Мокрые кусты боярышника свесили огромные сучья над тротуаром, мешая прохожим.
Таинственного вида молодой человек в рыжей бородке, черном нейлоновом плаще с натянутым на голову капюшоном, неспеша заполняет тележку продуктами; смотрит на меня недобрым взглядом, словно бы я знаю его тайну.
Обратно иду под дождем, боязливо придерживая тяжелую, непрочную сумку. Глупая девица с детской коляской вылезла на дорогу перед самым носом машины, бравируя законностью; ошеломила водителя, тот сердится и кричит ей за стеклом, но слов не слышно.
Вчера захотелось грибов и поехали за Волок, но Алексею позвонила жена, пришлось вернуться. Молодой велосипедист попытался обогнать нас; и насмешил.
Вечером сел за книжку, задремал. Встал, подошел к окну и был сбит в упор пронзающим взглядом старух, сидевших на лавочке напротив.
Смешной цыган, весь заросший прошлогодней щетиной и пьяный, лезет целоваться.
Пытаюсь увернуться, смеясь и отмахиваясь левой рукой, правой прижимаю велосипед к перилам узкого моста: не разойтись никак.
- Ну хватит, - смеется его собутыльник, дай пройти человеку.
Расходимся. Цыган чего-то бормочет.
Юный, прилично одетый, вприпрыжку.
Замирает возле урны у торговли, высматривает. Брезгливо извлекает двумя пальцами и вприпрыжку следует прочь. Через три-четыре прыжка извлеченное не оглядываясь швыряет на газон.
Ещё через десяток таких же прыжков-скачков уже возле другой урны всё повторяется.
Развлечение.
Ничего о нем не знаю.
Точнее сказать, не пытаюсь знать ничего лишнего, чтобы не потерять имеющееся. А имеется то, что мы часто встречаемся и в меру терпимы друг к другу.
Да, достаточно узнать это лишнее и терпимость улетучится, расплывется как расплываются случайные облака в ясный летний день.
И потому ничего не спрашиваю, не задаю никаких вопросов, не пытаюсь советовать даже тогда, когда он об этом просит.
И тем не менее наши многочасовые прогулки наполнены словами. Возможно пустыми, возможно безответными, возможно неправдивыми. Зато безошибочными.
И мы вновь и вновь договариваемся о встрече, потому что быть вдвоем нам интересно в равной степени.
Вначале было СЛОВО - это так у меня, а в Книге Нового Завета от Иоанна "В начАле было Слово..." Я-то почему извратил Евангелие? для меня СЛОВО это первые несколько букв, удачное сложение которых в слово неизбежно влечет за собой Слова Продолжения и таким образом возникает мысль. БИБЛИЯ же - это совсем о другом и я ей не противник.
Cтройный юноша сорока пяти лет...может быть, чуть меньше, а может быть, и сорока пяти. Он шел, держа в руках большое голубое ведро без крышки, потому что крышка вчера куда-то подевалась.
Крышка должна была быть голубого цвета, тогда бы он быстро её нашел, но она почему-то была зеленой, хотя зеленого ведра в доме не было, и, наверно, потому он не нашел её.
Но зеленое ведро, он точно помнил, было у соседки Сонечки Притворной. Но у её ведра - это даже смешно - была голубая крышка и Сонечка не могла никому из тех, кого это интересовало, объяснить почему у её зеленого ведра голубая крышка. Она вообще ничего не могла объяснить, ибо говорила только на английском, которого никто в окрУге не понимал, тем более, её английский был больше похож на французкий, которым раньше владели англосаксы, но она этого не знала и порой не понимала сама что говорит.
Вообще-то англичане народ германской языковой группы, составляющей основное население Англии /см. словарь Ожегова/ и вправе не знать ни английского, ни, тем более, французского языков. Но ученые говорят, что в своё время англичане говорили на французском за исключением простых обывателей, язык которых настоящими англичанами презирался. Это примерно то же, как было в России в девятнадцатом веке, когда русский язык был языком простого народа, а баре между собой пардонили по французски.
Вообще, в истории трудно разобраться. Вот я, например, почему-то считал, что этот мужик, который приказал распять Христа, был еврей, а на поверку оказался римским прокуратором Иудеи и народ, который кричал "распни, распни", был римлЯне и рИмляни-солдаты вели Христа на Голгофу /см.Б.Бродский "Жизнь в веках"/. Ничего не понимаю! Голгофа же в Палестине. Нет, по истории мои знания на "двойку".
Короче говоря, надо не мотаться с Алексеем по району, а читать хорошие книги. Вот читал всю прошлую неделю Добычина. Не отрывался от страниц, пока не закрыл последнюю, а что узнал? ничего /см. Л.Добычин "Город Эн"/. Но, в принципе, "...и кто умножает познания, умножает скорбь."/см. кн.Екклесиаста/.
Ей кажется, что все хотят её обидеть и потому ждет от каждого встеченного какой-нибудь пакости. Вот вчера, например, вылезла ко мне с претензией: "Почему это вы..?" и так далее. А я ни в чем не виноват! Просто так получилось, что... ну, впрочем, это не интересно. Я, конечно, в споры не ввязываюсь, тем более, с бабами и стараюсь как-то поскорее ретироваться за ближайший угол. Тогда она к соседу - тот тоже в чем-то провинился. Но в отличии от меня он не сдерживает эмоций: "Что ты ко мне прие..!/ дальше нехорошо/...делать тебе не хе...!"/ опять нехорошо, хотя это слово частенько фигурирует у А.П. Чехова и в письмах и в "Сахалин"е /см. А.Чехов "Остров Сахалин"/ У нас ведь как: кто-то один раз брякнет с нажимом и пойдет добротное слово в непотребность. Например, вот слово "блин": уже матерное, а как же "масленица"?
Вообще-то, этот сосед и её и мой, мужик не плохой, мы с ним довольно долго общались и по делу и без дела, но в последние год-два только здороваемся на встречной тропе, а так перестали общаться, у него обнаружились нервы и он их почти не сдерживает. А кому это может нравиться? Я, например, всегда стараюсь в ответ на всякие такие провокации /на английском - provocation. Иногда я люблю поупражняться в английском, хотя он мне совсем не нужен: где тут в нашей "деревне" англичане? Хотя был один такой случай/смешно!/: на первых порах перестройки повадились к нам разные иностранцы - поиздеваться что-ли? Затащили и на мой огород какую-то группу старушек. "Ля-ля-ля, ля-ля-ля..." - интересуются. А я "ни в зуб ногой". Так и ушли ни с чем. А знал бы столько как сейчас мог бы и сказать: "I don`t you get", надо только кончик языка прижимать к нёбу, а то могут и не понять: были-то американцы//.
Ну, ладно. Забыл уже о чем и говорил.
Закатное солнце портит мне интерьер кабинета: так бы я видел на стенке свои художественные произведения, а пришлось снять, так как...
Через неделю вывешу: солнцу уже будет не добраться до стенки и попортить акварели.
Почему все против меня? Собрался распилить бревна - пошел дождь; стал копать картошку, а её всю поели мыши; достал из-под дивана гламурные журналы - глаза режет; пошел в ванную помыться - воды горячей нет; и вот теперь солнце на стене... Как жить?!
Заварки нужно положить в чашку столько, чтобы разопревший чай был горьким. Перед тем как пить нужно взять другую чашку примерно равную по объему первой и несколько раз перелить из одной чашки в другую. С каждым таким переливом чай становится всё сочнее и сочнее. Неплохо бы опустить в чашку одновременно с заваркой и пару листиков культурной мяты, тогда чай станет ещё и ароматнее. А затем положить в чашку столько сахарного песку, чтобы сладкость перебивала горечь, но вместе с тем горечь обжигала губы.
И тогда получится великолепный чайный напиток, который можно пить и без закуски. И без варенья.
Или поставить на дисковод J.S.Bach и забыться в экстазе.
И таким образом ответить самому себе на вопрос "Как жить".
Не могу вовремя уснуть: всё эта блажь из головы не выходит. Саша говорит: - Сколько вам лет?" Он собирается открывать багетную мастерскую и мне бы хотелось с ним дружить.
- В Питере на каждой улице эти лыжники на роликах, - говорит Таня. Она снисходительна к моей глупости.
Алексей сомневается. - Потерпите, - говорит, - я всегда так делаю.
Терпеть невыносимо. Кликаю по ссылкам. Даже совет Тани, сокративший мои возможные расходы на поездку втрое, не избавляет меня от возбуждения, хотя должен бы это сделать, ибо реальность задачи всегда приводит страсть в уныние.
Но ничего так не окрыляет, как случайно найденная в кармане десятка.
Непрестанно вру: вру на рисунке, вру на бумаге, вру в диалоге с товарищем. Зачем?
Смотрю в окно. От стола мне видно только небо. С утра шел дождь и можно бы не выходить из дому. Но опять вру: - дождь кончится. Быстро одеваюсь, беру зонт и выхожу.
Утром ещё холодно и, несмотря на безделье, боюсь выходить из теплого дома. В то же время знаю, что в сентябре солнце, если ему удастся раздвинуть тучи, греет вполне прилично и, одевшись на холод, днем запотеешь.
Впрочем, идти-то и некуда.
Нет, можно, конечно, через пару километров занести интегральным сетям плату за интернет, но вчера решил, что следует воздержаться от неумеренного и бесполезного по сути the drive по страницам глобальной сети, дать и мозгам и глазам отдохнуть от вредного действия монитора. К тому же частое угождение любопытству, а по сути честолюбию, не сулит ничего хорошего.
Внезапно просыпаюсь, пробую резко повернуть голову. Кружится. Тогда медленно, осторожно приподнимаюсь, некоторое время сижу, справляясь с головокружением. Приподнимаюсь и, не включая свет, иду на кухню. Там электронные часы с подсветкой: три часа. Угождаю необходимости и вновь возвращаюсь на кухню, к окну, выходящему на площадь. Тишина гробовая, правильнее бы сказать - кладбищенская, ибо из гробов никто не возвращался, чтобы передать чувство тишины. Фонари погашены, но можно разглядеть блеск мокрого асфальта - дождь.
Под окном весь день тусуются таксисты, но в три ночи прибывает московский поезд и для таксистов это основной хлеб, они все там.
Холод разогнал и крикливых гуляк, облюбовавших автобусный павильончик. Но почему не горит уличный фонарь?
Возвращаться в постель не хочется, но у окна с выставленной зимней рамой прохладно раздетому телу.
В окне напротив мигает экран телевизора. Что он там смотрит?
Каждую ночь слышен одинокий плачь безприютной кошки, словно кто привязал её к дереву. На меня это давит, я не люблю плача живых существ, тем более по холодным ночам.
Но почему мне не хочется возвращаться в теплую постель? Страшно! Всякая новая болячка оборачивается привидением.
Шарю в поисковике "головокружение", беспокойно прочитываю: ничего хорошего, но не то, чего боюсь. Возвращаюсь в спальню и сразу же забываюсь во сне.
Дружба прервалась так же внезапно как и началась: мы исчерпали взаимное любопытство, не нашли ничего интересного в завышенной активности общении и тихо, спокойно разбрелись по своим "углам". Это было неизбежно, это предвиделось с первых минут, хотя общение было достаточно интересным, чтобы не прекращать его целый месяц.
Как во всех таких отношениях есть негласные условности, нарушать которые не следует. Попросту говоря, это общая культура. Когда принципы культуры не совпадают вынести это не каждому удается. Нам не удалось.
Я сразу предвосхитил его попытки соревноваться в физических возможностях, признав его превосходство. Но признание оказалось недостаточным: он попрежнему старался возбудить мои сопернические инстинкты, усиливаясь на подъемах.
Но и это не было причиной распада отношений: как всякий неуравновешенный в своих эмоциях человек я не выносил чьих-либо советов, считая себя достаточно определившимся, чтобы ничего не менять в своих привычках. Но ему так не казалось: он частенько злоупотреблял моим терпением. И дело даже не в том, что советы были неприемлимыми, советы я легко принимаю, но только для того, чтобы их тут же опровергнуть, теша своё самолюбие. Но в наших отношениях я не мог допустить никаких проявлений своего превосходства в чем-либо: это мешало бы мне приводить примеры успешных разрешений проблем, ибо всякая беседа нуждается в подтверждении примерами изрекаемых истин.
И появилась усталость: мы надоели друг другу. Я не давал ему быть тем, кем он хотел казаться, он не упускал возможности и мне мстить тем же приемом.
Иногда мы видимся. Но уже не по заказу.
Почти специально одеваюсь попрще: старая-престарая куртка, внимательный взгляд на которую может легко заметить её засаленность временем; уже заметно порванные кроссовки /но очень удобные/; кепка, не сменяемая лет двадцать, выгоревшая пятнами и засаленная не меньше куртки, ибо они ровесники. И борода "до пояса". Не скажу, что я подбираю такую форму, нет, я просто привык к ней, к её удобству, к тому же, на моем маршруте нет встреч, которые я хотел бы повторить. С теми, кто отвечает на мои приветствия, я столь же приветлив, но моей улыбки им достаточно, на внезапные вопросы отвечаю, не останавливая колес велосипеда. Время от времени меняю маршрут, избегая участившихся, хотя и случайных встреч.
Но всё это её не остановило.
- Откуда у нас такие мужчины? - сказала она, когда я, остановив свой велосипед, пропустил её первой перед выходом на узкий подвесной мост.
Я и раньше видел её, но любуясь молодостью, ловкостью и красотой никак не предполагал её интереса ко мне.
За мостом мы пошли рядом, перебрасываясь репликами, при этом я уничижал свои достоинства, стараясь демонстрировать
остроумие и непритязательность.
Потом мне вспоминалась эта история, тем более, что мы иногда встречались на маршруте и приветствовали друг друга не смущаяясь разницей в возрасте. Меня удивляло это её внимание к особе мало достойной этого. В конце-концов рефлексии по этому поводу привели меня к мысли, что женщина очень чувствительна к каким-то проявлениям мужской непосредственности, которую сам мужчина может не знать в себе. Но имея эту самую непосредственность он как-то выделяется среди равных. Я обозначил эти проявления как следствие, как производную самодостаточности, самоудовлетворенности своим психическим состоянием и даже некоторой ироничности к окружающим, что вызывается сознанием некоторого превосходства. У меня был повод овладеть этим чувством ироничности.
Иногда в подобных обстоятельствах я искал причину прилипчивости в каких-то меркантильных интересах претендента и старался избегать его, но у этой прекрасной незнакомки не могло быть никаких претензий к неизвестному старику, её, вероятнее всего, притягивало то неизвестное мне чувство прилипчивости к чему-то устойчивому, негнущемуся от внешних воздействий, то есть, иметь то, чего она всегда хотела, но чего так и не смогла получить. Я показался ей такой опорой. Конечно, повторяюсь, у неё не могло быть никаких претензий на меня, на мою свободу, но прикосновение, думала она,способно передать ей частицу этой моей уверенности, этого моего самоосознания.
..... всего лишь очередной повод признать непознаваемость Мира, неизведанность сущности. И удивиться.
Они замечают меня едва я выхожу из-за угла столовой и, поднимая в приветствии руки, почти хором кричат:
- Привет Борода! Здорово!
Я отвечаю таким же приветствием.
Кого-то из них я могу знать и потому не очень удивляюсь, но подойдя ближе, не обнаруживаю ни одного знакомого лица.
Они движутся всей толпой, приближаясь к тропинке моего пути и останавливаются только выйдя на саму тропинку. Не разойтись. Да и не стараюсь этого делать, так как не замечаю в их лицах никакой агрессивности.
Это детдомовцы, молодые, вполне симпатичные ребята разного веса и возраста. Старший протягивает руку. Я пожимаю эту руку.
Мирное сосуществование. Надолго ли?
Страсть моя так велика, что я уже не справляюсь с ней, уже не поддаюсь убедительным советам Алексея, уже готов ехать на такси за двести пятьдесят километров, чтобы купить эти злосчастные лыжероллеры с очень сомнительной реальностью когда-нибудь воспользоваться ими.
Но хочется.
И я становлюсь рабом своей страсти.
Да, если бы они, роллеры, лежали неликвидом в пределах пешеходной доступности, то даже не интересуясь ценой, я схватил бы их и бегом помчался в укромное местечко, чтобы рассмотреть и примерить.
Но они далеки от меня и моих возможностей и мне остается только верить в истинность Алексеева назидания и терпеливо ждать разочарования, нагнетая трудности приобретения.
Зачем мне лыжероллеры? Есть прекрасный велосипед всепогодный, есть три пары самых приличных лыж, есть даже боты для пешего хождения в непогоду: легкие, прочные, теплые.
Но я хочу лыжероллеры!
Мне кажется, что овладев техникой скольжения на лыжах, которая гарантирует быстрое катание именно на роллерах, я и получу максимум удовольствия и минимум путевых трудностей, связанных с велосипедом. Это мне так кажется. Нет, я уверен в этом! И тайное чувство... "Это тщеславие," - говорит Алексей. Я соглашаюсь, потому что тщеславие есть порок, а я страстно освобождаюсь от всех библейских пороков. Но, ведь, хочется.
Сначала такси до вокзала - это сорок километров и сто тридцать рублей; затем поезд с сомнительной возможностью; покупка, которой вдруг может не оказаться на прилавке или она предстанет не такой, как преподносит реклама; обратный путь - восемьсот рублей и пять часов пути. И цена страсти - пятнадцать тысяч!
Но так хочется!
Цифра "сто восемьдесят" сразу не понравилась. Охнул и отложил счет влево, на полку, где такие документы.
Наверно, обиделся. Я всегда обижаюсь, когда меня принимают за идиота.
"Платить не буду".
Зеленькие листики лука появились на седьмой день. Надо было воткнуть поглубже: кончик луковицы подсох и листикам долго не удавалось пробиться.
Люблю, когда что-нибудь растет и можно по нескольку раз в день подходить с баночкой теплой воды и поливать.
Вздрогнул от сильного выстрела.
" фу, ты! как надоели эти хлопушки!"
Старухи толпились возле входа: они пораньше пришли платить за свет, возмущались.
Немного подождав ухожу отнести заявление прямо в контору, а потом вернуться и получить посылку: очень хочется посмотреть на покупку.
Вообще, больше не буду пить чай с вареньем: сахару в нем с лишком. Можно просто перед обедом ложечку подцепить и запить холодной водой.
Снег идет всю неделю и по лесу не проехать, палки до середины проваливаются.
" Заметил клопа на куртке и больше уж не хотелось дружить с товарищем", - это из Добычина.
Ждут "двадцать первое", готовятся к встрече конца Света. Майя, майя... Ерунда какая-то... надо просто не платить: договора нет, счет не честный...
Вообще-то, по такому снегу можно бы развернуться пораньше, где-нибудь на Бугре, но моих семечек ждут синицы и я тащусь по колено в снегу.
Алексей не пишет, занят, наверно, своими школьниками. Может, и пишет, да я сам давно не заходил на E.mail.
Все-таки, заплатил. Частично. Видать, струсил.
С утра отключили отопление и, вернувшись с лыжной прогулки, долго не мог согреться. К тому же, дворовые голуби ни с того, ни с сего напали на семечки, насыпанные на балконе синицам, и надо было их отгонять. Не получалось, эти твари ничуть не боялись стука по стеклу. Пришлось вооружиться веником и открыть окно. Простудился.
Тепло вернули только вечером и комната никак не могла прогреться.Заполнил пластиковый баллон горячей водой и поместил в ногах.
Не помогло и это, долго не мог заснуть. Включил музыку, чтобы заглушить дрянные мысли, мешающие сну. Но то ли музыка не подошла, то ли слишком уж продрог, снились кошмары.То и дело просыпался, отталкивал пяткой остывший баллон, и ворочался с боку на бок, пытаясь устроиться поудобнее.
Завтра оденусь потеплее.
Вечер долог как дорога на кладбище. И ничего не придумать, чтобы скоротать его.
Но вот, случайно взгляд упирается в ведро с водой, приготовленное к уборке полов.
Я иногда так делаю: делю нелюбимую работу на части, заставляю себя натыкаться на препятствия.
Отрываюсь от скучной книги, читаю которую с явным усилием, засыпая на каждой странице, вылезаю из мягкого кресла и делаю движение по направлению к ведру с водой.
Не могу найти тапки, ищу под столом в темноте тени, натыкаюсь на магнитолу, мысль переключается. Сую вилку шнура в розетку, магнитола извлекает звук. Присаживаюсь рядом и забываю дело. Или прикидываюсь.
Набросок - моя страсть.
Разнообразие акварелей ограничено, повторы не только скучны, они опасны имиджу. Наброски всегда новы, ибо манера не любит разнообразия, зато возможности конструирования композиции безграничны. Но и от набросков устаю, приходится делать паузы, такие же долгие, как паузы в перегруженном спортом теле или паузы между раздражающими нелепостями существования.
На полу валяются листы ватмана, ждут моего внимания. Но сил хватает только на то, чтобы в конце-концов, собрать листы, освобождая место для раскладушки.
Увы мне!
С удлиннением дня солнце пробирается на крышу соседнего дома и сверху своими лучами как ладонями гладит мои акварели. Забавляется.
Но это опасная забава. Снимаю рамы со стены и ставлю стопкой в тень.
Но без акварелей глаза по привычке шарят по противному рисунку обоев. Неуютно. Возвращаю акварели на место и прикрываю газетой. Вдобавок задвигаю штору на половину окна. Теперь не хватает солнца самому. Что за чертовщина! никак не приспособиться.
Можно сделать копии на цветном принтере, но это консешн, да и вряд ли адекватна тому, что есть. Решения не нахожу, точнее, оставляю акварели на стене и не снимаю газет. Доверяюсь воображению.
![Рисунок, графит [евгений рындин акварель]](/img/r/ryndin_akwareli/0002/erf22.jpg)
Мокрые кусты боярышника свесили огромные сучья над тротуаром, мешая прохожим.