Помнишь ли ты свой план? М. чуть помедлил, прополз глазами по фанере мебели, ловко перескочил светящийся квадрат, и, наконец, торопливо соскользнув с дверного стекла, ответил утвердительно. Еще есть время. Почему ты так решил? М. вдруг подумал, что, проползая взглядом по часам, не различил ничего, кроме их цвета и звука, и... чего-то еще не созревшего. Но вот уже пара привычных телодвижений да куцее соображение бойко объяснили время в минутах и часах. Будущее затуманилось. Стало грустно, будто мозг обратился в нестерпимый конвейер бессмысленных вопросов с каким-то диким срывающимся криком успокоения на фоне. Еще час. Или... сколько же там было, опять не заметил...
План был прост. ("План прост", - сказал голос, и М. кивнул). И все-таки он был притягателен. Вот, ты еще живешь, еще имеешь обязанность что-то совершать и чувствовать в ней. Но можешь, можешь знать, что в час... аз и минуту.., минуту буки время перестанет измеряться так ровно и мертво. Этот момент даст, наконец, начало бесконечно сжимаемой, куда-то отклоненной, но наполненной до краев, каждый раз зарождающейся череде... Веди?
М. медленно подошел к столу; открыл нижний ящик; замер. Словно дивился этому невообразимому наблюдению потустороннего со стороны. Еще одно телодвижение. Шуршание. Сухие губы. Стрелки. Одеяла. Погасший квадрат. Огрызок.., огрызок... И разлив вещественного за окно.
В странной городской тишине нарастал месяц. Щурился и дергался фонарь, разрывая небольшой, подвластный ему кусочек пространства. Но... что же так удивило, растрогало до такой невыразимости голос?
Это взбесившееся небо. Листья. Отлучившееся без нужды светило, и - в теле, нетрезво завернутый в одеяло, сжавшийся и лопочущий что-то во сне, Моцарт. Эти разбросанные крылья. Пустое, вечного серого цвета, заливающее праздничное мгновение бытия море. Это счастье.