Аннотация: Тут девушки очень красивые и хитрые и вот так вытворяют все черт знает как!
НОВАЯ ЛИЧНОСТЬ ДЖЕЙМСА ПЕННИ
Процесс, который превратил Джеймса Пенни в совершенно другого человека, начался тринадцать лет назад, в час дня в понедельник в середине июня, в Лейни, Калифорния. Жаркое время дня, в жаркое время года, в жаркой части страны. Город примостился на обочине дороги из Мохаве в Лос-Анджелес. На западе виден южный выступ Прибрежных гор. На востоке пустыня Мохаве исчезает в дымке. В Лейни мало что происходит. После того понедельника в середине июня, тринадцать лет назад, еще меньше когда-либо происходило.
В Лейни было одно производство. Одна фабрика. Большое пространство. Обшитое металлическим сайдингом, построенное в шестидесятых. Офисные помещения в северной части, в тени. Первый этаж был низкого уровня. Там выполнялись канцелярские функции. Выставление счетов, бухгалтерия и телефонные звонки. Второй этаж был высокого уровня. Менеджеры. Угловой кабинет справа раньше был местом менеджера по персоналу. Теперь это место менеджера по персоналу. Тот же парень, на его двери новая должность.
За этой дверью в длинном коридоре второго этажа стоял ряд стульев. Секретарша менеджера по персоналу собрала их и расставила там в тот понедельник утром. Очередь из стульев была занята мужчинами и женщинами. Они молчали. Каждые пять минут человека, стоявшего во главе очереди, вызывали в офис. Остальные переместились бы в другое место. Они не разговаривали. Им это было не нужно. Они знали, что происходит.
Незадолго до часа дня Джеймс Пенни переместился на одно место в начало очереди. Он ждал пять долгих минут и встал, когда его позвали. Вошел в кабинет. Закрыл за собой дверь. Менеджером по персоналу был парень по имени Оделл. Оделл недолго был без подгузников, когда Джеймс Пенни начал работать на заводе в Лейни.
"Мистер Пенни", - сказал Оделл.
Пенни ничего не сказал, но сел и осторожно кивнул. "Нам нужно поделиться с вами кое-какой информацией", - сказал Оделл. Пенни пожал плечами. Он знал, что за этим последует. Он слышал то же, что и все остальные.
"Просто расскажи мне короткую версию, хорошо?" сказал он. Оделл кивнул. "Мы увольняем тебя". "На лето?" Пенни спросил его. Оделл покачал головой. "Навсегда", - сказал он.
Пенни потребовалась секунда, чтобы привыкнуть к звучанию слов. Он знал, что они прозвучат, но они поразили его так, как будто это были последние слова, которые он ожидал услышать от Оделла.
"Почему?" он спросил.
Оделл пожал плечами. Он не выглядел так, как будто ему это нравилось. Но, с другой стороны, он не выглядел так, как будто это его сильно расстраивало.
"Сокращение штатов", - сказал он. "Выбора нет. Единственный путь, которым мы можем пойти". "Почему?" Снова спросил Пенни.
Оделл откинулся на спинку стула и заложил руки за голову. Начал речь, которую он уже много раз произносил за этот день.
"Нам нужно сократить расходы", - сказал он. "Это дорогостоящая операция. Небольшая маржа. Сокращающийся рынок. Вы это знаете".
Пенни уставился в пространство и прислушался к тишине, доносящейся с заводского цеха. "Так вы закрываете завод?"
Оделл снова покачал головой. "Мы сокращаем штат, вот и все. Завод останется открытым. Будет проведено некоторое техническое обслуживание. Некоторые ремонтные работы. Но не так, как это было раньше ".
"Завод останется открытым?" Спросил Пенни. "Так почему же ты меня отпускаешь?"
Оделл поерзал на стуле. Убрал руки из-за головы и скрестил их на груди, словно защищаясь. Он дошел до самой сложной части интервью.
"Это вопрос сочетания навыков", - сказал он. "Мы должны были подобрать команду с правильным сочетанием. Мы приложили много усилий для принятия решения. И я боюсь, что ты не прошел отбор ".
"Что не так с моими навыками?" Спросил Пенни. "У меня есть навыки. Я проработал здесь семнадцать лет. Что не так с моими чертовыми навыками?"
"Совсем ничего", - сказал Оделл. "Но другие люди лучше. Мы должны смотреть на картину в целом. Это будет команда-скелет, поэтому нам нужны лучшие навыки, самые быстрые ученики, хорошие показатели посещаемости, вы знаете, как это бывает ".
"Отчеты о посещаемости?" Спросил Пенни. "Что не так с моим отчетом о посещаемости? Я проработал здесь семнадцать лет. Вы хотите сказать, что я ненадежный работник?"
Оделл дотронулся до коричневой папки, лежащей перед ним.
"Ты много времени болел", - сказал он. "Процент невыходов на работу чуть выше восьми процентов".
Пенни недоверчиво посмотрела на него.
"Заболел?" спросил он. "Я не был болен. У меня был посттравматический период. После Вьетнама".
Оделл снова покачал головой. Он был слишком молод. "Неважно", - сказал он. "Это все еще большой процент отсутствующих". Джеймс Пенни просто сидел там, ошеломленный. Он чувствовал себя так, словно попал под поезд.
"Мы искали правильное сочетание", - снова сказал Оделл. "Мы потратили много времени на управление процессом. Мы уверены, что приняли правильные решения. Вас никто не выделяет. Мы теряем восемьдесят процентов наших людей ".
Пенни уставился на него через стол. "Ты остаешься?"
Оделл кивнул и попытался скрыть улыбку, но не смог.
"Нам все еще нужно управлять бизнесом", - сказал он. "Нам все еще нужен менеджмент".
В угловом офисе воцарилась тишина. Снаружи горячий ветерок с пустыни поднял вялый вихрь над металлическим зданием. Оделл открыл коричневую папку и вытащил синий конверт. Передал его через стол.
"Вам выплачено до конца июля", - сказал он. "Деньги поступили в банк сегодня утром. Удачи, мистер Пенни".
Пятиминутное интервью закончилось. Появилась секретарша Оделла и открыла дверь в коридор. Пенни вышел. Секретарша позвала следующего человека. Пенни прошел мимо длинного молчаливого ряда людей и добрался до парковки. Сел в свою машину. Это была красная жар-птица, полуторагодовалой давности, и за нее еще не заплатили. Он завел мотор и проехал милю до своего дома. Затормозил на подъездной дорожке и сидел там, размышляя, в оцепенении, с работающим двигателем.
Он представлял, как ремонтники придут за его машиной. Единственная чертова вещь за всю его жизнь, которую он когда-либо действительно хотел. Он помнил изысканную радость от ее покупки. После развода. Проснувшись и поняв, что он мог бы просто пойти к дилеру, подписать бумаги и получить их. Никаких обсуждений. Никаких споров. Он пошел к дилеру, купил свой старый драндулет, оформил подписку на "Жар-птицу" и в состоянии полнейшей радости привез ее домой. Он мыл ее каждую неделю. Он смотрел рекламные ролики и перепробовал все чудо-лаки на рынке. Машина каждый день стояла возле фабрики Лейни, как ярко-красный значок достижения. Как блестящее утешение за дерьмо и тяжелую работу. Чего бы еще у него ни не было, у него была Жар-птица.
Он почувствовал, как в нем закипает отчаянная ярость. Он вышел из машины, побежал в гараж и схватил запасную канистру с бензином. Побежал обратно к дому. Открыл дверь. Вылил содержимое банки на диван. Он не смог найти спички, поэтому зажег газовую плиту на кухне и размотал рулон бумажных полотенец. Положил один конец на плиту, а остальные протянул в гостиную. Когда его самодельный фитиль хорошо разгорелся, он выскочил к своей машине и завел ее. Повернул на север, в сторону Мохаве.
Его соседка заметила пожар, когда пламя начало пробиваться через крышу. Она позвонила в пожарную службу Лейни. Пожарные не ответили. Это был отдел добровольцев, и все добровольцы стояли в очереди внутри фабрики, наверху, в узком коридоре. Затем теплый воздух, дующий из пустыни Мохаве, освежился, превратившись в горячий бриз, и к тому времени, когда Джеймс Пенни был в тридцати милях от дома, пламя охватило высохший кустарник, который раньше был его лужайкой. К тому времени, когда он был в самом городе Мохаве, обналичивая свою последнюю зарплату в банке, пламя перекинулось на его газон и газон его соседки и лизало основание ее заднего крыльца.
Как и любой калифорнийский бумтаун, Лейни рос в спешке. Фабрику построили примерно в начале первого президентского срока Никсона. Сто акров апельсиновых рощ были снесены бульдозерами, а пятьсот каркасных домов за год увеличили население в четыре раза. На самом деле с домами все было в порядке, но за тридцать один год, что они простояли, они видели дождь меньше дюжины раз, и в них было настолько сухо, насколько это вообще возможно в домах. Их бревна прогрелись на солнце и были продырявлены сухими ветрами пустыни. На улицах не было гидрантов. Дома стояли близко друг к другу, и не было никакой защиты от ветра. Но в Лейни никогда не было серьезного пожара. До того июньского понедельника.
Соседка Джеймса Пенни во второй раз позвонила в пожарную службу после того, как ее заднее крыльцо исчезло в огне. Пожарная служба была в смятении. Диспетчер посоветовал ей выйти из дома и просто дождаться их прибытия. К тому времени, когда пожарная машина добралась туда, ее дом был разрушен. И следующий дом на очереди тоже был разрушен. Ветер пустыни перенес огонь через вторую узкую щель, и пожилая пара, живущая там, выбежала на улицу в поисках безопасности. Затем Лейни вызвала пожарные подразделения из Ланкастера , Глендейла и Бейкерсфилда, и они прибыли с соответствующим оборудованием и спасли положение. Они поливали из шланга кустарник между домами, и пламя не распространилось дальше. Сгорело всего три дома, Пенни и двух его соседей с подветренной стороны. В течение двух часов паника улеглась, и к тому времени, когда сам Пенни был в пятидесяти милях к северу от Мохаве, шериф Лейни работал со следователями пожарной охраны, чтобы собрать воедино то, что произошло.
Они начали с дома Пенни, который был с подветренной стороны, сгорел первым и, следовательно, самым крутым. Он сгорел почти дотла, но планировка все еще была чистой. И доказательства были там, на что можно было посмотреть. С одной стороны, там, где раньше была гостиная, был сильный ожог. Следователь из Глен-Дейла узнал в этом что-то, что он видел много раз прежде. Это было то, что остается, когда наполненный пеной диван или кресло обливают бензином и поджигают. Самый очевидный случай поджога, который он когда-либо видел. Неудачными козырями были усиливающийся пустынный бриз и близость других домов.
Затем шериф отправился на поиски Джеймса Пенни, чтобы сообщить ему, что кто-то сжег дотла его дом и дом его соседей. Он подъехал на своем черно-белом автомобиле к фабрике и поднялся по лестнице, миновав длинную очередь людей, в угловой офис Оделла. Оделл рассказал ему о случившемся в пятиминутном интервью сразу после часу дня. Затем шериф поехал обратно в полицейский участок Лейни, управляя автомобилем одной рукой и потирая подбородок другой.
И к тому времени, когда Джеймс Пенни ехал по возвышающемуся восточному склону горы Уитни, в ста пятидесяти милях от дома, на него было заведено уголовное дело по подозрению в преднамеренном поджоге, что в условиях сухой пустынной жары южной Калифорнии было большим, очень большим делом.
На следующее утро Джеймса Пенни разбудило солнце, проникшее сквозь дыру в жалюзи в его номере мотеля и осветившее ярким лучом его лицо. Он пошевелился и лег в теплоту арендованной кровати, наблюдая за танцем пылинок.
Он все еще был в Калифорнии, недалеко от Йосемити, в местечке, достаточно удаленном от парка, чтобы обойтись недорого. В бумажнике, который был спрятан под матрасом, у него лежала шестинедельная зарплата. Жалованье за шесть недель, минус полтора бака бензина, чизбургер и двадцать семь пятьдесят долларов за номер. Спрятанные под матрасом, потому что двадцать семь на пятьдесят не дадут вам места в первоклассном заведении. Его дверь была заперта, но у портье наверняка был ключ, и он был бы не первым портье в мире, который сдал свой ключ на час кому-то, желающему немного подзаработать ночью.
Но ничего плохого не случилось. Матрас был таким тонким, что он чувствовал бумажник прямо там, под почкой. Все еще там, все еще выпуклый. Приятное ощущение. Он лежал, наблюдая за солнечным лучом, борясь с арифметикой в уме, распределяя зарплату за шесть недель на обозримое будущее. Поскольку ему не о чем было беспокоиться, кроме дешевой еды, дешевых мотелей и бензина "Жар-птицы", он решил, что у него вообще нет проблем. У "Жар-птицы" был современный двигатель с двадцатью четырьмя клапанами, настроенный на сочетание мощности и экономичности. Он мог уехать далеко, и у него оставалось достаточно денег, чтобы не спеша осмотреться.
После этого он уже не был так уверен. Но что-нибудь понадобится. Он был уверен в этом. Даже если это будет чернорабочий. Он был рабочим. Может быть, он найдет что-нибудь освежающее на свежем воздухе. В этом может быть какое-то достоинство. Какая-нибудь простая работа для простых честных людей, сильно отличающаяся от рабства у этого ухмыляющегося хорька Оделла.
Он некоторое время наблюдал, как солнечный луч путешествует по покрывалу. Затем он отбросил покрывало в сторону и вскочил с кровати. Воспользовался туалетом, ополоснул лицо и рот в раковине и вытащил свою одежду из кучи, в которую он ее бросил. Ему понадобится больше одежды. У него было только то, в чем он встал. Все остальное он сжег вместе со своим домом. Он пожал плечами и пересчитал свои расчеты, чтобы учесть несколько новых штанов и рабочих рубашек. Может быть, какие-нибудь тяжелые ботинки, если он собирался работать на улице. Жалованье за шесть недель пришлось растянуть немного на меньшую сумму. Он решил ехать медленно, чтобы сэкономить бензин и, возможно, меньше есть. Или, может быть, не меньше, просто дешевле. Он пользовался стоянками грузовиков, а не туристическими закусочными. Больше калорий, меньше денег.
Он решил, что сегодня проехал несколько серьезных миль, прежде чем остановиться позавтракать. Он позвенел ключами от машины в кармане и открыл дверь своего домика. Затем он остановился. Его сердце бешено заколотилось. Прямоугольник асфальта перед его хижиной был пуст. На него смотрели только старые масляные пятна. Он в отчаянии огляделся влево и вправо вдоль ряда. Никакой красной жар-птицы. Он, пошатываясь, вернулся в комнату и тяжело опустился на кровать. Просто сидел там в оцепенении, думая о том, что делать.
Он решил, что не будет связываться с дежурным. Он был почти уверен, что дежурный несет за это ответственность. Он почти мог это видеть. Парень прождал час, а затем позвонил каким-то приятелям, которые приехали и подключили его машину к сети. Вывел ее со стоянки мотеля и покатил дальше по дороге. Заговор, питающийся за счет ничего не подозревающих посетителей мотеля. Питающийся за счет лохов, достаточно тупых, чтобы заплатить двадцать семь пятьдесят долларов за привилегию украсть их ценное имущество. Он был ошеломлен. Подвешенный где-то между тошнотой и яростью. Его красная жар-птица. Пропал. Украден. Никаких посредников. Просто воры.
Ближайший полицейский участок находился в двух милях к югу. Он видел его прошлой ночью, проезжая мимо него на север. Он был маленьким, но переполненным. Он встал в очередь позади еще пяти человек. За стойкой стоял офицер, который записывал детали, принимал жалобы, писал медленно. Пенни чувствовал, что важна каждая минута. Ему казалось, что его "Жар-птица" мчится к границе. Может быть, этот парень мог бы связаться по рации и остановить это. Он в отчаянии переминался с ноги на ногу. Дико озирался по сторонам. К доске за головой офицера были прикреплены объявления. Размытые ксерокопии телексов и факсов. Уведомления маршала США. Масса всякой всячины. Его глаза рассеянно пробежались по всему этому.
Затем они вернулись. На него смотрела его фотография. Фотография с его собственных водительских прав, черно-белая ксерокопия, увеличенная, зернистая. Его имя внизу, большими печатными буквами. ДЖЕЙМС ПЕННИ. Из Лейни, Калифорния. Описание его машины. Красная жар-птица. Номерной знак. Джеймс Пенни. Разыскивается за поджог и нанесение ущерба преступным путем. Он уставился на бюллетень. Он становился все больше и больше. Он вырос в натуральную величину. Его лицо смотрело на него, как будто он смотрел в зеркало. Джеймс Пенни. Поджог. Криминальный ущерб. По всем пунктам-бюллетень. Женщина перед ним закончила свои дела , и он шагнул вперед, к началу очереди. Дежурный сержант поднял на него глаза. "Чем я могу вам помочь, сэр?" - сказал он.
Пенни покачал головой. Развернулся налево и пошел прочь. Спокойно вышел на улицу под яркое утреннее солнце и побежал обратно на север, как сумасшедший. Он прошел около сотни ярдов, прежде чем из-за жары ему пришлось, задыхаясь, идти пешком. Затем он сделал инстинктивную вещь, которая заключалась в том, чтобы съехать с асфальта и укрыться в дикой березовой роще. Он продирался сквозь кустарник, пока не скрылся из виду, и рухнул в сидячее положение, прислонившись спиной к тонкому шершавому стволу, ноги вытянуты прямо, грудь вздымается, руки прижаты к голове, как будто он пытался остановить ее от взрыва.
Поджог и криминальный ущерб. Он знал, что означают эти слова. Но он не мог сопоставить их с тем, что он на самом деле сделал. Это был его собственный чертов дом, который предстояло сжечь. Как будто он сжигал свой мусор. У него было право. Как это могло быть поджогом? И он все равно мог объяснить. Он был расстроен. Он сел, прислонившись к стволу березы, и ему стало легче дышать. Но только на мгновение. Потому что тогда он начал думать об адвокатах. У него был личный опыт. Его развод дорого обошелся ему в счетах за адвоката. Он знал, что такое адвокаты. Адвокаты были проблемой. Даже если это был не поджог, адвокату пришлось бы заплатить немалые счета, чтобы начать доказывать это. Это стоило бы постоянного потока долларов, который лился бы годами. Долларов, которых у него не было и никогда больше не будет. Он сел там на твердую, сухую землю и понял, что абсолютно все, что у него было во всем мире, прямо сейчас находилось в непосредственном контакте с его телом. Одна пара туфель, одна пара носков, одна пара боксеров, Levi's, хлопчатобумажная рубашка, кожаная куртка. И его бумажник. Он опустил руку и потрогал его объем в кармане. Жалованье за шесть недель за вычетом вчерашних расходов.
Он поднялся на ноги на поляне. Его ноги были слабыми от непривычного бега. Его сердце бешено колотилось. Он прислонился к стволу березы и глубоко вздохнул. Сглотнул. Он пробрался обратно через кустарник к дороге. Повернул на север и пошел пешком. Он шел полчаса, засунув руки в карманы, может быть, милю с тремя четвертями, а затем его мышцы расслабились и дыхание выровнялось. Он начал видеть вещи ясно. Он начал ценить силу ярлыков. Он был реалистичным парнем и всегда говорил себе правду. Он был поджигателем, потому что так говорили. Фаза гнева закончилась. Теперь речь шла о принятии разумных решений, одного за другим. Устранение путаницы было выше его сил. Поэтому он должен был оставаться вне их досягаемости. Это было его первое решение. Это была отправная точка. Это была стратегия. Из этого вытекали другие решения. Они были тактическими.
Его можно было выследить тремя способами. По его имени, по его лицу, по его машине. Он снова нырнул боком с дороги в деревья. Углубился на двадцать ярдов в лес. Пробил ногой неглубокую ямку в форме для листьев и вытащил из своего бумажника все, на чем было написано его имя. Он закопал все это в ямку и выровнял землю. Затем он достал из кармана свои любимые ключи от "Жар-птицы" и зашвырнул их далеко за деревья. Он не видел, куда они упали.
Сама машина исчезла. При данных обстоятельствах это было хорошо. Но она оставила след. Ее могли видеть в Мохаве, возле банка. Его могли видеть на заправочных станциях, где он заправлял его. И его номерной знак был указан на бланке мотеля со вчерашнего вечера. С его именем. Тропа, стрелой уходящая на север через Калифорнию аккуратными маленькими отрезками.
Он вспомнил свое обучение во Вьетнаме. Он вспомнил приемы. Если вы хотели двинуться на восток от своей окопной, сначала вы двигались на запад. Вы продвинулись на запад на пару сотен ярдов, время от времени наступая на ветки, задевая редкие кусты, пока не убедили Чарли, что двигаетесь на запад, так тихо, как только могли, но недостаточно тихо. Затем ты развернулся и поехал обратно на восток, очень тихо, делая все правильно, мимо своей первоначальной отправной точки и прочь. Он делал это дюжину раз. Его первоначальным планом было на время отправиться на север, возможно, в Орегон. Он потратил несколько часов на этот план. Следовательно, красная Жар-птица проложил скромный маршрут на север. Так что теперь он собирался ненадолго повернуть на юг и исчезнуть. Он вышел из леса обратно, в пыль на ближней обочине дороги, и направился обратно тем же путем, которым пришел.
Его лицо, которое он не мог изменить. Оно было прямо там, на всех плакатах. Он помнил, как оно смотрело на него с доски объявлений в здании полиции. Аккуратный косой пробор, впалые серые щеки. Он энергично провел руками по волосам взад и вперед, пока они не встали дыбом во все стороны. Больше никакого аккуратного пробора. Он провел ладонями по двадцатичетырехчасовой щетине. Решил отрастить большую бороду. На самом деле, выбора не было. У него не было бритвы, и он не собирался тратить на нее деньги. Он шел сквозь пыль, направляясь на юг, справа от него возвышалась гора Эксельсиор. Затем он доехал до поворота, поворачивающего на запад, в сторону Сан-Франциско, через перевал Тиога, перед тем как гора Дана вздыбилась еще выше. Он остановился в пыли на обочине дороги и задумался. Продолжая двигаться на юг, он проделал бы почти весь обратный путь в Мохаве. Слишком близко к дому. Слишком близко. Это его не устраивало. Совсем не устраивало. Поэтому он придумал новый ход. Он добирался автостопом на запад, а потом решал.
Ближе к вечеру он вышел из открытого джипа какого-то старого хиппи на южной окраине Сакраменто. Он стоял на обочине дороги, махал рукой и смотрел, как парень уезжает. Затем он огляделся во внезапной тишине и сориентировался. Всю дорогу вверх и вниз по улице он видел лес вывесок, ярких цветов, неона, рекламирующих мотели, кондиционеры, бассейны и кабельное телевидение, заведения с бургерами, закусочные всех видов, супермаркеты, автозапчасти. Выглядело как место, в котором парень может заблудиться без всяких проблем. Большой выбор мотелей, все рядом , все конкурирующие, все предлагают самые низкие цены в городе. Он решил, что отсидится в одном из них и распланирует все заранее. После еды. Он был голоден. Он выбрал сеть бургерных, которой никогда раньше не пользовался, и сел у окна, лениво наблюдая за движением. Подошла официантка, и он заказал чизбургер и две кока-колы. Он был сухим от дорожной пыли.
Шериф Лейни открыл карту. Крепко задумался. Пенни не собирался бы оставаться в Калифорнии. Он бы двинулся дальше. Возможно, в дебри штата Орегон или Вашингтон. Или Айдахо, или Монтана. Но не прямо на север. Пенни был ветераном. Он знал, как действовать ложно. Сначала он направился бы на запад. Он стремился выбраться через Сакраменто. Но Сакраменто был городом с океаном не слишком далеко слева и высокими горами справа. По сути, шесть дорог - вот и все. Итак, хватило бы шести блокпостов, может быть, в радиусе десяти миль, чтобы местные жители не попадались впросак. Шериф кивнул сам себе и поднял трубку.
Пенни шел на север в течение часа. В сумерках начался дождь. Устойчивый, проливной дождь. Северная Калифорния, недалеко от гор, сильно отличается от того, к чему привык Пенни. Он сидел, сгорбившись, в куртке, опустив голову, усталый, деморализованный и одинокий. И мокрый. И бросающийся в глаза. В Калифорнии никто никуда не ходил пешком. Он оглянулся через плечо на поток машин и увидел тускло-оливковый седан Chevrolet, притормаживающий позади него. Он остановился, и длинная рука протянулась через него и открыла пассажирскую дверь. Включился верхний свет и осветил мокрую дорогу.
"Хочешь прокатиться?" позвонил водитель.
Пенни пригнулся и заглянул внутрь. Водителем был очень высокий мужчина, лет тридцати, мускулистый, сложенный как обычный штангист. Короткие светлые волосы, грубое открытое лицо. Одет в униформу. Армейская форма. Пенни прочитал знаки различия и зарегистрировался: капитан военной полиции. Он взглянул на тускло-оливковую краску машины и увидел белый серийный номер, нанесенный по трафарету на боку.
"Я не знаю", - сказал он.
"Прячьтесь от дождя", - сказал водитель. "Такой ветеринар, как вы, знает, что лучше не ходить под дождем".
Пенни скользнула внутрь. Закрыла дверь.
"Откуда ты знаешь, что я ветеринар?" он спросил.
"То, как вы ходите", - сказал водитель. "И ваш возраст, и то, как вы выглядите. Парень твоего возраста, выглядящий так же, как ты, и гуляющий под дождем, не прошел призыв в колледж, это уж точно, черт возьми ".
Пенни кивнул.
"Нет, я этого не делал", - сказал он. "Я совершил экскурсию по джунглям".
"Итак, позвольте мне подвезти вас", - сказал водитель. "Услуга, оказанная одним солдатом другому. Считайте это пособием ветерану".
"Хорошо", - сказал Пенни.
"Куда вы направляетесь?" спросил водитель.
"Я не знаю", - сказал Пенни. "На север, я думаю".
"О'кей, значит, на север", - сказал водитель. "Я Джек Ричер. Рад с вами познакомиться".
Пенни ничего не сказал.
"У тебя есть имя?" - спросил парень по имени Ричер.
Пенни колебался.
"Я не знаю", - сказал он.
Ричер завел машину и оглянулся через плечо. Снова влился в поток машин. Щелкнул выключателем и запер двери.
"Что ты делала?" он спросил.
"Делать?" - повторил Пенни.
"Ты убегаешь", - сказал Ричер. "Направляешься за город, идешь под дождем, с опущенной головой, без сумки, не знаешь, как тебя зовут. Я видел, как много людей убегали, и ты один из них ".
"Ты собираешься меня сдать?"
"Я военный полицейский", - сказал Ричер. "Ты сделал что-нибудь, что навредило армии?"
"Армия?" Сказал Пенни. "Нет, я был хорошим солдатом". "Так с чего бы мне тебя сдавать?" Пенни выглядел озадаченным.
"Что вы сделали с гражданскими?" Спросил Ричер. "Вы собираетесь сдать меня", - беспомощно сказал Пенни. Ричер, сидя за рулем, пожал плечами. "Это зависит. Что ты сделал?"
Пенни ничего не сказал. Ричер повернул голову и посмотрел прямо на него. Мощный, безмолвный взгляд, гипнотическая напряженность в его глазах удерживали на протяжении ста ярдов дороги. Пенни не мог отвести взгляд. Он перевел дыхание.
"Я сжег свой дом", - сказал он. "Недалеко от Мохаве. Я проработал семнадцать лет, вчера меня уволили, и я очень расстроился, потому что они собирались отобрать у меня машину, поэтому я сжег свой дом. Они называют это поджогом ".
"Рядом с Мохаве?" Спросил Ричер. "Они бы так и сделали. Им там не нравятся пожары".
Пенни кивнул. "Я был по-настоящему зол. Семнадцать лет, и вдруг я оказался дерьмом на их ботинке. И все равно мою машину угнали в первую же ночь моего отсутствия".
"Здесь повсюду контрольно-пропускные пункты", - сказал Ричер. "Я проехал через один к югу от города".
"Для меня?" Спросила Пенни.
"Может быть", - сказал Ричер. "Им там не нравятся пожары". "Ты собираешься меня сдать?"
Ричер снова посмотрел на него, жестко и молча. "Это все, что ты сделал?"
Пенни кивнул. "Да, сэр, это все, что я сделал".
На мгновение воцарилась тишина. Слышался только скрип мокрого асфальта под шинами.
"У меня с этим нет проблем", - сказал Ричер. "Парень отправляется в турне по джунглям, работает семнадцать лет и его увольняют, я думаю, он имеет право немного разозлиться".
"Так что же мне делать?"
"Начни сначала, где-нибудь в другом месте".
"Они найдут меня", - сказал Пенни.
"Ты уже подумываешь о смене имени", - сказал Ричер.
Пенни кивнул. "Я выбросил все свои документы. Закопал их в лесу". "Так что купи новую бумагу. Это все, что кого-то волнует. Клочки бумаги".
"Как?"
Ричер помолчал еще немного, напряженно размышляя. "Классический способ - найти какое-нибудь кладбище, найти ребенка, который умер в детстве, получить копию свидетельства о рождении, начать оттуда. Получите номер социального страхования, паспорт, кредитные карты, и вы новый человек ".
Пенни пожал плечами. "Я не могу всего этого сделать. Слишком сложно. И у меня нет времени. По твоим словам, впереди блокпост. Как я собираюсь сделать все это до того, как мы доберемся туда?"
"Есть другие способы", - сказал Ричер.
"Например, что?"
"Найди какого-нибудь парня, который уже создал для себя фальшивое удостоверение личности, и забери его у него".
Пенни покачал головой. "Ты сумасшедший. Как я собираюсь это сделать?"
"Может быть, тебе не нужно этого делать. Может быть, я уже сделал это для тебя".
"У тебя фальшивые документы?"
"Не я", - сказал Ричер. "Парень, которого я искал".
"Какой парень?"
Ричер вел машину одной рукой и вытащил пачку официальных бумаг из внутреннего кармана пиджака.
"Ордер на арест", - сказал он. "Офицер армейской связи на оружейном заводе за пределами Фресно, торгует чертежами. Оказывается, у них есть три отдельных набора удостоверений личности, все идеальные, все полностью подкреплены всем, начиная с начальной школы. Что делает вероятным, что они советские, а значит, их невозможно переплюнуть. Я как раз возвращаюсь после разговора с ним. Он тоже бежал, уже со вторым пакетом документов. Я забрал их. Они чистые. Они в багажнике этой машины, в бумажнике ".
Движение впереди замедлилось. Сквозь струящееся ветровое стекло были видны красные блики. Мигающие синие огни. Желтые лучи фонариков колыхались из стороны в сторону.
"Дорожный блок", - сказал Ричер.
"Так могу я воспользоваться удостоверением личности этого парня?" Настойчиво спросил Пенни.
"Конечно, ты можешь", - сказал Ричер. "Выпрыгивай и возьми это. Возьми бумажник из куртки в багажнике".
Он притормозил и остановился на обочине. Пенни вышел. Нырнул в заднюю часть машины и поднял крышку багажника. Вернулся спустя долгое время, с побелевшим лицом. Поднял бумажник.
"Здесь есть все", - сказал Ричер. "Все, что кому-либо нужно".
Пенни кивнул.
"Так что положи это в карман", - сказал Ричер.
Пенни сунул бумажник во внутренний карман пиджака. Ричер поднял правую руку. В ней был пистолет. А в левой - пара наручников.