Был свет, и была комната. Что же еще? Ах, доктор! Посажен внутри. Отдыхал. Морщился и сердился. Заболевал и лечил самого себя. Доктор думал. Ставил и никак не мог поставить...
Был предмет и не мог не родиться диагноз.
Свет. Комната. Диван. Телевизор.
Доктор... что же еще? Диа..?
Позитивные потоки... Кого-то тошнило счастьем. Они были неправы. Они были жалкие, больные существа. А доктор?
Доктор, милый доктор. Участливо осмотрит пришедших. Приметит, ни одну черту не упустит его испытанный глаз. Запишет, запечатает бережной рукой аккуратные измерения. Но не отошлет никуда. Все знает, все понимает мудрый доктор. Пожалеет. Посочувствует. Деликатно, ах, как вежливо, поставит свой окончательный, неразменный диагноз.
Врачи, врачи. Ваша доля ужасна. Вы больны поиском средств от чуждых вам неприятностей. Как не замечаете Вы собственную, уже никем неизлечимую? Как не решаетесь объясниться с собой и предметами? Окончательно. Есть такая табличка...
Незабыть. Напрячь. Тушенка, сосиски. Утро.
Комкает и бросает в экран чужие мысли, раздражается, бунтует и выключает мир нажатием кнопки. Доктор. Ты неплохо поработал, успокойся, уже можно, уже не так противно засыпать. Завтра у тебя будет новый день.
Доктор проснется завтра, наверняка все-таки проснется, и почувствует поджилочную, не изводимую жизнью тоску. Кто простит тебя, доктор. Кто, наконец, поставит и тебе полновесный всеосвещающий приговор? Крикнуть? Разрыдаться об увиденном немом кошмаре? Встать и искать?
Но мир выключен.
Доктор еще слушает, еще соболезнует, но как же он устал от этого невероятно назойливого, такого непонятливого и, увы, неизлечимо больного пациента! Как мучает доктора зевота перед ежевечерней смертью; его снова нужно успокаивать, выслушивать, понима-а-а...