В крикливом автобусе, вон
из города -- к пыль-реке,
утрясывался некий Джон;
Сжимая талон в руке,
он слышал как будто всплеск
росы, и журчал лопух,
рыданья сводя на смех...
От рождения Джон был глух.
Пространство глотая в нос,
чихал обалделый фавн.
Сдирая халву с колес,
машина неслась в туман;
На карту, в фамильный склеп...
Отплясывая на курке,
К вопросу спешил ответ,
И ничто никогда -- к пыль-реке.
Со временем город рос
в поджилках и млел в стекле;
Антракт, перемена поз,
Дорожная дрожь в руке...
И так -- до бредовых снов
водителя! А затем --
Джон будто увидел лов
На речке пернатых тем,
Вдали чуть мерцала грань
надежды плюс тонкий брют,
Джон, видимо, вышел там...
Автобус сменил маршрут,
Земля -- оборот крыла,
И ночь обернулась в плед,
Заснув в тупике угла.
Джон не сетовал, он был слеп.
И теперь позади, в пустоте
автотранспорта, здесь, не у дел,
На рифе, сломав мечте
хребет, а судьбе -- прицел,
Смотри, человек -- что стих,
Смеется, схватясь за пуп.
Как будто бы вправду достиг
Вершины...
Джон точно был туп.
На утро все плыло вспять
до города жир-земли;
Утрясывая опять,
простуженный тесный мир,
Джон ехал... который год!
Валялся талон в пыли.
По всем признакам он был мертв,
Но, болтают, лишь делал вид.