Рыбаченко Олег Павлович : другие произведения.

Помощник шерифа и его дамы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
   ГЛАВА ОДИН
  
  
   Мистер Монк и помощник
  
  
   Тяжелая работа - быть чьим-то личным помощником. Вы должны отвечать на их телефонные звонки, управлять их корреспонденцией, выполнять их поручения, оплачивать их счета, составлять их расписание и, в основном, выполнять любые задачи, от черных до крупных, они слишком заняты, или погружены в себя, или отвлекаются, или избалованы, или незаинтересованы, чтобы делать это сами. .
  
  
   Я знаю, что есть много других профессий, требующих гораздо большего образования, таланта, мужества, терпения, мастерства и выносливости. И есть много профессий, значительно более требовательных, унизительных, отвратительных или опасных, чем быть простым личным помощником.
  
  
   Конечно, это может быть не так смертоносно и неприятно, как ловля крабов в Арктике, или так рискованно, как обезвреживание наземных мин в Афганистане, или так отвратительно, как таскаться по человеческим отходам в канализационной системе Нью-Йорка. Но, поверьте мне, быть личным помощником намного сложнее, чем вы думаете.
  
  
   Это включает в себя больше, чем просто доставку кофе, бронирование столиков в ресторане и уборку в химчистке. Вы должны быть в равной степени психологом, социальным работником и наемником, чтобы не только предугадывать и удовлетворять постоянно меняющиеся профессиональные, личные, физические и эмоциональные потребности вашего работодателя, но также предсказывать и управлять влиянием, которое он окажет. на окружающих его людей и что они будут иметь на него.
  
  
   Ваш интеллект, ваша честность, ваша этика и ваша физическая выносливость каждый божий день подвергаются испытаниям, которые вы даже не могли себе представить.
  
  
   И забыть о работе можно только с девяти до пяти. Быть личным помощником - это работа на полный рабочий день, которая никогда не заканчивается. Круглосуточно. Вы дежурите чаще, чем любой врач, пожарный или полицейский, но за гораздо меньшую плату, ничтожное уважение и никаких льгот.
  
  
   Ваша жизнь и любые потребности, которые у вас могут быть, важнее прихотей вашего работодателя. Вы существуете на этой земле, чтобы служить ему.
  
  
   Теперь возьмите все это и умножьте на тысячу. Вот каково это, когда ты личный помощник блестящего детектива, как я Адриана Монка.
  
  
   Блестящие сыщики способны видеть то, чего не можем мы, среди незначительных деталей и белого шума, которые нормальные люди вроде нас просто не замечают.
  
  
   Они могут находить связи между объектами, событиями и поведением, которые любой другой счел бы случайными, случайными или просто судьбой, потому что большинство вещей таковы.
  
  
   Они могут замечать несоответствия, которые никто другой не заметил бы, потому что у нас другие приоритеты, и мы просто не уделяем им должного внимания.
  
  
   Они взаимодействуют с миром совершенно иначе, чем мы с вами. Они наблюдают за тем, как мы живем, вместо того, чтобы жить так, как мы живем.
  
  
   Вот что делает детективы блестящими. И это то, что делает их совершенно неспособными иметь дело с повседневной жизнью и основами простого человеческого взаимодействия. Именно по этой причине многие люди, встречающиеся с ними, считают многих блестящих детективов "трудными" и "эксцентричными".
  
  
   Гениальность Адриана Монка проистекает из обсессивно-компульсивного расстройства и бесчисленных фобий, которые в конце концов захлестнули его, когда его жена Труди погибла в результате взрыва бомбы, которая так и осталась нераскрытой и преследует его по сей день. Он был уволен из полиции Сан-Франциско после ее смерти и теперь зарабатывает на жизнь консультацией по делам об убийствах с капитаном Леландом Стоттлмейером.
  
  
   Монах идет по жизни, следя за тем, чтобы все было на своих местах, следуя подробным правилам порядка, которые существуют только в его уме и больше нигде. Поэтому он чувствителен ко всему, что находится не на своем месте, и у него есть неконтролируемая потребность вернуть вещи на свои места. Или, по крайней мере, там, где, по его мнению, им место.
  
  
   Для него нераскрытое убийство - это история без конца, загадка без кусочка, крайний и фатальный пример беспорядка в упорядоченном мире.
  
  
   Он должен установить это правильно.
  
  
   Для этого ему нужен кто-то, кто будет управлять его жизнью, доставлять его туда, куда ему нужно, и убирать все, что может его отвлечь или спровоцировать его фобии, чтобы он мог прожить день без нервного срыва. И, если дела пойдут действительно хорошо, возможно, он сможет раскрыть и убийство.
  
  
   Но нелегко иметь дело с человеком, который регулярно дезинфицирует свою коробку с дезинфицирующими салфетками дезинфицирующей салфеткой, измеряет свои кубики льда, чтобы убедиться, что они идеальные кубики, и который однажды потребовал на месте преступления, чтобы полиция переставила машины в соседнем районе. автостоянки в алфавитном порядке по их номерным знакам, а затем по группам по марке, модели и году выпуска, чтобы он мог сосредоточиться.
  
  
   Я знаю, что жаловался вам на свою работу раньше, и до недавнего времени это было все, что я мог сделать, чтобы снять стресс. Но это изменилось совсем недавно, когда полиция Сан-Франциско уволилась с работы из-за разногласий по контракту, а Монк был временно восстановлен в полиции в качестве капитана отдела по расследованию убийств.
  
  
   Ему поручили командовать тремя другими детективами, которые также были уволены из полиции по состоянию психического здоровья. У одного детектива были серьезные проблемы с управлением гневом, у другого была параноидальная шизофрения, а еще один впадал в маразм.
  
  
   Какими бы разными ни были их проблемы, у всех троих была одна общая черта: у каждого из них был помощник, который помогал им.
  
  
   Для меня это было открытием и облегчением.
  
  
   До тех пор, если я нуждался в совете, мне приходилось искать мудрости и руководства в подвигах вымышленных помощников, таких как доктор Ватсон из Шерлока Холмса, Арчи Гудвин из Ниро Вулфа и капитан Гастингс из Эркюля Пуаро. Те дни прошли. Наконец-то я нашел настоящих людей, которые могли понять и сочувствовать моим повседневным трудностям.
  
  
   Я больше не был один.
  
  
   Теперь три помощника и я собираемся примерно раз в месяц в кофейне в районе Марина, чтобы рассказать о своих проблемах и дать друг другу совет. Я рассматриваю это как бесплатную психологическую консультацию, поскольку двое ассистентов - специалисты в области психического здоровья.
  
  
   Иногда у нас даже бывают гости. Пару месяцев назад мы познакомились с парнем, который работает в Санта-Барбаре с детективом, который притворяется экстрасенсом. Представьте себе, что. Его бедственное положение заставило всех нас чувствовать себя немного лучше в наших собственных ситуациях.
  
  
   Джаспер, психиатрическая медсестра, которая помогает параноидально-шизофреническому детективу, привела на нашу последнюю встречу парня, который работает со следователем из Атланты, который является патологическим лжецом. Помощника звали Гэвин, а детективом, на которого он работает, был Стив Стоун.
  
  
   "По крайней мере, я думаю , что это его имя", - сказал нам Гэвин. "Это может быть ложью. Он лжет обо всем. Большая часть моего времени и энергии уходит на то, чтобы разобрать правду из того, что он говорит, а затем рассказать ее копам, с которыми он консультируется".
  
  
   "Как ты сделал это?" Я попросил.
  
  
   "Я веду постоянный список того, что он говорит, а затем, в конце дня, я привязываю его к детектору лжи и спрашиваю его о каждом комментарии", - сказал Гэвин.
  
  
   - Он позволяет тебе это делать? - спросил Джаспер.
  
  
   - Он знает, что я уйду, если он этого не сделает, - сказал Гэвин. - Но он неплохо научился обманывать машину. Так что иногда я подсовываю ему немного пентотала натрия.
  
  
   - Ты накачал своего босса наркотиками? - спросил я, потрясенный.
  
  
   - А кто нет? - сказала Воробей, молодая женщина с таким количеством пирсинга на теле, что она была похожа на магнит, упавший в коробку с иголками. Она неохотно помогала своему дедушке Фрэнку Портеру, отставному детективу SFPD, который, несмотря на свою дряхлость, все еще был лучшим следователем, чем большинство копов с прекрасной памятью.
  
  
   - Я не знаю, - сказал я.
  
  
   - Я встречался с Монком, - сказал Воробей. "Вам следует."
  
  
   На самом деле существовал экспериментальный препарат, который Монк мог бы принять, если бы захотел, и он облегчил бы большую часть его обсессивно-компульсивных тенденций. Но это лишило его навыков поиска. Это также сделало его невыносимым придурком. Монк уже был невыносим, но, по крайней мере, не был придурком.
  
  
   "Проблема в том, что у Стоуна выработался иммунитет к сыворотке правды, - сказал Гэвин. "Поэтому большую часть времени у меня нет другого выбора, кроме как полагаться на свою интуицию и следить за его теллсами".
  
  
   - Рассказывает? - спросил Джаспер, быстро печатая заметки в своем КПК. Все, о чем мы говорили, вошло в его диссертацию, точная тема которой менялась еженедельно.
  
  
   - Язык тела, маленькие тики, бессознательные привычки, - сказал Гэвин, почесывая свою коротко подстриженную бороду. "Например, то, как я чешу свою бороду, что, я уверен, раскрывает что-то о моем эмоциональном состоянии, хотя я недостаточно осознаю себя, чтобы понять, что это такое".
  
  
   - Ты хочешь меня, - сказал Воробей.
  
  
   - Нет, не знаю, - сказал Гэвин.
  
  
   - Да, ты знаешь, - сказал Воробей. - Вот почему ты чешешь бороду.
  
  
   - Может, у него просто борода чешется, - сказал я.
  
  
   "Когда мужчины хотят меня, - сказал Воробей, - они царапаются".
  
  
   Гэвин откашлялся и продолжил. "Я хочу сказать, что Стоун делает некоторые бессознательные манеры всякий раз, когда говорит ерунду. Но даже эти манеры могут быть ложными. С ним идет постоянная борьба".
  
  
   - Так почему ты продолжаешь это делать? - спросил Арни, лысеющий консультант по управлению гневом, который работал с печально известным экс-полицейским по имени Уайатт.
  
  
   Я подумал, что это был забавный вопрос от Арни, учитывая, что Вятт выстрелил в него три или четыре раза и как минимум дважды выбросил его из окна, и это было с тех пор, как я его встретил.
  
  
   Гэвин долго думал над вопросом, как будто он никогда не задумывался об этом раньше. Но я был уверен, что он думал об этом много раз. Я подумал, что он, вероятно, просто решает, насколько честным он хочет быть с самим собой и с нами.
  
  
   "Стоун веселый, умный, заботливый и настоящий гений. Но его постоянная ложь разрушила его карьеру полицейского и оттолкнула от него всех вокруг. Никто не может доверять ему. Так что теперь у него в жизни никого не осталось, кроме меня. Это печально. И без меня я беспокоюсь о том, что он может сделать".
  
  
   - Тебе его жаль, - сказал я.
  
  
   "Я восхищаюсь им, - сказал Гэвин.
  
  
   - А тебе нравится чувствовать себя нужным, - сказал Джаспер, глубокомысленно кивая. Он не мудрец, но у него есть кивок. Я думаю, этому учат в школе психиатров.
  
  
   Гэвин пожал плечами. "Конечно, я не из-за денег".
  
  
   Мы все кивнули в знак согласия, как ряд болванчиков.
  
  
   Услышав историю Гэвина, я почти почувствовал себя виноватым за то, как хорошо в последнее время дела у Монка. У него все еще были все его обсессивно-компульсивные проблемы, но почему-то в эти дни они казались более управляемыми для него и для меня. Или, может быть, я просто привык к этому.
  
  
   Но не было никаких сомнений в том, что в последнее время дела у него шли хорошо и в профессиональном плане. Он так быстро раскрывал дела, что мне казалось, что он, наверное, мог бы начать делать свою работу по телефону, вообще не выезжая на места преступлений.
  
  
   "Иногда я думаю, что, может быть, если я продержусь достаточно долго и очень постараюсь, я смогу спасти его", - сказал Гэвин. "Как он меня спас".
  
  
   Я понимал, что он чувствовал, больше, чем хотел признаться всем в комнате.
  
  
   - От чего он тебя спас? Я попросил.
  
  
   - Посредственность, - сказал Гэвин. "До встречи с ним я занимался телемаркетингом. Я звонил людям посреди их обеда и пытался продать им дерьмо, которое им не нужно. Сейчас я помогаю раскрывать крупные дела об убийствах. Я делаю что-то важное в своей жизни. Что ты делал раньше?
  
  
   - Пишу диссертацию, - сказал Джаспер.
  
  
   - Провожу сеансы групповой терапии, - сказал Арни.
  
  
   - Бармен, - сказал я.
  
  
   - Наслаждаюсь жизнью, - сказал Воробей. "Я действительно с нетерпением жду возможности вернуться к этому".
  
  
   Гэвин посмотрел на остальных. - Ты хочешь вернуться?
  
  
   "Я никогда не уходил, - сказал Джаспер. - Я все еще пишу свою диссертацию, только теперь она о женщине, на которую я работаю. Это откроет новые горизонты в понимании параноидальных шизофреников".
  
  
   "Раньше я проводил дни в офисе с кучей несчастных и злых людей, пока не появился Уятт, - сказал Арни. "Теперь я выпрыгиваю из мчащихся машин".
  
  
   - Уайатт вытолкнул тебя, - сказал я. - Вы были в больнице две недели.
  
  
   "Я стал человеком действия, - сказал Арни. - Я получу пару царапин и синяков.
  
  
   - Разве у людей действия обычно не больше волос? - сказал Воробей.
  
  
   "Скажи это Брюсу Уиллису, - сказал Арни.
  
  
   - Ты не Брюс Уиллис, - сказал Воробей.
  
  
   "Но я чувствую , что да", - сказал Арни. "И это стоит всех проблем, которые причиняет мне Вятт".
  
  
   Гэвин посмотрел на меня. "А ты? Не могли бы вы вернуться к бармену?
  
  
   Я покачал головой. "Подача напитков никогда не была моей целью в жизни. Я не уверен, что у меня когда-либо была цель, возможно, поэтому я сменил так много мест работы. Это самое долгое, что я работаю на одном месте. Но правда в том, что я не думаю, что смогу бросить работу на мистера Монка.
  
  
   - Ты боишься того, что с ним будет? - спросил Джаспер.
  
  
   "Я боюсь того, что со мной может случиться", - ответил я.
  
  
  
  
   ГЛАВА ВТОРАЯ
  
  
   Мистер Монк и равновесие природы
  
  
   Это было прекрасное утро понедельника, такое, от которого хочется запрыгнуть на канатную дорогу и во всю глотку спеть "I Left My Heart in San Francisco".
  
  
   Но я не был в канатной дороге. Я был в Buick Lucerne, который мой отец купил мне, когда мой старый Jeep окончательно сломался. Только позже я обнаружил настоящую причину папиной щедрости. На самом деле он купил "бьюик" для своей семидесятисемилетней матери, которая отказалась от него, потому что не хотела такую же машину, на которой ездили все остальные ее пенсионеры. Нана боялась, что никогда не сможет отличить свою машину от других на стоянке.
  
  
   Итак, Нана купила черный BMW 3-й серии, а я - машину, на которой моя пятнадцатилетняя дочь Джули не разрешает мне ездить в радиусе одной мили от ее школы, опасаясь, что нас заметят. Предположительно, Тайгер Вудс водит машину, как моя, но если и ездит, то, держу пари, только для того, чтобы таскать свои клюшки по полю для гольфа.
  
  
   Однако день был настолько славным, что мне казалось, что я еду на кабриолете Феррари, а не на Бьюике. Мое ликование длилось до тех пор, пока я не свернул за угол перед квартирой Монка и не увидел черно-белую полицейскую машину, припаркованную у тротуара, и желтую ленту места преступления по периметру здания.
  
  
   Я почувствовал укол страха, который впрыснул горячий адреналин в мою кровь и заставил мое сердце биться быстрее, чем у хомяка в колесе.
  
  
   С тех пор, как я встретила Монка, я побывала во многих местах, оцепленных лентой с места преступления, и единственное, что их всех объединяло, - это труп.
  
  
   Это было нехорошо. Монк за эти годы нажил себе много врагов, и я боялся, что один из них, наконец, пришел за ним.
  
  
   Я дважды припарковался позади полицейской машины, перепрыгнул через желтую ленту, как звезда беговой дорожки, и вбежал в здание. Я был в ужасе от того, что я увижу, когда войду внутрь.
  
  
   Дверь в его квартиру была открыта, и двое офицеров в форме стояли в прихожей спиной ко мне, преграждая мне путь.
  
  
   - Пропустите меня, - сказал я, протискиваясь мимо них, чтобы увидеть Монаха, стоящего перед нами. Он был совершенно расслаблен, его накрахмаленная белая рубашка была застегнута на пуговицах у воротника, а рукава застегнуты на запястьях. Поверьте, для него это висит на свободе.
  
  
   Я крепко обняла его и почувствовала, как все его тело напряглось. Его оттолкнуло мое прикосновение, но, по крайней мере, его реакция доказывала, что он жив и здоров.
  
  
   "У тебя все нормально?" Я отступил назад и внимательно посмотрел на него и его окрестности. Все было аккуратно, аккуратно, сбалансированно и симметрично.
  
  
   - Я немного потрясен, - сказал Монк. - Но я справляюсь.
  
  
   "Что случилось?" - спросил я, оглядываясь на двух копов.
  
  
   Они оба гримасничали. Либо они съели что-то, что им не понравилось, либо разговаривали с Монком. На бейджах с именами они были идентифицированы как сержант Дентон и офицер Брукс.
  
  
   "Меня ограбили", - сказал Монк.
  
  
   - Что они взяли? Я попросил.
  
  
   - Носок, - сказал Монк.
  
  
   "Носок?" Я сказал.
  
  
   - Левый носок, - сказал Монк.
  
  
   - Такого не бывает, - сказал офицер Брукс. "Носки взаимозаменяемы".
  
  
   Монк обратился к сержанту Дентону. - Вы уверены, что ваш напарник окончил полицейскую академию?
  
  
   - Может быть, вы просто потеряли носок, - сказал сержант Дентон.
  
  
   "Я ничего не теряю", - сказал Монк.
  
  
   Это было правдой. Вся его жизнь была посвящена тому, чтобы все было на своих местах.
  
  
   - Когда вы заметили, что его больше нет? Я попросил.
  
  
   "Сегодня утром я постирала свою одежду в прачечной на цокольном этаже и отнесла ее обратно в свою квартиру, чтобы сложить", - сказал Монк. "Затем я услышал, как подъезжает санитарный грузовик, поэтому я надел перчатки и ботинки и вышел на улицу, чтобы контролировать сбор мусора".
  
  
   Офицер Брукс недоверчиво уставился на него. - Ты контролируешь сбор мусора?
  
  
   - Не спрашивайте, - сказал я офицеру, затем снова повернулся к Монку. - Так что же ты сделал?
  
  
   "Я вернулся внутрь, чтобы продолжить складывать белье", - сказал Монк. "И тогда я обнаружил, что меня жестоко изнасиловали".
  
  
   - Вы потеряли носок, - сказал сержант Дентон.
  
  
   - И моя невиновность, - сказал Монк.
  
  
   - Вы искали его? Я спросил его.
  
  
   "Конечно, знал", - сказал Монк. "Я обыскал прачечную, а затем обыскал свою квартиру".
  
  
   "Мне не кажется, что он был разграблен, - сказал офицер Брукс.
  
  
   "Это был обыск, за которым последовала попытка "сбежать-сложить-все-поддержать". "
  
  
   - Носки постоянно пропадают, мистер Монк, - сказал сержант Дентон.
  
  
   "Они делают?" - сказал Монк.
  
  
   - Никто не знает, куда они идут, - сказал сержант. "Это одна из величайших загадок жизни".
  
  
   "Как долго это продолжается?" - спросил Монк.
  
  
   - Сколько себя помню, - сказал сержант Дентон.
  
  
   - И что для этого делается?
  
  
   - Ничего, - сказал сержант.
  
  
   - Но это твоя работа, - сказал Монк.
  
  
   - Чтобы найти потерянные носки? - спросил офицер Брукс.
  
  
   - Раскрывать преступления, - ответил Монк. - В этом городе свирепствует какой-то коварный вор носков, а вы ничего с этим не делаете. Вы полицейские или нет?
  
  
   "Никто не ворует носки, - сказал сержант Дентон.
  
  
   - Но вы только что сказали, что пропала целая череда носков, - сказал Монк.
  
  
   - Бывает, - сказал я. "Я потерял тонны из них".
  
  
   - Вы тоже стали жертвой? - сказал Монк. - Почему ты ничего не сказал?
  
  
   - Потому что их не украли, - сказал я.
  
  
   "Вот что случилось потом?"
  
  
   - Не знаю, - сказал я.
  
  
   - Тогда как ты можешь говорить, что они не были украдены? - сказал Монк. "Носки просто так не исчезают".
  
  
   Я был удивлен и немного разочарован тем, что Монк стал настолько расстроен из-за этого. Он так хорошо себя чувствовал последние несколько недель.
  
  
   "Почему кто-то хочет украсть ваши носки?" - спросил офицер Брукс.
  
  
   "Это очень хорошие носки, - сказал Монк. "Сто процентов хлопок".
  
  
   Сержант Дентон вздохнул. - Мы сейчас уходим.
  
  
   - Вы еще даже не взяли мой отчет, - сказал Монк.
  
  
   "Мы делаем это, а затем нам приходится задерживать вас, пока не прибудет кто-нибудь из психологической службы и не проведет оценку, которая может занять несколько часов", - сказал сержант Дентон. - Я не думаю, что кто-то из нас этого хочет, не так ли, мистер Монк?
  
  
   "Кто-то ворвался в мой дом и украл мой носок", - сказал Монк. - Я осмотрел место преступления. Чего я хочу, так это тщательного расследования".
  
  
   - Ты сможешь с ним справиться? - спросил меня офицер Брукс. Я кивнул.
  
  
   - Я консультант полиции, - сказал им Монк. "Я работаю напрямую с капитаном Леландом Стоттлмейером в отделе убийств".
  
  
   - Так почему ты не позвонил ему? - сказал офицер Брукс.
  
  
   "Это было бы преувеличением", - сказал Монк. - Это всего лишь носок, ради бога. Не похоже, что кого-то убили".
  
  
   - В конце концов, приятно знать, что у тебя есть хоть какое-то чувство перспективы, - сказал сержант Дентон. "Есть надежда".
  
  
   - Надежды нет, - сказал Монк.
  
  
   Офицеры повернулись к нам спиной и вышли.
  
  
   Монк посмотрел на меня. "Они уклоняются от своих обязанностей".
  
  
   Мне не хотелось с ним спорить. - Это не очень ценный предмет, мистер Монк. Я предлагаю вам просто забыть об этом и купить другую пару носков".
  
  
   "И что мне делать с оставшимся носком?"
  
  
   Я пожал плечами. "Используйте его как тряпку для уборки дома. Это то, чем я занимаюсь."
  
  
   - Ты убираешься дома носками? - сказал Монк, его глаза расширились от шока. "Это варварство! Я даже не хочу думать о том, что ты делаешь со своим нижним бельем. Не то чтобы я когда-либо думал о твоем нижнем белье. Или чье-нибудь нижнее белье. О Боже, теперь я вижу нижнее белье. У меня в голове нижнее белье. Что я делаю?"
  
  
   - Ты можешь выбросить носок.
  
  
   - Я не могу, - сказал Монк. "Это будет преследовать меня".
  
  
   "Так и будет?"
  
  
   "Я всегда буду знать, что пара сломана и что где-то там лежит носок, ожидающий воссоединения со своей второй половинкой".
  
  
   - Носок не ждет, - сказал я. "Это носок. У него нет чувств".
  
  
   "Я буду преследовать свой носок до края земли", - сказал Монк. "Я не успокоюсь, пока не будет восстановлен баланс природы".
  
  
   "Одного носка достаточно, чтобы вывести природу из равновесия?"
  
  
   - Разве ты не чувствуешь это?
  
  
   В гостиной зазвонил телефон. Я ответил за Монаха. Это был капитан Стоттлмейер.
  
  
   - Идеальное время, - сказал я. "Произошло преступление".
  
  
   - Вот почему я звоню, - сказал он.
  
  
   - Ты уже слышал о носке? Я попросил.
  
  
   - Я слышал об убийстве, - сказал капитан. - Какой носок?
  
  
   "Тот, который мистер Монк потерял, и это будет преследовать его, пока он его не найдет".
  
  
   Другими словами, Стоттлмейер мог забыть о том, что Монк сосредоточился на каком-либо деле об убийстве, пока у него не было носка.
  
  
   - Понятно, - сказал Стоттлмейер. "Вам недостаточно платят".
  
  
   - Как и ты, - сказал я.
  
  
   "Но мне не нужно видеть Монка каждый день, если я этого не хочу", - сказал он. "И я могу носить пистолет и водить машину с сиреной".
  
  
   - Вы благословлены, - сказал я.
  
  
   - Я бы так не сказал, - сказал он. "От меня ушла жена, а моя последняя постоянная подруга оказалась хладнокровной убийцей".
  
  
   "Думаю, у жизни есть способ все уладить", - сказал я.
  
  
   - С моей помощью, - добавил Монк.
  
  
   Стоттлмейер слышал это. Я мог сказать это по его вздоху. "Не могли бы вы попросить Монка поднять трубку?"
  
  
   Я сделал. Монк взял трубку на кухне. Мы могли видеть друг друга через открытый дверной проем.
  
  
   "Я хочу сообщить о двух офицерах, которые прогуливают", - сказал Монк. "Отъявленные прогульщики".
  
  
   - У меня тут убийство, Монк, - сказал Стоттлмейер. "Это непростой случай. Мне не помешала бы твоя помощь в этом".
  
  
   - Я осмотрел место преступления, - сказал Монк. "Я не могу просто уйти. Важные улики могут быть потеряны".
  
  
   Стоттлмейер снова вздохнул. Я мог представить, как он потирает висок, борясь с растущим монкашем в черепе.
  
  
   - Я заключу с тобой сделку, Монк. Если вы придете сюда, я назначу Рэнди в Оперативную группу по восстановлению носков и отправлю его к вам, чтобы возглавить расследование.
  
  
   "У вас есть оперативная группа по восстановлению носков?" - сказал Монк.
  
  
   "Теперь мы знаем", - сказал ему Стоттлмейер.
  
  
   Монк улыбнулся. Баланс восстанавливался.
  
  
   Любой другой полицейский разозлился бы, если бы его сняли с дела об убийстве и отправили в квартиру Монка искать потерянный носок. Но только не лейтенант Рэнди Дишер, восторженный и верный помощник капитана. Дишер был просто в восторге от возможности возглавить оперативную группу, любую оперативную группу, даже если она существовала лишь по названию, чтобы удовлетворять безумные навязчивые идеи одного-единственного психически неуравновешенного бывшего копа.
  
  
   Это все еще была оперативная группа. И Дишер был лучшим псом.
  
  
   Дишер не сказал мне этого, но это было очевидно по тому, как он ворвался в квартиру Монка с блокнотом и широкой улыбкой на лице.
  
  
   "Что у нас есть?" - спросил Дишер.
  
  
   Монк сказал ему. Дишер сделал подробные записи.
  
  
   - Можешь описать носок?
  
  
   "Белый, тубус, размер от десяти до двенадцати", - сказал Монк. "Для левой ноги".
  
  
   "Это довольно обычный носок, - сказал Дишер. - Сможете ли вы опознать его, если увидите еще раз?
  
  
   - Абсолютно, - сказал Монк.
  
  
   Мне было интересно, как он это сделает, но я промолчал.
  
  
   "Я готов", - сказал Дишер. "Я разработаю подробный график, проследю ваши шаги из прачечной и допрошу подозреваемых".
  
  
   - Какие подозреваемые? Я попросил.
  
  
   "Те, которые всплывут в ходе моего расследования", - сказал Дишер.
  
  
   - Это потерянный носок, Рэнди, - сказал я.
  
  
   Монк наклонился к Дишеру и заговорил шепотом. "Я бы начал с нового жильца в квартире 2С".
  
  
   "Почему?" - прошептал в ответ Дишер.
  
  
   Монк склонил голову к окну. Мы втроем выглянули наружу. Молодой человек лет двадцати шел по тротуару на костылях. У него не было правой ноги.
  
  
   - Это он, - сказал Монк. "Он явно неуравновешенный человек. Я инстинктивно понял это, как только увидел его".
  
  
   - У него нет ноги, - сказал я. "Это не преступление и не отражение его характера".
  
  
   - У него нет правой ноги, - сказал Монк. - Значит, его интересуют только носки для левой ноги. И вы заметите, что на нем белый носок.
  
  
   Я не заметил. - Это не делает его вором.
  
  
   "На следующий день после того, как он въехал, у меня украли один из лучших оставшихся носков, - сказал Монк. "Стечение обстоятельств? Я так не думаю".
  
  
   Так вот в чем дело. Новый жилец нарушил хрупкий баланс мира Монаха. Он не мог вынести мысли о том, что кто-то с одной ногой живет над ним. Вероятно, это было все, о чем мог думать Монк с тех пор, как въехал мужчина, и эта иррациональная тревога проявилась в потерянном носке.
  
  
   Я чувствовал себя детективом, который только что раскрыл дело.
  
  
   - Я допрошу его, - сказал Дишер, кивая на мужчину снаружи.
  
  
   - Ты не серьезно, - сказал я. - Ты его обидишь.
  
  
   - Я использую ловкость, - сказал Дишер.
  
  
   "Нельзя спросить у одноногого человека, украл ли он носок у соседа, и не обидеться".
  
  
   "Я не вижу ничего более оскорбительного, чем задавать тот же вопрос тому, у кого обе ноги", - сказал Дишер.
  
  
   - Ты прав, - сказал я. - Так что на твоем месте я бы никому не задавал этот вопрос.
  
  
   - Но у тебя нет значка, - сказал Дишер. "Я. Быть полицейским означает задавать трудные вопросы".
  
  
   "Он не уклоняется от своей ответственности, - сказал Монк.
  
  
   Я не хотел быть там, когда Дишер начал свой допрос. Я бывал в квартире Монка почти каждый день и хотел иметь возможность встречаться с его соседями без смущения или стыда.
  
  
   - Вы бы тоже не отказались от своего, мистер Монк. Вам нужно проконсультироваться по расследованию убийства.
  
  
   Монк кивнул. Мы получили адрес места преступления и имена жертв от Дишера.
  
  
   - Это не займет много времени, - сказал Монк.
  
  
   - Вы еще ничего не знаете об этом деле, - сказал я.
  
  
   - Это убийство, - сказал Монк. "Как трудно это может быть?"
  
  
   - Это не потерянный носок, - сказал я.
  
  
   - Точно, - сказал он.
  
  
   У Монка не было ушей к сарказму. Слава Богу за это. Если бы он это сделал, меня, вероятно, уволили бы много лет назад.
  
  
  
  
   В ТРЕТЬЕЙ ГЛАВЕ
  
  
   Мистер Монк берет торт
  
  
   Эрик и Эми Клейсон были красивой парой, прожившей красивую жизнь. Им было за тридцать, с идеальными телами и цветом лица, как у манекенщиц, они жили в прекрасной, очень современной квартире на Телеграф-Хилл, полной света и с потрясающим видом на залив. Клейсоны были идеальной парой, которую изображали в рекламе каждого продукта или услуги, обещавшей здоровье, жизненную силу, сексуальную привлекательность и бесконечное счастье. Единственное, что было не так на этой фотографии, это то, что Клейсоны мертвы.
  
  
   Но даже после смерти они выглядели великолепно. Не было никаких признаков насилия или кровопролития, только их тела застыли в трупном окоченении, как два опрокинутых манекена на витрине.
  
  
   Эрик был без рубашки и в пижамных шортах. Его жена была в ночной рубашке и тонком халате. Они оба лежали на полу рядом с обеденным столом, их стулья все еще стояли вертикально. На столе стояла открытая винная бутылка, два стакана и недоеденный кусок именинного торта с двумя вилками на краю тарелки.
  
  
   Когда мы вошли, бригада судебно-медицинских экспертов с нетерпением ждала, чтобы упаковать вещи на столе, и двое служителей морга так же нетерпеливо ждали, чтобы упаковать два трупа на полу. Я уже видел, как они медлили и ерзали так раньше. Стоттлмейер, несомненно, сказал им подождать, пока Монк сможет осмотреть место происшествия.
  
  
   Прежде чем мы успели добраться туда, нас перехватил капитан Стоттлмейер, который отвел нас в сторону для тихого брифинга и потер пальцем свои густые усы. Это был его рассказ. Он был в стрессе.
  
  
   "Жертвы - Эрик и Эми Клейсон. Они вместе продают недвижимость. Их обнаружила сегодня утром в восемь утра их горничная, - сказал Стоттлмейер. "МЭ определяет время их смерти около полуночи".
  
  
   Монк склонил голову набок и посмотрел на тела под углом. "Они были отравлены".
  
  
   "Так же думает и судмедэксперт", - сказал Стоттлмейер. - Мы проанализируем вино, торт и содержимое их желудков. У нас не должно возникнуть проблем с идентификацией яда и того, что было заражено им.
  
  
   Монк подошел к столу, держа руки перед собой, как режиссер, создающий сцену.
  
  
   - Что сложного? - спросил я капитана.
  
  
   Стоттлмейер снова провел рукой по усам и указал на человека с сжатыми губами, который стоял у витринного окна, морщась от вида. У него была стрижка в стиле милитари, и он казался неудобным в своем унылом сером костюме.
  
  
   - Это Эндрю Уокер, Служба маршалов США, - прошептал капитан. - Клейсоны участвовали в программе защиты свидетелей.
  
  
   При упоминании его имени Уокер резко обернулся. У него был сверхчувствительный слух добермана-пинчера и, вероятно, того же грумера. Он прошел прямо. Я боялся, что он собирался либо застрелить нас, либо укусить.
  
  
   - Что здесь делают эти гражданские? - сказал Уокер. Он говорил сквозь стиснутые зубы, как будто его челюсти были сомкнуты проволокой. Или, может быть, он пытался говорить и рычать одновременно. "Плохо, что наша система безопасности была взломана, а дыра не расширилась за счет двух посторонних".
  
  
   "Это Адриан Монк, а это его коллега Натали Тигер, - сказал Стоттлмейер. "Если вы хотите, чтобы это дело было закрыто быстро, Монк - тот парень, который может это сделать".
  
  
   Уокер взглянул на Монка, который хмуро смотрел на торт, почти касаясь носом засохшей белой глазури.
  
  
   "Я не впечатлен, - сказал Уокер.
  
  
   - Он еще ничего не сделал, - сказал я.
  
  
   "Я обучен оценивать возможности противника за наносекунды".
  
  
   "Он не противник, - сказал Стоттлмейер.
  
  
   "Применяются те же критерии, - сказал Уокер. "Он легковес. "
  
  
   - Почему Клейсоны попали под защиту свидетелей? Я попросил.
  
  
   - Это нужно знать, дорогая, - сказал Уокер.
  
  
   - Они мертвы, Уокер, - сказал Стоттлмейер. - Какая теперь разница?
  
  
   "Это раскрывает наши методы, - сказал Уокер.
  
  
   - Которые вам все равно следует изменить, поскольку они явно не работают, - сказал Стоттлмейер, затем повернулся ко мне. "Клейсоны были любовниками и работали бухгалтерами в мафиозной семье в Нью-Джерси. Правительство пригрозило паре двадцатью годами тюрьмы, если они не скажут нам, где мафия прячет их деньги".
  
  
   Смотрел Монка. Он ходил по квартире, поправлял вещи на полках и вытирал пыль.
  
  
   "Они согласились поговорить в обмен на защиту, иммунитет от судебного преследования и пышную свадьбу на Манхэттене", - продолжил Стоттлмейер. "Они уехали в свой медовый месяц и больше не вернулись. Правительство дало им новые лица, новые имена и новую жизнь здесь, в Сан-Франциско. Все было прекрасно до сих пор".
  
  
   Неудивительно, что Клейсоны выглядели идеальной парой, ведущей идеальную жизнь. Они были фальшивыми внутри и снаружи. Но я оценил символизм того, что они буквально начинают свою жизнь заново в день свадьбы. Они были преступниками с чувством романтики.
  
  
   Монк остановился перед телевизором. Экран был черным, но DVD-плеер был включен. Он расправил плечи и склонил голову из стороны в сторону. Он не выпрямлялся; он раскрывал преступление. Он еще не сказал ни слова, но я знала, что мы закончили.
  
  
   Я взглянул на Стоттлмейера. Он тоже это знал.
  
  
   "Мы позаботились о том, чтобы их никогда не нашли. Но кто-то в Министерстве юстиции, должно быть, проговорился", - сказал Уокер. "Не так много людей знали, кто они и где они. Я собираюсь найти утечку и заткнуть ее пулей".
  
  
   "Утечки нет, - сказал Монк.
  
  
   - Тогда как толпа нашла их? - сказал Уокер. "Даже если бы Большой Карло ДеСантини столкнулся с ними лицом к лицу на улице, он бы их не узнал".
  
  
   "Если это было нападение мафии, почему они были отравлены?" - спросил Стоттлмейер. "Почему бы не застрелить их, не заколоть или не сбросить с балкона?"
  
  
   "Мертвый есть мертвый", - сказал Уокер.
  
  
   Стоттлмейер отрицательно покачал головой. "Но вы могли бы подумать, что ДеСантини хотел бы сделать это как можно более грязным и жестоким, чтобы послать сообщение любому, кто думает о сотрудничестве с правительством: мы найдем вас, и вы умрете ужасной смертью".
  
  
   - Банда их не нашла, - сказал Монк.
  
  
   "Министерству юстиции оставалась неделя, чтобы предъявить обвинения семье ДеСантини, - сказал Уокер. - Убийства Клейсона прошлой ночью подорвали все дело. Вы не видите связи?
  
  
   - Клейсоны не были убиты прошлой ночью, - сказал Монк.
  
  
   Я вскочил, прежде чем Уокер успел выстрелить в Монаха, где тот стоял.
  
  
   "Я думаю, мистер Монк имеет в виду, что формально это было сегодня утром", - сказал я. - Судмедэксперт говорит, что они умерли после полуночи.
  
  
   "На улице было темно, - сказал Уокер. "В моей книге, которая делает ночь".
  
  
   - Их и сегодня утром не убили, - сказал Монк.
  
  
   Уокер повернулся к Стоттлмейеру. - Этот придурок - лучший детектив, который у вас есть? Это мало что говорит о правоохранительных органах Фриско". Он повернулся к Монку. "Я вижу двух мертвых людей на полу. Что ты видишь?"
  
  
   "Я вижу двух человек, убитых год назад, - сказал Монк.
  
  
   - Тебе не кажется, что они были бы немного более спелыми? Кроме того, я был на их свадьбе год назад, изображая из себя одного из барменов, и они были вполне живы.
  
  
   Стоттлмейер потер виски. "Монах, как ты думаешь, ты мог бы быть немного менее загадочным и перейти к сути?"
  
  
   Конечно нет. Монк должен был повеселиться. Я знал это, и Стоттлмейер знал, но Уокер не знал, и его лицо зловеще покраснело. Зловещий для Монка, а не для Уокера.
  
  
   "Вся история прямо здесь", - сказал Монк и нажал PLAY на DVD-проигрывателе.
  
  
   Это было свадебное видео. Привлекательная пара приносила клятвы перед суровым судьей в большом банкетном зале старого отеля. Я предположил, поскольку мы говорили о свадьбе, что эта пара была Клейсонами до того, как у них появились новые лица. Их старые лица тоже были не так уж плохи.
  
  
   "Что, черт возьми, они делали со своим свадебным видео?" - сказал Уокер. "Это серьезное нарушение безопасности. Если бы кто-нибудь это увидел, это бы раскрыло их прикрытие".
  
  
   Они были романтиками в душе, поэтому, конечно же, сохранили видео, невзирая на риск, который мне не показался слишком высоким.
  
  
   - Не понимаю, как, - сказал я. "Это могло быть видео со свадьбы друга или родственника".
  
  
   - Из-за этого их убили, не так ли? - рявкнул на меня Уокер. По крайней мере, его зубы не порвали мне кожу.
  
  
   - Нет, не было, - сказал Монк. "Но это показывает, что убийство было совершено".
  
  
   - Как это могло быть? - сказал Уокер. "Это видео было снято год назад".
  
  
   - Теперь ты понял, - сказал Монк.
  
  
   - Я ни черта не получу, - сказал Уокер.
  
  
   "Просто выплюнь это, Монк, - сказал Стоттлмейер. - Кто их убил?
  
  
   - Я не знаю, кто это сделал. Монк посмотрел на Уокера. "Но ты делаешь."
  
  
   Уокер подошел к Монку и почти столкнулся с ним нос к носу. - Я должен надрать тебе задницу прямо здесь и сейчас. Вы обвиняете меня в утечке? Или ты хочешь сказать, что я сам их убил?
  
  
   Монк сделал шаг назад, чтобы между ними было немного места, и наткнулся на телевизор. "Ни один. Вот что произошло. Каким-то образом семья ДеСантини узнала, что Клейсоны, или как их там раньше звали, собираются сотрудничать с властями и что этой ночью они будут участвовать в программе защиты свидетелей. Вскоре у пары появятся новые имена и лица, и их будет практически невозможно найти. Так что свадьба была последним шансом ДеСантини убить их, но пара была слишком хорошо защищена".
  
  
   - Ты чертовски прав, - сказал Уокер. "Всех гостей тщательно проверили, на всех входах и выходах стояла охрана, а на всех серверах стояли маршалы США. Даже комар не мог проникнуть в эту комнату и укусить их".
  
  
   "Но ДеСантини все равно добрались до них", - сказал Монк и пропустил DVD вперед, остановив видео на счастливой паре, разрезающей свадебный торт. "Для молодоженов принято откладывать кусок торта и класть его в морозилку, чтобы съесть на свою первую годовщину. Итак, кто-то отравил кусок пирога, зная, что, где бы они ни были и кем бы они ни стали, пара съест его через двенадцать месяцев, а именно столько времени понадобилось Министерству юстиции, чтобы подготовить их дело. Торт был бомбой замедленного действия. Клейсоны были мертвы еще до того, как покинули свадьбу. Они просто этого не знали".
  
  
   Я оглянулась на пару и на торт на столе. Вчера вечером они праздновали свою годовщину. Вот почему DVD со свадебным видео был в плеере, а телевизор все еще был включен. Вероятно, они смотрели его, когда умирали.
  
  
   Пока смерть не разлучит нас. Это был трагический роман, который был обречен с самого начала.
  
  
   "Это был лучший человек", - сказал Уокер. "Он был тем, кто спас кусок пирога и завернул его для них. Должно быть, ДеСантини добрались до него. Но я был глупым сукиным сыном, который держал торт замороженным и следил за тем, чтобы он был в их морозильной камере, когда они прибыли. Значит, ты был прав, Монк. Я был тем, кто убил их".
  
  
   - Вы были задумчивы, - сказал Стоттлмейер. - Ты не знал, что торт отравлен.
  
  
   "Я знал, что они не должны брать с собой ничего из своей прошлой жизни, даже кусочка пирога", - сказал Уокер. "Я сдаю свой значок и ухожу на досрочную пенсию".
  
  
   "Через это?" - сказал Стоттлмейер.
  
  
   Уокер указал на Монка. "И его. Я совершенно недооценил его способности. Такая ошибка может привести к гибели человека".
  
  
   Должен признаться, я получал удовольствие от страданий Уокера и гордился успехами Монка. Уокер был придурком и заслуживал того, чтобы его сбили с ног. И я был доволен и испытал облегчение от того, что невероятный бросок Монка продолжается. Я сбивался со счета, сколько убийств он раскрыл за последнее время прямо на месте происшествия.
  
  
   - Могу я идти, капитан? - спросил Монк.
  
  
   - Конечно, - сказал Стоттлмейер.
  
  
   Монк начал было идти, но Уокер встал перед ним, преграждая ему путь, и протянул руку.
  
  
   - Я должен тебе один, - сказал Уокер.
  
  
   Монк пожал ему руку, затем жестом показал мне дезинфицирующую салфетку. Я дал ему один. "Как оказалось, мне не помешала бы помощь федерального правительства в одном деле".
  
  
   "Что это?" - сказал Уокер, глядя, как Монк вытирает руки. Это явно его обидело.
  
  
   - Мне не хватает носка, - сказал Монк.
  
  
   Уокер сузил глаза, глядя на Монка. - Ты издеваешься надо мной?
  
  
   "Я никогда не устраиваю беспорядок, - сказал Монк.
  
  
   "Но он проделывает адскую работу по их очистке", - сказал Стоттлмейер.
  
  
  
  
   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
  
  
   Мистер Монк видит свое уменьшение
  
  
   Несмотря на то, что Уокер был в долгу перед Монком за раскрытие убийства менее чем за тридцать минут (быстро даже по меркам Монка), маршал не желал направлять все ресурсы Министерства юстиции на поиски потерянного носка.
  
  
   "Наши ресурсы немного истощены, и мы должны расставить приоритеты", - сказал Уокер. "Сейчас мы ведем войну с террором".
  
  
   "Ты не думаешь, что тысячи пропавших без вести носков ужасны?" - спросил Монк. "Наши враги могут использовать психологическую войну, чтобы подорвать стабильность американского общества".
  
  
   "Заставив носки исчезнуть", - сказал Уокер.
  
  
   "Это коварно и изобретательно, - сказал Монк.
  
  
   Уокер не купился на это. Я не мог винить его. Мне было трудно представить Усаму, сидящего в своей пещере и размышляющего о том, как украсть мои носки.
  
  
   Но отказ Уокера помочь не испортил настроение Монка. Он все еще наслаждался кайфом после раскрытия преступлений. По крайней мере, он исправил часть мира. Его ящик для носков будет следующим.
  
  
   Когда мы вернулись домой к Монку, запись с места преступления исчезла, и мы обнаружили Дишера, сидящего справа от одноногого человека на крыльце здания. Они оба пили кока-колу из банок и улыбались.
  
  
   - прошептал мне Монк, когда мы подошли к зданию из моей припаркованной машины. "Рэнди ловко усыпил подозреваемого ложным чувством безопасности, чтобы ослабить его защиту. Он собирается убивать".
  
  
   Признаюсь, я был удивлен, увидев, что они тусуются вместе. Я предполагал, что одноногого парня оскорбят вопросы Дишера и едва завуалированные - не говоря уже о нелепых - обвинениях, которые они, вероятно, содержали.
  
  
   Монк прикрыл правый глаз рукой, когда мы подошли к ступенькам, и повернул голову под небольшим углом, чтобы посмотреть на двоих мужчин.
  
  
   - Эй, Монк, ты так рано вернулся? - сказал Дишер.
  
  
   - Я раскрыл это дело, - сказал Монк.
  
  
   - Я тоже раскрыл свою, - сказал Дишер и выхватил из-за спины пластиковый пакет для улик. Внутри сумки был белый носок. "Выглядит знакомо?"
  
  
   - Это мой носок. Монк взял сумку. - Спасибо, Рэнди.
  
  
   "Не за что. Это Ник, - сказал Дишер, указывая на нового жильца. - А это ваш сосед Адриан Монк и его помощница Натали Тигер.
  
  
   Ник предложил мне руку. Я встряхнул его.
  
  
   - Добро пожаловать в район, - сказал я.
  
  
   - Спасибо, - сказал Ник. "Здесь очень спокойно, и все здесь такие дружелюбные".
  
  
   - Почему он не в наручниках? - сказал Монк, не обращая внимания на протянутую руку Ника.
  
  
   - Потому что он ничего не сделал, - сказал Дишер. "Виновником является статическое электричество. Твой носок застрял в сушилке. После того, как вы ушли, миссис Сандовски в 2Б сделала зарядку. Носок смешался с ее вещами. Что-то не так с твоим глазом?"
  
  
   - Нет, - сказал Монк.
  
  
   "Так в чем проблема?" - спросил Дишер.
  
  
   "Проблема в том, что проблемы нет, - сказал Монк. "Я могу видеть все, что передо мной и не передо мной. Не могли бы вы сесть слева от него?
  
  
   Монк указал на Ника, не глядя на него. Дишер переместился с другой стороны от Ника. Сторона с ногами.
  
  
   - Ты думал, я украл твой носок? - сказал Ник Монку.
  
  
   - Нет, - сказал Монк.
  
  
   - Ты честен со мной?
  
  
   - Нет, - сказал Монк.
  
  
   "Ник только что рассказывал мне о своем приключении, связанном с восхождением на гору Килиманджаро в одиночку", - сказал Дишер с мальчишеским рвением. "Его нога застряла между двумя валунами, и ему пришлось отрезать ее киркой, чтобы спастись".
  
  
   - Боже мой, - сказал я. Я вспомнил, как несколько месяцев назад читал о нем статью в " Сан-Франциско Кроникл" . Это была ужасающая и в то же время, несомненно, захватывающая история.
  
  
   - И ты оставил его там? - сказал Монк.
  
  
   - Ага, - сказал Ник.
  
  
   "Ты должен вернуться и забрать его", - сказал Монк.
  
  
   - Для этого немного поздно.
  
  
   "Вы знаете, что они говорят - никогда не поздно поднять ногу", - сказал Монк.
  
  
   - Вообще-то так, - сказал Ник.
  
  
   - Это не то, что они говорят, - сказал Монк. - И они бы не говорили этого, если бы это было неправдой.
  
  
   "Кто они'?" - спросил Дишер.
  
  
   "Это люди, которых вы должны слушать, когда они что-то говорят", - сказал Монк. "Они знают, о чем говорят".
  
  
   - Я съел его, - сказал Ник.
  
  
   - Ты съел его? - сказал Монк, смотря на Ника, несмотря ни на что, а затем отворачиваясь. - Своя нога?
  
  
   "Удивительно, - сказал Дишер. "Я думал, что я крутой, но ты в пять раз жестче".
  
  
   - У меня не было выбора, Рэнди. Я был один в снегу несколько дней. Я понятия не имел, сколько времени им понадобится, чтобы найти меня. Это был вопрос выживания", - сказал Ник. "Жизнь или смерть."
  
  
   - Тебе следовало выбрать смерть, - сказал Монк.
  
  
   - Мистер Монк имеет в виду, что он восхищается вашей храбростью и сочувствует вашей жертве, - сказал я, толкая Монка мимо них. - Тебе придется как-нибудь зайти выпить кофе.
  
  
   Монах задохнулся. - А если он захочет есть?
  
  
   Я надеялся, что Ник этого не слышал. Я заторопила Монка в его квартиру и закрыла за нами дверь.
  
  
   - Как ты мог быть таким грубым? Я сказал.
  
  
   "Мне нужно съехать", - сказал Монк. - Помоги мне собраться.
  
  
   - Он герой, - сказал я.
  
  
   - Он каннибал, а ты пригласил его сюда перекусить, - сказал Монк. "О чем ты думал?"
  
  
   - Он не собирается делать это снова, - сказал я. "Это была экстремальная ситуация".
  
  
   - Вот и это, - сказал Монк. "Я очень вкусен для каннибалов".
  
  
   "Что заставляет вас так говорить?"
  
  
   "Это единственное, в чем я был абсолютно уверен всю свою жизнь".
  
  
   - Ты, должно быть, шутишь, - сказал я.
  
  
   "Посмотри на меня. Я чистый, здоровый, аккуратный, и я держусь подальше от всех микробов и химикатов. Я нежирное, вкусное, отборное органическое мясо. Вот почему я никогда не ездил в Африку".
  
  
   "Вот почему? Я думал, это потому, что ты боишься путешествий, чужих стран, зебр, самолетов, Тарзана, обезьян, цвета хаки, жирафов, соленого арахиса, львов, зыбучих песков, соломенных крыш, скорпионов, джунглей, набедренных повязок, пустынь, сурикатов, копий и т. -"
  
  
   - ...каннибалы, - перебил Монк. "Больше всего каннибалы. Если я останусь здесь, я буду следующей едой моего соседа. Мне нужно найти новую квартиру в доме, куда не допускаются дети, домашние животные и каннибалы".
  
  
   "Г-н. Монк, Ник отличный человек. Кого уважать, а не бояться. Вы понимаете, какое невероятное мужество потребовалось ему, чтобы отрезать себе ногу? Вы представляете, сколько боли и страданий он перенес? Но он выжил. Он пример стойкости человеческого духа перед лицом невообразимых невзгод, - сказал я. "Вы бы увидели вещи по-другому, если бы просто поставили себя на его место".
  
  
   - Башмак, - сказал Монк.
  
  
   - Ты невозможен, - сказал я.
  
  
   - Я цел, - сказал Монк. - По крайней мере, пока его желудок не начнет урчать. Как только вы попробуете человеческое мясо, это все, что вы сможете есть".
  
  
   - Откуда ты знаешь?
  
  
   - Так говорят, - сказал Монк.
  
  
   - Опять они? Пришлось встречать этих людей и давать им намордники. Я посмотрел на часы. - Ты знаешь, в чем твоя проблема?
  
  
   "Да. У меня в доме живет каннибал".
  
  
   "Вы не можете принять никого, кто не похож на вас. У вас нет терпимости к разнообразию. Различия между людьми делают нас особенными".
  
  
   "Разнообразие - это здорово, - сказал Монк. "При условии, что он чистый, ровный и симметричный".
  
  
   Не знаю, почему я потрудился с ним спорить. Он никогда не собирался меняться, что напомнило мне кое-что. Я взглянул на часы.
  
  
   - Ты опоздаешь на встречу с доктором Крогером, если мы не двинемся.
  
  
   Монк никогда не пропускал назначенных три раза в неделю встреч с психиатром и ни разу не опоздал ни на одну из них. Они были основными моментами его недели. Честно говоря, я их тоже любил. Это был единственный выходной, который у меня был в будние дни.
  
  
   - Пойдем через заднюю дверь, - сказал Монк, направляясь прямиком к кухонной двери, прикрывая рукой правый глаз.
  
  
   - Но я припарковался впереди, - сказал я.
  
  
   - Я не хочу проходить мимо каннибала, - сказал Монк. "Что, если я споткнусь? Я был бы раненой добычей, легкой добычей.
  
  
   "Тогда ты, возможно, захочешь смотреть, куда идешь, обоими глазами".
  
  
   "Если я это сделаю, я могу кое-что увидеть", - сказал Монк. - Или не увидеть чего-то, что было бы намного хуже.
  
  
   Офис доктора Крогера находился на Джексон-стрит в Пасифик-Хайтс, в нескольких минутах ходьбы от многоквартирного дома Монка на Пайн. Это был прекрасный день для прогулки, но мы поехали как обычно. Взяв машину, мы могли быстро добраться до места преступления, если бы Монку позвонил капитан после встречи. Но не это было настоящей причиной, по которой мы почти всегда брали машину. Нам обоим было слишком лень взбираться на крутой холм, а Монк не хотел приходить в кабинет доктора Крогера с капелькой пота на коже.
  
  
   Мы пришли туда на несколько минут раньше, что дало Монку возможность упорядочить журналы в приемной доктора Крогера по названию, теме и дате. Думаю, это был ритуал, который помог ему расслабиться и собраться с мыслями перед сеансом.
  
  
   Доктор Крогер вышел из своего кабинета несколько мгновений спустя и проводил свою предыдущую пациентку, кроткую женщину, которую я видел раз в неделю в течение многих лет. Она ни разу не встретилась с нами взглядом и не узнала нас. Все, что я знал, это то, что ее зовут Марсия, поэтому я создал дюжину воображаемых сценариев о ней, чтобы развлечь себя. Поскольку доктор Крогер была избранным психиатром для SFPD, моя последняя история заключалась в том, что она была детективом, которого выгнали из полиции за бушующую нимфоманию.
  
  
   - Добрый день, Натали, - сказал доктор Крогер, ослепительно улыбаясь, обнажая все его идеально ровные отбеленные зубы. Если бы его зубы не были такими ровными, Монк никогда бы не стал его пациентом. Монк не мог смотреть на человека с кривыми зубами пять минут, а тем более годы подряд. "Как ваш день сегодня?"
  
  
   - Обычное, - сказал я.
  
  
   "Под этим она имеет в виду настоящий ад", - сказал Монк.
  
  
   Он был прав.
  
  
   - Ты говоришь за нее или за себя? - спросил доктор Крогер.
  
  
   "Я говорю за все человечество, - сказал Монк.
  
  
   - Это довольно тяжелое бремя, которое ты взвалил на себя, Адриан. Возможно, вы нашли бы свой день немного менее адским, если бы больше концентрировались на своих потребностях, а не на нуждах человечества".
  
  
   У доктора Крогера была очень расслабляющая манера говорить, независимо от того, что он говорил. Его голос нежно гладил и утешал тебя. Это было все равно, что слушать прилив, если прилив стоил пару сотен долларов в час.
  
  
   - Тебе легко говорить, - сказал Монк. "Вы не представляете, с чем мне пришлось столкнуться сегодня".
  
  
   "Мне не терпится услышать все об этом", - сказал доктор Крогер, приглашая Монка в свой кабинет и отпуская меня дружеским кивком. Я был свободен, чтобы насладиться часом безмонашеского блаженства.
  
  
   В холодный или дождливый день я мог бы посидеть в зале ожидания и посмотреть Cosmopolitan и Vanity Fair. Вместо этого я пошел вверх по улице к Альта-Плаза, с травянистых холмов и каменных ступеней которой открывается один из лучших видов на город.
  
  
   С северной оконечности парка я мог ясно видеть через залив округ Марин, а с южной стороны я мог смотреть на горизонт Сан-Франциско. Вид внутри парка тоже был неплох. Обычно на теннисных кортах можно было увидеть загорелых, мускулистых парней. Иногда они были даже без рубашки. Сегодня был один из тех дней.
  
  
   Я купил эскимосский пирог у торговца тележками, нашел скамейку с видом на залив и деревья и успокоился. Были и худшие способы убить час.
  
  
   Мой разум блуждал. Я подумал о том, как Ник отрезал себе ногу, чтобы освободиться от камней, а затем ему пришлось съесть свою конечность, чтобы остаться в живых. Я почти уверен, что если бы я был на его месте, я бы умер, прижавшись ногой к камням. Мне трудно просто удалить занозу из пальца.
  
  
   Я подумал, что Ник, вероятно, пишет книгу о своем опыте, и, вероятно, в ней также есть фильм, так что у него все будет хорошо в финансовом отношении. Но каково было носить это воспоминание с собой? Чтобы ему напоминали об этом каждый раз, когда он смотрел на себя в зеркало или просто пытался пройтись по комнате? Как он справлялся с бестактными замечаниями таких людей, как Монк?
  
  
   Я смотрел, как мужчины играют в теннис, и думал о том, как Ник карабкается в горы в одиночку. Он, должно быть, был очень сильным, физически активным мужчиной. Итак, каково теперь быть инвалидом? Как он справлялся с тем фактом, что никогда больше не будет тем человеком?
  
  
   Все эти оставшиеся без ответа вопросы сделали Ника очаровательным для меня. И очень привлекательный.
  
  
   Я был почти уверен, что Монк не спрашивал себя, что думает и чувствует Ник. Это потребует терпимости, сочувствия и понимания.
  
  
   Монк посмотрел на Ника и увидел несовершенство, беспорядок и ужас. Я посмотрел на Ника и увидел тайну, характер и эмоциональную сложность.
  
  
   Очень скоро мы будем вместе пить кофе, желательно без Монка.
  
  
   Я полагал, что Монк с этим справится.
  
  
   Я доел мороженое и направился вниз по холму к зданию доктора Крогера. Я вошел в приемную как раз в тот момент, когда доктор Крогер и Монк выходили из кабинета.
  
  
   - Вы сегодня очень помогли, доктор, - сказал Монк.
  
  
   - Рад это слышать, Адриан, - сказал доктор Крогер. - Я думаю, ты сейчас в очень хорошем месте.
  
  
   - Я переезжаю, - сказал Монк.
  
  
   "Я имел в виду эмоционально и психологически. Я не говорил о твоей квартире. Ты добился большого прогресса, Адриан. Я не думаю, что бегство - лучший способ справиться со своими страхами".
  
  
   "Конечно, когда тебя преследует одноногий каннибал", - сказал Монк. - Мы можем поговорить об этом на следующей неделе, если он меня еще не съел.
  
  
   - Боюсь, что нет, - сказал доктор Крогер.
  
  
   - Думаешь, я не смогу обогнать его? - сказал Монк. - Он на костылях.
  
  
   - Я имел в виду, что на следующей неделе меня здесь не будет, - сказал доктор Крогер. "Завтра я уезжаю в Лор, маленькую деревушку в Германии, на международную психиатрическую конференцию".
  
  
   Монк потрясенно посмотрел на него. - Ты уходишь от меня?
  
  
   - Я вернусь через неделю.
  
  
   "Как ты мог так поступить со мной?" - сказал Монк.
  
  
   У меня возник соблазн задать тот же вопрос. Без поддержки доктора Крогера у Монка случился бы полный психический срыв, и мне пришлось бы справляться с этим самостоятельно.
  
  
   - Дело не в тебе, Адриан, - сказал доктор Крогер. "У меня есть собственная жизнь, помимо сеансов с тобой".
  
  
   - Я думаю, вы ошибаетесь, - сказал Монк. - И если ты действительно подумаешь об этом, я уверен, что ты согласишься.
  
  
   "Я не брал выходных уже много лет, - сказал доктор Крогер. "Эта поездка обогатит мое понимание человеческого поведения и даст мне возможность расслабиться. Это будет хорошо для меня и для вас. В каком-то смысле это идеальное время".
  
  
   - Как ты можешь такое говорить? - воскликнул Монк. - Ты ничего не слышал из того, что я тебе сегодня сказал? Я в кризисе. Мне нужна помощь сейчас больше, чем когда-либо".
  
  
   - И вы его получите, - сказал доктор Крогер. - Я договорился с доктором Джона Соренсоном о встрече с вами, пока меня не будет.
  
  
   Монах задохнулся. - Однорукий парень?
  
  
   "Он исключительный психиатр и замечательный человек".
  
  
   Монк видел доктора Соренсона на одном сеансе в прошлом году, когда доктор Крогер ненадолго заигрывал с выходом на пенсию. Сеанс длился не более пяти минут.
  
  
   - Но у него большая проблема, - сказал Монк.
  
  
   - Не то, чтобы я мог видеть, - сказал доктор Крогер.
  
  
   - У него только одна рука! Монах закричал.
  
  
   "Я не вижу в этом проблемы, - сказал доктор Крогер.
  
  
   "Ты слепой?"
  
  
   "На самом деле, я считаю его инвалидность преимуществом вашего лечения. Поделившись с ним своими чувствами и обнаружив, какой он чувствительный и знающий человек, вы почувствуете меньшую угрозу со стороны людей, которые физически отличаются от вас".
  
  
   Теоретически это была отличная идея. На практике это никогда не срабатывало. Я знал это с абсолютной уверенностью, и у меня не было никакой психиатрической подготовки, за исключением того, что я узнал, слушая доктора Лору по радио. Так почему же доктор Крогер этого не понял? С другой стороны, может быть, он и знал, и ему было все равно. Все, что он хотел, это отпуск от Монка.
  
  
   Я мог бы посочувствовать. Я почти уехал на неделю без Монка на Гавайи, но он появился в самолете без приглашения. Он был вооружен свежим рецептом от доктора Крогера на диоксин, изменяющий настроение препарат, который избавил его от фобий и позволил летать без страха. Я всегда подозревал, что доктор Крогер подговорил Монка, чтобы его не беспокоили днем и ночью, пока меня не было.
  
  
   "Доктор. Соренсон неуравновешен", - сказал Монк. "Как вы можете оставлять своих пациентов на попечение неуравновешенного человека? Это явный случай злоупотребления служебным положением".
  
  
   - Завтра я уезжаю в Германию, Адриан, и ничто из того, что ты скажешь или сделаешь, этого не изменит. Доктор Крогер вошел в свой кабинет и закрыл дверь перед лицом Монка.
  
  
   Монк не двигался. Он только грустно смотрел на дверь.
  
  
   - Нам пора идти, - сказал я.
  
  
   - Я остаюсь здесь, - сказал Монк.
  
  
   - Что хорошего в этом?
  
  
   "Если он подумает об этом на мгновение, я уверен, что он опомнится и отменит поездку".
  
  
   "Мне он показался довольно непреклонным".
  
  
   "Я чувствовал, что дозвонился до него в конце", - сказал Монк. "Когда он закрывал передо мной дверь, я видел, что он борется с большими сомнениями".
  
  
   - Сомнений не было, - сказал я.
  
  
   - Посмотрим, когда он выйдет, - сказал Монк.
  
  
   - Он не выйдет, - сказал я.
  
  
   - Отлично, - сказал Монк. - Я буду стоять здесь до следующей встречи. Если вы хотите увидеть настоящую выносливость и истинную силу человеческого духа, просто посмотрите на меня".
  
  
   Монк упер руки в бока, поставил ноги на место и пристально посмотрел на дверь. Я предполагаю, что эта позиция должна была означать, что он был в этом надолго. Я уверен, что дверь была очень напугана.
  
  
   - Я никуда не пойду, - завопил Монк. - И ты тоже.
  
  
   Ответа не последовало. Монк переместил свой вес.
  
  
   - Ты поблагодаришь меня позже, - крикнул Монк.
  
  
   Ответа не последовало.
  
  
   - Или вы могли бы поблагодарить меня сейчас, - крикнул Монк. "В любом случае меня устраивает".
  
  
   - Разве задняя часть его кабинета не выходит в атриум? Я попросил.
  
  
   Монк кивнул.
  
  
   - А разве в этом атриуме нет двери, ведущей в гараж для арендаторов?
  
  
   Монк перевел взгляд на меня. - Ты же не думаешь, что он сделал бы это, не так ли?
  
  
   "Я думаю, что он уже это сделал", - сказал я.
  
  
   Монк открыл дверь. Офис был пуст. Доктор Крогер сбежал.
  
  
   - Я обречен, - сказал Монк.
  
  
   Я тоже был.
  
  
  
  
   ГЛАВА ПЯТАЯ
  
  
   Мистер Монк разваливается
  
  
   Как только мы сели в машину, Монк попросил меня отвезти его к дому доктора Крогера. Я отказался.
  
  
   - Это было бы вторжением в его частную жизнь, - сказал я.
  
  
   - Я - семья, - сказал Монк.
  
  
   - Вы один из его пациентов, - сказал я.
  
  
   - Это одно и то же, - сказал Монк.
  
  
   - Нет, мистер Монк. Это пересечение линии. Он врач, а вы его пациент. Вы не его семья. Ему платят за то, чтобы он выслушивал вас и давал советы и рекомендации".
  
  
   - Мы уже прошли это, - сказал Монк.
  
  
   - У тебя есть, - сказал я. - Нет. Он профессионал, и я не собираюсь помогать вам его преследовать.
  
  
   Монк долго дулся, прежде чем снова заговорить. "Он не видит меня три раза в неделю, потому что ему за это платят. Он заботится обо мне".
  
  
   - Я уверен, что знает, мистер Монк. Он не был бы хорошим врачом, если бы не заботился о своих пациентах".
  
  
   "Это больше, чем это. Я разделяю с ним все свои страхи и тревоги".
  
  
   - Ты делишься ими со всеми, - сказал я. "То, что вы не проявляете в своем поведении, вы перечислили, проиндексировали и прикрепили к коже, чтобы люди могли сослаться на них".
  
  
   - Но он знает их всех наизусть. Он действительно слушает. Он здесь для меня, - сказал Монк. - Или, по крайней мере, был.
  
  
   - Он и сейчас есть, - сказал я. "Но у него есть жизнь. Это его приоритет. Ты его работа".
  
  
   - Понятно, - сказал Монк. "Единственная причина, по которой он заботится обо мне, выслушивает мои проблемы и предлагает мне эмоциональную поддержку, заключается в том, что я плачу ему. Если бы я этого не сделал, он бы ушел".
  
  
   - Боюсь, что да, - сказал я.
  
  
   - Так оно и есть, - сказал Монк.
  
  
   - Да, - сказал я.
  
  
   Я чувствовал, что мы совершили настоящий прорыв. Возможно, подумал я, мне стоит подумать о том, чтобы стать психиатром. У меня, казалось, был талант к этому.
  
  
   - Это у тебя так? - спросил Монк.
  
  
   Так много для моей ловкости. Я не ожидал этого вопроса. В машине мне вдруг стало очень тесно. Я вспотел.
  
  
   "Что ты имеешь в виду?" Я попросил.
  
  
   Я, конечно, понял, что он имел в виду. Я просто пытался выиграть немного времени, чтобы подумать о том, как я собираюсь отговорить себя от этого.
  
  
   "Ты все еще заботился бы обо мне, если бы я не платил тебе?"
  
  
   "Ты почти не платишь мне и так, так что это спорный вопрос", - сказал я с, как я надеялся, беззаботной улыбкой, которую трудно изобразить, когда на самом деле у тебя тяжелое сердце. Двухтонное сердце.
  
  
   Монк уставился на меня. Я прочистил горло.
  
  
   - Вы для меня не просто работа, мистер Монк. Я искренне забочусь о тебе. И я бы сделал это независимо от того, работал я на тебя или нет.
  
  
   "Тогда так трудно представить, что доктор Крогер может чувствовать то же самое?"
  
  
   У него был хороший момент. Я остановился и посмотрел на него. Я не хотел, чтобы то, что я собирался сказать, выглядело бредом.
  
  
   - Вы правы, мистер Монк. Мне жаль. Я не знаю, как к вам относится доктор Крогер, и с моей стороны было ошибкой предполагать, что знаю.
  
  
   Монк кивнул. "Извинения приняты."
  
  
   "Спасибо", - сказал я и оглянулся через плечо, чтобы проверить движение, прежде чем вернуться на улицу.
  
  
   - Так ты отведешь меня к нему домой?
  
  
   "Нет, я сказал.
  
  
   - Хорошо, - сказал Монк. - Я просто прикажу его арестовать.
  
  
   - По какому обвинению?
  
  
   - Отказ, - сказал Монк.
  
  
   - Это не преступление, - сказал я.
  
  
   "Это когда вы уезжаете в отпуск и оставляете своих детей дома одних без присмотра и присмотра", - сказал Монк.
  
  
   - Ты не его ребенок. Ты его пациент.
  
  
   - То же самое, - сказал Монк.
  
  
   - Ты взрослый, - сказал я.
  
  
   "Это открыто для обсуждения", - сказал Монк.
  
  
   Я не мог спорить с ним там. Монк начал издавать странный мяуканье.
  
  
   "Что делаешь?"
  
  
   - Я плачу, - сказал Монк. - Разве ты этого не видишь?
  
  
   - Никаких слез, - сказал я.
  
  
   - Я плачу без слез, - сказал Монк.
  
  
   - Ты не можешь плакать без слез, - сказал я.
  
  
   - Тогда что я делаю?
  
  
   - Понятия не имею, - сказал я.
  
  
   "Доктор. Крогер должен знать, - сказал Монк.
  
  
   Я отвел Монка в его квартиру. Он сказал мне, что слишком подавлен, чтобы работать, хотя у нас и так не было случаев, и отправил меня домой. Я смотрел, как он крадется сзади, чтобы избежать каннибалов, а потом уехал.
  
  
   На ужин я приготовила свиные отбивные и салат Цезарь. Но когда я поставил тарелки на кухонный стол, Джули театрально закатила глаза и застонала. Я не знаю, для какой публики она играла, но представление меня не развлекало.
  
  
   "Что случилось?" Я попросил.
  
  
   "На ужин у нас всегда одно и то же, - сказала она.
  
  
   - Вчера вечером у нас были спагетти.
  
  
   - С салатом, - сказала она. - А накануне у нас была курица.
  
  
   - Курица - это не свинина, - сказал я.
  
  
   - Это мясо, - сказала она. "С салатом".
  
  
   - Ты не любишь мясо и салат?
  
  
   "Это скучно, - сказала она.
  
  
   - Что ты хочешь вместо этого?
  
  
   - Не знаю, - сказала она. Это то, что она всегда говорила. Ожидалось, что я прочитаю ее мысли.
  
  
   "У вас всегда есть жалобы, но никогда нет предложений. Откуда мне знать, что ты хочешь есть? У меня нет хрустального шара".
  
  
   Едва я это сказал, как вздрогнул. Моя мама говорила мне то же самое. Неизбежно ли, что все мы в конце концов станем нашими родителями? Сказала бы Джули такое своей дочери через пятнадцать лет?
  
  
   - Мы могли бы выйти, - сказала она.
  
  
   Это все, что она когда-либо хотела сделать. Еда не была хорошей, если вы не заказывали ее из меню.
  
  
   "Мы едим дома. Это то, что подают. Если тебе это не нравится, в кладовке есть хлопья".
  
  
   Я начал есть. Было вкусно, если я сам так говорю.
  
  
   Она уставилась на меня. "Хлопья - это еда для завтрака. Вы не едите завтрак на ужин".
  
  
   - Теперь ты говоришь как мистер Монк, - сказал я.
  
  
   Джули посмотрела на меня испепеляющим взглядом, на который только способен подросток.
  
  
   "Всегда нужно раздувать все до предела. Мне не нравится кулинарное однообразие в этом доме, поэтому вы сравниваете меня с сумасшедшим. Это действительно зрело".
  
  
   "Кулинарное однообразие?" Я сказал. - Где вы берете эти вещи?
  
  
   - Я читаю, мама.
  
  
   - Не могу вспомнить, когда в последний раз видел, как ты открываешь книгу или газету.
  
  
   "Я тоже не читаю наскальные рисунки, - сказала она. "Есть такая новая штука, как Интернет - может быть, вы слышали о ней".
  
  
   - Когда ты стал таким сопливым?
  
  
   Она уговаривала себя, чтобы ее посадили под домашний арест, когда зазвонил мой телефон, пощадив ее. Я ответил.
  
  
   - Помогите, - прохрипел Монк.
  
  
   - Что такое, мистер Монк? Я взглянул на Джули, которая тыкала вилкой в еду, словно собиралась препарировать лягушку.
  
  
   - Он там, наверху, - сказал он. "Я слышу, как он прыгает на одной ноге".
  
  
   - Хорошо, - сказал я. - Вы должны чувствовать себя в безопасности, точно зная, где он.
  
  
   "Это непрекращающийся ритм неминуемой смерти", - сказал Монк. "Прыгать. Прыгать. Прыгать."
  
  
   - Я уверен, что все не так уж и плохо, - сказал я.
  
  
   "Прыгать. Прыгать. Прыгать."
  
  
   - Попробуй беруши, - сказал я. - Или ватные шарики.
  
  
   "Прыгать. Прыгать. Прыгать."
  
  
   - Положите подушку на голову, - сказал я.
  
  
   "Прыгать. Прыгать. Прыгать."
  
  
   - Я понял, мистер Монк. Я уверен, что он скоро сядет за обед.
  
  
   - Вот этого я и боюсь, - сказал Монк.
  
  
   - До свидания, мистер Монк. Я повесил трубку и посмотрел на Джули, которая ела свою еду с чересчур драматическим видом безрадостности.
  
  
   - Могло быть и хуже, - сказал я. "Ты можешь есть пальцы ног".
  
  
   Она посмотрела на меня так, как будто я схожу с ума. Я не был. Пока что. До этого оставалось еще пару часов.
  
  
   Первый звонок раздался примерно в час ночи. Я вырвался из глубокого сна и вслепую потянулся к тумбочке за телефоном. Я сбросил его со стола и чуть не упал с кровати, ища его на полу в темноте.
  
  
   Я свисала с кровати, почти касаясь головой пола, когда нашла телефон и ответила.
  
  
   "Да?" Я сказал.
  
  
   - Он перестал двигаться, - сказал Монк.
  
  
   - Разве ты не этого хотел? Я сказал. "Идти спать."
  
  
   "Как я могу спать, не зная, где он?" - сказал Монк.
  
  
   - Возьмите себя в руки, мистер Монк. Я не очень сочувствую, когда меня грубо разбудили, когда я почти перевернут, и вся кровь приливает к моей дурацкой голове.
  
  
   - Он мог бы быть прямо сейчас у моей двери, облизывать губы и точить кирку.
  
  
   - Расслабься, - сказал я. - Он никогда не ел чьей-либо плоти, кроме своей собственной.
  
  
   "Может быть, он хочет расширить свой вкус", - сказал Монк. "И сломать кулинарное однообразие".
  
  
   Кулинарное однообразие? Опять таки? Я с трудом принял сидячее положение в постели.
  
  
   - Вы с Джули разговаривали?
  
  
   - Нет, - сказал Монк. - Но ты думаешь, она стала бы со мной разговаривать? Мне не помешал бы кто-нибудь, с кем можно было бы поговорить. Надень ее.
  
  
   - Я иду спать, - сказал я. "Не перезванивай".
  
  
   Я снял трубку с телефона, уменьшил громкость и засунул его под подушку. А потом я снова заснул.
  
  
   Вот совет. Всегда не забывайте выключать свой мобильный телефон, когда заряжаете его, иначе в 4:42 вам может позвонить обсессивно-компульсивный детектив, у которого психическое расстройство.
  
  
   Я не слышал звонка, так как зарядное устройство на кухне. Но Джули это услышала. Она зашла в мою комнату и разбудила меня.
  
  
   "Что это?" Я попросил. "Ты болеешь?"
  
  
   Она протянула мне мобильный телефон. - Это мистер Монк. Он болен."
  
  
   Я взял у нее телефон и крикнул в него. - Я сказал тебе не звонить.
  
  
   - Это неотложная медицинская помощь, - хрипло сказал Монк.
  
  
   "Поэтому звоните в 911", - сказал я.
  
  
   - Я так и сделал, - сказал Монк. - Но они не пришли.
  
  
   - Что за чрезвычайная ситуация?
  
  
   - Я не могу глотать, - сказал он.
  
  
   "Почему бы и нет?"
  
  
   - Я забыл, - сказал Монк и заплакал без слез. "Я забыл, как глотать. Я умру."
  
  
   - Что тебе сказал оператор службы экстренной помощи?
  
  
   "Она сказала мне сглотнуть".
  
  
   "Хороший совет", - сказал я и вынул аккумулятор из телефона.
  
  
   Когда я прибыл в дом Монка на следующее утро, я нашел его в своей постели, полностью одетого, с банкой лизола в каждой руке, нацеленной на дверь.
  
  
   - Ты всю ночь так лежал? Я попросил.
  
  
   - Я в осаде, - сказал он.
  
  
   - Вокруг никого, - сказал я.
  
  
   - Микробы, - сказал Монк. "Они повсюду."
  
  
   - Это не совсем откровение, - сказал я. - Ты знал это всю свою жизнь.
  
  
   "Но раньше они не приходили за мной, - сказал Монк.
  
  
   - Почему вы думаете, что они сейчас придут?
  
  
   "Я чувствую это", - сказал Монк и начал распылять все вокруг себя, пока его не окружило облако тумана лизола.
  
  
   - Безопасно ли для тебя дышать этой дрянью?
  
  
   - Это дезинфицирующее средство, - сказал Монк. "Это безопаснее, чем воздух".
  
  
   Я не разделял этого убеждения и вышел из комнаты. Я использовал момент уединения, чтобы обдумать свой следующий шаг. Монк разваливался, его психиатр ехал в Европу, а я был совершенно один. Могло стать только хуже. Что я собирался делать?
  
  
   С другой стороны, Монк, похоже, вспомнил, как глотать.
  
  
   Зазвонил телефон, поэтому я ответил.
  
  
   - Доброе утро, Натали, - весело сказал капитан Стоттлмейер. - Как Монк сегодня?
  
  
   - Полная разруха, - сказал я.
  
  
   - Даже несмотря на то, что упорное расследование Рэнди привело к возвращению его потерянного носка?
  
  
   "Доктор. Крогер уехал в отпуск, - сказал я.
  
  
   - О черт, - сказал Стоттлмейер.
  
  
   - Монк тебе не звонил?
  
  
   - К счастью, нет.
  
  
   "Он звонил мне дважды прошлой ночью, прежде чем я отключил свои телефоны", - сказал я. - Почему он не позвонил тебе?
  
  
   "Он знает, что я бы застрелил его, чтобы избавить от страданий, - сказал Стоттлмейер. "И мой."
  
  
   - Это был серьезный вопрос, - сказал я.
  
  
   "Он звонил мне все время, днем и ночью, жаловался на комки пыли, выбоины и бог знает на что еще. Моя жена была в ярости. Она хотела, чтобы я получил запретительный судебный приказ против него. Так что в конце концов мне пришлось сказать Монку, что он разрушает мой брак и что, если он снова позвонит мне домой, я его уволю. Я думаю, он еще не осознал, что я разведен. Пожалуйста, не напоминай ему.
  
  
   - Вы должны дать мне что-то взамен, - сказал я.
  
  
   - Как насчет убийства? он сказал.
  
  
   - Ты собираешься убить Монка ради меня?
  
  
   "Я стою рядом с мертвым парнем и понятия не имею, кто его убил", - сказал Стоттлмейер. "Я думаю, что дело об убийстве может быть именно тем, что сейчас нужно Монку".
  
  
   Я никогда не думал, что когда-нибудь буду рад известию об убийстве человека, но мне стыдно признаться, что в этой ситуации я это сделал.
  
  
  
  
   ГЛАВА ШЕСТАЯ
  
  
   Мистер Монк теряет счет
  
  
   С тех пор, как я начал работать на Монка, многие мои утра начинались с трупа. Раньше я находил это странным и тревожным. Теперь это типично. Я не хочу сказать, что пресытился этим, но это доказывает, что со временем можно привыкнуть практически ко всему.
  
  
   Девять из десяти дел, за которые берется Монк, начинаются утром. Восходит солнце, и кто-то натыкается на труп, оставленный прошлой ночью. У меня действительно нет статистики, подтверждающей это, но мне кажется, что большинство убийств происходит ночью.
  
  
   Я понимаю, почему. Если бы я собирался совершить преступление, я бы сделал это в темноте, чтобы никто не мог увидеть, как я делаю свой отвратительный поступок. Есть что-то еще в неправильном поведении при ярком дневном свете, что делает его еще более неправильным. Когда вы поддаетесь своей темной стороне, вы инстинктивно хотите сделать это в темноте.
  
  
   Это просто кажется правильным - не то чтобы я так часто поддавался своей темной стороне. Но когда я это делал, за возможным исключением того, что я предавался чему-то декадентски жирному, это было ночью.
  
  
   Вам это может показаться бессмысленным размышлением, но я много раздумываю, глядя на мертвое тело. Это помогает отвлечь меня от таких вещей, как проломленный череп Кларк Троттер.
  
  
   Капитан Стоттлмейер, лейтенант Дишер и Монк не могут позволить себе такой роскоши. Им приходится обращать внимание на все детали преступления, каким бы кровавым или печальным оно ни было. И Монк улавливает даже больше деталей, чем кто-либо другой.
  
  
   Ну, обычно он это делает. Расследование убийства Кларк Троттер начиналось немного по-другому.
  
  
   Мы были в квартире Троттера с одной спальней на Норт-Бич, которая совсем не рядом с пляжем, но не заставляйте меня говорить об этом. Даже без участка песка арендная плата за семь сотен квадратных футов в этом районе обойдется вам вдвое больше, чем мой платеж по ипотеке.
  
  
   Квартира была обставлена в стиле, который я называю "Современный одинокий парень". Вся мебель была большая, черная и обитая кожей (мужчины любят шкуры животных). В гостиной доминировал алтарь богу электроники - массивный телевизор с плоским экраном, окруженный стопками устройств. Я мог выбрать Play/Station, Xbox, DVD-плеер, TiVo, Wii, спутниковый ресивер, кабельную приставку и усилитель. Там было еще много всего. Я просто не знал, что это все было.
  
  
   Журнальный столик был заставлен электроникой - ноутбуком, айподом, айфоном, "блэкберри", дюжиной пультов - и небольшим количеством мужских журналов "стиля жизни", таких как FHM, Stuff и Maxim, и пустыми банками из-под Red Bull. Это был беспорядок.
  
  
   Хозяин этого бардака, уже упомянутый и очень мертвый Кларк Троттер, лежал в купальном халате на боку на диване. Он был немного полноват, хотя толстым я бы его не назвал. Но было ясно, что единственное упражнение, которое он получил, было на его Wii. В его волосах была застывшая смазка, которая была разбрызгана по дивану, ковру и журнальному столику.
  
  
   Стоттлмейер, Дишер и я стояли за диваном. Группа судмедэкспертов вытирала пыль, фотографировала и складывала вещи в мешки. Команда CSI напомнила мне Умпа-Лумпа Вилли Вонки, только не такая очаровательная или музыкальная.
  
  
   Монк стоял совершенно неподвижно в дверях квартиры, его руки вцепились в стены по обе стороны от него, как будто комната кренилась под его ногами.
  
  
   Стоттлмейер взглянул на Монка, потом снова на нас. - Что травмировало его этим утром?
  
  
   - Я думаю, это пятно на твоем галстуке, - сказал Дишер.
  
  
   "Спасибо, что указали ему на это. Я надел это только один раз, и теперь он собирается заставить меня сжечь его".
  
  
   - Его явно заметили, - сказал Дишер. "Взгляни на него."
  
  
   "Я не думаю, что это мой галстук, - сказал Стоттлмейер. - У тебя в ремне всего семь дырок.
  
  
   "Я делаю?" - сказал Дишер, глядя на себя.
  
  
   "Все знают, что вам нужно шесть или восемь. Вы нарушили пространственно-временной континуум. Тебе придется проделать в нем еще одну дыру". Стоттлмейер оглянулся на Монка. - Разве это не так?
  
  
   - Я потерял счет морганию, - сказал Монк.
  
  
   - Ты считаешь моргания? - спросил Стоттлмейер.
  
  
   "Я всегда делаю это в глубине души. Так я поддерживаю свое здравомыслие".
  
  
   - Вот как ты это делаешь? - сказал Стоттлмейер. "Если бы мне пришлось подсчитывать мое ежедневное моргание, я бы сошел с ума".
  
  
   "Я не знаю, сколько раз я моргнул сегодня, - сказал Монк с истерическим оттенком в голосе. "Я сбился со счета".
  
  
   "Итак, начните сначала", - сказал Стоттлмейер.
  
  
   "Я отслеживаю свое моргание с того дня, как научилась считать".
  
  
   Бьюсь об заклад, если бы я спросил, он мог бы назвать точную дату того рокового дня.
  
  
   Монк издал этот странный плач без слез. "Моя мама следила за мной до этого".
  
  
   "Она сделала?" Я попросил.
  
  
   Это был риторический вопрос, конечно. Меня уже давно перестали шокировать поступки матери Монка, которые полностью испортили ему жизнь. Неудивительно, что однажды вечером его отец ушел за китайской едой и больше не вернулся. Или что единственный брат Монаха, Амвросий, никогда не выходит из дома.
  
  
   - Разве ты не считал для нее моргание Джули? - спросил Монк.
  
  
   - Нет, - сказал я.
  
  
   - Тогда как она узнала, как сильно ты ее любишь?
  
  
   - Я сказал ей, - сказал я. "Каждый день. Я все еще делаю. Я также дарю ей много объятий и поцелуев".
  
  
   Монк покачал головой. "Нет ничего, что могло бы заменить комфорт и уверенность в точном подсчете моргания матери".
  
  
   "Какая разница, сколько раз ты моргнул?" - спросил Дишер.
  
  
   "Это ваша основа. Это то, кто ты есть, - сказал Монк. "Теперь у меня нет центра. Кто я? Что я? Куда мне идти отсюда?"
  
  
   Стоттлмейер нетерпеливо подошел к Монку.
  
  
   "Вы - Адриан Монк, детектив, и вы входите в эту квартиру и раскрываете убийство".
  
  
   Он схватил Монка за лацканы и потащил в комнату.
  
  
   - Но мой граф... - начал Монк.
  
  
   "Считайте себя возрожденным", - сказал Стоттлмейер. "Ты на первом месте. Большинство людей, которых я знаю, убили бы, чтобы начать все сначала.
  
  
   "Может быть, именно это здесь и произошло", - сказал Дишер.
  
  
   Я посмотрел на мертвого парня на диване. "Его убили, чтобы кто-то другой мог начать свою жизнь заново?"
  
  
   Дишер пожал плечами. - Это одна из возможностей.
  
  
   Стоттлмейер повернулся к Монку. "Что вы думаете?"
  
  
   Монк стоял у дивана. Он казался потерянным. Он моргнул.
  
  
   - Два, - сказал он.
  
  
   Стоттлмейер помассировал виски. - Рэнди, расскажи Монку, что мы знаем. Может быть, это сдвинет дело с мертвой точки".
  
  
   Дишер сослался на свой блокнот. "Кларк Троттер - тридцатисемилетний юрист, недавно холост. Работает главным юрисконсультом в Мемориальной больнице Сан-Франциско. Он ушел от жены два месяца назад к другой женщине. Он переехал сюда; его жена осталась в их доме в Сан-Рафаэле с их пятилетним сыном. Она на седьмом месяце беременности.
  
  
   Я посмотрел на Троттера. Какой милый парень, бросивший беременную женщину и поручивший ей заботиться об их ребенке. Если бы он был еще жив, у меня возникло бы искушение убить его. Следование этому ходу мыслей привело меня к очевидному подозреваемому.
  
  
   Его жена, конечно.
  
  
   Но это не могло быть легко для нее. Почти невозможно найти няню, чтобы присматривать за детьми, пока вы ходите в кино, не говоря уже о том, чтобы убить своего негодяя-мужа.
  
  
   Я заметил, что Стоттлмейер смотрит на меня. - Я знаю, о чем ты думаешь. Я тоже так думаю. Он посмотрел на Монка. "А ты?"
  
  
   Монк просто стоял в каком-то оцепенении, моргал и считал.
  
  
   - Двенадцать, - сказал Монк.
  
  
   "Откуда у тебя вся эта грязь на Троттера?" Я попросил.
  
  
   - От его уборщицы, - сказал Дишер. "Они всегда все знают. Она же и нашла его тело".
  
  
   Я бы не хотела быть горничной или сторожем - и не только из-за уборки, низкой оплаты и отсутствия уважения. Кажется, они всегда первыми находят трупы, будь то дома, гостиничные номера или офисы.
  
  
   "Судебно-медицинский эксперт считает, что Троттера ударили тупым предметом, например сковородой, - сказал Стоттлмейер. - Мы исходим из формы раны на голове и рисунка брызг кулинарного жира вокруг тела. Должно быть, в сковороде еще осталось немного жира от того, что Троттер приготовил себе на ужин.
  
  
   "Убийца вычистил кухню сверху донизу, чтобы замести следы", - сказал Дишер. "Он даже положил сковороду, губку и щетку в посудомоечную машину".
  
  
   Кухня выходила в гостиную и была безупречно чистой. Прилавки блестели; все было аккуратно устроено. Даже тряпки для посуды были аккуратно сложены и развешаны. Это было больше похоже на операционную, чем на место, где готовилась еда.
  
  
   Я подтолкнул Монаха, полагая, что вид такой чистоты может его развеселить. "Смотрите, чистая кухня. Он сверкает".
  
  
   Монк посмотрел на это и просто кивнул.
  
  
   "Все улики, которые были на сковородке и чистящих принадлежностями, были смыты", - сказал Дишер. - Но у нас есть криминалистическая лаборатория, которая проверяет канализацию и трубы на всякий случай.
  
  
   Стоттлмейер покачал головой. "Мы ничего не найдем. Это работа профессионала".
  
  
   "Или страстный зритель CSI", - сказал я.
  
  
   "Я ненавижу это шоу, - сказал Стоттлмейер. "Я хотел бы ударить парня, которому пришла в голову блестящая идея сделать шоу, которое учит мошенников, как не попасться".
  
  
   "На самом деле это три шоу, - сказал Дишер. "Есть еще один в Майами и один в Нью-Йорке. Я думаю, они должны сделать один в Сан-Франциско".
  
  
   - Почему бы вам не предложить это им? - сказал Стоттлмейер.
  
  
   - У меня есть, - сказал Дишер. "Я набросал несколько идей для персонажей. Но они не торопятся возвращаться ко мне".
  
  
   "Дай угадаю. Это во многом основано на вашей жизни", - сказал Стоттлмейер.
  
  
   "Он в основном сосредоточен на моих захватывающих приключениях", - сказал Дишер.
  
  
   "Какие захватывающие приключения?"
  
  
   - Вы знаете, - сказал Дишер. "Как это."
  
  
   - Вы находите это захватывающим?
  
  
   - Может быть, - сказал Дишер. "Представьте, если бы три воина-ниндзя вылетели в окно прямо сейчас".
  
  
   Стоттлмейер повернулся к Монку. "Что вы думаете? Мы ищем ниндзя?"
  
  
   Монк пожал плечами.
  
  
   "Конечно, у вас есть кое-какие наблюдения, - сказал Стоттлмейер.
  
  
   Монк покачал головой. "Я даже не знаю, кто я. Откуда мне знать, кто убийца?"
  
  
   - Оглянись вокруг, - сказал я. "Делай свое дело."
  
  
   - Да, - сказал он.
  
  
   - Ты этого не делал, - сказал я и продолжил подражать его дзен-детективным штучкам.
  
  
   Я ходил по комнате, как цыпленок, режиссирующий фильм. Я мотала головой из стороны в сторону и держала руки перед собой, как будто готовила кадр.
  
  
   - Это не совсем так, - сказал Дишер. Он ходил по квартире, раскачиваясь и щурясь. "Вот что он делает".
  
  
   Мы оба повернулись лицом к Монку.
  
  
   - Я этого не делаю, - сказал он.
  
  
   - Так покажи нам, что ты делаешь, - сказал я.
  
  
   - Вот оно, - сказал Монк.
  
  
   "Вы ничего не делаете, - сказал Стоттлмейер. - Ты ничего не заметил с тех пор, как попал сюда?
  
  
   - Я моргнул тридцать восемь раз с тех пор, как вошел в комнату, - сказал Монк.
  
  
   - Об убийстве, - сказал Стоттлмейер.
  
  
   Монк взглянул на тело, потом на квартиру. "Как что?"
  
  
   "Чтобы попасть в здание, вам нужно иметь ключ или вас прожужжали. Как будто нет никаких признаков борьбы", - сказал Стоттлмейер. - Как будто убийцей должен был быть кто-то, кого Троттер знал, или ожидал, или не считал угрозой, например, доставщик пиццы.
  
  
   "Похоже, вы это прикрыли", - сказал Монк.
  
  
   - У меня ничего нет, Монк. Я надеялся, что вы могли бы дать мне что-то еще, чтобы продолжить. Вы раскрыли десятки более сложных и причудливых убийств, чем это, за меньшее время, чем вам потребовалось сорок раз моргнуть.
  
  
   - Сорок два, - сказал Монк.
  
  
   Стоттлмейер вздохнул. "Все идет хорошо".
  
  
   - Могу я сейчас пойти домой? - спросил его Монк.
  
  
   "Нет, вы не можете", - сказал Стоттлмейер. - Вы пойдете со мной, чтобы допросить нашего вероятного подозреваемого.
  
  
   "Если у вас уже есть подозреваемый, - спросил он, - зачем я вам нужен?"
  
  
   "Мне нужно, чтобы ты был собой", - сказал Стоттлмейер.
  
  
   "Я." Монах застонал. "Боже, помоги мне."
  
  
  
  
   ГЛАВА СЕДЬМАЯ
  
  
   Мистер Монк и вероятный подозреваемый
  
  
   Мы нашли Эмили Троттер, бывшую жену Кларка, обедающую в доме своей матери Бетти в Саусалито, застенчивой и преднамеренно живописной деревне через залив от Сан-Франциско.
  
  
   Дом был современным домом в викторианском стиле, неудобно зажатым между двумя идентичными комплексами кондоминиумов с деревянным сайдингом и палубами в стиле коттеджа. Ухоженная лужайка перед домом была такой интенсивной зелени, а цветы цвели так великолепно, что мне приходилось прикасаться к растениям, чтобы убедиться, что они настоящие.
  
  
   Эмили была глубоко беременна, ее вздутый живот выглядел так, будто вот-вот лопнет, и, может быть, поэтому диваны в безупречном доме ее матери были покрыты толстыми пластиковыми чехлами. У вдовы были темные круги под налитыми кровью глазами, а волосы напоминали сухой перекати-поле.
  
  
   Я вспомнил, когда я выглядел так.
  
  
   Возможно, она была наиболее вероятным подозреваемым, но мне было трудно представить, как она встает с дивана, не говоря уже о том, чтобы таскаться по городу, колошматить мужа сковородой, а потом мыть посуду.
  
  
   Мы с Монком сели на такой же диван напротив Эмили. Он оценивающе провел рукой по пластику, словно это была тонкая замша. Стоттлмейер и Дишер стояли, а Бетти ходила туда-сюда из кухни, подавая нам печенье и чай.
  
  
   Все в Бетти казалось накрахмаленным, от прически в виде пчелиного улья на голове до фартука на талии. Монк смотрел, как она выносит поднос из своей стерильной кухни с чем-то вроде благоговения.
  
  
   - Вы думаете, что я убил его? - спросила Эмили Стоттлмейера с преувеличенным недоверием.
  
  
   "Он ушел от вас к другой женщине, и вы являетесь бенефициаром его полиса страхования жизни". Стоттлмейер пожал плечами. "Мы были бы дураками, если бы не рассмотрели такую возможность".
  
  
   "И моя дочь должна быть дурой, чтобы сделать это", - сказала Бетти. "Я не вырастил дурака, кроме случаев, когда дело доходит до любви".
  
  
   - Спасибо, мама, - сказала Эмили. - Это именно то, что мне нужно прямо сейчас, еще один, я же тебе говорил.
  
  
   Бетти поставила перед нами тарелку с прямоугольным печеньем и вручила каждому по аккуратно сложенной тканевой салфетке с такими острыми краями, что могла проступить кровь. Монк почти благоговейно взял салфетку и осторожно положил ее себе на колени, не разворачивая.
  
  
   Я почувствовал озноб, который не имел ничего общего с температурой в комнате. Было что-то в Бетти и в этом месте, что вызывало у меня раздражение.
  
  
   "Я не говорила: "Я же говорила тебе", - сказала Бетти. - Но, к сведению, я был против того, чтобы вы поженились.
  
  
   "Здесь нет записи", - сказала Эмили.
  
  
   Дишер поднял карандаш и блокнот. - Технически есть.
  
  
   - Вы правы, у меня было много причин убить своего мужа, - сказала Эмили. "Но как бы я не ненавидел его за то, что он сделал со мной, с нашей семьей, он все же был отцом моей дочери. Я не мог сделать это с ней. Я не знаю, как я сообщу ей эту новость. Это разобьет ей сердце".
  
  
   "Лучше, чтобы ее сердце разбилось один раз, чем несколько раз", - сказала Бетти. "Он разочаровывал бы ее на протяжении всей ее жизни".
  
  
   "Дарла была его принцессой, - сказала Эмили. - Он никогда бы не причинил ей вреда.
  
  
   - Думаешь, бросить беременную мать и переспать с чужой женой ей не больно? - сказала Бетти.
  
  
   "Ваше печенье очень квадратное", - прокомментировал Монк.
  
  
   "Совершенно квадратный", - сказала Бетти. - А ты не собираешься?
  
  
   "Мне просто нравится смотреть на них, - сказал Монк.
  
  
   Я снова вздрогнул.
  
  
   - Его любовница тоже была замужем? - спросил Стоттлмейер.
  
  
   "Клэр и ее муж Эдди были нашими лучшими друзьями, - сказала Эмили. "Раньше мы вместе играли в бридж каждую среду. "
  
  
   - Я не знаю, что она нашла в Кларке, - сказала Бетти.
  
  
   - Да, - сказала Эмили, и слеза скатилась по ее щеке. "Он был плюшевым мишкой. Не было места безопаснее, чем в его объятиях".
  
  
   После всего, что он сделал с ней, в ее сердце все еще оставалась любовь к нему. А может это просто гормоны. Когда я была беременна, мои перепады настроения вызывали у мужа хлыстовую травму.
  
  
   - О, пощади меня. Бетти быстро протянула Эмили салфетку из коробки на журнальном столике, а другой вытерла случайную слезу, упавшую на пластиковый чехол.
  
  
   Она сложила салфетку и сунула ее в карман фартука. "Он был ребенком, который так и не вырос".
  
  
   Я видел, как Монк смотрел на Бетти. Он казался умиротворенным впервые со вчерашнего дня. Я снова почувствовал озноб и не мог понять, почему.
  
  
   "У тебя красивый дом, - сказал Монк Бетти.
  
  
   - Спасибо, - сказала Бетти.
  
  
   - Это так утешительно, - сказал Монк.
  
  
   Утешение?
  
  
   "Где ты был прошлой ночью?" - спросил Дишер у Эмили.
  
  
   - Я на седьмом месяце беременности, и у меня пятилетняя дочь, лейтенант. Как ты думаешь, где я был? она сказала. "Я был дома."
  
  
   - Кто-нибудь может это подтвердить?
  
  
   - Моя дочь, я полагаю.
  
  
   - Во сколько она легла спать? - спросил Дишер.
  
  
   - Думаешь, я выскользнул после того, как она уснула?
  
  
   "Это может случиться", - сказал Дишер.
  
  
   "Посмотри на меня. Я едва могу ходить, - сказала Эмили. - И я не оставила бы свою дочь одну, даже для того, чтобы пойти убить своего мужа. Как ты думаешь, какая я мать?
  
  
   Это было убедительным алиби, насколько я могла судить, но я думаю, это помогает быть матерью, чтобы понять это.
  
  
   "Я восхищаюсь тем, как сложены твои салфетки", - сказал Монк Бетти. - Ты их гладил?
  
  
   - Конечно, - сказала Бетти. - Разве не все?
  
  
   - В идеальном мире, - сказал Монк. "Если бы мы только могли жить в одном".
  
  
   - Да, - сказала она и указала на дом вокруг себя.
  
  
   Я снова вздрогнул, и тут меня осенило. Если бы миссис Монк была жива сегодня, она, вероятно, была бы похожа на Бетти. И ее дом будет выглядеть точно так же, как этот, покрытый пластиком и такой же уютный, как морг.
  
  
   "Вы могли бы нанять кого-нибудь, чтобы убить его для вас", - сказал Стоттлмейер.
  
  
   - Для этого потребуются деньги, - сказала Эмили. "А Кларк держит меня в очень ограниченном бюджете".
  
  
   "Больше нет", - сказал Стоттлмейер.
  
  
   "Где моя дочь найдет убийцу? В Желтых страницах? Бетти покачала головой. - Вам должно быть стыдно за то, что вы вообще задаете ей эти вопросы.
  
  
   - Я, - сказал Монк. "Глубоко."
  
  
   - Ты еще ничего не спрашивал, - многозначительно сказал я.
  
  
   - Человек, с которым вам следует поговорить, - Эдди Трикотт, - сказала Эмили. "Муж Клэр. Он был в ярости из-за этого романа, и он богат. Кто знает, что он мог сделать".
  
  
   - Вам не приходило в голову, что убийство может не иметь ничего общего с моей дочерью или грязной интрижкой Кларк? - спросила Бетти.
  
  
   - Нет, - сказал Стоттлмейер.
  
  
   "Кларк была главным юрисконсультом Мемориала Сан-Франциско, - сказала она. "Он нажил много врагов за годы, выигрывая иски о злоупотреблении служебным положением, поданные против больницы пациентами. Может, кому-то из них надоело, и он решил отомстить. Это постоянно происходит в Boston Legal ".
  
  
   "Если вы видели это по телевизору, значит, это возможно", - сказал Стоттлмейер. "Мы должны изучить это".
  
  
   - У вас есть еще вопросы? - сказала Эмили, с трудом вставая на ноги. Дишер галантно протянул ей руку. "Я должен забрать свою дочь из детского сада и сказать ей, что ее отец мертв".
  
  
   "Думаю, на данный момент мы закончили", - сказал Стоттлмейер. "Спасибо за ваше время, миссис Троттер. Мы сожалеем о вашей утрате".
  
  
   - Это потеря моей дочери, - сказала Эмили. - Я уже потерял его.
  
  
   Я встал и пошел за Стоттлмейером и Дишером к двери. Но Монк не двигался. Я оглянулась на него, сидящего на диване со сложенной салфеткой на коленях.
  
  
   - Пора идти, мистер Монк.
  
  
   - Ты иди, - сказал он. "Я остаюсь."
  
  
   - Мы закончили задавать вопросы, - сказал я. "Мы уходим."
  
  
   - Я нет, - сказал он.
  
  
   - Ты должен, - сказал я.
  
  
   - Я бы не хотел, - сказал Монк.
  
  
   Эмили посмотрела на Стоттлмейера. - Он сумасшедший?
  
  
   "Возможно, он расследует убийство", - сказал Стоттлмейер. - Это все, Монах? Ты что-то задумал?
  
  
   "Ее печенье квадратное", - сказал Монк. "Ее салфетки сложены и выглажены. Пыли нигде нет. Вся мебель покрыта пластиком. Это рай".
  
  
   Мое представление о рае не включает в себя пластиковые чехлы, но, возможно, у меня не очень развито воображение.
  
  
   - Спасибо, - сказала Бетти. "Таким должен быть каждый дом".
  
  
   - Я не могу идти, - сказал Монк.
  
  
   - Вы не можете остаться, мистер Монк, - сказал я.
  
  
   "Почему бы и нет?"
  
  
   - Потому что ты здесь не живешь, - сказал я.
  
  
   "Я бы хотел." Монк умоляюще посмотрел на Бетти. "Могу я?"
  
  
   - Ты хочешь жить со мной? - недоверчиво сказала Бетти.
  
  
   "Я принимаю." Монк откинулся на спинку дивана, устраиваясь поудобнее. Его тело скрипело по жесткому пластику.
  
  
   - Это не было приглашением, - сказал я.
  
  
   "Конечно, был", - сказал мне Монк, прежде чем снова повернуться к Бетти. - У вас поблизости не живут каннибалы, не так ли?
  
  
   - Каннибалы? - сказала Эмили. - Он сумасшедший?
  
  
   Стоттлмейер подошел к Монку, схватил его за руки и сдернул с дивана.
  
  
   - Вы должны извинить меня, друг мой, - сказал Стоттлмейер. - У него какие-то личные проблемы.
  
  
   Стоттлмейер вывел Монка за дверь. Дишер последовал за мной, а я был прямо за ними, когда заговорила Бетти.
  
  
   - Подожди, - сказала она.
  
  
   Бетти взяла с тарелки четыре печенья, положила их на салфетку и протянула мне. "Возьми это с собой. Может быть, они помогут твоему другу почувствовать себя лучше".
  
  
   - Спасибо, - сказал я и вышел.
  
  
   Стоттлмейер, Монк и Дишер ждали меня перед машиной.
  
  
   "Это было жалко", - сказал Стоттлмейер Монку, который заплакал без слез, что, казалось, только еще больше разозлило капитана. - Вы не можете продолжать этот путь.
  
  
   - Я знаю, - заскулил Монк. "Позвольте мне вернуться".
  
  
   "Сделаешь шаг к этому дому, и я тебя застрелю", - сказал Стоттлмейер.
  
  
   "Я мог бы быть так счастлив там", - сказал Монк.
  
  
   - Вы уволены, - сказал Стоттлмейер.
  
  
   "Какая?" - сказал Монк.
  
  
   "Ты слышал меня. Ты унижаешь себя и отдел. Ты беспорядок.
  
  
   "Да."
  
  
   "Ты ненавидишь беспорядок. Так что убери это, - сказал ему Стоттлмейер. - Это то, что ты делаешь лучше всего, не так ли?
  
  
   Я должен был восхищаться логикой подхода Стоттлмейера. Я почти уверен, что никто не понимал Монка и не обращался с ним лучше, чем капитан. У него просто не хватило терпения на это.
  
  
   - Мне нужна помощь, - сказал Монк.
  
  
   "Тогда берите", - сказал Стоттлмейер. "Делайте все, что нужно, но делайте это сейчас, пока не стало слишком поздно".
  
  
   - А как насчет этого дела? - сказал Монк.
  
  
   "Нам придется ковыряться без вас", - сказал Стоттлмейер. - Ты все равно сегодня не сильно помог, не так ли?
  
  
   Капитан и Дишер сели в машину и уехали. Я посмотрел на Монка.
  
  
   - Он прав, - сказал Монк, глядя, как они уходят.
  
  
   "Итак, что ты собираешься делать?"
  
  
   - Единственное, что я могу сделать, - сказал Монк и повел плечами. - Собирай чемоданы, Натали.
  
  
   "Куда мы идем?"
  
  
   "У меня завтра назначена встреча с доктором Крогером на четыре часа дня, - сказал он, - и я приду на нее".
  
  
  
  
   ГЛАВА ВОСЬМАЯ
  
  
   Мистер Монк улетает
  
  
   Человек получше, чем я, не позволил бы Монку гоняться за психоаналитиком всю дорогу до Германии. То, что предлагал Монк, было крайним и тревожным случаем сталкинга. Разумнее всего было бы остановить его ради его же блага.
  
  
   Может быть.
  
  
   А может и нет.
  
  
   Был и другой взгляд на ситуацию. Монк начал разваливаться, как только доктор Крогер объявил о его поездке, и с каждым часом становилось все хуже. Я был убежден, что единственное, что может остановить его неизбежное сползание в полное безумие, а вместе с ним и мое, - это мудрость, сочувствие и руководство доктора Крогера.
  
  
   И все же именно отсутствие доктора Крогера было причиной всех страданий Монка.
  
  
   Таким образом, поездка в Германию оказалась для Монка единственным логичным решением.
  
  
   Я знаю, что был прав, потому что, как только Монк решил поехать в Германию, он стал более сосредоточенным и впервые за сутки почти расслабленным.
  
  
   Однако я не обманывал себя насчет препятствий, стоящих перед нами.
  
  
   Это был двенадцатичасовой перелет в Германию, что было бы нелегким делом для человека, который боялся летать и всего чуждого ему, в том числе киви, французских фильмов, полиэстера, "Битлз", зебр, и все, что помечено как "Сделано в Китае".
  
  
   Тем не менее, Монк был готов немедленно отправиться в Германию, несмотря на свои яростные страхи и фобии, и я тоже, что должно сказать вам, как мы оба отчаянно пытались разрешить его бедственное положение. Я также воспринял его решимость как знак того, что мы поступаем правильно.
  
  
   На мой взгляд, Монк был настолько полон решимости восстановить свое психическое здоровье, что преодолел один из своих самых больших страхов, чтобы получить необходимую ему помощь.
  
  
   Это должен был быть значительный прогресс в его терапии, верно?
  
  
   Ладно, может быть, я обманывал себя, но кто мог винить меня?
  
  
   Доктор Крогер, может быть. Но кроме него никого.
  
  
   У меня также была пара очень веских причин не останавливать Монка. Окупаемость, например. Я был убежден, что доктор Крогер подстрекал Монка вторгнуться в мои каникулы на Гавайях, поэтому я решил, что поворот - это честная игра. Я хотел увидеть выражение лица доктора Крогера, когда Монк появится в Лоре.
  
  
   Вам это кажется мелочью?
  
  
   Я тоже, но я никогда не считал себя святым, что приводит меня к моей поистине эгоистичной причине, по которой я не отговаривал Монка от погони за доктором Крогером в Германию.
  
  
   Я заслужил эту поездку.
  
  
   Преимуществ у этой работы немного. На самом деле их нет. Но теперь Монк был готов оплатить мне поездку в Германию, и, хотя для меня это вряд ли будет отдыхом, по крайней мере это будет захватывающая смена обстановки.
  
  
   Я воспользовался плохой ситуацией?
  
  
   Возможно, но я был уверен, что, как только мы доберемся туда, я сильно пострадаю за это и пожалею, что отправился в путешествие.
  
  
   Это остановило меня? Неа.
  
  
   Я быстро забронировал билеты, договорился, чтобы Джули осталась с друзьями, купил несколько путеводителей по Германии и собрал чемоданы.
  
  
   Спонтанный план заключался в том, чтобы мы с Монком сели на ближайший и самый дешевый рейс эконом-класса из Сан-Франциско во Франкфурт. По прибытии мы брали машину напрокат и ехали в Лор, который, согласно путеводителям, находился примерно в часе езды от аэропорта, на реке Майн.
  
  
   Мы не знали, где остановился доктор Крогер, но насколько я мог судить, Лор был маленьким городком на краю Шпессартского леса. Я полагал, что не потребуется особых навыков детектива, чтобы найти конференцию, на которую он ходил. Мы беспокоились о том, где мы остановимся, как только доберемся туда.
  
  
   Обычно такое отсутствие тщательного планирования представляло бы для Монка невыносимый уровень неопределенности. Но это была необычная ситуация, и он был готов принять неприемлемое. Я увидел в этом еще один обнадеживающий признак личностного роста Монка, который чудесным образом и по иронии судьбы произошел в разгар одного из его худших психологических и эмоциональных кризисов.
  
  
   Я надеялся, что доктор Крогер будет смотреть на это так же.
  
  
   При нормальных обстоятельствах сама перспектива собраться в дорогу была бы непреодолимым препятствием для Монка. Он хотел бы взять с собой еды, воды, столовых приборов, посуды и постельного белья на шесть месяцев в дополнение к своей одежде и туалетным принадлежностям. Потребовалась бы неделя тщательного планирования, еще неделя на упаковку, а затем ему понадобился бы грузовой корабль, чтобы переправить все в Германию.
  
  
   Так что единственный способ, которым Монк мог хотя бы подумать об этом путешествии, не говоря уже о том, чтобы на самом деле отправиться в него, заключался в том, что он был накачан наркотиками до самых глаз. Он знал это, и я знал это.
  
  
   Как только я высадил его у него дома, он принял диоксин, замечательный экспериментальный препарат, который облегчил его обсессивно-компульсивное расстройство и покорил его фобии. Он смог упаковать все, что ему было нужно, в один чемодан и был готов к работе, когда я забрал его через час.
  
  
   Но этот Монах был другим человеком, чем человек, которого я подбросил. Он сидел на своем чемодане и ел картофельные чипсы из большого пакета. Его рубашка была расстегнута у воротника и не заправлена.
  
  
   Я подъехал к бордюру перед ним. Он бросил свой чемодан на заднее сиденье машины и запрыгнул на пассажирское сиденье рядом со мной.
  
  
   - Готов к полету, детка? - сказал он с широкой улыбкой. Очевидно, наркотики подействовали.
  
  
   - Я бы хотел, чтобы вы не называли меня "малыш", мистер Монк.
  
  
   "Вы можете называть меня "детка", если хотите", - сказал он.
  
  
   - Я не знаю, - сказал я.
  
  
   - Как насчет "мальчишки"?
  
  
   - Как насчет "мистера? Монах'?"
  
  
   Он покачал головой. "Почему так официально? Я не твой учитель геометрии. Это я, Монкстер.
  
  
   - Монкстер?
  
  
   - Он же Весёлый, - сказал он.
  
  
   - С каких это пор у тебя есть "ака"?
  
  
   "Тебе действительно нужно расслабиться. Если бы ты был немного жестче, ты был бы скульптурой. Хочешь чип?
  
  
   Он предложил мне сумку. Я уставился на него в изумлении.
  
  
   Монк на самом деле хотел, чтобы я засунул свою грязную руку в пакет, из которого он ел, и взял чипс.
  
  
   - Сметана и лук, - сказал он. "Они вкусные. Как будто они предварительно погружены".
  
  
   - Нет, спасибо, - сказал я.
  
  
   Он пожал плечами, вытер жирную руку о штаны и поставил сумку между нами.
  
  
   - Вот здесь, если передумаешь, - сказал он и начал насвистывать.
  
  
   Единственное, что было ужаснее, чем провести двенадцать часов в заточении в самолете с Монком, так это провести их с Монкстером.
  
  
   Вот почему я принесла снотворное. Я намеревался провести как можно большую часть полета без сознания, в блаженном неведении о том, что делает Монк.
  
  
   Это был грустный комментарий о нас двоих, что единственный способ, которым мы могли бы путешествовать вместе, - это быть полностью накаченными наркотиками, но могло быть и хуже.
  
  
   Монк мог быть самим собой.
  
  
   Без наркотиков он почти наверняка потерял бы рассудок в самолете, а с учетом усиленной безопасности авиакомпаний в наши дни он был бы либо застрелен маршалом авиации, либо заключен в тюрьму за то, что своим хулиганским поведением подвергает опасности пассажиров.
  
  
   Таким образом, полагаться на фармацевтические препараты было явно лучшим способом для нас, для других пассажиров и для человечества.
  
  
   Мы прошли контрольно-пропускной пункт в аэропорту и без происшествий сели в самолет. Нашей авиакомпанией была Air Brahmaputra, самый дешевый рейс во Франкфурт, который я смог найти.
  
  
   Монк - скряга, под наркотиками он или нет.
  
  
   Мы летели на старом самолете Air Canada. Единственная причина, по которой я это знал, заключалась в том, что "Эйр Брахмапутра" даже не удосужилась восстановить сиденья или потертые ковры, украшенные названием предыдущей авиакомпании и логотипом в виде кленового листа.
  
  
   Стюардессы были одеты в красочные сари с голым животом и говорили с сильным индийским акцентом. На аудиосистеме играла индийская музыка. Я понимал, что полет будет похож на двенадцать часов ожидания в службе поддержки клиентов Dell. Теперь я был вдвойне рад, что взял снотворное.
  
  
   Наши два места находились в нечетном ряду в середине самолета. Монк даже не заметил числового несоответствия, а если и заметил, то ему было все равно.
  
  
   Я занял место у окна, чтобы я мог опереться о переборку, когда потеряю сознание.
  
  
   Монк занял место у прохода, чтобы встать и побродить по самолету, как он делал это по пути на Гавайи.
  
  
   Сиденья были узкие и жесткие, места для ног совсем не было. Если бы пассажир впереди меня откинул сиденье, мы бы спали вместе. Я сел, чтобы взглянуть на него. Он не был плохим. Если мне везло, он тоже был обаятельным, холостым и любил детей.
  
  
   Я не спал, пока не началась подача напитков. У Монка была кока-кола, и он уговорил стюардессу дать ему дюжину пакетов с арахисом.
  
  
   Я запил таблетку стаканом воды и через несколько минут уснул.
  
  
   Когда я проснулся восемь часов спустя, сиденье рядом со мной было пустым, мой мочевой пузырь готов был лопнуть, и все пели "Danke Schoen" Уэйна Ньютона.
  
  
   Я вылез из своего кресла и увидел Монка. Он был одет в ледерхозен - баварские кожаные шорты с широкими подтяжками - и вел по проходу вереницу поющих пассажиров. Он выглядел нелепо.
  
  
   Мой мочевой пузырь не стал ждать, пока они пройдут, поэтому я выскочила перед ним и поспешила по проходу в туалет. Пока я был внутри, я задумался о том, как Монах получил кожаные штаны и где он в них переоделся. Он был бы в шоке, если бы он все еще был в этой одежде, когда действие наркотиков закончилось.
  
  
   Когда я вышел из ванной, Монк шел по противоположному проходу к задней части самолета. Он помахал мне. Я помахал в ответ.
  
  
   Я был почти уверен, что то, что он и пассажиры делали, нарушало все правила полета, но стюардессы, казалось, не возражали. Они сидели на камбузе, читали журналы и ели закуски.
  
  
   Я попросил у одного из них пакет с арахисом и бутылку воды и вернулся на свое место. Монкстер присоединился ко мне через несколько минут. Он был весь в поту. Это было потрясающее зрелище. До этого момента я не думаю, что когда-либо видел каплю пота на его коже.
  
  
   Он вытер лоб рукавом. "Ух ты. Разве ты не любишь путешествовать?"
  
  
   - Ты совсем не спал?
  
  
   "Как ты можешь спать, когда так много дел?" он сказал.
  
  
   Я никогда не думал о таком полете.
  
  
   - Хороший костюм, - сказал я. "Где ты это нашел?"
  
  
   "Пара немецких парней в тринадцатом ряду дали мне его", - сказал Монк. "Я хочу вписаться в немецкое общество так же легко, как и в наше".
  
  
   "И у них случайно оказалась пара ледерхозен в ручной клади?"
  
  
   "Это то, что они носили во Фриско", - сказал он.
  
  
   Должно быть, это было интересное зрелище.
  
  
   - Их чистили с тех пор, как носили?
  
  
   Монк пожал плечами. "Они прошли тест на запах".
  
  
   - Ты понюхал шорты?
  
  
   - Знаешь, как говорят - если ты не чувствуешь запаха, значит, его там нет.
  
  
   Кто эти люди и почему они продолжают говорить такие глупости?
  
  
   - Что ты сделал со своими брюками? Я попросил.
  
  
   - Я засунул их тебе в сумку, - сказал Монк.
  
  
   "Они превратятся в сморщенное месиво", - сказал я ему.
  
  
   Он игриво толкнул меня в плечо. "Расслабься, детка. Мы в отпуске".
  
  
   Тут к Монку подошел маленький мальчик, на вид не старше шести-восьми лет. У него текло из носа. Он вытер его рукавом.
  
  
   "Можно мне тоже собачку из шариков?" - спросил мальчик.
  
  
   "Конечно." Монк повернулся ко мне. - Ткань, пожалуйста.
  
  
   Это было больше похоже на Монаха, которого я знал. Возможно, наркотики начали действовать. Я полезла в сумочку и протянула ему салфетку.
  
  
   Он вытер им нос ребенка, затем поднес его к его носу и сказал: "Дунь".
  
  
   Малыш сделал.
  
  
   - Еще раз, - сказал Монк.
  
  
   Малыш сделал.
  
  
   - Разве это не лучше? Монк сжал салфетку и сунул ее в карман.
  
  
   Он полез в другой карман и вынул тонкий шарик, который надул и скрутил в форме французского пуделя.
  
  
   Монк передал собаку восторженному ребенку. "Обязательно выводите его на прогулку".
  
  
   Малыш побежал обратно на свое место. Монк улыбнулся. - Разве он не был очарователен?
  
  
   - Ты вытер его насморк и положил грязную салфетку в карман.
  
  
   - Что я должен был с ним делать?
  
  
   - Положи его в карман сиденья перед собой, - сказал я. - Или уронить на пол.
  
  
   "Это было бы мусором", - сказал он. - Я не мусорщик.
  
  
   - Но ты положил его в карман, - сказал я.
  
  
   "Это сопли, - сказал он, - а не ядерные отходы".
  
  
   - Где ты взял эти воздушные шары?
  
  
   "Они были у стюардесс", - сказал Монк. - Но они не очень хорошо умеют превращать их в вещи. Так что я шагнул в брешь. Довольно скоро все дети захотели такой".
  
  
   "Все?"
  
  
   Я встал, оглянулся и впервые заметил, что почти каждый ребенок в самолете держит воздушный шар в форме какого-нибудь животного или носит его вместо короны.
  
  
   Как и несколько взрослых. И одна из стюардесс.
  
  
   Я снова сел и уставился на Монка. - Где ты этому научился?
  
  
   Монк пожал плечами. "Это произошло само собой. Хочешь, я сделаю тебе один?"
  
  
   - Нет, спасибо, - сказал я.
  
  
   Я сделал мысленную пометку рассказать об этом доктору Крогеру. Я был почти уверен, что внезапная способность делать рисунки из воздушных шаров была одним из побочных эффектов Диоксина, о котором никто не знал.
  
  
   Может быть, доктор Крогер мог бы написать об этом статью. Возможно, эта возможность компенсирует неожиданное вторжение Монка в его отпуск.
  
  
   Может быть, доктор Крогер в конце концов увидит, что должно произойти, как замаскированное благословение.
  
  
   Да правильно. Даже я в это не поверил.
  
  
  
  
   ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
  
  
   Мистер Монк прибывает в Германию
  
  
   Остаток полета провел, читая о Лоре в путеводителях по Германии, пока Монк бродил по самолету, смешиваясь с пассажирами, как будто это была коктейльная вечеринка. Он не возвращался на свое место, пока мы не спустились во Франкфурт.
  
  
   Мы прибыли в аэропорт в одиннадцать утра, как раз вовремя. Авиакомпания была дешевой, но пунктуальной.
  
  
   Я встал и толкнул Монка в проход, как только наш самолет остановился у выхода на посадку.
  
  
   - Расслабься, - сказал Монк. "Нет никакой спешки. Германия никуда не денется".
  
  
   Мои друзья и родственники ошибочно принимают мою безумную спешку, чтобы сойти с самолета, за радость от того, что я дома, или за рвение отправиться в путешествие.
  
  
   Это не. Это то, что я называю "ситуационной клаустрофобией".
  
  
   У меня нет никаких проблем с клаустрофобией, за исключением случаев, когда я просыпаюсь в спальном мешке или нахожусь в самолете в конце полета. В обеих ситуациях я чувствую себя задушенным и стесненным, и мне нужно бежать как можно быстрее.
  
  
   Странно, да?
  
  
   Мне даже иногда снятся кошмары о том, как я застегиваюсь в спальном мешке в самолете, когда он прибывает в аэропорт.
  
  
   Наверное, все немного сумасшедшие. Ну, это моя доля.
  
  
   Я толкался, толкался локтями и протискивался через узкий проход к выходу из самолета. Я не видел Монка снова, пока не добрался до аэропорта, где мне пришлось терпеть неприятные взгляды всех пассажиров, которых я избил, растоптал и оттолкнул в сторону, спеша к бегству.
  
  
   С самолета Монка сопровождала молодая женщина, которая могла бы быть профессиональной фотомоделью. У нее было невероятно идеальное тело и такие лучезарно-голубые глаза, что она, вероятно, могла мгновенно загипнотизировать любого, на кого взглянула.
  
  
   "Если вы когда-нибудь будете в Берлине, позвоните мне", - сказала она, сунув листок бумаги в карман рубашки Монка. - Я покажу тебе окрестности.
  
  
   - Я бы хотел этого, Эльке, - сказал Монк.
  
  
   - Должен предупредить тебя, Адриан, мы можем никогда не выбраться из моей квартиры.
  
  
   Эльке подарила ему поцелуй в губы, от которого у большинства мужчин мгновенно вспыхнуло бы пламя, но Монк воспринял это спокойно.
  
  
   При этом она смотрела на меня, как будто призывая меня остановить ее, а затем поспешила прочь.
  
  
   Монк смотрел ей вслед. - У нее, должно быть, очень хорошая квартира.
  
  
   - Не думаю, что она это имела в виду, - сказал я.
  
  
   - Что она имела в виду?
  
  
   - Неважно, - сказал я. - Что с ней?
  
  
   "Она фотограф. Мы отлично поговорили, пока ты спала. Она даже пригласила меня вступить в ее клуб".
  
  
   "Что это?"
  
  
   - Он называется "Клуб Майл Хай", - сказал Монк. "Я попросил ее прислать мне заявку и сказал, что подумаю".
  
  
   Я не стал объяснять ему, каковы требования к членству. Меня гораздо больше интересовало, что он сказал такого, от чего красивой молодой женщине захотелось броситься на него. Может быть, она просто не смогла устоять перед мужчиной в ледерхозенах.
  
  
   Мы направились на таможню. Монк пошел впереди меня и вручил свой паспорт агенту в стеклянной будке. Агент был одет в уродливую зеленую униформу, которая, казалось, изменила цвет его кожи. Он выглядел так, будто страдал желтухой.
  
  
   - Какова цель вашей поездки? - механически спросил таможенник с сильным немецким акцентом.
  
  
   "У меня назначена встреча с психиатром, - сказал Монк.
  
  
   Агент посмотрел на Монка. - Он в Германии?
  
  
   - В отпуске, - сказал Монк. - Он на конференции в Лоре.
  
  
   - Он ждет тебя?
  
  
   Монк покачал головой. "Это сюрприз."
  
  
   - Как долго вы пробудете в Германии?
  
  
   "Пока он не вернется во Фриско или пока я не приду в себя", - сказал Монк. "Что наступит раньше."
  
  
   - Ты хочешь сказать, что ты сумасшедший?
  
  
   - Черт возьми, - сказал Монк. "Просто глубоко взволнован. Но это нормально. Я под кайфом от наркотиков, изменяющих сознание".
  
  
   "Вы накачаны наркотиками, - сказал таможенник.
  
  
   "Кто сейчас не такой?" - сказал Монк.
  
  
   Таможенник изучал Монка. Мужчина явно пытался решить, пускать или не пускать в страну сумасшедшего наркомана. Я почувствовал укол тревоги. Что, если агент откажет Монаху во въезде? Через некоторое время агент вздохнул и проштамповал паспорт Монка.
  
  
   "Приятного путешествия", - сказал агент.
  
  
   Монк прошел в зону выдачи багажа. Я подошел к той же будке. Агент взглянул на мой паспорт, потом на меня.
  
  
   - Ты с тем последним парнем? он спросил.
  
  
   - Да, сэр, - сказал я.
  
  
   "Вам повезло", - сказал он и проштамповал мой паспорт.
  
  
   Мы собрали наши сумки и вошли в терминал. Возле выхода на улицу было несколько стоек, где можно было арендовать машину, купить еду или обменять валюту.
  
  
   Сначала я пошел к стойке обмена валюты, чтобы обменять наличные Монаха на евро. Он взял у меня несколько хрустящих евро и пошел к прилавку с хот-догами, а я пошел к стойке проката автомобилей, чтобы организовать наш транспорт.
  
  
   Я получил ключи и документы, затем нашел Монка, который купил себе шесть разных хот-догов, нагрузил их приправами и положил в коробку для переноски.
  
  
   "Здесь потрясающий выбор сосисок, - сказал Монк. "Я не знал, какой выбрать, поэтому взял по одному из каждого".
  
  
   Я был поражен. Хот-доги были в верхней части списка опасных продуктов Монка, которые должны быть запрещены. Они были прямо там со смесью орехов, мюсли и яичницы-болтуньи.
  
  
   "Вы знаете, что колбаса - это мясной фарш с приправами, начиненный животным кишечником", - сказал я. - А ты знаешь, чем обычно набивают кишки.
  
  
   - Я не понимаю, что ты хочешь сказать, - сказал Монк, откусывая от одного из хот-догов в своей коробке и брызгая соком из колбасы на рубашку.
  
  
   - Забудь, - сказал я. Почему я искал неприятности? Если Монк был счастлив, я тоже должен быть счастлив.
  
  
   Мы вышли на улицу, чтобы сесть на наш шаттл до стоянки прокатных автомобилей. По пути к шаттловой остановке мы миновали ряд кремовых такси. Все они были "Мерседес-Бенц". Я задавался вопросом, где были дешевые такси.
  
  
   Шаттл приехал сразу. Это был большой фургон "Мерседес-Бенц". Я никогда раньше не видел фургона "Мерседес-Бенц". Когда мы проезжали через аэропорт, я увидел несколько серебристо-голубых полицейских машин. Все они были седанами BMW 5 серии. Если бы водители автобусов и копы в Сан-Франциско увидели это, они все захотели бы переехать в Германию.
  
  
   "Должно быть, это очень богатая страна, - сказал я Монку.
  
  
   "Они определенно делают адские хот-доги", - сказал Монк с набитым ртом. - Хочешь укусить?
  
  
   - Нет, спасибо, - сказал я.
  
  
   Компания по аренде автомобилей разделила часть парковки в аэропорту. Шаттл высадил нас перед маленькой машиной под названием Seat. Я подумал, что это странное название для машины.
  
  
   Мы сложили чемоданы в багажник и сели внутрь. Я бегло изучил дорожную карту. Монк пристегнулся к своему месту в Seat и тут же уснул. Я еще даже не заводил двигатель. В одну секунду он был в сознании, в следующую - в коме.
  
  
   Я не возражал. Мне стало легче сосредоточиться на вождении в незнакомой местности.
  
  
   После нескольких минут вождения у меня сложилось первое впечатление о Германии, что она не так уж сильно отличается от Америки. Часть аэропорта, в которой мы находились, была совершенно новой, и окружающие здания также были современными. Если бы не немецкий язык на указателях, мы могли бы быть дома.
  
  
   Затем я выехал на автостраду, направлявшуюся на восток, и меня чуть не скосили быстро движущиеся машины. Все водители, казалось, ехали ослепительно быстро, и я едва мог заставить свое сиденье двигаться быстрее, чем диван. Так что я встал в крайний правый ряд и просто старался никому не мешать.
  
  
   К счастью, мне не пришлось долго ехать по трассе. Я вышел на проселочную дорогу, которая привела меня к холмам, покрытым глубокими лесами, и именно тогда все стало выглядеть совсем не так, как в мире, который я знал.
  
  
   Дорога сузилась и повела нас через центр одной древней деревни из сборника сказок за другой. Здания были максимум в два-три этажа. Они были сложены из плотно уложенных камней или фахверковых с открытыми конструкционными и декоративными деревянными балками в стенах.
  
  
   Деревни были настолько хорошо сохранились и очаровательны, что больше походили на голливудские декорации или тематические парки, чем на реальные места, которые существовали относительно неизменными на протяжении веков.
  
  
   Особенно это касалось Лора, который я нашел расположенным между излучиной реки Майн и легендарным лесом Шпессарт, где, если верить братьям Гримм и Уолту Диснею, сбежавшую Белоснежку подобрали дружелюбные поющие гномы, которые работали в шахтах.
  
  
   В центре города стояла каменная башня, увенчанная деревянной хижиной с закругленным барочным верхом. Он возвышался над остроконечными крышами, остроконечными шпилями трех церквей и башнями замка. Как будто какой-то торнадо сорвал с земли хижину, взметнул ее в воздух и сбросил на башню.
  
  
   Я выехал на городскую площадь и припарковался за замком, который теперь был музеем. К замку все еще был подъемный мост, но только для вида. Ров был сухой и зарос свежескошенной травой. На знамени, развешанном над подъемным мостом, были изображены изможденная Белоснежка и семь гномов с грубыми чертами лица, которые, похоже, никогда не свистели во время работы.
  
  
   Несмотря на это несколько коммерциализированное признание своего легендарного прошлого, Лор по-прежнему обладал такой сказочностью, что машины и совершенно современные люди, разговаривающие по мобильным телефонам, казались совершенно неуместными на мощеных улицах среди средневековых зданий.
  
  
   Я заметил городской туристический центр в покосившемся фахверковом здании через площадь. Я взглянул на Монка, который храпел, и решил оставить его в машине, пока буду искать информацию.
  
  
   Я не мог не улыбнуться, выходя из машины и направляясь к туристическому центру. Все вокруг меня было так не похоже на то, где я жил, и все же, поскольку все это вызывало воспоминания о стольких любимых сказках, было мне тепло и в то же время знакомо.
  
  
   Туристический центр был крошечным, стены были увешаны картами и брошюрами о Майн-Франконии, регионе, в котором находился Лор.
  
  
   Когда я вошел, женщина средних лет за прилавком встретила меня широкой улыбкой.
  
  
   - Привет, - сказала она. "Я могу вам чем-нибудь помочь?"
  
  
   Меня удивило, что она сразу определила мою национальность и обратилась ко мне по-английски.
  
  
   "Я что, такой явно американец?" Я попросил.
  
  
   "У американцев есть манера ходить, - сказала она.
  
  
   - Что это за путь?
  
  
   "Уверенно и смело. Не то чтобы немцы кроткие, конечно. И это также то, как ты одет. У нас одни и те же бренды и стили, но вы, американцы, носите их по-разному".
  
  
   - Уверенно и смело, - сказал я.
  
  
   То, что она сказала, вероятно, верно и для немцев. Монк выглядел глупо в кожаных штанах, но я догадался, что немец не будет, потому что он знает, как их носить.
  
  
   "Есть ли что-то особенное, что вам интересно увидеть или узнать в Лоре?" она спросила меня.
  
  
   - Я пытаюсь найти психиатрическую конференцию, которая проходит здесь на этой неделе.
  
  
   "Здесь только один. Его задержали в отеле Franziskushohe. Она указала на место позади меня. "На холме."
  
  
   Я повернулся и посмотрел в окно.
  
  
   Гостиница представляла собой широкое трехэтажное здание из камня и дерева, расположенное высоко среди лесистых холмов позади Лора. Старое здание было настолько интегрировано в окружающую среду, что казалось естественным продолжением ландшафта.
  
  
   "Францискушоэ был построен в 1880-х годах как санаторий для людей с заболеваниями легких, поэтому он находится так далеко от города", - сказала она. "Никто не хотел, чтобы эти больные находились рядом с ними, а больные, конечно, хотели, чтобы чистый горный воздух очистил их легкие. Он стал монастырем в 1950-х годах и оставался им, пока последняя монахиня не умерла несколько лет назад. Вскоре отель открылся".
  
  
   Это было больше, чем я хотел или должен был знать, но я полагаю, что ее работа заключалась в том, чтобы добавить как можно больше истории и местного колорита в ответ на каждый вопрос.
  
  
   - Как мне туда подняться?
  
  
   "Просто не спускай глаз с отеля и езжай. В гору ведет только одна дорога. Вы не можете пропустить это".
  
  
   "Можете ли вы порекомендовать, где остановиться, если отель занят?"
  
  
   Она дала мне карту и нарисовала круг вокруг здания в центре старого города. - Здесь есть ночлег и завтрак. Он использовался как гостиница почти непрерывно на протяжении веков. Скажи Хейко и Фридерике, что тебя прислала Петра.
  
  
   Я уже собирался поблагодарить ее, когда мы услышали, как снаружи кто-то кричит от ужаса.
  
  
   Есть две инстинктивные реакции на подобный звук.
  
  
   Один из них - укрыться, чтобы пугающий человек снаружи не нашел вас. Другой - пойти посмотреть, что там такого ужасного, а потом решить, стоит ли бежать, спасая свою жизнь.
  
  
   У меня такое ощущение, что старая фраза "любопытство сгубило кошку" происходит от этой второй реакции. И, насколько я знаю, кошка была убита здесь давным-давно кем-то, кто сегодня напугал человека на улице.
  
  
   Но я все равно вышла на улицу, а Петра нырнула за прилавок.
  
  
   Возможно, на каком-то подсознательном уровне я знал, кто кричит, еще до того, как увидел, как Монк прыгает по площади в своих кожаных штанах, словно ходит по раскаленным углям.
  
  
   Люди собрались вокруг него, но держались на безопасном расстоянии, когда я приблизился.
  
  
   - Что случилось, мистер Монк?
  
  
   - Что не так? - завопил он, продолжая прыгать.
  
  
   Действие лекарства определенно закончилось. Это был Адриан Монк, которого я знал.
  
  
   "Дайте мне пятерку лучших", - сказал я.
  
  
   "Я голый!"
  
  
   - Нет, ты не такой, - сказал я.
  
  
   "Я без штанов!"
  
  
   - Ты в шортах, - сказал я.
  
  
   "Мне так стыдно."
  
  
   "Итак, вы думали, что выпрыгнуть из машины, кричать во всю глотку и привлечь толпу - это лучший способ скрыть свой позор".
  
  
   "Это был рефлекс, - сказал Монк. "Прикрой меня."
  
  
   Я стоял перед ним. - Почему ты прыгаешь?
  
  
   "Некуда деть ноги".
  
  
   - А на земле?
  
  
   - Ты видел это? он сказал. "Нет двух камней одинакового размера и формы. Нет никакого шаблона. Невозможно стоять на месте. Это предательски".
  
  
   - Я стою на месте, - сказал я. - Как и все, кто смотрит на тебя.
  
  
   Монк посмотрел мимо меня и побледнел. "О Боже, сюда идет полиция".
  
  
   Я обернулся и увидел, что к нам осторожно приближается крупный мужчина в зеленой форме и коричневой кожаной куртке. Он что-то сказал нам по-немецки.
  
  
   "Извините, - сказал я офицеру, - но мы не говорим по-немецки".
  
  
   - О чем все кричат? он спросил. - Вас ограбили?
  
  
   - Только моего достоинства, - сказал Монк. - Вы собираетесь арестовать меня за непристойное разоблачение?
  
  
   Он покачал головой. "Это Германия".
  
  
   - Вы должны извинить моего друга. Он плохо приспосабливается к новым условиям или шортам, - сказал я. - Мне не помешала бы помощь, чтобы отнести его обратно в машину.
  
  
   - Он ранен?
  
  
   - В некотором роде, - сказал я. "Он не может ходить по неровным булыжникам неправильной формы".
  
  
   - Это хаос, - сказал Монк, прыгая с камня на камень. "Нельзя стоять на хаосе".
  
  
   Офицер взглянул на меня. - Я возьму его. Ты придержи для меня дверцу машины.
  
  
   Прежде чем Монк успел возразить, офицер без труда поднял его с ног, втащил в машину и бросил на пассажирское сиденье.
  
  
   Монк вздохнул с облегчением. - Спасибо, офицер.
  
  
   - Мы очень ценим вашу помощь, - сказал я. - И твое понимание.
  
  
   Офицер оглянулся на меня и прошептал: "Этому человеку нужна психиатрическая помощь".
  
  
   - Вот почему мы здесь, - сказал я. - Его психиатр остановился в "Францискушоэ".
  
  
   Он кивнул. - Вам нужен полицейский эскорт?
  
  
   "Я думаю, что мы можем сделать это сами", - сказал я. - Но спасибо за предложение.
  
  
   Я сел в машину и завел двигатель. Офицер постучал в мое окно, и я опустил его.
  
  
   "Не останавливайтесь, пока не доберетесь туда", - сказал он.
  
  
  
  
   ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
  
  
   Мистер Монк и назначение
  
  
   Я немного заблудился, пытаясь выбраться из центра города, но это было не так уж и плохо. Это дало мне возможность осмотреть некоторые достопримечательности.
  
  
   Мы пошли по узкой мощеной улочке с очаровательными фахверковыми домами, которые, казалось, опирались друг на друга для поддержки. В каждом доме под каждым окном стояли горшки с цветущими цветами. Входные двери были такими маленькими, что легко было представить, что внутри живут хоббиты или гномы. Я не мог понять, как человек среднего роста может входить и выходить из дверей, не стукнувшись головой.
  
  
   Бьюсь об заклад, местные жители могли определить, кто живет в городе, по их синякам или мозолям на лбу.
  
  
   Дорога вела через ворота в остатках стены, окружавшей поселение в средние века. Это был один из исторических фактов о Лоре, который я почерпнул из путеводителей по Германии.
  
  
   Вот еще один факт: в период своего расцвета, пятьсот или шестьсот лет назад, Лор был известен своими стекольными заводами, производившими настолько четкие зеркала, что они видели правду, что, без сомнения, вдохновило говорящее зеркало в " Белоснежке " .
  
  
   Предгорья, ведущие к отелю, были усеяны коттеджами и дуплексами. Многие из них, казалось, были построены дешево в последние годы, и им не хватало очарования и характера города внизу.
  
  
   "Это богом забытое место", - сказал Монк, когда мы отправились в горы.
  
  
   "Я думаю, что это совершенно очаровательно".
  
  
   - Это остановка на пути в ад, - сказал Монк. "Вы видели здания? Улицы? Ничто не прямо".
  
  
   "Это как попасть в сказку", - ответил я. "Здесь на самом деле происходила история о Белоснежке и семи гномах".
  
  
   "Конечно, - сказал он.
  
  
   - Ты имеешь в виду, потому что басня совпадает с реальной историей Софи Маргарет фон Эрталь, прекрасной баронессы, которая жила в замке?
  
  
   Вскоре после смерти матери Софи ее отец снова женился. Злая мачеха владела одним из знаменитых "говорящих зеркал" Лора и так завидовала красоте Софи, что приказала лесничему убить молодую женщину. Софи сбежала в лес и укрылась у горняков, которым приходилось быть очень короткими, чтобы работать в тесных туннелях.
  
  
   - Нет, это не так, - сказал Монк.
  
  
   - Тогда почему, по-твоему, эта история пришла отсюда?
  
  
   "Оглянись вокруг, женщина. Только в таком отвратительном месте, как это, могла возникнуть ужасная сказка вроде Белоснежки и восьми гномов".
  
  
   - Это была волшебная басня, - сказал я. - А гномов было семь, а не восемь.
  
  
   "В инфекционных заболеваниях нет ничего волшебного. Чих заразил всех. Вот почему Допи был Доупи, Ворчун был Ворчуном, а Слипи был Слипи. Все они были безнадежно больны", - сказал Монк. "Хэппи обманывал себя насчет угрозы. У Дока должны были отозвать лицензию на медицинскую практику за явную некомпетентность. И если бы у Стыдливого был хоть какой-то стержень, он бы с криком выбежал из той хижины.
  
  
   - Какое отношение все это имеет к восьмому гному?
  
  
   "Следите за доказательствами. Восьмой гном, очевидно, был убит какой-то болезнью, которой он заразился от Снизи. Вот почему со временем он был вычеркнут из истории".
  
  
   "В этой истории нет ничего, что указывало бы на существование восьмого гнома".
  
  
   "Прочитайте еще раз. Подсказки все есть. Кроме того, никто не стал бы писать, а тем более публиковать рассказ о семи гномах. Они могут рассказать историю о шести гномах или, возможно, о восьми, но никогда о семи. На самом деле, говорят, что в этой истории могло быть целых четыре других гнома.
  
  
   " 'Они говорят? Кто они'? Вы продолжаете говорить об этих людях, но я никогда их не видел".
  
  
   Монк проигнорировал мой вопрос и просто продолжил.
  
  
   "Сообщается, что гномов звали Берпи, Паффи, Диззи и Крэнки. Должно быть, они были ужасно больны, поскольку, как и другие, сегодня их помнят только по наиболее заметным симптомам их инфекций".
  
  
   "Уолт Дисней дал гномам эти глупые имена для мультфильма", - сказал я. "У них не было имен в оригинальной басне братьев Гримм".
  
  
   "Братья были мрачны, потому что рассказывали историю о группе уродливых мужчин, зараженных очень заразной, ужасной болезнью", - сказал Монк. "По иронии судьбы, это отравленное яблоко, вероятно, спасло жизнь Белоснежке".
  
  
   - Как ты это понимаешь?
  
  
   "Это вытащило ее из этого дома до того, как она заразилась, в безопасное место в герметично закрытом стеклянном гробу", - сказал Монк. "Белоснежка должна была поблагодарить свою злую мачеху, а не убивать ее. Кто-то должен переписать эту историю, чтобы она была социальной и медицинской, прежде чем ее расскажут более впечатлительным детям".
  
  
   Наша дискуссия была нелепой, но она послужила полезной цели - на несколько мгновений отвлекла Монка от его тревог. Пока он читал мне лекцию о семи - простите, восьми - гномах, он забыл о своих кожаных штанах, пропустил пятно на рубашке и не обнаружил грязную салфетку в кармане.
  
  
   Мы подошли к узкому каменному мосту через ручей. Знак рядом с мостом указывал, что мы прибыли на территорию Францискушохе. Мы проехали через мост и пошли по дороге, которая плавно вилась вверх по крутому, ухоженному склону холма к отелю.
  
  
   Мы пересекли несколько пешеходных троп и прошли систему ступенек, состоящих из больших камней, вбитых в грязь. Вокруг было разбросано несколько скамеек, чтобы люди могли отдохнуть и полюбоваться захватывающим видом на город и извилистую реку внизу.
  
  
   Дорога заканчивалась стоянкой перед отелем, обращенным к возвышающемуся склону холма, поросшему густым лесом. Задняя часть отеля смотрела на широко открытый вид.
  
  
   Был солнечный весенний день, но было что-то в этом прочном старом здании, что наводило меня на мысли о снежных зимах, вязаных свитерах, горячем сидре, тяжелых одеялах и ревущем костре. Это было место, которое, казалось, обещало тепло и безопасность.
  
  
   За отелем стояли ряды деревянных шезлонгов, а еще больше - на склоне холма наверху, на длинном патио, покрытом черепичной крышей. Я увидел гамаки, натянутые между высокими деревьями, и каменный камин, окруженный бревенчатыми скамейками.
  
  
   Я уже мог представить себя, свернувшись калачиком в одном из этих гамаков, мягко покачиваясь на ветру и читая хорошую книгу. Или, присев на корточки у потрескивающего костра, жарить зефир, насаженный на концы веток, найденных в лесу.
  
  
   Пока я искал место на стоянке, я заметил несколько троп, уходящих в лес. Каждая тропа была отмечена табличкой с картой, некоторыми надписями на немецком языке и черно-белыми историческими фотографиями.
  
  
   Поход в лес мне тоже понравился.
  
  
   Я припарковался перед одним из дорожных знаков, и мы вышли из машины. Монах медленно открыл дверь и вздохнул с облегчением, увидев вместо булыжника асфальт. Это была почва, на которой он мог стоять.
  
  
   Я сделала глубокий вдох. Воздух был подобен вину. Я мог почти почувствовать следы кедра и ягод. Я был так рад быть там.
  
  
   Знак следа был на немецком языке, поэтому я не мог прочитать, что он сказал, но, похоже, он предлагал исторические сноски о Franziskushohe. Зернистая картинка на вывеске была датирована 1901 годом и изображала пациентов, отдыхающих на улице в шезлонгах с простынями на коленях, за которыми ухаживают медсестры.
  
  
   Я повернулся так, что блокировал знак от Монаха. Мне не нужно было, чтобы он сходил с ума прямо сейчас.
  
  
   - Здесь хорошо, не так ли? Я сказал.
  
  
   Монк поморщился. "Слишком много природы".
  
  
   "Что не так с природой?"
  
  
   - Здесь не очень чисто, - сказал он и направился к входу в гостиницу. Я быстро последовал за ним.
  
  
   Там был массивный каменный камин, как я и представлял, лестница, которая выглядела так, как будто она была вырезана из одного огромного куска дерева, и набор французских дверей, открывающихся в сад и вид.
  
  
   Монк уже подходил к стойке регистрации, когда что-то снаружи привлекло его внимание.
  
  
   Я проследил за его взглядом. Это был доктор Крогер, дремавший в шезлонге с блокнотом и ручкой на коленях.
  
  
   Монк взглянул на часы и улыбнулся. "Идеальное время."
  
  
   Он открыл французские двери и вышел наружу.
  
  
   Я не двигался сначала.
  
  
   Честно говоря, я боялся выходить на улицу. Я хотел, чтобы что-то было между мной и взрывом, который вот-вот должен был произойти, даже если это было всего лишь оконное стекло.
  
  
   Слева от доктора Крогера стояло свободное кресло. Монк повернул его под небольшим углом, примерно таким же, как кресло пациента в кабинете доктора Крогера.
  
  
   Он сел, положил руки прямо на подлокотники и довольно улыбнулся. Он выглядел по-настоящему расслабленным и умиротворенным, и на мгновение я искренне порадовался за него.
  
  
   Я глубоко вздохнул и вышел на улицу, но остался поближе к двери на случай, если мне понадобится быстро сбежать.
  
  
   Монк взглянул на доктора Крогера, который все еще дремал. Он повел плечами и снова взглянул на доктора, а затем пнул шезлонг.
  
  
   Доктор Крогер резко проснулся и посмотрел налево, чтобы увидеть причину грубого вторжения в его сон.
  
  
   Я не думаю, что его мозг сначала точно зарегистрировал то, что он видел. Доктор Крогер видел мужчину в ледерхозенах, но что-то не вычислялось. Потребовалась секунда, прежде чем он узнал, что это был Адриан Монк.
  
  
   Доктор в ужасе огляделся. Ему потребовалась еще секунда, чтобы примириться с несоответствием Адриана Монка в Германии, носящего кожаные штаны, прежде чем он смог принять то, что говорили ему его глаза.
  
  
   Все это совершенно ясно выразилось в преувеличенном выражении лица доктора Крогера.
  
  
   Хотел бы я сделать снимок.
  
  
   Доктор Крогер выпрямился в изумлении, с отвисшей челюстью. "Адриан?"
  
  
   Монк покачал головой. "Вы не поверите, через что я прошел за последние несколько дней".
  
  
   "Что ты здесь делаешь?"
  
  
   "У нас назначена встреча, и, мальчик, она мне нужна. Я думаю, что мои нынешние проблемы можно отнести к тому судьбоносному дню, когда моя мать передала мне ответственность следить за тем, как я моргаю". Монк указал на блокнот на коленях у доктора Крогера. - Разве ты не должен это записать?
  
  
   - Это совершенно неуместно, - жестко сказал доктор Крогер. "Вы не можете просто следовать за мной в Германию и ожидать, что я буду лечить вас".
  
  
   "Вот почему мне так повезло, что у меня есть Натали", - сказал Монк, склонив голову в мою сторону. "Без нее я бы не справился".
  
  
   "Действительно?" Доктор Крогер повернулся, чтобы посмотреть на меня, и я почувствовал, как у меня скрутило кишечник. Я смиренно помахал.
  
  
   - Рад тебя видеть, - сказал я. - Ты выглядишь очень отдохнувшим.
  
  
   Доктор Крогер встал, крепко схватил меня за руку и повел в вестибюль.
  
  
   Монк остался на своем месте.
  
  
   "Я в шоке, Натали, - сказал он.
  
  
   - Готов поспорить, - сказал я.
  
  
   "То, что сегодня сделал Адриан, - серьезное нарушение отношений между врачом и пациентом, и вы позволили ему это сделать", - сказал он, тыча в меня пальцем, как оружием.
  
  
   - Не больше, чем вы позволили ему последовать за мной на Гавайи, - сказал я.
  
  
   "Я думал, что ты умная и ответственная женщина, что ты положительно влияешь на эмоциональное и психологическое состояние Адриана. Очевидно, я был неправ. Вы глубоко обеспокоенная женщина.
  
  
   "Моя работа - заботиться об интересах мистера Монка, и именно этим я и занимаюсь".
  
  
   - Помогая ему преследовать меня и вторгаться в мою личную жизнь? - заявил доктор Крогер. - То, что он сделал, - преступление, и вы были его сообщником.
  
  
   - Я не завидую тебе ни личной жизни, ни отпуска. Видит бог, я бы тоже хотел их иметь, - сказал я. - Но не притворяйся дураком. Вы должны были знать, что мистер Монк совсем развалится без вас и что он ни за что не увидит однорукого психиатра. Но тебе было все равно. Ты бросил проблему мне на колени и пошел своей дорогой, предоставив мне разобраться с ней".
  
  
   - И это твоя идея решения?
  
  
   "Посмотрите на него. Адриан Монк здесь, в Германии, в мире, отличном от его собственного. Представьте, какие калечащие страхи ему пришлось преодолеть, чтобы прямо сейчас оказаться здесь, в этом кресле. Вот насколько ты ему нужен. Все, что он просит взамен, это один час вашего времени. Один час терпения, понимания и совета. Тебе так чертовски трудно это дать?
  
  
   Доктор Крогер снова посмотрел на Монка, мирно сидевшего в своем кресле, потом снова на меня.
  
  
   "Я должен позвонить в полицию и убрать его", - сказал доктор Крогер.
  
  
   "И устроить позорную сцену перед коллегами со всего мира?" Я сказал. - Я так не думаю.
  
  
   Доктор Крогер скривился от разочарования. Он был в безвыходной ситуации, и мы оба это знали.
  
  
   "Он не собирается довольствоваться одним сеансом, - сказал он. - Адриан будет цепляться за меня каждую секунду, пока я здесь.
  
  
   - Он уйдет, - сказал я.
  
  
   - По моему профессиональному мнению, вы ошибаетесь, - сказал доктор Крогер. - Я знаю Адриана намного лучше, чем ты.
  
  
   - Тогда ты должен был этого ожидать, не так ли? - сказал я так резко, как только мог. "Ты просто проведешь с ним сеанс, а все остальное позвольте мне".
  
  
   "То, что он сделал сегодня, очень неправильно, - сказал он. "Я не знаю, смогу ли я продолжать видеть его в качестве пациента после этого".
  
  
   - Мы подумаем об этом, когда вернемся в Сан-Франциско, - сказал я. "Сейчас у вас назначена встреча, и мистер Монк ждет. Увидимся через час.
  
  
   И с этими словами я повернулся спиной к доктору Крогеру и ушел.
  
  
  
  
   ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
  
  
   Мистер Монк возвращается
  
  
   Я выбрал одну из пешеходных троп наугад и просто начал идти в гору. Я прошел мимо крытого патио в лес.
  
  
   Как только я оказался в лесу, я мог бы оказаться в моем родном городе Монтерей, штат Калифорния. Единственная разница заключалась в солнечном свете. Это было так, как будто над солнцем стоял фильтр. Он был не таким ярким и резким, как я привык. Если бы я жил в Лоре, я бы сэкономил на солнцезащитных очках.
  
  
   А еще было на удивление тихо. Я не слышал никаких машин и легко забыл, что нахожусь всего в тридцати или сорока ярдах от гостиницы, полной людей.
  
  
   Тишина была действительно приятной. Вы не понимаете, насколько громкий ваш мир, пока громкость внезапно не уменьшится. Я стал осознавать звуки, которые обычно не слышу в своей беспокойной городской жизни. Ветерок шуршит листьями. Щебетание птиц. Жужжание насекомых. Струйка воды, омывающая камни в ручье. Треск сухих веток под ногами. Мягкий фоновый шум был похож на мягкую музыку.
  
  
   Я прошел немного дальше и наткнулся на то, что сначала показалось домом на дереве. Но подойдя поближе, я увидел, что на самом деле это была охотничья штора, сделанная из веток и дерева и обвитая лианами. Если бы не гофрированная металлическая крыша, она бы идеально слилась с деревьями.
  
  
   Я поднялся по лестнице в глухую и несколько минут сидел на скамейке внутри. Я попытался представить, каково это сидеть часами с винтовкой, ожидая, пока беззащитное животное пройдет мимо, чтобы я мог выстрелить.
  
  
   Я не видел в этом ни удовольствия, ни спорта. Но сидя в этом жалюзи, я был переполнен детскими воспоминаниями об игре в доме на дереве, который я построил с моими друзьями из обрезков дерева, которые мы собрали со строительной площадки.
  
  
   Это были воспоминания, которые я не прослушивал годами. Это было похоже на просмотр каналов и неожиданное наткнуться на любимый фильм, который вы забыли.
  
  
   Я так погрузился в свои задумчивости, что сорок минут, казалось, пролетели как считанные секунды. Когда я понял, сколько времени, я вылез из жалюзи и пошел обратно к Францискушохе.
  
  
   Я вошел в вестибюль как раз в тот момент, когда доктор Крогер и Монк заканчивали сеанс снаружи. Доктор Крогер проводил Монка в вестибюль, как будто это была его комната ожидания в Сан-Франциско. Если бы я сидел на диване и читал Cosmopolitan или Highlights for Children, воссоздание было бы полным.
  
  
   Монк преобразился. Он казался спокойным, почти безмятежным. Он снова вернулся к своему прежнему "я". Кроме ледерхозен, то есть.
  
  
   "Я думаю, сегодня мы добились определенного прогресса, Адриан, - сказал доктор Крогер. Его слова показались мне вынужденными.
  
  
   "Возбуждение не должно прекращаться сейчас, - сказал Монк. - Мы можем продолжать идти прямо.
  
  
   "Ваша сессия на сегодня окончена".
  
  
   - Но у вас нет других пациентов. Мы можем проводить все время вместе", - сказал Монк. - Ты здесь, Натали здесь. Это может быть отпуск мечты".
  
  
   Его мечта, наш кошмар.
  
  
   Доктор Крогер одарил меня взглядом "я же говорил". Но я был к этому готов. Я разработал свою стратегию, пока шел обратно в отель.
  
  
   - Мы не можем оставаться здесь, мистер Монк.
  
  
   "Конечно можем. Это отель, - сказал Монк. "Мы втроем могли бы получить смежные комнаты. Разве это не было бы грандиозно?"
  
  
   - Я так не думаю, Адриан, - сказал доктор Крогер.
  
  
   "Почему бы и нет?" - сказал Монк.
  
  
   "Потому что в течение семидесяти лет это здание было санаторием для больных туберкулезом", - сказал я. "И бронхит, астма, эмфизема и пневмония".
  
  
   "И это лишь некоторые из них", - сказал доктор Крогер, встретившись со мной взглядом и слегка одобрительно кивнув.
  
  
   "Немного?" - сказал Монк.
  
  
   "Подумайте обо всех тысячах больных людей, которые побывали здесь, - сказал доктор Крогер, - обо всех кашлях, чихании и хрипах, которые происходили в этих стенах".
  
  
   "Вероятно, все это место покрыто слоями засохшей мокроты", - сказал я.
  
  
   Монк вздрогнул. "Это невозможно."
  
  
   - Смотрите сами, - сказал я.
  
  
   Я провел их наружу и через парковку к одному из указателей, на котором была репродукция старинной фотографии, на которой пациенты прогуливались со своими медсестрами возле отеля.
  
  
   Монк недоверчиво уставился на картину. - И они превратили это в отель? Они были безумны?"
  
  
   "После того, как санаторий закрылся, он стал монастырем, - сказал я. "Может быть, они думали, что он очищается молитвой".
  
  
   "Молитва - не антибиотик", - сказал он и протянул мне руку. "Вытирать."
  
  
   Я дал ему один. Он посмотрел на доктора Крогера, который вытирал руки и руки влажной дезинфицирующей салфеткой.
  
  
   - Вам следует уйти с нами, - сказал Монк. - Пока ты еще можешь дышать.
  
  
   - Я остаюсь, - сказал доктор Крогер. "Конференция уже здесь, и у меня сильная иммунная система".
  
  
   "Боже, помоги тебе", - сказал Монк, протягивая мне использованную салфетку и настойчиво указывая на новую. Он начал вытирать ноги салфеткой, а доктор Крогер пошел обратно в отель.
  
  
   - До свидания, Адриан, - сказал доктор Крогер.
  
  
   - Увидимся послезавтра, - сказал Монк.
  
  
   Доктор Крогер застыл как вкопанный и медленно повернулся, чтобы посмотреть на нас. - Ты возвращаешься?
  
  
   "На следующую встречу". Монк щелкнул пальцами, требуя еще одного вытирания. Я дал ему.
  
  
   - Ты думаешь, это разумно, учитывая все болезни и природу вокруг? Я попросил.
  
  
   "Я ходил по раскаленным углям, чтобы увидеть доктора Крогера, - сказал Монк. - Вот как много он для меня значит.
  
  
   "Вы не можете себе представить, что я чувствую при этом", - сказал доктор Крогер и побрел обратно в отель, его плечи поникли от горя. Он был избитым человеком. Я знал, что он чувствовал.
  
  
   Монк начал вытирать лицо и шею. "Идет великий человек, которому грозит верная смерть, чтобы он мог расширить свои знания в области психиатрии для своих пациентов".
  
  
   - Теперь тебе лучше?
  
  
   "Замечательно." Монк провел салфеткой по носу и рту. "Полностью расслабился".
  
  
   - Я это вижу, - сказал я.
  
  
   Мы вернулись к машине. Он не переставал дышать через салфетку, пока мы не поехали обратно по мостику у подножия холма и не направились в город.
  
  
   "Нам нужно немедленно позвонить капитану Стоттлмейеру, - сказал он.
  
  
   "Зачем?"
  
  
   - Я раскрыл убийство, - сказал он.
  
  
   "У вас есть?" Я сказал. "Чья?"
  
  
   - Кларк Троттер, - сказал Монк.
  
  
   Я совсем забыла о муже-изменщике, которого били сковородой, и думала, что Монк тоже. Монк, казалось, не обращал внимания ни на что на месте преступления, кроме собственных страданий.
  
  
   Но, видимо, я ошибался. На каком-то уровне он все время бессознательно улавливал детали, несмотря на свой эмоциональный и психологический срыв. Как будто у него было раздвоение личности, одно было ужасно нестабильным, а другое непоколебимо концентрировалось на деталях и не отвлекалось.
  
  
   - Почему вы думаете, что капитан Стоттлмейер еще не закрыл дело? Я попросил.
  
  
   - Он бы позвонил.
  
  
   "Зачем ему это делать?"
  
  
   - Профессиональная вежливость, - сказал Монк. - Он бы не хотел, чтобы я просто так сосредоточился на тайне.
  
  
   - Он не думал, что ты вообще на этом зацикливаешься, - сказал я.
  
  
   - Конечно, - сказал Монк. "Он полагался на меня".
  
  
   - Он не мог положиться на тебя, - сказал я. - Именно поэтому вас уволили с дела.
  
  
   - Я не припоминаю таких вещей, - сказал он.
  
  
   - Это потому, что у тебя избирательная память, - сказал я. "Вы помните каждую деталь, кроме тех, которые не соответствуют вашему мировоззрению".
  
  
   "Все вписывается в мое мировоззрение, - сказал Монк.
  
  
   Мы снова припарковались на городской площади. Я порылась в сумочке в поисках мобильного телефона и позвонила капитану.
  
  
   - Что за чрезвычайная ситуация? - спросил он хрипло. Очевидно, я разбудил его.
  
  
   - Разве ты не должен быть на работе?
  
  
   - У меня выходной, - сказал он.
  
  
   Упс. Я проверил свои часы. В Сан-Франциско было около семи утра.
  
  
   - Извини, - сказал я. - Мы на девять часов впереди.
  
  
   "О чем ты говоришь?"
  
  
   - Мы в Германии, - сказал я.
  
  
   "Кто?"
  
  
   - Я, - сказал я. - С мистером Монком.
  
  
   - Ты, должно быть, шутишь, - сказал он. "Монку нужно дать успокоительное, чтобы пересечь залив и попасть в Окленд".
  
  
   "Я бы рассказал вам все об этом, но этот звонок, вероятно, уже стоил мне больше, чем мой платеж по ипотеке. Мистер Монк раскрыл убийство.
  
  
   "В Германии?"
  
  
   "В Сан-Франциско". Я поставил телефон на громкую связь и поднял его между собой и Монком. - Он знает, кто убил Кларк Троттер.
  
  
   "Мне больно это говорить, - сказал Монк. - Убийца - Бетти, его свекровь.
  
  
   "Откуда ты это знаешь?"
  
  
   - Она призналась, - сказал Монк.
  
  
   "Я был в ее доме с вами и не слышал ни одного признания", - сказал Стоттлмейер.
  
  
   "Она там не созналась", - сказал Монк. - Она призналась нам в квартире Троттера.
  
  
   - Ее не было с нами в квартире Троттера, - сказал Стоттлмейер срывающимся от раздражения голосом.
  
  
   "Но она оставила свое признание, - сказал Монк. - Это была кухня.
  
  
   - Кухня была ее исповедью? - сказал Стоттлмейер.
  
  
   - Ты понял, - сказал Монк.
  
  
   "У меня ничего нет, - сказал Стоттлмейер. - Кроме головной боли по утрам.
  
  
   - Вот что случилось, - сказал Монк. "Бетти пошла в квартиру Кларка, чтобы поговорить с ним. Мы никогда не узнаем, почему он впустил ее, но он это сделал. Это была роковая ошибка. Что-то, что он сказал или сделал, подтолкнуло ее к краю. Она схватила сковороду с плиты и ударила его ею. Затем она вернулась на кухню, намереваясь вымыть кастрюлю и скрыть свое преступление. Но когда она увидела всю грязную посуду, грязные прилавки и полную неорганизованность, она не могла на этом остановиться. Она должна была вымыть всю посуду и убрать всю кухню. Беспорядок был слишком большим, чтобы она могла его игнорировать.
  
  
   "Трудно представить, что кто-то настолько навязчив", - сказал я. "Не так ли?"
  
  
   - Она была всего лишь человеком, Натали, - сказал Монк. "Ни один порядочный, цивилизованный человек не смог бы уйти от такого беспорядка".
  
  
   "Ни один порядочный, цивилизованный человек не может совершить убийство", - сказал я.
  
  
   "Я сочувствую ей, - сказал Монк. "Она хорошая женщина, которую спровоцировал на жестокий поступок отвратительный человек. Она действовала из любви к дочери и внукам. И я восхищаюсь ею".
  
  
   "Зачем?" Я сказал.
  
  
   "Даже после совершения убийства она поступила правильно и убрала беспорядок на кухне Троттера", - сказал Монк. "Этот самоотверженный акт порядочности должен иметь большое значение для того, чтобы убедить судью проявить к ней некоторую снисходительность при вынесении приговора".
  
  
   "Прежде чем это дело попадет в зал суда, нам потребуются доказательства, подтверждающие вашу теорию", - сказал Стоттлмейер. "Где это находится?"
  
  
   "Кухня тому доказательство", - сказал Монк.
  
  
   "Кто угодно мог его почистить, - сказал Стоттлмейер.
  
  
   - Это был никто, - сказал Монк. "Это была она. Предметы на прилавках и посуда в шкафах расставлены точно так же, как посуда на ее кухне".
  
  
   "Вы не заглядывали внутрь шкафов, - сказал Стоттлмейер.
  
  
   - Мне не пришлось, - сказал Монк. "Я видел, как она расставила товары на своих прилавках и как все было организовано у Троттера. И я видел кухонные полотенца Троттера. Они были сложены и выглажены, как полотенца и тканевые салфетки в ее доме".
  
  
   "Они были?" Я сказал.
  
  
   - Ты мог это видеть? - сказал Стоттлмейер.
  
  
   "Возможно, она носила перчатки для мытья посуды, когда убиралась на кухне, - сказал Монк, - но я не удивлюсь, если она сняла их, чтобы погладить полотенца. Вы найдете ее отпечатки пальцев на утюге.
  
  
   - Значит, его опрятная кухня была не хуже подписанного признания, - сказал я.
  
  
   "Это лучше, чем один", - сказал Монк.
  
  
   "Я посмотрю на это", сказал Стоттлмейер. - Хорошо, что ты вернулся, Монк.
  
  
   - Я в Германии, - сказал Монк.
  
  
   "И по-прежнему раскрываю больше убийств в Сан-Франциско, чем я", - сказал Стоттлмейер. "Это тяжело для моего эго, но я буду жить с этим. Увидимся. Постарайся не попасть в слишком большие неприятности там.
  
  
   Мы попрощались, и я положила телефон обратно в сумочку.
  
  
   Монк посмотрел на меня. - Обещай мне, что никогда не расскажешь об этом капитану.
  
  
   "О чем?"
  
  
   Монк указал на свои кожаные штаны. "Если бы стало известно, что я голышом бегаю по улицам Германии, это могло бы разрушить мою карьеру. Доктор Крогер обязан хранить тайну из-за привилегии врача и пациента, а вы - нет.
  
  
   - Сейчас весна, мистер Монк. Вы находитесь в отпуске в чужой стране. Можно носить шорты. Все туристы так делают, - сказал я. - Кроме того, у тебя красивые ноги.
  
  
   - Что ты делаешь, глядя на мои ноги? он сказал. "Отведи взгляд".
  
  
   Я так и сделал, сдерживая улыбку.
  
  
   "Это может привести только к неприятностям", - сказал он.
  
  
   - К каким неприятностям это может привести?
  
  
   - Обещай мне, что никогда не скажешь об этом ни слова, - сказал он. - Даже мне.
  
  
   - Твой секрет в безопасности, - сказал я. "По крайней мере, пока я не напишу свои мемуары".
  
  
   - Ты пишешь книгу? - спросил он с оттенком паники в голосе.
  
  
   - Еще нет, - сказал я. - Но когда-нибудь я смогу.
  
  
  
  
   ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
  
  
   Мистер Монк и новый опыт
  
  
   Шмидты были физически разношерстной парой лет шестидесяти, и они с радостью приняли нас в своем отеле типа "постель и завтрак" в самом сердце Лора.
  
  
   Хейко был не менее шести футов ростом, его тело скрючилось, как вопросительный знак, возможно, из-за того, что он десятилетиями ходил сгорбившись, чтобы не удариться головой о выступающие балки, поддерживающие низкие волнистые потолки их гостиницы типа "постель и завтрак".
  
  
   Фридерике была невысокой и круглой, как шар для боулинга. Ее волосы были собраны в тугой пучок, и она носила свой цветочный фартук, словно это была ее кожа.
  
  
   Что их объединяло, так это легкая улыбка и естественное гостеприимство.
  
  
   Фридерике сама проводила нас до наших комнат, избавив своего высокого мужа от возможного ушиба головы, хотя ни мне, ни Монку так не повезло. Мы оба успели удариться головой, я, когда поднимался по неровной лестнице, а Монах, когда шел по коридору.
  
  
   "Если вам нужен лед, просто дайте мне знать", - сказала она. - Чашка горячего мятного чая тоже помогает.
  
  
   Она достала из кармана фартука длинный старомодный ключ и открыла дверь в одну из комнат.
  
  
   "Это была моя комната, когда я была ребенком", - сказала она. - А теперь он твой.
  
  
   Я заглянул внутрь. Она была уютной, лишь немногим больше железной кровати в центре комнаты. Толстые деревянные балки тянулись по низкому сводчатому потолку. Пол, казалось, наклонялся к каменному камину, где еще одна толстая плита из гладкого дерева служила каминной полкой и поддерживала ряд книг. Повсюду горели свечи, и маленькое квадратное окно было закрыто сшитыми вручную портьерами.
  
  
   - Мне это нравится, - сказал я.
  
  
   - Но это не уровень, - сказал Монк.
  
  
   - Мне кажется, это очень уютно, - сказал я.
  
  
   - Так и есть, - сказала Фридерике. "Тепло зимой и прохладно весной".
  
  
   Она провела нас по коридору в следующую комнату. В нем не было камина, но в остальном он был таким же, как мой. Монк неодобрительно покачал головой.
  
  
   "Эти комнаты непригодны для проживания", - сказал Монк. "И все здание кривое. Он может рухнуть в любой момент".
  
  
   "Возможно, он немного наклонен, но дом всегда выглядел именно так", - сказала она. "Это потому, что он был построен без прямых углов".
  
  
   Монах задохнулся. "Зачем кому-то это делать?"
  
  
   "Они верили, что дьявол сидит под прямым углом", - сказала она.
  
  
   - Боже мой, - сказал Монк. - Они жили в Средневековье?
  
  
   - Да, - весело сказала она, - были.
  
  
   - Когда был построен твой дом? Я спросил ее.
  
  
   "1440 год. Стены сделаны из дуба со Шпессарта и глины, камней и веток с берегов реки Майн".
  
  
   "Грязь?" - сказал Монк.
  
  
   "И он по-прежнему лучше и крепче, чем дома, которые строят сегодня. Я бы не хотел жить в одном из этих хлипких мест".
  
  
   Вероятно, Фридерике была права. Я сомневался, что современный американский деревенский дом сможет устоять так же долго, как дома в Лоре, против капризов времени и войны.
  
  
   Что меня действительно поразило, так это то, что деревянные балки их зданий веками подвергались воздействию стихии и не гнили, и все же, что бы я ни делал, мне приходилось менять оконные рамы каждые несколько лет.
  
  
   Я должен был узнать секрет.
  
  
   "Как они предохраняли дерево от гниения?" Я попросил.
  
  
   "О, это просто. Они вымачивали его в бычьей крови, - сказала она. "Это отгоняет червей".
  
  
   - И люди тоже. Монах резко повернулся и зашагал к лестнице, снова ударившись головой о балку.
  
  
   Я крепко схватил его за руку и развернул.
  
  
   - Больше негде остановиться, мистер Монк.
  
  
   - Вот машина, - сказал он, потирая лоб.
  
  
   - Здесь не разрешают людям спать в машинах, - сказал я.
  
  
   "Откуда вы знаете?"
  
  
   - Я видел знак. Это была ложь, но я был уверен, что регулирование существует. Я снова посмотрел на Фридерику. - Мы снимем комнаты.
  
  
   - Мы рады, что ты у нас есть, - сказала она, протягивая мне ключи. "Завтрак в семь. Я сделаю вам обоим по чашке чая.
  
  
   Она прошла мимо нас вниз по лестнице.
  
  
   "Натали, будь благоразумна", - умолял он меня. "Стены сделаны из грязи и пропитаны бычьей кровью".
  
  
   "Как вы думаете, стены дома здоровее? Кто знает, какие химические вещества вошли в их состав?
  
  
   - Я знаю, - сказал Монк.
  
  
   - Вы имеете в виду асбест, свинец и формальдегид? Я сказал. "Я чувствую себя намного спокойнее, окруженный стенами из глины, которую брали с берегов рек за столетия до того, как все было загрязнено химикатами и инсектицидами".
  
  
   "Но заражены нечистотами и чумой", - сказал он.
  
  
   "Это было сотни лет назад. Но подумайте обо всех людях, которые были в этой арендованной машине всего за последние несколько недель, - сказал я. "Я не могу представить, какие микробы и телесные жидкости они могли оставить после себя".
  
  
   "Я могу." Монк снова положил руку на лоб и закрыл глаза. "У меня кружится голова."
  
  
   - Это голод, обезвоживание и недостаток сна, - сказал я. - Или сотрясение мозга.
  
  
   Я отвел Монаха в его комнату и сказал ему отдохнуть, пока я принесу наши чемоданы. Когда я вернулся через несколько минут, я обнаружил, что он протирает стену дезинфицирующей салфеткой. На его ночном столике стояла чашка горячего чая, на моей тоже.
  
  
   Я предложил Монку принять душ, переодеться и через час встретиться внизу за ужином.
  
  
   - Часа недостаточно, - сказал он.
  
  
   "Сколько времени тебе нужно?"
  
  
   На мгновение он замолчал. "В идеальных условиях, и под этим я подразумеваю, что если бы я не занимал глинобитную хижину, чистка душа заняла бы всего два-три часа. Мне понадобится как минимум восемь, но я консервативен".
  
  
   - Я ухожу ужинать через час, - сказал я. "С тобой или без тебя."
  
  
   Я пошла в свою комнату и закрыла дверь. Я села на край кровати и наслаждалась чашкой чая, который был обжигающе горячим и имел привкус меда. Это было восхитительно и, как и было обещано, уменьшило размер шишки на моей голове.
  
  
   Я допил чай, принял душ и переоделся в свежую одежду. Я чувствовала себя новой женщиной.
  
  
   Я осторожно присел, спускаясь по лестнице. Я задавался вопросом, предлагал ли им когда-нибудь кто-нибудь дополнить балки.
  
  
   Монк ждал меня в передней комнате, изучая декоративные тарелки и вышитые портреты Лора, висевшие на оштукатуренных стенах.
  
  
   Он был одет в свою обычную униформу - рубашку из стопроцентного хлопка, застегнутую до шеи, застегнутый серый спортивный пиджак, плиссированные брюки с восемью петлями для ремня вместо обычных семи и коричневые мокасины Hush Puppies, начищенные до яркого блеска.
  
  
   Хайко Шмидт сидел в кресле с жесткой спинкой, курил трубку и изучал Монка.
  
  
   - Так теперь одеваются в Штатах? он спросил.
  
  
   - Так и должно быть, - сказал Монк.
  
  
   Хайко кивнул. На нем была клетчатая рубашка под вязаным свитером-кардиганом, который казался на два размера больше. Ребристая ворсистость его вельветовых брюк почти разгладилась от износа.
  
  
   "Очень стильно", - сказала Хейко. Думаю, он это имел в виду.
  
  
   Монк склонил голову из стороны в сторону. Нечасто он получал непрошенный комплимент.
  
  
   "Я думаю, что это будет завоевывать популярность", сказал он.
  
  
   Я спросил Хейко, может ли он порекомендовать место, где можно поесть в Лоре.
  
  
   - Голова вепря, - сказал он. "Лучшая еда в городе, кроме маминой кухни. Это прямо по улице.
  
  
   Я поблагодарил его, и мы отправились обедать.
  
  
   Ночь в Лоре была намного темнее, чем в Сан-Франциско. Мощеные улочки и фахверковые дома мягко освещались светом фонарей, выполненных в стиле старинных газовых фонарей. Если вокруг были припаркованные машины, я их не видел и был этому рад. Тусклый свет в глубокой тьме, казалось, стирал все следы современности. Было легко и весело представить, что мы вернулись в средневековье.
  
  
   Монк не заметил. Он следил за своими ногами, тщательно выбирая каждый камень, на который наступал, пока не достиг дренажной канавы, идущей по центру улицы.
  
  
   Камни в водостоке были уложены в ровный ряд, шириной в два камня. Это означало, что Монк должен был ходить одной ногой прямо перед другой, как будто он был на канате, если он хотел не касаться случайно расположенных камней по обе стороны водостока.
  
  
   Я обнял Монка за руку, и он тут же напрягся.
  
  
   "Что делаешь?" он спросил.
  
  
   "Иду с тобой рука об руку".
  
  
   - Я это знаю, - сказал он. "Но почему?"
  
  
   "Потому что мы в очаровательной средневековой деревне теплой весенней ночью, и я счастлив быть здесь с вами".
  
  
   Я не знал об этом, пока не сказал это, но на самом деле это было правдой.
  
  
   "Это не имеет никакого смысла, - сказал он.
  
  
   Я вздохнул. "Я боюсь споткнуться об один из этих неровных камней, и я держусь за тебя изо всех сил".
  
  
   - Я не виню тебя, - сказал Монк. "Тот, кто положил эти камни, был сумасшедшим".
  
  
   Я почувствовал, как он немного расслабился, что для него было довольно много.
  
  
   Мы шли молча, взявшись за руки. Мне нравился звук наших шагов по булыжнику. Это был не тот звук, который я когда-либо слышал дома. Это успокаивало.
  
  
   - Это мило, - сказал я.
  
  
   - Мне здесь некомфортно, - сказал он.
  
  
   - Тебе везде некомфортно.
  
  
   "Мне не неудобно в своей квартире, - сказал он.
  
  
   "Но так ли ты хотел бы жить? В полной изоляции?
  
  
   - Вероятно, это невозможно, - сказал Монк. - Но мечтать не вредно.
  
  
   Ресторан находился в здании, столь же старом, кривом и очаровательном, как отель типа "постель и завтрак", где мы остановились, поэтому, естественно, Монк не хотел заходить внутрь. Но так как моя рука была переплетена с его, я смог дернуть его без особых усилий.
  
  
   Стены ресторана были украшены рогами и чучелами птиц всех видов, а над камином в главном зале столовой висела гигантская голова кабана, увенчанная котелком, увенчанным разноцветными пластиковыми цветами.
  
  
   Монк хотел немедленно уйти, но я убедил его, что ему нужно поесть, и напомнил ему, что он не принес с собой никакой еды, так что он застрял, питаясь местной едой. Он попытался бы привезти годовой запас, если бы не был сильно накачан лекарствами, когда собирал вещи.
  
  
   Он в отчаянии покачал головой. "Вот почему вы должны просто сказать "нет" наркотикам".
  
  
   "Потому что вы могли бы в конечном итоге пообедать в прекрасном старом ресторане в идиллическом маленьком городке в Германии?"
  
  
   - Вот именно, - сказал Монк. "Следующее, что вы знаете, я мог бы вырвать себе глаза горячими кочергами".
  
  
   "Я постараюсь удержать вас от горячих кочерг", - сказал я.
  
  
   "Пусть это будет уроком для вашей дочери".
  
  
   - Я обязательно ей скажу.
  
  
   Нас повели к столику на двоих у стены. Я сидел спиной к стене, так что Монку приходилось смотреть только на меня и один набор рогов, а не смотреть на голову кабана и сидящую на нем птицу.
  
  
   Официант дал нам меню на английском языке, не спрашивая. Каким-то образом он понял, что мы американские туристы, несмотря на характерные лоровские шишки на наших головах.
  
  
   Меню было простым и коротким, всего несколько стейков, рыбы и салатов. Стейк рибай был описан как "мышцы из зоны между ребрами с типичными пузырящимися жировыми карманами", что могло быть точным, но звучало не слишком аппетитно. Рыбное блюдо было описано как "форель с лососем на белом рисе с соусом из горчицы и листовых овощей с земли". Я попытался представить гибрид лосося и форели и какой он может быть на вкус.
  
  
   Я выбрал простой садовый салат, а Монк выбрал тарелку белого риса. Мы не были очень предприимчивы в нашем кулинарном выборе, но это была только наша первая ночь. Я полагал, что облегчусь в этом.
  
  
   Достаточно было просто сидеть там, независимо от того, что я ел.
  
  
   Если бы кто-нибудь предсказал всего два дня назад, что я отправлюсь в путешествие по Европе с Адрианом Монком, я бы никогда не поверил. На самом деле, я бы сказал, что это невозможно.
  
  
   "То, что мы переживаем сейчас, очень особенное, - сказал я. - Надеюсь, ты оценишь это.
  
  
   - Я стараюсь не замечать рога, - сказал Монк. - Это единственная причина, по которой я пристально смотрю тебе в глаза.
  
  
   - Я не об этом. Я говорю о том, чтобы быть здесь, на другом конце света. Вот что особенного".
  
  
   "Особый - это еще один способ сказать, что это не норма", - сказал он.
  
  
   - Точно, - сказал я.
  
  
   "Мне нравится норма, - сказал Монк. "Норма хорошая. Хотел бы я, чтобы меня звали Норм".
  
  
   "Но теперь вы здесь, в Европе, знакомитесь с совершенно новой культурой. Разве это не захватывающе?"
  
  
   - Я бы так не сказал.
  
  
   - Тогда как ощущения?
  
  
   - Как глубокая, пронизывающая тошнота, - сказал он.
  
  
   "Это прекрасная возможность, мистер Монк. Вы должны принять это".
  
  
   - Я не обнимаю, - сказал Монк.
  
  
   - Когда вы в последний раз были в отпуске?
  
  
   "Когда мы поехали на Гавайи, - сказал он.
  
  
   "Это был не отпуск. Мы потратили все время на расследование убийства".
  
  
   "Это было весело."
  
  
   "Это была работа. В настоящий отпуск не входит труп".
  
  
   - Тогда что ты делаешь?
  
  
   "Ничего такого. В этом весь смысл, - сказал я. "Завтра утром вы проснетесь без каких-либо обязательств, никаких требований к вашему времени, никаких загадок, которые нужно разгадать, и весь день впереди вас в месте, где вы никогда раньше не были. Это отпуск".
  
  
   Монах застонал. - Неудивительно, что у меня их нет.
  
  
   "Открой себя опыту", - сказал я. - Тебе это может понравиться.
  
  
   "У меня был опыт, - сказал Монк. "Я не фанат".
  
  
   Нам принесли еду, и мы ели молча. К тому времени, когда мы закончили есть, смена часовых поясов настигла нас обоих. Было всего около восьми часов, но мы оба вели безнадежную борьбу за то, чтобы держать глаза открытыми.
  
  
   Мы вернулись в пансион и удалились в свои отдельные комнаты.
  
  
   Проскользнув между простынями и положив голову на мягкую подушку, я подумал о грядущем дне.
  
  
   Завтрашний день начнется не с того, что мы будем стоять над жертвой жестокого убийства. Нам нечего было делать, кроме как расслабиться и исследовать новое окружение.
  
  
   Я поздравил себя. Поездка в Германию с Монком оказалась прекрасным решением не только для меня, но и для нас обоих.
  
  
   Он просто еще не понял этого.
  
  
  
  
   ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
  
  
   Мистер Монк уходит в отпуск
  
  
   Из-за смены часовых поясов я проснулся в четыре утра и больше не мог заснуть. Так что я использовал разницу во времени в свою пользу и позвонил домой, чтобы проверить Джули.
  
  
   Я заверил свою дочь, что у меня было ужасное время, поэтому она не будет ревновать. Это было не трудно продать. Она могла представить, на что похоже путешествие с Монком. Я чувствовал себя немного виноватым, что провел отпуск в Европе без нее, но не настолько, чтобы быть готовым лететь домой следующим же самолетом.
  
  
   Делает ли это меня эгоистичным человеком и плохой мамой? Надеюсь нет.
  
  
   После звонка я прочитал путеводители о местах, которые нужно увидеть и чем заняться, и просмотрел немецко-английский словарь в поисках полезных слов или фраз для путешествий с Монком.
  
  
   Я не смог найти прямых переводов для "пожалуйста, извините, мой друг, он не хочет обидеть" и "у вас есть какое-нибудь дезинфицирующее средство? " на немецком. Я сделал мысленную пометку спросить у Шмидтов.
  
  
   Я также написал список близлежащих мест, которые мы с Монком могли бы посетить после того, как исчерпаем все возможности Лора, что, судя по размерам городка, мы бы сделали к полудню.
  
  
   Когда я спустился в семь утра, Фридерике усердно работала на кухне. Она готовила яйца, сосиски и печенье, которые Хейко затем вынесла на мясной стол, где ждали Монк и еще четверо гостей.
  
  
   Монк, конечно же, не ел горячий завтрак. Он ел тосты, срезая корочки и тщательно смазывая хлеб джемом.
  
  
   Я сел напротив него и представился другим гостям - бизнесмену, посетившему одну из фабрик, пожилой немке, не говорившей по-английски, и молодой паре из Бельгии, которые не могли оторвать друг от друга ни рук, ни губ. Другой.
  
  
   Хейко поставила миску в центр стола. В дымящейся воде плавала дюжина белых сосисок. Я не знал, что нам делать с сосисками, поэтому подождал, что сделают остальные.
  
  
   Бизнесмен взял ложкой одну из сосисок из миски и положил ее себе на тарелку. Он надрезал колбасу с одного конца, взял ее пальцами и высосал мясо, словно пил через соломинку.
  
  
   Монах съёжился с головы до ног, и я должен признать, что сам не нашел это зрелище слишком привлекательным. Бизнесмен заметил, что я наблюдаю за ним, и, похоже, его позабавила наша реакция.
  
  
   - Вайсвурст, - сказал он, указывая на сосиску. "Отлично."
  
  
   Старушка достала из миски колбасу, но мяса не высосала. Вместо этого она разрезала сосиску посередине и аккуратно вилкой сняла с кожи белое мясо. Она обмакнула мясо в какую-то горчицу и съела.
  
  
   Это выглядело для меня более привлекательным, чем высасывание мяса из кожи, но я не думал, что смогу есть что-нибудь с горчицей по утрам.
  
  
   Через несколько минут после моего приезда бизнесмен ушел на встречу, старушку подобрали родственники, а молодые поспешили обратно в свою комнату, вероятно, чтобы закончить начатое за столом.
  
  
   Я взял колбасу и решил съесть ее, как старуха, только без соуса. Я уже собирался положить мясо в рот, когда Монк нахмурился.
  
  
   - Ты ведь знаешь, что такое колбаса? он сказал. - Это мясной фарш, начиненный свиным кишечником. А ты знаешь, что в кишечнике, верно?
  
  
   - Да, я знаю, спасибо, - сказал я. - Ты вчера ел колбасу.
  
  
   - Сомневаюсь, - сказал он.
  
  
   - Тот препарат, который ты принимаешь, тоже вызывает амнезию?
  
  
   "Нет, но после того, как это пройдет, вещи, которые я помню, настолько возмутительны, что я не знаю, что из этого было правдой, а что кошмаром".
  
  
   "Все было по-настоящему", - сказал я.
  
  
   Монк вздрогнул. "Боже, помоги мне."
  
  
   Я съел колбасу. У него была необычная текстура, но он был восхитителен и обладал удивительно сложным эффектом. Я чувствовал копченое мясо, лук, имбирь и намек на лимон. Я быстро проглотил еще немного.
  
  
   Фридерике присоединилась к нам и спросила, каковы наши планы. Когда я сказал ей, что у нас их нет, она сказала, что сегодня на городской площади проходит фермерский рынок. Она собиралась купить продукты, и если мы захотим прогуляться с ней, она будет рада быть нашим гидом по дороге. Я быстро согласился для нас обоих, хотя Монк не выглядел слишком взволнованным по этому поводу.
  
  
   Она принесла из кухни большую плетеную корзину, набила ее небольшими холщовыми мешочками для продуктов, и мы пошли.
  
  
   Это был прекрасный день, с умеренной температурой, легким ветерком и всего несколькими клочьями облаков на небе. Воздух казался чистым и легким, как будто все загрязнения были отфильтрованы, когда он дул через Шпессарт.
  
  
   Мы с Фридерике шли по обе стороны от Монка, который держался оврага посреди дороги.
  
  
   Теперь, когда я был близко к зданиям, я заметил, что над каждым крошечным дверным проемом было что-то написанное мелом: 20*C+M+B*08. Я указал на надпись.
  
  
   "Что это значит?" - спросил я Фридерике.
  
  
   "Это год, два креста и благословение на дом", - сказала она. - Это часть ритуала, восходящего к шестнадцатому веку.
  
  
   "Здесь все работает", - сказал Монк. "Пришло время вам, люди, модернизироваться".
  
  
   "Шестое января - праздник трех королей: Каспара, Мельхиора и Бальтазара. В этот день дети ходят по домам в костюмах королей и звонят в колокольчик", - объяснила она. "Когда вы открываете дверь, дети объявляют, что родился Мессия, поют песню, и если вы даете им несколько монет для бедных, они пишут этот знак освященным мелом".
  
  
   - А если не заплатишь? - спросил Монк.
  
  
   Фридерике пожала плечами. "Все платят, иначе вы не будете благословлены. Тебе будет очень плохо".
  
  
   - И полиция разрешает это?
  
  
   - А почему бы и нет? - ответила Фридерике.
  
  
   "Вы платите за защиту. Если вы этого не сделаете, то эти хулиганы позаботятся о том, чтобы не случилось ничего плохого, - сказал Монк. "Это вымогательство".
  
  
   - Это на благотворительность, - сказала Фридерике.
  
  
   - Так они всегда говорят, - сказал Монк. "Но это идет прямо на самогон и травку. Неудивительно, что они маскируются. Это затрудняет их идентификацию".
  
  
   Фридерика выглядела озадаченной. "Хуч и травка?"
  
  
   - Неважно, - сказал я, отмахиваясь от замечания Монка, словно это был дым в воздухе.
  
  
   Монах указал на церковь, мимо которой мы проезжали. "В этой восьмерке не хватает верхней части".
  
  
   На камне над дверью была выгравирована дата. Монк был прав. Похоже, кто-то срезал верхнюю часть восьмерки в дате 1387.
  
  
   - Это четыре, - сказала Фридерике.
  
  
   "Это определенно нижняя восьмерка", - сказал Монк.
  
  
   "Вот так тогда писали четверки", - сказала она. "Как половина восьмого".
  
  
   - И никто не мог найти время за последние шестьсот двадцать лет, чтобы исправить это? - сказал Монк. - Я буду рад сделать это для вас, пока я здесь. У тебя есть долото, которое я могу одолжить?
  
  
   Фридерика была так сбита с толку замечаниями Монка, что споткнулась о булыжник, но быстро встала на ноги.
  
  
   "Вы должны идти по пешеходной дорожке", - сказал Монк.
  
  
   "Что?" она сказала.
  
  
   - Путь людей, - сказал Монк, указывая на овраг, в котором он находился. - Он намного безопаснее.
  
  
   - О нет, вам не следует туда ходить, - сказала Фридерике. "Это приносит несчастье".
  
  
   "Тот, кто сказал это, должно быть, был тем же парнем, который думал, что вырезать половину восьмерки - это то же самое, что четверку", - сказал Монк. "Что может быть плохого в том, чтобы ходить там, где все спокойно, безопасно и упорядоченно?"
  
  
   "Здесь люди опорожняли свои комнатные горшки", - сказала она.
  
  
   "Что такое комнатный горшок?" - спросил Монк.
  
  
   - Средневековый туалет, - сказал я. - По сути, ведро... - взвизгнул Монк, выпрыгивая из оврага и практически попадая мне в руки.
  
  
   Он с осуждением посмотрел на Фридерику. - Ты вылил нечистоты на улицу?
  
  
   "Тогда у них не было внутренней сантехники, - сказала она. "Улицы имеют уклон, поэтому стоки стекают к ручью, впадающему в реку".
  
  
   "Где они пили воду, стирали одежду и брали грязь, чтобы строить свои дома", - сказал Монк.
  
  
   "Это большая река, - сказала она, - с сильным течением".
  
  
   Монк бросил на меня мрачный взгляд. "Весь этот город - свалка токсичных отходов. Его следует немедленно эвакуировать и поместить на карантин в целях общественной безопасности".
  
  
   "Люди не выбрасывали свои отходы на улицы уже более ста лет, - сказал я. - Теперь чисто.
  
  
   - Период полураспада радиации составляет столетия, - сказал Монк, осторожно переступая с камня на камень.
  
  
   - Человеческие отходы не радиоактивны, - сказал я.
  
  
   "Никто не думал, что атомы существуют, пока их не начали расщеплять", - сказал Монк.
  
  
   - Это не имеет никакого смысла, - сказал я.
  
  
   "В этом есть смысл, - сказал Монк. "Это объясняет, почему в этом месте появилось так много гномов, почему Снизи был Снизи и почему люди думали, что написать половину восьмерки - это то же самое, что четверку".
  
  
   По некоторым вопросам с Монком спорить было бессмысленно, потому что не было никаких шансов передумать. Это был один из таких предметов.
  
  
   - Городская площадь приближается, - сказала Фридерике. "Между 1626 и 1629 годами более сотни женщин были обвинены в том, что они ведьмы. Их пытали до признания, а потом сжигали на костре посреди площади".
  
  
   "И я могу догадаться, почему", - сказал Монк. "Бедные женщины, вероятно, совершили ересь, предполагая, что, возможно, это не такая хорошая идея, чтобы сточные воды текли по улицам, потому что это может сделать людей очень больными, физически и психически. О чем я думал, приходя сюда?
  
  
   - Мы можем пойти домой прямо сейчас, - сказал я. - Если вы не против пропустить следующие две встречи с доктором Крогером.
  
  
   Монк поморщился. "Жизнь жестока."
  
  
   Городская площадь была заполнена людьми, бродившими среди палаток, столов и грузовиков с едой, торгующих фруктами, овощами, мясом, морепродуктами и домашними безделушками.
  
  
   Были также жонглеры, музыканты, стеклодувы, художники и скульпторы, занимавшиеся своим искусством и торговавшие среди продавцов, придавая рынку атмосферу Старого Света, праздничную атмосферу, которая напомнила мне о ярмарке эпохи Возрождения, которая приезжала в Монтерей каждое лето, когда я рос. вверх.
  
  
   В отличие от ярмарки, однако, это было подлинным.
  
  
   Вскоре мы потеряли Фридерику из виду. Она остановилась, чтобы сделать покупки, и мы попали в поток толпы. Я позволил себе увлечься, но Монк боролся с течением и в итоге стал похож на одного из уличных артистов.
  
  
   Он прыгал, делал пируэты и пригибался, чтобы избежать физического контакта с незнакомцами и сохранить равновесие на выбранных им булыжниках. Были маленькие дети, которые даже остановились, чтобы посмотреть на него. Я изо всех сил старался не обращать на него внимания, предпочитая блуждать взглядом по мясникам и пекарям, художникам и кукловодам.
  
  
   Я просматривал ассортимент плюшевых игрушек ручной работы у продавца, когда краем глаза заметил необычную вещь.
  
  
   Монк прекратил свой странный танец и начал бежать в толпу, расталкивая людей.
  
  
   Что-то было очень не так. Я сразу побежал за ним.
  
  
   "Г-н. Монах!" Я крикнул. "Ждать!"
  
  
   Но он бросился вперед, не обращая внимания на людей, которых грубо пихал локтями и отталкивал в сторону.
  
  
   Монк был настолько полон решимости в своем преследовании, что его, казалось, совершенно не заботило, наедет ли он на неровный булыжник или наступит в канализацию.
  
  
   Все, что привлекло его внимание, имело такое большое значение, что нейтрализовало его страхи и тревоги. Я не мог представить, что он видел, что могло иметь такую власть над ним.
  
  
   А потом он так резко остановился, что я чуть не врезался ему в спину.
  
  
   "Что это?" - сказал я, пытаясь отдышаться. "Что случилось?"
  
  
   Монк достиг перекрестка нескольких узких улиц и осматривал каждую из них вверх и вниз, голова у него практически кружилась.
  
  
   У меня кружилась голова, только глядя на него. Или, возможно, это было внезапное напряжение в сочетании со сменой часовых поясов.
  
  
   "Что ты видел?" Я попросил. - За чем ты бежал?
  
  
   - Он ушел, - сказал Монк, выражение его лица было напряженным и несчастным. "Я потерял его."
  
  
   "Кто?"
  
  
   Монк глубоко вздохнул и закрыл глаза. И когда он снова открыл их, на его лице было стальное выражение решимости, которого я никогда раньше не видел.
  
  
   "Человек, убивший мою жену, - сказал он.
  
  
  
  
   ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
  
  
   Мистер Монк и шесть пальцев
  
  
   Монк ходил по одной улице и по другой, заглядывая в каждый переулок, двор и нишу. Он гнался за фантомом, а я спешил не отставать от него.
  
  
   - Откуда ты знаешь, что это был он? Я сказал.
  
  
   - Я знаю, что видел, - сказал Монк.
  
  
   - Что именно?
  
  
   "Я увидел в толпе мужчину, который покупал пирожные, - сказал Монк. "У него было шесть пальцев на правой руке".
  
  
   "Ты уверен?"
  
  
   "Это не то, что вы видите каждый день", - сказал Монк. "Человек, убивший Труди, здесь, и я позволил ему уйти".
  
  
   Я знал только общие подробности об убийстве Труди. Она была репортером небольшой местной газеты и погибла от взрыва заминированного автомобиля, который дистанционно активировался с помощью мобильного телефона.
  
  
   Монк подозревал, что Дейл Бидербак, безжалостный эгоист весом в восемьсот фунтов, известный как Дейл Кит, имел какое-то отношение к ее убийству. Труди написала несколько нелестных историй о Дейле, который не вставал с постели уже десять лет и владел половиной недвижимости в Сан-Франциско.
  
  
   Дейл чуть не засудил Монахов до нищеты, прежде чем уладить дело, отказавшись от иска в обмен на их летний дом, который он затем использовал для хранения своей обширной коллекции порно. Очевидно, он сделал это, чтобы еще больше разозлить Монахов.
  
  
   Монк так и не смог доказать связь кита Дейла с убийством Труди, но он действительно посадил болезненно тучного монстра в тюрьму за то, что нанял кого-то, чтобы убить местного судью.
  
  
   Тем не менее, именно Кит Дейл дал Монку жизненно важную подсказку, которая позволила ему выследить террориста Труди до нью-йоркской больницы, где больной раком мужчина находился на смертном одре.
  
  
   В предсмертном заявлении террорист поклялся Монку, что его нанял для установки взрывчатки кто-то другой, человек, имени которого он не знал и лица которого никогда не видел, но у которого было шесть пальцев на правой руке.
  
  
   С тех пор Монк и Стоттлмейер искали шестипалого мужчину, но безуспешно.
  
  
   "У вас была тяжелая неделя эмоционально и психологически", - сказал я ему. "У тебя джетлаг. Может быть, твои глаза сыграли с тобой злую шутку.
  
  
   - Мои глаза этого не делают, - сказал Монк. "Я видел человека с одиннадцатью пальцами".
  
  
   - Хорошо, - сказал я. - Может быть, ты это сделал.
  
  
   - Да, - твердо сказал Монк.
  
  
   - Но вы не знаете, что это был тот же самый человек, который нанял кого-то, чтобы убить Труди, - сказал я. - Это может быть еще один парень с одиннадцатью пальцами.
  
  
   - Сомневаюсь, - сказал Монк.
  
  
   "Почему?" Я сказал. "Почему убийца должен быть именно здесь?"
  
  
   Монк остановился и посмотрел на меня. "Подумай об этом. Это идеальное место для него, чтобы спрятаться. Маленький город ясно по всему миру. Не просто какой-нибудь маленький городок, а город, погрязший в смерти и болезнях, настолько ужасный, что породил непреходящий кошмар, подобный Белоснежке. "
  
  
   - Это прекрасный город, - сказал я. " Белоснежка - любимая басня".
  
  
   "Лор - последнее место на земле, где я когда-либо искал бы его или когда-либо посещал", - сказал Монк. - Он знал это.
  
  
   "И все же вы здесь, по чистой случайности, в единственном месте на земле, которое он решил спрятать".
  
  
   - Это судьба, - сказал он.
  
  
   - Это смешно, - сказал я. - Кроме того, ты не веришь в совпадения, особенно когда речь идет об убийстве.
  
  
   - Теперь знаю, - сказал Монк.
  
  
   Я не знал, видел ли Монк на самом деле человека с шестью пальцами. Но я ни на мгновение не поверил, что человек, заказавший смерть Труди Монк, скрывается в Лоре, в Германии. Мне было очевидно, что происходит на самом деле.
  
  
   - У меня есть гораздо более логичное объяснение тому, что вы видели, - сказал я.
  
  
   "Что может быть логичнее того, что я только что сказал вам?"
  
  
   "Вы находитесь в месте, где вы никогда не были, и вам приходится приспосабливаться к совершенно другому языку, культуре и образу жизни, чем вы знакомы. Это заставляет вас чувствовать себя неловко - вы сами сказали об этом прошлой ночью. Кроме того, вас ждет день, когда вам нечего делать. Вы не могли с этим справиться, поэтому в панике ваш разум изобрел что-то, что полностью заняло бы ваши мысли и отвлекло бы вас от всех пугающих различий вокруг вас".
  
  
   Монк долго смотрел на меня, прежде чем сказать: "Это самая безумная вещь, которую я когда-либо слышал".
  
  
   "Вы не можете мириться с переменами, и вы не можете мириться с мыслью, что у вас будет выходной", - сказал я. - Значит, вы поставили перед собой цель, от которой нельзя было отказаться: найти убийцу Труди, даже несмотря на то, что мы наименее вероятны для вас, чтобы найти его.
  
  
   - Именно поэтому он здесь, - сказал Монк. - Вы только что подтвердили мою точку зрения.
  
  
   - Вы не слушали ни слова, которое я сказал.
  
  
   - Да, я это сделал, - сказал Монк. "Но только слова, которые имели смысл, что было примерно одним из десяти".
  
  
   - Ты имеешь в виду, что слушала только то, что хотела услышать.
  
  
   "Конечно. Зачем мне поступать иначе? Это было бы похоже на намеренное употребление чего-то, что вызывает у вас тошноту".
  
  
   Я не мог спорить с этой аналогией. Оно было абсолютно точным и непреднамеренно разоблачающим. Он не мог слушать ничего, что противоречило его необычайно жесткому мировоззрению.
  
  
   "Так что ты хочешь сделать? Поквартирный обыск?
  
  
   - Хорошая идея, - сказал Монк. "Давайте соберем тех детей, которые наряжаются Тремя Королями, и заставим их сделать еще одну коллекцию. Мы можем присоединиться и посмотреть, кто открывает двери.
  
  
   - Это кажется не очень практичным, мистер Монк. Шестое января еще далеко, и я не думаю, что кого-то удастся обмануть".
  
  
   "Ты прав. У нас нет времени на изощренный подход, - сказал Монк.
  
  
   - Это было тонко?
  
  
   - Мы должны пойти в полицию.
  
  
   "Что они могут сделать?" Я сказал. "Преступления не было".
  
  
   "Мою жену убили, - сказал Монк.
  
  
   - Я знаю, мистер Монк, и я не хочу отрицать боль и утрату, которые вы чувствуете. Но она не была убита здесь, и нет никаких доказательств того, что человек с одиннадцатью пальцами, которого вы видели, если вы вообще его видели, был человеком, который это сделал.
  
  
   - Вот почему нам нужна полиция, - сказал Монк. "Если мы найдем этого человека, мы найдем улики".
  
  
   - У меня есть идея получше, - сказал я. - Давайте отложим все дела до завтрашней встречи с доктором Крогером. Может быть, он поможет вам разобраться с проблемами, лежащими в основе всего этого".
  
  
   "Завтра может быть слишком поздно", - сказал Монк. - Убийца мог собирать вещи и готовиться к побегу прямо сейчас.
  
  
   "Хорошо, давайте сегодня встретимся с доктором Крогером".
  
  
   Доктор Крогер был бы не слишком доволен, но для меня психическое здоровье Монка было важнее.
  
  
   "Мне не нужен психиатр, - сказал Монк. "Мне нужен специальный отряд обученных детективов, который прочесывает это богом забытое место в поисках человека, убившего мою жену".
  
  
   И с этими словами Монк отправился на поиски полиции, и я увидел, как мой отпуск превратился в безумие.
  
  
   Полицейский участок Лора был ненамного больше туристического офиса, и в нем находились всего два человека: женщина-диспетчер и офицер в форме за стойкой, который оказался тем самым парнем, который был свидетелем краха Монаха в городе. квадрат и отнес его обратно в машину.
  
  
   Офицера звали Шуст. Сказать, что он не сочувствовал просьбе Монка, было бы преуменьшением.
  
  
   Я мог это понять, но я был на стороне Монка. Потому что, когда дело доходит до этого, несмотря на любые сомнения, которые у меня могут быть, моя работа состоит в том, чтобы поддерживать и помогать Монку всеми возможными способами.
  
  
   - Возможно, мистер Монк не прояснил ситуацию, - сказал я. - Он специальный консультант полицейского управления Сан-Франциско и расследует убийство.
  
  
   Офицер Шуст скептически посмотрел на Монка. - Он детектив?
  
  
   - Лучшее в Америке, - сказал я.
  
  
   Я не верил, что Монк был прав, но я должен был сделать все возможное, чтобы помочь его делу. Кроме того, я решил, что чем раньше я смогу доказать ему, что либо он был бредом, либо шестипалый человек, которого он видел, не был убийцей, тем скорее мы сможем снова наслаждаться нашим отпуском.
  
  
   - Он боится булыжников, - сказал Шуст.
  
  
   "Если бы ты был умным, ты бы тоже им был", - сказал Монк. - Одно неверное движение, и ты можешь сломать себе шею. Эти улицы должны быть заасфальтированы".
  
  
   "Мы не собираемся мостить улицы, - сказал Шуст. - И мы не собираемся ходить по домам в поисках одиннадцатипалого человека.
  
  
   - Я хочу увидеть, кто здесь главный, - сказал я.
  
  
   - Вам придется вернуться в другой раз, - сказал Шуст. "Главный криминальный комиссар Штоффмахер недоступен".
  
  
   - Мы подождем, - сказал Монк.
  
  
   "Он может отсутствовать весь день", - сказал офицер. - Он расследует убийство.
  
  
   - Отлично, - сказал я. "Укажите нам место преступления, чтобы мистер Монк смог раскрыть убийство, а главный криминальный комиссар сосредоточил все свое внимание на поиске нашего человека".
  
  
   "Место преступления - не достопримечательность, - сказал Шуст. - Мы закончили, фройляйн Тигер.
  
  
   Офицер повернулся и вернулся к своему столу. Когда Монк посмотрел на меня, на его выражение вернулась стальная решимость.
  
  
   "Это не такой большой город. Найти место преступления не составит большого труда, - сказал Монк. "Мы просто будем ездить, пока не найдем кучу полицейских машин".
  
  
   - Нас по-прежнему не пускают через линию полиции, - сказал я. "Что нам нужно, так это введение. Жди здесь."
  
  
   Я вышел наружу, достал сотовый телефон и позвонил капитану Стоттлмейеру. Я не забыл, что мы опередили Сан-Франциско на девять часов, но это было срочно.
  
  
   Стоттлмейер ответил хрипло. "Ага."
  
  
   - Это Натали, капитан. Мне нужна услуга."
  
  
   - Ты знаешь, сколько здесь времени?
  
  
   - Позвольте задать вам вопрос, - сказал я. - Вы арестовали эту сумасшедшую женщину за убийство своего подлого зятя?
  
  
   "Да, мы это сделали", - сказал Стоттлмейер. - Могу я теперь снова заснуть?
  
  
   - Мне нужно больше подробностей, - сказал я.
  
  
   "Монк был прав. Ее отпечатки пальцев были на всем утюге. Когда она столкнулась с уликами, она все рассказала. Мы не могли ее заткнуть. Доволен?"
  
  
   - Значит, вы в долгу перед мистером Монком, - сказал я.
  
  
   "Да, я ему должен", - сказал Стоттлмейер. "Когда он вернется, я позволю ему навести порядок на моем столе".
  
  
   - Этого будет недостаточно, - сказал я.
  
  
   "Ему за это платят, - сказал Стоттлмейер.
  
  
   - Ты уволил его, помнишь? Он сделал это по доброте душевной и из глубокого, неизменного чувства служения обществу".
  
  
   "Он сделал это, потому что он навязчив и не может отпустить это".
  
  
   "Это не имеет значения. Дело в том, что вы все равно бы никуда не двинулись в этом деле, если бы он не выкроил время из отпуска своей мечты, чтобы помочь вам. Теперь все, о чем он просит, - это небольшая услуга взамен.
  
  
   "Что у тебя было на уме?"
  
  
   "Нам нужно, чтобы вы позвонили в полицию в Лоре, Германия, и убедили их, что мистер Монк - очень важный и уважаемый сотрудник полицейского управления Сан-Франциско".
  
  
   - Зачем им это знать?
  
  
   "Это имеет значение?"
  
  
   "Да, потому что такой звонок делает все, что делает Монк, официальным и отражает наше ведомство. И во-вторых, если вы не решаетесь сказать мне, почему я вам нужен, чтобы поручиться за него, это должно быть что-то большое. Он уже наткнулся на мертвое тело?
  
  
   Я вздохнул. "Г-н. Сегодня Монк мельком увидел человека в толпе и потерял его. Нам нужна полиция, чтобы помочь нам найти парня.
  
  
   "Что сделал парень? У него не было пуговицы на рубашке? Он носил только одну серьгу? Его ботинок развязался?
  
  
   "У него было шесть пальцев на правой руке".
  
  
   - О черт, - сказал Стоттлмейер.
  
  
   - Ты видишь мое затруднительное положение.
  
  
   - Ты действительно веришь, что Монк видел именно это?
  
  
   - Важно то, что он в это верит, - сказал я. "Ничто не значит для него больше, чем найти убийцу Труди. Даже если есть только один шанс на миллиард, что он прав, мы должны поддержать его, несмотря ни на что".
  
  
   "Это может закончиться трагическим смущением для него и для нас", - сказал Стоттлмейер.
  
  
   - Я знаю, - сказал я. "Но какой у нас есть выбор? Мы его друзья.
  
  
   - Где ты снова?
  
  
   - Лор, Германия, - сказал я. "Родной город Белоснежки".
  
  
   "Я думал, что ее родным городом был Диснейленд".
  
  
   - Этого не было.
  
  
   "Теперь вы собираетесь сказать мне, что Спящая Красавица тоже не жила там", - сказал Стоттлмейер. "Дай мне пару минут. Я должен разбудить некоторых людей.
  
  
   Я вернулся в полицейский участок и сел рядом с Монком на один из двух стульев в вестибюле.
  
  
   "Что ты сделал?" - спросил Монк.
  
  
   - Я позвонил капитану Стоттлмейеру, - сказал я.
  
  
   - Он собирается нам помочь?
  
  
   Я посмотрел на Монка. - Он когда-нибудь подводил тебя?
  
  
   Прошло полчаса. Офицера и диспетчера явно раздражало, что мы сидим, но выгнать нас они не могли.
  
  
   Я сказал Монку, что Бетти арестована, но он только пожал плечами. Он никогда не сомневался в ее виновности, как не сомневался в себе, увидев человека с одиннадцатью пальцами.
  
  
   У диспетчера зазвонил телефон. Она ответила и жестом попросила Шуста поднять трубку. Он сделал.
  
  
   Офицер прислушался, посмотрел на нас с удивлением, повесил трубку и сделал еще один звонок. Он разговаривал с кем-то несколько минут, то и дело поглядывая на нас, затем закончил разговор и подошел к нам.
  
  
   "Прошу прощения, мистер Монк, если я вас чем-то обидел", - сказал Шуст. - Начальник региональной полиции приказал мне немедленно отвезти вас к главному криминальному комиссару Штофмахеру. Пожалуйста, пойдем со мной."
  
  
   Офицер повел нас к своей машине. Когда мы последовали за ним, Монк посмотрел на меня в поисках объяснений. Я пожал плечами.
  
  
   "У вас должны быть друзья в высших эшелонах власти", - сказал я.
  
  
   - Я боюсь высоты, - сказал Монк. "Вот почему я рад, что у меня здесь есть два друга, на которых я всегда могу рассчитывать".
  
  
  
  
   ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
  
  
   Мистер Монк видит труп
  
  
   Мы пробыли в Германии всего сутки и вот-вот должны были увидеть мертвое тело. Это точно не входит в мой список дел, когда я отправляюсь в новое место. Но то же самое произошло, когда Монк последовал за мной на Гавайи, когда мы пошли на дегустацию вин в Напе, и когда он был гостем на свадьбе моего брата. Куда бы Монк ни пошел, вы всегда можете рассчитывать на то, что рано или поздно появится мертвое тело.
  
  
   Может быть, поэтому он никогда не получал приглашений на свадьбы, юбилеи, дни рождения, вечеринки, кинопоказы, таймшер-презентации или что-то еще. Ничто не убивает хорошее время быстрее, чем убийство. Он привлекает больше смерти, чем Джессика Флетчер, и она практически Мрачный Жнец в домашнем платье.
  
  
   Местом преступления был один из тех дуплексов, построенных в предгорьях под лесом, прямо в тени Францискушоэ. Дуплекс представлял собой широкую А-образную раму с соответствующими входными дверями и окнами. Я уверен, что Монк оценил идеальную симметрию.
  
  
   Офицер разматывал полицейскую ленту в красно-белую полоску и обматывал ею деревья и уличные фонари на территории, чтобы закрепить ее на месте. Полицейская лента гласила: POLIZEIABSPERRUNG. Единственное, что я уже заметил в немецком языке, это то, что он, казалось, втискивал целые предложения в одно длинное непонятное слово.
  
  
   Шуст поднял ленту, чтобы мы могли пройти под ней, а затем проводил нас в правую часть дуплекса.
  
  
   Это было крошечное помещение, примерно семь сотен квадратных футов, с гостиной и кухней на первом этаже и спальней на втором. Обстановка была в стиле секонд-хенд евросемидесятых, с большим количеством ярких цветов.
  
  
   Жертвой был мужчина, которому, как мне показалось, было немного за тридцать. Он растянулся на боку на полу, пистолет недалеко от его руки. Его волосы были спутаны от крови. Это определенно было не то, что я имел в виду для осмотра достопримечательностей.
  
  
   Над телом стояли двое мужчин. Оба мужчины были в нестандартных костюмах и галстуках, то есть в такой же низкооплачиваемой полицейской одежде, какую можно увидеть в Америке. Я предполагаю, что некоторые вещи верны везде - полицейским не платят достаточно, и люди убивают.
  
  
   У одного из мужчин были огромные черные усы, которые выглядели так, будто ворона попала в нефтяное пятно, попыталась взлететь и вместо этого врезалась ему в лицо. Замысловатые усы полностью закрывали его лицо и, честно говоря, всю комнату.
  
  
   Другой мужчина был моложе, с серьезным щенячьим выражением на бледном детском лице. Он сжал свой блокнот и ручку, как будто они были спасательным кругом.
  
  
   "Главный криминальный комиссар Штоффмахер, - сказал Шуст человеку с возмутительно усами, - это Адриан Монк и его помощница Натали Тигер".
  
  
   Штоффмахер предложил Монку руку.
  
  
   "Добро пожаловать в Лор, мистер Монк. Ваша репутация опережает вас, - сказал он и отмахнулся от офицера Шуста. Офицер ушел.
  
  
   - Вы слышали обо мне? Монк пожал руку Штоффмахеру.
  
  
   "Вам предшествовал телефонный звонок от моего начальства, - сказал Штоффмахер. - Мне говорят, что вы лучший детектив в Сан-Франциско, а может быть, и во всей Америке.
  
  
   - Я, - сказал Монк.
  
  
   "Они не упомянули о вашей скромности", - сказал Штоффмахер.
  
  
   "А еще я очень аккуратный", - сказал Монк, пытаясь стряхнуть с ботинка немного белого пуха.
  
  
   - Приятно знать, - сказал Штофмахер, прищурившись. Он явно не был уверен, что делать с Монком. Большинство людей нет.
  
  
   Мужчина рядом со Штоффмахером прочистил горло. Штоффмахер понял намек.
  
  
   - Это комиссар Гешир, - почти неохотно сказал Штофмахер.
  
  
   "Я всегда рад встретить очередного коллегу в правоохранительных органах. Так получилось, что я лучший детектив в этом отделе, - сказал Гешир Монку, протягивая ему руку. Монк встряхнул его.
  
  
   - Поздравляю, - сказал Монк, все еще шевеля ногой, чтобы избавиться от злого пуха. Наконец оно улетело.
  
  
   - Кроме того, вы единственный детектив в отделе, - сказал Штоффмахер.
  
  
   "Что ставит меня на первое место", - сказал Гешир.
  
  
   - Или дно, - сказал Штоффмахер. - Если меня считать.
  
  
   - Ты босс, - сказал Гешир, - так что ты не в счет.
  
  
   Они были так заняты спором, что ни один из них не заметил, как Монах продезинфицировал руку салфеткой.
  
  
   Наблюдая за двумя детективами, меня охватило странное чувство дежавю.
  
  
   - Ты хочешь сказать, что я не в счет? - сказал Штофмахер. "Возможно, вы захотите подумать о последствиях этого замечания".
  
  
   Гешир нервно поерзал. "Мой английский не очень хорош. Наверное, я выбрал не те слова".
  
  
   - Уверен, что да, - сказал Штоффмахер.
  
  
   Он повернулся к Монку, который в этот момент уже начал бродить по комнате, мотая головой из стороны в сторону, занимаясь своим дзен-обнаружением.
  
  
   Меня успокоило то, что я увидел его за работой. Это означало, что он не совсем потерял хватку. Возможно, теперь, когда у него было чем занять свой разум и свое время, он мог бы меньше волноваться о шестипалом парне, которого, как ему казалось, он видел на рынке.
  
  
   Штофмахер посмотрел на меня. "Что он делает?"
  
  
   - Раскрываю твое убийство, - сказал я, не сводя глаз с усов Штоффмахера. Я никогда не видел ничего подобного. Мне было интересно, сколько часов он потратил на то, чтобы натирать его воском, смазывать маслом или пропитывать дегтем.
  
  
   "Это хороший жест, но это не убийство", - сказал Штоффмахер. "Это самоубийство. Аксель Вигг был подавлен. Его девушка разорвала их отношения, его уволили с работы на стекольном заводе, и его собирались выселить. Поэтому он выстрелил себе в голову. К сожалению, такие вещи случаются".
  
  
   Монк поправил картину на общей стене с дуплексом по соседству. Это был натюрморт вазы с фруктами. Я бы тоже застрелился, если бы мне приходилось каждый день смотреть на вазу с фруктами.
  
  
   - Он мертв уже как минимум двенадцать часов, - сказал Монк. - Как было обнаружено тело?
  
  
   Гешир сослался на свои записи.
  
  
   - Вигг должен был встретиться с друзьями прошлой ночью и не пришел. Этим утром он не ответил ни на звонок, ни на дверь, поэтому его друзья забеспокоились и позвонили домовладельцу", - сказал Гешир. "Хозяин отпер дверь и нашел тело".
  
  
   Монк подошел к входной двери и осмотрел ручку и засов. "Хозяин отпер оба замка?"
  
  
   - Не знаю, - сказал Гешир.
  
  
   - Я хотел бы это выяснить, - сказал Монк.
  
  
   - Это не имеет значения, - сказал Гешир. Штоффмахер подтолкнул его. - Но я выйду на улицу и спрошу его.
  
  
   Гешир прошел мимо нас и вышел наружу. Внимание Монка привлекло другое. Он подошел к ярко-оранжевому дивану, который выглядел бы безвкусно даже в семидесятые, и осмотрел то, что показалось мне пулевым отверстием в тонкой подушке спинки. Он внимательно осмотрел и остальную часть дивана, как будто никогда раньше его не видел.
  
  
   "Почему он выстрелил в свой диван?" - спросил Монк.
  
  
   "Может быть, потому что это уродливо", - сказал я. - Лично я бы вместо этого поджег его.
  
  
   "Это был пробный выстрел, - объяснил Штоффмахер, - чтобы убедиться, что пистолет работает правильно и не заедает, когда он совершал действие".
  
  
   Монк указал в воздухе, следуя по воображаемой линии от дивана до пистолета на полу. Он присел рядом с пистолетом и посмотрел на него.
  
  
   - Кто-нибудь слышал выстрелы? он спросил.
  
  
   "Не то, чтобы мы знали об этом, - сказал Штоффмахер. "Если он застрелился днем, то соседи, скорее всего, были на работе. Даже если бы они были дома, они, вероятно, не вспомнили бы, что слышали выстрел. В этом районе нет ничего необычного в том, чтобы слышать стрельбу".
  
  
   "Действительно?" Я сказал. "Кажется, здесь так безопасно и спокойно".
  
  
   - Так и есть, - сказал Штоффмахер. "Люди даже не запирают двери на ночь".
  
  
   "Так почему же они привыкли слышать выстрелы?" Я попросил.
  
  
   Монк стоял перед диваном и смотрел на стену и на выгоревшие на солнце очертания на обоях картины, которая когда-то там висела. Я знаю, что он ненавидел обои. Швы редко совпадали, поэтому выкройки никогда не выравнивались должным образом.
  
  
   "Мы находимся на опушке леса, а охота - популярный вид спорта", - сказал Штоффмахер, и я вспомнил охотничью шторку, в которой сидел вчера. "Я не удивлен, что никто не слышал, как этот бедняга застрелился".
  
  
   Монк повел плечами. - Это не было самоубийством.
  
  
   - Вы говорите, что это было убийство? - сказал Штофмахер.
  
  
   - Это тоже не было убийством, - сказал Монк.
  
  
   - Тогда что это было?
  
  
   - Несчастный случай, - сказал Монк.
  
  
   Штоффмахер погладил завитые кончики усов. - Вы думаете, жертва случайно выстрелила себе в голову?
  
  
   "Он не стрелял в себя, - сказал Монк. - Кто-то другой выстрелил в него.
  
  
   "Значит, вы говорите, что пистолет держал кто-то другой, - сказал Штоффмахер, - и случайно нажал на курок".
  
  
   - Я вовсе не об этом. Монк повернулся к кирпичному камину и начал считать кирпичи с обеих сторон, чтобы убедиться, что они ровные и симметричные.
  
  
   "Простите меня. Я думаю, у нас небольшая языковая проблема", - сказал Штоффмахер. - Наверное, поэтому я вас неправильно понимаю.
  
  
   - Нет, - сказал я.
  
  
   - Тогда о чем он говорит? - спросил меня Штофмахер.
  
  
   В этот момент Гешир ворвался, словно золотистый ретривер, возвращающийся с теннисным мячиком, который ему велели принести.
  
  
   "Хозяин говорит, что он только открыл дверную ручку, - сказал Гешир. - Ригель не был заперт.
  
  
   "Теперь все это имеет смысл", - сказал Монк.
  
  
   - В этом нет никакого смысла, - раздраженно сказал Штоффмахер.
  
  
   Я должен был улыбнуться.
  
  
   Они впервые испытали чистый, неподдельный Монах. Они понятия не имели, как работает его разум. Я не говорю, что я тоже, но, по крайней мере, я привык к тому, как он собирал вещи задом наперед, сбоку и часто необъяснимо. Я имел преимущество, зная, что в конце концов это подойдет, и что лучше просто плыть по течению, чем сомневаться в нем.
  
  
   - Совершенно очевидно, что здесь произошло, - сказал Монк. - Он прямо там, на стене.
  
  
   Монк указал на выбеленный участок обоев над диваном. Стоффмахер, Гешир и я посмотрели на стену.
  
  
   - Там ничего нет, - сказал Гешир.
  
  
   - Был, но теперь он там. Монк указал на картину с фруктами на противоположной стене. "Эта картина раньше висела на этой стене. Он совпадает с выбеленным контуром на обоях".
  
  
   "Так?" - спросил Гешир.
  
  
   "Кто-то передвинул его". Монк подошел и снял картину с другой стены, открыв дыру. "Чтобы скрыть это".
  
  
   Гешир подошел к дыре и заглянул в нее.
  
  
   "Вы можете заглянуть прямо в гостиную другой квартиры", - сказал Гешир. "Интересно, живет ли там действительно горячая женщина и любит ли она ходить голой".
  
  
   Штоффмахер скривился от боли, но не физической. - Это пулевое отверстие, комиссар. Есть ли кто-нибудь дома по соседству?
  
  
   - Я никого не вижу, - сказал Гешир.
  
  
   Штоффмахер схватил его за воротник и отдернул от стены. "Я имею в виду, вы постучали в дверь, когда мы пришли, и кто-нибудь ответил?"
  
  
   - Нет, - сказал Гешир немного взволнованно. "Я имею в виду, да, я стучал, но нет, никто не ответил".
  
  
   "Попросите хозяина открыть его", - сказал Штоффмахер.
  
  
   "Почему?"
  
  
   "Потому что тот, кто произвел выстрел, сделал это из другой квартиры", - сказал Штоффмахер. - Это выходное отверстие.
  
  
   Гешир вышел на улицу, чтобы найти хозяина.
  
  
   Я решил, что Фридерика права. Дома сегодня не так хорошо сделаны, как дома, которые были построены столетия назад. Пуля точно не прошла бы сквозь стену в ее доме. Его бы даже не поцарапать.
  
  
   Я подумал, не будет ли разумнее засыпать окна грязью и камнями, чем каждые несколько лет менять обветренные деревянные рамы.
  
  
   Штоффмахер повернулся к Монку. - Как ты узнал, что там будет дырка от пули?
  
  
   "Все улики указывали на это", - сказал Монк.
  
  
   - Какие улики? он спросил.
  
  
   "Дырка от пули в диване, выбеленные обои там, где была картина, и маленькие зазубрины на рукоятке пистолета".
  
  
   - На рукояти пистолета есть зазубрины? Штофмахер присел рядом с ружьем и, прищурившись, посмотрел на него. Я тоже. Мы оба видели крошечные зазубрины на дне и краю ручки.
  
  
   "Стрелок использовал свой пистолет, чтобы забить гвоздь в стену", - сказал Монк. - Чтобы он мог повесить картину над дырой от пули из другой квартиры.
  
  
   - Как ты увидел эти следы на ручке? - спросил Штоффмахер.
  
  
   "Я всегда вижу мелочи. Это подарок, - сказал Монк. - И проклятие.
  
  
   "Я не понимаю проклятия, - сказал Штоффмахер.
  
  
   - Будете, - сказал я.
  
  
   "Есть также засохшая грязь на диванных подушках, где стрелок должен был встать, чтобы снять картину", - сказал Монк.
  
  
   Мы со Штоффмахером посмотрели на кушетку. Конечно, были кусочки грязи, а также немного пуха от набивки подушки спинки и пера подушки. Он размышлял над этим последним открытием.
  
  
   "Значит, сосед выстрелил себе в стену и случайно убил этого человека", - сказал Штоффмахер, указывая на труп на полу. "Сосед вошел, вложил пистолет в руку Вигга, чтобы это выглядело как самоубийство, выстрелил в диван, передвинул картину, чтобы закрыть пулевое отверстие, а затем запер дверную ручку, чтобы отсрочить обнаружение тела".
  
  
   Он мог запереть дверную ручку без ключа, но не засов, что объясняло, почему вопрос о том, заперт засов или нет, был так важен для Монка. Все подошло, но что-то мне не подошло.
  
  
   "Зачем он стрелял в диван?" Я попросил.
  
  
   "Чтобы убедиться, что криминалистическая лаборатория найдет остатки пороха на руке Вигга, чтобы мы поверили, что он застрелился", - сказал Стоффмахер. "Затем сосед передвинул картину, чтобы закрыть пулевое отверстие".
  
  
   - Это одно из объяснений того, как все произошло, - сказал Монк.
  
  
   - Есть еще? - сказал Штофмахер.
  
  
   "Возможно, что человек по соседству - не тот, кто выпустил пулю, которая прошла сквозь стену и случайно убила Акселя Вигга".
  
  
   - Тогда кто это сделал? Я попросил.
  
  
   "Тот, кто застрелил человека по соседству", - сказал Монк.
  
  
  
  
   ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
  
  
   Мистер Монк и сделка
  
  
   Мы вышли на улицу и застали Гешира разговаривающим с хозяином, взволнованным человечком с усами, похожими на галстук-бабочку. Монк осмотрел перо на пороге, а затем посмотрел на группу уток и их утят, пересекающих дорогу к ручью на другой стороне. Я задавался вопросом, собирается ли он просить полицию, чтобы процитировать их за мусор.
  
  
   Гешир взял у хозяина связку ключей и встретил нас перед дверью соседа.
  
  
   "Квартира сдается с мебелью на ежемесячной основе человеком по имени Бруно Леупольц", - сказал Гешир. - Он живет здесь всего пару недель.
  
  
   "Где он работает?" Штоффмахер достал из кармана резиновые перчатки, надел пару и вручил каждому из нас, но Монк их не надел.
  
  
   "Хозяин ничего о нем не знает, - сказал Гешир, - кроме того, что он приехал из Берлина и платит наличными".
  
  
   Штофмахер указал на дверь. Гешир надел пару резиновых перчаток, отпер дверь и медленно толкнул ее.
  
  
   Первое, что я заметил, когда мы вошли внутрь, был запах. Вернее, его отсутствие. Это означало, что мы не найдем разлагающийся труп, что было для меня большим облегчением. Одного хватило на один день.
  
  
   Планировка была такой же, как и другая, только наоборот. Помещение было чистым и скудно обставленным, а стены были голыми. Письменный стол был прижат к стене, прямо под пулевым отверстием. Ни на стенах, ни на ковре, ни на линолеуме кухонного пола не было крови.
  
  
   Мы молча вышли в гостиную, оглядываясь в поисках признаков не знаю чего.
  
  
   Монк осмотрел пепел в камине, карандаши и чистую бумагу на письменном столе и струйный принтер на одном из стульев.
  
  
   Ничто не казалось мне необычным или неуместным, но у меня нет внимания Монка к деталям.
  
  
   Мы последовали за двумя копами наверх, Монк чуть не споткнулся, чтобы избежать крошечного перышка на одной из ступенек. Спальня была маленькой и имела вид на отель на холме. Перед полуоткрытым шкафом стояла пара мужских повседневных ботинок, шнурки все еще были завязаны, дверцы были потерты там, где другие туфли, которые арендатор скинул с ноги, задели их.
  
  
   Я был доволен собой, что заметил это. Единственная причина, по которой я это делала, заключалась в том, что мой покойный муж Митч постоянно сбрасывал туфли, не развязывая их. Он не только обшарил двери и стены, но и разбросал туфли по всему полу, чтобы я споткнулась, когда проснулась ночью, чтобы пойти в ванную.
  
  
   На неубранной двуспальной кровати валялись штаны и рубашка. Монк повел плечами. Я знала, как сильно он ненавидит все, что не сделано. Вероятно, он боролся с желанием заправить простыни и взбить подушку.
  
  
   Гешир открыл дверь ванной, и мы заглянули внутрь. Там тоже не было ничего необычного. Например, труп. Выяснилось, что Монк ошибался, говоря, что здесь произошло убийство.
  
  
   Штоффмахер погладил усы. "Похоже, герр Леупольц случайно застрелил своего соседа, попытался представить это как самоубийство, а затем скрылся".
  
  
   "Но он не взял с собой ничего из своей одежды, - сказал Монк. "Они до сих пор висят в его шкафу. Его чемодан тоже все еще там.
  
  
   "У него не было времени собраться, - сказал Штоффмахер.
  
  
   Монк мотал головой из стороны в сторону, переминался с ноги на ногу и вращал плечами. Стоффмахер и Гешир уставились на него.
  
  
   "Что-то не так?" - спросил Гешир.
  
  
   Я мог бы ответить на это за них. Язык тела Монка был не совсем утонченным.
  
  
   - Все неправильно, - сказал я.
  
  
   "Почему он переоделся перед уходом?" - спросил Монк.
  
  
   "Может быть, это его вчерашняя одежда", - сказал Штоффмахер.
  
  
   "Но они лежат на его неубранной кровати, - сказал Монк, - что наводит на мысль, что он переоделся после того, как проснулся. Если бы он спал в постели с одеждой сверху, она бы не лежала ровно. Они запутались бы в простынях или на полу".
  
  
   "Если он бежал, возможно, он просто хотел носить более тяжелую одежду в своем путешествии", - сказал Штоффмахер. "Или что-то с большим количеством карманов. Я честно не знаю".
  
  
   - Я тоже, - сказал Монк. "Это тайна."
  
  
   - Не очень интересное, - сказал Штоффмахер.
  
  
   - Есть еще, - сказал Монк и спустился вниз. Мы последовали за ним к письменному столу в гостиной.
  
  
   "Он, очевидно, писатель, но где его сочинения?" - сказал Монк. "На столе есть карандаши, бумага и принтер, но в доме нет ничего, на чем можно было бы что-то написать. И почему он взял свой ноутбук, но оставил зарядное устройство?"
  
  
   Монк указал на зарядное устройство в стене. Я пропустил это, когда смотрел на комнату, и я уверен, что два комиссара тоже.
  
  
   "Это просто, - сказал Штоффмахер. "Он торопился. Он просто схватил свой ноутбук и документы и сбежал".
  
  
   "Он мог взять свой ноутбук, но он не взял свои бумаги. Их сожгли". Монк подвел нас к камину и присел перед ним на корточки. "В пепле лежат скрепки, скобы и спиральные кольца от блокнотов. Зачем ему сжигать свои бумаги?
  
  
   "Возможно, Леупольц был склонен к суициду, и его дневники содержали его суицидальные разглагольствования", - сказал Гешир. "Он сжег их, потому что они уличали".
  
  
   - Зачем им обвинять? - спросил Штофмахер.
  
  
   "Потому что, может быть, он собирался выстрелить себе в голову и в последнюю секунду передумал", - ответил Гешир. "Его рука дернулась, и он выстрелил в стену, случайно убив Вигга. Поэтому вместо этого он сделал вид, будто Вигг покончил с собой. Его записи подсказали бы нам, что произошло на самом деле. Но я все равно сделал вывод".
  
  
   Штоффмахер испепеляюще посмотрел на Гешира. "Это, безусловно, объясняет, почему вы лучший детектив в Лоре".
  
  
   Гешир просиял. "Спасибо, сэр."
  
  
   "А не во Франкфурте, Штутгарте, Кельне или любом другом крупном городе", - сказал Штоффмахер.
  
  
   "Но это могло произойти и так", - сказал Гешир.
  
  
   "Нет, не может", - сказал Штоффмахер, затем посмотрел на Монка в поисках поддержки. "Может ли это?"
  
  
   - Я так не думаю, - сказал Монк, стряхивая с штанины еще один клочок пуха, как если бы он был разъедающим. - Если смерть Вигга была несчастным случаем, почему Леупольц просто не признал этого? Зачем превращать это в преступление бегством?"
  
  
   "Вместо этого он застрелился бы", - сказал Штоффмахер. "Кто мог жить с чувством вины и унижения?"
  
  
   "Когда он впервые попытался покончить с собой, он обнаружил в себе желание жить", - сказал Гешир. "Он бежал, потому что понял, что любит жизнь и не хочет тратить ее с нависшей над ним виной и смущением из-за этого несчастного случая".
  
  
   Мне казалось, что в этом аргументе есть какая-то логика, но я как бы болел за Гешира после излишне неприятного замечания Штоффмахера, так что, возможно, я был слишком снисходителен.
  
  
   "Я не думаю, что это то, что здесь произошло, - сказал Штоффмахер.
  
  
   - У тебя есть объяснение получше? - спросил Гешир.
  
  
   "На самом деле, да", - сказал Штоффмахер. - Возможно, Леупольц не имеет ничего общего ни с пулевым отверстием, ни со смертью Вигга. Может быть, он на работе, или в квартире своей девушки, или в командировке, в блаженном неведении о трагедии, которая произошла здесь в его отсутствие".
  
  
   "Вот что случилось потом?" Я попросил.
  
  
   "Очень нервный грабитель с пистолетом ворвался в дом, испугался шума по соседству и случайно выстрелил в стену", - сказал Штоффмахер. "Он сделал убийство похожим на самоубийство, а затем сбежал с ценностями Леупольца".
  
  
   - Это не объясняет пепла в камине, - сказал Монк, сдувая крошечное перышко со стола.
  
  
   "Возможно, Леупольцу не понравилось то, что он написал, и он сам сжег это прошлой ночью", - сказал Штоффмахер. "Я слышал, что писатели очень эмоциональные люди. Он определенно не будет первым разочарованным автором, который сожжет рукопись".
  
  
   Монк покачал головой. "Мы что-то упускаем".
  
  
   - Бруно Леупольц, - сказал Штоффмахер. - Как только мы его найдем, тайна будет раскрыта.
  
  
   - Я так не думаю, - сказал Монк.
  
  
   - Будьте уверены, - сказал Штоффмахер, - он заговорит.
  
  
   - Нет, если он мертв, - сказал Монк.
  
  
   - Оглянись, - сказал Гешир. "Нет ни крови, ни следов борьбы, ни трупа. Если не считать мертвеца по соседству.
  
  
   "Я знаю, но вы сказали, что это очень безопасный район, и большинство людей оставляют свои двери незапертыми", - сказал Монк. - Так зачем обычному взломщику приходить сюда с ружьем?
  
  
   - Он бы не стал, - устало сказал Штоффмахер.
  
  
   - А вот убийца мог бы, - сказал Монк.
  
  
   - Так почему нет крови? - сказал Штофмахер. - Так почему же нет тела? Что здесь случилось?"
  
  
   - Не знаю, - сказал Монк. - Но подушки не хватает.
  
  
   Штоффмахер и Гешир обменялись смущенными взглядами.
  
  
   - Какая подушка? - спросил Штофмахер.
  
  
   - У Леупольца двуспальная кровать, - сказал Монк. - Но только одна подушка. Другой ушел".
  
  
   - Какая разница? - спросил Гешир. "Подушки ничего не стоят".
  
  
   "Но из них можно сделать приличный глушитель", - сказал Монк. "Стрелок использовал подушку с кровати Леупольца, чтобы заглушить выстрел. Вот почему этого никто не услышал. После этого он пытался почистить перья, но это было нелегко. Вот почему здесь все еще есть немного венгерского гусиного пуха и перьев, и поэтому он выследил их в квартире Вигга.
  
  
   - Зачем кому-то желать смерти Леупольца? - спросил Штоффмахер. - А почему он не оставил тело? И зачем ему маскировать смерть по соседству под самоубийство? Почему бы не оставить оба тела? Зачем оставлять Вигга и прятать Леупольца?
  
  
   "Я не знаю ответов на эти вопросы, - сказал Монк. - Но я помогу тебе разобраться, если ты мне чем-нибудь поможешь.
  
  
   А, так вот это было. Монк не забыл о своей цели; он просто подсаживал крючок. Я никогда не знала, что он может быть таким манипулятивным.
  
  
   - Чего ты хочешь? - спросил Штоффмахер, отряхивая пух с рукава.
  
  
   "Где-то в Лоре есть человек с шестью пальцами на правой руке. Мне нужно, чтобы ты нашел его".
  
  
   "Почему?" - спросил Гешир.
  
  
   - Потому что он нанял кого-то, чтобы убить мою жену.
  
  
   Монк кратко объяснил, что случилось с Труди, и что заставило его поверить в то, что человек с одиннадцатью пальцами несет ответственность за ее убийство.
  
  
   "Я глубоко сожалею о вашей утрате, - сказал Штоффмахер. - Но откуда ты знаешь, что это тот же самый человек, если ты сам его раньше не видел?
  
  
   "Я знаю, что он такой же, как я знал все, что обнаружил здесь сегодня", - сказал Монк.
  
  
   "Здесь у вас были доказательства", - сказал Штоффмахер. "Где ваши доказательства того, что этот человек с одиннадцатью пальцами, которого вы видели, и есть убийца, которого вы искали?"
  
  
   Монк постучал себя по груди, прямо над сердцем. - У нас есть соглашение или нет?
  
  
   Штоффмахер кивнул. - Я прикажу своим людям начать его поиски, как только мы найдем Бруно Леупольца.
  
  
   "Убийца моей жены к тому времени может уже уйти", - сказал Монк.
  
  
   "Может, его уже и нет, но это дело на первом месте".
  
  
   - Нет никакой срочности в поисках Леупольца, - сказал Монк. "Он умер."
  
  
   "Мы этого не знаем. Мы ничего не знаем. Если у вас есть идеи, я хотел бы их услышать. А пока мы свяжемся с вами, как только узнаем что-нибудь новое", - сказал Штоффмахер. "Я бы посоветовал вам приятно провести время, но я не думаю, что сейчас это действительно возможно".
  
  
   Он имел это право.
  
  
  
  
   ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
  
  
   Мистер Монк делает открытие
  
  
   Штоффмахер был прав: мы не могли просто вернуться в гостиницу и ждать. И я сомневался, что после того, что мы уже видели, у меня возникнет большой энтузиазм по поводу осмотра достопримечательностей. Вот почему я не рекомендую торчать среди трупов в отпуске.
  
  
   У нас было не так много вариантов. Обычно мы уходим и начинаем расследование самостоятельно. Но здесь это было невозможно. У нас не было власти, мы не знали города и не говорили по-немецки.
  
  
   Я был в недоумении, что делать дальше. Но Монк не был.
  
  
   "Доктор. Крогер должен знать об этом, - сказал Монк, когда мы вышли из дуплекса смерти.
  
  
   - Разве это не может подождать до завтрашней встречи? - сказал я, пытаясь немного успокоить доктора Крогера, но не то чтобы он этого заслуживал.
  
  
   "Это важное событие в расследовании убийства Труди, - сказал Монк. "Он единственный, кто действительно понимает, через что мне пришлось пройти, потому что он был со мной с самого начала. Он почувствовал мою боль. Это будет значить для него так же много, как и для меня".
  
  
   Я не был так в этом уверен, но я не мог придумать, куда еще пойти или что еще мы могли бы сделать.
  
  
   - Хорошо, - сказал я. "Пойдем."
  
  
   Мне нужно было подышать воздухом, поэтому я предложил прогуляться до отеля. Монка это устраивало.
  
  
   "Вы хотите пойти по дороге или по одной из троп через лес?" Я попросил.
  
  
   - Дорога, - сказал Монк. "Там меньше природы".
  
  
   - Ты так говоришь, как будто это хорошо.
  
  
   - Это так, - сказал Монк.
  
  
   "Что не так с природой?"
  
  
   "Здесь полно грязи, микробов, жуков и животных, - сказал Монк. "И то, что оставляют после себя животные".
  
  
   - Мы все оставляем что-то позади, мистер Монк. Это естественно."
  
  
   "Видеть?" - сказал Монк. "Опять природа. Мы тратим большую часть нашей жизни на уборку после него".
  
  
   - Да , - сказал я.
  
  
   "Мать-природа, очевидно, была очень грязным человеком", - сказал Монк.
  
  
   Дома по соседству стояли далеко друг от друга и свободно следовали за линией леса. Там не было никаких заборов, хотя было несколько растений и низкие каменные стены, обозначающие границы собственности.
  
  
   Дорога постепенно становилась все круче. Я подумал, есть ли кратчайший путь, который мы могли бы пройти через лес. Но если бы мы его взяли, я бы пропустил одну странность. Сначала я принял его за групповой почтовый ящик на столбе, но когда мы подошли ближе, я увидел, что это на самом деле автомат по продаже сигарет. Там были изображения различных марок сигарет и ручка под каждой, которую нужно потянуть после того, как в прорезь будет вставлено нужное количество монет.
  
  
   Мы оба стояли и смотрели на машину, как на метеор. Я никогда не видел торгового автомата на углу жилой улицы, тем более автомата по продаже сигарет, и я почти уверен, что Монк тоже.
  
  
   - Странно, - сказал я.
  
  
   - Не более странный, чем что-либо еще в этом городе, - ответил Монк.
  
  
   "Интересно, какие еще торговые автоматы есть по соседству и что они продают".
  
  
   "Я гарантирую, что дезинфицирующее средство не входит в число этих вещей", - сказал Монк.
  
  
   - Наверное, ты прав, - сказал я.
  
  
   - Я обычно.
  
  
   Мы продолжали идти. Мы пересекли мост через крохотный ручей и оказались на территории Францискушохе.
  
  
   - Ты никогда не сомневаешься в себе? Я попросил.
  
  
   "Все время."
  
  
   "О чем?"
  
  
   - Какую рубашку надеть, - сказал Монк.
  
  
   "Все ваши рубашки одинаковые".
  
  
   "Вот что делает выбор таким трудным", - сказал Монк.
  
  
   - Я имею в виду большие дела, - сказал я, когда мы пересекли мост, по которому проехали вчера. "Решения, которые вы приняли о своей жизни, о любви, о будущем".
  
  
   "Когда я принимаю решение о чем-то, оно основывается на фактах и на том, как вещи должны сочетаться друг с другом", - сказал Монк. "Факты неизменны, и вещи сходятся только в одном случае, так как же я могу ошибаться?"
  
  
   "Факты могут меняться, и вещи не всегда складываются так, как должны".
  
  
   - Это ересь, - сказал Монк. - На вашем месте я бы понизил ваш голос. Женщин здесь за это сжигают на костре".
  
  
   Мы поднялись по склону холма, а не по извилистой дороге. Он был круче, но мне показался более прямым маршрутом. Монк последовал моему примеру без комментариев.
  
  
   - Посмотри на нас с тобой, - сказал я. "Если принять во внимание факты о нас и нашей жизни, мы вообще не должны подходить друг другу, и все же мы работали вместе в течение многих лет".
  
  
   - Это плохой пример, - сказал Монк. "Я принял решение о тебе, основываясь на фактах и на том, как вещи должны сочетаться друг с другом, и я был прав".
  
  
   - Не вижу, - сказал я, останавливаясь, чтобы отдышаться. Мне нужно было больше заниматься спортом. "Какие факты? Что подходит?
  
  
   "Моя давняя медсестра ушла, поэтому я искала способного человека, который защитит мои интересы, предугадает мои потребности и сделает мою жизнь как можно более ровной".
  
  
   - Вот именно, - сказал я и снова начал подниматься по ступенькам. "И я не была медсестрой, секретарем или экстрасенсом. Я была барменом и матерью-одиночкой. Таковы факты, и это сделало меня паршиво подходящим для этой работы".
  
  
   - Вы забываете, что Шарона тоже была матерью-одиночкой, - сказал Монк.
  
  
   "Какое это имеет отношение к чему-нибудь?"
  
  
   "Вы держите свой дом вместе, боретесь с финансами и сталкиваетесь с бесчисленными мелкими бедствиями, обеспечивая при этом безопасную, продуктивную, предсказуемую и заботливую жизнь для своего ребенка. Это факты, и мне нужен был кто-то с такими же навыками для меня. Ты вписываешься прямо в пространство, оставленное Шароной. Факты и совпадения - вот почему это сработало".
  
  
   До нас с Шароной была Труди, которая держала его больше, чем вместе. Насколько я слышал, когда она была рядом, он сдерживал все свои тревоги. Он был почти нормальным, но все же обладал удивительными способностями детектива.
  
  
   Разница, конечно, между ней и нами была в том, что Монк любил Труди, а она любила его.
  
  
   Мы заботились о нем, и он, вероятно, заботился о нас, но любви в его жизни больше не было. Это был факт, и печальный. Я не думаю, что он искал кого-то, кто мог бы снова вписаться в его жизнь, и, возможно, он никогда не будет. По крайней мере, до тех пор, пока он не раскроет ее убийство и не избавится от части незаслуженной вины за ее смерть.
  
  
   - Значит, ты всегда прав, - сказал я.
  
  
   - Что касается фактов и обстоятельств, - сказал Монк, - да.
  
  
   "А есть ли какие-то вопросы, которые не касаются фактов и подгонки?"
  
  
   "Не в упорядоченном мире, - сказал он.
  
  
   - Но мы не живем в одном, - сказал я.
  
  
   - Я работаю над этим, - сказал Монк.
  
  
   Мы добрались до парковки отеля и направились в вестибюль. На склоне холма, под длинным крытым патио, я увидел дюжину людей, собравшихся, болтающих и держащих в руках высокие стаканы с пивом. Это был какой-то открытый буфет. Доктор Крогер был среди них. Он перехватил мускулистого мужчину в серых спортивных штанах, который бежал с одной из пешеходных троп.
  
  
   "Г-н. Монк, - сказал я, - доктор. Крогер там, наверху.
  
  
   Монк проследил за моим взглядом и улыбнулся. "Он будет так взволнован. Мы так долго этого ждали".
  
  
   Он поспешил мимо меня, быстро взбираясь по бревенчатым ступеням, утоптанным в грязи. Я был прямо за ним.
  
  
   Когда мы поднимались по ступенькам, я увидел женщину средних лет с камерой, которая указывала доктору Крогеру и мужчине в спортивных штанах позировать вместе для фотографии.
  
  
   "Не будь застенчивым. Это для коллажа конференции, - сказала она с сильным акцентом кокни. "Подари нам широкую улыбку".
  
  
   "Глядя на вас, Милдред, как мы можем иметь что-то меньшее на наших лицах?" - сказал доктор Крогер.
  
  
   - Ты прелесть, - ответила она.
  
  
   Мужчина обнял доктора Крогер за плечо, и они вдвоем улыбнулись ее камере. У этого мужчины была грубая, землистая красота, как у мужчины Мальборо, только без сигареты, свисающей с пересохших губ.
  
  
   Милдред сделала снимок, и ее камера вспыхнула, как только мы подошли к патио.
  
  
   Монк отшатнулся, испустив болезненный крик.
  
  
   - Ослеплен вспышкой? Я попросил.
  
  
   - Я бы хотел, - сказал он, глядя на доктора Крогера, который только что заметил нас.
  
  
   "Адриан?" - сказал доктор Крогер. - Тебя здесь быть не должно.
  
  
   Монк продолжал пятиться назад, спотыкаясь о ступеньки и теряя равновесие. Мне пришлось схватить его, чтобы он не упал.
  
  
   "Г-н. Монах, - сказал я, - что случилось?
  
  
   "Все это было ложью, - сказал Монк. Он все еще смотрел на доктора Крогера. - Он никогда не хотел мне помочь.
  
  
   "О чем ты говоришь?" Я попросил.
  
  
   "Он удерживал меня от правды. Ничего не было реальным. Моя жизнь была иллюзией".
  
  
   Монк не имел никакого смысла, но я к этому привык. Всякий раз, когда он разгадывал тайну, он видел, как кусочки и фрагменты улик сходятся воедино в момент откровения поразительной ясности. Ему потребовалась минута, чтобы обработать информацию, чтобы мы могли видеть ее так же ясно, как и он.
  
  
   Но эти осознания обычно были для него моментами радости и удовлетворения. То, что я слышал в его голосе и видел теперь в его лице, было ужасом. И какую тайну он разгадывал?
  
  
   Я повернулся к доктору Крогеру, надеясь на какое-то руководство в этой ситуации.
  
  
   И тогда я понял, что Монк смотрел не на доктора Крогера. Он смотрел на человека, который стоял рядом с доктором Крогером и обнимал психиатра за плечо.
  
  
   На правой руке у мужчины было шесть пальцев.
  
  
   Дрожь пробежала по всему моему телу, как удар током. Я почувствовал головокружение и тошноту. И я уверен, что моя реакция не была и на десятую часть того, что чувствовал Монк.
  
  
   "Адриан." Доктор Крогер сделал шаг вперед с озабоченным выражением лица. - Я думаю, тебе нужна помощь.
  
  
   Монк покачал головой, развернулся и побежал вниз по ступенькам. Он продолжал бежать, пока не скрылся из виду под отелем. Я смотрел, как он уходит. Слезы жгли глаза.
  
  
   Я не мог представить ужас и предательство, которые чувствовал Монк. Весь его мир только что вывернулся наизнанку - и мой вместе с ним.
  
  
   Доктор Крогер подошел ко мне сзади. - Что на него нашло, Натали?
  
  
   Однажды я читал историю о человеке, который не мог заставить свой настольный компьютер работать должным образом. Проведя три бесплодных часа по телефону со службой поддержки, он выбросил свой компьютер из окна своей квартиры на десятом этаже. К сожалению, компьютер, монитор и клавиатура упали на крышу полицейской машины.
  
  
   Когда полицейские спросили его, почему он это сделал, он пожал плечами и сказал: "Я просто сорвался".
  
  
   Он выбросил тысячи долларов. Он мог убить кого-нибудь на улице. Разве он ни на секунду не подумал о том, что собирался сделать? Я не понимал этого, по крайней мере, до того момента в Лоре, когда я сорвался.
  
  
   Я развернулся и ударил доктора Крогера по лицу. И когда он отшатнулся с широко раскрытыми от шока глазами и окровавленным носом, я бросился на него. Мы приземлились на землю, мои руки сжали его горло. Я видел звезды, но я думаю, что это была просто вспышка Милдред, делающая больше снимков.
  
  
   Несколько мужчин схватили меня за руки, оторвали от доктора Крогера и потащили прочь.
  
  
   Теперь, оглядываясь назад, я знаю, что произошло. Я установил те же связи, что и Монк, и потерял контроль. Монах побежал. Я атаковал. Мы оба поняли, что человек, которому Монк доверил контроль над своими тревогами и фобиями, возможно, на самом деле делал все возможное, чтобы усугубить их.
  
  
   Человек, которому он доверял, чтобы помочь ему стать психологически достаточно стабильным, чтобы вернуться в полицию, возможно, на самом деле работал над тем, чтобы этого никогда не произошло.
  
  
   Человек, которому он доверял свои самые сокровенные чувства и страхи, возможно, помогал человеку, убившему жену Монка, избежать поимки.
  
  
   Когда я снова подумал об этом, мне захотелось еще раз ударить доктора Крогера. Я бросился к нему, но мужчины удержали меня.
  
  
   Доктор Крогер посмотрел на меня, как на какое-то дикое животное.
  
  
   Человек с одиннадцатью пальцами помог доктору Крогеру подняться на ноги и протянул ему салфетку, чтобы он поднес ее к окровавленному носу.
  
  
   - Что происходит, Чарльз? - спросил мужчина. У него был глубокий баритон, олицетворявший властность и неопределенный европейский акцент. "Кто эти люди?"
  
  
   - Как будто ты не знал, - сказал я ему, борясь с мужчинами, которые меня держали. Я тоже хотел ударить этого парня.
  
  
   Монк был прав. Человек, который нанял кого-то, чтобы заложить бомбу в машину Труди, сбежал в последнее место на земле, которое Монк когда-либо посещал. Но затем доктор Крогер совершил ошибку, отправившись туда, приведя Монаха прямо к убийце его жены.
  
  
   - Это Адриан Монк, один из моих пациентов, - сказал доктор Крогер, прижимая салфетку к носу. - Это Натали Тигер, его помощница.
  
  
   - Они преследовали вас всю дорогу до Германии? - сказал мужчина. Все повернулись и недоверчиво посмотрели на меня. - Я звоню в полицию.
  
  
   - В этом нет необходимости, - сказал доктор Крогер.
  
  
   - Черт возьми, - сказал я. "Позвони им. Если ты этого не сделаешь, я сделаю это".
  
  
   Доктор Крогер медленно приблизился ко мне, склонив голову набок. Я не был уверен, делает ли он это, чтобы остановить кровотечение или посмотреть на меня с любопытством.
  
  
   "Я не собираюсь выдвигать обвинения, - сказал доктор Крогер. - Но я хотел бы понять, почему ты напал на меня.
  
  
   "Как ты можешь смотреть мне в глаза и задавать мне этот вопрос после того, что ты сделал?" Я сказал. - С таким же успехом ты мог сам убить Труди Монк.
  
  
   "Ты с ума сошел?" - спросил доктор Крогер.
  
  
   - Скажите мне, доктор, - сказал я и кивнул на человека рядом с ним. "У него шесть пальцев на правой руке или у меня галлюцинации?"
  
  
   Доктор Крогер снова посмотрел на мужчину, потом снова на меня. На его лице было выражение испуганного понимания, когда он осознал всю мощь происходящего.
  
  
   - О Боже, - сказал он.
  
  
   - Шарада окончена, - сказал я. - И вы оба отправитесь в тюрьму.
  
  
  
  
   ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
  
  
   Мистер Монк и идеальный шторм
  
  
   Тишина повисла над патио. Все присутствующие, за исключением, возможно, доктора Крогера и убийцы Труди, были ошеломлены. Не часто увидишь, как женщина нападает на кого-то и обвиняет его в убийстве.
  
  
   - О чем она говорит? - спросил человек с одиннадцатью пальцами.
  
  
   - Ужасное недоразумение, - сказал доктор Крогер.
  
  
   - Вы оба можете перестать притворяться, - сказал я. "Теперь все кончено".
  
  
   Доктор Крогер повернулся лицом к двум мужчинам, державшим меня. - Ты можешь отпустить ее.
  
  
   "Она могла навредить тебе или себе", - сказал один из мужчин, державших меня.
  
  
   - Натали никому не причинит вреда, - сказал доктор Крогер.
  
  
   - Не рассчитывай на это, - сказал я.
  
  
   "Эта женщина явно агрессивна и неуравновешенна", - сказал другой мужчина, державший меня. "Она должна быть сдержана и успокоена".
  
  
   "Я уважаю ваше мнение, доктора, но, учитывая ситуацию, ее реакция была вполне понятной и оправданной", - сказал доктор Крогер. "Она считает, что я предал ее подругу в глубокой и глубоко тревожной манере".
  
  
   - Ты сделал, - сказал я.
  
  
   "Я представляю, как это может выглядеть таким образом", - сказал доктор Крогер, а затем указал на человека с одиннадцатью пальцами. - Но он не тот человек, за которого вы его принимаете, и я не сделал того, что вы думаете. Я могу все объяснить".
  
  
   Двое мужчин отпустили меня, но осторожно встали рядом со мной, готовые снова схватить меня, если я вдруг вцеплюсь доктору Крогеру в горло. Это было мудро с их стороны, потому что именно это я и намеревался сделать.
  
  
   - Пойдем со мной, Натали, - сказал он. - Мы пойдем в тихое место и все обсудим.
  
  
   - Как насчет тюремной камеры? Я сказал. - Я слышал, что они очень тихие.
  
  
   "Вы ничего не потеряете, если выслушаете меня", - сказал доктор Крогер. "Я никуда не ухожу, и доктор Ранер тоже".
  
  
   "Кто такой доктор Ранер?"
  
  
   - Это был бы я. Человек позади доктора Крогера поднял свою шестипалую руку и помахал ею мне. - Того, кого ты только что обвинил в убийстве.
  
  
   - Вы все свидетели, - сказал я всем остальным в патио. "Вы знаете, что видели и что слышали. Помните об этом, если со мной что-нибудь случится до того, как сюда приедет полиция.
  
  
   - Вы в полной безопасности, - сказал доктор Крогер. - Ничего с тобой не случится.
  
  
   Я вышел из крытого патио и спустился по ступенькам к парковке. Доктор Крогер последовал за мной, держа салфетку у носа. Я мог видеть людей на террасе, наблюдающих за нами.
  
  
   - Это все, что мы идем, - сказал я. "Я остаюсь на открытом месте, где нас могут увидеть".
  
  
   - Ты действительно думаешь, что я причиню тебе вред? - сказал доктор Крогер.
  
  
   "Я знаю по опыту, что убийцы сделают все, что угодно, когда их загонят в угол и разоблачат".
  
  
   - Я не убийца, Натали.
  
  
   "Нет, ты просто помогаешь им избежать неприятностей", - сказал я. - Чего я не понимаю, так это почему.
  
  
   "Я не виню ни вас, ни Адриана за все неправильные предположения, - сказал доктор Крогер. "Это идеальный шторм совпадений".
  
  
   "Г-н. Монк не верит в совпадения, - сказал я.
  
  
   "Такое случается, - сказал доктор Крогер.
  
  
   - Не так, - сказал я.
  
  
   "Вот почему я назвал это идеальным штормом", - сказал доктор Крогер. - Вы думаете, что доктор Ранер - это человек, который организовал убийство Труди, и, поскольку вы видели нас вместе, мы вместе вовлечены в заговор с целью обмануть Адриана. Вы полагаете, что я держал Адриана в недееспособном состоянии и отстранил от службы, чтобы защитить убийцу Труди?
  
  
   - Докажите, что я не прав, - сказал я.
  
  
   - Это нелепо, - сказал доктор Крогер. - Конечно, ты это видишь.
  
  
   "Я вижу тебя с мужчиной, у которого шесть пальцев на правой руке, как у убийцы, которого мистер Монк преследует годами. Каковы шансы, что это произойдет, если это не заговор?"
  
  
   - Астрономически, - сказал доктор Крогер. "Но подумай об этом. Зачем мне рисковать своей свободой, практикой и репутацией, чтобы помочь убийце избежать наказания за убийство?"
  
  
   "Деньги? Шантажировать? Я не знаю. Кому ты рассказываешь."
  
  
   "Я приехал сюда, чтобы посетить психиатрическую конференцию. Доктор Ранер - всемирно известный психиатр и организатор конференций. Он специализируется на изучении психологического, социального и эмоционального воздействия физических аномалий на людей, у которых они есть, и на общество в целом, в котором они живут. во всем мире. В этом нет ничего зловещего, и уж точно это не имеет ничего общего с Адрианом или его женой".
  
  
   - Почему я должен тебе верить?
  
  
   - Потому что ты разумный человек. Доктор Крогер осмотрел окровавленную салфетку. "Обычно. Подумай об этом, Натали. Если я был вовлечен в такой обширный заговор, неужели я действительно был настолько глуп, чтобы быть замеченным на публике, даже за полмира, с убийцей?"
  
  
   Я был разорван.
  
  
   Когда я увидел доктора Крогера и доктора Ранера вместе, я установил те же связи, что и Монк. Мы с Монком обычно не думали одинаково, но на этот раз мы пришли к одному и тому же немедленному, неизбежному и интуитивному выводу: убийца Труди был здесь, и доктор Крогер помогал ему. Все совпало и имело отвратительный смысл.
  
  
   Но доктор Крогер привел убедительный аргумент. Зачем ему ввязываться в такой сложный заговор? Почему он позволил себя открыто и публично увидеть с человеком, который подходил под описание убийцы Труди Монк? Мог ли доктор Крогер быть таким холодным манипулятором и таким невероятно беспечным?
  
  
   Если это был, как предположил доктор Крогер, идеальный ураган совпадений, то это была жестокая космическая шутка над Монком.
  
  
   Но если это не так, то доктор Крогер был хитрым, злым и очень опасным.
  
  
   - Я не знаю, чему сейчас верить, - сказал я. - Но я не тот, кого нужно убеждать.
  
  
   "Эдриану будет нелегко принять правду, - сказал доктор Крогер. - Мне понадобится твоя помощь.
  
  
   Это поставило меня в прекрасное положение. Либо невиновный человек заручился моей помощью, либо сообщник убийцы пытался сделать меня частью своего заговора, чтобы поиграть с разумом Монка.
  
  
   Я не собирался принимать это решение самостоятельно.
  
  
   - Я сейчас же позвоню капитану Стоттлмейеру и сообщу ему, что случилось, - сказал я. - Он изучит вашу историю и узнает правду.
  
  
   - Я думаю, это хорошая идея, - сказал доктор Крогер. - Адриан доверяет капитану Стоттлмейеру.
  
  
   "Г-н. Монк тоже доверял тебе.
  
  
   - Он все еще может, - сказал доктор Крогер.
  
  
   - Это мы еще посмотрим, - сказал я, поворачиваясь к нему спиной и уходя.
  
  
   Спускаясь с холма, я достал сотовый телефон и позвонил капитану Стоттлмейеру. Мне было все равно, который час в Сан-Франциско. Это было важнее, чем хороший ночной сон.
  
  
   "Ага?" Стоттлмейер хрипло проворчал.
  
  
   - Это снова я, - сказал я.
  
  
   "Вы ведь понимаете, что существует разница во времени между Сан-Франциско и Германией, верно?"
  
  
   - Мы нашли человека с одиннадцатью пальцами, - сказал я. - Его зовут доктор Мартин Ранер.
  
  
   - Это тот парень, который убил Труди?
  
  
   - Мы не знаем, - сказал я.
  
  
   "Так зачем ты мне звонишь? Я уверен, что местная полиция справится с этим".
  
  
   - Потому что мы нашли его фотографирующимся с доктором Крогером. Оказывается, они знакомы".
  
  
   - Я до сих пор не знаю, чего ты хочешь от меня.
  
  
   - Разве ты не видишь значения?
  
  
   "Я даже не уверен, что веду этот разговор, - сказал Стоттлмейер.
  
  
   "Если это доктор Ранер убил Труди Монк, то он мог использовать доктора Крогера, чтобы держать мистера Монка в таком беспорядке, что он не сможет раскрыть дело".
  
  
   "Это довольно надуманно, - сказал Стоттлмейер.
  
  
   "Или, если они не в сговоре, это самое большое совпадение в истории совпадений".
  
  
   - Ты только что сказал "сговорщики"?
  
  
   "То ли это заговор или совпадение, в это до сих пор трудно поверить. Вот почему нам нужно, чтобы вы проверили биографию доктора Ранера, чтобы выяснить, не имеет ли он какой-либо связи с доктором Крогером, мистером Монком и Труди Монк.
  
  
   "Хотели бы вы, чтобы я тоже зашел к вам домой, может быть, полил ваши растения, собрал ваши газеты или помыл вашу машину?"
  
  
   - Я знаю, что мешаю тебе спать...
  
  
   - Опять, - прервал он.
  
  
   - ...и то, о чем я прошу, - это навязывание...
  
  
   - Опять, - прервал он.
  
  
   - Но подумай, что это значит для мистера Монка.
  
  
   "Вы уже использовали это в качестве рычага воздействия на меня сегодня вечером", - сказал Стоттлмейер.
  
  
   - Это сработало?
  
  
   "Я позвоню вам, когда у меня что-нибудь появится", - сказал Стоттлмейер. "Независимо от того, который сейчас час".
  
  
   - Ты просто хочешь отомстить, разбудив и меня.
  
  
   "Блестящая дедукция", - сказал он, повесив трубку.
  
  
   Я положила телефон обратно в сумочку и тут же заметила Монка, скорчившегося под деревом, прижавшего колени к груди. Он был похож на испуганного ребенка.
  
  
   Я села рядом с ним и положила руку ему на затылок.
  
  
   "У тебя все нормально?" Я попросил.
  
  
   "Я только что узнал, что мой психиатр вступил в сговор с человеком, убившим мою жену, чтобы удержать меня от полиции", - сказал Монк. "Я денди".
  
  
   - А что, если все это просто жестокое совпадение?
  
  
   "И собаки могут говорить, земля плоская, и мюсли не убьют".
  
  
   - Гранола не опасна, - сказал я.
  
  
   "Последние несколько лет моей жизни были полной иллюзией, - сказал Монк. "Возможно, я не тот, кем себя считаю".
  
  
   - Ты все еще Адриан Монк, - сказал я.
  
  
   "Но у меня может вообще не быть никаких психологических проблем. Я мог бы быть самым собранным человеком в Сан-Франциско", - сказал Монк. "У нас есть только слова доктора Крогера, что мне нужна консультация. Может быть, мне вообще не нужна помощь".
  
  
   - Может, и нет, - сказал я. "Что вы думаете?"
  
  
   - Не знаю, - сказал Монк. "Я не могу сосредоточиться".
  
  
   "Потому что ты больше не знаешь, чему верить и кому доверять".
  
  
   - Из-за той каменной стены вон там, - сказал он. "Ни один камень не имеет одинаковой формы. Кто может думать, когда все это происходит?"
  
  
   Я проследил за его взглядом. Вдоль одного конца территории отеля была невысокая каменная стена, состоящая из сотен разных камней. Насколько я мог слышать, они не производили никакого шума.
  
  
   - Так что перестань на это смотреть, - сказал я.
  
  
   "Я до сих пор их чувствую", - сказал Монк.
  
  
   - Тогда пойдем куда-нибудь еще, - предложил я.
  
  
   "Вы не можете убежать от чего-то подобного, - сказал он. - Это преследует тебя.
  
  
   Я думаю, что это заявление в значительной степени ответило на вопрос, нуждается ли Монк в психологическом консультировании, но я отказался от него. Вместо этого я поделился с Монком всем, что доктор Крогер рассказал мне о докторе Ранере и "идеальном шторме" совпадений.
  
  
   "Доктор. Крогер настаивает на том, что нет никакой связи между этим одиннадцатипалым парнем и тем, кто виновен в убийстве Труди, - сказал я. "Я не знаю, чему верить".
  
  
   - Я тоже, - сказал Монк. "О докторе Крогере или обо мне".
  
  
   "Я позвонил капитану Стоттлмейеру и попросил его изучить историю доктора Крогера. Что бы он ни раскопал, это должно помочь нам установить истину, - сказал я. "Но то, что вы думаете о себе, полностью зависит от вас, мистер Монк. Так было всегда. Вы сами решаете, кто вы. Ни у кого больше нет такой силы".
  
  
   "С тех пор, как Труди была убита, мне говорили, что я ни психологически, ни эмоционально не в состоянии действовать самостоятельно или быть офицером полиции. Я поверил тому, что мне сказали".
  
  
   - Ты думаешь, это самоисполняющееся пророчество, - сказал я. "Они говорят тебе, что ты определенный человек, и ты становишься этим человеком".
  
  
   "Это может быть заговор, чтобы заставить меня думать, что я сумасшедший, когда на самом деле я являюсь воплощением здравомыслия".
  
  
   - Я бы не стал заходить так далеко, - сказал я.
  
  
   "Это доктор Крогер сказал, что я не могу позаботиться о себе, и сказал, что мне нужна медсестра", - сказал Монк. - А что, если Шарона тоже была в этом замешана? Так они могли промывать мне мозги днем и ночью".
  
  
   - Шарона никогда бы не сделала тебе ничего плохого, - сказал я. - Она заботится о тебе так же, как и я.
  
  
   Монк посмотрел на меня, вскочил на ноги и отступил на добрых три фута от меня, как будто я был заразен. Я знал, что будет дальше.
  
  
   - Может, ты тоже в этом замешана, - сказал он, обвиняюще указывая пальцем.
  
  
   - Вы нашли меня, мистер Монк. Запомнить?"
  
  
   - Нет, это капитан Стоттлмейер, - сказал Монк. - Если подумать, он также не поддержит мое восстановление. Может быть, он тоже причастен к этому. Может быть, вы все такие".
  
  
   - Ладно, теперь ты просто параноик, - сказал я.
  
  
   - Я? - сказал Монк. - Доктор Крогер велел вам так говорить? Не хочет ли он добавить паранойи к калечащему образу самого себя, который он создал для меня?"
  
  
   "Г-н. Монах, послушай себя, - сказал я. - Ты становишься ненормальным.
  
  
   "Я раскрыл все убийства, которые когда-либо расследовал, кроме убийства моей жены. И теперь я знаю, почему. Все работали против меня, затуманивая мой разум ложью и иллюзиями, чтобы я не видел правды".
  
  
   "Если я в сговоре с доктором Крогером, почему я помог вам приехать в Германию?" Я сказал. "Зачем мне рисковать, разоблачая наш заговор? Я должен быть некомпетентен, чтобы сделать это".
  
  
   Монк на мгновение задумался. "Ты прав".
  
  
   - И ты бы задал себе те же вопросы, если бы задумался, - сказал я. "Нужно успокоиться и все обдумать".
  
  
   "Если бы вы были частью этого, вы бы нашли способ помешать мне сесть в этот самолет", - сказал Монк. - По крайней мере, вы бы предупредили доктора Ранера, что я приду, чтобы его не было здесь, когда я приду.
  
  
   "Вот так. Теперь подумай о капитане Стоттлмейере, - сказал я. "Если бы он был на их стороне, нанял бы он вас в качестве консультанта в полицию, позволил бы укрепить вашу уверенность, отточить навыки и восстановить вашу репутацию и авторитет детектива?"
  
  
   Монк кивнул. - Нет, не стал бы. Он бы закрыл меня и заставил меня думать, что я потерял свое обаяние".
  
  
   "Я согласен с вами, что здесь происходит что-то очень странное, мистер Монк, но вы не можете позволить паранойе затмить ваше суждение".
  
  
   "Я должен очистить свой разум и сосредоточиться только на фактах".
  
  
   - Теперь ты говоришь, - сказал я.
  
  
   "Потому что, если я поддамся паранойе, они выиграют".
  
  
   "Они?" Я попросил.
  
  
   "Все, кто хочет меня достать, - сказал он.
  
  
  
  
   ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
  
  
   Мистер Монк и засада
  
  
   Мы побрели вниз по холму к дому Вигга. Полиция ушла, но они оставили территорию, окруженную единственной полосой ленты с места преступления. Это был единственный признак того, что на этой тихой улице могло произойти двойное убийство.
  
  
   Мы продолжили путь к центру деревни, ориентируясь на шпили церкви и сторожевую башню.
  
  
   - Так каков план? Я попросил.
  
  
   "Я собираюсь попросить главного криминального комиссара Штофмахера арестовать доктора Ранера и отправить его в Сан-Франциско, чтобы он предстал перед судом за убийство", - сказал Монк.
  
  
   - Ты не думаешь, что им понадобится больше улик, чем его лишний палец и слова о мертвом бомбардировщике?
  
  
   - Очевидно, что он в чем-то виновен, - сказал Монк.
  
  
   - Потому что ты так сказал?
  
  
   "Потому что у него одиннадцать пальцев", - сказал Монк. "Все, что вам нужно сделать, это посмотреть на него, чтобы увидеть, что он неуравновешенный".
  
  
   - Это физическая аномалия, - сказал я. "Это ничего не значит. "
  
  
   "Кто знает, как еще он может быть неуравновешенным? "
  
  
   "Его палец не является физическим проявлением более глубоких проблем. "
  
  
   "Конечно, это является. Это природа предупреждает вас, - сказал Монк. "Вы бы съели курицу с двумя головами или рыбу с тремя глазами?"
  
  
   - Наверное, нет, - сказал я. "Но мы говорим о характере человека, а не о съедобности. Вы не можете судить кого-то на основании физического дефекта. Это несправедливо и бестактно".
  
  
   "Вы знаете, что они говорят. Если ты не съешь человека, ты не должен ему доверять".
  
  
   "Кто так говорит?"
  
  
   - Мой новый сосед, - сказал Монк.
  
  
   - Вы говорили с ним только один раз, и я был там, - сказал я. - Он этого не говорил.
  
  
   - Это обычная каннибальская мудрость.
  
  
   - С каких это пор ты эксперт по каннибалам?
  
  
   "С тех пор, как один из них переехал в мой дом", - сказал он.
  
  
   Даже если существовал заговор против Монка, я был совершенно уверен, что диагноз доктора Крогера относительно его психического здоровья был абсолютно точным.
  
  
   Мы нашли Штофмахера за своим столом в полицейском участке, он держал перед лицом зеркало и рассматривал свои усы, подкрашивая их крошечной расческой. Он не выглядел слишком довольным, увидев, что мы стоим у стойки регистрации.
  
  
   "У меня нет новостей, которыми я мог бы поделиться", - сказал Штоффмахер, не вставая из-за стола. - Мы не нашли ни Бруно Леупольца, ни вашего подозреваемого с одиннадцатью пальцами.
  
  
   - Есть, - сказал Монк. - Он в отеле на холме.
  
  
   - Леупольц?
  
  
   - Другой парень, - сказал я.
  
  
   Монк сказал: "Его зовут доктор Мартин Ранер, и он посещает тот же семинар, что и мой психиатр. Что вы думаете об этом?"
  
  
   "Психиатры нередко посещают психиатрические конференции, - сказал Штоффмахер. "Независимо от того, сколько у них пальцев".
  
  
   - Я думаю, это заговор, - сказал Монк. "Мой психиатр все эти годы помогал убийце моей жены избежать поимки".
  
  
   Штоффмахер отложил зеркало и расческу. - Звучит безумно.
  
  
   "Это именно то, что мой психиатр хочет, чтобы вы думали", сказал Монк.
  
  
   "Особенно от пациента, который следовал за своим психиатром сюда из Соединенных Штатов", - сказал Штоффмахер.
  
  
   "В этом и прелесть", - сказал Монк. - Кто мне поверит?
  
  
   "Это убедительный аргумент, - сказал Штоффмахер.
  
  
   - Его или моего?
  
  
   - Его, - сказал Штоффмахер. - А он еще даже не успел.
  
  
   - Но ты на это не попадешься, - сказал Монк. - Потому что на месте преступления в Леупольце я уже доказал вам, что я вдумчивый, умный и рациональный.
  
  
   - Вы ожидаете, что я их арестую? - спросил Штоффмахер.
  
  
   - Было бы неплохо, - сказал Монк.
  
  
   - У вас есть доказательства их вины или выданные ордера на их арест?
  
  
   - Они нужны в Германии? - спросил Монк.
  
  
   "Здесь мы следуем верховенству закона", - сказал Штоффмахер. "Мы цивилизованная страна".
  
  
   "Если бы это было правдой, у вас не было бы мощеных улиц", - сказал Монк.
  
  
   "Какая?" - сказал Штофмахер.
  
  
   Я быстро заговорил, прежде чем Монк успел выглядеть еще более сумасшедшим. "Г-н. Монк был бы признателен, если бы вы проверили биографию доктора Ранера и присматривали за ним.
  
  
   "Я посмотрю, что я могу сделать", - сказал Штоффмахер. - Но я боюсь, что расследование убийства и так истощает наши ресурсы. Все мои офицеры сейчас заняты поисками Бруно Лойпольца.
  
  
   - Я понимаю, - сказал я.
  
  
   - Не знаю, - сказал Монк. "Леупольц мертв".
  
  
   "Мы этого не знаем, - сказал Штоффмахер.
  
  
   - Я знаю, - сказал Монк. - Не волнуйся - тела могут всплывать. Так что вы можете исследовать доктора Ранера и следить за каждым его шагом, пока кто-нибудь не найдет труп.
  
  
   "Если будет найден труп, мы хотели бы быть теми, кто это сделает", - сказал Штоффмахер. - Добрый день, мистер Монк.
  
  
   "Черт возьми, - сказал Монк и вышел.
  
  
   Я последовал за ним.
  
  
   Монк осторожно переступал с камня на камень, словно играл в классики.
  
  
   - Ты действительно думаешь, что раздражать Штофмахера - это хорошая идея? " Я сказал. - Нам нужна его помощь.
  
  
   - Он что-то скрывает, - сказал Монк.
  
  
   - Его раздражение, - сказал я.
  
  
   - Что, если он тоже замешан в этом?
  
  
   - Я думал, ты не поддашься паранойе, - сказал я.
  
  
   - Нет, - сказал Монк. - Но весь этот город искривлен. Осмотреться."
  
  
   - Хорошая идея, - сказал я.
  
  
   "Что такое?"
  
  
   - Давай осмотримся, - сказал я. "Мы ничего не можем сделать, пока не получим известие от полиции Сан-Франциско или полиции здесь. Мы могли бы также получить представление о месте в то же время.
  
  
   - У меня есть чутье, - сказал Монк. "Это тошнота".
  
  
   - Так у тебя есть идея получше?
  
  
   Монах указал на холмы. "Я потратил годы на поиски убийцы моей жены. Он может быть в том отеле прямо сейчас. Я не позволю ему уйти".
  
  
   "Чем ты планируешь заняться?" Я сказал.
  
  
   - Я буду нести вахту у отеля, - сказал Монк. "Если он попытается уйти, я буду на нем, как его тень, если бы у его тени было десять пальцев вместо одиннадцати".
  
  
   Я не мог осматривать достопримечательности, пока он дежурил, поэтому неохотно пошел с ним. Мы пошли по дороге к Францискушохе, остановившись у моста, перекинутого через крохотный ручеек. Низкие стены по обеим сторонам моста давали нам место для сидения.
  
  
   "Это единственный способ въехать на территорию или выехать из нее", - сказал Монк.
  
  
   - На самом деле это не так, - сказал я. "В дальнем конце парковки есть лесовозная дорога и дюжина пешеходных троп. Если бы он хотел уйти, мы бы никогда об этом не узнали".
  
  
   "Откуда вы знаете?"
  
  
   - Вдоль троп есть карты и исторические указатели, - сказал я. - Я посмотрел на одного из них.
  
  
   - Нам понадобится больше людей, - сказал Монк. - А пока тебе придется отправиться в патруль.
  
  
   "Что это значит?"
  
  
   - Я останусь здесь, - сказал Монк. - Ты ходишь по тропам.
  
  
   - Я не могу быть на всех тропах одновременно, - сказал я.
  
  
   - Это лучшее, что мы можем сделать, - сказал Монк.
  
  
   "Мы?" Я сказал. "Я тот, кто должен ходить пешком. Почему бы тебе не пойти в патруль?
  
  
   "Я могу столкнуться с природой", - сказал Монк.
  
  
   Когда он так выразился, идея провести день, прогуливаясь по лесу в мире, казалась гораздо более привлекательной, чем сидеть с ним на мосту.
  
  
   - Хорошо, - сказал я. "Я сделаю это."
  
  
   "Общайтесь со мной каждый час", - сказал Монк. "Давайте сверим наши часы".
  
  
   Это было легче сказать, чем сделать. Нам потребовалось двадцать минут, чтобы синхронизировать наши часы с точностью до секунды, и еще две минуты вдобавок к этому просто для того, чтобы убедиться, что они тикают с той же скоростью.
  
  
   Когда мы закончили, я поднялся на холм, чтобы проверить, в отеле ли еще доктор Ранер, и взять карту троп.
  
  
   Женщина на стойке регистрации сообщила мне, что доктор Ранер читает лекцию в конференц-зале на первом этаже. Она дала мне карту маршрута. Она была на немецком языке, но по иллюстрациям было достаточно легко разобраться.
  
  
   Прежде чем отправиться в патруль, я ходил по отелю, заглядывая в окна, пока не увидел комнату на первом этаже, полную людей. Я подкрался поближе, нырнул за куст и как можно незаметнее заглянул в окно. Я беспокоился, что если кто-нибудь увидит меня - сумасшедшую женщину, которая пыталась убить одного из присутствующих, - они могут вызвать полицию. Нашему делу не поможет, если Штоффмахер тоже решит, что я сошел с ума.
  
  
   Я мог видеть доктора Ранера за трибуной, проводившего презентацию в программе Power-Point. Доктор Крогер был в аудитории и делал записи. Его нос распух. Я почувствовал легкий укол вины. Обычно я не ношу людей. Если доктор Крогер окажется невиновным, мне придется купить ему корзину с фруктами или что-то в этом роде.
  
  
   Теперь, когда я установил, что наша цель все еще там, я ускользнул, выбрал случайный след и начал блуждать. Через несколько минут меня поглотил густой лес, а температура, казалось, упала на добрых десять градусов. Поскольку моя миссия заключалась в патрулировании возможных путей побега, я выбрал пути, которые позволяли мне обойти территорию.
  
  
   Это была пустая трата времени, но я нашел это расслабляющим. Единственными звуками, которые я слышал, были пение птиц, шелест ветра в деревьях и собственные шаги по сухим листьям и грязи. Там не было никого, кроме меня.
  
  
   Я не видел ничего, кроме деревьев и кустов. Не было витрин, полных вещей, которые можно купить, и рекламы, пытающейся соблазнить меня потратить деньги.
  
  
   Воздух был свеж и насыщен ароматами хвои, цветов и влажной земли. Так приятно было перевести дух и не чувствовать запаха выхлопных газов, сигаретного дыма или чего-то жареного.
  
  
   Но я почувствовал что-то знакомое, что-то, что напомнило мне о доме, и не самым приятным образом. Я снова понюхала и последовала за запахом.
  
  
   Мне не нужно было далеко ходить. Тропа привела к поляне с грязным прудом, окруженным бурьяном. В воздухе постоянно гудело, но не от линии электропередач.
  
  
   Это было от мух, тех, что прилетели к телу человека, лежащего лицом вниз на тропе. На нем были спортивные шорты, футболка и пара ярко-белых новых кроссовок.
  
  
   Мне не нужно было измерять его пульс, чтобы понять, что он мертв.
  
  
  
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
  
  
   Мистер Монк встречается с природой
  
  
   У меня был сотовый телефон, но я не знал, есть ли у меня прием. А даже если бы и знал, у меня не было номера полицейского участка и я не знал, как позвонить в справочную, чтобы получить ее.
  
  
   У меня не было другого выбора, кроме как оставить тело там, где оно было, отметить его местонахождение на карте следов, вернуться в отель и попросить женщину на стойке регистрации вызвать полицию.
  
  
   Вот что я сделал.
  
  
   Женщина на стойке регистрации, та же самая, что дала мне карту маршрута, с замешательством посмотрела на меня после того, как я сказал ей, что от нее требуется.
  
  
   - Я не уверена, что понимаю, - сказала она.
  
  
   - Я хочу, чтобы вы позвонили главкому криминальной полиции Штоффмахеру в полицейский участок Лора и сказали ему, что я нашел труп на одной из троп.
  
  
   - Мертвое тело чего?
  
  
   - Человек, - сказал я. "Человек."
  
  
   Она уже была бледна, но, казалось, стала еще бледнее. Если она еще больше потеряет цвет, ее тоже могут принять за труп.
  
  
   - Ты видел мертвеца?
  
  
   Вот что бывает, когда путешествуешь с Адрианом Монком. Ему даже не обязательно быть с тобой.
  
  
   - Да, - сказал я. - Вот почему я прошу вас вызвать полицию.
  
  
   - Это был один из наших гостей? она спросила.
  
  
   "Это имеет значение?" Я сказал. - Скажи Штоффмахеру, что я встречу его на мосту.
  
  
   Я вышел и направился вниз по склону. Я мог видеть, как Монк ходит взад-вперед, глядя на часы и поглядывая на меня. Мне не нужно было видеть его лицо, чтобы почувствовать его неодобрение. Я опоздал на почасовую регистрацию, но подумал, что у меня есть уважительная причина.
  
  
   - Мы синхронизировали наши часы, - сказал Монк, когда я подошел. - Значит, ты знаешь, что опоздал со своим отчетом на двадцать минут.
  
  
   "Доктор. Ранер все еще в отеле, - сказал я. - И либо я нашел Бруно Леупольца, либо уровень убийств в этом городе стремительно растет.
  
  
   "О чем ты говоришь?"
  
  
   Было приятно не быть тем, кто задал этот вопрос для разнообразия.
  
  
   - Я нашел на тропе мертвого человека, - сказал я.
  
  
   - Ты оставил его там?
  
  
   - Что еще я должен был сделать? Я сказал.
  
  
   "Оставайтесь с телом и отправьте обратно прохожего, чтобы сообщить в полицию".
  
  
   - Это дикая тропа, - сказал я. "Больше никого вокруг не было".
  
  
   Монк нахмурился. "Вот почему у них должны быть камеры слежения. И фонари, и асфальтированные дороги, и тротуары".
  
  
   - Тогда это уже не будет дикой тропой, - сказал я.
  
  
   "Это был бы след упорядоченности, - сказал Монк, - что всегда лучше".
  
  
   Два серебристо-голубых полицейских автомобиля проехали по дороге и остановились у моста. Офицер Шуст и еще один полицейский, которого я узнал снаружи дома Вигга, были в одной машине, Гешир и Штоффмахер - в другой.
  
  
   Стоффмахер и Гешир вышли из машины и подошли к нам.
  
  
   - Я так понимаю, вы обнаружили труп? - сказал Штоффмахер.
  
  
   Я кивнул.
  
  
   "Ты уверен?" - спросил Гешир. - Может быть, он просто задремал.
  
  
   "Я узнаю мертвое тело, когда увижу его". Я вынул карту и указал на это место. - Он прямо здесь, на тропе у мелкого пруда. Вы не можете пропустить это".
  
  
   - Почему бы тебе не показать нам? - сказал Штофмахер.
  
  
   Я направился к машине с двумя детективами, но потом заметил, что Монк к нам не присоединяется. Я оглянулся и увидел, что он все еще стоит на мосту.
  
  
   - Ты не идешь? Я попросил.
  
  
   "Я не могу оставить свой пост, - сказал Монк.
  
  
   "Какой пост?" - сказал Штофмахер.
  
  
   - Он стоит на страже, - сказал я, - следит, чтобы доктор Ранер не покинул отель.
  
  
   Штоффмахер указал на полицейскую машину с двумя офицерами внутри. "Вот почему они здесь. Я блокирую эту область. Никто не придет и не уйдет без моего разрешения".
  
  
   "Кто следит за тропами?" - спросил Монк.
  
  
   "Никто. У меня недостаточно людей для этого", - сказал Штоффмахер. "Но я поставлю офицера в отель, чтобы убедиться, что никто не покидает территорию".
  
  
   "Но у здания есть несколько входов и выходов, - сказал Монк.
  
  
   "И на всех них есть камеры наблюдения, за которыми мой офицер может следить со своего места в вестибюле", - сказал Штоффмахер. "Доволен?"
  
  
   "Я могу жить с этим", - сказал Монк.
  
  
   "Я так рад, - сказал Штоффмахер.
  
  
   Гешир отвез нас вчетвером на стоянку отеля. Мы вышли из машины, нашли начало тропы и пошли пешком.
  
  
   - Будь осторожен, - сказал Монк. "Повсюду природа".
  
  
   Он опустил голову на плечи и притянул руки как можно ближе к телу, чтобы ничего не задеть, осторожно шагая по тропе.
  
  
   - Я понимаю, что вы не верите в совпадения, - сказал Штоффмахер. - Так что, возможно, вы сможете объяснить, почему наше первое убийство за пять лет произошло именно в тот день, когда вы приехали.
  
  
   - Не повезло, - сказал Монк.
  
  
   "И затем, когда пропадает кто-то, кого вы считаете мертвым, это оказывается вашим помощником, который натыкается на тело и доказывает вашу правоту".
  
  
   - Не повезло, - сказал я.
  
  
   "Внимание, больше природы", - закричал Монк. "Примите меры уклонения!"
  
  
   "Почему?" - сказал Гешир. "Нет ничего, что могло бы нам навредить".
  
  
   "Да неужели?" Монк указал на что-то в грязи у края тропы. - Как ты это называешь?
  
  
   - Кроличий помет, - сказал Гешир.
  
  
   "Возможно, теперь вы не будете так бесцеремонно относиться к нашей безопасности", - сказал Монк, а затем указал на низко лежащую ветку. "Листовая тревога! Оповещение листьев!"
  
  
   Монк нырнул намного ниже, чем нужно, чтобы избежать листьев, а затем оглянулся, как будто боялся, что они могут начать погоню.
  
  
   Штофмахер повернулся ко мне. "Разве "невезение" - это не просто еще один способ сказать "совпадение"?"
  
  
   - Не совсем, - сказал я. - Может быть, на немецком.
  
  
   Я отвернулся, словно что-то привлекло мое внимание, но на самом деле я не хотел, чтобы он заметил ложь на моем лице. Мне не стоило беспокоиться. В этот же момент Монах издал мучительный вопль и начал прыгать на одной ноге, что привлекло всеобщее внимание.
  
  
   "Что это?" Я попросил.
  
  
   "Пожалуйста, Боже, вытащите его". Монах схватил Гешира за опору и поднял ногу ко мне. "Торопиться."
  
  
   Я присел на корточки и осмотрел подошву его ботинка, ожидая увидеть его ногу, насаженную на гвоздь или железнодорожный костыль. Но даже шипа не было.
  
  
   - Я ничего не вижу, - сказал я.
  
  
   Штоффмахер наклонился рядом со мной. "И я нет."
  
  
   - Вы оба слепы? Монах закричал. "Это прямо посередине моей стопы!"
  
  
   Я прищурился и разглядел камешек размером немногим больше песчинки, застрявший в подошве его ботинка.
  
  
   - Ты имеешь в виду тот крошечный камешек? Я сказал и использовал свой ноготь, чтобы щелкнуть это.
  
  
   Монк с облегчением обмяк. "Спасибо."
  
  
   Штоффмахер недоверчиво посмотрел на Монка. - Ты мог это почувствовать?
  
  
   "Если бы кто-то выколол вам глазное яблоко вилкой, вы бы это почувствовали?" - сказал Монк.
  
  
   "Конечно я буду."
  
  
   - Тогда не задавай глупых вопросов, - сказал Монк и начал хромать. "Насколько дальше это тело?"
  
  
   - Недалеко, - сказал я.
  
  
   - Хорошо, - сказал Монк. "Потому что, если нам придется идти намного дальше, мы вчетвером можем закончить так же, как он".
  
  
   "Мы можем наступить на кроличий помет и умереть", - с ухмылкой сказал Гешир.
  
  
   "Если я наступлю на кроличий помет, не ждите, пока природа пойдет своим беспощадным курсом", - сказал Монк. - Просто стреляй в меня.
  
  
   Штофмахер наклонился ко мне и прошептал: "Я бы не согласился на вашу работу ни за какие деньги в мире".
  
  
   - И мне платят значительно меньше, - сказал я.
  
  
   - Тогда зачем ты это делаешь? он спросил.
  
  
   - Чтобы посетить экзотические места, - сказал я.
  
  
   Именно тогда мы начали чувствовать запах тела. Через несколько мгновений мы наткнулись на настоящий труп. Монк увидел это первым и протянул руки, чтобы помешать нам идти дальше. Его рука коснулась листа, и он отдернул его, как будто тот был обожжен.
  
  
   "Вытирать!" Монк отчаянно махнул мне рукой. Я достала из сумочки салфетку и дала ему.
  
  
   Он вытер руки, дал мне использованную салфетку и сделал два осторожных шага вперед. Штоффмахер надел резиновые перчатки и попросил Гешира вызвать коронера и судебно-медицинскую экспертизу. Гешир кивнул, достал мобильник и позвонил.
  
  
   Монк склонил голову набок и вытянул руки перед собой, словно чувствуя, как от земли поднимается жар при ходьбе.
  
  
   Штоффмахер залез в карманы и вытащил две маленькие бахилы, похожие на синие шапочки для душа. Он надел их поверх ботинок, затем достал из кармана еще два и протянул мне.
  
  
   "Что он делает?" - спросил Штофмахер.
  
  
   "Я называю это монашеским дзен", - сказал я, натягивая чехлы на туфли. "Я думаю, что он пытается почувствовать, что неуместно".
  
  
   Монах остановился, посмотрел себе под ноги и начал хныкать.
  
  
   Штоффмахер взглянул на меня. - Это нормально?
  
  
   "Это гибкая концепция, когда дело доходит до мистера Монка", - сказал я и направился к нему.
  
  
   "Отойди!" - крикнул Монк, поднимая руку в останавливающем жесте. "Никому не двигаться!"
  
  
   "Что это?" - спросил Гешир. - Ты стоишь на мине?
  
  
   Штоффмахер испепеляюще посмотрел на Гешира. "Наземная мина? Зачем здесь фугас?
  
  
   "Я не знаю." Гешир сделал знак Монаху. "Спроси его."
  
  
   "Это хуже". Монк говорил очень медленно. "По крайней мере, с фугасом горячий поцелуй смерти приходит быстро".
  
  
   "Что может быть хуже фугаса?" - сказал Гешир.
  
  
   "Земля вокруг меня выглядит сухой, но на самом деле она влажная, - сказал Монк. "У меня грязь на ботинках. Слишком поздно для меня, но не для тебя. Идти. Спасайтесь, пока можете".
  
  
   Штоффмахер пробормотал что-то по-немецки, что, я уверен, было богохульством, прошел мимо Монка и присел рядом с телом. Гешир присоединился к нему.
  
  
   Монк застыл на месте, морщась. Я остался со своим боссом, как верный помощник, которым я и являюсь. К тому же у меня не было никакого желания наклоняться над вонючим трупом.
  
  
   Мертвому парню на вид было около сорока. У него была двухдневная щетина на мясистых щеках и бледная кожа, но, может быть, это было только потому, что он был мертв. Его голова была повернута набок, глаза и рот широко открыты.
  
  
   "Он в спортивной одежде и кроссовках", - сказал Штоффмахер. "Должно быть, он бегал по лесу, когда умер".
  
  
   - Его убили, - сказал Монк.
  
  
   Гешир обшарил карманы мужчины руками в перчатках и вытащил тонкий бумажник. Он разобрался.
  
  
   - Это Бруно Леупольц, - сказал Гешир. "Его кредитные карты все еще в бумажнике. Еще есть около шестидесяти евро наличными.
  
  
   "Я не вижу ни крови, ни следов насилия, - сказал Штоффмахер. - Ни порезов, ни даже синяка.
  
  
   Гешир оглянулся на Монаха. "Ты был неправ. Его не расстреляли".
  
  
   - Может быть, его отравили, - сказал я.
  
  
   "Независимо от того, был он отравлен или нет, - сказал Штоффмахер, - это вообще не согласуется с теорией Монка о том, что произошло в доме".
  
  
   "Он подходит к моему", - сказал Гешир.
  
  
   "Что Леупольц случайно убил Вигга, когда пытался застрелиться", - сказал Штоффмахер.
  
  
   Гешир кивнул. "Леупольц был так расстроен тем, что он сделал, что убежал в лес и отравился".
  
  
   "Почему бы не сделать это в его квартире?" Я попросил.
  
  
   "Он пытался дистанцироваться от того, что сделал", - сказал Гешир. - Вот почему он сделал вид, будто Вигг покончил с собой. Леупольц не хотел умирать убийцей".
  
  
   Штоффмахер одобрительно кивнул. "Возможно, вы что-то напутали".
  
  
   "Единственное, что на нем надето, - это перо, - сказал Монк.
  
  
   "Какая?" - сказал Гешир.
  
  
   - Поднимите левую ногу, - сказал Монк. Гешир сделал. В грязи было перо. - Это перо такое же, как те, что мы нашли в квартире Лойпольца.
  
  
   "И что?" - сказал Штофмахер. "Имеет смысл, что он может отслеживать вещи с ним из своей собственной квартиры".
  
  
   "Подушка взорвалась, когда убийца использовал ее как глушитель", - сказал Монк. "Вот почему по всей квартире были перья. Это перо доказывает, что я был прав.
  
  
   "Но по всей квартире не было перьев, - сказал Гешир.
  
  
   "Потому что убийца очистил большинство из них", - сказал Монк.
  
  
   - Но в Леупольца не стреляли, - сказал Штоффмахер. "Значит, не было ни убийцы, ни глушителя, ни взорвавшейся подушки. Это тело доказывает, что вы ошибались.
  
  
   Монк покачал головой. "Мы что-то упускаем".
  
  
   "Чего не хватает, так это последовательного объяснения этих двух смертей", - сказал Штоффмахер. "Нам нужно вернуться к началу и переосмыслить все наши предположения".
  
  
   - Ты имеешь в виду его предположения. Гешир указал на Монаха.
  
  
   - И твое тоже, - сказал Штоффмахер. "Мой тоже".
  
  
   - У тебя есть предположения? - сказал Гешир.
  
  
   "Иногда я думаю о расследованиях, которые провожу", - сказал Штоффмахер. "Я просто не чувствую необходимости делиться с вами всем, что приходит мне в голову".
  
  
   "Вы оба теряетесь в ненужных деталях", - сказал Монк. "Вам нужно отступить и сосредоточиться на том, что здесь действительно важно".
  
  
   - И что бы это было? - спросил Штофмахер.
  
  
   - Мои туфли, - сказал Монк. "Они покрыты грязью".
  
  
   - Перед нами труп, - отрезал Штоффмахер. "Ваша грязная обувь не имеет значения!"
  
  
   - А его? - сказал Монк, указывая на Леупольца. - Как он добрался сюда, не запачкав их ни пылинкой?
  
  
   Мы посмотрели на кроссовки Leupolz. Они были ярко-белыми и идеально чистыми, шнурки завязаны аккуратным двойным бантом.
  
  
   Это, конечно, все усложняло.
  
  
  
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
  
  
   Мистер Монк получает новости
  
  
   Гешир потер подбородок. Штофмахер подкрутил кончик своих огромных усов. И я прихлопнул мух, которые жужжали вокруг меня, пока мы обдумывали значение наблюдения Монка.
  
  
   Леупольц туда не ходил.
  
  
   Так как же он оказался на тропе? Если он там не плавал, значит, его как-то несли. И, скорее всего, его уже не было в живых, когда это произошло.
  
  
   Но это объяснение вызвало еще больше вопросов.
  
  
   Почему бы не оставить его дома? Зачем бросать его тело на пешеходной тропе? Как он умер? Почему не было следов насилия? Как его смерть была связана, если вообще была связана с насильственной смертью Акселя Вигга? Или это было просто еще одно странное совпадение за день, наполненный рекордным их количеством?
  
  
   Это были лишь некоторые из вопросов, которые крутились у меня в голове и, вероятно, были среди тех, о которых думали Штоффмахер и Гешир.
  
  
   - Есть еще, - сказал Монк.
  
  
   Штоффмахер вздохнул. "Есть конечно."
  
  
   "Посмотрите, как завязаны его шнурки. Начальный узел и конечная дужка идеально сбалансированы. Это хрестоматийный пример норвежского рифового узла. Но, как я уверен, вы помните, туфли, которые он снял в своей спальне, были завязаны неряшливыми бабушкиными узлами.
  
  
   Я помнил туфли, но не узлы. Я не обращаю внимания на то, что делает Монк. Я также не могу сказать вам, сколько парковочных метров на Маркет-стрит, сколько семян кунжута на булочке для гамбургера и есть ли в моем шкафу вешалки, обращенные в разные стороны.
  
  
   - Вы предлагаете, чтобы кто-то другой надел его обувь, - сказал Штоффмахер.
  
  
   - И одел его в этот спортивный костюм, - сказал Монк. "Вероятно, это был тот же человек, который бросил здесь свое тело. Вся эта сцена была инсценирована".
  
  
   - Чтобы рассказать нам что? - сказал Гешир.
  
  
   - Я еще не знаю, - сказал Монк. "Но это было импровизировано в спешке. Если бы убийца спланировал это заранее, он бы не был таким неряшливым".
  
  
   - Вы все время говорите "убийца", - сказал Штоффмахер. - Но пока нет никаких указаний на то, что Леупольц был убит.
  
  
   - Был, - сказал Монк.
  
  
   Я услышал звуки приближающихся людей. Я повернулся и увидел дюжину людей в одинаковых желтых пластиковых комбинезонах, марширующих по тропе. Они несли металлические ящики, фотоаппараты, мешок для трупов и носилки. Я предположил, что это коронер и первая волна криминалистов.
  
  
   "Тебе следует углубить этот пруд", - сказал Монк, наклонив голову в сторону грязного коричневого водопоя в нескольких ярдах от тропы.
  
  
   "Зачем?" - сказал Гешир. - Мы ничего не ищем.
  
  
   - Вот пропавший ноутбук, - сказал Монк. "Я предполагаю, что убийца бросил его туда, в мешок для пылесоса, набитый перьями и наволочкой, после того, как вынул жесткий диск".
  
  
   Техники начали фотографировать и устанавливать мастерскую вокруг тела. Человек, которого я принял за коронера, присел рядом со Штоффмахером и начал осматривать тело.
  
  
   "Думаю, отсюда мы справимся", - сказал Штоффмахер Монку. "Мы ценим все советы, которые вы нам дали".
  
  
   - А как насчет моей проблемы? - сказал Монк.
  
  
   "Мы свяжемся с вами в вашей гостинице, если у нас будут какие-либо изменения в наших расследованиях", - сказал Штоффмахер.
  
  
   - Тебе легко говорить, - сказал Монк. - Как мне туда добраться?
  
  
   Штоффмахер выглядел сбитым с толку, поэтому я ему объяснил.
  
  
   "Г-н. Монк имеет в виду свои грязные ботинки, - сказал я. "Если он сделает шаг, то рискует стать еще грязнее".
  
  
   Штофмахер вздохнул и сказал что-то по-немецки двум людям с носилками. Они принесли носилки Монку.
  
  
   - Вас отвезут обратно в машину, - сказал Штоффмахер.
  
  
   Двое мужчин подняли носилки, и Монк осторожно опустился на них.
  
  
   - Я знал, что именно так я уйду отсюда, - жалобно сказал Монк. - По крайней мере, я не в мешке для трупов.
  
  
   Монку пришлось переобуться, как только мы вернулись в гостиницу. Через несколько минут он вышел из своей комнаты в такой же паре Hush Puppies, его грязная пара была в запечатанном пластиковом пакете, который он держал на расстоянии вытянутой руки.
  
  
   - Ты выбрасываешь туфли? Я сказал.
  
  
   - Какой еще у меня есть выбор?
  
  
   - Ты мог бы их почистить.
  
  
   "Есть только одна вещь, которая почистит эту обувь". На выходе Монк передал сумку Хайко Шмидту. "Сжечь это немедленно".
  
  
   Мы отправились на ранний ужин в то же место, где были накануне вечером. На этот раз я был немного смелее. Я заказал венский шницель и был приятно удивлен, когда к столу не принесли хот-дог.
  
  
   Когда я рос в Монтерее, в Калифорнии существовала сеть заведений быстрого питания под названием Der Wienerschnitzel, где подавали множество паршивых хот-догов, выглядевших еще хуже, чем на вкус.
  
  
   Я предположил, как и любой другой невежественный калифорнийец, что Wienerschnitzel - это немецкое название хот-дога. Но нет, это не так. На самом деле это слегка обжаренная котлета из телятины, похожая на жареный стейк по-деревенски, только более легкая и вкусная.
  
  
   Так зачем кому-то называть стойку для хот-догов жареной телятиной? Это все равно, что назвать закусочную "Чоу Мейн".
  
  
   Это не имело смысла.
  
  
   Попытка понять логику Der Wienerschnitzel была глубиной интеллектуального мышления, на которую я был способен после долгого дня, который у меня был.
  
  
   Каким бы вкусным ни был обед, мне потребовалась вся сила воли, чтобы не уснуть за столом. Монк тоже боролся с усталостью. Мы ушли, как только закончили есть.
  
  
   Я вернулся в свою комнату и лег в постель к восьми вечера. Я был так измотан, что был уверен, что просплю до завтрака. Но джетлаг по-прежнему мешал моим внутренним часам, и я проснулся отдохнувшим и полностью бодрым в три часа ночи.
  
  
   Я лежал в постели, пытаясь решить, чем занять себя в течение трех-четырех часов до завтрака, когда зазвонил мой мобильный. Я ответил ему, благодарный за что-то сделать.
  
  
   "Это удивительно энергичное и веселое приветствие для человека, которого грубо разбудили от глубокого сна", - сказал мне Стоттлмейер.
  
  
   - Это потому, что я бодрствовал, - сказал я.
  
  
   - Там три часа ночи, да?
  
  
   - Ага, - сказал я.
  
  
   - И ты проснулся, - сказал он.
  
  
   - Простите, что разочаровал вас, капитан.
  
  
   "Ты смеешься? Я чувствую облегчение, - неубедительно сказал Стоттлмейер. - Последнее, что я хочу сделать, это нарушить твой покой.
  
  
   - Вам удалось что-нибудь разузнать о докторе Мартине Ранере?
  
  
   - Я был, - сказал Стоттлмейер. - Монк проснулся?
  
  
   - Откуда мне знать? Я сказал. "Мы не живем в одной комнате".
  
  
   - Выясните, - сказал Стоттлмейер. - Если он спит, лучше его разбудить.
  
  
   - Разве все, что ты хочешь сказать, не может подождать до утра?
  
  
   "Он уже слишком долго ждал", - сказал Стоттлмейер.
  
  
   - Он такой большой?
  
  
   - Он такой большой, - сказал он.
  
  
   Я надел халат и с мобильным телефоном пошел по коридору в комнату Монка. Я постучал в дверь, надеясь, что разбудил его, но не остальных гостей.
  
  
   Он открыл дверь в пижаме. Его глаза были закрыты. Возможно, он даже ходил во сне.
  
  
   "Что это?" - спросил он хрипло.
  
  
   - У капитана есть кое-какая информация о докторе Ранере, - сказал я.
  
  
   Монк жестом пригласил меня внутрь и закрыл дверь. Мы сели рядышком на край его кровати; Я поставил Стоттлмейера на громкую связь и поднял трубку между нами.
  
  
   - Мы оба здесь, капитан, - сказал я.
  
  
   - Как ты держишься, Монк? - спросил Стоттлмейер.
  
  
   "Весь мир сговаривается против меня", - сказал Монк. "За возможным исключением вас, Натали и Рэнди Дишера".
  
  
   " Возможное исключение?" Я сказал.
  
  
   "Мне нравится быть непредвзятым", - сказал Монк.
  
  
   "Это то, чем вы знамениты", - сказал Стоттлмейер, его сарказм полностью потерялся на Монке. "Вот что я узнал. Доктор Ранер - уважаемый психиатр и писатель в Германии, который на протяжении многих лет читал лекции в нескольких колледжах США, в том числе в Калифорнийском университете в Беркли".
  
  
   - Когда он был в районе залива? - спросил Монк.
  
  
   Был долгая пауза. На мгновение я подумал, что мы потеряли связь.
  
  
   "За две недели до убийства Труди, - сказал Стоттлмейер.
  
  
   Монк воспринял новость стоически, слегка кивнув, как будто Стоттлмейер только подтверждал то, что уже знал.
  
  
   - Что он там делал? - спросил Монк.
  
  
   "Он прочитал пару лекций, - сказал Стоттлмейер. "Они были подкреплены грантом от Дейла Бидербака".
  
  
   Кит Дейл. Неприлично тучный сумасшедший, который пытался разорить Монахов после того, как Труди написала серию нелестных отчетов о расследованиях его деловых операций.
  
  
   Значимость этой новости чуть не сбила меня с кровати, но Монк снова воспринял все это с удивительным спокойствием. Он просто кивнул.
  
  
   - Вы нашли какую-нибудь связь между доктором Ранером, доктором Крогером и Дейлом? - спросил Монк.
  
  
   "Пока нет, но мы не копали очень глубоко", - сказал Стоттлмейер. - Для этого нам понадобится много ордеров на обыск.
  
  
   - Так что хватай их, - сказал Монк.
  
  
   - У нас нет никаких доказательств преступления.
  
  
   - Ты знаешь, где похоронена Труди, - сказал Монк.
  
  
   Это было похоже на пощечину. В трубке повисло долгое молчание. На мгновение я подумал, не повесил ли трубку Стоттлмейер. Я бы не винил его, если бы он это сделал. Монк не ценил, как усердно работали на него его друзья. А если и знал, то редко это показывал.
  
  
   - Это несправедливо, - мягко сказал Стоттлмейер.
  
  
   - Как и ее убийство, - ответил Монк без тени раскаяния за свое резкое замечание.
  
  
   - Я хочу найти сукина сына, убившего Труди, и сделаю все, что в моих силах. Но я не могу убедить судью выдать мне ордер на обыск на основании того, что у нас есть. Это все косвенно и ни к чему не приводит".
  
  
   "Это складывается для меня", - сказал Монк.
  
  
   "Много вещей добавляет к вам то, чего нет ни к кому другому, - сказал Стоттлмейер.
  
  
   "Но в конце концов они это делают", - сказал Монк.
  
  
   - Хорошо, тогда, может быть, вы расскажете мне, каковы были мотивы доктора Ранера, когда он нанял кого-то, чтобы заложить бомбу в машину Труди?
  
  
   - Может, у него его и нет, - сказал Монк.
  
  
   "Если вы хотите совершить случайное убийство, вы не ищете террориста и не нанимаете его для этого", - сказал Стоттлмейер. "Вы делаете это сами, быстро и просто".
  
  
   "Я имел в виду, что, возможно, он сделал это для Дейла", - сказал Монк. - Так же, как доктор Дейла убил для него судью.
  
  
   - Вы думаете, что Дейл шантажировал доктора Ранера? Я попросил. - А еще шантажировал доктора Крогера, заставив его играть с вашим разумом, чтобы уберечь вас от полиции?
  
  
   - Это одна из возможностей, - сказал Монк.
  
  
   - У вас нет никаких доказательств, - сказал Стоттлмейер.
  
  
   - Для этого нам и нужны ордера на обыск, - сказал Монк.
  
  
   "Судье понадобится гораздо больше, чем возможности, прежде чем он даст нам ордер на просмотр всех телефонных, путевых и банковских записей", - сказал Стоттлмейер. - Все, что я могу сейчас сказать судье, - это то, что доктор Ранер был в Сан-Франциско за несколько недель до смерти Труди, читал лекцию, которую спонсировал кит Дейл, и что ваш психиатр мог присутствовать. В этом нет ничего даже отдаленно криминального".
  
  
   - Это предполагает заговор, - сказал Монк.
  
  
   - Вам, - сказал Стоттлмейер.
  
  
   - И я, - сказал я.
  
  
   "Но это не убедит судью", - сказал нам Стоттлмейер.
  
  
   - Террорист, убивший Труди, сказал на смертном одре, что у нанявшего его человека было шесть пальцев на правой руке, - сказал я. - Как и доктор Ранер.
  
  
   "В последний раз, когда я проверял, - сказал Стоттлмейер, - наличие лишнего пальца не является уголовным преступлением".
  
  
   - Ты проверил? - сказал Монк.
  
  
   - Я пошутил, Монк. Я не проверял".
  
  
   "Возможно тебе следует."
  
  
   "Я не проверял, потому что знаю, что это не преступление, и вы тоже", - сказал Стоттлмейер. "Возможно, это в Германии. Спроси тамошних копов.
  
  
   - Буду, - сказал Монк.
  
  
   "Сообщите мне, как идут дела. Я здесь, если вам понадобится еще помощь", - сказал Стоттлмейер. "В пределах разумного."
  
  
   Я заговорил. "Не могли бы вы узнать, почему те заведения, где подают хот-доги, в Америке называются Der Wienerschnitzel, хотя по-немецки эти слова на самом деле означают "жареные котлеты из телятины в панировке"?"
  
  
   "Кажется, я сказал "в пределах разумного", - сказал Стоттлмейер.
  
  
   - Вот что я ищу, - сказал я. "Причина. И лучше бы он был хорошим".
  
  
   "Должно быть, у меня плохая связь", - сказал Стоттлмейер. - Это говорит Натали Тигер или Адриан Монк?
  
  
   - Адриан Монк здесь, - сказал Монк.
  
  
   "Я так и думал, - сказал Стоттлмейер.
  
  
   "Нет, нелепая просьба принадлежала Натали. Вот мое: я хочу поговорить с Дейлом Бидербаком".
  
  
   "Мне больше понравилась ее просьба. Это имело больше смысла".
  
  
   - Он знает правду, - сказал Монк.
  
  
   - Ты не хочешь этого делать, Монах. Дейл - монстр. Он просто будет играть с вами и получать удовольствие от вашей боли. Ему больше нечего делать".
  
  
   - Ты можешь договориться о звонке или нет? - настаивал Монк.
  
  
   Стоттлмейер устало вздохнул. - Я поговорю с надзирателем и посмотрю, что я могу сделать. А теперь поспи. Вы оба говорите так, будто вам это нужно.
  
  
   Мы попрощались и сели молча. Нам было о чем подумать.
  
  
   Был ли это еще один идеальный шторм совпадений? Или Кит Дейл, доктор Ранер и доктор Крогер были причастны к смерти Труди и к заговору с целью удержать Монаха от полиции?
  
  
   Если да, то почему?
  
  
   Я посмотрел на Монка. Он казался онемевшим. Теперь никто из нас не собирался спать.
  
  
   "Как ты себя чувствуешь?" Я спросил его.
  
  
   Он вздохнул, его плечи опустились под тяжестью всего, что он узнал.
  
  
   "Я рад, что завтра у меня назначена встреча с психиатром, - сказал он. "Мне это очень нужно".
  
  
   - Но он мог быть замешан во всем этом, - сказал я.
  
  
   "Так что это будет очень продуктивная сессия", - сказал Монк. "Так или иначе."
  
  
   - Хотел бы я быть там, - сказал я.
  
  
   - Ты будешь, - сказал он.
  
  
   "Действительно?" Я сказал. "Почему?"
  
  
   "Мне нужен кто-то, кому я могу доверять", - сказал Монк. "И то, что я чувствую сейчас, я не уверен, что могу доверять даже себе".
  
  
   В каком-то смысле это была самая приятная вещь, которую он когда-либо говорил мне. Я поцеловала его в щеку и вышла из его комнаты, прежде чем он успел испортить момент, попросив меня подтереться.
  
  
  
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
  
  
   Мистер Монк и доктор Крогер
  
  
   После завтрака я позвонил в Franziskushohe и попросил администратора соединить меня с комнатой доктора Крогера. Я понял по его сонному голосу, когда он ответил, что я его разбудил. Казалось, что в последнее время я не мог никому позвонить, не потревожив их покой.
  
  
   - У вас сегодня назначена встреча с мистером Монком, - сказал я.
  
  
   "Я не забыл. Честно говоря, я рад, что Адриан все еще хочет меня видеть, - сказал доктор Крогер. "Это означает, что он открыт для разрешения возникших вчера недоразумений посредством позитивного взаимодействия".
  
  
   Вместо того, чтобы получить удар в нос от прекрасной помощницы Монка, хотя я не исключал такого подхода снова.
  
  
   "Я не хочу доставлять ему дискомфорт, прося его встретиться со мной здесь, - продолжил доктор Крогер, - учитывая историю этого отеля как санатория для людей с заболеваниями легких".
  
  
   "И вы не хотите рисковать тем, что мы устроим еще одну неловкую сцену перед вашими коллегами".
  
  
   - И это тоже, - признал доктор Крогер.
  
  
   По крайней мере, он был честен в этом, хотя это мог быть и трюк. Может быть, он думал, что если он будет честен в мелочах, мы убедимся, что его искренность распространяется и на большие дела.
  
  
   Я дал ему направление к нашей ночлег и завтрак и сказал ему быть там через час. Я ожидал аргумента, но не получил его.
  
  
   Монк использовал это время, чтобы переоборудовать свою комнату в приблизительное подобие кабинета доктора Крогера. Мы передвинули кровать и поставили два кресла перед окном в том же положении, что и кресла врача и пациента.
  
  
   Таково было намерение в любом случае. На самом деле выполнение этого было раздражающим опытом. Монк продолжал садиться на стул и снова вставать, чтобы слегка поправить его положение, вплоть до того момента, как Хайко позвонила и сообщила, что прибыл доктор Крогер.
  
  
   Я спустился вниз и обнаружил, что доктор Крогер неуклюже стоит в холле, явно стесняясь того, как он выглядит, что было ужасно. Его нос распух, а синяки распространились на глаза. Не помогало и то, что Хейко смотрела на него.
  
  
   "Выглядит хуже, чем есть на самом деле", - сказал доктор Крогер.
  
  
   Я не знаю, пытался ли он преуменьшить свою травму, чтобы казаться более жесткой, или это был жест, чтобы облегчить мою вину, хотя я ее не чувствовал. В любом случае, комментарий был потрачен впустую для меня.
  
  
   - Я парю, как бабочка, и жалю, как пчела, - сказал я, а затем взглянул на Хейко. На нем были старые ботинки Монка, вычищенные и начищенные. "Очень стильный."
  
  
   Хайко просияла. "Данке".
  
  
   Я повел доктора Крогера наверх.
  
  
   "Они выглядели как туфли, которые носит Адриан", - сказал он.
  
  
   "Г-н. Монк всегда был законодателем моды, - сказал я.
  
  
   Мы поднялись всего на несколько ступенек, когда доктор Крогер ударился головой об одну из нижних балок. Он выругался и схватился за лоб. Это должно было быть больно.
  
  
   - Следи за головой, - сказал я.
  
  
   - Спасибо, - сказал он, глядя на меня. "Я не сделал ничего, чтобы заслужить это".
  
  
   - Посмотрим, - сказал я.
  
  
   Когда мы вошли, Монк сидел прямо на своем месте, положив руки на подлокотники. Его глаза расширились, когда он увидел лицо доктора Крогера.
  
  
   - Что случилось с твоим лицом? - спросил Монк.
  
  
   "Натали ударила меня", - сказал доктор Крогер, как ребенок, выдающий брата или сестру родителю.
  
  
   Монк посмотрел на меня. "Ты сделал?"
  
  
   - Я сделал, - сказал я гордо.
  
  
   Монк слегка улыбнулся. Думаю, он был польщен.
  
  
   - Но я простил ее, - сказал доктор Крогер, занимая свое обычное место справа от Монка. - Я рад, что ты хотел меня видеть, Адриан.
  
  
   "Я никогда не пропускал встречи, - сказал Монк.
  
  
   "Это правда. Вы этого не сделали.
  
  
   "Хотя сейчас я не уверен, что нуждался в них так сильно, как думал", - сказал Монк.
  
  
   "Я рад это слышать. Какое-то время я чувствовал, что ты можешь видеться со мной только раз в неделю, но ты тот, кто настоял на том, чтобы видеть меня чаще, если возможно, ежедневно. Ты даже следовал за мной сюда на сеансы.
  
  
   Доктор Крогер взглянул на меня, когда я сел на край кровати. Если у него и возникали вопросы по поводу моего пребывания здесь, он держал их при себе.
  
  
   - Ты, должно быть, очень доволен, - сказал Монк.
  
  
   - Почему это должно сделать меня счастливым, Адриан?
  
  
   "Разве не всегда было частью твоего плана держать меня в зависимости от тебя?"
  
  
   "Моя цель - помочь вам контролировать свои тревоги, чтобы вы могли стать максимально самодостаточными и наслаждаться нормальной жизнью".
  
  
   - И возвращайся в полицию, - сказал Монк.
  
  
   - Если это то, чего вы хотите, - сказал доктор Крогер.
  
  
   - Но ты этого не делаешь, - сказал Монк.
  
  
   "Это не правда. Я бы хотел, чтобы ты снова стал детективом по расследованию убийств.
  
  
   - И все же вы не написали в полицию рапорт о признании меня годным к службе и о восстановлении на работе.
  
  
   - Потому что я не думаю, что вы еще готовы, - сказал доктор Крогер. - Но я уверен, что ты скоро будешь.
  
  
   - Что думает доктор Ранер? - спросил Монк.
  
  
   "Я не обсуждал вашу терапию с доктором Ранером, - сказал он.
  
  
   - Как насчет Дейла Бидербака? - спросил Монк.
  
  
   - Я ни с кем не обсуждал твою терапию, Адриан. То, что происходит между нами, является личным, и я не буду говорить об этом без вашего согласия.
  
  
   - Как давно вы знаете доктора Ранера?
  
  
   "Я знаю о его работе уже более десяти лет, - сказал доктор Крогер, - но впервые я встретил его несколько лет назад на одной из его лекций".
  
  
   - В Беркли, - сказал Монк.
  
  
   - Капитан Стоттлмейер работал сверхурочно, - сказал доктор Крогер, меняя позу в кресле. - Да, это было в Беркли.
  
  
   - За две недели до убийства Труди, - сказал Монк.
  
  
   Доктор Крогер посмотрел на меня. Я посмотрел прямо на него. Я думаю, он проверял, не собираюсь ли я ударить его снова.
  
  
   - Я не знал об этом, - мягко сказал доктор Крогер.
  
  
   "Я полагаю, что вы также не знали, что визит доктора Ранера в Район Залива был спонсирован Дейлом Бидербаком", - сказал Монк.
  
  
   "О Боже, становится все хуже и хуже", - сказал доктор Крогер. Он на мгновение закрыл глаза, а когда снова открыл их, заговорил спокойным и размеренным голосом. "Вещи не такие, какими кажутся".
  
  
   - Это я знаю, - сказал Монк.
  
  
   - Я не это имел в виду, Адриан.
  
  
   "Почему ты это сделал?" - спросил Монк, наклоняясь вперед. "Какие рычаги воздействия могут быть у Дейла против тебя, что заставило бы тебя сделать это со мной?"
  
  
   "Я не предал вашего доверия, и вы не стали жертвой заговора", - сказал доктор Крогер. "Вопреки тому, как все выглядит, ничего гнусного не произошло. Все можно объяснить".
  
  
   - Я слушаю, - сказал Монк.
  
  
   "Я никогда не встречал Дейла Бидербака и понятия не имел, что он финансировал серию лекций доктора Ранера, - сказал доктор Крогер. - Но я не удивлен, что он это сделал.
  
  
   "Почему бы и нет?" - спросил Монк.
  
  
   "Бидербак был необычайно богатым и влиятельным человеком с огромным эго и жаждой власти. Прежде чем попасть в тюрьму, он финансировал сотни социальных, культурных и образовательных программ и строительных проектов в районе залива. Теоретически вы могли бы связать его с тысячами людей только через мероприятия, которые они посещали и которые он поддерживал. Некоторые из них обязательно будут людьми, которых вы встречали, даже Натали.
  
  
   Мне не понравилось, что он использовал меня как часть своей защиты, поэтому я заговорил.
  
  
   "Но это было не просто событие. Это случилось прямо перед убийством Труди Монк. И это объединило человека с одиннадцатью пальцами, который подходит под описание человека, устроившего убийство, и вас, психиатра, который позже будет лечить мистера Монка.
  
  
   "Это жестокая шутка судьбы, - сказал доктор Крогер. "Это все."
  
  
   "Я согласен, что это был жестокий трюк, - сказал Монк. - Но я пока не готов винить в этом судьбу.
  
  
   - Я бы на вашем месте тоже не стал, - сказал доктор Крогер. "Есть только один способ, которым вы когда-либо примете это. Вы должны делать то, что у вас получается лучше всего".
  
  
   "Сидеть в одиночестве в темноте в жалком страдании?"
  
  
   - Исследуйте, - сказал доктор Крогер. - Ты докопаешься до истины, как всегда. Вы должны начать с того, что доктор Ранер ответит на ваши вопросы.
  
  
   - Почему ты думаешь, что он заговорит со мной? - спросил Монк.
  
  
   "Потому что он психиатр и посвятил свою жизнь помощи людям", - сказал доктор Крогер. - Именно поэтому он ждет тебя прямо сейчас в кафе через улицу.
  
  
   Доктор Ранер сидел за крошечным столиком перед кафе, потягивал эспрессо и ковырял штрейзель. Он улыбнулся и жестом пригласил нас сесть взмахом своей шестипалой руки.
  
  
   "Спасибо, что пришли, Мартин", - сказал доктор Крогер, когда мы заняли свои места.
  
  
   - Это меньшее, что я могу сделать, - сказал доктор Ранер и повернулся к Монку, сидевшему прямо напротив него. "Чарльз рассказал мне о череде неудачных совпадений и о том, что они значат для тебя. Я бы хотел помочь облегчить вашу боль, чем смогу. Не стесняйтесь спрашивать меня о чем угодно".
  
  
   - Ты знаешь Дейла Бидербака? - спросил Монк.
  
  
   "Да, - сказал доктор Ранер, - знаю".
  
  
   "Вы делаете?" - сказал доктор Крогер, не в силах скрыть своего удивления.
  
  
   "Конечно. Он спонсировал мою серию лекций в Беркли и пригласил меня к себе домой на ужин".
  
  
   "Всякий раз, когда вы приходите в Дейл, наступает время ужина", - сказал Монк. "Человек никогда не перестает есть".
  
  
   "Вот почему я очень хотел с ним встретиться. Я слышал, что он был настолько тучным, что не мог встать с постели. Его физическое состояние очаровало меня".
  
  
   - Большинство людей испытывают отвращение, - сказал я.
  
  
   "Вот что делало его таким неотразимым. Я изучаю людей с физическими аномалиями и то, как они взаимодействуют с обществом, которое считает их аутсайдерами и "фриками". Он был особым случаем, потому что был таким богатым и могущественным. Меня особенно интересовало, как он относился к другим".
  
  
   "С невероятной жестокостью", - сказал Монк. "Вот как."
  
  
   "К сожалению, именно так общество относится к большинству людей с физическими аномалиями. Но Бидербак накопил богатство, власть и влияние, чтобы нанести ответный удар".
  
  
   "Разрушая жизни и убивая людей", - сказал Монк.
  
  
   "Он ужасный человек. Я ни в коем случае не оправдываю то, что он сделал. Но как психиатр и исследователь я могу понять психологические и социальные силы, которые сделали его таким, какой он есть. Он родился с аномально избыточным весом, и по мере того, как он рос, он становился все толще и толще. Вы можете себе представить жестокость, которую он пережил, и я считаю, что именно это заставило его стать таким богатым".
  
  
   - Значит, Дейл был для вас всего лишь благотворителем и предметом исследования, - сказал Монк.
  
  
   "Он не был моим прямым благотворителем; его деньги пошли в университет, который пригласил меня выступить. Но в остальном да, я бы сказал, что это справедливая оценка".
  
  
   - Я думаю, вы лжете, - сказал Монк. - Думаю, Дейл заставил вас нанять террориста, убившего мою жену.
  
  
   Если доктор Ранер и был оскорблен обвинением Монка, он этого не показал. Он просто сделал глоток кофе и вытер губы салфеткой, разумеется, используя для этого свою шестипалую руку.
  
  
   Монк не мог оторвать глаз от этой руки, и доктор Ранер знал это.
  
  
   "Вы думаете, что я лжец и убийца только потому, что я родился с лишним пальцем", - сказал доктор Ранер, шевеля лишним пальцем для выразительности.
  
  
   "Подрывник был нанят человеком с шестью пальцами, - сказал Монк. "Сколько может быть людей, соответствующих этому описанию?"
  
  
   "Насколько мне известно, в Соединенных Штатах их сто два", - сказал доктор Ранер. "Возможно, их гораздо больше".
  
  
   "Сколько из них знали Дейла Бидербака?" - сказал Монк.
  
  
   - Вы точно знаете, что вашу жену убил Дейл Бидербек, а не кто-то другой? - спросил доктор Ранер. "Разве вы не делаете такое предположение только потому, что видели здесь доктора Крогера и меня вместе?"
  
  
   "Это Дейл привел меня к бомбардировщику, - сказал Монк, - и именно он рассказал мне о человеке с лишним пальцем".
  
  
   - И с тех пор вы ищете этого неуловимого человека с одиннадцатью пальцами, - сказал доктор Ранер. - Теперь вы думаете, что нашли его.
  
  
   "Не так ли?"
  
  
   "Я просто первый человек, с которым вы столкнулись, у которого лишний палец", - ответил доктор Ранер. - Но нас там много. Двое из каждой тысячи детей рождаются с дополнительными пальцами рук или ног".
  
  
   "Я никогда не видел никого из них раньше, - сказал Монк.
  
  
   "Это потому, что лишние придатки обычно удаляются хирургическим путем при рождении чрезмерно заботливыми родителями, действующими по совету недалеких врачей", - сказал доктор Ранер. "Это варварство и бесчеловечность. Я посвятил свою карьеру поощрению принятия физических различий. Я также выступал против операций, которые заставляют людей соответствовать идеальному образу тела, будь то удаление перепончатых пальцев на ногах или добавление грудных имплантатов. Мы должны принять разнообразие".
  
  
   "Разнообразие - это просто еще одно слово для обозначения вещей, которые не совпадают, - сказал Монк. "Это неестественно".
  
  
   - Не все должно совпадать, Адриан, - сказал доктор Крогер.
  
  
   "Это как раз то, что Дейл Кит хотел, чтобы я думал", сказал Монк.
  
  
   Доктор Крогер вздохнул и покачал головой.
  
  
   "В некоторых древних цивилизациях физические аномалии считались признаками божественной силы, - сказал доктор Ранер. "Владыка Чан-Бахлум, правитель города майя Паленке в 683 году нашей эры, имел шесть пальцев на правой руке и шесть пальцев на правой ноге".
  
  
   "Теперь вы знаете, почему майя больше нет", - сказал Монк.
  
  
   "У папы Сикста II было шесть пальцев на правой руке, - сказал доктор Ранер. "И католическая церковь выстояла".
  
  
   - Едва ли, - сказал Монк.
  
  
   "Я основал Sicherer Hafen, частный курорт за пределами Лора, где люди с физическими аномалиями могут быть самими собой и испытать настоящую свободу, не сталкиваясь с презрением, насмешками или взглядами", - сказал доктор Ранер. "Сегодня утром я провожу экскурсию для некоторых участников конференции и хочу, чтобы вы присоединились к нам".
  
  
   - Почему я хочу пойти с тобой? - сказал Монк.
  
  
   "Это даст вам некоторое представление о том, кто я такой и как я думаю, чтобы вы могли судить о моей искренности", - сказал доктор Ранер. "И у меня есть скрытый мотив. Я надеюсь, что после того, как вы встретите людей там, вы будете менее подозрительны к следующему человеку, которого вы встретите с лишними пальцами.
  
  
   - Что тебе терять, Адриан? - спросил доктор Крогер. "Вы даже можете получить некоторое представление о себе".
  
  
   Монк встал и жестом пригласил меня присоединиться к нему. Мы отошли на несколько футов, чтобы остальные не слышали.
  
  
   "Что вы думаете?" - прошептал мне Монк.
  
  
   - Теперь у вас нет никаких улик против доктора Ранера, - сказал я. "Если он действительно убил Труди, чем больше времени вы проведете с ним, тем больше у вас будет возможностей уличить его во лжи".
  
  
   - Хорошая мысль, - сказал Монк и вернулся к столу. - Хорошо, поедем во Фриквиль.
  
  
  
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
  
  
   Мистер Монк посещает Фриквилль
  
  
   Мы с Монком следовали за фургоном доктора Ранера на взятой напрокат машине по извилистой дороге, уходящей вглубь леса Шпессарт. Чем глубже мы уходили в лес, тем неудобнее становился Монах.
  
  
   "Здесь много деревьев", - сказал Монк, обнимая себя.
  
  
   - Я думаю, это мило, - сказал я.
  
  
   "Деревья меня пугают".
  
  
   - Дерево не может причинить тебе вреда, - сказал я.
  
  
   "Вы явно не смотрели "Волшебника страны Оз", - сказал он.
  
  
   - Ты имеешь в виду сцену, где деревья оживают?
  
  
   Монк вздрогнул. "Это было ужасно. Мне годами снились кошмары".
  
  
   "Это было понарошку. Деревья на самом деле не разговаривают и бросают в вас яблоки".
  
  
   - Я знаю это, - сказал Монк. "Но они большие и темные и окружают вас. Они грубые, липкие и острые. Они блокируют свет, а в их ветвях живут странные существа".
  
  
   - Как птицы, - сказал я.
  
  
   "И змеи, пауки, муравьи, пчелы и прочее в коконах", - сказал Монк. "Единственное, что страшнее дерева, - это кокон".
  
  
   "Что может сделать кокон с тобой?"
  
  
   "Вы можете застрять в одном из них", - сказал Монк.
  
  
   "Тебе следует бояться не кокона", - сказал я ему. "Это гусеница, достаточно большая, чтобы в нее можно было зацепиться".
  
  
   - Он может быть там, - сказал Монк, глядя на деревья.
  
  
   - Нет, не может, - сказал я. "Таких больших гусениц не существует".
  
  
   "Гномы веками жили в этих лесах. Кто знает, какие еще причудливые существа живут здесь? - сказал Монк. - Кстати говоря, доктор Ранер никак не мог основать свою колонию уродов без ведома главкома криминальной полиции Штофмахера.
  
  
   Это не приходило мне в голову.
  
  
   "Значит, полиция с самого начала знала, кто такой человек с одиннадцатью пальцами, которого мы искали, и не сказала ни слова", - сказал я. "Они защищали его".
  
  
   - Разве что в Лоре много мужчин с одиннадцатью пальцами, что, учитывая его историю, вполне возможно.
  
  
   Мы подошли к повороту и к знаку на дороге, который объявлял Sicherer Hafen. Мы миновали указатель и почти сразу наткнулись на чисто декоративные деревянные ворота курорта, которые открывались на гравийный двор перед живописным главным домом.
  
  
   Вход на курорт навеял давно забытые воспоминания моего детства о том, как мои родители водили меня в Деревню Санты, парк развлечений в горах Санта-Крус.
  
  
   Вход в Деревню Санты представлял собой бревенчатый домик, который круглый год был покрыт искусственным снегом и сосульками. Оказавшись в парке, вы могли встретить Санта-Клауса у леденцового дерева, посетить заколдованный лес на санях из леденцов, запряженных настоящими северными оленями, увидеть эльфов Санты за работой на фабрике игрушек, полакомиться сахарными сливами на уютной кухне миссис Клаус и прокатитесь на мерцающих украшениях на огромной вращающейся рождественской елке.
  
  
   В Sicherer Hafen не было ни северных оленей, ни леденцов, но курорт был таким же лесным, теплым, сказочным, как Деревня Санты. Здания были не такими вычурными, и на крышах были установлены спутниковые тарелки, но я все равно ожидал услышать звук колокольчиков, доносящийся с деревьев, и рождественскую музыку, играющую из скрытых динамиков, когда я выйду из машины.
  
  
   Мы присоединились к доктору Ранеру, доктору Крогеру и дюжине других психиатров возле главного дома.
  
  
   "Обычно мы не приветствуем посетителей, но это особый случай, - сказал доктор Ранер. "Пожалуйста, не фотографируйте и не смотрите на гостей. Помните, что это дачный поселок, место, где наши жители и гости могут отдохнуть и побыть собой. Этот хрупкий мир очень важен для всех нас здесь, в Sicherer Hafen, и я был бы признателен, если бы вы ничего не сделали, чтобы его нарушить".
  
  
   Монах закричал и указал на деревья.
  
  
   "Медведь гризли! Бежать за свою жизнь!" Монах побежал, чтобы спрятаться за нашей машиной.
  
  
   Я посмотрел в сторону деревьев и сначала у меня была такая же инстинктивная реакция, как у Монка, пока я не заметил, что этот медведь был одет в короткие шорты и держал волейбольный мяч под своей волосатой рукой.
  
  
   Это был не медведь, а человек без рубашки с невероятно густым мехом по всему телу. Я никогда не видел никого похожего на него и, несмотря на просьбу доктора Ранера, не мог отвести глаз.
  
  
   "Это не медведь, - сказал доктор Ранер. - Это Франко Тоцца, наш директор по деятельности.
  
  
   "Первое, чем он должен заняться, - это стрижка", - сказал Монк, поднимаясь из своего укрытия.
  
  
   "Это как раз тот вид невежества и бессердечия, от которого люди приезжают сюда, чтобы сбежать", - сказал доктор Ранер. "Франко родился с гипертрихозом, генетическим заболеванием, вызывающим чрезмерный рост волос. Это может быть источником большого смущения и стыда в основном обществе. Но здесь нет. Здесь он может ходить с гордостью. В этом красота Sicherer Hafen".
  
  
   Франко остановился перед Монком и улыбнулся. "Все в порядке. Вам не нужно смущаться".
  
  
   - Я знаю, - сказал Монк. "Но ты делаешь."
  
  
   От неуместного комментария Монка раздались ахи, но Франко не выглядел обиженным, хотя, должен признать, трудно прочесть выражение лица человека, когда он похож на Чубакку.
  
  
   "Он прав. Обычно я тот, кому должно быть стыдно, кто должен прятать свое тело и пытаться приспособиться. Но не в Sicherer Hafen. Вот что делает место, основанное доктором Ранером, таким особенным". Франко говорил с сильным итальянским акцентом, из-за чего его было трудно понять. Это, и волосы над его ртом. "Люди приезжают со всей Европы, чтобы остаться здесь. Мы предлагаем все удобства и мероприятия, которые есть на других курортах с разделением времени, и кое-что еще: настоящую свободу быть собой".
  
  
   "Я знаю, что вы все сейчас чувствуете себя некомфортно", - сказал доктор Ранер группе.
  
  
   - Это мягко сказано, - плаксиво сказал Монк.
  
  
   - Но то, что ты чувствуешь, - это абсолютно нормальная инстинктивная реакция на встречу с другими людьми с физическими аномалиями.
  
  
   "Что значит убежать с криком?" - сказал Монк.
  
  
   - Чрезмерная реакция, - строго сказал доктор Ранер. "Подумайте о том, что вы чувствуете в этот момент. А теперь представьте, что мы чувствуем каждый день, гуляя среди всех вас".
  
  
   - У меня толстая кожа, - беззаботно сказал Франко.
  
  
   - Держу пари, что да, - сказал Монк.
  
  
   Если бы я был рядом с Монком, я бы ткнул его локтем. Вместо этого я попытался бросить на него язвительный взгляд. Я не думаю, что мне это удалось.
  
  
   "Команда ждет меня на волейбольной площадке, - сказал Франко, крутя мяч на пальце. "Надеюсь, вы узнали что-то новое из своего визита. Если у вас будет возможность, зайдите и посмотрите, как мы играем".
  
  
   Он ушел, и в этот же момент из главного здания вышла молодая женщина. Она была одета в шорты и майку и приветствовала нас улыбкой стюардессы.
  
  
   - Я Кэти, директор по продажам, - сказала она. "Для меня большая честь видеть всех вас сегодня здесь с нами. Я собираюсь устроить вам большую экскурсию. Пожалуйста, не стесняйтесь задавать мне любые вопросы по пути".
  
  
   Монк поднял руку. "У меня есть вопрос."
  
  
   "Да сэр?" она сказала.
  
  
   - Вы будете раздавать повязки на глаза?
  
  
   Кэти рассмеялась. "Наше сообщество эксклюзивно и уникально, но это не секрет. Мы хотим, чтобы вы увидели все, что мы можем предложить".
  
  
   Она провела нас в главное здание. Это было похоже на лыжную базу с большим каменным камином и баром. Несколько человек в курортной одежде сидели, читали книги, потягивали напитки и тихо разговаривали между собой.
  
  
   Я видел сиамских близнецов женского пола, одна из которых беседовала с горбатым мужчиной, а другая читала немецкий перевод романа Джеймса Паттерсона. Бородатая женщина играла в карты с карликом и человеком с огромными ушами. Я не позволял своему взгляду задерживаться на ком-либо очень долго.
  
  
   "Это общая комната нашего клуба, где все могут собраться, чтобы расслабиться и познакомиться друг с другом", - сказала Кэти. "Каждый вечер у нас коктейльная вечеринка с бесплатной едой и развлечениями. У нас также есть полная библиотека, бильярдная, компьютерный зал, ультрасовременный театр и ресторан".
  
  
   Монк посмотрел на высокий потолок с деревянными балками. "Я бы хотел, чтобы у них были повязки на глазах. Им очень, очень нужны повязки на глаза".
  
  
   "Каким критериям должен соответствовать человек, чтобы быть здесь гостем?" - спросил Кэти доктор Крогер.
  
  
   - Разве это не очевидно? - сказал Монк, практически визжа.
  
  
   "Вы, должно быть, родились с физической аномалией, - сказала Кэти, игнорируя комментарий Монка, - и вас должен порекомендовать доктор Ранер или нынешний резидент. После этого вы должны пройти собеседование с нашим советом жильцов".
  
  
   - Как насчет того, чтобы работать здесь? - спросил кто-то.
  
  
   "Наши гости занимаются приготовлением пищи, уборкой и обслуживанием дома", - сказала она. "Это одна из вещей, которая создает яркое чувство общности, которое вы чувствуете везде, куда бы вы ни пошли. Каждый должен внести свою лепту и помочь".
  
  
   Она вывела нас наружу. Здания кондоминиума были похожи по конструкции на главный дом и располагались свободным полукругом вокруг большого бассейна и площадки для пикника, где готовилось барбекю. Мужчина с крошечной головой на непропорционально нормальном теле жарил на гриле цыплят, ребрышки и стейки и раздавал порции очереди людей, в которую входили карлик, женщина с взрослым телом и двумя крошечными ручками и мужчина с хвост, торчащий из дырки, прорезанной сзади его плавок.
  
  
   Я взглянул на стол и увидел молодую женщину, слизывающую с губ соус барбекю раздвоенным языком. Другой мужчина пережевал клыками свиное ребрышко. Он встретился со мной взглядом, и я быстро перевела взгляд на бассейн, где женщина с лицом, похожим на обезьяну, идеально нырнула. Другая женщина проплыла через бассейн на спине, пиная воду своими перепончатыми ногами. Я видел мужчину с четырьмя сосками, загорающего на шезлонге. Он что-то прошептал женщине в шезлонге рядом с ним. Она рассмеялась и в восторге пошевелила двенадцатью пальцами на ногах.
  
  
   Я повернулся, чтобы посмотреть, как Монк все это воспринимает. - Это невероятное место, - сказал я.
  
  
   "Это несомненно." Монк смотрел вниз и прижимал руку ко лбу, словно защищаясь от яркого солнечного света.
  
  
   - Ты закрываешь глаза? Я прошептал.
  
  
   - Да, черт возьми, - ответил он.
  
  
   "Большинство жителей живут здесь постоянно?" - спросил кто-то.
  
  
   Она покачала головой. "Франко и я - единственные постоянные жители. Все остальные здесь - члены-гости".
  
  
   "Сколько это стоит?" - спросил другой психиатр.
  
  
   Доктор Ранер ответил. "Каждый человек платит вступительный взнос в размере пяти тысяч евро, ежемесячные взносы в размере шестисот евро и около тридцати пяти тысяч евро на покупку квартиры с временным разделением, в зависимости от размера квартиры".
  
  
   - Свобода стоит недешево, - сказал я.
  
  
   "Никогда", - сказал доктор Ранер. - Это горькая правда.
  
  
   - Но ты зарабатываешь деньги, - сказал я. Назовите меня циничным.
  
  
   "Все это возвращается в общество", - сказал он. "Я делаю это для них".
  
  
   "Сколько квартир?" - спросил доктор Крогер. Думаю, он просто хотел сменить тему.
  
  
   - Двести двадцать, - сказал доктор Ранер.
  
  
   - Боже мой, - сказал Монк. "Это много уродов".
  
  
   Ненавижу это признавать, но я думал о том же. Это место напомнило мне сцену кантины пришельцев из " Звездных войн". Единственным человеком, который, казалось, не подходил, была Кэти.
  
  
   Во время тура я несколько раз осматривал ее, ища отклонения, но, насколько я мог видеть, у нее было десять пальцев, и все остальное в ее теле казалось идеальным, даже завидным.
  
  
   -- Простите меня, если вопрос, который я собираюсь задать, будет нескромным, -- начал я.
  
  
   "Это не может быть более бестактным, чем его последний комментарий". Кэти сердито посмотрела на Монка.
  
  
   - Вы сказали, что здесь могут оставаться только люди с физическими аномалиями, - сказал я.
  
  
   "Это наше единственное нерушимое правило, - сказала она, - чтобы мы могли поддерживать нашу уникальную атмосферу".
  
  
   - Ужас, - пробормотал Монк.
  
  
   "Но вы живете здесь постоянно, - сказал я, - и все же вы, за неимением лучшего термина, кажетесь физически нормальным".
  
  
   "Вот почему вы никогда не должны судить о людях по внешности, - сказала она, - а по их характеру".
  
  
   - Ты единственный нормальный человек в этом месте, - сказал Монк.
  
  
   Она улыбнулась. "Я гермафродит".
  
  
   Монк пискнул и снова поднял глаза к небу. Я тоже отвернулся, потому что боялся, что мои глаза могут непреднамеренно скользнуть туда, куда им не следует, в поисках знаков, подтверждающих ее слова.
  
  
   Я не хотел представлять, на что было похоже ее интервью резидента. Но я все равно сделал. Я тоже чуть не завизжал.
  
  
   Когда Кэти начала уводить группу, доктор Ранер отвел Монаха в сторону. Доктор Крогер и я последовали за ним.
  
  
   - Простите, мистер Монк. Вот идет кое-кто, с кем я хотел бы вас познакомить. Доктор Ранер указал на проходившего мимо человека с тарелкой мяса с барбекю. "Это Хьюберт Бок, адвокат из Мюнхена. Хьюберт, это Адриан Монк, известный сыщик из Сан-Франциско.
  
  
   - Это очень милый город. Бок протянул руку для рукопожатия. На правой руке у него было шесть пальцев.
  
  
   Монк засунул обе руки в карманы. "Да, это так. Все так симметрично".
  
  
   "Я был там много раз, - сказал Бок, - но никогда этого не замечал".
  
  
   - Ты был там? - сказал Монк.
  
  
   "Наверное, дюжину раз за последние десять лет. Я штатный юрисконсульт немецкой фармацевтической компании, у которой там есть офисы", - сказал он. "Я думаю, что это может быть самый европейский город в Америке. Какой детективной работой вы занимаетесь?
  
  
   Монк взглянул на доктора Ранера, который наклонился, чтобы завязать шнурки на ботинке, и самодовольно улыбнулся. Доктор высказал свое мнение.
  
  
   - Я ловлю убийц, - сказал Монк.
  
  
   - Отлично, - сказал Бок с натянутой улыбкой. "Что ж, я надеюсь, вам понравится ваш визит в Германию, и вы тоже найдете здесь некоторую симметрию. Было приятно с тобой встретиться."
  
  
   Бок подошел к столу и сел.
  
  
   - Видите ли, мистер Монк, полидактилия встречается гораздо чаще, чем вы думали, - сказал доктор Ранер, снова выпрямляясь. - Может быть, Хьюберт - тот человек, которого вы искали.
  
  
   "Может быть, так оно и есть", - сказал Монк.
  
  
   Я был удивлен таким признанием не меньше, чем доктор Ранер и доктор Крогер.
  
  
   - Я горжусь тобой, Адриан, - сказал доктор Крогер. "Я сомневался, что вы способны видеть дальше собственных предубеждений, но вы доказали, что я ошибался. Это значительный шаг вперед".
  
  
   - Я тоже так думаю, - сказал Монк и повернулся к доктору Ранеру. "Я позволил себе ослепнуть тем, что видел в своей голове, вместо того, чтобы наблюдать за тем, что было прямо перед моими глазами. Но после того, что я увидел здесь сегодня, я уверен в одном".
  
  
   Доктор Ранер выглядел довольным собой и добавил: "Не все мужчины с шестью пальцами на правой руке - убийцы".
  
  
   - Это не так, - сказал Монк. "Но ты."
  
  
   - Я в замешательстве, - сказал доктор Ранер. - Я думал, что только что успешно продемонстрировал, что Хьюберт или любой из сотен других мужчин с лишним пальцем на правой руке мог организовать убийство вашей жены.
  
  
   - Ты это сделал, - сказал Монк.
  
  
   "Теперь я очень сбит с толку, - сказал доктор Ранер.
  
  
   "Позвольте мне прояснить это для вас". Монк сделал шаг вперед и посмотрел доктору Ранеру прямо в глаза.
  
  
   Я уже видел это выражение на лице Монка и точно знал, что оно означает.
  
  
   Это было внешнее отражение внутреннего покоя, который Монк обрел только тогда, когда хаос фактов, крутившихся в его голове, слился в идеальный порядок.
  
  
   Он разгадал тайну. Но какой?
  
  
   Когда Монк снова заговорил, это был низкий голос, который могли слышать только доктор Ранер, доктор Крогер и я.
  
  
   "Я не знаю, участвовали вы в убийстве моей жены или нет, - сказал Монк, - но вы убили Бруно Леупольца, и я вас за это покараю".
  
  
  
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
  
  
   Мистер Монк и парень
  
  
   Монк не стал задерживаться, чтобы объясниться или выслушать, что скажет доктор Ранер. Он просто повернулся и пошел обратно к машине. Я немного задержался из любопытства. Я хотел увидеть, как неожиданное обвинение Монка подействовало на доктора Ранера.
  
  
   Был момент, длившийся немногим дольше, чем время, необходимое для того, чтобы моргнуть, когда доктор Ранер выглядел так, будто его облили ледяной водой.
  
  
   Это произошло так быстро, что я, возможно, даже не заметил этого. Может быть, я вообразил это.
  
  
   Но я знал, что нет.
  
  
   Затем доктор Ранер повернулся ко мне, нахмурившись от недоумения, и спросил: "Кто такой Бруно Леупольц?"
  
  
   Доктор Ранер знал, кто такой Бруно Леупольц. Потому что доктор Ранер убил его. Я был в этом уверен. Доктор Ранер мог видеть это так же ясно на моем лице, как я видела правду на его лице.
  
  
   Чего я не знал, так это того, как Монк это понял и почему это сделал доктор Ранер.
  
  
   Я покачал головой и взглянул на доктора Крогера, который, казалось, был действительно сбит с толку.
  
  
   - Кто-нибудь, пожалуйста, объясните мне, что происходит? - сказал доктор Крогер.
  
  
   "Г-н. Монк только что раскрыл убийство, - сказал я. - А доктор Ранер сядет в тюрьму.
  
  
   "Вы заблуждаетесь, как и Монк, - сказал доктор Ранер.
  
  
   "Я лечил Адриана в течение многих лет, и он определенно не бредит", - сказал доктор Крогер.
  
  
   "Он сейчас", - сказал доктор Ранер. "Повезло тебе."
  
  
   Доктор Ранер ушел. Доктор Крогер посмотрел на меня в поисках ответов. Мне нечего было ему дать, поэтому я тоже ушел.
  
  
   Я нашел Монка, ожидающего меня в машине.
  
  
   Когда я вошел, Монк сказал: "Это тот парень".
  
  
   Я кивнул. - Как ты это понял?
  
  
   - Его туфли, - сказал Монк. "Он завязывает шнурки норвежским рифовым узлом".
  
  
   - Я уверен, что и многие норвежцы тоже, - сказал я. - Почему вы уверены, что именно Ранер связал кроссовки Лойпольца?
  
  
   "Луки были идентичными", - сказал Монк.
  
  
   - Что еще у тебя есть? Я попросил.
  
  
   - Это все, - сказал Монк.
  
  
   - О боже, - сказал я и завел машину.
  
  
   Когда мы вошли в полицейский участок, Стоффмахер и Гешир стояли над столом, заваленным папками и пакетами с уликами.
  
  
   "Г-н. Монк, - сказал Штоффмахер, жестом приглашая нас присоединиться к нему за прилавком. - Я как раз собирался тебе позвонить. В нашем расследовании произошли некоторые интересные новые события".
  
  
   В мешочках на столе лежали пистолет, несколько перьев для подушек, кроссовки Леупольца, обгоревшие кольца от блокнота и деформированная пуля, которая, как я полагал, была извлечена из головы Акселя Вигга.
  
  
   - Решено, - сказал Монк.
  
  
   "Хотел бы я, чтобы это было так", - сказал Штоффмахер. "Во всяком случае, тайна стала еще более запутанной".
  
  
   - Нет, не было, - сказал Монк. "Все кончено. Я знаю, кто это сделал".
  
  
   "Сделал что?" - спросил Штофмахер.
  
  
   "Я знаю, кто убил Бруно Леупольца и Акселя Вигга, - сказал Монк.
  
  
   - Леупольц не был убит, - сказал Штоффмахер. "Коронер говорит, что журналист умер от сердечного приступа. Не было никаких признаков нечестной игры, и его токсикологический тест оказался чистым".
  
  
   Глаза Монка расширились. - Леупольц был репортером?
  
  
   "Он был внештатным писателем Im Fadenkreuz , новостного журнала в Берлине, - сказал Гешир.
  
  
   - Над какой историей он работал в "Лоре"? - спросил Монк.
  
  
   "Что это значит?" - сказал Гешир. "Он умер естественной смертью".
  
  
   "Моя жена была репортером, - сказал Монк.
  
  
   - Я не вижу, какое это имеет отношение к убийству вашей жены, - сказал Штоффмахер.
  
  
   - Это второй репортер, которого он убил, - сказал Монк.
  
  
   "Кто?" - сказал Штофмахер.
  
  
   "Доктор. Мартин Ранер, - сказал Монк. - Человек, которого ты защищал. Человек, которого ты сейчас прикрываешь.
  
  
   "Вы всегда знали, что доктор Ранер был тем одиннадцатипалым человеком, которого искал мистер Монк", - сказал я детективам. - Но ты промолчал.
  
  
   "Конечно, мы это сделали", - сказал Штоффмахер. "Доктор. Ранер - уважаемый член нашего сообщества. Он был в течение многих лет. Я не хотел, чтобы его беспокоили только потому, что он родился с лишним пальцем".
  
  
   - Он убийца, - сказал Монк, скользя взглядом по пакетам с уликами на столе.
  
  
   Гешир фыркнул. "Со слов туриста с серьезными психологическими проблемами, который последовал за своим психиатром в Германию".
  
  
   "Г-н. У Монка может быть несколько личных проблем, - сказал я, - но он раскрыл больше убийств, чем все детективы в Германии вместе взятые.
  
  
   Я не знал, верна ли эта статистика хотя бы отдаленно, но она звучала впечатляюще, и я был в бешенстве. Я не люблю, когда люди фыркают на меня или Монка. Фырканье крайне грубо.
  
  
   "Однако он также является человеком, который был уволен полицейским управлением Сан-Франциско, потому что он был психологически непригоден, который годами находился под наблюдением психиатра, - сказал Штоффмахер, - и который только что обвинил доктора Ранера в убийстве человек, умерший естественной смертью".
  
  
   - Ты прав, - сказал Монк.
  
  
   "Он?" Я сказал. Я ожидал, что полиция оспорит мои доводы, но я не ожидал, что человек, которого я защищал, будет мне противоречить.
  
  
   "Все, что он говорит обо мне, правда, и Бруно Леупольц умер естественной смертью".
  
  
   "По крайней мере, он начинает видеть разум, - многозначительно сказал мне Штофмахер, - даже если вы не разумны".
  
  
   "Но это все равно было убийством", - сказал Монк. - И это сделал доктор Ранер.
  
  
   "В этом нет никакого смысла, - сказал Гешир.
  
  
   - Вот что случилось, - сказал Монк. "Лойпольц собирался написать нелестную статью о докторе Ранере. Я не знаю, что обнаружил Леупольц, но что бы это ни было, оно было достаточно разрушительным, чтобы вынудить доктора Ранера пойти на крайние меры.
  
  
   Монк объяснил, что две ночи назад доктор Ранер прокрался в квартиру Леупольца, чтобы просмотреть записи репортера и выяснить, что он обнаружил. Когда Леупольц вернулся, доктор Ранер попытался отпугнуть репортера от этой истории. Доктор Ранер выстрелил из пистолета в стену, чтобы доказать, что он говорит серьезно. Это сработало. Он напугал Леупольца до смерти.
  
  
   "У репортера случился сердечный приступ, и, если этого недостаточно, пуля, выпущенная доктором Ранером в стену, убила несчастного человека, который жил по соседству", - сказал Монк. "Для доктора Ранера дела пошли очень, очень плохо, и теперь ему пришлось быстро импровизировать, как выйти из этой ситуации. Это было нелегко. Он должен был устранить любые намеки на преступление и любую связь между двумя смертями, чтобы это выглядело в лучшем случае как трагическое совпадение".
  
  
   Первое, что должен был сделать доктор Ранер, объяснил Монк, это очистить место преступления и убрать все, что связывало Леупольца с ним. Поэтому он пропылесосил набивку подушки, сжег все записи репортера и украл его ноутбук.
  
  
   Следующей задачей доктора Ранера было сделать так, чтобы смерть Вигга выглядела как самоубийство.
  
  
   Он замазал пулевое отверстие в стене между двумя квартирами. Он вложил пистолет в руку Вигга и выстрелил в кушетку, чтобы убедиться, что на жертве остались остатки пороха. И он запер дверь на выходе, чтобы отсрочить обнаружение тела как можно дольше.
  
  
   Теперь оставалось только избавиться от тела Леупольца и создать правдоподобный сценарий его смерти. Доктор Ранер одел Леупольца в спортивные штаны и кроссовки, а затем спрятал его тело в лесу.
  
  
   "На следующее утро доктор Ранер отправился на пробежку, - сказал Монк. "Но на самом деле он переместил труп из укрытия на тропу, так что могло показаться, что Леупольц умер от сердечного приступа во время похода".
  
  
   Наступила долгая пауза, пока Штоффмахер и Гешир переваривали рассказ Монка.
  
  
   "Или Вигг покончил жизнь самоубийством, а Леупольц умер от сердечного приступа во время похода", - сказал Гешир.
  
  
   "Доказательства говорят об обратном, - сказал Монк.
  
  
   - Какие доказательства? - спросил Штоффмахер.
  
  
   - Пулевое отверстие в диване Вигга, скрытое пулевое отверстие в стене между двумя квартирами и запертая дверь в квартире Вигга, для начала, - сказал Монк, а затем указал на пакетики на столе. "Есть также перья, сожженные записи, пропавший ноутбук и чистые туфли Леупольца".
  
  
   "Я могу утверждать, что Вигг покончил жизнь самоубийством из-за потери работы и девушки, и что он выпустил пулю в диван в качестве пробного выстрела", - сказал Стоффмахер. "Дыра в стене была закрыта, потому что Вигг использовал ее, чтобы тайно наблюдать за предыдущим жильцом соседней квартиры".
  
  
   "Кто был такой горячей крошкой", - сказал Гешир, казалось, наслаждаясь словами. "Она была стюардессой в Lufthansa. Бьюсь об заклад, она ходила по своей квартире голой и завела много любовников, и поэтому он смотрел".
  
  
   "Спасибо, комиссар, за очень важную информацию о мотивах Акселя Вигга, - сказал Штоффмахер.
  
  
   "Я полагаю, что американцы называют это "профилированием", - сказал Гешир. - Детективы, которые этим занимаются, известны как "охотники за разумом". "
  
  
   - Вы сошли с ума, - сказал Штоффмахер.
  
  
   "Это не то значение по-английски", - сказал Гешир.
  
  
   - Вот что я имею в виду, - сказал Штоффмахер, поворачиваясь к нам. "Мы узнали, что Леупольц был борющимся писателем, который не мог удержаться на работе и едва сводил концы с концами, выполняя внештатные задания. Вероятно, он сжег свои записи и в отчаянии выбросил ноутбук. Мы никогда не узнаем наверняка, потому что он бегал по холмам и умер от сердечного приступа".
  
  
   - Как ты объяснишь перья? Я попросил.
  
  
   Штоффмахер пожал плечами. "Может быть, он в гневе порвал подушку. Это не имеет значения".
  
  
   - А как насчет его чистых ботинок?
  
  
   "Утром шел мелкий дождь, - сказал Штоффмахер. "Возможно, это смыло грязь".
  
  
   Монк заговорил. - Вы углубляли пруд?
  
  
   - Нет, но даже если бы мы нашли ноутбук и перья, это не подтвердило бы вашу теорию, - сказал Штоффмахер. "С того момента, как вы прибыли в Лор, вы стремились превратить все, что видите, в доказательства убийства или заговора против вас".
  
  
   "Доказательства говорят сами за себя", - сказал Монк.
  
  
   "Хорошо, допустим, вы правы, и все произошло так, как вы говорите", - сказал Штоффмахер. - Какие у вас есть доказательства того, что доктор Ранер несет ответственность за смерть Бруно Леупольца и Акселя Вигга?
  
  
   "Шнурки". Монк взял сумку с кроссовками Леупольца. "Они завязаны норвежским рифовым узлом. Но остальные туфли Леупольца завязаны бабушкиным узлом.
  
  
   "И что?" - сказал Гешир.
  
  
   "Доктор. Ранер завязывает свои ботинки норвежским рифовым узлом, - сказал Монк. "Его луки точно такие же пропорции, как эти. Это так же хорошо, как отпечаток пальца".
  
  
   "Не в Германии", - сказал Штоффмахер.
  
  
  
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
  
  
   Мистер Монк и дружелюбное небо
  
  
   Было очевидно, что полиция Лора не собиралась спешить и арестовывать доктора Ранера за убийство, и, честно говоря, я их не винил. Я чувствовал, что доктор Ранер виновен, но это убеждение основывалось скорее на интуиции, чем на доказательствах.
  
  
   Монк вышел из полицейского участка и направился прямо к нашей машине. Он был так полон решимости поймать доктора Ранера, что забыл, что идет по мощеной улице и не прыгает с камня на камень. Либо Монах был полностью поглощен своими поисками, либо он был на грани самоубийства.
  
  
   "Штоффмахер позвонит доктору Ранеру и сообщит, что мы его нашли", - сказал Монк.
  
  
   - Я думаю, доктор Ранер мог сам догадаться, когда вы сказали ему, что он убийца и что вы собираетесь его схватить.
  
  
   "Но я не рассказал ему нашу теорию о преступлении или доказательства, которые у нас есть в ее поддержку", - сказал Монк. "Штоффмахер будет. Доктор Ранер начнет возвращаться по своим следам, убирая все улики, которые он мог оставить, о которых мы еще не знаем. Время имеет существенное значение."
  
  
   "Что мы можем сделать?"
  
  
   "Мы должны немедленно отправиться в Берлин и поговорить с редактором Леупольца в Im Fadenkreuz", - сказал Монк. "Нам нужно знать, над чем работал Леупольц".
  
  
   Я читал о Берлине в своих путеводителях и очень хотел поехать туда хотя бы на один день, но я не был уверен, что Монк понимает, как далеко это находится.
  
  
   - Берлин не за горами, - сказал я. - Это как минимум пять часов езды.
  
  
   - А самолетом?
  
  
   - Может, час или около того, - сказал я.
  
  
   "Забронируйте нам рейс сегодня", - сказал Монк.
  
  
   Я открыл машину, и мы вошли внутрь. Перспектива даже короткого полета с Монком или его одурманенным, неприятным альтер-эго Монкстером меня не впечатляла.
  
  
   "Если ты примешь таблетку, полет пройдет для тебя легко, - сказал я, - но насколько эффективно ты будешь обнаруживать, когда мы приземлимся?"
  
  
   - Совершенно неэффективно, - сказал Монк. "Вот почему я решил не принимать наркотик в эту поездку".
  
  
   "А как насчет твоего страха перед полетом? Если вы сойдете с ума в самолете, вы можете оказаться в тюрьме, а не доктор Ранер".
  
  
   "Мне просто нужно использовать свои огромные неиспользованные резервы внутренней силы".
  
  
   Я взглянул на него. - Для чего ты их хранил?
  
  
   "Этот."
  
  
   У меня зазвонил мобильный. Я порылась в сумочке в поисках этого, надеясь, что тот, кто звонил, был терпелив. Наконец-то нашел и ответил.
  
  
   - Вы, должно быть, молоденькая помощница Адриана, Натали Тигер.
  
  
   Это был мужской голос, которого я не узнал. Он говорил с почти театральной напыщенностью и вместе с тем, казалось, боролся за каждый вздох.
  
  
   "Я не брачный", - сказал я, но когда я понял альтернативу, было слишком поздно отказываться от нее.
  
  
   "Какая жалость. Шарона точно была. В изобилии, хотя я сомневаюсь, что Адриан это оценил. Я сделал."
  
  
   - Ты свинья, - сказал я.
  
  
   "Виновен в соответствии с предъявленным обвинением", - сказал он. "Впервые я признал себя виновным в чем-либо, и все же я здесь, в тюрьме. Где в этом справедливость?"
  
  
   Как только он это сказал, я понял, с кем говорю.
  
  
   - Ты кит Дейл, - сказал я.
  
  
   "Вы действительно хотите оскорбить человека, который использует свою драгоценную порцию телефонного времени, чтобы ответить на вашу просьбу о звонке?"
  
  
   Я не был рад узнать, что полиция давала мой личный номер мобильного телефона осужденным убийцам. О чем думал капитан Стоттлмейер? Он собирался подхватить меня, как только я вернусь домой.
  
  
   Я отдала телефон Монку и тут же захотела потом вытереть руки одной из его дезинфицирующих салфеток. Я знал, что это иррациональная реакция, но я становлюсь таким, когда мне звонят убийцы.
  
  
   Монк любезно поставил телефон на громкую связь и держал его между нами, чтобы я мог слышать обе стороны разговора.
  
  
   - Привет, Дейл, - сказал Монк.
  
  
   "Адриан Монк, как я живу, так и ем!"
  
  
   "Это "живи и дыши", - сказал Монк.
  
  
   "Я ем гораздо больше, чем дышу", - сказал Дейл. - Что ты делаешь в Отечестве?
  
  
   - Я раскрыл убийство Труди.
  
  
   - О, молодец, - сказал Дейл. "Наконец-то я снова могу спать спокойно по ночам. Как ты сделал это?"
  
  
   - Я нашел доктора Ранера, человека, которого вы использовали для найма террориста.
  
  
   "Мартин Ранер? Теперь это взрыв из прошлого", - сказал Дейл. "Ой, это был неудачный выбор слов, не так ли? Простите меня."
  
  
   Неискренность сочилась из слов Дейла, как жир от бекона.
  
  
   - Я знаю, что вы вступили в сговор с ним и доктором Крогером, чтобы не допустить меня к службе, - сказал Монк. "Чего я не знаю, так это того, что у вас было на врачей, чтобы заставить их выполнять ваши приказы".
  
  
   - Ты действительно ожидаешь, что я скажу тебе? - спросил Дейл.
  
  
   "Почему бы и нет?" - сказал Монк. "Вы уже отбываете пожизненное заключение. Что тебе терять?"
  
  
   "Что я должен получить?"
  
  
   - Чистая совесть, - сказал Монк.
  
  
   Дейл рассмеялся, его громкий хохот быстро перешел в давку и удушье. Я на мгновение испугался, что он может умереть во время звонка, и тогда мне придется выбросить телефон.
  
  
   Да, я знаю, что это была еще одна иррациональная реакция, но держать телефон после смерти Дейла было бы все равно, что спать в постели, в которой кто-то умер. Я не мог этого сделать. К счастью, кит Дейл не умер, и, что более важно, мне не пришлось выбрасывать свой телефон.
  
  
   Дейл наконец отдышался. Однако, когда он снова заговорил, он немного утратил свою скользкую легкомысленность.
  
  
   "Социопаты не имеют совести. Благодаря тебе я вдвойне заключен, больше, чем кто-либо другой в этой адской дыре. Я обречен никогда не покидать свою бетонную камеру, никогда не чувствовать солнца на своей коже, всегда дышать зловонным воздухом".
  
  
   Я уверен, что "зловонный" было преуменьшением.
  
  
   "Вам некого винить, кроме себя, в том, что вы являетесь узником и своего тела, и калифорнийской пенитенциарной системы", - сказал Монк.
  
  
   "Тюрьма, которую я построил, моя великолепная полнота, с которой я могу жить", - сказал Дейл. "Тот, в который ты меня поместил, я не могу. Что плохого в том, чтобы оставить меня там, где я был, в моем собственном доме? Я не мог сбежать, не так ли?
  
  
   - Это не было бы наказанием, - сказал Монк. "Ты убийца. Вы не заслуживаете ни удовольствия, ни комфорта в своей жизни".
  
  
   - Ты тоже, Адриан Монк, - сказал он. "Пока ты не узнаешь правду о судьбе своей милой жены, ты будешь таким же заключенным, как и я".
  
  
   Дейл снова начал смеяться. Монк повесил трубку и передал мне телефон. Я все еще чувствовал, что должен продезинфицировать его.
  
  
   "Возможно, ты захочешь сменить номер телефона, когда мы вернемся домой", - сказал Монк.
  
  
   - Гы, ты думаешь? Я попросил.
  
  
   Одна из замечательных вещей, которые я обнаружил в Германии, заключалась в том, что почти все там говорили по-английски. Это позволяет нам, высокомерным и ленивым американцам, до смешного легко не признавать существование какого-либо другого языка, кроме нашего собственного. Слава Богу за это. Я без проблем позвонил в Air Berlin и забронировал наш рейс.
  
  
   Мы прибыли в аэропорт Франкфурта как раз вовремя, чтобы сесть в самолет. Монк так нервничал и так сильно трясся, что я подумал, что он вот-вот закричит и убежит обратно к машине. И это было еще до того, как мы добрались до терминала.
  
  
   Каким-то образом ему удавалось держать себя в руках у билетной кассы, через контрольно-пропускной пункт и даже по трапу к самолету Airbus.
  
  
   В конце коридора стоял стол, заваленный стопками бесплатных немецких газет и журналов, в том числе Im Fadenkreuz , который я с благодарностью зацепил, чтобы узнать адрес редакции и имя редактора.
  
  
   Я был удивлен, увидев, что одним из бесплатных подарков на столе был Playboy. На обложке не было ни заголовков, ни женщин, только наводящий на размышления снимок пары заснеженных горных вершин, торчащих из моря облаков. Я подумал, что это должно быть какое-то сокращенное издание без обнаженных фотографий. Возможно, в Германии были мужчины, которые действительно могли сказать, что читают " Плейбой" только из-за статей. Но я не взял один, чтобы узнать.
  
  
   Монк глубоко вздохнул, прежде чем шагнуть в самолет, а затем замер, глядя в проход.
  
  
   - О Боже, - сказал он. - Они сумасшедшие?
  
  
   Я заглянул ему через плечо. Я не видел ничего необычного, поэтому искал обычное, что могло бы свести Монка с ума. Но я по-прежнему не видел проблемы.
  
  
   "Что это?" Я сказал.
  
  
   - В каждом ряду по три места.
  
  
   Он был прав. Я не знал, как я пропустил это. Не то чтобы это что-то изменило. Это было то, что было.
  
  
   "На самом деле в этом ряду шесть мест, что является четным числом, но есть проход, который идет прямо посередине", - сказал я. "Посмотри на это так".
  
  
   "Мы разобьемся, - сказал Монк. "Посмотри на это так".
  
  
   - Говори тише, - прошипел я ему в ухо. "Мы не собираемся разбиваться".
  
  
   "Самолет не сбалансирован", - сказал Монк. - Как мы можем оставаться в воздухе?
  
  
   - С каждой стороны самолета по три места, - сказал я. "Он сбалансирован и симметричен. Вы должны быть в восторге".
  
  
   "Три - нечетное число, - сказал Монк. "Вся плоскость неровная. Это не может быть безопасно. Как вы думаете, пилот знает, что здесь происходит?
  
  
   "Разделение ряда на два набора по три - единственный способ разделить шесть пополам", - сказал я.
  
  
   "Они должны были иметь четыре места в поперечнике, делить ряды на два и спасать жизни".
  
  
   Сзади подошла стюардесса. "Есть проблема?"
  
  
   "С первым облаком, в которое мы попадем, нас уже не будет", - сказал Монк.
  
  
   - Доходяги? она сказала. - Что такое конченый?
  
  
   "Кто-то, кто хочет отправиться в путешествие", - сказал я с улыбкой. "Мы не можем дождаться этого первого облака, потому что тогда мы знаем, что нас действительно нет. Вверх, вверх и прочь, вот где мы хотим быть".
  
  
   Она кивнула. "Пожалуйста, займите свои места".
  
  
   Я толкнул Монка и практически подтолкнул его к нашим местам в двенадцатом ряду. У меня было окно, а у него было среднее место. Бизнесмен с Playboy под мышкой занял место у прохода.
  
  
   Монк вытащил из кармана сиденья перед собой мешок от воздушной болезни и начал дышать в него. Бизнесмен сделал вид, что не заметил.
  
  
   Как только все расселись, стюардесса пошла по проходу, раздавая еще журналы. Казалось, что все в самолете взяли Playboy. Монк поднял руку, когда она прошла мимо нашего прохода.
  
  
   - Не желаете что-нибудь почитать, сэр? она спросила.
  
  
   - Да, - сказал Монк. "Могу ли я получить руководство по выживанию при аварийной посадке?"
  
  
   "Информация о наших процедурах аварийной посадки напечатана на ламинированной карточке на спинке сиденья перед вами", - сказала она тем же механическим голосом, которым пользуются американские стюардессы. Я думаю, речь стюардессы универсальна, независимо от вашего родного языка.
  
  
   "Я надеялся получить что-то более подробное", - сказал Монк.
  
  
   - Мне очень жаль, - сказала она. "Это все, что у нас есть."
  
  
   - Хорошо, - сказал Монк. - А как насчет Святой Библии?
  
  
   - У нас и этого нет, - сказала она. - Как насчет " Интернэшнл геральд трибюн "?
  
  
   Я быстро заговорил. "Это будет замечательно."
  
  
   Она дала мне газету и пошла дальше. Я ударил им Монаха в грудь и бросил ему на колени.
  
  
   - Что с тобой? Я сказал. - Ты не религиозен.
  
  
   "Если я сегодня встречусь с Богом, я хочу держать в руках его бестселлер".
  
  
   - Это не поможет, - сказал я. - Думаешь, он забыл, что ты пытался выбросить миску со святой водой в Миссии Долорес во время воскресной мессы и заменить ее дезинфицирующим средством для рук?
  
  
   Мы начали выруливать от ворот. Пока мы это делали, стюардессы начали свою обычную лекцию о том, как пользоваться ремнями безопасности, где найти выходы, как пользоваться кислородными масками и когда надувать спасательные средства, спрятанные под сиденьями.
  
  
   Монк наклонился и начал что-то искать под своим сиденьем.
  
  
   "Что делаешь?" Я сказал.
  
  
   "Готовимся", - ответил он, вытащил ненадутый ярко-желтый спасательный жилет и надел его себе на голову, толкая меня и бизнесмена локтями в бока, когда он потянулся, чтобы застегнуть все свои ремни.
  
  
   Бизнесмен наклонился вперед, чтобы посмотреть на Монка, и наши взгляды встретились.
  
  
   - Он не умеет плавать, - объяснил я.
  
  
   - Мы не в воде, - сказал мужчина.
  
  
   - Пока, - сказал Монк.
  
  
   Стюардесса прошла по проходу, чтобы проверить, все ли пристегнуты ремнями безопасности, и остановилась, увидев Монаха в спасательном жилете.
  
  
   "Можно мне взять мою кислородную маску сейчас?" - сказал Монк. - Это сэкономит время позже.
  
  
   Она только покачала головой и пошла дальше. Я толкнула Монка локтем в бок, достаточно сильно, чтобы привлечь его внимание.
  
  
   - Перестань, - сказал я. - Из-за тебя нас выбросят из самолета.
  
  
   "Если это произойдет над водой, по крайней мере один из нас будет плавать", - сказал Монк.
  
  
   Мы достигли взлетно-посадочной полосы. Стюардессы заняли свои места, а Монк принял аварийную позу: наклонился вперед, закинул руки за голову и умолял мать.
  
  
   Самолет ускорился и взлетел, рев двигателей не смог заглушить вопли нескольких младенцев и Адриана Монка.
  
  
   Как только мы достигли крейсерской высоты, Монк осторожно сел и огляделся. Именно тогда бизнесмен рядом с ним решил открыть свой Playboy.
  
  
   Это не было сокращено.
  
  
   Монах взвизгнул и тут же попытался отвести взгляд от чего-то безопасного.
  
  
   Он смотрел прямо перед собой.
  
  
   Но мужчина на сиденье прямо перед ним выбрал именно этот момент, чтобы поднять свой " Плейбой " , чтобы лучше рассмотреть всю разворот.
  
  
   На самом деле почти все на борту, мужчины и женщины, молодые и старые, казалось, интересовались тем, что отличает женщин от мужчин.
  
  
   Мы определенно больше не были в Америке.
  
  
   Монк в ужасе повернулся ко мне. "О Боже, мы в порноплане. Что мы будем делать, когда начнутся оргии?
  
  
  
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
  
  
   Мистер Монк едет в Берлин
  
  
   Нам удалось прибыть в аэропорт Берлин-Тегель с неповрежденной добродетелью и лишь слегка пошатнувшимся рассудком.
  
  
   У дверей самолета стояла стюардесса, улыбаясь и предлагая улетающим пассажирам серебряное блюдо, усыпанное конфетами в форме сердечек, завернутыми в красную фольгу.
  
  
   Плейбой и шоколад. Когда дело дошло до дружеского неба, немцев невозможно было победить. Я задавался вопросом, получают ли счастливчики в первом классе массаж с омарами и горячим маслом.
  
  
   Я взяла две шоколадки, так как знала, что Монк не возьмет свою, и начала разворачивать одну, когда высаживалась.
  
  
   Монк свалился с самолета, как будто его забодал бык, сбросил со скалы, а затем сбил автобус.
  
  
   "Я истекаю кровью из каждого отверстия?" - прохрипел он.
  
  
   - Слава богу, я не могу видеть каждое отверстие. Но этой мысли было достаточно, чтобы убить мой аппетит к шоколаду. Я выбросил его в мусорное ведро в конце трапа.
  
  
   На спуске в Берлин-Тегель мы пролетели прямо над центром города, и я получил прекрасный вид на все достопримечательности, которые, по словам туристических гидов, вы должны увидеть.
  
  
   Но с неба Бранденбургские ворота, Телевизионная башня, Жандаменмаркт, Рейхстаг и блестящий стеклянный шатер над Sony Center на Потсдамской площади выглядели не так увлекательно, как раскидистые монолитные многоквартирные дома, похожие на бетонные лабиринты. Они были памятниками бывшему буму Восточной Германии в области массового производства огромных сборных железобетонных домов в 1960-х годах. Мне не нужно было точно знать, где когда-то стояла Берлинская стена, чтобы выделить некоторые части города, которые когда-то принадлежали Германской Демократической Республике.
  
  
   Я ожидал этого; это соответствовало моему предвзятому образу Берлина. Чего я не ожидал, так это пышной зелени Тиргартена, бывших королевских охотничьих угодий, и ярко-синей реки Шпрее, которая яркой лентой вилась через город.
  
  
   В моем представлении Берлин был серым, унылым и угнетающим. Но сверху он выглядел ярким, красочным и захватывающим.
  
  
   Монк пропустил все это, проведя спуск, согнувшись в аварийном положении и умоляя Бога пощадить его жизнь. Ему бы хотелось, чтобы аэропорт представлял собой большой шестиугольник и чтобы тема дизайна была продолжена внутри, от формы колонн до узоров на полу.
  
  
   "Ты чувствовал эти G?" - сказал Монк, когда мы пересекали терминал. "Они чуть не содрали кожу с наших костей".
  
  
   "Я не чувствовал G", сказал я.
  
  
   - Может, ты парализован, - сказал Монк.
  
  
   - Я иду, мистер Монк, - сказал я. - Я думаю, мы можем исключить паралич.
  
  
   "Это посттравматический стрессовый паралич", - сказал Монк. "Тебе так больно, что твой разум блокирует ее, чтобы защитить тебя".
  
  
   - Такого условия не существует, - сказал я.
  
  
   - Я только что обнаружил его, - сказал Монк.
  
  
   Его настроение значительно улучшилось, как только мы вышли на улицу, и он увидел шестиугольные бетонные скамейки на тротуаре с шестиугольным рисунком и ряд одинаковых бежевых такси "Мерседес", выстроившихся у обочины.
  
  
   - Порядок, - сказал он, глубоко вздохнув.
  
  
   - Ты чувствуешь его запах?
  
  
   - А ты не можешь? он спросил.
  
  
   Мы сели на заднее сиденье такси, и я дал водителю копию Im Fadenkreuz, которую открыл на странице со списком сотрудников редакции. Я указал на адрес внизу.
  
  
   - Мы хотели бы пойти туда, пожалуйста, - сказал я.
  
  
   Водитель кивнул, и мы поехали. Я не знаю, взял ли он нас по живописному маршруту, чтобы вытрясти из нас все до последнего евро, но мы не возражали. Монк получил возможность увидеть много достопримечательностей, которые он пропустил с неба.
  
  
   Мы ехали по величественному усаженному деревьями бульвару, который проходил через середину Тиргартена и триумфально заканчивался у Бранденбургских ворот. Помогло то, что у нас была собственная звуковая дорожка. Перед воротами выступал марширующий оркестр, и все, что они играли, было громким, напористым и драматичным. Я задавался вопросом, держит ли их туристический офис там 24 часа в сутки 7 дней в неделю только для эффекта.
  
  
   В течение двадцати восьми лет ворота стояли ветхие на бесплодной ничейной земле между стенами Восточной и Западной Германии как печальный и могущественный символ всего того, что разделяло страну и ее людей. Теперь он снова стоял за город, его возрождение и, по-своему, за восстановление порядка.
  
  
   Обычно я не рассматриваю такую историческую перспективу, но музыка сильно повлияла на меня.
  
  
   Ворота были восстановлены в своем былом великолепии, их симметрия соответствовала паре новых, идентичных, четырехэтажных зданий в неоклассическом стиле, примыкавших к ним. Зданиям удалось одновременно выглядеть старыми и новыми. За ним я мог видеть Паризер-плац и усаженную деревьями Унтер-ден-Линден.
  
  
   Монк высунулся из окна такси, как золотистый ретривер, чтобы получше разглядеть ворота, когда мы проезжали мимо.
  
  
   - Разве это не красиво? - сказал он, устроившись на своем месте. "В каждом городе должен быть такой".
  
  
   "Возможно, в каждом городе должны быть мост "Золотые ворота", Эйфелева башня и Биг-Бен. Нам не нужно было бы никуда ехать, чтобы увидеть мир".
  
  
   - Звучит неплохо, - сказал Монк.
  
  
   Мы сделали несколько поворотов и оказались на Фридрихштрассе, в центре того, что теперь было элитным торговым районом. Когда-то он был административным центром правительства Гитлера, а затем и ГДР. Но никакое количество неона, стекла и травертина не могло смягчить пугающую институциональную холодность зданий или жесткий порядок, который они должны были передать.
  
  
   И это было преднамеренно.
  
  
   Градостроители строго соблюдали архитектурный принцип "критической реконструкции", который требовал, чтобы здания сохраняли те же исторические формы, стиль и выравнивание, что и в прошлом.
  
  
   В результате монументальный стиль национал-социалистической архитектуры, который Гитлер называл "Каменными словами", и холодная, устрашающая мощь ГДР сохранились, приправленные блеском торговых центров и стерилизованным блеском Диснея.
  
  
   Все здания были абсолютно одинаковой высоты и блочной формы, с ровными, без украшений, симметричными фасадами из полированного камня и стекла, которые практически сливались друг с другом.
  
  
   В каждом здании был двухэтажный первый этаж для ресторанов или предприятий, за которым следовали четыре одинаковых этажа офисных помещений или квартир, увенчанные тремя этажами с террасами, образующими непрерывную линию крыши по всей улице.
  
  
   Плоское соответствие фасадов зданий редко нарушалось эркерами или другими архитектурными элементами. Единственное, что отличало здания друг от друга, - это их каменная облицовка и форма окон, которые были равномерно выровнены длинными симметричными рядами.
  
  
   Поскольку между зданиями не было промежутков, за исключением тех мест, где блоки пересекались с другими улицами, эффект был похож на езду между двумя огромными стенами из камня и стекла.
  
  
   Монк в изумлении и удовольствии уставился на здания, когда мы проезжали мимо них.
  
  
   "Мы нашли рай, - сказал он.
  
  
   "В этих зданиях нет ни шарма, ни характера, - сказал я. "Они такие функциональные".
  
  
   "Вы так говорите, как будто это что-то плохое", - сказал Монк. "Все здания идеально подходят друг другу".
  
  
   - Вот в чем проблема, - сказал я. - Вы вряд ли сможете отличить одно от другого.
  
  
   "Все города должны выглядеть так", - сказал Монк.
  
  
   - А индивидуальность?
  
  
   "Я полностью за индивидуальность, пока она не выделяется", - сказал он.
  
  
   "Тебе нравится конформизм".
  
  
   "Есть веские художественные и практические причины для поддержания одинаковой высоты зданий".
  
  
   "Что художественного в одинаковости?"
  
  
   "Это гарантирует, что купола и шпили церквей, а также башни официальных правительственных зданий выделяются из всего остального. Он привлекает к ним внимание, подчеркивая их красоту, вездесущность и религиозную или государственную власть, которую они представляют. Вот хитрая причина, по которой Фридрих Великий ввел закон о высоте карниза в восемнадцатом веке. Это одна из вещей, которые сделали его великим".
  
  
   Я посмотрел на Монка в новом свете. - Вы кое-что прочитали.
  
  
   "Я не неграмотен, - сказал Монк.
  
  
   - Я имел в виду, что вы читали о Германии.
  
  
   "У меня были проблемы со сном, - сказал Монк, - поэтому я прочитал кое-какие путеводители, которые Шмидты хранят внизу".
  
  
   Пока он говорил, я понял еще кое-что. Я не видел ни одного дерева или даже листа с тех пор, как мельком взглянул на Унтер-ден-Линден.
  
  
   - На этих улицах нет никаких растений, - сказал я. - Даже не куст или цветок.
  
  
   - Замечательно, не так ли? - сказал Монк.
  
  
   - Я думаю, это странно, - сказал я.
  
  
   "Природе место в лесу, а не в городе".
  
  
   "Природа - это часть жизни, - сказал я. - Было бы неплохо увидеть кого-нибудь здесь.
  
  
   "Природа все путает, - сказал Монк, - и привлекает диких животных".
  
  
   "Это еще один пример мышления, которое сделало Фридриха великим? Он тоже запретил деревья?
  
  
   В двух кварталах впереди, посередине улицы, я увидел простую хижину белогвардейцев с мешками с песком перед ней, отмечая место, где когда-то стоял контрольно-пропускной пункт "Чарли", пограничный переход между Востоком и Западом. Хижина была точной копией и выглядела скорее как фотосессия для туристов, чем как значимый исторический памятник или памятник тем, кто погиб, пытаясь бежать на Запад.
  
  
   Таксист свернул в переулок и припарковался перед блочным зданием с фасадом из крапчатого зеленого гранита. Я заплатил ему и попросил квитанцию. Я намеревался получить от Монаха компенсацию за каждый потраченный евро. Я тоже должен был настоять на суточных.
  
  
   Мы вышли, и я сразу заметил единственную узкую полоску красных булыжников, бегущую по асфальту и за следующим углом. Я сделал несколько шагов и увидел табличку, встроенную в камень. Я почувствовал дрожь, когда читал это.
  
  
   "Г-н. Монах, ты знаешь, где я стою?"
  
  
   - Посреди улицы, - сказал он. "Если ты не будешь двигаться, тебя собьет автобус".
  
  
   "Здесь когда-то стояла Берлинская стена, - сказал я. "Я стою на истории".
  
  
   "Обязательно вытри ноги", - сказал он. "Я уверен, что они не оценят, если вы отследите историю в вестибюле".
  
  
   И с этим комментарием Монк вошел внутрь здания.
  
  
   Логотип Im Fadenkreuz представлял собой перекрестие прицела снайперской винтовки. "Перекрестие", как я узнал от Эрнестины Кан, главного редактора, было английским переводом названия журнала.
  
  
   "То, что мы любим ставить под прицел, - это коррупция", - сказала она. "Мы раскрываем взяточничество, нечестность и жадность государственных чиновников и руководителей бизнеса".
  
  
   - У тебя никогда не кончатся истории, которые можно рассказать, - сказал я.
  
  
   "Не в Германии", - сказала она. "Это печальная правда, но это здорово для нашего журнала и нашего тиража. Людям нравится, когда мы низвергаем богатых, могущественных и ханжеских".
  
  
   Нам было нетрудно добиться аудиенции у Эрнестины. Я сказал на стойке регистрации, что Монк был консультантом по расследованию убийств в полицейском управлении Сан-Франциско и что мы расследуем смерть Бруно Леупольца. Нас тут же пригласили в ее кабинет на четвертом этаже, окна которого выходили на золотое офисное здание, одиноко стоявшее на собственном участке земли и возвышавшееся над всем остальным на улице. Фридрих Великий был бы недоволен.
  
  
   "Что это?" Я указал на золотой монолит.
  
  
   "Символ журналистской свободы и причина, по которой наш журнал находится в этом здании", - сказала она.
  
  
   Черные волосы Эрнестины, бледная кожа, черные брюки и свободная белая блузка плавно сливались с белыми стенами и черной мебелью ее кабинета, который был таким же четким, безупречным и монохромным, как и она сама. Или наоборот. Должно быть, она была практически невидима, когда сидела за столом. Возможно, это была техника выживания против хищников в корпоративных джунглях.
  
  
   Внезапно я почувствовала себя очень уязвимой и кричаще яркой в своей красной рубашке с круглым вырезом и синих джинсах.
  
  
   "Раньше Берлинская стена была прямо перед этим зданием, и когда она была, все эти окна были заложены кирпичом и бетоном, чтобы никто не мог увидеть жизнь по ту сторону или попытаться сбежать туда", - сказала она. "Аксель Спрингер был издателем газеты. Он построил этот небоскреб, чтобы все на Востоке, где я вырос, могли видеть богатство, свободу и возможности, которые предлагал Запад. В ответ ГДР построила шесть многоквартирных домов только для того, чтобы люди не видели его дом. Это заставило меня захотеть стать журналистом".
  
  
   "Каждый день, когда ты смотришь в это окно, ты должен вспоминать свое детство".
  
  
   "Это придает мне сил и помогает понять, почему я занимаюсь тем, чем занимаюсь, работой, которая была невозможна до падения стены", - сказала она. - Так чем же вам интересен Бруно Леупольц?
  
  
   "Мы думаем, что его убили", - сказал Монк.
  
  
   "Мы" - это вы двое, - сказала она.
  
  
   - Пока, - сказал Монк.
  
  
   "Полиция говорит, что он умер естественной смертью", - сказала она. - Что заставляет вас думать, что это что-то более зловещее?
  
  
   "Почему у меня такое ощущение, что у нас берут интервью?" Я сказал.
  
  
   - Вы разговариваете с репортером, - сказала Эрнестин. "Я ни с кем не разговариваю, если не думаю, что в этом может быть какая-то история. Есть здесь?
  
  
   - Вот история, над которой для вас работал Леупольц, - сказал Монк.
  
  
   "Он не был на задании для нас. Ему просто нравилось использовать наше имя", - сказала она. "Это открыло двери, которые в противном случае захлопнулись бы перед его носом".
  
  
   - Вы не возражали? Я попросил.
  
  
   Она пожала плечами. "Если ему везло на что-то горячее, что случалось редко, он первым приходил с этим к нам".
  
  
   - Но вы знали, над чем он работал, - подтолкнул Монк.
  
  
   Эрнестина поморщилась, словно это знание причиняло ей физическую боль. "Он исследовал какого-то психиатра, который помогает людям с физическими уродствами".
  
  
   "Доктор. Мартин Ранер, - сказал Монк.
  
  
   Она кивнула. "Бруно был убежден, что этот парень был мошенником и мошенником".
  
  
   - Вы не были? Я попросил.
  
  
   "Мне было все равно, так или иначе", - сказала она. - Он был всего лишь психиатром, хотя, если верить Бруно, он даже им не был.
  
  
   "Что ты имеешь в виду?" - сказал Монк.
  
  
   "Бруно сказал мне, что удостоверение доктора было фальшивым, что он солгал о какой-то степени, украл какой-то документ или что-то в этом роде", - сказала она. - Я не обратил особого внимания, если честно.
  
  
   "Почему бы и нет?" - сказал Монк. - Разве ваш журнал не разоблачает преступников?
  
  
   "Мы разоблачаем людей, занимающих руководящие должности, которые злоупотребляют своей властью ради денег или секса, а лучше и того, и другого", - сказала она. "Возможно, фальшивый психиатр, который, возможно, обманывает людей с перепонками на ногах, заставляя их рассказывать ему о своих проблемах, - это не история для нашей аудитории".
  
  
   - Так почему же Леупольц не отпустил его? Я попросил. "Почему он отправился в Лор и продолжал допрашивать доктора Ранера?"
  
  
   - Подруга Бруно была одной из пациенток доктора Ранера, - сказала Эрнестин. "Она бросила Бруно и вложила все, что у нее было, в курорт для врачей, а затем переехала туда".
  
  
   Я знал только двух человек, которые жили на курорте постоянно, и только одна из них была женщиной. Ну, в основном женщина. Я содрогнулась от этой мысли в тот же момент, что и Монах.
  
  
   Эрнестина посмотрела на нас обоих. - Итак, вы слышали о проблеме Кэти.
  
  
   "Ты знал?" - сказал Монк.
  
  
   "Я репортер, и я хотела знать, почему Бруно был настолько одержим этим психиатром до такой степени, что отказывался оплачивать задания, чтобы преследовать этого человека", - сказала она. "Истории не было. Это было совершенно личное. Он отчаянно хотел, чтобы доктор Ранер был в чем-то виновен, чтобы он мог вернуть Кэти, поэтому я так скептически отнесся к последней точке зрения Бруно".
  
  
   - Лейпольц обнаружил еще кое-что о докторе Ранере? - спросил Монк.
  
  
   "Бруно утверждал, что таймшер-курорт доктора на самом деле был огромной финансовой аферой, что деньги, которые доктор Ранер убедил своих пациентов и их семьи инвестировать в его девелоперский бизнес, предположительно для строительства подобных курортов в других местах, на самом деле шли в его пользу. собственный карман. Бруно сказал, что он обнаружил, что доктор поставил эти деньги на более рискованные инвестиции и проиграл, поэтому теперь он использовал деньги, которые он потворствовал новым инвесторам, чтобы расплатиться со старыми.
  
  
   "Классическая схема Понци, использующая деньги новых лохов для умилостивления старых", - сказал я. "Может ли психиатр, злоупотребляющий доверием своих пациентов, чтобы заставить их инвестировать в аферу с недвижимостью, стать для вас историей?"
  
  
   "Только если речь идет о огромной сумме денег, поэтому Бруно, естественно, сказал, что это десятки миллионов евро, включая скудные сбережения его бывшей девушки. Но он сказал бы что угодно, лишь бы заставить меня написать статью о психиатре. Вот почему я настоял на том, чтобы Бруно предъявил мне множество неопровержимых доказательств в поддержку его обвинений. Он сказал, что будет.
  
  
   - Но вы этого не видели, - сказал Монк.
  
  
   "Это потому, что его, вероятно, не существовало", - сказала она.
  
  
   - Сейчас нет, - сказал Монк. "Его записи были сожжены, а его ноутбук пропал".
  
  
   Она пожала плечами. "Я был довольно строг с ним, когда мы разговаривали. Я сказал ему, что он теряет то немногое журналистское доверие, которое у него еще оставалось, и что, если он не поумнеет в ближайшее время, никто никогда больше не наймет его репортером. Может быть, сжечь записи и выбросить ноутбук - это его способ, наконец, прийти в себя и отказаться от безнадежного дела".
  
  
   - Или, может быть, его убил доктор Ранер, - предположил Монк.
  
  
   "Это была бы история", - сказала она. - Какие у вас есть доказательства, подтверждающие это?
  
  
   Я боялся, что она спросит об этом. Еще больше я боялся, что Монк ответит на него.
  
  
   "Я видел, как доктор Ранер завязывает шнурки на своих ботинках, - сказал Монк.
  
  
   Она подняла бровь. - Это ваши доказательства?
  
  
   "Есть еще, намного больше. Есть самоубийство Акселя Вигга, которое вовсе не было самоубийством. Дыра в его стене была не для того, чтобы смотреть на стюардесс, и он не стрелял в свой диван. Кто бы это сделал? А еще на ковре перья подушки и чистые туфли, которые должны были быть грязными, но не были грязными".
  
  
   Для меня это звучало как бред сумасшедшего, и я действительно знал, о чем он говорил. Я мог только догадываться, как это звучало для нее.
  
  
   - Я ничего из этого не понимаю, - сказала Эрнестина, - или как это доказывает, что сердечный приступ Бруно был убийством, или что в этом виноват доктор Ранер.
  
  
   - О, он был, - сказал Монк. "Я видел много убийц, и он определенно один из них. Я понял это, как только увидел эти шесть пальцев".
  
  
   - Ты идешь за ним из-за его лишнего пальца?
  
  
   "Я знаю, что он убил Бруно Леупольца, и он также мог быть тем человеком, который нанял террориста, чтобы взорвать машину моей жены. Она тоже была репортером".
  
  
   "Я понимаю." Она проводила нас до своей двери и держала ее открытой. - Я думал, что Бруно ослеп от одержимости, мистер Монк, но вы гораздо хуже.
  
  
   "Лучше не будет", - сказал он, и мы вышли из офиса.
  
  
  
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
  
  
   Мистер Монк врезается в стену
  
  
   Повел нас к контрольно-пропускному пункту Чарли. Я подумал, что смогу найти там сувенир для Джули и такси, чтобы отвезти нас обратно в аэропорт.
  
  
   Монах разочарованно нахмурился, сжав руки в кулаки, как капризный ребенок.
  
  
   "Я знаю, как доктор Ранер убил Бруно Леупольца и Акселя Вигга, я знаю, как он скрывал свои преступления, и я даже знаю, каковы были его мотивы", - сказал Монк. "Единственное, чего я не знаю, так это как это доказать".
  
  
   - Вы действительно думаете, что это доктор Ранер организовал убийство Труди?
  
  
   - Я бы хотел, чтобы он был, - сказал Монк.
  
  
   - Но ты веришь , что это он?
  
  
   "У него шесть пальцев на правой руке, он был в Сан-Франциско примерно в то время, когда ее убили, и он убийца, - сказал Монк. - Скорее всего, это он.
  
  
   - А может, и нет, - сказал я.
  
  
   Он посмотрел на меня. - Ты не думаешь, что это он.
  
  
   "Возможно, кит Дейл мог узнать, что доктор Ранер подделал свои полномочия задолго до того, как это сделал Бруно, и шантажом заставил его организовать убийство Труди", - сказал я. - Но я не думаю, что доктор Крогер был замешан.
  
  
   - Вы думаете, это просто совпадение, что доктор Крогер и доктор Ранер знакомы друг с другом.
  
  
   - Да, знаю, - сказал я. До этого момента я не осознавал, что так себя чувствую. "И если эта часть является совпадением, то я должен задаться вопросом, может быть, все остальное тоже".
  
  
   - Часть убийства Труди, - сказал Монк.
  
  
   Я кивнул. - Так что же нам теперь делать?
  
  
   "Мы вернемся к Лору и доведем дело до конца", - сказал Монк. - Но на этот раз я принимаю одну из своих таблеток.
  
  
   - На час полета?
  
  
   Это казалось перебором. Действие лекарства длилось около двенадцати часов.
  
  
   "Он мне также нужен для того, что мы будем делать, когда вернемся в Лор", - сказал Монк. - Я хочу вернуться в лес и посмотреть, сможем ли мы найти место, где доктор Ранер спрятал тело Лойпольца.
  
  
   Монку определенно было бы легче иметь дело со всей этой природой, если бы он был под действием наркотиков.
  
  
   Хотя я не был уверен, что смогу.
  
  
   На углу бурная и жестокая история Берлинской стены была показана на фотографиях на деревянной стене, возведенной вокруг пустыря, где когда-то стояла часть пограничного комплекса ГДР.
  
  
   Я сделал паузу, чтобы рассмотреть фотографии и прочитать некоторые подписи. Они не рассказали мне многого, чего я не усвоил в старшей школе, но, стоя на этом месте, я чувствовал историю. Это было еще достаточно недавно, чтобы такие люди, как Эрнестина, которая казалась не старше меня, были свидетелями этого.
  
  
   Картинка казалась дешевой и небрежной. Я подумал, что было бы намного лучше, если бы несколько жителей Берлина, которые всю свою жизнь жили со стеной, стояли за углом. Они могли бы неформально поговорить с нами о том, как стена повлияла на их жизнь и сформировала то, кем они являются сегодня.
  
  
   Это не значит, что там не было людей для туристов. Там была пара парней, одетых в старую американскую и российскую военную форму, которые позировали с туристами перед сторожкой в обмен на мелочь. Это была берлинская версия фотографии с Микки Маусом и Доупи, и такая же значимая.
  
  
   Через несколько дверей от будки охраны был сувенирный магазин. Я зашел внутрь, надеясь найти что-то более аутентичное и интересное, чем футболка, брелок, магнит на холодильник или кружка с изображением Бранденбургских ворот.
  
  
   На задней стене магазина полки были покрыты кусками окрашенного бетона, приклеенными к пластиковым подставкам. Подойдя поближе, я понял, что это куски Берлинской стены, продаваемые по размерам, от гальки до огромной плиты с торчащей из нее арматурой.
  
  
   Монк осмотрел кусок, а затем начал переставлять кусочки, которые были на полке перед ним.
  
  
   Я подобрал окрашенный в сине-зеленый цвет кусок щебня размером с мячик для пинг-понга. Он стоил девять евро, что было дешевле кружки, и я не мог купить его нигде, кроме Берлина, конечно, при условии, что он настоящий. Даже если бы это было не так, это был бы идеальный сувенир.
  
  
   - Положи это обратно, - сказал Монк, все еще передвигая кусочки.
  
  
   "Все в порядке. Они продаются, - сказал я.
  
  
   - Не должно быть, - сказал Монк. - А если кто-то захочет собрать его обратно?
  
  
   - Не будут, - сказал я.
  
  
   "Но что, если они передумают? Они никогда не смогут этого сделать, если осколки будут разбросаны по всему земному шару".
  
  
   - Хорошо, - сказал я.
  
  
   Монк рассортировал кусочки по размеру и попытался сопоставить их. Это было бесполезно.
  
  
   "Ни одна из этих частей не подходит", - сказал он с раздражением.
  
  
   "Стена была разбита на миллионы маленьких кусочков, мистер Монк. Вы не можете честно ожидать, что кусочки щебня на этих полках соберутся вместе, как кусочки головоломки".
  
  
   - Могли бы, - сказал Монк. "Все, что нам нужно сделать, это найти все недостающие фрагменты".
  
  
   "Вы хотите, чтобы мы восстановили Берлинскую стену", - сказал я.
  
  
   - Они поблагодарят нас позже, - сказал Монк.
  
  
   - Нет, не будут, - сказал я. "Кроме того, это заняло бы у нас годы".
  
  
   - Ты должен был подумать об этом до того, как привел нас сюда, - жалобно сказал Монк. "Теперь мы готовы".
  
  
   Я оставил Монаха у полки, подошел к стойке и прошептал вопрос кассирше. "В аэропорту продают куски Берлинской стены?"
  
  
   "Да, - сказала кассирша, - но там они намного дороже и выбор цветов и размеров у них далеко не такой широкий, как у нас".
  
  
   - Спасибо, - сказал я.
  
  
   Может быть, покупка в аэропорту обойдется дороже, но это был единственный способ покинуть Берлин с сувениром. К тому времени Монк уже будет под действием своего чудо-лекарства и не будет заботиться о том, чтобы посвятить свою и мою жизнь восстановлению каждого кусочка Берлинской стены.
  
  
   Я вернулся к Монку, который все больше разочаровывался в своей неспособности собрать воедино какие-либо части стены.
  
  
   "Это сущий ад", - сказал Монк.
  
  
   - Тебе лучше принять таблетку сейчас, если мы собираемся лететь.
  
  
   - А как насчет этого? - сказал Монк. "Мы не можем просто уйти и оставить позади хаос".
  
  
   - Мы вернемся позже, - сказал я.
  
  
   "Когда?"
  
  
   - Когда у нас будет больше штук, - сказал я.
  
  
   "Хорошая идея", - сказал он, и я дал ему таблетку.
  
  
   Тридцать минут спустя мы были в Берлин-Тегель, и все было забыто.
  
  
   Я купила свой кусок стены в сувенирном магазине аэропорта и спрятала его глубоко в сумочке, где, как я надеялась, Монк никогда его не увидит.
  
  
   Тем временем Монк устроился в кафе аэропорта, где пробовал как можно больше разных немецких кондитерских изделий, в том числе как минимум четыре разных вида штрейзеля.
  
  
   К тому времени, когда мы сели в самолет, он носил многие из этих пирожных на рубашке, где он взял себе по экземпляру каждого из бесплатных журналов.
  
  
   - Ты не умеешь читать по-немецки, - сказал я.
  
  
   - Они свободны, - сказал Монк. Даже под наркотиками он был скрягой.
  
  
   В самолете было не так многолюдно, как на предыдущем рейсе. Я занял место у окна, а Монк сел у прохода, оставив место между нами пустым.
  
  
   Перед тем, как мы взлетели, по проходу прошла стюардесса, проверяя, пристегнуты ли наши ремни безопасности. Это была та самая стюардесса, которая была на нашем последнем рейсе. Казалось, она была потрясена переменой в Монке, который изучал разворот Playboy .
  
  
   "Что вы думаете?" Монк склонил голову к голой женщине в журнале. "Оригинал или подделка?"
  
  
   - Я не эксперт, - сказала она.
  
  
   - Если не вы, - сказал Монк, - то кто?
  
  
   Она проигнорировала его и пошла дальше. Монк показал мне разворот.
  
  
   - Вы знакомы с ними, - сказал он. "Что вы думаете?"
  
  
   Я вырвал журнал у него из рук и сунул в карман сиденья перед собой.
  
  
   - Веди себя прилично, - сказал я.
  
  
   Мужчина, сидевший через проход от Монка, наклонился к нему.
  
  
   - Они настоящие, - сказал он, кивая, чтобы подчеркнуть свою уверенность.
  
  
   "Если они настоящие, - сказала женщина рядом с ним, - тогда я мужчина".
  
  
   "Ты?" - спросил Монк.
  
  
   - Это моя жена, с которой ты разговариваешь! - сказал мужчина, и его лицо быстро покраснело.
  
  
   Монк пожал плечами. "Это Германия".
  
  
   Пассажир перед Монком посмотрел на него поверх сиденья. "Что это должно значить?"
  
  
   Прежде чем Монк успел ответить и дело переросло в драку, женщина на сиденье позади Монка хлопнула его по руке.
  
  
   "Они фальшивые, - сказала она.
  
  
   - Настоящий, - сказал кто-то другой.
  
  
   "Подделка", - сказал кто-то другой.
  
  
   "Одна настоящая", - сказал кто-то другой. "Другое - подделка".
  
  
   И так пошло вверх и вниз по самолету. К тому времени, как мы приземлились во Франкфурте, Монк успел опросить всех пассажиров и команду по этому важному вопросу, но мнения разделились поровну. Однако большинство мужчин верили, что грудь фотомоделью настоящая. Или хотел.
  
  
   Какой шок.
  
  
  
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
  
  
   Мистер Монк гуляет по лесу
  
  
   Было темно, когда мы вышли из машины на стоянке Franziskus-hohe. Монк включил один из двух фонариков, которые мы купили на обратном пути в Лор, и направил его на лес, позволив лучу играть на деревьях.
  
  
   "Готов идти?" он спросил меня.
  
  
   - Темно, - сказал я.
  
  
   - Вот почему у нас есть фонарики, - сказал он. - Но луна такая яркая, что они нам почти не нужны.
  
  
   "Может быть, мы должны сделать это утром", - сказал я.
  
  
   "Это идеальное время, чтобы сделать это".
  
  
   - Ты ничего не увидишь.
  
  
   "Но, вероятно, именно так это было, когда доктор Ранер был там, ища место, чтобы спрятать тело до утра. Мы будем смотреть на вещи так, как он".
  
  
   - Ты на наркотиках, - сказал я.
  
  
   - Ты боишься, - ухмыльнувшись, сказал Монк.
  
  
   - Нет, - солгал я.
  
  
   Монк посветил фонариком себе под подбородок, придав ему призрачный вид. - Думаешь, бугимен доберется до тебя?
  
  
   "Я осторожен. А если ты обо что-нибудь споткнешься?"
  
  
   "Ага." Монк полез в карман и достал свой пузырек с рецептом. - Может быть, тебе нужна одна из моих таблеток.
  
  
   Мне не нравилось быть сумасшедшим в наших отношениях. Что, если меня растерзает медведь или я упаду со скалы? Я решил, что это будет лучше, чем он станет самодовольным и высокомерным.
  
  
   - Тропа здесь. Я включил фонарик и прошел мимо него. "Подписывайтесь на меня."
  
  
   Нам не потребовалось много времени, чтобы добраться до того места у грязного пруда, где я нашел тело Лойпольца. Воспоминание о трупе, когда я стоял там в темноте, заставило меня очень нервничать.
  
  
   Монк направил фонарик на кусты, потом на пруд. Что-то в деревьях у дальнего края пруда отражало свет.
  
  
   Я видел, как глаза собаки отражают свет ночью. Что, если бы луч Монка только что прошел над волком?
  
  
   "Это что?" - спросил Монк.
  
  
   - Может, банку пива? Я сказал. - Или стая слюнявых волков.
  
  
   - Работорговля? Он снова осветил деревья фонариком и поймал еще один отблеск.
  
  
   - Волки работорговцы, - сказал я. "Особенно когда они бешеные и голодные".
  
  
   - Пойдем посмотрим, - сказал он и пошел, не дожидаясь моего ответа.
  
  
   Мы прошли по периметру пруда. Я переводил взгляд и луч света туда и обратно между лесом и коричневой водой.
  
  
   Был ли пруд полон пиявок, жаждущих отведать моей крови? Какой путь был хуже? Пируют слюнявые волки или кровожадные пиявки?
  
  
   За деревьями, в нескольких ярдах от пруда, мы нашли заросшую поляну, на которой стояла гнилая деревянная лачуга. Он так хорошо слился с деревьями, что вчера мы его не видели. С одной стороны хижины была куча дров, в которой жила, по-видимому, тысяча пауков. Они тоже, вероятно, жаждали моей сладкой плоти.
  
  
   Монк направил свой фонарик на лачугу, луч прорезал щели между досками и осветил груду ржавых банок из-под краски внутри, создав отражение, которое привлекло его сюда, как рыбу на приманку.
  
  
   И я знал, что происходит с рыбой, приманиваемой приманками. В итоге они были очищены, выпотрошены и приготовлены на гриле.
  
  
   "Мне кажется, это хорошее место, чтобы спрятать труп", - сказал Монк, и это именно то, что вы не хотите, чтобы кто-то сказал посреди леса ночью, не тогда, когда вы уже так напуганы, что находите мысль о жареной рыбе пугает.
  
  
   - Отлично, - сказал я. "Мы можем вернуться утром и проверить это".
  
  
   Но Монк уже открывал дверь и входил внутрь.
  
  
   - Я подожду здесь, - сказал я.
  
  
   В этот момент я услышал, как в лесу за моей спиной хрустнула ветка.
  
  
   Я развернулась, позволяя лучу света освещать деревья и мутную воду. Я ничего не видел.
  
  
   Это было облегчением. Это было также ужасно. Я вошел в лачугу и захлопнул за собой дверь, как раз в тот момент, когда мне показалось, что я услышал хруст еще одной ветки.
  
  
   Монк присел в дальнем углу, что-то рассматривая.
  
  
   "Посмотрите на это, - сказал он.
  
  
   Я подошел сзади. На земле у его ног валялось несколько белых перьев.
  
  
   - Перья подушки, - сказал он. - Здесь был Бруно Лойпольц.
  
  
   - Но мы не можем доказать, что это был доктор Ранер, - сказал я.
  
  
   "Эти банки с краской проржавели и текут", - сказал Монк, указывая на банки позади меня. "Вы стоите в луже засохшей краски на земле. Бьюсь об заклад, мы найдем немного его на ботинках доктора Ранера, может быть, даже на его носках или штанинах.
  
  
   - Ты не думаешь, что он уже вымыл бы их или выбросил?
  
  
   - О, - сказал Монк. "Я не думал об этом. Может быть, здесь есть что-то еще, что погубит его.
  
  
   - Нам больше повезет увидеть его при дневном свете, - сказал я.
  
  
   - Но мы уже здесь, - сказал он. Он фыркнул. - Ты чувствуешь запах бензина?
  
  
   Я фыркнул. - Это может быть скипидар.
  
  
   - Скипидар есть?
  
  
   - Не знаю, - сказал я. - Но если вокруг краска, то, наверное, и скипидар есть.
  
  
   "Может быть, мы найдем это на его ботинках", - сказал Монк, подходя к лежащему на земле гниющему мешку, содержимое которого было рассыпано на пол белыми гранулами. "Что это?"
  
  
   - Мне кажется, это удобрение, - сказал я. - Не то чтобы я какой-то эксперт.
  
  
   "Может быть, мы сможем найти эти гранулы в подошвах его ботинок".
  
  
   Мы присели, чтобы осмотреть сумку, когда стена рядом с нами вспыхнула пламенем с громким треском .
  
  
   Жара, звук и внезапный свет заставили нас в шоке и ужасе отползти назад. Инстинктивно мы оба пошли к двери.
  
  
   Но это не сдвинулось бы с места. Мы бились об него своими телами, но безрезультатно. Оно было плотно зажато.
  
  
   - Ты курил? - спросил меня Монк.
  
  
   - Я не курю, - сказал я.
  
  
   - Тогда как начался пожар?
  
  
   Я вспомнил запах бензина. Кто-то хотел нас убить.
  
  
   Вспыхнула еще одна стена, сухое дерево загорелось удивительно быстро, пламя вылизывалось для нас, как языки хищных монстров.
  
  
   Я взглянул на краску, скипидар и удобрение и понял, чем они скоро станут.
  
  
   Бомба.
  
  
   Через несколько секунд мы будем мертвы.
  
  
   Жара была невыносимой - каждый вдох ощущался, как нож, вонзившийся мне в горло. Я огляделся и сквозь пламя и разваливающееся дерево, поглотившее одну стену, смог разглядеть грязный пруд в нескольких ярдах от меня.
  
  
   Недолго думая, я схватила Монаха за руку, закрыла глаза и с криком побежала в стену.
  
  
   Дерево, казалось, разбилось, как стекло. Я почувствовал тысячу раскаленных добела укусов и понял, что моя одежда горит. Я бежал вслепую, споткнулся в тине и упал лицом в густую воду пруда, потеряв контроль над Монахом.
  
  
   Это было похоже на падение в пудинг. Мне пришлось бороться, чтобы встать, вес грязи и моей одежды толкнул меня в мелкий пруд.
  
  
   Когда я вынырнул глотнуть воздуха, то стоял по грудь в воде, с моей обгоревшей одежды и опаленных волос капала тина.
  
  
   Монк появился рядом со мной, отплевываясь и кашляя, закутанный в водоросли, как болотное чудовище. Его лацканы почернели от пламени, и было похоже, что с десяток человек пытались потушить сигареты о его куртку.
  
  
   Мы оба повернулись, чтобы посмотреть на лачугу, когда она взорвалась, выбросив в воздух канистры, словно фейерверк, оставив тлеющие шлейфы. Взрыв, казалось, высосал воздух из огня. Хижина рухнула сама на себя и превратилась в большой костер, который осветил пруд. Я чувствовал горячий воздух на своем лице.
  
  
   "У-у-у!" Монк радостно взвизгнул, вытирая грязь со лба. "Это была спешка".
  
  
   Я уставился на него. Я никогда не слышала, чтобы он говорил "у-у-у-у" или что-то отдаленно похожее на это. Я не мог поверить, что он был счастлив, стоя там по пояс в иле, его волосы все еще дымились от огня. Я мог только представить, как я должен был выглядеть, но я знал, что я чувствовал.
  
  
   - Кто-то только что пытался нас убить, - сказал я.
  
  
   - Было весело, - сказал он с улыбкой.
  
  
   "Весело? Нас чуть не сожгли заживо! На нас вот-вот нападут кровососущие пиявки!
  
  
   "Теперь мы знаем, что находимся на правильном пути, - сказал Монк.
  
  
   Я хотел стереть эту глупую улыбку с его лица и сделать его таким же несчастным и злым, как и я. И я не стал сыпать соль на его раны, чтобы сделать это.
  
  
   "Но любые улики, которые могли бы связать доктора Ранера с убийством Бруно Леупольца, буквально испарились".
  
  
   - Неправильно, - сказал Монк.
  
  
   "Вы не можете доказать, что тело было спрятано в лачуге или что доктор Ранер когда-либо был там, потому что, - я указал на огонь , - лачуги больше нет. "
  
  
   "Какая разница?" - сказал Монк.
  
  
   "Вы делаете!" Я закричал. "Доктор. Ранер собирается избежать наказания за убийство.
  
  
   "Буллпаки".
  
  
   - Ты только что сказал "болпаки"?
  
  
   "Это наша счастливая ночь", - сказал он. "Если бы мы не были в огне, мы бы никогда не нашли это".
  
  
   Он полез в грязь обеими руками и вытащил большой черный мешок для мусора, туго затянутый желтыми пластиковыми шнурками, завязанными аккуратным двойным бантом.
  
  
   "Я представляю пропавшие вещи из квартиры Бруно Леупольца, - сказал Монк.
  
  
   - Или чей-нибудь хлам, - сказал я. "Кто знает, сколько людей бросили сюда свой мусор?"
  
  
   "Это норвежский рифовый узел, не так ли?" Он наклонил голову к шнуркам и начал хихикать. "Узел, нет. Возьми? Узел, нет. Кто здесь? Монкстер, вот кто!
  
  
   Я уже начал жалеть, что спас ему жизнь. Я мог бы исправить эту ошибку тут же, если бы не звук приближающихся сирен и возможность быть пойманным на месте преступления.
  
  
   По лесовозной дороге на склоне холма над нами с ревом промчались пожарные машины, и через несколько минут на поляну высыпала дюжина пожарных с лопатами и огнетушителями.
  
  
   Пока они заливали костер пеной и нагребали грязь на угли, мы вылезли из пруда и сели на бревно в ожидании прибытия полиции.
  
  
   Москиты, привлеченные светом, жужжали возле моих ушей. Я ударил их и осмотрел свое тело в поисках пиявок, насколько это было возможно, не раздеваясь полностью.
  
  
   Монк взглянул на звезды и удовлетворенно вздохнул.
  
  
   - Это мило, - сказал он.
  
  
   Я остановился на мгновение, чтобы посмотреть на него. "Мы дышим дымом, сажей и ядовитыми химикатами. Нас обескровливают комары и пиявки. Мы промокли до нитки, покрыты грязью и пахнем так, будто мы вчера умерли. И ты думаешь, это мило?"
  
  
   "Я бы хотел, чтобы у нас было немного зефира", - сказал Монк. "Мы могли бы насадить их на палочки и поджарить на углях. Разве это не вкусно?"
  
  
   К нам подошли Штоффмахер и Гешир. Я даже не заметил их прибытия на место происшествия.
  
  
   "Когда я услышал, где этот костер, у меня было ощущение, что мы найдем вас здесь", - сказал Штоффмахер. - Хочешь рассказать нам, что случилось?
  
  
   "Мы поехали в Берлин и выяснили, почему доктор Ранер убил Бруно Лойпольца, - сказал Монк. "Репортер обнаружил, что доктор не врач и что он обманывает инвесторов на своем курорте".
  
  
   "Здесь." Штоффмахер ткнул пальцем в сторону пожарных. - Я хочу знать, что здесь произошло .
  
  
   "Мы выяснили, где доктор Ранер спрятал тело Бруно Леупольца, прежде чем выбросить его на след", - сказал Монк. - Это вон та лачуга.
  
  
   - Было, - сказал я. "Теперь это пепел".
  
  
   "Доктор. Ранер, должно быть, видел, как мы припарковались сегодня вечером у Францискушохе, и догадался, что нам нужно, - сказал Монк. - Значит, он последовал за нами сюда с канистрой из-под бензина и спичкой.
  
  
   - Какие у вас есть доказательства, подтверждающие ваши обвинения? - спросил Штофмахер.
  
  
   Монк посмотрел на меня. "Почему все продолжают задавать мне этот вопрос?"
  
  
   - Это детективы, - сказал я.
  
  
   "Это не оправдание для повторения", - сказал Монк. "Это утомительно".
  
  
   - Как и эти встречи с вами, мистер Монк, - сказал Стоффмахер. "Если вы не предъявите мне какие-либо доказательства прямо сейчас, я арестую вас за поджог".
  
  
   - Вы думаете, что мы сожгли лачугу и сделали это с собой? Я сказал. "Это безумно."
  
  
   "Случались и более странные вещи, - сказал Штоффмахер. - В основном с тех пор, как вы оба прибыли в Лор.
  
  
   - У нас есть это, - сказал Монк, указывая на большой мешок для мусора. "Вы заметите, что он завязан норвежским рифовым узлом, тем же узлом, которым доктор Ранер завязывает свою обувь и обувь людей, которых он убивает и бросает на пешеходных тропах".
  
  
   "О Боже." Штоффмахер застонал. - Опять не узлы.
  
  
   - Узел, нет, - хихикая, сказал мне Монк. "Возьми?"
  
  
   Штоффмахер уставился на него. "Я не вижу в этом ничего смешного. Нам повезло, что весь лес не сгорел".
  
  
   - О, расслабься, - сказал Монк. "Не доводите себя до нервного срыва".
  
  
   - Что такое волнение? - спросил Гешир.
  
  
   - Если вы подвезете нас до Францискушохе, мы сможем покончить со всем этим сегодня вечером, - сказал Монк.
  
  
   - Разве это не может подождать до утра? Я сказал. Все, что я хотел сделать, это полежать в горячем душе часа два и проверить свое тело на наличие пиявок.
  
  
   "Зачем ждать?" - сказал Монк.
  
  
   "Потому что, если бы ты мог увидеть себя прямо сейчас, ты бы умер", - сказал я.
  
  
   "Я вижу себя", - сказал Монк.
  
  
   - Завтра ты умрешь, - сказал я.
  
  
   - Тем больше причин сделать это сейчас. Монк подобрал сумку, поднялся на ноги и повернулся к Штоффмахеру. - Где машина?
  
  
   Сбитый с толку, Штоффмахер посмотрел на меня. - Он на наркотиках?
  
  
   - Да, - сказал я.
  
  
   Прямолинейность моего ответа, казалось, удивила его.
  
  
   Штоффмахер снова посмотрел на Монка. - Мы пойдем в отель, и я позволю вам встретиться с доктором Ранером, если вы пообещаете мне, что что бы ни случилось, с вами покончено. Вы больше не будете продолжать свое расследование и больше не будете беспокоить доктора Ранера.
  
  
   - Договорились, - сказал Монк.
  
  
   - Он не может заключить сделку, - сказал я. - Он принимает наркотики, изменяющие сознание.
  
  
   - Тогда, может быть, нам следует его арестовать, - многозначительно сказал Штоффмахер.
  
  
   Нас забанили несмотря ни на что. Утром Монк о многом пожалеет.
  
  
   - Мы примем сделку, - сказал я.
  
  
   "Мудрое решение, - сказал Штоффмахер.
  
  
   - Отлично, - сказал Монк. "Кто за рулем?"
  
  
   - Да, но ты идешь, - сказал Штоффмахер и протянул ему свой фонарик. - Ты не будешь вонять в моей машине.
  
  
   Штофмахер и Гешир повернулись к нам спиной и ушли.
  
  
   "Сегодня нас чуть не убили", - крикнул я им вслед. "Это то, как вы здесь обращаетесь с жертвами насильственных преступлений?"
  
  
   Они игнорировали меня. Я сделал очень неженственный жест рукой вслед за ними. Я уверен, что они поняли бы его значение, если бы увидели его.
  
  
   Я повернулся и увидел, что Монк прищурился на меня.
  
  
   "Какая?" - сказал я, заставляя его критиковать мои действия.
  
  
   - Это у тебя на шее пиявка? - спросил Монк.
  
  
   Я схватился за шею, но там ничего не было.
  
  
   "Попался." Монк засмеялся, отвернулся от меня и бодрым шагом направился к тропе.
  
  
   Я думал, что это было жестоко и несправедливо. Я никогда не высмеивал его изобилие фобий, не то чтобы то, что я испытывал, было чем-то менее разумным, рациональным и абсолютно разумным.
  
  
   Я поклялся себе, что заставлю его заплатить за это. Дорогой.
  
  
  
  
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
  
  
   У мистера Монка новая сумка
  
  
   Милдред, женщина, сфотографировавшая доктора Крогера и доктора Ранера, расставляла свой коллаж из фотографий конференции на мольберте в центре вестибюля, когда мы вошли в капающую грязь.
  
  
   Увидев нас, она издала шокированный тихий писк. Я не знаю, отреагировала ли она так потому, что мы выглядели и пахли как два трупа, которые поднялись из болота, чтобы полакомиться человеческим мясом, или потому, что она боялась, что я вернусь, чтобы поколотить еще нескольких психиатров. В любом случае, я не держала на нее зла.
  
  
   Стоффмахер и Гешир стояли у стойки регистрации и разговаривали с дамой за стойкой. Она неодобрительно втянула щеки и сердито посмотрела на нас.
  
  
   "Они не могут идти дальше вестибюля", - сказала она детективам громко, чтобы мы обязательно ее услышали. "Я не хочу, чтобы они выслеживали грязь и распространяли эту вонь по всему отелю".
  
  
   - Все в порядке, - сказал Штоффмахер. - Не могли бы вы позвонить в комнату доктора Ранера и попросить его присоединиться к нам, пожалуйста?
  
  
   - Не могли бы вы попросить доктора Крогера тоже спуститься? Монк поставил пакет с мусором на кофейный столик и принялся рассматривать миску с яблоками, стоявшую рядом с ним.
  
  
   - Как вы думаете, кого он убил? - ответил Гешир.
  
  
   - Он психиатр мистера Монка, - сказал я.
  
  
   - Тогда он обязательно должен быть здесь, - сказал Штофмахер и одобрительно кивнул служащему за стойкой. - Пожалуйста, позвони ему тоже.
  
  
   Монк взял в грязную руку яблоко и подошел к фотографиям в коллаже. Милдред бережно держалась за плакат, словно это был какой-то хрупкий артефакт, который Монк мог сломать. Я присоединился к нему и кивнул в сторону яблока.
  
  
   - Ты же не собираешься это есть?
  
  
   Монк впился в нее с громким хрустом.
  
  
   - Это ответ на твой вопрос? - сказал он с полным ртом.
  
  
   "Ты понимаешь, что яблоко немыто и ты ешь его грязными руками?"
  
  
   Он откусил еще кусочек, просто чтобы быть противным, и кивнул мне.
  
  
   Я взглянул на коллаж. Доктор Ранер был почти на каждой фотографии. Он был очень фотогеничен. Там была и моя пара кадров, и на всех меня насильно удерживали.
  
  
   "Какие милые фотографии с тобой", - сказал мне Монк с набитым ртом. "Вы должны попросить у нее копии в качестве сувениров".
  
  
   Его предложение натолкнуло меня на замечательную идею. Я улыбнулась Милдред.
  
  
   "Вы делаете замечательные снимки", - сказал я ей.
  
  
   - Спасибо, - осторожно ответила она. "Это моя страсть и мое искусство".
  
  
   - Это видно, - сказал я. - У тебя случайно нет с собой фотоаппарата?
  
  
   "Я никуда без него не хожу", - сказала она.
  
  
   "Не могли бы вы сфотографировать меня и мистера Монка? Это незабываемый момент, и я хочу разделить его со всей нашей семьей и друзьями".
  
  
   "Это?" - недоверчиво сказала она. "Ты уверен?"
  
  
   - Абсолютно, - сказал я. На самом деле я не мог дождаться. - Вы не попозируете со мной, мистер Монк?
  
  
   - Конечно, - сказал он и обнял меня.
  
  
   Милдред достала камеру и, как только она это сделала, она, казалось, попала в нее. Я думаю, она поняла, что теперь сможет показать всем своим друзьям безумных болотных монстров, которых она встретила в Лоре.
  
  
   "Давайте широко улыбнемся", - сказала она, демонстрируя свою собственную улыбку.
  
  
   Мы улыбнулись. Монк сжал мое плечо.
  
  
   Она сделала два снимка и, стоя на безопасном расстоянии, показала мне один из них на крохотном экране своего цифрового фотоаппарата.
  
  
   Милдред показала нам всю нашу грязную славу. Она даже взяла недоеденное яблоко в другую руку Монаха.
  
  
   "Это прекрасно", - сказал я и дал ей свой адрес электронной почты и номер мобильного телефона, чтобы она могла отправить мне цифровую фотографию. "Я буду дорожить этим, как и мистер Монк".
  
  
   - Я пришлю их тебе сегодня вечером, - сказала она. И, как я понял, всем в ее адресной книге.
  
  
   "Удостоверьтесь, что я получу один", - сказал Монк.
  
  
   "О, я буду", - сказал я ему.
  
  
   Доктор Крогер первым появился в вестибюле. Он вздохнул, когда увидел Монка.
  
  
   "Здравствуйте, Док". Монк протянул руки. "Обними меня."
  
  
   "Думаю, я пройду", - сказал доктор Крогер.
  
  
   - Давай, ты же знаешь, что хочешь, - сказал Монк, жестом подталкивая его вперед.
  
  
   Доктор Крогер стоял на своем и посмотрел на меня мимо Монка. - Он на диоксинле.
  
  
   - Здорово, - сказал я. - Как ты мог сказать?
  
  
   Штоффмахер подошел к доктору Крогеру. "Я главный криминальный комиссар Штоффмахер, а это комиссар Гешир. Вы врач, прописавший это лекарство мистеру Монку?
  
  
   Доктор Крогер кивнул. "Это снимает его тревоги и фобии и в некоторой степени меняет его личность".
  
  
   "Немного?" - сказал я, когда Монк бросил огрызок яблока в пепельницу и вытер руки о мокрые, заляпанные грязью штаны.
  
  
   "Но ни его суждения, ни его компетентность ни в малейшей степени не пострадали от лекарства, если вас это интересует", - сказал доктор Крогер. "Он может нести ответственность за свои действия, хотя он не представляет опасности ни для себя, ни для других".
  
  
   - Как ты можешь смотреть на нас и говорить такое? Я сказал. "Сегодня нас чуть не убили".
  
  
   - Это не моя вина, - сказал Монк. "Это его."
  
  
   Он указал на лестничную клетку, откуда появлялся доктор Ранер. Его волосы были мокрыми, а одежда - свежей и чистой.
  
  
   "Извините, что вам пришлось ждать", - сказал доктор Ранер. "Я принимал душ."
  
  
   Боже, как я ему завидовала. Мне было холодно, мои волосы спутались, и все мое тело чесалось от высыхающей грязи.
  
  
   - Пытаешься смыть запах бензина? - спросил его Монк.
  
  
   "Мой пот", - сказал доктор Ранер. - Я только что вернулся с ночной пробежки.
  
  
   - И покушение на убийство, - провозгласил Монк.
  
  
   Доктор Ранер сердито взглянул на Штоффмахера и сказал ему что-то недружелюбное по-немецки.
  
  
   - Мы здесь, потому что мистер Монк считает, что вы убили двух человек, - ответил Штоффмахер по-английски.
  
  
   "Может быть, три", - добавил Гешир.
  
  
   - Я знаю об этом, - сказал доктор Ранер. - Что меня удивляет, так это то, что ты воспринимаешь его всерьез. Я думал, мы обсудили это".
  
  
   - Да, и я предложил решение проблемы. Я предложил ему эту возможность представить свое дело в обмен на его обещание больше не беспокоить вас после сегодняшнего вечера. Он согласился. Теперь дело за тобой".
  
  
   Доктор Ранер повернулся к доктору Крогеру. - Он твой пациент, Чарльз. Как вы думаете, что лучше?"
  
  
   Я заговорил. "Я думаю, что это ошибка. Мистер Монк не в себе. Мы должны отложить это до завтра, когда его лекарства перестанут действовать".
  
  
   "Адриан - тот же человек, - сказал доктор Крогер. "Только освободившись от своих самых обсессивно-компульсивных тенденций".
  
  
   - И его детективные способности, - сказал я. "Сегодня вечером он может нащупать что-то такое, чего бы не сделал, будь он на вершине своей игры".
  
  
   "Чтобы раскрыть эти убийства, не нужно никаких навыков, - сказал Монк. "Они уже решены. Все доказательства здесь. Я просто представляю очевидное".
  
  
   Это правда, что мы уже знали, как и почему доктор Ранер совершил убийства; не хватало только улик. Если Монк был прав и улики были в комнате, ему нечего было делать выводы.
  
  
   Но это было большое и рискованное "если", и Монк должен был жить с последствиями.
  
  
   - Я бы позволил Адриану продолжить, - сказал доктор Крогер доктору Ранеру. - Он никогда не отпустит, если ты не отпустишь.
  
  
   "Очень хорошо." Доктор Ранер вздохнул и сел на ручку кресла. "Это должно быть увлекательно".
  
  
   "Во-первых, небольшое резюме на случай, если вы пропустили нашу последнюю серию", - сказал Монк. "Бруно Леупольц был репортером, который узнал, что вы подделали свои академические документы и обманывали инвесторов в вашем предприятии с недвижимостью..."
  
  
   - У вас есть доказательства, подтверждающие это? Доктор Ранер прервал его.
  
  
   - Ничего, - сказал Монк. - Вы позаботились об этом, когда сожгли записи Леупольца и украли жесткий диск из его ноутбука.
  
  
   "Значит, это просто клеветническое предположение с вашей стороны", - сказал доктор Ранер.
  
  
   Монк пожал плечами. "Ну, Леупольц нашел улики, так что я полагаю, что теперь, когда мы знаем, что искать, мы тоже можем их найти".
  
  
   "Другими словами, все это вымысел, - сказал доктор Ранер. "Пожалуйста, продолжайте. Я люблю хорошие истории".
  
  
   - Три ночи назад под предлогом вечерней пробежки вы отправились в дуплекс Леупольца, чтобы выяснить, что ему известно, уничтожить улики и отпугнуть его от этой истории. Вы использовали одну из его подушек в качестве глушителя и выстрелили из пистолета в стену, чтобы доказать свою точку зрения. Подушка приглушала звук, но пускала перья по тебе и всей квартире. Несмотря на это, выстрел напугал Леупольца до смерти - буквально - и убил человека в соседней квартире".
  
  
   Далее Монк объяснил, как доктор Ранер устроил так, чтобы смерть Вигга выглядела как самоубийство, а затем вернулся в квартиру Леупольца, чтобы стереть все следы нечестной игры. Он также рассказал, как доктор Ранер спрятал тело в лачуге, а перья, наволочку и ноутбук выбросил в пруд.
  
  
   "И вот они", - сказал Монк, указывая на сумку, как Боб Баркер, открывающий витрину " Цена правильная" . "Все, что нам нужно, чтобы осудить вас, завязано в аккуратный бант. Ирония в том, что мы могли бы никогда не найти его, если бы ты не пытался убить нас сегодня вечером.
  
  
   - Мне любопытно, - сказал доктор Ранер. - У вас есть доказательства, подтверждающие ваше заявление о том, что я пытался вас убить?
  
  
   - Ты принял душ и, несомненно, постирал свою одежду, - сказал Монк. - Так что нет, у меня нет никаких доказательств этого. Но мне это не нужно".
  
  
   - А вы нет? - сказал Штоффмахер.
  
  
   - У меня есть мешок для мусора, - сказал Монк и повернулся к Милдред. "Не могли бы вы сфотографировать сумку и ее содержимое для протокола?"
  
  
   Милдред взглянула на Штоффмахера, который кивнул в знак согласия. Она сделала несколько снимков мусорного мешка.
  
  
   "Вы заметите, что шнурки завязаны норвежским рифовым узлом", - сказал Монк, убедившись, что Милдред сделала несколько снимков. - Точно такие же туфли, которые сейчас носит доктор Ранер.
  
  
   Милдред тоже сфотографировала туфли, вызвав хмурый взгляд доктора Ранера.
  
  
   "Я уверен, что есть миллионы людей, которые завязывают шнурки так же, как я", - сказал доктор Ранер.
  
  
   - Может быть, а может и нет. Монах хихикнул. - Узел, нет - понял?
  
  
   Шутки никто не видел. Даже под наркотиками у Монка было паршивое чувство юмора. Он проглотил смешок и прочистил горло.
  
  
   - Ладно, идем дальше. Монк взглянул на Штоффмахера. - Можно мне пару резиновых перчаток, пожалуйста?
  
  
   Штоффмахер полез в карман пальто и дал Монку пару.
  
  
   Монах надел перчатки, развязал шнурок и осторожно открыл сумку.
  
  
   "Доктор. Ранер не ожидал, что кто-то будет копать пруд в поисках этого материала, и он полагал, что, если он будет найден позже, никто не свяжет его с Леупольцем или не поймет значение того, что было внутри, если предположить, что он не сгнил".
  
  
   Монк полез в сумку и вытащил ноутбук, покрытый перьями, с пустым слотом вместо жесткого диска.
  
  
   - Откуда ты знаешь, что Леупольц не выбросил свои вещи в пруд? - спросил Гешир.
  
  
   "Если Леупольц выбросил свой собственный ноутбук, - сказал Монк, - почему он первым вынул жесткий диск?"
  
  
   "Чтобы сохранить конфиденциальную информацию", - сказал Гешир. "Как пароли, финансовая информация".
  
  
   - Тогда зачем вообще выбрасывать его ноутбук? - возразил я. "Это кажется бессмысленным, если вы сохраняете компонент, в котором на самом деле есть весь контент".
  
  
   У Штоффмахера и Гешира явно не было на это ответа.
  
  
   Далее Монк вытащил остатки наволочки, а затем мешок от пылесоса, все было покрыто перьями и пухом.
  
  
   - Я уверен, что ваши эксперты-криминалисты найдут остатки пороха на всей этой наволочке. Если предположить, что я прав, а вы все еще мне не верите, у меня есть к вам пара вопросов, - сказал Монк. "Зачем Лойпольцу стрелять в свою подушку, а потом пытаться скрыть тот факт, что он это сделал? В Лоре стрельба по подушке считается преступлением?
  
  
   Штоффмахер погладил усы. Гешир чертил в блокноте. Но они не могли скрыть, что у них не было ответа и на эти вопросы.
  
  
   - Все это может показаться подозрительным, Адриан, и даже может указывать на то, что беднягу убили, - сказал доктор Крогер, - но это не доказывает, что убийцей был доктор Ранер.
  
  
   "Именно то, о чем я думал, Чарльз, - сказал доктор Ранер.
  
  
   "Его лишний палец помогает", - сказал Монк.
  
  
   "Ну вот опять", - воскликнул доктор Ранер, затем поднялся со своего места и обвиняюще указал на Монка. "Теперь мы подходим к тому, о чем идет речь на самом деле. Весь этот бредовый эпизод возникает из-за его иррационального страха перед людьми с физическими аномалиями. Он назвал меня убийцей с того момента, как увидел меня на городской площади!"
  
  
   - Это правда, - сказал Монк. - И я был прав.
  
  
   - Вы еще этого не доказали, - сказал Штоффмахер.
  
  
   "Я еще не закончил. Одна из проблем с одиннадцатью пальцами заключается в том, что вы не можете найти приличную пару перчаток". Монк залез в мешок для мусора, вытащил пару использованных резиновых перчаток и поднял одну из них на всеобщее обозрение.
  
  
   В нем была прорезана дырка, как раз туда, куда должен был пройти лишний палец доктора Ранера.
  
  
   Монк помахал перчаткой перед лицом доктора Ранера. - Значит, ты проделал в перчатке дырку для лишнего пальца, но не мог оставить его открытым, не так ли?
  
  
   Он бросил перчатку на стол, снова полез в сумку и достал из резиновой перчатки отрезанный палец.
  
  
   "Итак, вы отрезали палец от другой перчатки, чтобы прикрыть его", - сказал Монк.
  
  
   Все повернулись, чтобы посмотреть на доктора Ранера, чье лицо покраснело от гнева.
  
  
   "Дырка в перчатке и кусок резины ничего не доказывают", - сказал доктор Ранер. - Вы все еще не можете поместить меня в дуплекс Леупольца в ту ночь, когда, как вы утверждаете, произошло убийство.
  
  
   - Мне не нужно, - сказал Монк. "Она сделала это для меня".
  
  
   Он указал на Милдред.
  
  
   "Я сделал?" - сказала она, выглядя очень смущенной.
  
  
   "С твоим прекрасным коллажем". Монк указала на фотографию доктора Крогера и доктора Ранера, которую она сделала вместе. - Меня так напугали твои пальцы и вид тебя с доктором Крогером, что я даже не заметил перья подушки, прилипшие к твоей одежде. Но благодаря чудесам современной фармацевтики сегодня я это сделал".
  
  
   Все, кроме доктора Ранера, подошли, чтобы рассмотреть снимок. Конечно же, к его штанам прилипли пуховые перья.
  
  
   Мы все обернулись, чтобы посмотреть на доктора Ранера, который просто сидел, качая головой в печальном недоверии.
  
  
   - Шнурки и перья, - сказал доктор Ранер. - Это все, что нужно, чтобы уничтожить человека.
  
  
   Доктор Крогер посмотрел на доктора Ранера. - Как ты мог убить двух человек?
  
  
   - Я не собирался, - сказал доктор Ранер. "Все это было ужасным несчастным случаем. Я не убийца".
  
  
   - Значит, я полагаю, вы случайно заперли нас в лачуге, случайно облили ее бензином и случайно подожгли, - сказал я.
  
  
   "Все становилось только хуже", - сказал доктор Ранер, не сводя глаз с Монка. "Если бы вы не последовали за своим психиатром в Германию, никто бы никогда не узнал, насколько все пошло не так".
  
  
   - Сомневаюсь, - сказал Гешир. - Вы недооцениваете следственные навыки нашего отдела по расследованию убийств.
  
  
   - Нет, не он, - сказал Штоффмахер.
  
  
   - Мы проницательны, - сказал Гешир.
  
  
   "Мы адекватны задаче, большую часть времени. Но если бы не внимание мистера Монка к деталям и его неустанная решимость, мы никогда бы не увидели в этих событиях ничего, кроме самоубийства, естественной смерти и трагического совпадения. Теперь мы знаем правду. Это было убийство". Штоффмахер склонил голову в сторону доктора Ранера. - Арестуйте этого человека, комиссар, и вызовите судмедэкспертов, чтобы они проверили его комнату. Я уверен, что мы найдем еще перья и другие улики.
  
  
   Гешир достал пару наручников, завел руки доктора Ранера за спину и сковал его запястья.
  
  
   Монк подошел и посмотрел доктору Ранеру в глаза. - Ты убил мою жену?
  
  
   "Я же говорил вам, я не убийца, - сказал доктор Ранер. - По крайней мере, три дня назад.
  
  
   Гешир увел доктора Ранера. Я обняла Монка.
  
  
   - Простите, мистер Монк, - сказал я.
  
  
   - Не будь, - сказал он. - Я его достану.
  
  
   Доктор Крогер подошел к нам. - Это была впечатляющая работа, Адриан. Возможно, вам стоит подумать о том, чтобы продолжать принимать это лекарство".
  
  
   Монк покачал головой. "Дело было раскрыто до сегодняшнего вечера. Это была самая легкая часть".
  
  
   "Мне это не казалось легким, - сказал доктор Крогер.
  
  
   - Это потому, что ты не лучший детектив в мире, - сказал Монк.
  
  
   - Я вижу, что наркотик не уменьшает эго, - сказал я.
  
  
   - Я должен это отметить, - сказал доктор Крогер.
  
  
  
  
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ
  
  
   Мистер Монк получает представление
  
  
   Не было никакого смысла пытаться спасти нашу одежду, но мне действительно пришлось спорить об этом с Монком, когда мы вернулись в отель. Я не мог в это поверить.
  
  
   "В этой одежде нет ничего плохого, чего бы не вылечило небольшое количество мыла", - сказал он.
  
  
   - Они сожжены, - сказал я.
  
  
   - Они выглядят обжитыми, - сказал он. "Это придает им характер".
  
  
   - Я их выбрасываю, - сказал я. - Ты поблагодаришь меня позже.
  
  
   Он пожал плечами. "Все, что делает тебя счастливым."
  
  
   Я должен был сохранить его одежду в качестве наказания за это замечание, но я сжалился над ним.
  
  
   Я вернулся в свою комнату и принял самый долгий и самый горячий душ в своей жизни. Рад сообщить, что не нашел ни одной пиявки на своем теле.
  
  
   После этого я попытался что-то сделать со своими волосами, потому что они выглядели так, будто кто-то подстриг меня паяльной лампой. Я сделал несколько надрезов тут и там ножницами, но остановился через пару минут, потому что делал только хуже. Вы мало что можете сделать, чтобы исправить такие повреждения. Либо все сбрить, либо отрастить.
  
  
   Так что я сдался и спустился вниз, чтобы встретиться с Монком за ужином. Он снова был одет в кожаные штаны и очень хотел есть.
  
  
   "Давайте пойдем в другой ресторан для разнообразия", - сказал он.
  
  
   - Но ты ненавидишь перемены, - сказал я.
  
  
   "Все в Германии для нас - перемена, - сказал он. - Так какая разница, где мы едим?
  
  
   Он хотел, чтобы ресторан был, как он выразился, "максимально немецким". В конце концов мы остановились на месте в покосившемся фахверковом доме с такими низкими потолками, что нам приходилось практически ползти внутрь.
  
  
   Монк настоял на заказе для нас обоих. Он открыл огромное меню. Все пункты были написаны на немецком языке и крупным шрифтом. Свет был настолько тусклым, а курсив был таким замысловатым, что даже если бы меню было написано на английском языке, мне было бы трудно его прочитать.
  
  
   Когда подошел официант, Монк просто указал на то, что хотел.
  
  
   "Мы возьмем это, это, это и это, а также немного этого, этого и того", - сказал Монк. "И это. И это.
  
  
   - Ты хоть представляешь, что ты только что заказал? - спросил я его, когда официант ушел.
  
  
   - Вообще никаких, - радостно сказал он. "Это наша последняя ночь в Германии, поэтому я хочу попробовать все кулинарные изыски, которые может предложить эта страна".
  
  
   - Это должно быть все за одну ночь?
  
  
   - У тебя есть что-нибудь получше?
  
  
   У него был я там.
  
  
   Закуски все прибывали и прибывали. В конце концов им пришлось сложить посуду на стол рядом с нами. Я попробовал всего несколько вещей и наелся, но Монк был ненасытен.
  
  
   Он все еще ел и просматривал десертное меню, когда я, наконец, сдалась и вернулась в отель и легла спать.
  
  
   Я наслаждался своей первой хорошей, полной ночью сна с тех пор, как мы приехали. Я проснулся в девять утра. Я не знаю, было ли это потому, что я наконец-то привык к немецкому времени, или потому, что я плотно поел, или потому, что я сбежал из горящего здания в пруд, полный грязи.
  
  
   Это не имело значения. В любом случае, это была наша последняя ночь. Завтра я буду бороться со сменой часовых поясов в Сан-Франциско.
  
  
   Я снова принял душ, просто чтобы убедиться, что я чист, и начал собираться, грустный, что мне пришлось вернуться домой, не получив возможности по-настоящему познакомиться со страной.
  
  
   Мой телефон завибрировал на тумбочке. Я поднял его и увидел, что Милдред прислала мне наши фотографии в грязной одежде.
  
  
   И тогда я придумал свой блестящий, хотя и немного гнусный план.
  
  
   Я застегнул сумку, пошел в комнату Монка и постучал в дверь.
  
  
   "Г-н. Монах? Ты проснулся?"
  
  
   - К сожалению, - услышал я его бормотание.
  
  
   Я открыл дверь. Его постель была заправлена, сумки упакованы, и он сидел на краю кровати, одетый в свою обычную одежду, с руками на коленях.
  
  
   - Уже пора идти? - сказал он с надеждой.
  
  
   - У нас еще есть несколько часов, - ответил я, садясь рядом с ним. "Как прошел твой вечер?"
  
  
   "Теперь я знаю, что чувствовал утром доктор Джекилл, - сказал Монк. "Удивительно, что он не покончил с собой".
  
  
   Да, но я не видел смысла говорить об этом Монку.
  
  
   "Посмотри на светлую сторону. Вчера вы посетили Берлин, раскрыли два убийства и доказали, что доктор Крогер вас не выдавал.
  
  
   "Поэтому я действительно психологически непригоден для возвращения в полицию", - сказал Монк. "Повезло мне".
  
  
   "Не нужно смотреть на негативную сторону всего".
  
  
   - Другой стороны нет, - сказал Монк. - Ты уже должен это знать.
  
  
   "Посмотрите на картину в целом, мистер Монк. Вы находитесь в центре Европы. Вы когда-нибудь думали, что окажетесь здесь?
  
  
   "Мы с Труди иногда говорили об этом, - сказал Монк. - А потом мы пришли в себя. Мы знали, что этого никогда не произойдет".
  
  
   - Но это так, мистер Монк. Ты сдесь. Я здесь. Мы должны воспользоваться этим, - сказал я. - Возможно, у нас больше никогда не будет такой возможности.
  
  
   "Это было бы здорово, - сказал он.
  
  
   - Нет, не будет, - сказал я. "Самая трудная часть пути позади. Вы совершили путешествие. Теперь Франция, Бельгия, Швейцария, Польша и Австрия совсем рядом. Перед вами открывается целый новый мир".
  
  
   "Это очень интересно, - сказал Монк. - Когда наш рейс?
  
  
   - Нам не нужно уезжать сегодня, - сказал я.
  
  
   - Да, знаем, - сказал Монк. - У нас есть билеты.
  
  
   - Мы можем поменять наши билеты, - сказал я.
  
  
   - Нет, мы не можем, - сказал Монк. - Это строго запрещено.
  
  
   - Авиакомпанию это не волнует, - сказал я.
  
  
   - Да, - сказал он.
  
  
   - Мы можем быть в Париже через час, мистер Монк. Представьте себе, что."
  
  
   Он вздрогнул. "Я хочу пойти домой."
  
  
   Я вздохнул. - Я не хотел этого делать, но ты не оставил мне выбора. После прошлой ночи и моей клинической смерти я заслуживаю отпуска. Итак, мы едем в Париж на несколько дней.
  
  
   - Думаю, что нет, - сказал Монк. - На самом деле, я уверен, что нет.
  
  
   Я подняла свой телефон, чтобы он мог видеть изображение на экране.
  
  
   Он вскрикнул и отпрянул от меня. "Милая Матерь Божья".
  
  
   "Все, что мне нужно сделать, это нажать эту кнопку, и эта фотография отправится к Стоттлмейеру, Дишеру и Эмброузу".
  
  
   - Ты бы не стал, - сказал он.
  
  
   - Я мог бы даже послать его Джули, - сказал я. "Она могла бы взорвать его, вставить в рамку и повесить в нашей гостиной. Она могла бы сделать его и для тебя.
  
  
   "Это шантаж, - сказал Монк. "Это преступление".
  
  
   - Арестуйте меня, - сказал я.
  
  
   - Вы арестованы, - сказал он.
  
  
   - Ты не полицейский, - сказал я.
  
  
   - Вы находитесь под гражданским арестом, пока мы не вернемся в Сан-Франциско, - сказал Монк. - Тогда ты спускаешься.
  
  
   - Я полагаю, вы могли бы это сделать, - сказал я. - Но вы должны будете показать полиции фотографию как доказательство шантажа".
  
  
   Он был у меня, и он знал это.
  
  
   - Ты злой, - сказал он. "Что я сделал с тобой, чтобы заслужить такую жестокость?"
  
  
   Я сделал шаг к нему.
  
  
   - Это у тебя на шее пиявка? - сказал я и передразнил его смех.
  
  
   Он вздрогнул.
  
  
   "Я был под наркотиками, - сказал он жалобно.
  
  
   - Очень плохо, - сказал я.
  
  
   Он закрыл глаза. "Хорошо, ты выиграл. Мы едем во Францию".
  
  
   Я улыбнулась и положила телефон в сумку.
  
  
   - Вы не пожалеете об этом, мистер Монк.
  
  
   - Будете, - сказал он. "Вы можете поцеловать свою прибавку на прощание".
  
  
   - Ты собирался дать мне прибавку?
  
  
   - В конце концов, - сказал он. - Но теперь всякая надежда на тебя пропала.
  
   - C'est la vie, - сказал я.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"