Как красят кухню чистые ножи...
Где выпивали под усопший праздник,
Ломали глотки, стулья, багажи
Надежд несбывшихся, сгребали камни;
Расшвыривали лица по местам
И действо бурное с горбом сносили...
Тарелки грязные, ночуя по углам,
Переварили все и все забыли.
Нагая грязь, пустой уставший сонм...
Но на крюке ножи сверкают сталью.
И режут будто штиль, и гложут шторм,
Застывший под белесою вуалью,
Движенье пальцев, поворот руки,
И "вот нож твой, блестящий до абсурда",
И "сладко вскрыть кому-нибудь кишки..."
И "кстати - недоеденные блюда"!
За нож! Вперед! И - с треском - на салат;
Ломаю хлеб, крошу головку сыра.
Лимоны едкой мякотью слизят
Обломки искореженного мира.
Гудят бокалы трезвого вина.
Блюют занозами калеки-стулья.
Звенит окно... Задернуто едва,
Но сзади - ночь. Лишь ночь. И ветер курит.
Изрезать и убить. Я б так не смог.
Но чистый нож, что треплется в свету,
Готов творить. Он бог. Я тоже бог.
Когда за праздником. Нож чист. Дом пуст.
*С*Н*Ы*Н*А*Я*В*У*
Ей активно не нравится то, что затеял я:
Эти слезы без памяти в красках больничных лиц,
Это деланье старости, выкошенные глаза,
Застилаемые светом туманных дыр.
И, что принято махом, ноет еще принять,
Да въедается в кожу пупка, подбородка, век...
Ушных раковин; краска - жирная мокрая бл#дь...
И как хочется ВЫЖАТЬ Большой Беременный Бег!
Ну а выжить - не хочется... шамкает ртом провода
Преуспевшая ласточка парочки съеденных дней;
Перелетная практика пережиранья труда
В никуда все орет: "держаться зубастых корней!"
Сок кометы, дождь высохшей в небе слюны...
Так верней, но так, Госпожа, я вкопан по чуб.
Эти фрески на воздухе... слышишь? Скажи, это сны?
"Только сон", - подтверждает гниение лодки губ.
* * *
Мне снился сон, где все считалось явью
на калькуляторе, весенний гром
подзаряжался на аккумуляторе
и деловито ныл под языком.
Я спал, и шел процесс перечисления
на ломтики предвзятых величин.
Хотел тебя... минутное видение...
Убить. И не сдержался. Я один.
Тут пусто. Дышит дым, пылают реки.
Ты - праздник. Ты - удача! Слушай, ты...
Ты слышишь? Эту ложь о человеке?!
Мой новый сон, и новые мечты.
* * *
...Ночь. Плацкартный вагон.
Оборванный сон беспокойной Татьяны, -
Рваные раны на кожаных трупах
кресел и чьих-то беспечных карманах.
Разбитые стекла, - Двадцать Шестой
прячет прилюдно свое самомнение;
Двадцать Седьмой его дурачит, -
Просто такое у него настроение.
Бутафорские крылья - к спектаклю "Cчастье" -
Боевая граната - на сценку "Жизнь" -
едут. Артисты сыты и святы,
У них по блату всеядный "аминь".
Купцы в халатах распивают вина.
Лица владык обескровлены, смяты, -
Отряды не слышат, как движутся мимо
помоек души, свалок тела да платья.
А Облака Балтики Летом,
Снятся поэтам и прочим нездешним!..
Вагонное утро рассыпанных пеплом
в огне... не приходит. Татьяна, о вечном
подумав, крестИтся и, ноги устроив
как прежде, ложится в свое сновидение.
В той же одежде. Купцы из столицы
снятся актерам. Идет представление...
Двадцать Седьмой все язвительней спорит
с мыслями, рвущими сцепленный храм, -
Постылые истины, сталью скручены,
крепко прибиты к нему, а к вам?
* * *
О, как смиренно быть в консерве
запечатленным без одежды,
Железных сумерек лобзая
кривые острые начала;
Отпеть грехи всестенной стервы,
переварив до сна надежды,
И самый серый испод рая
укрыть собой под одеялом!
А ночью думать самым мясом,
вокруг нависшим, словно жерди,
своим, О жизни после жизни,
что равнозначна невниманью...
А в общем - спать, зарывшись носом
поглубже в пай на стенках жести.
Законсервированной отчизне
не страшны страхи обонянья!
C элементарным чувством долга
в потоке яростного мира,
смывающего жизнь, как слякоть,
проистекать свой срок во тверди;
Храниться в банке дальней полки,
не ощущая давки пира,
где жрет возвышенную мякоть
лекарство смерти после смерти.
Вот что смиренье, что красиво!
Благие склянки, тары духа,
Храни Вас Бог... или Петруха,
ПОКА МЫ ЖИВЫ.
* * *
Убаюканный блурной луной,
Интегрированный неуютно,
Вдруг глотаешь гортанный пароль
И читаешь, срывая глаза:
"Я боюсь быть застигнутым за
Этой жизнью и этой борьбой!"
Веришь будто и дергаешь сон:
"Чтоб ты сдохло, златое сусальство!"
Снег за окнами впился в бетон...
Кровь со смехом в чужих голосах!
Но там, дальше... Что дальше там, за
Этим мигом, в который влюблен?!
Естество разревелось не в такт:
Пальцы выхватили пустоту,
Разорвался язык; жгу назад,
Как рыхлящая сталь... слеза?
Я не прав и последую за
Сумасшествием смазавших в ад
за кустом. Нет ни ветра, ни свеч;
Страшно пляшут хрустальные волки.
И, забывшись, касаешься плеч
Мертвецов, в заводной самоволке,
Обдирающих иглы на елке
Коростой: "Сохрани мою речь!"
Хороводящих тронул - и пыль
Обжигает, осыпавшись, руки!
Их рождественский гнойный эфир
Разрывает и ест по кускам:
"Я теперь остолоп, а ты - храм!
Докажи, я действительно жил!"
Только звуки... Проснувшись в поту
Под игрушечным небом стихий,
Зыбко вспомню твою маету,
Тьма, искрящаяся, как звезда.
И, боясь быть застигнутым за
Нашей встречей, кую немоту.
Мой Орфей, подскажи, чертов шкет,
Где здесь выход?! - Гирлянды в снегу...
Все теплее темнеет подъезд,
Где она жадно рвет тормоза,
И не страшно быть пойманным за
Нарушением хода планет!
Я ж могу!.. Но трезвею безбожно.
Праздник прячется, дико скуля.
Ассемблированная в порожних
Небоскребах, молитва "прощай"
Размывает порядок и край...
"Дальше - двигаться осторожно,
Якоря..."
*П*А*Р*А*Д*О*К*С*Ы*И*С*Т*О*Р*И*И*
Раньше все новое
было лучше.
Дело ли, слово ли,
пыль, оружье;
Веру ли, меру ли,
все устои
Время развеяло:
дно пустое.
Предок, не помнящий
ни утраты,
Слушай, беспомощный,
миг проклятый:
Богу - да, богово;
мы же - в луже.
Раньше все новое...
было нужно?
Газа вращение,
взрыва песня,
Сон, пробуждение,
та же бездна,
Навык, орудие,
чтоб сковать им
Тело, что люди и
кто подхватит
Втащат из прошлого
на распутье.
Вымысел тот еще...
хочешь? будь им!
Предок, не знающий
ни утраты,
Кушая тающий
миг проклятый.
* * *
Когда, наконец, о Фазиле
скажут, об Искандере?
Морщинисто чудаколобом,
то ли просто чудовищно чутком...
Вот он говорит о Расуле,
Мы рады, на самом деле...
Но как бы хотелось, с Богом
Обнявшись, в посуде утлой
Шептать: что за чудо, пророки?
Вы врали, теперь это в силе! -
Нам скажут, всем скажут, скоро:
"Дождались, жрите Фазиля!!"
Счастливчики, да... подфартило.
Съедим все, что стащим с прилавка.
История - как это мило...
На кладбище будет давка.
* * *
Поэты ли, писате ли
Историю брюхатили,
Глотая за здоровие
Детенышей Исторьевых?
И стройно смерть аукая:
"Какая она глупая!"
Писате ли, поэты ли
Не вымерли от этого?
На свете ли, на коже ли
Кого опять стреножили?!
И кровь на небе бледная,
Как будто незаметная -
Пятном на солнце. Чье это?
Все налито и пролито.
Но СЛИЖЕМ за здоровие
Детенышей Исторьевых.
* * *
Разболелось житье бродячее,
Замаячили вен мосты.
Ты сказала "удачливы зрячие",
Но мне кажется, нам кранты.
Свет зажжен, народ в предвкушении,
Негде выплакаться, всюду рты.
И единственное утешение -
Аппетит во время еды.
Может быть, я сойду за нищего,
Как юродивый буду прощен,
Если вылечу, сердце вытараща,
За холеную гладь времен;
И в огне допою свои песенки,
И вернусь, обретя черты...
Только это - бумажные лесенки
В путь, которым не ходишь ты.
Мне все кажется, нас поссорили,
И в наложницах кто-то другой;
Что-то сложено под антресолями,
Кто-то вертится над головой...
А в колодцах прозрачного счастья -
Что угодно, но нет воды.
И все больше похож на проклятие
Аппетит во время еды.
Он придет, и мы все раскаемся,
Все, кто видели этот бег.
И пока нет пощады сдавшимся,
Наше время из разных рек.
Но воды изо льда будет поровну,
Наше главное - впереди.
Все дороги, мосты и стороны
Разойдутся, а ты приходи!
*В*И*Д*
Это стих,
он мертв;
это кровь,
она жива.
Она умрет.
И эта игра
пуста, но
бесконечна.
Да?
Скажем, стол.
Он стоит
и этим жив,
и этим свят.
А вот - человек, вот - диван,
лежит
кто на ком -
догадайся сам.
Посмотри, судьба,
а это - смерть;
вот огнедышащий змей
или сон;
вот одни цветы,
а там я - репей;
здесь - вода, вот,
рядом - бетон.
Чуть вверху - душа,
чуть ближе - тень;
столб ума сник,
на пустой земле
горы мусора...
я схожу с пера;
путь насквозь,
свет,
время,
any key.
* * *
На стекле
обязательно
Останется грязный квадрат.
И пишу я
иносказательно,
Нажимая на грифель.
И живу я
собирательно,
невпопад...
Как бы сказала строка -
среднестрофически.
Как бы сказала весна:
"Че пристал?"
Как бы ответила... кто?
даже не помню, кто...
Ну и что, что неправильно
написал?
Но что это,
что это,
ЧТО ЭТО???
* * *
Меня любит этот мотив,
вычленения звуков и тем,
подтверждающих факт - жив;
Меня любят Кафка и Лем,
Утомительный стеб, игра,
Каподастр и восемь колен,
Натюрморт, антрекот, кружева,
ненавязчиво врущие: "Тлен..."
Меня любят в песне слова,
но чаще - слова и ритм;
И любит моя голова,
когда на подушке спит.
Когда на дворе мороз,
в меня влюблены цветы;
Может, я еще не дорос,
а когда подросту - и ты.
Меня любят все и вся,
покрытые миром одним,
Мой воздух, леса и поля,
Мой цирк, мой вахтер; а за ним -
Меня любят смех и страх,
Друзья, и, конечно, враги,
Но я, просыпаясь в мрак,
кричу за всех: "Мало любви!"
Меня любит день и ночь...
Меня не любит рассвет.
Меня любят там, где точь-
в-точь я, но всерьез - меня нет.
* * *
Здесь не место быть.
Счастье - миф осла.
И его б сгноить,
Как надежды сла-
Бых. А сильный - мертв.
Крики в пустоту -
Вряд ли лучший спорт.
А плывешь по ту
Сторону реки,
Удивись - приплыл:
Мысли-старики,
Трупный яд чернил.
Лучше конь в пальто,
Чем поэт, кото-
Рый орет, дурак:
"Конь в пальто - пустяк!
Конь же, е-мое,
Как сказать... зверье!
Не ларец монад".
Лучше лимонад,
Чем морковный чай.
Если ждешь бича,
Лучше ножкой в пах,
Чем лежать в кустах.
А вообще, какой
Кариес хорош?
Лучше сон, покой,
Чем артрит, склероз;
Правда, вера в...
Что-нибудь, корсет.
Лучше, раз зарыв,
Плыть без встреч: привет!
Лучше жить среди,
Чем следить в говне
Лбом, плевать "уйди!"
Собственной войне...
А поэт - что прав,
Что не прав - пустяк.
Суть свою обняв,
Или тыкнув как,
Бьет в одно: "Я здесь,
Здесь и тоже жив!
Лучше спится днесь?
А вчера дрались...
Кровь и боль вчера:
Помнишь, в рваной тьме -
Сон и ты, и я,
Все в одном и - вне".
* * *
Вид из окна в окно:
Через четыре стекла
Свет неуспевших слов
Реет туда-сюда.
Свитер на спинке дров,
Спит, дожидаясь огня;
Ноготь сдирает кровь,
Спекшуюся два дня
Назад.
А теперь прочь -
Юмор, тоска, флюид!..
Вывернутый на ночь,
Я - только страшный вид!
Ломаный свет лун,
Свитер, дрова, пыль!
Выбей стекло, плюнь:
Вещи всегда правы.
Но из окна в окно
Буднично бродит свет.
Вывернутый на дно
Жизни в непустоте,
Снова стою у сна
В бликах, читая стыд,
Боль и зевоту на
Этот ужасный вид;
Скуку избитых рук,
Юмор застрявших фраз...
Все-таки звезды врут,
Все-таки видит глаз
Занавес, белой тьмой
Путающий куплет
Песни, где шторм, покой
И больше ничего нет.
Может быть, это зря...
Не подобрать троп.
Вычеркнутая земля,
Я готов на потоп.
И наплевать на страх,
Будто достало сил
Здесь, только здесь и так!
Верить имеет смысл;
Верить имеет шаг,
Верить сойдет стон!
Встретить на похоронах
Пьяного с похорон:
"Здорово, брат, не плачь,
Раны заест жисть!
Я, наконец, палач,
Ну, начинай рыть..."
Copyright (c) 2001-2004 Дмитрий Руж