Аннотация: Тут очень даже интересные и захватывающие интриги и следствие профессионалов.
Глава I
Убийство на Сорок седьмой улице
Однажды вечером Нью-Йорк взбудоражило известие о том, что одна из его самых любимых горожанок стала жертвой жестокого убийства.
Эжени Ла Верди была найдена мертвой в своей комнате, и убийца не оставил ни единой, даже самой маленькой улики, которая помогла бы выйти на его след.
Два сезона публика знала мадемуазель Ла Верди как прекрасную danseuse
[1]
, которая своей яркой красотой и скромностью, как и неподражаемой грацией, чувствовавшейся в каждом ее движении, проложила дорогу к сердцам всех, кто был с ней знаком или имел удовольствие видеть.
Вечером перед убийством она танцевала, срывая шумные аплодисменты и купаясь в водопаде цветов, которые бросали на сцену восторженные почитатели.
Сразу после выступления она поехала к себе домой на Сорок седьмую улицу. Сопровождала ее только горничная, которая служила ей много лет и почти никогда с ней не расставалась.
В тот вечер горничная выполняла свои обычные обязанности: оставалась с хозяйкой, пока та не разделась, потом по ее просьбе принесла книгу, после чего оставила ее одну.
Эжени, как всегда, пожелала горничной спокойной ночи и попросила не беспокоить ее до десяти утра.
На следующее утро, ровно в десять часов горничная, которую звали Делия Дент, вошла в комнату хозяйки, чтобы помочь ей одеться. Открывшаяся ей картина ужаснула ее настолько, что она лишилась чувств.
Бездыханная Эжени Ла Верди лежала на кровати в легком пеньюаре, который накануне вечером горничная помогла ей надеть перед тем, как вышла из спальни. Лицо Эжени было перекошено и распухло так, что стало почти неузнаваемым. В некоторых местах, там, где под кожей свернулась кровь, оно потеряло естественный цвет. Рот разинут, в широко раскрытых глазах - застывшее выражение ужаса, испытанного ею перед смертью. Пальцы тонких рук, достойных кисти художника, были сжаты так, что ногти до крови впились в нежную плоть. Мертвое тело всем своим видом говорило о жестокой борьбе и попытках вырваться из рук убийцы, а темно-синие отметины на шее отчетливо указывали на причину смерти.
Постель также не оставляла сомнений в том, что перед смертью жертва отчаянно сопротивлялась. Одеяла и простыни громоздились беспорядочной кучей, одна из подушек упала на пол, книга, которую убитая читала перед тем, как на нее напали, была изорвана и смята.
Эжени была мертва, и все в комнате безгласно указывало на то, что умерла она страшной мучительной смертью, пытаясь спастись от душегуба.
Поиски следов преступника не дали результатов. Как он проник в комнату танцовщицы и каким путем покинул ее после того, как сделал свое страшное дело, оставалось загадкой, которую не могли разрешить даже самые опытные сыщики.
Версий было как комаров в июне, но среди них не было таких, которые подкреплялись бы хоть какими-то фактами. Одна за другой они рушились из-за отсутствия улик и отбрасывались как лишенные смысла.
В конце концов подозреваемой, за неимением других, стала горничная Делия Дент. Но все понимали, что это временно. Даже самые недалекие из следователей не могли всерьез полагать, что она способна совершить столь чудовищное злодеяние, не говоря уже о том, что она просто не обладала достаточной физической силой для того, чтобы вытворить нечто подобное.
Не хватило бы у нее на это и душевных сил, ибо по природе своей была она женщиной слабой и уступчивой, и забота о покойной хозяйке уже давно стала смыслом ее жизни.
Делия Дент не надолго пережила хозяйку. Ее хрупкая натура не выдержала потрясения, каким стало для нее жуткое зрелище, открывшееся ей в спальне танцовщицы. У нее случилось нервное расстройство, и после четырех недель угасания она скончалась в больнице.
Некоторое время кое-кто считал, что Делия Дент была в сговоре с убийцей, что это она впустила его в дом и потом помогла незаметно уйти. Но эта версия тоже отпала, как еще более абсурдная, чем остальные. Делия оставалась в сознании до последнего дня и перед самой смертью передала все свои сбережения, почти десять тысяч долларов, своему адвокату с тем, чтобы он отдал их тому, кто привлечет убийцу Эжени Ла Верди к ответственности. Дом на Сорок седьмой улице, в котором была убита танцовщица, в то время занимали лишь она сама и горничная, в подвал они не спускались. Раз в месяц туда наведывался специалист, проверявший газовый счетчик. Но, когда он уходил, Делия всегда запирала на замок и закрывала на цепочку дверь, ведущую в подвал. Открывалась она снова лишь через месяц, когда наступал срок очередной проверки.
Эжени никогда не ужинала дома, и горничная сопровождала ее повсюду. Завтраки танцовщицы неизменно состояли из кофе и булочки, горничная всегда варила кофе в спальне Эжени на спиртовке.
После того как стало известно о преступлении, были тщательно проверены все окна и двери в доме, имеющие связь с внешним миром. Все они оказались надежно запертыми, к тому же каждая дверь была снабжена цепочкой для лучшей защиты. Даже люк, ведущий на крышу, оказался заперт на висячий замок со сложным механизмом.
Следов взлома нигде не было обнаружено. Задвижки на окнах, дверные замки, цепочки, люк - все было нетронутым.
Обстоятельства дела в том виде, в каком они предстали сразу после совершения преступления, указывали на то, что убийца не мог проникнуть в дом, не оставив никаких следов. Кроме того, если предположить, что преступник спрятался в доме заранее, он, точно так же, не мог выйти из него, не оставив ни единой зацепки для сыщиков.
Делия Дент, как уже говорилось, лишилась чувств, когда увидела убитую хозяйку. Придя в себя, она кое-как дошла до телефонного аппарата в коридоре и, собрав последние силы, вызвала полицию. Потом, все еще на грани обморока, сумела спуститься по лестнице, но не успела снять цепочки с двери до приезда полиции. Должно быть, за это время горничная пару раз лишалась чувств или впадала в полубессознательное состояние.
Чем больше сил тратилось на расследование, тем глубже становилась тайна.
За дело взялись пожилые, видавшие виды сыщики. Поначалу они делали умные лица и заверяли всех, что со дня на день схватят злодея. Но вскоре пылу у них поубавилось, а затем они и вовсе зашли в тупик. Наконец самые мужественные открыто признали, что не приблизились к раскрытию тайны ни на йоту, а один, наиболее рассудительный из них, смело заявил, что единственный способ узнать, кто убийца, - это дождаться, когда он сам признается, на что вряд ли можно было рассчитывать.
Все это тянулось, пока общественный разум не отвлекся на другие события. Сначала газеты отводили этому делу страницы, потом несколько колонок, через неделю стало хватать одной колонки. Наконец репортеры дошли до того, что лишь изредка и вскользь упоминали об этом жутком событии, а потом и вовсе перестали о нем писать. Загадочное убийство отошло в прошлое и забылось.
Однако один человек о нем не забыл. И человеком этим был старший инспектор Главного полицейского управления.
Были задействованы все имеющиеся в его распоряжении ресурсы, лучшие люди брались за это дело и опускали руки. Он и сам все свободное от других дел время посвящал убийству Эжени Ла Верди, однако так и не нашел очевидного или рационального решения.
Драгоценности убитой были найдены нетронутыми в несессере. Свернутые в рулончик купюры на сумму в несколько сотен долларов лежали в верхнем ящике комода, куда явно были небрежно брошены вечером накануне убийства хозяйкой дома.
Убийца, несомненно, тихонько подкрался, до нападения ничем не выдав себя. Он как тисками сжал горло жертвы и, задушив, ушел так же незаметно, как и появился. На теле убитой не обнаружилось ссадин, кровоподтеков или других отметин, и это указывало на то, что его единственной целью было - убить. Также было очевидно, что он даже не пытался подавить ее сопротивление физическим насилием.
С особым вниманием следователи отнеслись к необычным следам на шее жертвы. Одни сыщики считали, что убийца душил девушку обеими руками, другие полагали, что он использовал какую-то веревку, которую обкрутил вокруг шеи дважды и затянул за концы.
Все выдвигаемые версии разбивались о следующие факты: дверь спальни, выходящая в коридор, была закрыта, но не заперта; кровать, на которой была убита Эжени, располагалась так, что никто не смог бы войти в комнату незаметно; газовая лампа в спальне горела ярко и продолжала гореть утром после убийства. На памяти Делии Дент хозяйка ни разу не засыпала во время чтения книги и не забывала выключить газ на ночь.
Возможно ли, что в доме находился третий человек, о чем было известно только Эжени? Абсолютно исключено! Делия не могла не знать об этом, и этот человек не смог бы покинуть дом незамеченным и не оставить следов.
Имя Эжени Ла Верди никогда не становилось предметом слухов или кривотолков, и коронерское дознание показало, что репутация честной и скромной женщины ею была вполне заслужена.
Примерно через месяц после преступления, однажды вечером, когда город окутали сумерки, старший инспектор Бирнс поднялся по лестнице дома Ника Картера.
Все были уверены, что шеф отказался от безнадежного дела, и его вполне устраивало, что публика осталась при этом мнении.
Глава II
Беседа
Когда пришел инспектор, Ник Картер был дома, и принял он его так, как не принял бы ни одного другого человека, живущего в Нью-Йорке, - в своем истинном обличье. Ник считал, что, если скрывать себя настоящего абсолютно от всех, различные гримы обеспечат полную защиту, и это было одним из важнейших постулатов его веры в себя.
- Рад вас видеть, инспектор! - приветствовал он шефа. - Присаживайтесь, берите сигару, и давайте все обговорим. Я полагаю, вы ко мне по делу пожаловали.
- Вы правы, Ник.
- У меня вы появляетесь, только когда случается что-то действительно важное. Что на этот раз?
- Дело Эжени Ла Верди.
- Я полагал, от него отказались.
- Отказались. Все, только не я.
- Вот как! К слову, я узнал, что...
- Что Делия Дент умерла? Да, это так.
- Как думаете, инспектор, она действительно ничего не знала об убийце?
- Я уверен в этом. К этому убийству она имела отношения не больше, чем вы или я.
- Я тоже так думаю, хотя и не знаю подробностей.
- У вас есть предположения, Ник?
- Нет. Я избегаю предположений, как сыпного тифа или оспы. Они опасны и очень заразны.
- Верно, но человек ведь не может не думать.
- Да, к сожалению.
- Ник, я хочу, чтобы вы взялись за это дело и досконально разобрались, что произошло.
- Проще сказать, чем сделать, инспектор.
- Я верю, вам это по плечу.
- Дело весьма непростое.
- Никто ничего не смог сделать. Вы попытаетесь, Ник? Где-то разгуливает убийца, и его нужно найти, пусть даже на это уйдут годы.
- Да.
- Спасибо. Признаться, я очень боялся, что вы откажетесь, и все же...
- Иногда стоит рискнуть, так ведь?
- Именно.
- Когда приступать? Инструкции?
- Начинайте, когда сами сочтете нужным. Действуйте на свое усмотрение, независимо ни от кого. У меня только одно условие.
- Какое?
- Никто, кроме нас двоих, не должен знать о вашем участии в этом деле.
- Я бы и сам поставил такое условие, инспектор.
- Полагаю, вам известны все детали.
- Гм! У Эжени есть родственники?
- Да, мать.
- После убитой остался кое-какой капитал, не так ли?
- Да, все унаследовала мать. Мне не много известно об их отношениях.
- А что с домом? Он принадлежал ей?
- Да. Сейчас он заперт и пустует.
- И у вас, разумеется, есть ключ.
- Само собой!
- Отдадите его мне?
- Да. Я его прихватил с собой. Вот, пожалуйста.
- Пока я буду готовиться, инспектор, вы можете проследить, чтобы в дом никто не входил?
- Сделаю.
- В газетах про убийство писали все правильно?
- О да! Фантазии репортеров просто негде было развернуться, поэтому им пришлось излагать только факты.
- Ваши люди, конечно же, искали потайные люки, съемные стенные панели, подвижные шкафы и тому подобное?
- Разумеется. Мы все тщательно осмотрели.
- И ничего не нашли?
- Ничего.
- Но, если поищу и я, думаю, хуже не станет.
- Разумеется.
- Я такие вещи находил в домах, где меньше всего ожидал это обнаружить. Кто знает, может быть, и там что-то найду.
- Может быть.
- Но вы в это не верите?
- Откровенно говоря, нет.
- И тем не менее, как иначе убийца мог проникнуть в дом?
- Мой дорогой Ник, я задавал себе этот вопрос самое меньшее десять тысяч раз.
- И не нашли ответа?
- Увы, нет.
- Ну а я склонен думать, что мне все же удастся найти что-нибудь.
- Надеюсь на это.
- Дело обстоит следующим образом. Убита молодая женщина. Убийство могло произойти лишь при условии, что в ее комнату проник посторонний человек.
- Верно.
- Однако многократный осмотр дома позволяет утверждать, что никто не мог войти в дом или выйти из него после того, как Делия Дент в тот вечер покинула хозяйку.
- Именно.
- Следовательно, это было осуществлено таким способом или такими средствами, о которых вам не известно.
- Это понятно.
- Так как же он это сделал, если там нет ни потайных дверей, ни сдвижных панелей, ни других подобных приспособлений?
- В том-то и вопрос. Как же?
- Это первое, с чем я собираюсь разобраться.
- А что последует за этим?
- Это будет зависеть от того, чем закончится разбирательство по первому пункту. Это все, инспектор?
- Почти. Дом вы найдете точно в том же состоянии, в каком нашел его я, когда приехал туда впервые. А теперь спокойной ночи, Ник, - сказал инспектор, поднимаясь и доставая из кармана большой конверт. - Здесь изложены все обстоятельства дела, от начала до конца. Прочитайте на досуге. Тут ничто не упущено и тем не менее читать почти нечего.
- В материалах говорится, что Эжени Ла Верди была задушена и что убийца сбежал, не оставив ни единого следа.
- Совершенно верно. И теперь вы должны найти его.
- Я попытаюсь.
- Если кто-то и может с этим справиться, то это вы, и у вас получится.
- Спасибо, я попытаюсь.
- Спокойной ночи.
- Спокойной ночи.
Дверь закрылась, и великий начальник сыщиков ушел.
Глава III
Первая улика
На следующее утро, чуть свет, Ник, приняв облик водопроводчика, отправился на Сорок седьмую улицу в дом Эжени Ла Верди. Ее комната сохранилась почти в том же состоянии, в каком ее обнаружили на следующее утро после убийства, и обстоятельные поиски ничего не дали сыщику.
Выйдя из спальни, он спустился на первый этаж, где тщательно обследовал все оконные замки и другие запирающие приспособления, рамы и панели. Снова впустую.
Наконец Ник подошел к лестнице, ведущей в подвал. Дверь находилась внизу лестничного пролета и была заперта на замок и цепочку с наружной стороны. Ни на замке, ни на цепочке никаких необычных следов не оказалось, и Ник переключил свое внимание на лестницу.
Лестницы - подходящее место для устройства тайных ходов, о чем Ник никогда не забывал. И вдруг он сделал открытие: третья ступенька снизу шаталась. Следующие два часа Ник продолжал осматривать дом, но больше ничего необычного не нашел. Когда на улице начало темнеть, организм напомнил Нику, что пора бы поесть, и он, стараясь оставаться незамеченным, покинул дом, чтобы найти какой-нибудь уютный ресторанчик. В двух кварталах он обнаружил пивной паб с вывеской, обещавшей еду двадцать четыре часа в сутки.
Когда он приступил к трапезе, в харчевню вошли двое смуглых молодых мужчин неопрятного вида. Сели они за соседний столик, и первые же их слова заставили Ника насторожиться.
- Капитан, инспектор Бирнс вчера ходил в гости.
- К кому? - спросил тот, кого назвали капитаном.
- К тому чертову сыщику. Не хочу произносить его имя.
- А, это тот, кого Синдар кличет маленький великан?
- Да.
- И что с того?
- Боюсь, как бы он не натравил его на нас.
- Да нет, с чего бы? Инспектор даже не знает, что мы есть.
- Он много чего знает.
- Да, но не о нас. Хотя стоило бы... Ты следил за маленьким великаном?
- Да.
- Он выходил?
- Поди пойми... Думаю, что нет. Я ушел оттуда час назад, и Тони занял мое место. Но я голову даю на отсечение, что он не выходил, пока я был там.
Ник улыбнулся.
- Идем, Джон, - сказал капитан. - И так уже здесь долго торчим, а у нас работа есть. Идем.
Они торопливо вышли из паба. Ник решил за ними проследить.
Глава IV
Слежка
Однако же Ник не выбежал из паба вслед за двумя неизвестными. Он с беззаботным видом подошел к стойке бара, расплатился за еду и питье и спокойно вышел.
Как он и подозревал, те двое были недалеко - стояли на тротуаре и делали вид, что заняты разговором, хотя на самом деле проверяли, не пойдет ли кто-нибудь за ними.
То, что они были настороже, только делало слежку интереснее. Сыщик прошел мимо них как ни в чем не бывало. В двух сотнях ярдов от паба, на другой стороне улицы, между двумя магазинами очень кстати оказалась открыта какая-то дверь, и он вошел в нее с видом человека, который живет в этом доме.
Остановившись в темном подъезде, Ник принялся поспешно менять облик и очень быстро преобразился в пожилого мужчину в стесненных обстоятельствах, который работал не покладая рук весь день и вечерком решил расслабиться, побаловать себя двумя-тремя стаканами пуншу.
Минут через десять двое мужчин неожиданно разошлись в разные стороны. Человек по имени Джон быстро зашагал по тротуару, а капитан запрыгнул на подножку трамвая, который проезжал мимо, и повернулся лицом к тротуару, как будто проверяя, нет ли слежки. По улице с другой стороны приближался еще один трамвай, который должен был проехать между Ником и трамваем, на который сел капитан. Пару секунд Ника не было видно с подножки идущего в центр трамвая, и он использовал этот короткий промежуток времени с наибольшей выгодой для себя - проворно выпрыгнул из подъезда на улицу и, пока трамваи проезжали один мимо другого, успел добежать до двери. Когда трамваи разъехались, Ник уже стоял там, ковыряясь в зубах, как будто только что вышел из паба. Потом он пошел по улице, довольно быстро, не на настолько, чтобы вызвать подозрение. Вскоре его догнал еще один трамвай, и он запрыгнул на переднюю подножку. Трамваи разделял всего один квартал, и Нику было прекрасно видно капитана.
На Четырнадцатой улице капитан развернулся, заскочил в вагон и подошел к передней двери. Последовавшие прерывистые вспышки огонька спички указали на то, что он раскуривал сигару.
Потом Ник спрыгнул с подножки и быстро догнал трамвай капитана. Там он занял место в передней части вагона.
"Здесь будет удобнее, - подумал он. - И наблюдать гораздо проще".
Они проезжали квартал за кварталом, но капитан, похоже, и не собирался покидать вагон, Ник, естественно, тоже. Наконец, когда прибыли на конечную остановку у "Астор-хауса", капитан сошел, сел на трамвай, следующий в южную часть города, и доехал на нем до Саут-Ферри. Там капитан сел на паром "Гамильтон", высадился в Бруклине и пошел вдоль береговой линии. Ник следовал за ним, и примерно через милю капитан неожиданно повернулся и вышел на пирс.
"Там он остановится и будет осматриваться, - подумал Ник. - Пожалуй, останусь здесь".
Он зашел в густую тень у причала, где была привязана лодка.
"То, что нужно!" - мысленно обрадовался Ник.
Он отвязал лодку, взял одно из весел, и через секунду крошечное суденышко бесшумно и быстро поплыло вдоль причала.
Неожиданно человек, за которым он следил, замер, потом повернулся, подошел к краю причала и посмотрел прямо на Ника.
Глава V
В ловушке
- Эй, там! - произнес капитан, достаточно громко, чтобы услышал Ник.
- Это не по адресу, командир. Я такими делишками не промышляю.
- Плачу пять.
- Далеко плыть-то?
- С полмили.
- А зачем?
- Это мое дело. Так что, берешь меня на борт или нет? Я не могу тут весь вечер торчать и спорить с тобой.
- Никак тебя фараоны ищут, командир?
Человек на пирсе пожал плечами и отвернулся.
- Так и быть, возьму, если недалеко плыть. Прыгай в лодку.
Капитан повернулся, Ник подвел лодку к самому пирсу, и незнакомец легко спрыгнул в нее.
- Теперь греби, да поторопись.
- В какую сторону плыть, командир?
- Прямо.
- Далеко?
- Пока не велю остановиться.
Ник послушно взялся за весла и благодаря сильному отливу развил большую скорость. В полном молчании они проплыли милю, и Ник перестал грести.
- Командир, ты говорил полмили, а мы прошли уже больше мили... Далеко еще до твоего места-то?
- Уже близко. Греби дальше.
- Ну нет, я сперва хочу получить свои пять долларов!
- Хочешь, да? Погляди-ка сюда.
Он направил шестизарядный револьвер прямо Нику в сердце.
- Я и гляжу, - сказал Ник, ничуть не смутившись. - Только сдается мне, это не пять долларов.
- Ты будешь грести?
- Нет, пока не получу денег.
- Чтоб тебя! Делай, что велено, или я в тебе такую дырку сделаю, что через нее солнце сиять будет.
Ник спокойно сложил весла.
- Слушай-ка, командир, - сказал он, - за кого ты меня держишь, а? Я что, кролик, чтоб твоего пугача бояться? Думаешь, я не догадываюсь, что ты не рискнешь стрелять в такое время? Еще слишком рано для убийства. Я сам два раза такую работенку делал, так что знаю, о чем толкую. Раскошеливайся, командир, и я поплыву, куда скажешь, но я с места не сдвинусь, пока не получу свои денежки.
Пассажир прорычал явно какое-то ругательство, но достал золотую монету и бросил ее Нику.
- Теперь вперед, а то я много времени потерял.
- Так сам виноват, - сказал на это Ник, после чего взялся за весла, и лодка снова полетела вперед.
- Теперь давай помедленнее, - неожиданно потребовал пассажир. - Видишь вон ту яхту?
- Да.
- Высадишь меня на нее.
- Сделаем, командир. Я и сам к ней присматриваюсь.
- Да ну? И зачем?
- Я этим промышляю.
- А, речной пират?
- Я? Нет. Я оценщик. Ну-ка, хватайся за поручень. Вот так.
Пассажир вскарабкался на яхту, но Ник не спешил отплывать.
- Ну, чего ждешь?
- Так тебя и жду. Или ты не хочешь, чтоб я тебя обратно отвез?
- Не хочу.
- И приплывать за тобой не надо?
- Нет.
- И что ж ты будешь делать? Вплавь вернешься, что ли?
- Возможно.
- Тогда спокойной ночи, командир. Осторожнее с пугачом своим, а то еще выстрелит ненароком.
- Очень даже может быть, если ты сейчас не исчезнешь.
Ник беззаботно рассмеялся и оттолкнул лодку от борта яхты, потом взялся за весла и уплыл в темноту.
"Интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что сегодня его вез в лодке Ник Картер?" - подумал сыщик.
Недалеко от того места, где стояла на якоре яхта, находилось другое судно, не такое роскошное, хоть и гораздо крупнее. Это была шхуна, и Ник направил лодку прямиком к ней.
Очертания судна можно было различить с большим трудом, ибо ночь уже вступала в свои права. С востока надвигались огромные тучи, и сыщик с удовлетворением отметил, что через полчаса стемнеет окончательно.
Он доплыл до шхуны, миновал ее и сложил весла. Лодка по инерции проплыла еще какое-то расстояние и оказалась надежно скрыта черным корпусом судна.
Следующие полчаса Ник ждал, не трогаясь с места.
Темнота сгущалась. Наконец стало темно так, что Ник ничего не видел дальше своего носа. С неба посыпались редкие тяжелые капли.
"Идеальная ночь для такой работы, - размышлял сыщик, отталкиваясь от борта шхуны. - Теперь, пожалуй, получится подплыть к яхте незаметно. Во всяком случае, попробовать стоит".
Все еще был отлив, поэтому Нику, чтобы добраться до нужного места, достаточно было только направлять лодку.
В кромешной тьме казалось, что весь мир вдруг перестал существовать, оставив после себя лишь густую непроглядную тьму.
Наконец Ник вытащил из воды весло и пересел на нос. Оказалось, вовремя. Не увидев, а скорее почувствовав, что вот-вот столкнется с яхтой, он протянул вперед руку, благодаря чему удара не последовало. Если бы лодка врезалась в борт судна, Ника наверняка обнаружили бы, что совсем не входило в его планы. Пока что он двигался совершенно бесшумно.
Ник взобрался на яхту и стал неслышно пробираться к сходному трапу, на каждом шагу останавливаясь и прислушиваясь, но вокруг стояла тишина. Он прошел через всю палубу и так же осторожно спустился в каюту.
Ник уже решил, что его провели и на яхте никого нет, как вдруг на его голову обрушился мощнейший удар и он без чувств повалился на пол.
- Ну что, он готов, Джон? - раздался голос человека, которого называли капитаном.
- Готов, кэп.
- Хорошо. Закрой люк, чтобы свет не проходил, и давай посмотрим на него.
- Лучше его сразу в воду швырнуть, - мрачно предложил Джон. - Я его так огрел, что и дюжина черепов не выдержала бы.
- Нет. Делай, что говорю. Когда убедимся, что он мертв, тогда и выбросим его.
Люк был закрыт и свет зажжен.
Капитан наклонился над неподвижно лежащим Ником Картером и всмотрелся в его лицо.
- Ребята, - наконец произнес он, - этот парень подставной. Это переодетый фараон. Он должен умереть.
Глава VI
Душитель Тони
Зловещая тишина повисла после слов капитана. Нарушил ее Джон.