От всех своих болезней лечится он только дешевым красным вином и ещё более дешевыми сигаретами "СССР". Сигареты помогают плохо, а на вино всей пенсии не хватает. И приходится страдать: задыхается при ходьбе; поднять тяжелого не может: что-то там в паху; правой рукой топор не удержать.
Младшая все время уговаривает вернуться в город, а несколько раз он даже соглашался и его увозили. Но через три-четыре дня вновь из печной трубы струился едкий дым полусырых дров и часа в три утра уже горел свет - не спалось.
Летом мы частенько перекликаемся через низенький заборчик, но этой зимой насыпало много снегу и к заборчику в привычной обуви не подойти, а переобуваться же ради этого не будешь. Вот и посматриваю то на дым из трубы, то на свет в окне.
Я сентиментальный, жалостливый. Мне жаль и его самого, жаль его вечно голодного кота Борю, жаль брошенного на зиму другим моим соседом беспородного пса, жаль и самого себя.
И я начинаю злиться на всю эту беспросветность. Злюсь до ярости.
И становится чуточку полегче.
Рассудком понимаю, что надо продолжать прошлое увлечение- ехать за водой на ключ - это предусмотрено мною в перечне дел на сегодня, но не еду. Что-то сдерживает меня. Но что? лень? нет крайней необходимости? бессмысленность?
Хочу догадаться, рассуждаю и вспоминаю, что приступы увлечений появляются внезапно и внезапно исчезают. Сожаление остается, но сил на продолжение уже нет. И ни лень, ни отсутствие необходимости, ни бессмысленность, ни что другое не объясняет моё поведение. Это больше похоже на физиологическую объективность, лучше бы сказать, на Божье провидение. Это всегда неожиданно для меня, я удивляюсь внезапной удаче, ярости, с которой проявляется желание. И в то же время нужные, даже необходимые дела делать не хочу, заставляю себя с трудом, долго уговариваю, быстро устаю.
Каждое утро я тщательно осматриваю леску; подтачиваю надфелем пику крючка; поправляю резиночку на поплавке, потому что резинка старая и нет-нет да и рвется; убираю удочку в чехольчик и иду на озеро.
Озеро рядом, всего пару километров от дома, и это не вызывает усталости, к тому же, кроме удочки я ничего с собой не беру. Наживка мне не нужна, сумка для рыбы тоже, мой второй завтрак лишнее: к обеду я обязательно вернусь.
Но иду пораньше, так как берега озера поросли камышом и удобно пристроиться можно только в одном нешироком плесике. Если чуть зазеваешься, то кто-то другой обязательно опередит тебя и тогда неудобством подпортишь удовольствие от рыбалки.
Я чаще всего прихожу первым, удобно располагаюсь на берегу и закидываю удочку.
Через полчаса появляется мой основной конкурент. Человек он не добрый, смотрит на меня с укоризной, что-то всегда бормочет, как мне кажется, злобное и устраивается поблизости.
Мы никогда не общаемся. Да и ни к чему. Я даже не смотрю в его сторону, всё моё внимание на поплавке, хотя за всё лето он ни разу не дрогнул. Я догадываюсь, что причиной тому отсутствие наживки, но как можно ловить одного зверя, предварительно умертвив другого?! Нет, это не в моих правилах.
Сосед часто вскрикивает, вероятно срывается крупная рыба, но я стараюсь не поворачиваться в его сторону.
Иногда он громко кричит:"Идиот!",но, думаю, относится это не ко мне.
Но если и ко мне,то он не прав.
Приезжаю утром. В девять спускаю велосипед с четвертого этажа и неспеша кручу педали. Дорога неплохая, но движение интенсивное и много тех, кто не любит велосипедистов. Поэтому иногда я забираюсь в сугроб, иногда с головы до пят облеплен жидкой кашей из снега с грязью. Но это не останавливает меня, мне же нужно!.
Через час я на месте и, едва открыв дверь, вижу кота. Он не ждет меня, но, заслышав знакомые шаги, пробуждается. Ему хочется жрать, хотя его чашка полна любимой рыбы. Даю сосиску. Сначала играет с ней как с мышью, подбрасывая и хватая на лету. Затем съедает, запивает свежей водичкой и устраивается на диване.
- Иди погуляй! - укоряю я его и, не встречая понимания, беру под брюхо и выкидываю в открытую дверь. Тут же освобождаю лаз в окне для возвращения. Через пару минут он опять на диване.
Сосисок больше нет, рыбу он не жрет, а мне надо отлучиться на пару дней, пока нет сильных морозов и можно кота оставить в теплой комнате. Конечно, за двое суток температура упадет до нуля, но другие коты вообще не устроены никак и тем не менее живы и здоровы.
Я нервничаю, я упрекаю кота, перебираю варианты и наконец говорю себе:" Хуже,чем тем, бездомным, ему не будет!" И этим успокаиваюсь. В конце-концов он сам ко мне приклеился и я сделал всё, чем мог угодить ему. Но есть пределы!
Протапливаю как следует печь, открываю все кошачьи лазы, кроме лаза во двор и закрываю дверь на ключ.
Ну, что делать?!
Мне грустно. Я потерял дорогого мне человека. Слезы заволакивают мои глаза и, тонкой струйкой стекая по щекам, капают на только что купленные две белых лилии.
Грустно мне ещё и от того, что как-то внезапно я ощутил и потерю светлых воспоминаний, теперь они покрылись патиной печали.
И что же остается?
Она сама заговорила со мной. Конечно, мог и я найти повод, это не трудно, но не было никакой необходимости.
Накануне при нулевой погоде выпал обильный снег. Снег напитался влагой, а сегодня подморозило и я решил взять уже изрядно потрепаные старые лыжи, чтобы продавливать снежную корку. То проваливаясь в глубокий снег, то скользя там, где мощные ели своими широкими лапами прикрыли просеку, я в конце-концов добрался до речки, развернулся и поехал обратно. Иногда я проезжал и болото, но на этот раз не решился, боясь провалиться в лужи, прикрытые предательским снежком.
На лыжне хорошо думается. Ничто не отвлекает. И руки и ноги привыкли к своим обязанностям и делают их без участия головы, оставляя ей возможность думать.
Поэтому,когда впереди появилась фигура, всё, что я должен был сделать, это сойти с лыжни и пропустить женщину. Я так и сделал.
- Вы, наверно, первый проехали? - не столько спросила она, сколько поздоровалась таким образом.
Я кивнул утвердительно. И улыбнулся.
И больше ничего. Но остаток пути я рисовал в своем воображении нашу встречу у мольберта, чай с вареньем и её глаза, блестящие от смущения.
- Ничего не следует делать ради будущего.
- Молодой нуждается в любви другого, старый - в любви к другому.
- Лучшие стихи написаны на ресторанной салфетке.
- Новое человек признает толькео сопротивляясь ему.
- Удачный рисунок раздражает воображение.
- Всякое искусство есть средство указать на человеческой ничтожество.
- Печалит не потеря, печалит сознание потери.
- Наши рассуждения полезны лишь тем, что слышащий получает возможность опровергать их. И тем порадовать себя.
- Можно не верить в добропорядочность своих товарищей, но надо ли отвергать товарищество?
- Удача не в том, что художник талантлив, а в том, что он успевает схватить удачу за хвост.
- Есть такая грань в искусстве, не дойдя до которой будешь не понят, а перейдя, бесталанен.
- Свобода легко достигается усмирением своих амбиций.
- На хорошей выставке не знакомые посетители ходят кучками.
- Подчиняю только то, что мне необходимо, остальному подчиняюсь сам.
- Удачная акварель удачна и "вверх ногами".
- Успех в рисунке это уменье выбрать из хаоса линий нужную.
- Зло менее докучливо, ибо не предполагает обязательств.
- Моя музыка отдаляет меня от моего окружения.
- Счастливый всегда счастлив.
- Я ничего не делаю, чтобы разрушить дружбу, но когда она рушится, я мало печалюсь.
- Дурная прихожая может стать радостью, если за ней комната счастья.
Как всегда появляется тихо, крадучись из-за угла дома. Не потому, что хочет внезапности, просто такая манера все делать спокойно, размеренно, не спешно. Без слов приветствия берет из поленицы чурку посуше, подкладывает под зад и садится.
Я жду.
Достает сигарету прямо из кармана, наощупь из пачки. Закуривает. Дым жесткий, неприятный.
- Рассказывай, - говорю.
- Чего?
- Не знаю, - говорю, - чай новость принес.
- Какую, нахрен, новость, - машет выразительно рукой в подтверждение того, что новостей у него нет. Но вдруг встает, выпрямляясь.
- Ещё мост рухнул.
- Где?
- В Каегоще.
Мы смеемся. Нам смешно не потому,что рушатся мосты, а потому что не умеем ничего делать толком.
Разговоры у нас всегда пустые: ни о чем. Но на этом и дружба. Потому что когда по существу, то уже через минуту не беседа, а спор, через две - полемика, а потом может быть только ругань. Этого допускать нельзя, мы тут в лесу одни зимуем, мало ли что.
Выкурив подряд штуки три, так же внезапно, как и появился, уходит.
- Печка горит, - объясняет.
Вместе с ним отправляется приблудный рыжий кот, вечно голодный, но преданный хозяину. У меня он иногда разживается остатками рыбной диеты.На этот раз ему ничего не перепало и потому на морде лица его недовольство.
- Да и мне топить пора, - говорю вместо прощания.
Расходимся.
Я поджигаю заранее приготовленный заклад. Огонь быстро разгорается и тепло приятно раплывается по комнате. Бросаю натрудившиеся за день кости на диван, включаю лампочку над головой и пробую читать что-нибудь простенькое,так, Ради успокоения. Мне надоели эти разные, пустые проблемы. Так мирно делается на душе и грустно.
За стеной теплой избушки ждут меня зимние звезды. Я к ним пойду как только чуть стемнеет. Буду мучительно определять какая это планета в западной части неба упорно продвигается вверх, в сторону Возничего. Прошла уже Овена, пересекла Плеяды.
Слепой длинноногий паук своей щупалкой шарит по моему колену, добираясь до раскрытой книжки.
Приемник, приглушенный до предела, чуть слышно бормочет: выборы...выборы...
Они хорошие люди.
Он давно на пенсии, но продолжает работать: чего-то там конструирует. Она тоже на пенсии, но ничего не конструирует, а каждым утром приходит сюда, переодевается, берет двуручную пилу, самодельные салазки и идет за полкилометра пилить валежник на дрова: у них в доме три курицы и, наверно, картошка в подполье - надо протапливать.
Они добрые люди.
Тут недавно "заполцены" продали мне десяток настоящих свежих яиц от этих самых кур и я эти яички впервые за двадцать лет сварил всмятку: наслаждение! Подкармливают бездомную кошку Мусю, никого не трогают и не напрягают своими проблемами.
Хорошие люди, добрые люди....
Но с ними я бы умер со скуки.
На рынок я езжу не за продуктами, на рынок я езжу порисовать, поделать наброски с живых людей в их привычном облике. Я прячусь куда-нибудь в уголок, раскрываю маленький этюдничек и рисую.
Раньше я ездил на стареньком велосипеде и, поставленный к заборчику, он никого не напрягал. А неделю назад купил нового заграничного коня, обвешанного со всех сторон прибамбасами и наворотами.
Мужики. Торгуют барахлом не ради дохода, а как мне кажется, только чтобы потусоваться. Их свалочное барахло никому не нужно, я ни разу не видел, чтобы кто-то что-то у них купил. Мужики эти не стоят за прилавком, а ходят-бродят по рынку, громко перекликаются, острят, ёрничают. Я для них предмет внимания и, тем более, мой новый велосипед.
- Сколько такой? - спрашивает цыган, более всех шустрый.
Я называю цену и пытаюсь оправдать её совершенством изделия. Их это раздражает. Подходят другие такие же, обсуждают, ехидничают.
Рисовать уже не получится и я пытаюсь уйти. Беру велосипед, выхожу за ворота и,подогреваемый вниманием, делаю попытку красиво заскочить ногой через седло. Но переднее колесо на что-то натыкается и велосипед теряет равновесие, я чуть не падаю. Суетливо делаю вторую попытку: получилось!
В спину мне летит злорадный свист.
Кот постоянно хочет есть и не хочет гулять, пес рвется на улицу и не заставить съесть даже печенку. Кот тощий как "шкелет", пес жирный как боров.
Я не хочу ни гулять, ни есть. Пил бы только крепкий чай с хорошими конфетами и читал бы книжки под тихую музыку.
Но нужда заставляет двигаться: сходил за водой к колодцу, выплеснул ведро с помоями, принес дров. Да мало ли ещё... Вчера выпал снежок и надо прочистить пятьсот метров тропы, чтобы на велосипеде выехать к дороге. Чищу.
Вообще говоря, если здоровье позволяет, то пенсионное время наилучший период: ты - свободен! У тебя никаких забот, никаких обязанностей, никаких страхов и минимум желаний.
Кот доел своё печенье, выпросил у меня кусок соленого огурца. И тоже съел. Рыба и сметана ему сегодня не по нутру.
Мне хотелось нравиться ей.
Я начистил новые,но давно не ношеные ботинки, ночь полежал на брюках, постригся и даже повертелся у большого зеркала в прихожей.
А днем мы бродили по городскому парку, ели мороженое в кафе, я острил, умничал и даже прочитал одно своё стихотворение, от авторства которого поначалу отпирался, но вскоре без особого напора с её стороны признался в этом авторстве.
Договорились встретиться ещё раз. По моему звонку. Потому что она сказалась очень занятой и не смогла определиться по времени.
Уже дома, вечером приподнятое настроение не покидало меня, я даже строил какие-то планы на это следующее свидание.
Уснул сразу, но часа в четыре проснулся и уже не смог уснуть: какая-то белиберда ворошила мои мозги и они, путаясь, выдавали то восторг, то уныние. А когда эта белиберда устоялась, успокоилась я ощутил настроение тоски и, может быть, равнодушия.
Звонить не стал.
Солнце не скоро добирается до моих окон. Сначала ему нужно,как это и полагается, обогреть моих соседей,затем поиграть в макушках сосен,обнадеживая меня длинными тенями, и только потом мягко расположиться на крыше моего дома. Я в нетерпенье, мне надо снимать укрытие теплолюбивых томатов и,наконец-то, приступить к намеченным с вечера делам. И каждая минута задержки мне кажется вечностью.
Но понемножку всё образуется: солнце с легкой ехидцей вползает под пленку,ощутив,вероятно, благодарственную симпатию молоденьких растений, и блаженно располагается на прошлогодней листве, укрывшей почву. Теперь всё в порядке,всё по плану. Беру легкий топорик и отправляюсь за болото: мне нужны жерди.
Но солнце и там опережает меня. Сразу за болотом на южной стороне небольшая поляна, где солнце появляется раньше всего. Она уже прогрета и не задержаться на теплой травке мне не по силам. Травка,правда, прошлогодняя,но густая и мягкая. В лесу ещё минус,холодно и я с наслаждением подставляю солнышку свою спину. Жерди позабыты,да и зачем они мне? так, с вечера придумал какую-то ерунду и теперь подстегиваю себя идеей как плеткой рысачка.
На равнине холодный ветерок, а здесь в закустаренном болоте тишь и благодать; была бы земля потеплее наверняка улегся бы и поблаженствовал полчасика.
Но идея перебарывает.Выдергиваю топорик из пня,обушком ударяю пару раз,чтобы железо осело на рассохшееся за зиму топорище и углубляюсь в царство теней.
Он опередил меня минут на пятнадцать, не меньше, потому что, когда я подъехал к биваку, снег со всех столов, скамеек и с самой площадки был чисто сметен, а кострище загружено дровами.
- Сейчас погреемся! - обнажил он зубы в улыбке.
Но я не стал ждать пока костер разгорится, да и не очень надеялся, что могу согреться у огня, больше доверяя метаболизму, как сейчас говорят. И потому, развернувшись и что-то сказав в свое оправдание, двинулся дальше завершать дистанцию.
Сейчас я пробую найти слова, чтобы передать чувства, раздирающие моё сердце при виде деяний моего товарища и его друзей, но мне это не удается, я только помню, что было состояние человека ощутившего смысл жизни.
Не дело пишущего воспроизводить картину увиденного, пусть каждый сам вообразит это так, как сможет его фантазия, но только скажу, что в лесу, на берегу озера, вдали от поселений, в месте, доступном любому прохожему, создан "уют туриста". И создан он на пределе доброты, благородства и щедрости. Его охрана состоит только в том, что вероятные поломки должны немедленно восстанавливаться.
Я вернулся минут через двадцать. Сухие дрова феерически выбрасывали оранжевые полотнища пламени, а перед огнем мой товарищ снимал с себя всю одежду, которая была совершенно мокрой, чтобы, переодевшись во все сухое и теплое, дожидаться своих друзей и так в компании за стаканом горячего чая поговорить " за жизнь".
Пригласил и меня. Но при морозе под двадцать я не мог даже у огня просидеть и пяти минут.
Мы распрощались.
Не знаю как её зовут, но мы приветствуем друг друга при случайных встречах.
Она то бодро кроссирует, то обувается в лыжи и, удерживая равновесие одной левой...
Правой руки у неё нет.
С недавнего времени.
Она пыталась рассказать мне свою историю, но я отказался её слушать, сославшись на уже испытанную мной трагедию сильной травмы. При воспоминании об этом меня поташнивает.
Может быть, не стоило бередить память, мало ли чего случается, но пару дней назад я сильно повредил ногу, упав на обледенелой колее, и теперь страдаю невозможностью не только кроссировать, но и даже передвигаться в пределах квартиры.