взглядом, нерешительно склонился над трубой и робко потянул носом воздух в районе прозрачного столбика. Фаунисты насторожились, готовые по первому сигналу броситься в рассыпную. Некоторое время на планерке длилось неприятное напряженное молчание.
-Х-х-х-х. - Засмеялся вдруг Медведь и повернулся к Дятлу. - Дятлик, а ты меня любишь?
-Люблю, Миша. - Ответил Дятел, улыбаясь.
-И я тебя.- Сказал Медведь.
-Ё-мае. - Прохрипел Волк отчаянно, хватая себя за уши и оттягивая их в стороны.
Звери опасливо переглянулись и отступили от трубы на несколько шагов. Отступили все, кроме удивленной не на шутку, Мышки. Приоткрыв маленький ротик, трогательно вытянув головку, она застыла на краю пригорка и теперь, глазами исполненными восторга, молчаливо взирала на огромного, вроде как и незнакомого, Медведя. Никогда ранее не отличающийся особой грацией, Медведь неожиданно грациозно повернулся в сторону, отступившего от трубы, зверья, наткнулся взглядом на Мышку и, залюбовавшись ее хрупкой фигуркой, широко улыбнулся. Мышка смутилась, испуганно оглянулась по сторонам и хотела было примкнуть к своим сородичам, но Медведь вдруг стал на одно колено и нежно сказал:
-Не называй меня никому, я серафим твой, легкое бремя. Ты поцелуй меня нежно в темя и отпусти во тьму.
Все присутствующие, кроме Дятла и Лесника, быстро потупили взоры. Некоторые из них густо покраснели под своими природными шубами. Глаза Мышки превратились неожиданно в два озерца, в них отразились невидимые колокольцы, формой напоминающие сердечки, и весело прозвенели какую-то мелодию, до странности похожую на марш Мендельсона. Медведь тем временем протянул огромную лапу к пригорку и одними глазами поманил Мышку к себе. Мышка, вопреки всехним ожиданиям, кокетничать не стала - прыгнула решительно на лапу Медведю и закружилась в воздухе, как в волшебном танце. Приблизив лапу к глазам, Медведь вновь залюбовался Мышкой, словно диковинкой редкой красоты, вновь широко улыбнулся и, опустив лапу на трубу, высадил Мышку у бесцветного столбика. Не на шутку расхрабрившаяся Мышка, не медля ни минуты, подошла к столбику и, прикрыв глазки, всунула свой усатый носик в эпицентр столбика. Все звери с интересом уставились на маленькое серое тельце.
Затрепетав крошечными ресницами, неторопливо приоткрыв оба глаза, Мышка удивленно поглядела ими на Медведя и честно призналась:
-Я вас люблю всю жизнь и каждый день. Вы надо мною как большая тень...
Медведь ласково улыбнулся, присел около трубы на корточки и положив голову на лапы, поглядел на Мышку.
-Как правая и левая рука - твоя душа моей душе близка. - Сказал он вдохновенно.
-Самадхи. - Проронила Сова, утирая глаза крылами.
-Кайф. - Перевела Птица Секретарь.
-Ё-мае. Медведь крэйзи. - Покрутив у виска, констатировал Волк.
Но среди зверей уже произошло существенное разделение. Одни - все еще враждебно поглядывали на трубу и четырех первопроходцев, другие - были не прочь приложиться к скважине сами. Краем глаза наблюдая подобное замешательство, Медведь повернул голову в сторону зверья и, плавно взмахнув лапой, сказал:
-На смех и на зло здравому смыслу, ясному солнцу, белому снегу... В общем, слова лишни. Приобщайтесь, друзья.
Часть зверей нерешительно подошла к трубе и, образовав очередь, начала неторопливо прикладываться к бесцветному столбику. Первым над столбиком завис Барсук. Повернув свою острую улыбающуюся мордочку к, стоящему рядом, Лосю, напрочь позабыв о ненормативной лексике, он назидательно потряс в воздухе лапой и сказал:
-Есть любовь высоких духом, отблеск высшего начала, чтобы дать о ней понятье, языка земного мало.
Услышав столь серьезные речи, Лось на какое-то мгновенье засомневался: а стоит ли? Но все-таки склонил голову с ветвистыми рогами на ней к трубе и потянул мокрым носом воздух из дырочки. В следующую секунду он томно откинул эту же голову на бок и, глядя блестящими глазами, в прозрачное небо сказал:
-Когда вода Всемирного потопа вернулась вновь в границы берегов, из пены уходящего потока на сушу тихо выбралась Любовь.
Сидящая на спине Лося, Белка, хихикнув, быстро перепрыгнула на трубу и насмешливо поглядела на Лося, но неожиданно поскользнулась и проехалась своим рыжим брюшком прямо по дырочке. Отряхнувшись и спрыгнув на землю, она поглядела на Лося очарованными глазами и уверенно сказала:
-Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес, оттого что лес - моя колыбель, и могила - лес.
Жучки, сидящие на рогах Лося захохотали.
Сова высморкалась и тихо сказала:
-Respice finem.
-О конце думай. - Перевела Птица Секретарь.
Звери, которые до сих пор стояли в сторонке от трубы, стеснительно подошли поближе и пристроилась в конец очереди, оставив на пригорке Волка, Лису и, как ни странно, Крота.
-Ну мы-то ясно, а ты, Сократ, че тормознул? - Спросил Волк, почесывая шею и насмешливо рассматривая подразумеваемые уши Крота.
-Я не Сократ. Я - Крот. - Сказал Крот.
Волк с Лисой понимающе переглянулись.
-Хм. - Сказал Волк. - А я всида думал, ты - Сократ.
-Не. Я - Крот. - Сказал Крот вполне серьезно.
Лиса прикрыла дорогим хвостом издевательскую улыбку. Волк вздохнул и обстоятельно оглядел спину Крота.
-Ну ладно - Крот, так Крот. - Сказал он. - Чего по любовь не идешь, спрашиваю?
-По любовь? - переспросил Крот. - Так а зачем мне? Я уж и так слепой.
Волк испуганно поглядел на Лису.
-Ну-ну. - Сказала Лиса, хитро щурясь. - Ну-ну.
И, как ни странно, сделала шаг в сторону трубы.
-Куда? - Прохрипел Волк, дергая лису за дорогую шубу.
Лиса остановилась, поглядела через плечо на Волка и, вновь хитро прищурив оба глаза, прошептала:
-Во всем мне хочется дойти до самой сути. В работе, в поисках пути, в сердечной смуте.
Волк ошарашенными глазами поглядел на уходящую к трубе Лису.
-И Лиса крэйзи... - Сказал он сам себе еле слышно.
Задумался на некоторое время, потом поднял с земли упирающегося Крота и тоже двинулся к трубе.
-И я крэйзи. - Констатировал Волк, замыкая звериную цепочку и глядя как Лиса пристраивается в начало очереди.
Солнце еще не успело расплести свои соломенные косы над лесничеством, как все местные звери, уже неистово любили друг друга. Любили лес в котором им посчастливилось родиться, любили лесника за то, что он открыл им глаза на чудесный источник, любили весь мир, просто потому, что любить абстрактные понятия не составляет труда. Дух всепрощения и всёпринятия витал над сизыми иголками сосен; над опрятными, усыпанными земляникой, опушками; над шерстистыми, хитиновыми, чешуйчатыми, панцирными и прочими, под завязку наполненными любовью, телами фаунистов. Отовсюду доносились обрывки стихотворных речей, веселый смех и восторженные вздохи.
Из всех надышавшихся, у чудодейственной скважины остались только лесник, Дятел, Медведь с Мышкой и Волк с Кротом под мышкой. Нашептывая Кроту любовную лирику русских поэтов конца позапрошлого века, Волк нежно гладил подземное животное по дорогому меху и одновременно пытался понять: слеп Крот, потому что у него нет глаз или потому, что он просто не хочет их открывать? Крот же, надышавшись из скважины против собственной воли, как ни странно претензий к Волку не имел, потому что новое наземное существование во многом импонировало ему возможностью свободно открывать рот, совершенно не боясь, что туда попадет земля.
Медведь нежно любезничал с Мышкой, удерживая ее в пригоршне, а Дятел, сидя на плече лесника, томно вздыхал и буравил круглыми глазками небосвод.
-А это кто, друзья? - Вдруг ласково спросил Волк, пристально всматриваясь в глубину леса.
Махнул лапой в обозреваемую сторону и незаметно выронил на землю Крота.
Все поглядели в указанную Волком сторону, откуда уже доносились странные механические звуки. Звуки были похожи на те, которые издает консервная банка, привязанная заботливой рукой "любителя" природы к хвосту какого-нибудь безобидного животного. Тем не менее, между сосновыми стволами двигался неживой объект, формой напоминающий танк - правда, немного меньше по размеру и без дула. Судя по внешней отделке, это был довольно серьезный механизм, явно сделанный не наспех, а определенно с каким-то намеком на любовь к технике. На месте подразумеваемой башни, у механизма имелось множество различных металлических деталей, явно не без эстетического чутья, соединенных в одну целостную композицию, а на, так называемом, бампере этого загадочного объекта, все той же знакомой белой краской было любовно выведено странное, вполне человеческое, слово: победитель. Что символизировало оно собою в данном конкретном аспекте, однозначно сказать было невозможно. То ли в этом слове скрывался намек на принадлежность к элитарному сословию не знающих поражений; то ли слово это заключало в себе некий вполне конкретный мистический смысл, уловить который не представлялось возможным в силу того, что никому на данном этапе лесной жизни ничего, кроме любви, улавливать не хотелось; то ли так звучно и с юмором называлась просто груда железок, собранных в одну пространственную точку волею случая.
-Неужто Новое к нам движется опять? - Выплевывая землю изо рта, тревожно спросил Крот своего любовного поводыря Волка.
Лесник привстал и хотел было двинуться в сторону непонятного объекта, но Дятел неожиданно взмахнул в воздухе крылами и в считанные секунды подлетел к механизму. По привычке с пол сотни раз он стукнул клювом по металлической поверхности и, как обычно, клюв его застрял в чужеродном металле. Правда, на этот раз ненадолго. Упершись крепко лапками, Дятел с силой дернул головой и, перекувыркнувшись в воздухе, вновь опустился на неживой объект.
-Да что ж ты делаешь, Дятел?! - Крикнул лесник издали. - Тебя что, жизнь ничему не учит?
При этом Лесник почему-то хитро улыбнулся.
Дятел пожал крылышками и тоже улыбнулся в ответ. Застенчиво. Затем с интересом заглянул в образовавшуюся в броне дырочку и, несказанно удивившись, вдруг спросил:
-Ты?
И тут же быстро завертел головой, словно желая поделиться с кем-то своим открытием. Но всем было не до этого, все были заняты тем, что любили друг друга. Любили не так, как любят люди. Любили без корысти, без предательства, по велению сердец, любили, потому что чувствовали потребность любить и быть любимыми.
-Не я. - Ответил изнутри насмешливый голос.
-Не может быть такого. Я этого никак не ожидал. - Сказал Дятел и глаза его заблестели. - К трубе пойдешь?
Внутри долго молчали. Судя по звуку, обитатель механизма ходил из угла в угол своего хитрого обиталища и без особой надобности перекладывал металлические предметы с места на место. Наконец, голос нехотя спросил:
-Что за труба?
-Любви источник. - Ответил Дятел.
Внутри что-то упало, стукнулось о металлическую поверхность и неприятно зазвенело. Эхо растянуло этот звук во времени.
-А, эта. - Сказал голос. - Небось сам Калиостро пошустрил?
-Да нет же. Лесник сказал: строители. А впрочем...
-Лесник. Сказал. - Насмешливо повторил голос. - А сами-то способны мыслить? По существу?
-Да ты никак стихами говоришь? - Обрадовался почему-то Дятел. - Признайся честно: дышал уж у трубы?
-Да не дышал я. - Ответил голос сердито. - Всего-то: мимо проходил... Однажды.
Дятел засмеялся.
-Значит, дышал. - Сказал он. - Но я не понимаю, зачем же ты тогда залез сюда?
Голос не ответил. Тогда Дятел повертел головой и снова несколько раз стукнул по металлической поверхности.
-Зачем, зачем? - Послышалось изнутри. - Затем, чтоб ты спросил.
-Так я спросил. - Улыбнувшись, сказал Дятел.
-Не знаю. Я - ответил.
Дятел задумался и, поглядев на снующих между деревьями влюбленных обитателей леса, как бы между прочим, сказал:
-А я тебя люблю.
-Да что ты говоришь? - Ответил язвительный голос.
-Смеешься что ли ты? - Спросил Дятел. - Ведь я вполне серьезно.
-Ой, не смеши зверье.
Лесник настороженно привстал с трубы и словно бы прислушался к разговору.
-А чем его смешить? Оно само тем только занимается, что любит. - Сказал Дятел.
-Да разве это любовь? Пародия. Насмешка.
-А что ж тогда любовь? - Спросил Дятел. - По-твоему.
-Любовь... Способность отказать себе во всем во имя...
-Чего во имя?
Внутри снова что-то упало. Дятел вздрогнул и затрепыхал крылышками.
-Любовь... - Быстро проговорил голос. - Все - дым. Сколько вам лет?
-А это-то к чему? И почему на "вы"?
-Действительно. Не важно. - Резко сказал голос и казалось, что он сейчас замолчит навсегда, но вопреки ожиданиям этого не произошло. - Есть у меня внутри свой стихотворный блок. Послушайте. Сколько ни говорите о печальном, - снова сказал голос, - сколько не размышляйте о концах и началах, все же, я смею думать, что вам только пятнадцать лет.
Дятел округлил без того круглые глазки и пристальней вгляделся внутрь. Внутримеханический голос продолжил:
-И потому, я хотел бы, что бы вы влюбились в простую... птицу, которая любит землю и небо больше, чем рифмованные и нерифмованные речи о земле и о небе. Право, я буду рад за вас, так как - только влюбленный имеет право на звание Птицы.
-Где рифма? И при чем здесь птицы? Ведь я уже люблю тебя...
-Я вижу, вы не поняли меня.
-Куда мне. - Растерянно сказал Дятел. - Я ведь птица. Что с птицами о птицах говорить?
-А что до рифмы, то это - белый стих. - Сказал голос и убедительно стукнул по стенке своего сооружения чем-то увесистым.
-По мне, так он не бел, скорее, чёрен. - Прошептал Дятел.
-По мне, так вы обижены на жизнь.
-Я не обижен. Вовсе. Просто... я не боюсь любить. И все.
-Вот и прекрасно. Продолжайте в том же духе. Я погляжу на вас, когда вам будет тридцать. Что скажете вы о любви тогда?
Дятел поднял голову и поглядел на уплывающие в даль облака.
-Тогда я промолчу. - Сказал он задумчиво. - Наверное.
-Вот видите.
-Я промолчу... Что б тайну сохранить, как много я любил.
-Да ты дурак, похоже.
Дятел вздохнул. Легко, как только умеют вздыхать влюбленные.
-О, да, я - самый настоящий дурак. - Сказал он. - Не мудрено, ведь я же Дятел. Я головой работаю лишь с виду, на самом деле - клюв - вот мой удел.
-Печально.
-Да нет же, не печально. Я к этому привык. Усматриваю в этом я порой особенную прелесть и, как не стыдно признаться, выгоду отчасти.
Внутри понимающе вздохнули. Дятел удивленно завертел головой и заглянул в дырочку.
-Знакомое чувство. - Сказал голос. - А что до выгоды... Я этим тоже стало быть страдаю. Из-за нее проклятой сюда залез. Ищу уединенья. Понимаешь?
-Конечно, понимаю...
-Да нет, не понимаешь. - Сказал голос уверенно и даже зло. - Ты молод, брат. Меня понять не в силах ты.
-Неужто колдовство всему виной? - Тревожно спросил Дятел.
-При чем тут колдовство? Простая бытовуха.
-А что это?
Голос засмеялся. Потом, смутившись, ответил:
-Вот видишь, я же говорил: ты не поймешь.
-Да ты скажи, а там увидим.
Внутри вздохнули.
-Эх. - Сказал голос. - Жены, дети. Достали все они меня давным-давно. А тут как раз возможность приключилась...
Голос вдруг умолк и круглый глаз показался в пробитой Дятлом дырочке. Некоторое время глаз внимательно рассматривал пеструю птицу и было в этом глазе столько печали, что Дятел даже перестал улыбаться.
-Ты ведь меня не станешь выдавать? - Грустно спросил голос.
-Тебя? Да нет, мне ни к чему...
-Вот и прекрасно. На этом стало быть закончим диалог.
-Закончим диалог? - Удивленно спросил Дятел. - Так что, ты так и будешь здесь сидеть? Всю жизнь?
-Да. Буду.
-Ну нет. Так не пойдет. - Сказал Дятел.
Но голос не ответил. Тогда Дятел, снова поглядел внутрь и стукнул клювом о поверхность несколько раз.
-Че надо? - Грубо спросил голос.
-Вылезай. - Сказал Дятел и подмигнул круглым глазом. - К трубе пойдем.
-Отстань.
-Не а. - Сказал Дятел и заработал клювом. - Вылезай.
-Слушай, Дятел... Иди... своей дорогой.
-Не а. Вылезай.
Вновь раздался стук клюва о броню, затем резкий скрежет оглушил лесное пространство и люк механизма с грохотом открылся. Наружу высунулась голова прапорщика Честносказова, вызывающе улыбнулась в лицо Дятлу и хриплый постзапойный голос молвил:
-Дятел. Иди на хер.
Лесник вздрогнул и, размахивая во всю руками, опрометью кинулся к механизму. Дятел присел на, так называемые, лапки, сделанные из ивовых прутьев и прикрепленные к галошам при помощи обычной проволоки, снял с головы маску дятла и уставился на Честносказова, полными классового непонимания, пэтэровскими глазами.
-Ну че смотришь? - Успел спросить Честносказов, прежде чем Лесник подбежал к механизму. - Аль слова забыл? Так подгляди в шпаргалку. Я подожду.
Пораженный решительностью и своеволием прапорщика, Пэтэр непроизвольно вынул из-под стилизованного крыла, сделанного из старого лоскутного одеяла, мятую бумаженцию и неуверенно пробежал глазами по двум последним абзацам.
-Нету тут такого. - Сказал Пэтэр тихо.
Честносказов заржал. Подоспевший к этому времени Лесник, склонившись над механизмом, с тревогой заглянул в глаза прапорщика.
-Василий, ну что ж ты так. - Сказал он с укоризной.
-Как: так? Не по пьесе?
Честносказов жутко засмеялся.
Некоторые звери, вернее переодетые в зверей жители деревни Граньковка, заметив отступление от пьесы, озадаченные, подошли к механизму. Подошел Лось - тракторный бригадир Матвей Семеныч и сняв рога с головы, устало отер пот с морщинистого лба. Подошел Медведь - молодой здоровенный комбайнер Александр Потапов, расстегивая на груди новую, исскуственного меха, шубу своей жены. Подошел Волк - единственный граньковский безработный и по совместительству нигилист - Степан Заяц. Подошел Барсук - Григорий - бармен граньковского буфета. Приплыла очкастая библиотекарша Сова и молодая доярка Нюра-Мышка и, наконец, самый древний житель деревни - Крот Иван Никанорович. Лиса - бухгалтер Марьпална - подкралась последней и сунув лисье лицо в щель между спинами, окруживших механизм, односельчан, быстро окинула глазами ситуацию и сказала негромко:
-Так че: все? Ну так я пошла тогда.
И пошла. А Честносказов, таинственно прищурив оба глаза и, проведя ими по разнокалиберным, смешно разодетым, телам, вдруг сказал:
-Так говоришь: не по пьесе?
И поглядел на Лесника вызывающе. Лесник, по всей вероятности заподозрив неладное, вяло опустил плечи и стал безучастным взглядом рассматривать массивную армейскую бляшку на ремне прапорщика.
-А кто на трубе написал: "чувствопровод Любовь", а? - Спросил прапорщик деланно-веселым голосом. - Может расскажешь односельчанам-то?
Односельчане зашептались. Неторопливо сплотились вокруг механизма в монолитное кольцо и приковали угрюмые взгляды к фигуре лесника. Лесник сник окончательно и даже ростом стал как будто меньше.
-Так это ты написал? - Спросил Лось - Матвей Семеныч - с недоверием и даже некоторой тоской в голосе.
Лесник опустил голову, растерянно посмотрел на молодую травку, устало выдохнул и обреченно сказал:
-Я.
Односельчане громко возмутились. Честносказов сжал кулаки и напрягся.
-Народные гулянья... Дух зверью поддержать. Пиздабол хренов. - Сказал он, глядя куда-то поверх голов.
-Опупеть. - Констатировал бармен Григорий и внушительно потряс в воздухе правой рукой с оттопыренным вверх средним пальцем, явно подражая своим киношным кумирам американского происхождения.
-Е-маё. Не. Ну я не поял? На хера наебывать было? - Возмутился нигилист Заяц. - Сказал бы: так и так. Подсобили бы. Че мы - не люди? Не, блин, напиздел с три короба, нате - жуйте.
Заяц талантливо сплюнул на рыжий слой прошлогодней хвои и с чувством прибавил:
-Драматург хренов.
Почесав затылок, Лось вдруг спросил:
-Так че: выходит это не чувствопровод?
Честносказов устало окинул взглядом, лежащие у ног Матвея Семеновича рога, и прошептав назойливое: "в натуре, лось", со знанием дела заключил:
-Газопровод это. Не ясно, что ли?
-Подождите, подождите. - Сказала библиотекарша. - Николай Кондратьевич, вы же такую замечательную пьесу написали. Вы же сказали: в честь закладки чувствопровода. Выходит вы нас одурачили? Или, страшнее того, сказали неправду? Как вы могли, Николай Кондратьевич? Мы же все согласились принять участие... Чтобы звери в лес вернулись... и вообще. Как вы могли?
-Так это че ж получается? - Прошамкал Крот беззубым ртом. - Я землю зазря ел?
Но никто ему не ответил, не смотря на то, что он предусмотрительно приложил ладошку к уху. Лесник потупил глаза в землю и все поняли, что оторвать их от земли могло лишь физическое вмешательство, которое односельчане не посмели бы применить к леснику в связи с довольно прочным, устоявшимся ранее мнением о нем, как о человеке глубоко порядочном.
Честносказов устало вздохнул и, махнув рукой, сказал:
-Да че с него возьмешь? У него ж белка. Вы думали он к теще в Кукушкино ездил? Хрена с два. Он целый месяц в областной неврологии кантовался.
Прапорщик вдруг дико захохотал и прибавил:
-Пьесу писал.
Все притихли и стали глядеть под ноги, и вздыхать уныло. Небо над лесом насупилось, угрюмо нависло чернильной тучей над колючими мачтами и неуютная влажная темень прокралась в лесничество.
-А мы щас с тобой должны были у чувствопровода стихи читать. - Горько заключил Дятел-Пэтэр, искоса поглядывая на Честносказова и комкая дрожащими руками, без того мятую, бумаженцию.
-Хочешь воздух рифмой посотрясать? - Спросил Честносказов ехидно. - Пошли сотрясем.
-Да иди ты. - Отмахнулся Пэтэр. - Тебе лишь бы сотрясать. Вон, на полигон чеши и там сотрясай.
-Не премину. - Процедил Честносказов сквозь зубы и, спрыгнув с механизма - усеченной донельзя версии обыкновенного танка - вяло поплелся восвояси.
Очевидно, он и сам был не рад столь удручающей развязке.
Некоторое время односельчане молча стояли на поляне, исподлобья поглядывая на лесника, затем стали расходиться, и лесник остался в лесу совсем один. Он присел на завалинку. Он был почти неразличим в темноте, только белки его глаз, окрашенные лунным светом, выделялись на фоне темных сосновых стволов. Неожиданно глаза его словно бы заискрились, то ли от набежавшей слезы, то ли от проклюнувшихся в небе, и отразившихся в глазах, звезд и лесник зашептал:
-Я знаю, какова Любовь. Когда любовники возлягут в альков среди ее цветов вкусить плодов ее и ягод - то это не всегда Любовь. И что ты там не обусловь, каких ты под любовный купол ни подымай колоколов, каких ни пой любовных слов - и это не всегда Любовь. И если даже ты нащупал средь самых шелковых голов парчово-бархатистых кукол соболью бровь, как зверолов, - то это тоже не Любовь. И если ты не бархат гладил, но и с Железной Девой сладил - хозяйкой внутренних шипов, - то это тоже не Любовь. Ее ты имя не порочь. Она, вся белая от гнева, Железную ломает Деву, отбрасывает кукол прочь и гонит властною рукою твоих врагинь, твоих врагов. Ты понял, что она такое? Я знаю, какова Любовь...
Лесник вздохнул. Затем спохватился и словно бы вспомнил где он и кто он. Огляделся по сторонам и вдруг заметил вокруг себя множество светящихся в темноте точек - горящих бусинок, буравчиков и красивых лосиных глаз. Лесник порывисто встал на ноги и непроизвольно улыбнулся, потому что понял вдруг, что звери - настоящие звери - вернулись.
Если исходить из ранее изложенной схемы вторжения в нашу жизнь Нового, следует напоследок заметить одну немаловажную вещь: оказывается, когда в лесничество "Сосновое" вошло поражающее Новое, вместе с ним вошло туда и то Новое, которое никто не заметил, то Новое, которое послужило основой одного великого открытия. А вот какого открытия? - это уже совершенно другая быль.
Что касается чувствопровода, разумеется, это была всего лишь выдумка лесника, его единственная хитрость в жизни. И все же, нельзя согласиться с тем, что хитрость эта была совершенно лишена положительных моментов.
Некогда безработный нигилист Заяц, в результате всего случившегося, при помощи хитрых мыслительных операций, сконструировал вентиль необычной формы и, приладив его к дырочке, проделанной Дятлом в трубе, на корню истребил рост безработицы в деревне. Теперь Заяц уважаемый всеми предприниматель, он не употребляет в разговоре бранных слов, а по праздникам ходит в церковь и ставит перед Николаем-угодником непременно две свечи: одну - за слитие понятий "вечность" и "бизнес", другую - за здравие лесника.
А молодые и пока еще влюбленные жители деревни Граньковка почему-то несказанно полюбили газопровод, особенно в области надписи, и теперь считают доброй приметой планировать будущую совместную жизнь, сидя на металлической артерии и выцарапывая на выпуклой поверхности сподручными средствами свои имена. Поговаривают, будто качество будущей совместной жизни во многом зависит от того, будут ли эти имена заключены в такое же нацарапанное на металле сердце или просто соединены друг с другом посредством обычного крестика.
Ну а коль о слухах заговорили...
Последнее время поговаривают еще и о том, будто в лесу ходит медведь - настоящий медведь - и что-то как будто шепчет в, сомкнутые перед грудью, огромные лохматые лапы свои. Граньковцы верят, что в особо солнечные дни, если приглядеться хорошенько, в лапах этих можно разглядеть мышку.